***

Нина Баландина: литературный дневник

КОНСТАНТИН КИКОИН

Я НЕ ВСЕ ПРОЧИТАЛ, НО ВО МНОГОЕ ПОЗАГЛЯДЫВАЛ
Я не все прочитал, но во многое позаглядывал, Что-то проглотил, но гораздо более раскрошил, очень мало кого полюбил, но много кого порадовал, ничего не доделал, но кое-что совершил.


Колесо Фортуны меня, очевидно, объехало, мимо плошки моей пронесли изобилия рог, но зато навещала меня гвидонова белка с орехами и девица лебедь роняла перышки мне на порог.


Я постиг, как устроен мир написанный и нарисованный, но не понял, как дышит мир, сотворенный Тобой. Отпусти мою душу, ангел, со мною скованный, То, что я унесу с собой, моей назовется судьбой.


РАЗБИРАЙТЕСЬ ВДВОЕМ СО СВОЕЮ МЕЧТОЙ
Разбирайтесь вдвоем со своею мечтой, Кто кого второпях недослушал – То ль на медный пятак, то ль на шар золотой Разменял ты послушную душу.


Не зовите присяжных на стыдный процесс, Как не звали друзей на помолвку. Что портному насос? Что петрову ликбез? Что молебен тамбовскому волку?


Не доехал до станции, сбился с пути, Завязил тарантас по ступицы. Ни на резвых лететь, ни пешочком пройти По следам золотой колесницы…


Что ж теперь? Переулками прут сапоги, За порогом глухие потемки. Зря ты свечку палишь – не увидишь ни зги. Вынимай барахло из котомки.


Запирай бесполезную дверь на засов. До утра разобраться успейте… Пусть тебе Амадей поиграет без слов На беззвучной серебряной флейте.


ТОСКА МОЯ ТОКУЕТ НА НАСЕСТЕ
Тоска моя токует на насесте, Как Ярославна на своей стене. То руки распрострёт, то сложит вместе, Ужо ей, засидевшейся невесте, Ждать от меня признания в вине.


Ах, у нее всегда найдется повод Царапину по сердцу провести, Взяв по цене воробышка за слово И не услышав от меня другого, Рыдать, сжимая пустоту в горсти.


Я знаю эту птицу. Дай ей волю – Она махнет тяжелым рукавом, И вскрикнет, и присыплет горькой солью Питье и яства на моем застолье, И вылетит на волю с торжеством.


ТРИДЦАТЬ ТРИ


Памяти пятьдесят шестого года
Тридцать шестому в пятьдесят шестом было двадцать, а нашему – девятнадцать в шестьдесят четвертом, теперь нам почти всем далеко за сорок, а они давно перемахнули через полтинник.


Миновавшие тридцать три до отказа заполонили двое на вокзале, четверо танкистов с собакой, семь самураев, восемь с половиной, семнадцать мгновений весны, сто лет одиночества, фальшивый билет в миллион фунтов стерлингов.


Из нас получились недурные альпинисты, настырные пианисты, истовые театралы, никому не нужные генералы, целая свора доцентов, несколько диссидентов, лауреатов поболе ста, но, похоже, ни одного Христа.


1989


ВОЛШЕБНЫЕ ИМЕНА
Волшебные имена пристаней моего детства: Отмичи... Избрижье... теперь там некуда пристать и обмелел фарватер, но я во сне исправно бросаю чалку, невидимые руки ее исправно ловят, набрасывают на причальный кол, и сон кончается. А имя речки — Волга в ее младенческом теченье.




ТЕНЬ ГОЛОСА
И кличет воронов, И вороны летят А.А. I


И это то, что Вы всегда умели, Одна, среди мертвеющих зеркал... Ваш голос, заклинающий метели, Ровней струны натянутой звучал, Протравленный бесслезною печалью, Молчащий там, где в голос плачет медь, Запечатленный той седьмой печатью И смеющий, что смертным не посметь.


Вход с набережной. Двор за темной аркой. Войти? Нет, поздно. Вы давно ушли Туда, где свет вечерний, свет неяркий Утешит бывших жителей Земли. А в городе, Вам отданном в наследство, Вам верен каждый мост и каждый дом, Но Вы ему, как видно, не по средствам, И он себе не признается в том.


II


Печали не врачуются речами, Зеркальный мир за Вашими плечами, Плащ несминаемый на них накинут, Ваш силуэт из фриза жизни вынут. Увещеванья, пени, укоризны Как соль на рану от бездонной схизмы. Нет ни слезинки на ланите белой, И муза, не найдя иного дела, Качает на веревочке из строчек Сухой, насквозь прокушенный платочек.


III


А эти четыре строки выпали из повисшей руки траве-лебеде вопреки и медной трубе вопреки. Зияет строфа, как белой тряпицей прикрытая рана, подписана страшно и кратко – Ахматова Анна.










Другие статьи в литературном дневнике: