Работа над ошибками. Воспоминание Пушкина. 1Я сделал несколько сокращений в тексте своей работы о "Воспоминании" Пушкина ("История одной статуи"), исключив куски, затруднявшие ее восприятие. Одни - менее значительные по объему. Таково, например, примечание о статье И.Подольской "Биография или метафора?" Оно было сделано в связи с тем странным обстоятельством, что исследователи, как один, почему-то считали, что прототипами двух фантастических фигур, появляющихся в финале стихотворения, должны непременно быть... женщины (натурально, обиженные "легкомысленным", а теперь - раскаивающимся, А.С.Пушкиным). Хотя Ангелы, по своей природе, - безразличны к нашему, земному разделению на мужеский и женский пол, а стало быть - их прототипами могут быть равно как женщины, так и мужчины (например, Ангел Александровской колонны в Петербурге - говорят, вылитый, в смысле - похожий, император Александр I). Да и грамматическая форма пушкинских строк - рассказ об Ангелах ведется во множественном числе - не дает никакого преимущества в выборе. Вот статья И.Подольской и была упомянута мной как единственное исключение из этого повального наваждения пушкинистов. Но упоминание это было... лукавым. Настоящее достоинство этой статьи - в том, что оно ставит пушкинское стихотворение в ряд с поэтической продукцией его тогдашних литературных соратников - московского кружка "любомудров". А вот об этом следовало вести отдельный, подробный разговор, никоим образом, конечно, не вмещавшийся в рамки статьи, образуемые собственным ее исследовательским "сюжетом". Достаточно сказать, что за некоторое время до появления пушкинского стихотворения - напомню читателям: имевшего в рукописи промежуточное название "Бдение" - А.С.Хомяковым было написано стихотворение с заглавием... диаметрально противоположным: "Желание покоя". Спрашивается: неужели можно удержаться от того, чтобы не сопоставить два этих произведения?! (Ответ, подсказываемый историей нашей литературной науки: можно! И даже - должно.) Не исключено, что как-нибудь я найду возможность поделиться с читателями своими наблюдениями по этому поводу. А пока же - ясно, что это, по видимости - незначительное, примечание, так сказать - "впихивало" в статью посторонний "виртуальный" текст немалого объема. И это при чтении давало о себе знать, и поэтому - примечание было сокращено. Другое же сокращение, о котором я собираюсь рассказать, - куда более объемное: в несколько страниц. Исчез целый кусок из последней, шестой главы, где я лихорадочно, "под занавес", пытался сообщить читателю потрясающие отрывки из журнала "Галатея" конца 1830-х - начала 1840-х годов, в продолжение цитировавшемуся во второй главе и атрибутировавшемуся там Е.А.Баратынскому "Воспоминанию о Пушкине" ( http://www.stihi.ru/2009/01/14/3061 ). Из такой спешки, конечно, ничего хорошего выйти не могло, и толком осветить приводимые (чего уж там - просто сваленные в кучу) тексты я никоим образом не мог. Вновь: для этого нужно было писать отдельную статью (впрочем: материал журнала "Галатея" безответно взывает к самому настоящему широкомасштабному исследованию). Поразительность этих журнальных материалов, о которых я говорю, состоит в том, что в них также прямо-таки бросаются в глаза свидетельства их принадлежности перу Баратынского (журнал - московский, Баратынский в то время - москвич, и уже становится все более и более перспективным предположение, что на короткое время "реанимированный" журнал С.Е.Раича служил печатной платформой для негласных выступлений окружившего себя таинственностью поэта-мыслителя). Впрочем, один текст я все же оставил: из рецензии на русскую биографию Шекспира; в нем прослеживается отчетливое сходство с теоретическим предисловием Баратынского к своей поэме "Наложница", появившейся на противоположной границе десятилетия. А это предисловие мне оказалось необходимым потому, что в нем встречается интересная постановка вопроса о герое моей статьи - Александре Македонском...
