Черный артур
ВОЛЫНСКИЙ РОМАНС Серго сидит в кабинете Севера, уже без веревок и без наручников. Высокий и белобрысый, в свитере вместо кителя, с манерами колхозника - весь деревенский, будто вчера сняли с сохи. У него красное обветренное лицо, и красные же глаза - толи от недосыпа, толи от перепоя. - Ты, вспоминай, Сережа, вспоминай лучше. Мы завтра туда пойдем, и гляди, если соврал - на шашлык пустим, - крутит в зубах сигарету Орда. - Та, я все, шо знал, рассказал. А остальное не бачу, - осторожно и аккуратно, пока разрешают, курит "укроп". Серго за пару часов разболтал всю свою жизнь. С мокрых пеленок до пьянок в батальоне "Волынь". История - унылая, как век мудреца: - ...А до Майдана этого работал сантехником. Работал я на шабаш в основном... Потом батальон у нас сделали - тербат охраны "Волынь", всех звать туда стали. Мы с женой еще посоветовались - зарплата все же стабильная, ну, я пошел добровольцем. Семью прокормить. Дети у меня малые... Ради них жить хочется. Я и, в плен меня брали, не думал о сопротивлении... Сюда не рвался, хотите верьте, хотите нет. Но и сбежать тоже не мог... Мы летом, когда узнали, что в АТО едем - весь батальон забунтовал. Гробы-то и до Волыни уже докатились. Кому хотелось от "сепаров" вот также ногами вперед?.. Но нас обманули. На бунт этот приехали полковники с генералами, вызывали нас всех, обещали, рассказывали, мол, ни в какое АТО не поедем, а на учения в другой город. Они, мол, свое честное офицерское слово держат... Да, обманули, конечно. Привезли не в тот город, а сразу в АТО, но пока еще не на передовую. Немного промурыжили там, и все-таки на передовую собрали нас. У нас сразу бунт: "Давай, домой!" Опять эти наприехали - полковники, генералы. Опять у них, слово офицера... Мол, едите не в первую линию обороны, а в третью. В первой самые боевые части стоят, кто вас туда отправит, сами понимать должны... Да, обманули конечно. Собрали за день, ночью везли и ночью же привезли. В третью линию, мол. А мы утром поглядь вокруг - а вот и "сепары" через поле... Всё, приехали - передовая. А у нас за спиной "нацики" и "правосеки". А у нас в батальоне воевать не хочет никто. Знали бы, что обманут, все бы по домам разбежались еще на Волыни. ...Техника в батальоне? Да, все - барахло. Воевать не с чем. Сами, небось, видели - БТРы советские да Уралы. И на эти запчастей нет. Все только волонтеры привозят, они же и чинят. Свитер на мне - волонтерский, бронежилет ваши сняли - волонтерский, продукты нормальные в батальоне - тоже от волонтеров, прицелы и ночники - волонтерские, белье нательное - волонтерское. От минобороны в нем только вши заводятся. Перловка с червями да с гнилыми сухарями - вот все подарки от них. ...Украина? Да мы слово такое не вспоминаем. Пускай она сама по себе, а нам бы обратно в Волынь. Обманули, что здесь месяц будем. Уже три месяца не меняют. И тут не взбунтуешься - мигом "правосеки" приедут. Комбата они нашего тут убили - машину расстреляли его. Он вроде хотел свою разведку в батальоне сделать, зачем-то поехал к ним. Там и убили. Даже не оправдывались, не извинялись. Хозяева жизни такие. Разведки у нас в батальоне так и нет... Мы после этого по ним часто бьем. Ночью из минометов. Швырнем пяток-другой мин, поди, разбери, кто стреляет. За побитых от тех обстрелов не знаю, но злые они на нас до чёрта. Понимают, что кто-то из своих по ним долбит. Да, какие они нам свои... ...Кто на переговоры с вами ходил? Да, обманули вас офицера наши. Комбата уже тогда в живых не было, а сами они испугались. Шо замполит, шо ротные. Контрактник один ходил, замковзвод, парень смелый. Погоны майорские одели ему, да пошел. Он же не за офицеров ходил, это ж мы его попросили... А, шо, сидеть ждать, пока в атаку пошлют на убой? Как они там в Киеве любят. Так мы лучше в плену, да живыми... Домой воротимся... Мы после той встречи в поле, когда он до вас сходил, долго сидели, думали. Водку пили и думали: идти нам в плен или нет? И в атаку страшно, и в плен тоже страшно. Про вас тоже всякого наслухаешься. Живым, мол, никто не уходит. Так и решили, пересидим может. Может и не будет ни плена, и ни атак. Может и поменять успеют еще. ...Здесь уже начал в себя приходить. Российский канал первый раз посмотрел. У нас дома по телевизору только одно и колдуют: "Российские войска обстреливают мирную Украину". А тут сидишь, и сам все видишь и слышишь. С той стороны ни звука, а с нашей "нацики" артиллерию так заводят, что уши закладывает, когда над головами летит. Тут на передовой, в сравнении с Волынью, все местами меняется... - Боятся боевиков у вас? - гляжу я на пленного. - Сильно боятся, - не врет здесь Серго. - Страшно с вами стоять. - Сколь платят? - уже перешел на бытовое и Север. - Три тысячи гривен на месяц. Это ничего совсем. Что домой, а остальное на водку. Мне эти три тысячи зачем? Я дома хоть и меньше имел, зато не на войне, - говорит, и все время по сторонам головою "укроп". Всё ждет, как станут резать на части. - А вам сколько? - выпрямляет он шею. - Ты, Сережа, все равно не поверишь, - впервые за разговор заулыбался Орда. Закончен допрос, взята вся информация, и теперь по ночам переваривать это разведке. Что завтра пойдет через поле экзаменовать батальон "Волынь". И вот мы сидим молча, пленный напротив. На столе его паспорт, иконки, крестик, записная книжка - маленькая, как всегда у солдата, флешка - на ней фотографии. Приоткрыто окно, горят у всех сигареты, и каждый далек отсюда, думая о своем. Нет, нам не снятся здесь по ночам Новосибирск, Красноярск и Донецк. Мы оттолкнулись от этого берега, и он растаял вдали... Теперь лишь ему одному - пленному, будет снится Волынь. - Что думаешь? Говори, - встаю я из-за стола. - Домой хочется. Жену хочется повидать. Хочется увидеть, как дети вырастут, - тихо, по-человечески просто, признается Серго. "А я просто не хочу, чтоб мои дети видели это", - вдруг понял я главную причину, отправившую сюда. - Зови своих, - тушит Север в пепельнице огонь. - Ведем на подвал. Орда набирает на сотовом кого-то из россиян. Потому что другой приём ждет Серго за порогом у Севера. Вот Север и двое с оружием из разведки ведут пленного, с пакетом на голове, через всю казарму. А на лестнице и по коридору стоят местные ополченцы - вчерашние граждане Украины. Стоят и, поднеси спичку - разлетятся от ярости. - Шо, тварь укропская, долго землю топтать? - Куда повели? Тут его кончим! - Дай, рыло подправлю! - Слышь, мразь?!. Всё равно добьем. - Пришел, сука, куда не звали... - На пару минут-то хоть дайте! Кто-то успевает, пока остановка в дверях, дернуть "укропа" к себе за пакет. У того закидывается на спину голова. Но, ничего, отбил командир. Серго тянут дальше за рукава оба разведчика, и видно, как у него дрожат на весу ладони. Откуда такая ненависть? Из какого корня проросло это зло? - А, ты, проживи с ними четверть века. Сколько жизни в тебя останется. Они нам ничего не оставили, кроме ненависти, - уже вечером дал мне Японец ответ. Мы с ним стоим на крыльце уже в темноте, и пролетают над нами созвездия. И в каждом чья-то звезда. Но ты давно знаешь, Японец, что нет на небе твоей. А я знаю, что нет и моей. Потому, что... Потому, что нам всегда стоять в темноте на посту, ничего не имея от жизни. Потому, что для нищих не загораются в небе кометы... - Мне нужно еще раз к нему, - оборачиваюсь я на казарму. Потому что я знаю: недоговорил там, на приеме у Севера, пленный "укроп". И это можно услышать лишь мне. В подвале, за хвостатыми минами, комната с батареями, где на большой деревянной лавке сидит с сигаретой Серго. Не связанный, без наручников, рядом на табурете иконки, снова на шее, крестик, на полу кружка с водой. В коридоре пост - интеллигент Стоматолог. Нога на ногу, автомат на колене, из дверей общается с пленным: - Вот, я бы тебя убил-то в бою. Но у тебя сейчас нет оружия, а у меня есть. И тебя здесь пальцем за все время никто не тронул. Потому что мы не равны. Нянчи дома детей. Пока я здесь, тебя не тронут. - И улыбается былыми зубами в черной бороде. - Но через час я меняюсь. Извини. Стоматолог здесь лишь десять лет, и он, азербайджанец, не прочувствовал четверть века, прожитого с "украинцами". Через час приходит