ПиР

Максим Цунами
Личные воспоминания об Инайят Хане
книга "Универсальный суфизм" Хендрик Йоханнес Виттевин
 
Многие рассказы и воспоминания передают нам незабываемое, трансформирующее впечатление, которое производил Пир-о-Муршид Хазрат Инайят Хан на своих учеников, своих мюридов. Позвольте начать с Азмат Фабер, которая описывала, как в 1923 году она была приглашена другом поехать в Женеву, чтобы встретиться с Муршидом Инайят Ханом. В то время она находилась в Швейцарии с целью поправить здоровье и решить некоторые личные проблемы. Она писала:
«Я никогда не забуду те осенние дни в Женеве; они были началом великого изменения. Изменения, пришедшего в момент, когда я села напротив Муршида для первого интервью и когда он обратил свой глубокий мягкий взгляд на меня. Слова не способны передать то значение, которое имела для меня эта первая встреча с Муршидом. Я коснулась чего-то, к чему стремилось моё самое глубинное существо. Я чувствовала, что нет ничего, чего бы этот человек не понимал, и что он знает о том глубоком стремлении моей души. Все искания последних лет, печаль и одиночество исчезли; было похоже, что нежная рука убрала всё то, что причиняло мне боль и неудобство. Казалось, моя жизнь началась снова. В ту же неделю Муршид инициировал меня. Муршид попросил меня остаться в Женеве, чтобы я смогла пройти Суфийские классы в Штаб-квартире и помочь немного с работой, которая должна быть сделана. Он чувствовал, насколько велик был мой духовный голод и знал, что я использую все возможности для того, чтобы углубиться в Суфизм.
 
Когда Муршид вновь приехал в Женеву следующей весной, случилось так, что он дал мне другое имя. Совершенно случайно, я услышала его не из уст Муршида, а по ошибке от одного из работников Штаб-квартиры. В этот день я не смогла увидеть Муршида и спросить о значении этого имени. На следующее утро, проснувшись, я мягко произнесла это имя несколько раз, и при этом добавляла: «Я расту во славе Бога, Я наполняюсь славой Бога». Я повторяла это несколько минут. Чрезмерное счастье наполнило меня, будто благословение снизошло на меня со всех сторон. И всё же, в этот момент я не понимала, как всё это относится к моему имени. Однако днём всё прояснилось. После ланча Муршид шёл с группой мюридов в Штаб-квартиру и неожиданно сказал мне, смеясь: «Они испортили мой секрет, они сказали Вам Ваше имя». Кто-то затем спросил, что оно означает. И Муршид ответил: «Слава Бога». Теперь мне стало понятно, что случилось со мной утром, я повторяла значение имени, не зная его. Как это стало возможно? Как это случилось?
 
Это было драгоценное время, первая Летняя Школа. Когда я покидала её и прощалась с Муршидом, я почувствовала, что пережила что-то, что едва могу осознать. Я сказал Муршиду: «Для меня это было подобно сну». На что Муршид ответил: «Но это сон». И то, как произнёс эти слова Муршид, позволило мне глубже почувствовать, что вся наша жизнь есть путешествие от несовершенного к совершенному, от чего-то нереального к реальному.
 
Последняя Летняя Школа в 1926 году была совершенством красоты. Иногда казалось, что всё существо Муршида излучает свет. Особенно ясно я ощущала это по субботам, после того, как днём раньше Муршид благословлял нас в молчании своего самадхи. Я не думаю, что возможно, описать вечера самадхи. Это были наиболее возвышающие моменты, которые может пережить человек на земле. Сидя в молчании в этой сильнейшей атмосфере божественного, перед тем, как нам по очереди позволяли несколько минут пребывать в присутствии Муршида. Взгляд Муршида, обращённый к нам, чувство освобождения и очищения, превосходящее всё, это трудно поддаётся описанию. Многие из нас, чувствовали, что последнее лето в Сюрене было кульминацией того, что Муршид мог дать нам».
 
