Он ей снился так часто лишь потому, что решал,
Жизни достойна над ним она или нет,
Бедный ее, не ее, как если бы знал,
Права вершить судьбу птиц у него все же нет.
Есть только то, что сумеет держать в руках,
Кожей гореть, облекая в нее ланит…
Птица парит высоко, далека в облаках,
Недостижима, да этим - то и пленит.
Думал, поймал ее в эти свои силки,
Что для иного, как зрение или вода,
Деньги, удобства, блага, кого манит,
А для нее, этой птахи, так пущая ерунда.
Все ж изловил, да устал, крылами так сильно бьет,
В кровь изорвал, не летит и почти мертва…
Сила желаний покинет, оставит, умрет
Ровно в тот миг, как оросится красным трава.
Верю, что все же когда-то он да поймет,
Как ни уродуй и бей, но коль уже не летать
Птице изловленной, будь она хоть воробей,
Кроме крылатой - другой-то ей все ж не стать.
Сдохнет она или нет, а феникса кровь…
А вот о нем не сказать, чтобы был такой.
Он позабыл, иль не знал, что иной порой
Крылья не суть, по рожденью сужден полет.
Да опадает трухой отведенный век
Даже у тех, кто великим для мира был,
Ты ж кто, мужчина, какой же ты человек,
Если унизился до обрыванья крыл?
И пойму снова во всей своей наготе
Слез, что обидой оросят прохладу глаз,
Женщиной коли родилась, просить не раз
Немощь придется больную бескрылых их…