Молчат о горе каменные плиты.
Молчат о горе старые мосты.
Печатью вечной памяти залиты
На Пискаревском кладбище цветы.
Из мебели осталась табуретка;
Всё остальное было сожжено.
За окнами, затянутыми сеткой,
Всё время сыро, гулко и темно.
Дымилась непрогретая буржуйка.
Из коридора кто-то подошёл
И в кружку кипяточной звонкой струйкой
Лилась вода. Блокадный год всё шел.
И было пусто: и в душе, и в мире.
Скрипела тихо жесткая кровать.
Хрипел приёмник. В радиоэфире
Неслись гласа и запрещали спать.
Нет, спать нельзя. Но тяжкая усталость
К подушке голову прижала как свинцом,
В груди скулила раненая жалось -
Пришла бы мать поговорить с мальцом.
Пришла б обнять, чтоб чуть приободриться,
Прижаться б как тогда давным-давно...
Но приходилось с участью мириться -
Мать далеко. А это детский дом.
И фронт не ждал. И где-то денно-ночно
Ковался фронту проколённый тыл.
В победе был уверен каждый. Точка.
Там мать была. А где-то здесь был сын.
Безумством грохотали взрывы грозно,
Сирены выли. Все бежали вниз.
Он не бежал. Бессильный плакал слёзно
О снисхожденьи, притаившись ниц.
Уже не холодно, уже почти не больно;
На каждый вздох пульсирует висок.
Подушка вся пропитаная солью
И вместо хлебушка дымящий кипяток.
И вместо игр марево бессилья
И вместо книг молитвы тихой бред...
Такое адовое над душой насилье
И взрослому мужчине не стерпеть.
Такое испытание в неволе
Не выдержать, не выстоять мальцу.
Волна нахлынула остаточною болью
Приблизив жизнь к желанному концу.
Душа разжалась, вырвалась из клетки:
Уже давно затихли стон и плач...
Из мебели стояла табуретка
И кружка с кипятком и красный мяч.
Над полем мгла лежит плащом промозглым
Лежат там те, кого уж не обнять.
Над кладбищем безмолвным Пискаревским
Почти невидимой стоит в печали мать.
16-23.04.2024
Фотография Ирины Куликовой