Сиркар ван Штольк, сопровождающий Муршида во многих его европейских поездках, описывает очень интересный разговор с Инайят Ханом после одной из его лекций:
 
«Вы подумали, что вся моя работа состоит в чтении лекций?» Муршид продолжал: «Эти лекции не больше чем экран; моя истинная задача лежит в высших сферах. Если бы мне довелось оценить всё, что я сделал с момента появления этой горстки людей, я был бы действительно обескуражен. Это правда, что я могу прочитать все проблемы и трудности душ в аудитории – и стараюсь ответить на их вопросы. Но моя истинная цель... Одна из наиболее важных моих задач состоит в настройке внутренних сфер различных стран, где я нахожусь, на более высокие уровни вибраций. Поэтому я должен так много путешествовать».
 
Ван Штольк также вспоминает следующий эпизод:
«Даже наиболее практичные и критичные люди вдохновлялись Хазрат Инайят Ханом; и я никогда не забуду его встречу с моим собственным отцом. Это было во времена моей молодости. Мой отец надеялся, что я буду продолжать семейный бизнес; но, после встречи Муршида, я сказал, что это больше не возможно. Я хотел следовать по духовному пути. Хотя он был глубоко разочарован, отец принял моё решение с замечательной благосклонностью. Было естественно, впрочем, что он захотел встретить того человека, который так повлиял на его сына; и, частично именно по этой причине, я устроил так, что по возвращении из Германии в 1924, Муршид на несколько дней остановился в нашем доме в Голландии.
 
Отец совсем не был ни мистиком, ни религиозным человеком в обычном значении этого слова, но он очень внимательно изучал человека. Он часто искал встречи с людьми, сведущими в философии или духовных предметах, кто, должно быть, имел что-либо ему сообщить; но, так как он имел свой собственный блестящий ум, их идеи не так-то просто могли его впечатлить. В первый же вечер пребывания Муршида у нас, отец пригласил его в свою студию после ужина. Они ещё долго оставались там вместе, в жаркой беседе, когда я уже лёг в кровать. Я начал читать, и спустя час, дверь студии открылась. Отец поднялся в мою комнату и тихо сел у изголовья моей кровати. «Ах, сын, мой сын»,- сказал он, подчёркивая каждое слово указательным пальцем, «этот твой Мастер – величайшая личность, которую я когда-либо встречал. Ты знаешь почему? Потому что он единственный человек, который живёт так, как этому учит».
 
Мунира Наун, одна из первых мюридов Соединённых Штатов, описывала влияние вечера с Инайят Ханом:
«Перед тем как уехать, мне была предоставлена привилегия поужинать несколько раз в доме Хазрат Инайята. И именно в один из этих незабываемых вечеров на меня снизошло благословение всей моей жизни. Тогда я не знала, что один только взгляд видящего, может произвести на человека величайшую благодать. Итак, когда я прекратила осматриваться и встретилась взглядом с моим Муршидом, я и не надеялась, что Божественное Присутствие посетит мое невежественное сердце. И всё же это произошло, многие годы спустя, во время определённой практики, в моей памяти внезапно я опять увидела Муршида, сидящего напротив меня за столом, смотрящего на меня так, как он это делал так давно. Каждый вечер, после этого, я вызывала эту картину, и однажды, когда я покоилась в благословении это взгляда полного сострадания, глубокое чувство покоя снизошло на меня, и в этот блаженный момент я осознала, Чьим гостем я тогда была».
 
Прекрасная и уникальная атмосфера присутствия Муршида Инайят Хана и его учение во время летней школы отражены в некоторых очень воздушных рисунках Саида ван Тьюил ван Серрускеркен, одной из его первых учеников. Она получила одобрение Муршида написать его портрет, но в то время не посмела. Позднее она сделала это по памяти. На одной из картин Муршид изображён за ужином, с несколькими приглашёнными мюридами. Саида описывает эту сцену следующим образом:
 
«Муршид не говорил много, но время от времени он обращался к кому-либо из круга. Царила атмосфера впечатляющей близости и наводила на мысль о последней трапезе Иисуса Христа. Однажды мои родители были приглашены на такой вечер. Мой отец был большим говоруном, и весело болтал пока не почувствовал совершенно другую атмосферу в этом довольно исключительном окружении. Мои родители приглашали Муршида в Нидерландах на ужин, но они не были мюридами. Мой отец постепенно становился всё больше и больше молчаливым и в конце вовсе замолчал. Когда они пришли домой, он сказал моей матери: «Я думаю, мы были рядом с великим человеком».
 
