"В моей руке - какое чудо! -
Твоя рука".
Кроме всего прочего, мы говорили о поэзии и поэтах. Я о своем кумире Александре Блоке и запрещенном Николае Гумилеве. Под конец я прочитал свой сочинский стих:
«Опоздал, а как сюда спешил я…».
Дослушав его, Андреев внимательно посмотрел на меня, потом на часы и сказал:
- Нам скоро уходить. И спросил:
- Как сегодня? Обойдешься без «света в оконце»?
Я рефлекторно повертел головой, оглядывая ресторанный зал. Первые парочки, эти ранние пташки, уже слетались на вечернее представление. Правильно поняв меня, Владимир предложил:
- Я знаком с молодой особой, актрисой местного драмтеатра. Кстати, ее зовут Анастасия. Как понял, твое любимое имя. Она знает наизусть цикл «Стихи к Блоку» Марины Цветаевой.
- Этот цикл, где страсть и нежность... - начал я.
Но Андреев, не слушая меня, встал и ушел. Как, оказалось, позвонить Насте. Она явилась не одна, а с подругой. Выглядела юной, а подруга - моей ровесницей. Милая улыбка, оранжевое бархатное платье на стройной фигуре, высокая грудь – Настя смотрелась как праздник. Высокий воротник платья делал ее похожей на королеву. Возможно, она и играла её.
- «К закату солнце. Ты свет в оконце» - обратился к девушке Андреев, чуть подправив строчку в моем стишке. И был прав. Ее светлые серебристые волосы, да и вся она будто излучала свет. Андреев встретил девушку стоя и галантно поцеловал ей руку. Потом представил:
- Это Настенька – умница и красавица. Вот если бы…
Но Настя, не дослушала его и, полуобняв свою спутницу, сказала:
- Это Надежда, моя подруга. Она беспокоится за меня. Вдруг, какая обида. Боится оставлять одну, - и рассмеялась. Смех как всплеск, как переливающийся серебряный колокольчик, как чистый ручеек.
Ее подруга, жгучая брюнетка, вся искрилась. Ткань ее серого вечернего платья была с люрексом. Небольшое декольте, а на шее низка с некрупным натуральным жемчугом розоватого цвета.
Откуда такие красавицы в драмтеатре? В моем представлении там должны играть женщины бальзаковского возраста и замшелые старушки…
Мужчины, усадив девушек за столик, пожелали им счастья и, попрощавшись со мной, ушли.
Подруги оказались раскованными. Они мило переговаривались между собой и очаровывали меня, не стесняясь друг друга. Я ловил завистливые мужские взгляды из заполняемого зала. Как же: я сидел как в цветнике. Поначалу я обращался только к Надежде, не смея открыто смотреть на Настю. Возникло чувство, приводившее в смущение, и я терялся. Но помаленьку овладел собой и начал задавать вопросы и Насте. Оказалось, после окончания училища, в театре она уже третий год. И не столь юна, как выглядела. А Надежда, действительно, оказалась моей ровесницей.
Они были неприхотливы, как северные олени, питающиеся зимой в основном ягелем (попутная мелкая живность не в счет). При выборе спиртного всему предпочли исключительно Советское шампанское. На этот напиток у меня что-то вроде аллергии. Я рассказал девушкам кое-что из своей юности.
В горном техникуме со мной в одной группе учились три демобилизованных офицера. Они воевали, потом служили в Китае до вывода наших войск оттуда. В студенческом общежитии их поместили в лучшей комнате, рассчитанной на четверых. Они перебрали нескольких и, наконец, четвертым пригласили меня. И все четыре года учебы воспитывали.
Учили джиу-джитсу, самбо, боевым приемам. Вскоре я подтягивался десятки раз и ходил на руках. Мальчиком меня, как сына погибшего офицера, направляли в суворовское училище, но воспротивилась мама. Обучение в нем я прошел как бы экстерном.
Когда мне исполнилось 14 лет, мои офицеры занялись моим сексуальным воспитанием. Они любили перечислять достоинства девчонок в группе, которые, хотя и старше меня, но будут рады интиму со мной.
Это были их фантазии. Не то было время. Чтобы заинтересовать и подтолкнуть меня к активным действиям, они рассказывали уйму историй о своих сексуальных «подвигах» во время службы в Китае. О групповых оргиях, или о групповых же, но имеющих соревновательных характер. Например, для мужчин призом мог быть дорогой немецкий пистолет, инкрустированный слоновой костью и золотом, а для женщин норковая шубка. Все, напившись шампанским, оголялись. Подробности шокирующие.
Порой я затыкал уши или выбегал из комнаты. Но воспитание проводилась только во время застолий с советским шампанским. Другого спиртного не признавали. А шампанское в то время было хорошее. Стипендия неплохая, но на излишества не рассчитана. И они периодически подрабатывали грузчиками у своего друга, заведующего городским продуктовым складом.
Иногда они брали и меня с собой, но следили, чтобы я не надорвался. Их друг, тоже бывший кадровый офицер, за 2-3 часа работы платил каждому сумму, равную трети студенческой стипендии. Сверху – несколько бутылок шампанского. И моя аллергия к нему объяснима, так как застолья случались до двух раз в неделю. Сам же я не пил и не курил.
Таким длинным монологом, я ответил на короткий вопрос Насти: - «Почему ты пьешь только сухое вино? Шампанское такое замечательное!»
Я представил себя в выгодном свете, но девушек заинтересовал не мой моральный облик в юности, а приз для женщин – норковая шубка. Они попросили подробностей.
Уже не трепетно-стеснительный юноша, я выполнил их просьбу.
Неожиданно Надежда озадачила меня вопросом:
- А кто из женщин должен был получить приз-шубку, при равенстве заработанных очков у нескольких из них?
- Не знаю, возможно, не дослушал и убежал, - ответил я.
Настя спросила:
- Как долго они тебя терзали? Неужели все годы учебы? Ты так боялся и избегал девочек?
Я ответил, что мне помог счастливый случай и меня зауважали. За мной даже закрепилась слава сердцееда, почти Дон Жуана, но скрытного. Говорили – мал, да удал. Про тихое болото, где черти. Сам же я помалкивал. Тому была причина.
Было так. Начало следующего учебного года – конец августа. После летних каникул вся наша группа была в сборе. До начала учебных занятий предстоял выезд в совхоз на месяц. А там – уборка кукурузы на силос.
Пока «суд да дело», Зарубин, самый старший в нашей комнате, договорился о работе на продуктовом складе за нас всех четверых. Срубить немного деньжат и побаловаться шампанским.
Я подрос и стал выглядеть уже не как отрок, а почти как муж. В ноябре мне должно было исполниться 15 лет. Но поработать мне не пришлось.
Я забежал на минутку в учебный корпус техникума, а там меня «тормознул» один из преподавателей. Удивившись тому, как я вытянулся за лето, он потащил меня к себе домой. Я особенно и не упирался. Его жена тоже преподавала нам. Была требовательна и строга, но дома мила и хлебосольна. Я был у них почти за сына.
Дело в том, что с малых лет, кроме лыж и конного спорта, я занимался и шахматами. Имел крепкий второй взрослый разряд. К тому же, составлял шахматные задачи и отправлял в журналы. В школе мной гордились. Позже я стал кандидатом в мастера спорта. А этот преподаватель, страстный любитель шахмат, был моим постоянным партнером. Он имел первый разряд и был чемпионом техникума. Я практически не уступал ему, а в тот день был в «ударе» и выиграл на одну партию больше. Играли не в блиц, но и не задумываясь надолго.
Было поздно, пора уходить. Но мой партнер, желая отыграться, предложил еще партию. Я согласился и объяснил, почему не спешу в общежитие. Что там сейчас вечер с шампанским, от которого мои офицеры «больны на голову», и начинается «экзекуция». Мол, такова у них методика делания из меня воина. Сказал, что сам дал повод болезненной реакцией на их речи.
Мой партнер только ухмылялся, слушая меня, и покусывал верхнюю губу. Когда, увлекшись болтовней, я сделал неудачный ход, он, очень воодушевленный, подозвал жену и дочь. Объяснил им мою ситуацию и попросил помочь советом.
Их дочь в тот день я увидел впервые. Она была очаровательна. Стройная, гибкая, ростом примерно с меня. Я смущался смотреть на нее – настолько она была красива. Утром она должна была выехать в Москву, так как училась в театральном вузе. Ей предстоял последний выпускной курс.
Надежда и Настя, кажется, начали терять интерес к моему рассказу, но, услышав слово театр, навострили ушки. Я продолжил:
- Когда я уходил, Анастасия, так звали девушку, пошла со мной. Оказалось, у нее с мамой созрел план. Она мне толком ничего не объяснила, но задержалась в коридоре общежития, попросив не упоминать её.
В комнате меня встретили восторженно. Когда я вошел, Зарубин открывал только вторую бутылку шампанского: осторожно, без хлопка, держа бутылку под углом 45 градусов. Налили и мне – полный граненый стакан, но я отказался. Что явилось толчком к началу «воспитательной» работы.
Тут раздался осторожный стук в дверь. Стучатся в основном девушки. Так и оказалось. Вошла Анастасия. Очень робко. Какая-то сникшая, но милая. Я не могу передать всех деталей. Я был ошеломлен. Ничего подобного я не ожидал.
Вдруг раздался радостный вскрик, похожий и на всхлип. Оказывается, она увидела меня. Как оказалось, после долгой разлуки. Она кинулась ко мне, обхватила руками мою голову и начала обцеловывать, издавая при этом звуки, что-то среднее между восторгом и рыданием.
Поцелуи, упругая грудь, плотно прижатое ко мне тело, несмотря на шок, мгновенно возбудили меня. Мой «молодец», закаменев, уперся в нее.
От смущения я был готов провалиться сквозь землю. Но верх взяло чувство блаженства и восторга. Я ли это? Будто в другом мире, другом измерений! Где-то высоко баюкаюсь в волнах блаженства…
Вдруг на меня, как ушат холодной воды. Неожиданно Анастасия преобразилась. Помрачнела и начала сердито упрекать, обвинять меня в черствости, непорядочности.
Что ни весточки за лето. Вдруг она разрыдалась. Настоящие слезы и все прочее. Сквозь рыдания говорила, что я её разлюбил. Если бы не так, приехав, я первым делом был бы у нее. Она так надеялась...
Что? Поматросил и бросил? А как ей быть? Она уже на третьем месяце беременности от меня. Все так убедительно. Я почти поверил ей. Какое-то наваждение! Какой ребенок? Я и целовался с девочками только в детском садике.
Анастасия вгляделась и, возможно, что-то поняв по моему лицу, вдруг накинулась на моих старших товарищей:
- Почему вы взрослые мужчины, к тому же прошедшие войну, не воспитали его - не приучили к порядочности, Я девочкой помогала собирать вам посылки. Моя мама вязала теплые перчатки.
Зарубин жестом попросил ее успокоиться и сказал:
- Давайте разберемся спокойно, без истерик!
- Что? Я истеричка?! – взъярилась Анастасия и с лицом, полыхнувшим гневом, обрушилась на бедного Сашу персонально:
- Теперь я уверена - главная вина лежит на вас и ваших товарищах. Когда я рожу, то вы, как порядочные люди, я знаю - вы советские офицеры, и вы должны содержать, помогать мне. Тут она подошла к столу и почти залпом осушила стакан с шампанским, налитый для меня.
Анастасия была в светло-сиреневой кофточке с буфами почти до локтя и прямым рукавом. Разрезы у запястья были плотно застегнуты рядом мелких пуговичек на петельки. Серая юбка с разрезом сзади и подолом до щиколоток.
Ее шикарные волосы были под беретом шарового цвета. Лишь прядь золотистых волос выбилась из-под него и упала на глаз.
Должно быть, она оделась, чтобы выглядеть серой мышкой, но прямая спина, гордо поднятая голова делали ее похожей на предводительницу пиратов. Возможно, на Жанну Д'Арк.
Ее очарования нельзя было испортить или спрятать под одежду. Позже мужчины признались, что одеяние Анастасии вместе с гневной речью лишь усилило воздействие ее красоты. В общем, вся она повлияла на них шокирующе, то есть «отмазка» сработала.
Выпив вино, Анастасия замерла на несколько секунд, затем величественным движением поднесла правую руку к лицу и уткнула нос в сгиб у локтя, ближе к буфу.
Я понял, так она занюхивает шампанское. Потом она продолжила, поставив стакан на стол:
- Если вы не будете помогать мне, я принесу ребенка сюда, к вам. Воспитывайте, пожалуйста! Я без жениха не останусь. Хотя наших парней так и расхватывают бездетные, но молодые еще вдовы. Я-то раскатала губы! Прельстилась смазливым личиком. Думала, из скромного сосунка вырастет хороший парень. А он лишил меня девичьей чести - и в кусты...
Она повернула гневное лицо на меня и подмигнула. Сообразив, что надо делать, я быстро собрался и увел ее. Закрывая за собой дверь, я взглянул на моих мужчин. Они напомнили мне последнюю сцену из «Ревизора» Н. Гоголя.
- Как вы расстались? У вас что-нибудь было? – спросила Настя.
- Я проводил ее до дома. При расставании она нежно поцеловала меня в губы. Я ответил. Но, должно быть, не очень умело. Но старался...
- Спасибо, - сказала она.
- За что? – удивился я.
Анастасия, улыбнувшись, сказала:
- Как там говорил Том Сойер:
- «Не каждый день мальчику достается белить забор». Так и мне. Не каждый день достается лишать невинности юношу-красавчика - сорвать первый поцелуй. Ну, прощай, - сказала она и чмокнула меня в щеку. – Помни обо мне!
Я больше не видел Анастасию, но у меня есть ее фото. Взял у родителей и часто с нежностью рассматриваю милое лицо. Оно всегда передо мной, так как стоит на письменном столе
Надежда и Настя подловили меня. Оказалось, они знают мою Анастасию. Пришлось выпить бокал шампанского за ее счастье и здоровье. Как не выпить! Шампанское даже пенилось сильнее, явно понимая и чувствуя окружающую обстановку – всю её благостность.
Заиграл оркестр, начались танцы. Импозантный мужчина средних лет пригласил Надежду на танец. Она с грустным лицом, кивнув в мою сторону, сказала:
- Извините. Мой муж очень ревнив. Я не могу.
Когда мужчина поднял взгляд на Настю, та немедленно заявила, тоже кивнув на меня:
- Я его любовница. А жить мне еще не надоело!
Увидев, что по лицу мужчины пробежала судорога, я сжалился над ним и обратился к Надежде:
- В день твоего рождения я разрешаю тебе один танец – когда хочешь, с кем хочешь.
Надежда нехотя, с недовольным лицом поднялась.
- У них есть тема для разговора, - сказала Настя и засмеялась (прыснула).
Я могу отбивать чечетку, также чарльстон и танго, но не умею вальсировать. Танцуем танго. Настя как пушинка.
Оказалось, она с детства занималась в хореографической студии. Во время танца призналась, что почти влюбилась в Андреева.
- Но Владимир, - сказала она, - однолюб. Влюблен в свою молодую жену Наталью Селезневу, тоже актрису. Я читала ему стихи про любовь. Но бесполезно, – пожаловалась Настя.
Я сказал:
- Разреши! – и, остановив танец, на несколько секунд прижал свое ухо к ее лбу. Возобновив танец, начал декламировать:
Нежный призрак,
Рыцарь без укоризны,
Кем ты призван
В мою молодую жизнь?
Во мгле – сизой
Стоишь ризой…
- Как! Ты читаешь мысли?! – изумилась Настя. – Владимир ни о чем таком не говорил!
Я восхитился, глядя на Насти. Ее голубые глаза скруглились до невозможности. Я поспешил успокоить её:
-Андреев не мог сказать о том, чего нет. Я не читал твоих мыслей.
- Как?! Ведь именно этот стих Цветаевой я читала Володе. А угадать его, при этом знать наизусть – просто невозможно. Только любовных стихов тысячи.
Настя смотрела на меня испуганным и недоверчивым взглядом.
Какие сокровища скрыты в миленькой хорошенькой головке, что она там прячет? Неужели очевидность берет верх над разумом и тонкостью ума?
- Не веришь - не надо! Просто не подставляй свой лоб, и твои тайны останутся в сохранности, - ответил я, но тут же продолжил:
– Из стихов Цветаевой о Блоке я знаю только один – тот, который начал читать. По мне он лучший, хотя мне нравятся и остальные.
- Андреев сказал мне единственное - что ты знаешь наизусть цикл Цветаевой - «Стихи к Блоку». Ты сказала, что читала любовный стих. Ты изучала логику. Знаешь силлогизм. Из двух посылок я вывел суждение-заключение. Во всем цикле, как считаю, есть только два стиха, написанных друг за другом, которые можно читать мужчине, кроме самого Блока, как любовные. Я читал первый из них. Что? Я убедил тебя?
- Значит, ты не читаешь мыслей? Как хорошо! Я даже испугалась. Все было естественно и очевидно.
- На будущее хочу предупредить. У Цветаевой я знаю наизусть еще одно стихотворение.
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я – поэт…
Так что имей в виду. Вдруг тебе еще кому-нибудь случится читать стихи Цветаевой. Чтобы потом не было разговоров, - сказал я, в попытке все обратить в шутку. Мы с Настей и во время перерывов между танцами, оставались на танцплощадке, а не шли к своему столику.
Настя нравилась все больше. Притягивало к ней, как магнитом. Как хорошо смотреть в изумленные и смеющиеся глаза, касаться её. Неужели я влюбляюсь? Это опасно. Влюбленный я ужасный собственник. Девушка должна принадлежать безраздельно. Но это иллюзия и мечта. Уже имею опыт. Но говорят же, что нет правила без исключения...
Все произошло так, как и должно было быть. По домам я развез девушек на такси. Я боялся намеков на интим, - их и не было.
Служительницы Мельпомены отличались от знакомых поэтесс и девушек, мнящих себя ими, которые «легки на подъем» и при первой встрече.
Когда уже один ехал к себе домой, на ум пришли строки А. Блока:
- Сольвейг!
Ты прибежала на лыжах ко мне.
Улыбнулась пришедшей Весне!
Быть чуточку влюбленным, когда чувство любви только зарождается, даже в начале осени – это тоже счастье.
При выгонке тюльпанов из клубней «двойная Экстра» возникает удивительное чувство, когда огромные бутоны, только сформировавшись, делают первое движение, чтобы раскрыться...