Один историк и философ,
и даже чуточку поэт,
задался множеством вопросов,
и вытащить решил скелет
из разных там шкафов и письмен,
из исторических трудов.
И русский, так им ненавистный,
распять тем самым был готов.
Вдруг Пушкин Пушкиндом стал лихо,
а русский вовсе не язык.
В сторонке курит русский тихо.
Вот мова да — язык-антик.
И так и сяк он изощрялся,
и этак на перстне крутил,
не говорить на нём он клялся,
цитируя былых светил.
Прилежно упражнялся, долго
и рифму ставил он на нём,
но сколько не корми ты волка,
запел он всё же на своём —
таком не русском и певучем,
и не сравнимым ну ни с чем.
А русским был совсем измучен,
ведь не было на нём поэм,
ни саг, ни песней про героев
и с эпосом одна беда.
Вот толи мова — шум прибоя,
полёт души и слобода.
Не будем мы мешать поэту
родную мову прославлять.
Привыкли мы стремиться к свету
и каждый этнос уважать.
А русский наш язык могучий,
духовный, чистый наш язык,
переживёт все грозы-тучи,
он побеждать давно привык.