МИНУВШИХ ЛЕТ НАСЛЕДСТВО
Эта антология, составленная старейшим деятелем культуры Юрием Ключниковым, включает более 200 стихотворений 126 поэтов разных национальностей – верующих разных христианских конфессий и сугубо светских стихотворцев. Все стихи переведены одним человеком, о каждом вступительная статья
написана им и его сыном Сергеем Юрьевичем.
Юрий Ключников – глубоко верующий православный. Много часов каждого дня он уделяет Иисусовой молитве и чтению псалмов, канонов, акафистов. Скажут: зачем же еще поэзия, не только духовная, но и светская?
Такая начитанность, эрудиция, «всеядность»?
Но разве не ощущаем мы чувство стыда, как от греховного поступка, от того, что книга, стоящая у нас на полке много лет, так и не была прочитана? Разве не просим мы в вечерней молитве о ниспослании избавления от неведения и забвения? И разве не сказал Господь, что оскверняет человека то, что из него выходит, а не входящее в него, и едва ли это относится только к питию и пище?
Юрий Михайлович Ключников вырос в обычной русской, советской семье, с тринадцати лет в дни войны работал токарем. Учился на филфаке Томского университета, потом закончил Высшую партийную школу.
Еще до прихода к православной Вере Юрий Ключников почувствовал в себе дар стихотворца и желание посвятить себя художественному переводу.
В этой книге представлена лишь часть творческой и исследовательской работы Юрия Ключникова. Он много переводил и поэзию Востока. Известны рубайи Омара Хайяма в его переложении.
И когда в издательстве «Наука» Юрию Михайловичу предложено было отредактировать двухтомник выдающегося русского и советского востоковеда Гомбожапа Цыбикова и самому заняться изучением буддизма, он с радостью принимается за эту работу. В книге «Предчувствие весны» он пишет о том, что знакомство с буддизмом лишь помогло ему глубже почувствовать Православие:«Я остро почувствовал, что одних церковных канонов светскому человеку недостаточно, необходимо капитальное вхождение в идеологию и практику других конфессий. Уже в ту пору я понимал, что экуменизм как поверхностное смешение религий — тупиковый путь. Но и замыкание лишь в свою конфессиональную скорлупу при нынешней вынужденной глобализации тоже не сулит полноценной духовной жизни».
Если книги Юрия Ключникова по ламаизму и индуизму представляют собой академические, глубоко научные труды, то в этой книге он выступает как народный учитель. Он преподает читателю самого широкого круга историю христианства как она отражена в мировой поэзии. Думается, что нет никого, кто из этой книги не почерпнул бы для себя новых знаний.
Например, в главе о византийской поэзии приводятся десятки имен интерпретаторов и переводчиков, работавших над византийскими текстами. Конечно, они мало кому известны. В советское время формировалось в основном отрицательное отношение к Византии, и оно поддерживалось сказанным ранее. Герцен писал, что Россия почерпнула веру и культуру из «самого нечистого источника». Николай Гумилев в трагедии «Отравленная туника» представил вероломство и злодейство византийской знати. Марина Цветаева это «византийское вероломство» вменяло последнему российскому императору. Многие годы жизни посвятил «реабилитации»
Второго Рима Сергей Сергеевич Аверинцев. Были и академические трактаты, и популярные лекции, в которых он переходил на шутливый тон: «Литература и искусство Византии используют щедро отмеренное им тысячелетие не столько для неотменяемых решений, сколько для постепенного развертывания своих возможностей, великолепных, как павлиний хвост (византиец не обиделся бы на такое сравнение — для него, любителя праздничной роскоши, павлин символизировал не порок тщеславия, а нетление святости)».
Но наше поколение больше привлекали другие стороны его работы – статьи и эссе об античности, о русской и европейской лирике. И даже для верующих православных часто имена Иоанна Златоуста или Андрея Критского существуют лишь в стенах храма, в отрыве от истории. Мне думается, что именно византийский раздел этой книги, где великие учителя духовности представлены и как лирические поэты, подвигнет многих к тому, чтобы глубже познать наших великих наставников.
Переводы и переложения Давидовых псалмов – это, конечно, поле деятельности многих стихотворцев. Но не все здесь глубоко и продуманно,тайные смыслы остаются во многих случаях не раскрытыми. Так было и в других странах. Юрию Михайловичу приходилось переводить наряду с каноническими псалмами и то, что было написано поэтами по мотивам псалмов. Переводя, надо учесть и конфессиональную принадлежность, и личностные черты. И это удалось, например, в переводе переложения Первого Псалма Бэконом:
Блажен лишь тот, кто на совет не ходит,
Где только нечестивцы собрались,
Кто грешников не учит, а обходит,
С насмешниками время не проводит,
Чиста и правильна его простая жизнь,
Молитве время он всегда находит,
И радостное дело для него
Молитва Богу, боле – ничего.
Он дереву прекрасному подобен,
Растущему у родниковых вод,
Где свет всегда не жарок, но угоден
Плодоношенью, и прекрасен плод,
И дерево бессмертное цветёт
И зеленеет при любой погоде.
Так у незнающего вовсе зла
Бессмертны чувства, мысли и дела.
А тот, кто в сердце зло впустил змеи,
Кто, как сорняк, попался в плен вреда,
Низвергнут будет в бездну без следа
Сметён ветрами, точно прах, с земли.
Ждёт нечестивец приговор суда
За все поступки низкие свои.
