Будто лошадь на водопое,
разморённая рысью жаркой,
ива выгнула выю аркой
над бегущею вдаль рекою.
Просит ветра она Христа ради:
- Прилети же ко мне, мой милый!
Расчеши мне густые пряди
да омой ноги мне от ила.
Ты Творцом был давно мне сужен,
ты был вечно мой меч дамоклов.
Я ждала под дождём да мокла,
я стонала средь вьюжных кружев.
На тебя ли мне не гадали,
не варили мне приворота?
Не тебя ли в речном зерцале
я нашла у водоворота?
Прилети ко мне оберегом,
унеси от постылой жизни.
Я устала жить в вечной тризне
да в поклоне над мёртвым брегом.
По весне так пушисты вербы,
небо так по весне безбрежно...
Дай мне, Господи, больше веры!
Дай любви ты душе безгрешной!
Услыхал Бог-творец молитву
да спустился, кряхтя, в подклети,
где во сне разметался ветер.
Растолкал да и пнул в калитку.
И рванулся вихрастый вихорь,
крылья в воздухе засвистели,
и винтом взбаламутил лихо
воды возле песчаной мели.
Прошептал он, летя над ивой:
- Твои ноги волна оближет...
Дай же мне подлететь поближе!
Ведь нельзя же быть столь строптивой!
Расчешу твоих кос стремнины -
гребешок где-то здесь схоронен.
Я омою тебя от тины,
я губами зароюсь в кроне.
Засмущалась в смятении ива,
закачалась... Сама не рада.
Только поздно - у конокрада
в кулаке уж зажата грива.
Седока со спины не сбросить!
Как коленями ребра сжаты!
И весною нас осень скосит,
забредя к нам без провожатых.
Ива падала скорбно в струи
говорливой реки весенней,
а уж вор подлетал к соседней
иве, ждущей любви да сбруи.
Не любви он алкал - потехи,
да саженью играл косою...
Лишь туман на пустынном бреге
на заре зарыдал росою.
Москва
13 апреля 1999 г.