Деревня Усталости
Полю Элюару
посвящаю, чтобы всё
упростить предельно…
В небо уходят корни
1
Вечер…
Среди сотни окон тревожит одно окно, окно той, ко-торая не смогла подарить мне моё отражение. Но если бы мы захотели, мечты наши не летели бы нам вдогонку. Но она мечтает легко и спокойно, а я…
Теперь, чтобы найти мечту в воздушном платье, на помощь идут мне таблетки, сизый, клокочущий дым, кото-рый глотаю я, и вино – не нектар, но вино… С таблеткой под сердцем плыву я к дозволенным прихотям, к огненному ша-ру, что зовётся солнцем. Вглядываюсь в оперенья дыма и ви-жу в нём образ в разгар её нежности. В пустом стакане вижу кристаллики её души…
Старина, выше нос! Мир смеётся. Устал? Распахни глаза и ладони и твоя мечта станет поистине отдыхом. Ка-мень твёрд, но ты не из камня. Возьми расчёску и расчеши свои мысли. Только не на пробор… Что же ты видишь те-перь? Вижу автобусы, уносящие мысли чужие, чужие глаза и ладони чужие.
Но вот идёт человек. Куда он идёт?
Стареть он идёт. Он идёт умирать. Выбросьте ему лампу на улицу, чтобы стало ему светлее…
Отчего слова мои тонут? Почему я один говорю?
Нет. Не один. Меня слышит тот Человек. Он отвеча-ет…
2
Вечер…
Он благородством украшает небо. Человек ло-жится на тротуар, который с ног сбивает его. Подходит к нему другой человек. Малыш. И спрашивает:
- Почему ты лежишь? – и ждёт терпеливо ответа.
- Меня сбил с ног тротуар.
- У тебя слабые ноги?
- Ноги – это ветви без листьев.
- А где твои корни?
Человек поднимается. Он смотрит в моё окно. Он пе-рекликается со мной.
- Корни мои в окне той, которая не смогла подарить мне моё отражение. Корни мои в моём не родившемся ребён-ке.
Малыш слушает. И я всё слышу.
- Куда ты идёшь?
- Я иду стареть, чтобы потом умереть.
Человек хочет снова прилечь, но земля улетает из-под него. Малыш говорит:
- Сядь…
Но не слушается земля.
- Я хочу отдохнуть… на головках своих детишек.
- Ты - злой, - говорит Малыш и уходит.
Человек остаётся один…
Я с тобой, Человек! Я слышу, о чём ты думаешь. Хо-чешь, сорви моё сердце! Я поделюсь с тобой жаром состоянья магического. Ты чувствуешь, как вместе с деревьями ты устремляешься в небо? Ветры сливаются с мыслями – скоро изменится небо.
Человек идёт дальше. Я иду вслед. Ты хочешь уме-реть, потому что не умираешь. Ты заставляешь меня говорить даже тога, когда сказать мне нечего. Я растворюсь в твоей тени, как стрела, в небо пущенная, как в небо пущенный ка-мень…
Я тоже хочу умереть, потому что не умираю.
Погоди, Человек! Почему я говорю, а ты молчишь?
- Потому что я потерял свои корни.
- Мои корни тоже ушли в небо.
- Сбрось себя пелену.
- Тогда в пелене останешься только ты.
Человек обернулся. Он узнал во мне себя.
- У меня всегда открыты глаза. Они спать не дают мне, - сказал он.
- Я это знаю.
- Но всё-таки я живой, потому что во мне живо отчая-нье.
- Всё что ты говоришь, у меня за спиной дышит.
Я не могу уже контролировать свои поступки. Я – волшебная черта. И мы опять чужие.
Человек стушёвывается. Человек уходит.
Я остаюсь наедине с собой…
Пить. Не нектар… Пить звонкий дождь. Дождь, дер-жащий мечту в равновесии. Звёздный дождь. В россыпь звёздную окунуться. Окунуться в прекрасное, не уродливое. Увидеть то, что видят слепые.
3
Несчастье - в уродстве. Но несчастный человек – не уродлив. В бедной крови его – сердце ребёнка, белое сердце. Тот человек, что уходит стареть – постареет. Как рыхлый снег и мы постареем.
Вечер…
Ладони раскрой, чтобы небо принять. Обними челове-ка, который устал. Заглуши рождённые заблуждения.
Дни увядают, как молодость старых.
ЧЕЛОВЕК, к тебе обращаюсь! Цветы увядают, а дни остаются. Как прочитанной книги страницы. Взлелей душу той, что осталась за шторой в том далёком окне! Ты увидишь, что в теле её тишина затаилась. Что в гибких, певучих руках её тень ореола. Воспевай те минуты.
О, придуманный миром нектар! Это лёгкость тончай-шего чуда. Это листья цветов. Это краски яркой звезды.
Дождь скорби
4
Ночь…
Сумрак заполнил тревогу. Смешались все краски. В моём подсознанье она стала моей. Она форму мою приняла. Она вобрала блеск моих глаз.
Я – жалкий король, лишившийся трона. Но не тре-вожьте меня – обожжётесь. Держите-ка лучше руки в широ-ких карманах и смейтесь в лицо своему отраженью. Я сам улыбаюсь, узрев себя в дали ночной.
Ночь…
Раскрылись руки, готовые небо принять. Вижу тебя – ЧЕЛОВЕК! В жизни твоей обнажается плоть. А мысли твои – жесты ветра. Слышу в дыханье твоём – твои речи. Ты ушёл. Я с дыханьем твоим говорю:
- Сердце твоё потеряло краски живые.
Я услышал дыханье твоё:
- Мы чужие…
- Всё это фальшь. Просто под небом не видишь ты землю.
- А ты ослеплён. Тебя ищет солнце.
Дыханье прервалось. Исчез Человек…
5
Наполните мой стакан звёздным светом! Солнце в стакан вложите…
Человек, я хочу выпить молчание твоего сердца. Я выпью целый колодец, чтобы понять тебя, Человек!
6
За ночью придёт день. День потерянной иголки. День треснувшегося, разбитого зеркала. Сейчас - ночь.
Найди в ней сердце янтарное. Вложи в неё мысли свои невинные. Пусть ослепит она тебя так, как днём не ослепит солнце!
Но нет ничего.
Нет озаренья.
Нет в этом вины твоей, ночь… Мне не хватает мощи твоей, твоей власти. Чёрная мгла не ослепит.
Тёплая ночь. Но льются в душе моей скорби дожди…
Зеркало мгновения
7
День…
Мой дух в плену у дня. Зари я не заметил. На гори-зонте – часы очередного дня в глухом плену. Мой дух вчера ещё в венке цветов, в густой листве зелёной. Прекрасные глаза - не наяву. И я поник. Я пил эти глаза. Я пил… Пил нектар… Я… устал.
Земля! Подари мне своё равновесие! Научи, как со-греться у россыпи звёздной! Как свет пригласить в своё серд-це?
День…
Надеваю пальто и иду. Иду туда, где исчез Человек, что меня понимает. Иду по земле и слышу, как она дышит, как дышит легко тротуар, по которому я ступаю, как уходит он из-под ног.
Навстречу идёт женщина. Может, это мечта в бело-снежном плаще? Я подхожу к ней вплотную.
- Скажите, где кончается день? – спросил я её.
- Вы пьяны, - она мне ответила.
- Я бы хотел уснуть в этом дне.
- Отоспитесь лучше у себя дома, - так сказала она мне и исчезла.
Нет, это была не мечта. Это суета незыблемой реаль-ности. Суета повседневности, от которой прочнее врастаешь в землю. Мечта теряет свои краски, становится тусклее. Но она навязчива, как старая цыганка.
Иду по улице дальше. Ищу того, кто меня понимает. А земля под ногами такая лёгкая, что её не усадишь на место.
8
Безумие…
Я пал с высоты неузнаваемости. Я не узнаю себя в от-раженьях витрин магазинов. Ноя узнаю звёзды, которые ма-нят меня. Я узнаю безликих женщин, хотя они не знают ме-ня..
Я вижу свет в их озарённых глазах.
Нет. Я – глупец… Это не звёзды. Это – блеск алчно-сти. Их свет заворожит слепцов…
Я потускнел. Рядом с мостовой я один из её булыжни-ков. Рядом с костром я один из его потухших искринок.
Я понял – я ОДИНОК…
9
Воспоминания - в завтрашнем. В прошлом их нет. Они отказывают нам в возможности отвлечься. Они сливаются с невозвратным, как ветер с птицей…
Забудь то окно, что манило тебя отражением. Вспом-ни, ты ведь сам раздобыл денег, чтобы убить его, ещё не рождённого. Задушил руками. Что хотело принять форму рук твоих.
Нет, не нужно взывать воспоминания. Живи в насто-ящем. Я живу…
Я не могу похвастаться тем, что я отрешился от вос-поминаний. Я барахтаюсь в них, но они об этом не знают.
10
И вдруг я услышал ветер её дыхания. Я посмотрел в сторону ветра. Она стояла у дерева в джинсах и рубашке. Но с ней был парень. Он целовал веер её губ, он обнимал её, но её дыханье уже слилось с моим вздохом. Я понял, что это – ОНА. Я один знал тогда, что ОНА станет плотью от плоти моей. Ведь это я, я один окружён Зеркалом Мгновения, та-ким неприметным и лёгким, как воздух.
Я встал поодаль и наблюдал. Всё отчётливее станови-лось её дыхание. Оно легко протекало сквозь меня. Я понял: её лицо, живое лицо – моё лицо. Её светлые волосы напол-няют пустоту моего зеркала. Мои руки нашли в нём своё от-ражение…
11
Она стояла у прилавка. Я сразу узнал её. Она продава-ла людям мечту. Я встал в очередь. Рассудок померк в моей мансарде, но когда до меня дошла очередь, просто спросил:
- Как зовут тебя?
- Оля, - ответила она также просто.
- Я буду ждать тебя после закрытия магазина вон там, за углом.
