Я пишу всё время. Я не могу не писать. Добрая половина из этого навсегда остаётся в моих заметках. Ещё процентов сорок из написанного я планирую опубликовать "когда-нибудь потом", потому что сейчас "явно не лучший момент для этого". И публикикую я лишь малую часть, процентов десять от силы, от написанного мной. Но трагедия заключается вовсе не в этом.
Как только я заканчиваю произведение, я чувствую себя отвратительно, если там написана неправда; и ещё более отвратительно, если там написана правда.
Суть моей личной трагедии состоит в том, что я никогда не могу создать для себя идеальный конец даже на бумаге. Ладно, идеальный – это громкое слово. Я имею в виду счастливый конец, ведь на самом деле идеальный конец – это счастливый конец. Ибо какой смысл в навязанном извне идеале, если ты всё равно несчастен?
А я мечтаю написать для себя счастливый конец.
Я хотел бы иметь мужество признаться в том, что я не люблю всех этих женщин. И не имеет значения, насколько они красивые, умные, добрые, заботливые, понимающие и верные.
Многие из них нежны и ласковы. Они мечтают быть со мной (или хотя бы с таким же, как я). Они не боятся своих чувств и готовы это выражать.
Некоторые из них побегут за мной на край света, закрывая глаза на то, что я из раза в раз причиняю им боль, беря от них только то, что мне нужно, и впоследствии отвергая их как целостных личностей.
В общем, поступаю по отношению к ним как самый настоящий мудак – не могу не поступать. Но вовсе не потому что я мудак, а потому что лучшая версия меня забронирована для тех, кто мне небезразличен, и тщательно охраняется от тех, кому не удалось стать для меня чем-то большим.
Я пишу это и понимаю, что честней будет признаться и в том, что я по большей части мудак, и только любовь лишает меня мудачества.
Пугает то, насколько уязвимым я становлюсь, когда начинаю испытывать все эти чувства, которые изначально были предназначены для слабаков, лохов и прочих нормисов, а достались почему-то великому и ужасному мне.
Последняя демонстрация моего внутреннего мудачества произошла всего несколько дней назад. Я очень плохо обошёлся с девушкой, которая приехала ко мне аж из другого города. У меня нет ни малейшего желания вдаваться в детали того, насколько низко я поступил. Я прекрасно осознаю, насколько мерзким был мной поступок. Но худшее здесь, пожалуй, то, что я совершенно не раскаиваюсь. Умом я понимаю, что так нельзя поступать с любыми людьми – не то что с потрясающими женщинами. Но я не чувствую за собой вины. Я всегда успешно нахожу себе оправдания.
Именно поэтому мне требуется храбрость, чтобы признать то, что я не люблю ни одну из этих девушек, а люблю тебя. Со всеми твоими недостатками, слабостями, страхами и комплексами. Со всеми проблемами, которые ты создаёшь. И я хотел бы, чтобы в этом признании существовала потребность. Чтобы и тебе тоже это было нужно.
Ведь с тобой я никогда не поступил бы так, как поступаю с другими. Я знаю, что я способен вести себя иначе. Я уже однажды любил.
Я любил ту девочку настолько, что убил бы всех ради неё. Но теперь я скорее убил бы себя, если бы единственной перспективой в моей жизни были отношения с ней.
Я больше не испытываю к ней никаких чувств и эмоций, кроме, пожалуй, ощущения досады, потому что моё мудачество ей, по всей видимости, нравилось и нравится больше, чем лучшая версия меня. Она, в силу то ли юности, то ли глупости, не смогла оценить того, что рядом с ней я переставал быть сволочью.
Прошли годы, и теперь я могу предложить ей только ту мудаческую версию себя, которую показываю всем остальным, то бишь абсолютному большинству людей.
И если бы я писал счастливый конец с её участием, то я расписал бы то, как она осознала бы мою ценность тогда, когда я в этом ещё нуждался. Но сейчас я не могу написать такое. Я её больше не люблю.
Я мог бы (в попытке сохранить лицо) солгать, что желаю ей исключительно счастья, но я не желаю ей ничего, кроме столкновения с последствиями её же собственных выборов. В английском языке есть выражение: "You've made your bed, now lie in it". Вот и она пусть лежит в своей постели до скончания веков. Без меня.
Я полностью осознаю и то, что спустя время и тебе я буду желать того же – наслаждения последствиями собственных выборов или страданий из-за них же. Это зависит исключительно от тебя и от того, какие выборы ты для себя сделаешь.
Но всё это – про реалистичный конец, а не про счастливый. А моя цель – написать счастливый.
