Поль Валери, Морское кладбище. Пять переводов
1. Бенедикт Лившиц
1 Как этот тихий кров, где голубь плещет
Крылом, средь сосен и гробниц трепещет!
Юг праведный огни слагать готов
В извечно возникающее море!
О благодарность вслед за мыслью вскоре:
Взор, созерцающий покой богов!
2 Как гложет молний чистый труд бессменно
Алмазы еле уловимой пены!
Какой покой как будто утверждён,
Когда нисходит солнце в глубь пучины,
Где, чистые плоды первопричины,
Сверкает время и познанье — сон.
3 О стойкий клад, Минервы храм несложный,
Массив покоя, явно осторожный,
Зловещая вода, на дне глазниц
Которой сны я вижу сквозь пыланье,
Моё безмолвье! Ты в душе — как зданье,
Но верх твой — злато тысяч черепиц!
4 Храм времени, тебя я замыкаю
В единый вздох, всхожу и привыкаю
Быть заключенным в окоём морской,
И, как богам святое приношенье,
В мерцаньи искр верховное презренье
Разлито над бездонною водой.
5 Как, тая, плод, когда его вкушают,
Исчезновенье в сладость превращает
Во рту, где он теряет прежний вид,
Вдыхаю пар моей плиты могильной,
И небеса поют душе бессильной
О берегах, где вновь прибой шумит.
6 О небо, я меняюсь беспрестанно!
Я был так горд, я празден был так странно
(Но в праздности был каждый миг велик),
И вот отдался яркому виденью
И, над могилами блуждая тенью,
К волненью моря хрупкому привык.
7 Солнцестоянья факел встретив грудью
Открытой, подчиняюсь правосудью
Чудесному безжалостных лучей!
На первом месте стань, источник света:
Я чистым возвратил тебя!.. Но это
Меня ввергает в мрак глухих ночей.
8 Лишь сердца моего, лишь для себя, в себе лишь —
Близ сердца, близ стихов, что не разделишь
Меж пустотой и чистым смыслом дня,-
Я эхо внутреннего жду величья
В цистерне звонкой, полной безразличья,
Чей полый звук всегда страшит меня!
9 Лжепленница зелёных этих мрежей,
Залив, любитель худосочных режей,
Узнаешь ли ты по моим глазам,
Чья плоть влечёт меня к кончине вялой
И чьё чело её с землей связало?
Лишь искра мысль уводит к мертвецам.
10 Священное, полно огнем невещным.
Залитое сияньем многосвещным,
Мне это место нравится: клочок
Земли, дерев и камня единенье,
Где столько мрамора дрожит над тенью
И моря сон над мёртвыми глубок.
11 Гони жреца, о солнечная сука!
Когда пасу без окрика, без звука,
Отшельником таинственных овец,
От стада белого столь бестревожных
Могил гони голубок осторожных
И снам напрасным положи конец!
12 Грядущее здесь — воплощенье лени.
Здесь насекомое роится в тлене,
Все сожжено, и в воздух всё ушло,
Всё растворилось в сущности надмирной,
И жизнь, пьяна отсутствием, обширна,
И горечь сладостна, и на душе светло.
13 Спят мертвецы в земле, своим покровом
Их греющей, теплом снабжая новым.
Юг наверху, всегда недвижный Юг
Сам мыслится, себя собою меря…
О Голова в блестящей фотосфере,
Я тайный двигатель твоих потуг.
14 Лишь я твои питаю спасенья!
Мои раскаянья, мои сомненья —
Одни — порок алмаза твоего!..
Но мрамором отягощенной ночью
Народ теней тебе, как средоточью,
Неспешное доставил торжество.
15 В отсутствии они исчезли плотном.
О веществе их глина даст отчет нам.
Дар жизни перешел от них к цветам.
Где мертвецов обыденные речи?
Где их искусство, личность их? Далече.
В орбитах червь наследует слезам.
16 Крик девушек, визжащих от щекотки,
Их веки влажные и взор их кроткий,
И грудь, в игру вступившая с огнем,
И поцелуям сдавшиеся губы,
Последний дар, последний натиск грубый —
Всё стало прах, всё растворилось в нём!
17 А ты, душа, ты чаешь сновиденья,
Свободного от ложного цветенья
Всего того, что здесь пленяло нас?
Ты запоёшь ли, став легчайшим паром?
Всё бегло, всё течет! Иссяк недаром
Святого нетерпения запас.
18 Бессмертье с черно-золотым покровом,
О утешитель наш в венке лавровом,
На лоно матери зовущий всех!
Обман высокий, хитрость благочестья!
Кто не отверг вас, сопряженных вместе,
Порожний череп и застывший смех?
19 О праотцы глубокие, под спудом
Лежащие, к вам не доходит гудом
Далекий шум с поверхности земной.
Не ваш костяк червь избирает пищей,
Не ваши черепа его жилище —
Он жизнью жив, он вечный спутник мой!
20 Любовь или ненависть к своей особе?
Так близок зуб, меня грызущий в злобе,
Что для него имен найду я тьму!
Он видит, хочет, плоть мою тревожа
Своим касанием, и вплоть до ложа
Я вынужден принадлежать ему.
21 Зенон! Жестокий! О Зенон Элейский!
Пронзил ли ты меня стрелой злодейской,
Звенящей, но лишённой мощных крыл?
Рождённый звуком, я влачусь во прахе!
Ах, Солнце… Чёрной тенью черепахи
Ахилл недвижный над душой застыл!
22 Нет! Нет! Воспрянь! В последующей эре!
Разбей, о тело, склеп свой! Настежь двери!
Пей, грудь моя, рожденье ветерка!
Мне душу возвращает свежесть моря…
О мощь соленая, в твоем просторе
Я возрожусь, как пар, как облака!
23 Да! Море, ты, что бредишь беспрестанно
И в шкуре барсовой, в хламиде рваной
Несчетных солнц, кумиров золотых,
Как гидра, опьянев от плоти синей,
Грызёшь свой хвост, сверкающий в пучине
Безмолвия, где грозный гул затих,
24 Поднялся ветер!.. Жизнь зовет упорно!
Уже листает книгу вихрь задорный,
На скалы вал взбегает веселей!
Листы, летите в этот блеск лазурный!
В атаку, волны! Захлестните бурно
Спокойный кров — кормушку стакселей!
—–—–—–—–—–—–—–—–—–—–
2. Сергей Шервинский
1 Спокойный кров, где бродят сизокрылы, —
Трепещет он сквозь сосны, сквозь могилы;
Сливает полдень, в точности часов,
Из блестков — море, море в вечной смене!
Вознагражденность после размышлений —
Что долгий взгляд на тишину богов!
2 Как тонких молний труд неуловимый
Алмазы тлит на пене еле зримой!
Какой покой собою зарожден!
Едва возляжет солнце на пучины —
Чистейшие дела-первопричины, —
Сверкает время, стал познаньем сон.
3 Надежный клад, простой алтарь Минервы,
Толщь тишины, ее избыток первый,
Поток струистый, Око, столько снов
Хранящее в тебе под дымкой зноя,
О тишина! Строенье золотое
В душе, с несчетной черепицей. Кров!
4 Храм Времени, и он же вздох единый;
Взошел и свыкся с мирной я стремниной,
Весь взором окружен своим морским;
И от меня богам последним даром —
Предел высот сверкающим пожаром,
Властительным презрением кропим.
5 Как тает плод, испытывая радость,
Как небытье он обращает в сладость
В устах, где форма внешняя умрет, —
Вдыхаю дым свой предопределенный,
И высь поет душе испепеленной,
Как зыблемы прибрежья шумных вод.
6 Взгляни, о небо, — вот я, переменный!
От гордости, от необыкновенной
Той праздности, что силами полна,
Я предаю себя блестящей шири,
Тень от меня проходит в мертвом мире,
И приручает к зыбкости она.
7 Открыт душой в палящее безлюдье,
Хвалю тебя, благое правосудье
Огня небес, с оружьем без пощад!
Вернись же, свет, туда, где был когда-то,
Смотри в себя! — Но там уже утрата,
И тень встает, где светлости возврат.
8 О, только мне, во мне, не там, где все мы
В сердечной тьме, у родников поэмы,
Меж пустотой и чистой явью дня,
Жду, глубь моя, ты отзовешься верно,
Горчайшая и гулкая цистерна,
Всегда зияньем будущим звеня!
9 Ты знаешь ли, лжепленник этой рощи,
Залив несытый, за решеткой тощей
Слепящих тайн, закрытых век моих,
Какая плоть к концу влачит лениво
И клонит лоб до почвы сиротливой?
Моих ушедших искра помнит в них.
10 Священный, замкнутый, в огне бесплотном,
Кусок земли под этим светом плотным,
Где факелы господствуют, мне мил —
Из камня, золота, деревьев темных,
Где столько мраморов и дрожей дремных,
Где море спит над тенями могил.
11 О псица! Ты язычника не слушай!
Когда один, с улыбкою пастушьей,
Таинственных овец, чей бел убор,
Могил стада пасу я бестревожных —
О, удали голубок осторожных,
Пустые сны и ангелов дозор!
12 Придешь — и станет будущее ленью;
Цикада засуху скребет под тенью,
Все выжжено, разъято, тишь всплыла,
Каким-то ввысь составом строгим рея...
Просторна жизнь, небытием пьянея,
И горечь сладостна, и мысль светла.
13 Земля покоя мертвых не нарушит,
Но греет их, она их тайну сушит.
А полдень — там, а полдень сам себе
На радость, он собою занят немо...
Лоб тяжкий, избранная диадема,
Я — тайная изменчивость в тебе.
14 Во мне одном твои все опасенья!
Раскаянья мои, тоска, сомненья
Одни щербят огромный твой алмаз!..
Но в их ночи, сквозь мраморное бремя,
В корнях дерев зашевелилось племя,
Медлительно приветствуя твой час.
15 Взрастили их небытия глубины,
Ткань белую впитал багрянец глины,
И жизни дар уж передан цветам!
У мертвецов где милых слов привычность,
Их личный дар, их душ своеобычность?
Сочится гной, где должно течь слезам.
16 Визг защекоченной отроковицы,
Глаза, уста, и влажные ресницы,
И пламени играющая грудь,
У губ сверканье крови в миг сближенья,
Последний дар и пальцев противленье —
Все, все земле должно себя вернуть!
17 Но ты, душа, иль чаешь снов грядущих,
В которых нет вот этих красок лгущих,
От золота и вод, для зрячих тел?
Петь будешь ли, как обратишься паром?
Нет! Все — бежит! Я призрачен недаром,
Святому нетерпенью есть предел!
18 Костлявое бессмертье — чернь и злато —
Целитель наш, венчанная утрата,
Где смерть — что лоно материнских нег,
В красотах ложь и хитрость в благочестьях!
Кто не отверг, что может перенесть их, —
Те черепа с улыбками навек!
19 Вы, праотцы, голов пустые чаши,
Теперь шаги смущающие наши,
Под грудой праха, сами став землей, —
Червь подлинный, глодатель безочитый,
Он не для вас, почиющих под плитой,
Он живмя жив, неразлучим со мной!
20 Любовь ко мне иль ненависть, быть может?
Но зуб его меня так яро гложет,
Что все ему подходят имена!
Так! Видит он, желает, грезит, емлет!
Он любит плоть мою, он с плотью дремлет —
Живому жизнь принадлежать должна!
21 Зенон! Зенон! Жестокий сын Элеи!
Крылом стрелы меня пронзил ты злее,
Она дрожит, летя, и не летит!
Я звуком порожден, сражен стрелою!
Ах! Свет!.. Тень черепахи пред душою —
Моим Ахиллом медленным — лежит!
22 Нет, нет!.. Вперед! В назначенную эру!
Разбей, о плоть, задумчивую меру!
Испей, о грудь, рождение ветров!
Вздох свежести сквозь воздух накаленный
Вернул мне душу. О простор соленый!
Бегу к волне и вынырну — здоров!
23 Так! Море, бред, таимый и пространный,
Пантеры шкура и хитон, издранный
Подобьем солнц, их сонмами в огне,
О Гидра, пьян твоим лазурным телом,
Кусающим свой хвост в сиянье белом,
В смятении, подобном тишине,
24 Встает порыв!.. Отдаться надо мигу!
Огромный вихрь из рук моих рвет книгу,
От скал летит дробленая роса!
Неситесь же, слепимые страницы!
Восторги вод! Прорвите черепицы —
Спокойный кров, где рыщут паруса!
—–—–—–—–—–—–—–—–—–—–
3. Евгений Витковский
1 Спокойный кров среди гробниц и пиний,
Где ходят голуби, где трепет синий;
Здесь мудрый Полдень копит пламена,
Тебя, о море, вновь и вновь слагая!
Внимать покой богов – сколь дорогая
За долгость мысли плата мне дана!
2 Как тонок труд молниевидных вспышек,
Сжигающих алмазных искр излишек,
Какая тишь на пенах зачата!
Возляжет солнце над пучиной водной –
Твореньем чистым истины исходной
Мерцает Время, явствует Мечта.
3 Минервин храм, сокровище, отрада,
Спокойства обозримая громада,
Надменный Зрак, и огнен, и суров,
Завесы чьи над толщей сна владычат!
Мое молчанье!.. Златочерепитчат
В душе воздвигнутый, Великий Кров.
4 Над Времени обзорною вершиной
Стою, вместив её во вздох единый,
Во взор морской – вбираю небосвод;
О круг богов, мой высший дар приемли –
Бестрепетные искры, что на земли
Верховное пренебреженье шлет.
5 Как для плода нет радости безбрежней,
Чем в сладость обратить свой облик прежний –
Вот он вошел в уста, и вот исчез, –
Так я вдыхаю дым, которым буду;
Душе сгоревшей внятен отовсюду
Прибой, представший пением Небес.
6 О Небо, вот я пред тобою ныне!
От праздности могучей, от гордыни
Себя отъемлю и передаю
Пространствам озарённым и открытым;
Скользящей хрупко по могильным плитам
Я приучаюсь видеть тень свою.
7 Душа, пред факелами равноденства
Предстань сиянью мудрого блаженства,
Оружью света ныне дай ответ,
Стань первой вновь, стань изначально чистой,
Узри себя!.. Но перед мраком выстой,
С которым власть над миром делит свет.
8 Лишь для меня, и лишь во мне едином,
Под сердцем, в роднике стиха глубинном,
Меж пустотой и чистым бытиём,
Величье, знаю, эхом отзовётся,
Чтоб горький сумрак гулкого колодца
Звенеть остался в будущем моём.
9 Ты знаешь ли, лжеузник сонной пущи,
Залив, решётки скудные грызущий
Слепящих тайн моих закрытых глаз –
Чью плоть ничтожишь утлым приговором,
К земле костистой гнёшь чело, в котором
О мёртвых просверк мысли не угас.
10 Утешен я священным сим отрезком
Земли, что напоён бесплотным блеском,
Где светочей господствует волшба, –
Здесь всё одето в камень, злато, хвою,
Здесь мрамор тенью шевелит живою,
И море стережет мои гроба.
11 Ты, псица полыхающего солнца,
Гони отсюда идолопоклонца,
Когда, блюдя пастушеский урок,
Пасу моих могил спокойных стадо –
Здесь робким голубям бывать не надо,
И любопытство ангелов не впрок.
12 Здесь будущему празднствовать так просто
Изглодана цикадами короста.
Здесь мир жарою пожран и угрюм,
Как вышедший из пламенного горна:
Небытием пьяна, здесь жизнь просторна,
И горечь сладостна, и ясен ум.
13 Спят мертвецы, – к их тайне благосклонно
Земли от зноя высохшее лоно;
Недвижен Полдень и самозабвен
Там, наверху, в пленительном безделье...
Чело, и совершенное очелье,
Я – смысл твоих глубинных перемен.
14 Лишь я служу тебе противоречьем,
Раскаяньем и страхом человечьим –
Алмаза твоего изъян живой,
Но, мрамором придавленный в дремоте,
В корнях дерев народ, лишённый плоти,
Уже неспешно сделал выбор свой.
15 Расплавленный отсутствием всецелым,
Стал красной глиной облик, бывший белым, –
Отъятой жизни дар – цветком возрос!
Где всё, что было некогда привычным,
Единственным, неповторимо личным?
В глазах – личинки ныне вместо слёз.
16 Стон девушки, заласканной в щекотке,
Уста, и миг стыдливости короткий,
Трепещет грудь в пленительном жару,
Кровь на губах, измученных защитой,
Последний дар, еще ладонью скрытый –
Всё станет прах, и вновь пойдёт в игру.
17 Ужель, душа, ты тянешься к покою,
Ко сну, который ни волной морскою,
Ни золотом обманно не цветёт?
В пар обратясь, возобновишь ли пенье?
Нет! Всё течёт! Святое нетерпенье
Иссякло, – бытие полно пустот.
18 Скелет-бессмертье, чёрный с позолотой,
Ты манишь в смерть с отеческой заботой,
Ты лавры на чело не зря снискал –
Благочестива хитрость, ложь прелестна!
Но истина конечная известна –
Смеющегося черепа оскал.
19 Вы, пращуры, вы ныне персть земная,
Что спит, стопы идущих препиная,
Под них главы пустые подложив, –
Червь подлинный вам угрожать не может,
Он ничего под плитами не гложет,
Он лишь во мне, он только жизнью жив!
20 Любовью ли, иным огнём сугубым
Снедаем он, разящий тайным зубом –
Как ни зови его, итог един:
Он видит, алчет, мыслит, – год за годом
Он числит плоть мою своим феодом,
Он ведает – кто раб, кто господин.
21 Зенон Элейский, о Зенон жёстокий!
Меня ли ты в назначенные сроки
Стрелою нелетящей поразил?
Рождённый звуком, я простерт во прахе.
Ах! солнце... Жуткой тенью черепахи
Душе недвижный кажется Ахилл.
22 Нет, нет! Воспрять – и выжить в эрах новых!
Довольно, плоть, тебе дремать в оковах!
Вливайтесь прямо в грудь мою, ветра!
Мне душу и верни, и распечатай,
О море!.. О прибой солоноватый,
С тобою слиться мне пришла пора!
23 Да! Ты, о море, – бред, лишённый меры,
Хитон дырявый на спине пантеры,
Весь в идолах солнцеподобных звёзд, –
Мятеж, молчаньем налитой до края,
Сверхгидра, что пьянеет, пожирая
Свой собственный, свой ярко-синий хвост.
24 Крепчает ветер!.. Значит – жить сначала!
Страницы книги плещут одичало,
Дробится вал средь каменных бугров, –
Листы, летите! Воздух, стань просторней!
Раздёрнись, влага! Весело раздёрни
Спокойный кров – кормушку кливеров!
—–—–—–—–—–—–—–—–—–—–
4. Джелал Кузнецов
1 То мирный кров, где меж могил и пиний
Крыл трепетанье, воркот голубиный;
Здесь полдень, в пламя обращая зной,
Рождает море - вечный акт творенья…
О! награди меня, по разуменью,
Дозволив созерцать богов покой!
2 Как то;нки, невозвратны перемены
Алмазных искр неощутимой пены,
Какой покой из недр освобождён!
Здесь дремлет солнце над морской пучиной,
ТворенЬем чистым истинной причины
Мерцает время, явь видна сквозь сон.
3 Минервы храм - сокровище извечно,
Царит покой в пределах бесконечных,
Угрюмы воды. Взору нет границ,
Так много сна под огненной вуалью.
Молчание - души приют сакральный
Под сводом позлащенных черепиц.
4 Предел времен лишь вдох последний знает,
С его вершины чистой привыкаю
Обозревать бескрайних вод простор…
Как дар богам, что я вручить не смею,
Мерцание с высот небесных сеет
На землю свой презрительный укор.
5 Как вид плода рождает вожделенье
И дарит вкус взамен исчезновенье
Его во рту субстанцией иной,
Так я вдыхаю дым, которым стану,
И песни неба обласкают рану,
больной души , как берег; – прибой.
6 Ты право, небо – я другой отныне!
Взгляни – во мне ни страсти, ни гордыни,
Ни праздности. Я полный сил опять,
Оставил всё. Тебе лишь верю слепо,
И тень свою, скользящую по склепам,
Учусь теперь по звуку узнавать.
7 Солнцестоянья факелы как милость
Прими, душа, ведь света справедливость –
Оружие безжалостней, чем враг.
Свет – чистота. Стань снова непорочной,
Вглядись в себя!.. будь света средоточьем,
Когда нет света, миром правит мрак.
