Пахло чистым бельём, накрахмаленным бабушкой Пашей,
Самодельный навес пропускал золотые лучи,
И дурачился дед: «Кто не ел нынче поутру каши,
Тот за печкой сиди и букварь свой до дырок учи!»
А на вишне в цветочном дыму щебетало и пело
Разномастное воинство птичье, и маялся пёс
Под забором, и куры квохтали, носясь очумело, -
Всё звучание мира мне было знакомо до слёз.
И теперь часто снится весь давешний этот оркестрик,
Тени близких мелькают в тиши под забралами век.
Я не мастер разгадок свалившихся в мир диалектик,
Но вполне понимаю, - ветшает наш древний ковчег.
Как эпоха меняет значения, вижу воочью,
Мне не страшно, но больно терять нажитое земли,
И всё чаще я слышу вокруг завывание волчье,
И всё явственней зрится беда, что на всех навлекли
Равнодушием люди, безнравственным злым мудрованьем,
Бестолковым кривляньем и жаждою призрачных благ…
Но убавилось время, законы строги мирозданья,
Человечек родится ни с чем и кончается - наг.
А кимвалы трясут пустоту всё мощнее и громче,
Горделивы ничтожества, блеск золотой, как огонь.
Даже солнце ярится и давит на землю всё жёстче,
И сужаются смыслы, и рыжий торопится конь...