Другая картина передаёт нам образ Муршида на личном интервью. Очень выдающаяся картина изображает Муршида в саду во время шторма. Саида описывает эту сцену так:
 
«Однажды, в Субботу, в саду Муршида в Виссу было много посетителей из Парижа. Был август, и надвигалась грозовая буря. Воздух почернел и поднялся сильный ветер. Жена Муршида, его братья и посетители собрались в большой комнате. Я была последней и, собравшись открыть створное окно, чтобы тоже зайти, оглянулась посмотреть идёт ли за мной Муршид. Я никогда не забуду то, что увидела тогда. Муршид стоял на небольшой возвышенности спокойно, лицом обратившись к буре или принимая её на себя. Листья и пыль кружились вокруг него, уносимые порывами ветра. Его волосы развивались на ветру. Он стоял там как пророк из Библии, Моисей, Авраам. Он не заметил, что я вижу его. В доме гости и дети разговаривали, а снаружи - контраст незыблемой силы природы в своём величии и Муршид. Этот момент навсегда остался во мне, и позднее я попыталась запечатлеть его в акварели».
 
Ратан де Врайс Фейенс, позднее ставшая моей женой, связала свою жизнь с Суфизмом в очень молодые годы, когда её родители взяли её с собой в Сюрен в 1926 году. В возрасте шести лет она присутствовала на последней Летней Школе Инайят Хана и была очень впечатлена его яркой и светлой личностью.
 
«Когда мне было шесть лет, родители взяли меня в Сюрен вблизи Парижа для того, чтобы в течение двух месяцев посетить летнюю суфийскую Школу. То, что происходило со мной до этого времени, впоследствии стало серым прошлым. Эти месяцы, впрочем, до сих пор живы в моей памяти. Сначала окрестности, прекрасная долина с абрикосовыми и сливовыми деревьями, лекционный зал, ясное небо, яркое солнце. Потом атмосфера чувств в доме. Какими бы скучными, грустными, интенсивными или весёлыми могли бы быть перемены чувств или обстоятельств в моей последующей жизни, они всегда сравнивались сознательно или неосознанно с фоном, царившем там; в доме, где я встала на ноги.
 
На третьем месте, в качестве активного центра, люди с возвышенным выражением лица, всем своим существом настроенные на Муршида, центральную, духовно яркую личность, вдохновляющую всех присутствующих и придающую всем равновесие. Будучи ребёнком, я интуитивно чувствовала, что то, что происходило в эти два месяца в Сюрене, было частью великого распространения на земле Послания Суфизма. Это чувство, конечно, было вызвано теми старыми суфийскими историями, которые родители рассказывают своим детям. Муршид не забывал этих детей. Несмотря на это самым требовательным заданием, на которое он всегда находил время каждую неделю, было проведение детских классов для детей тех, кто участвовал в Летней Школе. Они проходили по пятницам в послеобеденное время в саду Фазал Манзиль, в доме Муршида. Отдельно от практик, в разговоре и пении Муршид, учил нас основным принципам медитации, проводя с нами игры на концентрацию. Идея игры состояла в том, чтобы один ученик очистил свой ум, в то время как другие дети концентрировались на каком-либо животном. Это была завораживающая игра иногда в большей степени с удачей, чем мудростью. Я до сих пор слышу голос Муршида, говорящий: «Ну, как, что это за животное?»
 
Концентрация на внушающей доверие личности Муршида, глубокая серьёзность и в то же время радостное ожидание и удовольствие от вклада своего или товарища, всё это превратило детские занятия в праздник и незабываемые воспоминания».


Когда сиял суфийский Пир,
Всё становилось словно пир,
Светлейшей милости эфир —
Прекрасен в этот час был мир!