Его глаза горели огнём желания,
в пылу слепого увлечения он устремлялся ко мне.
Но внезапно он останавливался, словно меня окружала непреодолимая преграда,
я была тогда словно во сне,
но никогда его пылкая, но безупречная любовь
не преступала этой преграды.
Однако я была неосторожна и слишком долго созерцала опасное зрелище,
которому я и он тогда были рады.
Мой верноподданный,
преклонив колена пред дамой своего сердца и госпожой своей,
взявшись с нею за руки в присутствии её канцлера (души её всей),
вы дадите ей присягу на верность и безупречную преданность ей.
То не клятва в вечной любви, –
ведь никто не властен ни сдержать, ни преступить такое обязательство,
как присяга преданности, –
а в нерушимой правдивости, искренности, откровенности!
К какой хитрости мы прибегли,
чтобы отстранить от себя справедливое подозрение?
По-моему, к единственной дозволенной порядочным людям,
а именно (и это, наверно, и твоё мнение) –
к соблюдению такой безупречности в поступках,
чтоб стать вне подозрений
и чтоб все сочли стремление к добродетели
за проявление взаимного равнодушия – без сомнений.
Тайна, молчание, робкая стыдливость
усиливают и скрывают её сладостные восторги, как в волшебной сказке.
Пламя любви облагораживает и очищает любовные ласки;
благопристойность и порядочность сопровождают её
даже на лоне сладострастной неги,
и лишь она умеет всё это сочетать с пылкими желаниями,
однако не нарушая стыдливости.
Она – как прекрасные волны на бреге.
Ах, скажите мне, – ведь вы познали истинные наслаждения.
Но, не пошевельнув бровью, ответьте:
ужели наглое бесстыдство может сочетаться с любовью?
Ужели оно не уничтожит её восторги, всю прелесть любви?
Ведь слова не вернёшь, не попросишь никого: их отзови.
Ужели не осквернит безупречный образ,
в котором мы так любим представлять себе предмет нашей любви?
Поверьте, друг мой, любви и разврату – не ужиться.
И одно не подменит другого.
Сердце вкушает подлинное счастье, когда любишь друг друга
и ничего иного.
Если моя пылкая и робкая любовь иногда и позволяла мне
несмело прикоснуться к твоему прелестному стану –
то скажи, отважился ли я хоть раз грубо и дерзостно осквернить эту святыню?
Но я скрывать желаний не стану
и, если страсть, забыв о скромности, на миг и сбросит с тебя покровы,
то разве милая стыдливость не заменит их тотчас же своими, прекрасными, новыми?
И этого священного одеяния ты ни на миг бы не лишилась,
даже если б совсем была нагою.
Оно безупречно, как твоя благородная душа,
и ему не могли нанести ущерб мои пылкие желания остаться навсегда с Тобою.
Разве столь сладостный и трогательный союз не дает нам полного блаженства?
Не составляет счастье всей жизни, её совершенства?
Есть ли у нас иные радости, кроме тех, что дает любовь?
Да и зачем нам иные?
Неужели ты думаешь, что я пожелал бы нарушить это очарование,
пусть даже не зная последствий, впервые?
Честь такого человека, как Вы, не зависит от иных,
она живёт в его душе, а не во мнении других;
защита её – не шпага и не щит,
но вся честная и безупречная жизнь во имя справедливости и её торжества,
а этот поединок требует куда больше мужества.
Зелёная трава, когда становится сухой,
Всё равно продолжает обращать на себя внимание всех!
И особенно тех,
Кто её касается внимательным взглядом,
Очаровывается её необычно увядающей, спокойной красотой,
Потому что она прожила прекрасную жизнь,
Оживляя поля и луга собой.
Цветы, когда они цветут на лугах и в садах,
Всегда цветут восхитительно, слово вечно,
Потому что так было и так будет бесконечно,
Потому что красота безупречна
И поэтому цветы нужно ценить - бесконечно!