Метаметафора до и после

Кедров-Челищев: литературный дневник

Слово метаметафора ворвалось в жизнь поэтического андеграунда ещё в 70-х годах. Оно конечно не случайно вырвалось из моих уст. Этому предшествовало многолетнее стремление поднять поэзию на уровень великой живописи моего двоюродного деда Павла Челищева. Он один из первых стал осваивать в живописи внутренне-внешний мир ещё в конце 20-х годов. Павлик называл это ангельской перспективой. Позднее, спустя семь лет к новой перспективе стали прибегать Сальватор Дали и Пикассо. Потом Магрит. Но первооткрывателем был Павел Челищев. Меня потрясла в его картинах сама возможность
видеть мир не так как мы привыкли, а совсем по другому.Не часто перед человеком открывается новый мир. Бунт футуристов в начале прошлого века был продиктован желанием новизны. Казалось, что они столько всего открыли, что ничего нового уже быть не может. Но, как всегда в таких случаях, именно из безисходности наметился выход. Этим прорывом стала метаметафора.


Смысл метаметафоры в неожиданном осознании и ощущении относительности понятий "внутреннее" и "внешнее". По аналогии замечу, что "верх" и "низ" были абсолютны пока человек не вошел в невесомость. Когда то я назвал нашу прикованность к обыденщине иллюзиями плоской земли:


* Очевидно, что земля плоская, но она круглая.
* Очевидно, что небо вверху, но небо и внизу, ибо земля в космосе.
* Очевидно, что мы внутри вселенной, но мы и над и вовне мироздания, ибо внутреннее и внешнее - понятия относительные.
* Очевидно, что вселенная окружает нас, но и мы окружаем собой вселенную.
* Очевидно, что после прошлого будет будущее, но это лишь условность нашего восприятия. Можно прошлое считать будущим: физически ничего не изменится, а психологически изменится очень многое.
* Очевидно, что человек меньше мироздания, но он и больше мира, ибо понятия <меньше> и <больше> во вселенских масштабах относительны.
* Очевидно, что человеческая жизнь меньше вечности, но во вселенских масштабах могут быть обратные отношения: вечность окажется меньше жизни.


Человек-это изнанка неба.
Небо-это изнанка человека


Вот сущьность метаметафоры. Проще говоря, метаметафора невозможна без инверсии и взаимовыворачивания вселенной в человека и человека во вселенную.


Вернусь снова к образу человека внутри мироздания. Вспомним здесь державинское «я червь — я раб — я бог». Если весь космос — яблоко, а человек внутри... А что если червь, вывернувшись наизнанку, вместит изнутри все яблоко? Ведь ползает гусеница по листу, а потом закуклится, вывернется, станет бабочкой. Слова «червь» и «чрево» анаграммно вывернулись друг в друга. Так появился анаграммный образ антропной инверсии человека и космоса.



Червонный червь заката
путь проточил в воздушном яблоке,
и яблоко упало.
Тьма путей,
прочерченных червем,
все поглотила,
как яблоко — Адам.
То яблоко,
вкусившее Адама,
теперь внутри себя содержит древо,
а дерево,
вкусившее Адама,
горчит плодами —
их вкусил Адам.
Но для червя одно —
Адам, и яблоко, и древо.
На их скрещенье червь восьмерки пишет.
Червь,
вывернувшись наизнанку чревом,
в себя вмещает яблоко и древо.



Так возник соответствующий по форме метаметафоре анаграммный стих. В анаграммном стихе ключевые слова «червь — чрево» разворачивают свою семантику по всему пространству


Мозг устроен как Бутылка Клейна
Всё уходит в дальние миры
Внутривенно или внутринервно
Мысль как крот выходит из норы


Что сказать вам о себе о мире
Я ушел из мира мир не изменя
Я бутылка Клейна брошенная в море
Или это море брошено в меня


Обнимаем благоговейно
Оба вырвались из себя
Мы с тобою Бутылка Клейна
Я в тебе и вокруг тебя



Я обозначил это двойное взаимовыворачивание словом-инсайдаут. Вышла моя книга с таким названием в издательстве "Мысль", но и по сей день во множестве диссертаций я не вижу понимания сути открытия, совершенного в 1960-ом году. Тогда это отпечаталось в поэме "Бесконечная":
Я вышел к себе
через-навстречу-от
и ушел ПОД
воздвигая НАД
Напечатать это удалось тридцать лет спустя. Но тогда в конце 80-х-начале90-х все увлеклись политикой и не замечали поэзию метафизическую.



