или СТИХИРСКИЕ МЕТАМОРФОЗЫ
Человек впервые попадает в РНЛС, Российскую Национальную Литературную Сеть, а попросту – на Стихиру.
Если знакомство с новым миром начинается с главной страницы, то можно считать, что его задача значительно упростилась. Вот они стихи. Выстроились стройной колонкой. Клик – и шедевр!
«Ах, какая в саду тишина!
Звёздной шалью укутаны плечи,
Жемчуга рассыпает луна,
Дышит чутко сиреневый вечер.»
Хм, -- произнесёт новичок, по дикой случайности совсем недавно, где-то на сайте не с таким громким названием, читавший что-то в этом роде:
«Во тьме луна лишь рассыпает
Свой жемчуг по твоим плечам.
Полночный сумрак не обманет,
Не даст сокрыть реальность снам.»
На всякий случай, неподозревающий подвоха читатель кликает второй раз:
«Да снизайдёт небесная услада,
Цветы любви взаимностью запахнут.
И будет счастие наградой,
Дабы сегодня горести угасли.»
Хм, - произносит читатель уже менее уверенным тоном. А где стихи?
Ну конечно, картинка утрирована, утрирована из-за формата данной статьи, в которой я сознательно опускаю описание ещё примерно восемнадцати кликов. Заодно опускаю поиски стихов другими способами – через страницу «Произведения», «Рейтинги», «Обсуждения», методом банального тыка…
Нет, против теории случайных чисел не попрёшь, что-то накликать можно и таким образом. Но зачем? Я знаю способ самый верный.
Задача номер один – найти интересный отзыв. Интересным он становится, между прочим, если написан хотя бы грамотно и по-русски. Думаете, не редкость? Проверьте. Если же кроме грамотности рецензент проявляет ещё и какую-то эрудицию, смело идите читать его стихи. Нет, я не стану утверждать, что его-то стихи и окажутся гениальными, но хоть какую-то творческую индивидуальность вы в них найдёте, такая уж вырисовывается прямая зависимость качества стиха от интеллектуального уровня автора. Согласен с тем, кто спросит меня, а как же талант? Никакой интеллект талант не заменит, это правда, но если попробовать проследить зависимость далее, то выяснится, что хороший физик гораздо чаще пишет хорошие стихи, чем хороший лирик защищает научные диссертации.
Итак, «приличный автор» найден. А теперь начинайте читать его отзывы, отзывы на его стихи, стихи авторов отзывов и авторов, на чьи стихи пишет отзывы наш герой, и таким образом список «приличных» людей станет понемногу расширяться, разрастаясь до неприличных размеров. Вот среди этого списка уж наверняка найдётся что-то очень хорошее, а то и…
Но свои сегодняшние заметки я хочу посвятить не «а то и…», а как раз тому самому среднему «приличному» автору Стихиры, благодаря которому на отдельных участках портала по-прежнему сохраняется деловитая атмосфера полубудней-полупраздников. Сколько всего таких авторов на Стихире из числа более 80 тысяч? Предположу, что несколько сотен.
У каждого своя неповторимая судьба, своя жизнь, свой поэтический мир.
Неужели не заслужили они более пристального к себе внимания? А я и уговаривать никого не стану, ибо знаю – заслужили. А когда я что-то знаю, обязательно хочу поделиться знаниями с милыми моему глазу окружающими.
Знакомьтесь, герой моего очерка – один иэ…, поэт, писатель, публицист, литературный критик Александр Кожейкин: 50 лет, автор 8 поэтических сборников и 4 книг прозы, член союза писателей России.
Целью моих заметок не является охватить всё творчество Александра, дать ему какую-то общую оценку. Какого бы уровня ни был поэт, сделать подобное в рамках даже пространной статьи сложно. Но мне бы хотелось на примере Кожейкина осветить некоторые тенденции, которые, на мой взгляд, характерны для эволюции практически любого автора, попадающего на Стихиру и ведущего на ней активную деятельность. При этом не важно, пришёл ли автор сюда неоперившимся новичком или поэтом с вполне сложившимся почерком.
Первые стихи, которые я представляю вашему вниманию, датированы 2004 годом. Не стану гадать, написаны ли эти стихи Александром до прихода на Стихиру или после, но их общий стиль выдаёт в авторе человека со сложившимися эстетическими принципами и своим индивидуальным-неиндивидуальным, но почерком, что-то там вроде то ли Дементьева, то ли Долматовского. Кто-то потом усугубит моё утверждение, дескать никакой почерк в этих стихах не вырисовывается, мол подражание, эпигонство… Стоп-стоп-стоп! Давайте обойдём этот вопрос стороной. Мы же все грамотные люди и знаем, что при желании можно спокойно доказать как первое утверждение, так и обратное ему. Ей-Богу, жаль времени. Лучше стихи почитаем:
Море
Мне этой ночью море снилось
В расцвете всей своей красы,
Оно тихонько шевелилось,
Дышало мерно, как часы.
Оно то тихо говорило,
То замолкало до поры,
На полосе песка дарило
Мне разноцветные дары.
И никого на водной глади!
И я премного удивлён -
Как будто бы во всей Элладе
Мир пять минут как сотворён!
И в этом мире я и волны!
Не на неделю напрокат,
А всё без меры, всё бездонно,
Как миллионы лет назад.
Мне этой ночью море снилось,
Многоголосьем пело лир,
Оно сияло и искрилось-
Непостижимое как мир...
г. Лептокария (Греция)
Хорошее стихотворение, правда? Хотя нет, вот без таких общих фраз я попытаюсь как раз сегодня и обойтись. Попробуем выяснить, чем же оно хорошо?
На первый взгляд, это одно из многих стихотворений о море, в котором присутствует всё, что и должно присутствовать в произведении на эту тему. Никто больше не писал про то, что море снилось? Писал, как же!
Что море дышало? И это было. Несомненно! И про «никого на водной глади», и про «сияло и искрилось»… Что же такого нашёл автор, чтобы сделать стих интересным и не похожим на другие?
Ну-ка, ищем то, чего ещё не было…
Да вот вам, пожалуйста – славное сравнение моря с часами. «Дышало мерно, как часы». Такое сравнение выдаёт, пожалуй, в авторе стиха человека, мыслящего неординарно, а неординарность или, если хотите, нестандартность мышления – одна из сторон условного многогранника, который называется поэтическим даром. Может случайность? Поищем ещё.
И никого на водной глади!
И я премного удивлён -
Как будто бы во всей Элладе
Мир пять минут как сотворён!
Вот видите, какая тонкая метафора. Про «никого на водной глади» кто угодно может написать, но автор видит в обычном пейзаже нечто большее. И правда, когда никого вокруг – до сотворения мира рукой подать, всего делов – до этого додуматься. Вы не додумались, а поэт додумался.
Расстанемся на время с «Морем» и продолжим дальнейшее знакомство с творческим миром Александра Кожейкина.
Бабушке
В Тверской глубинке дом, каких немало
Стал для меня истоком и началом...
Душа моя - предвестница разлуки!
Как часто мы бываем близоруки!
Печаль моя - змея со слабым ядом!
Как часто мы не ценим тех, кто рядом...
Пройду ли я когда тропой знакомой
На берег волжский, где всегда, как дома?
Присяду ли под сенью яблонь крепких
И в горнице на старой табуретке?
Так будет или нет - я помню слово,
Стихи и сказки вспоминаю снова.
Как я словам твоим тогда дивился,
Не зная всех, хотя и здесь родился.
Как песням, прибауткам, небылицам
Внимал - как будто пил в жару водицу.
И мудрость слов простых, что ты сказала,
Меня потом сквозь годы поражала...
...В Тверской глубинке дом, каких немало,
Стал для меня истоком и началом...
Тем, кто ожидал и в этом стихотворении найти любопытные находки Александра, придётся разочароваться. Ничего такого здесь нет. Рассказ в рифму с проникновенной интонацией и негромкими ностальгическими нотками. И правильно, в громкий пафос никто в наше время не верит. Что ж, интонация это важно, иногда и только на ней можно выехать. Вот только мне почему-то всё время кажется, что бабушку звать Ариной Родионовной. Нет? Показалось.
Посмотрим ещё один стих.
Снайпер
Смерти очень острая коса
И её орлиные глаза …
Свежую зарубку на прикладе
Ты рисуешь лезвием ножа.
И укрывшись, вновь несёшь дозор.
Под ладонью щёлкает затвор,
Удаляя стреляную гильзу -
Никому уже не нужный сор.
Обнаружит цель себя сама,
Выстрел - и задача решена.
Только, если разом все приснятся,
Можешь ты легко сойти с ума.
Всех когда-то мама родила,
Много лет растила, как могла,
Только снайпер снов ПОКА не видит,
Потому, что служба тяжела.
Это чепуха и словеса,
А в прицел синеют небеса,
Смерти очень острая коса
И её орлиные глаза…
Снова рассказ, и снова в рифму, подчас даже сквозную (кстати, находка хорошая, если учесть, что рассказ о снайпере). Кого-то смутит излишняя назидательность? А вот это пустое! Назидательность никогда не лишняя. Нечего по людя’м стрелять! Ведь прав же поэт?
Но что-то тревожит мою душу, что-то не так. Что же не позволяет мне пройти мимо этих стихов, не дав им окончательный приговор? Чего уж проще – не нравится и точка! И больше сюда не возвращаться. Но в том-то и дело, что не то чтобы не нравится… и какая-то, очевидно, неведомая, сила подхватывает меня и несёт назад к «Морю». Читатель, ты остаёшься? Тогда бегом за мной!
Отметил я сравнение моря с часами, справедливо отметил, а душа не спокойна. Это что ж получается: море «тихонько шевелилось, дышало мерно, как часы…». Часы – механизм точный, а море – шевелится, да не просто шевелится – тихонько, дышит… да это уже не стихия – организм какой-то… и часы… точный механизм… тик-так… а море мерно… не-а!
Ну, ты нашёл к чему придраться! – воскликнет возмущённый читатель, уже часы ему не понравились… Да в том-то и дело, что нравятся, но когда накапливаются мелкие спорные детали, всё вдруг начинает смотреться совершенно иначе. Например:
Как будто бы во всей Элладе
Мир пять минут как сотворён
Что значит «всей Элладе»? Если уж мир сотворён, то он сотворён всюду, а не только в Элладе. И зачем это уточнение «всей»? Чтобы не дай Бог не подумали, что мир сотворён здесь и сейчас? Но, по моему разумению, гораздо лучше было бы, чтобы читатель так и подумал. Зачем говорить «за всю Элладу»? Отвечайте уж, товарищ, за свой участок линии фронта! Мелочь? Пойдём дальше.
И в этом мире я и волны!
Не на неделю напрокат,
А всё без меры, всё бездонно,
Как миллионы лет назад.
Что хотел сказать автор, надеюсь, понятно. Дескать вот оно реальное, конкретное чисто море, взятое не напрокат, а в прямое, так сказать, пользование. Не на неделю, а куда как на больший срок. То есть, либо лирический герой – человек не такой уж бедный и может себе позволить отдыхать в Греции гораздо более шести ночей, либо дело обстоит ещё круче и там находится его непосредственное ПМЖ. Причём уровнем в пять звёзд и всё включено. Потому-то и всё без меры. Это только море дышит мерно. Типа часы. А всё, как сами теперь можете убедиться, бездонно. Как миллионы лет назад. Поэтично? Возможно.
Покидаем лиргероя у самого синего моря, теперь уже навсегда, и перебрасываем весь личный состав назад, в Тверскую губернию, к бабушке:
Ты жива еще, моя старушка?
Жив и я. Привет тебе, привет!
Пусть струится над твоей избушкой
Тот вечерний несказанный свет.
Это, естественно, не Кожейкин, но тема близка.
Пройду ли я когда тропой знакомой
На берег волжский, где всегда, как дома?
Присяду ли под сенью яблонь крепких…
спрашивает себя наш герой.
И мечтаю только лишь о том,
Чтоб скорее от тоски мятежной
Воротиться в низенький наш дом.
Я вернусь, когда раскинет ветви
По-весеннему наш белый сад.
А это уже Есенин. Нашли принципиальные отличия? Я – нет. Песню ещё можно вспомнить, некогда популярную:
Уголок России – отчий дом
Где туманы сини за окном.
Где твои, немного грустные,
И глаза, и песни - русские.
С удовольствием отметил бы у Александра хоть что-то своё, неповторимое, вот хотя бы это:
В Тверской глубинке дом, каких немало,
Стал для меня истоком и началом...