Жди…
12
…Я стоял за углом и не глядел в замученное поцелуя-ми завтра. Я не мог себе в чём-то признаться, но понял, что любовь не меняет лица, избирая любовь…
- Я пришла, - услышал я за спиною дыханье. Я обер-нулся. Она была в джинсах и куртке поверх рубашки. Снис-ходительность одежды, прикрывшей нравственную наготу. Она показалась мне не той, что вначале.
- Куда мы пойдём? – спросила она.
- Мы пойдём ко мне.
- Зачем?
- Мы пойдём ко мне.
- А что у тебя есть?
- У меня всё есть. У меня есть руки, глаза, уши… У меня всё есть!
Зачем я сказал это?
Я сказал это всё для завтрашних туч, для шума дождя, для дороги, скрывающейся за горизонтом…
- У тебя есть музыка?
- Есть.
- У тебя есть «Пинк-Флоид»?
- Есть.
Зачем я злюсь? В чём вина её? Я уже надеваю на себя закат, вешаю на грудь ожерелье окон. Я разбиваю зеркало мгновения…
В меня открываются двери
13
Мы сидели у меня. Курили. Пили вино. Слушали «Пинк-Флоид». Где-то печатались монеты. Всё ссыпалось в бездонную утробу. «Ма-а-а-а-ни», - надрывался магнитофон. Время – деньги. Тайм из мани – берегите деньги…
Я поцеловал её. Рот её зажёгся звездой. Я услышал её дыханье.
- Ты останешься со мной? – спросил я чуть слышно.
И она осталась…
Она прикрывала свою наготу улыбкой. Ночь прикры-вала её шею и грудь. Рассвет обнажил её бёдра и веки.
- Кто этот малый, с кем ты вчера целовалась?
- Ты видел?
- Да.
- Я люблю его…
- Послушай, малышка, не приходи ко мне больше.
Она надо мною склонилась, доверчиво улыбнулась, откинулась и засмеялась. И я засмеялся….
Неискушённое сердце под тучами век забывается. Её головка утонула в моих ладонях. А я утонул в её мерном ды-хании.
14
Утро настало, а в жилах моих ещё ночь. Я гляжу на неё, ещё спящую. Я стараюсь найти в ней своё отражение. Я верю, что я – в глубине её глаз. Эта вера вручает мне власть одной только лаской разжечь в ней жажду, найти жизнь в глубинах её. Найти своё «Я» в её сущности. Уйдёт она, при-крыв двери, но откроются двери в сердце моё.
Может быть, я всё это придумал?
Нужно вставать…
Равнина ладони не отпускает голову. Уже день, а вни-зу подо мною – ночное небо. Она уже встала и одевается.
- Не смотри на меня, - говорит.
Не может понять, что я вижу себя, на неё глядя. Но отражение это пока ещё тусклое. За гранью его очертания я ищу ожидание ещё чего-то.
- Не ищи меня больше, - это опять она.
Закрылась дверь, и мы остались вдвоём: я и моё отра-жение. Отражение за гранью самого себя. Путь молчания – связка между мной и моим отражением. Между глазами той, что ушла и моими ладонями.
Когда-нибудь я свихнусь…
Раскрою шторы. Свет впущу в комнату. Прислонюсь головою к солнцу. Разомлевшее сердце не чувствует тени. Мечта растворилась в солнечном свете. Закрываю глаза, что-бы видеть тебя, моё отражение. Закрываю глаза, чтобы ви-деть ЕЁ…
Где твои руки?
Где прихоти ночи?
Память ночей увядает…
Но не всё потеряно. Я ведь – живой!
15
Перед ухмылками стен бессилен мой лоб. Стены сме-ются…
- Я люблю его… - говорит язык смеха.
Давит лоб. Спасая своё лицо от отблесков стен, объяс-няю всё это привычкой. Жизнь ведёт нас за руку между ста-ростью улиц и молодостью облаков. И гордость делится между ними.
Я безнадежно глуп.
Держать голову выше. Обхватить её руками и укро-тить её. Разбить гранитные волны тоски.
Всё.
Иду на улицу подставлять свою голову лучам заката. Стёкла бьют стёкла. Сердца разбивают сердца. Нам то какое дело? В невидимой тишине я увидел разорванные связи. Всё, что было, осталось в воспоминаниях. Мы живём настоящим. В будущем предстоит жить завтра.
Всё. Срываю замки уединённых убежищ. Сжигаю лес сонливого сердца. Шагаю вперёд, приветствуя новые тайны. Ночной горизонт венчает меня своей короной.
16
Я дома, с друзьями. Новая музыка в наших сердцах Тухманов и Байзман. Гитара и песня. Будем веселиться, дру-зья! Приветствуем рождение новых образов. Вот эта блон-динка, что руки свои мне на плечи кладёт и просит:
- Шампанского мне.
Пейте, друзья! Веселитесь! Музыку громче!
«Ма-а-а-а-ни… - надрывался магнитофон.
Что это вдруг со мной?
Я снова вижу волосы русо-розовые. Вижу рвущие ду-шу глаза…
- Оля, - говорю я чуть слышно.
- Оля-я-я-я-я! - кричу я назло заблуждению.
Все ушли…
Злобное одиночество тащится за мной по пятам… Ложусь спать в колыбель опадающих листьев дня.
Здравствуй, печаль…
Прощай печаль…
17
Сон, как охапка голого ливня пеленает в струи свои. Выпитое вино тому помогает. Из рук ускользнувшее солнце скрывается за горизонтом. Люди ложатся спать. Не все. Кто-то ищет отблески дня в сумерках ночи… Кто-то ищет уда-чу… Кто-то любит…
…Звонок.
Из глубины подсознанья он будоражит, как зеркало среди битых зеркал. Я просыпаюсь. Звонок… Это звонят в мою дверь. Резкий звонок. Лениво встаю – открываю.
Здравствуй, печаль! Прощай, печаль…
Передо мною ОНА – прекрасная ликом печаль.
- Можно? – спросила она.
- Входи, - ответил я, немного смущаясь.
- Я немножко промокла.
- Ничего… раздевайся.
- Ты спал?
- Ничего.
Это уже не сон. Это – ОНА. Она сразу вписалась в ли-нии моего потолка, вписалась в глаза, которые я люблю. Она улыбнулась, и я услышал её дыханье.
Здравствуй, печаль… Прощай, печаль… Твоя ласка возникла нежданно.
Звёзды, в окно входящие, вам знакома любовь подат-ливых тел? Чудовища бестелесые, вам знакомы ласки зем-ные? Как прекрасна печаль своим ликом!
Твой шёпот набатом звучит в перепонках:
- Милый…
- Я думал ты не вернёшься.
- Хороший…
- Малышка.
Ласканье горячих сердец – им недоступен словарь.
- О-о-о…
- А-а-а…
- Милая…
- Милый… - одни междометия стонов и влажные по-целуи. Я вижу её обнажённой. Святое убранство её наготы меня ослепляет.
Ночь, стань полярной! Покажи, как ты воюешь со стрелкой часов. Будь вне предела…
18
Как мило!
19
Нежно простилась она со мной. Эхо её поцелуев долго гуляло у изголовья улиц. Как ослепителен мрак в при-ютах желания. Между мной и моим одиночеством – ОНА. Она – осознанная необходимость. Мой улей уснувший разбужен. Расплавилось моё сердце. Отныне не нужен пьянящий дурман. Сизый дым, нектар – бесполезен. Отныне я в золотом промежутке – между синевой под глазами и смехом взахлёб.
Человек! Ты слышишь, что время уже не хозяин? Оно осёдлано ночью безумной. Оно в тишине обломков минут.
Музыка! Ты слышишь весенний ветер? Ты слышишь капель в глубине моего колодца? Музыка, подари мне апрель поздней осенью. Не зелёный, дождливый апрель, а тёмно-лиловый апрель Чайковского. Я зачарован печалью «Дип Пёпла».
Здравствуй, печаль…
Прощай печаль…
Дни, как одна ночь…
20
И снова была ночь. И было утро. День. Вечер. Ночь. День. Ночь, ночь и… снова ночь…
Помнишь ли ты, память, те горячие сумерки? Пом-нишь ли ты, память, обнажённую бледность желаний? – Всё помнит память…
Помнишь, плачь ветра и хлопанье дверью? – И это ты помнишь…
Иногда опасаюсь я солнца, жизни я опасаюсь. Не хо-чется верить, что когда-нибудь это кончится. Что Зеркало Мгновения расширится и застынет в нелепой злобе. Всё, что мы не сберегли – придёт в ветхость и будет выброшено, как старый зонтик.
Я помню даже то, что не помнит память. Помню ту бессвязную систему общения, что ты мне предлагала. И ту наивность, что обернулась против твоих прихотей.
Где тайна абсурда? Абсурда моей жизни, абсурда бес-конечно длинной ночи. Чем измерить бессмысленность и нелепость?
Солнце, которое только радовало, начало выпускать на свет пасмурные цветы. В этом она виновата… В этом ви-новат я…
Я спал на холмах её сердца. Она разбудила меня:
- Ты знаешь, у меня есть дочь…
- ??!
- Ты меня слышишь?
- Да.
- У меня есть дочь…
- Я слышу… Что ещё?
- Тебе всё равно?
Нет, мне было не всё равно. Тупая пила зазвенела натружено. Бессилие стен передалось стенкам уставшего мозга. И потолок улыбался самодовольно.
- Как зовут её? – спросил я зачем-то.
- Как и меня – Оля.
- Где она?
- Зачем тебе?
- Хочу обнять её и поцеловать.
Во мне закипала злоба, закипал ветер, раздирающий тело в кровь. Во мне бились окна, но внешне я был спокоен, как тень железобетона.
- Так могу я её увидеть?
- Нет, она далеко…
- Она живёт в другом мире? – я начинал что-то пони-мать. Я уловил на её серьёзном лице улыбку глаз. Она была подобием молний. Минута тишины легла грузом сомненья. Я принял игру.
- Она живёт в другом городе.
- Сколько ей лет?
- Ей… около двух.
- Смогу я её увидеть?
- Нет. Это невозможно…
Иронически ухмыльнулся потолок. Засмеялась фор-точка. Птицы ночные застыли в полёте…
- Ты давно не виделась с ней?
- Полтора года.
- А с кем она живёт?
- Я отдала её на воспитание одной знакомой. Ты ведь знаешь, я была год в загранплавании. Там я заработала три тысячи и… эту девочку. Все деньги и девочку отдала я зна-комой той женщине…
Упрямая злоба снова стукнула в дверь. Заскребла сте-ны, обитые шерстью беззлобия. Мысль о возможной ошибке повисла в воздухе. Монотонность незыблемости грозила обернуться слезами.
- Почему, - спросил я без декорации равнодушия, - я не смогу её увидеть?
- Она… уродлива.
- У неё нет рук? Или ног?
Это говорит во мне злоба. Всесильная злоба… бес-сильная злоба…
- У неё косоглазие.
- И всё?
- Нет… она чёрная.
- О, как это экзотично!
Идиот. Я в злобе смеюсь над собой. А, впрочем… Кто-то из нас действительно удостаивается подобной ка-тегории…
Встаю. Одеваюсь…
Пока я не принял никакого решения. Но, может быть, я не приду больше к её двери, не войду в эту комнату, где надеялся найти отражение своего «Я»… Нет, скорее всего, это – нелепость слепая. Я уже спокоен. Мне даже хочется по-целовать её, сказать ей что-то тёплое. Но пусть за меня реша-ет разум – иначе, на что он мне?
- Ты куда? – спросила она.
- Пойду, прогуляюсь. Устал я что-то. Весь день в квар-тире…
- Постой! Ты что? Ты поверил всему этому?
- Нет, конечно.
- Погоди! Нет, - она встала и бросилась мне на шею. Она плакала…
- Милый, ты поверил… скажи, ты поверил? Ты хо-чешь уйти совсем? Я всё это выдумала, понимаешь, выдума-ла…
Она никогда не плакала. Теперь она плакала. Мы не пускали к себе зрителей. Да зрелища и не было. Не было тра-гедии, не было драмы. Но если бы зрители были, они бы увидели, что я плачу. Плачу беззвучными, солёными слезами. Я стыдился своих слёз. Я целовал её глаза, чтобы она не видела моих слёз. Я пил НАШИ слёзы…
- Зачем тебе всё это было нужно? – спросил я чуть по-годя. – Ты хотела меня проверить?
- Ты спал. Мне стало скучно… и я придумала… Про-сти, милый…
21
Она стала не отраженьем моим, она стала тенью моей. А я - её тенью. Но мы не замечали этого, потому, что оба бы-ли в тени…
22
Память хранит всё. Она хранит боль позитивов. Она хранит и прекрасные негативы…
Я сижу у экрана телевизора, она готовит нам ужин… Я лежу на кушетке, закованный зельем, она стирает мои ру-башки… Она спит, раскинувшись на простынях, я мою на кухне посуду…
Её разнообразие, её новизна меня всегда обольщали. Я преображал её, потому что она преображалась.
Мы пили сухое вино и влага сухая топила невзгоды минут томительных. Тёплый дождь моросил за окном, напо-миная о повседневности. Засохшие листья души – солнце ис-кали.
Было нарушено что-то…
23
В тот вечер мы сторожили молчание. Молчание наше нарушили женщины две. Одна из них вместе со мной погу-била моё отражение. Но во что-то она ещё верила. Вера моя, обнажённая, хрупкая, сбросила груз с плеч своих…
Подруга её, кокетка, меня обольщала. Обнажив ноги за пределы дозволенного, она курила, пуская в мою сторону клубы дыма. Мы пили вино.
- Красивые у тебя ноги, - заметил зачем-то я (а ноги у неё действительно красивые), - их можно целовать долго и не надоест.
- Так поцелуй же, - сказала она.
Упрямство смешалось с реальностью. Пустые мечты, как заброшенный дом. Я понял, что она издевается. Испыту-юще смотрели на меня три пары глаз.
Я встал, подошёл к ней и крепко поцеловал её в губы. Ответом была мне пощёчина. Моё пламя прибили. Отчаянье, злоба, проклятие смешались в моём оазисе. Я ей ответил по-щёчиной и снова страстно поцеловал. Как кадры замедлен-ной съёмки, как запись воспроизведения повторилось снова это мгновение…
Они ушли. Мы остались вдвоём. Спать легли мы раз-дельно. Волосы мои с мыслями перемешались и провалились в пропасть. Я уснул…
Утром она подошла ко мне спящему, толкнула меня слегка и прошептала голосом потусторонним:
- Твоё присутствие здесь лишнее. Тебе не кажется? – и ушла, оставив меня подумать…
Дисгармония встреч и гармоничность разлук – наука лишений. Я не могу предложенным тобою ножом рассечь нашу грустную музыку. Но нож в руках и нужно что-то де-лать. Уложив вещи свои в саквояж ущемлённой гордости, ушёл я на улицу ветром проветрить свой череп.
Этот день был мучителен. Жизнь и любовь потеряли точку опоры. В отчаянье сером возник день тот светлый и… та ночь. Жизнь опустила руки и выпустила из своих объятий. Нас объединяющее сходство разодрано в клочья.
В чём здесь разгадка?
Кто виноват?
Я виноват во всём…
Бесцельно бродил я по улицам. Окунался во внешний мир суеты и тонул в своём внутреннем мире. Жизнь ополчи-лась, и нужно было что-то выбирать.
Я купил в магазине бутылку «Алиготэ» и вернулся домой. В объятьях других я не мог себя представить. В объятьях других не мог я представить её.
Вечер широкой кистью красил небо в фиолетовый цвет. Я сидел в темноте с уложенными вещами и ждал её. Она пришла. Она изменилась: тусклый свет глаз с синевой под припухшими веками – у неё, похоже, тоже выдался не-лёгкий день. Мы закурили оба молча и одновременно. И ждали оба движения слов.
- Я не уходил, ждал тебя, - прошептал мой язык, - ждал, чтобы проститься.
Она молчала сосредоточенно и курила часто, взатяг.
- Всё кончилось… Не будем искать виноватых, - про-должал мой язык скрести нёбо. – У нас было разное, но больше было хорошего. Я не хочу, чтобы в памяти наших встреч оставались чёрные пятна.
Она молчала. Разлив по фужерам сухое вино, я про-должал вздорную рассудительность:
- Выпьем это вино. Простим ошибки свои и я уйду.
Она выпила быстро и налила ещё. Выпил и я. И стал собираться. Вино прошло сквозь узкое горло, но горький ко-мок в нём остался застрявшим.
- Какая я слабая, - услышал я шёпот. Он в комнате тёмной слезами разлился. – Останься… останься! – слёзы её мою грудь оросили, расплавили ком в моём горле.
- Прости, - так тихо сказал я, что больно стало в ушах.
- Я не могу без тебя… Ты мой. Ты останешься…
Скатилась слеза по моей щеке и упала на губы её. Я целовал её губы и не стыдился слёз своих. То плакало сердце уставшее. То в комнате тёмной, в объятиях крепких блеснул краешек солнца.
24
Город обрушился улицами на гордые головы, на ра-зум, украшенный шляпой безразличия. Дорога, усыпанная шипами и лепестками роз, вела дальше, к единству нашего облика.
Может быть, я останусь в единстве придуманном, Может, уйду из него навсегда. Может быть, я вернусь к забы-тым моим и любящим когда-то.
Но буду ли я нужен им?
25
На крышу сомнений удушье упало. Смешались воспо-минания. Женщины перемещались в пространстве, лёжа в постелях, прикрывшись своей наготой. Замер печальный смех, упрятался хохот в уснувшем маятнике. Не стало её, хо-тя рядом она находилась. Я караулю не снег у окна. Я карау-лю тебя, Человек. Ты меня понимаешь… Но нет тебя рядом. Ты скрываешься по другую сторону жизни. Но в тишине це-ломудренной я слышу твои шаги. Я слышу твой голос, зову-щий меня в Деревню Усталости. Окна с разбитыми стёклами легли отдохнуть. Не спит одинокая женщина… Я не сплю… Не спит Человек, что меня понимает…
Деревня Усталости, в твоих маленьких домиках все равны. Смех, не отчаивайся! В одном из маленьких домиков и тебе место найдётся. На выцветшем небе скрываются не только пасмурные лица.
Я слышу – зовёт меня Человек…
- Конечная остановка, - объявил водитель троллейбу-са. И я вышел.
Человек меня встретил, как встречают заблудших дру-зей.
- Устал? – спросил он.
- Устал, - я ответил.
Мы пили вино и беседовали глазами. Взгляды без слов красноречивы. Память обезоруженная не знает врагов. Сердце её обрамлено серой звездой. Её тусклые лучи простираются, чтобы обмануть одиночество.
- Забудь всё. Вернись к прежней жизни. Разгони небо хмурое. Скорми его тусклые окна тяжёлым камням. Это – лживое небо, - так говорили мне глаза Человека, который меня понимает.
- С чем я останусь, покончив с памятью?
- Ты утром проснёшься и увидишь, что её заменило, - так мне сказал Человек, что меня понимает.
Вереница дней этих длинных оборвалась, как ночь об-рывается утром. Вереница обрушилась, как свергнутая тюрь-ма.
Я выхожу из окна
26
Свергнута тюрьма повседневности. В глубине синевы небес я увидел огненное окно
- Теперь всё изменится, - твержу я себе, - всё изменит-ся…
Я вижу окно. И окно это – я сам. Если вдруг подойдёт к моему окну Человек, что меня понимает, он не узнает глаз моих. Он мыслей моих не узнает. Любовь придаётся разлуке. Я вышагиваю из окна своего в мир текущих листьев тумана. Я оставляю любовь за рамой уснувшей ночи…
27
Есть мир, где царят мотыльки-однодневки. Может быть, это мой мир. В нём время перекатывается легко и скользит по скользкой дорожке спокойно.
