16, 17
Однажды вечером Бьюла Харриден вышла на прогулку и увидела, как Элвин Пратт с фонариком заглядывает в багажник авто коммивояжера, перебирая дешевые ткани. На следующее утро материя появилась на прилавке Мюриэль, причем цены были явно завышены. В отделе тканей расширился ассортимент пуговиц, бисера и молний – Элвин говорил, что заказывает их в специализированных магазинах в самом Ричмонде, тогда как на самом деле закупал фурнитуру у оптовиков на Коллинз-стрит, а потом со стопроцентной накруткой успешно продавал дангатарским модницам. Женщины теперь шили домашние халаты из «импортной» парчи с пуговицами из слоновой кости или со стразами и расхаживали по своим одноэтажным сельским домикам в зауженных брючках из шифона и шелка пастельных тонов с широкими кушаками и трикотажных свитерах с высоким воротом, точно кинодивы.
На почту продолжали прибывать деревянные ящики, адресованные «Мисс Т. Даннедж, Дангатар, Австралия». Однажды вечером сержант Фаррат поднялся на холм и застал у ворот Рут, которая пыталась отбуксировать один такой ящик из фургона на веранду Тилли.
– Боже правый! – воскликнул сержант. – Там что, золото?
– Все необходимое, – ответила Тилли. – Материалы, выкройки, пайетки, журналы, перья…
– Перья? – Сержант Фаррат радостно хлопнул в ладоши.
– Перья, перья, – подтвердила Рут. – Каких там только нет.
Тилли холодно посмотрела на нее, вздернув бровь. Рут охнула и поспешно прикрыла рот ладонью. Все это не укрылось от сержанта Фаррата.
– И страусиные есть? – спросил он.
– Точно не знаю, сержант, – исправилась Рут. – Откуда мне знать? Я просто подумала, что там много чего должно быть, ведь только и разговоров, что о новых нарядах к первому собранию дамского клуба…
Все трое посмотрели на ящик. Пломбы были сорваны, там и сям белели раскуроченные отверстия, из которых явно вытащили старые гвозди и кое-как забили новые. Сорвана была и оригинальная клейкая лента, вместо которой налепили стандартную почтовую.
– Ну, я, пожалуй, пойду, – сказала Рут. – Перл ждет не дождется новых туфель, а для Фейт прислали новые ноты.
С этими словами она села в фургон и укатила. Тилли и сержант Фаррат проводили ее взглядом.
– Как поживает твоя мать? – с улыбкой поинтересовался сержант.
– Получает хороший уход. – Тилли прищурилась и скрестила руки на груди.
Сержант Фаррат стащил с головы фуражку, сунул ее в нагрудный карман.
– Да, конечно, – потупился он.
– Удивительно, насколько заметные результаты дает полноценное питание, – продолжала Тилли. – Иногда Молли чувствует себя лучше, иногда хуже, но никогда не хандрит. Порой у нее даже бывают просветления.
Вдвоем они перенесли ящик на кухню.
– Я был уверен, что за ней приглядывает Мэй, – сказал сержант.
Молли притащилась на кухню в ночной рубашке и тапочках, волоча за собой кусок веревки. Встала, пристально посмотрела на сержанта.
– Что, у нее уже проблемы с законом? Ничуть не удивляюсь.
– Выпьешь чаю с кексами? – предложила матери Тилли.
Молли проигнорировала ее и наклонилась поближе к уху сержанта.
– Мой опоссум пропал, – громким шепотом сообщила она, – но я, кажется, знаю, что с ним случилось. – Молли глазами указала на кастрюлю, в которой что-то варилось на медленном огне.
– Вижу, – сурово кивнул сержант Фаррат.
Молли, шаркая, вышла.
Тилли передала сержанту чашку с чаем. Он постучал по ящику ребром ботинка, обошел вокруг.
– Тут понадобятся клещи.
Тилли вручила ему инструмент, он отставил чашку и опустился на колени перед ящиком. Вытащил гвозди, откинул крышку, выгреб охапку свертков, поднес к лицу и глубоко вдохнул:
– Можно, я сам их вскрою?
– Я собиралась…
Тилли не договорила, потому что сержант Фаррат трясущимися от нетерпения руками уже принялся надрывать оберточную бумагу. Он доставал ткани, гладил их, тер между пальцами, затем размещал на небольшом рабочем столике Тилли. Она в это время разбирала выкройки и листки с замерами и укладывала их на соответствующий отрез материи.
Сержант добрался до последнего свертка на дне ящика. Прижав его к груди, разорвал коричневую бумагу, и по его рукам заструился целый каскад – метры и метры блестящей шелковой органзы цвета фуксии.
– О-о-о, – застонал сержант и зарылся лицом в шуршащую пышную массу, потом вдруг опомнился, покраснел и спрятал лицо в ладонях, устыдившись собственного порыва.
– Роскошная ткань, правда? – сказала Тилли. – Это для меня.
Сержант Фаррат подошел к ней, взял ее руку в свою и заглянул в глаза.
– Не могла бы ты дать мне одно страусиное перо?
– Пожалуйста.
Он поцеловал руку Тилли, обмотал блестящий шелк вокруг плеч, точно огромный кружевной воротник, и грациозно подошел к зеркалу на воображаемых шпильках. Покрутившись так и эдак и насладившись своим отражением, сержант Фаррат посмотрел на Тилли и сказал:
– Я просто бог во всем, что касается пайеток и страз, и держу пари, что шью вручную так же проворно, как ты. А еще мне нет равных в подгонке платья по фигуре, втачке молний и отделке тесьмой.
– А как вы относитесь к рюшам и оборкам? – осведомилась Тилли.
– Ненавижу их.
– Я тоже.
