Продолжу начатое в Минисборнике 3.
Путь из Воронежа в Санкт-Петербург лежит через Москву. Одним из самых московских поэтов был Николай Глазков (1919 – 1980) – тот самый Летающий мужик из фильма Андрея Тарковского «Андрей Рублев». (Во время съемок Глазков даже сломал ногу). Поэт, придумавший и осуществивший «самсебяиздат». Поэт, многие строки которого стали афоризмами. «Чем столетье интересней для историка, тем для современника печальней», «Один цыпленок славу приобрел и тотчас заявил, что он орел», «Тяжела ты, шапка Мономаха, без тебя, однако, тяжелей». И многие другие.
О Глазкове писали:
« Глазков – это один из самых оригинальных поэтов, встретившихся мне на моем долгом литературном пути. … Это, наверное, один из самых необычных, парадоксальных, зачастую алогичных русских поэтов».
/Сергей Наровчатов/
«Он остался на перевале.
Обогнали? Нет, обогнули.
Сколько мы у него воровали,
А всего мы не утянули».
/Борис Слуцкий/
«Тот самый двор, где я сажал березы,
был создан по законам вечной прозы
и образцом дворов арбатских слыл;
там, правда, не выращивали розы,
да и Гомер туда не заходил…
Зато поэт Глазков напротив жил».
/Булат Окуджава/
« В каждой литературе есть люди, призванные открывать новые возможности языка, новые грани слова. Это – пролагатели путей, прорубатели просек. Слава и признание приходит к ним чаще всего поздно, но приходят! Таким был в нынешней русской поэзии Николай Глазков».
/Эдуардас Межелайтис/
«Николай Глазков – москвитянин сюрреалист. Глазкова ни с кем не спутаешь, он ни на кого не похож, точнее, похож на самого себя! У него все афористически просто, стих не захламлен эпитетами и метафорами. В нем усмехается черный юмор и дохристианская непосредственность.
Ее кусали муравьи,
Меня кусали комары, –
Так мог Шекспир написать».
/Андрей Вознесенский/
«Глазков – поэт не события, а глубинного процесса. Он ищет органику жизни и всегда ощущает ее образно. Главными своими достоинствами в ранних стихах он называет откровенность и неподдельность. Это приложимо и к поздним его стихам. Добавим: откровенность иронии и неподдельность поэтической игры.
Размышляя о Глазкове, ощущаешь незаурядный масштаб этого поэта, его многогранность и сложность».
/Давид Самойлов/
«Николай Глазков – большой, неповторимый поэт. Корни его творчества уходят глубоко в народную стихию. Может быть, скоморохи были его далекими предтечами…».
/Александр Межиров/
Но лучше всего о поэте говорят его стихи.
ВОРОН
Черный ворон, черный дьявол,
Мистицизму научась,
Прилетел на белый мрамор
В час полночный, черный час.
Я спросил его: — Удастся
Мне в ближайшие года
Где-нибудь найти богатства? —
Он ответил: — Никогда!
Я сказал: — В богатстве мнимом
Сгинет лет моих орда,
Все же буду я любимым? —
Он ответил: — Никогда!
Я сказал: — Невзгоды часты,
Неудачник я всегда.
Но друзья добьются счастья? —
Он ответил: — Никогда!
И на все мои вопросы,
Где возможны «нет» и «да»,
Отвечал вещатель грозный
Безутешным НИКОГДА!..
Я спросил: — Какие в Чили
Существуют города? —
Он ответил: — Никогда! —
И его разоблачили!
1938
* * *
Писатель рукопись посеял,
Но не сумел ее издать.
Она валялась средь Расеи
И начала произрастать.
Поднялся рукописи колос
Над сорняковой пустотой.
Людей громада раскололась
В признанье рукописи той.
Одни кричали: «Это хлеб,
И надо им засеять степи!»
Другие — что поэт нелеп
И ничего не смыслит в хлебе.
1942г.
НОВГОРОДСКАЯ ГРАМОТА
«Аз тебе хоцю!» — писал писалом
На берёсте грамотный мужик.
Был, наверно, откровенным малым
И в любви желанного достиг.
Так непринужденно, откровенно
И нелицемерно хорошо
На бересте до него, наверно,
Милой не писал никто еще!
Это удивительно похвально,
Что сумел он грамоту постичь
И сказать так просто, гениально,
Чтоб в любви желанного достичь:
— Аз тебе хоцю!.. —
Здесь взлет отваги,
Честное влечение души...
Мой коллега-лирик, на бумаге
Попытайся лучше напиши!
1966
* * *
Раннее утро. Москва тиха,
Птички: чирик-чирик!
Странно и мудро слова стиха
Я подбирать привык.
Женщина рядом. Ее люблю.
Часики бьют: тик-так!
Я почему-то не сплю, а пью,
Пью с любимой коньяк.
Пью за нее, за стихи, за рассвет
И за счастье, которого нет!
Нет его. А почему?
Счастье, оно приходит потом,
А может, счастье не в счастье самом,
А в стремленье к нему?
1957
* * *
Я не тот, кто дактиль и анапест
За рубли готовит Октябрю.
Я увижу на знаменах надпись,
А услышу надпись: «Лю-я-блю».
Лю-я-блю. Моя любовь разбита.
Это слово тоже разрублю.
Потому что дьявольски избито
Словосочетанье: Я люблю.
* * *
Музе Павловой
О Муза!
Белый стих, как белый снег,
А холод неприятен, как чеснок,
И я, как благородный человек,
В конце строки рифмую каждый слог.
Но стих без рифмы нынче входит в моду,
Причем скрипит, как ржавая кровать...
И если хочешь, то тебе в угоду
Я напишу касыду или оду,
Которую могу не рифмовать:
Ты церковь Василия Блаженного,
Я христианин, любящий своего ближнего.
Ты Государственная Третьяковская галерея,
Я приехал за десять тысяч верст, чтобы увидеть тебя.
Ты кинофильм «Скандал в Клошмерле»,
Я враг всякого лицемерия.
Ты редактор сборника,
Я — именуемый в дальнейшем «автор».
Я смотрю на облака,
Я смотрю на деревья,
Я смотрю на бутылки,
Я смотрю на тебя.
Ты веселая,
Ласковая,
Добрая,
Умеешь бегать, прыгать и плавать!
Ты подобна утренним лучам восходящего солнца.
Солнце подобно стихам, наделенным рифмой.
Рифма подобна жаркому июльскому дню,
Когда все негодяи идут по теневой стороне улицы.
ПОЭТОГРАД
(Мозаично-фрагментарная поэма)
1
У молодости на заре
Стихом владели мы искусно,
Поскольку были мы за ре-
волюционное искусство.
Я лез на дерево судьбы
По веткам мыслей и поступков.
Против меня были рабы
Буржуазных предрассудков.
От их учебы и возни
Уйти, найти свое ученье...
Вот так возник небывализм,
Литературное теченье.
А счастья нет, есть только мысль,
Которая всему итог.
И если ты поэт, стремись
К зарифмованью сильных строк.
И вероятно, что тогда
Я сильных строк сложил немало;
Но педагогская среда
Моих стихов не понимала.
Оставить должен был ученье,
Хотя и так его оставил.
Я исключен, как исключенье,
Во имя их дурацких правил!
Итак, плохи мои дела,
Когда учебы карта бита.
Но Рита у меня была,
Рита, Рита, Рита...
Студенты хуже школьников
Готовились к зачетам,
А мы все ночь в Сокольниках...
Зачеты нам за чертом?
Зимой метель как мельница,
А летом тишь да гладь.
Конечно, разумеется,
Впрочем, надо полагать...
Все было просто и легко,
Когда плескалась водки масса.
От нас то время далеко,
Как от Земли до Марса.
В то время не был домовой
Прописан в книге домовой,
Сидел в трубе он дымовой
И слушал ветра вой...
Потом
День отошел позавчерашний.
Мне мило улыбался дом,
И каменный, и трехэтажный.
Его ломать не надо при
Реконструкции столицы,
Хоть этажей в нем только три,
Но шесть, когда в глазах двоится.
Безынститутье как пробел,
И должен отыграться я...
Тогда Асеев, как Флобер,
Мне дал рекомендацию.
Литературный институт!
Его не посещаю разве я?..
А годы бурные идут,
Огромные, как Азия.
Сразится Азия со всеми
Под предводительством Москвы,
И в день весенний и осенний
Войска пойдут через мосты.
Произойдет такая битва,
Когда решится ИЛИ — ИЛИ?
Потом война была убита,
И труп ее валялся в мире...
Я почему-то в это верю:
Настанут лучшие года.
Шумят зеленые деревья,
Течет студеная вода.
Вода срывается с вершин
И устремляется в кувшин.
В Поэтограде так же вот
Работает винопровод!
2
Хотя играл огнями город,
Но ночь темна, снег бел и светел.
Она спросила: — Вам не холодно? —
Была зима. Шатался ветер.
Была зима. Я поднял ворот.
Но мог бы спрятаться за доски.
Она сказала: — Вам не холодно? —
А было холодно чертовски.
3
Раскрывает — ну и пусть —
Пропасть пасть;
Но поэту там, где Русь,
Не пропасть.
Там, где Волга и Москва,
В бездне, в ней,
Где берутся нарасхват
Песни дней.
Где огромный трудный путь
Каменист;
Но придешь когда-нибудь
В коммунизм!
Но придешь, а это факт,
Только здесь,
А заклятый всякий враг
Всюду есть.
Он под грохоты побед
Выбрал тишь.
Только ты его, поэт,
Победишь!..
Победишь ты или нет,
Подождем.
А пока что ты, поэт,
Побежден!
4
В силу установленных привычек
Я играю сыгранную роль:
Прометей — изобретатель спичек,
А отнюдь не спичечный король.
Прометей — не генерал, а гений...
Но к фортунным и иным дарам
По дороге признанной и древней
Мы идем, взбираясь по горам.
Даже если есть стезя иная,
О фортунных и иных дарах
То и дело нам напоминает
Кошелек, набитый как дурак!
У него в руках искусства залежь,
Радость жизни, вечная весна...
А восторжествует новизна лишь,
Неосознанная новизна!
Славен, кто выламывает двери
И сквозь них врывается в миры,
Кто силен, умен и откровенен,
Любит труд, искусство и пиры.
А не тот, кто жизнь ведет монаха,
У кого одна и та же лень...
Тяжела ты, шапка Мономаха,
Без тебя, однако, тяжелей!
Повседневно-будничная праздность
Невозможным сделала успех.
В результате появилась разность
Всех МОГЛИ и УПУСТИЛИ всех.
И тогда, упрямы, как решенье,
Может быть, самих себя рабы,
Испугались мы не пораженья,
А того, что не было борьбы!
5
С женщиной какой-нибудь такой,
Очень замечательно хорошей,
Хорошо, обняв ее рукой,
Целу ночь лежать на ложе.
Звездами заерзается высь,
И, постигнув неба откровенье,
Ты воскликнешь: — О, остановись! —
Но не остановится мгновенье!
6
Когда я шел и думал: ИЛИ — ИЛИ,
Глухонемые шли со мною рядом,
Глухонемые шли и говорили,
А я не знал, я рад или не рад им.
Один из них читал стихи руками,
А два других руками их ругали;
Но, как глухонемой глухонемых,
Я не способен был услышать их.
Вот так вокруг бушует жизнь иная,
А может быть, не жизнь, а болтовня,
И я, поэт Глазков, не принимаю
Людей, не принимающих меня.
Непризнан я бездарными, такими,
Которые боятся, как огня,
Непризнанных. Им нужно только имя;
Но именно имени нет у меня!
Пусть пламя опирается на уголь
И старый отменяется режим,
Они всегда бряцают лженаукой,
Ну а искусство ненавистно им!
Всем смелым начинаньям человека
Они дают отпор.