Свои глаза не нужно искать за своею спиною. Они посажены ниже лба и ведут нас туда, куда хочется.
Они привели меня к ней…
Нас разделяла теперь не только ночь. Нас разделял властный ветер. Я пришёл к ней, поздоровался и, без тени равнодушной игры, стал укладывать свои вещи.
- Пойми, мы устали жить вместе, - говорил я спокойно ей. – Мы должны разобраться в морщинках печального смеха.
Я говорил, а она курила и смотрела, как я собираю вещи. Она даже подсказывала, где что лежит, чтобы я не за-был чего в спешке. В бессилье своём мы были корректны. Но я решил, и она согласилась. Пляж домашней постели остался за рамой. Утро смеялось ослепительным смехом.
- Прощай, - сказал я.
Мне было спокойно и чуточку грустно…
Я шёл по улице и улыбался лицам прохожих зачем-то. А они улыбались мне. За спиной я услышал шаги. Она меня догоняла.
- Подожди. Нам по пути, - сказала она. – Ты не против, если я пойду с тобой рядом?
- Отчего же? Мы ведь не враги с тобой.
Мы шли рядом, как в старые времена. Но сейчас она была просто женщиной с отпечатками моих рук на её плечах. С отпечатками рук, обладавших ею. Наши пути расходи-лись…
- Вчера тебя искал твой друг, - произнесла она, замед-лив шаги.
- Что же ты не сказала об этом раньше? Я тоже искал его.
- Мне не хотелось делать тебе больно…
- Как? С ним что-то случилось? Где он сейчас?
- Я не знаю, где он сейчас… но ночь он провёл со мной, а утром ушёл…
- Ты догнала меня только за тем, чтобы сообщить всё это?
- Нет, отчего же… Я могу сообщить тебе ещё кое-какие подробности…
…То утро уже не вернётся. Как ничто не вернётся. Ничто не сравнится с несчастьем любить. Набежавшая пена бессилия подступила к губам. Подступила к сердцу, к рукам. Мужчина не смеет ударить женщину. Это ниже его достоин-ства. Это – его бессилие.
Я ударил её…
Ударил наотмашь и перешёл на другую сторону ули-цы. Голос укора тому, что свершилось, витал в верхушках деревьев.
28
Сколько витает в воздухе снов?
Сколько будущих женщин и детей не рождённых?
Сколько окон разбитых?
Я вышел из своего окна с шумом, сбив раму плечом, и рухнул за мною свод, надо мной нависавший.
Дорога в Деревню Усталости
29
Нет в мире вечных законов. Всё относительно. Среди ночи мы видим край солнца. Мы видим мрак среди белого дня. Мы смеёмся до потери рассудка. Мы плачем до потери смеха. Боль и гнев иссякают. Жаркое пламя гаснет.
Вместе со временем меняемся мы. Но в нас остаётся виденье вчерашнее.
Сегодняшний сон закрывает чёрные раны. Забывается та, которой мне не хватает.
Я ухожу дальше по жизни. Она остаётся в обломках зари…
Куда приведёт меня эта дорога?
30
Человек, что меня понимает – убежал от толпы. В го-лых ветвях равнодушия он застыл, словно покойник.
Я не хочу идти за тобой, Человек!
Ты поселился в Деревне Усталости. Я хочу прожить жизнь ярко. Не тусклой свечой, фейерверком.
Но ты манишь меня, Человек…
В переполненном одиночестве всегда найдётся место отчаянью. Дайте мне в моём одиночестве место забвенью добра. Дайте мне место, куда бы я сложил отрепья истины…
Обочина дороги, по которой шагаю я, усыпана облом-ками равнодушия. Смутные тени печали ползут по звёздному небу.
Жаркое солнце!
Я устал от тебя. Я по холоду изголодался. Под закры-тыми веками хочу я увидеть шум листвы тополей. Радость хочу увидеть.
31
…Иногда мы случайно встречаемся. Проходим мимо, как незнакомые. А потом оборачиваемся одновременно. Мы не сберегли любовь…
32
Вот идёт Человек…
Куда он идёт?
Он идёт стареть, чтобы потом умереть.
- Человек, где твои корни?
- Мои корни ушли в небо.
Человек идёт дальше. Я иду вслед. Иду по дороге в Деревню Усталости.
Человек!
К тебе обращаюсь!
Несчастье – в уродстве. Но ты не уродлив.
Дни увядают, как молодость старых. Мы все постаре-ем. Будь молод душой. Лелей душу той, что осталась за што-рой в том далёком окне.
Человек!
Будь добрее!
Пей звёздный свет, в солнце купайся. Береги искрен-ность. Любовь береги…
33
Иногда мы случайно встречаемся. Проходим мимо, как незнакомые. А потом оборачиваемся одновременно.
Мы не сберегли любовь…
Муза и Эрос
Стихи
в стиле куртуазных маньеристов, напи-санные во время посещения автора Му-зой и Эросом.
________________________
А Аполлону
Пролог
Муза – девушка капризная. Эрос – ленив. Однако, соединяясь вместе, возникает альянс, достойный самых бурных вакханалий, эмоций, откровений…
Музу не зазовёшь никакими пряниками, Эрос не обуз-даешь кнутом. Они своевольны. Размышления возникают на фоне облаков. Нежно лазурная гладь моря возникает в сознании. Золотые нити солнца сте-лятся по взволнованной его поверхности. Морские волны… И золотистые волосы Музы в тёмной воде. Вьются пряди, переливаются бликами в лучах солнца. Море сливается с небом. Пурпурное небо поглощает лазурь морской глади, по-глощает волосы Музы… Образы в жарком воздухе перебивают собственные мысли, задыхаются от возбуж-дения. - У меня давно тебя не было, Муза! – мой голос вибрирует в трепете жаркого воздуха. – Твоя энергия сублимирует. Эрос мутирует в безжалостную Музу. Наверно, мне просто необходима Женщина… - Твои слова не лишены логики, – согласилась Муза, – Я действительно давно тебя не посещала. - И я бы тебе помог, если позволишь, – это уже Эрос склонил надо мной свою курчавую голову. Тёмная гладь моря… Вьются золотые волосы… Крылья Музы… Солнце скрывается за горизонтом… Ночная тишина вздрагивает шелестом крыльев, дрожит холодными кольцами, чуть слышно звенит тонким эротичным смехом. Прозрачный воздух, бордовая гладь моря в последних лучах заката. Бордовая пустота… Волны, легко перетекающие друг в друга, плавно, как мазки художника по холсту. Волны волос. Волосы, перетекающие в волны. Муза слегка касается меня своими кры-льями, своими прядями волос, так похожими на волны. Каса-ется моих чувств, легко стирая с них боль. Она улыбается мне и прижимается израненной спиной к моей тёплой груди, к моему уставшему сердцу. Ветер пахнет морем и солёными скалами. - Вовсе не Эрос становит-ся Музой, – она касается моих рук. – Уж мою-то Музу зовут иначе… Ветер зашелестел перьями её крыльев, подхва-тил её волосы – золотистые волосы. Её белые крылья… Во-лосы на волнах и тёмная ночь, опустившаяся на тёмное море. Эрос и Муза пришли ко мне…
Моя Муза
«Копировать жизни – гораздо сложнее…»
(Джеймс Лафлин)
Моя Муза никогда не приходит вовремя. Очевидно, она, как обычно, сидит у телефона и ждёт моего звонка, моих эс-мээсок. А потом, когда я набираю её номер, говорит мне: - Не звони мне, я сама тебе позвоню…
И звонит иногда. Но в самое неудобное время. В три часа ночи, например, или когда я занимаюсь любовью. Три часа ночи у неё – излюбленное время. Будто, добираясь до дому от какого-то другого поэта, с которым провела часть ночи, она вдруг неожиданно вспомнила обо мне. Естествен-но, она никогда мне не рассказывает о других поэтах, но у меня есть определённые подозрения, с кем она может прово-дить ночь…
Иногда среди ночи она может прислать мне мобиль-ное сообщение, напрочь лишив сна. При этом её телефон бу-дет в это время недоступен или заблокирован. Или позвонит и молчит. Я знаю – это она, Муза. Кому ещё придёт в голову звонить в три часа ночи?
Если только не Эрос, когда напьётся. Последний раз он позвонил спросить, не осталось ли у меня водки. А Муза обычно звонит в три часа ночи, такая у неё планида. Вот и приходится всегда держать блокнот и карандаш под рукою. Но она обычно говорит так быстро, что я редко успеваю что записать, как она уже кладёт трубку. Это крайне неудобно…
Но я по-прежнему храню ей верность, если это можно так назвать… Хотя там, на Олимпе, наверно, немало безра-ботных муз.
Когда я успеваю что-то записать, что она продиктует, я нахожусь в ужасном волнении, долго потом не могу уснуть, а к утру становлюсь совершенно разбитым. И почему она ни-когда не звонит днём, в рабочее время? Но такой, видимо, у неё ритм жизни…
В юности она приходила ко мне гораздо чаще. Причём, в самое разное время. Днём она также посещала меня, хотя и ненадолго. Может, благодаря тем давним частым посещениям, я и сумел соткать из её прозрачных одежд сборник избранных стихов «Обрывки целлофана»?
Потом её посещения становились всё реже и реже. Видно какой-то поэт перешёл мне дорогу… Ещё несколько раз Муза посещала меня вместе с Эросом и Вакхом, но из этого ничего путного не получилось. Напились только…
Потом она надолго исчезла.
Мой Эрос
«Ревёшь свои причудливые
стихи, как будто в них сила
заклинаний…»
(Хирам Сальтоморт)
А вот мой Эрос был ленивым малым. К тому же в последнее время стал частенько «закладывать за воротник». Иногда он приводил мне девочек и, сославшись на занятость, уходил, оставляя меня барахтаться с ними наедине. Иногда оставался, и мы устраивали оргии с присоединившимся к нам Вакхом…
Ещё иногда он подкидывал мне какую-нибудь фразу, будто невзначай. А мне потом долго приходилось ломать го-лову, что он хотел сказать этой фразой.