“Где в Шекспире видите возвышение достоинства человека?” – вопрошает анонимный рецензент. – “Где подвиги высокие? Где нравственная сила? Шекспировы герои точно наводят вас на то, чем может быть человек; но сами они так же слабы, так же ничтожны, такие же люди, как и мы. Неужели чувство неблагодарности, развитое в Лире , возвышает достоинство женщины? Неужели безумие Лира выражает вам нравственные силы человека? Неужели вы назовете героическими подвигами убийства Ричарда III и Генриха VIII, Макбета и Гамлета? Никогда Шекспир не думал возвышать человека в собственных глазах его; никогда не имел он мысли показать вам его нравственные силы Не ищите же у Шекспира возвышения человечества, лести вашей низкой природе, похвал вашему жалкому духу; но если вы не боитесь видеть своего безобразия, возьмите его как зеркало, и сотрите с лица своего пятна” (“Жизнь Вильяма Шекспира, Английского поэта и актёра. М., 1840” // Галатея, 1840, № 15. С.262-263).
И эта находка - для меня, для той картины, которая, в связи с Баратынским и его высказываниями об Александре Великом, выстраивалась в последней главе моей работы, - была поистине счастливой. Имя Льва Толстого, его эпопея "Война и мир" уже возникали здесь до и помимо этой находки. Ведь в предисловии к "Наложнице" поэт развенчивал великого завоевателя древности точно так же, как автор "Галатеи" - героев Шекспира:
И вот теперь, когда пристуствие Толстого, другого его произведения - не беллетристического, но литературного-критического - обнаружилось в одной из статей "Галатеи", да еще в тексте, связанном с рассуждением Баратынского об Александре Македонском, - принципиальную важность обрело то обстоятельство, что в тексте этом... также присутствует образ "зеркала", да еще самым определенным образом, называется прямо: говорится, что безобразные герои Шекспира могли бы стать для зрителей и читателей тем "зеркалом", глядясь в которое они стирали бы безобразные пятна со своих собственных физиономий (разумеется, тут раздается отголосок эпиграфа к комедии Гоголя "Ревизор": "На зеркало неча пенять..."). Если же сложить эти фрагменты разных произведений вместе, как некую мозаику, то окажется, что здесь, на рубеже 30-х - 40-х годов XIX века предвосхищается, в буквальном смысле слова - про-ек-ти-ру-ет-ся будущий великий роман Льва Толстого, его идейный и образный строй! Кстати, само "отражение" это - тоже зеркальное: в романе Толстого невидимое зеркало, в которое посматривается Наполеон, является выражением безусловно отрицательной оценки, у автора "Галатеи" - играет столь же безусловно положительную роль. И коль скоро дело идет о Е.А.Баратынском - то такое предвосхищение для сегодняшней истории литературы вовсе не является чем-то неслыханным. Еще в 90-е годы прошлого века сразу два исследователя (С.Г.Бочаров и Ю.В.Манн) обратили внимание на предвосхищение в поэзии Баратынского - ни много, ни мало, двух будущих великих романов русской классической литературы: "Обломова" И.А.Гончарова и "Идиота" Достоевского. А тут, стало быть, и сама "Война и мир" к ним присоединяется! То ли дальше будет... И действительно: сегодня все более и более определенно выясняется, что Баратынский был... великим романистом. Уж не знаю, как в буквальном смысле этих слов: писал он великие романы или не писал, об этом речь далеко впереди, - но мыслил он именно идеями, структурными элементами великих романов. Проектировал, так сказать, русскую литературу второй половины XIX века. Что же удивляться, что теперь это мало-помалу начинает выясняться на фактическом материале. Шила в мешке не утаишь. Вот какое рассуждение стоит за оставленной мной в тексте работы цитатой из "Галатеи"! Конечно, хорошо было бы сопроводить ее появление там более или менее полным подобного рассуждения развитием. Но - читатель видит, что даже самый конспективный набросок оказывается слишком пространным, чтобы его можно было бы безболезненно вживить в статью на совершенно постороннюю тему. Тем не менее, цитату эту я оставил: формулировки там достаточно четкие, чтобы читатель, при желании, обратил внимание на неоднократное появление в поле зрения фигуры Толстого, связал между собой разные относящиеся к тому куски. Ну, а если не обратит - тоже не беда, от статьи не убудет... А вот несколько других, столь же пространных цитат, пришлось выкинуть. Но не привести их, снабдив, разумеется, посильным комментарием, хотя бы в следующей записи "Литературного дневника", - я не могу! © Copyright: Алексей Юрьевич Панфилов, 2010.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
