Цветаева - пастернаку
<ок. 14 февраля 1925 г.>
Дорогой Борис,
1 февраля, в воскресенье, в полдень родился мой сын Ге-
оргий. Борисом он был 9 месяцев во мне и 10 дней на свете,
но желание С. (не треб<ованье>) было назвать его Георги-
ем — и я уступила. И после этого — облегчение. Знаете, ка-
кое чувство во мне работало? Смута, некая внутренняя не-
ловкость: Вас, Любовь, вводить в семью: приручать дикого
зверя — Любовь, обезвреживать барса (Барсик, так было —
было бы! — уменьшительное). Ясно и просто: назови я его
Борисом, я бы навеки простилась с Будущим: Вами, Борис, и
сыном от Вас. Так, назвав этого Георгий, я сохр<аняю> пра-
ва на Бориса, то есть на Вас и — Борюшка, это не безумие, я
просто чутко слушаю себя, Вас и Будущее.
Георгий — моя дань долгу, преданности, доблести и Добро-
вольчеству, это тоже я, не отрекаюсь. Но не Ваша я. Ваша
я — в Борисе.
Борис, все эти годы живу с Вами, с Вашей душою, как Вы —
с той карточкой, Вы мой воздух и мой вечерний возврат
к себе. Иногда Вы во мне стихаете, когда я стихаю в себе.
Но чуть стих или дуновение иных земель — Ваше имя,
Ваше лицо, Ваш стих. Ж и л а эту зиму «Детством Лю-
верс», изумительной книгой. (Да, книга, несмотря на,
кажется, 70 страниц.) Многое, по поводу нее, записала,
м.б. напишу.
Если бы я умерла, я бы Ваши письма и книги взяла с со-
бой в огонь (в Праге есть крематорий) — уже было заве-
щано Але — чтобы вместе сгореть — как в скитах! Но —
уцелела: чудом, всё произошло неожиданно, в деревне и
почти без врачебной помощи. Третий день как встала.
Мальчик хороший, с прелестными чертами, по всем от-
зывам и моему чутью — в меня. — Сколько писем за эту
зиму! Не отослала ни одного, — все равно Вы их читали!
Да все их, как всю себя, могу стисн<уть> в одно слово...
Борюшка, я еще никогда никому из любимых не говорила
ты, — разве в шутку, от неловкости и явности внезапных пус-
тот — я вся на Вы, а вот с Вами, с тобой — это ты неудержимо
рвется, мой большой брат!
Борис, я два года, я больше двух лет тебя люблю, — ты ведь
не скажешь, что это воображение. Люблю, мне это иногда
кажется пустым словом, заменим: хочу, жалею, восхищаюсь
и т.д., замени, т.е. не существенно. Мне всегда хочется ска-
зать: я тебя больше, лучше, чем люблю. Ты мне насквозь род-
ной, такой же жутко, страшно родной, как я сама, без всяко-
го уюта, как горы. (Это не объяснение в любви, а объясне-
ние в судьбе.)
Ни одна моя строка, ни одна моя тоска, ни один мой помы-
сел не минут тебя. Читала Детство Люверс, как дневник.
Наше царство — где и когда?
Когда я думаю о жизни с Вами, Борис, я всегда спрашиваю
себя: как бы это было?
Я приучила свою душу жить за окн<ами>, я на нее D окно всю
жизнь глядела, — о только на нее! — не допуск<ала> ее в дом,
как не пускают, не берут в дом дворовую собаку или восхити-
тельную птицу. Душу свою я сделала своим домом, но никогда
дом — душой. Я в жизни своей отсутствую. Душа — в доме,
душа — дома — для меня немыслимость, именно НЕ мыслю.
Борис, сделаем чудо.
Другие статьи в литературном дневнике:
