Покатых крыш натруженные спины,
поверх - листва, оранжевый подбой...
Любой Пилат, вернувшийся с чужбины,
ругает Рим, в разладе сам с собой,
измучен болью... Месяц беззаконный,
хоть лавром встретил, зрелищ не принёс.
Опять Нисан, скучают легионы,
и верный пёс уткнул в ладони нос -
видать скучает. Город ненавистен.
Казалось - тот, но этот во сто крат...
Не в нём распят блажной искатель истин,
а там об этом только говорят.
И слава там, на Родинe - восторги,
тоска, хоть лбом о стену барабань,
а никаких тебе воскресных оргий
и никаких тебе кровавых бань.
Пилат скучает, Банга озабочен,
скулит бедняга, листья вороша...
Чужбина там, а здесь уныло очень,
и отдан долг до медного гроша.
Доволен Цезарь, Рим гуляет славу,
как будто девку выпивший солдат...
В руках штандарт, на нём орёл двуглавый,
парад побед и длинный список дат.
Нисан в разгаре, тихий и незримый,
когда-то добрый, нынче ставший злым,
ведёт Пилата грешного из Рима
к Христу обратно в Иерусалим.
Ведёт его под клёкот голубиный,
под крыши край, отточенный, как нож.
О, как прекрасна может быть чужбина,
когда ты там кого-нибудь распнёшь.