- Ты скачешь на девушек с копьём наперевес, будто Дон-Кихот на ветряные мельницы, – говорил он, хитро по-глядывая в мою сторону, – рвёшь свои стихи, как будто в них сила заклинаний. Осаждаешь их, точно ветряные мельницы…
- Если девушки и мельницы, – отвечал я, – то строй-ные, как на Крите, а не пухлые и толстые как в Испании.
- Поля юных девушек размахивают белыми руками, как изящные мельницы, и манят тебя к себе, словно белые цветы на ветру и соблазняют тебя…
- Это всего лишь метафора.
- Мир соткан из метафор.
- Мой Эрос, но ты ведь не Санчо Панса и я совсем не Дон-Кихот.
От Эроса всегда можно ожидать что-нибудь этакое. Я пишу, а он сжигает написанное. И всё потому, что рядом нет Музы – она б не позволила…
Символическое сердечко в день Святого Валентина, в рамочке белых кружавчиков и птичкой посередине – это всё что осталось от Музы, после последнего её посещения. Они тогда навестили меня втроём: Эрос, Вакх и она – Муза. Я плохо помню, чем всё кончилось, но с тех пор Музы я не ви-дел долго…
Ещё Эрос приходил ко мне во снах. Иногда в печат-ных, но чаще – нет. Он подбрасывал мне очередную Лолиту и убеждал, что она лучшая. Потом предлагал мне на выбор самые широкие кровати – и они лучшие. И чуть ли не каждую ночь прокручивал в моих снах фильмы наслаждений. Он искушал меня…
Он отправлял моему сердцу сообщения совсем не те, что я ожидал. Поэтому с Эросом я всегда был готов к неожи-данностям.
Хорошенькие старшеклассницы в купальниках, на лентах через плечо которых, небрежно написано: «говядина», «свинина», «баранина», «индейка» – все как на подбор с косичками… Эрос, зачем не это?
Мне Муза нужна…
Она пришла…
Однажды она пришла. Муза. Без предупреждения, без звон-ков. И даже не среди ночи, среди дня. Пришла в «Клинику неврозов», где я тогда находился. Я хорошо помню тот день. Это было 13 февраля 2003 года, как раз накануне дня Свя-того Валентина.
Посидела со мной. И даже немного полежала… Про-сто полежала – я не вкладываю в эту фразу никакого смысла. Потом стала нашёптывать мне на ухо стихи. Я понял, что это мой день. Достал блокнот и карандаш и начал записывать…
Сначала бессвязные фразы, типа:
- Твоё дело списывать… Мучительное наваждение… Списывать у других поэтов… Подражать их жизням… Паро-дировать их…
Я записал и это.
- Смеха ради, употреби неправильно их правильные обороты, придумай ряд причудливых слов…
Я обдумал и это.
- Копировать жизни гораздо сложнее…
Это я уже где-то слышал.
- Древние греки умели превращать любую грустную вещь, даже плохую трагедию в миф, а значит сделать её по-учительной…
Я напряг мозги, но мысль записал.
- Жизнь не просто сидит на странице, здесь важное следует отделить от неважного… или наоборот. Есть даже соблазн скатиться к анекдоту, к пародии очевидных жестов.
Я аккуратно записывал, опасаясь, что если перебью её, она уйдёт. Муза, похоже, на этот раз никуда не спешила. Она витала вокруг меня и нашёптывала:
- Существуют определённые жесты, определённые ма-неры речи, которые суть ложные знаки, ничего не означаю-щие.
И это я успел записать.
Она говорила медленно, даже как-то томно. Иногда молоденькие учительницы после бурной ночи так диктуют диктант школьникам, которым ещё невдомёк что такое «бур-ная ночь».
- Есть следы на песке или на снегу, которые никуда не ведут. И выбирать нужно не из имитации и уж конечно, не из страсти…
Что-то я плохо начинал её понимать.
- Я понимаю твоё нетерпение, – Муза коснулась меня крылом. – Ты слышал что-нибудь о куртуазных маньеристах? Теперь это называют веянием времени.
Я кивнул. Вспомнил почему-то солиста Степанцова и группу «Бахыт-кампот». - Ты на вер-ном пути, – усмехнулась Муза, хлопнула крыльями и раство-рилась в холодном зимнем воздухе. Тут меня и прорвало…
Чёртова дюжина
Стихи в стиле
куртуазных
маньеристов,
написанные
в один день –
13 февраля 2003 года,
накануне дня
Святого Валентина –
покровителя
всех влюблённых
1. Мы это дело любим…
Среди нагроможденья лиц
Я выделяю лишь одно:
Глаза в поволоке ресниц,
Блеск глаз, как вспышка-блиц,
Как кадр старого кино.
И очертанья пухлых губ,
И бархат щёк, и томность век…
Ещё мне ротик очень люб,
И дивный голос её труб,
И зубки – белые, как снег.
И шейка с жилкой голубой,
И плечи, мягкие, как воск,
И жар души, томленья зной;
Всегда с какой-то новизной,
И матовости кожи лоск.
И грудь её, как два шара,
Два плода мне открылись.
Как два холма, как та гора,
Что Фудзиямою зовётся, и та… нора,
Что в завитках волос сокрылась.
Раздвину волоски рукою,
Поглажу влажные я губы.
И растворимся мы с тобою,
Уйдём друг в друга с головою –
Мы это дело любим…
2. Ты стоишь у плиты
Ты стоишь у плиты,
Ты готовишь нам ужин.
Мне нужна сейчас ты,
Да и я тебе нужен.
Подхожу сзади я,
Кладу руки на плечи.
Вздрогнет шейка твоя,
Как пролог нашей встречи.
Стон издашь ты слегка,
Повернёшься наискосок
И моя в то же время рука
Тронет твой возбуждённый сосок.
Развернёшься лицом ты ко мне,
Коснёшься меня ты губами.
Скользнут пальцы мои по спине
И бюстгальтера нет между нами.
Твои губы и твой язычок
Вниз скользнут, и тогда моё тело…
Нет, пожалуй, об этом – молчок;
Это наше интимное дело!
Мне нужна сейчас ты,
Да и я тебе нужен…
Отдаёшься ты мне у плиты,
Подгорает наш ужин…
3. По бокалам разлито вино
По бокалам разлито вино,
Зажжены в полумраке все свечи.
Эти пылкие, страстные встречи,
Как монтаж немого кино.
Пьём вино мы, смакуя букет,
Греем взглядами улицы холод.
Мы сыты, но другой уже голод
Точит нас изнутри – нет да нет.
И пока я кальян разжигаю,
Ты стелешь постель, а потом –
Я, как амазонский питон,
Твоё тело в объятьях сжимаю.
Распалив уголёк не в кальяне,
А в тебе, приоткрыв твою дверь,
Я со стоном, как раненный зверь,
Вхожу в недра твои, как в тумане.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
А вино никуда не уйдёт,
И кальяна дурман не угаснет.
Станет тихо вокруг, чётко, ясно.
Душа душу в ночи той найдёт.
4. В день Святого Валентина
В день Святого Валентина,
В середине февраля,
Ты билеты вдруг купила,
Позвала с собой меня.
Билеты были на романсы,
А я романсы не люблю.
Мне по духу танцы-шманцы,
Потом в койку – ай-лю-лю!
Нет, конечно, я эстет,
И совсем не чужд культуре.
А как маньерист-поэт
Наследил в литературе.
Я бы сам романсы спел
В день Святого Валентина.
Кроме прочего б успел
Сделать дочку али сына.
«Окрасила месяц багрянцем…», -
Такое и мне по плечу.
Поедем, красотка, кататься,
Тебя в этот вечер хочу.
Я знаю, ты тоже не против
Прижаться ко мне со всех сил.
Мне кажется, всё же напрасно
Тебя совратил Валентин…
5. При луне
При луне ты сидела у скал,
Под тобой билось Чёрное море.
Я тебя на углу поджидал
Не на радость свою, а на горе.
Я следил за тобой из засады:
Как и ты, я ведь море люблю.
Средь деревьев заросшего сада
Не заметила тень ты мою.
Вдруг услышал я голос негромкий:
Кто-то звал тебя тихо по имени.
И на сердце вдруг стало так горько
После слов твоих: «Обними меня!»
Он ласкал твои плечи и груди
И шептал в твои уши стишки.
Никогда уже больше не будем
Мы с тобой откровенно близки.
Изменила ты мне с первым встречным.
Я такого забыть не смогу.
Всё проходит, одна только Вечность
Лунный свет отражает в снегу.
Тот, кому отдалась ты в тот вечер,
Рвёт цветочки в другом уж саду.
Я отделал его бы при встрече,
Ну, да ладно, другую найду…
6. Ощущения
В набитом вагоне метро
Нас тесно прижали друг к другу.
Твоё ощутил я бедро,
А на бедре ощутил свою руку.
И ты ощутила её,
И даже подвинулась ближе.
Сквозь ткань ощутил я бельё.
Взял выше чуть-чуть, потом ниже.
Холодные пальцы твои
Протиснулись к узкой ширинке.
И ты ощутила мои
Чресла под тугою резинкой.
Замочек раскрылся легко.
Он стал вдруг горячим и твёрдым.
Рука ощутила тепло
Головки воспрявшей и гордой.
И пальцы согрелись в сей миг,
Уткнувшись в тугую мошонку.
А лучезарный твой лик
Отвёл взгляд невинный в сторонку.
Твоё ощутил я бедро,
А на бедре ощутил свою руку.
В набитом вагоне метро
Нас тесно прижали друг к другу.
7. Слегка оголив свои плечи
Слегка оголив свои плечи,
Ты смотришь в своё отраженье.
Мельчайших порывов движенье
Фиксируют всполохом свечи.
Ты в зеркале ищешь чего-то,
И не подвластно уму,
Что до тебя уже кто-то
Свою отыскал в нём тюрьму.
Рабыней ты зеркала стала.
Напрасно в нём ищешь ты ту,
Что за отраженьем осталась.
Что переступила черту.