8 Лишь для меня, а не для шумной славы,
Там, ближе к сердцу, где стихов октавы,
Меж бездной и несбыточной мечтой
Моё величье отзовётся, верно…
Пусть эхом, словно звук в пустой цистерне,
Но будет тайно навсегда со мной.
9 Ты знаешь, пленница тенистых кущей,
Залив, оградки хилые жующий,
Закрытых глаз сверкающий секрет,
Чья плоть влачит себя к концу лениво,
Чей мозг питает землю молчаливо? …
Лишь искрой мысль о тех, кого уж нет…
10 Огонь бесплотный – святости примета,
Клочок земли, распахнутый для света,
Здесь хорошо, здесь светлый дух царит,
Здесь золото на камне в дымке синей,
На мраморе трепещут тени пиний,
Как будто море на могилах спит.
11 Пылающее солнце, пёс астральный!
Когда я здесь с улыбкой пасторальной
Своих овец таинственных блюду -
Ряды могил – прочь голубей пугливых!
Прочь идолопоклонников крикливых
И любопытных ангелов орду!
12 Здесь было всё - нет ничего на вырост,
А саранча сухой остаток выест.
Всё сожжено, разрушен мир и сух.
Не воздух – жар, он воспалён, как рана.
Здесь жизнь пьяна отсутствием, пространна.
Печаль без горечи и светел дух.
13 Здесь мертвые укрыты и согреты
Землёй, что сохраняет их секреты.
В зените полдень, верный сам себе,
Задумался, задерживая время...
Светило в совершенной диадеме,
Загадка превращений, я – в тебе.
14 Не знаешь ты причин для опасений,
Лишь я - живой исток твоих сомнений,
На грани диаманта лёгкий скол.
Но в ночь, когда надгробье стало домом,
Народ с обличьем странным, но знакомым,
Взял сторону твою, когда пришел.
15 Теперь их суть – отсутствие. Отныне
Их плоть не различима в красной глине,
А вдох последний перешёл в цветок.
Где смех особый, разговор обычный,
Таланта мера, взгляд на мир различный?
Личинки там, где прежде – слёз исток.
16 Истошный крик заласканной девицы,
Глаза и зубы, влажные ресницы,
Прелестная пылающая грудь,
Кровь на губах, призывных, ярко-алых,
Последний дар, прикрытый запоздало…
Под землю всё! Всё вновь в игру вернуть!
17 Душа, ты мнишь, что в вечных сновиденьях
Избегнешь блеска лживых обольщений,
Как здесь волны и золота родство?
Вновь запоёшь ли, дымом улетая?
Жизнь наша не заполнена до края,
Святое нетерпение мертво.
18 Скелет, бессмертья символ злато-чёрный,
Прослывший утешителем притворным,
Что грудью материнской смерть питал.
Нас благостная ложь его пленяет,
Да, он хитёр, но вряд ли что-то знает …
Смех черепа - бессмысленный оскал.
19 Нет в ваших головах теперь сомнений,
О, предки! – вы истоки поколений,
Тех, что давно в подземной глубине,
Где червь-грызун хозяин настоящий
Не только вам, под мрамором лежащим,
Он жизнью жив и он давно во мне.
20 Что движет им? Ко мне любовь, быть может,
Иль ненависть? Каким орудьем гложет
Он плоть мою? Как мне его назвать?
Не всё ль равно? Когда ещё до тризны
Меня он выбрал. Должен я при жизни,
Ещё живым ему принадлежать.
21 Зенон Элейский, мыслию разящий,
Пронзил меня насквозь стрелой дрожащей,
Хоть сам её полётом пренебрег.
Рожден я звуком, поражён стрелою.
Ужель тень черепахи мне закроет
Недвижного Ахилла быстрый бег!
22 Нет!...Устоять! Своё продолжить время!
Сбрось, плоть моя, задумчивости бремя!
Пей, грудь, новорождённые ветра!
Ты освежи мой разум воспаленный,
Верни мне душу, властелин солёный!
Вперед, в волну, мне снова жить пора!
23 Да! Море, бред твой истинно неистов!
Из шкуры барса балахон пятнистый,
Весь в ярких бликах солнца, как в огне.
