Олег Горшков
Предпочитаю рассказывать не о себе, а о свойствах элементарных частиц или об эстетике станкостроения.Ну, да ладно.Если вам обо мне так же интересно, как и мне обо мне - топайте сразу к содержанию меня. :-)
Родился в 1964 году в исконно русском городе Ярославле, известном, прежде всего, памятниками церковного зодчества, первым профессиональным театром в России и почитаемой на всем пространстве бывшего СССР маркой "Ярпиво". Последнее, для меня особенно отрадно по причине наиболее частого непосредственного изучения.______Если перечислять все, что меня когда-то по настоящему увлекало, трогало или просто давало некоторые импульсы моему излишне разгоряченному сознанию, то не хватит и десятка страниц, чтобы хотя бы расположить в столбик всю эту эклектичную, разношерстную дребедень (от серьезных занятий футболом до игры на театральных подмостках). Но более всего я люблю сына, друзей и поэзию.______Вот непреходящая любовь к поэзии мне самому, как раз, кажется вещью достаточно удивительной и необыкновенной в свете того, что шесть последних лет я, уйдя с университетской кафедры, занимаюсь серьезной адвокатской практикой. Самые дорогие мне стихи, вы не поверите, написаны не на чистых салфетках в излюбленной кофейне, а между строчек тезисов бесконечных судебных прений.______Ответственно заявляю, что это принципиально невозможно в силу множества объективных причин и происходит исключительно по чистому недоразумению. Экскурс в историю русской поэзии красноречиво свидетельствует: поэтическое творчество и юриспруденция - две вещи несовместные.______Судите сами. Бальмонт был исключен с юрфака московского университета. Антокольский там сам не доучился. Сельвинский и Полонский его, все же, закончили, но по профессии практически не работали. Да, еще у Блока папа был юрист, но это, знаете ли, порождает нездоровые ассоциации. Словом, факты исключительно "тонизирующие" творческую душу.______Одно есть утешение, сам Гаврила Романыч <Державин> был министром юстиции при дворе Елизаветы Петровны <Романовой>. Так то!
Мальчик Мотл
Заблудишься во времени и выйдешь
в недостоверном прошлом, где на идиш
картавые вороны жизнь бранят,
где пляшут от зажженной богом печки,
и липы обветшавшего местечка
кадиш, качаясь, шепчут – так обряд
становится природой, чудом, речью.
Ночь – черный кочет, утро – белый кречет.
Какую зябкий март кричит опять
утрату? Что за горькая наука?
И мозговою косточкою звука
дается тишина, чтоб испытать
подробностями слух, и, как безумец,
скитаешься в пустынях утлых улиц,
язычник безутешный, вечный жид.
Но детский смех заплещет у ешивы,
почудится – пока ещё все живы,
и все, конечно, долго будут жить.
Заблудишься во времени, и снова:
век бесноватый, холод баснословный,
но март уже прозрачен, невесом.
Зима вот-вот надломится и рухнет,
задышит ослепительная рухлядь
домов щербатых в воздухе сквозном.
Зима… Трамвай кочует, коченея,
по кольцевой, и ветром-книгочеем
до дыр зачитан города талмуд.
Тут истлевают сутки по мгновенью,
и сыплются времен разъятых звенья,
и всё блуждает мальчик Мотл тут.
http://www.poezia.ru/user.php?uname=oleggor
Другие статьи в литературном дневнике:
