Разговор с небом

Вихрова Анастасия
— Думаешь, я тебя забыла? Отнюдь. Я помню твой смех, взгляд, шершавые теплые ладони… И только много лет спустя осознала, сколько грязи в моих воспоминаниях. В поступках, в моем отношении к тебе... Если б только можно было все исправить. Уже поздно говорить «прости», но я хочу тебе открыться. Хотя бы сейчас. Я знаю, ты меня слышишь.

*****
С годами на многое смотришь иначе. Анализируешь, просеиваешь фрагменты прошлого через накопленный опыт. С ужасом осознаешь, что скелетам в шкафах уже тесно, лоб безжалостно разбит о грабли, а по-настоящему хороших поступков наберется горсть.

Маленькой я не понимала, что значит быть взрослым. Тем более – стариком. Я с любопытством поглядывала на дряблую кожу прабабушки и искренне считала, что она такая от солнышка, а пигментные пятна – это веснушки.

Прабабушка в мире моих детских фантазий представлялась чем-то дряхлым, сухим, безжизненным. Словно некогда прекрасный пион, сорванный с грядки, из ярко-бордового или нежно-розового превратился в пожелтевшую труху.

*****
— Впервые говорю об этом открыто... Мне стыдно, что не осознавала, насколько ты важный человек. Не любила тебя так, как ты этого заслуживала. Не проявляла должного уважения. Шалость и озорство оказались важнее родного человека. Система ценностей была выстроена неправильно. Я стараюсь (слышишь?), стараюсь жить по-другому.

Мне кажется, если особенно яркие воспоминания вызывают шквал эмоций даже много лет спустя, значит это один из важных кирпичиков, формирующих личность.

*****
Вспышка.
Лето. Деревня. Собираюсь на озеро. Бабушка просит побыть дома. Ей нужно съездить на рынок, а прабабушку боязно оставлять одну. Послушно киваю, заранее решив, что все равно сбегу.

Вспышка.
— Опять кашу не доела?
— Я больше не хочу!
— Ладно, молока хоть попей.
— Угу.
— Посидим на крылечке? Такая нынче погода хорошая…
— Ба, мне что, заняться нечем? Я с Ленкой и Галей на озеро пойду.
— Батюшки! Нам надо Веру дождаться. Она не велела уходить.
— Бабушка сначала на рынок пойдет, потом к сестре… Я так никогда не искупаюсь.
— А как же я?
— Ты взрослая. Зачем за тобой следить?
— Маленькая, мне одной сложно. Ноги уже не те, не держат совсем…
— Не хочу сидеть на крыльце! Я обещала пойти с подружками.
— Обещания надо выполнять. Иди на озеро. Только помоги стул до крыльца донести и поставь там, где солнышко ярче светит.

Вспышка.
Счастливая бегу по тропинке к дому. В волосах блестят капельки воды, на щеках румянец. Несколько часов я резвилась на озере с друзьями. Приходили мальчишки. Кажется, Ленка втрескалась в одного из них. «Тили-тили-тесто, жених и невеста»…

Когда остается всего пара шагов до решетчатой калитки, понимаю, что случилась беда. Ладошки вспотели, глаза непроизвольно заволокло слезами, а сердце больно кольнуло. Лежит. Она лежит там и не двигается. Мне страшно.

Я осторожно подхожу к крыльцу и боюсь прикоснуться к прабабушке. Боюсь, что из-за моей шалости она «сломалась». Озираюсь по сторонам. Смотрю на этот рухнувший стул, на распластанную фигуру рядом. Со всей силы пинаю дурацкое крыльцо, которое осталось стоять там, где и было, а баба Таня – нет. Боюсь.

Делаю глубокий вдох и аккуратно прикасаюсь к ее руке…

*****
Слава богу, все закончилось хорошо. Прабабушка ушибла руку и отделалась парой ссадин. А я получила заслуженную взбучку.

Когда я вспоминаю об этом, мне кажется, что мои проступки в буквальном смысле столкнули ее с крыльца. И мне стыдно. И горько. И, конечно, я не раз перед ней извинилась, что оставила в тот день одну. Но сейчас я понимаю, вряд ли я тогда осознавала возможные последствия или много вкладывала в те извинения семилетней девочки.

Баба Таня - сильная женщина. Петербурженка по рождению, она росла в семье, где было пятеро детей. Вместе с родителями, убегая от революции и голода, переехала в деревню, трудилась дома, в полях, работала в колхозе. Позже и сама стала матерью троих ребятишек: мальчика, которого вместе с ее мужем у нее отняла Великая Отечественная война, и двух девочек – Иры и Веры.

Это было последнее лето с бабой Таней. В декабре 98-го ее не стало. Она ушла тихо, на восемьдесят шестом году жизни.

*****
— Ба, я о тебе помню. Я знаю, ты меня слышишь. Извини, что была такой дурой, что порой грубила, не слушала, не пыталась услышать. Прости, что не осталась с тобой посидеть на крылечке. Обязательно еще посидим. Обещаю! Слышишь?