Глаза — как на иглах сидят. На ножах.
— Солёной водой сожжены без остатка.
Лишь стон застревает в табачных зубах,
Где губы — опплеваны новой помадкой.
Сердце порваться готово давно —
Ты дай только пороху, будет гореть.
Мысли смешались все, как в домино.
Мне в обязательствах нужно успеть.
Успеть вгрызться в глотки людей на пути,
Успеть все услышать. Все верно понять.
С собою самой я сижу взаперти —
Жалеть ли меня, оправдать иль обнять?
Тебя я не слышу, и даже не вижу —
Как в детстве игрушки в дурашки пошли.
Я словом своим, может быть, не обижу,
Но памятно тлеть оно будет вдали.
Лишь копией карты игральной победной,
Лишь прочерком в рваных убогих заметках —
Предстану я мумией сказочно бледной,
Весь свой макияж обронив на салфетках.
Мои все слова были всмятку утрачены,
Теперь я должна себя вновь собирать.
Колени на белом в кулак резко схвачены.
А мне говорят : «Надо жить начинать!»
Холодом сломанной кистью в карман —
Дым поэтично выходит наружу.
Когда я начну понимать, где обман,
Выльется счастье моё всё наружу.
Черный флакон, как вишневой настойкой,
Плечи мои опалит и ручонки.
Пользуюсь, как заводскою настройкой —
Косточный флёр добавляет силенки.
Зрение, слух, обоняние, власть.
Ты вновь молчишь. Больше нет оправданья.
Это лишь почва, подобная страсть —
Это лишь почва тебе в отрицанье.
Было и будет. Фатально. «Судьба»
С этим, боюсь, я не в силах управиться.
Кинется кучей истерик гурьба —
А всем остальным нужно жадно уставиться.
Пойду по Москве. Небеса нарисую.
Тут тучку, тут церковь, а тут — фонари.
Рисунок печатью своей поцелую,
И выброшу тут же в помойку к двери.
И, сферу проткнув бриллиантовой нитью,
Потупится взор на нещадные сроки.
Внутри прорастают, как будто бы снытью,
Строки о жизни короткой жестоки.
Люблю я вопрос от тебя о делах,
Люблю я послушать твой голос.
Ну а сейчас — я бесцельно блуждаю впотьмах,
В суставы втыкая бревенчатый полоз.
А сердце на части — я тут повторюсь.
Тяжко молчать, и кричать, и рассказывать.
Лишь за поэзию скромно молюсь…
— Она не мешает мне чувства показывать.