"Страшнее нет царя, который был рабом."
Киплинг
Что та была, эта,
От злости они...
Как та проводница,
Пнуть Твикса, сродни.
И обе Валюхи
И обе худые.
Домком, комендант,
Намеренно злые.
А эта ещё ведь
И в храм норовит.
Так Тайсона пнуть
И пёсик убит.
И чахнуть он стал,
Извёлся болезнью.
Спасибо домкомше-
Кох Эльзе.
Французик-бульдожка.
Скучает так Купер.
Собачка не знает,
Что друг его умер.
И этот урод,
Бывший депутат,
Он челюсть коту
Выбил, "подвигу" рад.
Все годы бьёт кошек,
Но домик молчит.
Поддержка домкомши,
Живой паразит.
Он Венечку-йорка
Пнул злобно ногой.
Клан этих- Микола
И домик такой.
И что им то горе,
Что кровью страна
Исходит в миноре,
Бойцов имена...
И даже теперь
Всех готовы душить.
Таких вот злодеев
Нельзя усмирить?
Колпак поварской
И вдруг на седло.
Страшнее таких!
И тут нам везло.
Сполна отомстить
За рабство былое.
А племя таких-
Проверено-злое.
Директор же сам,
Переводчик простой.
Карал всех своих
Железной рукой.
Нас всех обездолил,
Пригнулись холопы,
Он вор, уголовник,
Загнал люд в "окопы".
Что эти-статью бы
Ему самому.
Преступники все,
А мы на плоту.
Раньше наш дом был общагой, был комендант. Ну прямо военное положение. Именно комендантский час и порядки. На работе КГБ и тут тоже, вход по аусвайсу. Просто концлагерь в концлагере. Коридоры, наблюдатели вечные. Комендантша Валя, как фурия носилась по дому, везде встревала, говорила как с зеками.
Я тут жила и тут же в кафе работала, они просто взяли меня в кольцо-сжимали его, как могли. Удавы. Я одна с двумя детьми и получила эту секцию только в 37 лет. Наша югославская гостинка -душиловка. Кухни без окна.
Входили ко всем, а мы уже все семейные давно, без стука, открывали своим ключом. Я писала-неприкосновенность жилища -статья 50. Ещё и угощались фруктами сами без хозяев. Столько надсмотрщиков было у нас всегда-продыху нет. Палочная система на работе и дома. Там на работе вообще не только тяжёлая работа, но и бои с коллективом пьяниц и начальством обнаглевшим.
Так было у меня в Угличе, комендант общаги бывший тюремный надзиратель-баба. Такая же Эльза Кох. А то говорят, что в СССР было хорошо. Гулаг.
Дешёвая рабсила, обман, издевательства, как и сейчас. И коридорные общаги, камеры теперь. Зажали народ-дальше некуда! За свою жизнь, тяжёлый труд мы не имеем даже проклятой хрущёвки. Их сносят в Москве уроды. И мама не имела хрущёвки никогда. Барачная Россия. Обездоленный народ.
На смену коменданту пришла домком, точь в точь. Родные сёстры.
Я же хлопотала ордера.
Нет ни жизни, ничего-строем под присмотром нелюдей. Над нами издеваются, над животными. Домкомшу посылают часто, но ей всё мало. Есть у неё штат прихвостней таких же, правда, сдохли некоторые, ею науськанные на меня. Каждому внушает, что хуже меня и моих собак нет. Она проводит большую работу по травле неугодных, свой собственный Коба-ОГПУ местного разлива.
Эта страна всегда было лагерем и будет, зоной.