Того, что было когда-то
Уже не вернуть никогда.
Юнец стал давно бородатым,
Ты также немолода.
Так встань же, встряхни свои мысли,
Сбрось неприкрытую лесть.
Ты стала богаче годами,
Такою красивой, как есть…
8. Не грусти!
Не грусти, малыш, не надо!
Стала ты не хуже, не грубей.
Просто алая и яркая помада
Стали не к лицу тебе.
Макияж твой тонкий и воздушный
Лучше ярких красок и теней.
Ну, а взгляд твой – томный и послушный
Мне гораздо прочего милей.
Твой румянец тонкий, чуть заметный
Бархатистость придаёт лицу.
Словно камень-оберег заветный
Приложился к твоему венцу.
Твоих грустных губ усмешка
Ранит моё сердце наповал.
Не нужна с тобой нам больше спешка,
Не нужны углы… пусть будет овал.
Просто стали мы мудрее и красивей.
Просто мир для нас – пастель!
Яркой краской для нас стала
Объединяющая нас постель.
9. Радость
Куплены в палатке розы
И бутылочка «Мерло».
Роза вянет от мороза.
Я из «Клиники неврозов»
Отправляюсь до метро.
От метро совсем уж рядом:
Три ступеньки, два звонка.
Под консьержки строгим взглядом,
Ощущаю себя гадом –
Так и чешется рука…
Лифт поднимет куда надо,
Дверь откроется и вот –
Нет передо мной преграды.
Оба двое встрече рады.
Рады даже пёс и кот.
Рады потолки и стены,
Рады кресло и кровать.
И «Мерло» бурлит уж в венах,
В хромосомах, клетках, генах.
Скоро ляжем вместе спать…
10. Ах!
Что-то там внутри клокочет,
Что-то бьётся впопыхах.
«Что наш масик сейчас хочет?
На кого он себя «точит»?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . Ах!
Кто так страстно грудь сжимает?
Чего путает в словах?
Кто «хаврошечку» желает?
Кто с «перчинкой» обожает?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .Ах!
Кто кальянчик распаляет
На древесных на углях?
Кто в бокалы наливает
И секс-музыку включает?
. . . . . . . . . . . . . . . . . . .Ах!
11. Секс втроём
Что значит секс втроём?
Ведь третий лишний!
О кей, пусть будет
секс вдвоём.
Я будто вышел…
и вошёл
В тебя, когда ты,
Накрыв собою тело той,
что под тобой –
Так делают солдаты,
идучи в бой…
Или, когда в отбой,
Приводят девушку с собой
Одну на роту…
Я выйду из тебя,
войду в другую.
А ты, обеих нас любя,
сойдёшь до пота.
Тебя целую, её обнимаю.
Целуешь ты её.
Ведь это ж, я не знаю…
Ё-моё!
12. В день всех влюблённых
В день всех влюблённых
Вспомни обо всех,
Кого любил, кого любила.
Как хорошо, как часто это было,
Как сладостен бывает грех.
Как твердь мужская
Женскую ласкает мякоть,
Как сладок вкус любви,
Как сок, подобный соку ягод
Стекает и мешается в груди.
Как кровь бушует и клокочет,
Как сладок трепет влажных тел,
Как жаждет тебя, и как хочет
Тот, с кем ты счастлива,
С той, с кем ты «улетел»…
13. Круговорот
Декабрь, январь,
Затем февраль –
прошла зима.
Март был холоден,
Апрель дождлив –
но всё она…
Она со мной и в май –
Предвестник
первых гроз.
В июнь со мной,
В июль со мной –
Предвестник
первых слёз.
Она и в августе со мной.
Сентябрь
нас разлучил.
Её ласкал тогда прибой,
А я, тоскуя, пил…
Октябрь, ноябрь –
мы снова вместе.
А осень поздняя –
сродни невесте.
Декабрь, январь –
проходит год.
Идёт зима…
Круговорот, водоворот –
со мной она!
Вопросы без ответов
Муза не напоминала о себе ещё почти год. Непостоянная она девушка!
Зато Эрос с Вакхом забегали ко мне всё чаще и ча-ще. В одно время зачастил ко мне Вакх. Мы пили с ним вино и болтали о чём угодно, только не о женщинах. Вакх был ка-ким-то Анти-поэтом. Он всё больше рассуждал об эфемерных философских категориях и пить с ним становилось всё скучнее и скучнее… Эрос забегал ненадолго задавал мне какой-либо вопрос и, не дожидаясь ответа, убегал. Он меня просто изводил этим.
- Ты предпочёл бы бордель в школе?
Я не успевал даже открыть рта.
- Тебе нужен словарь, в котором нет слов?
Так он развлекался, наверно.
- Каково расстояние между двумя мыслями?
И так далее…
Заря зимой запаздывает. Головная боль обычно одо-левает по утрам. Верно, опять перебрал вчерашним вечером. Где-то в тропиках лежит в шезлонге красавица и ждёт своего «коня на белом принце».
- В жизненной пародии опасно переходить на другой пол, – это голос откуда-то издалека, – он принадлежал моей Музе. – Если у тебя хулиганское настроение, учись непра-вильно употреблять слова, придумывай новые словосочета-ния.
Ну, какое может быть настроение? Ни какого…
Муза покинула меня. Она – свободная женщина… Free woman.
С посвящением к Музе
Ты говорила про любовь,
Как страстно любишь ты меня.
Ты повторяла вновь и вновь
Сколько во мне того огня,
Что будоражит твою кровь.
Ты говорила мне про то,
Как поздно встретила меня.
Что до сих пор ещё никто
Так глубоко не знал тебя.
Не грело так тебя ничто.
Я помню все твои слова,
Все стоны, вздохи и твой смех.
И как кружилась голова,
Когда звала душа на грех,
И твоё тело, как орех…
Твой распустившийся цветок,
И завитки твоих волос.
Сочащийся из тебя сок.
От лифчика следы полос,
Твой, жаждущий любви, сосок.
Вино, и фрукты, и цветы,
И музыку в тиши ночной,
И как рассказывала ты
Про свои женские мечты;
Как грустно быть тебе одной.
Ты стала тенью моей, а я твоей тенью. Но мы оба этого не замечали, потому что оба находились в тени. Наша грустная музыка дала сбой. На зеркале наших отношений появились едва заметные трещинки. Ты кокетничала с мужчинами, начиная от безусых юнцов и кончая подержанными старыми циниками.
Тебе всегда нравилось быть в центре мужского вни-мания, не понимая одного – они хотели лишь переспать с то-бой. Ты мучила и изводила себя своей необоснованной рев-ностью. Твоя похоть обернулась против твоих прихотей.
Зачем кокетничала ты?
К себе ведь жалость вызывала…
Не видела той пустоты,
Которая затем настала.
Не сберегла той красоты…
Порой, витая в облаках,
Хотела ты всего и сразу.
Немой вопрос в твоих глазах
И сухость на твоих устах,
Стали привычными для глаза.
Всё чаще обижалась ты,
Когда с тобой мы расставались.
Завяли в вазочке цветы,
Кружа осенние листы,
И звёзды нам в окно смеялись.
Ты говорила, мы ходим по кругу. Что ты чувствуешь себя рабыней, удерживаемой на привязи. Что-то про галеры… Ты просила отпустить тебя, не звонить тебе, дать тебе возмож-ность разобраться в себе, в своих чувствах, не мучить тебя нечастыми свиданиями и тяжёлыми расставаниями. Не быть эгоистом…
Наверное, ты права…Ты – красивая, умная, самодоста-точная. Теперь ты ещё и свободная!
Ты – free woman…
Ты стала женщиной свободной;
Ты и была ею всегда.
Униженной и оскорблённой
Тебя не знал я никогда.
В том твой счастье, не беда…
В кругу друзей своих ты вновь.
Прошли как сон два этих года.
Теперь волнует твою кровь
Вновь обретённая свобода.
И новая любовь-морковь…
Ты, ой как умная, ты знаешь,
Что мир спасёт лишь красота.
Наверно, также понимаешь,
Что за свободой – пустота!
Надежд несбывшихся мечта…
Наверное, мы когда-нибудь встретимся. Пройдём мимо, как незнакомые, а потом обернёмся одновременно. Потому что мы не сберегли что-то хрупкое, дали ему разбиться, расплес-каться.
Может это наша общая гордыня? Ведь у нас так мно-го общего… Но гордыня – страшный грех.
Всё это уже было когда-то. Всё это старо, как мир. Я никогда не стану навязывать тебе себя, даже если мне будет очень плохо без тебя.
Ты такая же, как я…
Возможно, стоит иногда поступиться собственной гордостью? Не знаю… Всё это смахивает на риторику… Мы не сбе-регли любовь…
Следующее появление Музы датиро-вано январём 2004 года. Тороплив закат в январе. Поедаю свой ужин, но не чувствую вкуса. Не люблю я есть один. Невидимая официантка очень даже недурна собой. Но глаза у неё ка-кие-то печальные.
Может, это переодетая Муза?
К чёрту печаль!
Эрос и Вакх, где вы?
Кто там скребётся в мою дверь?
Звенят церковные колокола.
На небе не видно звёзд.
Мир чёрен, как небо…
Муза и Эрос снова со мной
Они не показывались почти три месяца. Я даже стал забы-вать, как они выглядят. Будто во мне уже не оставалось ни грана утончённости, и я был им не интересен…
«Существуют определённые жесты, определённые манеры речи, которые суть ложные знаки, ничего не опреде-ляющие…»
«Есть следы на песке или снегу, которые никуда не ведут…»
«Выбирать следует не из имитации и уж конечно не из страсти…»
Я вычитываю отдельные фразы из своего блокнота, продиктованные мне когда-то Музой. Вспоминаю Эроса и девушек, что он мне приводил…
Станцуем танец землетрясения?
Или превратим тоннель в башню?
Как хочется вообще никем не быть…
Я потерял ориентацию в пространстве, напоминал сбившегося с курса Нарцисса, который, глядя в пруд, видел не себя, а других…
Где черпать силы?
Как поднять активность мозговой деятельности, про-будить в себе аппетит?
Надеваю торбу с кормом на своего Парнаса и сажусь за письменный стол.
Они не заставили себя долго ждать. Муза и Эрос. Они пришли вместе. И, кажется, были слегка навеселе.
Эрос говорил скабрезности, предлагал втроём пре-даться любовным утехам.
- Устроим танцевальный вечер, – смеялся он, – я при-веду мулатку и негритянку с Ямайки. Вакх тоже подтянется. Давно здесь не было оргий, подобных оргий Минервы. Кра-савицы в шезлонгах уже ждут своих принцев…
Муза неприлично хихикала… Потом, коснувшись меня крылом, стала нашёптывать:
- Божьи лучики их Лютеранской церкви с золотыми звёздами на головках уже спешат сюда. А с ними оркестр те-хасских девочек и мексиканских девушек в пышных танце-вальных платьях. Они спешат сюда с Фестиваля Индюшек. С ними – настоящий живой индюк.
Станцуем танец землетрясения?
Хулиганская волна накрыла меня.
Блокнот и карандаш уже в руках. Нашёптывания Му-зы, ласкают слух, будоражат, волнуют… Уже не в силах сдерживать лавины нахлынувших рифм, я вывожу нетвёрдой рукой:
Куртуазные стихи
(хулиганские),
написанные в один
присест во время
посещения меня
Музой и Эросом
в стиле
куртуазных
маньеристов
***
Лежу один в своей постели:
Пылает тело, ум молчит.
Глаза мои бы не глядели,
На то, как он без дел стоит.
В мечтах моих, в воображенье,
Рисую твой я томный лик.
И сладострастный миг томленья
Под кожу, в пах ко мне проник.
Глаза мечты спустились ниже,
С лица скользнули по груди:
К заветной цели ближе, ближе…
Воображение – Уйди!
Глаза напрасно закрываю.
Я успокоиться хочу.
Ясней тебя лишь ощущаю.
Крылом взмахнув, к тебе лечу.
Я вижу, как на мягком ложе
Твой торс пылающий лежит.
И чем-то сладкий сон тревожит
Твой истомлённый негой вид.
В венке курчавом с завитками,
Едва раскрывши зев, п…да.
Как будто двигает губами
И рвётся, рвётся из гнезда.
Восторг, восторг невыразимый!
О, не смущай меня мечта!
Не то я яростью палимый,
Дойду до ярости скота.
Я снова мучаюсь томленьем,
И в мраке тщетно я ловлю,
Кого моё воображенье
Рисует… и кого люблю…
***
Ты телом прижалась к горячему телу.
Чего-то ждала ты и тайно робела.
Вот я опустился на ложе любви
И мять стал упругие груди твои.
Ты не могла в те минуты постигнуть,
Какого же счастья хотел я достигнуть.
Ведь как перед этим краснел и робел,
Теперь же я сделался ловок и смел.
Я нежно тебя отодвинул от стенки
И стал раздвигать твои я коленки.
Мой твёрдый предмет меж мускулистых ног
Вниманье твоё на мгновенье привлёк.
В ладонях держала ты прелесть мужчины.
Ты власть потеряла – я стал властелином.
И быстрым движеньем, шепча о любви,
Раздвинул я влажные ляжки твои.
Ты всё прижималась, а я напирал:
Всё глубже и глубже в тебя запускал.
Сюда ты невинною девой пришла.
Теперь же ты женщиной грешной была.
И ты без стыда и без трепетной дрожи
В миг рядом упала на мягкое ложе.
Воспел я и ножки её, грудь и стан…
Но всё же наш кончился быстро роман.
***
Она наготы не скрывала своей.
Я зависть открытую чувствовал к ней.
Она позволяла себя расстегнуть
И сбросить бюстгальтер, скрывающий грудь.
«Любуйся же мной, целуй и ласкай,
Тебя ожидает блаженство и рай!» -
Она говорила бессвязные речи,
А я целовал её груди и плечи.
С телом роскошным, белым, как пена,
Она опустилась пред мной на колена.
Обвеяла негой чарующих грёз,
Волной шелковистых, душистых волос.
«Любить я хочу и хочу до конца,
Не надо мне брачных цветов и венца», -
Стихами в истоме шептала она –
Ведь эта минута судьбой ей дана.
Горело в объятьях её пышное тело,
В жарких сплетеньях красавица млела.
Амур же, смеясь сквозь вечернюю мглу,
Пускал в нас одну за другою стрелу.
Склонился в восторге я ярком и диком,
Любуясь и телом, и девичьим ликом.
И с дрожью любовной искал я рукой
У ней в междуножье цветок дорогой.
***
Ты вся разгорелась, ты вся расплылась –
Развязки желанной приблизился час.
В постели с тобою я действовал смело –
Прижалось ко мне разомлевшее тело.
Охваченный страстью, в тебя я проник,
И замерли оба в восторге на миг.
Роскошные груди качались твои,
Глаза закрывались от таинств любви.
Ко мне прижимаясь, дрожала ты телом,
С таким мастерством и кокетством умелым.
Вертясь подо мной, извиваясь змеёю,
Сжимающей страстью накрыла волною.
Однако, довольно, наверно, об этом,
Коль хочешь остаться хорошим поэтом.
Иначе захочется так и другим –
Остаться в постели с тобою нагим…
***
Солнце спускалось всё ниже и ниже.
Садился к тебе я всё ближе и ближе.
Последний уж луч на лазури погас
И лёгкая дымка росы поднялась.
Целуя ладони, горячие ручки,
Смотрел я на небо, на милые тучки.
И молча божественный стан обнимал.
Во взгляде огонь вдохновенья пылал.
Уж чую упругость и молодость тела.
Под лифт запущу свою руку несмело.
Твои очертанья, достоинства линий –
Достойны бессмертного тела богини.
Есть кубок блаженства –
так пить его разом.
Да здравствует счастье,
Да скроется разум!
***
Всё, как и прежде,
ночь, как ночь.
Светает небо,
солнце всходит.
Рука опять сосок находит,
По телу бродит, колобродит…
И сон ночной уходит прочь.
Прикрыв глаза,
ты так лежала
В томленье дивном,
чуть дыша.
Проснулись тело и душа.
О, как была ты хороша!
Без простыни, без одеяла…
Ладонь твою
я в руки взял –
Всё в этом мире блажь и тлен.
И опустил её на член,
Сдаваясь в добровольный плен.
И он в мгновение восстал…
Бывает нелегко порой
Назвать достойными
словами
Всё то, что помогло Адаму
Из девы Евы
сделать «даму»,
И всё потом назвать игрой…
***
Твоё тело задрожало,
Жар по членам пробежал.
Тяжко грудь твоя дышала
И огонь в глазах сверкал.
И в восторге замирая,
Трепетал я над тобой.
Влага семени густая
Заливала холмик твой.
Что за сладость эта влага!
Слаще фруктов и конфет.
И вкусней она, чем брага,
Для девицы средних лет.
Вот где лакомство и сладость!
Вот где вкус и аппетит!
Вот прямая жизни радость!
Вот где час, как миг летит!
Этим только наслажденьем
На земле и жизнь красна.
Как кустов и трав цветеньем
Благовонная весна…
***
О, душа моя, блаженство!
Как безмерно счастлив я.
Твоё тело – совершенство!
Вновь пылает страсть моя…
Никогда с такой жарою
Не пылал огонь в крови,
Никогда душа героя
Не сгорала от любви…
Неразрывно нас с тобою
Соединил любви союз.
Не владею уж собою
Под напором страстных муз…
Ты совсем не балерина,
Но милей одна мне ты.
Краше, лучше нет картины,
Твоей яркой красоты…
Никогда мой член, однако,
Так упорно не стоял.
Никого так долго раком
Я безжалостно не драл…
Пусть рекою льётся семя
В твою сочную п…ду.
Жизни нашей кратко время:
Быть в раю иль жить в аду…
Так спеши же жить, родная,
Наслаждениям любви.
Я уж в ротик твой кончаю –
Пыл страстей скорей лови…
Не теряй же время даром!
Видишь, он опять стоит.
Пусть пылает всё пожаром!
Пусть горит, горит, горит…
Они непостоянны
Я даже не заметил, как они ушли. Муза и Эрос.
И где все эти техасские девочки из оркестра, эти му-латки, негритянки, мексиканочки… Где эти божьи лютики из лютеранской церкви? Где красавицы в шезлонгах?
Может это всего лишь плод моего горячего вообра-жения? Фестиваль индюшек – за границей моих фантазий?
Но почему они ушли не попрощавшись?
Смотрю на часы – за полночь. Ночь со 2 на 3 апреля 2004 года. Танцы отменяются…
Впрочем, через неделю, они ко мне снова залетели ненадолго. Без предупреждения, без звонка…и опять навесе-ле…
Эрос был вообще каким-то отстранённым, а Муза нашептала мне ещё немного хулиганского…
Я записал…
***
Подруга хмельная (от вина, полагать)
Меня увлекла к себе на кровать.
Я женским капризам привык подчиняться.
Умом пораскинув, стал раздеваться.
«Разденься и ты», – я ей прошептал.
«А, может, не нужно», – ответ прозвучал. -
«Отнимет лишь время вся эта возня,
Не раз ты уж видел голой меня».
Подруга была до забвенья пьяна,
Улыбкою томной улыбалась она.
Всё же бюстгальтер пришлось расстегнуть,
Бельё приспустить и… руки на грудь.
Невольно любуясь движением ног,
Я тело её разложил поперёк.
Я ножки ей сдвинул, потом разомкнул
И с силой так резво меж ног ей воткнул.
Под натиском бурным трещала постель
И разом с подруги вышел весь хмель.
Так, позы меняя, особенным знаком,
Её развернув, поставил я раком.
За грудь налитую руками взялся
И в ярком порыве е…ать принялся.
Возил по подушкам туда и сюда,
Сгоняя с подруги остатки стыда.
Упала она без признаков чувства –
Её покорил я силой искусства.
