Может, помнишь то лето, когда мы глазели в ночное небо,
Созерцая среди созвездий два призрачных девичьих силуэта.
Было как-то понятно, что мой, то есть моя, та, что со стороны рассвета,
А твоя в диадеме.
Мы даже не говорили об этом,
Странность, которая не пугает другого – это нелепость.
Теперь твою молодость можно петь, как эпос:
Про два батона и бутылку французского коньяка и
Про банку компота и письма с материка и
Про электрочайник и послевкусие от английского языка и
Так вечера и события сами себя рифмовали, мелькая.
Между строк возникали
Томные девы, с собой в темноту увлекая,
Каждая – намекая,
Что может стать в песне красной строкой,
Но наутро заспанный внутренний голос такой:
«Опять какая-то не такая…
Все какие-то не такие.
Или может быть ты какой-нибудь не такой?..»
Крепкие зады клерков рвут ткань брюк и в щепки разносят кресла.
Счастье народа и будущее страны производят здесь, но
«Ты каким боком», шепчет внутренний голос, «Как ты попал в это место?»
Ты оглядываешь контингент, заполнивший твой кабинет.
Неужели они не видят, что перед ними мальчишка,
Которого зашвырнуло во времени на четыре десятка лет?
Ну ладно Путин, для него мы все словно дети,
Даже если заметит,
Что ты пацан, не страшно, может быть, поцелует в живот. А эти –
Ожидающие руководящий знак –
Что с ними не так,
Когда они повзрослели?
«Или», волнуется внутренний голос,
«Почему ты не повзрослел, что с тобой не так?»
Да, мой друг, не бином Ньютона: юность проходит, а детство нет.
Впрочем, трагедия нувориша, у которого не было велосипеда,
Это не наш сюжет.
Велосипед был. Он есть. Вот он, велосипед.
Первая премия за выслугу детских лет.
Можно вести оловянную конницу в атаку на картонный редут,
Можно всю подконтрольную Нарнию объехать за девять минут,
Можно велеть министрам, сановникам и визирям быстрее крутить педали
А самому устремиться в открытый космос на встречу с капризной розой.
Ах да: не пытайся вспомнить туманные силуэты среди созвездий,
Это выдумка, но
Я думаю: может, мы просто не догадались взглянуть в окно.