Мои похороны

Александр Романов 577
Четырнадцать ноль-ноль...
Туман весны.
Меня выносят,
Лишь капель стенает...
И запах свежеспиленной сосны
В гробу мне о тайге
Напоминает.
Умчусь я в бесконечные края...
Не трупом пахнет –
Топливом моторным
Ракета деревянная моя,
Обтянутая ситцем
Красно-чёрным.
Сейчас меня швырнёт на магистраль,
Потянется последний путь, виляя...
Несут вдоль узкой лестницы –
Спираль, –
Царапины на стенах оставляя.
Вчера оборвалась земная нить,
И всем двором решили,
Как на съезде:
«Придётся поработать – хоронить,
Не то червями выползет
В подъезде...»
Скончался я соседям, на беду.
Конечно, –
Труд могильный – не из лёгких,
Но без земли
Гниеньем изойду,
И оживу бактериями
В лёгких...
И вылезла щетина –
О бритье
Не вспомнили в период торопливый.
В мир параллельный,
Будто бы в ладье
Я поплыву в гробу –
Такой счастливый.
Ну, а потом взлечу в такую
Мглу,
Где только лишь пульсары,
Да квазары,
И солнце в черноте.
Как пиалу,
Подносят к сердцу звёздные
Базары.
Прощайте казахстанские края
И небосвод Алтая в звёздных
Точках,
Обитель коммунальная моя –
Рассадник сплетен и трусов
В цветочках.
Мещане здесь от подлости
Тихи, –
Мечтали вечно рожи их о сале.
Они мешали мне писать
Стихи,
И в щи мои на общей кухне
Ссали,
На шеях их – капустные вилки:
Сопливых дурней психбольниц
Аналог.
Здесь на верёвках в штопанках
Чулки,
Рейтузы, словно флаги коммуналок.
Сюда меня случайно занесло,
Сермяжной правдой сердце
Насладилось.
Здесь делали все исподволь,
Назло,
Здесь быдло брагу пило
И плодилось.
Бутылки вылетали с этажей...
Здесь по ночам:
«Шумел камыш!» –
Орали.
В дебильном, буйстве
Пьяных кутежей
Булгаковых здесь Шариковы жрали.
У Шариковых только крендель
Бог,
Блаженства верх – отлив мехов
Богатых.
И «ум, и честь, и совесть»
Всех эпох –
Взирала с транспарантов
Крыш покатых.
И Ленин – сверхлукавый фантазер –
На синем фоне бронзой
Вырубался,
И Брежнев – орденов и звёзд
Призёр –
Улыбкой мафиозной
Улыбался.
Здесь рожи, как помойное
Ведро...
Творилась философия шакалья,
Чтоб обелить поганое нутро
В живом изображеньи
Зазеркалья.
А бюрократы жрали мёд
С халвой,
К ним бесполезно было обращаться...
И вот я умер – я теперь
Живой:
Не надо от кретинов
Защищаться.
И, если не истлею, то сгорю,
Не нужно от тоски в селе
Скрываться...
Лежу себе
И в щёлочку
Смотрю –
Кто на меня пришёл
Полюбоваться...
И вот они собрались в тесный
Круг,
И тихо говорят:
До встречи, друг!
Ну, а в зрачках стареющих
Пройдох:
Как хорошо, что раньше нас
Подох!
Бросал ты злые фразы
Наугад,
И вот сыграл в сосновый ящик,
Гад!
А на дворе – апрель!
Ушла зима.
Поминки скоро – водка задарма.
Но я ещё лежу в гробу пока,
Два табурета старых
Покосились.
С набойками четыре каблука
Прозвякали,
Поднять мой ящик силясь.
Меня на полотенцах понесли,
И траурная медь по нотам
Скачет.
И звуки до стенаний доросли,
И каждый клапан:
Плачет, плачет, плачет.
И кто-то вдруг согнулся, словно крюк
И улицу рыданья
Охватили...
Да! Я забыл –
Ему за этот трюк
Ещё вчера авансом
Заплатили.
Все нынче продаётся.
Даже плач –
Как кислотой вытравливалась
Вера.
Над миром меркантильности
Палач
Занёс топор кровавый изувера.
Набрали наши души в рот
Воды,
Они невозмутимы, словно маги...
Я помню равнодушные суды
И злые аккуратные бумаги.
Юрист нахально совестью вилял,
И был до блевотизма «Справедливый»,
Пятнадцать быстрых суток –
Срок счастливый –
Мне ни за что, как чёрт,
Определял.
Потом везли по городу
Меня,
И по ступеням в стылые
Подвалы.
И там меня встречал народ бывалый –
В наколках уголовная
Родня.
Затворы вязко лязгали
Во мгле,
Как будто волки шалые
Зубами.
О! Где ты, справедливость,
На Земле?
В сырой земле,
Заполненной гробами.
А сердцу к небу хочется лететь,
И с Богом бесконечным
Обвенчаться.
И церковь православья,
И мечеть
В потугах грустных нам в сердца
Стучатся.
Сквозь подлый мир торгашества и зла,
Сверля сердца разнузданных
Мутантов,
Добро святые льют колокола,
Минуя слух
Духовных дилетантов...
Несут мой труп небритый
Вдоль реки,
И мерседесы важно проезжают,
И в напылённых стёклах вопреки
Законам бога
Гроб мой отражают.
Народ к делам стремится и от дел,
В глазах людей тревога дезертира.
Но вот моя могила –
Мой предел,
Души поэта вечная квартира.
Последний раз дышу я синевой –
Окончена судьбы моей осада...
И сердце оперилось,
И... совой
Умчалось в глушь
Панкратьевского сада...
Прислушайтесь весной
К мирам иным:
Ворвутся вдруг сквозные звуки
В уши –
Так это я к вам
Филином ночным
Стучусь в сердца заблудшие
И души...