Эллионора Леончик Медведица

Татьяна Василевская 2: литературный дневник

https://www.stihi.ru/2020/02/23/621


Ночь в горах наступает внезапно, минуя сумерки и в считанные минуты обволакивая густой, липкой тьмой, битком набитой опасностями. По мнению специалистов они делятся на три вида. Во-первых, это опасность глобального травматизма, обусловленная рельефом местности. Во-вторых, вы можете стать поздним ужином для голодных диких животных. В-третьих, это Кавказ, а не Альпы, здесь ночь - время охоты не менее голодных снайперов и прочих охотников за головами; здесь стреляют на звук шагов или голоса, на огонек сигареты, фонарика или костра, на звонок сотового телефона или хриплый вздох рации. Поэтому, если вас все-таки настигла ночь в горах, инструкция советует найти (на ощупь?) ближайшее дерево, влезть на него и закрепиться до рассвета... Впрочем, днем набор опасностей остается все тот же, с той лишь разницей, что больше шансов избежать их. Особенно, если у вас есть Проводник. А если он еще и Разведчик (по совместительству) и Инструктор (по необходимости), то вам просто крупно повезло. Именно такой человек, предусмотрительно не дожидаясь темноты, "закреплялся" на дереве, ветви которого зависали над самой тропой. Гамак типа "хэнд мэйд", сотворенный из парашютных строп и куска маскировочной сетки, позволял ему слиться с кроной и относительно комфортно скоротать ночь. Удастся уснуть или нет - это уже другой вопрос. Впрочем, его обостренный слух исполнял функцию часового независимо от того, чем занимался хозяин, спал он или бодрствовал. А сны его последние полгода были одинаковыми: короткими, цветными, удушливыми, вытряхивающими из грудной клетки сердце. В них, похожих на склеенный кольцом кусок киноленты, бесконечно повторялясь Она - Та, Которой Не Стало. Она склонялась над ним, держа правую руку на едва наметившемся животике, и молча улыбалась... Ему становилось невыносимо больно, когда сон внезапно обрывался и тяжело наваливалась реальность: ее нет... такси... бензовоз... от него скрывали месяц... реабилитационные центры на выбор... антидепрессанты... увольнение... запой... целитель-рефлексотерапевт с глазами, сканирующими до кишок... возвращение. Зачем? Здесь он чувствовал себя относительно живым и конкретно необходимым. Он лучший. Без него здесь многих не досчитались. Проводник сунул в рот травяные шарики, прописанные "игловкалывателем" накануне, унял сердцебиение, нажав несколько раз на глазные яблоки, и попробовал сосредоточиться на предстоящем задании.


Между тем, ночь жила своей жизнью, подчиненной закону "выживает сильнейший". Ухо Проводника подобно радару улавливало всю гамму звуков, и мозг автоматически воссоздавал зрительные образы. Пока что это были только совы, терзающие кроликов, пара кабанов, копающих прошлогодние желуди да шуршание сухой листвы под змеиным брюхом... Проводник снова задремал, не позволяя себе провалиться в глубокий сон. До рассвета оставалось меньше часа, когда на тропе послышались хозяйские шаги кого-то большого и не знающего осторожности. Проводник задержал дыхание. Странно, медведи сюда обычно не забредают, и вообще, они давно перебрались в отдаленные ущелья, наученные горьким опытом общения с вооруженными людьми. А в том, что это медведь, Разведчик не сомневался. Лишь бы не унюхал... Но он, вернее она, унюхала. Ее ноздри стали возбужденно гонять воздух в том самом направлении, где странный предмет висел на дереве и притворялся неодушевленным. С этого момента у Проводника-Разведчика-Инструктора началась другая жизнь. Он лежал без движения и просчитывал варианты. Бежать нельзя. Вызвать подмогу по рации -потерять лицо "лучшего". Перескочить на соседнее дерево по другую сторону тропы, а оттуда на высокий камень, куда мишка не заберется, - рискованно, можно промахнуться в темноте и достаться зверю в виде отбивной. Значит, придется договариваться. Проводник плавно подтянул рюкзак, достал сухой паек и посмотрел вниз. Медведица стояла на задних прямо под ним в каких-нибудь полутора метрах от его лица. В рассветных сумерках уже можно было рассмотреть крупную особь с выражением любопытства на симпатичной мордахе. Проводник медленно раскрыл пачку с печеньем и сказал шепотом: - Привет, кушать хочешь? Вот сладенькое, держи, мишки такое любят, раньше у туристов паслись, одобряли такое лакомство, ешь, девочка. Вот умница... Кусочки печенья быстро таяли во рту у незваной гостьи, и Проводник завладел ситуацией, поймав себя на том, что не испытывает первородного страха перед диким животным. Он продолжал методично делать две вещи: говорить и кормить. Интуиция подсказывала, что эта молодая медведица менее опасна, чем молодая чеченка в шахидском поясе, несущая продукты своему бандиту в бункер...


Солнце выкатилось как раз в тот момент, когда во рту медведицы исчез последний кусок сухого пайка. Остались две банки армейской тушёнки на тот случай, если придется отвлекать внимание зверюги уже на земле. Проводник отстегнул гамачок, сунул его в рюкзак и, не переставая разговаривать с "дамой", начал спускаться с дерева. Он был уверен, что его не съедят, по крайней мере сегодня. Если бы это входило в ее планы, медведица давно бы воспользовалась своим умением лазить по деревьям... Она была великолепна. Густющая светло-бурая шерсть, шерстинка к шерстинке, блестела на утреннем солнце. Хитрые карие глаза совсем по-собачьи наблюдали за руками человека - чем еще угостит? Она явно попрошайничала, топталась на месте, мотала головой, - дескать, не жлобничай, гони тушенку или что там у тебя есть. И Проводник вошел во вкус этой рискованной игры. Он достал обе банки, вскрыл крышки, вытряхнул содержимое одной банки на плоский камень, а с другой отошел на несколько метров, чтобы присесть на валун, достать складную ложку и приступить к завтраку. Медведица, довольно урча, проглотила деликатес и вылизала камень. Проводник ел не торопясь, но и не сводя глаз с сотрапезницы. И вдруг она улеглась на траву и начала игриво перекатываться с боку на бок, словно выражая искреннюю благодарность кормильцу. - Все, пора идти, у меня дела, и у тебя, наверное тоже. Хорошо бы тебе имя дать. Как там вас, медведей, зовут? - Медведица внимательно слушала его, наклонив голову влево... совсем как Та, Которая... нет, идиот, нашел с кем искать сходство.- Как тебе нравится имя Маша? Машенька, Машуля, лохматуля...


Все эти полгода Проводник не хотел разговаривать. А если приходилось выдавливать слова, то это давалось ему довольно мучительно, потому что мышцы на лице словно окаменели за ненадобностью с некоторых пор выражать эмоции. Но сейчас он говорил безостановочно, как будто наверстывал месяцы молчания, и самое странное, ему хотелось говорить... с этой медведицей. И она великодушно предоставила ему эту возможность - вплоть до поздней осени. Она всегда знала, когда Проводник покинет периметр базы и выйдет на тропу. И на какую из сотен едва заметных троп он свернет. Она умела быть неназойливой, а он постоянно ощущал ее присутствие. Она безошибочно выбирала относительно безопасное место для привала, и он доверял ее выбору. Однажды Проводник понял, что она его охраняет. Медведица появилась внезапно на тропе перед ним, встала поперек маршрута и, задрав мордаху кверху, издала три коротких сильных выдоха носом, что-то вроде "фы-фы-фы". Он сошел с тропы, обогнул валун и обнаружил двух малолетних абреков, увлеченных установкой растяжки за поворотом. Через мгновение он уже держал их за шиворот, по одному в каждой руке, а они жалобно скулили дуэтом давно и накрепко заученное "Дадэнька, прастытэ, ми болше нэ будэм"... К счастью, гранаты оказались учебными, пацаны отделались испугом и парой подзатыльников, медведица внимательно наблюдала за действом с безопасного расстояния и с чувством выполненного долга. Обычно Машка провожала его до раздолбанной грунтовой дороги, но в этот раз она почему-то решила пересечь некую запретную линию и смело направилась следом к воротам периметра, не подозревая, что за ее выходкой наблюдают не только глаза, но и оптические прицелы. На базе не знали о приятельских отношениях Героя Первой Чеченской и героини местной фауны. - Не стрелять! Она моя! - проорал он в сторону базы. - Тебе сюда нельзя! - резко развернувшись и широко раскинув руки, Проводник пошел на Машку. И она попятилась, обиженно опустив голову и прижав уши. - Уходи, прошу тебя, девочка моя глупенькая, - добавил он тихо. И она подчинилась. Отчитавшись перед Командиром за инцидент на тропе с малолетними подрывниками, Проводник долго стоял под душем, впервые за долгое время испытывая удовольствие от прикосновения нагретой солнцем воды. (Душ - это цистерна с водовоза камуфляжной окраски на раме из сваренных труб с вкрученной садовой лейкой и омоновскими щитами вместо душевой кабины. Время работы - с апреля по ноябрь.) Потом он спал - как никогда долго, без изматывающего душу сновидения и без мучительного возвращения к реальности. Его чуткое ухо уловило отдаленный грохот взрыва, но остальные части тела не отреагировали. Только утром следующего дня он узнал от непрерывно матерящегося Командира, что два ребенка десяти лет подорвались на собственноручно установленной растяжке...