Так Бог спасает от греховных пут,
А праведнику открывает путь.
Православный не сказал бы, что блажен тот,кто не учит грешников. И для западного человека, философа и литератора, путь его дела несомненно правилен, ему не присуща «пытка творческого духа», побуждающая мастеров приверженцев православной веры оставлять и даже уничтожать дела своих рук. Авторы антологии пишут о том, что им хотелось бы показать большую глубину именно православия относительно христианства иных конфессий. Но при этом надо поэтически убедительно уметь выразить и чуждые тебе мысли.
Как и у любого поэта, у Юрия Ключникова есть свои взлеты и неудачи. На мой взгляд, особенно хороши его переводы тех поэтов, которые меньше заботилось о совершенстве формы, отдавая предпочтение глубинам смыслов.
Уильяма Блейка много переводили Николай Гумилев и Самуил Маршак, и в их переложениях он выглядит «блистательным», тогда как он отнюдь не был образцовым стилистом, и переложения Юрия Ключникова представляются мне более точными:
Крепчает гул, ягнята нежные поют всё чище, звонче,
Ладошки к небу взнесены, Бог праздник не закончит.
Летит напев под купола и за пределы храма, выше,
И радость силу набрала, и гром небесный слышен.
О душ наставники младых, седые пастыри, мужчины,
Сирот храните, чтоб наш мир в печали ангел не покинул.
Главы книги посвящены творчеству гениев европейской литературы – Шекспира, Сервантеса, Гете.
Еще в советское время Марина Дмитриевна Литвинова вела в издательстве «Художественная литература» семинары
«Английские фразеологизмы-библеизмы» и
«Сонеты Шекспира». Дружба связала двух замечательных людей. Юрий Михайлович Ключников с интересом и уважением отнесся к гипотезе Марины Литвиновой о том, что под именем Шекспира творили Фрэнсис Бэкон и граф Рэтленд. Марина Дмитриевна показывала мне гравюру, где у Шекспира две правые руки. А изучавший герменевтику Юрий Ключников знал, что две правые руки – знак авторства двоих.
Переводы Юрия Михайловича из Шекспира тоже включены в книгу.
Из главы, посвященной Гете, многие впервые узнают, что гений Германии, считавшийся даже «афеем», любил бывать на службах в православном храме Веймара
и считал, что восточная духовность намного глубже западной.
Я много встретила в этой книге того, что дополнило мои знания о поэтах, которых мне доводилось переводить или с чьими именами я сталкивалась в моей работе.
У поэта маленького государства в Карибском море лауреата Нобелевской премии Дерека Уолкота есть стихи о подавлении восстания в английском городе Брикстоне. Там слова, что империя «на заре была чиста, как росы Кэдмона, а на закате сжигает деревья Брикстона, как Тернеровы корабли». И вот Кэдмона, этого не знавшего грамоте и по наитию слагавшего стихи пастуха, тоже переводил Юрий Ключников.
Работая над переводами сербских поэтов, я не раз встречалась с упоминанием о Петре Негоше, который был монахом и одновременно крупным поэтом, а еще правителем Черногории. По его завету великие поэты, в том числе Шекспир и Пушкин, причислены в Сербии к лику святых.
У него было имение Билярда, куда на святки его отпускали из монастыря – там был зал для биллиарда, он любил эту игру. Он прожил короткую жизнь, и Билярда до недавнего дня стояла в запустении. Я не знала стихов Негоша, и вот теперь читаю их в переводах Юрия Ключникова.
Я немного переводила духовные стихи Джона Донна, и я сожалею, что в собрание Донна не вошли очень живые, проникнутые глубокой духовностью переложения Юрия Ключникова:
Как праведник в таинственной тиши
Разводит вечный дух со смертным телом,
Так мы любовь — сокровище души
Стремимся отослать к иным пределам.
На циркуль также наши две души
Походят, что Творец надёжно держит.
Свои окружности нарисовать спешим —
Но неподвижен и безмолвен стержень.
Я считаю себя ученицей выдающегося переводчика Аркадия Акимовича Штейнберга,
который много лет работал над переводом «Потерянного рая» Мильтона. Штейнберга (как, может быть, и самого Джона Мильтона) упрекали в том, что Денница у него выступает как носитель многих привлекательных черт.
Об этом пишет и Юрий Ключников. Мой духовный отец Олег Клемышев говорил, что черты демонизма неизбежно присущи душевной поэзии, к которой не следует подходить с той строгостью, с какой подходят к ереси.
Важно тут сказать, что вообще эта антология включает в себя и «душевную» поэзию – ту, которая душевна в глазах любой конфессии, и той католической, протестантской, которая душевна в глазах православных.
Юрий Михайлович и Сергей Юрьевич выступают как антиэкуменисты. Но они приверженцы расширения того круга и того «воинства», который противостоит и глупости,и античеловечности крайних взглядов, слева и справа.
Вспоминаются стихи армянского поэта Сэды Вермишевой:
И, может быть, уже в последний бой
Нас поведет минувших лет наследство.
Мне грустно отмечать, как мало читателей у страниц Юрия Михайловича Ключникова. А эти страницы содержат в себе бесценный материал,который для многих остается втуне.
А эта книга великолепно производит отбор лучшего, настоящего. Нет такой общности (кроме явно экстремистской), из которой нельзя было привести в свой круг одаренных людей, а дара нет, кроме как свыше.
--