Но что ты будешь делать, и про это есть песня:
Родительский дом, начало начал,
Ты в жизни моей надёжный причал…
Что ж, бывает. Будем считать, что я случайно набрёл не на самый удачный образец творчества Кожейкина и в дальнейшем мне повезёт больше.
А потому – айда в некую горячую точку, чтобы перечитать внимательно другие строки, опять-таки уже знакомые читателю:
Смерти очень острая коса
И её орлиные глаза …
Я без всякого предубеждения отношусь к неполным предложениям. Особенно люблю безличные. Но «неполнота» предложения не означает его смысловой ущербности. Обрывая предложение и оставляя его с нулевым предикатом, автор, наверное, всё же хочет этим что-то сказать. Но пока читателю остаётся гадать, почему смерти коса «ОЧЕНЬ острая» (это я привёл инверсию в более сносный для осмысления вид)? Страху для? Что ж, испугался. Но это упирание на остроту, видимо, не для красного словца, кто-то в дальнейшем-таки да порежется?
А то ведь ещё мог сообразить, что совсем не та коса острая, раз у смерти орлиные глаза. Или у косы глаза? Тьфу ты, чего только не причудится в критическом порыве!
Но дождёмся финала:
А в прицел синеют небеса,
Смерти очень острая коса
И её орлиные глаза…
Вот оказывается для чего понадобилось сие неполное предложение, этакий обрывок мысли. Художественный приём, называемый в теории повторением. Что ж, применён по делу. И что «в прицел синеют небеса», между прочим – замечательно сказано! Не в прицеле, а в прицел. То есть синеют – предикат (наконец-то заменивший странный «нуль»), обозначающий не столько признак, сколько действие. Небеса отражаются во взгляде сквозь оптический прицел. Здорово, а? Взгляде то ли снайпера, то ли смерти… А вместе с небесами и смертью синеет в прицел ещё и очень острая коса… Всё хорошо, но так и не узнаем мы теперь никогда, почему же коса понадобилась ОЧЕНЬ острая? Неужели только для сохранения размера? Так ведь для этого можно и что другое подыскать. Например, «беспощадная», или одарить эпитетом саму смерть и в таком случае обыграть «косу», мол смерть с косой и какими-то там глазами (и здесь бы я предпочёл видеть не прямолобое «орлиные», а даже и «раскосые», но здесь уже хозяин – барин).
Тем меня и привлекли поэтические тексты Александра, что их шероховатости, какие-то мелкие неточности вначале не останавливают на себе особого внимания, потому что соседствуют со сносными, а то и хорошими строчками. Но это происходит лишь до той поры, пока общая масса неточностей и шероховатостей не достигает критической отметки.
Прежде, чем до неё добраться, приведу ещё несколько примеров, вызвавших мой интерес:
Этюд 17
На окошко слегка подышав,
Пальцем вместо карандаша
Нарисую знакомый овал.
Картинка знакомая. Почему только вместо карандаша? Кто-то рисует на окне карандашом? И здесь же:
Чтобы этот портрет наблюдал,
Как природа берёт интеграл –
От небес до холодной земли,
Как плывут облака-корабли…
Природа, берущая интеграл – великолепно! Кто забыл, что такое интеграл, найдите и почитайте, а я потом обязательно проверю. Мощнейший и неповторимый образ! По крайней мере, я его нигде больше не встречал.
От аккорда до звезды (Иоганн Себастьян Бах)
Органист –
не знаменит,
но не старый.
Утверждение, что молоко не козье, но не убежало, по-моему, куда логичней.
…Тихо так - и мотылёк,
как пропеллер,
Поскольку речь идёт, если не ошибаюсь, о восемнадцатом веке, то сравнение мотылька с пропеллером явно неуместно. Хотя сам стих, как раз, мне понравился.
Чёрный снайпер Печаль
Привожу текст полностью, потому что здесь спорных моментов становится уже больше.
Вам пришлось опустить
утром в урну букеты,
а вчера в них вовсю веселились огни.
У судьбы на пути
из стекла турникеты
но ни вправо, ни влево не пустят они.
По карнизу печаль
бродит чёрною кошкой.
То, что у судьбы на пути турникеты, знаю и по своему опыту, но никогда не обращал внимания, из чего они сделаны. Из стекла? Точно? Может автор хотел сказать, что турникеты, на первый взгляд, прозрачны, как стекло, но … в том-то и дело, что «как»!
И тут же сравнение печали с чёрной кошкой – блестяще! И на фоне этого сравнения уже не важно по карнизу чего ходит печаль. Наверное, судьбы.
Ей не нужен ни ключ, ни входной документ.
Мне не так уже жаль,
только душно немножко,
и подержанным фразам доверия нет.
Эта кошка прошла
через форточку-дверцу
так обыденно просто, как я в магазин,
цепкой лапой взяла
сразу точно за сердце,
чёрным снайпером
сделала
выстрел
один …
Хороший стих.
Правда, так же, как и стеклянные турникеты, мой разум смутила форточка-дверца, через которую кошка-печаль вошла (в душу?). И страстно меня терзает, чем конкретно стреляла кошка-печаль, с какой целью (если уже и так цепко схватила сердце лапой) и за какие боевые качества её назвали снайпером (если автор вообще имел в виду кошку, а не орудие), за точную стрельбу с нулевого расстояния, что ли?
Бенвенуто Челлини
Говорили: хулиган!
Даже: бестия,
в трёх старинных городах,
как в созвездии.
То в Болонье, то в Пизе,
то в Сиене спор:
гений, признанный везде,
но и наглый вор?
Я далеко не всегда обращаю внимание на правильность ударения, иногда для пользы дела можно пойти и против правил. Чего добился Александр, изменив ударение в коротком названии итальянского города, мне трудно постичь. Может он на что-то намекнул?
И тут же:
А характер-то взрывной –
от Везувия,
Хорошо! Образно!
Сложно, повторюсь, охватить даже солидной по размерам статьёй всё творчество одного автора, тем более, что автор – достаточно плодовитый. На это, правда, есть резонное возражение. Страница Александра открыта для посещений круглосуточно. Читайте и думайте!
А мы тем временем подошли к второй части повествования, той самой, в которой демонстрируется обещанная критическая масса.
Но прежде я выскажу гипотезу о причинах возникновения этой критической массы.
Дело в том, что свежий стихирский автор, успев освоиться, осмотреться на новом месте, приобрести какой-то круг общения, начинает открывать для себя совершенно невиданные вещи, с которыми он не был знаком либо из-за «зажатости» в привычной для него доселе мыслительной и эстетической среде, либо в силу других объективных обстоятельств. Разжимая тиски прошлых своих представлений о мире поэзии, обнаруживая совершенно новые (для него) причудливые формы, с лёгкостью теперь входя туда, куда ранее он только вползал, да и то наощупь, и, самое главное, замечая в себе не только тягу и стремление, но способность сказать новое и абсолютно не похоже на то, что делал когда-то.
Вращение в незнакомой да ещё такой стихийной творческой среде, как РНЛС, действительно даёт мощнейшую подпитку.
И проблема может возникнуть здесь только вот в чём: а достаточно ли у самого автора-неофита природных задатков, знаний и умений, чтобы должным образом переработать нахлынувшую со всех сторон информацию и довести зарождающийся в результате вдохновенных мечтаний и метаний материал до адекватного новым представлениям и ощущениям уровня?
Чтобы проверить, как все эти метаморфозы повлияли на нашего героя, обратимся к его недавним стихам.
Королева Любовь
Стихотворение о любви. Как же мы до сих пор могли пройти мимо такой темы. Да ни один поэт, да ни… Ну вот, пожалуйста, наслаждайтесь:
Замки руша и тихо беседуя,
нам в итоге станцует любовь,
электрическим током заведуя,
что по венам цепочкой костров.
Беспощадный поток электричества
смял страницы в неравной борьбе.
Вы танцуете, Ваше Величество?
Жаль, порою по чьей то судьбе ...
Я Вам снова принёс челобитную,
в километрах мои письмена,
Вы позволите в печь ненасытную
друг за другом бросать имена?
Ваша светлость! Я - против течения
и из принципа против руля.
Не хотите ли стать приключением
на планете с названьем Земля7
Может быть, к Вам прибуду с повинною,
чёрной ночью наткнусь на беду.
Не хотите ли стать гильотиною?
Вы танцуете? Я к Вам иду!
Рискуя заранее расколоть славное сообщество читателей на два непримиримых лагеря, заявлю, что подобного безграмотного и малопоэтического винегрета я не читал давно.
Споткнуться пришлось уже в самом начале:
Замки руша и тихо беседуя,
нам в итоге станцует любовь,
электрическим током заведуя,
что по венам цепочкой костров.
Как же сообразить, что здесь происходит?
Руша замки (возможно воздушные, но автору видней) и тихо беседуя (сама с собой?) любовь «нам» всё-таки станцует (это ж ещё надо умудриться крушить замки, но беседовать при этом тихо). Танцевать любовь, кстати, будет в итоге. Это, видать, в результате удачного разрушения замков образовалась авансцена, имя которой – итог. Что-то вроде чертога, возможно…
Экую картину намалевал чёртов критик! Здесь же поэзия, соображать надо, что «любовь станцует нам» – мол меж «нами» она… ну… например, вспыхнет. А почему в «итоге»? Да потому что до вспышки были проблемы, образно описанные в виде разрухи, чего непонятного-то? И то верно! Всё ясненько. Теперь уж не заблужусь в трёх соснах.
Итак, любовь вспыхнула и… но тут во мне, как на зло, вовсю начинает бунтовать электрик-интеллигент (сокращённо – элин), который, обложившись пудами спецлитературы, никак не может уразуметь, что электрический ток делает цепочкой костров?!
Это ж образно, тьфу ты - воскликнет автор.
А «элин» и образно не может уразуметь, что за цепочка по венам?
Пошли дальше? Погодим. Дело в том, что прелюбопытнейшая метафора у Кожейкина появляется далеко не случайно:
(Ещё одно слово, ещё одна строчка...}
Подкралась осторожно ночка,
ещё одно пропела слово,
ещё одна возникла строчка,
как искра для костра большого
Ещё одно стихотворенье,
ещё одна повисла нота
на провода, что в напряженьи
душе приносят ток заботы,
Ага! Вот вам и про костры, вот вам и про ток.
Давно, видать, покоя-то не даёт образ. Что ж, понимаю и одобряю. Художественные образы надо холить и лелеять, но холить и лелеять до состояния удобоваримого, а не того, где ток по венам цепочкой костров.
По счастливой случайности, у меня на столе последние месяца два лежит томик стихов Блока. И что вы думаете, по-тихоньку рассуждая над экстравагантной метафорой Кожейкина, читаю у него:
Лёгкий ветер повеял нам в очи…
Если можешь, костёр потуши!
Потуши в сумасшедшие ночи
Распылавшийся уголь души!
А-а-а!!! Это я вроде как в восторге захлебнувшись…
Но вернёмся лучше к нашему костру, хотя я не понимаю, чем он лучше.
Неужели сам автор не чувствует всю нелепость своего построения? Если ток по венам – навроде горячего потока крови - представить можно, то что там делает цепочка костров… Может партизаны размечают посадочную полосу, ожидая самолёта с Большой Земли, где самолёт – любовь, Большая Земля, скажем – судьба, а партизаны… ну… всякие там внутренние органы, отвечающие за чувства, что ли… Охренительная метафора, а?
Но самое страшное происходит потом.
Беспощадный поток электричества
смял страницы в неравной борьбе.
Оказывается, поток электричества в неравной борьбе смял страницы! Где, в венах? В борьбе с кем, с партизанами? Что за страницы? С вот этими самыми стихами? Правильно! Давно пора!
Я Вам снова принёс челобитную,
в километрах мои письмена,
Вы позволите в печь ненасытную
друг за другом бросать имена?
Это, по моему, самый комичный момент опуса. То ли лиргерой, то ли уже поэт приносит Любви челобитную (допустим, стихи, а если он человек не стеснительный, то возможно – эти самые стихи), да вот закавыка – письмена его – в километрах. Я предполагаю, что это вид лишая такой, хотя не исключаю, что и вошь тифозная, даром, что ли, письмена в печь надо бросать? Небось для прожарки…
После стольких приключений критику уже как-то не до ерунды и мелочей, вроде «Вашей светлости» (тогда как речь идёт о «королеве Любовь», то есть её Величестве), уже не важно, какую часть тела поэт называет «чёрной ночкой», чтобы ею наткнуться на беду и, думаю, он вполне имеет право спросить и себя, и автора, а точно ли он имел в виду под словом «гильотина» именно, то, чем она является? Может он хотел сказать «папильотка»?
Ну что сказать? Разошёлся! Ага, этим зловредным щелкопёрам дай только разгуляться…. И делов-то – всего один стих…
Один?!
(Ещё одно слово, ещё одна строчка...}
ещё один ОТТУДА вестник,
ещё один осколок мысли
и ждёшь, когда из горла брызнет
быть может кровь, а может, песня.
Ещё один кирпичик в стену,
а кто-то дальше дом построит,
ворвётся свежей кровью в вену
уже рождённого героя.
Пожалуйста, снова кровь, снова вены, и не просто кровь и вены, а кто-то, построив дом, этой кровью ворвётся в… а… может в Вену?
По-арабски - овал на овал
«здесь, как люстра, кустарник пылал,
только было горенье не жарким.
Отмотай киноленту назад,
прокрути, то что было однажды,
твои губы теперь не горят,
а в ту пору кричали, как в жажду.»
«К небу тянется шлейф сотен труб…»
« Разве то я нашёл, что искал?
От ушедшего лета похмелье?»
Вот так и узнаёшь любопытные вещи: что губы кричат, особенно в жажду, что сотни труб могут тянуться к небу шлейфом, что можно найти ОТ ушедшего лета похмелье (приблизительно, как от мёртвого осла уши).
В любви есть яд
«В любви ничтожно мало мышьяка
и медь оркестра, что звучит внутри.
До каждой клетки трепетно рукам,
но плохо на душе, чёрт побери!»
В стихотворении «Бабушке» змея со слабым ядом являлась поэту в виде печали, но любовь – совсем другое дело. В этом случае, видимо, учёные установили, что речь может идти о конкретном мышьяке, правда, в ничтожно малых количествах. Что ж, видимо, в утверждении есть резон, а то было бы непонятно, почему рукам трепетно до каждой клетки. А так всё без проблем разъясняется. Из-за малой дозы мышьяка.
Я жду всю жизнь ответного письма,
Но свет судьбы не высветит крыльцо,
и мыслей негустая бахрома
опять наложит краску на лицо ...
Голимую правду в стихах надо ценить особо. Негуста бахрома. Коротка кольчужка.
В любви есть яд - по миллиграмму в мёд,
но валит словно лошадь без подков.
Меж рёбер вновь втыкаю антидот,
но ... сердце где-то возле облаков.
Вот сижу и думаю, а как прокомментировать эти строки? А никак!
Потому что затосковал я на антидоте, воткнутом меж рёбер, по прежнему Кожейкину. Захотелось мне сорвать с него маску обновленца и заставить декламировать (а у него обязательно должен быть красивый баритон, не верю, что некрасивый) свои старые стихи. Про море, про бабушку, про снайперов… Так всё было славно, добро…
Но на такой пессимистической ноте заканчивать заметки – не наш метод!
Всё ж таки яркие поросли нового Кожейкина мне удалось узреть.
Геометрию судеб отвергну
.
Сумасшествие чувств прочертив иероглифом света
на шершавой стене почерневших от копоти будней,
дало снова надежду прочесть уходящее лето,
стать на время свободней и в смелых мечтах безрассудней.
И тогда геометрию судеб, что предначертанием грызли,
ожидая слияния символов из ниоткуда,
я отвергну, скрестив параллельные дерзкие мысли,
По сечению снов нарисую проекцию чуда.
Не всё хорошо, не всё гладко… а мне верится в лучшее:
Этюд 45
"Замыкает крут природа,
раздосадовав магистра"
(А. Батуров)
"Замыкает круг природа,
Раздосадовав Магистра",
век за веком, год за годом,
замыкает вальс регистром,
изменяя тон чуть ниже,
и, нисколько не волнуясь,
по моей покатой крыше
ходит осень, чуть ссутулясь.
А зима, хотя не в теле,
у Снегурки примет роды.
В парке ржавые метели,
а не золото природы.
Ангел, словно в день рожденья,
место дарит мне под солнцем,
девальвируя сомненья,
как под каблуком червонцы.
От зимы прошу поблажки
и по осени катаюсь,
словно зайчик медной пряжки,
в бледном солнце отражаюсь