Я хорошо помню , как возникло в моём сознание само слово метаметафора. Произошло это на даче у родителей Оли Свибловой в 1977-ом году. Стояли у костра Ольга Свиблова, её муж поэт Лёша Парщиков, Елена Кацюба, я и финский славист Юкка Малинен. Я предложил обозначить новое направление словом "метаметафора". С одной стороны это метафора в квадрате-с другой намек на квадрат Малевича. Возможность публикации манифеста появилась лишь 7 лет спустя. В журнале "Литературная учёба" №1 1984г было напечатано моё послесловие кпоэме Парщикова "Новогодние строчки" под заглавием "Метаметафора Алексея Парщикова", где я призвал критику и читателей привыкать к понятию и явлению метаметафоры, как к совершенно новому метафизическому и поэтическому прорыву. К сожалению и сегодня метаметафору понимают всего лишь как литературный прием. Между тем это абсолютно новое зрение, которого раньше не было.
Это не могло не сказаться на системе стихосложения последней трети прошлого века. Слова выворачиваясь наизнанку взаимопревращались друг в друга.
Свет – весть
Весть – свет
Свет – весть
Свет есть
Свет – смерть
Смерть – свет
Свет – весть
Свет есть
Смерть мертва
Атома немота
ТОТ стал ЭТОТ


Это, если хотите, человеческое эхо из бездны, «свет-весть». То, что в моей поэме «Астраль» выявлено анаграммой «звезда везде», опять же эхо на анаграмму Ломоносова «звезд – бездн».


Томимый предчувствием метаметафоры царь Давид восклицал: «Бездна бездну призывает». Мой великий друг и учитель, ученик Флоренского, имяславец, тайный схимник в миру Алексей Фёдорович Лосев говорил, что только охваченное и ограниченное бесконечно. Безграничная бесконечность – глупость. То, что не может охватить себя, не может быть бесконечным. Метаметафора – объятая бесконечность. «Бог не есть Слово, но Слово – Бог», – утверждал Лосев. Поэзия не есть метаметафора, но метаметафора – поэзия.
Метаметафора – амфора нового смысла,
как паровоз в одной лошадиной силе…
Правильнее сказать – «зеркальный паровоз»:
Зеркальный паровоз шёл
с четырёх сторон…


– Хватит, – сказал Андрей Вознесенский, прочитав эти строки, – уже всё вижу!
Если вы можете поместить себя в центр ленты Мёбиуса или в горловину бутылки Клейна, вы уже в эпицентре метафоры. В лабиринте бесконечная вселенная ограничена, а каждая вещь во вселенной бесконечна. Например, море и небо ограничены чреслами, а чресла бесконечны, как небо и море:



Крест из моря-горы
Крест из моря-небес
Солнце лунный мерцающий крест
Крест из ночи и дня
сквозь тебя и меня
двух друг в друга врастающих чресл.


В тексте «Конь окон» окно и конь состоят из анаграммы окн – кон, там же – икона.


На коне оконном
на окне иконном
скачи, конь голубых окон
Ты окна разверз за карниз
Ты звон, вонзающий ввысь
оскал голубой
Весь я – рама другого
небесного окна голубого


Бродского возмутила метаметафора Вознесенского «Чайка – плавки бога». Он не понял, что парящая чайка создаёт зримые очертания бесконечного тела невидимого Бога. Бродский никогда не понимал, что такое метафора. Он был тер-а-тер (земля землёй), как говорят французы, а по-нашему заземлённый. У Вознесенского «земля качается в авоське меридианов и широт», «стонет в аквариумном стекле небо, приваренное к земле». Это близко к метаметафоре, очень близко. Но метаметафора требует геометрии Римана или Лобачевского, проще говоря, ей присущ визуальный (зрительный), и смысловой, и звуковой сюр.


Ларинголог заглядывает в глаза
Сад ослеп
Обнажённые рёбра
белым плугом врезаются в почву
Сад проросший плугами



Бесконечность, уходящая в глубь смысловой воронки строки и слова – это метаметафора.


Я язычник языка
Я янычар чар
Язык мой немой
не мой


Слова вкладываются друг в друга, большее исходит из меньшего, а меньшее охватывает собою большее.


Так взасос устремляется море к луне
Так взасос пьёт священник из чаши церковной
Так младенец причмокивает во сне
жертвой будущей обескровлен


Формула метаметафоры внешне проста. Она дана в моей докторской диссертации:


Я /мир= мир/ Я
Ещё уместнее были бы здесь формулы теоремы выворачивания из топологии (не путать с патологией), но язык высшей математики слишком холоден. Поэзия ютится в школьной арифметике, согретой сопением над простейшей задачкой без малейшей надежды её решить. В этом смысле метаметафора может обойтись вообще без математики, но не без геометрии Римана-Лобачевского, поскольку это зрение ангелов.


Поэзии может обойтись без метаметафоры, но метаметафора без поэзии не бывает.



В человеке есть оранжевость
но нету нутра
он летит как колодезный журавль
вокруг тела
и хотя каждый раз возвращается
под углом на круги своя
в нем небесное опережает земное
чем выше взлёт
тем больше глубина
можно пунктиром продолжить путь
за предел предела
Однажды я попытался представить жизнь без метаметафоры и понял, что такая жизнь просто не существует.

Сколько бы ни было лет вселенной
у человека времени больше
Переполняют меня облака
а на заутрене звонких зорь
синий журавлик и золотой
дарят мне искренность и постоянство
Сколько бы я ни прожил в этом мире
я проживу дольше чем этот мир
Вылепил телом я звездную глыбу
где шестеренки лучей
тело мое высотой щекочут
из голубого огня
Обтекаю галактику селезенкой
я улиткой звездной вполз в себя
медленно волоча за собой
вихревую галактику
как ракушку
Звездный мой дом опустел без меня.



Другие статьи в литературном дневнике: