Имя

1

А еще вчера ему казалось, будто зима кончилась. Он смотрел в окно и не верил своим глазам. Ведь совсем недавно из расплавленного тумана январских облаков шел дождь, и падающие капли прошивали чуть потускневший покров снега, оставляя в нем мириады отверстий. И небо проливалось очередями дождевых выстрелов на застывшую – также как и он – в недоумении, землю. А теперь в форточке слегка заунывно свистел ветер, прогоняя в выдернутом из темноты фонарями пространстве замерзшую водяную пыль. Новый снег пришел, чтобы укрыть измотанное невзначай наступившей оттепелью воспоминание о старом.
Уже больше года прошло с тех пор, как он отказался от очередного своего имени и своего пути. Отказался, потому что имя это оказалось не более чем пустым словом, лишь на миг промелькнувшим в бегущей строке утренних новостей, как раз где-то между авиакатастрофой на другом конце земного шара и бесконечными цифрами биржевых индексов. Отказался, потому что путь его, меж звездами и отблесками огней города, под прицелом и на острие той судьбы, которой, как ему казалось, он стал, – весь этот путь не стоил ни единого шага, пройденного им.
Он отказался от прошлого, так же, как и многие, в один прекрасный момент, решив, что у него еще осталось немного времени, чтобы начать все заново, и теперь лихорадочно пытался не затеряться в многоликом столпотворении таких же, как и он. Он будто стал мельчайшей крупицей снега, того самого, что сейчас летел, повинуясь бешеной воле внезапной метели. И этот снег склеивал, сковывал воедино оставшиеся разрозненные части его изодранной в клочья души, словно учившейся жить заново, без той ее составляющей, которая желала смерти других – просто так, за счастье.
Для него так и осталось загадкой, как он тогда выжил. Но, видимо, так было задумано кем-то знающим его гораздо больше, чем он. И он благодарил за то, что постепенно цепкие поначалу нити его памяти ослабевали и рвались. Благодарил, сам точно не зная кого.

2

– Неужели ты действительно думаешь, что от имени человека зависит его судьба? – откинувшись на спинку кресла, Айдемий отхлебнул из кружки с чаем и вновь поставил ее на край стоящего рядом стола.
Несколько предыдущих минут комната была наполнена молчанием, нарушаемым лишь тихой гитарной мелодией. Она доносилась из дальнего угла комнаты, где, сложив ноги по-турецки и неспешно перебирая струны, сидел Аффин. Рядом с ним, углубившись в свои записи, лежал на ковре Фремен, самый младший их присутствующих: на вид ему было около семнадцати. Он то ли что-то сочинял, то ли играл в одному ему понятную (потому что им же самим и придуманную) игру. Никто не знал, чем именно он увлечен, поскольку его записи не то чтобы понять – прочесть иной раз было невозможно – настолько его почерк был ужасен. Впрочем, ему это ни капли не мешало.
Четвертый из этой разношерстной компании, Умаган, стоял у окна, скрестив руки на груди, и смотрел на безумный танец снежинок в оранжевом конусе фонарного света: метель не прекращалась уже третий день. Внезапный вопрос Айдемия, прервавший наступившее молчание, был адресован именно ему.
– Ведь ты же сам прекрасно все знаешь, Айде. Каждый человек может изменять мир вокруг себя… хотя бы и начав с собственного имени. Да что там человек! У каждого предмета есть имя, и оно определяет его суть…
– То есть, – прервал его Фремен, – если ты назовешь снег за окном не снегом, а, скажем, дождем, то так и случится?
Сильный порыв ветра направил ворох капель прямо в окно, и они забарабанили по стеклу. Недоумение на миг снова обрело силу во взгляде Умагана. «А парнишка-то на лету схватывает!» – подумал он.
– Именно так, – сказал Умаган, и одной короткой мыслью вернул обратно снег.

3

Они часто собирались вечером, все четверо. Собирались, чтобы обсудить прошедший день, помечтать, поорать песни под аффиновскую гитару… Но в тот день в комнате были только трое.
– Зря вы все-таки рассказали ему, – выпалил Аффин сразу, как только вошел, – он же еще молод!
– Не скажи, Аффин. – Айдемий потянулся. – Ты вот, например, себя вспомни. Сколько тебе было, когда ты узнал о своей силе?
– Восемнадцать, но…
– Годом больше, годом меньше! Он бы все равно рано или поздно бы к этому… – Айдемий осекся.
– Пришел, – словно довершая мысль друга, сказал Умаган.
Звонок в дверь заставил их вздрогнуть. Дело даже не в том, что Умаган любил резкие сигналы и применял их в своем доме везде, где только можно, а в том, что ни один из них не ожидал этого звонка.
Озябший, промокший буквально насквозь, на пороге стоял Фремен.
– Ну проходи, – сказал Айдемий, когда Фремен предстал перед взглядами всех троих. – Где ж тебя носило?
– Я был… Я гулял.
– Нда, а эти трое уже вряд ли о том, что ты просто гулял, – голос Аффина приобрел язвительные нотки. Это нечасто бывало, но время от времени странная черта добродушного с виду Аффина прорывалась наружу. – Кстати, как их теперь зовут?
– Я не помню!
– Аффин, да отстань ты от него, – сказал Айдемий. – Он и так, по-моему, еще нескоро отойдет от случившегося.

4

Фремен изменился. Из недавнего жизнерадостного паренька он превратился в угрюмого одиночку. Все реже его можно было видеть в компании трех его друзей.
А все, в общем-то, свершилось как раз тогда, в тот вечер. Банальная вышла история… Подошли трое, попросили закурить, а Фремен лишь спросил, как их зовут. Те сдуру и ответили. Дальнейшее стало делом нескольких секунд, потока мысли и трех сказанных навскидку слов.
После этого практически с любым, кто, даже нечаянно, обижал его, начинали твориться необъяснимые события. Сначала – мелочи, навроде внезапно возникшей лужи под ногами или порыва ветра, сносящего с ног посреди ясного безветрия.
А потом начались грозы. Выпуски местных новостей наперебой говорили о странной погодной аномалии – невесть откуда возникшем посреди зимы грозовом фронте. Но только трое человек знали, что причиной тому явился семнадцатилетний паренек, которому больше всего из погодных явлений нравились именно молнии.

5

Они стояли посреди улицы – Фремен в центре, а трое друзей по разные стороны от него. Не сговариваясь, они образовали собой равносторонний треугольник.
– Меня зовут Фремен, – сказал он, и молния ударила вслед его словам, повинуясь его мысли. – Свободный! Я волен делать все, что захочу!
– Остановись! – даже шум грозы не мог заглушить внезапно окрепший голос Аффина.
– Ты не сможешь мне помешать! Никто не сможет!
Еще одна молния сорвалась с темного навеса дождевых туч. Вот только грома не было.
– Хватит громыхать, Фремен. И без тебя уже голова… – Айдемий опять был прерван на середине фразы.
Ослепительная вспышка сорвалась с правой руки Фремена.
– Ты пытаешься нам навредить, – Умаган повел рукой и поймал разряд на открытую ладонь, – а ведь это всего лишь нить, которой ты связываешь нас вместе все сильнее, – сияние померкло, между ними теперь тянулась тонкая полоса белого шелка, – Тебя, – нить обвилась вокруг руки Фремена, – Меня, – узелок образовался и вокруг руки Умагана, – Всех нас, – еще два оборота нити соединили руки Аффина и Айдемия.
– Да, я понимаю, что сила опьяняет, – сказал Аффин, – я сам был такой, когда только-только узнал о своих возможностях. Вот только вовремя сумел остановиться. А что касается Умагана, – он взглянул на своего друга. Тот кивнул, – Не вспомнишь ли ты, что было чуть больше года назад?
– Ридберг?! – на лице парня в одно мгновение пробежали несколько эмоций: от удивления до обреченности.
Он никак не ожидал увидеть перед собой человека, образ которого столь глубоко засел в душе Фремена. В тот же момент дождь прекратился. Даже небо, казалось, притихло, услышав это имя.
– Да, он самый. Эдвин Ллойд Артур Ридберг, если будет угодно полностью…
На мгновение на месте Умагана промелькнул странный человек, одетый в кожаную куртку. Из кармана куртки торчал пистолет. Появился – и тут же исчез.
– Я стал известным в одночасье. Всему миру. Всем людям. Новости сделали свое дело. А те, кто был со мной рядом и остался в живых, содрогнулись, увидев, что я натворил. Немногие останавливаются, но мне почему-то удалось. И я получил второй шанс. Пойми одну вещь, Фремен. Силу, которой ты обладаешь, нельзя применять во вред – иначе она обернется против тебя самого. Меня звали Ридберг… Вот только я уже давно отказался от этого имени. Как видишь, меня это и спасло.
– Ты ведь тоже ощутил… – сказал Айдемий. – Поэтому и пришел к нам. А теперь мы пришли к тебе.
Капли на лице Фремена стали слезами…

3 февраля 2008