Тебе и мне определён
ассоциаций толстый том –
историй боли старый сон,
развёрнутый со всех сторон
стереометрией времён.
Игра гранёной Изабо,
свернувшей от своих забот
в какой-то дальний поворот,
где Эвы голосом поёт
зелёный виноград Томашува,
где Пикассо смакует страшную
от горя Королеву ревности –
не то что бы в порыве дерзости,
но по причине безразличия
своей брутальности кубической.
А нам-то что за а propos
шарады этой Изабо,
когда любовь пережита
и впереди – одна тщета?