Нагая, перетянута канатом,
в плену грот-мачты и команды корабля
она стоит. А солнце, как охотник,
спускает свору злых лучей - и кортик
клыков царапает ей кожи алебастр,
ожоги оставляя алым бантом.
Не губы - шрам лиловый от стилета,
язык распух от солонины епитимьи,
зрачки, как жерла пушек, неподвижны,
и стон в звенящем такелаже еле слышен,
и нервы струнами на скрипке Паганини
играют. Не дожить ей до рассвета.
Но гордости корсет стянул ей душу:
с презрением не замечает капитана -
согреет не ему постель, а Смерти,
на ухо шепчущей ей пошлые сонеты...
Морщинится лицо старухи-Океана,
от взгляда на детей от мужа-Суши.
16 августа 2002