И в счастливой версии событий ты находилась бы в состоянии сделать правильный выбор. В ней ты смогла бы преодолеть свои страхи, и я помог бы тебе в этом. А я, в свою очередь, сумел бы преодолеть свои страхи благодаря тебе.
Я больше никогда не боялся бы того, что мне станет скучно. Я наконец-то понял бы, что с изначально нескучным любимым человеком, когда ты вдобавок ещё и сам далеко не скучный, слишком спокойно и пусто стать не может по умолчанию.
Это – лишь глупый страх, который претворяется в жизнь либо тогда, когда твой любимый человек скучен сам по себе, либо тогда, когда ты находишься рядом с нескучным, но нелюбимым человеком. И, безусловно, данный страх обречён стать реальностью тогда, когда ты находишься рядом и со скучным, и с нелюбимым человеком одновременно.
Но мы любили бы друг друга, и нам было бы невероятно весело. А если бы веселье заканчивалось, то мы воссоздавали бы его при помощи наших незаурядных личностных характеристик и неиссякаемого воображения.
Я победил бы в схватке с испепеляющим желанием побега, когда всё становится слишком серьёзным или когда мне просто-напросто настолько хорошо, что в это даже поверить сложно.
Я постепенно научился бы быть частью целого и впускать в своё личное пространство, за которое я на протяжении всей жизни готов драться с любым, кто на него хоть сколько-нибудь посягает.
Чем чёрт не шутит – я даже попробовал бы жить вместе, несмотря на то, что сейчас мне это кажется сущим кошмаром. Я ведь совсем не умею находиться рядом с людьми на регулярной основе. Но с тобой я бы обучился и этому, потому что главное – это желание, а возможности найдутся.
Я стремился бы радовать тебя каждый день и поддерживал бы тебя во всех начинаниях, никогда не забывая напомнить тебе о том, насколько ты великолепна.
Я улучшал бы твою жизнь всеми доступными мне способами, а ты облегчала бы мою незавидную участь человека, который слишком рано и крайне несправедливо умрёт.
И, несмотря на отсутствие вероятности воплотить в реальность вот это грёбаное "навсегда" ввиду моего раннего ухода, в идеальной версии это не помешало бы нам кайфовать от каждого момента, проведённого вместе.
И потом ты сидела бы в старости у камина (или какие там ещё стереотипы существуют), думая обо мне с теплотой и лёгкостью на душе. И с благодарностью вспоминала бы о том, что провела со мной максимум времени и получила мой личный максимум – увидела лучшую версию меня.
Мы были бы омерзительно счастливы вместе и беспрецедентно бесстыдны в этом счастье, даже учитывая тот факт, что оно не продлилось бы долго и что у нас всё равно не появилось бы шанса состариться вместе.
Мы были бы счастливы, и это – единственное, что имело бы значение. Ведь для чего нужна жизнь, даже самая длинная, если в течение этой жизни ты никогда не испытываешь такого счастья, из-за какого у тебя развилась бы приятная иллюзия о том, что всё это того стоило и что смысл действительно существует?
У нас подобная иллюзия определённо появилась бы, и мы бы ею наслаждались, а также активно её поддерживали. Настолько долго, насколько это возможно.
Ничего этого, конечно же, не будет. Ты продолжишь жить своей жизнью, а я – своей.
Я, увы, не перестану травмировать невинных людей, используя их в своих разнообразных целях.
Я не устану приезжать к бесчисленным женщинам в их уютные квартиры и шикарные отели, но по-прежнему буду возвращаться домой в полном одиночестве, ибо для меня недопустима и невыносима одна лишь мысль о том, чтобы проснуться рядом с нелюбимым человеком.
В идеальной версии мой дом находился бы там, где есть ты. Но в реалистичной версии мой дом – это там, где есть я, мой кот и ни одной живой души кроме.
Таким образом я избавляю себя от повторения родительского сценария, в котором оба родителя по итогу выбрали жалкое сосуществование с нелюбимыми людьми из-за ещё более жалкого страха одиночества.
Я никогда не опущусь до этого уровня и всегда буду выбирать себя, хотя отчаянно хочется выбрать и тебя тоже.
В конце концов, я ничего никому из этих прелестных барышень и не обещал, как, впрочем, и ты не обещала мне счастливого конца. Но я его всё равно зачем-то придумал.
Только вот у жизни другие планы, и она бьёт ключом. И зачастую бьёт им прямо по голове, поэтому голова и болит.
Такой вот я безнадёжный романтик, который вынужден быть бескомпромиссным реалистом. А иначе в этом мире рехнуться можно.
Ну что ж, время снова чувствовать себя максимально отвратительно.
Не скучай.