Ты - гидра, захмелев от вод лазурных,
кусаешь хвост свой искристый, ажурный,
в смятении подобном тишине.
24 Свежеет ветер! Жизнь вперед стремится!
Трепещут книги тонкие страницы,
На гребне скал – солёная роса!
Раздайтесь волны, расступитесь воды,
Стихи мои, летите на свободу,
Где мирный кров, где ветер в паруса!
—–—–—–—–—–—–—–—–—–—–
5. Алексей Кокотов
1 Спокойствие, где парусники реют,
Среди ветвей могильных пиний мреет.
Притинный зной из огненных кругов
Вновь воссоздал сияющее море,
Мысль обрела награду в долгом взоре,
Что обращён к бесстрастию богов!
2 О что за блеск! Работой тонкой света
Из лёгких пен гранятся самоцветы!
Там тишина сгущается в кристалл,
Там Солнце спит, покоясь средь вселенной
И – следствия причины неизменной –
Мерцает Час и Сон – Познаньем стал.
3 Сокровище! Прозрачный храм Паллады!
Отвесная высокая громада!
О мой покой, зеница всех зениц!
В каком огне твой сон себя скрывает!
Возрос в душе твой купол и сияет
Чешуйками несметных черепиц!
4 Храм Времени простому вздоху равен –
И я встаю, с простором равноправен,
И море спит в спокойствии своём,
Мой взор им полн: и он – бесстрастно, словно
Им дар богам приносится верховный, –
Презрением наполнил окоём.
5 Как сладкий плод, с весельем претворённый
Во вкус во рту, ликует, растворённый,
Из формы прочь выскальзывая в смерть,
Я чую дым костра последней требы –
А в вышине – душе сожжённой небо
Поёт, что в гул преобразилась твердь.
6 Смотри же, твердь, на чудо перехода!
Покину я и гордый ум и годы
Неделанья, в которых крылась мощь,
Средь этого – всё взявшего – свеченья
Я проберусь, полупрозрачной тенью,
Под вечный свод, во мглу летейских рощ.
7 С душою, тьме открыто предстоящей,
Отвесный свет, безжалостно палящий,
Я выдержу, о дивный мой Судья,
И возвращу наверх незамутнённым.
Теням блуждать под небом раскалённым
– Мрачнейшая повинность бытия.
8 Лишь для себя, там, где-то в средостеньи,
Где прячется исток стихотворенья
Меж проблеском и полной темнотой,
Всё эха жду я в тишине безмерной
И горестно печальная каверна
Звучит в душе грядущей пустотой.
9 О, в мнимый плен захваченный ветвями,
Сжигающий завесы над глазами,
Открой, Залив, блистающий секрет –
Чьё тело вниз меня влечёт так сильно?
Чей клонит лоб его к земле могильной?
Лишь искорка блеснула мне в ответ!
10 Заклят, забыт, сияньем бестелесным
Исполнен весь, открыт лучам отвесным
Клочок земли – одно из лучших мест.
Здесь мраморы трепещут над тенями,
И пинии склоняются ветвями,
Могилы спят, и море спит окрест.
11 О, Гончий Пёс! Пусть идолопоклонник
Уходит прочь! Я, одинокий конник,
Пасу своих таинственных овец!
Стада могил кругом меня белеют –
Пусть ангелы приблизиться не смеют!
Пустые сны, развейтесь наконец!
12 Придя сюда, Грядущее – лениво.
Сухую пыль Кузнец скребёт пугливо,
Все выжжено, и в невесомый шум
Обращено невесть какой украдкой.
Ничто – пьянит, и горечь стала сладкой.
Жизнь – широка, и прояснился ум.
13 В такой земле и мертвецам посуше
Им здесь тепло, их тайны стали глуше...
Вершина дня, пылающий зенит,
Недвижная златая диадема,
Сама себе довлеющая немо,
Меня в себе движением таит.
14 Лишь я её вмещаю беспокойства!
Моя тоска, привязанности, свойства –
Лишь трещинки в тебе, Большой Алмаз!
В ночи своей – под мраморами, в яме –
Слепой народ, сплетается с корнями,
На стороне Твоей он в этот раз.