В горных селениях Проводника уважали в той степени, в какой уважают из расчета приносимой им пользы: никогда не откажется поискать заблудившуюся овцу-козу-корову, всегда предупреждает о новых завалах и оползнях, не носит оружия кроме ножа и ракетницы, к тому же, не волочится за местными девками и не дает им ни единого шанса, отражая красноречивые взоры ледяными зеркалами своих непроницаемых глаз. А что живет на военной базе, так он и раньше там жил, когда она была еще туристической; а что Разведчик в штатском, так в это никто не верил - с такой-то "голливудской" внешностью разведчики бывают только в кино. А что в соседнее село зачастил, так понятно: созрели ранние яблоки "белый налив", видно, витамины требуются и для глаз полезно, вот и берет по ведру... Знали бы они, кого угощает Проводник этими яблочками! На одном из совместных привалов обнаружилось, что Машка - невероятная фруктоедка (как Та, Которой Не Стало... ну вот, опять сравнил...). Первые абрикосы, сливы, вишни-черешни, обязательно без косточек, подносились ей теперь ежедневно и принимались со щенячьим восторгом. При виде плодов она припадала головой на передние лапы, издавая какие-то свистяще-скулящие звуки, чередующиеся короткими и длинными выдохами, - видимо, это был медвежий язык восторга. Потом они садились рядом где-нибудь на краю ущелья - полюбоваться лежащими на вершинах гор облаками. Проводник был уверен, что она умеет любоваться. - Смотри, Маш, какая красотища! В голове не укладывается, почему здесь гибнет столько народу... Говорят, "красота спасет мир". Что ж она здесь никого не спасает? Не знаешь? Вот и я не знаю. Если бы она могла говорить, то обязательно бы спросила: "А сам ты давно эту красоту разглядел?" Машка понимала, что Проводник - не худший из прямоходящих, что у него что-то очень сильно болит, поэтому изо всех сил старалась отвлечь его от этой боли. Самое странное, ей это удавалось. В августе поспел кизил. У снайперов отвисали челюсти, когда через свою оптику они видели человека и медведя, бок о бок объедающих бордовые ягоды. Есть легенда о том, почему эти терпкие ягоды называются именно "кизилом", т.е. красным. Один голодный шайтан попробовал ненароком сию незрелую ягоду, и не одну, а сразу много их набил в рот. Понятно, свело ему все что можно, и начал он отплевываться, летая в ярости над горами и приговаривая: "Кизил, кизил, кизил..." И ягоды покраснели. Пометил он их, так сказать, чтобы еще раз не нажраться... Не то избыток витаминов на Машку подействовал, не то участившиеся перестрелки, но в ее поведении появилась непредсказуемость. Обычно чистая и лоснящаяся, теперь она частенько появлялась мокрой, с налипшими колючками и сухой травой, с испачканным глиной носом. Она могла внезапно выскочить из-за поворота и сбить Проводника с ног, а потом с интересом наблюдать, как он кувыркается по склону. Иногда же наоборот, Машка впадала в меланхолию, теряла аппетит, жалобно поскуливала, и тогда у Проводника тревожно сжималось сердце: не заболела ли?


Настроение медведицы менялось со скоростью погоды в горах, а тут еще бандиты активизировались, торопясь до первого снега пополнить запасы в бункерочках и тайничках... Проводнику напомнили "сверху", что он еще и Разведчик, дали информацию о притоке бабла для боевиков с Востока и отправили собирать сведения на тему: кто из наших, сколько и почем продает им оружие. "Как будто сами не знают", - мысленно огрызнулся он, но вслух ответил: "Есть!" Короткие встречи с Машкой стали для него светлыми бликами на фоне грязно-кровавой повседневки, все чаще накатывали мысли об увольнении, но мысль о реальности без нее была еще невыносимей. Она вернула его к жизни, невольно став и другом, и лекарем, и чудом. Зимой она заляжет в спячку, а он поедет в отпуск и обязательно расскажет о ней маме (свинтус, опять забыл позвонить). И Целителю обязательно расскажет. Их последняя встреча не выходила из головы... "Ты с ней еще встретишься. - Где, в загробном мире? - Нет, в этом. Обязательно встретишься..." Надо будет прояснить раз и навсегда, что он имел в виду. В конце сентября Проводник вырвался с базы на тропу с единственной целью: угостить Машку на редкость сладким виноградом, пять килограммов коего он прикупил у местных накануне (Вино будэшь дэлать, дарагой?). Медведица явно поджидала его, от нетерпения перебирая передними лапищами. Проводник вывалил гостинец на плоский камень, но Машка почему-то продолжала стоять поперек тропы, кивая башкой куда-то вверх и издавая свое носовое "фы-фы-фы". Проводник посмотрел в сторону, указуемую кивками, и обмер. Метрах в тридцати на тропе возвышался огромный медведище со злобной малосимпатичной мордой и налипшими на ней птичьими перьями. Он оценивающе смотрел на человека, и взгляд его ничего хорошего не предвещал. Проводник потерял счет времени, изображая соляной столб, бревно и скульптуру вместе взятые. И вдруг Машка стала метаться между ними, словно пыталась представить их друг другу: Проводник - Миша, Миша - Проводник... Медленно, очень медленно рука поползла к кобуре ракетницы. Самец оскалил зубы - и явно не в улыбке. Машка прижалась боком к человеку и зарычала на соплеменника. Тот закрыл пасть и опустил голову, виновато прижав уши. - Моя ж ты защитница, кто бы сомневался, - шептал он с восхищением, пересилившим страх. Он понял, что за его жизнь Машка будет сражаться с кем бы то ни было до последнего вздоха. - Все хорошо, милая, иди, кушай виноград, тебе понравится... Его рука потрепала Машку по загривку и легла на рукоять ракетницы. Она же как ни в чем ни бывало подскочила к виноградной горке и заурчала от удовольствия. Самец и проводник сцепились взглядами - никто не хотел уступать. Машка умяла больше половины и отошла, снова заняв оборонительную позицию у ног Проводника. Свирепое выражение морды медведя постепенно сменилось на удивленное, когда Машка вдруг начала кивать и посапывать в сторону оставленного лакомства, словно хотела сказать: "Я не жадная, могу и поделиться. Ты пока поешь, а я пообщаюсь со своим другом..." Не отрывая взгляда от человека, медведь принял угощение, вылизал камень и даже подобрал упавшие виноградины. Сделает попытку напасть или вернется на исходную позицию? Казалось, даже Машка ни в чем не была уверена. Но он вернулся. Бросив на самку снисходительный взгляд, он разлегся на тропе и отвернул морду,- дескать, ладно, общайтесь. Но не советую испытывать мое терпение... - Ну, Машка, ты даешь! Где ж ты нашла такого монстра? Он же больше тебя раза в полтора! У вас что, любовь? Ладно, это твое медвежье дело. Береги себя, пожалуйста. - Проводник не страдал сентиментальностью, но сейчас был на грани срыва.- Все, иди к нему, будь счастлива, Машка!..


