Стакан воды по-еврейски. Публикация

Заглавная тема известного журналиста-кулинара Гиля Ховава могла бы называться «История моего прадеда Элиэзера Бен-Йегуды» (далее ЭБЙ). Конечно, энциклопедической, познавательной литературы об отце-основателе современного языка иврит существует много, в том числе и по-русски. Однако рассказ «из первых уст», с заходом в семейные анналы, ни с чем не сравнится. Тем более, что семейные корни Гиля Ховава не ограничиваются лишь ЭБЙ. Отец Гиля, Моше Ховав, был одним из лучших ведущих радио Израиля (наряду с своей сестрой Реумой Эльдар), он озвучил весь ТАНАХ, читая еженедельные главы, которые затем были сведены в цикл дисков. Жена Моше Ховава - Дрора, дочь Итамара Бен-Ави и внучка ЭБЙ. На недавно прошедшем в Иерусалиме фестивале «Лимуд» Гиль Ховав, пряная смесь йеменских и русских корней, правнук отца-основателя языка иврит Элиэзера Бен-Йегуды (1859-1922), поделился своими знаниями о великом предке.

ЭБЙ в галуте

Элиэзер Бен-Йегуда, Элиэзер-Ицхак Перельман, родился в Литве в очень бедной многодетной семье. Его мать, в какой-то момент поняв, что не может растить детей в нищете, решила передать сына в семью богатого дядюшки. Дядька был занудой и диктатором, так что детство ЭБЙ было безрадостным. Однажды, когда он уже стал знаменит, его интервьюировали для газеты и задали вопрос о детстве, на который он раздраженно ответил: «У меня не было детства!». ЭБЙ учился в ешивах, был очень успешным и перспективным учеником, отличником. Постепенно его учитель-раввин начал открывать ему мир светской литературы, и первой книгой стала «Робинзон Крузо». В результате душа ЭБЙ устремилась на широкие стези мировой культуры. Так возник и углубился разрыв между ЭБЙ и его семьей, вплоть до того, что его били и запирали в стенах дома, чтобы не смел даже думать о «некошерной» культуре. Парнишка сбежал из дома и начал странствовать по Восточной Европе от местечка к местечку, перебиваясь случайными гешефтами. Прямо как в песне «Конь с пятном во лбу».

Случай привел его к богатому и просвещенному русско-еврейскому купцу по фамилии Йонат, который поднял голодного ЭБЙ со скамейки синагоги и ввел в свой дом, наняв его учителем для своих детей. Спустя год Элиэзер пришел к господину Йонату с предложением руки и сердца его старшей дочери. Господин торопиться не стал. И верно сделал: у ЭБЙ вдруг открылась чахотка. Его отправили в Париж на обследование, затем на лечение в санаторий в Северную Африку (на деньги барона Ротшильда). И тут-то произошли события, которые перевернули его жизнь. Он познакомился с евреями, говорящими на иврите с сефардским прононсом - это тот иврит, на котором мы говорим сегодня. ЭБЙ также затронули и поразили политические события того времени - в частности, борьба Болгарии за независимость. Связь иврита и независимости была прямой и непосредственной. «В один прекрасный день разверзлись небеса, сверкнула молния, и я услышал голос, говорящий мне: встань и иди в свою землю». Так, за 20 лет до Герцля и его сионистского призыва, ЭБЙ понял, что надо создавать страну и государство евреев: «Евреи всех стран, объединяйтесь!». Он воспринимал иврит не как самоцель, а как инструмент для возвращения евреев в свое государство, на землю тогдашней Палестины.

ЭБЙ знал, что дни его сочтены. Когда он понял, насколько серьезно болен, то отказался от мысли жениться на Дворе Йонат. Он пишет любимой прощальное письмо: «Я собираюсь вернуться в Париж, а оттуда отправиться в Палестину». Однако Двора едет в Париж, находит ЭБЙ и берет его за грудки: «Мы женимся». Так и произошло. ЭБЙ и Двора поднимаются на борт парохода и приплывают в Яффо, в ту же ночь садятся в повозку и приезжают в Иерусалим. Кстати, перемена галутного имени на Бен-Йегуда (еврейский сын) была типичной для евреев, прибывающих в то время в Палестину на ПМЖ. Таким образом, известная Натива Бен-Йегуда - вовсе не родственница ЭБЙ, ее родовая фамилия - Лейбович, и корни ее из Польши.

ЭБЙ в стране Сиона

Семейство оседает в Иерусалиме, и ЭБЙ начинает свою работу по возрождению иврита. Тогда ишув говорил на идише, русском, польском, французском, английском, арабском, а иврит служил «языком Священного писания», как и было ему положено испокон веков, но - в галуте. А тут - земля предков. Иврит сравнивали с латынью: это не был язык для всех, это был язык «в нафталине». ЭБЙ - а был он пророком - произносит: «Вавилонская башня пала, потому что ее строители не могли договориться между собой. Нам нужен язык общий для всех сионистов. Здесь, сейчас, в Иерусалиме». И тут Гиль Ховав спрашивает нас, слушателей его лекции:

- Вот если бы вы оказались на месте ЭБЙ, какие средства для восстановления языка вы бы выбрали?

Голоса из зала:

- Газета. Школа.

- Ах, какие вы молодцы! - восхищается лектор. - Вы первые, сразу давшие два правильных ответа!

И зал возгордился сам собою. Только радио и телеграф осталось назвать.

Иврит как повод к булавочным уколам

Итак, ЭБЙ и его соратники стали выпускать газету. Поскольку деньги за газету на малопонятном языке никто платить не собирается, ее раздают бесплатно. Тогда же ЭБЙ начинает переводить на иврит художественную литературу - но не классику, а современную, Эмиля Золя, например (ах, вы только вслушайтесь в игру слов - Золя и «золя» на иврите!). Иврит того времени был языком тяжелым, сложным, «закрученным, навороченным», - сказали бы мы сейчас. Гиль Ховав называет его языком в стиле барокко. И для продвижения своего дела в школе ЭБЙ находит блестящие способы, чтобы поощрять изучение языка иврит и пользование им. Это - представьте себе - допустимое насилие. Да вы послушайте:

- Как-то позвонила мне дама, издавшая переписку ЭБЙ с ее отцом, чтобы сообщить, что там написано о нем. Например, Двора и ЭБЙ решают не произносить между собой ни слова на русском или на идише. Но поймите: тогда многих общеупотребительных слов в иврите просто еще не было, особенно для кулинарии. Чтобы сказать, например: «Дай мне сковородку, я сжарю яичницу», нужно было изобрести слова «сковородка», «яичница» и т.д. И тогда Двора говорила: «Дай мне «это», я сжарю «это». А если у нее вырывалось слово по-русски или на идише, ЭБЙ подскакивал к ней и щипал за руку. Да так, что у нее все руки были в синяках. Вот такое «дозволенное насилие» применялось в школе, только вместо щипков пальцами ученики использовали булавки, втыкая их «провинившемуся» соученику в подвернувшуюся конечность.

Иерусалим, Ришон ле-Цион, Реховот - в этих городах развивался иврит. Учителей иврита не было, с трудом наскребли несколько учителей для одной из школ Ришона. Они тоже говорили жестами и «зе, зе ве зе». Дети с булавками были первыми сионистами, возложившими на себя миссию возрождения языка. «Оттягивались» они не только на других детях. И у великого поэта Бялика, внесшего важный вклад в формирование языка, бывали с ними столкновения. Например: идет он в субботу по улице Тель-Авива, за ним стайка детей. Подходит Бялик к прилавку с газировкой и просит - на идише - продать ему стакан воды. Дети тут же налетают: «Как ты смеешь, ты национальный поэт, символ, стыд тебе и срам!». Но Бялик в долгу не остается: «Отстаньте от меня, сегодня суббота, у меня сегодня выходной!».

Далеко не всегда все шло гладко. Так, ЭБЙ требовал от иерусалимских харедим работать, в то время как они существовали на пожертвования. Харедим стали врагами ЭБЙ и его семьи: разбивали камнями окна в его доме, донесли на него турецким властям - мол, шпион и сионист, и ЭБЙ просидел год в тюрьме. Враждебное отношение было настолько сильным, что, когда умерла Двора, семье ничего не оставалось, как похоронить ее на сефардском участке кладбища. Война за язык была также локальной: Технион в Хайфе желал учить студентов по-немецки. Но ЭБЙ вмешался, и, как известно, победил иврит. Так постепенно, шаг за шагом, великая мечта ЭБЙ осуществилась. Стоя за конторкой по 12-18 часов в день, он писал словарь иврита. Согласно семейному преданию, он умер в момент работы над словом «нешама» (душа).

