***

Я устал. Всякий путь - от обмана до боли,
Время мерно торопит шлицы жерновов...
Не обрыдло ли жить, как в терновнике голым,
Где на каждый твой вдох только иглы да кровь?

Где свобод не видать за решёткой запретов,
Дано душам ржаветь, как в песке якорям,
Где по жизни бредущие с волчьим билетом,
Вряд ли верят в Надежду на истинный Храм.

помимо горечи есть любовь к России… Не фанфарно-патриотическая. Любовь как синоним боли.

Заглянет Пьер и в колодец архипелага ГУЛАГ. Увидит людей, по которым, ломая ребра, катком прокатился Молох. Раздавленным, потерявшим близких и самих себя, и… сохранившим достоинство.

…И уже возвращаются из ссылки политзаключенные. …И уже подавлено с помощью советских танков восстание в Венгрии. …И Оттепель, еще не начавшись, уже хрипит от ранних заморозков.

«Витька, ты когда-нибудь пробовал «Вдову Клико?» — «Нет, а что это?» — «Классическая марка французского шампанского». — «Тройной одеколон» на картошке пробовал, а «Вдову» как-то не случилось».

Ну как такой диалог перевести на иностранный язык? Фильм «Француз» Андрей Смирнов снимал о России, для России. События в картине разворачиваются более полувека назад. Но есть особенные страны с прошлым – бумерангом, который все время возвращается.

«Француз» — кинороман про короткий вздох свободы в несвободной стране. Про роскошь думать и говорить правду, даже когда надежда иссякает. Когда стремление сочинять, «писать как слышишь, слышать как дышать» — не только несовместимо с комфортом, но опасно для жизни. Кино о поколении шестидесятников, поверивших в утопию общества для людей.

Как, откуда они явились, проросли сквозь асфальт в стране, еще вчера закованной в ГУЛАГ? Откуда вообще возникают люди с врожденным или проснувшимся талантом свободы?

Вот один из ключевых вопросов нового фильма режиссера Андрея Смирнова. На протяжении многих лет он пишет пейзаж русского ХХ века. Снимает «Белорусский вокзал» о поколении, травмированном войной, не прижившемся в мире, ставшем чужим. Погружается во тьму самоистребления, которому предался народ, вступивший в темные воды гражданской войны в «Ангеле». Размышляет о трагической судьбе крестьянства в эпосе «Жила-была одна баба». Впрочем, о чем бы он ни снимал — в его фильмах, помимо горечи есть любовь к России… Не фанфарно-патриотическая. Любовь как синоним боли.

После XX съезда в Москву приезжает выпускник французского университета Ecole normale Пьер Дюран (Антуан Риваль). Он будет стажироваться в МГУ, изучать творчество Петипа в Большом театре, но прежде всего, отыскивать следы исчезнувшего репрессированного родственника своей матери, русской эмигрантки. А еще он потеряет голову от любви. Что скажешь: настоящий француз.

Кадр со съемок фильма. Фото: Мармот-фильм
Так начинается Одиссея Пьера (неявная ссылка на Пьера Безухова, вернувшегося в Россию из-за границы, где он получил образование) по дорогам незнакомой родной страны. Его встречи, разговоры, увлечения — погружают нас в разные слои нашей противоречивой истории.

СССР конца пятидесятых представляется слоеным пирогом. Сосуществованием разных стран, строев, эпох. Еще живы обломки царской империи. И мы видим роскошных старух из «бывших» в щедрых, маслом выписанных портретах аристократок, старух Обрезковых, испивших в ГУЛАГе всю полноту страданий. Их бенефисно сыграли Наталья Тенякова и Нина Дробышева. Не спешит разрушаться сталинская модель социализма. Ее представитель — лоснящийся от самодовольства сановный «совпис» Николай Кузьмич, живущий в высотке с подлинниками Айвазовского и Шишкина, прислугой и водкой в графинчике (Роман Мадянов). Есть и гэбэшник со стертым лицом (Сергей Уманов). И темпераментный отщепенец, сын попа — ныне преподаватель марксизма-ленинизма (Михаил Ефремов).

Кадр со съемок фильма. Фото: Мармот-фильм
А совсем рядом запрещенный, бурлящий мир, выплёскивающийся из закупоренной бутылки тоталитаризма, бьющий через край железного занавеса. Яркий, наглый, новый. С любовью к умопомрачительному Чарли Паркером, Хемингуэю и «Сен-Луи» — любимой песенке стиляг. С поэзией Чудакова и Бродского, с подпольными выставками, с ветром свободы... из форточки.

Заглянет Пьер и в колодец архипелага ГУЛАГ. Увидит людей, по которым, ломая ребра, катком прокатился Молох. Раздавленным, потерявшим близких и самих себя, и… сохранившим достоинство.

Смирнову удалось уговорить сняться в роли завхоза Дома культуры Веру Лашкову, ту самую Веру, которая перепечатывала самиздатовский «Синтаксис», «Белую книгу» (материалы дела Синявского и Даниэля), год провела в Лефортово. Какое же у нее чудное, запоминающееся лицо.