Зима в городе промчалась удивительно быстро и безболезненно. Он сменил обои и развесил фотографии Машки А-4 формата в рамочках: вот она в полный рост, анфас, сидя, лежа, в ручье, в ромашках, в его кепке, за ужином и так далее, всего тридцать застывших мгновений его новой жизни. Сам снимал. А этот кадр, самый любимый, сделан со спины знакомым журналистом: они с Машкой сидят на краю ущелья и любуются закатными облаками, лежащими на горных вершинах... В одинаковых позах, даже головы склонены в одну сторону. Как там она? Только бы не боевые действия... Надо зайти к маме, это приказ. Вскоре "приказ" перерос в насущную каждодневную необходимость к обоюдному удовольствию и продлился до середины марта. Целитель все время как-то отодвигался - на завтра, на потом, на десерт, на посошок... А когда Проводник все же переступил порог его клиники, то застал только ассистентку при свечах и адресованный ему пакет на антикварном столике. Ассистентка бурят-монгольской внешности предложила сеанс тайского массажа, на ходу привычно распахивая халатик, и его передернуло. (Нет, не то чтобы расист, а просто душа не приемлет.) Проводник вышел в скверик перед клиникой и присел на щербатую скамейку. Тихо падал снег, видимо последний в этой зиме. Он раскрыл пакет: стандартный набор травяных пилюль, инструкция к ним типа "смотри не перепутай", брошюрка с точечным массажем лица и - то, ради чего шел, - записка. Неужели и сейчас придется до всего докапываться самому? Да, доктор, ты такой же разведчик, как и я, только работаешь на рельефе местности человеческого тела, выискивая очаги терроризма чужеродных клеток и тайники боли, чтобы пометить их серебряными маркерами иголок и дать бой в одиночку... Бумага была теплой на ощупь, почерк не по-медицински разборчивым, содержание вмещалось в три строки. "Дорогой друг, извините, скоропостижный симпозиум. Искренне рад Вашему выздоровлению. Мои наилучшие пожелания Медвежьему Семейству. Мысленно всегда с Вами..." Откуда он знает про медведицу? И что за "медвежье семейство"? Это кого он имел ввиду?.. Проводник почувствовал, что примерзает к скамейке и что пора ехать, мчаться, лететь сломя голову в горы. Как же он соскучился! "Алло, когда там ближайший борт на Грозный? Завтра? Во сколько?.." Зима хорошенечко потрепала базу, снесла несколько старых деревянных коттеджей, свалила вышку на КПП, засыпала лавиной технику, и только армейский душ являл собой символ стойкости тела и духа - он работал. Сразу по прибытии Проводник тоже впрягся, но пока что только в строительные работы в пределах периметра. Весна припозднилась, она хоть и выбросила первоцвет на солнечных лощинах, но до середины гор еще не добралась. И Проводник все мрачней поглядывал на тропу, превратившуюся в горную речку (Вертолет мне, вертолет! Какую бы причину сочинить, чтобы полетать над Машкиным ущельем?). И причина возникла сама по себе, причем весьма серьезная. Она называлась "сдуло с вершины вышку связи к чертовой матери", а без связи никак нельзя - ни своим, ни чужим. Как же их разговоры прослушивать без связи? Проводника взяли на борт как нечто весьма необходимое в таких обстоятельствах, и он торжествовал сугубо изнутри, ничем не выдавая себя снаружи. Он не отрывал глаз от бинокля, благо с погодой подфартило, но ничего интересного, по крайней мере для себя, не видел. Вертушка зависла-таки над вершиной, связисты выудили вышку тросом с крюком из снега, один из них спустился по тому же тросу и кое-как примотал проволокой опору - до лучших времен. Связь возродилась, повод был исчерпан, настроение Проводника скатилось к нулю. Этот ноль размещался в районе солнечного сплетения и казался дырой, сквозь которую сквозит. И если ее не заткнуть... Между тем ручьи скончались бурно и быстро, зелень заполонила горы, цепляясь корнями за все, на чем можно выжить, отстрелялись боевыми в небо майские праздники, а от Машки - ни весточки. Проводник знал за собой склонность к саморазрушению, но чтоб до такой степени... Он стал все чаще ночевать на деревьях, выбросил пилюли и купил у местных трубку, которую внаглую раскуривал у ночного же костра, разведенного на территории, контролируемой боевиками. Командир сначала смачно матерился, потом ласково, по-отечески журил, потом махнул рукой, но рапорт, однако, не накатал... Она появилась внезапно - средь бела дня, отощавшая, голодная и... не одна. У Проводника подкосились ноги, когда она приближалась к нему короткими перебежками, явно кого-то поджидая и подзывая почти собачьим повизгиванием. Он ожидал увидеть ухажера-монстра, но... - Кто это, Машуля, заполз под твое брюхо? Неужели твой? А где папочка, где этот злобный кобелина? Поматросил и бросил? Или сама выгнала? Ничего, как-нибудь переживем... А теперь жрать! Видимо, она шла долго и издалека. Когда иссякла съедобная часть рюкзака, Проводник наведался в тайник, брошенный бандитами при отступлении и еще не опечатанный своими. А Машка все никак не могла насытиться. Малыш несколько раз припадал к брюху, отваливался и засыпал, не испытывая ни малейшего страха перед человеком. Человеком вообще или только перед ним? Ему хотелось взять на руки этого детеныша, зарыться лицом в его светлую курчавую шерстку, ощутить молочный запах его мордашки, но он терпеливо ждал, когда Машка догадается о его желании и сама передаст малыша, что называется, с рук на руки. Или не передаст. В конце концов, это ее материнское дело... Медвежонок сам сделал выбор. Он игриво подкрался к сидящему на камне Проводнику и уткнулся носом в его ладонь. Там тоже тепло и пахнет мамой. А если повыше? Ой, мамочка, а у него есть глаза. А почему он не лохматый? А лицо у него соленое, хочешь попробовать? Я уже... И желание Проводника сбылось. В то лето сбылись многие его желания, кроме одного: превратиться в медведя. Ну и ладно, можно и так быть вместе. Как там говорил Целитель? Любимые всегда возвращаются. И так ли это важно, в чьем обличии они вернулись. Жаль, далеко не многим дано их опознать. Некогда... лень... боязно... незачем... нечем.


Ростов-на-Дону, январь 2010



Другие статьи в литературном дневнике:

  • 23.02.2020. Эллионора Леончик Медведица