15 Растаяли в провале онемелом,
Средь красных глин побыв бульоном белым ...
И чудо – жить! – ушло от них к цветам!
Где их душа? Излюбленные фразы?
Особый блеск? Теперь им оба глаза
Покрыла тьма, и черви вьются там.
16 Притворный визг притиснутой девицы,
Сверканье глаз, намокшие ресницы,
Отдавшийся полуоткрытый рот,
Упорный пыл и жаркие приливы,
И бедра, вдруг сведенные стыдливо,
Землёю став, ушли в круговорот.
17 А Ты, Душа, питаешь ли надежду,
Что Вечный Сон пременит лишь одежду
Злачёных волн, которой жизнь пестра?
Ты будешь петь, став с облаками схожей?
Святая страсть, пожалуй, смертна тоже –
Жизнь расползлась. Иди, Душа, пора!
18 Бессмертия мне чёрный образ страшен,
Он лаврами и золотом украшен,
Но станет смерть ловушкою для всех!
Что кажется манящей грудью млечной –
Святой обман: за жизнью быстротечной
Пустых глазниц раздастся жуткий смех!
19 О пращуры, что жили здесь когда-то,
Надежно вы засыпаны лопатой,
Помеха нам – ваш холмик земляной.
Вот – истина, вот – довод настоящий:
Голодный червь, во тьме ночной не спящий,
Он жив, он здесь, он за моей спиной!
20 Кто он? Любовь? Иль самоотрицанье?
Столь близок он, что всякое названье
Тут подойдет! Бессонно я лежу,
И он подполз, примерился, вцепился!
Ему я люб: о, он мне не приснился
Я целиком ему принадлежу!
21 Зенон! Зенон! Не ты ли, разъярённый,
Послал в меня стрелою оперённой?
Недвижная, летит она, звеня!
Всё создал звук, стрела же всё убила –
Со скоростью стоящего Ахилла
Хелоны тень преследует меня!
22 Нет! Нет! Вставай! И в будущую эру!
Все формы прочь, отмерь иную меру!
Солёный ветр, войди мне снова в грудь!
Как свежестью сейчас пахнуло с моря!
Как пенный вал вскипает на просторе,
Родись, душа, очнись и снова будь!
23 О, Океан! О, гений в огневице,
О, солнечный кумир тысячелицый!
О, скопище пятнистое пантер!
О Гидра гидр! Восстань же, нависая,
Блестящий хвост сама себе кусая! ...
Все замерло! ...И ветер новых эр
24 Поднялся вдруг! И жизнь – передо мною!
Встаёт, ревёт, и в скалы бьет волною!
И в пене брызг не видно уж земли!
Покоя нет! Сверкает гневом око!
И книга вновь распахнута широко!
И в пропасть с волн ныряют корабли!
—–—–—–—–—–—–—–—–—–—–
ПРИМЕЧАНИЕ. Цифры на строфах наши. Ссылки на переводы:
1 —– Морское кладбище, Поль Валери. Перевод Бенедикта Лившица. —– Paul VAL;RY «Le Cimeti;re marin» http://www.tania-soleil.com/paul-valery-le-cimetiere-marin/ http://urlid.ru/bvqc —–
2 —– Морское кладбище, Поль Валери. Перевод Сергея Шервинского. —– http://urlid.ru/bvqf —–
3 —– Кладбище у моря, Поль Валери. Перевод Евгения Витковского. —– Поль Валери. Кладбище у моря. Перевод с французского Е. Витковск (Евгений Витковский) http://www.stihi.ru/2003/11/30-748 —–
4 —– Кладбище у моря, Поль Валери. Перевод Джелала Кузнецова. —– Поль Валери. Кладбище у моря пер. с французского (Джелал Кузнецов) http://stihi.ru/2008/09/14/449 —–
5 —– Кладбище над морем, Поль Валери. Перевод Алексея Кокотова. —– kokotov-aleksei-2015-1-1 - Эмигрантская лира - журнал http://urlid.ru/bvqg — Или: Евразийский журнальный портал • Публикации • Три перевода из французских поэтов: Бодлер, Валери, Верлен http://www.promegalit.ru/publics.php?id=12164 http://urlid.ru/bvqi —–
6 —–
Другие статьи в литературном дневнике:
