На всех с презрением смотрел
Кот с крыши дедова сарая...
Весной понежиться хотел
После зимы под солнцем мая.
Знакома крыша с давних пор:
Еще когда котёнком лазил,
Он с высоты смотрел во двор,
Шипел играя, безобразил...
И бегал, прыгая как рысь,
И кувыркался с мамкой рядом...
Но кошка-мама, шикнув: ”Брысь...!”
Сдержать умела строгим взглядом.
Кот рос единственным сынком:
Дед лишь его оставил маме.
Всех остальных, накрыв мешком,
В ведре помойном снёс он к яме.
И там – за баней, закопал.
Котят до боли было жалко.
Всплакнув, дед только зубы сжал,
Воткнул в тот холмик молча палку.
А Ваське что... Остался жить,
В заботе мамы утопая...
И дед привык, и стал любить,
Брал на кровать, с ним засыпая...
Однажды дед ему сказал,
Лаская старческой рукою:
”Ты уж прости, я не вандал,
Не прокормить всю рать, не скрою!
Я стар уже, мне много лет,
Вас содержать ещё сумею.
Но... шестерых... помилуй свет,
Больших ведь денег не имею!”
Так извинялся старый дед,
Но кошка-мама понимала...
Она, втащив сынка на плед,
Мурлыча, рядышком лежала.
На диву вырос Васька-кот –
Смышлённый, ласковый котейка!
И дед был рад – не обормот,
Порою звал: ”Иди, погрей-ка!”
И вот... прошло почти пять лет,
Но кошка-мама вдруг пропала.
А через год... скончался дед,
Кошачье счастье, как слизало...
Никто в том доме не живёт,
В нём окна наглухо забиты.
Но видят люди: часто кот
Сидит на лавочке сердитый.
Не откликается на зов,
И в руки людям не даётся.
Отшельник он, теперь таков,
Бездомным Ваською зовётся.