Так бюрократы каменного века
Встречали первый бронзовый топор!
7
Мудрецы и поэты чудят и чудили.
Чудотворцы они, как на них ни смотри.
И, не ставя во грош дважды два — четыре,
Приближаются к формуле: дважды два — три.
Но таких человеков не много в мире,
Большинству их заумных идей не понять.
Большинство, переоценивая дважды два — четыре,
Приближаются к формуле: дважды два — пять!
8
Ночь Евья,
Ночь Адамья.
Кочевья
Не отдам я.
Табун пасем.
Пасем.
Табу
На всем!
9
Люди едут, бегут авто,
И не знаю я, почему
Все, что делаю я, не то:
И не то, и не путь к тому.
Если карты, то будут биты,
Если шахматы — будет мат.
Пусть к победам пути закрыты,
Я нисколько не виноват!
Всю поэзию довели
До сведенья на нет враги ее.
А велик ли поэт? Да, велик:
У него ошибки великие!
Он, к высотам любым бредя,
Чтоб спуститься к любым глубинам,
Мог бродить по любым путям;
Но любил бродить по любимым!
Ошибался он... Ну и пусть!
Все равно зацветет миндаль.
Уведет непутевый путь
По звезде путеводной в даль.
Будет что через двести лет,
Бог весть.
Бог весть.
Но сегодня на вкус и на цвет
Товарищи есть!
Мы увидим алмазы небес,
Бриллианты высот;
Но сегодня силен бес:
Людьми, что вениками, трясет!
И они ошибаться боятся.
Но писатели не кассиры!
Не мешайте им ошибаться,
Потому что в ошибках сила!
Мне дорога моя дорога,
Не устану по ней бродить.
Нету в мире такого врага,
Чтоб друзья не могли победить!
А пока мы не в Поэтограде,
И проиграна наша игра.
Вы наденете платье
Цвета черного бутылочного стекла.
Это сволочи Вас заманили
В логово их мелочей.
Вы за меня или
За сволочей?
Приходите ко мне. Занавесим окна
(для рифмы) шторой
И станем пить
За такую дружбу, меж нами которой
Нет и не может быть!
За такую дружбу, где тайн нет,
Чтобы было нам хорошо...
Славлю время, которое настанет,
А не то, которое прошло!
10
Путь-дорога
Без итога
Хвалится длиной.
Скоро вечер,
Он не вечен,
Ибо под луной.
Или прямо, или криво,
Или наугад
Все пути ведут не к Риму,
А в Поэтоград!
1940—1941 гг.
Из краткостиший (Это слово тоже придумал Глазков).
* * *
Скажу неискренно —
Пройдет бесследно,
А смерть бессмысленна,
А мысль бессмертна!
1940 г.
* * *
И неприятности любви
В лесу забавны и милы:
Ее кусали муравьи,
Меня кусали комары.
* * *
Из тысячи досок
Построишь и дом и шалаш;
Из тысячи кошек
И дохлого льва не создашь!
* * *
На пир в ауле
Отцы нам дали
Напареули
И цинандали!
* * *
Один всю жизнь хотел выкурить папиросу,
Другие — обладать миром.
А хорошей девушке хотелось просто
Спать со своим милым.
* * *
Зачем нужны стихи? Кому какая польза
От ритма, рифм и прочих пустяков?
А вы попробуйте запомнить столько прозы,
Сколько на память знаете стихов!
* * *
Я лучше, чем Наполеон и Цезарь,
И эту истину признать пора:
Я никого на свете не зарезал,
Напротив, резали меня редактора!
* * *
Был не от мира Велимир,
Но он открыл мне двери в мир.
* * *
Ругательство —
Не доказательство!
Как много хотелось бы еще показать… Хочется еще рассказать о Николае Глазкове – переводчике, но лучше зайти по этой ссылке http://www.vekperevoda.org/1900/nglazkov.htm на замечательный сайт ВЕК ПЕРЕВОДА.
Ссылка: http://vcisch.narod.ru/Glazkov.pdf Файл подготовлен к 90-летию со дня рождения поэта.