Позади усадьбы «На семи ветрах» до самого горизонта простиралась стерня. Она тянулась аккуратной, ровной полосой, похожей на новую циновку из кокосового волокна. На поле Бомонтов скотина паслась по колено в сером, колючем жнивье, щетинившемся еще с прошлого года. Усадьба в окружении эвкалиптов напоминала оазис, красная крыша выделялась на фоне яркого неба. Припаркованные автомобили сверкали на солнце, перед зеленым островком виднелись небольшие полосатые палатки. В одном из загонов по кругу гарцевала лошадь, которую держала под уздцы маленькая фигурка в красном жакете: Лесли демонстрировал выездку. Люди стояли на подстриженном газоне паддока, спускавшегося до самой реки, берег которой был отгорожен серыми стволами затопленных эвкалиптов. Уильям рассказывал Бобби и Реджу о своих последних нововведениях:
– Мы наняли Эда Максуини, он построил новые конюшни и выгон для лошадей. Сейчас идет ремонт теннисного корта и обустройство новой ирригационной системы, которая будет обеспечивать полив сада, наполнять автопоилки для птицы и все в таком роде. Разумеется, я приглашаю всех опробовать нашу новую лужайку для игры в крокет. Ну а мама намерена объявить о новом проекте после присуждения наград за покупку пирожных… – Улыбка сползла с лица Уильяма, он осекся. – …Я также планирую выращивать различные культуры, как только обзаведусь сельскохозяйственными машинами… – Засунув руки в карманы, Уильям удалился.
– Вот зачем мы здесь, – фыркнул Скотти Пуллит, – платить за все это.
– Хороший газон, – заметил Бобби.
Футболисты посмотрели на лужайку для крокета и усмехнулись.
Мюриэль проковыляла вдоль палаток, собирая прибыль. Деньги она складывала в коричневый бумажный пакет. Хромая, подошла к Труди с парусиновым стульчиком под мышкой, разложила его, скинула пыльные белые сандалии и плюхнулась рядом с дочерью, расположившейся в шезлонге на веранде. Труди с беспокойством посмотрела на мать. Кончики светлых усиков Мюриэль были испачканы помадой, из-за чего жесткие волоски напоминали тоненькие спички с красной головкой. Мюриэль давно следовало бы покраситься и сделать перманент; загрубевшая кожа на ее ступнях высохла и потрескалась, превратив их в уродливые белые копыта.
– Сегодня мы принимаем новую родню из Турака [23], – сказала Гертруда.
– Ты про Уну, кузину Элсбет? – спросила Мюриэль.
– Ты даже не представилась!
– Если на то пошло, Герти, мы уже когда-то встречались.
– Труди, мама, зови меня Труди. Сколько раз говорить!
– И они живут не в Тураке, а почти рядом – в Праране [24].
Мюриэль резко встала, подхватила складной стул и швырнула бумажный пакет на колени Труди.
– Думаешь, я не знаю, где это? Я родилась и выросла в Южной Ярре!
Мюриэль заковыляла прочь, унося сандалии в руке и даже не одернув юбку, застрявшую между ягодиц. Ее голова была опущена, взгляд устремлен под ноги.
– Родная дочь стала такой же, как те лицемеры, подальше от которых я сюда сбежала! – негодующе проговорила она.
Грэхем поднял длинную морду с пыльным бархатистым носом и оглянулся. Он уже схрумкал полгрядки моркови, примерно полтора десятка кочанов салата, несколько кустиков томатов – еще неспелых, – немного фасоли и пару огурцов. Выяснив, что к огурцам он равнодушен, Грэхем вернулся к морковке. Конь вытаскивал ее из земли за зеленые хвостики, стряхивал и засовывал в рот, мусоля мягкими, толстыми губами. Фейт, проходившая мимо на свидание с Реджинальдом, погрозила ему пальцем и улыбнулась: «Плохая лошадка!»
На дальнем краю усадьбы Хэмиш устанавливал предупредительные сигналы на миниатюрной железной дороге. Игрушечный паровозик, пыхтя и гудя, катался по кругу на крошечных стальных рельсах.
– Близко не подходите, – рычал Хэмиш глазеющей детворе. – Это очень тонкий механизм, отбалансированный и настроенный. Прислушайтесь к ритму… Чудо! – Конечно, продавалась модель и получше – класс Д, тип 460, двухцилиндровая, со спаренными колесами диаметром… – Я же сказал ничего не трогать! А ну, поставь водонапорную башню обратно!
Шестеро юных учеников Лесли въехали на середину паддока верхом на лошадях и шотландских пони.
– Леди и джентльмены, уважаемые родители… – Лесли улыбнулся жителям отдаленных усадьб. Одетые в бриджи, они приветственно кивнули в ответ. За спиной Лесли пони нестройно разошлись веером. – Основами выездки как конного спорта служат податливость лошади, контактность, умение двигаться без потери импульса, способность к естественным, легким и свободным движениям, уравновешенность. Ритм означает равномерность движения, а темп – это время, затрачиваемое на определенное количество шагов. Всадник должен чувствовать своего коня, слышать музыку его движения…
Сельская публика смеялась и на что-то указывала крышками от термосов. Лесли обернулся. Пони и верховые лошади сбились в углу арены и топтались там, кусаясь и взбрыкивая, а дети-наездники ревели и вопили в седлах.
Тедди убрал с крокетной лужайки воротца и объявил игру для зрителей. От первого скользящего удара мячик покатился к реке, но его подхватила Фейт, которая поднималась по склону, отряхивая волосы и одежду от травинок. Она сделала короткую мощную передачу Скотти Пуллиту и осталась там, где была, – на задней линии у реки. В шеренгу игроков перед домом встала Нэнси, за ней – Рут. Тедди собрал всех в центре лужайки и разбил на две команды. Бобби, Реджинальд и Барни разобрали барьеры на паддоке и установили шесты в огромные бочки: это считалось воротами. Подброшенная монетка определила расположение команд; игроки разошлись по местам. Барни вручили белую рубашку и велели махать ею, как только мяч пересечет линию ворот. Он гордо встал за воротами, подняв рубашку над головой. Тедди сделал пробный удар и, когда мяч подкатился к воротам, крикнул: «Барни, не спи!» Барни махнул рубашкой.
