Время замерзло, свалившись в сугроб на углу Фундуклеевской,
Годы, оттаяв, сползли под уклон по брусчатке у Пушкинской.
Город, в котором развилки дорог заставляли надеяться,
Выдержал вьюги – и окаменел, встав из образа сущностью.
Город утратил язык, имена – и былую насмешливость,
Стал несговорчив – хоть напрочь пронизана детством харизма –
Ложью воздал за наивность, и, лишь мимолетно потешив нас,
Сдал, незаметных, в объятия прежнего идеализма.
Время нырнуло в туннели метро под днепровскими кручами,
Время – трамваи, что не одолели Бульварно-Кудрявскую,
Время ржавеет и стонет опорами, прежде могучими,
Но и мосты не спасли: воды Леты затянуты ряскою.
Так и теперь, как всегда, заходя на посадку в Борисполе,
Видишь не столько распад, сколь весы – но чьи чаши суть прошлое:
В том, что цветут те же липы и то же поют снегири с полей,
Не ретроспекции, не deja vu, но – анафоры пошлые.
Впрочем, не нам, очевидно, судить. Торжество поколения,
Распознающего в демосе – стадо, любовь – в демагогии,
Обозначая кому-то короны, кому-то стремления,
Служит, однако, законным финалом печальной дилогии.
Время! целитель иллюзий! Малиновый звон над Владимирским
Эхом в берлогах предместий, возведенных в званье "высотных"...
Точка на глобусе! как и когда ты путем ни иди мирским,
Нет ни кругов параллелей, ни, в общем, кругов поворотных.
Март 2001