Посвящается маме Екатерине Ивановне Невской
Мама, ты всю жизнь говорила шёпотом, даже пела вполголоса, потому что прошла страшные испытания: войну, блокаду Ленинграда, голод, репрессии и одиннадцать лет сибирской ссылки, невозможность вернуться в Ленинград, жизнь в небольшом волжском городке, где двадцать лет жила в бараке в маленькой келье и всё равно верила в людей, жалела каждого и помогала каждому.
Мне говорила: «Сначала думай о других, а потом о себе. Я — последняя буква в алфавите!»
Не менее страшные испытания выпали и мне.
Я родилась в Сибири, куда всю твою семью сослали по национальному признаку. А при чём тут были вы — дети? Мама ваша, моя бабушка, умерла сразу же после изнурительной дороги в товарных вагонах из Ленинграда в Сибирь. Я её так и не увидела никогда.
Ты говорила, что она была дояркой в колхозе, что она была очень доброй и приветливой, что все колхозники называли её не иначе, как - Анна Ивановна, хотя это была всего лишь деревня Шушары под Ленинградом. В Пулково жила её старшая сестра.
Вы все, а значит и я, и мои дети в корнях своих - финны - ингерманландцы.
Но кто решает чья нация правильная, а чья нет? Кому пришла в голову мысль устраивать гонения некоторым нациям? Все мы люди — земляне.
После смерти Сталина вас реабилитировали и ты вместе со мной приехала в небольшой город на Волге, который мне так и не стал родным. Я человек без родины, неприкаянная душа.
Я до двадцати двух лет тоже жила с тобой в бараке, где кроме нас было девятнадцать семей и в каждой комнате в одиннадцать квадратных метров были дети. В нашем бараке было шестьдесят детей всех возрастов.
Нищета и голод. Ты работала буфетчицей в столовой, поэтому мы не голодали, и ты кормила всех моих подружек. Тёти Катины щи ел весь барак.
И всё равно соседки на тебя смотрели косо, потому что ты была финка, потому что ты не сидела с ними на приступках крыльца, не сплетничала, а в свободные минутки читала книги, помогала сестре, стирала. Помню, запах чистого белья с мороза зимой.
Сначала ты его выносила на мороз, а потом развешивала вдоль комнаты от двери до окна на верёвку. Комнатка была маленькая, от двери до окна помещались две простыни и пододеяльник.
Как они скрипели, оттаивая от мороза, как пахли снегом, этим неповторимым запахом детства.
Ты с отличием закончила школу, но тебе не дал комендант разрешения учиться в медицинском училище. Всем финнам, вернее ссыльным при поступлении в советские профессиональные училища, надо было предоставлять разрешения коменданта. Твоя русская подружка, которая закончила школу на тройки, стала медицинским работником.
Вот из тебя получился бы хороший врач. Ты была заботливая, работящая, чистоплотная, всех жалела, своей родной сестре помогала деньгами, хотя самой не хватало на двоих детей.
Ты вырастила меня и сына своей сестры. Все думали, что мы оба твои дети, но Толик был сыном твоей старшей сестры, которая вышла замуж не за отца этого мальчика, поэтому оставила сына тебе. Вернее, он сам не хотел жить с отчимом и остался жить с нами в бараке. В нашем бараке у него было много друзей. Они были старше меня и я помню только их имена. Вовка Горбунов и Витька Зубков, по прозвищу Жирный. И только после армии сын твоей сестры, уже женившись, переехал жить в дом матери.
Тогда все стали думать, что у тебя две дочки, потому что одна из моих подруг Тоня фактически жила у нас. Ты покупала нам одинаковые платья и мы выглядели, как две сестры. Когда мы приходили с ней к тебе в столовую, чтобы покушать, работницы столовой кричали: «Катя, твои дочки пришли!»
Но эта девочка потом вместо благодарности увела у меня парня, мою первую любовь. Она всегда была со мной рядом и даже когда я стала дружить с мальчиком, мы втроём ходили в кино, встречали новый год вместе. В ту ночь она подсыпала мне снотворное в вино и соблазнила моего парня, забеременела в пятнадцать лет и ему пришлось на ней жениться.
Это был мой первый удар в жизни, первое предательство.
Она жила с мамой и с бабушкой в другом бараке. Её мама была пьющей, поэтому Тоня часто ночевала у нас и стала мне почти сестрой. И вдруг такое!
Когда она пришла к тебе в наш барак, чтобы забрать свои вещи, ты обозвала её «ведьмой». Это было жестоко, но что ты могла ещё сказать после такого её поступка?
Кто знает, может быть тут и был какой-то наговор. Бабушка у неё была добрая, всегда в платочке, работала уборщицей в бане, но она ведь была старой и могла что-то уметь.
Спустя много лет, я об этом стала задумываться, потому что ещё много всякого колдовства в жизни насмотрелась.
К тому же Юра, так звали моего парня, тогда признавался, что не хочет идти к ней, а ноги сами несут. Может быть в этом и был приворот?
Я очень тяжело переживала, даже выйдя замуж, родив двоих детей, часто задумывалась, почему меня предала самая близкая подруга?
Мама, тоже не могла понять этого и чувствовала свою вину передо мной, потому что не смогла уберечь меня от недобрых людей.
В этот же вечер ко мне пришёл Юра со своим другом Витькой Никифоровым.
- Лида, выйди, поговорить надо.
Я вышла, а почему бы не выйти, ведь мы целый год с ним дружили. Он даже познакомил меня со своей семьёй: с матерью, отцом, сестрой, бабушкой. Я знала всю его семью.
Он жил в селе Междуреченск с матерью и сестрой Наташей, а бабушка в городе Куйбышев, куда мы с ним ездили.
Помню обедали на вокзале в «Пельменной». Я до этого не была никогда в этом городе и всё мне было в диковинку: любовь, новый город, радостные впечатления.
После предательства я, конечно, была обижена, но не до такой же степени, чтобы сразу же вычеркнуть его из своей жизни. Я вышла к ним на улицу.
Они были пьяными оба и потащили меня за угол барака в тёмное место. Там избили, приговаривая: «За ведьму!»
Во-первых, не я это слово сказала, а во-вторых, разве моя подруга права, соблазнив моего парня, в третьих, двое парней на одну девушку?
Маме я ничего не сказала. Через год Витька Никифоров пришёл и попросил у меня прощения, а Юрка - пять лет спустя.
Я уже была замужем и у меня уже родился второй ребёнок.
Мой муж оказался очень хорошим, умным, весёлым человеком и он сумел растопить твоё и моё сердце и ты, мама, поверила высказыванию: «Всё, что не делается, всё - к лучшему!»
Но впереди мне предстояло пережить ещё много предательств.
И порой очень хочется, чтобы кто-то сказал моим предателям и гонителям так:
«Преклони колени перед ней всяк, кто обидел её и кайся, и попроси прощения, иначе сильна будет кара моя!»
На фото я с мамой у барака