Реджинальд Блад объявил, что гол не засчитывается. Тедди слегка треснул брата по затылку, после чего Редж присудил команде Тедди штрафное очко. Разгорелся спор, эхо носило крики над рекой. От раскатов пронзительного хохота розовые какаду, устроившиеся на ночлег в ветвях эвкалиптов, испуганно поднимали хохолки. Элсбет Бомонт повела своих кузин мимо водопойных каналов для лошадей к дому.
– От толпы всегда столько шума, – поморщилась она.
Пока горожане играли в футбол, Труди Бомонт считала деньги.
Мона и Лесли уютно устроились на тюках с сеном в полумраке конюшни.
– Мне, наверное, опять придется надеть платье, в котором я была на свадьбе, – вздохнула Мона.
– Это какое?
– Ну, такое, цвета персика…
– А, с капюшоном… Почему бы тебе не заказать у вашей скандально известной Тилли что-нибудь новенькое? Берет она недорого.
– Мама говорит, я еще не выносила персиковое платье.
Оба, сунув в рот по соломинке, качали ногами в сапогах для верховой езды.
– А вы, маэстро, уже выбрали… – Мона замялась, – …с кем пойдете на сегодняшнюю вечеринку?
– Ну конечно! – взвизгнул Лесли. – В семь часов я забираю Лоис Пикетт и…
– Понятно…
Лесли закатил глаза. До Моны дошло, что ее друг и наставник пошутил. Оба завалились на сено, громко хохоча.
В тот вечер сияющая Мона переступила порог зала под руку с Лесли. На ней было простое синее платье из штапеля с пышной юбкой и бантовой складкой спереди – старенькое платье, ношенное не раз, однако сегодня она накинула на плечи красный палантин с цветочным рисунком и приколола за ухо красный цветок. Войдя, она смешалась с толпой женщин, по-прежнему предпочитавших современным фасонам платья с отрезной талией и юбки в складку, тафту, набивной ситец, сатин и длинные черные перчатки. Однако теперь, благодаря Тилли Даннедж, все это приобрело новый вид, европейский шик и почти авангардный уровень. Воздух в зале звенел от всеобщего возбуждения. Лесли наклонился к Моне и сказал:
– А теперь разверни плечи и иди, как я тебя учил.
Когда Труди и Элсбет вышли на сцену и заняли места у микрофона, по залу пролетел приглушенный шепот. Все вытянули шеи. Элсбет была одета в изысканное платье из переливчатой бордово-розовой тафты-шанжан. Высокий воротник, обнаженные плечи, глубокий вырез, элегантный лиф сложного и модного покроя с запа;хом – оригинальная идея Тилли.
Беременность прибавила Труди почти сорок килограммов. Лицо так опухло, что щеки напоминали раздутые яхтенные паруса. Из-за отеков ее телеса колыхались, как спасательные буйки на волнах, излишняя жидкость собиралась и в районе щиколоток. Чтобы отвлечь внимание от фигуры Труди, Тилли создала невероятно стильный фасон, строгий и совершенный. На Тилли было платье из темно-синей шелковой тафты с лифом без бретелей на косточках, кулиской, драпирующей выпуклый живот, и свободными незаглаженными складками.
Мона подошла поближе к сцене, Лесли последовал за ней. Склонившись над ее ухом, он одними губами произнес:
– На юге снежок пошел.
Мона оглянулась на дверь.
– Мне не холодно.
– Я говорю, у тебя комбинация видна. – Лесли бровями указал на подол платья Моны, а потом мотнул подбородком в сторону выхода.
Они тихонько пробрались через толпу и вышли в темноту. Пока Мона возилась с лямками комбинации и булавкой, которую всегда носила приколотой к трусам, Лесли стоял рядом с палантином в руках.
– Скорее, – поторопил он Мону. – Сейчас начнется приветственная речь.
Мона сняла платье и сунула его Лесли.
– Подержи, – сказала она.
– Леди и джентльмены, – с глубоким волнением в голосе начала Элсбет, – добро пожаловать на презентацию первого в истории Дангатара Общественного клуба. – Она сделала паузу на аплодисменты публики. – Сегодня мы представим вам членов организационного комитета и обсудим планы по сбору средств в пользу Дангатарского общественного клуба! Наше мероприятие по сбору средств, чаепитие и крокетный матч послужили весьма энергичным началом и привлекли внимание большого количества людей! – Элсбет озарила сцену широкой улыбкой, но на этот раз аплодисментов не дождалась. – Разумеется, мы не смогли бы собрать достаточно средств для организации большого благотворительного бала без помощи наших дам, вошедших в оргкомитет клуба. Поэтому без долгих разговоров я с огромным удовольствием представлю их вам. В первую очередь это наш секретарь и казначей, миссис Элвин Пратт. – Зрители захлопали, Мюриэль поднялась на сцену и поклонилась. – Особую благодарность мы выражаем нашей неутомимой машинистке и помощнице мисс Моне Бомонт.
Моны, однако, нигде не было. В зале зашептались, закрутили головами. Нэнси, которая стояла позади всех, прислонившись к косяку, махнула рукой Труди и высунула голову за дверь.
– Эй, Мона! – крикнула она.
– Что?
– Тебя объявляют.
Нэнси вернулась в зал и громко сказала:
– Она сейчас подойдет.