Семья

Вот что доминировало в рассказе Гиля Ховава - после иврита и сионизма, конечно. Яркие трагические, романтические, интеллектуальные образы предков освещают жизнь современного человека: светского журналиста, специалиста по кулинарии, обаятельного, артистичного, дамского угодника, знатока французского и арабского языков. Вот Гиль Ховав приводит типичную зарисовку из быта сионистов-«ивритчиков». Как-то вечером семья ЭБЙ ужинает в доме, и вдруг все слышат вопли: «Мамале, гевалт!». Оказалось, что в их двор забрела беременная женщина в родовых схватках, которая не успела добраться до больницы. Свалилась на траву, кричит, просит помощи. ЭБЙ вышел на балкон и воскликнул: «А ну, кричи на иврите».

Жены

Первая жена ЭБЙ Двора - трагическая личность. Преданная мужу и его идеям, она прожила короткую и тяжелую жизнь, потеряла четверых детей, заразилась туберкулезом от мужа и умерла в Иерусалиме. ЭБЙ немедленно женится на ее младшей сестре Хемде. Она сильно отличалась от Дворы - резкая, энергичная, властная. Когда ее дочь вышла замуж за немца, Хемда изрекла: «Лучше немец, говорящий на иврите в Эрец-Исраэль, чем еврей, говорящий на идише в Бруклине». И тут Гиль Ховав обращается к нам с вопросом:

- Вот я и думаю: что же двигало сестрами-красавицами, дочерьми богатого человека, так стремиться соединить свою жизнь с этим тощим, хилым, слабым, мелким евреем с впалой грудью? Да еще из местечка. Мало того - на что купились образованные, состоятельные родители Дворы Йонат? А ведь была еще третья сестра. Она эмигрировала сперва в Россию, затем в США, и как-то однажды мне довелось спросить об этом ее дочь, свою тетку. И вот что она мне ответила, с характерным акцентом: «Слушай, дружок, а ведь она всю жизнь чуть ли не мечтала о смерти своей предшественницы». И мы пришли к выводу, что мой предок, ЭБЙ, был гиперсексуальным дамским угодником. Я точно пошел в него!

Дети

Итамар Бен-Ави, рожденный под именем Бенцион Бен-Йегуда, был первым еврейским ребенком, родным языком которого был иврит. Будучи сыном «русских» евреев, с давлением дисциплины в жизни и в труде, он немало страдал от экстремизма своей ситуации. Настолько, что, будучи известным журналистом, сделал резкий разворот, ратуя за латинизацию иврита, написал и издал книгу на латинице. Чрезвычайно романтична и типична история любви сына «оживителя иврита» к своей жене. Итамар Бен-Ави, ашкеназ, сын небогатых и незнатных родителей «незнатного» же галутного происхождения, всем достоянием которого был урожденный иврит и интеллект, влюбился в Лею Абушадид, сефардку, дочь богатого и знатного коммерсанта из Марокко - из «престижного» галута. Родители девушки были против, однако в конце концов драма завершилась в духе happyend.
Причем «Бен-Ави» - это не просто «сын моего отца», как перевод с иврита. На иврите ведь все имеет дополнительные, потаенные смыслы. Так что АВИ ;;;- это ЭБЙ, Элиэзер Бен-Йегуда, ;;;;;; ;; ;;;;;.

Иврит победил, говорит Гиль Ховав:

- Сижу я, как обычно, в редакции, и тут мне поступает информация: «это» снова случилось! Что же снова случилось? А вот что. Каждый год на кладбище на Масличной горе, где похоронен ЭБЙ, его могилу оскверняют: появляются надписи граффити, всякие оскорбительные знаки. Делают это харедим. Вот я и возмущаюсь: беспредел, это же могилы прадеда, прабабки, надо позвонить тетке Рине и сообщить об этом. Звонить или не звонить? В конце концов я позвонил и… моя тетка отреагировала следующим образом: «На каком языке надписи, непристойности? На иврите? Так что же ты беспокоишься!?»

После лекции, обменявшись несколькими словами с Гилем Ховавом, мы поняли, что он действительно очень любезный человек. Он на практике подтвердил свой имидж, фотографируясь с дамами всех возрастов и заявив журналистке Регине Кузнецовой и мне: «Неужели у вас уже есть внуки? Но вы же такие молодые!». Эта, по его определению, «белая ложь» (ложь во спасение), была нам более чем приятна.

- Так что, дамы, у вас растут билингвы? И прекрасно. Битву за иврит мы уже выиграли. У нас есть все, как в любом нормальном языке: сленг, заимствования, непристойности, теперь можно расслабиться и говорить на двух-трех языках.

Марина Яновская