С разгону «рено» поперхнулся аж,
Бампер напружинил - мираж!
Мираж.
Взглядами выхвачен, стоит заповедный
Толедо.
Вот ведь как бывает: знала, что еду,
Готовилась к свиданью, встречи ждала.
И не узнала. Неужто Толедо?
Вдвоем не разминуться - улица мала.
Смотрит насмешливо, сощурив бойницы,
Дескать, ты откуда
И какова?
Каменные оттиски. Выжженные лица.
И Собора
дивная,
чудная глава.
Захожу в прохладные гордые чертоги,
В упоенье слушаю смолкнувший орган.
Для кого не ведаю, но творили Боги.
Подлинные Боги -
это не обман.
Поддается дерево, покорится камень,
Глина так и липнет к жилистым рукам…
Позабыто имя - остается память.
Остается дело
людям
и векам.
Запрокинув голову, вглядываюсь в лица:
Как непренужденны позы и черты,
Но хранит молчанье малая столица
Человечьей доблести
и красоты.
А на узких улочках из туристов крошево.
Кошельки пустеют - полнится багаж.
От клинков булатных до тряпья хорошего
Все здесь провоцирует бизнесменства раж.
Захожу в лавчонку, где на третьей полке
Дон Кихот в ухмылке корчит скорбный рот.
Я смотрю на Дона, видно, слишком долго
И хозяин щедро скидку мне дает,
Предложив в придачу пару украшений
И набор столовый, и какой-то хлам.
Головой мотаю и прошу прощенья.
Я б взяла идальго. Да не по деньгам.
Мне твердят «спасибо», я твержу «спасибо»,
Выхожу на пекло, в этот сущий ад.
Вслед Кихот вздыхает. Трудно: либо-либо!
Только разве кто-то в этом виноват?
Не печалься, милый, и пылись до срока
Над пустой сумятицей голосов и тел.
На Толедо - классная вечная дорога,
Над Толедо - бренному вымерен предел.
Кто вкусил от таинства -
на ладонях пусто.
Ведь хранит далече он,
что изведал.
Вот хожу и маюсь я,
вспоминая сгусток
Солнца и камня -
Толедо!