эти мертвые письма из разных времен
из холодных пространств зазеркальных
я сюда притащил, я ведь тут почтальон
роль, пожалуй, из самых провальных
не ямщик, почтовЫми вгоняющий в дрожь
степь, не тетка с увесистой сумкой
отвертеться не вышло – как проклятый прешь
вывозить не впервой недоумку
сам не знаю, зачем я принес их сюда
адресаты их, кажется, вымерли
не осталось от них ничего – ни следа
ни могил, ни потомства, ни имени
распечатать не смею, боюсь прочитать
и не знаю как быть, может ветру отдать
кровью, гноем и хлоркой смердит лазарет
указатели «выход» и «выхода нет»
там, где нет и в помине ни стен, ни дверей
где звучат голоса все слабей и слабей
на лету истлевая до шелеста
я, не зная зачем, их с собой заберу
и однажды гулять отпущу поутру
а пока в моей сумке поселятся
время впрыснуто в вены как медленный яд
расползается мертвенной синью
время опыт разлук и сквозь сердце разряд
и «не бойся, не верь, не проси», и
аритмии финальные кардиограмм,
и предсмертных записок кокетливый хлам,
и агоний безличные паттерны
покрывает забвения патиной
замерзая в степи да и просто вздремнув
от «навеки» до будущей пятницы
я и сам лишь письмо неизвестно кому
в лихорадке ведь разное блазнится
кто играет и с кем, что стоит на кону –
галактической свалке без разницы
в никуда, никому, сам себе пишет бог
перманентно распят на скрещенье дорог
где ноябрьский сумрак дождями набряк
и посланье всегда одинаково:
«ниоткуда… надцатого мартобря»
неразборчивы дальше каракули