И все эти России соединяются в сложно-подчиненную страну. Смирнов стягивает, прессует историю ХХ века в один 1957 год, когда состоялся масштабный «праздник непослушания» — фестиваль молодежи и студентов.

Кадр со съемок фильма. Фото: Мармот-фильм
…И уже возвращаются из ссылки политзаключенные. …И уже подавлено с помощью советских танков восстание в Венгрии. …И Оттепель, еще не начавшись, уже хрипит от ранних заморозков.

Вместе с Пьером-Петей встречаем молодых людей — врачей, студентов МГУ, консерватории и ВГИКа, кинематографистов — для которых первые глотки свободы, даже под надзором бдительных органов, равны возможности дышать, чувствовать, жить. Упиваться джазом, который уже не запрещен. Но еще не разрешен. Пить за здоровье нонконформиста Оскара (узнаваем его прототип Оскар Рабин, который благословил картину, но, увы, не дожил до ее премьеры) на его выставке в бараке. Вместо героизма метростроевцев — Оскар прославляет «Водку и селедку», работая электриком на железной дороге. Рядом с Пьером — балерина Большого Кира (ее сыграла балерина Большого Евгения Образцова) и фотокорреспондент Валера (Евгений Ткачук), на свой страх и риск распространяющий самиздатовский альманах «Грамотей» (так в фильме называется «Синтаксис», который издавал Александр Гинзбург).

Кадр со съемок фильма. Фото: Мармот-фильм
Качается маятник в советской державе, . И маятник качается как-то неравномерно, все больше застревая на императиве «нельзя!».

И угораздило ж тебя родиться в год Свиньи счастливый,
А Бог, заранее любя, нарёк родиться Девой милой.

Отмашка ангелам дана и в год Хавроньи незабвенный,
На свет явилася Она - сей плод любви иммуно - генный.

Плясала Пожва без ума, на Старый год сие случилось,
Бело - метельная зима, вприсядку в улицах кружилась.

С тех пор прошло немало лет (и нажились, и набухали),
Но вновь салат и винегрет, и в август - пузырьки в бокале.

И снова гости за столом ... (крутые лица и одежды)))
Съезжались оптом. Званы в дом, на День рождения Надежды.

Ну вот - дошли. Сидит Она. Спокойна и монументальна,
Вкуснее пьяного вина, с лицом, в котором скрыта тайна.

Со мною прожитых 100 лет, с иными, может быть, помене,
Сквозь счастья и коряги бед скользнувши, как иголка в сене.

И сотворив (в тандем) детей, и заимев, пока что, внучку,
Чуть, ставши бабкою, мудрей, чуть посварливей, чуть покруче.

Не растеряв ни красоты, ни бочки выданной здоровья,
Изъяв проценты из мечты, не став другим зубовной болью.

А значит - здравствовать могёт. Нальёт - и мы её восславим.
Ить Бог - он там не идиёт, коль кайфовать тебя оставил.

Средь нас, желающих испить и нажелать всего к здоровью,
За сотню лет (зачем столь жить?) За пресловутую Хавронью!

Ну и конечно за любоффь! За счастье! (чтоб всегда и много).
За отпущение грехов!!! И... непорочных Дев в итоге.

За нас! За дамс! За День и год! За... остальное скажут гости.
Ну - всё. Генук. Пипец. И вот. Тостить кончаю. Дата. Подпись.

Больница вам ещё не дом, таблетки - разве только допинг
И жить, пока ещё не в лом, и все запреты на фиг - по фиг.
Особенно на Юбилей. Другие и дожить не смогут.
А вы - стройней и веселей. Хвала родителям и Богу!

Что я имею вам сказать? -( как говорят в Одессе - маме)
Шоб, таки, вам свезло опять, а счастье вы найдёте сами.
Да! Наступил такой этап, когда уже не молодеем,
Но, возраст-это ж не для баб. Да нас прижать-мы ВСЁЁёё умеем!

Не смОгем, что ли заводить? И взад глядят ещё мужчины...
Шо остаётся, таки, жить. И по возможности - красиво!
И 70 - ещё не век. И Бог таких благословляет,
Что, коль хороший человек, то хай живёт, да поживает.

Ну, коль живая, наливай! За счастье, дружбу, за здоровье!!!
За Юбилей! Давай - давай! Потом споём ещё с тобою.
И может даже на танцпол. Ты вспомни, было не слабО нам
Шейк, твист, горячий рок н ролл... И зажигали же достойно.

За нас - девчонок, за тебя! И помни - Знаем! Ценим! Любим!
Хвала Творцу, что мы - друзья! Давай, родная! Будем - будем!!!

Другие статьи в литературном дневнике:

• 29.08.2019. ***
• 25.08.2019. ***
• 22.08.2019. ***
• 20.08.2019. ***
• 19.08.2019. ***
• 16.08.2019. ***
• 15.08.2019. ***
• 13.08.2019. ***
• 09.08.2019. ***
• 06.08.2019. ***
• 03.08.2019. ***