С неё я привстал, уложил волоса –
Со всем уложился я в четверть часа…
Глазом не успел моргнуть, а их уже и дух пропал. Му-зы и Эроса. Они, как дуновенья ветерка, колыхнули шторы и выскользнули из моей комнаты. Я посмотрел на календарь – 9 апреля, 2004 года…
Когда их теперь ждать?
«Ты отвратителен, в тебе нет ни грана утончённости», – мне показалось, или кто-то действительно произнёс эти слова?
Ощущаю какую-то определённую враждебность извне. Она меня беспокоит и печалит. Так хочется, чтобы тебя любили…
Через неделю, 16 апреля, Муза забежала ко мне одна, без Эроса. Она будто прощалась со мной. Быстро разделась и позвала меня к себе. Долго себя уговаривать я не стал… Муза приходит не каждый день и отказываться от её ласк, значит отказываться от того, чтобы тебя любили…
Она была великолепна раскована. На память от той ночи остались стихи…
***
Всегда моим словам внимая,
Все мои просьбы исполняя,
Ты движешься вперёд, назад…
Как нравится нам это дело,
Когда заходит тело в тело –
Такому делу всякий рад!…
Хочу заметить справедливо,
Что всё закончилось премило
И закатился томный взор.
И, что пред самым окончаньем,
С едва заметным трепетаньем,
Ты пальчиком сделала напор…
И в сладострастном упоенье,
В тебе проснулось изверженье –
Утешила саму себя…
Ты редкий вкус всегда имела,
И выбирать порой умела,
Как ублажить себя любя…
Всегда словам моим внимая,
Все мои просьбы исполняя,
Хочу сказать тебе о том –
Чтобы ты там не совершала,
Свои желанья б завершала
Не указательным перстом…
***
Ты руку вдруг мою схватила
И провела её туда,
Где властвует любви вся сила,
И что берут не без труда.
Пальчик вошёл движеньем вольным
И начал тихо щекотать.
Мелькнула мысль: «Может, больно,
Тебе сейчас, едрёна мать…»
На миг ты страстно встрепенулась,
Чтоб пальчик дальше проходил.
Ко мне приблизилась, коснулась…
Горячий сок с тебя полил.
Я взял махровый твой платочек,
Чтоб скрыть поток, меж ног вложил
И вытер мокрый хохолочек –
Того он, право, заслужил…
Может, что-то было не так, Но Муза ко мне больше не приходила…Эрос, правда, от случая к случаю, приводил мне девушек. Да и Вакх в одно время зачастил. А Музы не было… Ждём-с…
(Москва, август, 2006)
Вместо послесловия
Между двумя этими произведениями почти тридцать лет – это много для человеческой жизни. Это мизерно для масштабов Вселенной. Включил их в сборник потому, что они объединены общей темой – темой, вечной, как мир – Любовью. Каждый видит в этом слове своё…. Чёткого определения Любви никто и никогда не создал, хотя попытки были. Объединяю эти два произведения ещё и то, что здесь поэзия пере-мешана с прозой и нет той чёткой грани, где заканчи-вается одно и начинается другое. Читатель вправе сам решать, что ему ближе, и что его больше тронуло…
Впрочем, чтобы не быть голословным и не пи-сать дифирамбы самому себе, поделюсь с рядом отзы-вов и комментариев своих читателей, которые прочи-тали эти два произведения на моём сайте juraldom.ru и поделились своими впечатлениями. То же самое мо-жете сделать и вы, мои уважаемые читатели…
Авторов отзывов и комментариев указывать не стану по понятным причинам. Многие указывали только своё имя, кто-то вообще писал инкогнито, ста-раясь не афишировать себя. Всё можно прочитать в Гостевой книге вышеуказанного сайта, а также оста-вить там свой комментарий. Да это и не важно – име-на ничего не скажут читателю.
*** «Деревня усталости» -это великолепие жизни во всех ее оттенках… такой чувственности я давно не встречала..Благодарю)))
*** Пока я читала «Деревня усталости», было ощущения, что он это я, мои мысли, чувства, пережива-ния, мечты. Роман захватывает тебя целиком, погружаясь в чтение не видишь и не слышишь того что твориться во круг тебя.
«Но вот идёт человек. Куда он идёт?
Стареть он идёт. Он идёт умирать. Выбросьте ему лам-пу на улицу, чтобы стало ему светлее…»
Точно так же в своих буднях мы, ускоряя шаг, приближаем себя к старости, забывая о красках жизни, о мечтах, о снах и радости. Ежедневный быт забирает у нас нашу беззаботность и молодость…чувство любви превращается в привычку, надоедливую и тошнотворную…
Но больше всего мне понравилось это:
- Ноги – это ветви без листьев.
-А где твои корни?
Человек поднимается. Он смотрит в моё окно. Он перекликается со мной.
—- Корни мои в окне той, которая не смогла подарить мне моё отражение. Корни мои в моём не родившемся ребёнке.
Мы живем не для того чтобы умереть, а чтобы возро-диться в своих детях. Они – это наше отражение, отражение наших ошибок и побед, нашего воспитания и нашей любви.
*** Юр, ты и правда талантище!!!! Наверное я не оригинальна и ты не раз читал и слышал слова одобрения! Позволь и мне свои «пять копеек» внести! Читала твою «Деревню Усталости» и всё буквально оживало перед глазами… всё неодушевленное обретало душу… всё печальное заставляло уронить слезу… всё человечное задевало тайные струны души… А «муза в белом плаще» — это образ, я так думаю, пронесенный через годы…
*** Юр, ну ты гений! И как это, тебе удаётся…. Прочла твои стихи «Эрос и Муза», — ну смело… Напомнило «Давай любовью заболеем, откажемся от всех врачей…».
*** Прочитала «Деревню усталости» на одном дыхании. Действительно, какой-то сплав жанров поэзии, музыки и рисунка, скорее туманной акварели, чем живописи. Очень певучая, со своим щемящим душу ритмом и калейдоскопом написанных словами картин.
Потрясающе! Юра, спасибо!
*** Прочитала на ночь глядя «Эрос и Муза». Вставки в прозе понравились, и понравились еще три стихотворения «поприличней». Как-то у меня внутри живет ощущение, что не всё может быть изложено в стихах, для некоторых подробностей допустима только проза. Но это моё личное восприятие, воспитанное на Блоке и сонетах Шекспира.
*** Прочла «Деревню….» пока, перекликается где-то и с Буниным , и с Солоухиным , с Элюаром. Нравится стиль изложения. Главное , создает настроение, Прочувствовала. Что-то зацепило в душе, пока не знаю что….. Приятная вещь. В общем, ощущение, как после Грандиозного концерта на небесах» Пинк Флойда…
*** Здравствуй, Юрий! Прочитал «Деревню Усталости» и знаешь, как ни странно, а почувствовал кончиками пальцев бархатистость и тепло тела незнакомки. Вернулся в молодость. Что-то внутри даже взволновалось… Осталось приятное послевкусие. Вернусь сюда ещё не раз….
*** «Деревню усталости» это первое, что я про-чла. Очень красивый роман.
*** - Добрый день, Юрий! У Вас интересные стихи. У меня вопрос по прочитанному. В стихотворении «11. Секс втроём» речь идет о двух девушках и одном мужчине или о двух мужчинах и одной девушке? Мы с друзьями не смогли прийти к однозначному выводу и решили обратиться к автору. Заранее спасибо за ответ. - Добрый день, Андрей! Спасибо за интересный и крайне неожиданный вопрос. Если честно - улыбнуло. Это стихотворение из разряда хулиганских стихов в стиле куртуазных маньеристов. По тексту вроде там всё понятно — «в одну вошёл, из другой вышел» - так что делайте выводы с друзьями… Хотя варианты возможны в меру испорченности и богатого воображения…. *** У меня на работе очень многие прочли «Деревню Усталости» - я сделала распечатку, и всем она понравилась, дебаты развернулись такие бурные – не передать, каждый о своём. Слушать было очень интересно. Кто-то ударился в воспоминания молодости, кто-то о любви вообще, как в стихотворении «Кто на лавочке сидел, кто на улицу глядел…». Одним словом, впечатлил всех роман так, что страсти не могут до сих пор улечься. Время от времени споры опять возникают… *** Здравствуйте, Юрий Александрович! Почитала страницу. Интересно! Очень! Прочитала биографию – удивлена… пока не знаю чем больше - то ли талантом, которым наградил вас Бог, то ли трудностями, которые выпали на вашу долю, то ли работоспособностью и трудолюбием, то ли стремлением познать мир, то ли своей точкой зрения на все события. У И. К. Ракши есть высказывание, вернее пожелание: «Если можешь не писать — не пиши». У вас – «если можешь писать - пиши». Очень интересно сочетать архитектуру, живопись. путешествия, фото, литературу. На всё нужно время, вдохновение ,деньги, наконец. Мне всё это очень интересно. Прочитала Ваши «Деревню Усталости», а также сборник стихов в стиле куртуазных маньеристов «Муза и Эрос». Хотя учиться у Вас чему-то уже поздно, но очень хочется познать все секреты Вашего творчества (кроме наличия Музы - Музы преходящи. Что я и попытаюсь сделать, знакомясь с Вашим творчеством. *** Юрий Александрович, никогда мне не нравились художники типа Дали. Вы когда пишите комментарии к своим произведениям, то слышишь живую человеческую, понятную речь, но произведения пронизаны дуализмом и названия настораживающие… Нагромождение слов красивых и разных, с намёками на сумасшедшие, отрывистость логики. Названия - Корни в небо, Шаг из окна, Деревня усталости? Нет оптимизма, хотя коммент к Деревне хорош! Я бы назвал - Деревня Радости Души… Можно, конечно, продолжить список отзывов и комментариев, но предоставляю слово читателям. Вам судить и высказывать свои мнения о прочитанном. Важнее другое, чтобы после прочтения осталось что-то в голове и сердце, осталось приятное послевкусие, как выразился один из моих читателей…
(Фрунзе - 1977г., Москва -2017 г.)