Он любит твои котлеты, и то что стираешь чисто,
И терпишь почти без злобно, его родовую дурь.
А я люблю кастаньеты,
Твои золотые монисто,
И взгляд твой бездонно томный,
Бачата любовных бурь.
Своею рукой тяжёлой, дробит вековые камни,
И прочные, верные ставни,
Почти не пропустят свет,
Ну, а чужих и подавно,
В квартиру его кандальную,
Торжественую, что склеп.
Моя же утлая лодочка,
Ветрами морскими битая,
Скорее телега убитая, чем грозный пиратский бриг.
И двери её разбитые, и ставни настежь открытые,
Живы лишь Божьей молитвой,
То смех здесь, звучит, то всхлип.
И если добыча словится, а Слово и дело спорятся,
Котлеты я жарю сам.
И не к чему условности, ужимки вчерашней гордости,
Танцующим небесам.
Беспечные иль осторожные, мы все только дети Божьи,
А Боги в страстях непрошенных нас наплодили тьму.
И мы словно зерна брошенные, где смятые, где покошенные, но в целом живые, хорошие, в тайге ли растём, в саду.
Но мы же ещё и звери, и люди, и зодиаки, судеб не ведомых злаки, летят через нас волной.
И каждый, читая знаки, задумывается, однако, куда путь вести земной.
И пусть моя лодка непрочна, в одном хороша знаю точно - живою силой полна.
У башни есть тоже сила, но в ней каменеют жилы,
И ангелам, даже безкрылым меж каменных стен - хана.
Иллюстрация из Интернет