В лесу среди зверей наметился разлад.
Хотя, и раньше был совсем не полный лад,
Но, тем не менее, сидели все рядком
И слушали дуэт Кукушки с Петухом.
Но вот среди зверей Ворона затесалась.
Ворона как ворона, только цветом отличалась
От всех своих сородичей. Она была белА.
И этот цвет сводил зверей с ума.
Не столько даже в цвете было дело,
А в том, что эта тварь на всё свой взгляд имела!
И если бы имела, но молчала!
Так нет! Во всё воронье горло заявляла!
Такой сверх наглости стерпеть не мог лесной народ.
Однажды в пятницу собрался срочный сход.
Повестка дня была как истина проста –
Надрать зазнавшейся вороне той хвоста!
Пришли не все. Остались по домам.
О том пришедшие шептались по кустам:
Мол, не явились – значит, заговор плетут,
И без вороны вряд ли обошлось и тут!
Ворона собственной персоной прилетела
И, взгромоздясь на ель, на ветку прочно села.
Её присутствие в смущенье ввергло люд,
Ведь здесь готовился отменный самосуд.
И первым слово взял Шакал,
Уж больно кровушки вороньей он алкал:
«Взгляните! Все вороны – словно в масть.
А эта?! Чтобы ей, бесстыднице, пропасть!
БелА как снег, и каркает не то!
ЧуднА, как будто конь в пальто!»
«При чём тут конь! – взревел Ишак. –
Я тоже, как ни как, - лошак!
И попрошу облезлых болтунов
Не трогать чистокровных скакунов»
«Я, несмотря на то, что на сносях, -
Сказала злобно у корыта порося, -
И то стараюсь, чтоб не выбиться из стада!
Персоной объявить её нон грата надо!»
Тут в круг зверья вступил угрюмый Слон,
Большим авторитетом пользовался он:
«Давайте мы возьмём и пустим слух,
Как предложил мне Гамбургский Петух,
Что цветом оперенья подражает лебедям!
А заодно и тем достанется ****ям!»
(Тот Слон, что живописцем раньше был,
Теперь от старости и злости захандрил.
Он даже слышать не хотел про свой пейзаж,
Который метко окрестили - «Ералаш»)
Вокруг слоновьих ног забегала Лиса,
Чья хитрость славилась на многие леса:
«Ну что Вы, Слон, как можно, миль пардон!
Ведь слухи – это полный моветон!
Да и заглохнут слухи здесь в лесу,
И просто, нам всё это – не к лицу!»
«Какой там к чёрту миль пардон и моветон! –
Вновь затрубил во гневе старый Слон. –
Взять, изловить и обвалять в пуху,
Чтоб даже имя не жужжало на слуху!»
Тут слово взял Индюк по прозвищу «Трюфля»,
Что со Свиньёй под дубом роет трюфеля.
И так от злости он пошел в разнос,
Как будто прохватил беднягу вдруг понос.
Никто не понял, ЧТО он говорил,
Поскольку русский в школе не учил,
Но дружно хлопали ему все от души,
Особенно зверьё, что были из глуши.
«На ёлку взгромоздится, как на трон,
И там сидит, как будто фараон!
На всех надменно смотрит свысока!» -
Разнёсся на поляне крик Бурундука.
«Но как ни как, она ведь всё же птица!» -
Пытался из толпы вдруг кто-то заступиться.
«Кто птица?! Птица здесь одна, и это – Я! –
Вскричал Индюк по прозвищу «Трюфля». –
И, несмотря на то, что плохо я летаю,
Я взгляды всех зверей безмерно разделяю!»
Ворона взглядом всех печальным обвела,
Зевнула и спокойно так произнесла:
«У мудреца Хайяма изреченье есть –
Ты лучше голодай, чем что попало есть,
И лучше будь одна, чем вместе с кем попало» -
Взмахнула крыльями и за сосной пропала.
…Вот, наконец, к утру был приговор готов,
Всё как положено - без жалости суров:
Распять ворону ту на жертвенном сукУ!
Сей приговор исполнить поручалось Ишаку.
Теперь среди зверей один лишь разговор:
Как их лесной скакун исполнит приговор?
Одна надежда: вдруг, помрёт ворона та,
Хотя, возможно, проживет и лет до ста.
---------------------------------------
«И в чём же тут мораль?» - Вы спросите меня.
Отвечу так: «Она у каждого своя.
Мораль в придачу к совести даётся,
Затем – всем по заслугам воздаётся».