Я бреду по сожжённой земле
в нейролепсии дыма и комы
протяжных стозевных стонов.
Протеиновый полумесяц
повис замёрзшим желтком
над кострищем,
обугленными ветвями
сломанных судеб.
Надо мной водомерки комет
рисуют формулы и уравнения
идеальной судьбы.
Я бреду по сожжённой земле.
Старый фельдшер стоит у окна, зажигая свечу,
и подносит ладони к истлевшей иконе
в светлице, где денно и нощно поют
сны, молитвы, водопровод и электропроводка.
И свеча так чадит, обманывая его
запахом детства - так пахло печенье
овсяное, мамино.
Шёпот, то ли людской, то ли капель воды...
Причет, то ли людской, то ли сотен свечей...
Очередь призраков, ждущих вечности серый квиток,
"Засвидетельствуй смерть мою."
Старый фельдшер стоит у окна, задувая свечу.
Слышишь голос земли
и меня в хоре вешнем, в кладбищенском гомоне птиц,
в отзвучавших давно чёрных тризнах, захлебнувшихся колоколах?
Тенью яростных снов я скольжу по надгробным портретам,
ветром, пьяным, упавшим в бурьян, свистящим хворостом гати.
Каждую ночь я вижу отца во сне -
он живее живых, а я мертвее, чем в жизни.
В этот раз до рассвета мы напрасно искали кабак,
шли и молчали,
шли и молчали...
Мне хотелось бы выпить, но нечего, нечем -
слышишь голос земли?
Я сливаюсь с моим божеством,
с тихим фоном больных междустрочий.
Моё божество - в бледном солнце рассвета,
разлитом на грязном оконном стекле, в тёплых каплях дождя
на вагонном стекле безымянного поезда,
в серых сумерках детства, в улыбке из глины эдемской,
ещё не познавшей запретного плода страданий,
в кристаллах, ещё не запятнанных кровью,
в Священном Граале, неосквернённом.
Мутный кубок моих веселий, познавший так много предательских губ,
переполнен злом Господа не моего -
Я спасаюсь моим божеством.
Новый слайд в диаскоп.
Хворост сломанных судеб на сожжённой земле
вдруг меняется на придуманный нейросетью
город будущего, на который гляжу я с балкона новой квартиры с предметами в стиле ретро.
На выпуклой линзе матовой ЭЛТ зелёными кодами расшифровки иной вселенной,
сигналы, пойманные стеблями дикого винограда,
марсианское радио, дребезжащее во рту, под раковиной, магнитофон в мансарде, рупоры под водой,
тот туманный, оранжевый свет за окном и то чувство, когда жизнь была впереди,
и моя очевидно лучшая версия, улыбаясь витрин зеркалам, идёт покупать
туалетную воду от Живанши на улице имени Ленина.
По ту сторону нас... я усталой, дрожащей рукой сжимаю, готовясь вставить,
новый слайд в диаскоп.
<2024>