С утра опять стоять в углу, перебирая жизнь в картинках, одной ногой на дне ботинка, другой – на каменном полу холодном, как вчерашний день, как ты, когда звонишь ночами и сообщаешь так печально, что не придешь, что много дел…
Картинка первая: я жду. Внутри психует дикий ящер, и мир такой ненастоящий – должно быть, скептики в роду. И после длительной войны любовь поникнет с белым флагом, пойдёт желать другому блага, а мы уже не влюблены…
Вторая: я пишу письмо, и слёзы в ручке вместо пасты, и сердце бьется слишком часто, и голос, скрученный зимой. Пишу, что вроде всё прошло, живу как прежде, всё нормально. И снимок твой ношу в кармане, где так забавно хмуришь лоб…
Картинка третья: я учусь. Хожу на пары (чёрт бы с ними!) и жду, что сердце бунт поднимет, что возмутится…хоть чуть-чуть! Что будет плакать втихаря, встряхнёт измученное тело и крикнет то, что так хотелось, забив на всё, что говорят…
А на четвёртой шесть часов, и ящер чешет на латыни, и кофе с тихим вздохом стынет, вбирая боль нерусских слов. И если уж пришёл, изволь сидеть неслышно и не трогать. Я помню всё, а это много, и ты давно уже не «свой». Давно забыт, да и вообще…. Зачем ты снова шлёшь букеты? А, может, я сдружилась с кем-то? И что, что нет мужских вещей!
Картинка пятая: ушёл. Трюмо опять звенит ключами. Вздохнуть, пойти поставить чайник – не больно, значит хорошо. Темно. Мигают фонари. Всё, как хотела. Пахнет снегом. И в три утра заняться бегом, забыв про всё под дикий ритм. И я не жалуюсь, отметь! Зачем страдать, когда терпимо, когда бежишь, а мысли мимо и под тобой земная твердь.
Шестая: кажется покой. Прийти домой, забраться в свитер и пореветь…. А вы смотрите! Я слёз не прячу под рукой. Я не грущу, таков итог, и в ожиданьи главный принцип – искать во всех прекрасных принцев, иначе горестно потом, иначе всё сгорит внутри: и боль, и мир непрочный, ветхий, как на костре сгорают ветки, как жизнь в агонии горит….
Картинка семь: совсем легко. Хорош курить – бросаю пачку. И ящер мой впадает в спячку на пару лет, или веков. И больше некому шипеть, беситься, пламя изрыгая. Пускай поспит уставший гаер, ненужный публике теперь.
А за окном светло уже. Стою в углу и рву картинки… одной ногой на дне ботинка, другой – на собственной душе.
Кристина Эбауэр
