Мир подходит к черте, за которой таятся духи,
Поднимаются паром, туманом скользят в ночи…
О забытой избушке давно уже ходят слухи,
Где в безлунные ночи чуть виден огонь свечи.
Говорят, в этом месте, среди непролазной чащи,
В ночь Самайна не стоит держать одинокий путь.
Люди там пропадали в годы былые чаще,
Чем луна успевала родиться и вновь уснуть.
Много лет никого не встречали у той лачуги,
Только свечка не гаснет в грязном пустом окне.
Говорят, что однажды кто-то, спасенный чудом,
На околицу вышел, словно набрел во сне.
Долго дочка старейшины травы к нему носила,
Лоб пылающий тщетно кропила святой водой –
Вырывался ночами – и не удержишь силой,
А к утру возвращался бледный и сам не свой.
В бесконечном бреду различала порою дева
Неуемные стоны, дикий ловила взгляд:
«Забери меня, ведьма! Сделаю, как хотела:
Сам отдам свою душу, только возьми назад!»
И однажды в промозглую, темную ночь Самайна,
Услыхав за воротами волчий безумный вой,
Он исчез за туманом, и не вернулся – тайну
Заколдованной чащи молча забрав с собой.
И теперь стороною обходят тот дом – боятся...
Только дочка старейшины видит порой во сне,
Как под свечку на скатерть карты Таро ложатся,
И улыбка колдуньи тонет в безлунной тьме.