Элсбет и Труди одарили терпеливо ожидающую публику улыбками.
Мона и Лесли, спотыкаясь, вошли в зал. Публика опять захлопала. Мона поднялась на сцену и встала между матерью и невесткой. Аплодисменты стихли, кто-то хихикнул. Толпа негромко загудела; раздалось шарканье ног. Дамы прикрывали рты руками, мужчины смотрели в потолок. Только тогда Лесли заметил, что Мона надела платье наизнанку.
Тилли стояла на кухне посреди груды пестрых обрезков. Целых две недели она без устали прикидывала фасоны, кроила, наметывала, а впереди еще предстоял бал. Тедди явился в новеньких голубых джинсах, белоснежной тенниске и кожаном пиджаке с кучей молний и заклепок. Его волосы, обильно смазанные бриллиантином, блестели; он держался в особой, небрежной манере, напустив на себя чуть надменный вид. Все это ему шло. Тилли посмотрела на него и улыбнулась.
– Собрался на первое мероприятие Общественного клуба в джинсе и коже?
– А ты в чем идешь?
– Я не иду.
– Пожалуйста, пойдем. – Он шагнул к Тилли.
– Мне нечего надеть.
– Ты даже в лохмотьях будешь выглядеть красивее всех.
– И этим сама себе наврежу, – улыбнулась Тилли.
– Тогда давай просто сядем в уголке и будем смотреть, как твои роскошные платья кружатся по залу, напяленные на мисс Димм, Лоис и Мюриэль. – Тедди умолк. – Ладно, я понял. – Он плюхнулся в кресло у камина и положил ноги на ящик с дровами.
Молли посмотрела на него, вздернула верхнюю губу и цыкнула языком, послав в камин смачный плевок.
– Думаешь, ты красавчик?
– Можем съездить в Уинерп посмотреть какой-нибудь фильм либо весь вечер просидим тут, с Молли, – заметил Тедди.
– А что сегодня крутят? – оживилась Тилли.
– «Бульвар Сансет» [25]с Глорией Свенсон [26].
– Езжайте в киношку и как следует повеселитесь, – проскрипела Молли. – Обо мне не беспокойтесь, я уж тут как-нибудь… одна. Опять одна.
Молли настояла на том, чтобы в свою первую в жизни поездку на автомобиле она сидела впереди, рядом с водителем.
– Если мне суждено умереть, то я хочу видеть дерево, о которое меня расплющит, – заявила она.
В кинотеатре Молли потребовала взять места в первом ряду, прямо под экраном. Усевшись между Тилли и Тедди, она смеялась и улюлюкала, радуясь приключениям Тома и Джерри, а во время фильма постоянно отпускала громкие разоблачительные комментарии.
– Это не настоящая машина, а так, муляж… Не слишком-то убедителен, верно? Ага, она только что его поцеловала, а помада ничуть не размазалась, и глаза у нее мокрые, как подмышки. Эй, а ну, пропустите меня поскорее, мне надо в сортир!
Дома Молли категорически отказалась укладываться в постель.
– Не хочу спать, – помотала она головой и посмотрела на небо, подавляя зевок.
Тедди взял на кухне стакан, налил в него самогона из своей фляжки и передал Молли. Выпив, она протянула стакан за следующей порцией. Тедди вопросительно посмотрел на Тилли. Та сделала вид, что смотрит на освещенные окна Военного мемориала, откуда доносились отзвуки музыки. Тедди плеснул старухе еще арбузного самогона. Вскоре они перенесли Молли в кровать.
Они вновь сидели под звездами. Свет в окнах зала погас, гости бала начали расходиться.
Тедди повернул голову и посмотрел на Тилли:
– Куда ты переехала отсюда?
– В Мельбурн. Поступила в школу.
– А потом?
Тилли не ответила. На лице Тедди отразилось нетерпение:
– Ну же, это ведь я. Я – не они.
– Просто… я никогда никому об этом не рассказывала.
Он ободряюще посмотрел ей в глаза. Наконец Тилли заговорила:
– Я получила место на фабрике. Должна была работать там до скончания века, чтобы расплатиться с моим «благодетелем», но… Хоть это была и швейная фабрика, там было ужасно.
– Ты знаешь, кто этот «благодетель»?
– Всегда знала.
– И?..
– Я сбежала. В Лондон, потом в Мадрид. Мадрид, Милан, Париж. – Тилли отвернулась в сторону.
– Ну а дальше? Было что-то еще, так?
Тилли поднялась.
– Пойду-ка я лучше в дом.
– Ладно, ладно.
Тедди удержал ее за лодыжку. Тилли не вырывалась, поэтому он тоже встал и положил руку ей на плечи. На короткое мгновение она склонила голову ему на грудь.
В конце концов Мона утерла слезы, потому что Лесли начал смеяться. К этому времени Труди и Элсбет придумали выход из положения.
– Ты должен на ней жениться, – заявила Элсбет. – Таким образом конфуз будет улажен.
От неожиданности Лесли сел.
– Но я не хочу связывать…
– Либо уезжай из города, – поставила точку Труди.
Лесли заказал у Тилли новый костюм для верховой езды – жокейскую куртку в сочетании двух цветов, небесно-голубого и алого, и белоснежные облегающие бриджи. Из Аделаиды он выписал сапоги фирмы «Р. М. Уильямс» с «кубинским» каблуком. Мона надела платье персикового оттенка, в котором была подружкой невесты, и приколола над ухом белый цветок. Скромная, короткая церемония бракосочетания прошла на лужайке перед усадьбой «На семи ветрах», провел ее сержант Фаррат.
