В тот день, в провинциальном Ленинграде,
на улице, а вовсе не на линии,
всё было в серебристо-сером инее
что выглядело даже покартиннее
рисунков на сегодняшнем фасаде
проспекта в современном Петербурге
(с приставкой Санкт он слышен благочиннее
и небо там не серое, а синее,
но вызывают лёгкое уныние
всё те же сигаретные окурки).
Но я отвлёкся. Был туман и иней,
деревья плыли в серой паутине
и ветер, словно мрачный Паганини
высвистывал каприччи с героиней
что звали Золушкой. А парочка разиней
ворон считала на снегу Фонтанки,
мечтала всё о кресле и камине
или о том, как спится на перине
при отблесках на бархатной гардине
и что живут на свете куртизанки.
А не проститутки. Что вроде бы одно и то же,
но ведь звучит как будто по латыни,
а может найдено в далёкой Аргентине,
но впрочем не подходит к нашей роже
уж слишком русской,
щёки вон в щетине, а губы жёлты, в никотине,
и в дополнение к картине все туфли в глине.
И куртизанка эдакой скотине
ну разве что в нагрузку.
Невдалеке старик опёрся о решетку
лицом к Фонтанке (ряды подъездов сзади),
Фонтанка вся в снегу в своей ограде.
Фотограф постарался, сделал фотку,
поспорив с другом на щелбан,
что этот вид представят и к награде.
В тот день в провинциальном Ленинграде
из происшествий был один туман.