Мой друг был холеный, редчайшей породы,
Все было при нем: родословная, масть,
Он был продолжателем знатного рода,
Имел положенье, богатство и власть.
И была серебряной в доме посуда,
На блюде - изысканный деликатес,
Но, был этот друг, как Каин, Иуда,
Как подлый предатель, как первый с повес.
И была в том доме жена, двое дочек,
Похожих, как капли две на отца,
Но, папа зачем-то глубокой ночью,
Домой возвращался, всегда без кольца.
Жена горевала, - любила повесу,
Постель без него была холодна...
И была всегда драматичной пьеса,
Когда он гулял, как пёс, до темна.
Любил, что тут скажешь, породистых сучек,
Знать, кровь древних предков текущая в нем,
Была голубой, горячей, горючей,
Ну а семья - гори всё огнём!
Так было бы долго, - жена всё терпела,
А муж - все срывался, как пёс, с поводка,
Но только, однажды, она осмелела,
И отпустила веревку в руках.
Горько вздохнула, бросив в оконце,
Цены баснословной кольцо от Картье,
Словно терпенье до самого донца,
Черпала в тонущей, нынче, ладье...
ПолнотЕ, хватит, пора все закончить,
Лодка семейная дала крен...
Будут, отныне, светлы ее ночи,
Будет свободен ее манекен.
Только, гуляка, вернулся однажды,
Слишком недолгим был променад.
Был он женат, неудачно, дважды,
Двое детей, и как прежде, разлад...
Нет, не пустили домой приблуду,
Сердце захлопнув, сменили замки...
К черту предателя, к черту Иуду,
Если сбежал - дальше беги!
Толку с того, что бродяга вернулся,
Клянчил прощенье и выл: " ...Мне верь!"
Тщетно стучался и в душу и в сердце,
Была закрыта наглухо дверь.
Давно в этом доме замки сменили,
Там радость живет, смех в гостиной ребячий.
И драные кошки скреблись и выли,
На сердце его... бездомном собачьем.