Вечное солнце древнеегипетского искусства

Лина Леклер: литературный дневник

Древние авторы в большинстве случаев анонимны. Под рисунками на стенах египетских пирамид нет подписей. Древнеегипетская литература, также, как и шумерская, вавилонская, ассирийская, остается для нас безымянной. От этого, как и от переклички образов, некоторые из которых потом перекочевали в библейские тексты, действительно создается впечатление, что все это создано одним автором – художником, скульптором, архитектором и поэтом в одном лице. Этому автору, как минимум, несколько тысяч лет и он совершенствовал и утончал свое творчество на протяжении всего долгого отрезка времени пока не довел его до идеала или чего-то очень близкого к нему. Многие из этих образов так прекрасны, что невозможность узнать имя создавшего их человека, вызывает острое сожаление. Логика здесь бессильна. Вряд ли это знание позволило бы нам восстановить жизнь демиурга, создавшего эту поразительную вселенную из красок и слов, подобно тому, как воссоздаются биографии творцов Средневековья и Возрождения. Хотя, возможно, где-то среди многочисленных текстов папирусов и глиняных табличек пытливому исследователю и удалось бы обнаружить пару строк, позволивших приоткрыть тайну.


Сильнее сожаления только желание понять, что заставляло этих талантливых людей добровольно отказываться от известности, соглашаясь с тем, что последующие века поглотят память о них, подобно пустыням, поглотившим русла древних рек. Например, можно предположить, что их отношение ко времени, как и к себе в этом времени, было несколько иным, чем у нас. Для нас время конечно и по большому счету определяется лично нам отпущенным отрезком. Как реальность, наш мозг воспринимает время от нашего рождения до смерти. То, что было до нашего прихода в этот мир - туманно и неопределенно, то, что будет после того, как мы его покинем – тоже. Даже детство собственных родителей для нас наполовину фантазм, потому что нас там не было. Именно поэтому бесконечность космоса до конца не умещается в наших головах – для того, чтобы осознать этот вроде бы научный факт нужно выйти за пределы линейного мира в тот, о котором говорил Лобачевский. Оттого, несмотря на кажущуюся внешнюю сложность нашей реальности, в своем измерении исторического времени и человека в нем она представляется более примитивной, чем реальность древних египтян и многих других древних народов, где время было довольно условным понятием. Иными словами понятие бесконечности, по сути тождественное более величественному понятию Вечности, было им хорошо знакомо. А Вечность и наше земное время, если перефразировать классика, понятия несовместные.


Как может ощущение себя живущим в Вечности повлиять на творчество? Также как оно может повлиять на жизнь человека вообще. Если у твоего пути, не имеющего начала, также нет и конца, это означает, что оттачивать свои способности и таланты ты будешь постоянно, переходя со ступеньки на ступеньку и каждая новая ступенька будет совершеннее предыдущей. Древние египтяне верили в реинкарнацию также, как сейчас верят в нее, например, буддисты и также полагали, что человек представляет собой семеричную структуру с искрой Божества в основе. Не случайно в египетской Книге мертвых (у египтян она мудро называлась «Главы о выходе к свету дня») на суде Осириса на весах взвешивается именно сердце – вместилище Божества, а человек произносит формулу «Я не тушил священного огня», подчеркивающую, что он всегда помнил о своем «небесном» происхождении и не оскорблял Божество в себе. При таком понимании того, что же есть человек, творчество закономерно воспринимается, как дар свыше и со-творчество с тем вечным началом, которое находится как внутри творца, так и вне его. Не исключено, что именно такое отношение к творческому процессу (это создал я, но не только я, не совсем я) и привело к нежеланию подписывать свои произведения. В представлении древних мастеров у картин, скульптур и стихов были не только многочисленные авторы, но и единый Автор, вдохнувший жизнь в наш мир и красоту Вечности в произведения искусства.


Нельзя не обратить внимание, что религия, культура и, соответственно, искусство древних египтян строятся на паре жизнь – смерть, вернее, на победе Вечной жизни над смертью. Смерть в рамках этих представлений – аномалия, уродство, которому нет места в Вечности, что совершенно логично, так как вечное умереть не может. Это отличает древнеегипетское отношение к смерти от, к примеру, средневековых христианских представлений, где смерти придавалось преувеличенное значение. В силу того, что официальное христианство реинкарнацию отрицает, для средневекового человека смерть была не просто одной из вех на бесконечном пути, а венцом единственной земной жизни, после которой душа отправлялась либо в рай, либо в ад. Жили люди тогда очень мало и очень трудно, а грешить, разумеется, грешили. В результате и ожидание смерти тела, и бессмертие души окрашивались ужасом, а в народной фантазии смерть вообще персонифицировалась, приобретя образ скелета с косой. Вдобавок ко всему четкое деление существования человека на краткое земное и последующее небесное возвели стену между живыми и условно мертвыми, которую в Древнем Египте не знали. Загробный мир, прежде залитый солнечным светом, превратился в нечто мрачное, туманное и несущее опасность. Отсюда страх перед кладбищами, мертвецами и привидениями, которых средневековые суеверия наделили сверхъестественной силой. Парадокс состоит в том, что все эти кошмары противоречат философской основе христианства, которая выражена в пасхальной мистерии. По идее апофеоз этой мистерии – слова Иоанна Златоуста «Смерть, где твое жало? Ад, где твоя победа?» - должны были закрыть вопрос о могуществе смерти навсегда. Но, похоже, что картина Страшного суда, где из могил вылезают изъеденные червями скелеты, поразила воображение средневекового человека сильнее.


Справедливости ради надо сказать, что уже в античности расхожие представления о том свете начали затягиваться флером уныния. Философы видели это несколько иначе, как и столетиями позже некоторые христианские богословы, но массы воспринимали царство Аида, как сумрачное и наполненное грустью о земной жизни. Ужаса, правда, не было.


Бессилие перед смертью нашло отражение и в средневековых надгробных памятниках. Они по-своему прекрасны, эти неподвижно лежащие мраморные фигуры со сложенными на груди руками, закрытыми глазами и отрешенностью на лицах, но эта-то отрешенность, отделяющая их от нас и пугает больше всего. Египетское искусство, изобилующее теплыми красками, этого страха не знало. Ушедшие на стенах внутренних помещений пирамид изображены живыми и счастливыми – это не смерть, это закономерное продолжение жизненного пути. Земное и небесное в древнеегипетском искусстве так переплетаются, что разделить их невозможно. Любовная поэзия, например, будучи очень земной и телесной, одновременно окрашена светом Вечности, когда истинно любящие друг друга на земле уверены, что их любовь пройдет с ними через все века. Европейское средневековье плотские отношения объявило греховными, а поэты воспевали исключительно платоническое поклонение рыцарей прекрасным дамам. Поэтому средневековая культура, несмотря на свое бескорыстное стремление к небу, выглядит дизгармоничной. Неудивительно, что через несколько веков отсутствие синтеза земного и небесного, нагромождение ужасов, главным из которых был страх смерти и геенны огненной, невозможность для человека быть счастливым на земле привели к бунту Ренессанса, когда под горячую руку вместе с водой выплеснули и ребенка. Начался своеобразный пир во время чумы, в ходе которого даже само бессмертие души было поставлено под сомнение. В прославлении радостей плоти нет ничего плохого, если плоть одушевлена. В противном случае, дело кончается Содомом и Гоморрой.


Древнеегипетское искусство было гармонично по природе своей, черпая эту гармонию в религии и философии. Даже мистерии Осириса и Исиды, тождественные христианской пасхальной мистерии и ставшие одной из главных тем для художников, скульпторов и поэтов, были не только празднеством Воскрешения и Вечной жизни, но и любовной историей, трагической и прекрасной одновременно. Как Исида обрела воскресшего Осириса, так и все обретут своих возлюбленных, ибо любовь во всех ее ипостасях вечна – эту истину утверждали египетские творцы. Боюсь, современному искусству, как и современному обществу еще долго идти к этой гармонии с Вечностью, которой владели древнеегипетские мастера, не омрачавшие свой талант тенью самолюбования.


Вечная любовь


Мы будем с тобою месте,
И бог разлучить нас не сможет.
Клянусь, что я с тобой не расстанусь
До тех пор, пока не наскучу тебе.
Отныне пребудем свободными от труда,
И дурного с нами не будет.
Мы удалились в страну вечности,
Чтоб наши имена не были позабыты.
Прекрасно время,
Когда сиянье солнца видно вовеки
И когда оно царит над гробницами.


(перевод стихотворения Анны Ахматовой и Веры Потаповой)



Другие статьи в литературном дневнике: