когда не в шутку заштормило, и шум волны толкнул ко дну, я все, что не было и было, сменял на эту тишину. теперь она с укором смотрит, стыдя меня со всех сторон: с седых небес, с деревьев мокрых, с обложек книжных и с икон. и яблочко, шурша, по блюдцу бежит, как талая вода:
- а хочешь снова в шторм вернуться?
- не-а ( а совесть шепчет: "да").
ну что ты, милая, все шепчешь? пойми, что я уже старик, что в жизни нет штормов прошедших, есть лишь притихшие на миг, укрывшиеся в тихих плавнях, отложенные на потоп. и тот из них, кто самый главный - он все равно ударит в лоб. и ослепит, как похоронка, в кошмарном сне и наяву...
и только старая иконка меня удержит на плаву.. обережет от всякой сволочи, пришлет мне снегу к декабрю. и я храню ее на полочке...
и... иногда с ней говорю
