Хамелеон... Это произведение вершина иронии и сарказма... И совершенно недооценено по своему разоблачительному пафосу... Мы воспринимаем его, как нечто из другого мира царской России, на самом деле, это страничка из нашей жизни, и общество вернулось именно к той точке своего развития, которую описал Чехов... от чего учитель литературы в школе будет бежать как черт от ладана, хотя обязан таки будет указать именно на это.. Но, его уволят к черту, когда доложат крамолу директору!..
Рассказ надо прочитать сначала оригинал, а потом ремейк, без этого вы не почувствуете тот экстаз, который можно ощутить от чтения его ремейка, вы можете сопоставить ту жизнь и нашу. И вы тогда скажите, да никогда ни один учитель литературы не скажем школярам прочитать этот рассказ, потому что он списан с наших лихих девяностых!..
Что интересно. Современный автор ремейка "Хамелеона" весьма плодовитый писатель, но все остальное на мой взгляд не стоит внимания. Можно сказать, что он автор одного рассказа, но какого!.. Достойного, чтобы его назначали для внеклассного чтения, при разборе рассказа Чехова. Он прекрасно его дополняет.
Антон Чехов
ХАМЕЛЕОН
Через базарную площадь идет полицейский надзиратель Очумелов в новой шинели и с узелком в руке. За ним шагает рыжий городовой с решетом, доверху наполненным конфискованным крыжовником. Кругом тишина... На площади ни души... Открытые двери лавок и кабаков глядят на свет божий уныло, как голодные пасти; около них нет даже нищих.
— Так ты кусаться, окаянная? — слышит вдруг Очумелов.— Ребята, не пущай ее! Нынче не велено кусаться! Держи! А... а!
Слышен собачий визг. Очумелов глядит в сторону и видит: из дровяного склада купца Пичугина, прыгая на трех ногах и оглядываясь, бежит собака. За ней гонится человек в ситцевой крахмальной рубахе и расстегнутой жилетке». Он бежит за ней и, подавшись туловищем вперед, падает на землю и хватает собаку за задние лапы. Слышен вторично собачий визг и крик: «Не пущай!» Из лавок высовываются сонные физиономии, и скоро около дровяного склада, словно из земли выросши, собирается толпа.
— Никак беспорядок, ваше благородие!..— говорит городовой.
Очумелов делает полуоборот налево и шагает к сборищу. Около самых ворот склада, видит он, стоит вышеписанный человек в расстегнутой жилетке и, подняв вверх правую руку, показывает толпе окровавленный палец. На полупьяном лице его как бы написано: «Ужо я сорву с тебя, шельма!» да и самый палец имеет вид знамения победы. В этом человеке Очумелов узнает золотых дел мастера Хрюкина. В центре толпы, растопырив передние ноги и дрожа всем телом, сидит на земле сам виновник скандала — белый борзой щенок с острой мордой и желтым пятном на спине. В слезящихся глазах его выражение тоски и ужаса.
— По какому это случаю тут? — спрашивает Очумелов, врезываясь в толпу.— Почему тут? Это ты зачем палец?.. Кто кричал?
— Иду я, ваше благородие, никого не трогаю...— начинает Хрюкин, кашляя в кулак.— Насчет дров с Митрий Митричем,— и вдруг эта подлая ни с того, ни с сего за палец... Вы меня извините, я человек, который работающий... Работа у меня мелкая. Пущай мне заплатят, потому — я этим пальцем, может, неделю не пошевельну... Этого, ваше благородие, и в законе нет, чтоб от твари терпеть... Ежели каждый будет кусаться, то лучше и не жить на свете...
— Гм!.. Хорошо...— говорит Очумелов строго, кашляя и шевеля бровями. — Хорошо... Чья собака? Я этого так не оставлю. Я покажу вам, как собак распускать! Пора обратить внимание на подобных господ, не желающих подчиняться постановлениям! Как оштрафуют его, мерзавца, так он узнает у меня, что значит собака и прочий бродячий скот! Я ему покажу Кузькину мать!.. Елдырин,— обращается надзиратель к городовому,— узнай, чья это собака, и составляй протокол! А собаку истребить надо. Немедля! Она наверное бешеная... Чья это собака, спрашиваю?
— Это, кажись, генерала Жигалова! — кричит кто-то из толпы.
— Генерала Жигалова? Гм!.. Сними-ка, Елдырин, с меня пальто... Ужас как жарко! Должно полагать, перед дождем... Одного только я не понимаю: как она могла тебя укусить? — обращается Очумелов к Хрюкину.— Нешто она достанет до пальца? Она маленькая, а ты ведь вон какой здоровила! Ты, должно быть, расковырял палец гвоздиком, а потом и пришла в твою голову идея, чтоб сорвать. Ты ведь... известный народ! Знаю вас, чертей!
— Он, ваше благородие, цыгаркой ей в харю для смеха, а она — не будь дура и тяпни... Вздорный человек, ваше благородие!
— Врешь кривой! Не видал, так, стало быть, зачем врать? Их благородие умный господин и понимают, ежели кто врет, а кто по совести, как перед богом... А ежели я вру, так пущай мировой рассудит. У него в законе сказано... Нынче все равны... У меня у самого брат в жандармах... ежели хотите знать...
— Не рассуждать!
— Нет, это не генеральская...— глубокомысленно замечает городовой.— У генерала таких нет. У него всё больше легавые...
— Ты это верно знаешь?
— Верно, ваше благородие...
— Я и сам знаю. У генерала собаки дорогие, породистые, а эта — чёрт знает что! Ни шерсти, ни вида... подлость одна только... И этакую собаку держать?!.. Где же у вас ум? Попадись этакая собака в Петербурге или Москве, то знаете, что было бы? Там не посмотрели бы в закон, а моментально — не дыши! Ты, Хрюкин, пострадал и дела этого так не оставляй... Нужно проучить! Пора...
— А может быть, и генеральская...— думает вслух городовой.— На морде у ней не написано... Намедни во дворе у него такую видел.
— Вестимо, генеральская! — говорит голос из толпы.
— Гм!.. Надень-ка, брат Елдырин, на меня пальто... Что-то ветром подуло... Знобит... Ты отведешь ее к генералу и спросишь там. Скажешь, что я нашел и прислал... И скажи, чтобы ее не выпускали на улицу... Она, может быть, дорогая, а ежели каждый свинья будет ей в нос сигаркой тыкать, то долго ли испортить. Собака — нежная тварь... А ты, болван, опусти руку! Нечего свой дурацкий палец выставлять! Сам виноват!..
— Повар генеральский идет, его спросим... Эй, Прохор! Поди-ка, милый, сюда! Погляди на собаку... Ваша?
— Выдумал! Этаких у нас отродясь не бывало!
— И спрашивать тут долго нечего,— говорит Очумелов.— Она бродячая! Нечего тут долго разговаривать... Ежели сказал, что бродячая, стало быть и бродячая... Истребить, вот и всё.
— Это не наша,— продолжает Прохор.— Это генералова брата, что намеднись приехал. Наш не охотник до борзых. Брат ихний охоч...
— Да разве братец ихний приехали? Владимир Иваныч? — спрашивает Очумелов, и всё лицо его заливается улыбкой умиления.— Ишь ты, господи! А я и не знал! Погостить приехали?
— В гости...
— Ишь ты, господи... Соскучились по братце... А я ведь и не знал! Так это ихняя собачка? Очень рад... Возьми ее... Собачонка ничего себе... Шустрая такая... Цап этого за палец! Ха-ха-ха... Ну, чего дрожишь? Ррр... Рр... Сердится, шельма... цуцык этакий...
Прохор зовет собаку и идет с ней от дровяного склада... Толпа хохочет над Хрюкиным.
— Я еще доберусь до тебя! — грозит ему Очумелов и, запахиваясь в шинель, продолжает свой путь по базарной площади.
Хамелеон
Интерровец
Ремейк одноименного произведения А.П. Чехова
Через площадь рынка идет участковый, старший лейтенант Офигелов в новой фуражке и с папкой в руке. На плечи участкового накинуто драповое пальто. Не совсем по форме, но зато тепло. За ним шагает рыжий стажер с коробкой, доверху наполненной пачками конфискованных сигарет. Кругом тишина. На площади ни души. В стеклянных окнах ларьков отражаются кислые физиономии стражей порядка.
- Так ты кусацца, сволочуга? – слышит вдруг Офигелов. - Это где это видано, чтоб кусацца? Ребята, держи ее! Держи! Ааааааа!
Слышен собачий визг. Офигелов поворачивает голову и видит следующую картину: из открытых настежь ворот склада стройматериалов, прыгая на трех лапах и оглядываясь, бежит собака, а за ней гонится человек. Он бежит за ней и, подавшись туловищем вперед, падает на землю и хватает собаку за задние лапы. Слышен вторично собачий визг и крик: "Держи, бляяяя!" Из ларьков высовываются сонные физиономии, и очень скоро возле склада стройматериалов собирается нешуточная толпа.
- Э-ээээ… Вроде как шумит кто, товстарлейтнант! – под руку бормочет стажер.
Офигелов вздыхает. Вот так бы и дал ему по шее, ей-богу! Ну и шумит, ну и что? Тебя касается, что ли? Но пока Офигелов должен подавать пример ревностной службы. Стажер, похоже, еще тот мозгодер, и участковый очень подозревал, что этого гаденыша ему подсунули не случайно. Кропает, небось, компроматец себе в блокнотик, харя чубайсная.
Офигелов грустным истребителем закладывает разворот влево и пикирует прямым курсом на галдящую банду. Около самых ворот склада, видит он, стоит вышеописанный мудило и, подняв вверх правую руку, показывает толпе окровавленный палец. На поддатом лице его как бы написано: "Ужо я тебя выдеру, шельма!", да и самый палец имеет вид знамения победы. В этом человеке Офигелов узнает своего старого знакомца - золотых дел мастера Хрюкина (два срока: один по мелкой хулиганской статье, второй – за скупку краденого). В центре толпы, растопырив передние лапы и дрожа всем телом, сидит на земле сам виновник скандала - белый борзой щенок с острым, как карандаш, носом и пятном цвета мочи на спине. В слезящихся глазах - выражение тоски и ужаса.
- По какому это случаю тут? - спрашивает Офигелов, ледоколом врезаясь в толпу. - Почему тут? Это ты зачем палец? Кто кричал, я спррррашиваю?!
- Ой, это вы, товарищ участковый! Как кстати! – радуется Хрюкин.
Офигелов хмурится. Этот поддатый урод не заплатил ему еще за прошлый месяц, хотя Офигелов отмазал его на очередном залете, когда пойманные нарки на кумаре дружно сдали Хрюкина вышестоящим ментам.
- Иду я, значит, никого не трогаю... - начинает ныть Хрюкин, кашляя в кулак. - Насчет кафеля с Дмитрий Дмитричем. И вдруг эта подлая ни с того ни с сего бац меня за палец! Вы меня извините, я человек, который работающий... Работа у меня мелкая. И пусть мне заплатят, потому - я этим пальцем, может, неделю не пошевельну. Этого, товарищ участковый, и в законе нет, чтоб от твари терпеть... Если каждый будет кусаться, то лучше и не жить на свете...
Окружающие знают, что Хрюкин самым чудовищным образом врет. Это знает каждая собака, включая и бедолагу щенка. Работал Хрюкин исключительно по-крупному, но на почве паленого золотишка. И не с Дмитрий Дмитричем он сусолил за кафель, а наверняка тер с каким-нибудь наркобарыгой, у которых, как слышно было, тут намечалась организоваться хорошая точка по сбыту хмурого. Офигелов прекрасно знал об этих планах и рассчитывал сорвать свою норму прибыли, но не раньше, чем избавится от стукача-стажера.
- Гм! Хорошо... - говорит Офигелов строго, кашляя и шевеля бровями. - Хорошо... Чья собака? Я этого так не оставлю. Я покажу вам, как собак распускать! Пора обратить внимание на так называемых господ, не желающих подчиняться постановлениям! Как оштрафую его, мерзавца, так он узнает у меня, что значит собака и прочий бродячий скот! Я ему покажу кузькину мать!
Толпа тихо млеет от решительности блюстителя закона.
- ****ырин, - обращается участковый к стажеру, - узнай, чья это собака, и составляй протокол! А собаку истребить надо. Не медля, я кому сказал! Она, наверное, бешеная... Чья это собака?
- Это, кажись, прокурора Жетонова! - говорит кто-то из толпы.
- Прокурора Жетонова? Гм! Сними-ка, ****ырин, с меня пальто… Ужас как жарко! Должно полагать, перед дождем…
Прокурор Жетонов слыл суровым борцом с организованной преступностью среди своих. Офигелову меньше всего хотелось расстраивать принципиального прокурора всякими там историями с собачками.
- Одного только не понимаю: как она могла тебя укусить? - обращается Офигелов к Хрюкину. - Как она достанет до твоего пальца? Она маленькая, а ты ведь вон какой здоровяк! Ты, должно быть, расковырял палец сам, а потом и пришла в твою голову идея, чтобы сорвать чего с владельца собаки. Ты ведь... известный народ! Знаю вас, чертей!
Хрюкин скромно переминается с ноги на ногу и ответ у него написан на испитой морде буквально слогами: «Да уш… Эвон какая незадача приключилась…»
В завершение конфуза кто-то из толпы закладывает Хрюкина:
- А он, товарищ участковый, окурком ей в табло для смеха, а она, не будь дура, и тяпни... Обкуренный поди, что с него взять!
- Врешь, пьянь! – вскидывается Хрюкин. - Не видал, так, стало быть, зачем врать? Товарищ участковый умный товарищ и понимает, ежели кто врет, а кто по совести, как перед богом… А если я вру, так пущай мировой судья рассудит. У него в законе сказано… Нынче все равны... У меня у самого брат в таможне служит... если хотите знать...
- Не рассуждать!
- Нет, это не прокурорская... - глубокомысленно замечает стажер. - У прокурора таких нет. У него все больше лягавые...
- Лягавые?! Ты-то откуда это знаешь, рыжая твоя морда?
- Так известно же! Откуда у прокурора другие могут быть? Лягавые – однозначно!
- Молчать! – пресекает домыслы подчиненного Офигелов. - Я и сам знаю. У прокурора собаки дорогие, породистые, а эта - черт знает что! Ни шерсти, ни вида... подлость одна только... И этакую собаку держать?! Где же у вас ум? Попадись этакая собака в Москве, то знаете, что было бы? Там не посмотрели бы в закон, а моментально - не дыши! Ты, Хрюкин, пострадал и дела этого так не оставляй... Нужно проучить! Пора! А то ишь!
- А может быть, и прокурорская... - думает вслух стажер. - На морде у ней не написано... Намедни во дворе его коттеджа такую видели.
- Кто видел?
- Брат мой! – хлопает глазами стажер. – Водилой он у прокурора работает!
Так... Теперь Офигелову стало понятно, из каких соображений ему подогнали рыжего стажера и в какую сторону конкретно идет энергичный стук…
- Гм! Надень-ка, брат ****ырин, на меня пальто. Что-то ветром подуло… Знобит…
Хотя, продолжал рассуждать Офигелов, сам он вроде ни на чем залететь не успел, и если грамотно слить интересную информацию за проделки вышестоящего начальства этому рыжему олуху, то… Можно будет неслабо приподняться, и не только в звании!
- Ясен перец, прокурорская! - подливает масла в огонь кто-то из толпы.
- Значит, так. Ты отведешь ее к прокурору и спросишь там. Скажешь, что я нашел и прислал. И скажи, чтобы ее не выпускали на улицу. Она, может быть, дорогая, а если каждая свинья будет ей в нос окурком тыкать, то долго ли испортить. Собака - нежная тварь... А ты, болван, опусти руку! Нечего свой дурацкий палец выставлять! Сам виноват!
- Вон, кстати, водила прокурорский идет, его спросим... Эй, Димон! Поди, брат, сюда! Погляди на собаку... Ваша?
- Выдумал! Этаких у нас отродясь не бывало!
- И спрашивать тут долго нечего, - говорит Офигелов. - Она бродячая! Ежели сказал, что бродячая, стало быть, и бродячая... Истребить, и всех дел.
- Это не наша, - продолжал Димон. - Это прокуророва брата, он недавно приехал. Наш не охотник до борзых. А брат ихний охоч...
- Да разве братец ихний приехал? Владимир Иваныч? - спрашивает Офигелов, и все лицо его заливается улыбкой умиления. - Ишь ты, господа! А я и не знал! Погостить приехал?
- В гости...
- Ишь ты, господи... Соскучились по братце... А я ведь и не знал! Так это ихняя собачка? Очень рад... Возьми ее. Собачонка ничего себе... Шустрая такая... Цап этого за палец! Ха-ха-ха... Ну, чего дрожишь? Ррр... Рр... Сердится, шельма... цуцык этакий...
Димон зовет собаку и идет с ней от склада стройматериалов. Толпа хохочет над Хрюкиным.
- Я еще доберусь до тебя! - грозит ему участковый и, запахиваясь в пальто, продолжает свой путь по рыночной площади.