План

Вера Иванова 2
В кармане ключ от съёмной «двушки»,
планшет и куртка в рюкзаке.
В деревню Каменные Cушки
Степан приехал налегке.
Приехал сам. В конце апреля.
Пора клещей уже настала.
Жила деревня еле-еле,
как и положено, лежала.
Лежало рядом чисто-поле,
стоял сосновый старый бор,
ручей стекал в приток узором.
Дорог нормальных нет.
Хардкор.
Дома скупили три таджика,
три бабки век свой доживали.
Степан нашёл в сети в три клика
«недвигу» - бастион из стали:
кусок земли к ручью в уклончик,
колодец, изгородь, вагончик,
соседи - старых два хрыча,
из благ - есть лампа «Ильича».
Степан - сторонник оптимизма,
пока подруги жизни нет;
ну, чем не рай без коммунизма?! –
простой: работа, сон, обед,
прогулки в лес, купанье в речке,
поездки в город в месяц раз;
капитализм  в буржуйской печке (сварил приятель на заказ),
топчан, подушка в изголовье, шмели и мухи – красота!
Покой!
Покончено с любовью.
Была. Но, кажется, не та.
Он год прожил анахоретом
и верным рыцарем фриланса.
Но взял и следующим летом
решился выйти из баланса.
Планшет на крышке табурета,
и душ  потоком из ведра.
Твердил: ну, хватит, на фиг это!
Пора как люди жить. Пора!
Пора жильё, шмотьё, подружку,
походы в бары и в кино,
автосалоны «взять на мушку»,
купить подержанный «Рено».
Он год корпел, в трудах сгорая,
глотая чай и «Доширак».
Взял и изгнал себя из рая,
таджику продал свой овраг.
Вернулся в мир тревог и стрессов, забот, кредитов, беготни.
И на таком теперь «замесе»
проходят у Степана дни.
Друзья-подруги – все по делу,
набор штампованных идей.
Семью? Нет.
Ни к душе, ни к телу.
Засохших сушек потвердей
подружек сменных отношение:
все  – бьюти стайл, как кирпичи.
Нет больше «чудного мгновения».
Построй их в ряд! Не различить.
Он сам привык «снимать» и «стричь»,
он сам теперь Степан-кирпич.
Растут доходы и дела,
как этажи большой высотки,
мелькают числа дней коротких.
Любовь не та,
но всё ж была...
Теперь он купит всё на свете.
А в старом парке карусель.
На ней кружатся чьи-то дети,
и на дворе опять апрель.
Весна коварная – не осень.
У Стёпы кризис средних лет.
От дум печальных «крышу сносит»:
всё вроде есть, а счастья нет.
Готов, не глядя, что за «птица»,
любую взять и увести,
готов смиренною тупицей
сказать той Светке: Блин, прости!
Я был дурак и нищеброд,
а ты – красивая зараза.
Бежал как трус в свой огород.
Тогда хотелось всё и сразу.
Где ты сейчас? Всё в той же двушке?
Наверно, чья-нибудь жена...
На карусели - яркой сушке
детей кружится до хрена!
Куплю овраг свой у таджика!
Построю замок до небес,
возьму в невесты Доминику,
Зейнаб, Гюзель или Марику.
Ребро болит – тревожит бес.
Ключ золотой от тайной дверцы
кольнул во внутреннем кармане.
Сказал ана'том: это сердце.
Не вынесло затей Степана.