Уильям отвез мистера и миссис Лесли Манкан на вокзал. Когда поезд тронулся, они помахали ему из вагона. Уильям стоял на платформе с трубкой в зубах в компании Хэмиша и Бьюлы. Дангатарский общественный комитет предоставил два железнодорожных билета в качестве свадебного подарка молодоженам, и им предстояло провести ночь в номере люкс уинерпского Гранд-отеля, окна которого выходили на реку.
Когда новоиспеченные супруги вернулись на стойку регистрации, хозяин отеля весьма удивился: он проводил их в номер всего пять минут назад.
– Мы едем осмотреть город, – сообщил Лесли. – Вернемся за ключом примерно в половине шестого и спустимся к ужину в шесть.
– Как изволите, – подмигнул хозяин.
После ужина новобрачные поднялись наверх. У двери люкса – просторного углового номера с арочным окном, расположенного рядом с туалетной комнатой, Лесли повернулся к молодой жене и сказал:
– У меня есть для тебя сюрприз.
– У меня тоже.
Тилли сшила в приданое Моне две вещицы, одна из которых представляла собой довольно смелый пеньюар – фасон Тилли придумала сама.
Лесли распахнул дверь в номер. На подставке для комнатных цветов возле кровати стояло эмалированное ведерко со льдом и бутылкой шампанского и два пивных стакана средней величины. Между стаканами была прислонена открытка с тисненым рисунком: золотые свадебные колокола, развевающиеся ленты и надпись «С днем свадьбы!» На внутренней стороне открытки жена хозяина отеля вывела: «Поздравляем и желаем удачи!» Далее шли крестики, обозначавшие поцелуи.
– О, маэстро, – выдохнула Мона. – Я сейчас вернусь.
Схватив свой кофр, она скрылась за соседней дверью. Лесли метнулся в мужской туалет. Бледный, как полотно, с потными ладонями, он вернулся в люкс. Мона, трепеща, полулежала на покрывале из шенильной пряжи в своем новеньком пеньюаре.
На несколько секунд Лесли онемел от восхищения.
– Божемой, божемой, божемой!
Он взял ее за руки и поднял с кровати, дважды обошел вокруг, а потом зарылся в тонкую материю и растроганно произнес:
– Мона, это просто С УМА СОЙТИ!
Лесли откупорил вино, наполнил стаканы. Переплетя руки, муж и жена сделали по глотку. Мона порозовела.
– Пожалуй, мне не следует много пить… милый.
– Чепуха! – Лесли чмокнул ее в щеку. – Будешь делать так, как положено, строптивая женушка, а не то я заставлю тебя отлупить меня стеком.
Они зашлись от смеха и чокнулись стаканами.
После того как первая бутылка опустела наполовину, Лесли достал из чемодана вторую и воткнул ее в ведерко со льдом. На середине второй бутылки Мона отключилась. Лесли в одиночку допил шампанское, обернул шею и плечи полами пеньюара, сунул в рот большой палец и уснул, уткнувшись носом в мягкий шелк, от которого слабо веяло ароматом ландышей.
Мона проснулась с больной головой. Первое, что она увидела в окне, был ее муж – умытый, одетый, причесанный и готовый к отъезду домой. Мона ощутила страшную тяжесть в груди – сердце просто распирало от боли. Подбородок у нее задрожал, в горле встал комок размером с айву. Мона с трудом сглотнула. Хоть бы обнял разочек!..
– Идем, женушка, – улыбнулся Лес, – внизу нас ждет бодрящий горячий чай.
В усадьбе «На семи ветрах» Труди показала Моне ее прежнюю комнату – теперь там устроили детскую, – а потом мать протянула ей чек.
– Мама… – Лицо Моны просветлело.
– Это не подарок, это твое наследство. Мне за него пришлось повоевать. Как видишь, чек выписан в оплату недвижимого имущества Элвина Пратта, ну а дом как раз пустует… – Элсбет развернулась и, проходя мимо дверей конюшни, бросила: – Теперь пускай Лесли заботится о тебе!
В тот же день мистер и миссис Лесли Манкан переехали в развалюху, стоявшую между опрятным домиком четы Петтимен и просторным жилищем Элвина и Мюриэль Пратт.
Фейт вырезала буквы из журнала и аккуратно, с большим усердием приклеила их на розовый картон: из букв сложились слова. Потом она пририсовала воздушные шары и ленточки, намазала их клейстером и напылила позолоту. Рядом со словами «королева бала» она приклеила колокольчик [27], вырезанный из рождественской открытки.
ВСЕ! ВСЕ! ВСЕ!
Приходите на бал в честь начала нового футбольного сезона!
Бал Дангатарского общественного клуба!
Новая музыка обновленной группы «Верные друзья О’Брайен».
И ВЫБОР КОРОЛЕВЫ БАЛА!
По вопросам заказа столиков обращаться к Бобби или Фейт.
Проходя мимо станции в универсам Праттов, Фейт заметила кое-что необычное. Хэмиш, отдавший положенные сигналы при встрече дневного поезда, помог какой-то незнакомой женщине выйти из вагона на платформу. Она беспокойно огляделась по сторонам и спросила:
– Когда отсюда пойдет следующий поезд?
– Послезавтра, ровно в девять тридцать. Грузопассажирский состав класса «Д»…
– От вокзала ходит автобус?
Хэмиш спрятал руки за спину и скрестил пальцы.
– Нет.
– Благодарю вас, – кивнула незнакомка и двинулась прочь.
Хэмиш указал на Эдварда Максуини и его телегу возле входа на станцию.
– Наш извозчик может доставить вас в отель.
Пальчиком в перчатке женщина показала на свои чемоданы из свиной кожи, которые стояли на платформе посреди мешков с почтой и клеток с живой птицей. Хэмиш передал их Эдварду; незнакомка подхватила ручной плоский чемоданчик и обошла вокруг Грэхема, держась на очень почтительном расстоянии. Лодочки из крокодиловой кожи осторожно ступали по разбитым цементированным дорожкам. Наконец приезжая добралась до холла привокзальной гостиницы, сняла солнцезащитные очки и перчатки и кашлянула. Фред оторвался от газеты, обвел глазами бар. Женщина кашлянула громче. Фред встал и побрел к входу для постояльцев. Окинул незнакомку взглядом из-под своих бифокальных очков: худощавые, но изящные лодыжки, юбка-карандаш и жакет из парусины… Жакет дамочка сняла, и под ним оказалась белая гипюровая блузка, через которую просвечивало нижнее белье.– Заблудились? – спросил Фред.
– Я бы хотела снять номер на две ночи. Если можно, с ванной.
Она протянула ему жакет. Фред отложил памятку по заполнению бланков, перекинул жакет через руку и любезно улыбнулся:
– Разумеется, мадам. Можете занять номер рядом с ванной комнатой. Она общая на этаж, но полностью в вашем распоряжении, поскольку в настоящее время вы – единственная постоялица, не считая мистера Пуллита, который не мылся уже девять лет. Номер очень хороший, окна выходят на запад, так что у вас есть возможность полюбоваться закатом, живописным коттеджем на вершине холма и общим пейзажем.
Эдвард вошел в холл и аккуратно поставил чемоданы на пол перед незнакомкой.
– Благодарю, – сказала она и слегка улыбнулась, затем перевела взгляд на Фреда.
Тот взял чемоданы и повел постоялицу наверх. Дама обошла номер, открыла дверцы шкафа, присела на кровать, заглянула под подушку, проверяя постельное белье, и наконец, взглянула на свое отражение в зеркале.
– Путешествуете? – поинтересовался Фред.
– Я решила, что день-два вдали от большого города пойдут мне на пользу. Правда-правда, я так и подумала.
– Ужин заказывать будете?
– Посмотрим, – произнесла приезжая и вышла на балкон.
Фред крикнул, чтобы она не стеснялась обращаться, и понесся вниз разыскивать Перл.
Постоялица устроилась на солнышке, прикурила сигарету, затянулась. Посмотрела вниз, на главную улицу, заметила наряды дангатарских женщин и разинула рот от удивления. Местные дамы, одетые с потрясающей элегантностью, прогуливались от библиотеки до аптеки и обратно, демонстрируя роскошные платья и, видимо, особо модные здесь брючные костюмы из искусственных тканей. На лавочках в парке мелькали яркие сарафаны с асимметричной линией горловины – последним писком высокой моды в Европе.
Приезжая спустилась в дамский зал и обнаружила там группу женщин, которые болтали за столиком, потягивая содовую с лимонным соком. Точные копии дизайна от Баленсиаги, да еще с отделкой каракулем!.. Сквозь дверную щелочку незнакомка принялась изучать женщин перед стеклянными окнами универсама. Держа в руках обычные плетеные корзины, они что-то читали в витрине. Толстая нечесаная тетка была одета в свободное платье из шерстяного крепа с воротником-хомутиком и цельнокроеными рукавами. Мягкая ткань струилась, точно жидкий мед, скрадывая очертания колодоподобного тела. На маленькой остроносой женщине, похожей на хорька, был надет двубортный костюм нежно-розового оттенка с широкими лацканами. Лиловая отделка смягчала землистый цвет ее лица. Рядом с ней, опираясь на метлу, стояла девушка с мальчишеской фигурой в платье такого фасона, который, кажется, еще даже не изобрели! Материал – тонкая черная шерсть; неглубокий вырез-лодочка от плеча до плеча, короткий рукав; лиф с напуском подобран широким черным ремнем из телячьей кожи с огромной пряжкой, тоже черной; узкая юбка длиной до колена, ах! Среди других модниц там была блондинка, щеголявшая бриджами из рытого бархата, хозяйка магазина в изысканном ансамбле с туникой из фая и еще одна невысокая подтянутая девица в шелковых брюках-капри и шикарной облегающей безрукавке…
Приезжая вернулась в номер и опять закурила. Каким образом парижский шик протоптал дорожку в эту провинциальную глушь, к обветшалым домишкам и дряблым фигурам заурядных домохозяек?
* * *
– Фейт постаралась с объявлением, – констатировала Рут.
Остальные согласно закивали.
– Очень художественно, – высказалась Мэриголд.
– И не говорит, во сколько обойдется все удовольствие, – язвительно заметила Бьюла.
– Как обычно, – пожала плечами Лоис.
– Да уж не в этот раз, – энергично затрясла головой Бьюла. – Клубу нужна новая форма для арбитров, кроме того, Фейт берет за оркестр: они много репетируют, разучили новые песни и опять сменили название.
– Ну, вы-то все знаете, – фыркнула Перл.
Бьюла уперла руки в бока.
– Вдобавок к нам едет Уинерп.
Все вытаращили глаза.
– Уинерп? К нам?
Бьюла закрыла глаза и медленно кивнула.
– Пожалуй, лучше зарезервировать места, – сказала Мюриэль.
– И поближе друг к другу, – прибавила Лоис.
Они снова посмотрели на объявление.
Нэнси, все так же опиравшаяся на метлу позади прочих, подала голос:
– Недавно кое-кому доставили еще один здоровенный ящик.
– Откуда теперь?
– Из Испании?
– Из Франции?
– Из Нью-Йорка, – произнес сержант Фаррат.
Подруги, вздрогнув, обернулись.
– Да-да, из Нью-Йорка. Я был там, когда она вскрывала посылку.
– Я свое платье уже забрала, – сказала Перл. – Вот где шик!
– Я тоже забрала.
– Ну, мое-то будет отличаться!
– У меня тоже оригинальный фасончик.
– Ох, дамы, – мечтательно промолвил сержант Фаррат, приподняв плечи и зажмурившись от восторга, – видели бы вы ткань, которую Тилли заказала для себя!.. – Он закрыл щеки ладонями. – Шелковая органза цвета фуксии! А дизайн… Она настоящий кутюрье, – вздохнул сержант. – Линии Баленсиаги, простота Шанель, драпировка Вионне и тонкий вкус Делоне! [28]
Сержант Фаррат в лихо сдвинутой фуражке удалился, сверкая начищенными туфлями.
Карандаш в руке Перл завис над блокнотом. Гостья изучала меню, в котором значились три блюда.
– Что будем заказывать, милочка?
Постоялица взглянула на нее и спросила:
– Откуда у вас это платье?
– От местной портнихи. Позволю себе предложить вам бифштекс с салатом. Либо, если вы не слишком голодны, суп. Могу разогреть пирог или приготовить сэндвич…
– Ваша портниха принимает клиенток в нерабочее время?
Перл вздохнула:
– Скажем так, она работает на дому.
– Где она живет?
– В доме на холме.
– Вы не могли бы проводить…
– Я расскажу вам, как туда добраться, после того как вы закажете бифштекс. Как вам его прожарить?
Приезжая в одной комбинации и чулках стояла перед камином, листая альбом с эскизами Тилли. Костюм от Шанель небрежно висел на стуле. Тилли стояла рядом с блокнотом и портновским сантиметром, восхищаясь элегантным перманентом и изящным маникюром гостьи.
– Да, – улыбнулась та, – я определенно хочу платье из чесучи с узеньким воротничком-стойкой, как у барменши, и вот эту вариацию модели Диора, и еще брючный костюм… Насколько я понимаю, вы сами их конструируете. – Она продолжила с интересом просматривать эскизы.
– Желаете что-то изменить в фасоне? – спросила Тилли.
– Разве что по мелочам. Если что, внесу изменения сама. – Гостья посмотрела на Тилли. – Вижу, тут есть авторские модели.
– Да, мои.
– Понятно. Почему бы вам не пойти работать ко мне?
– У меня здесь свой бизнес.
– Здесь? Простите, это где?
– Здесь – это там, где я нахожусь в настоящий момент.
Приезжая фыркнула:
– Вы зарываете талант в землю.
– Напротив, мои услуги очень востребованы. В любом случае на бумаге мне должны немалую сумму, но пока со мной не расплатятся, я не могу переехать на Коллинз-стрит.
Гостья посмотрела на закрытую дверь за спиной Тилли:
– Не покажете свою мастерскую?
Тилли улыбнулась:
– А вы бы мне свою показали?
Некоторое время спустя она проводила клиентку к задней двери и вручила ей фонарь.
– Оставьте его в почтовом ящике у подножия холма. Оттуда начнется уличное освещение.
– Спасибо, – поблагодарила приезжая. – Вы пришлете счет?
– Пришлю.
– И я сразу же его оплачу. – Хозяйка и гостья обменялись рукопожатием. – Если передумаете…
– Спасибо за предложение, но, как вы уже поняли, пока что я не рассматриваю вопрос переезда. У меня на это несколько причин. Если что, я знаю, где вас найти, – сказала Тилли, закрывая дверь.
По мере приближения бала заказчицы толпами осаждали дом Тилли, барабанили в заднюю дверь и требовали «уникальный дизайн» и «оригинальные аксессуары». Она показывала им фотографии знаменитых европейских красавиц и старалась объяснить, чем стиль отличается от моды. Тилли советовала дамам либо подстричь волосы (после чего город в поразительном количестве наводнили копии Луизы Брукс [29]), либо каждый вечер перед сном проводить по ним расческой не меньше ста раз. Тилли демонстрировала, как делать начес, валик «помпадур» и другие прически; заставила жительниц Дангатара отказаться от заколок, ракушечных бус, пластмассовых цветов, париков и кос, лент, гребней, дешевых украшений для платьев, бижутерии из цветного стекла и пуговиц в форме сигарет. Она убедила их переделать старые ожерелья в браслеты и серьги, накупить у мистера Олменака хны и красителей для волос (как выяснилось, он держал все это в ассортименте чуть ли не со времен Прекрасной эпохи), показала, как правильно наносить крем для загара, солнцезащитные средства и основу под макияж; научила пользоваться карандашом для век, порекомендовала заказать новое белье, цитируя при этом Дороти Паркер [30]: «Краткость – душа дамского белья». Тилли рассказывала о различных типах фигуры, достоинствах и недостатках телосложения каждой клиентки, о том, как подчеркивать первые и скрывать вторые. Все выкройки она создавала строго индивидуально и предупреждала, что потребуется не менее трех примерок. Наконец, она сказала, что к наряду следует подбирать аромат, отражающий его настроение. Женская половина Дангатара вновь ринулась к мистеру Олменаку; Нэнси пришлось выписать из Мельбурна парфюмера. Тилли заворачивала провинциальных модниц в роскошные ткани, чтобы материя ласкала их тела и они почувствовали, как это – быть богатыми и ухоженными. Надевая изысканные вещи, созданные гением Тилли, дангатарские женщины получали первое представление об осанке, манерах и умении держать себя.
К ней явились и «Верные друзья О’Брайен» – Фейт с Хэмишем, Реджинальд Блад и Бобби Пикетт, – разумеется, за новыми костюмами. Фейт решила, что мужчины оденутся в пиджаки и брюки двух оттенков красного, при этом лацканы пиджаков будут расшиты пайетками, а ее собственное платье в тех же цветах будет сверкать блестками сверху донизу.
Бобби стоял на кухне, вытянув вперед руки, а Тилли крутилась вокруг него с сантиметром, снимала мерки с крупной фигуры и записывала цифры в блокнот. Редж и Фейт сидели за столом, терпеливо дожидаясь своей очереди, во все глаза разглядывая картинки в иностранных модных журналах и молча пихая друг друга в бок, когда попадалось что-то особо интересное.
Молли въехала на кухню, уселась рядом с Хэмишем, положила руку ему на колено, погладила по бедру и потянулась к ширинке. Хэмиш повернул к ней свое крупное лицо, удивленно вздернул кустистые рыжие брови. Молли расплылась в улыбке и вытянула губы трубочкой, подставив их для поцелуя. Хэмиш быстренько подошел к комоду и стал рассматривать коллекцию пластинок Тилли.
– Поставь какую-нибудь музыку, – попросила она.
Хэмиш аккуратно поместил виниловый диск на вертушку, бережно подвел иглу. Сперва раздалось шипение, а затем комнату наполнила пронзительная, рвущая душу мелодия.
– Что за дурацкая музыка? – недовольно поморщилась Фейт.
– Прямо повеситься хочется, – сказал Хэмиш.
– Это блюз, – коротко ответила Тилли.
– А мне нравится, – высказал мнение Редж. – Голос, конечно, скрипучий, но в этом что-то есть.
– Больно ей, вот и надрывается, – буркнул Хэмиш.
– Как зовут певицу? – спросил Редж.
– Билли Холидей.
– Да уж, отдохнуть ей не помешало бы [31], – заключил Хэмиш.
Когда стемнело, пришел сержант Фаррат. Он намеревался забрать длинные плоские коробки с кружевом, шелком, бисером и перьями, а также аккуратно сложенные платья – простые, сшитые точно по мерке; теперь их требовалось лишь слегка разгладить, накрыв влажной марлей или побрызгав дождевой водой.
– Не могу отговорить Фейт от красного платья с пайетками, – пожаловалась Тилли.
– Фейт из тех женщин, которые всегда выбирают красные платья с пайетками. – Сержант подошел к манекену.
Тилли негодующе всплеснула руками.
– Что за город! Все горбятся и косолапят.
– Так всегда было и будет, но я ценю то, что ты для них делаешь. Они ведь даже не понимают…
– Кто ваши соседи по столику? – осведомилась Тилли.
– Мне придется сидеть за столиком Бомонтов, в компании Петтименов. Официальные лица должны держаться вместе. – Сержант Фаррат вздохнул. – Можно, я приглашу тебя на танец?
– Я не иду на бал.
– А как же шелковая органза цвета фуксии? Нет-нет, ты должна пойти. При Тедди тебя никто не обидит. – Сержант встряхнул коробку. – Пообещай, что придешь, иначе я все это выброшу.
– Ваши платья только и ждут, когда вы закончите отделку, – улыбнулась Тилли. – Вам не устоять перед искушением.
Сержант Фаррат ушел домой, чтобы провести остаток вечера с иголкой и ниткой – наметывая, подрубая, аккуратно вшивая потайные застежки.
Лесли Манкан держал Мону на расстоянии вытянутой руки и смотрел в потолок. В проигрывателе крутилась пластинка. Застрявшая игла со скрипом подпрыгивала во внешней канавке. Мона стиснула пальцы на плече мужа, придвинулась ближе и поцеловала его в щеку.
– Мона, перестань, – раздраженно бросил он, отодвигаясь.
Она в отчаянии заломила руки.
– Лесли, я…
– Я же сказал, не могу! – Он топнул ногой, потом закрыл лицо.
– Почему?
– Просто… не выходит, – не отнимая ладоней от лица, удрученно проговорил Лесли. – Не знаю почему.
Мона опустилась на старую кушетку, у нее задрожал подбородок.
– Ты должен был предупредить… – Ее голос сорвался.
– Я сам не знал, – глухо произнес Лесли.
– Врешь ты все!
– Да будет тебе!
– Не надо на меня злиться. – Всхлипнув, Мона достала из рукава носовой платок.
Лесли вздохнул и сел рядом с ней на кушетку. Руки он скрестил на груди, взгляд опустил в пол. Наконец он промолвил:
– Хочешь, чтобы я убрался?
Мона страдальчески закатила глаза. Он посмотрел на нее.
– У меня нет ни семьи, ни друзей…
– Ты ведь говорил, что…
– Знаю, знаю. – Он взял ее руки в свои. – Моя мать действительно умерла, это правда. Оставила мне карточные долги, конюшню, кишащую паразитами, и несколько дряхлых кляч. Лошадей давно отправили на бойню, переработали на животный клей, а конюшню сожгли.
Мона продолжала разглядывать собственные колени.
– Посмотри на меня, прошу, – робко промолвил Лесли.
Она не поднимала глаз.
– Мона, на этом свете у тебя нет ни одного настоящего друга, как и у меня…
– Разве ты – не мой настоящий друг?
Лесли встал и поставил руки на бедра.
– Что на тебя нашло?
– Просто пытаюсь постоять за себя. – Мона посмотрела на мужа. – Лесли, я люблю тебя.
На глазах Лесли выступили слезы. Мона обняла его, и, прижавшись друг к другу, они долго стояли посреди гостиной, а игла все скребла с шорохом по канавке. Мона прервала молчание:
– Никому мы не нужны…
Оба грустно рассмеялись.
– Так, – деловито сказал Лесли, – на чем мы остановились? Танцуем вальс?
– Я совсем не умею танцевать, – вздохнула Мона.
– Я много чего не умею, Мона, – тихо произнес Лесли, – но мы будем стараться, и у нас все получится, верно?
– Верно.
Лесли стукнул по проигрывателю, зазвучали первые аккорды «На прекрасном голубом Дунае». Мистер и миссис Манкан закружились в вальсе.
Розалт Хэм