другой - дончанин Белый, у кого в копилке та самая "четверть века". Прошел аэропорт, прошел Саур-Могилу, Иловайск и другие кошмары. Где-то в республике семья. Ходит по коридору, не может спокойно сесть. Ходит и молчит. Наконец, встает в проеме дверей: злой, с красной шеей, где дергается кадык. - Никогда не был здесь? - Никогда, - не движется на лавке Серго. - А сейчас, на чёрта, приполз, гад? - зная, что не будет ответа, смотрит на него Белый. - Зачем, ты, сюда? Ты, меня на своей Волыни видал?.. Пришли, людей убиваете. Детей убиваете! Как вы, гады, города наши бомбите! И всё врете, погань, по поганым своим телевизорам, что мы тут сами себя бомбим!.. Знаешь, о чем я сейчас жалею? - Становится вдруг он спокойным. И оттого страшным. - Что убить тебя сейчас не могу. Этот сидит, как каменный - колени врозь, воткнув в пол глаза. Как повесть настрочена - "Вий": поднимешь - убьют. - Шо, вы с ним медлите? Вывели на двор, да шлепнули сразу. Желающих - пол казармы, - отворачивается от меня Белый. Ушел и больше не возвращается Белый. Сидит в конце коридора, справляется с нервами. А у этого кипит голова: пока баба с печи летит - семь дум передумает. - На родине вдруг посадят теперь... - За что? - Не знаю. За предательство может быть. - А семье за это, что будет? - Не знаю... Не знаю... - трет он ладонью лицо. - Ты, почему не стрелял, там на шахте? - Не знаю, теперь уже не знаю... Думал, какая-то особая разведка... - Просмотрел? - Да, просмотрел. Я не помню. Я письмо жене не дописал... - Номер помнишь ее? - Да. - Диктуй мне. И никому про это. Детям по сколько? - Одному четыре года, другому четыре месяца. - Пацаны? - Да, оба мальчика. - Куда пойдешь после войны, если выживешь? - В армию не пойду. - Страшно, тебе, Серго? - Да, страшно. - Детей хочешь увидеть, как вырастут? - Да, хочу. - Серго, мы все здесь за детей. Понимаешь меня, Серго? - Да, тебя понимаю. - И нам не платят по три тысячи гривен в месяц. Мы здесь бесплатно, Серго. Кто месяц и два, а кто по полгода бесплатно. Потому что за детей. Веришь мне? - Да, я верю. - Мы в плен тебя взяли, я тоже там был. - Я не запомнил. Никого не запомнил. - Я знаю, поэтому говорю. Тебя обменяют. Не убьют. Запомни. - Спасибо. - Прощай, Серго. - Спасибо... В отряде "сухой закон", но Север отпустил литр спирта - поить за фортуну орлов. - Дикой, разливай, - ходит Орда, меж двух столов, в кабинете разведки. - У меня рука дрогнет, вы мне рожу набьете, - всегда "на дурочке", - легче жить, - руки в боки Дикой. - Чего собрались-то, - опоздал кто-то с поста. - Какой-то "укроп" свободу свою потерял, - смеются за кружкой. Но вот, тоска - литр спирта на полтора десятка бойцов. И - дело к ночи, расходится на своих двоих, не качнувшись, разведка. Носы красные, а лица синие; порохом жженые, морозами луженные...
В конце декабря я уезжал с Донбасса домой. Уже на границе достал телефон, набрал номер Евы - жены Серго. - Где он сейчас у тебя? - Не знаю. Мне сообщили, в полон забрали его. - Да, в плену. В Донецке. Я видел его месяц назад. Я в плен его брал. Он жив у тебя. Его должны обменять. Жди, что обменяют. - Я жду. Мы все тут переживаем... Когда обменяют? - Я не знаю. Не знаю, правда. - Он здоров хоть? - Да, был в порядке. Я обещал ему, позвоню тебе, расскажу. Всё, я позвонил. Жди его. Его обменяют. И сюда не звони. На этот номер уже не звони. Прощай, Ева. - Прощайте. За нашей границей я разломил пополам, и выбросил сим-карту украинского "Лайфа". Потому, что уезжал из Донецка уже навсегда. Потому, что такое счастье, как Новороссия, бывает только однажды. Вернулся в Россию - и потерял его навсегда.
В феврале следующего года, Серго обменяли на наших военнопленных. Он так ничего и не принес нам, этот "язык". Не потому что что-то скрывал, а потому что ему действительно нечего было дать. Чем стал в его судьбе батальон "Волынь"? Недолгим романсом, где одна только водка, перловка с червями да с гнилыми сухарями, да вши, что заводило их Минобороны в волонтерами добытом белье... И горько и больно для солдата закончился этот роман.
Другие статьи в литературном дневнике:
