Желязны

Девять принцев Эмбера


       1




       После целой вечности ожидания, кажется, что-то стало проясняться.
       Я попытался пошевелить пальцами ног, и мне это удалось. Я лежал,
распластавшись, в больничной постели. Обе мои ноги были в гипсе, но все-таки
это были мои ноги.
       Я изо всех сил зажмурился, потом открыл глаза – и так три раза.
Комната постепенно перестала вращаться передо мной и вокруг меня.
       Но где это, черт побери, я находился?
       Постепенно туман, застилавший мой мозг, начал рассеиваться, и я кое-что
припомнил. Я вспомнил долгие темные ночи, санитарок и уколы. Каждый раз, как
только я начинал приходить в сознание, меня тут же кололи из шприца какой-то
гадостью. Так это все и было. Да. Именно так. Но сейчас я чувствовал себя
вполне прилично. По крайней мере, наполовину. И им придется прекратить их
лечение.
       Придется ли?
       Может быть, и нет, внезапно пришло мне на ум.
       Естественный скептицизм относительно чистоты человеческих намерений
прочно укоренился в моем мозгу. Да меня просто перекололи наркотиками,
внезапно сообразил я. По моим ощущениям, никакой особой причины и
необходимости в этом не было и не могло быть, но уж если они начали, то с
какой стати им останавливаться именно сейчас? Ведь наверняка за это им было
заплачено. Значит, действуй хладнокровно и сделай вид, что ты еще в дурмане,
подсказал мой внутренний голос – моя вторая половина, самая худшая, но и
более мудрая.
       Я последовал его совету.
       Санитарка осторожно заглянула в палату примерно десятью минутами позже,
и, конечно, я все еще храпел. Дверь тихо закрылась. К этому времени я
восстановил кое-что из того, что произошло.
       Я смутно припоминал, что побывал в каком-то происшествии. Что произошло
потом – было как в тумане, ну, а о том, что было до этого, я вообще не имел
ни малейшего представления. Но сперва меня отвезли в обычный госпиталь, а
потом перевели сюда, это я помнил. Почему? Этого я не знал.
       Одако ноги мои были в полном порядке, это я чувствовал. По крайней
мере, ходить я мог вполне, хотя и не помнил точно, сколько времени прошло с
тех пор, как я их сломал, а то, что у меня было два перелома – это я
помнил. Голова у меня несколько кружилась, но вскоре это прошло и я
поднялся, держась за железный прут изголовья кровати, и сделал свой первый
шаг.
       Полный порядок – ноги меня держали. Итак, теоретически, я был вполне
способен уйти отсюда.
       Я вновь добрался до кровати, улегся поудобнее и стал думать. Меня
зазнобило, на теле выступил пот. Во рту отчетливо чувствовался вкус сладкого
пудинга. В здании пахло гнилью.
       Да, я попал в автомобильное происшествие, да еще какое...
       Затем открылась дверь, впустив в комнату струю сильного электрического
света из коридора, и сквозь щели век я увидел сестру со шприцем в руках. Она
подошла к постели – широкобедрая бабища, темноволосая и с толстыми руками.
       Как только она приблизилась, я сел.
       – Добрый вечер, – сказал я.
       – Добрый вечер, – ответила она.
       – Когда я выписываюсь отсюда?
       – Это надо узнать у доктора.
       – Узнайте, – сказал я.
       – Пожалуйста, закатайте рукав.
       – Нет, благодарю вас.
       – Но мне надо сделать вам укол.
       – Нет, не надо. Мне он не нужен.
       – Боюсь, что доктору виднее.
       – Вот и пригласите его сюда, и пусть он сам это скажет. А тем временем
я не позволю делать себе никаких уколов.
       – И все же боюсь, что тут ничего нельзя сделать. У меня точные
сведения.
       – Они были и у Эйхмана, а поглядите, что с ним сделали, – и я
медленно покачал головой.
       – Ах, вот как. Учтите, что мне придется доложить об этом... этом...
       – Обязательно доложите и, кстати, во время своего доклада не забудьте
сказать, что я решил выписаться отсюда завтра утром.
       – Это невозможно. Вы не можете даже стоять на ногах, а что касается
внутренних повреждений и кровоизлияний...
       – Посмотрим, – сказал я. – Спокойной ночи.
       Она исчезла из комнаты, не удосужившись ответить. Я вновь улегся
поудобней и задумался.
       Похоже было, что я нахожусь в частной клинике, а это означало, что
кто-то должен был оплачивать счет, причем немалый. Но кто? Кого я знал? Я не
мог вспомнить ни одного своего родственника или друга. Что из этого
следовало? Что меня упрятали сюда враги? Я стал думать дальше. Ничего. И
никого, кто мог бы поместить меня сюда.
       Мой автомобиль упал с небольшого утеса, прямо в озеро, внезапно
вспомнил я. И это было все, что я помнил. Я... Я весь напрягся и меня вновь
прошиб пот. Я не знал, КТО Я ТАКОЙ.
       И чтобы хоть чем-нибудь занять себя, я уселся на постели и принялся
разбинтовывать повязки. Под ними все вроде было в порядке, да к тому же меня
не оставляло чувство, что я все делаю правильно. Я сломал гипс на правой
ноге, используя как рычаг железный прут, который выломал в изголовье
кровати. У меня внезапно возникло такое чувство, что мне надо убраться
отсюда как можно скорее, и что мне обязательно надо сделать что-то очень
важное. Я несколько раз согнул и разогнул правую ногу. Полный порядок. Я
разбил гипс на левой ноге, поднялся и пошел к стенному шкафу.
       Моей одежды там не было. Затем я услышал шаги. Я вернулся на кровать и
как можно более тщательно накрыл себя бинтами и разломанным гипсом. Дверь
снова открылась. Затем комната ярко осветилась и у самого входа, у
выключателя, я увидел здоровенного детину в белом халате.
       – Мне сказали, что вы тут грубо отказываетесь подчиняться нашей
санитарке, – сказал он, и здесь уж было не притвориться, что я сплю. – Как
это понять?
       – Не знаю, – ответил я. – Как?
       Это его обеспокоило на секунду-другую, затем, нахмурившись, он
продолжал:
       – Сейчас время вашего вечернего укола.
       – Вы врач?
       – Нет, но мне велено сделать вам укол, а для этого у меня хватит
специальной медицинской подготовки.
       – А я отказываюсь от укола и имею на это полное юридическое право. В
конце концов, какое вам дело?
       – Я сделаю вам укол, – он приблизился ко мне с левой стороны кровати.
В руке его появился шприц, который до этого он тщательно скрывал.
       Это был очень некрасивый, грязный удар дюйма на 4 ниже пояса, если я не
ошибаюсь, после которого он очнулся перед кроватью на коленях.
       – ... ..., – сказал он спустя некоторое время.
       – Еще раз подойдете ко мне, – сказал я, – и пеняйте на себя.
       – Ничего, мы умеем обращаться и с такими пациентами, – с трудом
выдавил он из себя.
       Тогда я понял, что наступило время действовать.
       – Где моя одежда? – спросил я.
       – ... ..., – повторил он.
       – В таком случае мне придется позаимствовать вашу. Дайте ее сюда.
       Его ругань в третий раз уже начала утомлять меня, так что пришлось
накинуть на него простыню и оглушить железным прутом по голове. Примерно
через две минуты я был одет во все белое – цвет Моби Дика и ванильного
мороженого. Какое уродство! Я запихал его в стенной шкаф и выглянул через
зарешеченное окно. Я увидел старую луну с молодым месяцем на руках, качающую
его над верхушками тополей. Трава серебрилась и переливалась тонким светом.
Ночь слабо спорила с солнцем. Ничто не подсказывало мне, где именно я
находился. Комната моя, тем не менее, находилась на третьем этаже здания, и
слева от меня, внизу, освещенный квадрат окна говорил о том, что на первом
этаже тоже кто-то не спал.
       Так что я вышел из комнаты и осмотрел коридор. Слева он заканчивался
глухой стеной с зарешеченным окном, и по обе стороны располагались четыре
двери, две на каждой. Скорее всего эти двери вели в такие же палаты, как и
моя. Я подошел к окну, но не увидел ничего нового: те же деревья, та же
земля, та же ночь. Я повернулся и направился в другую сторону. Двери, двери,
двери – без единой полоски света под ними, и единственный звук – шлепанье
моих ног, да и то только потому, что позаимствованная обувь оказалась
слишком велика.
       Часы моего вышибалы показывали 5 часов 44 минуты. Металлический прут я
заткнул за пояс под белым халатом, и он очень неудобно бил меня во время
ходьбы по бедру. На потолке коридора примерно через каждые 20 футов горела
лампа дневного света. Добравшись до первого этажа, я свернул направо и пошел
по коридору, высматривая дверь с выбивающейся из-под нее полоской света.
Дверь эта оказалась самой последней по коридору, и я был так невежлив, что
вошел в нее не постучавшись.
       За большим полированным столом, наклонившись над одним из ящиков, сидел
человек в роскошном халате. На палату эта комната чтото не походила.
       Он поднял голову, и глаза его загорелись, а губы раздвинулись на
секунду, как будто он хотел закричать, но удержался, увидев выражение на
моем лице. Он быстро встал. Я закрыл за собой дверь, подошел ближе и сказал:
       – С добрым утром. Боюсь, у вас будут крупные неприятности.
       Люди, по-видимому, никогда не излечатся от любопытства по поводу
неприятностей, потому что те 3 секунды, которые потребовались мне, чтобы
пересечь комнату, он спросил:
       – Что вы хотите этим сказать?
       – Я хочу сказать, что собираюсь подать на вас в суд за то, что вы
держали меня взаперти, а также за издевательство и незаконное употребление
наркотиков. В настоящий момент у меня как раз начался тот период, когда мне
необходом укол морфия, а поэтому я за себя не отвечаю и могу начать
бросаться на людей и ...
       – Убирайтесь отсюда, – выпрямился он.
       Я увидел на его столе пачку сигарет. Закурив, я сказал:
       – А теперь сядьте и заткнитесь. Нам надо кое-что обсудить.
       Сесть он сел, но не заткнулся.
       – Вы нарушаете сразу несколько правил.
       – Вот пусть суд и разберется в том, кто что нарушает. А теперь мне
нужна одежда и личные вещи. Я выписываюсь.
       – Вы не в том состоянии...
       – Вас не спросили. Гоните мои вещи, или я действительно обращусь в
суд.
       Он потянулся к кнопке звонка на столе, но я откинул его руку в сторону,
повторив:
       – Мои вещи. А это вам следовало сделать раньше, когда я только вошел.
Сейчас слишком поздно.
       – Мистер Кори, вы были очень тяжелым па...
       Кори? Я перебил его:
       – Сам я сюда не ложился, но будьте уверены, выписаться отсюда я
выпишусь. И причем сейчас. Так что вы не задерживайте меня.
       – Совершенно очевидно, что вы сейчас находитесь не в том состоянии,
чтобы оставить стены этой клиники. Я не могу допустить этого. Сейчас я
вызову санитара, чтобы он помог вам добраться обратно в палату и уложил бы
вас в постель.
       – Не советую. В противном случае вы на себе испытаете, в каком я
сейчас состоянии. А теперь ответьте мне на несколько вопросов. Во-первых,
кто поместил меня сюда и кто платит за всю эту роскошь?
       – Ну, хорошо, – он вздохнул и его маленькие усики печально опустились
долу. Он открыл ящик стола, сунул туда руку, и я насторожился.
       Мне удалось выбить пистолет еще до того, как он отпустил
предохранитель. Очень изящный Кольт .32. Подобрав пистолет с крышки стола, я
сам снял его с предохранителя и направил в сторону доктора.
       – Отвечайте. По-видимому, вы считаете, что я опасен. Вы можете
оказаться правы.
       Он слабо улыбнулся и тоже закурил – явный просчет с его стороны, если
он желал выглядеть уверенным. Руки у него здорово тряслись.
       – Ну ладно, Кори. Если это вас успокоит, то поместила вас сюда ваша
сестра.
       – ??? – подумал я.
       – Какая сестра?
       – Эвелина.
       И это имя мне ничего не говорило.
       – Странно, я не видел Эвелину много лет, – сказал я. – Она даже не
знала, что я живу в этих местах.
       – И тем не менее... – он пожал плечами.
       – А где она живет сейчас? Я хотел бы навестить ее, – сказал я.
       – У меня нет при себе ее адреса.
       – В таком случае узнайте его.
       Он поднялся, подошел к полке с картотекой, прочитал все , что было там
написано.
       Миссис Эвелина Флаумель...
       Адрес в Нью-Йорке тоже был мне незнаком, но я его запомнил. Судя по
карточке, меня звали Карл Кори. Прекрасно. Чем больше данных, тем лучше.
       Я засунул пистолет за пояс, рядом с прутом, естественно, поставив его
вновь на предохранитель.
       – Ну, ладно. Где моя одежда и сколько вы мне заплатите?
       – Вся ваша одежда пропала при катастрофе, и я все же должен сообщить
вам, что у вас были переломы обоих ног, причем на левой ноге было два
перелома. Честно говоря, я просто не понимаю, как вы можете стоять. Прошло
всего две недели...
       – Я всегда поправляюсь быстро. А теперь поговорим о деньгах.
       – Каких деньгах?
       – Которые вы заплатите мне без суда за незаконное содержание в
клинике, злоупотребление наркотиками и так далее.
       – Не будьте смешным.
       – Кто из нас смешон? Я согласен на тысячу долларов наличными, только
сейчас.
       – Я не намерен даже обсуждать этот вопрос.
       – А я все-таки советую вам подумать, ведь что там ни говори, посудите
сами, что будут говорить о вашей клинике, если только я не промолчу. А я ,
вне всякого сомнения, обращусь в медицинское общество, газеты ...
       – Шантаж, и я на него не поддамся.
       – Заплатите вы мне сейчас или потом, после решения суда, мне все
равно. Но если вы заплатите сейчас, это обойдется значительно дешевле.
       Если он согласится, то тогда я буду твердо знать, что все мои догадки
были верны и вся эта история достаточно грязна.
       Он уставился на меня и молчал довольно долго.
       – У меня нет при себе тысячи, – в конце концов сказал он.
       – В таком случае назовите цифру сами, – предложил я.
       После еще одной паузы он выдавил из себя:
       – Это вымогательство.
       – Ну, какие между нами могут быть счеты. Валяйте. Сколько?
       – В моем сейфе есть долларов пятьсот.
       – Доставайте.
       Тщательно осмотрев свой маленький стенной сейф, он сообщил мне, что там
всего лишь 430 долларов, а так как мне не хотелось оставлять отпечатков
пальцев, пришлось поверить ему на слово. Я забрал купюры и засунул их во
внутренний карман.
       – Где у вас тут ближайшая компания такси?
       Он назвал место, и я проверил по телефонному справочнику, заодно
уточнив, где я нахожусь.
       Я заставил его набрать номер и вызвать мне такси, во-первых, потому,
что не хотел показать ему, в каком состоянии моя память. Одна из повязок,
которые я так тщательно удалил, была вокруг моей головы.
       Когда он вызвал мне машину, я услышал и название клиники.
       Частный госпиталь в Гринвуде.
       Я затушил сигарету, вытащил из пачки другую и снял со своих ног
примерно двухсотфунтовую тяжесть, сев в удобное коричневое кресло рядом с
книжным шкафом.
       – Подождем здесь, и вы проводите меня до выхода, – сказал я.
       От него я больше так и не услышал ни слова.



       2




       Было часов восемь утра, когда шофер такси высадил меня на каком-то углу
ближайшего города. Я расплатился и минут двадцать шел пешком. Затем я зашел
в закусочную, устроился за столиком и заказал себе сок, пару яиц, тост,
бекон и три чашки кофе. Бекон был слишком жирный.
       Понаслаждавшись завтраком примерно час, я вышел из закусочной, дошел до
магазина одежды и прождал там до девяти тридцати – времени открытия.
       Я купил себе пару брюк, три рубашки спортивного кроя, нижнее белье и
ботинки. Я также выбрал себе носовой платок, бумажник и расческу.
       Затем я разыскал Гринвудскую автобусную станцию и купил себе билет до
Нью-Йорка. Никто не попытался меня остановить. Никто, вроде бы, за мной не
следил.
       Сидя у окна, глядя на осенний пейзаж с быстро мчащимися по небу
облачками, я попытался собрать воедино все, что знал о себе и о том, что со
мной произошло.
       Я был помещен в Гринвуд как Карл Кори моей сестрой Эвелиной Флаумель.
Это произошло после автомобильной катастрофы, примерно двумя неделями
раньше, при которой у меня были переломаны ноги, чего я сейчас не
чувствовал. Я не помнил никакой сестры Эвелины. Персонал Гринвуда, очевидно,
получил инструкции держать меня в постели и в беспомощном состоянии, по
крайней мере, доктор был явно испуган, когда я пригрозил ему судом. Ну, что
ж. Значит, кто-то по какой-то причине боялся меня. Так и придется себя
держать.
       Я вновь стал вспоминать о том, как произошла автомобильная катастрофа,
и додумался до того, что у меня разболелась голова. И все же происшествие
это отнюдь не было простой случайностью.
       Я был в этом твердо убежден, хотя и не знал, почему. Ну, что ж, я
выясню и это, и тогда кому-то не поздоровится. Очень, очень не поздоровится.
Ненависть, сильная ненависть горячей волной обдала мне грудь. Кто бы ни
пытался повредить мне, использовать меня, знал, на что он шел, и делал это
на свой страх и риск, так что теперь ему не на что будет жаловаться, кто бы
он ни был. Я почувствовал в себе сильное желание убить, уничтожить этого
человека, и я внезапно понял, что эти ощущения не в новинку мне, и что в
прошлой жизни своей я именно так и поступал. И причем не один раз.
       Я уставился в окно, глядя на мертвые опадающие листья.
       Добравшись до Нью-Йорка, я первым делом отправился в парикмахерскую
побриться и подстричься, затем отправился в туалетную комнату и переодел
рубашку – терпеть не могу, когда шею щекочут срезанные волосы. Пистолет
Кольт .32, принадлежавший неизвестному индивиду в Гринвуде, лежал в правом
кармане моей куртки. Правда, если бы Гринвуд или моя сестра обратились в
полицию с просьбой разыскать меня, да еще что-нибудь при этом приврали, то
незаконное ношение оружия вряд ли сослужило бы мне пользу, но я все же
решил, что так спокойнее. Сначала меня все же надо было найти, и я не знал,
как будут разворачиваться события. Я быстро перекусил в ближайшем кафе,
потом в течении часа ездил на метро и автобусах, соскакивая на самых
неожиданных станциях, затем взял такси и назвал адрес Эвелины, якобы моей
сестры, которая смогла бы освежить мою память. Проезжая по улицам города до
Вестчестера, я обдумал план дальнейших действий и свое поведение при
встрече.
       И когда в ответ на мой стук дверь старинного большого дома отворилась
практически сразу, я уже знал, что буду говорить.
       Я все тщательно обдумал, еще когда шел по извилистой аллее-под'езду к
дому – мимо дубов-великанов и ярких осин, а ветер холодил мою только что
подстриженную шею под поднятым воротником куртки. Запах тоника от моих волос
смешивался с густым запахом плюща, обвивавшего стены этого старого
кирпичного здания. Ничего не было мне знакомо и вряд ли я когда-либо был
здесь раньше. Я постучал, и мне ответило эхо.
       Затем я засунул руки в карманы и стал ждать.
       Когда дверь отворилась, я улыбнулся и кивнул плоскогрудой служанке с
большим количеством родинок на лице и пуэрториканским акцентом.
       – Да? – сказала она.
       – Я бы хотел повидать миссис Эвелину Флаумель.
       – Как прикажете доложить?
       – Ее брат Карл.
       – О, входите, пожалуйста, – сказала она мне.
       Я вошел в прихожую, пол которой был выстлан мозаикой из бежевых и
розовых крохотных плиток, а стены были целиком из красного дерева. Освещала
прихожую серебряная с эмалью люстра, вся в хрустальных рожках. Девушка
удалилась, и я стал осматриваться, пытаясь увидеть хоть что-нибудь знакомое.
       Ничего. Тогда я стал просто ждать. Наконец служанка вернулась,
улыбнулась, кивнула и изрекла:
       – Идите за мной, пожалуйста. Она примет вас в библиотеке.
       Я пошел за ней; три лестничных пролета вверх, а затем по коридору мимо
двух закрытых дверей. Третья дверь слева была открыта и служанка
остановилась, приглашая меня войти. Я вошел, потом остановился на пороге.
       Как и в любой другой библиотеке, повсюду здесь были книги. На стенах
висели три картины – два пейзажа и одна марина.
       Пол был застлан тяжелым зеленым ковром. Рядом с большим столом стоял
такой же большой глобус, с поверхности которого на меня смотрела Африка.
       Позади стола и глобуса во всю стену протянулось окно со стеклом, по
меньшей мере, восьмисантиметровой толщины. Но остановился я на пороге не
потому.
       На женщине, сидевшей за столом, было платье цвета морской волны с
глубоким вырезом спереди, у нее были длинные волосы в локонах, по цвету
напоминающие нечто среднее между закатными облаками и пламенем свечи в
темной комнате, а ее глаза, я это чувствовал, знал, за большими очками, в
которых она, по-моему, не нуждалась, светились такой голубизной, как озеро
Эри в три часа пополудни ясным летним днем, цвет же ее сжатых коралловых губ
удивительно гармонировал с волосами. Но все же остановился я на пороге не
поэтому.
       Я знал ее, эту женщину, знал, но абсолютно не помнил, кто она такая. Я
вошел в комнату, тоже слегка сжав губы в улыбке.
       – Привет, – сказал я.
       – Садись, – она указала рукой на стул с высокой спинкой, в котором
можно было удобно развалиться.
       Я сел, и она принялась внимательно изучать меня.
       – Хорошо, что с тобой все в порядке. Я рада тебя видеть.
       – Я тоже. Как поживаешь?
       – Спасибо, хорошо. Должна сознаться, что я не ожидала увидеть тебя
здесь.
       – Знаю, – чуть иронически ответил я, – но я здесь, чтобы
поблагодарить тебя за сестринскую заботу и ласку.
       С иронией я говорил специально, чтобы посмотреть на ее реакцию. В это
время в комнату вошла гигантская собака – ирландский волкодав – который
дошел до самого стола и плюхнулся рядом.
       – Вот именно, – ответила она с той же иронией, – это самое малое,
что я могла для тебя сделать. В следующий раз будь за рулем осторожнее.
       – Обещаю тебе, что в будущем я буду применять все меры
предосторожности.
       Я понятия не имел, в какие игры мы играем, но так как и она не знала,
что я этого не знаю, я решил выудить из нее все, что только возможно.
       – Я подумал, что тебе будет небезынтересно, в каком я сейчас
состоянии, поэтому я и пришел.
       – Да, – ответила она. – Ты что-нибудь ел?
       – Позавтракал часа два тому назад.
       Она позвонила своей служанке и приказала накрыть стол. Затем осторожно
обратилась ко мне.
       – Я так и думала, что ты сам выберешься из Гринвуда, когда
поправишься. Правда, я не ожидала, что это будет так скоро и что ты явишься
сюда.
       – Знаю, – ответил я. – Потому-то я и пришел.
       Она предложила мне сигарету и я вежливо сначала дал прикурить ей, потом
закурил сам.
       – Ты всегда вел себя неожиданно, – сказала она после несколько
затянувшейся паузы, – Правда, в прошлом тебе это помогало, но не думаю, что
ты что-нибудь выиграешь сейчас.
       – Что ты хочешь этим сказать? – спросил я.
       – Ставка слишком велика для блефа, а мне кажется, что ты именно
блефуешь, явившись ко мне вот так запросто. Я всегда восхищалась твоей
смелостью, Корвин, но не будь дураком. Ты ведь знаешь, как обстоит дело.
       КОРВИН? Запомним это наряду с "Кори".
       – А может быть, не знаю, – ответил я. – Ведь на некоторое время я
был выключен из игры, верно?
       – Ты хочешь сказать, что ни с кем не связался?
       – Просто еще не успел.
       Она наклонила голову в сторону, и ее удивительные глаза сузились.
       – Странно, но возможно. Не верится, но возможно. Может быть, ты и не
врешь. Может быть. И я попробую тебе поверить сейчас. И если ты
действительно не врешь, то ты поступил очень умно, и к тому же обезопасил
себя. Дай мне подумать.
       Я затянулся сигаретой, надеясь, что она скажет еще что-нибудь. Но она
молчала, а я думал о своем участии в этой игре, в которой я ничего не
понимал, с игроками, которые были мне неизвестны, и о ставках, о которых я
не имел никакого понятия.
       – Одно то, что я пришел сюда, уже говорит кое о чем, – сказал я.
       – Да, знаю. Но ты слишком умен, поэтому говорить это может слишком о
многом. Подождем. Тогда будет видно.
       Подождем чего? Увидим что? Галлюцинацию?
       К этому времени нам принесли бифштексы и кувшин пива, так что на
некоторое время я был избавлен от необходимости делать загадочные замечания
и тонко намекать на то, о чем не имел никакого понятия. Бифштекс был
прекрасный – розовый внутри, сочный, и я смачно захрустел своим поджаренным
хлебом, запивая всю эту роскошь большим количеством пива. Она засмеялась,
глядя, с какой жадностью я поглощаю пищу, нарезая свой бифштекс маленькими
ломтиками.
       – Что мне в тебе нравится, так это жажда жизни, Корвин. И это – одна
из причин, по которой мне так не хотелось бы, чтобы ты с ней расстался.
       – Мне тоже, – пробормотал я.
       И пока я ел, я представлял себе ее. Я увидел ее в платье с большим
вырезом на груди, зеленом, как может зеленеть только море, с пышной юбкой.
Звучала музыка, все танцевали, позади нас слышались голоса. Моя одежда была
двух цветов – черная и серебряная, и ... Видение исчезло, но то, что я
сейчас вспомнил, было правдой, и про себя я выругался, что понимаю только
часть правды. Я налил из кувшина еще пива и решил испробовать на ней свое
видение.
       – Я вспомнил одну ночь, когда ты была вся в зеленом, а я носил свои
цвета. Как все тогда казалось прекрасно, и музыка...
       На лице ее появилось мечтательное выражение, щеки порозовели.
       – Да, какие прекрасные были тогда времена ... Скажи, ты действительно
еще ни с кем не связался?
       – Честное слово, – сказал я, что бы это ни значило.
       – Все стало значительно хуже, и в Тени сейчас больше ужасов, чем даже
можно себе представить...
       – И?... – спросил я.
       – Он все в тех же заботах, – закончила она.
       – О.
       – Да, и ему хотелось бы знать, что ты намереваешься делать.
       – Ничего.
       – Ты хочешь сказать?...
       – По крайней мере, сейчас, – поспешно сказал я, потому что глаза ее
слишком уж широко открылись от изумления, – до тех пор, пока точно не буду
знать, в каком положении находятся сейчас дела.
       – А-а.
       И мы доели наши бифштексы и допили пиво, а кости отдали собакам. Второй
ирландский волкодав вошел в комнату незадолго до этого и тоже улегся у
стола. Потом мы пили кофе маленькими глоточками, и я почувствовал по
отношению к ней самые настоящие братские чувства, которые однако быстро
подавил.
       – А как дела у других? – наконец спросил я.
       Ведь такой вопрос ни к чему меня не обязывал, а звучал он достаточно
безопасно.
       На минуту я испугался, что сейчас она спросит меня, кого я имею в виду.
Но она просто откинулась на спинку стула, подняла глаза к потолку и сказала:
       – Как всегда, пока ничего нового не слышно. Возможно, ты поступил
мудрее всех. Мне самой здесь так хорошо. Но как можно забыть все... величие?
       Я опустил глаза долу, потому что не был уверен в их выражении, и
сказал:
       – Нельзя. Просто невозможно.
       Засим последовало долгое и неуютное для меня молчание, которое она
нарушила.
       – Ты ненавидишь меня?
       – Что за ерунда, – ответил я. – Ведь что там ни говори, как я могу
тебя ненавидеть?
       Это, казалось, пришлось ей по душе, и она обрадованно обнажила в улыбке
свой белозубый рот.
       – Хорошо. И спасибо тебе большое. Кем бы ты ни был, но ты настоящий
джентльмен.
       Я поклонился и расшаркался.
       – Ты вскружишь мне голову.
       – Ну, что ты там ни говори, а это навряд ли.
       И я почувствовал себя неуютно. Моя ненависть и ярость вновь пробудились
во мне, и я подумал, знает ли она, против кого они могут быть направлены. Я
почувствовал, что знает. Я с трудом удержался от желания спросить ее об этом
в лоб.
       – Что ты думаешь делать? – спросила она в конце концов, и мне ничего
не оставалось делать, как туманно ответить:
       – Ну, конечно, ты ведь мне не веришь...
       – Как мы можем тебе верить?
       Я решил запомнить это "мы".
       – Вот видишь. Так что в настоящее время я просто воспользуюсь твоим
покровительством. Я буду только рад жить здесь, где тебе не составит
никакого труда не выпускать меня из виду.
       – А дальше?
       – Дальше? Там видно будет.
       В нашей беседе наступила давольно-таки длинная пауза. Она не выдержала
ее первой и сказала:
       – Умно. Очень умно, и ты ставишь меня в неловкое положение.
       < Честно говоря, мне больше некуда было идти, а на деньги, которые я
выудил у доктора, долго не проживешь.>
       – Да, ты, конечно, можешь остаться, но я хочу предупредить тебя, –
тут она поиграла каким-то брелком, висевшим на цепочке на ее шее, – что это
– ультразвуковой свисток, специально для собак. У Доннера и Блитцера четыре
брата, каждый из них великолепно выдрессирован, и все они сбегаются на мой
свисток. Так что поостерегись появляться там, где твое присутствие
нежелательно. Если они нападут все вместе, то даже ты не выстоишь долго
против такой атаки. В Ирландии и волков-то не осталось после того, как там
завели эту породу собак.
       – Знаю, – механически ответил я, и тут же понял, что я действительно
это знаю.
       – Да, – продолжала она. – Эрик будет доволен, что ты – мой гость.
Это вынудит его оставить тебя в покое, а ведь ты именно этого и хочешь, "
Несе-па "?
       – " Уи, мадам ", – ответил я.
       Э р и к ! Это что-то значило! Я знал Эрика, и почему-то это было очень
важно, что я знал его. Правда, это было давно. Но Эрик, которого я знал, все
еще был для меня очень важен. Почему?
       Я ненавидел его, и это была одна из причин. Ненавидел его настолько,
что даже мысль о том, что я могу его убить, была мне не в диковинку.
Возможно, что когда-то я даже пытался это сделать.
       И между нами существовала какая-то связь, это я тоже знал. Родственная?
       Да, да. Именно это. Причем ни мне, ни ему не нравилось, что мы ...
братья. Я помнил... помнил...
       Большой, сильный Эрик – с его влажной, кудрявой бородой и глазами –
такими же, как у Эвелины! На меня нахлынула новая волна воспоминаний, в
висках отчаянно пульсировало, лоб покрылся испариной. Но ничего не
отразилось на моем лице, и я медленно затянулся сигаретой и прихлебнул пиво,
одновременно сообразив, что Эвелина действительно была моей сестрой! Только
звали ее не Эвелиной – это было точно. Что ж, придется вести себя еще
осторожней, – решил я. – В конце концов, не так уж трудно вообще не
называть ее по имени до тех пор, пока я не вспомню. А что же я сам? И что,
наконец, все это значит? Эрик, внезапно ощутил я, был как-то связан с той
моей автомобильной катастрофой. Она должна была закончиться моей смертью, но
только я выжил. Не ОН ли и организовал ее? Да, подсказали мне мои ощущения.
Это не мог быть никто другой, только Эрик. А Эвелина помогала ему, платя
Гринвуду, чтобы меня держали в бессознательном состоянии. Лучше, чем быть
мертвым, но ...
       Внезапно я понял, что придя к Эвелине, я попался Эрику прямо в руки,
стал его пленником, на которого можно напасть в любую минуту, если, конечно,
я здесь останусь.
       Но она сказала, что если я ее гость, то Эрику придется оставить меня в
покое. Я задумался. Я не имел права верить всему, что мне говорили. Мне
придется все время быть настороже. Возможно, действительно будет лучше, если
я уйду отсюда, пока моя память полностью ко мне не вернется.
       Но в душе моей что-то меня подхлестывало. Почему-то мне казалось, что
жизненно важно узнать, в чем дело, как можно скорее, и действовать, как
только я все узнаю. У меня было чувство, что время дорого. Очень дорого. И
если опасность была ценою за мою память, то быть по сему. Я остаюсь.
       – И я помню... – сказала Эвелина, – ...
       Тут я понял, что она говорила со мной несколько минут, а я даже не
слушал. Может, потому, что она болтала о пустяках, и я автоматически не
слушал, а может, потому, что меня захлестнула волна моих собственных
воспоминаний.
       – Я помню тот день, когда ты победил Джулиана в его любимых
состязаниях, и он швырнул в тебя стакан с вином и проклял тебя. Но приз
все-таки выиграл ты. И он внезапно испугался, что позволил себе лишнее. Но
ты просто рассмеялся и выпил с ним другой стакан вина. Я думаю, он до сих
пор раскаивается, что не сдержался тогда – ведь он всегда такой
хладнокровный, и мне кажется, что он здорово завидовал в тот день. Ты
помнишь?! Мне кажется, что с тех пор он почти во всем старается подражать
тебе. Но я ненавижу его по-прежнему и надеюсь, что когда-нибудь он все же
споткнется, теперь-то я думаю, это будет скоро...
       Джулиан, Джулиан, Джулиан. Да и нет. Что-то насчет состязания и спора
на приз, и то, что я нарушил его легендарное самообладание. Да, в этом было
что-то знакомое. Нет, я точно не помню, в чем же все-таки было дело.
       – А Каин, как здорово ты высмеял его! Он ненавидит тебя, ты ведь
знаешь...
       Насколько я понял, я не пользовался особой популярностью. И Каин тоже
был мне знаком. Эрик, Джулиан, Каин, Корвин. Имена эти плыли в моей голове,
переполняли меня.
       – Это было так давно... – невольно вырвалось у меня.
       – Корвин, давай перестанем играть в жмурки. Ты хочешь от меня
большего, чем просто безопасность, я это знаю. И у тебя еще хватит сил,
чтобы не остаться в стороне, если ты поведешь себя правильно. Я не могу даже
догадаться, что у тебя на уме, но может быть, мы еще сможем договориться с
Эриком.
       Это "мы" прозвучало фальшиво. Она явно пришла к определенным выводам
относительно того, какую пользу я могу ей принести при данных
обстоятельствах, каковы бы они ни были. Было асно, что она почувствовала
возможность урвать для себя лакомый кусочек.
       Я слегка улыбнулся.
       – Скажи, ведь ты поэтому и пришел ко мне? – продолжала она. – У тебя
есть какието предложения Эрику и ты хочешь, чтобы переговоры вел посредник?
       – Может быть. Только мне еще надо все хорошо обдумать. Ведь я совсем
недавно поправился. И мне хотелось бы быть в удобном надежном месте, если
придется действовать быстро, на тот случай, если я, конечно, решу, что мне
лучше всего вести переговоры с Эриком.
       – Думай, о чем говоришь. Ведь ты знаешь, я доложу о каждом твоем
слове.
       – Ну, конечно, – сказал я, ничего на самом деле не знающий, и тут же
попробовал перехватить инициативу, – если, конечно, ты сама не решишь, что
тебе лучше всего иметь дело со мной.
       Ее брови сдвинулись и между ними пролегли короткие морщинки.
       – Я не совсем понимаю, что ты мне предлагаешь.
       – Я ничего не предлагаю, пока. Просто я ничего не скрываю и не лгу, а
говорю, что ничего еще точно не знаю. Я не уверен, что хочу поговорить с
Эриком. Ведь, в конце концов ... – тут я сделал многозначительную паузу,
потому что сказать по существу мне было нечего, хотя я чувствовал, что пауза
эта не совсем убедительна. – А что, у тебя есть другие предложения?
       Внезапно она вскочила, схватившись за свисток.
       – Блейз! Ну конечно же!
       – Сядь и не смеши меня, – ответил я. – Неужели я пришел бы к тебе
вот так, запросто, проще говоря, отдался на твою милость, если бы речь шла о
каких бы то ни было предлпжениях Блейза.
       Рука, сжимавшая свисток, разжалась, она расслабилась и снова села на
стул.
       – Может быть, ты и прав, – сказала она после непродолжительного
молчания, – но ведь я знаю, ты – игрок в душе, и ты можешь предать. Если
ты пришел сюда, чтобы покончить со мной, то это было бы действительно глупо.
Ведь кто-кто, а ты должен же знать, что сейчас я вовсе не такая важная
птица. Да и кроме того, мне почему-то всегда казалось, что ты хорошо ко мне
относишься.
       – Так оно и есть, – с готовностью ответил я, – и тебе не о чем
беспокоиться. Успокойся. Однако странно, что ты заговорила о Блейзе.
       Приманка, приманка, приманка! Мне много надо было знать.
       – Почему? Значит, он все-таки связался с тобой?
       – Я предпочитаю промолчать, – ответил в надежде, что это даст мне
какие-то преимущества, тем более, что судя по разговору, можно было себе
представить, какую позицию занимает Блейз. – Если бы это было так, я бы
ответил ему то же самое, что и Эрику: " Я подумаю ".
       – Блейз, – повторила она.
       " Блейз, – сказал я сам себе. – Блейз, ты мне нравишься. Я забыл
почему, и я знаю, что есть причины, по которым так не должно быть, но ты мне
нравишься. Это я знаю. "
       Некоторое время мы сидели молча, и я почувствовал сильную усталость, но
ничем не проявил. Я должен быть сильным. Я знал, что должен быть сильным.
       Я сидел совершенно спокойно и, улыбнувшись, сказал:
       – Хорошая у тебя здесь библиотека.
       – Спасибо, – ответила она. – Блейз, – повторила она после очередной
паузы. – Скажи, ты действительно думаешь, что у него есть хотя бы один
шанс?
       – Кто знает, – пожал я плечами. – По крайней мере не я. Может, он и
сам этого не знает.
       Вдруг я увидел, что она уставилась на меня широко раскрытыми глазами.
Даже рот у нее чуть приоткрылся. Она была изумлена.
       – Как это не ты? – сказала она. – Слушай, ты ведь не собираешься
попытаться сам?
       Тогда я рассмеялся, чтобы как-то сгладить ее вспышку. Кончив смеяться,
я сказал:
       – Не болтай глупостей. При чем здесь я?
       Но когда она сказала это, что-то я глубине моей души отозвалось,
какая-то струна, и в голове молнией сверкнула мысль: " А почему бы и нет? "
       Внезапно я почувствовал страх. Казалось, мой ответ, что бы он ни
значил, все же успокоит ее. Она улыбнулась в ответ и махнула рукой в сторону
встроенного в стену бара, слева от меня.
       – Я бы с удовольствием выпила ирландского.
       – Да и я не откажусь, – я поднялся и налил нам два стакана.
       – Знаешь, – сказал я, вновь удобно усевшись на стул, – все-таки
приятно сидеть с тобой вот так, наедине, хоть, может быть, это и ненадолго.
По крайней мере, у меня возникают приятные воспоминания.
       И она улыбнулась и вся засияла.
       – Ты прав, – она хлебнула виски. – Вот я сижу сейчас с тобой и мне
так легко представить, что мы оба в Эмбере.
       И бокал с виски чуть не выпал из моих рук.
       Э М Б Е Р ! От этого слова горячая волна прокатилась по моей спине!
       Затем она тихо заплакала, и я поднялся и полуобнял ее за плечи, чуть
прижав к себе.
       – Не плачь, малышка. Не надо. А то мне самому становится что-то не по
себе.
       Э М Б Е Р ! В этом слове заключалось что-то жизненно важное,
пульсирующее, живое.
       – Подожди, еще наступят хорошие дни, – мягко сказал я.
       – Ты действительно веришь в это?
       – Да, – громко ответил я. – Да, верю!
       – Ты сумасшедший! Может быть, поэтому ты всегда был моим самым любимым
братом. Я почти верю во все, что ты ни говоришь, хоть я и знаю, что ты
сумасшедший! – затем она еще немного поплакала, потом успокоилась. –
Корвин, если тебе все же удастся, если каким-то чудом, которое даже Тень не
может предугадать, ты добьешься того, чего хочешь, ты ведь не забудешь своей
маленькой сестрички Флоримель?
       – Да, – ответил я, внезапно осознавая, что это ее настоящее имя, –
да, я тебя не забуду.
       – Спасибо. Я расскажу Эрику только самое основное, а о Блейзе и о
своих догадках вообще ничего не скажу.
       – Спасибо, Флора.
       – И все же я не доверяю тебе ни на секунду, – добавила она. – И,
пожалуйста, не забывай этого.
       – Ты могла бы этого и не говорить.
       Потом она снова позвонила своей служанке, которая проводила меня в
спальню, где я умудрился с трудом раздеться, после чего свалился замертво в
постель и проспал 11 часов кряду.



       3




       Когда я проснулся на следующее утро, ее в доме не было, записки мне она
тоже не оставила. Служанка накрыла мне завтрак на кухне и ушла по своим
служебным делам. Я отверг естественное желание попытаться выудить у нее все,
что только можно, потому что либо она ничего не знала, либо ничего не
сказала бы о том, что я хотел знать, а о моей попытке расспросить ее
обязательно бы донесла Флоре. И раз так оказалось, что я остался на
настоящий момент полновластным хозяином дома, я решил вернуться в библиотеку
и попытаться разузнать там как можно больше, если, конечно, там было что
узнавать. Да, кроме того, я люблю библиотеки. Мне в них очень уютно, и я
всегда чувствую себя в полной безопасности за стеной слов, красивых и
мудрых. Я всегда чувствую себя лучше, когда сознаю, что в мире осталось еще
что-то, сдерживаюшее в нем все самое плохое.
       Доннер, или Блитцер, или один из их родственников появился неизвестно
откуда и пошел за мной на негнущихся ногах, нюхая носом воздух. Я попытался
с ним подружиться, но это было все равно, что кокетничать с регулировщиком
движения, который своим жезлом приказал тебе остановиться у обочины дороги.
По пути в библиотеку я заглянул и в другие двери, но это были самые обычные
комнаты, достаточно невинно выглядевшие.
       Когда я вошел в библиотеку, Африка все еще была передо мной. Я закрыл
за собой дверь, чтобы собаки мне не мешали, и прошелся по комнате, читая
названия книг на стеллажах.
       Тут было множество книг по истории. Помоему, они составляли основу всей
этой коллекции. Были тут также книги и по искусству, большие и дорогие
издания, и я пролистал некоторые из них. Обычно мне лучше всего думается,
когда я думаю о чем-то совсем постороннем.
       Меня немного удивило то, что Флора, очевидно, была богата. Если мы
действительно были братом и сестрой, значило ли это, что я тоже был отнюдь
не нищим? Я стал думать о своем доходе, социальном положении, профессии,
занятии. У меня было ощущение, что денежный вопрос мало меня беспокоил и что
когда мне нужны были деньги, я доставал их без всякого труда. Был ли у меня
тоже дом? Я не мог вспомнить.
       Чем я занимался? Я уселся за столом и начал методически выискивать в
себе те знания, которыми я мог о себе располагать. Это очень трудно –
исследовать самого себя, так сказать, со стороны, как человека незнакомого.
Наверно, именно поэтому у меня ничего и не получилось. Что-то твое является
частью тебя, и отделить это невозможно.
       Обратиться к врачу? Эта мысль пришла мне в голову, когда я рассматривал
некоторые анатомические рисунки Леонардо да Винчи. Почти рефлекторно я стал
в уме повторять некоторые стадии хирургической операции. Тогда я понял, что
в прошлом оперировал людей.
       Но все это было не то. Хоть я и вспомнил, что у меня было медицинское
образование, оно всего лишь было составной частью чего-то другого. Я знал,
не знаю почему, что я не был практикующим хирургом. Кем же тогда я был? Кем
еще?
       Что-то привлекло мое внимание.
       Сидя за столом, я мог видеть всю комнату до дальней стены, на которой
среди всего прочего висела антикварная кавалерийская сабля, которую я как-то
проглядел в прошлый вечер. Я поднялся, подошел к стене и взял саблю в руки.
       Про себя я даже поцокал, увидев, в каком состоянии было оружие. Мне
захотелось взять в руки масляную тряпку и абразив, чтобы привести саблю в
надлежащий вид. Значит, я разбирался в антикварном оружии, по крайней мере,
в рубящем.
       С саблей в руке я чувствовал себя удобно и легко. Я отдал салют. Потом
несколько раз провел атаку, сделал пару выпадов и принял оборонительную
позицию. Да, я умел фехтовать.
       Так что же у меня было за прошлое? Я оглянулся, пытаясь увидеть еще
что-нибудь, что могло бы прояснить мой ум.
       Но больше ничего в голову мне не приходило, так что я повесил саблю на
место и вернулся за стол. Усевшись поудобнее, я решил обследовать его
содержимое.
       Я начал со среднего ящика, потом тщательно обследовал ящики с правой и
левой стороны.
       Чековые книжки, конверты, почтовые марки, листы бумаги, огрызки
карандашей, резинки – все, чего и следовало ожидать.
       Каждый ящик я вытаскивал полностью и держал на коленях, пока исследовал
его содержимое. Сделал я это не специально. Это было, очевидно, частью той
подготовки, которую я получил в прошлом, и она говорила мне, что у ящика
всегда надо осматривать боковые стороны и днище.
       И тем не менее я чуть было не упустил из виду одну деталь, которая
привлекла мое внимание лишь в самую последнюю минуту; задняя стенка правого
нижнего ящика была ниже, чем у всех остальных.
       Это говорило о чем-то, и когда я наклонился и заглянул внутрь
пространства, куда вдвигался ящик, я увидел нечто похожее на небольшую
коробочку.
       Коробка эта оказалась небольшим потайным ящиком, который был заперт.
Примерно минута ушла у меня на дурацкую возню со скрепками, булавками и,
наконец, металлическим рожком для обуви, который я видел в другом ящике.
Рожок для обуви был именно тем, что нужно.
       В ящике лежала колода игральных карт.
       И когда я увидел рисунок на обложке пачки, я вздрогнул, меня прошиб
холодный пот и дыхание мое участилось.
       Это был рисунок белого единорога на травянистом поле.
       И я знал этот рисунок, но не мог вспомнить, что он значит, и мне было
больно.
       Я открыл пачку и вынул карты. Это была колода из одних картинок с их
чашами, шпагами, копьями и всеми прочими атрибутами. Обычная укороченная
колода – но червовая масть была совсем не такой.
       Я вставил на место оба ящика, но сделал это достаточно осторожно, чтобы
случайно не закрыть потайного, пока я не исследую колоду до конца.
       Червовые картинки выглядели совсем как живые, казалось, они в любую
минуту готовы были сойти со своих сверкающих поверхностей. На ощупь карты
были холодными и мне доставляло удовольствие держать их в руках. Внезапно я
понял, что когда-то и у меня была точно такая колода.
       Я начал раскладывать карты на столе перед собой.
       На одной из них был нарисован хитрый маленький человечек с острым
носом, смеющимся ртом и копной соломенных волос. Он был одет в нечто,
напоминающее костюм эпохи Ренессанса желтых, красных тонов. На нем был
длинный плащ и обтягивающая короткая кожаная куртка. И я знал его. Его звали
Рэндом.
       Со следующей карты на меня смотрело бесстрастное лицо Джулиана. Его
темные волосы свисали ниже плеч, в голубых глазах не отражалось ничего. Он
был полностью покрыт белыми доспехами, именно белыми, а не серебристыми или
с металлическим оттенком, и выглядел так, как будто с ног до головы был
покрыт эмалью. Я знал, однако, что несмотря на кажущуюся легкость, даже на
декоративность, доспехи эти невозможно было пробить, и они смягчали
практически любой удар. Это был тот самый человек, которого я победил в его
излюбленной игре, за что он бросил в меня стакан с вином. Я знал его, и я
его ненавидел.
       Затем я увидел смуглого, темноглазого Каина, одетого в черный и зеленый
сатин, с треуголкой, небрежно сдвинутой набекрень, из которой торчал плюмаж
перьев. Он стоял ко мне в профиль, откинув одну руку в сторону, вывернув
носки сапог, и на поясе его висел кинжал, в рукоять которого был вставлен
большой изумруд. Я не был уверен, как к нему отношусь.
       Следующим был Эрик. Красивый по любым стандартам мужчина с волосами
настолько черными, что они даже отливали голубизной. Борода его курчавилась
у всегда улыбающегося рта. Одет он был в простой кожаный камзол, кожаные
чулки, плащ и высокие черные сапоги, на красном поясе висела серебряная
шпага, скрепленная большим рубином, а высокий стоячий воротник и манжеты
тоже были оторочены красным. Руки его, с большими пальцами, заткнутыми за
пояс, выглядели сильными и уверенными. Пара черных перчаток свисала с пояса
у правого бедра. Это он, я был уверен, пытался убить меня в тот день, и это
чуть было ему не удалось. Я смотрел на него и чувствовал, что где-то я его
боюсь.
       Затем появился Бенедикт, высокий и суровый, худой телом и лицом, и с
мощным умом. Его цвета были желтые, оранжевые и коричневые и это странным
образом напоминало мне копны душистого летнего сена. У него был сильный
волевой подбородок, карие глаза и каштановые волосы, которые никогда не
вились. Он стоял рядом с гнедым конем, опираясь на копье, увенчанное
гирляндой цветов. Он редко смеялся. Мне он нравился.
       Когда я перевернул следующую карту, дыхание мое на секунду
остановилось, и сердце чуть было не выпрыгнуло из груди. Это был я. Я знал
себя и, глядя на карту, у меня возникло ощущение, что я гляжусь в зеркало.
Зеленые глаза, черные волосы, весь в черном и серебряном.
       На мне был плащ, и он был слегка подвернут, как бывает от порыва ветра.
На мне были одеты черные сапоги, такие же, как у Эрика, и на боку у меня
тоже висела шпага, только она была тяжелее, хотя и не такая длинная, как у
него. На руках моих были перчатки, черные с серебристым отливом. Застежка
плаща на шее была сделана в форме серебряной розы.
       Я – Корвин.
       И высокий, мощный мужчина смотрел на меня со следующей карты. Он был
похож на меня, только подбородок его был тяжелее, и я знал, что он больше
меня, хотя и значительно медленнее. О его силе ходили легенды. Он был одет в
серый с голубым обтягивающий костюм с широким черным поясом посередине, и он
стоял и смеялся. Вокруг его шеи на тяжелой цепи висел серебряный охотничий
рог. У него была коротко подстриженная борода и небольшие усики. В правой
руке он держал кубок с вином. Я почувствовал к нему внезапную привязанность.
Тогда я вспомнил его имя. Жерар.
       За ним следовал человек с большой светлой бородой и огненными волосами,
весь разодетый в красные и желтые шелка. В правой руке он держал шпагу, а в
левой – кубок с вином, и сам дьявол плясал у него в глазах, таких же
голубых, как у Флоры и Эрика. У него был узкий подбородок, но этот
недостаток скрывала борода. Шпага его была выложена золотым орнаментом. Он
носил два больших кольца на правой руке и одно – на левой: изумруд, рубин и
сапфир соответственно. Это, я знал, был Блейз.
       Затем появилась фигура, похожая на Блейза и на меня. Мои черты лица,
хотя и более мелкие, мои глаза, волосы Блейза и без бороды. На нем был
охотничий зеленый костюм и сидел он на белой лошади лицом к правой стороне
карты.
       В нем чувствовались одновременно и сила, и слабость, воля и
нерешительность. И я тоже и одобрял, и не одобрял этого человека, относился
к нему хорошо, но не любил его. Звали его Брандт. Я знал его имя, как только
посмотрел на карту. Сразу же.
       Да, я знаю их всех, причем хорошо, – неожиданно понял я, – помню их
всех со всеми достоинствами и слабостями, знаю, в чем их сила и как можно их
победить.
       Потому что они были моими братьями.
       Я закурил сигарету из пачки, лежащей на столе, откинулся на спинку
стула и попытался осознать все то, что вспомнил. Они были моими братьями,
эти 8 странных людей, одетых в странные костюмы. И я знал, что это их право
– одеваться во что они пожелают, и что в этом нет ничего странного, так же
как я имел полное право одеваться в черное с серебром. Затем я ухмыльнулся,
вспомнив, что я купил в той маленькой лавочке в Гринвуде.
       На мне были одеты черные брюки, и все три рубашки, которые я выбрал,
были серовато-серебристого оттенка. Куртка моя тоже была черной.
       Я вернулся к картам и увидел Флору в наряде зеленом, как море, совсем
такой, как я вспомнил ее в предыдущий вечер; затем черноволосую девушку с
такими же голубыми глазами, причем волосы у нее были густые и длинные, а
одета она была во все черное, с серебряным поясом вокруг талии. Глаза мои
наполнились слезами, сам не знаю почему. Ее звали Дейдра. Затем появилась
Фиона, с волосами такими же, как у Блейза или Брандта, моими глазами и
жемчужной кожей. Я почувствовал ненависть к ней в ту самую секунду, когда
карта ее открылась перед моими глазами. Следующей была Льювилла, с волосами
под цвет ее нефритовых глаз, в переливающемся бледно-зеленом платье, с
печальным мягким выражением на лице.
       Почему-то я знал, что она была непохожа на всех нас. Но и она была моей
сестрой.
       Я почувствовал ужасное одиночество, отдаленность от всех них. И тем не
менее, мне казалось, что я почти физически ощущаю их присутствие.
       Карты были так холодны на ощупь, что я снова сложил их вместе, хотя и с
явной и непонятной мне неохотой, что пришлось с ними расстаться. Но других
картинок в червях не было. Все остальные были самыми обычными картами. И я
почему-то – ах! опать это "почему-то"! – знал, что колода была неполна, и
несколько карт в ней недоставало.
       Однако я понятия не имел, что должно было быть на отсутствующих картах,
и мне это было до странности печально. Я взял в руки свою сигарету и
задумался. Почему все вспоминалось мне отчетливо, когда я держал карты в
руках – практически сразу же? Теперь я знал больше, чем раньше, но только
из того, что касалось лиц и имен, все остальное как было, так и осталось в
тумане. Я никак не мог понять всю важность того, что мы были изображены на
картах. Хотя желание иметь у себя такую колоду было неизмеримо сильно.
       Правда, Флорину колоду взять не удастся – она сразу заметит пропажу, и
у меня могут быть крупные неприятности. Так что пришлось положить ее в
потайной ящик и вновь запереть его. А затем, господи, как я напрягал свой
ум! Но все напрасно.
       Пока не вспомнил магическое слово. Э М Б Е Р !
       Это слово сильно взволновало меня в прошлый вечер. Видимо, даже
слишком, потому что я избегал, хоть и невольно, думать о нем с тех самых
пор. Но сейчас я стал повторять это слово в уме вновь и вновь, каждый раз
обдумывая, какие оно вызывает у меня ассоциации.
       Это слово навевало на меня тоску, желание и тяжелую ностальгию. В нем
было чувство позабытой красоты и волнение мощи и силы, непреодолимой, почти
божественной.
       Это слово было для меня родным. Оно было частью меня, а я – его.
Внезапно я понял, что это название места, которое я когда-то знал. Но в
голове моей не возникло никаких воспоминаний, с ним связанных, одни лишь
чувства переполняли меня.
       Как долго я сидел так, задумавшись, не помню. Время как бы перестало
для меня существовать.
       Как сквозь туман я услышал слабый стук в дверь. Ручка медленно стала
поворачиваться, а затем служанка, которую звали Кармелла, зашла в библиотеку
и спросила, не желаю ли я, чтобы мне был подан ленч.
       Я желал, и ничтоже сумняшеся, последовал на кухню за ней, где и умял
половину холодного цыпленка и кварту молока. Кофейник с черным кофе я забрал
с собой в библиотеку, по пути тщательно обходя собак. Я допивал вторую
чашку, когда зазвонил телефон. Мне очень хотелось поднять трубку, но я
подумал, что в доме наверняка полно параллельных аппаратов, так что Кармелла
подойдет и без меня.
       Я ошибся. Телефон продолжал звонить. В конце концов я не выдержал и
снял трубку.
       – Алло. Резиденция Флаумель.
       – Будьте любезны, попросите, пожалуйста, миссис Флаумель к телефону.
       Голос был мужской. Человек говорил быстро и немного нервно. Он чуть
задыхался, и в телефоне слышались далекие другие голоса, что указывало на
звонок из другого города.
       – Мне очень жаль, – ответил я, – но в настоящий момент ее нет дома.
Может, чтонибудь передать, или вы позвоните еще раз?
       – С кем я говорю? – требовательно спросил голос в трубке.
       После некоторого колебания я ответил:
       – Это Корвин.
       – О, боже, – сказал он.
       Засим последовало довольно продолжительное молчание. Я было решил, что
он повесил трубку, но на всякий случай снова сказал:
       – Алло.
       И одновременно со мной он тоже заговорил:
       – Она еще жива?
       – Конечно, она еще жива! Какого черта! И вообще, с кем я говорю?
       – Неужели ты не узнал моего голоса, Корвин? Это Рэндом. Слушай. Я в
Калифорнии, и я попал в беду. Я собирался просить у Флоры приюта. Ты с ней?
       – Временно.
       – Понятно. Послушай, Корвин, ты окажешь мне покровительство? – он
помолчал, потом добавил: – Очень тебя прошу.
       – Настолько, насколько смогу. Но я не могу отвечать за Флору, пока не
посоветуюсь с ней.
       – Но ты защитишь меня от нее?
       – Да.
       – Тогда мне это вполне подходит. Сейчас я попытаюсь пробраться в
Нью-Йорк. Придется идти в обход, так что не могу сказать, сколько времени
это у меня займет, но скоро увидимся. Пожелай мне удачи.
       – Удачи, – сказал я.
       Раздался щелчок повешенной трубки, и я снова услышал отдаленные голоса
и тихие гудки.
       Значит, хитрый маленький Рэндом попал в беду. У меня было такое
чувство, что меня это не должно особо беспокоить. Но сейчас он был одним из
ключей к моему прошлому и, вполне вероятно, также и к будущему. Значит, я
попытаюсь помочь ему, чем смогу, пока не узнаю от него все, что мне нужно. Я
знал, что между нами не было никакой особой братской любви, но я также знал,
что Рэндом отнюдь не был дураком.
       С другой стороны, слово его не стоило выеденного яйца и, клянясь в
вечной верности до гроба, ему ничего бы не стоило продать мой труп в любую
анатомичку по его же собственному выбору, лишь бы хорошо заплатили. Я хорошо
помнил этого маленького шпиона, к которому испытывал некоторую слабость,
вероятно, из-за тех немногий приятных минут, которые мы провели вместе. Но
доверять ему? Никогда! Я решил, что ничего не скажу Флоре до самой последней
минуты. Пусть это будет моей козырной картой, если уж не тузом, то по
меньшей мере, валетом. Я добавил горячего кофе к остаткам в моей чашке и
начал медленно прихлебывать.
       От кого он скрывался?
       Явно не от Эрика, иначе он никогда бы не позвонил сюда. Затем я стал
размышлять о его вопросе относительно того, жива ли Флора или нет, когда он
услышал, что я здесь. Неужели она была такой сильной сторонницей моего
брата, которого я ненавидел, что все родственники знали, что я прикончу ее,
если только представится такая возможность? Это казалось мне странным, ведь
он все-таки задал этот вопрос. И в чем они были союзниками? Почему всюду
царит такая напряженная обстановка? И от кого скрывался Рэндом?
       Эмбер. Вот ответ. Эмбер. Каким-то образом я точно знал, что ключ ко
всему лежит в Эмбере, в каком-то событии, которое произошло там совсем
недавно, насколько мне казалось. Мне придется быть начеку. Мне придется
делать вид, что я все знаю, во всем разбираюсь, а тем временем выуживать
сведения по ниточке и попытаться их сложить в одно целое. Я был уверен, что
мне удастся это сделать. Слишком уж все не доверяли друг другу, так что мои
умалчивания никого не удивят.
       Придется сыграть на этом. Я узнаю все, что мне нужно, получу то, что
хочу и не забуду тех, кто поможет мне, а остальных растопчу. Потому что я
знал, что это был закон, по которому жила наша семья, я был истинным сыном
своего отца...
       Внезапно у меня заболела голова и запульсировало в висках. Эта мысль о
моем отце, догадка, ощущение – вот что вызвало эту боль. Но я ничего не мог
вспомнить. Через некоторое время дверь открылась, и вошла Флора. Был поздний
вечер.
       На ней была зеленая шелковая блузка и длинная шерстяная юбка. Волосы ее
были уложены пучком на затылке и выглядела она бледной. На шее все еще висел
собачий свисток.
       – Добрый вечер, – я встал с места.
       Но она не ответила. Подойдя к стенному бару, она налила себе солидную
порцию Джэка Дэниэльса и опрокинула рюмку как заправский мужчина. Вновь
наполнила ее, подошла к столу и села на стул.
       Я закурил сигарету и протянул ей. Она кивнула головой, потом сообщила:
       – Дорога в Эмбер – почти невозможно пройти.
       – Почему?
       Она посмотрела на меня достаточно изумленно.
       – Ты когда в последний раз ей пользовался?
       Я пожал плечами.
       – Не помню.
       – Ну что ж, будь по-твоему. Просто мне интересно, какую лепту ты во
все это внес.
       Я промолчал, потому что понятия не имел, о чем она говорит. Но затем я
вспомнил, что, кроме Дороги, попасть в Эмбер можно было куда более легким
путем. Было совершенно очевидно, что она не могла им воспользоваться.
       – У тебя не хватает нескольких Червовых Карт, – внезапно сказал я,
почти что своим настоящим голосом.
       Она подскочила на стуле и пролила виски.
       – Отдай! – вскричала она, хватаясь за свисток.
       Я быстро встал и схватил ее за плечи.
       – Я их не взял. Просто посмотрел, что к чему.
       Она явно успокоилась, потом начала тихо плакать, и я мягко подтолкнул
ее обратно к стулу.
       – Я думала, ты забрал те, что я оставила. Да и как еще я могла понять
твои слова?
       Я не стал извиняться. Мне почему-то казалось, что для меня это совсем
не обязательно.
       – И далеко ты ушла?
       – Совсем недалеко.
       Тут она посмотрела на меня, рассмеялась и в глазах ее зажглись огоньки.
       – Так значит, это твоих рук дело? Ты закрыл мне дорогу в Эмбер еще до
того, как явиться сюда? Ты ведь знал, что я пойду к Эрику. Теперь мне надо
ждать, когда он придет сюда. Ты хотел заманить его сюда, верно? Но ведь он
кого-нибудь пришлет. Он не явится сюда сам.
       Странная нотка восхищения проскользнула в голосе этой женщины, которая
спокойно призналась, что собирается предать меня врагу, и, более того,
обязательно предаст, если только ей представится эта возможность, когда она
говорила о том, что она считала я сделал, чтобы помешать ее планам. Как
могла она спокойно признаваться в предательстве в присутствии предполагаемой
жертвы? Ответ сам собой возник в моей голове: таковы были все в нашей семье.
Нам ни к чему было хитрить друг с другом. Хотя мне почему-то казалось, что у
нее все же отсутствует настоящий профессионализм.
       – Неужели ты думаешь, что я настолько глуп, Флора? Неужели ты думаешь,
что я явился сюда и буду теперь просто сидеть и ждать, пока ты не
преподнесешь меня Эрику на блюдечке с голубой каемочкой? Что бы там тебе ни
помешало, так тебе и надо.
       – Ну хорошо, я была дурой. Но и ты не особенно умен! Ведь и ты
находишься в ссылке!
       Ее слова почему-то причинили мне боль, но я знал, что она ошибается.
       – Еще чего! – сказал я.
       – Так я и знала, что ты разозлишься и признаешься, – опять
рассмеялась она. – Что ж, значит, ты ходишь в Отражениях с какой-то целью.
Ты сумасшедший.
       Я пожал плечами.
       – Чего ты хочешь на самом деле? Почему ты пришел ко мне?
       – Мне просто было любопытно, что ты собираешься делать, – ответил я.
– Вот и все. Ты не можешь удержать меня здесь, если я этого не захочу. Даже
Эрику это никогда не удавалось. А может быть, к старости я становлюсь
сентиментальным. Как бы то ни было, я еще немного у тебя поживу, а потом,
наверное, уйду совсем. Если бы ты не поторопилась выдать меня, то в конечном
счете, может, ты выгадала бы несколько больше. Помнишь, ты только вчера
просила, чтобы я не забыл тебя, если произойдет одно обстоятельство...
       Прошло несколько секунд прежде, чем она поняла, о чем я говорю, хотя
сам я этого не понимал.
       Затем она сказала:
       – Значит, ты собираешься сделать эту попытку! Ты действительно
собираешься?
       – А вот в этом можешь даже не сомневаться. Собираюсь! – сказал я,
зная, что о чем бы мы не говорили, я действительно собирался делать ЭТО. –
Ты можешь сообщить об этом Эрику, если хочешь. Но только помни, если это
произойдет. лучше быть моим другом, а не врагом.
       Я чертовски хотел хотя бы приблизительно знать, о чем это я говорю, но
теперь я уже набрался достаточно всяких слов и понимал, что стоит за ними,
для того, чтобы вести более или менее важные разговоры, не понимая их
значения. Но я чувствовал, что говорю вещи правильные, что иначе я не мог
говорить...
       Внезапно она кинулась мне на шею и расцеловала.
       – Я ничего ему не скажу. Нет, правда, Корвин! И, думаю, у тебя все
получится. С Блейзом тебе, правда, будет трудно, но Жерар, наверное, захочет
помочь, а может даже и Бенедикт. И когда Каин увидит, что происходит, он
тоже к вам переметнется...
       – Я привык сам составлять свои планы.
       Она опять подошла к бару и налила нам два бокала вина.
       – За будущее, – сказала она.
       – За будущее грех не выпить.
       И мы выпили. Затем она вновь наполнила мой бокал и пристально на меня
посмотрела.
       – Эрик, Блейз или ты. Да, больше некому. И ты всегда был умен и
находчив. Но о тебе так давно не было ни слуху, ни духу, что я даже не
считала тебя претендентом.
       – Никогда не надо зарекаться.
       Я хлебнул вино, надеясь, что она замолчит хоть на минуту. Уж слишком
очевидно она пыталась вести двойную игру. Меня что-то смутно беспокоило, и
мне хотелось подумать об этом в тишине.
       Сколько мне было лет? Этот вопрос, я знал, был частью ответа на то мое
чувство отдаления и отчужденности к людям, которое я испытал, глядя на
игральные карты ( лет 30, если верить зеркалу, но теперь я знал, что все
зависело от Отражений ). Я был куда старше, и прошло много времени с тех
пор, как я видел своих братьев и сестер вместе, в другой обстановке, такими
же непринужденными, какими они были на картах.
       Мы услышали звонок во входную дверь и шаги служанки Кармеллы, которая
пошла открывать.
       – А это – брат Рэндом, – сказал я, чувствуя, что не ошибся. – Я
обещал ему свое покровительство.
       Ее глаза расширились, затем она улыбнулась, как бы оценивая по заслугам
тот умный поступок, который я совершил.
       Конечно, ничего подобного у меня и в мыслях не было, но я был рад, что
она так думает.
       Так я чувствовал себя безопаснее.



       4




       Безопаснее я чувствовал себя минуты три, не более. Я успел к входной
двери раньше Кармеллы и распахнул ее.
       Он ввалился в комнату и немедленно запер за собой дверь и закрыл ее на
крюк. Над его голубыми глазами собрались морщинки, на нем не было плаща и
обтягивающей кожаной куртки. Ему давно следовало бы побриться, и одет он был
в обычный коричневый шерстяной костюм. Через его руку было переброшено
легкое габардиновое полупальто, на ногах были кожаные туфли. Но это был все
же Рэндом – тот самый, которого я видел на карте, только его смеющийся рот
выглядел усталым, а под ногтями была грязь.
       – Корвин, – сказал он и обнял меня.
       Я сжал его плечо и сказал:
       – Ты так выглядишь, что рюмка-другая тебе не помешают.
       – Да, да... – согласился он, и я подтолкнул его к библиотеке.
       Минуты через три после того, как он уселся с рюмкой виски в одной руке
и зажженой сигаретой в другой, он сказал:
       – Они за мной гонятся. Скоро будут здесь.
       Флора вскрикнула, но мы не обратили на нее никакого внимания.
       – Кто? – спросил я.
       – Из других Отражений. Понятия не имею, кто они и кто их послал. Их
четверо или пятеро, а может быть, и шестеро. Они были со мной в самолете. Я
зафрахтовал самолет. Это произошло недалеко от Денвера. Я несколько раз
менял направление самолета, чтобы сбить их с курса, но это не помогло, а мне
не хотелось слишком уклоняться в сторону. Я избавился от них в Манхеттене,
но все это вопрос времени. Думаю, что скоро они явятся сюда.
       – И ты не знаешь, кто их послал?
       Он коротко ухмыльнулся.
       – Кто кроме кого-нибудь из нашей семьи? Может быть, Блейз, может быть,
Джулиан, а может быть, Каин. Может быть, даже ты, чтобы я пришел сюда. Хотя,
я надеюсь, что это не так. Ведь это был не ты?
       – Боюсь, что нет. И насколько это серьезно?
       Он пожал плечами.
       – Если бы их было всего двое-трое, я бы попытался устроить засаду. Но
их слишком много.
       Он был человеком небольшого роста, примерно 5 футов, 6 дюймов, и весил
не более 135 фунтов. Но когда он говорил, что смог бы справиться с
двумя-тремя громилами, он не шутил. Внезапно я подумал о том, насколько я
сам физически силен, раз уж был его братом. Я чувствовал себя достаточно
сильным физически. Я знал, что могу встретиться в поединке с любым
человеком, не особенно беспокоясь за себя. Так насколько же я был физически
силен?
       Внезапно я понял, что вскоре мне предоставится возможность это
выяснить.
       Во входную дверь громко постучали.
       – Что будем делать? – спросила Флора.
       Рэндом рассмеялся, развязал галстук, кинул его на стол поверх своего
полупальто. Затем он снял пиджак и оглядел комнату. Взгляд его остановился
на сабле, и в ту же секунду он бросился к стене и схватился за рукоятку. Я
почувствовал в своем кармане тяжесть пистолета и снял его с предохранителя.
       – Делать? – спросил Рэндом. – Существует вероятность того, что они
проберутся в дом. А следовательно, они будут здесь. Когда ты в последний раз
дралась, сестричка?
       – Слишком давно.
       – Тогда постарайся вспомнить, как это делается, поскорее, потому что
времени осталось совсем мало. Кто-то их направляет, это я точно могу
сказать. Но нас тут трое, а их всего шестеро. Так что можно не беспокоиться.
       – Мы не знаем, кто они, – сказала она.
       – Какая разница?
       – Никакой, – вставил я. – Может быть, мне пойти и открыть дверь?
       Оба они едва заметно вздрогнули.
       – Это безразлично, лучше подождем здесь.
       – Я могу позвонить в полицию, – предложил я.
       Они оба рассмеялись почти истерически.
       – Или позвать Эрика, – внезапно сказал я, глядя на нее.
       Но она отрицательно покачала головой.
       – У нас просто нет на это времени. Конечно, можно взять его Карту, но
к тому времени, когда он сможет ответить – и если он решит ответить –
будет слишком поздно.
       – Да к тому же ведь это может быть его рук дело, – сказал Рэндом.
       – Сомневаюсь, – ответила она. – Сильно сомневаюсь. Это совсем не в
его духе.
       – Верно, – ответил я, просто чтобы чтото сказать и заодно показать
им, что я разбираюсь в ситуации ничуть не хуже, чем они.
       В дверь еще раз постучали, на этот раз значительно сильнее.
       – Послушай, а Кармелла не откроет? – спросил я, невольно вздрогнув от
этой мысли.
       – Я думаю, это практически невероятно, что она откроет двери на стук.
       – Но ты ведь не знаешь, с чем нам придется столкнуться, – вскричал
Рэндом и внезапно выбежал из комнаты.
       Я пошел за ним вдоль по коридору и в прихожую как раз вовремя, чтобы
остановить Кармеллу, которая собиралась открыть дверь. Мы отослали ее в свою
комнату, приказав запереть за собой дверь.
       Рэндом заметил:
       – Это говорит нам о силах того, кто все это придумал. Как ты считаешь,
что может произойти, Корвин?
       Я пожал плечами.
       – Если бы я знал, я бы тебе сказал. Но не беспокойся, в настоящую
минуту мы с тобой вместе против чего бы то ни было. Отойди-ка.
       И я открыл дверь.
       Первый громила попытался пройти в комнату, просто отпихнув меня в
сторону, но жесткий удар локтем откинул его назад. Их было шестеро. Теперь
это было видно.
       – Что вам угодно? – спросил я.
       Но в ответ не было произнесено ни слова, и я увидел пистолеты.
       Резким ударом я вновь закрыл дверь и наложил крюк.
       – Да, это они, – сказал я. – Но откуда мне знать, что это не
какой-нибудь трюк с твоей стороны, Рэндом?
       – Знать ты этого не можешь, но я дорого бы дал, чтобы твои слова были
правдой. Выглядят они достаточно неприглядно.
       С этим я не мог не согласиться. Ребята на крыльце были явно
тяжеловесами, и шляпы их были надвинуты на лоб до самых глаз, так что лица
были в тени.
       – Хотел бы я знать, на каком мы находимся свете, – сказал Рэндом.
       Где-то в барабанных перепонках я почувствовал слабое дрожание и понял,
что Флора подула в свой собачий свисток. Так что, когда звон разбитого
стекла справа от меня смешался со звуками воя и рычания, это меня не
удивило.
       – Она свистнула собакам, – сказал я. – Шестерка волкодавов, которые
при других бы обстоятельствах перегрызли бы горло нам двоим.
       Рэндом кивнул, и мы оба направились на звуки высаживаемых окон. Когда
мы подошли к гостиной, двое громил уже были в комнате, и у обоих были
пистолеты.
       Я убил первого и упал, стреляя во второго. Рэндом перескочил через
меня, размахивая саблей, и я увидел, как голова громилы отделилась от
туловища.
       К этому времени через окно в комнату проникли еще двое. Я расстрелял по
ним все патроны, одновременно вслушиваясь в рычание волкодавов вперемешку со
стрельбой, но уже не из моего пистолета.
       Я увидел на полу трех мужчин и такое же количество Флориных псов. Мне
стало приятно от мысли, что мы разделались с половиной нападающих, и когда
оставшиеся влезли в окно, я убил одного из них способом, который поверг меня
в изумление.
       Внезапно, не задумываясь, я схватил тяжелое дубовое кресло и швырнул
его через всю комнату – футов на 30. Кресло сломало позвоночник одному из
громил.
       Я бросился к двум другим, но прежде чем я успел добежать, Рэндом
проткнул одного из них саблей и откинул на пол, чтобы его прикончили собаки.
Потом он повернулся ко второму.
       И этому, последнему оставшемуся в живых, ничего не удалось сделать.
Правда, он убил одну из собак, но это был последний сознательный поступок в
его жизни. Рэндом задушил его голыми руками.
       На поверку вышло, что две собаки были убиты и одна тяжело ранена.
Рэндом избавил ее от дальнейших мучений быстрым ударом сабли, и мы принялись
изучать громил.
       В их виде было что-то необычное.
       В комнату вошла Флора и тоже стала помогать нам разбираться что к чему.
       У каждого из них были красные, как бы налитые кровью глаза. Однако на
их лицах это выглядело вполне естественно. К тому же на каждом пальце у них
было по лишнему суставу.
       Челюсти громил сильно выдавались вперед, когда я открыл одному из них
рот, то насчитал 44 зуба, каждый из которых был значительно больше
человеческого, и к тому же острее. Кожа на их лицах была толстой, серого
цвета и твердой на ощупь. Несомненно, были и другие отличия, но и этих было
вполне достаточно.
       Мы собрали их оружие, и я подобрал себе три маленьких плоских
пистолета.
       – Они из Отражений, это вне сомнений, – сказал Рэндом, и я кивнул
головой. – И мне повезло. Они, кажется, совсем не ожидали, что у меня
окажется такое подкрепление – брат-военный, да с полтонны собак.
       Он подошел к выбитому окну и выглянул на улицу, и я не стал вмешиваться
в его действия, пусть сам смотрит.
       – Никого, – сказал он через некоторое время. – Уверен, что мы их
всех уложили.
       После чего он закрыл тяжелые оранжевые шторы и придвинул к окну тяжелую
высокую мебель. Пока он возился, я обыскал карманы трупов.
       Документов там не было никаких, но это уже меня особенно не удивило.
       – Пойдем обратно в библиотеку, – сказал он, – я так и не допил свой
виски.
       Прежде , чем усесться за стол, он тщательно вытер клинок сабли и
повесил его на место. Тем временем я налил виски Флоре.
       – Так что будем считать, что временно я в безопасности, – сказал
Рэндом. – Да еще учитывая, что теперь нас трое в одной лодке.
       – Похоже на то, – согласилась Флора.
       – Господи, у меня крошки во рту не было со вчерашнего дня, – об'явил
Рэндом.
       После чего Флора пошла сказать Кармелле, что теперь она может спокойно
выйти, ничего не опасаясь, запретив ей совать свой нос в гостиную и приказав
накрыть стол для обеда в библиотеке.
       Как только дверь за Флорой закрылась, Рэндом повернулся ко мне и
спросил:
       – Какие у вас с ней отношения?
       – Не поворачивайся к ней спиной, если останетесь наедине.
       – Она все еще работает на Эрика?
       – Насколько я знаю, да.
       – Тогда что ты здесь делаешь?
       – Пытаюсь выманить сюда Эрика. Он знает, что единственный способ до
меня добраться – это явиться сюда самому, и я хочу выяснить, насколько
велико это его желание.
       Рэндом покачал головой.
       – Не думаю, что он пойдет на это. Да и какая ему выгода? Пока ты
здесь, а он там, для чего ему рисковать? Ведь его позиция сильнее. И если ты
захочешь это изменить, то это тебе придется отправиться к нему, а не
наоборот.
       – Я сам пришел к такому же заключению.
       Глаза его сверкнули, и на губах заиграла старая усмешка. Он провел
рукой по своим соломенным волосам и поглядел мне прямо в глаза.
       – Ты собираешься рискнуть?
       – Может быть, – ответил я.
       – Не играй со мной в кошки-мышки, мальчик. Да ведь у тебя все на лице
написано. Ты знаешь, мне почти что хочется присоединиться к тебе. Из всех
моих связей мне больше всего нравится секс и меньше всего – Эрик.
       Я закурил сигарету, обдумывая услышанное.
       – Ты думаешь, – сказал он, пока я думал, – "Могу ли я верить Рэндому
на этот раз? Он хитрый и коварный, и он, вне всякого сомнения предаст меня,
если только ему предложат более выгодную сделку". Верно?
       Я кивнул.
       – Но все же, брат Корвин, вспомни, что хоть я и не делал для тебя
ничего особенно хорошего, я никогда не причинял тебе вреда. О, несколько
злых шуток, это я признаю. И, тем не менее, ты вполне можешь сказать, что из
всей нашей семьи мы лучше всех понимали друг друга, по крайней мере, не
путались друг у друга под ногами. Подумай. Кажется, я слышу шаги. Это или
Флора или служанка, так что давай поговорим о чем-нибудь другом. Хотя нет...
Быстрее! У тебя, надеюсь, есть с собой колода наших любимых фамильных карт?
       Я покачал головой.
       В эту минуту в комнату вошла Флора и сказала:
       – Сейчас Кармелла накроет на стол.
       Мы выпили за предстоящий обед, и он подмигнул мне за ее спиной.
       На следующее утро тела громил исчезли из гостиной, на ковре не было ни
одного пятна крови, окно было совсем новое, и Рэндом об'явил, что он "принял
надлежащие меры". Я не чувствовал себя достаточно подготовленным, чтобы
расспрашивать его подробнее.
       Мы одолжили у Флоры ее Мерседес и поехали покататься. Окружающие меня
пригороды казались до странности измененными. Я никак не мог точно
сообразить, чего в них не хватало или было нового, но чувствовал, что что-то
было не так. Когда я попытался сообразить, что к чему, это вновь вызвало у
меня приступ головной боли, так что я решил временно принимать вещи такими,
какими они были.
       Я сидел за рулем, Рэндом – рядом со мной. Я небрежно заметил, что
хотел бы опять оказаться в Эмбере – просто так, чтобы посмотреть, как он
отреагирует.
       – Меня всегда удивляло, – ответил он, – хочешь ли ты просто
отомстить, или за этим кроется что-то еще.
       Это был ответ в стиле моего замечания – я мог либо сказать что-то,
либо промолчать. Молчать я не хотел, а потому сказал свою коронную фразу:
       – Я много думал об этом и взвешивал свои шансы. Знаешь, может быть я и
"попробую".
       Тут он повернул голову и бросил на меня один из своих взглядов ( до
этого он смотрел в боковое окно машины).
       – Наверное, каждый из нас мечтал о власти или, по крайней мере, думал
о ней. По крайней мере, у меня такая мысль возникала, хотя я и отказался от
нее сразу же. И, честно говоря, игра стоит свеч. Я знаю, ты сейчас
спрашиваешь меня, помогу я тебе или нет. Да, помогу. Хотя бы для того, чтобы
послать к черту всех остальных, – он помолчал, потом спросил: – Что ты
думаешь о Флоре? Сможет ли она принести нам пользу?
       – Сомневаюсь, – ответил я. – Если все будет предрешено, она,
конечно, присоединится к нам. Но что может быть сейчас предрешено?
       – Или потом, – вставил он.
       – Или потом, – согласился я, чувствуя, что такой ответ звучит так,
как нужно.
       Я боялся признаться ему, в каком состоянии находилась моя память. Я
боялся также доверять ему целиком и полностью. Мне так много надо было
знать, и не к кому было обратиться. Я сидел за рулем и думал о своем
положении. Потом я спросил:
       – Так когда ты думаешь начать?
       – Как только ты будешь готов.
       Вот я и дождался, наконец, и получил на орехи. Я абсолютно не знал, что
делать дальше.
       – Как насчет сейчас?
       Он молчал, потом закурил сигарету, помоему, чтобы выиграть время. Потом
сказал:
       – Ну, хорошо. Когда ты там был в последний раз?
       – Так давно, что даже не помню. Я даже не уверен, как туда проехать.
       – Ху, хорошо. Сколько у тебя бензина?
       – Три четверти бака.
       – Тогда поверни налево и посмотрим, что будет.
       Я повернул налево, и тротуары, мимо которых мы ехали, внезапно стали
сыпать искрами.
       – Черт! – сказал он. – Я шел здесь лет 20 тому назад. Что-то слишком
уж быстро я вспомнил то, что нужно.
       Мы продолжали двигаться вперед, и я не переставал удивляться. Что, в
конце концов происходило? Небо стало отдавать зеленым, потом розовым. Я
закусил губу, чтобы не ляпнуть чего-нибудь лишнего.
       Мы проехали под мостом и когда выехали с другой стороны, небо вновь
приняло нормальный оттенок, но зато теперь нас со всех сторон окружали
большие желтые мельницы.
       – Не беспокойся, – быстро сказал Рэндом. – Могло быть и хуже.
       Я заметил, что люди, мимо которых мы проезжали, были одеты довольно
странно, а дорога была из кирпича.
       – Сверни направо.
       Я свернул.
       Пурпурные облака закрывали солнце, начал накрапывать дождь. Дождь
усилился, небо расколола молния, забушевал ветер. Щетки дворника работали на
полную мощность, но и они мало помогали. Я включил фары и еще больше сбросил
скорость.
       Я мог бы поклясться, что мы проехали мимо всадника на коне, скачущего в
противоположном направлении, одетого во все серое, с поднятым воротником и
низко опущенной головой, прячущегося от дождя.
       Затем облака раздвинулись, и мы стали ехать вдоль морского берега.
Высоко вздымались волны, а огромные чайки носились низко над нами. Дождь
прошел, и я выключил дворники и фары.
       Дорога на сей раз была из щебенки, но этого места я вовсе не узнавал. В
боковое зеркальце я не видел города, который мы только что проехали. Я
крепче сжал руль, когда мы неожиданно проехали мимо виселицы, на которой
болтался повешенный за шею скелет, время от времени раскачиваемый порывами
ветра.
       Рэндом открыл окно, чтобы выбросить окурок, и леденящий ветерок пахнул
мне в лицо, наполнив собой машину. Потом он снова закрыл окно. У ветерка был
соленый, острый морской привкус.
       – Все дороги ведут в Эмбер, – сказал он, как будто это была аксиомой.
       Затем я вспомнил, что мне только вчера сказала Флора. Мне не хотелось
быть вероломным или обманщиком, которым он мог посчитать меня за то, что я
не сообщил ему этого раньше, но все равно я должен был сказать ему то, что
знал, не только ради его безопасности, но и ради моей собственной.
       – Знаешь, – сказал я, – когда ты вчера звонил, Флоры действительно
не было дома, и я уверен, что она пыталась проникнуть в Эмбер, но путь для
нее был закрыт.
       Тут он засмеялся.
       – У этой женщины почти нет никакого воображения, – ответил он. –
Конечно, в это время путь будет закрыт. В конце концов нам придется идти
пешком, в этом я не сомневаюсь, и чтобы попасть в Эмбер, нам потребуются все
наши силы и хитрость, если только мы вообще туда попадем. Она что, решила,
что сможет пройти как принцесса и путь ее будет устлан цветами? Она просто
набитая дура, к тому же достаточно вредная. Ведьма. Она не заслужила того,
чтобы жить, но не мне это решать – пока. Сверни-ка здесь направо, –
неожиданно решил он.
       Что происходило? Я знал, что в тех экзотических переменах, которые
происходили вокруг нас, виноват он, но я никак не мог понять, как он это
делает и куда мы в конце концов прибудем. Я знал, что мне необходимо понять,
в чем тут секрет, но я не мог просто спросить его, иначе он поймет, что сам
я ничего не знаю. И тогда я окажусь в полной его власти. Казалось, он ничего
не делал, только курил и смотрел в окно, но свернув направо, мы оказались в
голубой пустыне с розовым солнцем, сияющим над нашими головами на
переливающемся небе. В зеркальце, сзади, тоже простиралась пустыня – на
многие мили, насколько хватало глаз. Да, интересный фокус.
       Затем мотор закашлял, чихнул, опять плавно заработал. Потом еще раз.
Рулевое колесо под моими руками поменяло форму.
       Оно приняло вид полумесяца и сидение, казалось, отодвинулось назад, сам
автомобиль приобрел более низкую посадку, а ветровое стекло чуть
приподнялось. Однако я ничего не сказал даже когда на нас обрушилась
фиолетовая песчаная буря.
       Но когда буря пронеслась мимо, я чуть не вскрикнул от удивления.
       Примерно в полумиле от нас множество машин на дороге сбились в одну
кучу. Все они стояли неподвжно, и я слышал, как они сигналили.
       – Скинь скорость, – сказал он. – Вот и первое препятствие.
       Я сбросил газ, и нас обдало новым порывом ветра с песком. Я только
собирался включить фары, как буря окончилась, и я несколько раз моргнул,
чтобы убедиться, что не сплю.
       Машин не было, гудки умолкли. Теперь вся дорога была в искрах, совсем
как раньше тротуары, и я услышал, как Рэндом невнятно ругает кого-то:
       – Убежден, что поменял направление именно так, как он этого хочет,
тот, кто поставил этот блок, и меня просто злость берет, что я сделал то,
что он от меня хотел – самое очевидное.
       – Эрик? – сказал я.
       – Может быть. Как ты думаешь, что нам сейчас делать? Изберем трудный
путь или поедем дальше и посмотрим, есть еще блоки или нет?
       – Давай еще немного проедем. В конце концов, это всего лишь первый.
       – Ну, хорошо, – ответил он и добавил: – Кто знает, каким будет
второй?
       Второй блок был существом – я не знаю, какое к нему еще можно было
подобрать слово. Оно, существо, было похоже на плавильную печь с руками,
шарящими по дороге, подбирающими автомобили и пожирающее их. Я ударил по
тормозам.
       – В чем дело? – спросил Рэндом. – Не останавливайся. Как нам еще
проехать мимо?
       – Я просто немного растерялся, – сказал я, и он искоса бросил на меня
странный взгляд.
       Я знал, что сказал совсем не то, что нужно.
       Налетела еще одна песчаная буря, и когда прояснилось, мы опять катились
по ровной пустынной дороге. В отдалении виднелись башни.
       – Думаю, что надул его, – сказал Рэндом. – Пришлось закрутить
несколько перемещений в одно, а этого, по-моему, он не ожидал. В конце
концов, никто не может закрыть все дороги в Эмбер.
       – Что верно, то верно, – я пытался хоть несколько исправить положение
после тех слов, когда он искоса посмотрел на меня.
       Я стал думать о Рэндоме. Маленький, хлиплый человечек, который мог
погибнуть так же, как и я всего лишь вчера вечером. В чем была его сила? И о
каких Отражениях все время идет речь? Что-то говорило мне, что чем бы ни
были эти Отражения, мы сейчас двигались среди них. Но как? Это было явно
делом рук Рэндома, но так как он сидит спокойно, курит и вообще был весь на
виду, я решил, что проделывает это он с помощью своего мозга. Опять-таки
как? Я, правда, слышал, как он говорил, что вот тут надо "прибавить", а тут
"отнять", как будто вся вселенная была одним большим уравнением. Я решил –
и внезапно был уверен в правильности этого решения – что он действительно
прибавляет и вычитает в видимом окружающем нас мире, чтобы подвести нас
ближе и ближе к этому странному месту – Эмберу, и что это – единственное
решение, способ попасть туда.
       И я тоже кагда-то умел делать это. И ключ к этому умению, внезапно
понял я, лежал в понимании Эмбера. Но я не мог вспомнить.
       Дорога резко свернула, пустыня кончилась, повсюду расстилались поля с
высокой голубой травой. Через некоторое время пошли небольшие холмы, и у
подножья третьего холма мостовая кончилась, и мы в'ехали на узкую грязную
дорогу. Она была довольно ухабистой и кружила среди других высоких холмов,
на которых рос небольшой колючий кустарник.
       Примерно через полчаса холмы кончились, и мы в'ехали в лес из толстых
квадратных деревьев с множеством дупел в стволах, с причудливо изрезанными
листьями осеннего желтого и пурпурного цвета.
       Начал накрапывать небольшой дождик, сгустились тени. От мокрых листьев,
лежащих на земле, поднимался бледный туман. Откуда-то справа послышался
звериный вой.
       Рулевое колесо поменяло форму еще три раза, в последнем варианте
превращаясь в деревянный пятиугольник. Автомобиль стал большим и высоким и
на его капоте неведомо откуда появилось украшение в форме птицы фламинго. На
сей раз я удержался от каких бы то ни было замечаний и ограничился тем, что
молча пытался приспособиться к сидению, которое все время тоже меняло форму,
и к управлению непривычным автомобилем. Рэндом, однако, посмотрел на рулевое
колесо после его последнего превращения, покачал головой. И внезапно деревья
стали значительно выше, с гроздьями лиан и множеством паутины, а машина
вновь приобрела почти прежний вид. Я посмотрел на стрелку указателя бензина
и увидел, что у нас осталось еще полбака.
       – Пока что мы движемся вперед, – заметил мой брат, и я согласно
кивнул головой.
       Дорога внезапно расширилась и стала асфальтовой. По обеим ее сторонам
расположились каналы, в которых текла грязная вода. Листья, маленькие ветки
и разноцветные перышки плыли по ее поверхности. Внезапно я ощутил легкость
во всем теле, и у меня закружилась голова.
       – Дыши медленнее и глубже, – сказал Рэндом. – Попробуем здесь пойти
напрямик, и атмосфера, и гравитация некоторое время будут другими. По-моему,
нам до сих пор здорово везло, и я постараюсь воспользоваться этим до конца
– под'ехать так близко, как только можно, и чем быстрее, тем лучше.
       – Неплохо придумано, – заметил я.
       – Может быть, да, а может быть, и нет, но по крайней мере, игра стоит
свеч... Осторожно!
       Мы как раз в'ехали на холм, на вершине которого показался грузовик,
несущийся теперь нам навстречу. Ехал он не с той стороны дороги. Я резко
свернул в сторону, пытаясь об'ехать его, но и грузовик повернул туда же. В
самый последний момент мне пришлось резко свернуть и вырулить на мягкую
грязь обочины, почти у канала, только чтобы не столкнуться. Справа от меня
завизжали тормоза. Грузовик остановился. Я попытался дать задний ход и снова
выбраться на дорогу, но машина прочно засела в мягкой грязи.
       Затем я услышал, как хлопнула дверь, и увидел водителя, выбирающегося
из правой дверцы машины, что означало – мы, вернее всего, ехали не с той
стороны дороги, а не он. Я был убежден, что нигде в Соединенных Штатах не
было левостороннего движения, такого как в Англии, но к этому времени я
давно уже не сомневался, что мы покинули Землю, которую я знал.
       Грузовик был мощным бензовозом. На борту его было написано большими
красными буквами ЗУНОКО, а внизу, помельче, девиз: "Мы ездим по всему миру!"
Когда я вышел из машины и попробовал извиниться перед подошедшим водителем,
он покрыл меня матом. Это был внушительный мужчина, одного роста со мной, но
с почти квадратной фигурой, и в одной руке у него был зажат большой гаечный
ключ.
       – Послушайте, я ведь извинился, – сказал я ему. – Чего вы еще
хотите? Никто не пострадал, и машины тоже целы.
       – Таких дураков-водителей нельзя и близко подпускать к рулю! – взвыл
он. Вы – угроза для общества!
       В это время из машины вышел Рэндом, и в руке его был пистолет.
       – Послушайте, мистер, убирайтесь-ка отсюда подобру-поздорову! –
сказал он.
       – Убери пистолет, – сказал я ему, но он поднял оружие и спустил
предохранитель, прицелившись в шофера.
       На лице последнего отчетливо выразился страх, у него даже отвисла
нижняя челюсть. Он повернулся и бросился бежать. Рэндом поднял пистолет и
тщательно прицелился в удаляющуюся спину. Мне удалось отбить его руку в
сторону как раз в тот момент, когда он спустил курок. Пуля ударилась в
мостовую и отлетела рикошетом в сторону.
       Рэндом повернулся ко мне, и лицо его было почти белым от гнева.
       – Черт бы тебя побрал! – воскликнул он. – Пуля могла угодить в
бензобак!
       – Она также могла попасть в того шофера.
       – Так что с того? Мы не воспользуемся этой дорогой по крайней мере
целое их поколение. Этот ублюдок осмелился оскорбить принца Эмбера! Когда я
стрелял, я думал о ТВОЕЙ чести.
       – Я сам в состоянии защитить свою честь, – и чувство холодной
могущественной ненависти и страсти внезапно охватило меня и заставило
сказать: – Потому что он был мой, и это я, а не ты властен был убить его
или помиловать по своей воле.
       И меня переполнило чуветво ярости.
       Тогда он склонил передо мной голову, и как раз в это время дверца
грузовика захлопнулась и послышался шум удаляющегося мотора.
       – Прости меня, брат. Прости, что я осмелился. Но я был возмущен, когда
услышал, как один из них разговаривает с тобой. Я понимаю, что мне следовало
подождать, пока ты сам не решишь, что с ним делать или, по крайней мере,
испросить у тебя разрешения прежде чем действовать.
       – Ну ладно, все позади. Давай попробуем теперь выбраться на дорогу и
поехать дальше, если это, конечно, нам удастся.
       Задние колеса увязли примерно до середины дисков, и пока я смотрел на
них, пытаясь сообразить, что бы такое придумать, Рэндом окликнул меня:
       – Порядок, я ухватился за передний бампер. Возьмись за задний и давай
вынесем его на дорогу, только теперь уже с левой стороны.
       Он шутил. Правда, он говорил что-то о меньшей гравитации, но этого я
почти не чувствовал. Я знал, что я – человек сильный, но у меня были свои
сомнения по поводу того, что я могу поднять Мерседес за задний бампер. Но с
другой стороны, мне ничего не оставалось делать, потому что он ожидал от
меня именно этого, а я не мог допустить, что бы он узнал о странных провалах
в моей памяти. Так что я наклонился, ухватился поудобнее, выдохнул воздух и
напряг ноги. С чавкающим звуком задние колеса выскочили из влажной грязи. Я
держал свой конец машины примерно в двух футах от земли! Это было тяжело,
черт побери! Это было тяжело, но я мог это сделать!
       С каждым шагом я увязал в землю футов на 6. Но я нес машину, и Рэндом
делал то же самое с другой стороны. Мы поставили автомобиль на дорогу, и он
слегка качнулся на амортизаторах. Затем я снял ботинки, вылил из них жидкую
грязь, вычистил пучком травы, выжал носки, отряхнул манжеты брюк и закатал
их, бросил ботинки с носками на заднее сидение, вытер ноги, сел за руль
босиком.
       Рэндом сел рядом, хлопнул дверцей и сказал:
       – Слушай, я еще раз хочу сказать, что очень виноват перед тобой...
       – Брось! Я уже все забыл.
       – Да, но мне хочется, чтобы ты на меня не сердился.
       – Я не сержусь, – сказал я. – Просто на будущее, удержись от
убийства в моем присутствии, вот и все.
       – Можешь не сомневаться, – пообещал он.
       – Тогда поехали дальше.
       И мы поехали. Мы понеслись по каньону среди скал, затем очутились в
городе, который, казалось, был сделан полностью из стекла или
стеклозаменителя, с высокими зданиями, хрупкими и непрочными на вид, и с
людьми, на которых светило розовое солнце, высвечивая их внутренние органы и
остатки их недавних обедов. Когда мы проезжали мимо, они останавливались и
глазели на нас. Они собирались на углах улиц толпами, но ни один не
попытался задержать нас или перейти дорогу перед нашей машиной.
       – Жители этого города, несомненно, будут рассказывать об этом
происшествии долгие годы, – заметил Рэндом.
       Я кивнул.
       Затем дорога кончилась и мы поехали по поверхности, которая казалась
нескончаемым листом силикона. Через некоторое время он сузился и вновь
перешел в нашу дорогу, а потом справа и слева от нас появились болота:
низколежащие, коричневые по цвету и вонючие. В одном из них я увидел – в
этом я мог бы поклясться – диплодока, который поднял голову и довольно
неодобрительно глядел на нас.
       Затем над нашими головами пронеслось, громко хлопая крыльями, похожее
на летучую мышь создание. Небо сейчас было коричневоголубого цвета, а солнце
на нем было бледнозолотым.
       – У нас осталось меньше четверти бака бензина, – сказал я.
       – Хорошо, – сказал Рэндом. – Останови машину.
       Я нажал на тормоза и откинулся в кресле. Прошло довольно много времени
– минут 5-6 – а он все молчал.
       – Поехали, – наконец сказал он.
       Мили через три мы под'ехали к какой-то баррикаде из стесанных бревен, и
я начал об'езжать ее. С одной ее стороны были ворота, и Рэндом сказал мне:
       – Остановись и посигналь.
       Я так и сделал, и через некоторое время деревянные ворота распахнулись
вовнутрь.
       – В'езжай смело, опасности нет, – сказал он.
       Я в'ехал, и слева от себя увидел три колонки с бензином, а неподалеку
– маленькое здание, какие я тысячами видел раньше при более ординарных
обстоятельствах. Я под'ехал к одной из колонок и стал ждать. Человек,
вышедший из домика, был около пяти футов ростом, как пивная бочка в обхвате,
с похожим на клубниченку носом и шириной плеч как минимум в ярд.
       – Что угодно? – спросил он. – Заправить бак?
       – Просто бензин, – ответил я.
       – Подвиньте немного машину, – он указал, куда.
       Я пододвинул машину и спросил Рэндома:
       – А мои деньги здесь годятся?
       – А ты посмотри на них.
       Я открыл бумажник. Он был туго набит оранжевыми и желтыми купюрами с
римскими цифрами на углах и инициалами "Д.Р."
       Он ухмыльнулся, глядя, как я разглядываю купюры.
       – Вот видишь, я позаботился обо всем.
       – Ну и чудо. Между прочим, я проголодался.
       Мы стали оглядываться вокруг и увидели рекламу человека, который
подавал кентуккийского цыпленка-гриль совсем рядом. Реклама горела неоном.
       Земляничный нос пошаркал ногой по какому-то бугорку на земле, чтобы
сравнять его, повесил брезентовый шланг, подошел к нам и сказал:
       – Восемь Драхм Регумз.
       Я нашел оранжевую бумажку с 5 Д.Р. и еще три с 1 Д.Р. и протянул их
ему.
       – Спасибо, – он сунул деньги в карман. – Проверить масло и воду?
       – Давайте.
       Он долил в радиатор немного воды, сказал, что уровень масла в норме и
пару раз протер ветровое стекло грязной тряпкой. Затем он помахал рукой и
пошел обратно в домик.
       Мы доехали до местечка под названием Кенни Руа и купили небольшую
корзину жареных цыплят-гриль и большой кувшин пива. Затем мы помылись на
улице, погудели у ворот и подождали, пока нам их не открыл человек с
алебардой через плечо.
       Затем мы снова выехали на дорогу.
       Впереди нас показался динозавр. Он посмотрел на нас, поколебался, потом
свернул налево. Над головой пролетели еще три птеродактиля.
       – Мне больно отказываться от неба Эмбера, – сказал Рэндом...
       И что бы это ни значило, я утвердительно хмыкнул в ответ.
       – Но я боюсь сделать все сразу, – продолжал он, – нас может
разорвать на куски.
       – Согласен, – согласился я.
       – С другой стороны, это место мне тоже не особенно нравится.
       Я кивнул головой, мы продолжали ехать вперед, а силиконовая равнина
кончилась, уступив место каменистой. Я осмелился спросить:
       – Что ты сейчас делаешь?
       – Теперь у нас есть небо, так что я попытаюсь сделать что-нибудь с
равниной.
       И каменистая поверхность стала превращаться в отдельные булыжники,
когда мы ехали по ней. Под булыжниками проглядывала обнаженная черная земля.
Еще через несколько минут я увидел островки зелени. Сначала их было немного,
но трава была ярко-ярко зеленой, такой я ее никогда не видел на Земле,
которую я знал. Скоро травы стало больше. Через некоторое время на нашем
пути стали попадаться отдельные деревья. Затем лес. Но что за лес!
       Я никогда еще не видел таких деревьев, могущественных и величественных,
глубокого богатого зеленого цвета с крапинками золота. Они возвышались,
подавляли. Это были огромные сосны, дубы, клены и много других деревьев,
названий которых я не знал. В них шелестел ветерок с фантастически приятным,
нежным запахом, который так и обвевал меня, когда я опустил окно.
       – Арденнский Лес, – сказал человек, который был моим братом, и я
знал, что он меня не обманывает, и я одновременно и любил его, и завидовал
ему в его мудрости и знаниях, которых лишился.
       – Брат, – сказал я. – Ты все делаешь правильно. Даже лучше, чем я
этого ожидал. Спасибо тебе.
       Мои слова привели его в некоторое недоумение. Как будто до сих пор он
не слышал от своей родни никогда ни одного хорошего слова...
       – Я делаю все, что в моих силах, – ответил он. – И обещаю тебе, что
так будет до самого конца. Посмотри только! Теперь у нас есть и небо, и лес!
Пока что все идет настолько хорошо, что даже не верится! Мы прошли больше
половины пути, и ничего еще не остановило нас по-настоящему. Я считаю, нам
здорово везет. Ты дашь мне Регентство?
       – Да, – сказал я, не понимая, что это могло значить, но чувствуя, что
хочу удовлетворить его просьбу, если это действительно в моих силах.
       Он кивнул головой.
       – Тебя можно держаться, – сказал он.
       Он был маленьким хитрецом с маниакальной склонностью к убийствам,
который, как я вспомнил, вечно против чего-то восставал. Наши родители
пытались наказать его в прошлом, но я помнил, что у них это не получилось
достаточно убедительно. И я внезапно понял, что у нас с ним были одни и те
же родители, не так как в случае со мной и Каином, Блейзом и Фионой. Насчет
других я не помнил, но тут был твердо уверен.
       Машина шла по жесткой твердой дороге, среди царственных деревьев.
Казалось, им не было ни конца, ни края. Я чувствовал себя здесь спокойно и
хорошо. Изредка из придорожного кустарника выскакивал испуганный олень или
удивленная лиса. Солнечный свет лучами проникал сквозь листья, становясь
похожим на восточный редкий музыкальный инструмент. Ветерок пах влагой и нес
с собой животворные запахи. Я понял, что хорошо знаю это место, что не раз в
прошлом гулял по этой дороге. Я ездил через Арденский Лес верхом, гулял по
нему, охотился в нем, лежал на спине под многими из его толстых ветвей,
закинув руки за голову, глядя в небо. Я взбирался по многим из этих
великанов и смотрел на зеленый мир, расстилающийся передо мной внизу и
постоянно переливающийся.
       – Как мне здесь нравится, – сказал я, почти не понимая, что говорю
вслух, пока Рэндом не ответил:
       – Ты всегда любил этот лес.
       Мне показалось, что в голосе его проскользнула нотка удивления. Но я не
был уверен. Затем в отдалении я услышал какой-то звук и понял, что это
прозвучал охотничий рожок.
       – Прибавь скорость, – внезапно сказал Рэндом. – Похоже, что это
охотничий рожок Джулиана.
       Я повиновался. Звук рожка прозвучал еще раз, уже ближе.
       – Эти его проклятые гончие растерзают автомобиль на кусочки, а его
птицы выклюют нам глаза! Надо же было наткнуться на него, когда он так
хорошо подготовлен к этой встрече. За чем бы он сейчас ни охотился, я знаю,
он с наслаждением бросит любую дичь ради такой добычи, как два его брата.
       – Живи сам и дай жить другим, – вот моя философия на сегодня, –
заметил я.
       Рэндом ухмыльнулся.
       – Что за рыцарство! Могу поспорить, что оно продлится целых пять
минут!
       Затем звук рожка послышался еще ближе, и он выругался.
       – Черт!
       На спидометре стрелка остановилась на цифре 75 миль, а ехать быстрее по
такой дороге я боялся. А рожок звучал все ближе и ближе – три долгих
протяжных звука, и неподалеку слева я услышал лай гончих.
       – Мы сейчас почти на настоящей Земле, хотя все еще далеко от Эмбера,
– сказал мой брат. – Бесполезно пробовать бежать через примыкающие
Отражения, потому что, если он действительно преследует нас, он нас
настигнет и там. Или его тень.
       – Что будем делать?
       – Прибавь еще газу и будем надеяться, что он все-таки гонится не за
нами.
       И звук рожка послышался еще раз, на сей раз практически рядом.
       – На чем это он скачет? – спросил я. – На локомотиве?
       – Насколько я могу судить, на Моргенштерне, самом могучем и быстром
коне, которого он когда-либо создавал.
       Я задумался над этим последним словом, вспоминая, что это все могло
значить. Да, верно, подсказал мне мой внутренний голос. Он действительно
создал Моргенштерна из Отражений, придав этому зверю силу и скорость
урагана. Я вспомнил, что всегда боялся этого коня, и тут я увидел его.
       Моргенштерн был почти на метр выше любого из коней, которых мне
доводилось видеть. Глаза его были мертвого цвета, как у немецкой овчарки,
седая грива развевалась по ветру, копыта блестели как отполированная сталь.
Он несся за нащей машиной как ветер, а в седле его, пригнувшись, скакал
Джулиан. Совсем такой, как на игральной карте, с длинными черными волосами,
ослепительно голубыми глазами, одетый в белые сверкающие доспехи.
       Джулиан улыбнулся нам и помахал рукой, а Моргенштерн вскинул вверх
голову и его великолепная грива взметнулась на ветру, как флаг. Ноги его
мелькали с такой скоростью, что их не было видно.
       Я вспомнил, что Джулиан однажды заставил своего подручного одеть мою
старую одежду и мучать лошадь. Вот почему она чуть не убила меня в тот день
охоты, когда я спешился, чтобы освежевать оленя.
       Я снова поднял окно машины, чтобы зверь не смог по запаху определить,
что я нахожусь в ней. Но Джулиан заметил меня, и мне казалось, что я
понимаю, что это означало. Вокруг него бежали штурм-гончие с их жесткими
твердыми телами и зубами, крепкими, как сталь. Они тоже взяты из Отражения,
потому что ни один пес не мог выдержать такой убийственной гонки. Но я знал
с твердой уверенностью, что все, что раньше было для меня нормальным, таким
здесь не было. Джулиан сделал нам знак остановиться, и я посмотрел на
Рэндома, который утвердительно кивнул в ответ.
       – Если мы не остановимся, он нас просто уничтожит, – заметил он.
       Так что я нажал на тормоз, сбросил скорость и остановился.
       Моргенштерн взвился в воздух, присел на задние ноги, поднял передние и
ударил в землю копытами. Собаки кружили неподалеку с высунутыми языками,
тяжело вздымающимися боками. Лошадь была покрыта блестящей пленкой, и я
знал, что это ее пот.
       – Какой сюрприз! – сказал Джулиан своим медленным, почти ленивым
голосом.
       Это была его манера разговаривать, и пока он говорил, большой орел с
темно-зеленым оперением, круживший у нас над головами, опустился и уселся
ему на плечо.
       – Вот именно, ничего не скажешь, – ответил я. – Как поживаешь?
       – О, прекрасно, – небрежно бросил он. – Как всегда. А как дела у
тебя и брата Рэндома?
       – В полном здравии, – ответил я, а Рэндом кивнул головой и добавил:
       – Я думаю, что в эти неспокойные времена ты найдешь для себя другую
забаву, кроме охоты.
       Джулиан чуть наклонил голову и иронически посмотрел на него сквозь
боковое стекло, сказав:
       – Мне доставляет наслаждение убивать зверей. И я постоянно думаю, что
и своих родственников тоже.
       По моей спине пробежал ощутимый холодок.
       – Меня отвлек от охоты шум вашей машины. Я сначало даже и представить
себе не мог, что в ней окажетесь именно вы. Насколько я понимаю, вы
путешествуете не просто ради удовольствия, а едете куда-то, скажем, в Эмбер,
не так ли?
       – Так, – согласился я. – Могу я полюбопытствовать, почему ты здесь,
а не там?
       – Эрик послал меня наблюдать за этой дорогой, – сказал он, и рука моя
невольно легла на рукоятку одного из пистолетов, заткнутых за пояс.
       У меня возникло такое чувство, что доспехи его не пробить. Я подумал,
что придется стрелять в Моргенштерна.
       – Ну что ж, братья, – он улыбнулся. – Я рад, что вы вернулись и
пожелаю вам доброго пути. До свидания.
       И с этими словами он повернулся и поскакал я лес.
       – Давай-ка уберемся поскорее отсюда подобру-поздорову. – сказал
Рэндом. – Наверное, он собирается устроить засаду, а может, опять начнет
преследование.
       Тут он вытащил свой пистолет из-за пояса и положил его на колени. Я
поехал вперед, теперь уже с довольно умеренной скоростью.
       Минут через пять, когда я стал дышать поспокойнее, послышался звук
рожка. Я нажал газ, зная, что он все равно нас догонит, но желая выиграть
как можно больше времени и попытаться уехать как можно дальше вперед. Нас
заносило на виражах, мы пролетали холмы и равнины. Один раз я чуть было не
наехал на оленя, но в последний момент все-таки об'ехал его, не ударившись и
не сбавляя скорости.
       Звук рожка послышался еще ближе, и Рэндом начал бормотать про себя
неприличные ругательства.
       У меня было такое чувство, что нам предстояло еще довольно долго ехать
по лесу, и это меня отнюдь не успокаивало.
       Мы выехали на небольшой ровный участок дороги, и около минуты я мог
вести машину почти с максимальной скоростью. Рожок Джулиана чуть отдалился.
Но затем мы выехали на тот участок леса, где дорога все время делала крутые
зигзагообразные повороты, и мне пришлось сбросить газ. Джулиан вновь начал
догонять нас.
       Через шесть минут он показался в зеркале заднего обзора, летя вдоль
дороги с гончими, лающими и скачущими вокруг него.
       Рэндом опустил свое окно, высунулся из него и начал стрелять.
       – Черт бы побрал эти доспехи! – сказал он. – Я уверен, что попал в
него дважды, а он даже не покачнулся!
       – Мне бы очень не хотелось убивать этого коня, – заметил я, – но все
же попробую.
       – В него я тоже стрелял несколько раз, – он с отвращением швырнул
разряженный пистолет на пол кабины и вынул из-за пояса другой. – Но либо я
куда более плохой стрелок, чем я думал, либо правду говорят, что
Моргенштерна может убить только серебряная пуля.
       Из оставшейся обоймы он убил, однако, шестерых псов, но их осталось
еще, по меньшей мере, две дюжины. Рэндом сказал мне:
       – Последнюю обойму я оставлю для головы Джулиана, если он под'едет
достаточно близко! – он уложил из одного из моих пистолетов еще пятерых
псов.
       Сейчас они находились от нас всего в пятидесяти футах, и все время
нагоняли, так что я изо всех сил ударил по тормозам. Несколько собак не
успели отскочить вовремя, но Джулиан внезапно исчез, и над машиной
пронеслась огромная тень. Моргенштерн перепрыгнул через машину. Он заржал, и
в то же время, как всадник развернул лошадь лицом к нам, я дал газ и машина
рванулась вперед.
       Величественным скачком Моргенштерн отпрыгнул в сторону. В зеркальце я
увидел, как две собаки уцепились за задний бампер, оторвали его и вновь
кинулись в погоню. Несколько собак валялись мертвыми на дороге, но их все
еще оставалось 16-17.
       – Великолепно, – сказал Рэндом. – Но тебе повезло, что они не
кинулись на колеса, иначе от резины остались бы одни только клочья.
Наверное, им раньше никогда не приходилось загонять такую дичь , как
автомобиль.
       Я отдал ему свой последний пистолет, сказав:
       – Постарайся убить как можно больше собак.
       Он расстрелял обойму спокойно, со снайперской точностью, и собак стало
на 6 меньше.
       А Джулиан скакал теперь рядом с машиной, и в руке у него была шпага.
       Я нажал на гудок, надеясь вспугнуть Моргенштерна, но ничего не вышло. Я
свернул в их сторону, но Моргенштерн грациозно прыгнул и избежал удара.
Рэндом низко пригнулся на сидении, держа пистолет в правой руке, положив его
на согнутый локоть левой и целясь мимо меня.
       – Не стоит пока стрелять, – сказал я. – Постараюсь взять его так.
       – Ты сумасшедший, – сказал он мне, в то время как я вновь резко
ударил по тормозам.
       Тем не менее пистолет он опустил.
       Как только машина остановилась, я распахнул дверцу и выскочил. О, черт,
я ведь был босиком! Проклятье.
       Я нырнул под удар его шпаги, схватил его за руку и выбросил из седла.
Он ударил меня по голове своим бронированным левым кулаком, и у меня
посыпались искры из глаз от невыносимой боли.
       Он лежал там, куда упал, как пьяный, а вокруг меня прыгали собаки,
пытаясь укусить, а Рэндом отбивал их ногами. Я поднял шпагу Джулиана,
которая валялась рядом, и приставил ее острие к его горлу.
       – Прикажи им убраться! – закричал я. – Или я пригвозжу тебя к земле!
       Он стал резко что-то выкрикивать собакам, те отошли в сторону,
недовольно ворча. Рэндом держал Моргенштерна за уздечку, но он с трудом
справлялся с конем.
       – Ну, а теперь, дорогой мой брат, – спросил я, – что ты можешь
сказать в свою защиту?
       В его глазах зажегся холодный голубой огонь, но на лице ничего не
отразилось, оно оставалось бесстрастным.
       – Если ты собираешься убить меня, то не мешкай.
       – А вот это я сделаю тогда, когда мне этого захочется, – сообщил я
ему, сам не зная, почему, невольно наслаждаясь комьями грязи, прилипшими к
его белым доспехам. – А пока что скажи мне, что даешь за свою жизнь?
       – Все что я имею, можешь не сомневаться.
       Я отступил на шаг назад.
       – Вставай и садись в машину, на заднее сидение.
       Он молча встал, и я отобрал у него кинжал, прежде чем он уселся. Рэндом
уселся спереди, на свое место, но направил пистолет с последней обоймой в
голову Джулиана.
       – Почему ты просто не убьешь его? – спросил он.
       – Я думаю, он нам пригодится. Есть много вещей, которые я хотел бы
узнать. Да к тому же нам предстоит еще долгий путь, – ответил я Рэндому.
       Я включил зажигание и тронулся с места.
       Собаки дружно припустились за машиной, а Моргенштерн скакал сбоку,
стараясь не отставать от нас.
       – Боюсь, что я немного стою как пленник, – заметил Джулиан. – И даже
если ты станешь меня пытать, я не смогу сказать тебе больше того, что знаю,
а знаю я немного.
       – Вот с этого и начни, – сказал я.
       – Когда начался весь этот ад, позиция Эрика была самой сильной, ведь
он оставался в Эмбере. По крайней мере, я посчитал именно так и предложил
ему свои услуги. Если бы это был один из вас, я, вероятно, поступил бы так
же. Эрик поручил мне охрану Арденнского Леса, ведь это – один из основных
маршрутов. Жерар контролирует южные подступы, а Каин – северные воды.
       – А Бенедикт? – спросил Рэндом.
       – Не знаю. Я ничего не слышал. Может быть, он с Блейзом. А может, в
одном из Отражений. Я просто еще ничего не слышал о том, что произошло.
Может быть, он даже мертв. Прошло много лет с тех пор, как я о нем слышал.
       – Сколько людей у тебя в Арденне? – спросил Рэндом.
       – Больше тысячи. Некоторые из них почти наверняка наблюдают за вами
даже сейчас.
       – И если они не хотят, чтобы ты неожиданно скончался, это все, чем они
ограничатся, – сказал Рэндом.
       – Ты безусловно прав. Должен признаться, Корвин, что ты поступил очень
проницательно, взяв меня в плен, а не убив на месте. Может, тебе и удастся
теперь проехать через лес.
       – Ты говоришь это только потому, что хочешь жить, – ответил ему
Рэндом.
       – Конечно, я хочу жить. Могу я надеяться?
       – За что?
       – За ту информацию, которую вам дал.
       – Ты почти ничего не рассказал, – рассмеялся Рэндом, – и я уверен,
что под пыткой твой язык развязался бы куда больше. Но это мы посмотрим,
когда представится случай остановиться, а, Корвин?
       – Посмотрим, – сказал я. – Где Фиона?
       – По-моему, где-то на юге, точно не знаю.
       – А Дейдра?
       – Не знаю, – вновь ответил Джулиан.
       – Льювилла?
       – В Рембре.
       – Ну, хорошо, – сказал я. – По-моему, ты действительно сказал все,
что знаешь.
       – Да.
       Мы продолжали ехать в молчании, и постепенно лес начал редеть. Я давно
уже потерял из виду Моргенштерна, хотя иногда видел орла Джулиана, который
пролетал над нами. Дорога свернула, и теперь мы направлялись к довольно
узкому месту – проходу между двумя пурпурными горами.
       – Удобное место, чтобы поставить на дороге заслон, – заметил Рэндом.
       – Звучит правдоподобно, – ответил я. – Ты как считаешь, Джулиан?
       – Да, – вздохнул он. – Скоро будет. Но я думаю, у вас не вызовет
затруднений проехать его.
       Затруднений не было. Когда мы под'ехали к воротам и сторож в зеленом с
коричневым подошел, я указал большим пальцем на заднее сидение и спросил:
       – Понятно?
       Ему было все понятно, и нас он тоже узнал. Он поспешил открыть ворота и
отсалютовал нам.
       Прежде чем мы проехали через весь перевал, перед нами открылись еще
двое ворот, и где-то по пути орел отстал. Мы поднялись в гору уже на
несколько тысяч футов, и я остановил машину у обрыва. Справа не было ничего,
кроме глубокой пропасти.
       – Выходи, – сказал я. – Пришла пора тебе размять ноги.
       Джулиан побледнел.
       – Я не буду унижаться, – сказал он. – И не буду вымаливать у вас
жизнь, – он вышел из машины.
       – Вот черт! – сказал я. – Передо мной так давно никто не унижался!
Жаль. Ну что ж, подойди к краю и стань вот здесь... Чуть ближе, пожалуйста.
       И Рэндом продолжал держать пистолет нацеленным в его голову.
       – Совсем недавно, – продолжал я, – ты говорил, что предложил бы свою
помощь каждому, кто оказался бы на месте Эрика.
       – Да.
       – Посмотри вниз.
       Он посмотрел вниз далеко-далеко. Я сказал:
       – Хорошо. Запомни то, что ты говорил, если все неожиданно переменится.
И запомни, кто подарил тебе жизнь, в то время как любой другой отобрал бы ее
у тебя. Поехали, Рэндом. Нам пора.
       Мы оставили его стоять на самом краю пропости. Он тяжело дышал, и брови
его был сдвинуты вместе.
       Мы добрались до вершины перевала и тут бензин почти кончился. Я
поставил передачу на нейтраль, выключил мотор, и машина начала свой долгий
спуск вниз.
       – Я сейчас думаю о том, – сказал Рэндом, – что ты не потерял былой
прозорливости ума и проницательности. Я, наверное, все-таки убил бы его
после того, что он пытался с нами сделать. Но думаю, что ты поступил
правильнее. Мне кажется, он поддержит нас, если нам удастся в чем-то
переиграть Эрика. А тем временем он, вне всяких сомнений, доложит обо всем
случившемся Эрику.
       – Естественно, – сказал я.
       – И у тебя было больше причин хотеть его смерти, чем у любого из нас.
       – Личные чувства мешают хорошей политике, – улыбнулся я, –
юридическим решениям и деловым отношениям.
       Рэндом закурил две сигареты и протянул одну мне. Глядя вниз сквозь
сигатетный дым, я впервые увидел это море.
       Вдруг я подумал, что говорю на языке, который я и не представлял, что
знаю. Я читал балладу о "Морепроходцах", а Рэндом внимательно слушал и ждал,
пока я кончу. Когда я замолчал, он спросил меня:
       – Многие говорили, что балладу эту написал ты сам. Это правда?
       – Это было так давно, – ответил я ему, – что я уже и не помню.
       Дорога все больше и больше уклонялась влево, и по мере того, как мы
постепенно в'езжали в покрытую деревьями долину, море открывалось перед
нашими глазами.
       – Маяк Карбы, – сказал Рэндом, указывая рукой на грандиозную серую
башню, возвышавщуюся над водой, и тут я понял, что мы говорили больше не
по-английски, а на языке, который назывался Тари.
       Примерно через полчаса мы окончательно спустились с гор. Я продолжал
катиться по инерции так долго, как это было можно, потом опять включил
мотор. При его звуке стайка черных птиц выпорхнула из ближайшего кустарника
слева от нас. Серая, похожая на волну тень взметнулась из-за дерева и
нырнула в самую гущу кустарника. Олень, невидимый до сих пор, умчался прочь.
Мы ехали по лесистой долине, хотя деревьев в ней было не так много, как в
Арденнском лесу, и неуклонно приближались к далекому морю.
       Слева и сзади остались возвышающиеся горы. Чем дальше мы в'езжали в
долину, тем более изменений происходило с моей одеждой. Куртка была отделана
по швам серебряным жгутом.
       Приглядевшись внимательнее, я понял, что с наружной стороны моих брюк
тоже шли строчки серебряной отделки.
       – Кажется, я одет достаточно эффектно, – сказал я, глядя на реакцию
Рэнндома.
       Он ухмыльнулся, и я увидел, что у него тоже откуда-то появилась другая
одежда; коричневые с красным брюки и оранжевая рубашка с коричневым
воротником и манжетами. Коричневая фуражка с желтым козырьком лежала рядом
на сидении.
       – А я все думал, когда же ты, наконец, заметишь, – ответил он. – Как
себя чувствуешь?
       – Прекрасно, – сказал я, – и, кстати, у нас почти не осталось
бензина.
       – Сейчас уже поздно что-либо предпринимать по этому поводу. Мы теперь
в реальном мире, и работа с Отражениями потребует огромного напряжения. К
тому же она не останется незамеченной. Боюсь, нам придется бросить машину.
       Нам пришлось бросить ее примерно через две с половиной мили. Я с'ехал
на обочину дороги и остановился. Солнце посылало нам свой прощальный
западный поклон, и тени значительно удлинились. Я полез на заднее сидение,
где мои ботинки превратились в черные сапоги, и что-то зазвенело, когда моя
рука нащупала их.
       Я держал в руках относительно тяжелую серебряную шпагу в ножнах. Ножны
были точно по размеру застежек на моем поясе. Там же, на заднем сидении,
лежал черный плащ с застежкой в форме серебряной розы.
       – А ты думал, они уже потеряны навсегда? – спросил Рэндом.
       – Почти что, – ответил я.
       Мы захлопнули дверцы машины и пошли вперед. Вечер был прохладный и
напоен терпкими ароматами. На востоке уже начали появляться звезды, а солнце
почти скрылось. Мы шли по дороге, и Рэндом внезапно заметил:
       – Не могу сказать, чтобы это мне нравилось.
       – Что ты имеешь в виду?
       – Пока что нам все слишком легко удавалось. Мне это не нравится.
Правда, Джулиан пытался помешать нам, но... Думаю, нам позволили пройти
сюда.
       – У меня тоже возникла та же мысль, – солгал я. – Как ты думаешь,
что бы это могло значить?
       – Боюсь, что мы направляемся прямо зверю в пасть. По-моему, нас ждет
какая-то ловушка.
       Несколько минут мы шагали в полном молчании. Затем я спросил:
       – Может быть, засада? В этих лесах до странности спокойно.
       – Не знаю.
       Мы прошли мили две, а затем солнце село. Ночь была черной, небо усыпано
бриллиантами звезд.
       – Немного не подходящий для нас с тобой способ передвижения, – сказал
Рэндом.
       – Не спорю.
       – И все же я боюсь устроить лошадей.
       – Я тоже.
       – А как ты сам оцениваешь обстановку? – спросил Рэндом.
       – По-моему, дело дрянь. У меня такое чувство, что скоро они дадут о
себе знать.
       – Как ты думаешь, может, нам уйти с дороги?
       – Я тоже об этом подумал, – вновь солгал я, – и считаю, если мы
свернем в лес, это нам не повредит.
       Так мы и сделали. Мы шли среди деревьев, двигались мимо темных,
причудливой формы скал и кустов. А над нами медленно поднималась луна,
большая, серебряная, как лампада,освещающая ночь.
       – Меня все время не покидает чувство, что нам не удастся пройти, –
сказал Рэндом.
       – А можно ли положиться на это чувство?
       – Вполне.
       – Почему?
       – Слишком далеко и слишком быстро, – ответил он. – Мне это не
нравится. Сейчас мы в реальном мире, слишком поздно поворачивать назад. Мы
не можем играть с Отражениями, нам остается положиться на наши шпаги ( на
его боку висела короткая, с орнаментом, шпага ).
       – И поэтому, – продолжал он, – я чувствую, что мы оказались здесь не
против желания Эрика, а скорее по его воле. Раз уж мы здесь, то говорить
больше не о чем, но я предпочел бы, чтобы нам пришлось драться за каждый
дюйм пути.
       Мы прошли еще с милю и остановились покурить, держа сигарету так, чтобы
огонек прикрывала ладонь.
       – Какая прекрасная ночь, – сказал я Рэндому и холодному ветерку.
       – Да... Что это?
       Позади нас послышалось легкое шуршание кустарника.
       – Может быть, какое-нибудь животное?
       Шпага моментально очутилась в его руке. Мы подождали несколько минут,
но ничего больше не было слышно. Он вложил шпагу в ножны и мы опять пошли
вперед.
       Позади нас звуков больше не раздавалось, но спустя некоторое время я
услышал слабое шуршание впереди.
       Он кивнул головой, когда я взглянул на него, и мы стали двигаться более
осторожно.
       Впереди нас на довольно далеком расстоянии виднелся слабый свет, как от
костра.
       Звуков больше никаких не раздавалось. В ответ на мой взмах руки по
направлению костра он пожал плечами. Мы двинулись направо, к огню.
       Почти целый час мы добирались до стоянки. Вокруг костра сидели четыре
человека, и еще двое спали в тени неподалеку. У девушки, привязанной к
дереву, голова была повернута в другую сторону. Но когда я посмотрел на ее
фигуру, я почувствовал, что у меня сильно забилось сердце.
       – Неужели это... – прошептал я.
       – Да, – ответил он, – похоже.
       Затем она повернула голову, и я сразу узнал ее.
       – Дейдра!
       – Хотел бы я знать, что натворила эта ведьма, – сказал Рэндом. –
Судя по одежде этих людей, ее ведут обратно в Эмбер.
       Я увидел, что стражи были одеты в черное, красное и серебряное –
насколько я помнил, это были цвета Эрика. И я сказал:
       – Раз она нужна Эрику, значит, он ее не получит.
       – Лично мне Дейдра всегда была безразлична, но тебе она всегда
нравилась, и, следовательно...
       Рэндом вынул шпагу из ножен. Я сделал то же самое.
       – Приготовься, – сказал я ему, поднимаясь во весь рост.
       Мы кинулись на них. Вся битва заняла у нас минуты две, не больше.
       Она глядела на нас, и свет от костра превратил ее черты в маску. Она
плакала и смеялась, выкрикивая наши имена громким и испуганным голосом, и я
перерезал стягивающие ее веревки и помог удержаться н ногах.
       – Привет, сестра. Не хочешь ли присоединиться к нам по дороге в Эмбер?
       – Нет. Спасибо, конечно, что вы спасли мою жизнь, но я предпочитаю
жить дальше. Как будто я не знаю, для чего вы идете в Эмбер.
       – Разыгрывается трон, – ответил Рэндом, что было для меня новостью,
– и мы – заинтересованные стороны.
       – Если у вас есть хоть капля ума, вы не будете играть в эту игру и
проживете дольше, – сказала она.
       Боже! До чего она была красива, хотя и выглядела немного усталой и была
чуть-чутть грязноватой.
       Я обнял ее, потому что мне этого хотелось, и немного прижал к груди.
Рэндом нашел мех с вином и все мы с удовольствием выпили.
       – Эрик – единственный принц в Эмбере, – сказала она, – и войска ему
преданы.
       – Я не боюсь Эрика, – я вдруг понял, что не уверен в этом.
       – Он никогда не позволит тебе войти в Эмбер. Я сама была пленницей,
пока мне не удалось воспользоваться, пару дней назад, одним из потайных
ходов. Я думала, мне удастся остаться в Отражениях, пока все это не
кончится, но так близко от реального мира почти невозможно это сделать. Так
что его воины нашли меня уже сегодня утром. Они вели меня обратно. Я думаю,
он мог убить меня, когда меня вернули бы, но я не уверена. Как бы то ни
было, я играла в этом городе роль марионетки. Думаю, Эрик будет взбешен, но
опять-таки, и в этом я не уверена.
       – А что делает Блейз? – спросил Рэндом.
       – Он насылает из Отражений всяких чудищ, и Эрика это сильно беспокоит.
Но он ни разу не атаковал еще всеми силами, а это волнует Эрика куда больше,
ведь на ком будет корона и скипетр – до сих пор еще не ясно, хотя скипетр
Эрик держит все время в правой руке.
       – Понятно. А о нас он когдо-нибудь говорил?
       – О тебе нет, Рэндом. О Корвине – да. Он все еще боится, что Корвин
вернется в Эмбер. Следующие пять миль пути относительно спокойны, но потом,
потом каждая пядь земли грозит какой-нибудь опасностью. Каждый камень –
ловушка, каждое дерево – засада. Изза Блейза и Корвина. Он и хотел, чтобы
вы дошли до сих пор, ведь, с одной стороны, здесь не уйти в Отражения, а с
другой – не так легко скрыться от его власти. И ни один из вас не может
проникнуть в Эмбер и избегнуть при этом ловушек по пути.
       – Но ведь тебе удалось бежать...
       – Это совсем не то. Во-первых, я действительно бежала из города, а не
пыталась в него проникнуть. Во-вторых, он не следил за мной так, как за
вами, ведь я женщина, и не обладаю особым честолюбием. Да к тому же, как вы
сами видели, и мне это тоже не удалось.
       – Теперь удалось, сестра, – сказал я, – и ты будешь свободна, пока я
способен поднять шпагу в твою защиту.
       Тут она поцеловала меня в лоб, сжала мне руку. Я всегда млел, когда она
это делала.
       – Я уверен, что за нами следят, – сказал Рэндом, и по его жесту мы
скрылись в лес, в темноту.
       Мы лежали за кустом, пристально глядя назад, на тот путь, который
только что проделали.
       Через некоторое время возбужденного перешептывания оказалось, что
решение следовало принимать мне. Вопрос был на самом деле очень прост:
       – Что дальше?
       Этот вопрос, несмотря на всю его простоту, был слишком важен, и я не
мог больше притворяться. Я знал, что мне следует не доверять им, даже милой
Дейдре. Но если уж быть честным, то лучше с Рэндомом, потому что он уже увяз
по горло в наших делах, а Дейдра всегда мне нравилась больше остальных. Я
сказал им:
       – Любимые мои родственники. Я должен сделать вам одно признание...
       Я еще не успел договорить последнего слова, а рука Рэндома уже
судорожно сжала рукоять шпаги. Значит, вот как обстоят дела с доверием между
всеми нами. Я почти слышал его невысказанную мысль:
       " Корвин заманил меня сюда, чтобы предать ".
       – Если ты заманил меня сюда, чтобы предать, то тебе не удастся взять
меня живым, – сказал он.
       – Ты что, шутишь? – сказал я. – Мне нужна твоя помощь, а не твоя
жизнь. Мое признание очень просто, проще не бывает. Вот оно: я понятия не
имею, что здесь происходит. Я, конечно, кое о чем догадываюсь: где мы
находимся, что такое Эмбер и почему мы прячемся от каких-то войск за
кустами. И если на то пошло, то я даже не знаю, кто я такой на самом деле.
       Последовало очень продолжительное молчание, затем Рэндом прошептал:
       – Что ты хочешь этим сказать?
       – Вот именно, – поддакнула Дейдра.
       – Я хочу сказать, что мне удалось одурачить тебя, Рэндом. Разве тебе
не показалось странным, что в течение всего нашего путешествия я не делал
ничего другого, только вел машину?
       – Но ведь ты же начальник. И я считал, что ты строишь свои планы. Зато
во время нашего пути ты вел себя достаточно прозорливо. Я знаю, ты –
Корвин.
       – А я сам это узнал всего несколько дней тому назад. Я знаю, что я
тот, кого вы зовете Корвином, но совсем недавно я попал в автомобильную
катастрофу. У меня несколько повреждений черепа – я могу показать вам
шрамы, когда будет светлее – и я страдаю от амнезии. Я не понимаю ни одного
слова, когда вы говорите о каких-то Отражениях. Я даже почти ничего не помню
об Эмбере. Я помню только своих родственников и то, что не могу им доверять.
Вот и весь мой сказ. Что тут можно сделать?
       – Господи! – сказал Рэндом. – Да, теперь я понимаю! Все эти мелочи,
которые так удивляли меня на протяжении пути. Как тебе удалось так здорово
надуть Флору?
       – Мне просто повезло, да еще, видимо, сработало подсознание. Да нет.
Не так! Она просто глупа. Но теперь я нуждаюсь в вас.
       – Как ты думаешь, мы можем уйти отсюда в Отражения? – спросила
Дейдра, и обращалась она не ко мне.
       – Да, – сказал Рэндом. – Но я против. Я бы хотел видеть Корвина в
Эмбере, а голову Эрика – на копье. Я, пожалуй, рискну, так что я не
собираюсь уходить в Отражения. Если хочешь, иди одна. Все вы считаете, что я
хвастун и слабак. Что ж, посмотрим. По крайней мере, сейчас я от своего не
отступлюсь.
       – Спасибо, брат, – сказал я.
       – Правду говорят, что встречаться при лунном свете – дурная примета,
– заметила Дейдра.
       – Да, но ты все еще была бы привязана к дереву, – ответил Рэндом, и
она не нашлась, что сказать.
       Мы лежали за кустом не двигаясь, и скоро на поляну, где горел костер,
вышли трое воинов. Они огляделись вокруг. Потом один из них нагнулся и
понюхал землю. Потом они стали смотреть в нашем направлении.
       – Уэйры, – прошептал Рэндом, когда они двинулись к нам, что значило
"оборотни".
       Я увидел это как сквозь туман. Они упали на четвереньки, и лунный свет
как-то странно засеребрил их одежды. На нас смотрели шесть глаз, сверкающих
глаз наших преследователей.
       Я проткнул первого волка серебряной шпагой, и в ночи раздался
человеческий крик. Рэндом одним ударом отсек голову второму, и, к своему
удивлению, я увидел, как Дейдра подняла третьего волка в воздух и переломила
его позвоночник о свое колено, как будто это была сухая спичка.
       – Быстро – проткни их своей шпагой! – вскричал Рэндом, и я воткнул
серебряное лезвие сначала в его оборотня, потом в ее, и раздались еще два
человеческих вопля.
       – Лучше нам убраться отсюда поскорее, – сказал Рэндом. – Сюда!
       Мы последовали за ним.
       – Куда это мы идем? – спросила Дейдра через час после того, как мы
упорно начали продираться сквозь кустарник.
       – К морю, – ответил он.
       – Зачем?
       – Оно хранит память Корвина.
       – Где? Как?
       – Конечно, в Рэмбе.
       – Они тебя сначала там убьют, а потом скормят твои куриные мозги
рыбам.
       – Я и не собираюсь идти с вами до конца. На берегу я с вами
расстанусь, а ты переговоришь с сестрой своей сестры.
       – Ты хочешь, чтобы он вновь прошел Лабиринт?
       – Да.
       – Это рискованно.
       – Знаю... Послушай, Корвин, – обратился он ко мне, – все то время,
что мы были вместе, ты вел себя честно. Поэтому я должен предупредить, что
если по какой-то случайности ты на самом деле не Корвин – ты погиб. Но,
по-моему, ты не можешь быть никем другим. Судя по тому, как ты себя вел,
даже ничего не помня, ты именно он. Рискни и попробуй пройти то, что мы
называем Лабиринтом. Все шансы за то, что это восстановит твою память. Ну,
рискнешь?
       – Может быть, – ответил я. – Но что за Лабиринт?
       – Рэмба – призрачный город. Это отражение Эмбера под водой, в море.
Все, что есть в Эмбере, отражается в Рэмбе, как в зеркале. Подданные
Льювиллы живут там, как в Эмбере. Меня они ненавидят за некоторые из моих
прошлых проделок, поэтому я не осмелюсь спуститься туда вместе с тобой, но
если ты поговоришь с ними откровенно и намекнешь на свою миссию, я думаю,
они позволят тебе пройти Лабиринт Рэмбы, который хоть и является зеркальным
отражением того, что находится в Эмбере, окажет на тебя то же действие. То
есть, он даст сыну своего отца – власть путешествовать в Отражениях.
       – Как это может мне помочь?
       – Это поможет тебе узнать, кто ты на самом деле.
       – Тогда я рискну.
       – Хорошо. В этом случае нам надо продолжать идти на юг. Чтобы дойти до
лестницы, понадобится несколько дней... Ты пойдешь с ним, Дейдра?
       – Я пойду с братом Корвином.
       И я был рад, что она так ответила. Мы шли всю ночь, а наутро заснули в
пещере.



       5




       Мы шли две ночи к серо-розовым пескам величественного моря. Мы подошли
к берегу на третье утро нашего пути, удачно улизнув от небольшого отряда
накануне вечером. Но мы боялись выйти на открытый берег, пока точно не
дойдем до нужного места – Файела-бионин. Лестницы в Рэмбу, чтобы быстро
пересечь берег прямо к ней.
       Поднимающееся солнце бросало миллиарды искр на пенящиеся волны, и наши
глаза были ослеплены их танцем, за которым не было видно поверхности. В
течение двух дней мы питались одними фруктами, запивая их водой, и я был
относительно голоден, но позабыл обо всем, глядя на мощный возвышающийся
берег с его неожиданными поворотами, усыпанный кораллами, с оранжевым,
розовым и красным песком, вкраплениями ракушек, случайных деревянных
обломков и небольших отполированных водой камней. А за берегом было море:
оно подымалось и падало, мягко плеща, голубое и пурпурное, и легкий бриз пел
свою песню, как благословление, под фиолетовым небом.
       Гора Колвир, стоящая лицом к заре, держащая Эмбер, как мать держит на
руках свое дитя, находилась милях в двадцати слева от нас к северу, и солнце
покрывало ее золотом, опустив вуаль из радуги на сам город. Рэндом посмотрел
в том направлении и скрипнул зубами, потом отвернулся. Не помню, по-моему, я
сделал то же самое.
       Дейдра тронула меня за руку, кивнула головой и начала идти к северу,
параллельно берегу. Мы с Рэндомом пошли за ней следом. Очевидно, она увидела
какую-то отметку, что цель близка.
       Мы прошли около четверти мили, когда нам показалось, что земля чуть
дрожит под нашими ногами.
       – Это стук копыт, – прохрипел Рэндом.
       – Смотрите! – вскрикнула Дейдра. Голова ее была запрокинута, и она
указала вверх.
       Над нами парил орел.
       – Долго еще идти? – спросил я.
       – К этому каменному столбу, – ответила она, и в ста футах впереди я
увидел каменный столб, футов восьми в высоту, сложенный из серых больших
камней, отполированных временем, ветром, песком и водой, стоящих в форме
треугольной пирамиды.
       Стук копыт слышался все отчетливее, и тут же прозвучал сигнал рожка,
хотя и не такой, как у Джулиана.
       – Бежим! – крикнул Рэндом, и мы побежали.
       Не пробежали мы и 25 шагов, как орел снизился. Он попытался напасть на
Рэндома, но тот быстро выхватил шпагу. Тогда орел кинулся к Дейдре. Я
выхватил шпагу и попытался поразить его. Полетели перья. Орел взвился и
снова спикировал на нас, и на сей раз моя шпага наткнулась на что-то твердое
– мне показалось, что птица упала, но я не был в этом уверен и не хотел
оглядываться назад, чтобы убедиться. Мерный стук копыт звучал уже достаточно
громко, а звуки рожка раздавались за нашими спинами. Мы добежали до каменной
пирамиды и Дейдра свернула направо, к морю.
       Я не собираюсь возражать человеку, который, по-видимому, хорошо знал,
что делать. Я последовал за ней, не задумываясь, и краешком глаза увидел за
собой всадников.
       Они все еще были довольно далеко, но неслись по берегу во весь опор.
Собаки лаяли, рожки трубили, а мы с Рэндомом неслись как угорелые и скоро
очутились в волнах прибоя, вслед за нашей сестрой. Мы уже были в воде по
пояс, когда Рэндом сказал:
       – Если я останусь здесь, то умру, но если я пойду с вами, то тоже
умру.
       – Первое неизбежно, – ответил я, – что же касается второго, то там
видно будет. Пошли!
       Мы двинулись вперед и шли по какого-то рода каменистой поверхности,
которая постепенно спускалась в море. Я не понимал, как мы будем дышать,
когда вода накроет нас с головой. Но Дейдра, казалось, не волновалась, и
поэтому я промолчал.
       Но все же я боялся.
       Когда вода поднялась нам до шеи и стала захлестывать, я стал бояться
еще больше. Дейдра продолжала идти все так же вперед, спускаясь вниз, и я
следовал за ней. За нами шел Рэндом.
       Через каждые несколько футов поверхность опускалась все ниже и ниже. Я
внезапно понял, что мы опускаемся по огромной лестнице, название которой
было Файела-бионин. Еще один шаг, и вода скроет меня с головой, но Дейдры
уже не было видно, волны полностью ее покрыли.
       Так что я набрал полную грудь воздуха и шагнул вслед за ней.
       Вниз вели ступени, и я шел по ним. Меня немного удивило, почему тело
мое не уходит вверх, а продолжает оставаться прямым, а сам я спокойно
продолжал спускаться по лестнице, как будто она была на земле, хотя мои
движения и были несколько замедленны. Я стал думать над тем, что я буду
делать, когда в моей груди кончится воздух.
       Над головой Рэндома и Дейдры булькали пузырьки воздуха. Я попытался
понаблюдать за тем, что они делают, но у меня ничего не вышло. Грудь и у той
и у другого, казалось, вздымалась самым естественным образом. Когда мы
спустились на десять футов ниже уровня моря, Рэндом, шедший от меня слева,
обратился ко мне, и я услышал его голос. Он производил такой эффект, как
будто ухо мое было прижато к раковине в ванной, и каждое слово ударяло меня
прямо в бок. Слышно было, однако, достаточно хорошо.
       – Я думаю, что если даже им удастся заставить лошадей спуститься сюда,
то с собаками этот номер не пройдет, – сказал он.
       – Как тебе удается дышать? – попытался сказать я, и отчетливо услышал
свой собственный голос.
       – Расслабься, – быстро ответил он. – Если ты задержал дыхание, то
выпусти воздух и ни о чем не беспокойся. Ты сможешь дышать совершенно
спокойно, если только не сойдешь с лестницы.
       – Как это может быть?
       – Если мы доберемся, то узнаешь, – ответил он, и голос как бы
зазвенел в холодной, зеленой, окружающей нас воде.
       К этому времени мы спустились уже на 20 футов, и я выдохнул из груди
немного воздуха и попытался чуть вдохнуть. Ничего особенно страшного не
произошло, так что я начал дышать. Над моей головой тоже показались
пузырьки, но никаких неприятных ощущений я при этом не испытывал. Не было у
меня и чувства возрастающего давления, а лестницу, по которой мы шли, я
видел как сквозь зеленоватый призрачный туман. Она вела вниз, вниз, вниз.
Прямо. Никуда не сворачивая. И впереди нас брезжил какой-то непонятный свет.
       – Если мы успеем пройти сквозь арку – мы спасены, – сказала моя
сестра.
       – Вы спасены, – поправил ее Рэндом, и я задумался, что он такое
натворил, чтобы бояться Рэмбы как черт ладана.
       – Если они скачут на конях, которые раньше сюда не спускались, –
продолжал Рэндом, – им придется спешиться и идти пешком. Тогда мы успеем.
       – А может, они вообще бросили преследование, – ответила Дейдра.
       Мы торопливо пошли вперед.
       Мы уже спустились под воду футов на 50, вокруг нас стало темно и
холодно, но свет впереди нас и снизу усилился, и еще через десять шагов я
увидел его источник.
       Справа от меня поднималась колонна. На ее вершине находился какой-то
сверкающий шар. Пятнадцатью ступеньками ниже такая же колонна стояла слева.
За ней опять находилась одна справа и так далее.
       Когда мы пошли между колонн, вода стала теплее, а лестницу можно было
разглядеть яснее: она была белой, с розовыми и зелеными прожилками, и камень
ее напоминал мрамор, хотя она не была скользкой из-за присутствия воды. Она
была, вероятно, футов пятьдесят в ширину, и по обоим ее сторонам тянулся
широкий паребрик из того же камня. Мимо нас проплывали рыбы. Когда я
оглянулся назад, то погони не заметил.
       Стало светлее. Мы вошли в более ярко освещенное пространство, и на сей
раз свет исходил не из шара на колонне. Вернее, раньше мой мозг пытался
придумать рациональное об'яснение происходящему, поэтому я решил. что
наверху колонны был шар. На самом деле это было нечто похожее на пламя,
танцующее на самой вершине колонны, фута два в высоту, как гигантский факел.
Я решил спросить, что это такое после и сэкономить – да простят мне это
выражение – дыхание, так как спускались мы очень быстро. После того, как мы
вошли в эту аллею света и прошли уже шесть колонн, Рэндом сказал:
       – За нами гонятся.
       Я оглянулся и увидел далекие спускающиеся фигуры, четырех из них верхом
на лошадях. Это очень странное чувство, когда смеешься под водой и слышишь
себя.
       – Пусть, – дотронулся я до рукояти шпаги. – После того, что мы
испытали, я чувствую в себе достаточно силы!
       Однако мы еще более ускорили шаги, а вода и слева, и справа от нас
стала темной как чернила. Только лестница была освещена, с такой сумасшедшей
скоростью мы бежали вниз, и в отдалении я увидел нечто, напоминающее
огромную арку. Дейдра перепрыгивала сразу через две ступеньки, и все вокруг
нас начало дрожать от стука копыт, раздающегося сзади. Целая группа воинов,
заполняющая лестницу от паребрика до паребрика, была еще далеко от нас, но
четверо всадников значительно приблизились. Мы бежали за Дейдрой изо всех
сил, но руку свою я так и не убрал с рукояти шпаги.
       Три, четыре, пять. Мы пробежали пять колонн, прежде чем я снова
оглянулся и увидел всадников в футах пятидесяти от нас. Тех, кто шел пешком,
практически не было видно. Грандиозная арка вздымалась впереди, футах в
двухстах. Огромная, сверкающая как алебастр, с вырезанными на ней тритонами,
нимфами, русалками и дельфинами. И по другую ее сторону, казалось, стояли
люди. Рэндом сказал:
       – Должно быть, им интересно, зачем мы сюда явились.
       – Этот интерес останется чисто академическим, если мы не успеем, –
ответил я, вновь оборачиваясь и видя всадников, приблизившихся еще футов на
десять.
       Тогда я вытащил из ножен шпагу, и лезвие ее сверкнуло в отблеске света
колонн. Рэндом последовал моему примеру. Еще шагов через двадцать вибрация
зеленой воды от стука копыт стала такой сильной, что мы повернулись к арке
спиной, чтобы нас просто не задавили. Они приблизились к нам уже вплотную.
Арка находилась всего в ста футах позади нас, но она с таким же успехом
могла быть и за сто миль, если только нам не удастся справиться с этими
четырьмя всадниками.
       Я пригнулся, когда наездник, несшийся на меня, взмахнул саблей. Справа
от него, чуть сзади, находился второй воин, поэтому я двинулся влево,
поближе к паребрику. Таким образом, при нападении ему мешало свое
собственное тело, ведь саблю он держал в правой руке. Когда он ударил, я
отпарировал и мгновенно сам сделал выпад. Нападая, он далеко отклонился в
седле, так что острие моей шпаги как раз вонзилось ему в горло справа.
       Сильный поток крови, как алый туман, поднялся, заколебался в
зеленоватом свете. Сумасшедшая мысль мелькнула у меня в голове: хорошо бы
Ван Гог был бы здесь и видел это.
       Лошадь пронеслась мимо, и я набросился на второго всадника. Он
повернулся, чтобы отпарировать удар, и это ему удалось. Но та скорость, с
которой он скакал, и сила моего удара выбили его из седла. Когда он падал, я
ударил его ногой, и он поднялся вверх. Я вновь сделал выпад, пока он висел
над моей головой, и он снова отпарировал. Я услышал дикий крик, когда его
раздавило водой. Затем он замолк.
       Тогда я посмотрел на Рэндома, который убил и лошадь, и человека, и
сейчас дрался с оставшимся воином на ступеньках лестницы. Я не успел
подойти, как все было кончено, он убил его и теперь смеялся. Кровь
взвивалась над трупами, и я внезапно вспомнил, что на самом деле ЗНАЛ
сумасшедшего , печального Ван Гога, и что действительно очень обидно, что он
не мог нарисовать всего этого.
       Пешие солдаты находились всего в ста футах от нас, и мы быстро
повернулись и поспешили к арке. Дейдра уже прошла сквозь нее. Мы побежали и
успели. Рядом с нами засверкало множество шпаг, и воины не выдержали и
повернули обратно. Затем мы сунули шпаги в ножны и Рэндом произнес:
       – Теперь мне крышка.
       И мы подошли к группе людей, которые вышли, чтобы защитить нас.
       Рэндому тут же было приказано сдаться в плен и отдать шпагу, что он и
сделал, пожав плечами. Затем два человека встали по бокам от него, а третий
– сзади, и мы продолжали наш спуск по лестнице.
       Со всем этим количеством воды, которая повсюду меня окружала, я потерял
всякое чувство времени и не могу сказать, шли ли мы пятнадцать минут или
полчаса, пока не добрались до места нашего назначения. Золотые ворота Рэмбы
высились перед нами. Мы прошли сквозь них и вошли в город.
       Все было видно как в зеленом тумане. Нас окружали здания хрупкие и в
большинстве своем высокие, расположенные каким-то определенным образом,
группами и таких цветов, что мой мозг, ищущий старых воспоминаний и
ассоциаций, принялся раскалываться на части. Я ничего не вспомнил, и у меня
в который раз разболелась голова от путаных обрывков того, что я когда-то
так хорошо знал. Ведь когдато я ходил по этим улицам, или похожим, это я
помнил.
       Рэндом не произнес ни слова, а Дейдра лишь спросила, где Льювилла, и
получила ответ, что она в Рэмбе.
       Я принялся рассматривать наш эскорт. Это были мужчины с зелеными,
красными и черными волосами, и у всех были зеленые глаза, кроме одного с
фиолетовыми. Все они были одеты в брюки и плащи из водорослей, с кольчугой
на груди и короткими шпагами, торчащими из-за поясов из ракушек. Бород и
усов не было. Никто ко мне не обратился с речью, ни с вопросом, хотя я ловил
на себе их взгляды, иногда косые. Но шпагу у меня не отобрали.
       В городе нас провели по широкой улице, освещенной тем же пламенем
колонн, стоящих куда ближе друг к другу, чем на лестнице, а люди глазели на
нас из-зс пятиугольных окон здания, и мимо нас проплывали пучеглазые рыбы.
Когда мы завернули за угол, холодное течение обвеяло нас как бриз, а еще
через несколько шагов появилось теплое течение – как ласковый ветерок.
       Нас провели во дворец в цетре города, и я знал этот дворец, как моя
рука – перчатку, заткнутую за пояс. Это была точная копия – зеркально
отраженная – дворца в Эмбере, только затуманенная зеленым и немного
непонятная из-за большого количества зеркал, странным образом вставленных в
стены боком.
       В стеклянной комнате на троне сидела женщина, которую я почти вспомнил,
и волосы ее были зелеными, хоть и с серебряной ниткой в них, а глаза ее были
круглы, как луны из нефрита, а брови ее разлетались, как крылья чаек. У нее
был маленький ротик и маленький подбородок, но высокие скулы и очень свежие
округлые щеки. Обруч белого золота был надвинут на ее лоб до бровей, и
алмазное ожерелье обвивало шею. С него свисал большой сапфир, покоящийся как
раз между ее прелестных обнаженных грудей, соски которых тоже были
бледнозелеными. На ней были небольшие штанишки из морских водорослей,
схваченные голубым с серебряным поясом, в правой руке она держала скипетр из
розового коралла. Когда она заговорила, то не улыбнулась.
       – Что ищете вы здесь, об'явленные в Эмбере вне закона? – спросила она
плывущим голосом, мягким, чуть шипящим.
       Дейдра сказала ей в ответ:
       – Мы бежим от гнева принца, который сидит в настоящем городе – Эрика!
Если говорить откровенно, мы хотим, чтобы он пал. Если он любим здесь, мы
погибли, и мы отдали себя в руки наших врагов. Но я чувствую, что этого не
может быть. Так что мы пришли просить помощи, милая Мойра...
       – Я не дам войск для нападения на Эмбер. Вы ведь знаете, что весь этот
хаос будет отражен и в моем королевстве.
       – Но мы пришли просить у тебя совсем не это, дорогая Мойра, –
продолжала Дейдра. – Но нам нужно совсем немногое, и это не доставит хлопот
ни тебе, ни твоим подданым.
       – Так скажи, зачем вы пришли! Потому что, как ты знаешь, Эрик нелюбим
здесь почти так же, как это создание, которое сейчас стоит по твою левую
руку, – тут она указала на моего брата, который гордо стоял, вызывающе
подняв голову, с иронической улыбкой, оттягивающей уголки его губ.
       Если ему предстояло заплатить – какой бы ни была цена за то, что он
здесь натворил, – он собирался сделать это как настоящий принц Эмбера, как
много веков тому назад заплатили три моих брата, неожиданно вспомнил я. Он
умрет, издеваясь над ними, смеясь во все горло, даже если изо рта у него
будет хлестать кровь, а тело быдет подвержено пыткам, и, умирая, он
провозгласит неотменимое проклятье, которое обязательно исполнится. У меня
тоже была эта власть, внезапно вспомнил я, и, может быть, при определенных
обстоятельствах мне придется ею воспользоваться.
       – То, что я прошу, – сказала Дейдра, – нужно моему брату Корвину,
который также брат принцессы Льювиллы, живущей здесь вместе с тобой.
Насколько я помню, он никогда не давал вам повода для обид...
       – Это верно. Но почему он не может попросить сам за себя?
       – Это относится к нашей просьбе, госпожа. Он не может попросить за
себя, потому что не знает, о чем просить. У него почти не осталось памяти в
результате катастрофы, которую он претерпел в одном из Отражений. Мы пришли
сюда именно для того, чтобы восстановить его память, чтобы он мог вспомнить
все то, что происходило с ним в прошлом, чтобы он мог противостоять Эрику в
Эмбере.
       – Продолжай, – сказала женщина на троне, бросив на меня взгляд из-под
своих густых ресниц.
       – В одном из уголков твоего дворца есть комната, куда заходят
немногие. В этой комнате на полу, чуть заметными линиями, нанесен узор того,
что мы зовем Лабиринтом. Только сын или дочь покойного короля Эмбера могут
пройти этот Лабиринт и остаться в живых. И тому, кто сделал это, дается
власть над Отражениями.
       Тут Мойра несколько раз моргнула, и я тут же подумал о том, сколько
своих подданных она отправила в эту комнату, чтобы приобрести большую власть
над Рэмбой.
       – Если Корвин пройдет Лабиринт, – продолжала Дейдра, – то, как мы
считаем, он обретет память самого себя как принца Эмбера. Он не может
отправиться в Эмбер, чтобы сделать это, и здесь – единственное место, где
находится такой же Лабиринт, если не считать, конечно, Тир-на Ног'х, куда
идти, как ты сама понимаешь, невозможно.
       Мойра посмотрела на мою сестру, потом на Рэндома, потом перевела взгляд
на меня.
       – А как посмотрит на это Корвин? – спросила она. Я поклонился.
       – Положительно, госпожа моя, – сказал я.
       И тогда она улыбнулась.
       – Ну что ж, в таком случае даю тебе свое разрешение. Однако, за
пределами моего государства я не могу гарантировать вам никакой
безопасности.
       – Ну что вы, ваше величество, – ответила Дейдра. – Мы не ожидаем
иной помощи, кроме той, о которой просили, а там мы уж сами о себе
позаботимся.
       – Кроме Рэндома, – ответила она, – о котором позабочусь я.
       – Что ты хочешь этим сказать? – спросила Дейдра, так как Рэндом при
подобных обстоятельствах, конечно, не мог говорить сам за себя.
       – Ты ведь, конечно, помнишь, – ответила она, – как однажды принц
Рэндом явился ко мне в гости как друг, а затем поторопился удалиться, но
вместе с моей дочерью Морганатой.
       – Я слышала, как об этом говорили, леди Мойра, но я не уверена в
справедливости или правдивости этих слухов.
       – Это правда, – ответила Мойра, – и через месяц дочь моя вернулась
ко мне. Она покончила с собой через несколько месяцев после рождения сына
Мартина. Что можешь ты сказать на это, принц Рэндом?
       – Ничего, – ответил Рэндом.
       – Когда Мартин стал совершеннолетним, – продолжала Мойра, – он решил
пройти Лабиринт, ведь он был той же крови, что и принц Эмбера. Он –
единственный из всех, кому это удалось. Но с тех пор он скрылся в одном из
Отражений, и я не видела его с тех пор. Что ты скажешь на это, принц Рэндом?
       – Ничего, – повторил Рэндом.
       – А, следовательно, я должна подвергнуть тебя наказанию. Ты женишься
на женщине по моему выбору и останешься с ней здесь ровно на год, а в
противном случае готовься расстаться с жизнью, что ты скажешь на это, принц
Рэндом?
       На это принц Рэндом ничего не ответил, только коротко кивнул головой.
Мойра ударила скипетром по ручке своего бирюзового трона и сказала:
       – Очень хорошо. Да будет так.
       Так оно и было.
       Затем мы отправились в отведенные нам покои, чтобы освежиться с дороги.
Довольно быстро она появилась на пороге моей комнаты.
       – Садись, Мойра, – сказал я.
       – Лорд Корвин из Эмбера, – сказала она мне, – я часто мечтала
увидеть тебя.
       – А я тебя, – солгал я.
       – Твои подвиги – легенда.
       – Спасибо, конечно, но я все равно ничего не помню.
       – Могу я войти к тебе?
       – Конечно, – и я сделал шаг в сторону.
       Она вошла в великолепно обставленную комнату, которую сама же для меня
и выбрала.
       – Когда бы ты хотел пройти свой Лабиринт?
       – Чем скорее, тем лучше.
       Она наклонила голову, обдумывая мои слова, потом спросила:
       – В каком ты был Отражении?
       – Очень далеко отсюда, – ответил я, – в месте, которое я научился
любить.
       – Как странно, что Лорд Эмбера сохранил такие чувства.
       – Какие чувства?
       – Любви, – ответила она.
       – Может быть, я избрал неверное слово.
       – Сомневаюсь, потому что баллады Корвина всегда затрагивают живые
струны в душе.
       – Госпожа добра ко мне.
       – И права, – добавила она.
       – Когда-нибудь я сочиню балладу в твою честь.
       – А что ты делал, пока жил в Отражении?
       – Насколько я помню, мадам, я был солдатом. Дрался за того, кто мне
платил. Кроме того, я сочинял слова и музыку многих популярных песен.
       – И то и другое кажется мне вполне естественным.
       – Прошу тебя, скажи мне, что будет с моим братом Рэндомом?
       – Он женится на моей подданной, девушке по имени Виаль. Она слепа и не
имеет поклонников среди наших.
       – И ты уверена, что это будет для нее хорошо?
       – Таким образом она завоюет себе довольно видное положение, –
ответила Мойра, – насмотря на то, что через год он уйдет и больше не
вернется. Потому, что бы о нем ни говорили, он все-таки – принц Эмбера.
       – Что если она полюбит его?
       – Неужели такая вещь, как любовь, существует на самом деле?
       – Я, например, люблю его как брата.
       – В таком случае, впервые в жизни сын Эмбера произнес такие слова, и я
отношу их за счет твоего политического темперамента.
       – Что бы ни было, – сказал я, – тем не менее надо быть твердо
уверенным, что для девушки это лучший выход из положения.
       – Я все это обдумала и убеждена в правильности своего решения. Она
оправится от удара, какой бы силы он ни был, а после его ухода она будет
одной из первых дам моего двора.
       – Пусть будет по сему, – ответил я, отворачиваясь, потому что
неожиданно меня переполнило чувство тоски и печали – за девушку, конечно.
       – Ты, Лорд Корвин, единственный принц Эмбера, которому я могла бы
оказать поддержку, – сказала она мне, – да может быть еще и Бенедикту. О
нем ничего не известно уже 22 года, и один Лир знает, где могут лежать его
кости. Жаль.
       – Я этого не знал. У меня в голове все перепуталось. Пожалуйста, не
обращай внимания. Мне будет недоставать Бенедикта, и не дай бог, если он
действительно мертв. Он был моим военным наставником и научил владеть всеми
видами оружия. Но он был ласков.
       – Так же, как и ты, Корвин, – ответила она, беря меня за руку и
притягивая к себе.
       – Ну, нет, не так, – ответил я и сел на кровать рядом с ней.
       Затем она заметила:
       – У нас еще много времени, до тех пор, пока подадут обед.
       Затем она прильнула ко мне мягким ласковым плечом.
       – А когда подадут есть? – спросил я.
       – Когда я прикажу, – ответила она и посмотрела мне прямо в глаза.
       Так что мне ничего не оставалось делать, как притянуть ее к себе,
нащупывая застежку пояса, покрывающего ее мягкий живот. Под поясом было еще
мягче, а волосы ее были зелеными.
       На этой кровати я подарил ей свою балладу, и губы ее ответили мне без
слов.



       6




       После того, как мы отобедали, и я научился искусству есть под водой, о
котором я расскажу подробнее, если в этом возникет необходимость, мы встали
из-за стола, накрытого в высоком мраморном зале, декорированном красными и
коричневыми сетями и лесками, и пошли назад по длинному коридору, все вниз и
вниз, ниже самого моря по спиральной лестнице, которая светилась и сверкала
в окружающей нас абсолютной темноте. Шагов через двадцать мой брат вдруг
энергично сказал:
       – К черту! – сошел с лестницы и стал плыть рядом с ней.
       – Так быстрее, – пояснила Мойра.
       – И нам долго идти, – подсказала Дейдра, которая знала об этом,
конечно, по Эмберу.
       Мы сошли с лестницы и поплыли вниз, сквозь темноту, рядом со светящейся
лестницей. Прошло десять минут, прежде чем мы достигли дна, но когда наши
ноги коснулись пола, то стояли мы на земле и вода совсем не чувствовалась.
Несколько небольших факелов в нишах освещали нам путь.
       – Почему эта часть океана, являясь дубликатом Эмбера, тем не менее так
не похожа на то, что мы видели до сих пор? – спросил я.
       – Потому что так должно быть, – ответила Дейдра, и ответ ее вызвал во
мне раздражение.
       Мы стояли в огромной пещере, из которой по всем направлениям уходили
туннели. По одному из них мы и пошли. Путь наш был долог, я уже потерял счет
времени. Вскоре начались боковые ответвления, с дверями или решетками,
прикрывающими выходы. У седьмого по счету такого входа мы остановились. Он
был закрыт тяжелой дверью из цельной плиты, обитой металлом, раза в два выше
моего роста. Глядя на эту дверь, я припомнил легенды о размерах тритонов.
Затем Мойра улыбнулась улыбкой, предназначавшейся для меня одного, вытащила
большой ключ из связки, висевшей у нее на поясе, и сунула его в скважину.
       Повернуть его, однако, у нее не хватило сил. Возможно, этой дверью
давно никто не пользовался.
       Рэндом что-то пробурчал и рука его ухватилась за ключ, небрежно
отбросив при этом руку Мойры в сторону. Он взялся за ключ правой рукой и
повернул.
       Раздался щелчок. Затем он толкнул дверь ногой, и мы уставились внутрь
комнаты.
       Она была размером с залу, и в ней было выложено то, что называлось
Лабиринтом. Пол был черный и блестел как стекло. И Лабиринт был на полу.
       Он сверкал как холодный огонь, которым и был на самом деле, дрожал и
переливался, и вся комната, казалось, меняла очертания в этом свете. От него
исходило тонкое ощущение яркой, непреодолимой силы, выложенной одними
кривыми, хотя у самого центра было несколько прямых линий. Он напоминал мне
те фантастически сложные, непередаваемые узоры, которые иногда машинально
рисуешь, водя пером по бумаге, но только в натуральную величину. Я как бы
угадывал слова "Начало здесь" с другой его стороны. Сам Лабиринт был
примерно сто ярдов в поперечнике в самом узком месте и ярдов сто пятьдесят в
длину.
       У меня звенело в голове, в висках застучала кровь, потом пришла
привычная уже боль. В моем мозгу как бы что-то вспыхнуло. И если я был
Принцем Эмбера, то где-то в моей крови, в моих нервах, моих генах этот
Лабиринт был каким-то образом закодирован, так, чтобы я мог правильно
отреагировать, пройти этот проклятый путь.
       – Черт, я бы не отказался сейчас от сигареты, – сказал я, и девочки
захихикали, хотя слишком быстро и с большой готовностью, так что видно было,
что они нервничают.
       Рэндом взял меня за руку и сказал:
       – Это – тяжелое испытание, но в нем нет ничего невозможного, иначе
нас здесь бы сейчас не было. Иди очень медленно и, главное, не позволяй,
чтобы тебя хоть что-нибудь отвлекало. Не волнуйся, когда с каждым твоим
шагом будет подниматься вверх сноп искр. Они не могут причинить тебе вреда.
Все время ты будешь чувствовать сильный поток, проходящий сквозь тебя, и
через некоторое время станешь как пьяный. Но продолжай все время
концентрироваться их, не забудь, продолжай идти! Не останавливайся, что бы
ни произошло, и не сворачивай с пути, иначе, вполне возможно, ты будешь
убит.
       Все то время, пока он наставлял меня, мы шли вперед. Мы шли по правой
стене, огибая Лабиринт, двигаясь к его дальнему концу. Девушки шли за нами.
       Я наклонился и шепнул ему в ухо:
       – Я пытался отговорить ее от того, что она тебе уготовила, но без
всякого успеха.
       – Я так и подумал, что ты это сделаешь. Не беспокойся. Я могу
выдержать даже год стояния на голове, а может, меня отпустят и пораньше,
если я уж очень им надоем.
       – Они выбрали для тебя девушку по имени Виаль. Она слепая.
       – Великолепно. Великолепнейшая шутка.
       – Помнишь о том Регентстве, о котором мы говорили?
       – Да.
       – Будь добр к ней, останься здесь весь год полностью, и я не останусь
в долгу.
       Молчание. Затем он сжал мне руку, ухмыльнувшись.
       – Твоя подружка, а? На кого она похожа?
       – Договорились? – медленно спросил я.
       – Договорились.
       Затем мы очутились в том месте, откуда начинался Лабиринт, у самого
угла комнаты.
       Я двинулся вперед и посмотрел на линию, выложенную огнями, нрдалеко от
моей правой ноги. Единственное освещение этой комнаты составлял сам
Лабиринт. Вода вокруг холодила.
       Я пошел вперед, поставив на огненную тропинку левую ногу. Вокруг
поднялись белоголубые искры. Затем я сделал шаг правой ногой и почувствовал
тот поток, о котором говорил Рэндом. Я сделал следующий шаг. Раздался треск,
и я почувствовал, как у меня начали подниматься на голове волосы. Я сделал
еще один шаг. Затем тропинка стала круто заворачивать почти обратно. Я
сделал еще с десяток шагов и мне показалось, что я начал испытывать
определенное сопротивление. Как будто передо мной вырос черный барьер из
непонятного вещества, который толкал меня обратно с той же силой, с которой
я шел вперед.
       Я боролся с этим сопротивлением, продолжая идти вперед. Внезапно я
твердо узнал, что это называется Первая Вуаль. Пройти ее означает
Достижение. Хороший знак, говорящий о том, что я действительно был частью
Лабиринта. Каждый шаг, каждое поднятие ноги внезапно потребовало от меня
колоссального напряжения, из волос тоже начали сыпаться искры.
       Внезапно давление резко снизилось. Вуаль расступилась передо мной так
же резко, как и возникла. Я прошел ее, и в результате что-то приобрел.
       Я видел перед своим взором бумажную кожу и торчащие во все стороны
кости мертвых Аушвица. Я знал, что присутствовал в Нюрнберге. Я слышал голос
Стефана Спендера, читающего наизусь "Вену", и я видел премьеру Брехта "Мать
Отвага", поставленную на сцене. Я видел, как ракеты вылетали из стальных
коробок Пенемюнде, Вандерберге, Кеннеди, Кызыл-Кумах, и я своими
собственными руками трогал Великую Китайскую Стену. Мы пили вино и пиво, и
Шухнур сказал, что в стельку пьян и пошел к девкам. А однажды я был в
зеленых лесах Западной Резервации и за один день добыл три скальпа. Когда мы
маршировали, я напевал себе под нос "К моей блондинке", и эта песня
прижилась. Я помнил, я помнил мою жизнь в том Отражении, которое ее
обитатели звали "Земля". Еще три шага – и я держал в руке окровавленную
шпагу, и видел трех мертвецов, и себя на лошади, на которой я ускакал после
того, как во Франции произошла Революция. И еще, еще так далеко, что...
       Я сделал еще один шаг.
       Шаг к мертвым. Они были повсюду вокруг меня. Стояла жуткая вонь –
запах гниющей плоти – и я слышал вой собаки, которую избили до смерти.
Клубы черного дыма застилали все небо, а ледяной ветер обдал меня каплями
редкого дождя. В горле у меня все пересохло, руки тряслись, голова горела
как в огне. Я шел, спотыкаясь, сквозь туман горячки, которая сжигала меня.
Придорожные канавы были заполнены отбросами, дохлыми кошками и
испражнениями; со скрипом, звякая колокольчиком, мимо проехала похоронная
телега, обдав меня грязью и холодной вонью.
       Долго ли я блуждал – не знаю. Очнулся я, когда какая-то женщина
схватила меня за руку, а на ее пальце я увидел кольцо с Голубой Смертью. Она
отвела меня к себе в комнату, но увидела, что у меня нет совсем денег и
что-то несвязно пробормотала. Потом ее раскрашенное лицо исказил страх,
смывший улыбку с ее красивых губ, и она убежал, а я свалился на ее кровать.
Посже, опять-таки не помню, насколько позже, огромный верзила, наверное,
хозяин проститутки, вошел в комнату, отхлестал меня по щекам и стащил с
постели. Я уцепился за его правый бицепс и повис. Он полунес, полутолкал
меня к дверям.
       Когда я понял, что он собирается выгнать меня в холод, на улицу, я сжал
его руку сильнее, протестуя. Я стал сжимать ее изо всех сил, изо всех
оставшихся, невнятно моля его о приюте.
       Затем, сквозь пот и слезы, застилавшие мне глаза, я увидел, как его
лицо исказилось и услышал страшный крик, вырвавшийся из его крепко сжатых
зубов.
       В том месте, где я сжал ему руку, кость была сломана.
       Он оттолкнул меня левой рукой и упал на колени, плача. Я сел на пол, и
в моей голове на минуту прояснилось.
       – Я... остаюсь... здесь, – сказал я с трудом, – пока не поправлюсь.
Убирайся. И если ты вернешься, я тебя убью.
       – У тебя чума! – закричал он. – Завтра телега приедет за твоими
костями! – с этими словами он плюнул, с трудом поднялся на ноги и,
спотыкаясь, вышел вон.
       Я каким-то чудом добрался до двери и задвинул ее на тяжелый засов.
Потом я вернулся на кровать и заснул.
       Если за моими костями действительно приезжали на следующий день, то
ничего не испытали, кроме разочарования. Потому что через десять часов в
середине ночи я проснулся в холодном поту и понял, что моя лихорадка
побеждена. Я был очень слаб, но в полном рассудке. Тогда я понял, что
пережил чуму.
       Я взял плащ мужчины, висевший в шкафу, и немного денег, лежащих в ящике
стола.
       Затем я вышел в ночь и пошел в Лондон, и был год чумы, и я не знаю,
зачем я шел...
       Я не помнил, ни кем я был, ни что я там делал.
       Вот так все и началось.
       Я уже глубоко проник в Лабиринт, и снопы искр непрерывно поднимались
под моими шагами, достигая колен. Я уже больше не знал, в каком направлении
двигаться, и где теперь находятся Дейдра, Рэндом и Мойра. Сквозь меня
неслись какие-то бурные потоки, даже мои глазные яблоки, и те, казалось,
вибрировали. Затем я испытал такое ощущение, как будто щеки мои кололи
булавками, а шея моя внезапно похолодела сзади. Я стиснул зубы, чтобы они не
стучали.
       Амнезия у меня произошла вовсе не в результате автокатастрофы. Память
свою я потерял еще во времена правления Елизаветы 1. Флора, должно быть,
решила, что после аварии ко мне вернулась память. Она знала о моем
состоянии. Я внезапно был поражен мыслью, что она оставалась в этом
Отражении Земля специально для того, чтобы не терять меня из виду. Значит, с
конца 16 века. Этого я пока не мог точно сказать. Но я узнаю.
       Я быстро сделал еще шесть шагов, дойдя до конца дуги и выходя на прямой
отрезок пути. Я сделал первый шаг вперед по этому отрезку, и с каждым
последующим шагом против меня начал воздвигаться второй барьер, Вторая
Вуаль. Передо мной был поворот направо. Еще один, и еще.
       Я был принцем Эмбера. Это было правдой. Нас было пятнадцать братьев и
шестеро из нас были мертвы. У нас было восемь сестер, и две из них тоже были
мертвы, а может быть, и четыре!
       Все мы проводили очень много времени, путешествуя по Отражениям или
находясь в наших собственных Вселенных. Это академический вопрос, хоть он и
является одним из основных вопросов философии, может ли тот, кто владеет
властью над Отражениями, создавать свои собственные Вселенные. Не знаю
точно, что говорит в конечном итоге по этому вопросу философия, но с
практической точки зрения мы это могли.
       Начался другой поворот, и у меня возникло такое ощущение, как будто я
иду сквозь липкий клей.
       Один, два, три, четыре... Я с трудом поднимал свои не желающие
подниматься сапоги и ставил их на место один за другим. В голове у меня
стучало, а сердце билось так, как будто в любую минуту грозило разорваться
на тысячу кусков.
       Эмбер!
       Идти снова было легко, когда я вспомнил Эмбер.
       Эмбер был самым великим городом, который когда-либо существовал или
будет существовать. Эмбер был всегда и всегда будет, и любой другой город,
где бы он не нходился, когда бы он ни существовал, был всего лишь Отражением
одной из Теней Эмбера в одной из его фаз. Эмбер, Эмбер, Эмбер! Я помню тебя.
Я никогда тебя больше не забуду. Я думаю. в глубине души я и не забывал тебя
никогда все эти долгие века, пока я путешествовал по Отражению Земля, потому
что часто по ночам сны мои тревожили видения твоих зеленых и золотых пиков,
башен, твои разлетающиеся террасы. Я помню твои широкие улицы и проспекты,
цветов золотых и красных. Я помню сладость твоего воздуха, башни, дворцы;
все прелести, которые в тебе были, есть и всегда будут. Эмбер, бессмертный
город, давший частицу своей жизни городам в мире, я не могу позабыть даже в
тот день, в Лабиринте Рэбы, когда я вспомнил тебя в отражении стен после
первого хорошего обеда, на который я накинулся изголодавшийся, после любви с
Мойрой – но ничего не может сравниться с тем удовольствием и любовью,
которые я испытал, вспомнив тебя, и даже сейчас, когда я стою, созерцая Двор
Хаоса, рассказывая эту историю единственному человеку, который ее слушает с
тем, чтобы он, может быть, повторил ее, если захочет, чтобы хоть рассказ
этот остался жить после того, как я умру здесь; и даже сейчас я вспоминаю
тебя с любовью, о город, в котором я был рожден, чтобы властвовать.
       Еще десять шагов, затем искрящаяся филигрань огня возникла передо мной.
Я наблюдал за ней, а пот струился с моего тела и быстро смывался водой.
       Я был на грани срыва, на какой-то тонкой грани, что даже воды комнаты,
казалось, стали двигаться непрерывным потоком в моем направлении, грозя
смыть меня, унести из Лабиринта. Я боролся изо всех сил, сопротивляясь.
Инстинктивно я знал, что уйти из Лабиринта до того, как я прошел его весь,
означает верную смерть. Я не осмелился оторвать взгляд от того огня, который
переливался передо мной, не осмелился оглянуться назад, чтобы посмотреть,
много ли прошел и сколько мне еще осталось. Потом ослаб, и новые
воспоминания вернулись ко мне, воспоминания о моей жизни принца Эмбера.
       Нет, я не стану вам о них рассказывать, не просите; они мои – жестокие
и разгульные, благородные и ... воспоминания моего детства в великом дворце
Эмбера, над которым развевалось зеленое знамя моего отца Оберона с белым
единорогом, скачущим во весь опор. Рэндом прошел через Лабиринт. Даже Дейдра
прошла через него. Значит, я, Корвин, пройду его вне всяких сомнений, каким
бы ни было сопротивление. Я вышел из филигранного столба огня и пошел по
Великой Кривой. Силы, формирующие Вселенную, упали мне на плечи, стали
строить меня по своему подобию.
       У меня, однако, было преимущество перед любым другим человеком,
проделавшим этот путь. Я знал, что один раз уже шел через Лабиринт, а
следовательно, могу сделать это и сейчас. Это помогало мне против того
неестественного страха, который накатывал на меня черными облаками и уходил
только для того, чтобы потом нахлынуть с удвоенной силой. Я шел через
Лабиринт и вспоминал все то время, пока я еще не провел долгие века на
Отражении Земли, и другие Отражения, некоторые из которых были дороги и
близки моему сердцу, а одно из которых я любил больше всех остальных, если
не считать Эмбера. Я прошел еще три поворота, прямую линию и несколько
крутых виражей, и вновь ощутил власть над тем, чего я никогда не терял –
власть над Отражениями.
       Десять поворотов, после которых голова моя была как в тумане, короткий
вираж, прямая линия и Последняя Вуаль. Двигаться было мучением. Вода вокруг
меня стала ледяной, а потом закипела. Казалось, давила она на меня со всех
сторон. Я боролся, переставляя одну ногу за другой. Искры взлетал до моей
талии, потом до груди, до плеч. Они зарябили у меня перед глазами. Они
окружили меня со всех сторон. Я с трудом видел сам Лабиринт.
       Затем – короткий вираж, окончившийся темнотой.
       Шаг, другой... При последнем шаге возникло ощущение, что шагаешь через
бетонную стену.
       Я прошел.
       Затем я медленно повернулся и посмотрел назад, на тот путь, который я
проделал. Я не мог позволить себе роскошь упасть на колени. Я был принцем
Эмбера и, клянусь богом, ничто не могло заставить меня показать слабость
перед моими подданными. Ничто, даже Лабиринт!
       Я весело помахал рукой в направлении, которое счел правильным. Могли
они меня видеть или нет – это уже совсем другой вопрос. Затем я на секунду
остановился и задумался. Теперь я знал ту власть, которую дает Лабиринт.
Пройти по нему назад будет совсем нетрудно.
       Но к чему беспокоиться? Правда, у меня не было с собой колоды Карт, но
сам Лабиринт мог сослужить мне такую же службу...
       Они ждали меня – мой брат и сестра, и Мойра, у которой бедра были как
мраморные колонны.
       Дейдра сама может о себе позаботиться, пусть теперь делает, что хочет,
ведь, в конце концов, мы спасли ей жизнь. Я не чувствовал себя обязанным
защищать ее от всяческих опасностей изо дня в день. Рэндом застрял в Рэмбе
на год, если у него, конечно, не хватит смелости броситься в Лабиринт,
добраться до его центра и использовать его силу. Что касается Мойры, то мне
было очень приятно с ней, и, может быть, когда-нибудь я навещу ее еще раз, и
все такое... Я закрыл глаза, наклонил голову. Однако за секунду до этого я
увидел какую-то мелькнувшую тень.
       Рэндом?! Все-таки рискнул? Как бы там ни было, он все равно не знал,
куда я собираюсь направиться. Никто этого не знал.
       Я открыл глаза и увидел себя в центре такого же Лабиринта, только
зеркального его отражения.
       Мне было холодно, я чертовски устал, но я был в Эмбере, в настоящей
комнате, я не в том ее отражении, в котором я только что находился. Из
Лабиринта я мог переместиться в любое место Эмбера, куда бы я только ни
пожелал.
       Однако попасть обратно – вот в чем проблема.
       Поэтому я стоял, не двигаясь, и размышлял.
       Если Эрик занял королевские покои, я тогда найду его именно там. А
может, в тронном зале. Но тогда мне придется добираться обратно до Лабиринта
своими силами и вновь попасть в центр, чтобы воспользоваться имеющейся там
силой.
       Я переместился в одно из потайных мест дворца, о которых знал. Это была
квадратная комнатка без окон, свет в которую проникал сверху через узкие
наблюдательные щели. Я закрыл изнутри единственную выдвижную дверь, обмахнул
пыль со скамейки у стены, расстелил на ней свой плащ и прикорнул, чтобы
немного вздремнуть. Если кому-нибудь придет в голову добраться до меня
сверху, я услышу его задолго до того, как он успеет это сделать.
       Я заснул.



       7




       Когда я проснулся, я встал, отряхнул плащ и вновь накинул его. Затем я
вышел из комнаты и начал спускаться и подниматься по множеству лестниц,
которыми был так богат этот дворец. По отметкам на стене я знал, где
находится искомая мною комната.
       На одном из пролетов лестницы, на площадке, я остановился и начал
искать отверстие в стене. Обнаружив его, я посмотрел внутрь комнаты. Никого.
Тогда я отодвинул панель двери и вошел.
       Внутри комнаты я был поражен огромным количеством книг... Присутствие
книг всегда приводит меня в восхищение. Я осмотрел все, заглядывая повсюду,
и в конце концов направился к хрустальному сундучку, в котором лежало все,
без чего не могла обойтись наша семья – старая шутка между нами. В сундучке
лежали четыре колоды фамильных карт, и я долго пытался выудить одну, чтобы
не сработала сигнализация – что помешало бы мне ею воспользоваться.
       Примерно минут через десять мне удалось это сделать. Правда, попотеть
пришлось изрядно. Затем, с колодой в руке, я нашел себе кресло поудобнее, и
уселся, чтобы поразмыслить.
       Карты были такие же, как у Флоры, но в колоде были все мы, как под
стеклом, и холодные на ощупь. Теперь я знал, почему это так.
       Я растасовал колоду и разложил карты перед собой надлежащим образом.
Затем я начал читать их и увидел, что они не сулили ничего хорошего для всей
нашей семьи, после чего я опять собрал их вместе.
       Кроме одной.
       Карты с изображением моего брата Блейза.
       Я сложил остальные карты в колоду и засунул ее за пояс. Затем в стал
смотреть на Блейза.
       Примерно в это время в замке большой двери – главного входа в
библиотеку – заскрипел ключ. Что я мог сделать? Чуть ослабив шпагу в
ножнах, я стал ждать. При этом, однако, я все-таки нагнулся так, что меня
закрывал стол.
       Чуть приподняв голову, я увидел, что это был всего лишь Дик – человек,
который убирал помещение, выкидывал окурки из пепельниц, опорожнял корзины
для бумаг и вытирал пыль с полок. Так как быть обнаруженным не
приличествовало моему сану, я выпрямился, поднявшись во весь рост, и сказал:
       – Привет, Дик. Помнишь меня?
       Он повернулся, весь побледнев, застыл на месте и ответил:
       – Ну конечно, лорд. Как я мог забыть?
       – Думаю, прошло столько времени, что в этом бы не было ничего
странного.
       – Никогда, Лорд Корвин.
       – Боюсь, я пришел сюда без официального приглашения, да и занимаюсь
своими поисками без чьего-либо ведома, – сказал я. – Но если Эрику это не
понравится, когда ты расскажешь ему о нашей встрече, будь любезен, об'ясни
ему, что я всего лишь пользуюсь своими правами и что довольно скоро он
увидит меня сам лично.
       – Я это сделаю, милорд, – ответил он, низко поклонившись.
       – Иди сюда, присядь рядом со мной на минутку, и я скажу тебе кое-что
еще.
       Он послушно подошел и сел, и я тоже сел рядом.
       – Было время, – начал я, обращаясь к этому древнему слуге, – когда
считали, что я исчез навсегда и никогда уже больше не появлюсь. Но раз уж
так случилось, что я не умер, а более того, приобрел всю свою былую силу,
боюсь, мне придется оспаривать требование Эрика на трон Эмбера. Не то чтобы
этот вопрос можно было так просто решить, потому что он не перворожденный,
ведь заяви свои права тот, не думаю, что Эрик пользовался бы особой
популярностью. По этим, среди многих других причин, – в большинстве своем
личного характера – я собираюсь противостоять ему. Я еще не решил. Ни как я
это сделаю, ни по какому праву, но клянусь богом, он заслуживает того, чтобы
с ним боролись! Передай ему это. Если он пожелает найти меня, скажи ему, что
я в Отражениях, но не в тех, которых был раньше. Он поймет, что я хочу этим
сказать. Меня не так легко будет уничтожить, потому что я приму не меньшие
меры предосторожности, чем он. И я буду драться с ним до конца, в аду или в
раю, пока существует свет, пока один из нас не перестанет дышать. Что ты
скажешь на это, старина?
       Он взял мою руку и поцеловал ее.
       – Да здравствует лорд Корвин! – сказал он, и в глазах его стояли
слезы.
       Затем петли входной двери заскрипели и она распахнулась настежь. Вошел
Эрик.
       – Привет, – сказал я, поднимаясь с места, голосом, как можно более
равнодушным. – Не ожидал я тебя увидеть так скоро. Как дела в Эмбере?
       Глаза его расширились от удивления, но в его голосе слышались нотки,
которые обычно называют сарказмом, и я не могу придумать лучшего слова.
       – С одной стороны, все обстоит просто прекрасно, Корвин. С другой же,
как выяснилось, отвратительно.
       – Жаль, – сказал я. – Как же можно это исправить?
       – Я знаю способ, – он бросил взгляд на Дика, который молча удалился,
закрыв за собой дверь. Я услышал щелчок замка.
       Эрик высвободил шпагу из ножен.
       – Ты желаешь обладать троном, – сказал он.
       – Разве не все мы этого желаем? – ответил ему я.
       – Наверное, ты прав, – заметил он со вздохом. – Недаром говорят:
"Дурная голова ногам покоя не дает". Я не понимаю – почему мы все так
рвемся попасть в это, в сущности, нелепое положение. Но ты должен помнить,
что я уже победил тебя дважды, и в последний раз милостиво подарил тебе
жизнь и позволил тебе жить на одном из Отражений.
       – Не на столько уж ты милостив, – ответил я. – Ты прекрасно знаешь,
что просто оставил меня подыхать от чумы. А в последний раз, насколько я
помню, все решил жребий.
       – Значит, нам предстоит решать между нами двумя, Корвин. Я – твой
старший брат, и я лучше и сильнее тебя. Если ты желаешь биться со мной на
шпагах, то меня это вполне устраивает. Убей меня, и трон, вполне возможно,
будет твоим. Попробуй. Однако, не думаю, чтобы тебе это удалось. И мне бы
хотелось покончить с твоими притязаниями прямо сейчас. Нападай. Посмотрим,
чему ты научился на этом Отражении, которое называется Землей.
       И шпага его очутилась в его руке, а моя – в моей. Я обошел вокруг
стола и сказал ему:
       – Все-таки никогда я не встречал такого самовлюбленного человека, как
ты. С чего ты взял, что лучше всех нас остальных и больше подходишь для
трона?
       – С того, что я его занял, – ответил он. – Попробуй, отбери.
       И я попробовал. Я сделал прямой выпад в голову, который он отпарировал,
и в свою очередь отпарировал его контратаку в область сердца, нанося режущий
удар по запястью.
       Он легко сблокировал удар и толкнул небольшой стул так, что он оказался
между нами. Я с удовольствием ударил по стулу в направлении его лица, но
промахнулся, и шпага его вновь сверкнула перед моими глазами. Я отпарировал
его атаку, а он – мою. Затем я сделал выпад, пригнувшись, он был отбит, и я
тут же с трудом отбил его удар.
       Я попытался провести одну очень хитрую атаку, которой научился во
Франции, заключающуюсю в ударе, потом финте "ин кварто", финте "ин сексте" и
выпаде, заканчивающимся ударом по кисти. Выпад прошел, и из его руки потекла
кровь.
       – Будь ты проклят, брат! – сказал он, отступая. – Мне донесли, что
Рэндом сопровождает тебя.
       – Верно, многие из нас об'единились против тебя.
       Тогда он кинулся на меня, отбросив назад, и я внезапно почувствовал,
что несмотря на все мое искусство, он все же был сильнее. Возможно, он был
одним из самых великих фехтовальщиков, с которыми я когда-либо имел дело.
Внезапно у меня возникло чувство, что я не смогу победить его, и я стал
отбиваться как сумасшедший, отступая назад по мере его неумолимого
наступления, шаг за шагом. Оба мы несколько веков были учениками самых
великих мастеров шпаги. Самым великим и непревзойденным из всех был наш брат
Бенедикт, но его не было рядом, чтобы помочь – так или иначе. Я схватил со
стола какие-то мелочи – первое попавшее мне под руку – и бросил их в
Эрика. Но он быстро нырнул и продолжал наступать так же стремительно, а я
принялся постепенно отступать левее, делая круг, но все это время я видел
кончик его шпаги у моего левого глаза. И я был испуган. Он фехтовал
блестяще. Если бы я не так ненавидел его, то зааплодировал бы такому
искусству.
       Я продолжал отступать, а страх следовал за мной по пятам, страх и
знание того, что я не могу победить его. Когда дело касалось шпаги, он был
лучше меня. Я выругался про себя, но это ничего не меняло. Я провел еще три
хитроумные атаки и был побежден в каждой из них. Он небрежно парировал и
заставлял меня отступать под градом сыпавшихся на меня ударов.
       Только не поймите меня неправильно. Я фехтовал безупречно. Просто
казалось, что он – лучше.
       Затем в зале снаружи зазвучали какие-то звонки – сработала система
сигнализации. Скоро здесь будут наемники Эрика, и если он не убьет меня до
тех пор, то они наверняка довершат начатую им работу – может, это будет
стрела арбалета, может, что-то другое, все это уже не имело значения.
       С его правой кисти капала кровь. Рука его все еще оставалась твердой,
но у меня внезапно возникло ощущение, что при других обстоятельствах, все
время обороняясь, мне удалось бы вымотать его до такой степени, что раненая
рука помешала бы парировать ему одну из моих атак.
       Я выругался, на сей раз вслух, и он засмеялся.
       – Ты просто дурак, что явился сюда.
       Он не понял, что я намеревался сделать давным-давно, до тех пор, пока
уже не было поздно. Я специально отступал так, чтобы дверь очутилась за моей
спиной. Это было рискованно, так как у меня почти совсем не оставалось
пространства дла отражения его атак, но это было лучше, чем верная смерть.
       Левой рукой я исхитрился задвинуть дверь на засов. Это была очень
тяжелая дверь, и теперь им придется высадить ее, чтобы проникнуть в
библиотеку. Это давало мне еще несколько минут. Это также стоило мне ранения
в плечо от удара, который я мог лишь частично отразить, пока закрывал дверь
на засов левой рукой. Но это было мое левое плечо, а мне важна была моя
правая рука со шпагой. Я улыбнулся, чтобы показать ему, насколько я уверен в
себе, и сказал:
       – Возможно, это ты поступил глупо, войдя сюда. Так что кто из нас
дурак, это еще бабушка надвое сказала. Вот видишь, ты уже фехтуешь
медленнее.
       И тут я попытался провести быструю, бешеную по скорости атаку.
       Он отпарировал, но отступил при этом на два шага.
       – Эта рана тебя доканает, – прибавил я. – Рука твоя слабеет. Неужели
ты не чувствуешь. что в ней почти не осталось силы?
       – Заткнись! – сказал он.
       И я понял наконец-то, что задел его. Это на несколько процентов
увеличило мои шансы, и я стал наступать на него со всех сил, на какие только
был способен, одновременно понимая, что не выдержать долго такой
убийственной скорости.
       Но Эрик этого не понимал. Я насадил в нем ростки страха, он позорно
отступал перед моей бешеной атакой.
       В дверь заколотили, но об этом я мог теперь не беспокоиться, по крайней
мере на первых порах.
       – Я убью тебя, Эрик, – сказал я. – Я стал куда жестче, чем был,
братец, так что приготовься к смерти.
       Тогда я увидел, что страх появился в его глазах, а потом отразился на
лице, и манера его фехтования изменилась соответствующим образом. Теперь он
только защищался и отступал. Я знал, что мой блеф удался, потому что он
фехтовал всегда лучше, чем я. Но что, если с моей стороны это было только
психологическим трюком? Что, если я просто убедил себя в том, что я слабее,
потому что Эрик внушал мне это? Что, если я все время обманывал самого себя?
Может быть, я фехтовал ничуть не хуже его? Со странным чувством появившейся
во мне уверенности я предпринял ту же атаку, что и раньше, и вновь мне
удалось ранить его в ту же руку. Я сказал Эрику:
       – Вот это уже совсем глупо, Эрик. Два раза попасться на одну и ту же
удочку.
       Тут он, отступая, зашел за большое широкое кресло, и некоторое время мы
дрались прямо через него.
       Колотить в дверь перестали, и голоса, которые кричали, пытаясь узнать в
чем дело, замолкли.
       – Они пошли за топорами, – пыхтя, сказал Эрик. – Ты и оглянуться не
успеешь, как они будут здесь.
       Я ответил ему, не переставая улыбаться:
       – И все же это займет несколько минут. Вполне достаточно для меня,
чтобы покончить с нашим делом. Ты обороняешься с большим трудом, и из руки
кровь так и хлещет – посмотри-ка на нее!
       – Заткнись!
       – К тому времени, как они высадят эту дверь, здесь будет только один
принц Эмбера, и им будешь не ты!
       Тогда левой рукой он смахнул в моем направлении ряд книг с полки. Они
полетели в меня, стукая и падая вокруг. Однако он не воспользовался этой
предоставившейся ему возможностью атаковать. Он кинулся через всю комнату и
подобрал небольшой стул, который прижал к себе левой рукой. Потом он забился
в угол и вытянул стул вместе со шпагой перед собой.
       – Подходи! – вскричал он. – Попробуй-ка победить меня сейчас!
       – Ты испугался, – сказал я.
       Он расхохотался.
       – Вопрос чисто академический. Ты не успеешь убить меня, потому что у
тебя не хватит времени: скоро дверь рухнет. И тогда твоя песенка спета.
       Я быстро подошел к противоположной стене комнаты. Левой рукой я открыл
дверь, через которую сюда вошел.
       – Ладно, – сказал я. – Похоже, что ты не умрешь, по крайней мере,
сейчас. Тебе повезло. Но в следующий раз, когда мы встретимся, тебе уже
некому будет помочь.
       Он плюнул в мою сторону и обругал меня нашими традиционными грязными
ругательствами, даже опустив на пол стул, чтобы сделать рукой еще более
грязный жест, в то время как я отодвигал дверь и закрывал ее за собой.
       Раздался тупой удар, и восемь дюймов стали торчали из панели двери с
той стороны, с которой я запирал ее на засов. Рискованно, если я вдруг
вернусь, но он знал, что у меня уже не было времени.
       Я спускался по лестнице так быстро, как только мог, к той комнатке, где
так недавно спал. Спускаясь, я обдумывал мое возросшее мастерство в
фехтовании. В начале хода поединка я был подавлен человеком, который всегда
выходил победителем из стычек со мной. Теперь же я задумался. Может быть, те
века, которые я провел в Отражении Земли, не прошли даром? Может быть, я
действительно стал искуснее в течение этого времени? Теперь я чувствовал,
что, по крайней мере, я ровня Эрику на шпагах. Это чувство было мне приятно.
Если мы встретимся снова, а я был уверен, что такая встреча произойдет, и
нам никто не будет мешать – кто знает? Шансы у нас равные. И сегодняшний
поединок напугал его. В этом я был уверен. Может быть, это замедлит его
атаки, вызовет колебания, так необходимые мне при следующей встрече.
       С последнего лестничного пролета я просто спрыгнул – там было ступенек
пятнадцать – чуть подогнув колени при приземлении. Я был на эти, вошедшие в
поговорку, пять минут впереди погони, но я был уверен, что смогу
воспользоваться этим и бежать.
       Потому, что за поясом у меня была колода карт.
       Я снова вытащил карту, на которой был изображен Блейз, и пристально
посмотрел на нее. Плечо у меня болело, но я позабыл о ране, когда холод
постепенно начал охватывать меня. Было два способа уйти из Эмбера сразу в
Отражение... Одним из них являлся Лабиринт, редко используемый для этой
цели.
       Другим способом была Червовая Масть, если тебе, конечно, не страшно
было довериться брату.
       Я думал о Блейзе. Ему я почти мог верить. Он был моим братом, но у него
были неприятности, и он не отказался бы от моей помощи.
       Я уставился на фигуру на карте, одетую во все красное и оранжевое, со
шпагой в правой руке и бокалом вина – в левой.
       Сам дьявол плясал в его голубых глазах, борода сверкала, а рисунок на
шпаге, неожиданно понял я, повторял рисунок части Лабиринта. Кольца на его
пальцах сверкали. Казалось он зашевелился.
       Контакт я ощутил как порыв ледяного ветра.
       Теперь фигура на карте, казалось, стала в натуральную величину и
изменила положение на то, в котором находилась в настоящий момент. Глаза его
еще не увидели меня, но губы уже зашевелились.
       – Кто это? – спросил он, я явно услышал слова.
       – Корвин, – ответил я, и он протянул вперед левую руку, в которой на
этот раз не было кубка с вином.
       – Тогда иди ко мне, если хочешь.
       Я тоже протянул руку, и пальцы наши соприкоснулись. Я сделал шаг.
       Я все еще держал карту в левой руке, но мы с Блейзом уже стояли рядом
друг с другом на скале, а слева от нас была пропасть, а справа возвышался
высокий замок. Небо над нашими головами было цвета пламени.
       – Привет, Блейз, – сказал я, засовывая карту за пояс, в колоду со
всеми остальными. – Спасибо за помощь.
       Внезапно я почувствовал слабость и понял, что кровь все еще текла из
моего левого плеча.
       – Ты ранен! – он обнял меня рукой за плечи, и я собрался было кивнуть
головой, соглашаясь, но вместо этого потерял сознание.
       Позже ночью, удобно растянувшись на огромном кожаном кресле, я
потягивал виски. Мы курили, передавая бутылку друг другу, и разговаривали.
       – Значит, ты действительно побывал в Эмбере?
       – Вот именно.
       – И ты ранил Эрика в поединке?
       – Да.
       – Лучше бы ты убил его. Хотя нет. Против тебя у меня меньше шансов,
чем против него...
       Я решил быть с ним предельно честным.
       – Все мы претендуем на трон, поэтому нам нет причин лгать друг другу.
Я не собираюсь убивать тебя ради этого – слишком бы это было глупо – но, с
другой стороны, я не собираюсь отказываться от своих шансов только потому,
что ты такой радушный хозяин. Рэндом тоже не отказался бы поучаствовать в
этой игре, но с ним можно не считаться. О Бенедикте давно никто ничего не
слышал. Жерар и Каин, кажется, предпочитают скорее поддерживать Эрика, чем
претендовать на трон самим. То же самое и Джулиан. Значит, остается Брандт и
наши сестры. Где сейчас Брандт и чем он занимается, я понятия не имею, но я
знаю, что Дейдра абсолютно беспомощна, разве что только ей удастся вместе с
Льювиллой получить помощь в Рэмбе, а Флора целиком принадлежит Эрику. Я не
знаю, правда, что замышляет Фиона.
       – Так что, остаемся мы с тобой, – сказал Блейз, вновь наполняя рюмки.
– Да, ты прав. Я не знаю, что замышляет каждый из нас, но, по-моему, если
сравнить твое и мое положение, то я сейчас сильнее. Ты мудро поступил, что
пришел ко мне. Окажи мне помощь, и я дам тебе Регентство.
       – Благослови тебя бог за доброту, – сказал я. – Там видно будет.
       Мы прихлебнули по глоточку виски.
       – Что еще можно сделать? – спросил он, и я понял, что это очень
важный вопрос.
       – Для осады Эмбера я могу набрать целое войско, – ответил я.
       – В каком Отражении находится это твое войско?
       – А вот это уже, без всякого сомнения, касается меня одного, –
ответил я, – но с тобой я драться не буду. Когда речь идет о троне, то я
предпочту видеть на нем тебя, меня, Жерара или Бенедикта – если он все еще
жив.
       – И конечно, предпочтительнее всех – тебя?
       – Конечно.
       – Тогда мы понимаем друг друга. А, следовательно, на этом этапе мы
можем работать вместе.
       – Я тоже так думаю, – согласился я. – Иначе с какой стати я
добровольно отдался бы тебе в руки?
       Он улыбнулся из-за своей густой бороды.
       – Тебе нужна была хоть какая-то помощь, а я был наименьшим злом из
всех остальных.
       – И это верно, – вновь согласился я.
       – Как бы я хотел, чтобы здесь был Бенедикт. И чтобы Жерар не
переметнулся.
       – Желания, желания. Желай одно, делай другое, и посмотри, что из этого
получится. Тогда ты в любом случае не проиграешь.
       – Хорошо сказано.
       Некоторое время мы молчали, потом он спросил:
       – Насколько я могу доверять тебе? – но я молчал.
       – Тогда давай заключим договор. Честно говоря, я уже много лет считал
тебя мертвым. Я не мог предвидеть, что ты появишься в самый критический
момент и заявишь о своих правах. Но ты здесь, так что теперь и говорить не о
чем. Будем союзниками – об'единим наши силы и осадим Эмбер. Тот из нас, кто
выживет, займет место на самом верху. Если мы выживем оба – какого черта, в
конце концов, мы можем драться на дуэли!
       Я обдумал его слова. Они звучали как самый порядочный договор, который
мне когдалибо предлагали. Поэтому я ответил:
       – Ну, хорошо, утро вечера мудренее. Я дам тебе ответ завтра утром.
Годится?
       – Годится.
       Мы допили виски и ударились в воспоминания. Мое плечо немного гудело,
но виски помогло, легче было и от мази, которую наложил на рану Блейз. Через
некоторое время мы совсем размякли.
       Это кажется странным, я думаю, иметь родных и обходиться без всяких
родственных чувств, потому что жизнь предопределила каждому из нас свой
путь. Боже! Ночь кончилась прежде, чем мы наговорились до устали. Тогда он
хлопнул меня по здоровому плечу и сказал, что начал чувствовать усталость и
что слуга подаст мне завтрак в постель. Я кивнул головой, мы обнялись, и он
ушел к себе.
       Затем я подошел к окну, и с той огромной высоты, на которой я
находился, посмотрел в пропасть.
       Костры лагеря, расположенного внизу, блестели как звезды. Их было
тысячи. Я видел, что Блейз собрал большое войско, могучую силу, и я
позавидовал ему. Но, с другой стороны, это хорошо. Если кто-нибудь и мог
победить Эрика, то, скорее всего, это был Блейз. Да и он не был бы таким уж
плохим монархом в Эмбере, просто я предпочитал видеть на этом месте себя.
       Я все продолжал стоять у окна и смотреть вниз, и увидел, что между
кострами движутся странные тени. Тогда я задумался, что же это на самом деле
была за армия. Какой бы она ни была, у меня и этого не было. Я вернулся к
столу и налил себе последнюю рюмку.
       Однако прежде, чем выпить, я зажег светильник. При его свете я вытащил
колоду украденных мною карт.
       Я разложил их перед собой и остановился на той, где был изображен Эрик.
Я положил ее в центр стола и убрал остальную колоду в пачку.
       Через некоторое время картинка ожила, и я увидел Эрика в его ночных
одеяниях и услышал сонный голос:
       – Кто?
       Рука его была перевязана.
       – Я, – ответил я. – Корвин. Как поживаешь?
       Тогда он выругался, а я засмеялся. Это была опасная игра и, может быть,
не выпей я столько виски, я бы не затеял ее, но я продолжал:
       – Мне просто захотелось тебе сказать, что у меня все в порядке.
Хотелось также напомнить тебе нашу семейную поговорку о перекладывании с
больной головы на здоровую. Хотя тебе твою голову долго носить не удастся.
Та что, привет, братец! Тот день, когда я снова войду в Эмбер, будет днем
твоей смерти! Просто мне захотелось тебе об этом сказать – ведь этот день
не за горами!
       – Приходи, – ответил он, – только на этот раз я тебя не пожалею.
       Глаза его были в этот момент прямо передо мной, и мы были близки.
       Я сделал ему нос и закрыл карту ладонью.
       Это произвело тот же эффект, что и вешание телефонной трубки, и я
засунул Эрика вместе с остальными картами.
       Однако, засыпая, я подумал о войске Блейза там, внизу, и о том, какой
защитой обладает Эрик.
       Это будет нелегко.



       8




       Это место называлось Авернус, и набранное войско состояло не совсем из
людей. Я внимательно осмотрел их на следующее утро, идя вслед за Блейзом,
который совершал обход. Каждый из воинов был семи футов ростом, с очень
красной кожей, на которой почти не было волос, кошачьими глазами и
шестипалыми руками и ногами. На них были одежды настолько легкие, что
напоминали шелк, хотя они явно были сотканы из другого материала. У них была
серая с голубым форма. На поясе каждого висели две короткие сабли, загнутые
на конце. Уши у них были остроконечные, а пальцы оканчивались когтями.
       Климат здесь был теплый, цвета – приятные для глаза, и все думали, что
мы – боги.
       Блейз нашел такое место, где религия говорила о братьях-богах, похожих
на нас и воюющих друг с другом. Неизбежно в их мифологии злой брат
захватывает власть и пытается угнетать хороших братьев. И, конечно, среди
них бытовала легенда из Апокалипсиса, по которой сами они будут призваны
сражаться на стороне добрых братьев.
       Моя рука была на черной перевязи, я шел, осматривая войско и размышлял
о том, что скоро они погибнут. Перед одним воином я остановился и окинул его
взглядом, спросив у него:
       – Знаешь ли ты, кто такой Эрик?
       – Князь Тьмы, – ответил он.
       – Молодец, – поощрил я его и пошел дальше.
       Прогремел пушечный салют в честь меня и Блейза.
       – Какова численность твоей армии? – спросил я.
       – Примерно пятьдесят тысяч.
       – Приветствую тебя, идущего на смерть, – перефразировал я. – Ты не
только не сможешь завоевать Эмбер, тебе даже не удастся довести их до
подножия Колвира. Смешно даже думать выставить этих несчастных против
бессмертного города с их игрушечными шпагами и пушками.
       – Знаю, – ответил он, – но это все, что у меня есть.
       – Да, скорее можно считать, что этого у тебя просто нет.
       – А что ты скажешь о трех флотилиях, примерно в половину сил Каина и
Жерара, вместе взятых?
       Это уже было серьезнее.
       – Все это недостаточно. Можно сказать, что это – только начало, –
сказал я
       – Знаю. Я набираю силы.
       – И чем скорее мы это сделаем, тем лучше. Эрик будет отсиживаться в
Эмбере и уничтожать наши войска, когда мы будем идти по Отражениям. Когда
остатки армии дойдут до Колвира, ему удастся уничтожить очень много людей.
Затем надо будет подняться до Эмбера. Как ты думаешь, сколько сотен наших
воинов останется в живых, когда мы достигнем города? Остатки наших сил можно
будет уничтожить за пять минут, причем безо всякого труда для Эрика. Если
это все, что у тебя есть, брат Блейз, то мне постепенно начинает не
нравиться твой поход.
       – Эрик об'явил свою коронацию через три месяца. К тому времени я смогу
по меньшей мере утроить силы. Наверное, мне удастся собрать четверть
миллиона войск из Отражений, чтобы бросить их в бой против Эрика. Существуют
другие миры, похожие на этот, и я наберу такие силы святых крестоносцев,
какие еще никогда не осаждали Эмбер.
       – А у Эрика будет ровно столько же времени, чтобы усилить защиту. Я не
знаю, Блейз, не знаю. Это практически самоубийство. Я не знал истинного
положения вещей, когда пришел сюда...
       – А что есть у тебя? Ничего! Ходили слухи, что когда-то ты командовал
великолепным войском. Где оно?
       – Их больше нет в живых, – отвернулся я. – Я уверен.
       – Может, тебе удастся найти Отражение своего Отражения?
       – Я не хочу даже пытаться, – ответил я. – Прости.
       – Тогда какую же ты можешь принести мне пользу?
       – Я уйду, если это все, что ты от меня хотел – пушечного мяса.
       – Подожди! – вскричал он. – Я сказал, не подумав. Даже если у тебя
больше ничего нет, мне не обойтись без твоих советов. Пожалуйста, останься
со мной. Я даже извинюсь, если хочешь.
       – Это не обязательно, – ответил я, зная, что значит для принца Эмбера
просить прощения. – Я останусь. Я думаю, мне удастся помочь тебе.
       – Чудесно! – он дружески хлопнул меня по здоровому плечу.
       – И я достану тебе войско, – добавил я, – можешь не беспокоиться.
       Войско я ему достал. Среди многих Отражений, которые я прошел, я
обнаружил расу мохнатых существ с когтями и клыками, похожих более или менее
на людей, но с разумом тупоголового учителя подготовительных классов –
прошу у вас прощения, мальчики – я хочу сказать, что они были преданы,
честны, и их слишком легко было обмануть таким негодяям, каковыми являлись
мы с Блейзом. Я себя чувствовал при этом по меньшей мере неуютно. Около ста
тысяч таких созданий буквально молились на нас, вплоть до того, что целовали
наши руки.
       На Блейза это произвело впечатление и он заткнулся. Почти через неделю
плечо мое выздоровело. Через два месяца наше войско превышало четверть
миллиона солдат.
       – Корвин! Корвин! Ты все еще прежний, Корвин! – сказал он, и мы
выпили по этому поводу.
       Но чувствовал я себя несколько странно. Почти всем нашим солдатам была
уготована смерть. И ответственен за нее буду я. Я чувствовал некоторое
раскаяние, хотя прекрасно понимал разницу между Отражениями и
действительностью. Тем не менее, каждая смерть будет самой настоящей смертью
– это я тоже знал. Много ночей провел я, раскладывая карты. В моей колоде
были те отсутствующие карты, которых не хватало у Флоры. На одной из них был
рисунок самого Эмбера, и я знал, что с его помощью могу в любой момент
проникнуть в город. На других были наши исчезнувшие братья. А на одной из
них был Отец, и я быстро убрал ее обратно в колоду. Он пропал без вести. Я
долгое время всматривался в лица, пытаясь сообразить, чего можно добиться от
каждого из них. Несколько раз я раскладывал карты, и каждый раз на них
выпадало одно и то же. Это был Каин.
       Он был одет во все зеленое и черное, в темной треугольной шляпе с
зеленым плюмажем из перьев, свисающих назад. За поясом был заткнут кинжал, в
рукоять которого был вделан изумруд. Волосы у него были темными.
       – Каин, – сказал я.
       – Кто?
       – Корвин.
       – Корвин? Это что – шутка?
       – Нет.
       – Чего ты хочешь?
       – А что ты можешь предложить?
       – Ты знаешь.
       В его глазах что-то мелькнуло, когда он посмотрел на меня, но я глядел
на его руку рядом с кинжалом.
       – Где ты?
       – С Блейзом.
       – Ходили всякие слухи, что ты недавно побывал в Эмбере, и я о многом
думал, глядя на перевязанную руку Эрика.
       – Ты хочешь знать, зачем я тебя вызвал? Ответ прост. Назови свою цену.
       – Что ты имеешь в виду?
       – Послушай, давай говорить откровенно, по крайней мере, сейчас. Как ты
думаешь, мы с Блейзом можем победить Эрика?
       – Нет. Именно поэтому я с ним. И я не продам свою армаду, если ты
вызвал меня за этим – ведь это верно, а?
       – Хитроумный брат, – улыбнулся я. – Ну что ж, мне было очень приятно
побеседовать с тобой. Может, увидимся в Эмбере.
       Я стал поднимать руку, и он торопливо вскрикнул:
       – Подожди.
       – Зачем?
       – Я ведь даже не знаю, что ты можешь мне предложить.
       – Нет, знаешь, – ответил я. – Ты догадался и дал мне понять, что
тебя это не интересует.
       – Я этого не говорил. Просто я знаю, что теперь сильнее.
       – Ты хочешь сказать – власти.
       – Пусть будет так. Что ты можешь предложить мне взамен?
       Мы разговаривали около часа, после чего северные морские пути были
открыты для меня и трех флотов Блейза, которые, войдя туда, получили бы
подкрепление.
       – Если ты проиграешь – трое в Эмбере лишатся своих голов, – сказал
он.
       – Но ведь ты так не думаешь, правда?
       – Нет. Я думаю, что скоро на троне окажешься либо ты, либо Блейз. Меня
вполне устроит служить победителю. Регентство мне тоже не помешает. Хотя мне
все еще хочется выторговать у тебя голову Рэндома как часть нашего договора.
       – Не пойдет. Либо мы договорились, либо нет.
       – Договорились.
       Я улыбнулся, закрыл карту ладонью, и он исчез.
       Жерара я оставлю на следующий день. Каин меня окончательно вымотал. Я
повалился в кровать и уснул.
       Жерар, узнав, как обстоят дела, согласился нас не трогать. Может,
потому, что попросил его об этом я, так как до сих пор он считал Эрика
меньшим злом из всех существующих. Я быстро договорился с ним, пообещав все,
что он просил, благо ничьих голов ему не требовалось. Затем я вновь провел
смотр войскам и рассказал им об Эмбере. Странным образом они неожиданно
быстро сдружились – верзилы с красной кожей и мохнатые человечки с когтями.
       Это было печально и это было правдой. Мы были их богами, и больше тут
нечего было говорить.
       Я видел великую флотилию, плывущую по волнам большого океана цвета
крови. Я задумался. В тех Отражениях миров, через которые им предстояло
проплыть, многие погибнут. Я думал о войске из Авернуса и моих рекрутах из
Отражения, которое они называли Риик. Им предстояло пройти к настоящей
земле, к Эмберу.
       Я перемешал колоду карт и разложил их. Я поднял карту с Бенедиктом.
Долгое время я пытался разыскать его, но, кроме холода, ничего не
почувствовал.
       Затем я взял в руки карту с Брандтом. И опять долгое время не
чувствовал ничего, кроме холода.
       Затем послышался крик. Это был даже скорее не крик, а вопль,
раздирающий душу.
       – Помоги мне! – кричал голос.
       – Как? – спросил я.
       – Кто это? – спросил он, и я увидел, что его тело забилось в
судорогах.
       – Корвин.
       – Забери меня отсюда, брат Корвин! Все, что ни попросишь, отдам тебе
взамен!
       – Но где ты?
       – Я...
       И в моем мозгу возникли какие-то туманные странные картины, которые он
отказался принять, и еще один крик, как в предсмертной агонии, потом –
тишина. Затем поверхность карты вновь стала холодной.
       Я понял, что весь дрожу. Отчего, я не знал. Я закурил и подошел к окну,
глядя в ночь, оставив раскинутыми картами по столу в той комнате, которую
мне отвели.
       Звезды на небе были далекими, в туманной дымке. Ни одного созвездия я
не узнавал. Маленькая голубая луна быстро взошла на небе. Ночь принесла с
собой неожиданный зыбкий холод, и я плотнее завернулся в плащ. Я подумал о
зиме, той неудавшейся кампании в России. Боги! Я чуть было не замерз до
смерти! И к чему все это привело!
       Ну конечно, к трону Эмбера. Потому что это было достаточным
удовлетворением всех прошлых горестей.
       Но что с Брандтом? Где он? Что с ним происходило и кто придумал для
него такие пытки?
       Ответы? Их у меня не было. Я напряженно думал, глядя на путь голубого
диска на небе. Неужели я чего-то не учел? Неужели я просмотрел какую-то
важную деталь, пустившись в это путешествие?
       Нет ответа. Я снова сел за стол, поставив рядом небольшую рюмку виски.
Я перебрал всю колоду, нашел карту Отца.
       Оберон, Повелитель Эмбера, стоял передо мной в зеленых с золотом
одеждах. Высокий, широкоплечий, с густой черной бородой, подернутой
серебряными нитями, с такими же волосами. С зелеными кольцами в золотой
оправе и зеленоватой шпагой. Когда-то мне казалось, что ничто не сможет
сместить бессмертного короля с трона Эмбера. Что произошло? Я все еще не
знал этого. Но он исчез. Как встретил отец свой конец? Я уставился на карту
и стал концентрироваться. Ничего... Нет, ничего... Что-то? Да, что-то.
       Я почувствовал ответ, даже, скорее, ответное движение, почти
незаметное, и фигура на карте чуть изменила позу и с'ежилась до тени
человека, который когда-то был моим отцом.
       – Отец? – позвал я. Молчание. – Отец?
       – Да...
       Голосом слабым и далеким, как шум моря в морской раковине, едва слышный
шелест.
       – Где ты? Что случилось?
       – Я... – долгое молчание.
       – Да? Это Корвин, твой сын. Что такое произошло в Эмбере, что ты ушел?
       – Кончилось мое время.
       Голос звучал еще дальше, еще приглушеннее.
       – Ты хочешь сказать, что отрекся от престола? Никто из братьев ничего
мне не говорил, а я недостаточно им доверяю, чтобы спрашивать. Сейчас Эрик
захватил Город, а Джулиан сторожит Арденнский Лес. Каин и Жерар патрулируют
море. Блейз об'явил войну им всем, и я с Блейзом. Скажи, чего ты хочешь,
отец?
       – Ты – единственный из всех, кто спросил, – выдохнул он. – Да...
       – Что "да"?
       – Да, боритесь против них.
       – А как ты? Я могу помочь тебе? Как?
       – Мне... уже нельзя помочь. Взойди на трон...
       – Я? Или вместе с Блейзом?
       – Ты!
       – Да?
       – Я даю тебе свое благословение... Займи трон и поспеши с этим!
       – Но почему, отец?
       – У меня не хватает дыхания. Займи трон!
       Затем и он тоже исчез.
       Значит, мой отец был жив. Это было интересно. Что же теперь делать? Я
прихлебывал виски и думал.
       Однако, главное то, что он жив. И он был королем Эмбера. Почему он
ушел? Куда? Зачем, почему и все такое? Кто знает? Не я. А значит, сейчас
больше не о чем говорить. Однако...
       Я не мог сообразить, что к чему. У нас с отцом никогда не было особо
хороших отношений. Правда, я не ненавидел его, как Рэндом или некоторые
другие. Но так же верно и то, что у меня не было особенных причин любить
его. Это был человек большой, могущественный, и он сидел на троне. Вот и
все. В нем была также почти вся история Эмбера, какой мы ее знали, а история
Эмбера простирается назад на столько тысячелетий, что им можно потерять
счет. Вот и весь сказ. Я допил свой виски и пошел спать.
       На следующее утро я присутствовал на военном совете генерального штаба
Блейза. У него было четыре адмирала, каждый из которых командовал четвертью
флота, и целый ворох армейских офицеров. Всего присутствовало около тридцати
высоких чинов, больших и красных или маленьких и волосатых.
       Заседание длилось четыре часа, затем мы все сделали перерыв, чтобы
перекусить. Было решено, что мы выступим через три дня. Так как, чтобы
открыть путь в Эмбер, требовался один из нас – человек королевской крови –
то мне предстояло занять место на флагмане флотилии, а Блейзу – провести
войска через земли Отражений. Меня это тревожило, и я спросил его, что бы он
делал в том случае, если бы я не появился вовсе и не предложил бы ему свою
помощь? В ответ я услышал две вещи: во-первых, ему пришлось бы тогда все
сделать одному, то есть сначала провести флот и оставить его на большом
расстоянии от берега, а потом вернуться на единственном корабле в Авернус и
вывести солдат в заранее намеченное место встречи; и, во-вторых, что все это
время он искал среди Отражений одного из своих братьев, который согласился
бы ему помочь.
       Второй его план показался мне не совсем реальным, хотя, в принципе, и
исполнимым. Что же касается первого, то у него просто бы ничего не вышло,
потому что флот находился бы слишком далеко в море, чтобы видеть какие-либо
сигналы с суши, а прийти в условленное место, да еще в точно назначенное
время, учитывая не только препятствия на пути, но и те непредвиденные
обстоятельства, когда речь шла о такой большой армии, было практически
совсем невозможно.
       Но я всегда считал Блейза блестящим стратегом, и когда он разложил
передо мной карты Эмбера и его пригородов, которые он сам составил, и
об'яснил мне тактику, которой собирался придерживаться, я увидел в нем
самого настоящего принца Эмбера, почти безупречного в своем амплуа.
       Единственная неприятность заключалась в том, что выступали мы тоже
против принца Эмбера, да еще того, который в настоящее время занимал куда
более выгодную позицию. Я был встревожен, но с приближением коронации прямое
нападение оставалось единственным нашим выходом, и я решил ни о чем не
думать и следовать избранным путем. Если мы проиграем, наша песенка спета.
Но у Блейза была армия и были планы, чего не было у меня.
       Я проходил по землям Авернуса, глядя на его долины, покрытые нежным
туманом, на его пропасти и дымящие кратеры вулканов, на его яркое солнце на
этом совершенно сумасшедшем небе; я думал о его холодных, от которых по телу
шла дрожь, ночах и слишком жарких днях, о множестве его скал в темном песке,
о его больших пурпурных растениях, похожих на бесформенные кактусы. И в
полдень второго дня, стоя на скале, возвышающейся над морем, под шапкой
киноварных облаков, я решил про себя, что мне нравится это место, и что если
сыны его погибнут в смертном бою за богов, я сделаю его бессмертным в песне,
если мне удастся ее создать.
       Стараясь не думать о своих страхах и сомнениях, я взашел на флагманский
корабль флотилии и принял командование. И если нам удастся задуманное, то
деяния наши навсегда будут запечатлены в залах бессмертных. Я был их
проводником и открывателем пути. Я повелевал!
       Мы отплыли на следующий день. Я ввел корабли в шторм, и мы вышли из
него значительно ближе к месту нашего назначения. Я провел эскадру вокруг
водяных смерчей, и мне все удалось. Затем мы проплыли через каменную мель, и
воды после нее стали темнее. Их цвет начал приближаться к цвету Эмбера.
Итак, я все еще знал, как это делается. Я мог влиять на нашу судьбу в
пространстве и времени. Я мог провести нас домой. То есть, ко мне домой.
       Я провел корабли мимо странных островов, где зеленые птицы каркали, а
зеленые обезьяны висели на деревьях, как фрукты, раскачиваясь, иногда вереща
и кидая в море камнями. Я повел корабли далеко в море, а затем обратно к
берегу.
       Блейз тем временем делал марш-бросок по равнинам. Своим шестым чувством
я знал, что он проведет свои войска, какие бы препятствия ни ставил ему на
пути Эрик. Я держал с ним связь с помощью карт и узнавал о всех его потерях.
Десять тысяч он потерял при странном землетрясении, пять – в битве.
Двадцать тысяч погибло или пропало без вести в джунглях в Отражении, которое
я не узнал, когда напалм падал на них сверху с каких-то жужжащих предметов,
проносившихся над их головами. Шесть тысяч дезертировало в одном из
Отражений, которое выглядело как рай, который был им обещан, судьба пятисот
солдат, пересекавших пустыню, где над ними внезапно вспыхнуло грибовидное
облако, была неизвестна; восемь тысяч солдат были уничтожены почти мгновенно
в долине, где какие-то военные машины появились совершенно неожиданно и
открыли огонь. Тысяча человек заболело, и их пришлось оставить. Двести –
умерло при переправах через водные препятствия, пятьдесят четыре – погибло
на дуэлях, которые они затеяли между собой, триста – погибло, отравившись
незнакомыми фруктами, тысяча была уничтожена неожиданным нападением целого
стада животных, похожих на бизонов, семьдесят три – пропали, когда их
походные палатки загорелись, полторы тысячи были сметены ураганным ветром,
неожиданно подувшим изза голубых холмов, две тысячи были смяты наводнением.
       Я был доволен, что к этому времени сам потерял всего лишь 184 корабля.
       Спать, видеть сны... Да, есть вещи, которые действуют постепенно, как
медленный яд. Эрик уничтожал нас исподволь, не торопясь, по одному.
Предполагаемая коронация должна состояться через несколько недель, а он, вне
всякого сомнения, знал, что мы приближаемся, так как мы умирали и продолжали
умирать.
       Есть такой закон, по которому только принц Эмбера может путешествовать
по Отражениям. Хотя, конечно, он может провести с собой столько людей,
сколько сочтет нужным. Мы вели наши войска и видели, как они погибали, но я
хочу сказать об Отражениях следующее: есть Отражение, а есть Вещество, и в
этом корень всей жизни. Из Вещества – только один Эмбер – реальный город,
стоящий на реальной земле. Любая же вероятность реального существует хоть
где-то в каком-то Отражении.
       Эмбер самим своим существованием отбросил Отражения по всем
направлениям во всех сторонах жизни. И кто может сказать, что находится за
всем Этим? Отражения простираются от Эмбера до Хаоса, и между ними все
возможно. Есть только три пути через них, и все три достаточно трудны.
       Один из них следующий: если ты принц или принцесса королевской крови,
ты можешь идти сквозь Отражения, заставляя их изменяться на своем пути, как
тебе больше нравится, до тех пор, пока данное Отражение не станет в точности
таким, каким ты желал его видеть, ни больше, ни меньше. Тогда мир данного
Отражения будет твоим собственным созданием, и ты сможешь делать в нем, что
захочешь, если, конечно, не вмешаются другие твои родственники. В одном из
таких миров я провел много веков до автомобильной катострофы.
       Вторым способом являются Карты, созданные Дворкиным, Мастером Штриха,
который создал их по нашему подобию для того, чтобы члены королевской семьи
могли поддерживать связь и видеться друг с другом в любое время. Дворкин был
старым-престарым художником, для которого пространство и перспектива ничего
не значили. Он нарисовал фамильную Червовую масть, которая позволяла каждому
желающему переместиться к брату или сестре, где бы они ни находились. У меня
было такое чувство, что карты эти обладали еще и многими другими
возможностями, о которых мы просто не знали.
       Третьим путем был Лабиринт, тоже созданный Дворкиным, по которому мог
пройти только член нашей семьи. Лабиринт вписывал шедшего по нему в систему
карт, а выход из него давал возможность ходить по Отражениям.
       Теперь я знал, что делал Рэндом, когда мы ехали с ним на машине. Во
время путешествия он по памяти добавлял то, что помнил об Эмбере, и удалял
то, чего там не было. В этом не было ничего необычного, потому что любой
знающий человек мог достичь своего Эмбера.
       Даже сейчас мы с Блейзом каждый могли бы найти отражения реального
Эмбера, в котором правили бы, и провести все свое время там, сидя на троне.
Но для нас это было бы не одно и то же. Потому что ни один из этих городов
не был бы реальным Эмбером, городом, в котором мы родились, городом, по
образу и подобию которого выстроены были все другие города, сколько бы их ни
было в целом свете.
       Поэтому мы и избрали самый трудный путь – сквозь Отражения, собрались
в битву против самого Эмбера. Тот, кто узнал об этом, обладая властью, мог
ставить на нашем пути препятствия. Что и делал Эрик, и мы умирали. Что из
этого получится? Этого сейчас не знал никто. Но если бы Эрик стал
коронованным королем, это было бы отражено в каждом Отражении, повсюду.
       Все оставшиеся в живых братья, мы – принцы Эмбера – каждый своим
путем мечтали достигнуть того же самого, оказав таким образом нужное нам
влияние на многочисленные Отражения.
       Мы проскочили мимо кораблей-призраков – флота Жерара – Летучих
Голландцев этого мира, и я понял, что мы приближаемся. Я начал вести отсчет
времени.
       На восьмой день нашего путешествия мы были близки к Эмберу. Именно
тогда и разразился шторм. Море почернело, над головой начали собираться
облака, паруса повисли в недолгом штиле. Солнце скрыло свое лицо – огромное
и голубое – и я понял, что Эрик наконец-то нас обнаружил. Затем поднялся
ветер и, если простят мне это выражение, буквально сломался о тот корабль,
на котором я плыл.
       "И рвал нас ветер, и била буря", как говорят или говорили поэты. При
первом же шквале мои внутренности начало выворачивать наизнанку. Нас кидало
из стороны в сторону, как игральные кости в руке великана. На нас накинулись
сразу и воды моря, и ливень сверху. Небо стало черным, громыхали ужасающие
раскаты грома.
       При первом ударе все вскрикнули, я в этом не сомневаюсь. По крайней
мере я вскрикнул. С большим трудом я добрался по палубе до покинутого
рулевого колеса. Я пристегнулся и взял штурвл в руки. Эрик потирал от
радости руки там, у себя, в Эмбере, в этом я не сомневался.
       Потом я почувствовал легкий зуд, услышал как бы звяканье небольших
колокольчиков и увидел Блейза, как бы на другом конце серого туманного
туннеля. Прошло уже пять часов с начала шторма. Сколько людей мы потеряли? Я
не имел ни малейшего представления.
       – В чем дело? – спросил Блейз. – Я уже несколько раз пытался
связаться с тобой.
       – Жизнь наша полна неожиданностей, – ответил я. – Сейчас мы плывем
по одной из них.
       – Шторм?
       – Можешь прозакладывать свои штаны. Это не шторм, а его прапрадедушка.
Мне кажется, слева по борту я вижу какое-то чудовище. Если у него есть хоть
капля мозгов, он ударит о дно корабля... Он только что так и сделал.
       – У нас тоже только что был шторм.
       – И тоже прапрадедушка?
       – Обыкновенный. Мы потеряли двести человек.
       – Верь, крепись и давай лучше свяжись со мной позже, – ответил я. –
Годится?
       Он кивнул головой, а за его спиной сверкнули две молнии.
       – Эрик знает наши силы, – добавил он прежде, чем отключиться.
       Мне ничего не оставалось, как согласиться с ним. Прошло еще три часа,
прежде чем море стало хотя бы немного успокаиваться, а то, что мы потеряли
больше половины нашего флота – на одном моем корабле погибло сорок человек
команды из ста двадцати – , я узнал значительно позднее. Шел сильный дождь.
       И все же по морю, через Рэмбу, мы проплыли.
       Я вынул колоду карт и достал оттуда Рэндома. Когда он понял, кто
говорит, первыми его словами были:
       – Поворачивай обратно!
       Я спросил, почему.
       – Потому что, если верить Льювилле, Эрику ничего не стоит сейчас
стереть вас в порошок. Она говорит, что вам надо подождать немного, пока все
уляжется, и напасть на него в самый неожиданный момент, когда он не будет
этого ждать, скажем, через год.
       Я покачал головой и сказал:
       – Извини. Но не могу. Слишком много у нас было потерь, и мы почти у
цели. Сейчас или никогда.
       Он пожал плечами, и на его лице ясно отразилось выражение, которое
легче всего описать словами: "Не говори, что я тебя не предупреждал".
       – А все же, почему? – спросил я его.
       – Главным образом потому, что я узнал, что он может управлять погодой.
       – И все же нам придется рискнуть.
       – Не говори потом, что я тебя не предупреждал.
       – Он точно знает, что мы приближаемся?
       – А как ты думаешь? Разве он полный кретин?
       – Нет.
       – Тогда он знает. Если я знаю об этом в Рэмбе, то он тем более знает
об этом, сидя в Эмбере, а я ЗНА` по тем колебаниям, которые вы производите в
Отражениях.
       – К сожалению, у меня с самого начала были недобрые предчувствия
относительно нашей экспедиции, но это план Блейза.
       – Выйди из игры, и пусть с плеч летит только его голова.
       – Нет, так рисковать я не буду. Он может и выиграть. Я веду флот.
       – Ты разговаривал с Жераром и Каином?
       – Да.
       – Тогда ты думаешь, что на море у тебя есть шанс. Но послушай, Эрик
разобрался, как контролировать Драгоценный Камень Правосудия, насколько я
понял из придворных сплетен Рэмбы о его двойнике. Он МОЖЕТ использовать его,
чтобы контролировать погоду в реальном мире. Это беспорно. Один бог знает,
что он может еще сделать с его помощью.
       – Жаль, – ответил я. – Но придется вынести и это. Я не могу
позволить, чтобы несколько жалких штормиков деморализовали нас.
       – Корвин, я признаюсь тебе. Я сам говорил с Эриком три дня назад.
       – Почему?
       – Он попросил меня. Я говорил с ним больше от скуки. Он очень
тщательно описал мне, какими оборонительными средствами располагает.
       – Он говорил с тобой потому, что узнал от Джулиана, что мы
путешествовали вместе и действовали заодно. Он просто был уверен, все, что
он скажет тебе, дойдет до меня.
       – Может быть. Но это ничуть не меняет того, что он сказал.
       – Это верно, – согласился я.
       – Тогда оставь Блейза, и пусть он сам ведет свою войну. Ты сможешь
напасть на Эрика позже.
       – Но скоро его будут короновать в Эмбере.
       – Знаю, знаю. Но ведь на короля напасть так же легко, как и на принца.
Какая тебе разница, как он будет называться в то время, как ты его победишь?
       – Тоже верно, – согласился я, – но я дал слово.
       – Тогда возьми его назад.
       – Боюсь, что я этого не смогу сделать.
       – Тогда ты просто сумасшедший, просто псих.
       – Возможно.
       – Ну что ж, в любом случае, ни пуха тебе, ни пера.
       – К черту.
       – До встречи.
       Вот так окончился наш разговор, и, честно говоря, он меня встревожил.
Может, впереди ждет ловушка?
       Эрик был далеко не дурак. Может быть, впереди нас ожидало что-то
непредвиденное и смертельно опасное. В результате всех этих мыслей я просто
пожал плечами, оперся о борт корабля и засунул свои карты за пояс. Быть
принцем Эмбера – значит быть гордым и одиноким. Это значит, что ты не
можешь довериться ни одной живой душе. И сейчас я не был от этого в
восторге, но что уж тут поделаешь.
       Я не сомневался, что Эрик управлял тем штормом, который только что на
нас обрушился, а это означало, что Рэндом не соврал, что Эрик может
управлять погодой в Эмбере. Так что я попытался и сам что-то предпринять. Я
вновь направил флот к Эмберу через снегопад. Это был самый ужасный снегопад
из всех, которые я когда-либо создавал.
       На океан стали падать огромные хлопья снега.
       Пусть-ка он попробует остановить его, то, что было естественным для
данного Отражения, если сможет.
       Он смог. Примерно через час снегопад прекратился. Эмбер был практически
неприступен, и он действительно был единственным городом. Мне не хотелось
сбиваться с курса, поэтому я все оставил так, как есть. Эрик действительно
МОГ управлять погодой в Эмбере. Что делать?
       Мы, конечно, продолжали плыть дальше. Смерти в зубы. Что тут можно
сказать? Второй шторм был еще хуже первого, но на сей раз за штурвалом с
самой первой минуты стоял я. Шторм был насыщен электричеством и направлен
только на корабли. Он разметал их в разные стороны. В результате мы потеряли
еще сорок судов.
       Честно говоря, мне уже страшно было вызывать Блейза и узнавать у него,
что он сделал с его сухопутными войсками.
       – У меня осталось около двухсот тысяч солдат, – сказал он, –
наводнение.
       После чего я пересказал ему то, что сообщил мне Рэндом.
       – Придется поверить, – ответил он. – Но лучше об этом сейчас не
думать. Управляет он погодой или нет, мы все равно побьем его.
       – Надеюсь, – я закурил и облокотился о штурвал.
       Вскоре покажется Эмбер. Теперь я знал, как попасть туда, работая с
Отражениями, и на воде, и на суше. Но у каждого есть свои недостатки. Хотя
когда-нибудь наступит тот день, и ...
       Мы продолжали плыть, и тьма нахлынула на нас внезапной волной, и
начался шторм – хуже двух предыдущих. Мы чудом умудрились выйти из него, но
я был испуган. Штормы обрушивались на нас один страшнее другого, а ведь мы
были в северных водах. Если Каин сдержит свое слово, то тогда все в порядке.
Если нет, он окажется в прекрасном положении. А, следовательно, я тут же
предположил, что он нас предал. Да, почему бы и нет? Я приготовил свой флот
– семьдесят три оставшихся корабля – к боевым действиям, когда увидел, что
к нам приближается его эскадра. Карты солгали, или наоборот, указывали
совершенно точно, когда указали на него как на ключевую фигуру в предстоящем
сражении.
       Флагманский корабль эскадры направился прямо к моему, и я тоже вращал
штурвал, двигаясь навстречу. Мы могли бы связаться через колоду, но Каин
этого не сделал, а он сейчас занимал более сильное положение. Следовательно,
фамильный этикет разрешал ему использовать те средства, которые он найдет
нужным. Он явно хотел, чтобы об этом разговоре было известно всем, потому
что он крикнул мне в рупор:
       – Корвин! Немедленно сдай командование своим флотом! Я превосхожу тебя
в численной силе! Тебе не пробиться!
       Я посмотрел на него через небольшое отделяющее нас водное пространство
и поднес рупор к губам.
       – А как же наше соглашение?
       – Аннулировано и не имеет больше силы. У тебя слишком мало сил, чтобы
нанести Эмберу хоть какой-нибудь серьезный ущерб, поэтому лучше пощади жизнь
людей и сдайся сейчас.
       Я посмотрел через левое плечо на солнце.
       – Выслушай меня, брат Каин, и в таком случае позволь мне созвать совет
капитанов: тогда я дам тебе ответ, как только солнце окажется в зените.
       – Хорошо, – он не колебался ни минуты. – Думаю, они по достоинству
оценят то положение, в которое вы попали.
       Я отвернулся и приказал отвести корабль к остальной группе судов,
которая стояла поодоль. Если бы я попытался скрыться, Каин начал бы
преследовать меня по Отражениям, уничтожая мои корабли один за другим.
Порохом на настоящей Земле воспользоваться было нельзя – он не
воспламенялся, – но если бы зашли по Отражениям достаточно далеко, то
загремят и пушки. У Каина они есть, а если я исчезну, то флот не сможет
плыть без меня по Отражениям и останется в этих водах как мишень для Каина.
Так что, куда ни кинь, что бы я ни сделал, мы или погибли, или надо
сдаваться в плен.
       Я вытащил карту Блейза и сконцентрировался. Через некоторое время
фигура на картине зашевелилась.
       – Да? – сказал он, голос его был возбужден. Я даже слышал вокруг него
шум битвы.
       – У меня неприятности. Мы прошли, но у меня осталось всего семьдесят
три корабля, и Каин приказал нам сдаться в плен до полудня.
       – Черт бы его побрал. Мне не удалось продвинуться так далеко, как
тебе. Сейчас тут битва, причем довольно жаркая. Целый кавалерийский полк
рубит нас на куски. Так что я не могу дать тебе никакого совета. У меня
хватает своих неприятностей. Поступай как сочтешь нужным. Они опять атакуют!
       И контакт был прерван. Я вытащил карту Жерара и вновь
сконцентрировался. Когда мы начали говорить, мне показалось, что я вижу за
его спиной берег. Мне показалось, что я узнал его. Если мои догадки верны,
то он сейчас находится в южных водах. Мне не хотелось напоминать ему наш
разговор. Я просто спросил, может ли он помочь мне против Каина, и захочет
ли он это сделать. В ответ он сказал:
       – Я только согласился пропустить тебя. Вот почему я увел эскадру на
юг. Я не мог бы прийти к тебе на помощь вовремя, если бы и захотел. И я
никогда не обещал тебе помочь убить нашего брата.
       И прежде, чем я ответил, он прервал связь. Он был прав, конечно. Он
согласился предоставить мне возможность победить, а не выигрывать за меня
битву. Что же мне оставалось делать? Да, Рэндом был прав.
       Я закурил сигарету и стал шагать взад и вперед по палубе. Утро давно
уже кончилось, туман исчез и солнце ласково припекало мои плечи. Скоро будет
полдень. Может быть, часа через два... Я задумчиво тасовал колоду и прикинул
ее на руке. Конечно, я могу с ее помощью устроить поединок воли либо с
Эриком, либо с Каином. Такую власть карты нам тоже давали. Они были сделаны
таким образом по повелению Оберона сумасшедшим художником Дворкиным
Барименом, старичком с ненормальными глазами, который был волшебником,
святым или психом – тут мнения расходились – из какого-то далекого
Отражения, где Отец спас его от уготованной ему ужасной судьбы, которую он
сам на себя навлек. Подробности были неизвестны, но с тех самых пор он был
не в себе. Но, тем не менее, он был великим художником, и никто не отрицал,
что он обладает какой-то странной силой. Он исчез много веков тому назад,
после того, как создал карты и сложил Лабиринт в Эмбере. Мы часто
разговаривали о нем, но никто из нас не знал, где он может быть, куда
скрылся. Может, Отец просто прикончил его, чтобы сохранить его секреты.
       Каин, однако, будет готов к такому нападению, и, наверное, мне не
удастся его сломить, хотя держать его мне скорее всего удастся. Но и в этом
случае почти наверняка его капитанам был отдан приказ на тот случай:
атаковать. Эрик же будет готов ко всему. Правда, если мне ничего не остается
делать, то это все-таки хоть какой-то выход. Терять мне было нечего, кроме,
разве, моей души.
       Затем существовала еще карта с Эмбером. Я мог бы попасть туда в
мгновение ока и попробовать убить Эрика, но, как я высчитал, шансов на успех
у меня было один на миллион.
       Я хотел умереть, сражаясь, но гибель окружающих меня людей была при
этом бессмысленна. Может моя кровь была недостаточно чиста, несмотря на то,
что я прошел Лабиринт. У настоящего принца Эмбера не могло быть таких
мыслей, и в голове не было места ненужной или даже нужной жалости. Я решил,
что века, проведенные мною на Земле, изменили меня, возможно, расслабили,
сделали непохожим на остальных моих братьев. Я решил сдать флот, а затем с
помощью карты с изображением Эмбера проникнуть в город и вызвать Эрика на
дуэль не на жизнь, а на смерть. Он будет дурак, если согласится. Но какого
черта! Как я уже говорил, мне больше ничего не оставалось. Я повернулся,
чтобы высказать свою волю офицерам, и в этот самый момент чужая воля
пригнула меня к земле, и у меня перехватило дыхание.
       Я почувствовал контакт связи, и с большим трудом выдавил сквозь крепко
сжатые зубы:
       – Кто?
       Ответа не было, но что-то продолжало сдавливать мой мозг со страшной
силой, и я с трудом боролся, чтобы окончательно не быть подавленным, не
покориться чужой воле. Через некоторое время, когда он увидел, что меня
невозможно сложить без долгой борьбы, голос Эрика раздался в моих ушах, как
бы принесенный порывом ветра. Он спросил:
       – Как поживаешь, братец? Как дела?
       – Неважно, – сказал или подумал я, и он усмехнулся, хотя голос у него
был тоже напряженным от нашей борьбы.
       – Как мне жаль. Если бы ты тогда вернулся с тем, чтобы поддержать
меня, то я много бы выиграл от такого сотрудничества. Сейчас я только
повеселюсь, уничтожая вас.
       Я не ответил ему сразу, начав борьбу с ним не на шутку, всей своей
силой воли. Он слегка отступил при этом бешеном натиске, но тем не менее ему
удалось удержать меня, если не подавить.
       Если бы в этот момент один из нас хоть на долю секунды отвлек бы
внимание, мы могли бы войти в физический контакт, или бы один из нас получил
неоспоримое преимущество на ментальном уровне. Теперь я ясно мог его видеть
в его дворцовых покоях. Но если бы один из нас сделал бы хоть малейшее
движение, то другой тут же попал бы под его полную власть. Поэтому мы
напряженно уставились друг на друга, так что со стороны было непонятно,
какая между нами шла борьба. Ну что ж, одну из моих проблем он сам и решил,
начав первым атаку на меня. Карту с моим изображением он держал в левой
руке, и брови его были нахмурены от напряжения. Я пытался найти в нем хоть
малейшую слабину, но ее не было. Люди пытались что-то сказать мне, но я иь
не слышал, ни одного слова.
       Сколько было времени? Счет ему я тоже потерял с началом борьбы. Могли
ли уже пройти два часа? Может, Эрик этого и добивается? Я ни в чем не был
уверен.
       – Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Эрик. – Чувствую. Да, я связан
с Каином. Мы сконтактировались с ним после того, как ты попросил отсрочки. И
я могу удержать тебя в таком состоянии, пока весь твой флот не пойдет ко
дну, в Рэмбу, чтобы сгнить там. Твоих людей с'едят рыбы.
       – Подожди. Они безвинны. Мы с Блейзом обманули их, и они думают, что
мы воюем за правое дело. Их гибель не сослужит тебе никакой службы. Я уже
был готов сдать свой флот.
       – Тогда тебе не следовало так долго думать. Потому что сейчас уже
поздно. Я не могу вызвать Каина, чтобы отменить свой приказ без того, чтобы
не освободить тебя, а в тот момент, когда я тебя освобожу, я тут же попаду
под твой ментальный контроль или мне будет грозить чисто физическое
уничтожение. Мы сейчас слишком с тобой связаны.
       – Предположим, я дам тебе честное слово, что не предприму такой
попытки.
       – Любой может нарушить слово, когда речь идет о королевстве.
       – Но ведь сейчас ты можешь читать мои мысли. Неужели ты не чувствуешь,
что я говорю правду? Я сдержу слово!
       – Я чувствую твою странную привязанность к этим людям, которых ты
надул, и я не понимаю, чем она может быть вызвана, но всетаки нет. Ты сам
знаешь. Даже если ты говоришь сейчас откровенно, а я это допускаю, то
искушение будет слишком велико, когда тебе представится такая возможность.
Ты сам это знаешь. Я не могу рисковать.
       И я действительно знал это. Эмбер слишком сильно горячил кровь всех
нас.
       – Зато твое фехтовальное искусство значительно улучшилось, – заметил
он. – Я вижу, что в этом отношении твоя ссылка принесла тебе только пользу.
Ты сейчас близок к моему уровню, ближе, чем кто-либо другой, если,
разумеется, не говорить о Бенедикте, которого, может быть, давно уже нет в
живых.
       – Не обольщайся. Я знаю, что могу тебя победить в любую минуту. Честно
говоря, я хотел предложить...
       – Не беспокойся. Я не собираюсь драться с тобой на дуэли сейчас, – он
улыбнулся, прочтя мою мысль, которую легко можно было прочесть не только в
моем мозгу, но и по моему лицу. – Я все больше и больше жалею, что ты не со
мной. Тебя я мог бы использовать куда лучше, чем других. На Джулиана мне
просто плевать. Каин – трус. Жерар силен, но глуп.
       Я решил замолвить доброе словечко хоть за одного, пока у меня была
такая возможность.
       – Послушай. Я вынудил Рэндома следовать за мной. Сам он был от этого
далеко не в восторге. Мне кажется, он поддержал бы тебя, если бы ты
попросил.
       – Этот ублюдок! Я не доверил бы ему выносить ночные горшки! В один
прекрасный день я обнаружил бы крысу в своем. Нет, спасибо. Может, я бы и
помиловал его, если бы ты за него сейчас не просил. Ты бы хотел, чтобы я
прижал его к груди и вскричал: "Брат!" Не так ли? О, нет! Слишком уж ты
быстро кинулся на его защиту. Это показывает его истинное ко мне отношение,
о котором он тебе, несомненно, сообщил. Давай-ка лучше забудем Рэндома с
точки зрения милосердия.
       В этот момент я почувствовал запах дыма и услышал, как металл скребет о
металл. Это означало, что Каин напал на нас, уничтожая по одному.
       – Прекрасно, – сказал Эрик, прочитав мои мысли.
       – Останови их! Пожалуйста! У моих людей нет ни одного шанса против
такой эскадры!
       – Даже если бы ты сам лично сдался.
       Тут он прикусил губу и выругался. Он собирался попросить меня сдасться,
взамен пообещав моим людям жизнь, затем приказать Каину продолжать
истребление флота. Я ясно прочел его мысль, и он это понял, когда в пылу
обуревавших его страстей начал говорить раньше, чем нужно, и чем я сам это
предложил. Я усмехнулся, видя его раздражение.
       – Все равно скоро ты будешь моим, – сказал он. – Как только захватят
твой флагман.
       – Но пока это не произошло, попробуй-ка мою рецептуру! – и я ударил
по нему всей силой воли, которой обладал, давя его мозг, уничтожая его своей
ненавистью.
       Я почувствовал его боль, и это заставило меня ударить еще сильнее. За
все те годы, что я провел в ссылке, я бил по нему, требуя, наконец,
расплаты. За то, что он бросил меня на погибель во время чумы, я бил по
барьерам его разума, требуя мщения. За ту автомобильную катастрофу, в
которую он меня вовлек, я бил по нему, стараясь вызвать в его мозгу мучения
в ответ на мои страдания. Контроль его начал ослабевать, и мое давление
усилилось. Я сгибал его волю и постепенно он отступил.
       – Дьявол! Ты – дьявол! – вскричал он в самом конце и накрыл мою
карту ладонью.
       Контакт был прерван, и я стоял, весь дрожа. Я этого добился. Я победил
его в состязании воли. Больше я уже никогда не буду бояться своего
брата-тирана, в каком бы поединке нам не пришлось бы участвовать с глазу на
глаз. Я был сильнее его.
       Я огляделся вокруг и увидел, что сражение идет вовсю. По палубам текла
кровь. Вплотную к нашему борту стоял корабль, зацепившись абордажными
крючьями, и на палубу хлынули войска Каина. А другой корабль пытался
пришвартоваться к нам с другого борта. Стрела из арбалета просвистела над
моей головой. Я вытащил шпагу и кинулся в гущу событий.
       Я не знаю, скольких я убил в тот день. Я потерял им счет после
двенадцати или тринадцати, но их было минимум в два раза больше, в самой
первой стычке. Та сила, которой обладает каждый принц Эмбера и которая
позволила мне поднять Мерседес, сослужила мне в тот день хорошую службу,
когда я убивал одного противника шпагой и одновременно выбрасывал второго
рукой за борт.
       Мы убили всех на борту обоих кораблей, пришвартовавшихся к нашему,
открыли кингстоны и отправили их в Рэмбу, где Рэндом наверняка
поразвлекался, глядя на их останки. В этой битве я потерял половину команды,
а у меня самого было множество ушибов и царапин, но ничего страшного. Мы
пошли на помощь другому нашему кораблю и потопили еще один из рейдеров
Каина. Остатки команды со спасенного корабля перешли на мой, и опять у меня
была полная команда.
       – Крови! – вскричал я. – Крови и мщения в этот день, мои воины, и
вас навечно будут помнить в Эмбере!
       И как один они подняли шпаги и вскричали:
       – Крови!
       И галлоны, нет... реки крови пролились в этот день. Мы уничтожили еще
два рейдера Каина, пополнили команду остатками команд спасенных нами
кораблей. Когда мы направились к шестому кораблю противника, я забрался на
мачту и быстро огляделся вокруг. Силы противника превосходили нас втрое. От
моего флота осталось сорок пять – пятьдесят пять кораблей.
       Мы потопили шестой рейдер, и нам не пришлось плыть к следующим. Они
поплыли к нам. Их мы тоже потопили, но я несколько раз был ранен в этом
сражении, которое опять уничтожило половину моей команды. У меня были ранены
левое плечо и правое бедро, а правая нога болела от глубокого пореза.
       Когда мы посылали два этих рейдера на дно, к нам двинулись следующие
два.
       Мы отступили и соединились с одним из наших кораблей, который только
что вышел победителем из своей битвы. И вновь мы об'единили команды, на сей
раз перейдя на другой корабль, который получил меньше повреждений, чем
флагман, который уже начал крениться и черпать воду.
       Но передохнуть мы не успели. Почти сразу же к нам подошел очередной
рейдер, и солдаты попытались взобраться на нашу палубу.
       Мои люди устали, да и я был не в лучшей форме. К счастью, солдаты Каина
тоже достаточно вымотались. Прежде, чем второй рейдер успел прийти к ним на
помощь, мы перешли на него, убили всю команду и остались, потому что этот
рейдер был в прекрасном состоянии. Мы потопили следующий корабль, и у меня
осталось сорок человек команды, прекрасный корабль, а сам я задыхался.
       Теперь в поле зрения не было никого, кто бы мог прийти к нам на помощь.
Каждый мой корабль вел свой бой по меньшей мере с одним кораблем Каина. К
нам стал приближаться еще один рейдер, но мы просто сбежали.
       Таким образом мы выиграли двадцать минут. Я попытался уйти в Отражение,
но так близко от Эмбера это очень трудно и занимает массу времени. Куда
легче подойти к Эмберу близко, чем уйти оттуда, потому что город этот
является центром всего. Но если бы у меня было еще минут десять, то мне бы
это удалось.
       Но этих минут у меня не было. Когда корабль подплыл ближе, я увидел
вдалеке еще один, плывущий к нам. На его мачте развевался черно-голубой
флаг, внизу были цвета Эмбера и белый единорог. Это был корабль Каина. Он
решил тоже принять участие в моем уничтожении.
       Мы потопили первый корабль и даже не успели открыть его кингстоны,
когда Каин уже напал на нас. Я стоял на окровавленной палубе, вокруг меня
собралось человек двенадцать, а Каин забрался на нос корабля и крикнул мне,
чтобы я сдавался. Я спросил его:
       – Сохранишь ли ты жизнь моим людям при этом?
       – Да. Я сам потеряю нескольких людей, если не соглашусь на твое
предложение, а в этом нет нужды.
       – Даешь слово принца?
       Минуту он обдумывал, а затем кивнул головой.
       – Хорошо. Прикажи своим людям сложить оружие и перейти на мой корабль,
когда мы подойдем.
       Я засунул шпагу в ножны и кивнул головой людям, окружавшим меня,
сказав:
       – Вы бились хорошо и заслужили мою любовь, но мы проиграли.
       Пока я говорил, я тщательно помахал перед ними окровавленными руками, а
потом осторожно вытер их о свой плащ, как бы нехотя.
       – Сложите оружие и знайте, что подвиги этого дня, которые вы
совершили, никогда не будут забыты. И когда-нибудь я возвеличу вас при дворе
Эмбера.
       Мои люди – десять высоких краснокожих и трое маленьких волосатых –
плакали, складывая оружие.
       – Не думайте, что все потеряно в борьбе за город, – сказал я. – Мы
проиграли только одну битву, а сражения развертываются повсюду. Мой брат
Блейз пробивает себе дорогу в Эмбере в эту самую минуту. Каин сдержит свое
слово и пощадит ваши жизни, когда увидит, что я ушел к Блейзу. И мне очень
жаль, что я не могу взять вас с собой.
       И с этими словами я вытащил карту Блейза из колоды, держа ее как можно
ниже перед собой, чтобы не было видно с подплывающего корабля.
       Борт корабля Каина только ударился о наш, когда холодная фигура
потеплела и зашевелилась.
       – Кто? – спросил Блейз.
       – Корвин, – ответил я. – Как у тебя?
       – Мы выиграли сражение, но потеряли очень много людей. Сейчас отдыхаем
перед походом. А как у тебя?
       – Думаю, что уничтожили больше половины флота Каина, но выиграл он.
Сейчас он как раз захватывает мой корабль. Помоги мне уйти.
       Он протянул вперед руку, я дотронулся до нее и очутился рядом с ним.
       – Кажется, это уже начинает входить в привычку, – пробормотал я, а
затем увидел, что он тоже ранен в голову, а на левой руке была повязка.
       – Схватился за конец сабли, – заметил он, проследив направление моего
взгляда. – Немного щиплет.
       Я перевел дыхание и мы пошли к его палатке, где он открыл бутыль с
вином и дал мне хлеба, сыра и немого сушеного мяса. У него все еще был
приличный запас сигарет и я с удовольствием выкурил одну, пока походный врач
перевязывал мне раны.
       В его армии было примерно сто восемьдесят тысяч человек. Когда я стоял
на вершине холма и вечер только начинал спускаться на землю, мне почудилось,
что я смотрю на все лагеря, которые когда-либо проходили перед моим взором,
простирающиеся на мили и века вокруг. Слезы внезапно застлали мне глаза,
когда я подумал о простых людях, не похожих на принцев Эмбера, с короткой
жизнью, превратившихся в пыль в результате огромного количества войн,
ведущихся на самых разнообразных мирах. Я вернулся в палатку Блейза и мы
допили с ним бутыль вина.



       9




       В эту ночь начался ураган. Он не кончился с наступлением зари, которая
посеребрила ладони мира, и продолжался весь день тяжелого похода.
       Это очень расхолаживает – маршировать в дождь, да к тому же еще и в
холодный. Лично я всегда ненавидел грязь, и почему-то всегда получалось так,
как будто мне приходилось идти чуть ли не века именно по грязи!
       Мы пытались найти Отражения, в которых не было бы дождя, но не тут-то
было.
       Мы могли дойти до Эмбера, но дойдем ли мы до него в насквозь промокшей
одежде под грохотание грома и сверкание молний за нашими спинами?
       На следующее утро температура резко упала, и весь мир оказался покрытым
грязным серым небом, с которого валились хлопья снега. При дыхании у меня
изо рта вырывался пар.
       Войска были к этому плохо подготовлены, если, конечно, не считать
маленьких волосатых людей, и мы приказали им двигаться как можно быстрее,
чтобы избежать обморожений. Высокие солдаты с красной кожей страдали. Их мир
был очень теплым миром.
       В тот день на нас напал тигр, полярный медведь и волк. Тигр, которого
убил Блейз, был размером в четырнадцать футов от кончика носа до хвоста.
       Мы шли весь день и часть ночи, и началась оттепель. Блейз подгонял
войска, чтобы как можно скорее вывести их из холодного Отражения. Карта с
изображением Эмбера указывала, что там была уже теплая сухая осень, а мы все
ближе и ближе подходили к реальной Земле.
       К полуночи второго дня нашего похода мы уже испытали снежную бурю,
холодный дождь, теплый дождь и нормальную сухую погоду. Был отдан приказ
устроить лагерь, а потом выставить тройные караулы.
       Если учесть, что наши солдаты были вымотаны до предела, значит, нам
следовало ожидать нападения. Но наше войско действительно настолько устало,
что почти не могло идти дальше.
       Нападение произошло несколькими часами позже, и во главе его стоял
Джулиан, насколько я понял потом, по описанию тех, кто уцелел.
       Удар последовал по самой уязвимой нашей позиции – периферии основного
лагеря. Знай я, что это был Джулиан, я использовал бы его карту, чтобы
подавить его, но я узнал об этом только после.
       Казалось, наши войска начали терять присутствие духа, но они
подчинялись приказу идти вперед.
       Мы потеряли примерно две тысячи человек, когда внезапно наступила зима,
и я пока еще не знал, скольких уничтожил Джулиан.
       На следующий день мы попадали в засаду за засадой. Такое крупное войско
как наше не могло противопоставить ничего серьезного против тех коротких
рейдов, которые Джулиан устраивал на наши фланги. Нам удалось уничтожить
несколько его солдат, но совсем немного, одного на каждые десять наших.
       В полдень мы пересекли долину, идущую параллельно морскому берегу. Лес
Арденна был от нас к северу и слева. Эмбер – точно впереди. Легкий
прохладный бриз был напоен запахами земли и сладкими запахами растений.
Изредка с деревьев падали листья. Эмбер лежал от нас в восьмидесяти милях и
виднелся лишь как небольшое сверкание за горизонтом. В это утро стали
собираться облака, пошел дождь, молнии засверкали с неба. Затем ураган
прекратился так быстро, как и начался. Через некоторое время мы
почувствовали запах дыма.
       Еще через некоторое время мы уже видели его, повсюду вокруг нас он
поднимался вверх. Затем вверх и вниз начали подниматься языки пламени. Они
крадучись подступили к нам, становилось все жарче и в задних рядах уже
началась паника.
       Раздались крики, колонны войск сломали свой строй и кинулись вперед. Мы
побежали.
       Хлопья пепла падали на нас со всех сторон, а дым становился все гуще и
гуще. Мы неслись вперед, и огонь, казалось, подступал к нам все ближе и
ближе. Целые простыни огня застилали небо, с которого непрерывно доносились
раскаты грома, а жаркие волны нахлынули на нас, омывая со всех сторон.
Деревья, мимо которых мы бежали, почернели, листья скрючились, а кустарник
задымился. Насколько хватало глаз, впереди нас не ожидало ничего, кроме
аллеи огня. Мы побежали быстрее, не сомневаясь, что скоро будет еще хуже. И
мы не ошиблись.
       Деревья-великаны начали падать поперек нашего пути. Мы перепрыгивали
их, обходили с другой стороны. Наконец мы обошли их всех.
       Жара стояла удушающая, дышать было тяжело. Олени, волки, лисы неслись
прямо на нас, вместе с нами, не обращая внимания на своих собственных
врагов. А воздух над клубами дыма, казалось, был наполнен криками птиц. Они
пачкали прямо на нас, но мы этого уже не замечали.
       Поджечь этот странный лес, так же легко уязвимый, как Арденнский,
казалось мне святотатством. Но Эрик был принцем Эмбера и скоро будет его
королем. И, может быть, будь я на его месте, я тоже...
       Волосы и брови мои были подпалены, в горле пересохло. Сколько людей нам
будет это стоить? – подумал я.
       Семьдесят миль покрытой лесом равнины лежало между нами и Эмбером, и
около тридцати миль мы уже прошли по лесу.
       – Блейз! – хрипло крикнул я. – Через две три мили отсюда дорога
приведет к развилке. Первая тропа довольно быстро приведет нас к реке Ойзен,
которая впадает в море! Я думаю, это наш единственный шанс! Вся Гарнатская
Долина будет выжжена! Наше единственное спасение – вовремя достичь воды!
       Он кивнул. Мы понеслись вперед с удвоенной силой, но огонь опережал
нас.
       Мы, однако, добрались до развилки, сбивая пламя с наших дымящихся
одежд, вытирая копоть с глаз, выплевывая пепел из пересохших ртов, проводя
руками по волосам, где тлели маленькие угольки.
       – Еще с четверть мили, не больше, – сказал я.
       Несколько раз меня ударяли падающие ветви. Мое лицо и все открытые
участки кожи пульсировали от лихорадочной боли, да и все остальное тело было
не лучше. Мы бежали по горящей траве вниз по склону холма и, добежав до его
подножья и увидев впереди воду, мы побежали еще быстрее, хотя раньше
считали, что это невозможно. Мы бросились в реку с разбега, и ее холодная
прохлада обняла нас.
       Мы с Блейзом старались плыть как можно ближе друг к другу, а течение
подхватывало нас и несло по извилистому руслу Ойзена. Ветви деревьев над
нашими головами были похожи на огненные лучи в соборе. Когда они с треском
ломались и падали, то нам приходилось либо уворачиваться, либо нырять как
можно глубже, чтобы избежать ненужных ожогов. Вода вокруг шипела, по ней
плыли обуглившиеся деревяшки, а головы уцелевших воинов, плывущих за нами,
были похожи на кокосовые орехи.
       Воды были темны и прохладны, наши ожоги начали болеть, мы дрожали и
зубы у нас стучали.
       Горящий лес мы оставили за собой через несколько миль и перед нами
расстлалась плоская низкая долина, ведущая к морю. Это было идеальным местом
для засады лучников Джулиана, решил я. Я сказал об этом Блейзу, он
согласился со мной, но заметил, что не знает, чем тут можно помочь. Я
вынужден был с ним согласиться.
       Лес все еще горел повсюду вокруг нас, и мы плыли по течению.
       Казалось, прошли долгие часы, хотя на самом деле это, конечно, было не
так, прежде чем мои страхи превратились в действительность и на нас
посыпались стрелы.
       Я нырнул и долгое время плыл под водой. Так как я плыл по течению, то
мне удалось преодолеть большое расстояние прежде, чем я снова вынырнул. Но
когда это произошло, вокуг меня опять начали сыпаться стрелы.
       Один бог знает, какая из этих стрел могла бы оказаться для меня
последней, но я не стал ждать, а опять набрал полную грудь воздуха и нырнул.
Рука моя коснулась дна. Я наощипь пробирался сквозь подводные камни.
       Я плыл так долго, как только мог, а затем выплыл у правого берега,
постепенно выдыхая воздух по мере того, как приближался к поверхности.
       Я вынырнул, глубоко вдохнил ртом воздух и нырнул вновь, даже не
посмотрев, в каком месте реки я нахожусь. Я плыл до тех пор, пока мои
легкие, казалось, не начали разрываться, а потом опять вынырнул. На этот раз
мне не повезло. Одна из стрел вонзилась мне в бицепс. Мне удалось нырнуть
вновь и сломать ее у наконечника, когда я достиг дна. Потом я вытащил
острие, продолжая плыть наподобие лягушки, извиваясь всем телом и помогая
себе одной рукой. Когда я в следующий раз вынырну, то буду просто мишенью
для стрелков – это я понимал.
       Поэтому я заставлял себя плыть все дальше и дальше, пока в глазах не
заплясали красные искры, а в голове не помутнело. Наверное, я оставался под
водой минуты три. Когда я вынырнул на этот раз, ничего не произошло, и я
перевел дух, жадно дыша. Я добрался до левого берега реки и уцепился за
прибрежные корни. Потом огляделся вокруг.
       Деревьев здесь почти не было и огонь сюда не дошел. Оба берега казались
пустынными, но и на реке ничего и никого не было видно. Могло ли быть, что я
остался единственным выжившим в этом аду? Это казалось маловероятным. В
конце концов, нас было слишком много, когда мы начинали поход.
       Я был полумертв от усталости и все тело у меня болело и жгло. Каждый
кусочек моей кожи, казалось, был как в огне, но вода была настолько
холодной, что я весь дрожал и, вероятно, был синий от холода. Если я вообще
хотел остаться в живых, мне придется выйти из реки. Но сначала я решил
проплыть под водой еще несколько раз, прежде чем выбраться на берег. Не
знаю, как мне удалось нырнуть и проплыть под водой еще четыре раза, и я
почувствовал, что если я нырну в пятый, то уже не вынырну. Поэтому я
уцепился за прибрежный булыжник, немного передохнул и выполз на сушу.
       Я перекатился на спину и огляделся вокруг. Я не узнавал местности.
Пожар, однако, сюда еще не достиг. Справа от меня рос густой кустарник, и я
пополз к нему, вполз в него и свалился лицом на землю и заснул.
       Когда я проснулся, первой моей мыслью было, что я напрасно это сделал.
У меня не было места, которое бы не болело, да и к тому же меня тошнило. Я
пролежал так несколько часов в полубессознательном состоянии и в конце
концов с трудом дополз до реки, где с жадностью напился. Затем я опять вполз
в кустарник и заснул.
       Когда я пришел в себя во второй раз, мне все еще было плохо, но я
чувствовал себя намного сильнее. Я дошел обратно до реки и с помощью карты
Блейза обнаружил, что он жив.
       – Где ты? – спросил он, когда мы вступили в контакт.
       – Понятия не имею. Мне повезло, что я вообще где-то. По-моему, я
недалеко от моря. Я слышу плеск волн и узнаю запах.
       – Ты рядом с рекой? На каком берегу?
       – На левом, если смотреть по направлению к морю.
       – Тогда оставайся на месте, и я пошлю за тобой. Я собираю войско.
       – Хорошо, – ответил я, остался на месте и заснул.
       Я услышал, как кто-то продирается сквозь кусты и тут же притаился.
Раздвинув несколько веток, я посмотрел вперед. Это были три высоких солдата
с красной кожей.
       Так что я выпрямился, почистил одежду, пригладил рукой волосы, сделал
несколько глубоких вдохов, так как меня чуть покачивало, и выступил вперед.
       – Я здесь, – об'явил я.
       Услышав мой голос, двое из них выхватили шпаги и заняли оборонительную
позицию. Но они быстро оправились, улыбнулись, отдали мне честь и проводили
в лагерь. Он был в двух милях. Я дошел до него, умудрившись не согнуть спины
по дороге.
       Появился Блейз и сообщил мне:
       – У нас уже более трех тысяч.
       Затем он опять позвал военного врача, чтобы тот обо мне позаботился.
       Ночь прошла спокойно, никто на нас не нападал, и всю ночь и весь
следующий день присоединялись к нам остатки нашего войска. Их уже было пять
тысяч. В отдалении виднелся Эмбер.
       Мы спали всю следующую ночь и отправились в путь наутро. К полудню мы
проделали около пятнадцати миль. Мы маршировали вдоль берега, и нигде не
было видно ни признака войск Джулиана.
       Моя боль от ожогов начала проходить. Бедро я почти не чувствовал, но
плечо и рука давали о себе знать, причем иногда было так больно, что
хотелось кричать во все горло.
       Мы продолжали идти вперед и скоро оказались в сорока милях от Эмбера.
Погода оставалась устойчиво хорошей, а лес слева от нас был весь выжжен и
стоял черный, как деготь. Огонь уничтожил почти весь кустарник в долине. а
это было нам на руку. Ни Джулиан, ни кто другой теперь не мог устроить
засады. Мы бы увидели их за милю. До захода солнца мы прошли еще десять миль
и расположились на отдых на берегу.
       На следующий день я вспомнил, что вскоре должна состояться коронация
Эрика, и напомнил об этом Блейзу. Мы почти потеряли счет дням, но,
подсчитав, поняли, что несколько дней у нас еще осталось. Мы сделали
маршбросок до полудня, а потом отдыхали. К этому времени мы находились в
двадцати пяти милях от подножья Колвира. В сумерки это расстояние
сократилось до десяти миль.
       И мы продолжали идти вперед. Только в полночь мы сделали привал. Теперь
я уже чувствовал себя относительно неплохо. Я сделал несколько выпадов
шпагой, и у меня при эом ничего не заболело. На следующий день мне стало еще
лучше.
       Мы дошли до подножья Колвира, где нас встретило все войско Джулиана
вместе с матросами Каина, которые теперь сражались в сухопутных войсках.
       Блейз стоял как на параде, и мы победили их.
       У нас осталось примерно три тысячи солдат, когда мы прикончили все
отряды, которые бросал против нас Джулиан. Сам он, конечно, исчез. Но мы
выиграли. В ту ночь мы праздновали это событие.
       Но я был испуган. И я сказал о том, что боюсь, Блейзу. Три тысячи
солдат против Колвира.
       Я потерял флот, а Блейз потерял более девяноста восьми процентов своего
войска. Я не мог смотреть на это сквозь пальцы.
       Мне это не нравилось.
       Но на следующий день мы начали под'ем. На Колвир шла огромная лестница,
позволяющая людям находиться на ней не более двух в ряд. Однако вскоре она
сузится, и мы вынуждены будем идти гуськом друг за другом.
       Мы шли по лестнице вверх: сначала сто ярдов, потом двести, триста...
Затем с моря подул ураганный ветер, и мы прижались к камню и стали идти
осторожнее. Потом мы недосчитались двух-трех сотен людей.
       Мы продолжали подниматься, и пошел дождь. Путь наверх стал круче,
камень был скользким.
       Поднявшись на четверть высоты Колвира, мы встретили колонну
спускавшихся вооруженных людей. Первый из наступающих обменялся ударами с
нашим авангардом, и двое людей упали мертвыми. Мы выиграли две ступеньки, и
еще один был убит.
       Так продолжалось более часа, и к тому времени мы поднялись на треть
высоты Колвира, а наша линия продолжала укорачиваться, подходя все ближе к
Блейзу и ко мне. Хорощо хоть, что наши большие краснокожие солдаты были
сильнее, чем солдаты Эрика. Раздавалось бряцание оружия, короткий крик, и
человек пролетал мимо нас. Иногда это был краснокожий, иногда лохматый, но
чаще всего он был одет в форму эриковских войск.
       Мы дошли до половины лестницы, сражаясь за каждую ступеньку. Когда мы
дойдем до вершины, перед нами окажется широкая лестница, по отражению
которой я спускался в Рэмбу. Эта лестница приведет нас к Большой Арке,
являющейся восточными воротами в Эмбер. От идущих впереди солдат осталось
человек пятьдесят, потом сорок, тридцать, двадцать, дюжина...
       Мы прошли уже две трети пути и лестница позади нас уходила зигзагами к
подножию Колвира. Восточной лестницей редко пользуются. Она почти для
красоты. В наши первоначальные планы входило пройти по выжженной равнине, а
затем сделать круг, обойти горы с запада и войти в Эмбер сзади. Но огонь и
Джулиан спутали нам все планы. Нам бы никогда не удалось то, что мы
задумали. Теперь нам осталось либо атаковать в лоб, либо отступить. А
отступать мы не собирались.
       Еще три воина Эрика было убито, и мы взобрались еще на три ступеньки.
Затем наш человек, шедший впереди, полетел вниз, и мы потеряли ступеньку.
       Ветер с моря был резок и холоден, и у подножия горы стали собираться
птицы. Сквозь облака выглянуло солнце, так как сейчас Эрик, наверное, не
думал о том, чтобы управлять погодой, когда мы были так близко от него.
       Мы поднялись еще на шесть ступенек и потеряли еще одного человека. Это
было странно, дико и печально... Блейз шел впереди меня, так что скоро
настанет его черед. Затем мой, если он погибнет.
       Впереди нас осталось шестеро наших воинов.
       Десять ступенек...
       Мы медленно двигались вперед, а сзади, насколько хватало глаз, каждая
ступенька была залита кровью. Что-то в этом было аморальное.
       Наш пятый человек убил четверых, прежде чем упал сам, так что мы прошли
еще один короткий поворот лестницы. Вперед и вверх – третий наш человек
дрался со шпагами в каждой руке. Хорошо, что он бился в святой войне за
святое дело, потому что каждый удар он наносил с большим воодушевлением и
внутренней силой. Прежде, чем умереть, он убил трех воинов.
       Следующий не обладал такой верой и не так хорошо владел шпагой. Он был
убит сразу же, и теперь их оставалось всего двое.
       Блейз вытащил свою длинную шпагу, и ее лезвие засверкало на солнце. Он
сказал:
       – Скоро, брат, мы посмотрим, что они смогут сделать против принца
Эмбера.
       – Надеюсь, только одного из них, – ответил я, и он ухмыльнулся.
       Мы прошли три четверти пути, когда наступила очередь Блейза. Он ринулся
вперед, мгновенно убив первого человека, который находился перед ним. Острие
шпаги впилось в горло второго и почти сразу же он ударил ею плашмя по голове
третьего, скидывая его вниз. Несколько мгновений продолжалась его дуэль с
четвертым, но и тут все было кончено. Я тоже держал шпагу наготове,
поднимаясь вслед за ним и глядя на то, что он делает.
       Он был великолепен, даже лучше, чем я его помнил. Он несся вперед как
вихрь и шпага его в его руке была живой в отблесках света. Они падали перед
ним, боже, как они падали! И что бы ни говорили о Блейзе, в тот день он
показал себя как истинный принц и вел себя, как подобает этому рангу. Я стал
думать, сколько он продержится. В левой руке он держал кинжал, используя его
с ярой жестокостью, как только представлялся такой случай. Он потерял этот
кинжал, оставив его в горле одиннадцатой жертвы.
       Я не видел конца той колонне, которая выступила против нас. Я решил,
что скорее всего они доходят до верхней ее площадки. Я надеялся, что моя
очередь не придет. Я почти верил в это.
       Еще три воина пролетели мимо меня, и тут мы дошли до небольшой
лестничной площадки и поворота. Он расчистил площадку и начал под'ем. С
полчаса я наблюдал за ним, а воины, выступавшие против него, все умирали и
умирали. Я слышал шепот восхищения воинов, шедших позади меня. У меня даже
возникла сумасшедшая мысль, что ему удастся пробиться до самого верха. Он
использовал каждый трюк, известный в фехтовании. Он выбивал шпаги плащем,
делал подножки. Он хватал свободной рукой за кисть и выворачивал ее,
скидывал человека с лестницы без борьбы.
       Мы дошли до следующей лестничной площадки. К этому времени на его
рукаве выступила кровь, но он не переставал улыбаться, и солдаты, стоящие
вслед за теми, кого он убивал, были бледны как смерть. Это тоже ему
помогало. И возможно то, что за ним стоял я, готовый в любой момент вступить
в бой вместо него, тоже придавало им страху, действовало на нервы, замедляло
движение. Как я позднее узнал, они слышали о нашей битве на море.
       Блейз поднялся до следующей площадки, расчистил ее и вновь начал
подниматься. Честно говоря, я не думал, что ему удастся зайти так далеко.
Это было почти феноменальное представление о том, как надо владеть шпагой, я
не видел такого с тех пор, как Бенедикт один удерживал проход через
Арденнский Лес против Лунных Всадников из Генеша.
       Однако он начал уставать, это я тоже видел. Если бы был какой-нибудь
способ сменить его ненадолго, дать ему хоть немного отдохнуть... Но такого
способа не было. Поэтому я продолжал идти за ним, со страхом ожидая, что
каждый удар может оказаться для него роковым. Я знал, что он слабеет. К
этому времени мы находились всего в ста футах от вершины.
       Внезапно он стал мне близок. Он был моим братом и он здорово меня
выручил. Не думаю, что он считал себя способным добраться до вершины, но он
продолжал биться... тем самым давая мне шанс завоевать трон для себя.
       Он убил еще троих, и с каждым ударом его шпага двигалась все медленнее
и медленнее. С четвертым он дрался минут пять, прежде чем убил его. Я был
уверен, что следующий его противник окажется и последним. Но этого, однако,
не произошло.
       Пока он вытаскивал шпагу из горла четвертого солдата, я перебросил
шпагу из правой руки в левую, вытащил кинжал и бросил его. По самую рукоять
вошел он в горло следующего солдата.
       Блейз перепрыгнул через две ступеньки и ударом локтя скинул солдата
вниз. Затем он сделал выпад шпагой, вспоров живот следующему. Я кинулся
вперед со шпагой напревес, готовясь заполнить пространство, если с ним
что-нибудь произойдет, но он пока что во мне не нуждался. Как будто к нему
пришло второе дыхание, он с необычайной энергией кинулся вперед и убил еще
двоих. Я крикнул назад, чтобы мне дали еще один кинжал, и мне его передали
по линии.
       Я держал кинжал наготове, ожидая, когда он опять устанет, и кинул его в
очередного его противника. Но в эту минуту солдат как раз кинулся вперед,
так что кинжал ударил его по голове рукоятью, а не вошел в горло. Этого,
однако, было вполне достаточно для Блейза, который тут же убил его ударом
шпаги. Но этим воспользовался следующий солдат. Он кинулся вперед, и хотя
шпага Блейза и вошла ему в живот, он потерял равновесие и они вместе упали в
пропасть.
       Повинуясь скорее рефлексу, почти не соображая, что я делаю, но тем не
менее прекрасно понимая, что решение в доли секунды всегда оправдывает себя,
я выхватил левой рукой из-за пояса колоду карт и швырнул ее Блейзу, который
на секунду как бы завис над пропастью (так быстро среагировали мои мускулы),
и крикнул во все горло:
       – Лови скорее! Скорее же, идиот!
       У меня не было времени увидеть, что произошло дальше, пришлось отражать
атаки и самому нападать. Но колоду он поймал. Это я успел увидеть краешком
глаза.
       И тогда начался последний этап нашего восхождения на Колвир. Чтобы не
терять время, просто скажу, нам удалось это сделать, и, тяжело дыша, я
остановился на верхней площадке, поджидая, пока вокруг меня соберется мое
оставшееся войско.
       Мы построились и начали наступать вперед. Около часа потребовалось нам
на то, чтобы дойти до Большой Арки. Мы прошли ее и вошли в Эмбер.
       Где бы сейчас ни был Эрик, я уверен, он никогда не предполагал, что нам
удастся зайти так далеко.
       И я задумался о том, где сейчас Блейз. Хватило ли у него времени на то,
чтобы выхватить карту и воспользоваться ею, прежде чем он достиг дна
пропасти? Думаю, что этого я никогда не узнаю.
       Мы недооценили противника, недооценили по всем статьям. Сейчас его
войско намного превосходило нас численностью и нам просто не оставалось
ничего другого, как только биться до последнего так долго, как только мы
могли продержаться. Почему я свалял такого дурака и бросил Блейзу свою
колоду? Я знал, что у него не было своей, и поэтому действовал инстинктивно,
по тем рефлексам, которые скорее выработались у меня на Отражении Земли. Но
ведь я мог использовать карты, чтобы скрыться, если меня разобьют вконец.
       Меня разбили вконец.
       Мы дрались до самых сумерек, и к этому времени у меня оставалась всего
горстка воинов.
       Нас окружили на тысячу ярдов внутри самого Эмбера и все же достаточно
далеко от дворца. Мы уже не шли вперед, а защищались и погибали один за
другим. Мы потерпели поражение.
       Льювилла или Дейдра предоставили бы мне убежище. Зачем я сделал это?
       Я убил еще одного солдата и перестал думать о своем поступке.
       Солнце опускалось, начало темнеть. Нас оставалось всего лишь несколько
сотен, и мы не приближались к дворцу ни на шаг. Затем я увидел Эрика и
услышал, как он громко кричит, отдавая какие-то приказы. Если бы я только
мог ближе подойти к нему. Но я этого не мог.
       Может быть, я и сдался бы ему в плен, чтобы пощадить жизнь оставшимся
моим солдатам, которые дрались хорошо и сослужили мне хорошую службу, чем бы
не кончился этот бой. Но сдаваться было некому и никто не требовал от меня
сдачи. Эрик не услышал бы меня, даже если бы я закричал во все горло. Он был
далеко и командовал.
       Так что мы продолжали биться, и у меня оставалась всего лишь сотня
воинов.
       Скажу короче. Они убили всех, кроме меня. На меня же набросили сети и
сбили тупыми стрелами без наконечников.
       В конце концов я упал, и меня начали глушить дубинками по голове и
связали, а дальше начался какой-то кошмар, который все не проходил, чтобы я
ни делал.
       Мы проиграли.
       Пробудился я в темнице, в подземелье, глубоко под Эмбером, сожалея, что
мне удалось дойти до самого конца.
       Тот факт, что я все еще оставался в живых, означал, что Эрик строит в
отношении меня какие-то свои планы. Перед моими глазами возникали видения
колодок, огня и щипцов для пытки. Я предвидел ту деградацию, которая мне
грозит, лежа на сырой соломенной подстилке.
       Как долго я оставался без сознания? Я не знал.
       Я обыскал свою маленькую камеру, пытаясь найти хоть какой– нибудь
предмет, с помощью которого можно было бы покончить с собой, но не смог
найти ничего, что могло бы послужить этой цели.
       Раны мои горели как солнце, и я очень устал.
       Я улегся поудобнее и опять уснул.
       Я проснулся, но ко мне так никто и не пришел. Мне некого было
подкупить, и никто меня не пытал.
       Никто не принес мне также поесть.
       Я лежал там, завернувшись в плащ и вспоминая все, что произошло с тех
пор, как я проснулся в Гринвуде и отказался от укола. Может, для меня было
бы лучше, если бы я этого не делал.
       Я познал отчаяние.
       Скоро Эрик будет коронован в Эмбере. А может, это уже произошло.
       Но сон был прекрасным выходом, а я был таким усталым.
       Впервые за долгое время я получил возможность спать, отдыхать и
позабыть о своих ранах.
       Камера была темна, сыра и в ней пахло.



       10




       Сколько раз я просыпался и вновь засыпал, я не помню. Дважды я находил
воду и мясо на подносе у двери. Оба раза я с'едал все без остатка. Камера
моя была непроницаемо темна и очень холодна. Я ждал. Ждал. Затем за мной
пришли.
       Дверь распахнулась и появился слабый свет. Я моргнул от непривычки, и в
этот момент меня позвали. Коридор снаружи был до отказа набит вооруженными
солдатами, чтобы я не выкинул какого-нибудь фокуса. Я потер рукой щетину на
подбородке и пошел туда, куда меня повели.
       Шли мы долго, и, дойдя до зала со спиральной лестницей, начали
подниматься по ней. Пока мы шли, я не задал ни одного вопроса, и никто
ничего не пытался мне об'– яснить.
       Когда мы дошли до верха, меня провели уже по самому дворцу. Меня
привели в теплую чистую комнату и велели раздеться догола. Я разделся. Потом
я вошел в ванную с горячей водой, от которой шел приятный пар, и подошедший
слуга соскреб всю мою грязь, побрил меня и подстриг.
       Когда я вытерся насухо, мне дали чистые одежды – черные и серебряные.
Я оделся, и на мои плечи накинули плащ с серебряной застежкой в виде розы.
       – Теперь вы готовы, – сказал мне сержант охраны. – Пойдемте сюда.
       Я пошел за ним, а охрана пошла за мной.
       Меня провели в самый конец дворца, где кузнец одел мне наручники и
сковал цепями ноги. Цепи были тяжелыми, чтобы у меня не хватило сил их
порвать. Если бы я начал сопротивляться, я знал, что меня избили бы до
бесчувствия, и результат был бы таким же. У меня не было особого желания
быть избитым до бесчувствия и поэтому я не сопротивлялся. Затем несколько
стражников взяли цепи в руки и меня провели обратно в начало дворца. Я не
глядел по сторонам на все то великолепие, которое меня окружало. Я был
пленником. Возможно, скоро я буду либо мертв, либо безумен. И сейчас я
ничего не мог с этим поделать. Беглый взгляд в окно сказал мне, что теперь
ранний вечер, и я не испытывал никакой ностальгии, когда меня проводили по
залам, где все мы играли детьми.
       По длинному коридору меня провели в столовую дворца. Повсюду стояли
столы, а за ними сидели люди, многих из которых я знал.
       Самые прекрасные костюмы и платья Эмбера горели и переливались на телах
знати, и была музыка при свете факелов, а еда уже стояла на накрытых столах,
хотя никто еще не приступал к пиршеству.
       Я увидел лица, которые узнал, как, например, Флору, но и многих
странных и незнакомых. Я увидел менестреля, лорда Рейна – да, он был
посвящен в рыцари мной – которого я не видел много веков. Когда мой взгляд
упал на него, он отвернулся.
       Меня довели до большого стола в центре зала и усадили. Охрана стала
позади меня, прикрепив цепи к кольцам, нарочно для этой цели совсем недавно
вделанным в пол. Кресло во главе моего стола еще не было занято.
       Я не знал женщину, сидевшую справа от меня, но слева сидел Джулиан. Я
не обратил на него внимания, а уставился на блондинистую особу.
       – Добрый вечер, – сказал я. – По-моему, нас не представили друг
другу. Меня зовут Корвин.
       Она поглядела на сидящего справа от нее мужчину, как бы за поддержкой,
но этот большой рыжий мужчина с кучей прыщей на лице отвернулся и сделал
вид, что оживленно беседует с женщиной, сидящей справа от него.
       Она выдавила из себя слабое подобие улыбки:
       – Меня зовут Кармель. Как поживаете, принц Корвин?
       – Какое прекрасное у вас имя. А у меня все в порядке. Скажите, как так
получилось, что такая хорошая приятная девушка вдруг очутилась здесь?
       Она быстро сделала глоток воды.
       – Корвин, – Джулиан сказал громче, чем это было нужно. – Я думаю,
что леди, к которой ты пристаешь, считает тебя несносным.
       – Да? По-моему, она не сказала тебе ни слова за весь вечер.
       И он не покраснел, он стал белым, как мел..
       – Достаточно. Я не намерен терпеть от тебя этого больше.
       Тогда я потянулся и намеренно побренчал своими цепями. Кроме того
эффекта, который это произвело, я узнал, сколько свободного пространства
находится в моем распоряжении. Недостаточно, конечно. Эрик был достаточно
осторожен.
       – Подойди поближе и прошепчи мне свои возражения на ушко, братец, –
сказал я.
       Но он этого почему-то не сделал.
       Я был последним, усевшимся за стол, и поэтому я знал, что скоро время
тому, что должно произойти. И я не ошибся. Зазвучали шесть труб, и вошел
Эрик.
       Все встали. Кроме меня. Стража была вынуждена стащить меня со стула и
поддерживать с помощью цепей в стоячем положении.
       Эрик улыбнулся и спустился по лестнице справа от меня. Я с трудом
различал его собственные цвета под горностаевой мантией, в которую он
завернулся. Он встал во главе стола, остановился возле своего стула. Подошел
слуга, вставший позади него, и виночерпии принялись разливать вино по
бокалам.
       Когда бокалы были наполнены, он поднял свой.
       – Пусть вечно будете все вы обитать в Эмбере, – сказал он, – в
вечном городе.
       И все подняли бокалы. Кроме меня.
       – Возьми бокал, – сказал Джулиан.
       – Подай его мне, – попросил я.
       Он этого не сделал, но посмотрел на меня долгим взглядом. Тогда я
быстро взял бокал в руки и поднял его. Между нами было сотни две людей, но
мой голос разнесся по всему залу. И Эрик не отрывал от меня взгляда, пока я
произносил свой тост.
       – За Эрика, который сидит в самом конце зала!
       Никто не попытался ударить меня, в то время как Джулиан выплеснул
содержимое своего бокала на пол. Остальные последовали его примеру, но мне
удалось выпить свой почти до конца, прежде чем его выбили у меня из рук.
       Когда Эрик сел, дворяне последовал его примеру, а меня отпустили, и я
упал на свое место.
       Начали подавать блюда, а так как я был голоден, то ел больше остальных
и с большим удовольствием.
       Музыка не умолкала ни на секунду, и трапеза продолжалась часа два. За
все это время никто не сказал мне ни единого слова, и сам я больше ни к кому
не обращался. Но мое присутствие ощущалось всеми, и наш стол был поэтому
заметно тише остальных.
       Каин сидел далеко от меня. По правую руку от Эрика. Я решил, что
Джулиан далеко не в фаворе. Ни Рэндома, ни Дейдры не было. В зале находилось
много других дворян, которых я знал и многих из которых я считал своими
друзьями, но ни один из них не кивнул мне в ответ, случайно встретившись со
мной взглядом.
       Я понял, что для того, чтобы Эрик стал королем Эмбера, оставалась
маленькая простая формальность.
       Вскоре так и случилось. После обеда речей не было. Просто Эрик встал
из-за стола. Опять торжественно зазвучали трубы, другая музыка замолкла.
       Затем составилась процессия, ведущая к тронному залу Эмбера. Я знал,
что за этим последует.
       Эрик встал перед троном и все склонили перед ним головы. Кроме меня. Но
об этом не стоит говорить, потому что все равно меня пригнули так, что я
встал на колени.
       Сегодняшний день был днем его коронации.
       Наступило молчание. Затем Каин внес подушку, на которой лежала корона.
Корона Эмбера. Он преклонил колена и застыл в этом положении, протягивая ее.
       Затем рывком цепей меня подняли на ноги и потащили вперед. Я понял, что
должно произойти. До меня это дошло в мгновение ока, и я стал бороться. Но
силой и ударами меня вновь поставили на колени у самых ступенек трона.
       Звучала мягкая музыка – это были "Зеленые Рукава" – и за моей спиной
Джулиан сказал:
       – Смотрите на коронование нового короля Эмбера!
       Затем он прошептал мне:
       – Возьми корону и протяни ее Эрику. Он коронует сам себя.
       Я посмотрел на корону Эмбера, лежащую на алой подушке, которую держал
Каин. Она была сделана из серебра с семью высокими пиками, на каждом из
которых сверкал драгоценный камень. Она была украшена изумрудами, и по
бокам, у каждого виска, был вделан рубин.
       Я не шевелился, думая о тех временах, когда я видел под короной лицо
нашего Отца.
       – Нет, – просто сказал я и почувствовал, как меня ударили по лицу.
       – Возьми ее и протяни Эрику, – повторил он.
       Я попытался ударить его, но цепи были надежно натянуты. Мне снова дали
пощечину.
       – Ну хорошо, – сказал я в конце концов и потянулся к короне.
       Несколько секунд я держал ее в своих руках, а затем быстро надел ее
себе на голову и провозгласил:
       – Я короную себя, Корвина, в короли Эмбера!
       Корону немедленно сняли и положили на подушку. Меня несколько раз
сильно ударили по спине. По всему залу прокатился шепоток.
       – А теперь возьми ее и попробуй еще раз. – сказал Джулиан. – Протяни
ее Эрику.
       Последовал еще удар.
       – Хорошо, – я почувствовал, что по моей спине течет что-то мокрое и
липкое.
       На этот раз я швырнул корону изо всех сил, надеясь выбить Эрику один
глаз.
       Он поймал ее правой рукой и улыбнулся мне, кк будто заставил меня
сделать то, что было ему нужно.
       – Спасибо. А теперь слушайте меня все присутствующие и те, кто слышит
меня в Отражениях. В этот день я принимаю корону и трон. Я беру в свою руку
скипетр королевства Эмбера. Я честно завоевал этот трон, и я беру его и
сажусь на него по праву моей крови.
       – Лжец! – воскликнул я, и тут же чья-то рука зажала мне рот.
       – Я короную себя, Эрика Первого, королем Эмбера.
       – Долго живи, король! – прокричали дворяне три раза.
       Затем Эрик наклонился и прошептал мне на ухо:
       – Твои глаза видели самое прекрасное зрелище за всю твою жизнь...
Стража! Уберите Корвина, и пусть ему выжгут глаза! И пусть он запомнит все
великолепие этого дня как последнее, что он видел. Затем киньте его в самую
глубокую темницу, самое далекое подземелье Эмбера, и пусть его имя будет
забыто!
       Я плюнул в него, и меня избили.
       Я сопротивлялся на каждом шагу, пока меня выводили из зала. Никто не
смотрел на меня, когда меня выводили, и последнее, что я помню, это фигуру
Эрика, сидящую на троне, раздающую улыбки и милости окружавшим ее дворянам.
       То, что он приказал, было со мной сделано, и, как божья милость, я
потерял сознание еще до конца.



       11




       Я не имел ни малейшего представления, сколько времени прошло с тех пор,
как я очнулся от страшной боли в голове. Возможно, именно тогда я произнес
свое проклятие, а, может, и при казни. Не помню. Но я знал, что никогда Эрик
не будет спокойно сидеть на троне, потому что проклятия принца Эмбера,
произнесенное в полной ярости, всегда сбываются.
       Слез у меня не было, и это было самым страшным. Спустя вечность ко мне
пришел сон.
       Когда я пробудился, боль все еще оставалась. Я поднялся на ноги. Шагами
я попытался установить размеры своей тюрьмы. На полу была дыра для уборной,
в углу лежал соломенный матрац. Под дверью была небольшая щель, а за щелью
поднос, на котором лежал затхлый кусок хлеба и стояла бутылка воды. Я поел и
попил, но это не прибавило мне сил. У меня так сильно болела голова, и в
душе моей не было покоя.
       Я спал столько, сколько мог, и еще больше, и никто не приходил
навестить меня. Я просыпался, шел на противоположный конец камеры, находил
на ощупь поднос с едой и ел. если находил его. Я все время старался спать.
       После того, как я проснулся на восьмой день, боль в моих глазницах
ушла. Я ненавидел моего брата, который был королем Эмбера. Лучше бы он убил
меня.
       Я много думал о том, как реагировали остальные на такое мое наказание,
но ничего не мог придумать. Когда же мрак придет и в сам Эмбер, я знал, что
Эрик горько пожалеет о том, что он со мной сделал. Это я твердо знал, и
только это утешало меня.
       Так начались мои дни во тьме, и я не мог измерить их течение. Даже если
бы у меня были глаза, я не смог бы отличить день от ночи в этом мрачном
подземелье. Время шло своим путем, не обращая на меня внимания. Иногда меня
бил озноб, когда я задумывался над этим, и я весь дрожал. Провел ли я здесь
много месяцев? Или часов? Или недель? А может быть, лет? Я позабыл все, что
касалось времени.
       Я спал, ходил (я уже точно знал, куда ставить ногу и где надо
повернуть) и думал о том, что сделал в своей жизни и что не успел. Иногда я
сидел, скрестив ноги, ровно и глубоко дыша, опустошая ум, находясь в таком
состоянии так долго, как это у меня получалось. Эрик был умен. Слепец не
может управлять Отражениями.
       Моя борода выросла до груди и волосы тоже стали длинными. Сначала я все
время был голоден, но вскоре аппетит у меня пропал. Иногда я вставал слишком
резко, и у меня кружилась голова. Я все еще мог видеть, но только в своих
кошмарных снах, и тем мне становилось горше, когда я просыпался. Однако,
позже, я почти начал забывать события, которые привели к моей слепоте. Я
смотрел на них со стороны, как будто они произошли не со мной, а с
посторонним мне человеком.
       Я очень много потерял в весе. Я мог представить сам себя, изможденного
и худого. Я не мог даже плакать, хотя я чувствовал несколько раз, что мне
хочется это сделать. Что-то было не в порядке с моими слезными протоками.
Это было страшно – что человека можно довести до такого состояния.
       Затем, однажды, в дверь тихо-тихо поскреблись. Я не обратил на это
никакого внимания. Снова раздался тот же звук, и вновь я не отреагировал.
       Затем я услышал, как мое имя прошептали вопросительным тоном. Я пересек
камеру.
       – Да? – ответил я.
       – Это я, Рейн, – ответили за дверью. – Как вы там?
       На это я рассмеялся.
       – Прекрасно! Ох, лучше не придумаешь. Бифштексы с шампанским каждую
ночь и куча девушек! Боже! Ну и вопросы ты задаешь!
       – Простите, что я ничего не могу сделать для вас, – ответил он, и я
почувствовал боль в его голосе.
       – Знаю, – ответил я.
       – Если бы я мог, а бы сделал все.
       – И это я знаю.
       – Я тут кое-что принес. Возьмите.
       Маленькое окошко внизу двери скрипнуло, открываясь.
       – Что здесь?
       – Чистая одежда, еда, две бутылки вина, сигареты и много коробков
спичек.
       Голос мой сел от волнения, в горле пересохло.
       – Спасибо, добрый Рейн. Как тебе удалось все это?
       – Я знаю стражника, который стоит на часах в эту смену. Он будет
молчать. Он слишком многим мне обязан.
       – Смотри, как бы ему не пришло в голову заплатить все долги сразу
простым доносом, – предостерег я. – Так что, хотя я и очень тебе
благодарен, лучше больше так не делай. Можно не говорить, что все, могущее
тебя выдать, я уничтожу.
       – Как бы я хотел, чтобы все случилось наоборот, Корвин.
       – Присоединяюсь к этому мнению. Спасибо, что подумал обо мне, когда
это запрещено было делать.
       – Ну, это как раз было легко.
       – Сколько времени я пробыл здесь?
       – Четыре месяца и десять дней.
       – Что нового в Эмбере?
       – Эрик правит, вот и все.
       – Где Джулиан?
       – Отослан обратно с войсками в Арденнский Лес.
       – Почему?
       – Что-то странное проникает к нам из Отражений все последнее время.
       – Вот как? Понятно. А что Каин?
       – Он все еще в Эмбере, ублажает себя как может. В основном пьет и
развлекается с женщинами.
       – А Жерер?
       – Он – адмирал всего флота.
       Я вздохнул в некотором роде с облегчением. Признаться, я боялся, что
то, что он ушел во время битвы в южные воды, навлечет на него немилость
Эрика.
       – А что стало с Рэндомом?
       – Он пленник, но в собственных апартаментах.
       – Что? Его взяли в плен?
       – Да. Из Лабиринта в Рэмбе он появился с арбалетом прямо здесь и успел
ранить Эрика прежде, чем его схватили. Его не убили, так как он женат на
дворянке из Рэмбы, а Эрик хочет сделать предложение Мойре стать его
королевой. Это слухи, конечно. Вы ведь ей очень нравились, это правда?
       – В какой-то степени. Откуда ты знаешь?
       – Я присутствовал, когда читали приговор Рэндому. Мне удалось
поговорить с ним несколько минут. Леди Виаль, которая заявила, что она его
жена, попросила разрешения присоединиться к нему в тюрьме. Эрик все еще не
уверен, что ей на это ответить.
       Я подумал о слепой девушке, которую никогда не встречал, и удивился
всему происходящему.
       – Как давно это все случилось?
       – Тридцать четыре дня тому назад. И именно тогда появился Рэндом.
Неделей позже Виаль подала прошение.
       – Она, должно быть, странная женщина, если любит Рэндома.
       – Я тоже так считаю. Никогда даже представить себе не мог более
неподходящей пары.
       – Если увидишь его снова, передай ему мой привет и мои сожаления.
       – Хорошо.
       – Как поживают мои сестры?
       – Дейдра и Льювилла остались в Рэмбе. Леди Флоримель наслаждается
милостями Эрика и одна из первых дам нашего двора. Я не знаю, где Фиона.
       – А что-нибудь было слышно о Блейзе? Хотя я уверен, что он погиб.
       – Наверное, погиб. Хотя тело его так и никогда и не было обнаружено.
       – А Бенедикт?
       – О нем так ничего и не было слышно.
       – Брандт?
       – Тоже ничего.
       – Ну, значит, будем считать, что я спросил обо всех родственниках. А
ты написал новые баллады?
       – Нет. Я все еще работаю над "Осадой Эмбера", но в любом случае это
будет подпольная литература, даже если мне удастся ее написать.
       Я протянул руку через крошечное отверстие внизу двери.
       – Я хочу пожать тебе руку, – сказал я и почувствовал, как его рука
коснулась моей. – Спасибо тебе за все, что ты сделал. Но больше не надо.
Глупо рисковать гневом Эрика.
       Он сжал мою руку, что-то пробормотал и ушел.
       Я нашел его пакет с пищей и набил желудок мясом – самой сытной пищей,
которая там была. Мясо я заедал огромными количествами хлеба, и только тут
понял, что почти забыл, какой вкусной может быть пища. Затем меня стало
клонить в сон, и я уснул. Не думаю, что спал я очень долго, и, проснувшись,
я открыл бутылку вина.
       В моем ослабленном состоянии мне много не надо было, чтобы захмелеть. Я
закурил сигарету, уселся на матрац, облокотился о стену и расслабился.
       Я помнил Рейна совсем мальчиком. К тому времени я был уже взрослым, а
он был кандидатом на место придворного шута. Тощий умный паренек. Люди
издевались над ним слишком много, включая и меня. Но я писал музыку, сочинял
баллады, а он достал себе где-то лютню и научился на ней играть. Скоро мы
уже пели на два голоса, и спустя совсем немного времени я полюбил его, и мы
стали работать вместе, создавая произведения искусства. Он был неуклюж,
почти бездарен, но я чувствовал в глубине души раскаяние за то, как
обращался с ним раньше, поэтому я фальшиво хвалил его, когда только мог, да
и к тому же научил его владеть шпагой. Я никогда не жалел об этом, да и он,
по-моему, тоже. Через некоторое время он стал придворным менестрелем Эмбера.
Все это время я называл его своим пажом, и, когда началась война против
Темных Сил из Отражения Вейрмонкен, я сделал его своим сквайром, и мы
воевали вместе. Я посвятил его в рыцари на поле сражения при Джонс Фолс, и
он заслужил это посвящение. После этого он продолжал писать и сочинять
музыку, пока не превзошел даже меня. Цвет его одежд был малиновый, а слова
– золотыми. Я любил его как двух-трех своих друзей в Эмбере. Правда, я
никогда не думал, что он пойдет на такой риск ради меня.
       Я сделал еще несколько глотков вина и закурил вторую сигарету в его
честь, чтобы отпраздновать это событие. Он был хорошим человеком. Я подумал,
долго ли он продержится при этом дворе?
       Окурки (и через некоторое время пустые бутылки) я выкинул в дыру
уборной. Я не хотел, чтобы кто-нибудь случайно увидел, что я "развлекаюсь",
если вдруг неожиданно нагрянет обыск. Я с'ел все, что он мне принес, и я
почувствовал себя сытым и удовлетворенным впервые за все время заточения. Я
оставил последнюю бутылку вина про запас, на тот случай, когда мне захочется
напиться и все позабыть хоть на время.
       После этого время продолжало тянуться так же, как и раньше, и я опять
втянулся в круг своих прежних действий. Я надеялся, что Эрик просто не может
измерить тех сил, которыми мы все обладали. Он был королем в Эмбере, это
верно, но он не знал всего. Пока не знал. Не так, как знал все Отец. У меня
был один шанс на миллион, который мог сработать в мою пользу. Такой
ничтожный и все же существующий, что он не позволил мне сойти с ума тогда,
когда весь я был одно сплошное отчаяние.
       Хотя, может быть, я сошел с ума на некоторое время, не знаю. Многие те
дни сейчас, когда я стою у самого Хаоса, для меня как пустые прочерки. Бог
знает, что со мной происходило в те дни, а мне даже не хочется об этом
думать.
       Бедные доктора, не существует ни одного из вас, который мог бы лечить
нашу семью.
       Я лежал в своей камере и ходил по ней в одурманивающей темноте. Я стал
очень чуток к звукам. Я слышал шуршание крысинных лапок по соломе,
отдаленные стоны других узников, эхо от шагов стражников, приносящих пищу.
По таким звукам я научился с точностью распознавать расстояние и
направление. Думаю, я стал более восприимчив и чуток к запахам, но об этом я
старался не думать.
       Кроме естественного тошнотворного и тлетворного запахов камеры, здесь
был еще и запах гниющей плоти, я мог бы в этом поклясться. Одно время я
задумывался над этим. Если бы я умер, интересно, сколько времени прошло бы с
тех пор, как мою бы смерть заметили? Сколько кусков хлеба и бутылок с водой
уберут обратно, не обратив на это внимания, пока стражнику не придет на ум
проверить, жив ли еще узник? Ответ на этот вопрос мог быть для меня очень
важен.
       Запах смерти и разложения держался в камере очень долгое время. Я вновь
попытался думать о времени, когда решил, что пахло так не меньше недели.
       Хоть я и сдерживался изо всех сил, сопротивляясь искушению так долго,
как мог, в конце концов у меня осталась одна пачка сигарет. Я вскрыл ее и
закурил. У меня был блок Салема, и я выкурил одиннадцать пачек. Это двести
двадцать сигарет. Когда-то я засекал время, сколько уходит на одну сигарету,
и у меня получилось семь минут. Значит, в общей сложности получалось 1540
минут чистого курения, или 25 часов 40 минут. Я был уверен, что перерыв
между сигаретами составлял по меньшей мере час, скорее полтора. Скажем,
полтора. Теперь прикинем: на сон у меня уходит от шести до восьми часов в
день. Значит, 16-18 часов я бодрствовал, и, значит, за день я выкуривал
10-12 сигарет. А значит, со времени визита Рейна прошло около трех недель.
Он сказал мне, что со дня коронации прошло четыре месяца и десять дней, и,
следовательно, уже будет пять месяцев.
       Я берег свою последнюю пачку, как мать ребенка, наслаждаясь каждой
сигаретой, как любовью женщины. Когда сигареты кончились, у меня даже
наступила депрессия. Затем опять прошло очень много времени. Я все время
думал об Эрике. Как обстояли у него дела теперь, когда он стал королем?
Какие проблемы сейчас перед ним стояли? Чего он хотел? Почему он ни разу не
спустился вниз, чтобы помучить меня? Может ли случиться такое, что меня
действительно забудут в Эмбере, хотя и по королевскому велению? Никогда,
решил я.
       А как другие мои братья? Почему ни один из них не установил со мной
связь? Ведь так легко было вытащить мою карту и прервать приговор Эрика.
Однако этого никто не сделал.
       Я долгое время думал о Мойре, последней женщине, которую я любил. Что
она делала? Думала ли обо мне? Наверно нет. Может, она была сейчас
любовницей Эрика или его королевой? Говорила ли она с ним когда-нибудь обо
мне? Тоже, наверное, нет. А как мои сестры? Забудь их. Все они ведьмы.
       Я уже был слепым раньше. И случилось это при вспышке пороха на
Отражении Земли. Но это продолжалось всего месяц, и потом мое зрение
вернулось ко мне. Эрик же, когда отдавал свой приказ, имел в виду постоянную
слепоту. Я все еще потел и дрожал, и иногда просыпался с криком, когда
вспоминал картину раскаленного железа, спускающегося ко мне, висящего перед
моими глазами, дотрагивающегося до них!... Я застонал и продолжал мерить
свою камеру шагами.
       Я абсолютно ничего не мог сделать. И это было самое ужасное из всего,
что со мной произошло. Я был так же беспомощен, как человеческий зародыш в
утробе матери. Родиться вновь с прежним зрением и возможностью удовлетворить
свою ярость – за это я бы продал душу. Даже если бы зрение вернулось ко мне
на час, но чтобы у меня в руке вновь была шпага для решительной дуэли с моим
братом.
       Я лег на матрац и заснул. Когда я проснулся, у двери стояла пища, и я
поел, а потом вновь принялся мерить камеру шагами. Мои ногти на руках и
ногах отросли до безобразия. Борода опустилась ниже пояса, а волосы все
время попадали в глаза. Я чувствовал себя грязным, и все мое тело чесалось
непрерывно. Я не знал даже, бегают ли по мне вши.
       То, что принца Эмбера возможно было довести до такого состояния,
вызвало в моей душе ужасную бурю гнева. Я привык о нас думать, как о
несокрушимых и вечных созданиях, чистых, холодных, жестких, как
отшлифованный бриллиант, таких как были наши изображения на картах. Как
выяснилось, это было не так. По крайней мере, мы были такими же, как и
остальные люди, разве что с большим запасом прочности.
       Я играл сам с собой в уме, я рассказывал сам себе всевозможные истории,
я вспоминал самые приятные минуты своей жизни, а их было немало. Я вспоминал
волю: ветер, дождь, снег, летнее тепло и холодные весенние ветерки. На
Отражении Земли у меня был свой небольшой самолет, и я наслаждался чувством
полета. Я вспоминал сверкающую панораму цвета и расстояния, кажущиеся сверху
миниатюрными города, широкий голубой разлет неба. Я вспоминал женщин,
которых любил, вечеринки, военные учения и битвы, и когда все мои
воспоминания подобного рода кончались и мне не о чем было больше думать,
только тогда начинал я вновь думать об Эмбере.
       Однажды, когда я думал о нем, мои слезные протоки неожиданно начали
вновь функционировать, и я заплакал. После непередаваемого количества
ушедшего времени, заполненного провалами, темнотой и сном, я услышал шаги,
замершие у двери моей камеры, и я услышал, как в замке поворачивается ключ.
       Прошло так много времени с последнего визита ко мне Рейна, что я уже
забыл и вкус сигарет, и запах вина. Я не мог точно знать, сколько времени
прошло, но чувствовал, что очень много.
       В коридоре было двое людей. Я мог слышать это по их шагам даже до того,
как услышал их голоса.
       Один голос я узнал. Дверь распахнулась, и Джулиан произнес мое имя. Я
не ответил ему сразу, и он повторил:
       – Корвин? Поди сюда.
       Так как особого выбора у меня не было, я выпрямился и подошел к нему. Я
остановился, поняв, что нахожусь совсем рядом.
       – Чего ты хочешь? – спросил я.
       – Пойдем со мной, – и он взял меня за руку.
       Мы пошли по коридору, и он шел молча, и будь я проклят, если бы
заговорил первым или задал бы ему какой-нибудь вопрос.
       Судя по звукам наших шагов, мы вошли в большой зал. Вскоре после этого
он повел меня наверх по лестнице. Все вверх и вверх, и в конечном итоге мы
оказались в самом дворце.
       Меня привели в комнату и усадили на стул. Парикмахер залязгал
ножницами, подрезая мою бороду и волосы. Я не узнал его голоса, когда он
спросил, предпочитаю я просто подстричь бороду или побриться.
       – Брей, – ответил я, а маникюрша принялась работать над моими ногтями
на руках и ногах.
       Затем меня вымыли и, после ванной, помогли облачиться в свежие одежды.
Они свободно висели на мне. Я ведь здорово похудел, но совершенно забыл об
этом. Зтем меня провели в другое помещение, в котором звучала музыка, вкусно
пахло, слышались звуки голосов и веселый смех. Я узнал эту комнату: столовая
замка.
       Голоса стали звучать как будто тише, когда Джулиан ввел и усадил меня.
       Я сидел, когда прозвучали звуки труб, при которых меня силой заставили
подняться. Я услышал, как был провозглашен тост:
       – За Эрика Первого, короля Эмбера! Долго живи, король!
       Я не стал за это пить, но этого, казалось, никто не заметил. Тост
произнес голос Каина, откуда-то из глубины зала.
       Я ел столько, сколько в меня могло вместиться, потому что это была
лучшая трапеза, которую мне предложили с того самого дня Коронации. Из
застольных бесед я понял, что сегодня как раз исполняется годовщина того
дня, а это означало, что я провел в подземелье целый год.
       Никто не разговаривал со мной, и я ни к кому не обращался. Я
присутствовал всего лишь как дух. Чтобы унизить меня, чтобы показать пример
моим братьям, вот для чего, несомненно, был приведен я сюда. И каждому было
велено забыть меня.
       Пиршинство продолжалось далеко за полночь. Кто-то все время подливал
мне вина, чтобы было по крайней мере утешительно, и я сидел, чуть развалясь,
и слушал музыку, под которую танцевали.
       К этому времени столы убрали, а меня усадили в уголок.
       Я напился как сапожник, и наутро меня полутащили, полунесли обратно до
камеры, когда все уже закончилось и помещение начали убирать. Единственное,
о чем я жалел, что напился все же не до такой степени, чтобы вытошнить на
пол или на чей-нибудь нарядный костюм.
       Так закончился для меня первый год тьмы.



       12




       Я не наскучу вам ненужными повторами. Второй год моего заточения был
таким же, как и первый, и с тем же финалом. В этот второй год Рейн ходил ко
мне дважды, принося по полной корзине вкусной еды и целые ворохи новостей.
Оба раза я запрещал ему приходить ко мне снова. В третий год он спускался ко
мне шесть раз, через каждый месяц, и каждый раз я говорил ему, чтобы он
этого больше не делал, с'едал все, что он приносил, и выслушивал новости.
       Что-то плохое происходило в Эмбере. Странные ЧУДОВИЩА шли из Отражений,
устраивали над всеми насилия, пытались проникнуть дальше. Их, конечно,
уничтожали. Эрик все еще пытался понять, почему все так могло произойти. Я
не упомянул своего проклятия, хотя значительно позже убедился, что был прав
в своем предположении.
       Рэндом, как и я, все еще был пленником. Его жена ВСЕ-ТАКИ
присоединилась к нему. Положение остальных моих братьев и сестер осталось
неизменным. С этим подошел я к третьей годовщине коронации, и это заставило
меня вновь начать жить. Это...
       Это! Однажды мне показалось, что это произошло, и такие чувства
вспыхнули у меня в груди, что я немедленно открыл бутылку вина, принесенного
Рейном, и распечатал последнюю пачку сигарет, которые хранил про запас.
       Я курил сигареты, прихлебывал вино и наслаждался чувством, что все-таки
я победил Эрика. Если бы он обнаружил, что произошло, я уверен, это было бы
для меня смертельно. Но я знал, что он ничего даже не подозревает.
       Поэтому я радовался, курил, пил и веселился в свете того, что
произошло.
       Да, в СВЕТЕ. Справа от себя я обнаружил какие-то полосы света.
       Попробуйте вспомнить: я проснулся в госпитале и узнал, что оправился
слишком быстро. Ясно?
       Я вылечиваюсь быстрее, чем другие. Все лорды и леди Эмбера имеют это
свойство в большей или меньшей степени. Я выжил в чуму, я выжил в походе на
Москву...
       Я регенерирую быстрее и лучше, чем кто бы то ни был из всех, кого я
знал. Наполеон когда-то обратил на это свое внимание. Так же, как и генерал
Мак-Артур. С нервными тканями это заняло у меня немного больше, вот и все.
       Зрение возвращалось ко мне – вот что это значило – это чудесное пятно
справа от меня.
       Я вырастил себе новые глаза – сказали мне мои пальцы. У меня заняло
это более двух лет, но я сделал это. Это был тот самый один шанс из
миллиона, о котором я упоминал раньше, та самая способность, которой хорошо
не владел даже Эрик, потому что силы членов семьи проявляются разными
путями. Я был полностью парализован в результате перелома позвоночника во
время франко-прусской войны. Через два года все прошло. У меня была надежда
– дикая, я это признаю, – что у меня получится то, что получилось, что мне
удастся вырастить новые глаза, не смотря на то, что глазные орбиты были
выжжены. И я оказался прав. Зрение медленно возвращалось ко мне, глаза
казались нетронутыми.
       Сколько же времени осталось до следующей годовщины коронации Эрика? Я
перестал мерить камеру шагами, и сердце мое забилось сильнее. Как только
кто-нибудь заметит, что у меня вновь есть глаза, я тут же лишусь их вновь.
Следовательно, мне надо убежать из тюрьмы, пока не минет трех лет. Как?
       До сих пор я не придавал большого значения побегу и не думал о нем,
потому что если бы я и нашел способ выбраться из камеры, мне никогда не
удалось бы уйти из Эмбера и даже из дворца – без глаз, без помощи, которой
мне не от кого ожидать. Теперь же...
       Дверь в мою камеру была большой, тяжелой и обита медью, с крохотным
зарешеченным квадратом на уровне пяти футов для того, чтобы можно было
смотреть, жив я или умер, если , конечно, кому-нибудь было до этого дело.
Если бы даже удалось высадить эту решетку, сразу было видно, что я не мог
высунуть руку настолько, чтобы добраться до замка. В нижнем же конце двери
были маленькие воротца, через которые подавалась пища. Больше в этой двери
ничего не было. Петли были либо снаружи, либо между дверью и косяком, в этом
я не был уверен. В любом случае, я не мог до них добраться. Ни окон, ни
других дверей не было.
       Я был все еще как слепой, потому что слабый свет проникал ко мне только
через это зарешеченное оконце. К тому же я знал, что зрение еще не вернулось
ко мне полностью. До этого еще было далеко. Да и с полным зрением в моей
камере было непроницаемо темно. Я знал это, так как хорошо знал темницы
Эмбера.
       Я закурил сигарету и вновь стал ходить по камере, думая о тех вещах,
которые имелись в моем распоряжении, с точки зрения приспособления для
побега. У меня была своя одежда, спальный матрац и сколько угодно мокрой,
затхлой соломы. У меня также были спички, но я быстро отверг мысль о поджоге
соломы и устройстве пожара. Я сомневался, и не без основания, что если я это
сделаю, кто-нибудь придет спасать меня. Скорее всего, стражник подойдет к
двери и посмеется, если вообще соизволит подойти. У меня также была ложка,
которую я украл на прошлом банкете. Я хотел сначала стянуть нож, но Джулиан
поймал меня на месте преступления и выхватил его из моих рук. Он, однако, не
знал, что это была уже моя вторая попытка. У меня в ботинок уже была
запихнута ложка. Так на что она могла мне пригодиться? Я слышал рассказы об
узниках, которые прокапывали себе подземные ходы из камер самыми нелепыми
предметами, такими, как, например, поясная пряжка, которой я не имел, и тому
подобное. Но у меня не было времени на подвиги графа Монте-Кристо. Я должен
был убежать в течение нескольких месяцев, иначе мои новые глаза мне были не
нужны.
       Дверь в основном была сделана из дуба. Она была обтянута четырьмя
металлическими полосами. Одна полоса шла по самому верху, другая – по низу,
над воротцами, в которые просовывали пищу, а две остальные шли
перпендикулярно сверху вниз, проходя по обе стороны зарешеченного квадрата
– оконца в фут размером. Дверь открывалась наружу, это я знал, и замок ее
был слева от меня. Память услужливо подсказала мне, что толщина ее была два
дюйма, и я помнил, в каком месте находится замок, что я подтвердил опытным
путем, налегая на дверь и чувствуя ее напряжение в нужном месте. Я знал, что
дверь эта была также задвинута на крепкие засовы снаружи, но об этом можно
было подумать и позже. Может быть, мне удастся выдвинуть засов, просунув
ручку ложки вверх, между краем двери и косяком.
       Я придвинул матрац и встал на него на колени, ручкой ложки очертив
квадрат в том месте, где находился замок. Я работал до тех пор, пока рука у
меня не стала отваливаться от усталости, наверное, несколько часов. Затем я
потрогал пальцами поверхность дерева. Я добился немногого, но ведь это было
только начало. Я взял ложку в левую руку и продолжал работать, пока только
мог.
       Я все время жил надеждой, что скоро появится Рейн, я был уверен, что
мне удастся уговорить его отдать мне кинжал, если я буду достаточно
настойчив. Однако он все не появлялся. Я работал день за днем, не покладая
рук, пока не вгрызся в дерево на полдюйма. Каждый раз, когда я слышал шаги
стражника, я убирал матрац на прежнее место в дальний угол и ложился на него
к двери спиной. Когда он проходил, я возобновлял работу. Затем мне пришлось
прервать работу, как мне не хотелось этого делать. Хоть я и заворачивал руки
в разорванную ткань одежды, они все равно покрылись пузырями, которые
полопались, и в конце концов я стер их до крови. Пришлось сделать перерыв,
пока раны не зажили. Я решил посвятить это время отдыха составлению планов
на будущее, после того, как мне удастся мой побег.
       Когда я прорублю дверь, я подниму засов. Шум от его падения, конечно,
привлечет стражников. Но к тому времени меня не будет в камере. Пара хороших
ударов, и тот квадрат, который я выпиливал, упадет наружу вместе с замком –
пусть он там остается. Тогда дверь откроется, и я буду лицом к лицу со
стражником. Он будет вооружен, а я буду безоружен. Мне придется его убить.
       Может, он будет очень самонадеян, зная, что я слеп. С другой стороны,
он будет немного бояться, вспоминая ту битву, когда я вошел в Эмбер. В любом
случае он умрет. И тогда я буду вооружен. Я схватил себя левой рукой за
правый бицепс и напряг мускулы. Боже! Я весь высох! Как бы там ни было, во
мне текла кровь принцев Эмбера, и я чувствовал, что даже в таком состоянии я
могу убить любого обычного человека. Может быть, я и тешил самого себя, но
мне придется испытать это на деле.
       Затем, если мне это удастся, то ничто не остановит меня со шпагой в
руке от того, чтобы добраться до Лабиринта. Я пройду Лабиринт, а добравшись
до центра, перемещусь в любое Отражение, которое найду нужным. Там я залечу
раны и соберусь с силами, и в следующий раз не поступлю так опрометчиво и не
буду торопиться. Если это даже займет у меня сто лет, я все подготовлю как
следует, на сто процентов, прежде чем напасть на Эмбер снова. Ведь, в конце
концов, формально я был здесь королем. Разве я не короновал сам себя в
присутствии всех, прежде чем это успел сделать Эрик? Этой линии я и буду
держаться, идя в бой за трон! Если бы только не было невозможным уйти в
Отражение прямо из Эмбера! Тогда мне не пришлось бы возиться с Лабиринтом.
Но мой Эмбер – центр всего, и из него не так-то просто уйти.
       Через месяц мои руки полностью зажили, и от грубой работы на них начали
образовываться жесткие мозоли. Работая, я услышал шаги стражника и быстро
унес свой матрац в дальний конец камеры и улегся на него. Раздался слабый
скрип, и моя пища была просунута мне под дверь. Затем опять раздались шаги,
на этот раз удаляющиеся.
       Я вернулся к двери. Я знал, что будет на этом подносе, не глядя: ломоть
плесневелого хлеба, кружка воды и кусок сыра, если мне повезет. Я устроил
матрац поудобнее, стал на колени и ощупал пальцами сделанное мной отверстие.
Я уже выдолбил больше половины. Затем я услышал смешок.
       Я повернулся, и мне не нужно было мое зрение, чтобы знать, что в моей
камере присутствовал еще кто-то. Слева, у стены, стоял человек и ухмылялся.
       – Кто это? – спросил я, и мой голос звучал странно. Я понял, что это
первые слова, которые я произнес за долгое-долгое время.
       – Беглец, – произнес он, – хочет удрать.
       И опять послышался смешок.
       – Как вы сюда попали?
       – Прошел.
       – Но откуда? Как? – я зажег спичку, и мне стало больно глазам, но я
не погасил ее.
       Это был человек небольшого роста. Можно сказать, крошечный. Меньше пяти
футов роста и с горбом. Борода и волосы у него были такие же длинные, как у
меня. Единственной отличительной чертой сквозь всю эту массу волос,
закрывающих почти все лицо, был большой крючковатый нос, да еще почти черные
глаза, сейчас странно блестевшие при свете спички.
       – Дворкин! – сказал я.
       – Это мое имя, – снова ухмыльнулся он. – А твое?
       – Неужели вы не узнаете меня, Дворкин? – я зажег еще одну спичку и
поднес ее к своему лицу. – Посмотрите внимательнее. Забудьте волосы и
бороду. Добавьте сотню фунтов к моему телу. Вы ведь нарисовали меня со
всевозможными деталями на нескольких колодах игральных карт.
       – Корвин, – сказал он после недолгого раздумья. – Я тебя помню. Да,
помню.
       – Я думал, что вас давно нет в живых.
       – А я жив. Вот видишь? – и с этими словами он сделал передо мной
пируэт. – А как твой отец? Давно ты его видел? Это он засадил меня сюда.
       – Оберона больше нет. В Эмбере правит мой брат Эрик, и я – его узник.
       – Тогда я главнее тебя, потому что я узник самого Оберона.
       – Вот как? Никто из нас не знал, что Отец заключил вас в темницу.
       Я услышал как он заплакал.
       – Да, он мне не доверял.
       – Почему?
       – Я рассказал ему, что придумал способ уничтожить Эмбер. Я описал ему
ной способ, и он запер меня здесь.
       – Это было не очень хорошо с его стороны.
       – Знаю, но он предоставил мне прекрасные комнаты и кучу всякого
материала для моей работы. Только через некоторое время он перестал навещать
меня. Обычно он приводил с собой людей, которые показывали мне чернильные
пятна и заставляли меня рассказывать о них всякие истории. Это было просто
здорово. но однажды я рассказал историю, которая мне не понравилась, и
человек превратился в лягушку. Король был очень сердит, когда я отказался
превратить его обратно, но прошло так много времени с тех пор, как я хоть с
кем-то разговаривал, что я даже согласился бы сейчас снова превратить его
обратно в человека, если, конечно, король еще этого хочет. Однажды...
       – Как вы попали сюда, в мою камеру?
       – Но я ведь уже сказал тебе: просто прошел.
       – Сквозь стену?
       – Ну конечно, нет. Сквозь Отражение стены.
       – Никто не может ходить по Отражениям в Эмбере. В Эмбере нет
Отражений.
       – Видишь ли... я сжульничал, – признался он.
       – Как?
       – Я нарисовал новую Карту и прошел сквозь нее, чтобы посмотреть, что
новенького с этой стороны стены. Ох, ты!... Я только что вспомнил! Ведь я не
могу попасть без нее обратно. Придется нарисовать новую. У тебя есть
что-нибудь перекусить? И чем можно рисовать? И на чем рисуют?
       – Возьмите кусок хлеба, – сказал я ему, протягивая свой скудный обед
и кусок сыра за компанию.
       – Спасибо тебе, Корвин.
       И он накинулся на хлеб и сыр, как будто не ел целую вечность, а потом
выпил всю мою воду.
       – А теперь, если ты дашь мне перо и кусок пергамента, я вернусь к
себе. Я хочу успеть дочитать одну книгу. Приятно было поговорить с тобой.
Жаль, что так вышло с Эриком. Может быть, я еще наведаюсь к тебе, и мы еще
поговорим. Если ты увидишь своего отца, пожалуйста, передай ему, чтобы он не
сердился на меня за то, что я превратил его человека в...
       – У меня нет ни пера, ни пергамента, – ответил я.
       – Боже, – сказал он. – Ну, это уже совсем не цивилизованно.
       – Знаю. Но с другой стороны, Эрика и нельзя назвать цивилизованным
человеком.
       – Ну, хорошо, а что у тебя есть? Моя комната нравится мне как-то
больше, чем это место. По крайней мере, там светлее.
       – Вы пообедали со мной, а сейчас я хочу попросить вас об услуге. Если
вы выполните мою просьбу, я обещаю, что сделаю все возможное, чтобы
примирить вас с отцом.
       – А чего тебе надо?
       – Я долгое время наслаждался вашим искусством, и есть картина, которую
мне всегда хотелось иметь именно в вашем исполнении. Помните ли вы маяк на
Кабре?
       – Ну конечно. Я был там много раз. Я знаю его хранителя Жупена.
Бывало, я часто играл с ним в шахматы.
       – Больше всего на свете, почти всю жизнь, я мечтал увидеть один из тех
магических набросков этой серой башни, нарисованных вашей рукой.
       – Очень простой рисунок, и довольно приятный, не могу не согласиться.
В прошлом я действительно несколько раз делал наброски этого места, но
как-то никогда не доводил их до конца. Слишком много было другой работы. Но
если хочешь, я тебе нарисую то, что помню, а потом передам.
       – Нет. Мне бы хотелось что-нибудь более постоянное, чтобы я все время
мог держать этот рисунок перед глазами в своей камере, чтобы он утешал меня
и всех других узников, которых посадят сюда после меня.
       – Вполне понимаю, но на чем же мне нарисовать?
       – У меня здесь есть стило, – сказал я (к этому времени ручка ложки
здорово поистерлась и заострилась), – и мне бы хотелось, чтобы вы
нарисовали эту картину на дальней стене, чтобы я мог глядеть на нее, когда
прилягу отдохнуть.
       Он довольно долго молчал, наконец заметил:
       – Здесь очень плохое освещение.
       – У меня есть несколько коробков спичек, и я буду зажигать их по одной
и держать перед вами. Если не хватит спичек, можно будет спалить солому.
       – Не могу сказать, чтобы это были идеальные рабочие условия...
       – Знаю, и заранее прошу прощения за это, великий Дворкин, но они
лучшие из тех, которые я могу предложить. Картина, написанная вашей рукой
мастера, осветит мое жалкое существование и согреет меня здесь в темнице.
       Он опять ухмыльнулся.
       – Хорошо. Но ты должен мне обещать, что посветишь мне потом, чтобы я
мог нарисовать картину и попасть к себе домой.
       – Обещаю, – ответил я и сунул руку в карман.
       У меня было три полных коробка и часть четвертого. Я сунул ложку ему в
руку и подвел к стене.
       – Появилось ли у вас чувство инструмента?
       – Да это ведь заостренная ложка, верно?
       – Верно. Я зажгу вам спичку, как только вы скажете, что готовы. Вам
придется рисоваь быстро, потому что мой запас спичек ограничен. Половину
спичек я израсходую на рисунок маяка, а вторую половину – на то, что
подскажет вам ваше воображение.
       – Хорошо.
       Я зажег спичку, и он начал вычерчивать линии по сырой серой стене.
       Первым делом он очертил большой прямоугольник, как раму для своего
наброска. Затем, в результате нескольких быстрых четких штрихов, начал
вырисовывать маяк. Это было просто удивительно, но этот старый нелепый
человек сохранил все свое прежнее искусство.
       Когда каждая спичка догорала до половины, я плевал на большой и
указательный пальцы левой руки и брался уже за сгоревший конец, чтобы ни
одна секунда драгоценного времени не пропала даром.
       Когда первый коробок кончился, он уже дорисовал башню и работал над
морем и небом. Я вдохновлял его, издавая восхищенные возгласы с каждым
движением его руки.
       – Великолепно, просто великолепно, – сказал я, когда он почти
закончил.
       Затем он заставил меня потратить еще одну спичку, потому что он забыл
подписаться под картиной. К этому времени моя вторая коробка спичек почти
иссякла.
       – А сейчас давайте восхищаться этой картиной вместе, – сказал он.
       – Если вы хотите вернуться к себе, то вам придется оставить это
восхищение лично мне. У нас слишком мало спичек, чтобы заниматься критикой.
       Он немного поворчал, но все же подошел к другой стене и начал рисовать,
как только я зажег спичку. Он быстро набросал крошечный кабинет, стол, череп
на столе, стены, заставленные книгами до самого потолка.
       – Теперь хорошо, – удовлетворенно пробурчал он.
       В это время третья коробка моих спичек кончилась, и я начал остатки
четвертой. Пришлось потратить еще шесть спичек, пока он что-то исправлял в
своей картине и подписывался.
       Он сконцентрировался на картине, когда я зажег следующую спичку, у меня
осталось всего две, а затем сделал шаг вперед и исчез.
       Этой спичкой я обжегся, так что даже выронил ее из рук. Она упала на
сырую солому и, зашипев, погасла.
       Я стоял, весь дрожа, полный каких-то смешанных чувств, а затем я вновь
услышал его голос и почувствовал его присутствие рядом с собой.
       – Знаешь, что мне только что пришло в голову? – спросил он. – А как
ты будешь любоваться моей картиной, когда здесь так темно?
       – О, я вижу в темноте. Мы с ней жили так долго вместе, что стали
друзьями.
       – А, понимаю. Мне просто стало любопытно. Посвети-ка мне, чтобы я
снова мог попасть к себе.
       – Хорошо, – сказал я, беря в руки свою предпоследнюю спичку. – Но в
следующий раз, если захотите навестить меня, то приходите со своими
спичками, потому что мне светить будет нечем. Спички кончились.
       – Хорошо.
       Я зажег спичку, он уставился на свой рисунок, подошел к нему и еще раз
исчез.
       Я быстро повернулся и посмотрел на маяк Кабры, прежде чем спичка
погасла. Да, в этом рисунке чувствовалась сила. Та самая сила. Сослужит ли
моя последняя спичка мне верную службу?
       Я был уверен, что нет. Мне нужно было долго концентрироваться, чтобы
использовать Карту как способ побега. Что я мог поджечь? Солома была слишком
сырой и могла не загореться. Это будет просто ужасно – иметь выход, дорогу
к свободе здесь, со мной, и не быть в состоянии им воспользоваться. Мне
нужен был огонь, который продержался бы совсем недолго.
       Мой матрац!
       Это был льняной тюфяк, набитый соломой. Эта солома, наверняка, будет
суше, да и лен неплохо горит.
       Я расчистил пол перед собой до самого камня. Затем поискал вокруг себя
заостренную ложку, чтобы вспороть матрац. Тут я выругался. Дворкин унес ее.
Изо всех сил я принялся раздирать матрац. Наконец послышался треск
разрываемого материала, и я вытащил из середины сухую солому. Я сложил ее
небольшой кучкой, а рядом положил материю в качестве дополнительного
топлива, если оно понадобиться.
       – Чем меньше дыма, тем лучше, – подумал я. – Он только привлечет
внимание, если вдруг мимо пройдет стражник. Однако это было маловероятно,
потому что пищу мне уже принесли, а кормили меня здесь один раз в день.
       Я зажег последнюю спичку, потом использовал ее на то, чтобы заставить
разгореться спичечный коробок, в котором она лежала. Когда коробок
загорелся, я положил его на солому.
       У меня почти ничего не вышло. Солома оказалась более мокрой, чем я
предполагал, хотя я и достал ее из самой середины матраца. Но в конце концов
появился маленький огонек. Для этого мне пришлось сжечь два своих пустых
коробка, и я был рад, что догадался не выбрасить их.
       Когда я кинул в огонь третий пустой коробок, я выпрямился, держа солому
в руках на полотне, и посмотрел на картину.
       Стена осветилась. Когда пламя поднялось выше, я сконцентрировался на
башне и начал вспоминать ее. Мне показалось, что я услышал крик чаек. Подуло
свежим, напоенным солоноватым морским запахом, бризом, и, по мере того, как
я смотрел, место это становилось все реальнее и реальнее.
       Я бросил загоревшееся полотно на пол, и пламя стихло на минуту, а затем
разгорелось с новой силой. Все это время я ни на миг не отрывал глаз от
рисунка.
       Волшебная сила все еще была здесь, в руках великого Дворкина, потому
что вскоре маяк начал казаться мне таким же реальным, как и камера. Затем он
стал единственной реальностью, а камера – всего лишь Отражением за моей
спиной. Я услышал плеск волн, почувствовал тепло солнца. Я сделал шаг
вперед, но нога моя коснулась не огня.
       Я стоял на песчаном скалистом уступе маленького острова под названием
Кабра, на котором располагался большой серый маяк, освещавший водный путь по
ночам для кораблей Эмбера. Эмбер находился сорока милями дальше, за моим
левым плечом.
       Я больше не был узником.



       13




       Я пошел к маяку и взобрался по каменным ступеням, ведущим к двери его
западного входа. Дверь была высокой, широкой и водонепроницаемой. К тому же
она была заперта. Позади меня, ярдах в трехстах, находилась небольшая бухта.
В ней были привязаны две лодки. Одна – обычная, весельная, другая – легкий
парусник с каютой. Они мягко покачивались на волнах, и на них светило яркое
красивое солнце. Я остановился ненадолго и посмотрел на них. Прошло так
много времени с тех пор, как я видел что-нибудь подобное, что эта обычная
картина показалась мне фантастической, и я с трудом подавил рыдание, готовое
вырваться у меня из груди. Я отвернулся и постучал в дверь.
       После того, как, по моим расчетам, прошло много времени, я снова
постучал.
       В конце концов я услышал изнутри какуюто возню, а потом дверь
распахнулась, заскрипев на ржавых петлях.
       Жупен – хранитель маяка – смотрел на меня, как бы изучая, налитыми
кровью глазами, и изо рта у него пахло виски. Он был около пяти с половиной
футов росту, но такой сгорбленный, что напоминал мне Дворкина. Борода у него
была такой же длины, как у меня, поэтому, естественно, казалась длиней, и
она была пепельно-серого цвета, если не считать нескольких желтых пятен у
самых пересохших губ. Кожа у него была такая же пористая, как у кожуры
апельсина, а ветер и солнце так обветрили ее и обожгли, что она напоминала
приятный цвет старинной мебели красного дерева. Как и большинство людей,
которые плохо слышат, он говорил громким голосом.
       – Кто вы? Что вам нужно? – спросил он.
       Если я был настолько неузнаваем в своем теперешнем состоянии, то я
решил, что не будет никакого вреда, если я сохраню свое инкогнито как можно
дольше.
       – Я – путешественник с юга, и совсем недавно потерпел
кораблекрушение, – сказал я. – Много дней меня носило по волнам; мне
повезло, и я ухватился за большой кусок дерева, и меня вынесло сюда, на этот
берег. Я проспал на берегу все утро. Совсем недавно я пришел в сознание и
нашел в себе достаточно сил, чтобы встать и подойти к этому маяку.
       Он сделал шаг вперед и взял меня за руку. Второй рукой он обнял меня за
плечи.
       – Входи, входи же. И обопрись на меня. Ну, ничего, ничего, все
обойдется. Пойдем со мной.
       Он привел меня в свои комнаты, в которых, на удивление, царил страшный
беспорядок. Они были завалены старыми книгами и всевозможными навигационными
приборами. Он сам не очень-то твердо держался на ногах, поэтому я старался
наваливаться на него не очень сильно, только достаточно для того, чтобы
поддержать его в убеждении, что я полностью истощен. С этой же целью я с
трудом оперся о косяк двери. Он подвел меня к своей койке, предложил мне
прилечь и ушел запереть дверь и приготовить мне что-нибудь поесть.
       Я снял ботинки, но ноги у меня были настолько грязные, что я опять их
одел. Если бы я действительно долго плавал в море, я никогда не был бы таким
грязным. Мне не хотелось, чтобы он так быстро уличил меня во лжи, поэтому я
натянул на себя одеяло и с удовольствием откинулся на постели.
       Жупен быстро вернулся с кружкой воды и кружкой пива, большим куском
говядины и толстым куском хлеба, положенными на деревянный поднос. Одним
взмахом руки он скинул с маленького столика все, что на нем лежало, а потом
ногой подвинул его к кровати. Потом он поставил на него поднос и велел мне
угощаться.
       Я не заставил себя упрашивать. Я набил себя до самого горла. Я пожирал
пищу. Я с'ел все, что только попалось мне на глаза. Я выпил обе кружки.
Затем я почувствовал, что смертельно устал. Жупен кивнул головой, когда
увидел, что у меня смыкаются веки, и сказал, чтобы я спал. Я сразу уснул.
       Когда я проснулся, наступила ночь, и я почувствовал себя значительно
лучше, чем за много-много недель. Я встал, прошел по помещению и вышел
наружу. Было холодновато, но небо было кристалльно чистым, и на нем,
казалось, горели миллионы звезд. На вершине башни вспыхнул огонь, бросив
отсветы мне в спину, потом потух, потом снова вспыхнул, а затем потух. Вода
была холодной, но я должен был привести себя в порядок. Я тщательно вымылся,
постирал одежду и выжал ее. Я занимался этим около часа. Затем я вернулся на
маяк, повесил одежду на спинку старого стула, чтобы она высохла, забрался
под одеяло и опять уснул.
       Наутро, когда я проснулся, Жупен уже был на ногах. Он приготовил мне
огромный завтрак, и я поступил с ним так же, как и с ужином. Затем я одолжил
у него бритву, серкало, ножницы и, как сумел, побрился и подстриг себе
волосы. Потом я опять выкупался, и когда я одел на себя свою чистую, крепкую
от соли одежду, я почти почувствовал себя человеком.
       Когда я вернулся с моря, Жупен уставился на меня и сказал:
       – Что-то ты кажешься мне знакомым, парень.
       Я пожал плечами.
       – Расскажи мне о своем кораблекрушении.
       Я рассказал. Да, но как! С какими подробностями! Я не упустил даже того
трагического момента, когда с треском сломалась и рухнула на палубу
грот-мачта. Он потрепал меня по плечу и налил виски. Потом он дал закурить
мне сигарету и держал огонь, пока она не загорелась.
       – Отдыхай здесь спокойно, – сказал он мне. – Я свезу тебя на берег,
когда захочешь, или посигналю проходящему кораблю, если он будет тебе
знаком.
       Я воспользовался его гостеприимством. Пока не мог поступить иначе. Я ел
его пищу и пил его виски, и взял у него чистую рубашку, которая была ему
слишком велика. Она принадлежала его другу, который утонул в море.
       Я оставался с ним три месяца и постепенно набрался сил. Я, конечно,
помогал ему, чем мог – следил по ночам за маяком, когда он бывал слишком
пьян, убирал все комнаты в доме, даже выкрасил две из них и заменил оконные
переплеты – и вместе с ним смотрел на море, когда бывали штормы.
       Как я выяснил, он совсем не интересовался политикой. Ему было
безразлично, кто правил в Эмбере. Насколько он судил, все мы, все до
единого, были разгильдяи. Пока он мог обслуживать свой маяк, есть хорошую
пищу и пить вкусное вино, а также составлять морские карты так, чтобы ему
никто не мешал, ему было просто наплевать, что при этом происходит на
берегу. Он нравился мне все больше и больше, а так как я тоже кое-что знал о
старых морских картах, мы проводили много вечеров, внося в них исправления.
Много лет тому назад я отпавился в путешествие на корабле далеко на север, и
я составил для него новую карту, основанную на том, что я лично помнил. Это,
казалось, доставило ему огромное удовольствие, так же, как и мое описание
тех вод.
       – Кори (так я ему назвался), мне бы хотелось отплыть с тобой вдвоем
когда-нибудь, – сказал он. – Я сначала не понял, что ты был капитаном
корабля.
       – Кто знает, – ответил я. – Ведь ты тоже когда-то был капитаном,
верно?
       – Откуда ты знаешь?
       – Все эти навигационные приборы, которые здесь собраны, и твоя любовь
к составлению карт, к тому же ты ведешь себя, как человек, привыкший
повелевать, – ответил я.
       – Да, – улыбнулся он, – это так. Когдато я командовал кораблем на
протяжении лет ста. Но это было так давно... Давай лучше выпьем.
       Я сделал маленький глоток и отставил рюмку в сторону. Я прибавил в весе
фунтов сорок за те месяцы, что провел у него, и я боялся, что он узнает
меня. Может, он выдаст меня Эрику, может, нет. Я думал, что нет. Но мне не
хотелось рисковать.
       Иногда, сидя у огня маяка, я размышлял:
       "Надолго ли я еще останусь здесь?"
       – Ненадолго, – решил я, добавляя в лампу несколько капель жира, –
нет, недалго. Я знал, что приближается время, когда мне предстоит
отправиться в путь и вновь идти по Отражениям. Затем, однажды, я
почувствовал давление, мягкое, вопросительное. Но я не знал, кто это мог
быть.
       В ту же секунду я остановился как вкопанный, закрыл глаза и заставил
себя ни о чем не думать. Прошло, по меньшей мере, пять минут, пока это
вопросительное давление не прошло. Тогда я принялся ходить и размышлять, и
тут улыбнулся, глядя, КАК я хожу. Я подсознательно ходил по тому небольшому
расстоянию, которое мне позволяла моя камера там, в Эмбере.
       Кто-то только что попытался связаться со мной через мою Карту. Был ли
это Эрик? Стало ли ему наконец известно, что я бежал, и не он ли пытается
таким образом обнаружить меня? Я не был уверен. Я чувствовал, что он теперь
боится ментального контакта со мной. Тогда Джулиан? Или Жерар? Каин? Кто бы
это ни был, я закрылся от него полностью, это я знал. И я откажусь от такого
контакта с любым членом моей семьи. Может, я и пропущу таким образом
какие-нибудь важные новости или чью-нибудь дружескую, нужную мне помощь, но
я не мог рисковать. Попытка контакта и моя блокировка оставили от себя
странное действие: я задрожал от холода. Меня затрясло. Я думал об этом весь
день и решил, что пришла пора мне пускаться в путь. Мало было для меня
хорошего в том, что я оставался так близко от Эмбера – ведь я был еще очень
уязвим. Я оправился вполне достаточно для того, чтобы идти по Отражениям,
чтобы найти то место, куда мне следовало прийти, если я хотел, чтобы Эмбер
когда-нибудь был моим. Пока я жил с Жупеном, размеренная жизнь внесла покой
в мою душу. Мне будет тяжело расстаться с ним – я успел полюбить его.
       И все же вечером, после нашей традиционной партии в шахматы, я сказал
ему о намерении продолжать свой путь. Он налил нам виски и поднял рюмку,
сказав:
       – Счастливого пути, Корвин. Надеюсь, что мы увидимся когда-нибудь.
       Я не стал его спрашивать ни о чем, когда он назвал мое настоящее имя, и
он улыбнулся, поняв, что я ничем не выдал удивления.
       – Мне было хорошо здесь с тобой, Жупен. Если мне удастя то, что я
задумал, я не забуду, что ты сделал для меня.
       – Мне ничего не нужно, – покачал он головой. – Я счастлив тем, что
имею, делаю то, что я делаю. Я радуюсь, обслуживая этот дурацкий маяк. Это
– моя жизнь. И если тебе удастся то, что ты задумал, нет, не говори мне об
этом, пожалуйста! Я ничего не хочу знать! Я просто буду надеяться, что ты
иногда заглянешь ко мне на огонек сыграть партию-другую в шахматы.
       – Обязательно, – пообещал я.
       – Если хочешь, утром можешь взять "Бабочку".
       "Бабочка" – это его парусное судно.
       – Прежде чем ты уйдешь, я хочу предложить тебе взять мою подзорную
трубу, взобраться на башню и посмотреть назад, на Гарнатскую Долину.
       – Что я там могу увидеть?
       – Об этом тебе лучше судить самому, без помошников, – пожал он
плечами.
       – Хорошо, я сделаю это, – кивнул я.
       Затем мы много пили, пока не почувствовали себя совершенно расковано, а
затем принялись устраиваться на ночлег. Мне будет недоставать старика
Жупена. За исключением Рейна, он был единственным другом, которого я нашел
при своем возвращении. Засыпая, я подумал о долине, которая стала простыней
огня в тот день, когда мы проходили ее с войском. Что необычного могло там
происходить сейчас, четыре года спустя?
       Мне снились тревожные сны об оборотнях и шабашах. Я спал, и над моей
головой всходила полная луна.
       Когда я поднялся, только-только начало светать. Жупен еще спал, и я был
рад, потому что мне не хотелось устраивать никаких особых прощаний, и у меня
было странное чувство того, что я вижу его в последний раз.
       Я взобрался на башню, в комнату, где горел огонь маяка, захватив с
собой подзорную трубу. Я подошел к окну, выходящему на берег, и стал
смотреть в нее на долину. Над лесом висел туман. Это был холодный, мокрый
туман, который, казалось, прилипал к вершинам низкорослых деревьев. Деревья
были черными, и ветви их переплетались вместе, как скрюченные пальцы
паралитиков. Среди них мелькали какие-то непонятные черные животные, и по
внешнему виду я понял, что это были не птицы. Может быть, летучие мыши?
Какое-то злобное присутствие чувствовалось в этом лесу, и неожиданно я
понял, что это.
       Все это я сделал своим проклятьем. Я переродил мирную Гарнатскую Долину
в то, что она сейчас собой представляет; это был символ моей ненависти к
Эрику и всем тем, кто сражался за него, позволил ему захватить власть,
выжечь мне глаза каленым железом. Мне не нравилось, как выглядит этот лес, и
когда я на него смотрел, я понял, как воплотилась в жизнь моя ненависть. Я
знал, потому что это все было частью меня.
       Я создал новый ход в реальный мир. Гарнат сейчас был тропинкой сквозь
Отражения, мрачные и суровые. Только злое, дурное могло идти по этой
тропинке. Это и был источник тех ЧУДОВИЩ, о которых говорил Рейн, чудовищ,
которые беспокоили Эрика. Хорошо, в определенном смысле конечно, если эта
борьба отвлечет его от всего остального. Но когда я опустил подзорную трубу,
я никак не мог избавиться от чувства, что я сделал что-то плохое. В то время
я еще не знал, что когданибудь увижу свет.
       Но сейчас, когда зрение ко мне вернулось и я вновь на свободе, я понял,
что выпустил из бутылки Джинна, которого очень тяжело будет загнать обратно.
Даже сейчас, без трубы, я видел, как каки-то странные формы двигались в этом
выжженом лесу. Я сделал то. что никто и никогда до меня не делал со времени
правления Оберона: открыл новый путь в Эмбер. И я открыл его только для
плохого. Придет день, когдакороль Эмбера, кем бы он ни был, будет стоять
лицом к лицу с проблемой, как закрыть этот путь. Я знал все, глядя туда,
вдаль, все понимая, потому что это было моим созданием, продуктом моей боли,
гнева, ненависти. Если я когда-нибудь выиграю битву за Эмбер, то мне
придется разбираться с делом рук своих, а это всегда нелегко. Я вздохнул.
       Ну что ж, пусть быдет так, – решил я. – А тем временем Эрику будет
чем заняться, чтобы не скучать.
       Я быстро перекусил, снарядил "Бабочку", натянул паруса, оттолкнулся от
берега и сел за руль. Жупен обычно вставал в этот час. Но, может быть, он
тоже не любил долгих прощаний.
       Я направил лодку к ближайшей земле, такой же сияющей, как Эмбер, –
месту почти бессмертному, но которое больше не существует, практически не
существует. Это место пожрал Хаос много веков назад, но где-то от него
должно остаться Отражение. Мне оставалось только найти его, узнать и сделать
опять своим, как это было в давние времена. Затем, когда за мной будут
стоять войска, я сделаю еще одну вещь, которой не знал Эмбер. Я еще не знал,
как это сделаю, но обещал себе, что в день моего возвращения в бессмертный
город, повсюду будут полыхать выстрелы пушек. Когда я отплыл в Отражение,
белая птица моей судьбы прилетела и уселась на мое правое плечо, и я написал
записку, привязал к ноге птицы и послал ее в путь. В записке было написано:
"Я ИДУ", и стояла моя подпись.
       Я не успокоюсь, пока не отомщу и трон не окажется моим, и тогда, милый
принц, прощайте все те, кто стоит мржду мной и моей целью.
       Солнце висело низко, над моим левым плечом, а ветры надували паруса и
несли меня вперед. Я выругался, а потом засмеялся.
       Я был свободен, и я бежал, но пока мне удавалось все. И у меня появился
тот шанс, о котором я мечтал.
       Черная птица моей судьбы прилетела и уселась мне на левое плечо, и я
написал записку, привязал к ноге птицы и послал ее на запад.
       В записке было написано: "ЭРИК, Я ВЕРНУСЬ".
       И стояла подпись: "КОРВИН – ПОВЕЛИТЕЛЬ ЭМБЕРА".
       Демон-ветер нес меня к востоку от солнца.




–––––––––––––––––––––––––––––––-

Ружья Авалона


       1



       Сойдя на берег, я сказал:
       – Прощай, "Бабочка".
       Парусник медленно развернулся и поплыл в глубину вод. Я знал, что он
вернется в бухточку Кабры, потому что маяк находился недалеко от
отражения, на котором я высадился.
       Обернувшись, я посмотрел на темную линию деревьев, понимая, что мне
предстоит долгий путь. Я пошел вперед, производя нужные изменения. В
молчаливом лесу царил предрассветный холодок, и это было здорово.
       Я еще не добрал в весе фунтов пятьдесят, изредка у меня рябило в
глазах, но постепенно я обретал прежнюю форму. Сумасшедший Дворкин помог
мне бежать из темницы Эмбера, пьянчужка Жупен окончательно поставил меня
на ноги, и теперь я хотел найти подобие отражения, которого больше не
существовало. Избрав тропинку, я продолжал идти вперед.
       Через некоторое время я остановился у высокого дерева, которое и
должно было стоять на этом самом месте, засунул руку в большое дупло,
вытащил свою серебряную шпагу и пристегнул ее к поясу. То, что она
осталась в Эмбере, не имело ровным счетом никакого значения. Сейчас она
была здесь, потому что лес находился на отражении.
       Я шел в течении нескольких часов, оставляя невидимое солнце за левым
плечом, затем немного передохнул и снова пустился в путь. Мне было приятно
смотреть на опавшие листья, камни, пни, зеленеющие деревья, траву, темную
землю. Я с наслаждением впитывал в себя маленькие запахи жизни,
прислушивался к жужжащим, звенящим и чирикающим звукам вокруг. Боже! Как я
восторгался своими глазами! Чувства, которые я испытывал после четырех лет
полной тьмы, невозможно было передать словами. А ощущать свободу...
       Полы моего старенького рваного плаща раздувались и хлопали под
порывами ветра. Должно быть, я выглядел сейчас лет на пятьдесят: худой,
если не тощий и с морщинистым лицом. Разве кто-нибудь сможет меня узнать?
       Я шел, меняя отражение за отражением, но так и не попал куда хотел.
Наверное я стал излишне сентиментален. Вот что произошло...
       На обочине дороги я увидел семь человек: одного живого и шесть
мертвых. Трупы лежали в самых разнообразных позах, и из многочисленных
отсеченных конечностей кровь давно перестала течь. Оставшийся в живых
находился в полусидячем положении и опирался на покрытый мхом ствол
гигантского дуба, держа шпагу поперек колен. Его серые глаза были открыты
и подернуты поволокой, костлявые пальцы судорожно сжаты, глубокая рваная
рана в боку сильно кровоточила. Доспехов на нем, в отличие от некоторых
мертвецов, не было. Дышал он медленно и, насупив мохнатые брови, не
отрывал взгляда от ворон, которые выклевывали глаза трупам. Меня он,
казалось, не заметил.
       Я поднял капюшон плаща и опустил голову, пряча лицо. Потом сделал
несколько шагов вперед. Когда-то я знал этого человека, а может,
такого-же, как он, хотя с тех пор прошло много лет.
       Когда я приблизился, он чуть поднял шпагу, направив острие мне в
грудь.
       – Я – друг, – сказал я. – Хотите глоток воды?
       Какое-то мгновение он колебался, затем кивнул.
       – Да.
       Я протянул ему открытую фляжку; он выпил, закашлялся и снова
приложился к горлышку.
       – Благодарю вас, сэр, – произнес он, отдышавшись. – Жаль, у вас нет
ничего покрепче. Черт бы побрал эту царапину!
       – Есть и покрепче. А вам можно?
       Вместо ответа он протянул руку и я дал ему другую фляжку. После
первого глотка водки, которую пьет Жупен, он закашлялся секунд на
двадцать, не меньше, а затем улыбнулся левой стороной рта и доверительно
мне подмигнул.
       – Сразу полегчало. Не возражаете, если я смочу этой штукой свой бок?
Жаль, конечно, хорошего напитка, но...
       – Забирайте все, если надо. Но ведь у вас трясутся руки. Хотите,
помогу?
       Он кивнул, и я расстегнул его кожаную куртку, не обращая внимания на
многочисленные царапины на руках, груди и плечах, а затем срезал кинжалом
рубашку, прилипшую к ране. Рана выглядела достаточно неприятно и тянулась
по всему животу, доходя до верхней части бедра. Стянув ее края руками, я
вытер кровь шейным платком.
       – Начали, – сказал я. – Сожмите зубы и отвернитесь.
       Когда я начал лить водку на открытую рану, тело его судорожно
дернулось, потом задрожало мелкой дрожью. Но он так и не вскрикнул. Я был
уверен, что он смолчит. Сложив платок в несколько раз, я положил его на
рану и туго перевязал полосой, которую оторвал от полы плаща.
       – Хотите еще выпить? – спросил я.
       – Воды. И мне необходимо хоть немного поспать.
       Он сделал несколько глотков и голова его склонилась на грудь. Я
соорудил ему некоторое подобие подушки, накрыл плащами мертвецов, сел
рядом и стал наблюдать за красивыми черными птичками.


       Он меня не узнал. Неудивительно. Если бы я ему открылся, он, возможно
вспомнил бы меня – ведь мы были знакомы, хотя никогда не встречались.
       Я отправился в далекое путешествие на поиски отражения, которое
когда-то хорошо знал. Правда, оно было уничтожено, но я мог воссоздать
его, поскольку Эмбер отбрасывает бесконечное количество отражений и любой
человек королевской крови может управлять ими, как ему заблагорассудится.
В моих жилах текла королевская кровь. Если вам больше нравится, можете
называть отражения параллельными мирами, альтернативными вселенными или
плодом воображения расстроенного мозга. Лично я – впрочем, как и все мои
братья и сестры – называю их отражениями. Таким образом, можно сказать,
что каждый из нас выбирает нужную ему вероятность и создает собственный
мир. И хватит об этом.
       На паруснике, а затем пешком я отправился в Авалон.
       Я жил там много веков назад. Это долгая, сложная, удивительная и
болезненно-мучительная история, и, может, я расскажу ее потом, если
останусь в живых и успею закончить свое повествование.
       Я подходил все ближе и ближе к Авалону, когда увидел раненого рыцаря
и шесть трупов. Я, конечно, мог пройти мимо и на другом участке дороги
встретится с рыцарем, убившим шестерых бандитов и не получившим не
царапины, или, наоборот, с шестью целыми и невредимыми бандитами, которые
весело смеялись бы, стоя над трупом рыцаря. Впрочем, многие скажут, что
это не имеет значения, так как я перечисляю лишь вероятности, каждая из
которых существует на одном из отражений.
       Окажись на моем месте любой из членов нашей семьи – пожалуй, за
исключением Жерара и Бенедикта, – он прошел бы мимо, не останавливаясь, ни
на секунду не задумавшись. А я в последнее время стал настоящим мямлей.
Раньше я таким не был. Возможно, пребывание на отражении земля смягчило
мой характер, а может, длительное заключение в темнице Эмбера заставило
по-иному относится к человеческим страданиям. Не знаю. Знаю только, что не
смог остаться равнодушным, встретившись с тяжело раненым человеком,
двойник которого был когда-то моим другом. Но если бы я прошептал ему на
ухо свое имя, то скорее всего услышал бы в ответ проклятья и наверняка
приобрел смертельного врага.
       Что ж, долги надо отдавать. Я помогу ему, чем смогу, а затем пойду
своей дорогой. Вряд ли я задержусь здесь надолго, и мне будет приятно
оставить о себе добрую память.
       Через несколько часов он проснулся.
       – Привет, – сказал я, вынимая пробку из фляжки с водой. – Хотите
пить?
       Он протянул руку и, напившись, облегченно вздохнул.
       – Спасибо. А теперь прошу простить меня за плохие манеры, ведь я не
успел представиться. Но...
       – Я вас знаю, – перебил я. – Меня зовут Кори.
       Он вопросительно поднял бровь, словно на языке у него вертелся
вопрос: "Кори, кто?", Но промолчал, понимающе кивнув.
       – Очень рад, сэр Кори, – обратился он ко мне, как к равному. –
Примите мою глубокую благодарность за все, что вы сделали.
       – Лучшей благодарностью для меня является то, что вам стало легче, –
не ударил я в грязь лицом. – Хотите перекусить?
       – Да, если можно.
       – Могу предложить вяленое мясо и хлеб, правда черствый. И большую
головку сыра. Кушайте на здоровье.
       Он не заставил себя долго упрашивать.
       – А вы не составите мне компанию, сэр Кори?
       – Я пообедал, пока вы спали. – Я многозначительно посмотрел на
мертвых бандитов. Он улыбнулся. – ...Неужели вы справились с ними в
одиночку? – спросил я. – Он кивнул. – Великолепно! Так что же мне с вами
делать?
       Он попытался заглянуть мне в глаза, но у него ничего не вышло.
       – Не понимаю, что вы хотите этим сказать.
       – Куда вы идете?
       – Мои друзья живут примерно в пяти лигах к северу. Встреча с
бандитами лишила меня возможности добраться до них. Сильно сомневаюсь, что
найдется на свете человек, который смог бы взвалить меня на спину и
пронести пять лиг. Это и дьяволу не под силу! Если бы я выпрямился во весь
рост, вы бы поняли, что я имею в виду, сэр Кори.
       Я молча встал, вытащил шпагу и одним ударом свалил молодое деревце
примерно двух дюймов толщины. Затем я срубил у него ветки и укоротил до
нужной длины. Сделав то же самое со вторым деревцем, я соорудил некое
подобие носилок, используя ремни и плащи мертвецов.
       – Удары вашей шпаги смертельны, сэр Кори. К тому же она, кажется,
серебряная.
       – Вы в состоянии совершить небольшое путешествие? – спросил я.
       Грубо говоря, пять лиг – примерно пятнадцать миль.
       – А что будет с покойниками?
       – Может, вы хотите предать их земле согласно христианскому обычаю?
Черт с ними! Природа позаботится о том, что ей принадлежит. Нам пора
уходить. Трупы уже начали смердеть.
       – Хорошо бы их чем-нибудь прикрыть. Они честно бились и заслуживают
уважения.
       Я вздохнул:
       – Будь по-вашему, если это поможет вам спокойно спать. Лопаты у меня
нет, так что придется завалить их камнями. Не обессудьте, но могила будет
общей.
       – Конечно, – сказал он. – И спасибо вам большое.
       Я уложил шесть тел рядом, одно подле другого. Раненый рыцарь что-то
забормотал себе под нос – похоже молитву.
       Камней повсюду валялось великое множество, поэтому я работал быстро,
выбирая самые большие, чтобы долго не возится. В этом и заключалась моя
ошибка. Один из камней весил фунтов четыреста, и я не стал катить его, а
просто поднял и поставил на место.
       Я услышал изумленный возглас, который говорил о том, что рыцарь
прекрасно понял, сколько весит этот камень.
       Я выругался про себя. Потом – вслух!
       – Вот черт, чуть было не надорвался!
       Я стал выбирать камни поменьше и, завалив тела, выпрямился.
       – Все. Теперь вы готовы?
       – Да.
       Я поднял его на руки и положил на носилки. Когда я укладывал его, он
изо всех сил стиснул зубы.
       – В какую сторону надо идти? – спросил я.
       – В обратную. Свернете налево и дойдете до развилки. Потом свернете
направо. А как же вы меня...
       Не говоря не слова я взял носилки, как мать берет перепеленатого
ребенка, и пошел по дороге.
       – Кори? – сказал он.
       – Что?
       – Вы один из самых сильных людей, которых я когда-либо встречал, и
мне кажется, я должен вас знать.
       Чуть помедлив, я небрежно заметил:
       – Стараюсь все время поддерживать форму. Живу на свежем воздухе,
занимаюсь физическим трудом...
       – И голос ваш кажется мне знакомым...
       Он приподнялся, пытаясь рассмотреть мое лицо, и я решил как можно
скорее переменить тему разговора.
       – Куда мы идем?
       – В крепость, которая принадлежит Ганелону.
       – Этому сутяге! – воскликнул я, чуть не выронив носилки.
       – Хоть я и не понимаю значения произнесенного вами слова, – заявил
он, – ваш тон говорит о том, что оно оскорбительно. Если это действительно
так, я вынужден требовать сатисфакции...
       – Минуточку, – перебил я. – У меня такое ощущение, что мы говорим о
двух разных людях с одинаковым именем. Приношу свои извинения.
       Сквозь ткань носилок я почувствовал, как напрягшееся тело
расслабилось и обмякло.
       – Несомненно, так оно и есть.
       Я продолжал идти по дороге и вскоре свернул налево. Он заснул, даже
захрапел, и тогда я ускорил шаг, а потом перешел на бег. В голову мне
пришла мысль о том, что у шестерых бандитов, чуть было не отправивших
рыцаря на тот свет, имеются товарищи, которые могут устроить засаду и
напасть на меня, выскочив из-за какого-нибудь куста.
       Когда мой подопечный заворочался и вздохнул, я вновь перешел с бега
на обычный шаг. К этому времени я уже прошел развилку дороги и свернул
направо.
       – Кажется, я спал, – заявил рыцарь.
       – ...и храпели, – добавил я.
       – Сколько мы прошли?
       – Около двух лиг.
       – И вы не устали?
       – Немного устал, – признался я. – Но отдыха пока не требуется.
       – О боже! – воскликнул он. – Признаться, я рад, что мы с вами не
враги. Послушайте, а вы уверены, что вы не дьявол?
       – Конечно, дьявол, – ответил я. – Разве вы не чувствуете запах серы?
И мое левое копыто сейчас отвалится от усталости.
       Он и в самом деле несколько раз потянул носом воздух, прежде чем
усмехнуться шутке, что меня задело.
       Вообще-то, по моим подсчетам, мы прошли уже больше четырех лиг, и я
надеялся, что он опять заснет, и все расстояния у него в голове
перепутаются. Руки мои налились свинцовой тяжестью.
       – Почему бандиты на вас напали? – спросил я.
       – Они были хранителями Круга. Одержимыми. И давно перестали походить
на людей. Нам надо молиться богу, сэр Кори, чтобы души их нашли покой.
       – Хранителями Круга? Какого Круга?
       – Черного Круга, места беззакония, в котором обитают мерзкие твари. –
Он глубоко вздохнул. – Источника всех несчастий на нашей земле.
       – Эта земля не кажется особенно несчастной, – заметил я.
       – У Ганелона сильное княжество, и он может дать отпор любому врагу.
Но Круг расширяется, и я чувствую, что недалек день решительной битвы.
       – Ваши речи возбудили мое любопытство.
       – Сэр Кори, если вы до сих пор ничего не знали, постарайтесь забыть
то, что я рассказал. Обойдите Черный Круг стороной и идите своей дорогой.
И хотя я дорого бы дал, чтобы вы сражались в наших рядах, я не смею ни о
чем вас просить, потому что никто не может предугадать, чем закончится
битва.
       Дорога стала подниматься в гору, и внезапно сквозь просвет деревьев я
увидел знакомую мне до боли картину. От неожиданности я застыл на месте.
       – В чем дело? – спросил рыцарь, повернув голову. Затем,
присмотревшись, он облегченно вздохнул. – Оказывается, мы шли гораздо
быстрее, чем я думал. Это – замок Ганелона.
       Невольно я стал думать о Ганелоне, хотя это не доставило мне
удовольствия. Он был предателем и убийцей, которого я выставил из Авалона
и бросил на другом отражении и в другом времени – примерно так поступил со
мной брат Эрик. Жаль, если Ганелон окажется именно здесь. Это было
невероятно, но возможно. Он был обычным смертным, а я отправил его в
изгнание более шести веков назад, но по времени этого отражения могло
пройти всего несколько лет. Время – одна из функций отражений, и даже
Дворкин не знал всех его особенностей. А может, он-то как раз и знал, и
знание это свело его с ума. Как бы то не было, я не верил, что речь шла о
моем бывшем помощнике, товарище и старом недруге, потому что он никогда не
стал бы сопротивляться беззаконию, напротив, творил бы его, управляя
самыми мерзкими из всех тварей.
       Я подумал о человеке, которого нес на руках и который тоже жил в
Авалоне более шестисот лет назад. Время совпадало.
       Мне совсем не хотелось встречаться с Ганелоном и быть узнанным. Он
ничего не знал об отражениях и считал меня черным магом, который пощадил
его жизнь, но обрек на жалкое существование. И кто знает: предложи я ему
выбор, он мог бы предпочесть смерть изгнанию.
       Тем не менее раненый рыцарь нуждался в уходе и крыше над головой, и
поэтому я продолжал идти вперед.
       Все же интересно...
       Он меня вспомнил, хотя, конечно не узнал. Может, ему пришлось иметь
дело с моим двойником, который правил в этой стране, так похожей на
Авалон? А как меня примут, когда поймут, кто я такой?
       Солнце начало заходить. Подул прохладный ветерок. Мой подопечный
храпел вовсю, и я вновь перешел на бег. Мне вовсе не улыбалось встретиться
ночью в лесу с неизвестными тварями из какого-то Круга. Я бежал, наступая
на удлиняющиеся тени, и старался не думать о погоне, засаде и прочих
ненужных вещах. Мысли в моей голове окончательно перепутались, у меня
появилось странное предчувствие, и внезапно я услышал за своей спиной
мягкий топот: "Топ, топ, топ".
       Я положил носилки на землю, повернулся и вытащил шпагу из ножен.
       Две кошки.
       По внешнему виду – сиамские, но каждая – величиной с тигра. Твердый
взгляд ярко желтых глаз без зрачков.
       Когда я встал к ним лицом, они уселись и уставились на меня, не
мигая. Нас разделяло шагов тридцать. Кошка, сидевшая слева, открыла пасть,
и я поднял шпагу. "Интересно, зарычит она или замурлыкает?" – почему-то
подумал я.
       Но кошка заговорила:
       – Человек. Смертный.
       – И все еще живой, – сказала вторая кошка голосом первой.
       – Убьем его, – заявила первая.
       – А что делать с тем, кто его охраняет? Вид этой шпаги мне не
нравится.
       – Он смертный?
       – Подойдите и узнаете, – спокойно ответил я.
       – Он тощий и старый.
       – Но он нес тяжелую ношу быстро и не отдыхая. Давай зайдем с двух
сторон.
       Как только они встали, я бросился вперед, и правая кошка тут же
прыгнула на меня. Моя шпага расколола ей череп, прошла до лопаток. Я
быстро повернулся, и в это время вторая кошка проскользнула к носилкам. Я
рубанул сплеча.
       Удар пришелся по спине, и клинок вошел в тело, как в масло, разрубив
кошку пополам. Раздался дикий визг, напоминающий многократно усиленный
скрип мела по доске. Мохнатое тело вспыхнуло ярким пламенем. Первая кошка
тоже горела.
       Но та, которую я разрубил, еще была жива. Она посмотрела на меня,
встретилась со мной взглядом и не опустила сверкающих глаз.
       – Я умираю последней смертью, – сказала она, – а значит, я знаю тебя,
открыватель пути. Почему ты убиваешь нас?
       А затем голова ее загорелась.
       Я отвернулся, вытер клинок о траву и вложил шпагу в ножны. Потом
поднял носилки и, не обращая внимания на град сыпавшихся вопросов, пошел
вперед.
       Кажется, ситуация стала прояснятся.
       До сих пор я вижу во сне охваченную пламенем голову кошки и
просыпаюсь в дрожи и в поту, а ночь кажется мне темной и полной видений,
которые я никак не могу различить.
       Замок Ганелона окружал глубокий ров. Подъемный мост с четырьмя
башенками по углам был поднят и прикреплен к толстой крепостной стене, за
которой высились другие башни. Казалось, они достигали до неба и щекотали
животики низким тучным облакам, затмевающим ранние звезды и отбрасывающим
тени на высокий холм, на котором стоял замок. Ветер донес до меня неясный
шум голосов.
       Я остановился напротив моста, опустил носилки, сложил ладони рупором
и крикнул:
       – Э-гей! Ганелон! Два путника заплутали в ночи!
       Послышалось звяканье металла о камень, и я почувствовал, что меня
рассматривают. Я тоже поднял голову и прищурился, стараясь хоть что-нибудь
разглядеть, но ничего не увидел. Все-таки зрение не вернулось ко мне
полностью.
       – Кто там? – спросил громкий гулкий голос.
       – Ланс, тяжело раненый, которого я, Кори из Кабры, принес в замок.
       Я услышал, как часовой передал мои слова по цепочке. Спустя некоторое
время пришел ответ:
       – Отойдите в сторону! Сейчас мы опустим мост! Вы можете войти!
       Послышался тяжелый скрип, и деревянная конструкция легла на землю
рядом со мной. Я поднял носилки и пересек ров.
       Вот и весь сказ о том, как я принес сэра Ланселота дю Лака в замок
Ганелона, которому я верил, как брату. Иными словами не верил вовсе.
       Я очутился в толпе и, присмотревшись, понял, что окружен солдатами.
Враждебности они, однако, не проявляли, скорее наоборот – на лицах у
многих участливое выражение. Меня провели в большой двор, освещенный
множеством факелов. Повсюду лежали спальные мешки. Пахло потом, дымом,
лошадьми и готовящейся пищей. Похоже, здесь расположилась на ночлег
небольшая действующая армия.
       Люди подходили к нам, о чем-то спрашивали, но я не успел ничего
ответить, потому что сквозь толпу протолкались двое стражников,
вооруженных до зубов, и один из них обратился ко мне, слегка дотронувшись
до плеча:
       – Пойдемте с нами.
       Они встали у меня по бокам, и солдаты расступились давая нам дорогу.
Сзади послышался скрип поднимающегося моста. Мы вошли в замок, сложенный
из черного камня.
       Миновав большой зал и комнату похожую на приемную мы стали
подниматься по лестнице и на втором этаже остановились перед тяжелой
дубовой дверью. Стражник постучал.
       – Войдите, – произнес голос, который, к великому моему сожалению был
мне знаком. Мы вошли.
       Ганелон сидел за большим столом у широкого окна выходящего во двор.
На нем были черные брюки поверх черных сапог, черная рубашка и черная
кожаная куртка. На широком поясе висел кинжал с рукоятью в форме копыта.
Короткая шпага лежала на столе. У Ганелона были рыжие с проседью волосы и
борода. Его черные, как эбеновое дерево, глаза блестели.
       Он посмотрел на меня, потом перевел взгляд на двух стражников,
которые внесли в комнату носилки.
       – Положите его на мою кровать, – сказал он и добавил, не поворачивая
головы: – Родрик, займись им.
       Родрик, его врач, был старичком, который, как мне показалось, не мог
причинить пациенту особого вреда. Это меня утешило. В конце концов, я не
для того тащил Ланса пятнадцать миль, чтобы он истек кровью.
       Затем Ганелон обратился ко мне:
       – Где вы его нашли?
       – В пяти лигах к югу.
       – Кто вы такой?
       – Меня зовут Кори, – ответил я.
       Он пристально посмотрел на меня и чуть улыбнулся в густые усы. Губы у
него были тонкими и напоминали извивающихся червей.
       – На чьей вы стороне? – спросил он.
       – Не понимаю, что вы имеете в виду.
       Я слегка наклонился, чтобы спина моя выглядела сгорбленной. Говорил я
медленно, тихо и слегка заикаясь. Моя борода была длиннее, чем у Ганелона,
а забившаяся в нее дорожная пыль создавала впечатление седины. Я не
сомневался, что выгляжу как пожилой человек.
       – Я спрашиваю, почему вы ему помогли?
       – Человек человеку – брат.
       – Вы иностранец?
       Я кивнул.
       – Что же, вы – мой гость. Оставайтесь в моем замке сколько пожелаете.
       – Спасибо. Но, наверное я завтра уйду.
       – Как вам будет угодно. А сейчас давайте выпьем по стаканчику вина, и
вы расскажете, при каких обстоятельствах нашли Ланса.
       Ганелон слушал, не перебивая, не отрывая от меня взгляда. Я всегда
считал, что выражение "Сверлить глазами" – глупое, но в этот вечер изменил
свое мнение. Он не просто сверлил, он пронзал меня глазами, словно
кинжалами. Интересно, какие выводы он сделал, о чем догадался?
       Внезапно я почувствовал, как на меня наваливается усталость. Язык мой
стал заплетаться. Нервное напряжение, стакан вина, теплая комната
сказались на мне не лучшим образом, и неожиданно у меня создалось
впечатление, что я стою в углу и наблюдаю за самим собой. Видимо,
длительные нагрузки были мне пока что не под силу. Я заметил, что руки мои
дрожат.
       – Простите, – услышал я собственный голос. – Мне необходимо немного
отдохнуть...
       – Ну конечно! – сказал Ганелон. – Поговорим завтра. А сейчас идите
спать и спите спокойно.
       Он позвал охранника и приказал отвести меня в свободную комнату.
Должно быть, я все время спотыкался, потому что ясно помню, как мне
поддерживали за локоть.
       В ту ночь я спал как убитый. Сон мой был без сновидений, и проспал
четырнадцать часов кряду.
       Когда я проснулся, у меня ломило все тело. Я тщательно помылся. На
высоком столике стояла лохань с водой, а рядом лежали мыло и полотенце,
предусмотрительно оставленные в комнате. Мне никак не удавалось избавиться
от ощущения, что горло мое забито пылью, а глаза песком.
       Я сел в кресло и задумался. В прежние времена я мог пронести Ланса
пять лиг и глазом не моргнуть. В прежние времена я сражался целый день на
горе Колвир, а затем вошел в Эмбер.
       Но прежние времена прошли. Внезапно я понял, что выгляжу со стороны
самой настоящей развалиной. С этим нельзя было мириться. Силы возвращались
ко мне слишком медленно, я должен был набрать вес, причем как можно
скорее.
       Неделя – другая жизни на свежем воздухе, физические нагрузки помогут
мне обрести прежнюю форму. Похоже, Ганелон меня не узнал. Вот и прекрасно.
Воспользуюсь его гостеприимством.
       Приняв это решение, я вышел из комнаты и отправился на поиски кухни,
где съел обильный завтрак. Правда, уже наступило время ленча, но я
предпочитаю называть вещи своими именами. Мне сильно хотелось курить, и я
злорадно подумал о том, что мои запасы табака иссякли. Судьба была за то,
чтобы я встал на ноги как можно скорее.
       Стоял прохладный ясный день. Я вышел из замка и долгое время наблюдал
за солдатами, проводившими военные учения.
       В дальнем конце двора стояли мишени, прикрепленные к мешкам соломы.
Лучники, надевшие кольца на большие пальцы рук, упражнялись в стрельбе,
пуская стрелы в восточном стиле, держась за тетиву на тремя (к чему я
привык), а двумя пальцами. Я стал думать об этом отражении, на котором
очутился случайно. Шпажисты использовали обе стороны и острие оружия,
демонстрируя разнообразные приемы ведения боя. Всего во дворе упражнялось
человек восемьсот, а остальные, видимо, располагались в замке. Они
отличались один от другого телосложением, цветом волос и глаз и говорили
на разных языках, среди которых преобладал авалонский, он же – эмберский.
       Пока я стоял, размышляя, один из учебных боев закончился. Солдат
поднял руку, опустил шпагу, отер пот со лба и сделал шаг назад. Его
противник, казалось, вообще не устал. Мне предоставился шанс заняться
физическими упражнениями, которые я сам себе прописал.
       Я подошел к солдату, улыбнулся и сказал:
       – Я – Кори из Кабры. Мне понравилось, как вы фехтуете. – Обернувшись,
я обратился к победителю, темноволосому гиганту, который, ухмыляясь,
смотрел на своего отдыхающего товарища. – Не возражаете, если я
поупражняюсь с вами, пока ваш друг отдыхает?
       Продолжая ухмыляться, он покачал головой и указал пальцем на свои рот
и ухо. Я попытался заговорить с ним на нескольких других языках, но
безуспешно. Тогда я прибегнул к языку жестов, и быстро понял, чего я хочу.
       Побежденный солдат протянул мне шпагу, и по его глазам я понял, что
он очень ею гордится. Шпага была короткой и значительно тяжелее, чем
Грейсвандир. (Так называется моя шпага, имени которой я до сих пор не
упоминал. Впрочем, это совсем другая история, и, может, я расскажу ее, а
может нет, нет, прежде чем вы узнаете, почему я оказался сейчас в царстве
хаоса. Но если я еще раз упомяну Грейсвандир, вы по крайней мере поймете,
о чем идет речь.)
       Я несколько раз взмахнул шпагой, чтобы привыкнуть к ней, отбросил
плащ в сторону и встал в позицию.
       Атака последовала мгновенно. Я отпарировал и перешел в наступление.
Он отклонил корпус в сторону и сделал прямой выпад. Я отбил. Через пять
минут я понял, что он был прекрасным фехтовальщиком. Естественно, не таким
хорошим, как я. Дважды он просил меня прервать поединок и повторить
неизвестные ему приемы. Схватывал он на лету. Минут через пятнадцать он
начал улыбаться, наверняка считая, что долго я не продержусь. Видимо,
четверти часа ему вполне хватало, чтобы сломить любого противника, если
тот, конечно, не сдавался раньше. Через двадцать минут на лице его
появилось недоуменное выражение. Я не был похож на человека, который может
так долго выстоять. Но ведь не один смертный не подозревает об истинной
силе принца Эмбера.
       Через двадцать минут он взмок от пота, но продолжал нападать. Мой
брат Рэндом иногда выглядит, как пятнадцатилетний задохлик, и действует,
как астматик, но однажды мы с ним устроили поединок на шпагах и бились в
течении двадцати шести часов, чтобы выяснить, кто сдастся первым. (Если
вам интересно, первым сдался я. На следующий день у меня было назначено
свидание, и я не хотел приходить на него выжатым, как лимон.) Хотя для
такого представления силенок у меня было маловато, я знал, что спокойно
могу измотать своего противника. В конце концов, он был обычным человеком.
       Через полчаса дыхание у него участилось, атаки замедлились. Еще
немного, и он сообразил бы, что я валяю дурака, и поэтому я поднял руку,
опустил шпагу и сделал шаг назад. Он тут же бросился меня обнимать. Я не
понял, что он сказал, но его удовольствие было очевидным. Я тоже был
доволен.
       Правда, я сильно расстроился, почувствовав, что устал. К тому же у
меня закружилась голова. Тем не менее тренировка была мне необходима. Я
поклялся, что загоняю себя до полусмерти, наемся до отвала, высплюсь и на
следующий день начну все сначала.
       Поэтому я подошел к лучникам, одолжил лук и выпустил сотню стрел в
"Трехпалом" стиле. Процент попадания у меня был не самым низким. Некоторое
время я наблюдал за битвой всадников, вооруженных копьями, булавами и
щитами, затем подошел к группе людей, отрабатывающих приемы ведения боя
без оружия.
       Я вошел в круг, победил трех солдат, одного за другим и почувствовал,
что больше ни на что не способен. Я тяжело дышал, с меня ручьем тек пот.
Присев на скамейку, стоявшую в тени, я стал думать о Лансе, о Ганелоне и
об ужине. Минут через десять я с трудом поднялся, пошел в свою комнату и
принял ванну. К этому времени я был голоден, как волк, и поэтому
отправился на поиски обеда и последних новостей.
       Я не успел сделать и двух шагов по коридору, как стражник – тот
самый, который вчера вечером поддерживал меня за локоть, – подошел ко мне
и сказал:
       – Милорд Ганелон просит вас отобедать с ним в его покоях после того,
как зазвонит колокол.
       Я поблагодарил его, заверил, что прийду, вернулся к себе и растянулся
на постели. Колокол зазвонил через несколько минут. Я встал и вышел из
комнаты.
       Мускулы у меня разболелись на на шутку, я был весь в синяках и
царапинах. Что ж, тем труднее будет меня узнать. На мой стук дверь открыл
мальчик, который тут же подбежал к другому пареньку и стал помогать ему
накрывать на стол, стоявший у камина.
       На Ганелоне были зеленая рубашка, зеленые брюки, зеленые сапоги и
зеленый пояс, и сидел хозяин замка на стуле с высокой спинкой.
       – Сэр Кори, мне доложили о том, как вы провели сегодняшний день, –
сказал он, крепко пожав мне руку. – Теперь я перестал удивляться, что вы
пронесли Ланса пять лиг. Глядя на вас, не скажешь, что вы настоящий
мужчина... Только поймите меня правильно, не обижайтесь, пожалуйста.
       Я усмехнулся.
       – Я не обижаюсь.
       Он усадил меня за стол и протянул стакан белого вина, слишком
сладкого, на мой вкус.
       – Вы кажетесь мне таким немощным, хотя несли Ланса на руках, не
отдыхая, убили двух мерзких тварей и сложили надгробие из больших камней.
Ланс мне рассказывал...
       – Как он себя чувствует? – спросил я.
       – Пришлось приставить к нему охрану, чтобы лежал смирно. Представьте,
эта гора мускулов решила пойти прогуляться! Клянусь богом, он не встанет с
постели раньше чем через неделю!
       – Значит ему лучше.
       Ганелон кивнул.
       – За его здоровье.
       – За это я выпью с удовольствием.
       Мы выпили.
       Помолчав он сказал:
       – Если бы в моей армии было больше таких людей, как вы и Ланс, дело
приняло бы другой оборот.
       – О чем вы говорите?
       – О Черном Круге. Неужели вы ничего не знаете?
       – Нет. Ланс лишь упомянул о его существовании.
       Один из мальчиков поджаривал огромный кусок говядины на малом огне.
Поворачивая вертел, он поливал мясо вином, и когда до меня доходил вкусный
запах, в моем животе начинало урчать, а Ганелон ухмылялся в усы. Второй
мальчик отправился на кухню за хлебом.
       Долгое время Ганелон молчал. Он пил уже второй бокал вина, а никак не
мог справиться с первым.
       – Вы когда-нибудь слышали об Авалоне? – неожиданно спросил он.
       – Да, – ответил я. – Давным-давно читал мне стихи один странствующий
бард, и я их запомнил: "На берегу реки благословенной сидели мы, и,
вспомнив Авалон, заплакали. В руках остались сломанные шпаги, щиты
развесили мы на деревьях. Разрушены серебряные башни, утоплены в потоках
крови. Так сколько миль до Авалона? И все, и ни одной. Разрушены
серебряные башни."
       – Авалон разрушен? – спросил он.
       – Лично я считаю, что бард был сумасшедшим. Сам я не знаю никакого
Авалона.
       Наступило молчание. Ганелон отвернулся и заговорил лишь через
несколько минут. Голос его неуловимо изменился.
       – Авалон существует. Я жил там много лет назад. Трудно поверить, что
он разрушен.
       – А почему вы сейчас живете здесь? – спросил я.
       – Меня изгнал из Авалона злой колдун, повелитель Эмбера – Корвин. Он
отправил меня в эту страну сквозь тьму и безумие, обрек на мучительные
страдания и верную смерть. Боже, как я страдал! Сколько раз был близок к
смерти! Я все время пытался найти дорогу домой, но никто не знал, как
попасть в Авалон. Я говорил с волшебниками и даже с одной пленной тварью
из Круга, прежде чем мы ее убили. Безуспешно. Как сказал бард, "Авалон и
вблизи, и вдали", – перефразировал он мои стихи. – Вы не помните имя этого
барда?
       – К сожалению, нет.
       – А где находится Кабра?
       – Далеко на востоке. Это – островное королевство.
       – Можно ли навербовать там солдат? Я хорошо заплачу.
       Я покачал головой.
       – Кабра – маленький остров с небольшим отрядом милиции, которая
поддерживает порядок. Я уже не говорю о том, что путешествие в оба конца –
по суше и по морю – займет несколько месяцев. У нас нет ни войска, ни
наемников, и наш народ не отличается воинственностью.
       – Глядя на вас этого на скажешь. – Он бросил на меня быстрый взгляд.
       Я сделал глоток вина.
       – Я работал военным инструктором и обучал королевскую стражу.
       – Не откажетесь поработать у меня в той же должности?
       – Я останусь на несколько недель и помогу, чем могу.
       Ганелон кивнул, чуть раздвинув губы в мимолетной улыбке.
       – Вы принесли мне печальную весть. Но если чудесный Авалон разрушен,
значит, тот, кто отправил меня в изгнание, погиб. – Он залпом выпил бокал
вина. – Оказывается, демоны тоже смертны. Это меня утешает. Значит, и у
нас есть шанс победить.
       – Прошу прощения, – сказал я, – решив сыграть ва-банк, чтобы отвести
от себя подозрения. – Если вы говорите о Корвине из Эмбера, то он погиб.
       Бокал выпал у него из рук и разбился.
       – Вы знаете Корвина? – воскликнул он.
       – Нет, но я знаю о нем. Несколько лет назад я встретил одного из его
братьев, человека по имени Бранд. Он рассказал мне об Эмбере и о битве, в
которой Корвин и Блейз сражались во главе огромного войска против
узурпатора Эрика, захватившего власть. Блейз упал с горы Колвир, а Корвина
взяли в плен. После коронации Эрика Корвину выжгли глаза, затем бросили в
самую мрачную темницу Эмбера, где он сейчас и сидит, если, конечно, не
умер.
       Лицо Ганелона стало белым как мел.
       – Имена, которые вы назвали... Бранд, Блейз, Эрик, – повторил он. – В
те дни, которые никогда уже не вернутся, Корвин рассказывал об этих людях.
Скажите, вы давно разговаривали с Брандом?
       – Года четыре назад.
       – Корвин заслужил лучшей доли.
       – Несмотря на то, что он поступил с вами безжалостно?
       – Что мне вам ответить? – Ганелон вздохнул. – Я много размышлял и не
могу сказать, что у него не было причин отправить меня в изгнание. Он был
человеком веселым и сильным, сильнее, чем вы или Ланс. Я не люблю Корвина,
но моя ненависть к нему тоже угасла. Лучше бы Эрик его убил.
       Второй мальчик вернулся с корзинкой хлеба. Поваренок, готовивший
мясо, снял его с вертела и положил на блюдо в центре стола.
       Ганелон кивнул.
       – Приступим, – сказал он, придвигаясь к столу.
       Я не заставил себя упрашивать. Во время еды мы почти не
разговаривали.


       Наевшись до отвала, я запил обильную трапезу бокалом все того же
сладкого вина и начал зевать. После третьего зевка Ганелон не выдержал.
       – Черт побери, Кори! Прекратите! Это заразительно! – с трудом
удержавшись от зевка, он встал со стула. – Пойдемте, подышим свежим
воздухом.
       Мы поднялись не крепостную стену и стали неторопливо прогуливаться.
При виде нас часовые вытягивались, отдавая честь, и Ганелон отвечал
каждому. У невысокой зубчатой башенки мы решили отдохнуть и уселись прямо
на каменный пол, вдыхая ночной воздух и глядя, как звезды одна за другой
появляются на быстро темнеющем небе. Сидеть на каменной стене было
холодно. Мне показалось, что где-то далеко-далеко шумит морской прибой.
Снизу до нас донесся крик ночной птицы. Ганелон вытащил из-за пояса кисет,
достал трубку, набил ее табаком и закурил. Его лицо, на мгновение
освещенное светом спички, можно было назвать сатанинским, если бы не
опущенные углы губ и печаль на глазах. Считается, что дьявола злобная
усмешка, у Ганелона же она была угрюмой.
       Запахло табачным дымом. Прошло несколько минут, прежде чем мой
спутник нарушил молчание.
       – Я помню Авалон. – Голос у него был тихий, невнятный. – Я там
родился и вырос в самой обычной семье, но особой добродетелью никогда не
отличался. Я получил наследство, промотал его и сам не заметил, как стал
обычным разбойником с большой дороги. Сначала я грабил путников в
одиночку, затем вступил в шайку и, когда понял, что я умнее и сильнее
других бандитов, стал их предводителем. За голову каждого из нас была
назначена цена. За мою – самая большая.
       Вспоминая свое прошлое, он заговорил быстрее, чеканя каждое слово:
       – Да, я помню Авалон. Помню его серебряные башни, отбрасывающие
длинные тени, и прохладные воды, в которых звезды сверкали по ночам, как
костры. Я помню траву и деревья, вечно зеленые, словно весной. Молодость,
любовь, красота... Все это я познал в Авалоне. Гордые иноходцы,
благородный металл, мягкие губы, темный эль. Честь...
       Он покачал головой.
       – Когда началась война, правитель пообещал полное прощение всем
разбойникам, которые выступят вместе с ним против инсургентов. Этим
правителем был Корвин. Я присоединился к нему, стал офицером, а позже –
членом его штаба. Мы выиграли много сражений, подавили восстание. Затем
Корвин вернулся во дворец, а я стал его генералом. Хорошие были годы.
Правда, изредка происходили столкновения на границе, но мы всегда выходили
победителями. Корвин доверял мне, зная, что я не подведу. Но однажды он
пожаловал герцогство мелкопоместному дворянчику, на дочери которого решил
жениться. Этого герцогства добивался я, и Корвин неоднократно намекал, что
когда-нибудь оно будет моим. Я был в бешенстве, и когда меня отправили на
южную границу, где всегда были какие-нибудь нелады, я его предал. Армия
моя была разбита и враг вошел в государство. Тогда Корвин сам взялся за
оружие. Захватчики ворвались большими силами, и я надеялся, что они
одержат победу, но Корвин, благодаря своей лисьей хитрости, разбил их
наголову. Я бежал, но был схвачен и приведен во дворец. Я проклял Корвина,
плюнул ему в лицо. Я отказался преклонить перед ним колени. Я ненавидел
землю, по которой он ходил. Впрочем, перед лицом неизбежной смерти любой
осужденный должен вести себя как мужчина. Корвин сказал, что помилует меня
за прошлые заслуги, а я крикнул, что он может засунуть свое помилование
псу под хвост. Неожиданно я понял, что надо мной издеваются. Корвин
приказал освободить меня и подошел ко мне почти вплотную. Я знал, что он
необычайно силен, но все равно попытался оказать сопротивление.
Безуспешно. Он ударил меня всего один раз, и я упал без сознания. Очнулся
я, крепко привязанный к луке седла. Корвин о чем-то спрашивал, но я не
стал отвечать ни на один из его вопросов. Мы скакали мимо удивительных,
странных земель – некоторые из них не привидятся в кошмарном сне, – и
тогда я понял, что Корвин обладает волшебной силой. Когда мы остановились,
он объявил, что эта страна – место моей ссылки, а затем повернул коня и
ускакал прочь.
       Ганелон умолк, запыхтел погасшей трубкой, разжег ее и продолжал свой
рассказ:
       – Я часто оказывался на краю гибели, терпел побои, спасался от диких
зверей, получал множество синяков и царапин. Корвин бросил меня в самой
ужасной части государства. Но однажды мне повезло. Вооруженный рыцарь в
доспехах приказал мне убраться с дороги. Мне было все равно: продолжать
жить, как я жил, или умереть, поэтому я обозвал его вислоухим сыном шлюхи
и послал к дьяволу. Он бросился на меня, но я схватил его за копье, вышиб
из седла и сделал улыбку под подбородком его собственным кинжалом. Таким
образом я добыл себе коня и оружие. Затем я решил отомстить своим
обидчикам и взялся за старое ремесло: стал разбойником с большой дороги. Я
вновь набрал шайку, которая росла не по дням, а по часам и вскоре
насчитывала несколько сот человек. Как правило, мы занимали какой-нибудь
небольшой городок и грабили его. Местная милиция тряслась от страха при
одном упоминании моего имени. Хорошая была жизнь, но, конечно, ее нельзя
сравнивать с той, что я вел в Авалоне. Мы были грозой придорожных
гостиниц, а путешественники накладывали полные штаны, заслышав стук копыт
наших коней. Против нас высылали большие отряды солдат, но мы либо
избегали столкновений, либо нападали на них из засады и уничтожали их
полностью. Затем неизвестно откуда появился Черный Круг.
       Ганелон еще яростнее запыхтел трубкой и уставился вдаль невидящими
глазами.
       – Он появился далеко на западе. Мне говорили, что сначала на земле
возникла большая, словно жабья, проплешина, в центре которой лежал мертвый
ребенок. Несчастную девочку обнаружил отец, скончавшийся через несколько
дней в страшных муках. Это место немедленно было объявлено проклятым.
Прошло всего несколько месяцев, и оно сильно разрослось, образовав круг
диаметром пол-лиги. Трава в круге не погибла, но почернела и сверкала, как
металлическая, а деревья искривились и листья их тоже почернели. Стволы
скрипели и раскачивались даже в безветренную погоду, а в ветвях танцевали
и прыгали летучие мыши. В сумерках внутри Круга начинали двигаться
странные тени и загорались огни небольших костров. Он продолжал
расширяться, и жители окрестных деревень поспешили покинуть давно обжитые
места. Но некоторые из них все же решили остаться. Говорят, они заключили
договор с темными силами. А Круг продолжал расти и людей в нем оставалось
все больше и больше. Я разговаривал с ними, убивал их, и у меня сложилось
впечатление, что они омертвели. В их голосах не слышалось интонаций, лица
стали похожими на маски. Эти нелюди выходили из Круга группами, убивая
беспощадно, оскверняя храмы, сжигая все на своем пути, занимаясь мерзкими
непристойностями. Но они никогда не крали предметов из серебра. Через
несколько месяцев к ним присоединились другие твари, вроде тех кошек,
которых вы убили. Затем Круг замедлил рост, почти прекратил его, как будто
достиг предела. Но зато из него полезла всякая нечисть, уничтожавшая
окрестности. Когда страна была опустошена, Круг увеличился до ее размеров.
И вновь начался его рост. Старый король Утер, который долго за мной
гонялся, позабыл о моей шайке и все силы бросил на охрану и патрулирование
Круга. Честно говоря, мне тоже не улыбалось в один прекрасный день
проснуться в объятиях какого-нибудь вампира, и я решил отправиться на
разведку. Со мной вызвались идти пятьдесят пять добровольцев – малодушным
мне приказывать не хотелось. Мы пересекли границу Круга, углубились в него
и вскоре увидели нелюдей, которые сжигали живьем козла на каменном алтаре.
Мы перебили всех, кроме одного, а этого последнего привязали к алтарю и
допросили на месте. Он сказал, что Круг будет расширяться, пока не
поглотит всю землю до океана, а затем сольется с Кругом на другой стороне
планеты. Он предложил нам объединить усилия, если мы хотим сохранить наши
шкуры. Затем один из моих людей не выдержал и заколол его. Он умер, в этом
я могу поклясться – достаточно мертвецов я повидал на своем веку. Его
теплая кровь стекала на каменный алтарь, и неожиданно он рассмеялся.
Громче этого смеха я еще не слыхал. Мертвое недышащее тело уселось на
землю, вспыхнуло ярким пламенем и стало меняться, превращаясь в козлиное,
только очень больших размеров, а из уст козла раздался голос: "Бегите,
смертные! Но вам никогда не удастся покинуть Круг!". И можете мне
поверить, мы побежали. Небо почернело от летучих мышей и прочей нечисти,
которую я даже не берусь описать. Сзади слышался стук копыт. Мы неслись во
весь опор, отражая нападение кошек – с ними вы уже познакомились, –
летучих змей и страшных скачущих и прыгающих зверей. У самой границы Круга
один из патрулей Утера увидел нас и бросился на помощь. Из пятидесяти
людей, поехавших со мной, назад вернулось шестнадцать. А патруль потерял
тридцать солдат. Когда они увидели, кто я, тут же отвели во дворец. Тот
самый, в котором мы сейчас находимся – когда-то здесь жил Утер. Я
рассказал ему все без утайки, и он поступил так же, как в свое время
Корвин: предложил мне и моим людям полное прощение, если мы поможем ему в
борьбе с хранителями Круга. Я конечно, согласился, ведь мне было ясно, что
Круг необходимо уничтожить. В ту ночь я заболел и три дня лежал без
сознания в горячечном бреду. Я ослаб, как мальчишка, и мои товарищи
чувствовали себя не лучше. Трое умерли. Затем я вернулся к своим людям и
передал им предложения короля Утера. Никто не отказался. Патрули были
усилены, но мы ничего не добились. Все последующие годы Круг продолжал
увеличиваться в размерах, а стычки с его хранителями происходили
повсеместно. Утер доверял мне и сделал своим генералом, совсем как Корвин.
Постепенно стычки переросли в сражения, и мы проиграли несколько битв.
Часть наших патрулей была захвачена в плен. Однажды ночью на нас напала
огромная орда нечисти. Никогда еще не приходилось нам сражаться с таким
большим войском. Утер, вопреки моему совету, – ведь он был стар и немощен,
– решил принять участие в битве и погиб. Страна лишилась своего короля. Я
хотел, чтобы трон занял Ланселот, мой помощник, человек смелый и
благородный... Странно... Я знал в Авалоне одного Ланселота, как две капли
воды похожего на этого, но когда мы встретились, он сказал, что видит меня
впервые... Очень странно. Как бы то не было, Ланселот отказался занять
место короля Утера, и тогда меня сделали правителем. Мне ненавистно
положение, в которое я попал, но у меня нет выхода. Вот уже три года, как
я сдерживаю натиск Круга. Внутренний голос твердит мне, что я должен
бежать отсюда как можно дальше. В конце концов, что я должен этим
проклятым людишкам? Какое мне дело, будет Круг расширяться или нет? Я могу
переплыть море, поселиться в тихом, спокойном месте, куда Круг не дойдет,
пока я жив, и забыть обо всех этих ужасах. Черт побери! Я не желаю брать
на себя ответственность за судьбы мира! Не мне пришлось сделать это!
       – Почему? – спросил я, и голос мой прозвучал необычно для меня
самого.
       Ответа не последовало.
       Он выколотил трубку. Набил ее. Зажег. Попыхтел.
       Молчание затянулось
       – Трудно сказать, – задумчиво произнес он спустя несколько минут. – Я
бы убил человека ударом ножа в спину за пару сапог, чтобы не отморозить
себе ноги. Однажды я так и сделал, так что знаю, о чем говорю. Но
сейчас... Опасность грозит всем нам, и я единственный, кто может с ней
справиться! Проклятье! В один прекрасный день все мы погибнем! Но я не
могу бежать! Я буду сопротивляться, пока хватит сил!
       Тело мое онемело от холода, но свежий ночной ветерок прогнал сон, и
мысль работала ясно.
       – Разве Ланс не может вас заменить?
       – Конечно, может. Он прекрасный воин. Но есть и другая причина, по
которой я должен здесь остаться. Мне кажется, что козел-оборотень, кем бы
он не был, немного меня боится. Он сказал, что я никогда не выйду живым из
Круга, а я остался жив. Я тяжело болел, но поправился. И он знает, что я
сражаюсь с хранителями и прочей нечистью. Мы выиграли ту битву, в которой
погиб Утер, и я встретился с оборотнем еще раз, правда в другом обличье.
Он узнал меня. И, может, благодаря тому, что я остаюсь, Круг не
расширяется так быстро, как раньше.
       – В каком обличье?
       Он походил на человека, но у него были козлиные рога и маленькие
красные глазки. Он сидел на пегом коне. Некоторое время мы бились друг с
другом, но, на мое счастье, волна сражения нас разъединила. Он здорово
меня теснил. Когда мы скрестили шпаги, я вновь услышал его голос, который
я никогда не забуду. Он сказал, что я глупец и что мне нечего даже
надеяться на победу. Но наутро поле битвы осталось за нами, и мы убили
множество тварей, а остальных забрали обратно в Круг. Всадник на пегом
скрылся, и я больше не разу его не видел. С тех пор на нас не нападали
большими силами, но если я исчезну, другая армия тварей – а она существует
– ринется из Круга на наши земли, уничтожая все на своем пути. Оборотень
мгновенно узнает, что я уехал, так же как он узнал, что Ланс везет мне
данные о расположении войск в Круге. А теперь он наверняка знает о вас и
задумывается, кто вы такой? О вашей силе нельзя не задуматься. Нет, я
останусь и буду биться до последнего. Это мой долг. И не спрашивайте
почему. Я только надеюсь, что когда придет мой час, я пойму, откуда и
зачем появился этот Черный Круг.
       Внезапно над моей головой раздался какой-то шум. Я быстро отклонил
корпус в сторону, чтобы избежать сам не знаю какой опасности. Лишнее
движение. Это было всего-навсего птица. Белая птица. Она опустилась на мое
левое плечо и замерла, издавая тихие звуки. К ноге птицы была привязана
записка. Я отвязал ее, прочитал, смял в руке. Затем начал изучать
горизонты, невидимые моему собеседнику.
       – В чем дело, сэр Кори? – вскричал Ганелон.
       Записка, которую я послал сам себе, написанная моей рукой и
принесенная птицей моей судьбы, могла попасть только в то место, где я
должен был остаться надолго. Я никогда не думал, что мне придется здесь
остаться. Но я не мог спорить со своей судьбой.
       – В чем дело? – повторил Ганелон. – Что у вас в руке? Письмо?
       Я кивнул и протянул ему записку. У меня просто не было выхода, ведь
Ганелон видел, что я прочел ее.
       В записке было сказано:
       "Я иду".
       И стояла моя подпись.
       Ганелон раскурил трубку и при ее свете прочитал написанные мною две
строчки.
       – Он жив?! И придет сюда?! – воскликнул он.
       – Видимо, да.
       – Странно... – пробормотал он. – Не понимаю.
       – Похоже, он обещает вам помощь, – сказал я, незаметно отпуская
птицу, которая два раза вскрикнула, сделала круг над башней и исчезла.
       Ганелон покачал головой.
       – И все же не понимаю.
       – Зачем смотреть дареному коню в зубы? – спросил я. – Если он придет,
вы только выиграете.
       – Верно, – согласился он. – Может, ему удастся уничтожить Круг.
       – А может это шутка, причем жестокая.
       Он опять покачал головой.
       – Вряд ли. Это не в его духе. Интересно, чего он хочет?
       – Может быть, завтра все выяснится, – сказал я. – Утро вечера
мудренее.
       – Мне только и остается, что лечь спать. – Ганелон подавил зевок.
       Мы встали, спустились с крепостной стены и пожелали друг другу
спокойной ночи. Я пошел к себе в комнату, лег в постель и уснул, едва
коснувшись головой подушки.




       2



       Утро. Ломит все тело. Болят мускулы.
       Кто-то оставил в моей комнате новый коричневый плащ. Слава богу, не
черный. Мне совсем не хотелось, чтобы Ганелон вспомнил цвет моих одежд,
когда я обрету прежнюю форму. С целях конспирации я не стал также сбривать
бороду – он знал меня куда в менее волосатом состоянии. Разговаривая с
ним, я старательно изменял свой голос, и Грейсвандир упрятал далеко под
кровать.
       Всю следующую неделю я занимался самоистязанием, упражняясь каждый
день почти до изнеможения. Боль в мускулах почти прошла, я прибавил в весе
фунтов пятнадцать и постепенно стал чувствовать себя здоровым человеком.
       Страна, в которую я попал, называлась Лорен, и ее звали точно так же.
Если б я любил приврать, то обязательно сочинил бы стихи о том, как мы
встретились в долине за замком, где она собирала цветы, а я прогуливался,
дыша свежим воздухом. Чушь.
       Таких женщин, как она, вежливо называют "Походными подругами". Я
встретил ее вечером, когда руки мои, казалось, отваливались от усталости
после упражнений с булавой и саблей. Лорен стояла в сторонке, поджидая
очередного солдата, назначившего ей свидание. В этот день я впервые
обратил на нее внимание. Она улыбнулась, я ответил ей улыбкой, подмигнул и
пошел отдыхать. На следующее утро я опять ее увидел и, проходя мимо,
сказал: "Привет". Вот и все.
       Но она все время попадалась мне на глаза. В конце второй недели,
когда у меня ничего больше не болело, а весил я сто восемьдесят фунтов,
мне захотелось провести с ней вечер. Я, конечно, уже знал, кто она такая,
и меня это нисколько не волновало. Но той ночью мы не занимались тем, ради
чего встретились. Не получилось.
       Сначала мы разговаривали, а затем произошло непредвиденное.
       В ее волосах цвета ржавчины проглядывала седина. Тем не менее я был
уверен, что ей нет и тридцати. Ярко-голубые глаза. Чуть вздернутый
подбородок. Белые ровные зубы, улыбающийся рот. Говорила она, немного
гнусавя, волосы у нее были слишком длинными, большое количество косметики
скрывало следы усталости на лице, кричащее платье туго обтягивало
начинающую полнеть фигуру. Но Лорен мне нравилась, хотя я не могу сказать,
что испытывал к ней в тот вечер какие-либо чувства. Ведь я пригласил ее
совсем для другого.
       Нам пришлось пойти ко мне, больше было некуда. Теперь я стал
капитаном и, пользуясь привилегиями своего ранга, заказал обед в комнату и
попросил принести лишнюю бутылку вина.
       – Люди вас боятся, – сказала она. – Говорят, вы никогда не устаете.
       – Устаю, – признался я. – Можешь мне поверить.
       – Ну конечно! – она встряхнула кудряшками и многозначительно
улыбнулась. – Все мы устаем, верно?
       – Сколько вам лет?
       – А тебе?
       – Джентльмен никогда не задает подобных вопросов.
       – Леди тоже.
       – Когда вы впервые здесь появились, мы решили, что вам за пятьдесят.
       – А сейчас?
       – Никто не знает. Сорок пять? Сорок?
       – Нет, – ответил я.
       – И я думаю, что меньше. Это ваша борода всех обманула.
       – Бороды часто лгут.
       – С каждым днем вы выглядите все лучше и лучше. Сильнее...
       – С каждым днем я чувствую себя все лучше и лучше...
       – Сэр Кори из Кабры, – сказала Лорен. – Какая она, Кабра? Где
находится? Вы возьмете меня с собой на Кабру, если я очень попрошу?
       – Могу соврать, что возьму.
       – Соврите. Все равно будет приятно.
       – Хорошо. Я возьму тебя на Кабру. Отвратительный остров.
       – Вы действительно такой необыкновенный, как говорят?
       – Боюсь, что нет. А ты?
       – Наверное, тоже нет. Мне раздеваться?
       – Не надо. Сначала поболтаем. Выпей бокал вина.
       – Большое спасибо... За ваше здоровье.
       – И за твое.
       – Где вы научились так здорово драться на шпагах?
       – У меня были прекрасные учителя.
       – ...И вы пронесли Ланса целых пять лиг, убили двух тварей...
       – Каждый новый рассказчик преувеличивает. Эдак я стану настоящим
героем.
       – Но я наблюдала за вами. Вы очень сильный и ловкий. Недаром Ганелон
заключил с вами договор, правда не знаю какой. Ганелон своего не упустит.
У меня было много друзей, и я всегда смотрела, как они фехтуют. Вы могли
бы изрезать их на мелкие кусочки. Люди говорят, вы хороший учитель. Они
вас любят, хоть и боятся.
       – Почему боятся? Потому что я сильный? Но сильных людей много. Или
потому, что я хорошо фехтую?
       – Все считают, что вы – сверхъестественное существо.
       Я рассмеялся.
       – Не беспокойся, я всего лишь второй шпажист в мире. Прости, может
быть, третий. Но я учусь.
       – Кто лучше?
       – Возможно, Эрик из Эмбера.
       – Кто он?
       – Сверхъестественное существо.
       – И он лучший?
       – Нет.
       – Тогда кто же?
       – Бенедикт из Эмбера.
       – А он тоже сверхъестественное существо?
       – Да, если жив.
       – Странный вы какой-то, – сказала она. – Не могу понять, почему.
Скажите, а вы – сверхъестественное существо?
       – Хочешь еще вина?
       – Я опьянею.
       – Вот и прекрасно.
       Я наполнил бокалы.
       – Мы все погибнем, – сказала она.
       – Рано или поздно.
       – Я имею в виду Черный Круг. Он нас уничтожит.
       – Почему ты так думаешь?
       – Мы слишком слабы.
       – В таком случае зачем ты здесь остаешься?
       – Мне некуда идти. Я ведь просила вас взять меня на Кабру.
       – И ты согласилась провести со мной ночь в надежде, что я исполню
твою просьбу?
       – Нет. Я хотела узнать, кто вы такой.
       – Я – атлет, нарушивший режим тренировки. Ты родилась в этих краях?
       – Да. В лесной деревушке.
       – Почему ты занимаешься своим ремеслом?
       – Что здесь такого? Это лучше, чем каждый день торчать по колено в
навозе.
       – Разве у тебя никогда не было постоянного мужчины?
       – Был. Он умер. Это он... обнаружил Круг.
       – Мне очень жаль. Прости.
       – А мне нет. Он всегда напивался, если ему удавалось занять денег или
что-нибудь украсть, а потом приходил домой и избивал меня. Я рада, что
встретила Ганелона.
       – Значит, ты уверена, что Круг невозможно уничтожить?
       – Да.
       – Может быть, ты права. Хотя лично я так не думаю.
       Она пожала плечами.
       – Хотите остаться и воевать с темными силами?
       – Да.
       – Впервые слышу прямой ответ на этот вопрос. Наши ребята ни в чем не
уверены. Интересно. Я хотела бы посмотреть на ваш поединок с
козлом-оборотнем.
       – Почему?
       – Потому что он их предводитель, и если вы его убьете, у нас появится
шанс. Вдруг вам удастся его убить?
       – Мне придется его убить.
       – По какой-нибудь особой причине?
       – Да.
       – Личного характера?
       – Да.
       – Желаю удачи.
       – Спасибо.
       Лорен допила вино, и я тут же наполнил ее бокал.
       – Я знаю, что он – сверхъестественное существо, – сказала она.
       – Давай переменим тему разговора.
       – Ладно. Но могу я попросить вас об одном одолжении?
       – О каком?
       – Наденьте завтра доспехи, возьмите копье, сядьте на хорошего коня и
задайте взбучку кавалерийскому офицеру по имени Гарольд.
       – Зачем?
       – Он избил меня на прошлой неделе, совсем как мой муж, Джарл. Вы
сможете его проучить?
       – Да.
       – И выполните мою просьбу?
       – Почему бы нет? Считай, я его проучил.
       – Я люблю вас, – сказала она.
       – Глупости.
       Ну и пусть. Вы мне очень нравитесь.
       – Это другое дело. Я...
       Холодный ветерок пробежал по моей спине, позвоночник онемел. Я
напрягся и начал сопротивляться, стараясь полностью отключиться, выкинуть
все мысли из головы.
       Кто-то меня искал. Один из членов нашей семьи воспользовался моей
картой и пытался со мной связаться. Ошибиться я не мог. Если это был Эрик,
он оказался куда храбрее, чем я думал, ведь при последнем контакте я чуть
не сжег его мозг. От Рэндома вестей ждать не приходилось, разве что его
выпустили из тюрьмы, в чем я сильно сомневался. Джулиан и Каин могли
убираться ко всем чертям. Блейз скорее всего погиб. Бенедикт тоже.
Оставались Жерар, Бранд и наши сестры, а кроме Жерара, я ни с кем не хотел
разговаривать. Поэтому я сопротивлялся, и довольно успешно. Минут через
пять меня оставили в покое. Я дрожал как осиновый лист, и по спине моей
ручьями тек пот. Лорен бросила на меня странный взгляд.
       – Что случилось? – спросила она. – Вроде бы вы не пьяный, и я тоже.
       – Припадок. У меня часто бывают припадки. После болезни, которую
подцепил на островах.
       – Я видела лицо, – сказала Лорен. – Может, на полу, а может – просто
перед глазами. Это было лицо старика. Воротник его камзола был зеленым,
борода седой, и он был очень похож на вас.
       Вот тут я не выдержал и влепил ей пощечину.
       – Ты лжешь! Ты не могла...
       – Я говорю правду! Не бейте меня! Я не понимаю в чем дело! Кто это
был?
       – Думаю, мой отец. О боги, как это странно...
       – Но что случилось? – повторила она.
       – Я ведь уже ответил. Иногда у меня бывают припадки, и людям кажется,
что они видят лицо моего отца на стене замка или на полу. Ты не
беспокойся. Это не заразно.
       – Глупости, – сказала она. – Вы лжете.
       – Сам знаю, что лгу. Забудь, что ты видела.
       – Почему?
       – Потому что я тебе нравлюсь. Разве ты забыла? И потому, что завтра я
собираюсь проучить Гарольда.
       – Это верно.
       Внезапно меня опять затрясло, и она быстро накинула на меня одеяло и
протянула бокал с вином. Я выпил с удовольствием. Лорен прильнула ко мне,
положив голову на мое плечо, а я обнял ее за талию. За окном завывал ветер
и слышался дробный стук капель дождя. Начинался шторм. В какое-то
мгновение мне показалось, что кто-то постучал в ставни. Лорен всхлипнула.
       – Какая страшная ночь, – сказала она.
       – Ты права. Закрой дверь на засов.
       Пока она орудовала у двери, я передвинул кресло, чтобы сидеть лицом к
окну. Затем вытащил Грейсвандир из-под кровати, отложил ножны в сторону и
загасил все свечи, кроме одной, стоявшей на столике справа от меня.
Усевшись поудобнее, я положил шпагу на колени.
       Лорен села рядом со мной.
       – Что будем делать? – спросила она.
       – Ждать.
       – Чего?
       – Сам не знаю. В такую ночь всякое может случиться.
       Она вздрогнула и прижалась ко мне.
       – Я думаю, тебе лучше уйти, – сказал я.
       – Знаю. Но мне страшно. Вы ведь сможете защитить меня, если я
останусь?
       Я покачал головой.
       – Я не уверен, что сумею защитить самого себя.
       Она дотронулась до Грейсвандир.
       – Какая прекрасная шпага. Никогда такой на видела.
       – Другой такой и нет.
       При каждом моем движении отблески света играли на клинке, и он то
казался забрызганным оранжевой нечеловеческой кровью, то становился
холодным и белым, как снег или грудь женщины.
       Я подумал о Лорен, которая видела моего отца, когда со мной пытались
войти в контакт. Выдумать она не могла: описание было слишком точным.
       – Какая ты странная, – сказал я.
       Свеча мигнула четыре или пять раз, прежде чем она заговорила.
       – Я немного ясновидящая. Моя мать знала больше, чем я, а бабушка была
колдуньей. Мне до нее далеко. Я ведь почти ничего не умею и много лет
ничем таким не занималась. К тому же я всегда теряю больше, чем получаю.
       Она вздохнула.
       – Что ты хочешь этим сказать? – спросил я.
       – Я наколдовала себе мужа, и мне страшно вспомнить, каким он
оказался. Если бы я не произнесла тогда заклинаний, все было бы
по-другому. Потом мне захотелось иметь красивую дочку и...
       Лорен умолкла на полуслове, и я понял, что она плачет.
       – В чем дело? Не понимаю.
       – Я думала, вы знаете, – сказала она.
       – Что именно?
       – Моя маленькая девочка стала первой жертвой Круга. Я думала, вы
знаете, – повторила она.
       – Прости, я не хотел...
       – Лучше бы у меня не было этой силы. Я никогда больше ею не
пользовалась, но она не оставляет меня в покое. Я вижу вещие сны,
предзнаменования и, зная все наперед, ничего не могу изменить. Как бы я
хотела, чтобы она покинула меня и ушла к другому!
       – Так не бывает, Лорен. Ты хочешь невозможного.
       – Вы уверены?
       – Да. Таких, как ты, много.
       – Вы ведь тоже обладаете какой-то силой?
       – Да.
       – Значит, чувствуете, что там, за окном, кто-то есть?
       – Да.
       – И я чувствую. Как вы думаете, что ему надо?
       – Он ищет меня.
       – Зачем?
       – Чтобы испытать мою силу. Он не может не задумываться, какую
опасность я для него представляю.
       – Рогатый?
       – Вряд ли.
       – Почему?
       – Если я действительно тот, кого он должен бояться, с его стороны
будет глупо искать меня в стане врага. Скорее он пошлет одного из своих
слуг. Может, дух моего отца пытался меня предупредить... Трудно сказать.
Если его слуга поймет, кто я такой, рогатый успеет подготовиться к битве.
Если его слуга меня убьет, рогатому не о чем будет беспокоиться. Если я
убью его слугу, рогатому станет известна моя сила. В любом случае он
останется в выигрыше. Зачем же ему рисковать собственной шкурой?
       Мы ждали, глядя на причудливые тени в углах, а фитиль догорающей
свечи отсчитывал минуты.
       Лорен первая нарушила молчание.
       – Вы сказали, слуга рогатого может понять, кто вы такой. Кто вы
такой?
       – Человек из дальних стран, который случайно здесь оказался.
       – И рогатый вас знает?
       – Думаю, да.
       Она отпрянула от меня.
       – Не бойся, – сказал я. – Я не причиню тебе вреда.
       – Я боюсь, и ты причинишь мне вред! – воскликнула она. – Я вижу! Но я
хочу тебя. Почему я хочу тебя?
       – Не знаю, – ответил я.
       – Там кто-то есть! – голос ее стал истеричным, сорвался на крик. –
близко, совсем близко! Слушай! Слушай!
       – Заткнись! – резко сказал я, почувствовав холод и покалывание в
области шеи. – Пойди спрячься под кровать.
       – Я боюсь темноты.
       – Уходи немедленно, или я применю силу. Ты мешаешь.
       Она молча повиновалась. Несмотря на ураган, я услышал свист
рассекаемого воздуха и скрежет карниза, на который опустилось что-то
тяжелое.
       Я увидел горящий взгляд красных глаз и быстро отвернулся. Существо
осматривало меня с головы до ног.
       Рост его превышал шесть футов, по обеим сторонам черепа росли большие
ветвистые рога. Обнаженное пепельно-серого цвета тело было бесполым.
Распростертые крылья сливались с ночной мглой.
       В правой руке демон держал короткую шпагу из тяжелого черного
металла, клинок которой был испещрен рунами. Левой рукой он вцепился в
решетку окна.
       – Входи, если хочешь, но потом пеняй не себя, – громко сказал я и
направил острие Грейсвандир ему в грудь.
       Демон фыркнул. Он фыркал и хихикал, неподвижно стоя на карнизе, затем
вновь попытался встретиться со мной взглядом. Если бы мы посмотрели друг
другу в глаза, он узнал бы меня, как та кошка, которую я убил, направляясь
в замок Ганелона.
       Демон заговорил, и голос его звучал как фагот, только не играющий, а
произносящий слова.
       – Ты – не он. Ты слабее и старше. Но... Эта шпага... Она может
принадлежать ему. Кто ты?
       – А ты?
       – Я – Страйгалдвир. Не шути с этим именем, или я пожру твои печень и
сердце.
       – Не шутить с этим именем? Я и выговорить-то его не смогу, язык можно
сломать. А от моего цирроза у тебя будет несварение желудка. Убирайся.
       – Кто ты? – повторил демон.
       – Мисли, гамми, гра-адилл, Страйгалдвир, – сказал я, и он подпрыгнул,
как будто в зад ему всадили заряд дроби.
       – Ты хочешь изгнать меня таким простым заклинанием? Я не из каких-то
там низших существ.
       – Однако по тебе не видно, чтобы ты был от этого заклинания в особом
восторге.
       – Кто ты? – вновь спросил он.
       – Не твое дело, Чарли. Птичка, птичка, лети к себе домой...
       – Четыре раза должен я спросить и четыре раза не получить ответа,
прежде чем мне позволено будет войти и убить тебя. Кто ты?
       – Нет, – ответил я, поднимаясь с кресла. – Входи и гори ярким
пламенем!
       Тогда он сломал решетку окна, и ветер, ворвавшийся вместе с ним в
комнату, загасил свечу.
       Я бросился вперед, Грейсвандир скрестилась с его рунной шпагой,
посыпались искры. Я сделал шаг в сторону. Мои глаза привыкли к темноте, и
я видел не хуже Страйгалдвира. Мы кружили по комнате, и ледяной ветер
кружил вместе с нами, а холодные капли дождя изредка падали мне на лицо.
Когда я первый раз ранил демона, он не произнес ни слова, хотя крошечные
огоньки заплясали по краям раны через всю грудь. Затем я рассек ему
мускулы предплечья, и на этот раз он закричал, осыпая меня проклятьями:
       – Сегодня я высосу мозг из твоих костей! Я высушу их, натяну на них
струны! И когда я стану играть, твоя душа познает вечные муки!
       – Как красиво ты горишь, – сказал я.
       На мгновение он замешкался, и я тут же воспользовался предоставленной
мне возможностью. Отбив черный клинок в сторону, я сделал прямой выпад.
Шпага пронзила тело насквозь и вышла под левой лопаткой.
       Демон взвыл, но остался на ногах. Грейсвандир вырвало из моей руки.
Он стоял, глядя на шпагу, торчавшую у него из груди, и на пламя,
пожиравшее его плоть, а затем сделал шаг вперед. Я подхватил небольшой
стул и, держа его на вытянутых руках, попятился.
       – Я не храню сердце там, где оно находится у людей, – воскликнул
Страйгалдвир, кидаясь на меня, но я отпарировал удар стулом, и его ножкой
выбил демону правый глаз. Затем я схватил его за кисть правой руки, резко
вывернул и что было сил ударил по локтю ребром ладони. Раздался треск
ломающихся костей, и рунная шпага отлетела в сторону. Демон не остался в
долгу и тоже ударил меня по голове левой рукой. Я упал, а он кинулся за
шпагой, но я схватил его за лодыжку, дернул, и Страйгалдвир растянулся на
полу. Я навалился на него, обхватив шею руками. Он попытался выцарапать
мне глаза, но я отвернул голову и прижал подбородок к груди.
       Руки мои медленно, но верно сдавливали его горло. Он снова стал
искать моего взгляда, и на этот раз я не отвел глаз. Он узнал меня и
вздрогнул, увидев, что я это понял.
       – Вы! – с трудом произнесли его синеющие губы, а потом руки мои
сомкнулись, и красные глаза демона остекленели.
       Я поднялся на ноги, наступил на труп и рывком вытащил Грейсвандир из
раны. Как только шпага оказалась в моей руке, серое тело вспыхнуло ярким
пламенем и продолжало гореть до тех пор, пока на полу не осталось ничего,
кроме грязного пятна.
       Потом ко мне подошла Лорен, и я обнял ее за плечи, а она попросила
меня проводить ее домой и остаться с ней спать. Я выполнил ее просьбу, но
в ту ночь у нас ничего не было. Мы просто лежали, и она плакала мне в
плечо, пока не уснула. Вот так я встретил Лорен.


       Ланс, Ганелон и я остановили коней на высоком холме. Полуденное
солнце пригревало нам спины. Мы смотрели вниз, и то, что я видел,
подтверждало все мои подозрения.
       Искореженный лес был точно таким же, как в Гарнатской долине к югу от
Эмбера.
       О, отец мой, что я натворил?! – воскликнул я в душе своей, глядя на
Черный Круг, простиравшийся до горизонта.
       Не поднимая забрала, я смотрел на выжженную пустынную местность.
Пахло гнилью. Я не поднимал забрала уже две недели, а шлем надел на
следующее утро после битвы с демоном, прежде чем исполнил данное мною
обещание и задал взбучку Гарольду. Я решил скрыть лицо, потому что боялся
быть узнанным. Меня считали чудаком, но чин капитана давал мне право на
эксцентричность.
       Я весил уже четырнадцать стонов и чувствовал себя прежним Корвином.
Если мне удастся помочь людям на этом отражении, значит, еще не все
потеряно, и может быть, я смогу исправить свою ошибку.
       – Значит, вот он какой, Черный Круг, – сказал я. – А где армия
рогатого?
       – Думаю, дальше к северу, – ответил Ланс. – Но увидим мы ее не
раньше, чем наступит ночь.
       Мы скакали уже в течении двух дней. Сегодня утром солдаты одного из
патрулей сообщили нам, что войско противника проводит какие-то учения, а с
рассветом исчезает в искореженном лесу.
       – Далеко нам ехать? – поинтересовался я.
       – Лиги три-четыре.
       – Может, сначала перекусим?
       – Конечно, – ответил Ганелон. – Я тоже проголодался, а время у нас
есть.
       Мы спешились и принялись уплетать вяленое мясо, запивая водой из
фляжек.
       – Никак не пойму смысла той записки, – задумчиво произнес Ганелон,
удовлетворенно рыгнув, погладив себя по животу и закурив трубку. – Поможет
он нам или нет? И если поможет, почему он до сих пор не появился? День
решающей битвы близок.
       – Забудьте о нем, – посоветовал я. – Наверное, он просто пошутил.
       – Не могу я забыть, черт побери! Тут дело нечисто!
       – О чем ты говоришь? – спросил Ланс, и я понял, что Ганелон ничего
ему не рассказал.
       – Мой старый повелитель, милорд Корвин, прислал с почтовой птицей
записку, в которой сказано, что он идет. А я сижу и гадаю, в чем тут дело.
       – Корвин?! – вскричал Ланс, и я затаил дыхание. – Корвин из Эмбера?
       – Да. И еще из Авалона.
       – Забудь о его письме.
       – Почему?
       – Это человек без чести и совести. Его обещания ничего не стоят.
       – Ты его знаешь?
       – Я знаю о нем. Он правил Лорен задолго до того, как я появился на
свет. Разве ты на слышал легенды о демонах-повелителях? Корвин разорил
страну, а затем, испугавшись восстания, отрекся от короны и позорно бежал.
       Это было неправдой!
       Или нет?
       Эмбер отбрасывает бесконечное количество отражений, и Авалон тоже их
отбрасывал, благодаря моему в нем присутствию. А значит, несовершенные
отражения Корвина неуклюже копировали мои поступки и образ жизни в тех
странах, куда моя нога никогда не ступала.
       – Я никогда не верил легендам, – сказал Ганелон. – Неужели Лорен
правил тот самый человек, которого я знал? Интересно.
       – Вряд ли, – вмешался я в разговор, чтобы мое молчание не вызвало
подозрений. – Если с тех пор прошло так много времени, он либо стал
дряхлым старцем, либо умер.
       – Корвин был волшебником, – заметил Ланс.
       – Тот, кого я знал, вне всякого сомнения, был волшебником. – Ганелон
вздохнул. – Он изгнал меня из своего королевства, а вернуться я не смог.
Нет такой дороги, которая вела бы в Авалон.
       – Тебя изгнали? – спросил Ланс. Ты никогда мне об этом не
рассказывал. Как это произошло?
       – Не твое дело, – отрезал Ганелон, и Ланс умолк.
       Я вытащил кисет и трубку – позавчера я наконец обзавелся глиняной
трубкой, – и Ланс последовал моему примеру. Некоторое время мы сидели и
молча курили.
       – Как бы то ни было, он поступил правильно, – пробормотал Ганелон,
нарушив затянувшуюся паузу. – И давайте забудем о Корвине и его письме.
       Забыть мы, конечно, не забыли. Но на эту тему больше не
разговаривали.
       Погода стояла прекрасная, и если бы Черный Круг не маячил перед
нашими глазами, можно было бы греться на солнышке и ни о чем не думать.
Внезапно я почувствовал близость к двум своим спутникам. Мне захотелось
сказать им что-нибудь очень хорошее, но в голову лезли какие-то дурацкие
мысли.
       Ганелон вывел меня из затруднительного положения, заговорив о деле.
       – Вы продолжаете настаивать, чтобы мы напали первыми? – спросил он.
       – Да, – ответил я. – Предпочитаю вести войну на чужой территории.
       – Беда в том, что это действительно чужая территория, – сказал он. –
мы даже не знаем, какими силами располагает противник внутри Круга.
       – Если убьем рогатого, сопротивление будет сломлено.
       – Возможно. Но не обязательно. Не знаю, как вам, а мне это не под
силу. Разве что повезет. Рогатый слишком хитер, а я уже не тот, что был,
хотя часто обманываю сам себя и говорю, что я такой же сильный и ловкий,
как раньше. Почему я должен за все отвечать? Видит бог, я этого не хотел!
       – Я знаю, – сказали мы с Лансом в один голос.
       – А ты как считаешь, Ланс? – обратился к нему Ганелон. – Прислушаемся
к совету нашего друга? Нападем первыми?
       Я решил, что он пожмет плечами и промолчит, но Ланс ответил, не
задумываясь:
       – Да. В ту ночь, когда погиб король Утер, мы чуть не проиграли
сражения. И если они как следует подготовятся, второй раз нам не удастся
победить. Я это чувствую. И считаю, что нам надо как следует все разведать
и напасть.
       – Хорошо, – сказал Ганелон. – Честно говоря, мне тоже надоело ждать.
Если только твое мнение не изменится, когда мы вернемся домой, считай, я
согласен.
       Мы отправились на разведку.
       Весь день мы скакали к северу, не останавливаясь, затем укрылись в
холмах и стали наблюдать за Кругом. Мы видели богослужение (как они его
понимали), боевые учения солдат. Я насчитал примерно четыре тысячи
человек. У нас было две тысячи пятьсот. Помимо хранителей Круга, в их
армии были разнообразные летающие, прыгающие и ползающие твари, издававшие
довольно странные звуки. К счастью, нервы у нас были крепкими.
       Лично мне нужно было только одно: встретиться с их предводителем хотя
бы на несколько минут. От нашей встречи зависел исход битвы. Но я не мог
сказать этого своим спутникам.
       В том, что Круг появился, была доля моей вины. Я его сотворил, сделал
возможным беззаконие, а следовательно, обязан был бороться с ним, пока
хватит сил.
       Я боялся, что сил у меня не хватит.
       Ослепленный яростью, ужасом и болью, я допустил ошибку, последствия
которой не могли не сказаться на всех существующих отражениях. Проклятье
принца Эмбера всегда сбывается.
       Мы наблюдали за Черным Кругом всю ночь, а на рассвете поскакали
домой.
       Решение было принято: атаковать!
       На обратном пути никто на нас не напал, и мы довольно быстро
добрались до замка Ганелона, где занялись обсуждением дальнейших планов.
Войско наше находилось в полной боевой готовности, и мы решили выступить
не позже чем через две недели.


       Мы с Лорен лежали в постели, и я рассказал ей все без утайки. Я
чувствовал, что она должна знать правду о предстоящем сражении. Если бы
только она согласилась, я в ту же ночь увел бы ее на другое отражение. Но
Лорен не согласилась.
       – Я останусь с тобой, – сказала она.
       – Будь по-твоему.
       Я не сказал ей, что исход битвы зависел от моей встречи с рогатым, но
у меня было ощущение, что она это знает и безоговорочно мне верит. Я бы на
ее месте поостерегся, но в конце концов, вера – личное дело каждого.
       – Всяко может случиться. – Я посмотрел ей в глаза.
       – Да, – согласилась Лорен, и я увидел, что она все понимает не хуже
меня.
       Мы перестали разговаривать и занялись более насущными делами, а потом
заснули.


       Ей приснился сон.
       Наутро она сказала:
       – Мне приснился сон.
       – Какой? – спросил я.
       – Я видела сражение, а потом тебя и рогатого. Вы дрались не на жизнь,
а на смерть.
       – Кто победил?
       – Не знаю. Но пока ты спал, я кое-что для тебя сделала. Надеюсь, это
сможет тебе помочь.
       – И совершенно напрасно. Уверяю тебя, я могу сам о себе позаботиться.
       – Потом мне приснилась моя собственная смерть.
       – Разреши мне увести тебя туда, где ты будешь в полной безопасности.
       – Нет. Мое место здесь.
       – Я не заявляю не тебя никаких прав, – сказал я, – но могу спасти от
того, что тебе приснилось. Можешь поверить, это в моей власти.
       – Я тебе верю. Но я останусь.
       – Ты просто упрямая дура.
       – Позволь мне остаться.
       – Как хочешь... Послушай, я могу увезти тебя на Кабру...
       – Нет.
       – Ты упрямая дура.
       – Я люблю тебя.
       – Глупости. Я тебе нравлюсь. Забыла?
       – У тебя все будет хорошо, – сказала она.
       – Иди к черту.
       Она тихо заплакала, а я принялся ее утешать.
       Теперь вы знаете, какая была Лорен.




       3



       Однажды утром я стал вспоминать свое прошлое. Я вспомнил своих
братьев и сестер и стал тасовать их в уме, как колоду карт, которые лежат
вперемешку. Я вспомнил госпиталь, в котором очнулся, битву за Эмбер,
Лабиринт в Рембе, Мойру, с которой мне было так хорошо и которая, быть
может, принадлежит сейчас Эрику. Я вспомнил Блейза и Рэндома, Дейдру,
Каина и Жерара. Я много что вспомнил этим утром. Как вы, наверное,
догадались, это было утро перед битвой. Мы маршировали несколько дней,
успешно отражая атаки небольших отрядов противника, а когда подошли к
Черному Кругу, разбили лагерь не холмах, выставили часовых и легли спать.
Наш сон никто не потревожил. Утром я открыл глаза, недоумевая спросонок,
почему мои братья и сестры не думают обо мне, как я о них. Это была очень
печальная мысль.
       В небольшом овражке, где никто не мог меня видеть, я снял шлем, налил
в него мыльную воду и побрился. Затем надел свою старую драную одежду –
черную с серебряной отделкой. Я вновь был тверд, как камень, черен, как
земля, и жесток, как дьявол. Сегодняшний день будет моим днем. Я опустил
забрало, одернул кольчугу, затянул пояс и пристегнул Грейсвандир. Свой
плащ я заколол у шеи застежкой в форме серебряной розы, и тут меня
обнаружил посыльный, сообщивший, что приготовления закончены.
       Я поцеловал Лорен, которая настояла на том, что будет меня провожать,
вскочил на коня – мерина по кличке чемпион – и отправился в лагерь.
       Увидев меня, Ганелон и Ланс в один голос сказали: "Мы готовы".
       Я подозвал офицеров, отдал последние распоряжения. Отсалютовав, они
ускакали.
       – Теперь скоро, – сказал Ланс, закуривая трубку.
       – Как ваша рука?
       – В полном порядке. После тренировочного боя, который мы вчера
провели, я чувствую себя абсолютно здоровым.
       Я поднял забрало и тоже закурил.
       – Да вы сбрили бороду! – воскликнул Ланс. – Честно говоря, никогда не
мог представить вас без бороды.
       – Так удобнее носить шлем.
       – Желаю удачи всем нам, – торжественно произнес Ганелон. – Не знаю,
существуют ли на свете боги, но если они есть, пусть окажутся сегодня на
нашей стороне.
       – Бог один, – сказал Ланс. – И я молюсь, чтобы он не не оставил нас.
       – Аминь. – Ганелон запыхтел трубкой.
       – Мы победим! – убежденно заявил Ланс.
       – Да, – согласился я, глядя на солнце, позолотившее горизонт на
востоке, и слушая беззаботное пение птиц. – Все предвещает нам победу.
       Докурив, мы выколотили трубки, и каждый спрятал свою за пояс. Затем
мы в последний раз проверили доспехи, подтянули где надо ремни, и Ганелон
провозгласил:
       – Пора!
       Офицеры вернулись ко мне с донесениями. Отряды были готовы.
       Мы подъехали к границе Круга. Внутри него царила мертвая тишина.
       – Я все еще думаю о Корвине, – сказал Ганелон. – Где-то он сейчас?
       – Корвин с нами, – ответил я, и Ганелон как-то странно на меня
посмотрел, увидел серебряную розу и резко кивнул.
       – Ланс, – обратился он к своему другу и помощнику, – отдавай приказ.
       И Ланс выхватил шпагу из ножен.
       – Вперед! – вскричал он.
       Ему ответило громкое эхо.


       Наш авангард составлял отряд из пятисот всадников. Мы углубились в
Круг на полмили, прежде чем увидели черную кавалерию, которая неслась нам
навстречу. Мы сломали их строй за пять минут и продолжали скакать вперед
во весь опор.
       Затем мы услышали гром.
       Засверкали молнии, пошел дождь.
       Разыгралась буря.
       Неровная тонкая линия копьеносцев, стоически ожидающих нападения,
загородила нам путь. Мы почувствовали ловушку, но не остановились.
       И черная кавалерия ударила по нашим флангам.
       Закипела битва.
       Прошло минут двадцать...
       Мы сдерживали их натиск, поджидая подхода основных войск.
       Затем двести наших воинов продолжили свой путь...
       Люди. Мы убивали людей, а они убивали нас, эти существа с серыми
лицами, двигающиеся, словно автоматы. Марионетки. Мне же необходимо было
уничтожить их предводителя...
       Интересно, какова пропускная способность пути, который я им открыл? Я
этого не знал. Скоро...
       Бешеная скачка привела нас на вершину холма, и далеко внизу я увидел
темную цитадель.
       Я поднял шпагу.
       Мы начали спускаться, и тут на нас напали.
       Они шипели, рычали и били крыльями. Значит людей у него не осталось.
Грейсвандир стала похожа на язык пламени, молнию, портативный
электрический стул. Я уничтожал мерзких тварей по мере их приближения, и,
умирая, они сгорали. Справа от меня Ланс прорубал дорогу, творя хаос и
что-то бормоча себе под нос. Не иначе как молился за тех, кого убивал. По
левую мою руку скакал Ганелон, и за хвостом его лошади струилась огненная
река. Сверкали молнии, цитадель росла прямо на глазах.
       В нашем авангарде осталось не более ста человек.
       Когда мы подъехали к воротам, нас встретил отряд из людей и зверей.
Мы атаковали.
       Они превосходили нас численностью, но я не жалел, что мы так далеко
оторвались от своей пехоты. Я знал, что время не ждет.
       – Я должен пробиться! – закричал я. – Рогатый в цитадели!
       – Он мой! – прокричал мне в ответ Ланс.
       – Лично я вам не конкурент! – воскликнул Ганелон, рубя шпагой направо
и налево. – Но я с вами! Креститесь, когда сможете!
       Мы убивали, убивали и еще раз убивали, но вскоре они стали одерживать
верх. Звери, похожие на людей, и люди, похожие на зверей, окружали нас со
всех сторон. Мы отчаянно защищались, и в это время подтянулась наша
основательно потрепанная пехота. Бой закипел с новой силой. Мы вновь
бросились в атаку (в нашем авангарде осталось человек сорок-пятьдесят),
ворвались в ворота и очутились во дворе, где на нас напал еще один отряд
противника.
       Двенадцать всадников, которым удалось пробиться к входу в высокую
черную башню, были встречены ее часовыми и стражниками.
       – Вперед! – вскричал Ганелон, спешившись и кидаясь в бой.
       – Вперед! – вскричал Ланс, и я подумал, что они имеют в виду либо
меня, либо друг друга.
       Я решил отнести этот призыв на свой счет, отделился от сражающихся и
побежал вверх по лестнице.
       Я не сомневался, что найду рогатого в верхнем помещении башни. Мне
придется вызвать его на дуэль и победить, потому что именно я был виновен
в том, что он появился на этом отражении. Может, у меня не хватит сил, но
попытка не пытка. К тому же никто, кроме меня, не знал, кто он такой.
       На верхней площадке лестницы я остановился перед тяжелой деревянной
дверью, запертой изнутри на засов. Я отступил на шаг, ударил ногой что
было сил, и дверь рухнула с громким треском.
       Он стоял у окна, человек, одетый в легкие доспехи, с козлиной головой
на широченных плечах.
       Я переступил через порог.
       Когда дверь упала, он повернулся и теперь смотрел на меня в упор,
пытаясь заглянуть в глаза сквозь прорезь шлема.
       – Смертный, ты зашел слишком далеко, – сказал он. – Ведь ты смертный?
       – Спроси у Страйгалдвира, – ответил я.
       – Ты тот, кто убил его, – бесстрастно произнес он. – Скажи, он узнал
тебя?
       – Может быть.
       На лестнице послышались шаги, и я быстро отступил влево. В комнату
ворвался Ганелон.
       – Стой! – крикнул я.
       Он вздрогнул, остановился как вкопанный и медленно повернулся ко мне.
       – Это – оборотень. Кто он такой?
       – Грех, который я совершил, прокляв то, что любил всем сердцем.
Отойди в сторону и не мешай. Он мой.
       – Я не помешаю. – Ганелон остался стоять на месте.
       – Ты сказал правду? – спросил рогатый.
       – Сейчас узнаешь, – ответил я и бросился на него.
       Но он не скрестил со мной шпаги. Его поступок назвал бы глупостью
любой, даже самый неумелый фехтовальщик.
       Он бросил в меня свою шпагу, сверкнувшую подобно молнии. Когда она
летела по воздуху, громыхнул гром. За окном разбушевалась буря.
       Я сделал легкое движение Грейсвандир, словно парируя простой выпад.
Шпага вонзилась в пол и тут же вспыхнула ярким пламенем. За окном
сверкнула молния.
       Ослепленный, я замешкался, и в это мгновение оборотень кинулся на
меня. Он прижал мои руки к бокам; рога ударили меня по забралу шлема раз,
другой...
       Затем я напряг мускулы, и захват начал слабеть. Я бросил Грейсвандир,
рванулся, высвободился от железных объятий, и в этот момент глаза наши
встретились.
       – Повелитель Эмбера, почему ты убиваешь нас? – спросил он. – Ведь это
ты открыл нам путь.
       – Я сожалею о своем безрассудном поступке и надеюсь исправить ошибку.
       – Слишком поздно. К тому же отсюда ли надо начинать?
       И вновь ударил меня рогами. Реакция у него была просто
фантастической. Я не успел защититься и отлетел к стене.
       А затем он поднял руку, сделал знак, и внезапно я увидел придворных
хаоса на марше – видение, от которого волосы дыбом встали на моей голове и
холодом сковало душу. Что я натворил?
       – ...Вот видишь? – говорил оборотень. – Ты открыл путь. Так помоги
нам сейчас, и мы вернем тебе то, что ты считаешь своим по праву.
       Какое-то мгновение я колебался. Возможно, он выполнит свое обещание,
если я помогу. А дальше что? Мне придется все время быть начеку. Союзники
на короткое время, мы будем рады перегрызть друг другу глотки, как только
каждый добьется своего... И все же если в моих руках окажется вечный
город...
       – Значит, договорились? – спросил резкий блеющий голос.
       Я подумал об отражениях и об отражениях отражений...
       Не торопясь, расстегнул застежки шлема...
       ...И швырнул его в оборотня, который, казалось не сомневался в моем
согласии. По-моему, Ганелон в эту минуту шагнул вперед.
       Я стремительно кинулся на рогатого и прижал его к противоположной
стене.
       – Нет! – сказал я.
       Его руки, похожие на человеческие, сомкнулись на моей шее в ту самую
секунду, когда я сдавил ему горло. Сжав пальцы, я резко перекрутил ладони.
Думаю, он сделал то же самое.
       Я услышал хруст – так ломается сухая хворостина. Помню, мне стало
любопытно, чья шея сломана. Моя болела изо всех сил.


       Я открыл глаза и увидел небо. Я лежал на одеяле, а одеяло лежало на
земле.
       – Боюсь, что он останется жить, – сказал голос, и, медленно повернув
голову, я увидел Ганелона.
       Он сидел на краешке одеяла рядом с Лорен.
       – Как дела? – спросил я.
       – Мы победили. Вы сдержали слово. Когда погиб оборотень, хранители
упали без сознания, а животные и прочая нечисть сгорели.
       – Хорошо.
       – А я сижу и размышляю, почему я перестал вас ненавидеть.
       – И к какому выводу ты пришел?
       – Трудно сказать. Может быть, потому, что мы очень похожи друг на
друга. Хотя нет... Не знаю.
       Я улыбнулся Лорен.
       – Твои предсказания не сбылись. Сражение закончилось, а ты еще жива.
       – Смертям дан ход. – Она не ответила на улыбку.
       – Что ты имеешь в виду?
       – В памяти людей живы рассказы о том, как король Корвин казнил моего
деда – сначала публично избил плетьми, а затем четвертовал – за то, что он
восстал против его тирании.
       – Я здесь ни причем. Это было одно из моих отражений.
       Лорен покачала головой.
       – Корвин из Эмбера, я такая, какая есть. – И с этими словами она
встала, повернулась и ушла.
       – Вы так и не ответили, кем был оборотень, – напомнил мне Ганелон, не
обращая на ее уход ни малейшего внимания.
       – Слугой хаоса. Прокляв Эмбер, я распахнул дверь в реальный мир
темным силам. Пользуясь предоставленной возможностью, они пытаются
захватить все отражения и постепенно добраться до Эмбера, следуя по пути
наименьшего сопротивления. Таким образом на Лорен появился Черный Круг. Но
я его уничтожил, так что можешь спать спокойно. Я закрыл им путь на это
отражение.
       – И вы за этим сюда пришли?
       – Нет. Честно говоря, я шел в Авалон, когда увидел Ланса. Не мог же я
бросить его в беде. А потом мне пришлось расхлебывать кашу, которую я сам
заварил.
       – Авалон? Значит, вы солгали, что он разрушен?
       Я покачал головой.
       Нет. Наш Авалон пал, но на отражениях существует другой, похожий на
него.
       – Возьмите меня с собой!
       – Ты сошел с ума!
       – Хочу хоть одним глазком взглянуть на те места, где родился и вырос,
чего бы это не стоило.
       – Я не собираюсь там оставаться. Мне необходимо попасть в Авалон,
чтобы раздобыть себе розовый порошок для чистки ювелирных изделий. Однажды
я совершенно случайно поджег его в Эмбере. Произошел взрыв. Я использую
порошок, как порох, вооружу солдат ружьями, осажу Эмбер и займу трон,
который является моим по праву.
       – А как быть с темными силами, которые, как вы говорите, пытаются
захватить все отражения?
       – Дойдет и до них очередь. А если я проиграю битву, ими займется
Эрик.
       – Вы сказали, что он ослепил вас и бросил в темницу.
       – Да. Я вырастил новые глаза. Потом сбежал.
       – Вы – демон.
       – Мне так часто об этом говорили, что я даже не спорю.
       – Вы возьмете меня с собой?
       – Если хочешь. Но ты увидишь не тот Авалон, где родился и вырос.
       – В Эмбер!
       – Да ты действительно сумасшедший!
       – Нет. Я всегда мечтал попасть в этот сказочный город. Поброжу по
Авалону, а дальше что? Не просиживать же штаны на одном месте. Разве я был
плохим генералом?
       – Нет.
       – Тогда научите меня пользоваться этими штуковинами, которые
называются "Ружья", и я помогу вам в великой битве. Не так уж долго мне
осталось жить на свете. Возьмите меня с собой.
       – Может статься, кости твои побелеют под горой Колвир рядом с моими.
       – Исход какой битвы известен заранее? Я готов рискнуть.
       – Как хочешь. Я не возражаю.
       – Спасибо, милорд.
       Мы разбили лагерь, переночевали, а на следующее утро пустились в
путь. Вернувшись в замок, я первым делом отправился на поиски Лорен и
сразу узнал, что накануне она сбежала со своим бывшим любовником,
армейским офицером по имени Мелкин. Хотя я понимал ее состояние, мне было
неприятно, что она не дала мне возможности объясниться и поверила слухам.
Я решил догнать их.
       С трудом ворочая головой на негнущейся шее я оседлал чемпиона и
поскакал следом. Мне не в чем было упрекнуть Лорен. В замке меня тоже не
чествовали как победителя. Слишком свежи были в памяти людей рассказы о
том Корвине, который правил этой страной. На меня смотрели, как на
дьявола. Солдаты, которых я обучал, с которыми сражался бок о бок, бросали
на меня косые взгляды и тут же опускали глаза или оборачивались. Должно
быть, они испытали сильное облегчение – все, кроме Ганелона, – когда я
стал собираться в дорогу. Ганелон же, я думаю, боялся, что я не вернусь за
ним, как обещал. Он хотел поехать со мной, но я не позволил. Мне
необходимо было самому во всем разобраться.
       К своему удивлению, я понял, что Лорен стала мне далеко не
безразлична, а ее поступок причинил мне боль. Прежде чем уйти, она должна
была по крайней мере меня выслушать. Я расскажу ей о себе и, если она
все-таки выберет бравого, но смертного капитана, благословлю их и не буду
мешать. Если же она окажет предпочтение мне... Я понял что хочу удержать
Лорен, чего бы это не стоило. Прекрасный Авалон подождет. Никуда не
денется. Сначала я устрою свои личные дела, а там видно будет.
       Я ехал по дороге, а птицы пели мне песни, порхая с ветки на ветку.
Стоял ясный, погожий день – на голубом небе сверкало солнце, деревья
шелестели зелеными листьями, а я радовался в сердце своем, потому что мне
удалось избавить землю от беды, которую я на нее накликал. Зло? Какого
черта! Я причинил больше зла, чем кто-нибудь другой, но не потерял совести
и сейчас наслаждался столь редкими для меня минутами счастья. Когда Эмбер
будет моим, совесть не помешает мне порадоваться еще сильней! Ха!
       Я ехал на север по лесистой долине, изредка спешиваясь, чтобы не
потерять свежие следы двух всадников. К вечеру у меня устали глаза и,
приметив ярдах в ста от дороги небольшой овражек, я устроился на ночлег.
       Наверное от того, что шея у меня разболелась не на шутку, мне снился
рогатый и наш с ним поединок. "Помоги мне сейчас, и мы вернем тебе то, что
ты считаешь своим по праву", – говорил он, и в этот момент я проснулся от
собственной громкой ругани.
       Предрассветное небо побледнело, и я оседлал коня и пустился в путь.
Ночь была морозной, а трава сверкала от инея. Плащ, на котором я спал,
отсырел.
       К полудню солнышко стало пригревать, а след двух всадников выглядел
совсем свежим. Я нагонял их.
       Когда я увидел ее, я соскочил с коня и подбежал к тому месту, где она
лежала, – под кустом диких роз, на котором не было цветов и который
оцарапал колючками ее щеку и обнаженное плечо. Она умерла не так давно,
потому что тело было теплым, и из раны в груди, куда вонзился клинок,
текла кровь.
       Камней вокруг не оказалось, и я положил ее в могилу, которую вырыла
Грейсвандир. Пусть отдохнет. Он снял с нее ее браслеты, ее кольца и ее
драгоценные гребешки – все ее богатство. Мне пришлось закрыть ей глаза,
прежде чем я покрыл ее своим плащом, и тут рука моя дрогнула, а зрение
затуманилось. Время текло незаметно.
       Я вскочил на коня и очень скоро догнал его, скачущего во весь опор,
как будто за ним гнался сам дьявол, в чем он был не так уж и не прав. Я не
сказал ни единого слова, когда вышиб его из седла, но я не взялся за
шпагу, когда он вытащил свою из ножен. Его сломанное пополам тело я
зашвырнул на высокий дуб и, оглянувшись, увидел черную тучу птиц в ветвях.
       Я надел на нее ее браслеты, ее кольца и ее драгоценные гребешки, а
потом забросал могилу. Вы ведь знали, какая была Лорен. То, что она
пережила, и то, к чему стремилась, закончилось смертью. Вот и весь сказ о
том, как мы встретились и как расстались. Лорен и я, в стране Лорен, и
такова моя жизнь, потому что принц Эмбера – частичка вселенной и в
какой-то мере виновен во всех мерзостях, которые в ней творятся. Поэтому я
и говорю: "Ха!", Когда речь заходит о моей совести. В зеркалах многих
суждений мои руки обагрены кровью. Я являюсь частью зла, которое царит в
реальном мире и на отражениях. Иногда мне кажется что я – то самое зло,
которое необходимо, чтобы бороться с другим злом. Я уничтожаю дворкиных,
которые попадаются на моем пути, и в тот великий день, о котором говорят
все пророки, но в который они не очень верят, в тот день, когда мир будет
избавлен от зла, я тоже кану во тьму, осыпаемый проклятьями. Возможно это
будет скорее, чем я думаю. А пока...
       Пока это время еще не наступило, я не умою рук своих и не стану
бездействовать.
       Пришпорив коня, я поскакал в замок Ганелона, который знал, но никогда
не сможет понять.




       4



       Вскачь, вскачь, Ганелон и я пробирались чуть заметными таинственными
тропами в Авалон; вскачь по аллеям снов и кошмаров; вскачь, когда палящее
солнце обжигало спины; вскачь по жарким белым островам ночи. И палящее
солнце стало золотым, и острова ночи рассыпались осколками бриллиантов, а
луна поплыла по небу, словно лебедь. День принес зеленое дыхание весны, мы
переплыли бурную реку, горы покрылись инеем от мороза. Ровно в полночь
выпустил я стрелу своей судьбы, и она загорелась в небе и унеслась, как
метеор, на север.
       Единственный дракон, который нам встретился, был хром не обе ноги.
При нашем приближении он быстро заковылял в сторону, пыхтя, сопя и сминая
маргаритки. Птицы с ярким оперением летели подобно стрелам судьбы,
указывая нам путь, а хрустальные голоса озер отзывались эхом, когда мы
проезжали мимо. Я громко запел, и через некоторое время Ганелон стал
подпевать. Пошла вторая неделя нашего путешествия, и небо, земля и ветер
говорили мне, что Авалон близко.
       Мы разбили лагерь у глухого лесного озера, когда солнце село за гору,
а день угасал. Ганелон принялся распаковывать седельные сумки, а я решил
искупаться. Вода была холодной, освежающей, и я долгое время плескался, не
желая выходить на берег.
       Затем мне показалось, что я слышу какие-то крики, и хоть мне не было
дела до того, что происходит в этом загадочном лесу, я быстро вышел из
воды, оделся и поспешил в лагерь.
       По пути я вновь услышал крик и мольбу о пощаде. Подойдя ближе, я
понял, что в лагере разговаривали.
       Я вышел на небольшую полянку. Седельные сумки были разобраны, костер
сложен, но не разожжен.
       Ганелон сидел на корточках у высокого дуба. На дубе висел
светловолосый худощавый паренек. Я отметил себе на будущее, что очень
трудно сказать что-либо о человеке или получить ясное представление о
чертах его лица, когда он висит вверх ногами в нескольких футах над
землей.
       Руки его были связаны сзади, и он висел на большом суку, привязанный
к нему веревкой за правую лодыжку.
       Он отвечал на вопросы Ганелона быстрыми короткими фразами, лицо его
было мокрым от пота, а изо рта текли слюни. Он раскачивался то взад, то
вперед, на щеке его проступило красное пятно от пощечины, а на рубашке еще
не засохли капельки крови.
       Я решил не вмешиваться и остановился неподалеку. Ганелон никогда не
стал бы мучить мальчишку без особой на то причины, и поэтому жалость к
нему не переполняла моего сердца. Я не одобрял подобных методов допроса,
но не сомневался, что полученная информация будет представлять интерес. К
тому же мне хотелось понять, зачем и почему Ганелон поступил подобным
образом, ведь, что ни говори, сейчас он стал моим соратником. А несколько
лишних минут головой вниз не могут причинить пареньку особого вреда...
       Когда тело перестало раскачиваться, Ганелон подтолкнул его острием
шпаги. На груди появилось очередное красное пятно, а паренек закричал. Он
был очень молод. Ганелон вытянул шпагу, держа ее в нескольких дюймах от
горла своей жертвы, отдернул клинок в самый последний момент и
ухмыльнулся, когда мальчишка извернулся, как уж, и взмолился.
       – Пожалуйста, не надо!
       – Говори! – сурово приказал Ганелон. – Говори, что было дальше!
       – Я все сказал! Я больше ничего не знаю!
       – Почему?
       – Они промчались мимо!
       – И ты не поскакал вслед?
       – У меня не было коня.
       – Почему ты не пошел пешком?
       – Меня контузило!
       – Контузило! Ты просто дезертировал. Ты – трус!
       – Нет! – вскричал паренек.
       Ганелон вновь поднес шпагу к его горлу и вновь отдернул клинок в
самый последний момент.
       – Да! – завопил мальчишка. – Я струсил!
       – И удрал?
       – Да! Я побежал в другую сторону и спрятался в лесу!
       – И ты не знаешь, чем все закончилось?
       – Нет!
       – Ты лжешь!
       Ганелон поднял шпагу.
       – Я клянусь! – вскричал паренек. – Пожалуйста...
       Я решил вмешаться и сделал шаг вперед.
       – Ганелон, – сказал я.
       Он взглянул на меня, ухмыльнулся и опустил шпагу. Мальчишка посмотрел
на меня умоляющими глазами.
       – Кто он такой? – спросил я.
       – Ха! – ответил Ганелон и ударил свою жертву шпагой плашмя по весьма
интимному месту, с удовлетворением слушая очередной вопль. – Вор, дезертир
и врет презабавно!
       – Что ж, отвяжи его. Я тоже хочу послушать.
       Ганелон повернулся, взмахнул шпагой и одним ударом перерубил веревку.
Мальчишка упал на землю и принялся рыдать.
       – Я поймал его, когда он воровал еду из седельных сумок, и решил
допросить, чтобы узнать, где мы с вами находимся, – сказал Ганелон. –
оказывается он прямехонько из Авалона. Бежал оттуда так, что пятки
сверкали.
       – Почему?
       – Его взяли в солдаты. Два дня назад, во время битвы, он струсил и
дезертировал.
       Мальчишка попробовал было возразить, и Ганелон ткнул его носком
сапога.
       – Молчать! Сейчас говорю я, и говорю то, что ты сам мне рассказал!
       Бывший солдат отполз в сторону, как краб, и посмотрел на меня
расширенными от ужаса глазами.
       – Что за битва? – спросил я. – Кто с кем сражался?
       Ганелон угрюмо улыбнулся.
       – Вы услышите историю, вам знакомую. Авалон бросил все свои силы в
бой с армией сверхъестественных существ, которые долгие годы разоряли
страну.
       – Вот как? – я посмотрел на мальчишку, и он опустил голову, но я
успел заметить, что лицо его исказилось от страха.
       – ...Женщины, – говорил Ганелон. – Прекрасные и неприступные фурии.
Вооруженные до зубов и одетые в доспехи. С длинными светлыми волосами и
леденящим взором. Верхом на белых огнедышащих скакунах, которые питаются
человеческой плотью, они выезжают из пещер, образовавшихся несколько лет
назад после землетрясения. Совершая набеги по ночам, они берут в плен
молодых мужчин и убивают всех остальных. Уж больно эта картина напоминает
мне Черный Круг и его хранителей.
       – Но после смерти рогатого многие хранители остались живы, – возразил
я. – И ни один из них не показался мне лишенным души. Скорее я бы сказал,
что они частично потеряли память. Мне непонятно только, почему авалонцы не
завалили камнями все выходы из пещер.
       – Они пытались это сделать, но безуспешно. Завалы таинственно
исчезали, а женщин становилось все больше и больше.
       Я посмотрел на паренька, и он кивнул в знак согласия. Лицо его было
пепельно-серым.
       – Отряды генерала, которого здесь называют протектором, – продолжал
Ганелон, – все чаще вступали в бой с этими ведьмами, а сам он провел ночь
с их предводительницей, Линтрой, то ли развлекаясь, то ли пытаясь
заключить перемирие. Однако все осталось по-прежнему. После их встречи
набеги возобновились, и тогда протектор решил атаковать всеми силами в
надежде раз и навсегда избавить страну от нечисти. А этот, – Ганелон
указал на парнишку острием шпаги, – удрал с поля боя, и теперь мы не
знаем, чем закончилось сражение.
       – Это правда? – спросил я дезертира, который смотрел на шпагу, как
зачарованный. Вздрогнув, он на мгновение встретился со мной глазами и
медленно кивнул.
       – Интересно, – сказал я, обращаясь к Ганелону. – Похоже, перед ними
стоит задача, которую мы совсем недавно решили. Жаль, конечно, что исход
битвы не известен.
       Ганелон вздохнул и сжал эфес шпаги.
       – Ничего не поделаешь. А с дезертиром пора кончать. Он действительно
больше ничего не знает.
       – Постой, постой. Насколько я понял, он пытался украсть у нас
какую-то еду?
       – Да.
       – Развяжи ему руки. Мы его накормим.
       – Но ведь он – вор.
       – Не ты ли говорил мне когда-то, что ты убил человека за пару
башмаков?
       – Конечно! Но здесь нельзя сравнивать.
       – Почему?
       – Мне это удалось.
       Я расхохотался. Смех помог мне снять нервное напряжение, но я никак
не мог остановиться. Сначала Ганелон насупился, потом на лице его
появилось изумленное выражение, в конце концов он тоже рассмеялся.
       Мальчишка смотрел на нас как на сумасшедших.
       – Ох ты! – всхлипнул Ганелон, вытирая выступившие от смеха слезы. Он
схватил паренька за шиворот повернул спиной и одним движением перерезал
стягивающие его руки веревки. – Пойдем, сосунок. Я тебя накормлю.
       Мы подошли к седельным сумкам. Мальчишка, ковыляя, шел сзади. Он с
жадностью накинулся на еду и громко зачавкал, не отрывая взгляда он
Ганелона. Я задумался. В стране, где бушевала война, мне будет трудно
добиться желаемого. К тому же меня одолели былые страхи и сомнения при
мысли о том, что отражениям грозит смертельная опасность.
       Я помог Ганелону разжечь небольшой костер.
       – Что будем делать? – спросил он.
       У меня не было выхода. Битвы кипят на всех отражениях, где существует
Авалон. На то они и отражения. А необходимый мне порошок я мог достать
только в Авалоне. Пускаясь в путь, я преследовал определенную цель, и если
на моем пути мне все время встречались силы хаоса, значит, от них
зависело, сумею ли я достичь этой цели. Таковы были правила игры, и я не
мог жаловаться, потому что сам их придумал.
       – Пойдем в Авалон, – ответил я. – И пусть мое желание исполнится!
       Паренек испугано вскрикнул и – возможно, испытывая ко мне чувство
признательности за то, что я не позволил Ганелону наделать в нем дыр, –
предупредил:
       – Не ходите в Авалон, сэр! Ваше желание не может исполниться! Вас
убьют!
       Я улыбнулся и кивнул, а Ганелон, ухмыляясь, небрежно произнес:
       – Давайте прихватим его с собой! Пусть предстанет перед военным
трибуналом за дезертирство!
       Он еще не успел договорить, а паренек уже улепетывал со всех ног.
Продолжая ухмыляться, Ганелон выхватил из-за пояса кинжал и отвел руку для
броска. Я ударил его по плечу, и кинжал вонзился в землю. Паренек исчез,
будто его ветром сдуло, а Ганелон расхохотался.
       – Напрасно вы мне помешали, – сказал он, подбирая кинжал.
       – Пусть живет.
       – Если он вернется сегодня ночью и перережет нам глотки, вы даже не
успеете пожалеть о своем решении.
       – Не спорю. Но он не вернется, и ты это прекрасно знаешь.
       Ганелон пожал плечами, отрезал большой кусок мяса и начал разогревать
его над костром.
       – По крайней мере война научила его показывать врагу пятки. Вы правы,
мы можем спать спокойно.
       Он принялся за еду, и я последовал его примеру.
       Глубокой ночью я проснулся и долго лежал, глядя на звезды сквозь
завесу листьев. Я думал о мальчишке-дезертире, и у меня возникло такое
чувство, что наша с ним встреча – плохое предзнаменование. Я долго не мог
уснуть.
       Наутро мы закидали костер землей и отправились в путь. К полудню мы
очутились в горах, а на следующий день спустились с них и поехали по
дороге, на которой виднелись свежие следы кавалеристов и пехотинцев.
Однако мы никого не встретили.
       На другой день мы увидели несколько ферм и коттеджей, разбросанных в
небольшой долине, но решили не останавливаться. Я не хотел быстро менять
отражения, как в той "Демонической" скачке, когда изгнал Ганелона из
страны. Мне нужно было время, чтобы все обдумать, и наш маршрут вполне
меня устраивал. Но сейчас до Авалона было рукой подать. К полудню третьего
дня над нами раскинулось небо Эмбера, и я молча любовался им, проезжая
лес, похожий на Арденский. Правда, в нем не звучал рог Джулиана, не было
Моргенштерна и гончих, которые гонялись за мной и Рэндомом несколько лет
назад. Слышались лишь птичьи голоса в ветвях огромных дуплистых деревьев,
беличьи разговоры, тявканье лисиц и журчание воды в ручейке. Повсюду цвели
белые, голубые и розовые цветы.
       В воздухе веяло прохладой, и я совсем было настроился на лирический
лад, когда увидел за поворотом дороги свежевырытые могилы. Чуть дальше
чернели следы пепелищ, и дорога заканчивалась, уступая место изломанному
кустарнику, сквозь который, видимо, прошло большое войско. Я отвернулся,
проезжая мимо трупа лошади с вывалившимися внутренностями. Пахло дымом.
       Вскоре пейзаж вновь стал мирным, но небо Эмбера больше меня не
радовало.
       К вечеру лес значительно поредел, и Ганелон заметил далекие огни
костров к юго-востоку от Авалона. Мы свернули на первую боковую тропинку,
ведущую в этом направлении, и пришпорили коней.
       – Может, это стоит лагерем армия протектора? – спросил Ганелон.
       – Или того, кто разбил его наголову, – ответил я.
       Он покачал головой, и рука его невольно потянулась к эфесу шпаги.
       Поздно вечером мы сделали привал у тонкого прозрачного ручейка,
стекавшего с гор. Я выкупался, постриг бороду и тщательно почистил одежду.
Наше путешествие подходило к концу, и мне хотелось хорошо выглядеть.
Ганелон долго на меня смотрел, а потом тоже привел себя в порядок:
ополоснул лицо и громко высморкался.
       По небу плыла ясная полная луна, и неожиданно я понял, что не вижу
перед глазами привычной дымки. На секунду у меня перехватило дыхание, и я
начал вглядываться в ранние звезды, края белых облаков, вершины далеких
гор. Потом вновь перевел взгляд на луну. Она оставалась такой же ясной и
сверкающей. Зрение вернулось ко мне полностью!
       Услыхав мой смех, Ганелон вздрогнул, но не спросил, почему я смеюсь.
       С трудом сдерживаясь, чтобы не запеть, я вскочил в седло. Тени
удлинились, крупные звезды одна за другой загорались на небосводе. Я
вдохнул полную грудь ночи, задержал дыхание, выдохнул. Я снова был самим
собой.
       Ганелон поравнялся со мной и тихо спросил:
       – Как вы думаете, они выставили часовых?
       – Безусловно.
       – И я так думаю. Может, свернем в лес?
       – Нет. Зачем вызывать лишние подозрения? Если нас проводят в лагерь
под конвоем, меня это не волнует. Мы – путешественники.
       – Они захотят выяснить, с какой целью мы путешествуем.
       – Хотим наняться на службу. Мы – вольнонаемные солдаты, узнавшие, что
в этом государстве идет война.
       – Правдоподобно. Остается надеяться, что им не придет в голову
отправить нас на тот свет, не допросив.
       Я вслушивался в стук копыт наших лошадей. Тропинка, по которой мы
ехали, была извилистой, лес поредел. Преодолев подъем, мы очутились на
вершине небольшого холма. Лагерь был виден как на ладони. Повсюду горели
костры, стояли палатки, сидели и ходили люди, человек двести, насколько я
мог судить. Неподалеку пасся табун лошадей.
       Ганелон вздохнул.
       – По крайней мере они похожи на обычных людей.
       – Да.
       – Значит, за нами наблюдают в эту самую минуту. Здесь слишком хороший
наблюдательный пункт, чтобы не выставить часовых.
       – Да.
       Позади нас послышался какой-то шум, и резкий голос произнес:
       – Не двигайтесь!
       Я медленно повернул голову и увидел четырех солдат. Двоих – с
арбалетами, двоих – со шпагами наголо. Один из них сделал шаг вперед.
       – Сойдите с лошадей! С правой стороны! И никаких резких движений!
       Мы спешились и встали поодаль друг от друга, чуть отведя руки в
стороны.
       – Кто вы? Откуда? – спросил он.
       – Наемники из Лорен, – ответил я. – Мы слышали, что в Авалоне идет
война, и ищем человека, который взял бы нас на службу. Мы ехали в
лагерь... Надеюсь, это ваш лагерь?
       – А если я отвечу: "Нет, мы собираемся на него напасть"?
       Я пожал плечами.
       – В таком случае я спрошу, не хотите ли вы нанять еще двух солдат.
       Он сплюнул.
       – Протектор не нуждается в таких, как вы. Где находится Лорен?
       – На востоке.
       – Не встречались ли вам по пути... Какие-нибудь препятствия?
       – Что вы имеете в виду?
       – Ничего, – чуть помедлив, ответил он. – Сдайте оружие. Я отправлю
вас в лагерь. Вам придется рассказать обо всем необычном, что вы видели на
востоке.
       – Но мы не видели ничего необычного!
       – Неважно. В любом случае вас накормят. Хотя сильно сомневаюсь, что
протектор захочет воспользоваться вашими услугами. Война закончилась. А
сейчас – сдайте оружие.
       Повинуясь его приказу, из-за деревьев вышли двое солдат. Мы отдали им
шпаги, взяли лошадей под уздцы и пошли вниз по склону холма.
       – Стойте! – внезапно воскликнул тот, кто нас допрашивал. Я повернулся
и вопросительно посмотрел на него. – Как вас зовут?
       – Кори.
       – Не двигайтесь! – он подошел ко мне вплотную и стал вглядываться в
мое лицо. Секунд через десять я не выдержал.
       – А в чем, собственно, дело?
       Вместо ответа он стал рыться в кошельке, пристегнутом к поясу, достал
пригоршню монет и поднес их к глазам.
       – Черт! Слишком темно! Жаль, нельзя посветить!
       – Зачем? – спросил я.
       – Ваше лицо показалось мне знакомым, и я только сейчас вспомнил, где
его видел. На старых монетах. Они все еще имеют хождение. Он нахмурился и
повернулся к одному из лучников. – Правда, похож?
       – Да, – согласился тот. – Похож, и даже очень.
       – А ты не помнишь, кем он был?
       – Откуда мне помнить? Одним из бывших, должно быть. Меня тогда и на
свете-то не было.
       – И я не помню. Впрочем, неважно. Идите, Кори, – вновь обратился он
ко мне. – Отвечайте на все вопросы честно, и с вами поступят по
справедливости.
       Спускаясь с холма, я почему-то представил себе что он смотрит мне в
спину и чешет в затылке.
       Солдаты которых выделили нам в провожатые оказались не
разговорчивыми. Меня это устраивало.
       Шли мы очень медленно, и я вспомнил рассказ паренька о сражении,
которое неизвестно кто выиграл. Я достиг цели, попал в Авалон, вернее,
аналог Авалона. Теперь, чтобы совершить задуманное, мне необходимо было
действовать, исходя из обстоятельств.
       В лагере приятно пахло дымом, жареным мясом, лошадиным потом,
промасленной упряжью. Отовсюду доносились разговоры, бряцало оружие,
горели костры. Люди ели, пили, играли, развлекались и смотрели, как мы
проходим мимо, направляясь к трем маленьким палаткам, стоящим одна подле
другой.
       Мы остановились у первой из них, и сопровождавший нас солдат о чем-то
спросил часового, совершавшего обход. Тот отрицательно покачал головой.
Они разговаривали несколько минут, а затем наш солдат вернулся,
перекинулся парой фраз со своим товарищем и подошел ко мне.
       – Протектор собрал всех офицеров на военный совет, – сказал он. – Мы
сейчас стреножим ваших лошадей и отведем их на пастбище. Заберите свои
вещи. Вам придется подождать нашего капитана.
       Мы сняли седельные сумки и вытерли лошадей насухо. Хромой пастух взял
чемпиона и огнедышащего (коня Ганелона) под уздцы и повел их в табун. Мы
уселись на сумки. Кто-то принес нам горячего чаю и одолжил у меня немного
табаку. Наши стражники отошли в сторонку и расположились на отдых.
       Я наблюдал за входом в самую большую палатку, стоявшую в центре.
Прихлебывал чай и думал о маленьком ночном кафе на Rue de Char et Pain в
Брюсселе на отражении Земля, где я так долго жил. Достав необходимый мне
ювелирный порошок, я поеду в Брюссель и заключу сделку с торговцами
оружием. Мой заказ будет очень сложным, и сдерут за него три шкуры, потому
что военному заводу придется строить новые поточные линии. По собственному
опыту я знал, что заказать оружие мог и помимо "Интерармко". На все про
все у меня уйдет три месяца. Я стал обдумывать детали, и время потекло
незаметно.
       Часа через полтора в большой палатке зашевелились тени. Затем полог
распахнулся, и люди стали выходить на улицу, оглядываясь и оживленно
беседуя. Двое задержались на пороге. Я услышал их голоса, но не разобрал,
о чем идет речь. Ясно было только, что командир, оставшийся в палатке дает
им последние инструкции. Он даже подошел к выходу, что-то объясняя, и я
успел разглядеть, что он был худ и очень высок.
       Наши солдаты все еще сидели в сторонке; один из них указал мне на
офицера, стоявшего справа, как на капитана, который должен нас допросить.
Я все еще пытался получше рассмотреть командира, но сквозь спины офицеров,
естественно, ничего не увидел.
       Затем он вышел из палатки.
       Сначала я подумал, что это – игра света и тени... Но нет! Он сделал
шаг вперед, и я вздрогнул. У него не было правой руки от локтя и ниже.
Окровавленные бинты говорили о том, что руку он потерял совсем недавно.
       Левая его рука неожиданно рубанула воздух, и я почувствовал, что во
мне оживают давно забытые воспоминания. У человека, на которого я смотрел
были прямые каштановые волосы, сильный волевой подбородок...
       Ветерок раздул полы его плаща, и я увидел желтую рубашку и коричневые
брюки. Неестественно быстрым движением левой руки человек запахнулся,
прикрывая обрубок.
       Я резко встал, и голова его мгновенно повернулась в мою сторону.
       Глаза наши встретились, и оба мы замерли, глядя друг на друга.
       Затем он оттолкнул изумленных офицеров и пошел ко мне. Я услышал, как
Ганелон хмыкнул и быстро поднялся на ноги.
       Человек остановился в нескольких шагах от меня, и его карие глаза
блеснули. Он редко улыбался, но на этот раз позволил себе слабое подобие
улыбки.
       – Пойдем со мной, – сказал он и, повернувшись, направился в палатку.
Мы пошли следом, оставив седельные сумки на земле.
       Он отпустил взглядом двух офицеров, остановился перед входом,
пропустил нас вперед и закрыл за собой полог. Я увидел походную постель,
маленький стол, скамейки, сундучок. На столе горела масляная лампа, лежали
карты местности, стояли бутылка вина и несколько кружек. На сундучке
горела еще одна лампа.
       Человек сжал мне руку и вновь улыбнулся.
       – Корвин, – сказал он. – Все еще живой.
       – Бенедикт. – Я улыбнулся в ответ. – И тоже не мертвый. Сколько воды
утекло!
       – Да. Кто твой друг?
       – Его зовут Ганелон.
       – Ганелон, – повторил Бенедикт, кивая, а затем подошел к столу и
налил три кружки вина. – Твое здоровье, брат!
       – Твое здоровье!
       Мы выпили.
       – Садитесь, – сказал он, указывая на ближайшую скамейку. –
Приветствую вас в Авалоне.
       – Спасибо... Протектор.
       Он поморщился.
       – Этот титул заслужен. Интересно, мог ли прежний их правитель
похвастаться тем же самым?
       – Поверь мне, мог. Но только в другом Авалоне.
       Бенедикт пожал плечами.
       – Естественно. И хватит об этом! Где ты был? Что делал? Зачем пришел?
Расскажи о себе. Мы так давно не виделись.
       Я кивнул.
       На мое несчастье фамильный этикет (не говоря о расстановке сил)
требовал, чтобы я первым ответил на все его вопросы. Он был старше меня, и
я вмешался – пусть по незнанию – в сферу его деятельности. Не могу
сказать, что мне не хотелось быть почтительным: Бенедикт был одним из
немногих, кто мне нравился и кого я уважал. Но мы действительно слишком
давно не виделись, и мне не терпелось расспросить его, чтобы выведать все
интересующие меня подробности.
       К тому же я не знал, как вести разговор. Мне было неизвестно, кому
Бенедикт симпатизирует, на чьей стороне находится. Я не понимал, почему он
не живет в Эмбере, и боялся оказаться в неловком положении, сморозив
какую-нибудь глупость. Разговаривая с ним, мне придется быть предельно
осторожным, пока я не выясню, что к чему.
       – Не знаешь, с чего начать? – спросил он, внимательно изучая мое
лицо. – Мне безразлично, под каким соусом ты себя подашь.
       – Не в этом дело. Мне трудно... А, ладно. Начну с самого начала. – Я
сделал глоток вина. – Так проще, хотя все, что со мной произошло, я
вспомнил сравнительно недавно.
       – Прошло всего несколько лет после битвы с Лунными Всадниками Генеша,
когда ты отбыл в неизвестном направлении, а у нас с Эриком уже возникла
первая крупная ссора, – начал я свой рассказ. – Сам понимаешь, спор шел о
наследстве. Отец, как всегда, грозил, что отречется от престола, но
отказывался назвать своего преемника. Естественно, все мы только и
говорили о том, кто из нас является законнорожденным, а кто нет. Конечно,
и ты, и Эрик старше меня, но в то время, как Файла, наша с Эриком мать,
стала женой Оберона после смерти Климнеи, она...
       – Хватит! – вскричал Бенедикт, ударив по столу кулаком с такой силой,
что деревянная доска треснула. Лампа подпрыгнула, но каким-то чудом не
перевернулась. Полог немедленно откинулся, и в палатку заглянул насмерть
перепуганный стражник. Бенедикт бросил на него один только взгляд, и
стражника как ветром сдуло. – Я не желаю слушать, кто из нас ублюдок. Это
нечистоплотно. Вечные склоки в нашей семье явились одной из причин, по
которой я скрылся и живу здесь. Пожалуйста, продолжай, но без ссылок на
родословную.
       – Гм-мм... Да, – сказал я, слегка ошарашенный. – Итак, как я уже
говорил, мы с Эриком крупно поссорились. И дело не ограничилось одними
словами.
       – Дуэль?
       – О, мы не стали соблюдать формальностей. Просто пришли к выводу, что
мы друг другу мешаем, и одновременно выхватили шпаги из ножен. Дрались мы
долго, и в конце концов Эрику удалось одержать верх. Забегая вперед,
должен тебе сказать, что все это я вспомнил не далее как пять лет назад.
       Бенедикт кивнул, словно знал, о чем идет речь.
       – Я могу только предполагать, что произошло после того, как я потерял
сознание, – продолжал я. – Эрик не стал меня убивать. Очнулся я на
отражении Земля в городе Лондоне. Повсюду свирепствовала чума, и я,
естественно, заразился, а выздоровев, потерял представление о том, кто я
такой и где я нахожусь. У меня начисто отшибло память. Я жил на земле
много веков, воевал, учился в университетах, говорил с мудрецами,
консультировался с выдающимися врачами, но так и не нашел ключа к своему
прошлому. Мне было совершенно очевидно, что я не похож на других людей, и
я совершал героические усилия, чтобы этот факт не стал общеизвестен. Меня
бесило, что я могу добиться всего, чего захочу, кроме одного – вернуть
себе память.
       Шли годы, чувство ностальгии овладевало мною все сильнее и сильнее.
Затем в результате автомобильной катастрофы я получил шок, и у меня
появились отрывочные воспоминания о прошлой жизни. Это произошло примерно
пять лет назад. Ирония судьбы: у меня есть веские основания предполагать,
что аварию подстроил Эрик. И с самого начала моей ссылки флора жила на
земле, не выпуская меня из виду.
       Вернемся к нашему поединку. Эрик, должно быть, удержал руку в
последний момент, не желая, чтобы его обвинили в братоубийстве. Затем он
бросил меня на отражении земля, не сомневаясь, что я там погибну. Таким
образом, он всегда мог сказать, что мы поссорились и что в порыве гнева я
решил уйти из Эмбера по каким-то своим делам. В тот день мы охотились в
Арденском лесу.
       – Мне это кажется странным, – заметил Бенедикт. – Ваши отношения ни
для кого не были тайной, и вдруг вы отправляетесь на охоту вдвоем.
       Я сделал глоток вина и улыбнулся.
       – Может, я упрощаю. Наверно, мне тоже хотелось остаться с Эриком
наедине.
       – Понятно, значит, не исключено, что роли ваши могли поменяться.
       – Трудно сказать. Мне кажется, лично я никогда не зашел бы так
далеко. Но ведь я говорю, исходя из своего сегодняшнего опыта. А тогда?
Может, и я поступил бы так же, как он. Утверждать не могу, но это
возможно.
       Бенедикт вновь кивнул, и я почувствовал, что его гнев сменился
изумлением.
       – Как ты понимаешь, я не собираюсь оправдываться или объяснять мотивы
своих поступков, – продолжал я. – Если мои догадки верны, Эрик,
разочарованный тем, что я остался жив, решил не выпускать меня из виду.
Эту миссию он возложил на флору. Затем, насколько я понял, отец отрекся он
престола и исчез, а вопрос о преемнике так и остался открытым...
       – Черта с два! – воскликнул Бенедикт. – Никакого отречения не было.
Однажды вечером Оберон ушел к себе в спальню, а наутро его там не
оказалось. Записки он не оставил. Постель была застлана, и судя по всему,
в ней никто не спал. Сначала нас это не тревожило. Все думали, что он
путешествует по отражениям, быть может, в поисках очередной невесты.
Прошло много времени, прежде чем заподозрили неладное и решили считать
таинственное исчезновение отца новой формой отречения от престола.
       – Я этого не знал, – сказал я. – Твои источники информации точнее
моих.
       Он промолчал, и это меня насторожило. Было очевидно, что Бенедикт
поддерживает связь с Эмбером. Вдруг он стал сторонником Эрика?
       – Ты давно был в Эмбере? – рискнул спросить я.
       – Лет двадцать назад. Но я поддерживаю связь.
       Вот как? Члены нашей семьи, с которыми я разговаривал, не знали (или
делали вид, что не знают) о судьбе Бенедикта. И он должен понять, что его
слова я не могу воспринимать иначе, как предостережение... Или угрозу?
Мысли мои понеслись вскачь. Рэндом утверждал, что ничего не слышал о
Бенедикте, Бранд исчез. Я знал, что он жив, находится в плену и лишен
возможности общаться с кем бы то ни было. Флора не могла быть связной
Бенедикта, потому что до недавнего времени находилась на отражении земля.
Льювилла жила в Рембе, Дейдра тоже, и, насколько я помнил, в Эмбере ее на
очень-то жаловали. Фиона? Джулиан говорил, что она где-то на юге, но не
знал, где именно.
       Оставались Эрик, Джулиан, Жерар, и Каин. Исключим Эрика. Он никогда
не рассказал бы Бенедикту об исчезновении отца в невыгодном для себя
свете. Скорее это мог сделать Джулиан, который, хоть и поддерживал Эрика,
метил занять куда более высокое положение. Каин тоже не был лишен амбиций.
Один только Жерар всегда производил на меня впечатление человека, который
больше думает о судьбе Эмбера, чем о власти. Жерар не благоговел перед
Эриком и согласился помочь мне и Блейзу, когда мы собрались захватить
трон. Да, именно Жерар, заботясь о благополучии государства, мог
информировать Бенедикта обо всех событиях в Эмбере.
       Итак, Джулиан, Каин, Жерар. Джулиан меня ненавидел, Каину я был
безразличен, а с Жераром нас связывали общие воспоминания времен нашей
юности. Так кто же? Вопрос первостепенной важности от которого зависела
моя судьба, и Бенедикт мне не ответит на него до тех пор, пока не узнает
моих планов. Сказав, что поддерживает связь с Эмбером, он ясно дал понять,
что, во-первых, может в любую минуту со мной расправиться, а во-вторых,
что ему обеспечена защита в случае опасности. И он сказал об этом в самом
начале разговора, даже не успев меня выслушать. Возможно, лишившись руки,
Бенедикт стал осмотрительнее, ведь я никогда не давал ему поводов для
недовольства. Значит, мне тоже придется быть предельно осторожным. Жаль,
конечно, ведь мы были братьями и не виделись целую вечность – в буквальном
смысле слова.
       – Получается, все мы действовали преждевременно, – заметил я, вертя
кружку с вином в руках.
       – Не все, – сказал он.
       Я почувствовал, что краснею.
       – Извини.
       Он коротко кивнул.
       – Я тебя слушаю.
       – Что ж, видимо, Эрик посчитал, что трон пустует слишком долго, и для
начала решил избавиться от беспомощного, но опасного соперника. Однако я
остался жив, хоть Эрик и подстроил ту самую автомобильную катастрофу, о
которой я тебе говорил.
       – Откуда ты знаешь? Или это опять догадки?
       – Флора практически созналась, что он имел непосредственное отношение
к аварии.
       – Любопытно. Что было дальше?
       – Травма черепа помогла мне куда лучше, чем Зигмунд Фрейд, к которому
я когда-то обращался. Я начал смутно вспоминать прошлое, в особенности
после встречи с Флорой. Мне удалось убедить ее, что память вернулась ко
мне полностью. И Флора разоткровенничалась... Затем появился Рэндом,
спасаясь от погони, и я...
       – Спасаясь от погони? Кто за ним гнался? Что случилось?
       – Какие-то странные существа с одного из отражений. Я не знаю, в чем
там дело.
       – Любопытно, – повторил Бенедикт, и я согласно кивнул.
       Будучи узником, я часто вспоминал громил, ворвавшихся в дом флоры.
Мне было непонятно, зачем Рэндом убегал от них и почему обратился за
помощью именно ко мне. С момента нашей встречи нам постоянно грозила
какая-нибудь опасность. К тому же я был занят своими мыслями, а он не
объяснил, с какой целью пришел на отражение земля. Тогда это не показалось
мне странным, а потом события развивались слишком стремительно – вплоть до
того момента, как меня посадили в камеру. Бенедикт был прав. Любопытная
история. И над ней стоило серьезно поразмыслить.
       – Мне удалось обмануть Рэндома, – продолжал я, – он поверил, что я
хочу захватить трон, в то время как мне нужно было только одно: вернуть
память. Мы отправились в Эмбер, но волею судеб очутились в Рембе. По пути
я рассказал Рэндому все без утайки и он посоветовал мне пройти Лабиринт.
Как только мне представилась эта возможность, я ее воспользовался, а
оказавшись в центре Лабиринта и став прежним Корвином, немедленно
переместился в Эмбер.
       Бенедикт улыбнулся.
       – Бедный Рэндом, – сказал он.
       – Да, несладко ему пришлось. По приговору Мойры, он должен был
жениться на слепой девушке по имени Виала и остался в Рембе ровно на год.
Рэндом согласился, и позже я узнал, что он сдержал слово. Кстати, Дейдра,
которая спаслась бегством из Эмбера, тоже осталась в Рембе.
       Я допил вино, и Бенедикт, увидев, что бутылка пуста, достал из
сундука. Новую. Вино было лучше прежнего – должно быть, из личных запасов.
       – Оказавшись во дворце, я пробрался в библиотеку, и обзавелся колодой
карт. Я добился того, чего хотел. Затем в комнату неожиданно вошел Эрик, а
спустя несколько минут мы уже бились на шпагах. Я ранил его и наверняка
убил бы, если б не подоспела стража. Я бежал, связался с Блейзом, и он
переманил меня на свое отражение. Остальное ты наверняка знаешь от своего
человека. Мы с Блейзом стали союзниками, объявили Эрику войну и проиграли
сражение. Блейз упал с вершины Колвира, но я успел кинуть ему колоду карт,
и он ее поймал. Насколько я понял, тело его не было обнаружено. Я не знаю,
погиб он или нет.
       – И я не знаю, – сказал Бенедикт.
       – Таким образом я попал в плен, и меня заставили присутствовать на
коронации Эрика. Я короновал себя раньше, чем этот ублюдок, – извини, я
выругался без всякой задней мысли. Затем он приказал выжечь мне глаза и
бросить в самое мрачное подземелье Эмбера.
       – Да, – сказал Бенедикт. – Это я слышал. Как тебя ослепили?
       – Раскалили железный прут и... – я невольно вздрогнул и еле
удержался, чтобы не закрыть глаза рукой. – Слава богу, я потерял сознание
и ничего не помню.
       – Но глазные яблоки были выжжены?
       – Да.
       – Сколько времени заняла регенерация?
       – Прошло около четырех лет, прежде чем я начал видеть, и только на
днях зрение вернулось ко мне полностью. В общей сложность получается пять
лет.
       Он облегченно вздохнул и улыбнулся.
       – Хорошо. Ты дал мне надежду. Многие из нас теряли части тела, но не
столь значительные, как руки и глаза.
       – Что правда, то правда, – согласился я. – Я давно потерял счет
пальцам и ушным раковинам, которые регенерировали у членов нашей семьи.
Думаю, что рука тоже отрастет, дай срок. Хорошо еще, что ты одинаково
владеешь обеими руками.
       Бенедикт улыбнулся. Он то улыбался, то мрачнел, прихлебывая вино
маленькими глоточками, и явно не собирался разговаривать на интересующие
меня темы.
       Я тоже сделал глоток вина и задумался. Мне не хотелось рассказывать
Бенедикту о Дворкине. Он был той козырной картой, которую я приберег на
конец игры, – мало ли что может случиться? Ни один из нас не знал
возможностей этого человека. Он, конечно, был сумасшедшим, но от него
можно было добиться чего угодно – разумеется, не силой, а хитростью. Даже
отец его боялся и посадил в тюрьму после того, как он сообщил, что нашел
способ уничтожить Эмбер. Не зная было ли это болтовней шизофреника, но
если Дворкин сказал правду, отец поступил с ним более чем великодушно.
Лично я казнил бы его, не задумываясь. Но Оберон пришел к другому выводу.
Дворкин явно говорил о врагах, которых он отпугивал или уничтожал,
используя свою волшебную силу. Я помнил его с детских лет как мудрого,
доброго старичка, обожавшего отца и всю нашу семью. Трудно, конечно, убить
человека, если есть надежда на его исцеление. Поэтому отец и заточил
Дворкина в подземелье, убежать из которого было невозможно. Тем не менее в
один прекрасный день, когда ему стало скучно, он взял и вышел оттуда.
Никто, ну просто никто, не мог уйти из Эмбера на отражения по той простой
причине, что Эмбер – реальный мир, который не может меняться, а Дворкин
походя нарушил законы вселенной и очутился в моей камере. Мне удалось
обмануть его, и, сам того не зная, он помог мне бежать на Кабру. Я жил
там, пока не окреп, а затем отправился путешествовать и волею судеб попал
на Лорен. Я думаю, никто так и не понял, как мне удалось бежать. Все члены
нашей семьи обладали особыми силами, но только Дворкину удалось их
проанализировать и заставить действовать с помощью Лабиринта и карт.
       Он часто пытался изложить нам свои теории, но все его рассуждения
были настолько абстрактными, утомительными и наконец, просто скучными, что
их почти никто не слушал. Все мы слишком практичны, черт побери! Бранд был
единственный кто интересовался лекциями Дворкина. И еще Фиона. Чуть было
не забыл, Фиона слушала Дворкина очень внимательно. И конечно, отец.
Оберон обладал огромными знаниями, но был очень скрытен. Он уделял нам
мало времени, и мы почти ничего о нем не знали. Думаю, отец разбирался во
всем не хуже Дворкина, но задачи перед ними стояли разные. Дворкин был
гениальным художником, создавшим Лабиринт и карты. Кем был отец,
оставалось тайной. Он не пытался с нами сблизиться, хотя его нельзя было
назвать недобрым отцом. Когда Оберон вспоминал, что мы существуем, он
делал нам прекрасные подарки. Но воспитание наше он доверил различным
придворным, а сам не принимал в нем никакого участия. Мне кажется отец
просто терпел нас, считая неизбежными последствиями своей страсти. Честно
говоря, меня всегда немного удивляла малочисленность нашей семьи. За
полторы тысячи лет похотливый монарх обзавелся всего шестнадцатью
отпрысками, трое из которых погибли. Правда, ни один из нас тоже не мог
похвастаться большим потомством. Как только мы немного подросли и
научились путешествовать по отражениям, отец стал поощрять нас, предлагая
выбрать место себе по вкусу и обосноваться там. Поэтому я и очутился в
Авалоне, которого больше нет. Где родился Оберон, не знал никто. Я не
встречал человека, помнящего те времена, когда Оберона не было на свете.
Вам это кажется странным? На протяжении многих веков не интересоваться,
откуда родом твой отец? Вы правы. Но король Эмбера был могуществен,
немногословен и умен – качества, которыми все его дети обладали в той или
иной степени. Он хотел, чтобы мы жили счастливо, не представляли угрозы
его правлению. Я думаю, отец боялся, что мы узнаем о нем или о его прошлом
какую-то тайну, которую он тщательно скрывал, и воспользуемся ею в своих
целях. И я не верю, что Оберон представлял себе те времена, когда он не
будет сидеть на троне... Иногда либо в шутку, либо чтобы подзадорить нас
отец говорил о своем отречении. Но я понимал, что разговоры эти рассчитаны
только на одно: посмотреть, как мы на них отреагируем. Король Эмбера не
мог не знать, в каком положении окажутся дела, если он исчезнет. Как ни
обидно мне было в этом признаться, ни один из нас не был достоин занять
его место. Конечно, в нашей несостоятельности можно было упрекнуть отца,
но знакомство с Фрейдом научило меня многому, и я понимал, что во всем
виноваты мы сами. К тому же сейчас смешно рассуждать, кто должен стать
монархом. Если отец не отрекся от престола и был жив, каждый из нас может
надеется в лучшем случае на регентство. Мне бы, например, не хотелось
короновать себя, а потом встретиться лицом к лицу с Обероном, вернувшимся
в Эмбер. Я боялся отца и не стыдился в этом признаться. Только глупец не
боится тех сил, которых не понимает. И тем не менее у меня было больше
прав на трон, чем у Эрика (я не придавал значения титулу – какая разница,
король или регент), и я был полон решимости осуществить свой замысел. И
именно поэтому о Дворкине, который казался мне чуть ли не всемогущим,
никто ничего не должен знать до тех пор, пока я не захочу прибегнуть к его
услугам.
       А если он действительно нашел способ уничтожить Эмбер? Ведь тогда
исчезнут не только отражения, но и все сущее на планете.
       Тем более я не имею права говорить, что Дворкин жив. Нельзя
допустить, что бы в руки моих братьев и сестер попало такое грозное
оружие.
       Как я уже говорил, все члены нашей семьи очень практичны.
       Я допил вино, вытащил трубку, прочистил ее и туго набил.
       – Вот, собственно, и весь мой рассказ, – сказал я, приподнимаясь и
прикуривая от лампы. – Когда зрение ко мне вернулось, я бежал из Эмбера.
Некоторое время я жил на Лорене, где и встретился с Ганелоном. Затем
пришел сюда.
       – Для чего?
       – Это место напоминает мне Авалон, который я знал.
       Я намеренно вскользь упомянул о Ганелоне, надеясь, что Бенедикт не
станет меня о нем расспрашивать. Мне бы не хотелось говорить, что когда-то
мы были знакомы, и я думаю, мой спутник тоже понял, что ему надлежит
держать язык за зубами.
       Как я и предполагал, Бенедикт не обратил на Ганелона ни малейшего
внимания. Моего брата интересовало другое.
       – Как тебе удалось бежать? – спросил он.
       – Мне помогли выйти из камеры, – признался я. – А дальше... во дворце
много потайных мест, о которых Эрик ничего не знает.
       Я улыбнулся и запыхтел трубкой.
       – Хорошо иметь друзей, – заметил он как бы в ответ на мою
невысказанную мысль.
       – Думаю, у каждого из нас найдутся друзья в Эмбере.
       – Хочется верить, – коротко сказал он и, на секунду задумавшись,
добавил: – насколько мне известно, ты частично выдолбил двери в камере,
нарисовал на стенах какие-то картинки и поджег постель. Верно?
       – Да. Видимо, длительное заключение влияет на психику. Я и сам
понимаю, что вел себя более чем странно.
       – Я не завидую тебе, брат. Скажи, что ты собираешься делать?
       – Честно говоря, еще не решил.
       – Может, ты хочешь остаться здесь?
       – Сам не знаю. Как обстоят дела в Авалоне?
       – Здесь командую я. – Судя по его тону, это был не вызов, а
констатация факта. – Думаю, мне удалось избавить Авалон от грозящей ему
опасности. Если я прав, сейчас настанут спокойные времена. Цену я,
конечно, заплатил высокую, – тут он невольно бросил взгляд на свою культю,
– но игра стоила свеч.
       И он начал говорить о том, что я уже слышал от мальчишки-дезертира, а
потом рассказал о битве. Когда предводительница ведьм погибла, ее солдаты
разбежались в разные стороны. Авалонцы бросились вдогонку и почти всех
перебили, а пещеры вновь завалили камнями. На всякий случай Бенедикт
оставил рядом с ними несколько патрульных отрядов.
       Он ни слова не сказал о своей встрече с Линтрой.
       – А кто убил предводительницу? – поинтересовался я.
       – Это сделал я, – отчеканил он, и культя его непроизвольно дернулась.
– но я заколебался, прежде чем нанести первый удар. Нельзя было медлить.
       Я отвел глаза в сторону, и Ганелон последовал моему примеру. Когда я
вновь посмотрел на Бенедикта, лицо его было спокойным.
       – Мы искали тебя. Ты хоть знаешь об этом, Корвин? – спросил он. – И
Бранд, и Жерар с ног сбились, исходив множество отражений. Ты
действительно угадал то, что сказал Эрик, объясняя причину твоего
отсутствия. Никто не поверил ему на слово. Много раз мы пытались связаться
с тобой, но твоя карта оставалась холодной. Видимо, поврежденный мозг
блокирует контакт. Любопытная деталь. Тем не менее мы решили, что ты
погиб. Затем к поискам присоединились Джулиан, Каин и Рэндом.
       – Вот как? Я польщен.
       Он улыбнулся.
       – О! – воскликнул я, ругая себя за непонятливость, и тоже улыбнулся.
       Они бросились искать не меня, а мой труп, чтобы обвинить Эрика в
братоубийстве и либо лишить его власти, либо шантажировать.
       – Лично я искал тебя в окрестностях Авалона, – продолжал Бенедикт, –
и мне так здесь понравилось, что я решил остаться. В те дни государство
было в ужасающем состоянии, и я трудился в поте лица, чтобы вернуть ему
былую славу. Я сделал это в память о тебе, но мне полюбилась эта страна и
ее жители. Они привыкли к мысли о том, что я – их протектор, и, честно
говоря, я к ним тоже привык.
       Я был одновременно и тронут, и встревожен его словами. Не хотел ли он
сказать, что ему пришлось исправлять ошибку неумелого нашкодившего
младшего брата? Или он не лукавил, а действительно ощутил мою любовь к
Авалону – правда, другому Авалону – и решил как бы выполнить мою последнюю
волю? Нет, все-таки я стал излишне сентиментален.
       – Приятно слышать, что обо мне не забыли, – сказал я, – а еще
приятнее, что ты взял на себя роль защитника этой страны. Мне бы очень
хотелось побродить по знакомым местам, которые так живо напоминают мне
прежний Авалон. У тебя нет возражений, если я немного погощу?
       – И это все, чего ты хочешь?
       – Это все, чего я хочу.
       – Тогда знай, что воспоминания о твоем отражении, которое правило
здесь, отнюдь не из приятных. Ребенка тут никто не назовет Корвином, и я
не брат ему.
       – Понимаю, – сказал я. – Меня зовут Кори. Ведь мы можем быть старыми
друзьями?
       – Все будут очень рады, если мой старый друг останется у меня
погостить.
       Я улыбнулся и кивнул. Он оскорбил меня, еще раз намекнув, что я
виновен в плачевном состоянии этого отражения отражения; меня, который –
пусть на секунду – ощутил холодный огонь короны Эмбера на своем челе.
       Интересно, как повел бы себя Бенедикт, узнав, что я имею прямое
отношение к нашествию женщин-ведьм? Сделал бы он вывод, причем
достоверный, что потерял руку по моей вине? Лично я предпочитал оценивать
ситуацию в целом: не прикажи Эрик выжечь мне глаза, я не произнес бы
проклятья.
       И все же пусть лучше Бенедикт ничего не знает.
       Мне необходимо было выяснить, окажет ли он поддержку Эрику, или будет
на моей стороне, или просто не станет вмешиваться, когда я начну
действовать. Бенедикт был слишком умен и наверняка сейчас думал о том, что
я намерен предпринять. Итак...
       Кто начнет разговор?
       Я раскурил трубку, плеснул в кружку вина, выпустил облако дыма. Я
вслушивался в звуки, доносящиеся из лагеря, посвист ветра, бурчание в моем
животе...
       Бенедикт выпил.
       – Что ты намерен предпринять? – небрежно спросил он.
       Я мог бы ответить, что еще не решил, что я счастлив, оказавшись на
свободе, что мне ничего не надо...
       И он тут же понял бы, что я вру и не краснею. Бенедикт знал меня как
облупленного.
       – Ты знаешь, что я намерен предпринять, – ответил я.
       – Если ты попросишь меня о помощи, я откажу. Эмбер переживает тяжелые
времена, и нечего устраивать в нем грызню за власть.
       – Эрик – узурпатор.
       – Я предпочитаю видеть в нем регента. Любой из нас, попытайся он
сейчас захватить трон, будет узурпатором.
       – Значит, ты веришь, что отец жив?
       – Я знаю, что Оберон жив и попал в беду. Он несколько раз пытался со
мной связаться.
       На моем лице не дрогнул ни один мускул. Значит, я был не
единственным. Расскажи я о нашем с отцом разговоре, меня назвали бы лжецом
и обвинили бы в лицемерии – пять лет назад он практически приказал мне
занять трон.
       – Ты не поддержал Эрика, когда он объявил себя королем. – Я пытливо
посмотрел на Бенедикта. – Скажи, ты окажешь ему помощь, если будет сделана
попытка скинуть его с престола?
       – Я уже говорил, что считаю его регентом. И независимо от моего к
нему отношения, я не хочу междоусобиц в Эмбере.
       – Следовательно, ты окажешь ему помощь.
       – Я сказал все, что хотел сказать. Ты волен оставаться в Авалоне,
сколько пожелаешь, но я не позволю использовать его как плацдарм для
нападения на Эмбер. Это ясно?
       – Вполне.
       – Вот и отлично. А раз мы так хорошо поняли друг друга, ответь мне,
ты все еще намерен здесь остаться?
       – Не знаю. Твое желание избежать междоусобиц дает гарантии только
Эрику?
       – Не понимаю. Что ты имеешь в виду?
       – Я имею в виду, что во имя спокойствия ты можешь принять решение
вернуть меня в Эмбер силой. Но если со мной попытаются сделать то, что уже
один раз сделали, я натворю таких бед, перед которыми любые междоусобицы
покажутся тебе веселым пикником.
       Бенедикт покраснел и опустил глаза.
       – Я не хотел сказать, что предам тебя, Корвин. Неужели ты думаешь, у
меня нет сердца? Я не допущу, чтобы по моей вине ты попал в тюрьму или
ослеп... Если не хуже. И я с радостью приму тебя как гостя, но только
оставь, пожалуйста, и свое тщеславие, и свой страх на границе моего
государства.
       – В таком случае я остаюсь, – сказал я. – У меня нет армии, и я не
собираюсь набирать ее в Авалоне.
       – Я рад.
       – Спасибо, Бенедикт. Хоть и не ожидал тебя здесь увидеть, я тоже рад
нашей встрече.
       Он снова покраснел и кивнул.
       – Взаимно. Неужели я первый из нас, с кем ты встретился после побега?
       – Да. И меня интересует, как поживают мои братья и сестры. Что
новенького?
       – Никто не умер.
       Оба мы усмехнулись, и я понял, что Бенедикт не собирается со мной
откровенничать. Он вообще не любил сплетен и слухов и предпочитал больше
молчать. Что ж, его право.
       – Я останусь в районе пещер еще на неделю, – сообщил он после
непродолжительного молчания. – Хочу убедиться, что все в порядке.
       – Разве это не очевидно?
       – Думаю, да, но я не хочу рисковать. Неделя – не срок, а я должен
быть уверен, что с ведьмами покончено.
       – Осмотрительность... – пробормотал я.
       – ...И если ты не жаждешь жить походной жизнью, отправляйся прямо в
Авалон. Неподалеку от города у меня есть небольшое поместье. Надеюсь, оно
тебе понравится.
       – Спасибо, Бенедикт.
       – Утром я набросаю тебе карту местности и дам письмо управляющему, а
когда покончу с делами приеду и тоже как следует отдохну.
       – Вот и отлично.
       – Тогда подыщи себе в лагере место для ночлега и ложись спать.
Смотри, не пропусти завтрак.
       – Постараюсь. Ты не возражаешь, если мы устроимся на ночь там, где
оставили седельные сумки?
       – О чем ты говоришь! – воскликнул он, и мы допили вино.
       Выходя из палатки, я высоко поднял полог и сжал большой кусок полотна
в руке. Бенедикт пожелал нам доброй ночи и вернулся к столу, не заметив
образовавшегося сбоку отверстия.
       Я соорудил постель справа от седельных сумок и постепенно стал их
подтаскивать, роясь в вещах. Ганелон с любопытством на меня посмотрел. Я
кивнул и указал глазами на палатку. Он задумался, кивнул в ответ и тоже
постелил правее.
       Я прикинул расстояние на глазок, подошел к своему спутнику и громко
спросил:
       – Не возражаешь, если мы поменяемся местами? Мне здесь больше
нравится. – Для полной ясности я ему подмигнул.
       – Мне безразлично, – так же громко ответил Ганелон и пожал плечами.
       Одни костры погасли, другие угасали – солдаты улеглись спать. Часовые
не обращали на нас внимания, в лагере было тихо, на небе – ни облачка,
лишь слепящая синева звезд. Запах дыма и влажной земли приятно щекотал мне
ноздри, напоминая об иных временах. Я очень устал.
       Но вместо того чтобы закрыть слипающиеся глаза, я положил под голову
жесткую седельную сумку, набил трубку и закурил.
       Мне дважды пришлось переменить позу – Бенедикт все время ходил по
палатке и на какое-то время вообще исчез из поля зрения. Очевидно, он
копался в сундучке, потому что свет дальней лампы заколебался. Затем
Бенедикт подошел к столу, освободил его от посуды, отошел куда-то,
вернулся и сел на старое место. Я изогнул шею, стараясь не терять из виду
его левую руку.
       Он листал небольшую книжку или...
       Карты?
       Естественно.
       Дорого бы я дал, чтобы узнать, какую карту он вытащил из колоды и
положил перед собой. Дорого бы я дал и за Грейсвандир – на тот случай,
если в палатке появится человек, вошедший не через тот полог, в котором я
сделал такое удобное отверстие. Я почувствовал зуд в ладонях и подошвах
ног, как бывает у меня перед битвой.
       Но в палатке никто не появился.
       Бенедикт сидел не шевелясь, минут пятнадцать, а затем собрал карты в
колоду, запер ее в сундучок и погасил свет.
       Часовые продолжали обход. Ганелон храпел.
       Я выколотил трубку, повернулся на бок и устроился поудобнее.
       "Завтра, – сказал я сам себе. – Если завтра я проснусь живым и
невредимым, все будет в порядке"




       5



       Я сосал пустой стебелек и смотрел, как крутится мельничное колесо. Я
лежал на животе ни берегу ручья, подперев голову руками. От брызг и пены в
воздухе стоял туман, в котором сверкала маленькая радуга, и до меня
изредка долетали капли воды. Мерное плескание, шум колеса заглушали все
звуки в лесу. На мельнице сегодня никто не работал, и я испытывал
наслаждение, глядя на нее, – много веков не видел я ничего подобного.
Смотреть на колесо и слушать плеск воды было так приятно, что я чуть не
впал в гипнотическое состояние.
       Мы жили в поместье Бенедикта третий день, и Ганелон ушел в город на
поиски развлечений. Я остался, потому что был там позавчера и узнал все,
что мне было нужно. Пришла пора действовать. Из лагеря Бенедикта мы уехали
беспрепятственно, после того как он угостил нас завтраком и дал обещанные
карту местности и письмо к управляющему. Мы отправились в путь с восходом
солнца, а к полудню уже прибыли в небольшой уютный домик, где нас любезно
приняли и показали отведенные нам комнаты. Мы быстро привели себя в
порядок, ушли в город и остались в нем до вечера.
       Бенедикт должен был вернуться в конце недели. Мне необходимо было
спешить, чтобы закончить с делами до его возвращения и успеть вовремя
унести ноги.
       Страна, в которую я попал, удивительно напоминала мне прежний Авалон,
и если бы не засевшая в голове мысль, превратившаяся в навязчивую идею, я
наслаждался бы покоем и чувством свободы. Но я ничего не мог с собой
поделать. Стоило мне ненадолго отвлечься, и я вновь ловил себя на том, что
строю всевозможные планы.
       Мне предстояло совершить небольшое путешествие. Если выйдет так, как
я задумал, и никто о нем не узнает, я решу сразу две проблемы. Правда, мне
не удастся уложиться за ночь, но я проинструктировал Ганелона на тот
случай, если мое отсутствие будет замечено.
       Колесо равномерно скрипело, голова моя кивала в такт. Я попытался как
можно отчетливее представить то место, куда собирался сегодня отправиться,
– цвет и фактуру песка, чуть заметный запах соли в воздухе, облака на
небе...
       Затем я уснул и увидел сон, не имеющий ни малейшего отношения к тому,
о чем я думал.
       Мне приснилось, что я вижу огромное колесо рулетки, на котором были
мы все: мои братья, мои сестры, я сам и другие люди, которых я знаю или
когда-то знал, и что каждый из нас подпрыгивал в отведенной для него
лунке. Все мы требовали, чтобы колесо немедленно остановили, и
вскрикивали, опускаясь сверху вниз. Колесо начало замедлять свой бег,
поднимая меня все выше и выше, и я увидел белобрысого паренька. Он висел
передо мной головой вниз, грозя и умоляя, но голос его почти не был слышен
в общей какофонии звуков. Лицо мальчишки потемнело, исказилось, налилось
кровью так, что стало страшно, и я рубанул по веревке, которой он был
привязан за лодыжку, глядя, как его тело падает и исчезает из виду. Колесо
почти остановилось, и я увидел Лорен. Она отчаянно жестикулировала, звала
меня, выкрикивала мое имя. Я наклонился и увидел ее ясно-ясно. Во мне
проснулось желание обладать этой женщиной, помочь ей как можно скорее. Но
колесо продолжало вращаться, и она скрылась.
       – Корвин!
       Я решил не обращать внимания на ее крики. Когда я окажусь наверху, то
постараюсь заклинить эту проклятую штуковину, даже если падение грозит мне
гибелью. Я приготовился к прыжку. Еще немного...
       – Корвин!
       На какое-то мгновение рулетка потеряла свои очертания, и ее колесо,
мелькавшее у меня перед глазами, превратилось в мельничное. Голос,
звучавший у меня в ушах, растворился в шуме воды.
       Я несколько раз моргнул и пригладил волосы. На землю посыпались
одуванчики, а за моей спиной кто-то захихикал.
       Я быстро повернул голову.
       Она стояла в дюжине шагов от меня – высокая стройная девушка,
черноглазая, с коротко подстриженными каштановыми волосами. Она была в
куртке для фехтования, в правой руке держала рапиру, а в левой – маску.
Незнакомка смотрела на меня и смеялась. У нее были ровные белые зубы,
довольно крупные, и веснушки на маленьком носу и высоких скулах. В ней
чувствовалась жизненная сила, которая привлекает больше, чем
женственность. В особенности такого умудренного опытом старца, как я.
       – En garde, Корвин! – сказала она, отсалютовав.
       – Какого дьявола! Кто ты такая? – спросил я и неожиданно увидел, что
рядом со мной лежит такой же фехтовальный костюм, как у нее.
       – Я не скажу ни слова, пока не закончится наш поединок, – ответила
она, надев маску и становясь в позицию.
       Я нехотя поднялся на ноги. Мне было ясно, что проще удовлетворить ее
просьбу, чем спорить. Пусть позабавится. Меня лишь тревожило, что она
знает мое имя; и чем больше я на нее смотрел, тем больше ее лицо казалось
мне знакомым.
       – Будь по-твоему, – сказал я, натянул жилет, поднял рапиру, надел
маску и сделал несколько шагов вперед.
       Она пошла навстречу, и наше рапиры скрестились. Я позволил ей начать
атаку.
       Она сделала вид, что собирается нанести прямой удар, а потом
неожиданно нанесла его. Неплохо! Ответ мой был в два раза быстрее, но она
парировала. Я начал медленно отступать, выманивая ее на себя. Она
засмеялась и кинулась в атаку. Фехтовала она просто великолепно и, зная
это, старалась показать все, на что была способна. Мне совсем не
понравилось, когда ей дважды чуть не удалось пробить мою защиту одним и
тем же ударом, а когда на третий раз я встретил ее рапиру батманом снизу,
она не по-женски (хоть и не грубо) выругалась, как бы признавая мое
превосходство, и тут же вновь атаковала. Я никогда не любил фехтовать с
женщинами, независимо от их мастерства, но сейчас понял, что получаю
огромное удовольствие. Ее изящество, грациозность и агрессивный стиль боя
сказали мне много о характере этой девушки. Сначала я думал, что мне
удастся быстро измотать ее, заставить признать себя побежденной, а потом
как следует расспросить. Сейчас же я понял, что не хочу заканчивать
поединка.
       По-видимому, она не знала, что такое усталость, и это тоже наводило
на размышления. Я потерял счет времени, передвигаясь взад и вперед по
берегу ручья. Сталь звенела.
       В конце концов она опустила рапиру, сделала шаг назад, стукнула
каблучками сапог, соединив ноги, и отсалютовала недрогнувшей рукой.
       – Спасибо. – Дышала они все-таки тяжело.
       Я отсалютовал в ответ, снял маску, расстегнул застежки жилета и
совсем не заметил, как она подошла ко мне и неожиданно чмокнула в щеку. Ей
даже не пришлось становиться на цыпочки. Не давая мне опомниться, девушка
взяла меня за руку и повела за собой.
       – Я принесла корзинку для пикника, – сообщила она.
       – Прекрасно. Я голоден, как волк. И любопытен, как...
       – Я отвечу на любой твой вопрос, – весело заявила она.
       – В таком случае, как тебя зовут?
       – Дара. Мне дали это имя в честь моей бабушки. – Она бросила на меня
многозначительный взгляд, словно я должен был понимать, о чем идет речь, и
не желая ее разочаровывать, я кивнул.
       – Дара, – повторил я. – Скажи, почему ты решила, что я – Корвин?
       – Но ведь ты – Корвин! Я тебя сразу узнала!
       – Откуда?
       – Вот она где! – девушка отпустила мою руку, наклонилась и подняла
корзинку, стоявшую на выступающих корнях деревьев. – Надеюсь, муравьи туда
не забрались. – Она подошла ближе к берегу, выбрала место в тени и
расстелила на земле полотенце.
       Я повесил фехтовальный костюм на ближайший куст.
       – Как ты умудрилась притащить на себе столько вещей? – спросил я.
       – Моя лошадь привязана за поворотом ручья. – Она мотнула головой и
принялась распаковывать корзинку.
       – Почему?
       – Я хотела подойти к тебе незаметно. Если б ты услышал стук копыт,
сразу бы проснулся.
       – Логично.
       Она сделала вид, что глубоко задумалась, но не выдержала и
захихикала.
       – А в первый раз ты меня не заметил. Я...
       – В первый раз? – переспросил я. Ей ведь очень хотелось, чтобы я
задал этот вопрос.
       – Да. Я чуть было на тебя не наехала. Ты так сладко спал! Я тебя
сразу узнала и вернулась домой за корзинкой для пикника и фехтовальными
костюмами.
       – Понятно.
       – А теперь садись к столу. И открой бутылку с вином, если не трудно.
       Она поставила бутылку рядом со мной, развернула большую салфетку и
достала два хрустальных бокала.
       – Это – любимые бокалы Бенедикта, – заметил я, усаживаясь и
откупоривая бутылку.
       – Да. Наливай осторожнее. Чокаться не будем.
       – Согласен.
       Я наполнил бокалы, и она тут же произнесла тост:
       – За встречу друзей!
       – Каких друзей?
       – Нас с тобой.
       – Мы никогда не встречались.
       – Не будь занудой, – сказала она и выпила.
       – Что ж, за встречу друзей!
       Потом мы дружно принялись за еду. Она так упоенно играла роль
загадочной женщины, что мне невольно захотелось ей подыграть.
       – Где же мы все-таки встречались? – задумчиво спросил я. – При дворе
великого царя? Или в гареме...
       – Или в Эмбере, – ответила она. – Ты...
       – В Эмбере?! – я вовремя вспомнил, что держу любимый бокал Бенедикта,
и выразил обуревавшие меня чувства голосом. – Скажи мне, кто ты?
       – Ты был таким красивым, уверенным в себе, тобой восхищались все
девушки. А я стояла в сторонке, серенькая, маленькая мышка, и поклонялась
тебе издали. Серенькая, маленькая, невзрачная Дара, гадкий утенок – спешу
заметить, превратившийся в белого лебедя, – влюбленная по уши, с разбитым
сердцем...
       – И с... – я сказал непристойность, а девушка рассмеялась.
       – Разве мы не там познакомились? – невинно спросила она.
       – Нет. – Я взял бутерброд с говядиной. – Кажется, впервые я увидел
тебя в публичном доме. У меня болела спина, я был в стельку пьян...
       – Ты не забыл, любимый! – вскричала она. – Но там я только
подрабатывала. Днем приходилось объезжать диких лошадей, чтобы не умереть
с голоду.
       – Сдаюсь, – сказал я и налил себе полный бокал вина.
       Больше всего меня раздражало, что эта девушка действительно казалась
мне знакомой. Но ведь и по поведению, и по внешнему виду ей нельзя было
дать больше семнадцати. Мы не могли встречаться.
       – Фехтовать тебя научил Бенедикт? – спросил я.
       – Да.
       – Кто он тебе?
       – Конечно, любовник. Он одарил меня мехами, осыпал бриллиантами и
между делом научил фехтовать. – Она вновь засмеялась.
       Я продолжал изучать ее лицо.
       Да, это было возможно...
       – Печально мне, – сказал я.
       – Почему?
       – Бенедикт не дал мне пирожок.
       – Пирожок?
       – За сообразительность. А сейчас – поздно. Ведь ты его дочка, верно?
       Она покраснела.
       – Нет. Но ты почти угадал.
       – Внучка?
       – Э-э-э... Не совсем.
       – Прости, не понимаю.
       – Он любит, когда я называю его дедушкой. На самом деле Бенедикт мой
прадед, отец моей бабушки.
       – Вот оно что. А с кем ты живешь в поместье, когда Бенедикт уезжает?
       – Одна.
       – Где же твои мать и бабушка?
       – Они погибли.
       – То есть как?
       – Умерли насильственной смертью. Из убили, когда Бенедикт находился в
Эмбере, и с тех пор он ни разу там не был. Я думаю, он не хочет оставлять
меня без присмотра, хоть и понимает, что в обиду я себя не дам. Ты тоже
мог в этом убедиться.
       Я кивнул. Теперь мне было ясно, почему Бенедикт решил стать
протектором Авалона. Он не мог жить с Дарой в Эмбере. Более того, он не
имел права говорить о ее существовании никому из нас, включая меня, –
слишком велика была вероятность, что его начнут шантажировать. А
следовательно...
       – Я думаю, Бенедикт, уезжая, запретил тебе появляться в поместье, –
сказал я. – Он будет недоволен, что ты не послушалась.
       – Ты такой же, как он! Я уже не ребенок!
       – Разве я сказал, что ты ребенок? Но ведь Бенедикт уверен, что ты
живешь там, куда он тебя отвез. Верно?
       Она ничего не ответила, и наша трапеза продолжалась в неловком
молчании. Я решил переменить тему разговора.
       – И все-таки, откуда ты меня знаешь?
       Она дожевала бутерброд, выпила глоток вина и усмехнулась.
       – Я видел твой портрет.
       – Какой портрет?
       – На гадальной карте. Когда я была маленькой, мы с дедом часто играли
в карты. Я знаю всех своих родственников – тебя, Эрика, мужчин со шпагами,
женщин в красивых платьях. Поэтом у...
       – У тебя есть своя колода?
       – Нет. – Она тяжело вздохнула. – Дед не разрешает мне трогать карты,
хотя у него много колод.
       – Вот как? А где они лежат?
       Она посмотрела на меня, прищурившись. Черт побери! Неужели я
разучился блефовать?
       – Одну колоду он всегда носит с собой. Где остальные, я не знаю.
Зачем тебе? Если ты захочешь увидеть портреты своих братьев и сестер,
разве он тебе откажет?
       – Вряд ли обращусь к нему с такой просьбой, – сказал я. – Ты хоть
понимаешь истинное значение карт?
       – Мне никогда не разрешали долго на них смотреть. Я догадываюсь, что
карты нарисовали с определенной целью, но не знаю с какой. Скажи, они
действительно имеют особое значение?
       – Да.
       – Так я и думала. Дед над ними прямо трясется. А у тебя есть своя
колода?
       – Да. Но я дал ее взаймы.
       – Понятно. А сейчас она тебе понадобилась для дел зловещих и покрытых
мраком тайны.
       Я пожал плечами.
       – А сейчас она мне понадобилась для дел обыденных и скучных.
       – Для каких это?
       Я покачал головой.
       – Если Бенедикт не объяснил тебе, как пользоваться картами, не жди,
что я открою их секрет.
       Она надула губы.
       – Ты его просто боишься.
       – Я очень уважаю Бенедикта и люблю, как брата.
       Она засмеялась.
       – Разве он владеет шпагой лучше, чем ты?
       Я отвернулся. Должно быть, Дара только что вернулась домой и не
слышала последних известий. Все горожане знали, что Бенедикт лишился руки.
Но я не стану тем человеком, который первый сообщит ей эту новость.
       – Понимай, как знаешь, – ответил я. – Кстати, где ты живешь, когда
Бенедикт уезжает по делам?
       – В небольшой деревушке высоко в горах. Дед часто оставляет меня со
своими друзьями – семьей Текисов. Ты не знаешь, кто такие Текисы?
       – Нет.
       – У этой деревушки нет названия, поэтому я так и называю ее –
деревушка. И люди в ней живут какие-то странные. Они как бы... Молятся на
нас. Смотрят на меня как на святую и ничего не говорят, даже когда я
спрашиваю. Путь до деревушки близкий, но небо там чужое, горы чужие – все
чужое! – а вернуться домой невозможно. Я много раз пыталась удрать и
терялась в горах. А потом меня находил дед и сразу идти становилось легко
и я узнавала знакомые места. Текисы исполняют все его приказания, ловят
каждое слово, будто он господь бог.
       – Для них он бог.
       – Но ты сказал, что не знаешь Текисов.
       – Да, но я знаю Бенедикта.
       – Скажи в чем тут дело? Почему дед никогда и нигде не заблудится, а я
вечно не могу найти дороги?
       Я покачал головой.
       – Это ты скажи, как тебе удалось вернуться на этот раз.
       Дара допила вино, протянула мне пустой бокал. Она сидела не шевелясь,
склонив голову на правое плечо, нахмурив брови. Ее отсутствующий взгляд
был устремлен вдаль.
       – Сама не знаю, – она машинально поднесла бокал к губам и сделала
глоток. Затем взяла в левую руку нож и начала рассеяно вертеть его. – Не
пойму, как это получилось. Я была злая. Злая, как черт. Он опять отправил
меня в деревушку, как нашкодившую девчонку. Я сказала, что пойду на войну
и буду драться с ним бок о бок, но он усадил меня на коня и отвез в горы.
Я не знаю, какой дорогой мы ехали, а ведь я родилась и выросла в Авалоне и
мне знакомы здесь каждая тропинка, каждый кустик. Я изъездила сотни лиг во
всех направлениях, а тут и оглянуться не успела, как оказалась у Текисов.
В последний раз я была у них несколько лет назад и сейчас, став старше,
поклялась, что вернусь домой самостоятельно.
       Все так же машинально она стала ковырять землю ножом.
       – Я дождалась полуночи и попыталась определить направление по
звездам. У меня возникло ощущение, что я сплю наяву. Звезды были другими.
Я не увидела ни одного знакомого созвездия. Тогда я вернулась в дом. Мне
было немного страшно, и я не знала, что делать. Весь следующий день я
приставала к Текисам с вопросами, а когда они перестали отвечать, стала
расспрашивать деревенских жителей. Это было похоже на дурной сон. Либо они
были непроходимо глупы, либо не хотели ничего говорить, либо намеренно
меня обманывали. Они просто не понимали, о чем идет речь и куда я хочу
попасть. В эту ночь я опять вышла посмотреть на звезды, думая, что
ошиблась. Ошибки не было.
       Дара разгладила землю ножом, начала чертить какие-то линии. Казалось,
она не замечает, что делает.
       – В течение нескольких дней я пыталась найти дорогу домой. Сначала я
решила, что вернусь по следам лошадей. Но следы исчезли. Тогда я сделала
единственное, что пришло мне в голову: каждое утро уезжала в каком-нибудь
направлении, а к полудню возвращалась в деревушку. Я вновь изъездила сотни
лиг, но так и не увидела ни одного знакомого места. Это сводило меня с
ума. Я стала плохо спать ночами, но мое решение вернуться в Авалон
оставалось непреклонным. Дед должен был понять, что только маленькие дети
послушно стоят в углу и ждут, когда их простят. Я же вышла из этого
возраста.
       Прошла неделя. Я стала спать еще хуже, меня замучили кошмары. Тебе
когда-нибудь снилось, что ты бежишь и никуда не можешь прибежать? Именно
такие ощущения я и испытывала, но только снилась мне горящая паутина.
Правда, это была не паутина, без паука, и она не горела. Я все ходила и
ходила вокруг паутины и внутри нее, но одновременно не двигалась, а стояла
на месте. Я понимаю, что говорю глупости, но мне не передать своих
ощущений словами. И мне хотелось идти по этой паутине, не останавливаясь.
Утром я просыпалась разбитой, как будто всю ночь занималась тяжелым
физическим трудом. Кошмары эти снились мне много дней подряд и с каждым
разом становились все реальнее.
       Сегодня я проснулась рано, отчетливо помня свой сон, и неожиданно
поняла, что смогу вернуться домой. В какой-то полудреме я оседлала коня и
поскакала не останавливаясь и не обращая внимания на дорогу. Я думала
только об Авалоне – местность становилась все более знакомой, и неожиданно
я оказалась там, где хотела. Деревушка, Текисы, чужие звезды, горы
исчезли, как дым. Я бы не смогла сейчас вернуться. Разве это не странно?
Ты можешь объяснить, что со мной произошло?
       Я поднялся, обошел полотенце с остатками завтрака и сел рядом с
дарой.
       – Ты помнишь, как выглядела горящая паутина, которая не была паутиной
и не горела? – спросил я.
       – Примерно помню.
       – Дай мне нож.
       Она протянула его рукояткой вперед, и я принялся менять рисунок,
который она машинально чертила на земле. Одни линии я стер, другие
продолжил и, закончив работу, отложил нож в сторону и посмотрел на
девушку. Долгое время она молчала, затем произнесла тихим голосом:
       – Да, это она. Но откуда ты знаешь? Как ты узнал мой сон?
       – Все, что ты видела, – ответил я, – заключено в твоих генах. Как и
почему – я не знаю. Но твой сон доказывает, что ты – истинная дочь Эмбера.
Ты вернулась домой, путешествуя по отражениям. Приснился тебе Великий
Лабиринт Эмбера. Пользуясь его силами, те, у кого в жилах течет
королевская кровь, получают власть над отражениями. Ты понимаешь, о чем я
говорю?
       – Очень смутно. А по правде говоря, ничего не понимаю. Я слышала, как
дед проклинал отражения, но никогда не задумывалась, что он имеет в виду.
       – Тогда ты не можешь знать, где находится Эмбер.
       – Да. На этот вопрос дед всегда отвечал уклончиво. Он много
рассказывал о великом городе и о нашей семье, но я даже не знаю, в каком
направлении идти, чтобы попасть в Эмбер.
       – В любом, – ответил я. – Это не играет роли. Нужно только...
       – Да, конечно! – воскликнула она, не дав мне договорить. – Совсем
забыла, но Бранд говорил то же самое. Я думала, он шутит.
       – Бранд! Он здесь?
       – Очень давно. Бранд часто навещал нас, когда я была маленькой.
Помню, я тогда влюбилась в него без памяти и надоедала ему самым
бессовестным образом. Он знал множество забавных историй, учил меня разным
играм...
       – Когда ты видела его в последний раз?
       – Лет восемь-девять назад.
       – Кроме Бранда, ты знаешь каких-нибудь родственников?
       – Конечно. Совсем недавно у нас гостили Джулиан и Жерар.
       Мне стало не по себе. Слишком уж о многом умолчал Бенедикт. Лучше бы
он солгал; тогда, по крайней мере, было бы на что злиться. Но на мою беду,
Бенедикт был слишком честен. Да, придется мне попотеть, когда я отправлюсь
за камушками. Затем надо будет провернуть еще одно дельце... Времени у
меня осталось меньше, чем я думал. Проклятье!
       – А раньше ты была с ними знакома?
       – Нет. – Она тяжело вздохнула. – Дед запретил мне говорить, что я его
правнучка. И отказался объяснить почему. Надоело!
       – Можешь не сомневаться, у него были на то веские причины.
       – Понимаю. И все равно обидно, ведь я всю жизнь мечтала познакомиться
со своими родственниками. А ты знаешь, почему он не позволил мне сказать
правду?
       – Для Эмбера настали тяжелые времена. Обстановка сейчас неспокойная и
вряд ли улучшится в ближайшее время. Если о правнучке Бенедикта ничего не
будут знать, ее никто не тронет. Он заботится о тебе, пытается оградить от
крупных неприятностей.
       Девушка презрительно фыркнула.
       – Я не нуждаюсь в его заботах! Я могу сама о себе позаботиться!
       – Да, фехтуешь ты неплохо. К несчастью, жизнь – штука сложная и
состоит не только из дуэлей по правилам.
       – Не надо меня учить! Я не маленькая! Но...
       – Никаких "Но"! На месте Бенедикта я поступил бы точно так же. Помимо
тебя, он защищает свои собственные интересы. Удивительно, что он открылся
Бранду. Погоди, когда дед узнает, что мы знакомы, он до потолка подпрыгнет
от ярости!
       Она вздрогнула и изумленно на меня посмотрела.
       – Почему? Ты не причинишь нам вреда. Мы... Родственники...
       – Откуда ты знаешь, что я думаю, зачем пришел? Какого черта! Может
быть, и ты, и твой дед сейчас находитесь в полной моей власти!
       – Ты... Шутишь... Это ведь шутка, правда?
       – На знаю. Если б я задумал что-нибудь нехорошее, зачем бы я стал
тебя предупреждать?
       – Да... Конечно.
       – Сейчас ты услышишь от меня то, что Бенедикт должен был сказать тебе
давным-давно. Никогда не доверяй родственникам. Они хуже случайных
знакомых. По крайней мере, с первым встречным ты можешь чувствовать себя в
относительной безопасности.
       – Ты говоришь серьезно?
       – Да.
       – Но ведь ты – мой родственник. Значит, тебя я тоже должна бояться?
       Я улыбнулся.
       – Ну что ты! Я – образец добродетели; человек честный, благородный и
очень добрый. Верь мне во всем.
       – Я верю, – простодушно сказала она, и я засмеялся. – Но я
действительно тебе верю! Я знаю, ты не причинишь нам вреда!
       – Расскажи мне о Джулиане и Жераре. – Я переменил тему разговора,
испытывая некоторую неловкость. Впрочем, я всегда чувствую себя не в своей
тарелке, когда люди начинают слишком сильно мне доверять. – Зачем они
пришли к Бенедикту?
       Она пытливо посмотрела на меня, словно пытаясь прочесть мои мысли, и
после непродолжительного молчания сказала:
       – Ты прав, я слишком много болтаю. Совсем забыла об осторожности.
Теперь твоя очередь отвечать на вопросы.
       – Прекрасно! Скоро тебе ни один родственник не будет страшен! Что ты
хочешь узнать?
       – Где находится деревушка? И Эмбер? Что между ними общего? Почему в
Эмбер можно попасть независимо от того, в каком направлении ты идешь? О
каких отражениях ты говорил?
       Я поднялся на ноги, посмотрел на Дару сверху вниз и протянул ей руку.
Девушка робко взяла ее, встала и испуганно на меня посмотрела. В эту
минуту она выглядела совсем юной.
       – Куда ты...
       – Пойдем. – Я подвел ее к тому месту, где спал и повернул лицом к
мельничному колесу. Она попыталась что-то сказать, но я остановил ее
жестом. Смотри. Смотри и ни о чем не думай.
       Мы смотрели на шумящую пенящуюся воду, и я привел свои мысли в
порядок. Затем взял девушку за локоть и повел в лес.
       Мы шли среди деревьев, и облака поплыли по небу, а тени удлинились.
Птичьи голоса зазвучали громче, от земли парило. Листья поменяли форму,
листва стала гуще. Появилось желтое солнце, за поворотом дороги росли
виноградные лозы. Птичьи голоса окончательно охрипли. Тропинка, посыпанная
галькой, поднималась в гору. Где-то далеко сзади слышался гул, от которого
дрожала земля. Мы вышли на открытое место под бирюзовым небом и вспугнули
бурую ящерицу, гревшуюся на большом камне.
       – Куда это мы попали? – спросила Дара. – Никогда не была здесь
раньше.
       Я ничего не ответил – слишком был занят тем, что менял отражения.
       Мы вновь очутились в лесу, на сей раз тропическом, стоявшем на
высоком холме. Повсюду росли гигантские папоротники, птичий гам сменился
жужжаньем, шипеньем, тявканьем. Гул усилился, земля дрожала сильнее. Дара
схватила меня за руку. Она больше не задавала вопросов и буквально
пожирала глазами окружающий пейзаж, стараясь ничего не упустить из виду.
Большие желтые цветы кивали головками, роняя капли росы с лепестков. Жара
стояла такая, что мы взмокли от пота.
       Гул перешел в мощный рев, мы вышли из леса и остановились на краю
пропасти. Рев превратился в грохот, подобный раскатам грома.
       Он падал с высоты в тысячу футов – водопад, бивший по реке, как молот
по наковальне. Внизу кружили водовороты, вздымались брызги, летела пена.
На другом берегу, в полумиле, окутанное туманной дымкой и расцвеченное
радугой, похожее на остров, сплюснутый ударом титана, медленно вращалось,
сверкая и переливаясь, гигантское мельничное колесо. Огромные птицы с
распростертыми крыльями парили высоко в небе, напоминая кресты.
       Мы стояли довольно долго, глядя на величественную картину,
открывшуюся нашему взору. Разговаривать было невозможно, и меня это вполне
устраивало. Затем Дара оторвала взгляд от мельничного колеса и
вопросительно на меня посмотрела. Я кивнул, повернулся и пошел в сторону
леса. Мы довольно быстро вернулись туда, откуда пришли.
       Возвращались мы той же дорогой, и пока шли Дара не произнесла ни
слова. Вероятно, она поняла, что я – виновник происходящих вокруг перемен,
и не хотела мне мешать.
       Заговорила она, когда мы очутились на берегу ручья, напротив
маленького мельничного колеса, которое неспешно вращалось.
       – Значит, между деревушкой и тем местом, где мы были, нет разницы?
       – Да. И то и другое – отражения.
       – Эмбер тоже?
       – Нет. Эмбер отбрасывает отражения, которым нет числа. То место, где
мы были, – отражение, деревушка – отражение, и сейчас мы находимся на
отражении. Любой мир, который ты можешь себе представить, существует и
называется отражением.
       – ...И ты, и дедушка, и все остальные ходят по этим отражениям и
выбирают то, которое понравится?
       – Да.
       – И мне удалось убежать из деревушки таким же образом?
       – Да.
       Она поняла все, что я сказал, – это у нее на лице было написано.
Густые черные брови ее сдвинулись, тонкие ноздри раздулись.
       – Тогда... И я так могу... Ходить где угодно, делать что захочется!
       – Это в твоих силах.
       Она кинулась мне на шею, расцеловала, а затем закружилась, как
девчонка, разметав волосы по изящной шее.
       – Значит, я могу все!
       – Возможности наши не безграничны, опасности...
       – Это жизнь! Скажи, как мне научиться управлять отражениями?
       – Ключ к пониманию – Великий Лабиринт Эмбера, выложенный огненным
узором на полу большой комнаты в подземельях дворца. Ты должна выдержать
испытание – дойти до центра Лабиринта не останавливаясь и никуда не
сворачивая, иначе погибнешь. Только тогда ты получишь власть над
отражениями и сможешь сознательно управлять ими.
       Дара подбежала к полотенцу с остатками завтрака и склонилась над
рисунком, который я начертил на земле.
       – Я должна попасть в Эмбер и пройти Лабиринт! – воскликнула она,
когда я подошел и встал рядом с ней.
       – Безусловно. И рано или поздно Бенедикт тебе в этом поможет.
       – Сейчас! Немедленно! Почему он никогда ничего мне не говорил?
       – Потому что ситуация сложная, и ни тебе, ни Бенедикту нельзя
показываться в Эмбере. Слишком опасно. Придется подождать.
       – Это нечестно! – она резко повернулась и посмотрела мне в глаза.
       – Конечно, нечестно, – согласился я. – Такова жизнь. Я здесь ни при
чем.
       Последняя моя фраза прозвучала не совсем искренне. Неудивительно,
если учесть, что в сложившейся ситуации виноват был именно я.
       – Лучше бы ты ничего мне не говорил, раз уж мне не суждено получить
то, чего я хочу.
       – Ну-ну, не надо так мрачно. Положение в Эмбере нормализуется, причем
в ближайшее время.
       – А как я об этом узнаю?
       – Тебе скажет Бенедикт.
       – Как бы не так! Ты, кажется, мог убедиться, что он не считает нужным
просвещать меня!
       – А зачем? Чтобы ты лишний раз поволновалась? Ты только что сказала,
что лучше бы я ничего тебе не говорил. Поверь, Бенедикт тебя любит и
заботится о твоем благополучии. Придет время, и он займется твоим
воспитанием.
       – А если нет? Ты мне поможешь?
       – Сделаю все, что в моих силах.
       – А как мне тебя найти?
       Я улыбнулся. Я не искал себе выгод, начиная этот разговор. То, что
дара решила мне довериться, получилось само собой. И совсем необязательно
выкладывать ей все начистоту. Кое-что, правда, объяснить придется, чтобы
она была у меня в долгу. Позже Дара может мне пригодиться...
       – Портреты на картах, – сказал я, – нарисованы отнюдь не из
сентиментальных побуждений. С их помощью мы можем общаться друг с другом.
Достань из колоды мою карту, сосредоточься, постарайся выкинуть все мысли
из головы. Представь себе, что я стою перед тобой, и начинай говорить. Я
отвечу.
       – Когда я играла с картами, дед никогда не разрешал мне смотреть на
них подолгу.
       – Естественно.
       – А почему они обладают такими свойствами?
       – Знаешь что, об этом мы поговорим как-нибудь в другой раз. Но услуга
за услугу. Ты не забыла? Я рассказал тебе об Эмбере и отражениях, я ты
ответь мне на вопрос о Жераре и Джулиане.
       – Хорошо, – сказала она. – Однажды утром, пять-шесть месяцев назад,
дедушка подрезал деревья в саду – он всегда делает это сам, – а я ему
помогала. Он стоял на стремянке, орудуя секатором, и внезапно замер, как
бы к чему-то прислушиваясь. Затем я услышала, как он разговаривает – не
бормочет себе под нос, а именно разговаривает. Сначала я подумала, что он
обратился ко мне с просьбой, а я не расслышала. Я спросила, в чем дело, но
он не обратил на меня внимания. Теперь я понимаю, что он беседовал с
человеком, который связался с ним по карте, скорее всего Джулианом. Тогда
же мне было невдомек, почему дед бросил все дела и сказал, что ему
необходимо отлучиться на день-Другой. Он предупредил меня, что в его
отсутствие могут приехать Джулиан и Жерар, и что я должна представиться
им, как осиротевшая дочь старого преданного слуги Бенедикта, которую он
взял на воспитание. Дед уехал, ведя на поводу двух лошадей. Он был
вооружен до зубов.
       – Вернулся он глубокой ночью, вместе с Жераром и Джулианом. Жерар
находился в полубредовом состоянии, левая его нога была сломана, левый бок
– в синяках и царапинах. Джулиан тоже выглядел изрядно потрепанным. Они
гостили у нас примерно месяц – меня поразило, как быстро Жерар выздоровел,
– а затем взяли двух лошадей и уехали. Больше я их не видела.
       – Они не говорили, что с ними случилось?
       – Сказали мимоходом, что попали в какую-то переделку. Со мной на эту
тему не разговаривали.
       – Где это произошло? Не знаешь?
       – Не Черной Дороге. Я ясно слышала, как они несколько раз упоминали
Черную Дорогу.
       – Где она находится?
       – Понятия не имею.
       – Что о ней говорили?
       – Ничего особенного. Проклинали на все лады.
       Я взглянул на остатки нашего завтрака, увидел, что в бутылке осталось
вино, наклонился и наполнил бокалы.
       – За встречу друзей! – сказал я и улыбнулся.
       – За встречу друзей! – согласилась Дара.
       Мы выпили.
       Она принялась упаковывать корзинку, и я стал помогать ей, вспомнив о
том, что время не ждет. Мне не терпелось отправиться в путь.
       – Когда можно с тобой связаться? – спросила Дара. – Долго мне ждать?
       – Не очень. Дай мне три месяца, и я тебе помогу.
       – Где ты будешь через три месяца?
       – Надеюсь, в Эмбере.
       – А к нам ты надолго приехал?
       – На несколько дней. Но сегодня мне предстоит отправиться по
неотложным делам. Вернусь только завтра.
       – Жаль, что ты не можешь остаться.
       – Мне тоже жаль. Я бы с удовольствием остался, в особенности после
того, как мы познакомились.
       Она покраснела и опустила голову, сделав вид, что корзинка упакована
недостаточно тщательно. Я снял с куста фехтовальные костюмы.
       – Домой вернемся вместе? – спросила она.
       – Нет. Я – на конюшни. Мне надо ехать.
       – Все равно нам по пути. Моя лошадь привязана за поворотом ручья. – Я
кивнул и пошел вслед за ней по тропинке, огибающей берег. – Мне кажется, о
нашей встрече никто не должен знать, тем более дед, – сказала она. – Как
ты думаешь?
       – Умница.
       Журчание и клекот воды в ручейке, впадающем в реку, текущую к морю,
затихали, затихали и наконец затихли. Слышался лишь все ослабевающий скрип
мельничного колеса.




       6



       Как правило, принцип "Медленно, но верно" применим на все случаи
жизни. Если же какой-нибудь процесс необходимо ускорить, действовать надо
с крайней осторожностью.
       Итак, я ехал медленно, но верно и с крайней осторожностью. Незачем
было понапрасну утомлять чемпиона. Резкие смены отражений плохо действуют
даже на людей, а животные, которые никогда не лгут сами себе, переносят их
очень тяжело и могут взбеситься.
       Я пересек небольшой деревянный мост через ручей. Мне нужно было
добраться до реки, минуя город, а затем уже берегом доехать до моря. Стоял
полдень. Деревья покачивали ветвями, навевая прохладу. На моем поясе
висела Грейсвандир.
       Я держал путь на запад и вскоре очутился в холмистой местности. Я не
стал управлять отражениями, пока не взобрался на самый высокий холм, с
которого как на ладони открывался вид на город, так похожий на мой Авалон.
Недоставало лишь нескольких серебряных башен, да река протекала под другим
углом. Из труб гостиниц и домов шел дым, легкий ветерок гнал его на север.
Люди – верхом, пешие, на телегах, в экипажах – двигались по узким улочкам,
заходили в лавки, отели, виллы и выходили из них; стайки птиц опускались,
поднимались и щебетали рядом со стреноженными лошадьми; яркие плакаты и
знамена полоскались по ветру; жара стояла такая, что воздух дрожал.
       Шум голосов, звяканье, стуки, скрипы сливались в одно невнятное
бормотание, но даже если б я был слепым, запахи подсказали бы мне, что
город близко.
       Я смотрел на него сверху вниз, и чувство тоски овладевало мною при
воспоминании о давно позабытом отражении с тем же названием, где можно
было обрести покой и где я был счастлив.
       Впрочем, я прожил долгую жизнь и прекрасно понимал, что переживаниями
горю не поможешь, а сожалеть о том, что свершилось, глупо.
       Те сладостные дни миновали, и дело с концом, а сейчас меня ждал
Эмбер. Я дал лошади шпоры и поскакал на юг, твердо зная, что буду
сражаться до победного конца. Я никогда не забуду тебя Эмбер.
       Солнце огненной точкой сверкало над моей головой, свистел ветер. Небо
пожелтело, стало похожим на огромную знойную пустыню, раскинувшуюся от
горизонта до горизонта. Холмы превратились в невысокие горы; камни,
разбросанные в долине, поражали разнообразием форм и расцветок.
Разыгралась песчаная буря, и я замотал лицо шейным платком. Чемпион
заржал, зафыркал, но продолжал мчаться вперед. Песок, камни, ветер,
оранжевое небо, стая облаков, летящая к солнцу...
       Тени удлинились, ветер стих, тишина... Лишь стук копыт да свист
неровного дыханья...
       Полумрак, солнце столкнулось с облаками... И стены дня тряслись от
грома... Как ясно видно вдалеке... Голубая прохлада, воздух, насыщенный
электричеством... И снова гром...
       Занавес дождя справа... Стеклянный занавес... Синие изломы в
облаках... Прохлада, уверенная поступь коня и одноцветный мир, как
театр...
       Гром как набат, белые молнии, хлынул ливень... Двести метров... Сто
пятьдесят... Хватит!
       Бурлит, кипит, пенится ливень... Сырой запах земли... Ржание
чемпиона... На галопе...
       Струйки воды текут, тонут в земле... Пятна грязи пускают пузыри...
Ручейков становится все больше они плещут...
       Высокий холм впереди, и чемпион перепрыгивает лужицы и лужи, мышцы
его напрягаются и опадают, копыта топчут полотно воды, выбивают искры из
камней, мы взбираемся на холм все выше и выше, и плеск волн сзади
превращается в рев бурного потока...
       Все выше и выше, чтобы остановиться и выжать полы плаща... Внизу
бушует серое море, и волны бьются о скалу, на которой мы стоим...
       А теперь в глубь страны, туда, где вечер, где поля засеяны клевером;
а сзади – удаляющийся шум прибоя...
       В погоню за падающими звездами, а небо темнеет на востоке, предвещая
ночь и безмолвие...
       Расчистить небо, чтоб ярче звезды, оставить тонкий ажур облачков.
       Красноглазые твари несутся, воя, по нашему следу... Отражение...
Зеленоглазые... Отражение... Желтоглазые... Исчезли.
       Лишь черные пики скал в снежных юбках окружают со всех сторон...
Замерзший снег, сухой, как пыль, летит в ночи – игрушка ветра... Снег,
похожий на порошок, на муку... Вспомнились итальянские Альпы, катание на
лыжах... Волны снега бьются о каменные утесы... Белый огонь ночью... Мои
ноги, закоченевшие в промокших сапогах... Чемпион испуганно фыркает,
осторожно переставляет ноги и мотает головой, словно не верит тому, что
видит...
       За поворотом – другое отражение, покатый склон холма, теплый ветер,
тающий снег...
       Труден, извилист путь к теплу... Тянулась ночь, и шел рассвет,
светлели звезды...
       Там, где час назад бился о скалы снег, лежала равнина с чахлыми
кустами. И вороны, пожирающие падаль, с криками протеста взлетали, когда
мы проезжали мимо...
       Чуть помедленнее, и равнина покрылась травой, по которой волнами
прокатывался ветерок... Кашель охотящейся пантеры... Спасающаяся бегством
тень, похожая на оленью... И вновь ярко светят звезды, а ноги мои немного
согрелись...
       Чемпион захрапел, встал на дыбы и понес, спасаясь от невидимой
опасности... Не скоро он успокоился, не скоро перестал дрожать...
       Сосульки месяца свисали с вершин деревьев... Туман фосфоресцировал,
поднимаясь от земли... Мотыльки кружили в белых пятнах света...
       Земля поднималась и опускалась, словно горы переминались с ноги на
ногу... Звезды раздвоились... И две луны, как одна гантель... По равнине и
в воздухе мечутся странные тени...
       Земля потикала и остановилась, как часы, у которых кончился завод...
Тихо... Спокойно... Звезды и луна соединились со своими душами...
       На запад, опушка леса... Туда, где течет река, а дорога ведет вдоль
берега к самому мор ю...
       Стук копыт, меняются отражения... Ночной воздух свеж и прохладен...
Сверкают башни на серых стенах... Сладко дышится, все плывет перед
глазами... Отражения...
       Мы словно кентавр, мой конь и я, со взмокшим от пота телом... Мы
тяжело дышим, мы задыхаемся... И, как платком, покрыта шея тучей грозовою,
и страшен лик, коль мы победно раздуваем ноздри... Глотая землю...
       Весело смеемся, река близко, слева лес...
       Скачем среди деревьев... Гладкие стволы, лианы, капли росы...
Паутина, озаренная лунным светом, в ней кто-то бьется... Упругий торф...
Светящийся мох на поваленных стволах...
       Поляна... Шепчет высокая трава...
       Вновь лес...
       Река совсем близко...
       Звуки... Звуки... Стеклянное звяканье воды...
       Ближе, еще ближе, совсем рядом... Небо изогнулось, подтянув брюхо, и
деревья... Чистый свежий воздух... Вот она течет, слева от нас...
Неспешно, неторопливо, мы приближаемся...
       Пить... Поплескаться на отмели, и чемпион, опустив голову, пьет, не
может оторваться, и пар вырывается из его ноздрей... Глубже и я стою в
сапогах по колено в воде... Она капает с волос, течет по спине и рукам...
Чемпион поднимает голову и смотрит, как я смеюсь...
       Вниз по течению, медленному, спокойному... Вдоль берега по дороге
прямой, широкой...
       Лес стал гуще, затем поредел...
       Спокойно, уверенно, неторопливо...
       Проблеск зари на востоке...
       Вниз по склону холма, деревьев почти не видно... Каменистая равнина и
вновь ночное небо...
       Наконец-то запах моря – появился и тут же исчез... Стук копыт, только
вперед, предрассветный холодок...
       И вновь морской соленый запах...
       Каменистый берег, леса нет и в помине... Крутой, открытый ветрам,
мрачный склон, спускаемся... Крутой, обрывистый, отвесный... Мелькают
каменные стены... Камни срываются и исчезают в бурном потоке, не слышно
всплесков... Углубить ущелье, расширить дорогу...
       Вниз, вниз...
       Еще немного...
       А теперь – окрасить восток бледной зарей, сделать спуск не таким
крутым... Чуть добавить запаха соли в воздухе...
       Глина, песок... Свернуть вниз, занимается день...
       Спокойнее, мягче, ослабить стремена...
       Бриз и свет, бриз и свет... За валунами...
       Натянуть поводья...
       Передо мной лежал морской берег с дюнами. Юго-восточный ветер вздымал
тучи песка, сквозь которые трудно было разглядеть далекие очертания
сурового моря.
       Розовая заря окрасила седые гребни волн, разбивавшихся о скалы. Между
мною и дюнами высотой в несколько сот футов на этом злосчастном берегу
лежало плоскогорье. Дьявольская ночь закончилась, и оно ожило с рассветом,
играя причудливыми тенями на крупном зернистом песке среди булыжников.
       Да, я попал туда, куда хотел.
       Я спешился и стал ждать. Солнце поднималось медленно, а мне необходим
был жесткий белый свет. Это было то самое место, которое я видел, находясь
в ссылке на отражении земля, много десятков лет назад. Правда, здесь не
было ни бульдозеров, ни ям, ни чернорабочих, ни тайной полиции оранжевого
города. Не было и рентгеновских установок, колючей проволоки, вооруженной
охраны. Впрочем, это отражение никогда не знало сэра Эрнста Оппенгеймера,
корпорацию бриллиантовых копей Юго-Западной Африки и правительства,
которое дало компании разрешение на раскопки. Передо мной расстилалась
пустыня Намиб, расположенная примерно в четырехстах милях к северо-западу
от Кейптауна, – полоса дюн и скал от двух до двенадцати миль в ширину,
протянувшаяся вдоль этого богом забытого места на триста миль. И совсем не
как в копях, алмазы валялись здесь прямо под ногами, напоминая птичий
помет на песке. Естественно, я прихватил с собой небольшие грабельки и
решето.
       Распаковав седельную сумку, я приготовил завтрак. День обещал быть
жарким и пыльным.


       Работая в дюнах, я думал о Дойле – ювелире из Авалона, маленьком,
лысом, с пушистыми бакенбардами. Ювелирный порошок? Зачем мне ювелирный
порошок, да в таком количестве, которого хватит армии ювелиров, их внукам
и правнукам? Я пожал плечами. Не все ли равно зачем, если я плачу
наличными? Да, конечно, но если выяснилось, что порошок можно выгодно
использовать в другом деле надо быть дураком... Иными словами, он не может
выполнить мой заказ в течение недели? Маленькие пухлые щечки задрожали от
сладчайшей улыбки. Недели? О нет! Никогда! Это просто смешно, не может
быть и речи... Понятно. Что ж, большое спасибо. Возможно, его конкурент
сможет мне помочь, а заодно примет в оплату алмазы, которые я должен
получить со дня на день... Алмазы? Я сказал алмазы? Секундочку. Ведь он
всегда интересовался именно алмазами... Да, конечно, в настоящий момент у
него нет нужного количества, но... Многозначительный жест... Он безусловно
поторопился, категорически заявив, что не сможет достать этого
полировочного материала. Формула изготовления проста, ингредиенты в
изобилии, выход будет найден. Значит, в течение недели. А теперь об
алмазах...
       Когда я покинул лавку Дойла, выход был найден.
       Многие считают, что порох взрывается. Это, конечно, не так. Порох
быстро сгорает, наращивая давление газа, который выбрасывает пулю из
патрона после того, как боек ударяет в капсюль. В результате происходит
выстрел.
       С присущим всей нашей семье даром предвиденья я много лет
экспериментировал со всевозможными взрывчатыми и горючими веществами.
Моему разочарованию, когда я узнал, что порох в Эмбере не воспламеняется,
а капсюли не желают взрываться, не было границ. Утешал меня лишь тот факт,
что мои родные и близкие при всем желании тоже не могли воспользоваться
огнестрельным оружием. Важное открытие я сделал много лет спустя. Как-то
раз я сидел в своей комнате во дворце Эмбера и полировал золотой браслет,
который купил Дейдре в подарок. Грязную тряпку я бросил в горящий камин.
Слава богу, порошка на ней было немного.
       Я стал обладателем готового детонатора, который при смешении с
инертным веществом мог гореть, как порох.
       Естественно, я ни с кем не поделился столь ценной информацией,
справедливо полагая, что она пригодится мне в будущем. К сожалению, вскоре
я подрался на дуэли с Эриком и в результате забыл не только о ювелирном
порошке, но и о том, как меня зовут. Затем мне пришлось стать союзником
Блейза, который готовился к нападению на Эмбер. Думаю Блейз просто не
хотел выпускать меня из виду и поэтому согласился объединить наши силы.
Предоставь я в его распоряжение оружие, он был бы неуязвим, а мне пришлось
бы туго, потому что ему была предана большая часть солдат и офицеров.
       О, если б только я обрел память месяцем раньше! Я не копался бы
сейчас в пыли и грязи, мне не пришлось бы выдерживать унижений и
оскорблений, проходить через пытки, заживо гнить в темнице! Я сидел бы
сейчас на троне Эмбера!
       Я сплюнул, потому что засмеялся и песок чуть не попал мне в горло.
Какого черта! Я сам виноват во всех "Если". Зачем гадать, что было бы,
когда мне есть о чем поразмыслить. Вот так-то, Эрик...
       Я никогда не забуду тот день, Эрик. Меня сковали цепями и заставили
опуститься на колени перед троном. Я короновал сам себя, чтобы
поиздеваться над тобой, и был жестоко избит. Затем я швырнул в тебя
короной, но ты поймал ее на лету и улыбнулся. Хорошо, что ты ее поймал и
она не согнулась от удара. Такая красивая вещь...
       Серебряный обруч с семью высокими пиками, усыпанный бесценными
изумрудами, с двумя большими рубинами по бокам... В день коронации ты был
самоуверенным, сытым, довольным. Я помню слова, которые ты прошептал мне
на ухо, когда замерло эхо от "Да здравствует король! ", Трижды разнесшееся
по залу: "Никогда в жизни не видел ты зрелища, более прекрасного, чем
сегодня..." И я помню, как ты громко добавил: "Эй, стража! Я повелеваю
выжечь Корвину глаза! Пусть последним его воспоминанием будет праздничное
великолепие этого дня! А затем бросьте его в самую далекую темницу, самое
глубокое подземелье Эмбера, чтобы память о нем стерлась и имя его было
забыто!"
       "Ты восседаешь на троне Эмбера, Эрик, – сказал я вслух. – Но я не
забыт и не забыл, и у меня есть глаза!"
       Наслаждайся королевской властью, Эрик, подумал я. Стены Эмбера высоки
и прочны. Оставайся в них. Окружи себя стальным кольцом шпаг. Подобно
страусу спрячь голову под крыло. Но не будет тебе покоя, пока я жив, а я
сказал, что я вернусь, Эрик. Я добуду ружья, взломаю все двери, уничтожу
твоих защитников. И тогда мы останемся один на один, как в тот день, когда
мы дрались на шпагах, а стражники подоспели и спасли тебя от верной
гибели. Тогда я ранил тебя, Эрик. Сейчас мне нужна твоя кровь до капли.
       Я обнаружил еще один крупный алмаз, шестнадцатый по счету, и положил
его в кошелек.


       Глядя на заходящее солнце, я думал о Бенедикте, Джулиане и Жераре.
Какие у них могли быть общие интересы? От Джулиана я не ждал ничего
хорошего, а Жерара не боялся. Бенедикт наверняка разговаривал именно с
ним, когда я ночевал в лагере, и в ту ночь ничего дурного со мной не
произошло. Тем не менее альянс трех братьев внушал мне опасения. Если меня
кто и ненавидел больше, чем Эрик, так это Джулиан. Узнай он, где я
нахожусь, мне грозили бы крупные неприятности, а я не был к ним готов.
       Бенедикт тоже мог меня выдать, не мучаясь угрызениями совести. Он
ведь понимал, что любые мои действия приведут к волнениям в Эмбере. Я не
мог сердиться на человека, который считал, что благополучие государства –
превыше всего. В отличие от Джулиана, Бенедикт свято следовал своим
принципам, и мне было жаль, что я не нашел с ним общего языка. Оставалось
надеяться, что битву за Эмбер я выиграю быстро и с минимальными потерями с
обеих сторон. Мне не хотелось портить отношения с Бенедиктом, в
особенности после того, как я познакомился с Дарой.
       К тому же он мог вернуться в любую минуту, и я боялся попасть в
ловушку. Мне совсем не хотелось очутиться ни в тюрьме, ни в могиле. А
значит я не мог позволить себе роскоши как следует отдохнуть. Мне
необходимо было спешить.
       Я завидовал Ганелону, который сейчас наверняка находился в одном из
питейных заведений, или в публичном доме, или просто бродил по по зеленым
лугам и холмам. Все эти дни мой спутник пил, дрался, кутил с женщинами и
чувствовал себя как дома. Впрочем, он действительно попал к себе домой.
Может, оставить его в Авалоне? Нет, нельзя. Когда я уйду, Джулиан устроит
ему допрос с пристрастием, и Ганелон станет изгоем в своей стране. Он
вынужден будет заняться старым ремеслом, и вряд ли ему повезет в третий
раз. Я сдержу слово, возьму его с собой в Эмбер – если, конечно, он сам не
передумает. А если передумает... Я немного ему завидовал, хотя и понимал,
что он будет объявлен вне закона. Мне ведь тоже не хотелось уезжать, и я
представил себе, как брожу по окрестностям Авалона, распускаю парус на
плывущей по реке лодке, совершаю верховые прогулки с Дарой...
       Мысли о Даре не давали мне покоя. С ее появлением в моей жизни что-то
изменилось, но я никак не мог понять, что именно. Мы, эмбериты, несмотря
на ненависть, которую некоторые члены нашей семьи испытывают друг к другу,
непрестанно думаем о своих родственниках, всегда готовы выслушать
последние новости, касающиеся любого из нас, и обожаем посплетничать, хотя
часто дорого за это платим. Иногда мне кажется, что мы походим на компанию
болтливых старушек в каком-нибудь санатории, которые только тем и
занимаются, что перемывают друг другу косточки.
       Дара понятия не имела о наших семейных делах, но ведь о себе она тоже
ничего не знала. О, со временем эта девушка все поймет и, как только о ее
существовании станет известно, получит блестящее воспитание. После того
как я рассказал о силах, присущих ей от рожденья, она не успокоится, пока
не попадет в Эмбер. Я чувствовал себя змеем-искусителем, заставившим ее
отведать запретного плода, но рано или поздно она все равно узнала бы
правду, а чем раньше Дара научится остерегаться своих родственников, тем
спокойней ей будет жить на свете!
       Впрочем, не исключено, что ее мать и бабушка тоже ничего о себе не
знали...
       А к чему это привело? Обе умерли насильственной смертью!
       Неужели рука Эрика достигала самых далеких отражений?
       Бенедикт, если того требовали обстоятельства, становился куда более
жестоким, хитрым и коварным, чем любой из нас. Он пойдет на все, вплоть до
братоубийства, чтобы защитить близкого ему человека. Скрывая Дару от
посторонних глаз, ничего ей не объясняя, он, видимо считал, что действует
в ее интересах. Бенедикт будет вне себя, когда узнает о нашем с ней
разговоре, и это была еще одна из причин по которой мне хотелось покинуть
Авалон как можно скорее. Просвещая Дару я не преследовал корыстных целей.
Мне просто хотелось уберечь девушку от опасности, а Бенедикт с моей точки
зрения был не прав, оставляя ее в полном неведении. За время моего
отсутствия Даре будет над чем подумать и когда я вернусь, она засыплет
меня вопросами. Я постараюсь внушить ей, что вести себя надо крайне
осторожно и подскажу, чего следует опасаться.
       Я стиснул зубы.
       Дикость какая-то! Когда я буду править в Эмбере все переменится.
Должно перемениться.
       Почему никто не нашел средства, с помощью которого можно было бы
изменить природу человеческую? Потеряв память, оказавшись в другом мире, я
все равно остался прежним Корвином. Впрочем, именно поэтому я и не
отчаивался.
       Спустившись к реке в укромном месте, я смыл с себя пыль и пот, думая
о Черной Дороге, на которой потерпели фиаско мои братья. Информация для
размышления.
       Купался я недалеко от берега, одним глазом поглядывая на Грейсвандир.
Каждый из нас способен идти сквозь отражения по свежему следу. Но меня
никто не потревожил, хотя на обратном пути мне пришлось воспользоваться
Грейсвандир против хищных зверей, куда менее страшных, чем мои братья.
       Впрочем, этого следовало ожидать, потому что я торопился изо всех сил
и отражения мелькали, как в калейдоскопе...


       Задолго до рассвета я въехал в конюшни, расположенные неподалеку от
дома моего брата. Чемпион никак не мог успокоиться, и мне пришлось его
задабривать – гладить и чистить скребком. Когда я налил ему воды и насыпал
овса, из противоположного стойла донеслось ржание – меня приветствовал
огнедышащий, конь Ганелона. Я вышел из конюшен и помылся у колонки,
размышляя, удастся ли мне хоть немного поспать.
       Отдых был мне необходим – несколько часов сна, и я полностью
восстановил бы свои силы. Вот только не хотелось мне, во избежание
неприятностей, ложиться в доме Бенедикта. Правда, я неоднократно
утверждал, что предпочитаю умереть в постели, но во-первых, я имел в виду
смерть в старческом возрасте, а во-вторых, надеялся, что на меня наступит
слон в тот момент, когда я буду заниматься любовью с молоденькой девушкой.
       К винному погребу Бенедикта я, однако, относился не с таким
предубеждением, как к постели, и, почувствовав необходимость выпить
чего-нибудь покрепче, я отправился в дом, прошел в гостиную и, не зажигая
света, открыл дверцу бара.
       Я налил виски, выпил, налил еще и подошел к окну. Вид из него
открывался великолепный – недаром Бенедикт построил дом на вершине холма.
       – Под белой луной дорога лежит, – процитировал я, удивляясь звукам
собственного голоса. – Сияет луна одиноко...
       – Лежит, Корвин. Сияет, мой мальчик. Верно подмечено, – произнес
Ганелон.
       – Я и не знал, что ты здесь, – сказал я, не поворачивая головы.
       – Это потому, что я сижу тихо, как мышь.
       – Ясно. Сколько ты выпил?
       – Самую малость. Но если вы, как добрый товарищ, поднесете
стаканчик...
       Я повернулся.
       – А сам ты не можешь себе налить?
       – Мне трудно двигаться.
       – Хорошо.
       Я налил виски в хрустальный бокал до краев и подошел к креслу, в
котором сидел Ганелон. Он медленно поднял стакан к губам, кивнул в знак
благодарности и сделал глоток.
       – Ах! Вот теперь полегчало.
       – Ты дрался, – уверенно заявил я.
       – Это точно. И не раз.
       – Будь мужчиной, возьми себя в руки, и мне не придется тебе
сочувствовать.
       – Но я победил!
       – Боже великий! Где трупы?
       – О, те драки не в счет. Это девчонка меня отделала.
       – Значит, ты не выкинул денег на ветер.
       – Я говорю о девчонке другого сорта. Боюсь, я поставил нас в неловкое
положение.
       – Нас?
       – Я же не знал, что она – хозяйка дома. Настроение у меня было
прекрасное и я решил, что вреда не будет, коли я позабавлюсь с молоденькой
аппетитной служанкой...
       – С Дарой? – спросил я, внутренне содрогаясь.
       – Вот-вот. Я шлепнул ее по попочке, поцеловал разок-другой... – он
застонал, – она оторвала меня от земли, как пушинку, подняла на вытянутых
руках над головой, сообщила, что она хозяйка дома, а потом отпустила... Я
вешу восемнадцать стонов, а лететь было далеко. – Он отпил из стакана и я
усмехнулся. – Она тоже смеялась, – обиженно произнес Ганелон, – а потом
помогла мне подняться и ласково спросила, как я себя чувствую. Я конечно
попросил прощения... Ваш брат, должно быть, настоящий мужчина. Я никогда
не встречал еще такой сильной девушки. – Он покачал головой и выпил виски.
– мне было очень страшно. И не очень приятно.
       – Дара приняла твои извинения?
       – Да, конечно. Она отнеслась ко мне очень снисходительно, заверила,
что никому ничего не скажет, и посоветовала обо всем забыть.
       – В таком случае почему ты не спишь? Время позднее.
       – Я ждал вас. Мне необходимо было с вами увидеться.
       – Твое желание исполнилось.
       Он медленно встал с кресла.
       – Пойдемте, подышим свежим воздухом.
       – Неплохо придумано.
       По пути Ганелон прихватил бутылку виски и лишний стакан, что тоже
было неплохо придумано. Мы вышли из дома, прошли садом и уселись на
скамейку у ветвистого дуба. Я набил трубку.
       – У вашего брата неплохой вкус. В вине он тоже разбирается, – сказал
Ганелон, наполняя стаканы и делая глоток. – Так вот, после того, как я
попросил у девушки прощенья, мы довольно долго разговаривали. Узнав, что я
ваш спутник, она тут же принялась меня расспрашивать о вас, о вашей семье,
об Эмбере и об отражениях.
       – Ты ей что-нибудь сказал? – спросил я, зажигая спичку.
       – Я не мог бы ей ничего сказать при всем желании. Я знаю меньше, чем
она.
       – Хорошо.
       – Видимо, Бенедикт не очень с ней откровенничает. Я его понимаю.
Будьте осторожны с этой девушкой, Корвин. Она слишком любопытна.
       Я кивнул и раскурил трубку.
       – У нее есть на то основания. Но я рад, что ты не проболтался, хоть и
был пьян. Спасибо, что предупредил.
       Он пожал плечами и вновь приложился к стакану.
       – Хорошая взбучка всегда отрезвляет. К тому же, заботясь о вашем
благополучии, я думаю о себе.
       – Ты прав. Скажи, этот вариант Авалона тебя устраивает?
       – Вариант? Это – мой Авалон! Сейчас тут живут другие люди, вот и все.
Сегодня я был на Поле Колючек, где уговорил шайку Джека Хейлиса бросить
разбой и поступить к вам на службу. Я сразу узнал знакомые места.
       – Поле колючек, – задумчиво произнес я.
       – Да, я попал домой. И когда я состарюсь, мне бы хотелось вернуться
сюда, если я не погибну в битве за Эмбер.
       – Ты по-прежнему намерен разделить мою судьбу?
       – Всю жизнь я мечтал увидеть Эмбер – с тех пор, как вы о нем
рассказали. Счастливые были времена.
       – Честно говоря, я забыл, когда мы говорили об Эмбере.
       – В ту ночь мы оба были пьяны в стельку, и время текло незаметно вы
рассказывали мне о зеленых и золотых шпилях, о проспектах и улицах, о
террасах, садах и фонтанах. В глазах ваших стояли слезы... Я даже не
заметил, как за окном забрезжил рассвет. Боже! Мне кажется, я могу
нарисовать план города! Я должен побывать в нем прежде чем умру!
       – Я не помню той ночи, – медленно произнес я. – Должно быть, я
действительно был очень пьян.
       Ганелон ухмыльнулся.
       – А ведь нас не забыли, Корвин. Правда, авалонцы считают, что мы
давно умерли и, рассказывая всевозможные истории, привирают, как хотят, но
это неудивительно. Сколько лет прошло!
       Я промолчал и запыхтел трубкой.
       – ...Можно задать вам один вопрос? – спросил Ганелон.
       – Валяй.
       – Если вы объявите Эмберу войну, Бенедикт станет вашим врагом?
       – Я тоже не отказался бы услышать ответ на этот вопрос. Думаю, да. Я
надеюсь победить, прежде чем он успеет прийти Эрику на помощь. Бенедикт
может оказаться в Эмбере в мгновение ока, но ведь ему придется маршировать
во главе войска, потому что в одиночку даже мой грозный брат не в силах
будет что-нибудь изменить. Нет. Он постарается не допустить гражданской
войны и поддержит всякого, кто сумеет сохранить целостность государства. И
поэтому, когда я скину Эрика с трона, он согласится стать моим союзником
ради прекращения междоусобиц. Но до тех пор Бенедикт останется моим врагом
и, если узнает о моих планах, сделает все возможное, чтобы
воспрепятствовать их осуществлению.
       – Именно это я и хотел услышать, – сказал Ганелон. – А если вы
победите, он не возненавидит вас на всю жизнь?
       – Вряд ли. Политика политикой, а с Бенедиктом мы вместе росли и
воспитывались. К тому же мы всегда лучше относились друг к другу, чем
каждый из нас к Эрику.
       – Понятно. Я ведь спросил не из простого любопытства. На войну мы
идем вместе, а Авалоном правит ваш брат. Вот я и подумал, как он отнесется
к тому, что когда-нибудь я захочу вернуться и остаться здесь навсегда.
Вдруг он захочет мне отомстить?
       – Очень в этом сомневаюсь. Бенедикт – человек благородный.
       – Тогда у меня еще один вопрос. Не хочу хвастаться, но я опытный
военный, и, если мы захватим Эмбер, ваш брат в этом убедится. Как вы
думаете, можно попросить его назначить меня начальником гарнизона? Я
прекрасно знаю эти места. Я готов показать ему поле колючек и объяснить,
как выиграл битву. Черт побери! Я буду служить Бенедикту так же верно, как
вам! – он покраснел и засмеялся. – Простите. Но я его не подведу.
       Я усмехнулся и пригубил виски.
       – Идея, конечно, неплоха. Боюсь только, что ты всегда будешь у него
на подозрении. Он наверняка поймет, что я приставил к нему шпиона.
       – К черту политику! Я не это имел в виду! Я простой солдат и люблю
Авалон всем сердцем!
       – Я тебе верю. Поверит ли Бенедикт?
       – Зачем ему отказываться от хорошего генерала? Ведь он калека, и я
мог бы...
       Я невольно рассмеялся и тут же зажал себе рот ладонью – звуки далеко
разносятся ночью. К тому же мне не хотелось обижать Ганелона.
       – Прости меня, – сказал я. – Прости, пожалуйста. Ты не понимаешь. Ты
действительно не понимаешь, с кем мы разговаривали той ночью в палатке. Он
мог показаться тебе простым смертным, да еще и без руки. Это не так.
Поверь, я боюсь Бенедикта. Второго такого, как он, не существует ни на
отражениях, ни в реальном мире. Бенедикт – военный инструктор Эмбера. Ты
способен представить себе, что такое тысячелетие? Несколько тысячелетий?
Ты способен понять человека, который каждый день своей жизни в течение
всех этих лет часть времени уделяет оружию, тактике, стратегии? Ты жестоко
ошибаешься, если видишь в нем правителя крохотного государства, который
стоит во главе небольшого гарнизона, а в свободное время подстригает
деревья в саду. О военной науке Бенедикт знает все. Он часто путешествовал
с отражения на отражение, наблюдая вариацию за вариацией одной и той же
битвы только для того, чтобы проверить свои теории на практике. Он
командовал армиями настолько грандиозными, что солдаты маршировали перед
ним много дней подряд, и не было конца их колоннам. Потеря руки причинит
ему некоторое неудобство, но лично я не хотел бы драться с ним ни на
дуэли, ни в рукопашную. Это просто счастье, что Бенедикт не претендует на
власть, потому что в противном случае он сидел бы сейчас на троне Эмбера.
И можешь мне поверить, я тут же оставил бы все свои планы и первый признал
бы его законным монархом. Я боюсь Бенедикта и не стесняюсь в этом
признаться.
       В горле у меня пересохло, и я выпил виски. Ганелон молчал довольно
долго, потом вздохнул.
       – Всего этого я, конечно, не знал. Я буду счастлив, если ваш брат
разрешит мне хотя бы вернуться на родину и прожить здесь остаток дней.
       – Он не будет возражать. Я знаю.
       – Дара сказала, что Бенедикт прислал письмо. Он пишет, что решил
сократить пребывание в лагере и скорее всего приедет домой завтра.
       – Проклятье! – воскликнул я, вскакивая со скамейки. – Надо спешить.
Надеюсь, у Дойла все готово. Я не хочу встречаться с Бенедиктом!
       – Камушки у вас?
       – Да.
       – Можно взглянуть?
       Я протянул ему кошелек. Ганелон вынул несколько алмазов, положил на
ладонь левой руки и принялся рассматривать.
       – И вовсе они не такие красивые, – сказал он. – Может, света мало?
Подождите-ка, что-то сверкнуло! Хотя нет...
       – Они ведь не отшлифованы. У тебя в руках целое состояние...
       – Удивительно. – Он бросил алмазы в кошелек. – Удивительно, как легко
вам это досталось.
       – Не так уж легко.
       – Все равно несправедливо. Вы ведь разбогатели за один день.
       Он протянул мне кошелек.
       – Когда мы расстанемся, я оставлю тебе не меньшее состояние. И если
Бенедикт откажется от твоих услуг, ты по крайней мере ни в чем не будешь
нуждаться.
       – После того как вы мне о нем рассказали, я больше чем когда-либо
хочу служить под его началом.
       – Посмотрим. Может я что-нибудь придумаю.
       – Спасибо, Корвин. Когда мы уезжаем?
       – Завтра утром. День завтра будет тяжелый, так что ложись спать, а
через несколько часов я тебя разбужу. Возьмем у Бенедикта телегу, впряжем
в нее чемпиона и огнедышащего – несладко им придется, беднягам, – и
отправимся в город. Затем навестим Дойла, заберем товар и незаметно
исчезнем. Чем больше мы выиграем времени, тем труднее Бенедикту будет
выследить нас на отражениях. Если мне удастся опередить его на полдня,
голову даю на отсечение, он нас не найдет.
       – С чего вы взяли, что он будет нас выслеживать?
       – Бенедикт мне не доверяет и правильно делает. Он прекрасно понимает,
что я появился в Авалоне не случайно и что осуществление моих планов
грозит благополучию Эмбера. Естественно, он должен узнать, что мне здесь
нужно. Как только Бенедикт обнаружит, что мы уехали, – значит, добились
того, чего хотели, – он немедленно кинется в погоню.
       Ганелон зевнул, потянулся, выпил виски.
       – Ладно, давайте спать. Вы мне столько наговорили о Бенедикте, что я
уже ничему не удивляюсь. Даже тому неприятному происшествию, о котором я
чуть было не забыл вам сообщить.
       – Что ты имеешь в виду?
       Ганелон встал и взял со скамейки бутылку.
       – Эта тропинка, – он мотнул головой, – ведет к забору. За забором
начинается лес, а шагов через двести – слева в низинке – стоит небольшая
роща. Среди молодых деревьев, закиданная землей, ветвями и листьями
находится свежевырытая могила. Я наткнулся на нее вечером, когда вышел
прогуляться и остановился по нужде.
       – С чего ты взял, что это могила?
       – Когда в яме лежат трупы, ее принято называть могилой. Кстати она
неглубокая. Я немного поковырял землю палкой и увидел четырех покойников –
троих мужчин и одну женщину.
       – Давно они там лежат?
       – Не очень. Думаю, несколько дней.
       – Ты все оставил как есть? Ничего не трогал?
       – Я не круглый дурак, Корвин.
       – Прости. Твое известие меня встревожило. Ничего не понимаю.
       – А по-моему все ясно. Они недооценили Бенедикта.
       – Может быть. А как они выглядят? А как их убили?
       – Люди как люди, средних лет. Одного прикончили ударом ножа в живот,
остальным перерезали горла.
       – Странно. Только этого нам и не хватало. Хорошо, что мы завтра
уезжаем.
       – Согласен. Пойдемте спать.
       – Ты иди, а я немного посижу.
       – Лучше бы вы легли. Сами сказали, что день завтра будет тяжелый. И
не волнуйтесь понапрасну.
       – Ладно.
       – Спокойной ночи.
       – Я тебя разбужу.
       Я смотрел, как Ганелон идет к дому по тропинке. Он, конечно, был
прав, но я не последовал его совету. Тщательно обдумывая детали своего
плана, я пытался найти какие-нибудь просчеты. Их не было. Я допил виски,
поставил стакан на скамейку, встал и подошел к забору, оставляя за собой
шлейф из табачного дыма. В спину мне светила луна, до рассвета оставалось
несколько часов. Я твердо решил не возвращаться в дом Бенедикта и теперь
решил найти укромное место и немного вздремнуть.
       Через двести шагов я, естественно, увидел слева в низинке невысокую
рощу. Тщательный осмотр подтвердил, что тут недавно копали землю, но у
меня не возникло желания вытаскивать тела и изучать их при лунном свете, –
я предпочел поверить Ганелону на слово. Я и сам не знал, что меня сюда
привело. Болезненное любопытство, должно быть, ведь спать рядом с трупами
я не собирался.
       Я вернулся в сад, свернул с тропинки и сразу же увидел небольшую
полянку, окруженную густым кустарником. Я расстелил плащ на высокой мягкой
траве, вдыхая ее аромат, уселся поудобнее, стащил сапоги, поставил босые
ноги на землю и с облегчением вздохнул.
       Недолго мне осталось ждать, подумал я. Отражения – алмазы – ружья –
Эмбер. Я иду. Всего год назад я заживо гнил в подземелье, тысячи раз
пересекая ту грань, которая отделяет безумие от отчаяния, а сумасшествие
от здравого смысла. Теперь же я был свободен, крепок духом, имел четкие
планы на будущее. Я стал силой, с которой нельзя было не считаться, силой,
куда более грозной, чем пять лет назад. И на этот раз мне не с кем делить
ни успех, ни горечь поражения.
       Эта мысль была мне приятна. Радуясь ощущению мягкой травы под ногами,
теплоте, разливающейся по телу после нескольких добрых глотков виски, я
выколотил трубку, почистил ее, положил в кисет, потянулся, зевнул и
приготовился ко сну.
       Внезапно я заметил какое-то движение вдалеке и, приподнявшись на
локте, стал напряженно вглядываться в темноту. Мне не пришлось долго
ждать. По тропинке, часто останавливаясь, медленно шел человек. Он исчез
за деревом, под которым мы с Ганелоном сидели на скамейке, и довольно
долго не появлялся, затем вышел из-за ствола, сделал несколько шагов,
замер на месте и решительно направился в мою сторону, продираясь сквозь
кустарник. В лунном свете отчетливо были видны знакомые мне черты лица.
       – Насколько я понимаю, твои апартаменты тебя не устраивают, милорд
Корвин, – сказала Дара.
       – Ошибаешься. На дворе стоит такая прекрасная ночь, что я не
удержался от соблазна и решил поспать на природе.
       – А что соблазнило тебя прошлой ночью? Помнится, дождь хлестал как из
ведра. – Она села на краешек плаща. – Ты тоже здесь спал?
       – Прошлой ночью я вообще не спал. Меня не было в Авалоне.
       – А где ты был?
       – Просеивал песок на морском берегу.
       – Какая скука!
       – Не спорю.
       – После того, как мы побывали на другом отражении, я все время думаю
о том, что ты рассказал.
       – Неудивительно.
       – И тоже почти не сплю. Я видела, как ты вернулся, подслушала твой
разговор с Ганелоном и знала, что ты остался один.
       – Ты не ошиблась.
       – Я должна попасть в Эмбер. И пройти Лабиринт.
       – Бесспорно.
       – Сейчас, Корвин! Сейчас!
       – Ты еще молода, Дара. У тебя все впереди.
       – К черту, Корвин! Я ждала всю жизнь сама не знаю чего! Неужели ты не
можешь мне помочь?
       – Нет.
       – Почему? Проведи меня по отражениям в Эмбер, покажи Лабиринт...
       – Если повезет, нас убьют не сразу, а для начала посадят в сугубо
смежные камеры.
       – Глупости! Ты принц и волен поступать, как тебе заблагорассудится!
       Я рассмеялся.
       – Я преступник, объявленный вне закона, моя дорогая. Если я вернусь в
Эмбер, в лучшем случае меня немедленно казнят. О худшем я даже не хочу
думать. Скорее всего, Эрик не повторит ошибки и покончит со мной сразу же.
А заодно с любым моим спутником или спутницей.
       – Оберон никогда так не поступил бы.
       – Если бы его спровоцировали, он сделал бы то же самое. Но я не буду
спорить. В Эмбере правит не Оберон, а Эрик, который называет себя
монархом.
       – С каких это пор?
       – Он короновал себя пять лет назад по времени Эмбера.
       – А почему Эрик хочет тебя убить?
       – Потому что он не хочет, чтобы я убил его.
       – А ты его убьешь?
       – Да. В недалеком будущем.
       Она посмотрела мне в глаза.
       – Зачем?
       – Эрик – узурпатор. Трон Эмбера мой по праву. Эрик подверг меня
унижениям, оскорблениям, пыткам, посадил в тюрьму. Он и представить себе
не мог, что я выйду на свободу и вновь брошу ему вызов. Кстати, я тоже на
это не надеялся. Эрик допустил большую ошибку, позволив себе роскошь
наслаждаться моим жалким положением. Если мне повезет, я такой ошибки не
сделаю.
       – Но ведь он твой брат!
       – Поверь мне, мы с ним знаем это лучше, чем кто-либо другой.
       – Когда ты... Осуществишь свои планы?
       – Я уже говорил: постарайся достать колоду карт и свяжись со мной
через три месяца. Если не сможешь, я сам тебя найду, как только завоюю
трон Эмбера. Обещаю, что ты пройдешь Лабиринт не позже, чем через год.
       – Но ведь ты можешь проиграть!
       – Тогда тебе придется набраться терпения. Ты не попадешь в Эмбер,
пока Эрик не будет твердо уверен, что ему ничто не грозит, а Бенедикт не
решится представить тебя ко двору, тем самым признав Эрика законным
монархом. Видишь ли, Бенедикт так долго не был в Эмбере, что многие
считают его погибшим. Когда он появится, ему придется занять определенную
позицию – за или против Эрика. Если он будет за, спокойное правление Эрику
обеспечено, если против – в стране разразится гражданская война. Бенедикт
не желает быть ответственным ни за то, ни за другое. Становиться королем
он тоже не хочет. Только полным невмешательством во внутренние дела
государства может Бенедикт обеспечить существующее равновесие сил. Если
он, не дай бог, появится с тобой в Эмбере, сохраняя строгий нейтралитет (а
Бенедикту и это сойдет с рук), Эрик найдет способ сломить его волю. Твое
благополучие – прекрасный способ для шантажа.
       – Значит, мне не удастся попасть в Эмбер без твоей помощи!
       – Не преувеличивай. Все, что я тебе сказал, лишь предположения,
основанные на догадках. Я слишком долго был оторван от дел и ничего не
могу утверждать наверняка
       – Ты должен победить! – воскликнула она и тут же нахмурилась. –
скажи, если ты завоюешь трон, дед тебя поддержит?
       – Сомневаюсь. Но в этом случае ситуация изменится. К тому же я не ищу
поддержки Бенедикта. Мне достаточно знать, что он жив и не станет
вмешиваться в мои дела. А он не станет в них вмешиваться, если я буду
действовать быстро, с умом и добьюсь успеха. Ему, конечно, не понравится
моя осведомленность о его семейной жизни, но он успокоится, когда поймет,
что я не желаю тебе зла.
       – А почему ты не используешь меня в своих интересах? По-моему, это
нелогично.
       – Да, – согласился я. – Но, во-первых, ты мне очень нравишься, а
во-вторых, давай переменим тему разговора.
       Она рассмеялась
       – Я тебя приворожила.
       – Вот-вот. Кончиком рапиры.
       Внезапно лицо ее стало серьезным.
       – Твой человек, Ганелон, сказал тебе, что дед приезжает завтра?
       – Да.
       – Это может помешать твоим планам?
       – Надеюсь, Бенедикт меня не застанет.
       – Что он сделает?
       – Перво-наперво выскажет все, что о тебе думает. Можешь не
сомневаться, неприятностей не оберешься. Затем ему захочется узнать, каким
образом тебе удалось вернуться домой и о чем мы с тобой беседовали.
       – Что мне ответить?
       – Опиши свое путешествие из деревушки, ничего не скрывая. Это
заставит его задуматься. А со мной ты была крайне осторожна и сказала не
больше, чем Жерару и Джулиану. Женская интуиция тебя не подвела. Если
Бенедикт спросит, где я, скажи, что мы с Ганелоном одолжили у него фургон,
поехали в город и вернемся поздно.
       – Вы действительно поехали в город?
       – Да, ненадолго. Но мы не вернемся. Мне необходимо выиграть время на
тот случай, если Бенедикт решит кинуться за нами в погоню. Следы на
отражениях сохраняются лишь до определенного момента, затем исчезают.
       – Я постараюсь его задержать – ради тебя. Скажи, неужели ты уехал бы,
не попрощавшись?
       – Кто знал, что тебе не спится? Я хотел поговорить с тобой утром.
       – Хорошо, что я никак не могла заснуть. Как ты собираешься завоевать
Эмбер?
       Я покачал головой.
       – Нет, дорогая моя Дара. Все принцы, которые составляют коварные
планы, должны держать их в тайне. Не обессудь.
       – У меня такое ощущение, что в Эмбере все интригуют и никто никому не
верит. Как странно.
       – Почему? Мир держится на конфликтах. Они существуют повсюду, потому
что все отражения созданы по образу и подобию Эмбера.
       – Это трудно понять...
       – Когда-нибудь поймешь. Потерпи.
       – Хорошо. Тогда ответь мне на другой вопрос. Раз уж я умею изменять
отражения, несмотря на то что не прошла Лабиринт, объясни, как мне
научиться четко управлять ими? Я хочу потренироваться.
       – Нет! Вселенная – не игрушка! Даже для тех, кто прошел лабиринт,
отражения опасны, а непосвященным они сулят верную гибель. Тебе повезло,
но не вздумай повторить свою попытку. И скажи спасибо, что я ничего тебе
не объяснил.
       – Что ж... прости. Видно придется мне подождать.
       – Придется. Не обиделась?
       – Нет, что ты... – она засмеялась. – Нельзя так нельзя. Тебе виднее.
Я очень рада, что ты обо мне заботишься.
       Я хмыкнул, а Дара протянула руку и провела пальцами по моей щеке. Я
удивленно поднял голову и увидел, как лицо ее медленно приближается. Она
больше не улыбалась, губы ее были чуть раздвинуты, а глаза полузакрыты. Мы
поцеловались, и я почувствовал, как ее руки скользнули по моей шее,
обхватили за плечи, мои руки сомкнулись вокруг ее талии... И тут мое
удивление потонуло в сладостном ощущении теплоты и вполне понятном
возбуждении.
       Если Бенедикт когда-нибудь узнает, он будет не просто зол.




       7



       Фургон медленно скрипел; солнце, обжигающее раскаленными лучами,
клонилось к западу. Сзади среди ящиков храпел Ганелон. Я искренне ему
завидовал, потому что третий день не знал ни сна, ни отдыха.
       Мы проехали около пятнадцати миль, двигаясь к северо-востоку от
Авалона. Дойл не выполнил моего заказа полностью, и пришлось нам с
Ганелоном уговорить его закрыть лавку и лично проследить за скорейшим
выпуском продукции. Это отняло у нас несколько бесценных часов. Тогда я
был слишком взвинчен, чтобы спать, а сейчас не мог отдохнуть потому, что
мы начали свой путь по отражениям.
       Превозмогая усталость, я поменял день на вечер и закрыл солнце
легкими облачками. Мы ехали по сухой глинистой дороге с глубокой колеей.
Глина была уродливого желтого цвета, и комки ее, разбиваясь, трещали под
колесами. По обеим сторонам дороги росли невысокие извилистые деревья с
толстыми мохнатыми стволами и жухлая коричневая трава.
       Я щедро заплатил Дойлу за порошок и купил у него браслет с условием,
что он будет доставлен Даре на следующий день. Алмазы лежали в моем
кошельке, пристегнутом к поясу рядом с Грейсвандир. Чемпион и огнедышащий
шли неторопливым уверенным шагом. Я был на пути к достижению своей цели.
       Интересно, вернулся ли Бенедикт домой? Долго ли он будет в неведении
по поводу того, куда я пропал? Опасность еще не миновала. Я оставлял
отчетливый след, по которому Бенедикт мог идти с закрытыми глазами. К
сожалению, у меня не было другого выхода. На лошадях, запряженных в
фургон, быстро не поедешь, да и сам я был не в том состоянии, чтобы гнать,
как на скачках. Прекрасно понимая, что усталость притупила мои чувства, я
управлял отражениями медленно и тщательно. Мне очень хотелось надеяться,
что постепенно я воздвигну между собой и Бенедиктом барьер из отражений и
расстояния, который он не сможет преодолеть.
       Через две мили я вновь поменял вечер на полдень – темнота меня не
устраивала. Жара стояла невыносимая, хоть я и оставил солнце за облаками.
Затем мне удалось разыскать небольшой ветерок, от которого веяло
прохладой. Правда, он не мог принести за собой дождь, но мне уже было все
равно. Не до жиру, быть бы живу.
       Голова моя клонилась на грудь, глаза закрывались сами собой. Меня так
и подмывало разбудить Ганелона, передать ему вожжи и завалиться спать. Но
я удержался от соблазна. Пока что мы были слишком близко от Авалона не
только по расстоянию, но и по отражениям.
       Я мечтал выбраться на хорошую дорогу. Меня тошнило при одном виде
омерзительной желтой глины. Надо было следить за облаками, держать курс
строго на...
       Я вздрогнул, протер глаза и сделал несколько глубоких вдохов. В
голове у меня все перепуталось. Размеренный стук копыт, монотонное
поскрипывание фургона действовали как наркотик, а от тряски и покачивания
я давно перестал ощущать свое тело. Один раз поводья выскользнули из моих
рук, но, к счастью, лошади были опытные и знали, что от них требуется.
       Преодолев легкий подъем, мы покатили вниз. Время вновь приближалось к
полудню, небо покрылось грозовыми тучами. Я попытался разогнать их –
сильный ливень превратил бы глину в грязное месиво – и через несколько
миль и крутых поворотов мне это отчасти удалось. Я оставил небо в покое и
сконцентрировался на дороге.
       Мы подъехали к полуразвалившемуся мосту через реку с высохшим руслом.
На другом ее берегу дорога была не такой желтой. По мере нашего
продвижения она становилась шире, тверже, на ней исчезали ухабы и на
обочинах появилась зеленая трава.
       Затем пошел дождь.
       Я боролся с ним, как мог, стараясь оставить и удобную дорогу и
зеленую травку в неприкосновенности. Голова у меня разболелась не на
шутку, но через четверть мили дождь прекратился, и показалось солнышко.
       Солнышко...
       Мы продолжали скрипеть, спускаясь в тенистую долину мимо высоких
красивых деревьев. Еще один мост. Я клевал носом все чаще и на всякий
случай намотал поводья на руку. Машинально, почти не думая, я что-то
менял, выбирал направление...
       Справа от меня в лесу птицы радостно оповестили мир о том, что
наступило утро. Воздух был свеж и прохладен. Капли росы на листьях
сверкали в лучах восходящего солнца...
       Но мое тело обмануть не удалось, и я с облегчением вздохнул, услышав,
как Ганелон заворочался и сердито выругался. Если б он не проснулся, мне
пришлось бы разбудить его.
       Что ж, будем надеяться, мы ушли достаточно далеко. Я натянул поводья,
поставил фургон на тормоз – мы находились на пологом склоне холма – и
достал бутылку с водой.
       – Эй! – воскликнул Ганелон, появляясь из-за ящиков. – Оставьте и мне
глоточек!
       Я протянул бутылку.
       – Заменишь меня. Я должен отдохнуть.
       Он булькал с полминуты и, оторвавшись от горлышка, крякнул от
удовольствия.
       – Сейчас. Вот только отлучусь на минутку. Терпеть нету сил.
       Он спрыгнул на дорогу, отошел на обочину, а я лег на его место,
вытянулся и положил под голову плащ.
       Через несколько секунд я услышал, как он карабкается на козлы. Фургон
качнуло. Ганелон отпустил тормоз, прищелкнул языком, встряхнул вожжами.
       – Уже утро? – громко спросил он.
       – Да.
       – Господи! Значит, я дрых весь день и всю ночь!
       Я усмехнулся.
       – Нет. Ты находишься на другом отражении и спал всего шесть-семь
часов.
       – Не понимаю. Ну да ладно, поверю вам на слово. Где мы находимся?
       – Милях в двадцати к северо-востоку от Авалона и в двенадцати от дома
Бенедикта. Это по расстоянию. Но мы поменяли несколько отражений.
       – Что мне делать?
       – Поезжай по дороге, никуда не сворачивая. Нам необходимо уехать как
можно дальше.
       – Бенедикт может нас догнать?
       – Думаю, да. По крайней мере, я боюсь делать привал, хотя лошадям
надо отдохнуть.
       – Когда вас разбудить?
       – Никогда.
       Ганелон замолчал, а я улегся поудобнее и стал вспоминать Дару. Я
вспоминал ее весь день.
       То, что произошло между нами, не входило в мои планы и было для меня
полной неожиданностью. Я даже не думал о ней как о женщине, пока она не
очутилась в моих объятиях и не доказала, что является ею. Мгновением позже
включились нервы моего спинного мозга, отключая разум и приводя жизнь к ее
основе, – так, по крайней мере, сказал бы мой друг Фрейд. Я не мог грешить
на то, что был пьян: во-первых, выпил я немного, а во-вторых, алкоголь на
меня почти не действует. К тому же зачем упрекать себя? Затем, что я
чувствовал себя виноватым. Не потому, что мы были дальними родственниками.
И не потому, что я воспользовался ее неопытностью. Она знала, чего хотела,
когда пришла ко мне в сад. Обстоятельства вынуждали меня придирчиво
оценивать все свои поступки. Да, мне хотелось большего, чем просто с ней
подружиться. Когда я повел Дару на другое отражение, я надеялся, что она
начнет относиться ко мне так же доверчиво, как к Бенедикту. Я хотел, чтобы
она была моей союзницей, оставаясь в тылу врага, и даже предполагал ее
использовать, если меня попытаются удержать в Авалоне. Но я не хотел,
чтобы она считала меня подонком, переспавшим с ней из корыстных
побуждений. И виноватым я чувствовал себя только потому, что в этом была
доля истины. Интересно, откуда такая щепетильность? В прошлом я совершал
поступки во сто крат аморальнее, с точки зрения обычного человека, и
никогда не мучился угрызениями совести. Я заворочался, безуспешно пытаясь
отогнать назойливую мысль, сверлившую мозг. Да, я влюбился. Это чувство
нельзя было сравнить с тем, которое я испытывал к Лорен – оба мы были
ветеранами любви и понимали, на что идем – или к чувственной Мойре,
жаждущей ласки в Рембе, где я прошел Лабиринт во второй раз. Я не мог
разобраться в своих ощущениях. Они были нелогичны, ведь я знал Дару всего
несколько дней. Тем не менее... Много веков я не испытывал ничего
подобного. Я не хотел любить ее. Только не сейчас. Когда-нибудь потом. А
еще лучше – никогда. Она была не для меня. Она была ребенком. Все, что ей
захочется испытать, я испытал. Я забыл то, что будет для нее прекрасным,
чарующим, восхитительным. Она не для меня. Она ребенок. Мне нельзя в нее
влюбляться. Мне надо...
       Ганелон что-то напевал себе под нос монотонно и фальшиво. Фургон
трясло, он скрипел, дорога вела в гору. Солнечный луч качнулся, пробежал
по моему лицу. Я закрыл глаза рукой и погрузился в небытие.
       Когда я проснулся, был полдень. Чувствовал я себя преотвратно. Выпив
почти полную бутылку воды, я вылил остатки на ладонь и протер лицо. Затем
причесался, как мог пальцами и принялся разглядывать окрестности.
       Невысокие деревья шелестели зелеными листьями, на небольших полянах
росла трава. Мы все еще ехали по бурой, твердой и относительно гладкой
дороге. Небо было чистым, но на солнце изредка набегали небольшие облачка,
и тогда тени удлинялись. Дул легкий ветерок.
       – Воскресли из мертвых? Поздравляю! – весело сказал Ганелон, когда я
выбрался из фургона и уселся рядом с ним на козлы. – Лошади устали,
Корвин. Я тоже не прочь поразмяться и к тому же чертовски проголодался.
Что скажете?
       – Давай перекусим, – согласился я. – Сворачивай на полянку слева и
сделаем небольшой привал.
       – Мне бы хотелось проехать немного дальше.
       – С чего это вдруг?
       – Мне надо вам кое-что показать.
       – Что ж...
       Примерно через полмили дорога круто свернула к северу. Мы очутились у
подножия холма, преодолели подъем и увидели второй холм, выше первого.
       – Ну? – коротко спросил я.
       – Может, с того холма будет видно?
       Я пожал плечами.
       – Хорошо.
       Лошади с трудом шли в гору, и я соскочил на землю и стал толкать
фургон сзади. Когда мы добрались до вершины, я перепачкался, взмок от
пота, но окончательно проснулся. Ганелон бросил поводья, установил тормоз,
взобрался на крышу фургона и посмотрел вдаль, прикрыв глаза рукой.
       – Поднимитесь ко мне, Корвин, – негромко сказал он.
       Я присоединился к нему и проследил за направлением его руки.
       Примерно в трех четвертях мили, футов на двести ниже того места, где
мы стояли, тянулась черная лента дороги. Она изгибалась, поворачивала, но
ширина ее в несколько сот футов оставалась неизменной. На ней росли черные
деревья. Черная трава колыхалась – как будто черная вода медленно текла в
черной реке.
       – Что это? – спросил я.
       – Это я вас хотел спросить. Сначала я подумал, что вы ее наколдовали,
меняя отражения.
       Я покачал головой.
       – Я, конечно, туго соображал, но вряд ли забыл бы, сотворив нечто
подобное. Откуда ты знал, что мы ее здесь увидим?
       – Мы несколько раз проезжали неподалеку, пока вы спали. Мне эта
дорога совсем не нравится. Она вызывает во мне неприятные ощущения. Вам
она ничего не напоминает?
       – Да, конечно. К великому моему сожалению.
       Он кивнул.
       – В точности, как Черный Круг на Лорене. Поразительное сходство.
       – Черная Дорога, – пробормотал я.
       – Что вы сказали?
       – Черная Дорога. Я не понимал, о чем говорила Дара, но сейчас,
кажется, начинаю понимать. Ничего хорошего нас здесь не ждет.
       – Еще одно проклятое место?
       – Да.
       Ганелон грязно выругался.
       – Значит, жди неприятностей? – спросил он.
       – Не думаю. Хотя все может быть.
       Мы слезли с крыши фургона.
       – Давайте накормим лошадей, а заодно позаботимся о собственных
желудках, – предложил Ганелон.
       – Только не здесь.
       Мы устроили привал у подножья холма и отдыхали около часа,
разговаривая об Авалоне. О Черной Дороге не было сказано ни слова, хотя
она не шла у меня из головы. Впрочем, чтобы сказать что-то определенное,
надо было получше ее рассмотреть.
       Мы основательно перекусили, вновь забрались на козлы, и я взялся за
поводья. Отдохнувшие лошади весело зацокали копытами.
       Ганелон сидел слева от меня и болтал без умолку. Я только теперь
понял, как дорог был его сердцу Авалон. Он успел побывать на местах своих
бывших стоянок, где его шайка скрывалась после разбоя, обошел поля
сражений, где выигрывал битвы. Я был тронут. Плохое и хорошее так
удивительно сочеталось в этом человеке, что ему следовало родиться
эмберитом.
       Миля уходила за милей. Черная дорога приближалась, и внезапно я
почувствовал сильное давление на мозг. Я прервал Ганелона на полуслове и
резко сказал:
       – Возьми вожжи.
       – Что случилось?
       – Потом. Возьми вожжи. Скорее!
       – Мне погонять?
       – Нет. Едем как ехали. И, ради бога, заткнись хоть на минутку.
       Я закрыл глаза, положил голову на скрещенные руки, опустошил мозг и
воздвиг стены вокруг этой пустоты. Никого нет дома. Перерыв на обед. Прием
окончен. Сдается внаем. Занято. Частная собственность. Осторожно, злая
собака. Скользко, если мокро. Полностью разрушен для дальнейшего
восстановления...
       Давление прошло, возобновилось с новой силой, вновь прошло, вновь
возобновилось. Каждый раз я блокировал попытку контакта.
       Затем меня оставили в покое.
       – Порядок, – сказал я и, облегченно вздохнув, принялся тереть глаза.
       – В чем дело?
       – Кто-то пытался со мной связаться, способом тебе непонятным. Голову
даю на отсечение, это был Бенедикт. Он наверняка все разнюхал и теперь
бросится за нами в погоню. Дай мне вожжи.
       – Он нас догонит?
       – Думаю нет. Мы отъехали достаточно далеко, и, как только у меня
перестанет рябить в глазах, я займусь отражениями.
       Я взял вожжи. Дорога наша стала петлять, постепенно сближаясь с
Черной Дорогой. Через некоторое время мы оказались в нескольких ярдах от
нее.
       – Знакомая картина, – нарушил молчание Ганелон. – Повсюду струйки
тумана, и, если смотреть пристально, кажется, что краешком глаза видишь
какое-то движение.
       Я закусил губу. Меня бил озноб. Я пробовал найти такое отражение, где
Черной Дороги не было бы, но у меня ничего не получалось. Когда пытаешься
уйти на отражения из Эмбера, возникает такое ощущение, что ты уперся лбом
в каменную стену. Чувство, которое появилось у меня сейчас, было другим. Я
испытывал сопротивление, преодолеть которое казалось невозможным.
       Мы шли по отражениям. Солнце поползло с запада на восток, наступил
полдень (мне не хотелось находиться рядом с этой черной гадостью в
темноте), небо посветлело, деревья стали выше, на горизонте сверкали пики
гор.
       Неужели Черная Дорога лежала на всех отражениях?
       Не я ли был виноват в том, что она появилась?
       К черту!
       Мы ехали вдоль Черной Дороги довольно долго. Вскоре до нее осталось
сто футов. Пятьдесят...
       Я натянул поводья. Вытащил трубку, набил ее, закурил и выпустил
облако дыма. Чемпиону и огнедышащему явно не понравился черный пейзаж. Они
ржали и пытались свернуть в сторону.
       Черная дорога пересекала наш путь. На ее обочине росла густая высокая
черная трава. Вдалеке виднелись огромные черные валуны. Непроницаемый
туман лежал в низинах, струйками поднимался от земли. Темное небо казалось
каким-то грязным. На Черной Дороге царила мертвая тишина, будто она,
словно зверь, замерла, подстерегая добычу.
       Затем раздался пронзительный крик. Женский голос звал на помощь.
Уловка, старая как мир?
       Он донесся из-за холмов справа и показался мне неправдоподобным.
Впрочем, кто знает? Я мог ошибаться.
       Бросив поводья, я соскочил с фургона и выхватил Грейсвандир из ножен.
       – Пойду посмотрю, в чем дело.
       – Возвращайтесь скорее.
       Я перепрыгнул через придорожную канаву, продрался сквозь густой
кустарник, преодолел довольно крутой подъем и очутился на вершине холма.
Крик повторился, послышались какие-то непонятные звуки: я увидел внизу
Черную Дорогу, на которой футах ста пятидесяти от обочины разыгрывалась
странная сцена.
       Если б не огонь костра, я мог бы подумать, что передо мной мелькают
кадры черно-белого кино. Женщина в белом с черными распущенными волосами,
ниспадающими до талии, была привязана к черному дереву, у ее ступней
дымились черные головешки. С полдюжины мужчин, волосатых альбиносов, либо
голых, либо срывающих остатки одежд, приплясывали, бормоча и ухмыляясь,
тыкали в женщину палками, раздували костер и все время хватали себя между
ног. Ее длинное белое платье, изодранное в лохмотья и обнажившее пышную
фигуру, начало тлеть, а лица я разглядеть не смог из-за дыма.
       В мгновение ока я спустился с холма, одним прыжком перемахнул через
высокую черную траву, побежал вперед и бросился на волосатых уродов, снеся
первому голову с плеч и проткнув шпагой второго. Остальные повернулись ко
мне, угрожающе махая палками и что-то крича. Грейсвандир засверкала, как
молния и в несколько секунд с бандитами было покончено. Трупы валялись на
черной земле, и жидкость, вытекавшая из них, тоже была черной.
       Я резко повернулся, расшвырял костер ногой, подошел к женщине и,
взмахнув шпагой, перерезал стягивающие ее веревки. Рыдая, она упала в мои
объятия.
       Только тогда я заметил ее лицо, вернее его отсутствие. На ней была
маска, овальная и гладкая, с отверстиями для глаз.
       Я отвел женщину подальше от горящих ветвей, и она прижалась ко мне
всем телом, тяжело дыша. Подождав для приличия несколько секунд, я
попытался осторожно высвободиться из ее объятия, но безуспешно. Для
женщины она была на удивление сильна.
       – Успокойтесь, не надо, все будет в порядке, – пробормотал я
стандартные в таких случаях слова, но она не ответила, лишь прижалась еще
сильней и начала ласкать – грубо, искусно, вызывая вполне определенное
возбуждение, которое меня в первый момент озадачило. С каждой секундой она
становилась все желаннее. Я вдруг понял, что провожу рукой по ее волосам,
глажу податливое тело.
       – Успокойтесь, – повторил я. – Кто вы? Почему вас хотели сжечь? Как
вы сюда попали?
       И вновь я не получил ответа. Она перестала плакать, но дышала тяжело
– правда, совсем по другой причине.
       – Зачем вы надели маску? – я попытался снять ее, но женщина резко
откинула голову.
       Впрочем, я не придал этому никакого значения. Понимая рассудком, что
возникшая страсть нелепа, я был так же беспомощен, как боги эпикурейцев, и
хотел одного: обладать этой женщиной, причем немедленно.
       Затем мне показалось, что Ганелон громко зовет меня, и я хотел было
повернуться, но она удержала меня. Я был просто поражен ее силой.
       – Дитя Эмбера, – раздался голос, знакомый и незнакомый в одно и то же
время. – Мы – твои должники, и сейчас ты будешь весь наш.
       Словно издалека я услышал крики Ганелона, обрушившего на мою голову
поток отборной матерной ругани.
       Я напряг мускулы и почувствовал, как ослабевает и разжимается кольцо
ее рук. Затем я сорвал с нее маску.
       Когда я освободился, женщина коротко, зло вскрикнула, а когда маска
оказалась в моей руке, сказала всего четыре слова, оказавшиеся последними:
       – Эмбер должен быть разрушен!
       Под маской лица не было, одна пустота.
       Сама она – оно – исчезло. Белое платье упало на землю.
       Повернувшись, я увидел, что Ганелон лежит на обочине Черной Дороги и
ноги его неестественно вывернуты. Он рубил шпагой направо и налево, но я
не понял, что случилось, и быстро подбежал к нему.
       Высокая черная трава, которую я перепрыгнул, бросившись на крик о
помощи, крепко обвила лодыжки и бедра моего спутника. Правда, ему удалось
частично освободить правую ногу, но трава кидалась, как зверь, пытаясь
поймать руку со шпагой. Я пустил в ход Грейсвандир, встал позади Ганелона
и тут только заметил, что все еще держу маску. Я бросил ее на черную
землю, и она задымилась.
       Я взял Ганелона под мышки и оттащил от обочины. Трава сопротивлялась,
не желая уступать, но я оказался сильнее.
       Он с трудом встал, опираясь на меня, и воскликнул, хлопая по бедрам:
       – Мои ноги! Они как мертвые!
       Я помог ему добраться до фургона, и Ганелон уцепился за его борт.
       – Щекотно, – заявил он, топая ногами. – Кажется, я начинаю что-то
чувствовать... О-о-оо!
       В конце концов он с трудом забрался на козлы, и я сел рядом. Ганелон
вздохнул.
       – Вроде бы полегчало, – сказал он. – По-моему, онемение проходит. Эта
дрянь высосала из меня все силы. А у вас что случилось?
       – Ты оказался прав. Это – проклятое место.
       – Что будем делать?
       Я взял вожжи в руки и снял фургон с тормоза.
       – Поедем, никуда не сворачивая. Мне надо кое-что выяснить. Держи
шпагу наготове.
       Он буркнул что-то нечленораздельное и положил шпагу на колени.
Лошадям моя идея пришлась не по нутру, так что пришлось легонько стегнуть
их кнутом.
       Мы въехали на Черную Дорогу, и мне показалось, что я сижу в кинозале
и смотрю картину о второй мировой войне. Реалистичный, страшный, пугающий
фильм о недалеком прошлом. Даже скрип фургона и стук копыт звучали глухо,
доносились как бы издалека. У меня зазвенело в ушах. Трава заволновалась,
когда мы проезжали мимо, хотя я выбрал такое место на обочине, где она не
росла. Клубившийся туман не имел запаха, но тем не менее в низинах было
трудно дышать. У первого же валуна я начал менять отражения и свернул
направо.
       Черный пейзаж остался неизменным.
       Это меня взбесило.
       Я вызвал в памяти Лабиринт и удержал его перед своим мысленным
взором. Лабиринт горел, полыхал огнем. Я вновь поменял отражения.
       В ту же секунду что-то лопнуло у меня в голове. Страшная боль
пронзила мозг, словно его проткнули раскаленным железным прутом. Вот тогда
я разозлился по-настоящему и напряг все силы, стараясь добиться перемен,
превратить дорогу в ничто.
       Предметы потеряли очертания. Туман сгустился. Я встряхнул вожжами, и
лошади перешли на бег. В голове у меня загудело, она разбухла от боли и,
казалось, сейчас взорвется.
       Но взорвалась не моя голова, а вселенная.
       Земля затряслась, пошла трещинами. Окружающий нас мир забился в
эпилептическом припадке и рассыпался, словно головоломка. Я увидел зеленую
ветвь, висевшую в пустоте рядом с лужицей воды; проблеск голубого неба по
соседству с темнотой; вход в кирпичное здание; лица за окном; звезды...
       Отовсюду раздавались звериные крики, человеческие голоса, грохот
машин. Мне показалось, что Ганелон выругался, но я не был в этом уверен.
       От нестерпимой боли я терял сознание, но из упрямства и злости твердо
решил бороться пока хватит сил. Я сконцентрировался на Лабиринте – так
утопающий хватается за соломинку, а умирающий взывает к богу – и ударил по
Черной Дороге всей силой воли, чтобы и памяти о ней не осталось.
       Внезапно у меня перестала болеть голова. Лошади неслись во весь опор
по зеленому полю. Ганелон перехватил вожжи, но я уже натянул их, крича на
испуганных животных. Фургон остановился.
       Мы пересекли Черную Дорогу.
       Я повернулся.
       Воздух сзади дрожал и колебался, непрестанно меняя очертания мира. И
лишь там, где мы проехали, четко видна была тропинка, поросшая зеленой
травой.
       – Когда вы отправляли меня в ссылку, дорога была лучше, – заметил
Ганелон.
       – Спору нет, – согласился я и принялся успокаивать лошадей,
разговаривая с ними ласковым тоном и понукая, чтобы свернуть с поля на
тракт.
       Солнышко ласково пригревало, на щедрой темной земле росли высокие
травы. Впереди показался сосновый лес, и, въехав в него, мы почувствовали
одурманивающий запах свежих иголок. В ветвях прыгали белки,
переговаривались птицы. Я был очень доволен, что мне все-таки удалось
попасть на другое отражение, именно то, которое мне было нужно.
       Наша дорога круто свернула, заворачивая чуть ли не в обратном
направлении, стала петлять, и вновь мы увидели справа Черную Дорогу,
зловещую и незыблемую. Видимо, она действительно пересекала все отражения.
       Моя головная боль окончательно прошла, сердце перестало колотиться
как бешеное. Мы поднялись в гору, и с вершины ее перед нами открылся
прекрасный вид на высокие холмы, зеленые луга, перелески, напоминавшие мне
о путешествии по Пенсильвании, которое я совершил много лет назад. Я с
наслаждением потянулся и посмотрел на Ганелона.
       – Как ты себя чувствуешь?
       – Нормально. – Он оглянулся. – Послушайте, Корвин, у меня очень
хорошее зрение...
       – Зачем ты мне это говоришь?
       – Там, вдалеке, я вижу всадника, который быстро к нам приближается.
       Я быстро встал и повернулся. Он был очень далеко, по ту сторону
Черной Дороги, но кто еще мог нестись во весь опор по нашему следу?
       Я выругался и схватил вожжи.
       – Готовься еще к одной бешеной скачке, – сказал я Ганелону.
       – Это Бенедикт?
       – Думаю, да. Слишком много времени мы потеряли на Черной Дороге.
Когда Бенедикт один, он может мчаться по отражениям со скоростью ветра.
       – Вы считаете, нам удастся уйти от погони?
       – Там видно будет. Скоро выясним.
       Я прикрикнул на лошадей и взмахнул кнутом. Разыгралась буря. Фургон
накренился, выровнялся; скала справа от нас закрыла небо. Мы объехали ее,
и темнота сгустилась, пошел сухой снег, жалящий наши лица и руки.
       Мы катились вниз, и снегопад сменился метелью, слепившей глаза. Ветер
визжал в ушах, фургон подскакивал на выбоинах, его заносило. Вокруг нас
стояли сугробы; вместе с дыханием изо рта вырывался пар; ледяные сосульки
свисали с ветвей деревьев.
       Мгновенное помутнение чувств... достаточно...
       Мы продолжали нестись вперед, и ветер визжал и плакал, заметая дорогу
снегом.
       Поворот... буран прекратился, на безоблачном небе светило солнце,
согревая землю, все еще покрытую снегом и льдом...
       ...и, проехав сквозь туман, мы очутились на безжизненном каменистом
плато...
       ...а затем свернули направо и вновь увидели солнечный свет, зеленую
долину, нагромождение голубых камней...
       ...и Черную Дорогу вдалеке.
       Жара стояла невыносимая, от земли поднимались испарения. Кипящие
ручьи пузырились, влажным воздухом невозможно было дышать. Мелкие лужицы
блестели, словно бронзовые монеты.
       Лошади понесли, обезумев от страха, а вдоль дороги стали бить
гейзеры. Горячие струи воды пролетали мимо нас, разливаясь по земле
широкими реками. Небо было цвета меди, а солнце похоже на печеное яблоко.
Зловонный ветер пыхтел, как собака, у которой несло падалью изо рта.
       Земля дрожала, и где-то вдалеке взорвалась вершина холма, плюясь в
небо огненными струями. Взрывная волна ударила нас, чуть не сбросив с
козел. Фургон кидало в разные стороны.
       Земля продолжала дрожать, ураганный ветер свистел в ушах. Мы свернули
с дороги, и я погнал лошадей по каменистой равнине. Повсюду возвышались
горы, очертания которых плясали в раскаленном воздухе.
       Ганелон дотронулся до моей руки и что-то сказал, но слов разобрать
было невозможно. На всякий случай я оглянулся, но увидал лишь завесу из
пыли, гари и пепла. Я пожал плечами и сконцентрировал все свое внимание на
ближайшем холме, у подножья которого небо потемнело.
       Пред нами все отчетливее вырисовывался вход в огромную пещеру. Я
щелкнул кнутом и погнал лошадей.
       Мы въехали в огромный грот с высокими сводами. Из трещин в потолке
лился слабый свет, повсюду висели сталактиты, с которых капала странная
голубая вода, собиравшаяся в небольшие озерца. Земля все еще дрожала, а
моя временная глухота прошла, в чем я убедился, услышав слабое звяканье от
падения гигантского сталагмита.
       Мост из известняка рухнул, как только мы проехали по нему над
бездонной пропастью. И вновь пещера уводила вглубь, а мелкие (и не очень
мелкие) камни сыпались на нас со сводчатого потолка. Зеленые и красные
лишайники сверкали в трещинах стен, расцвеченных прожилками минералов;
кристаллы горного хрусталя и каменные цветы придавали этому месту особую
неземную красоту.
       Мы миновали анфиладу пещер и начали подниматься по извилистой
каменной галерее.
       – Когда мы мчались к холму, – сказал Ганелон, и голос его звучал
приглушенно, – мне показалось, что на горе появился всадник.
       Пещера закончилась большим светлым гротом.
       – Если это был Бенедикт, я ему не завидую, – громко крикнул я, и
вслед за эхом моего голоса сзади послышался грохот обвала.
       Подъем становился все круче, и наконец впереди забрезжил солнечный
свет и показался кусочек голубого неба. Копыта звонко стучали, мимо нас
пролетели несколько птичек, земля перестала дрожать.
       Наш фургон, плавно покачиваясь, выехал из пещер, прогрохотал по
поросшей мхом каменистой тропинке и плавно покатился по дорожке,
посыпанной гравием, ведущей к подножью холма, на котором росли гигантские
деревья.
       Я прищелкнул языком и тряхнул вожжами.
       – Лошади очень устали, – сказал Ганелон.
       – Знаю. Скоро отдохнут.
       Гравий скрипел под колесами, деревья источали нежный аромат.
       – Вы видели? Там, справа?
       – Что?.. – Я вздрогнул и повернул голову. – О, вот ты о чем.
       Проклятущая Черная Дорога тянулась примерно в миле от нас.
       – Интересно, сколько отражений она пересекает? – пробормотал я себе
под нос.
       – Все, какие есть, – ответил Ганелон.
       Я медленно покачал головой.
       – Надеюсь, ты ошибаешься.
       Мы продолжали спускаться к подножью холма, а над нами раскинулось
голубое небо и светило солнце, путешествующее, как ему было положено, с
востока на запад.
       – Честно говоря, я боялся, что, выехав из пещер, мы попадем из огня
да в полымя, – признался Ганелон.
       – Я не хотел загонять лошадей, поэтому выбрал отражение, на котором
они могут хоть немного отдохнуть. Если за нами гонится Бенедикт, он
достаточно утомил коня, пытаясь нас догнать. Думаю, он не бросится очертя
голову на те отражения, где мы только что были.
       Дорога свернула вправо.
       – А может, его конь приучен ко всем этим переменам, – буркнул
Ганелон.
       – Все может быть, – машинально ответил я, думая о Даре и о том, что
она сейчас делает.
       Мы продолжали спускаться по склону холма, и я потихоньку производил
необходимые изменения. Наша дорога все время сворачивала вправо, медленно,
но верно приближаясь к Черной Дороге.
       – Черт! – выругался я, чувствуя, что моя злость превращается в
ненависть. – Эта черная гадость настойчивей страхового агента! Ну ничего,
придет время, я займусь ею всерьез!
       Ганелон промолчал. Впрочем, он не мог говорить, потому что уже с
полминуты не отрывался от горлышка бутылки с водой. Увидев, что я него
смотрю, он протянул мне бутылку, и я вволю напился.
       Спуск закончился. Дорога, петляя, как заяц, уходила в глубь лесистой
равнины. Это меня устраивало. Во-первых, лошади смогут отдохнуть, а
во-вторых, если за нами действительно гонятся, выследить нас будет
нелегко.
       Примерно часом позже я решил, что опасность миновала. Мы
остановились, чтобы перекусить, и почти закончили трапезу, когда Ганелон,
не отрывавший взгляда от далекой вершины холма, вскочил на ноги, прикрывая
глаза ладонью от солнца.
       – Нет! – воскликнул я, быстро поднимаясь. – Этого не может быть!
       Одинокий всадник выехал из пещеры. На мгновение он остановился, потом
пришпорил коня и поскакал по нашему следу.
       – Что будем делать? – спросил Ганелон.
       – Уберемся отсюда как можно скорее. Постараюсь по крайней мере
отсрочить неизбежное. Мне надо подумать.
       Мы поехали вперед не торопясь, но мысли в моем мозгу мелькали с
сумасшедшей скоростью. Неужели же не было способа как-то его остановить?
Ничего путного мне в голову не приходило.
       Стоял прекрасный полдень, и окружающий пейзаж портила лишь Черная
Дорога, к которой мы неуклюже приближались. Мне не хотелось портить его
еще и пролитой кровью, в особенности если она окажется моей. Несмотря на
то, что у Бенедикта не было правой руки, я все равно боялся скрестить с
ним шпаги. От Ганелона ждать помощи не приходилось – мой старший брат
прихлопнет его, как муху, и не заметит.
       В очередной раз повернув направо, я поменял отражения и вскоре
почувствовал запах дыма.
       – Он нас догоняет! – вскричал Ганелон. – Я только что... Смотрите,
дым! Пожар! Лес горит!
       Я рассмеялся и посмотрел через плечо. Холмы затянуло дымом, оранжевое
пламя плясало по траве, слышался треск горящих ветвей. Наши лошади по
собственной инициативе ускорили бег.
       – Корвин! Это... вы?
       – Да! Если бы склон был крутым и на нем не росли деревья, я пустил бы
по нему лавину!
       На какое-то мгновение небо почернело от птиц. Мы ехали совсем близко
от Черной Дороги. Огнедышащий поднял голову и заржал. На его удилах
застыли клочья пены. Он попытался встать на дыбы, потом взбрыкнул. Чемпион
испуганно захрипел и кинулся вправо. Несколько драгоценных минут ушло у
меня на то, чтобы успокоить лошадей и пустить их галопом.
       – Он скачет за нами! – воскликнул Ганелон.
       Я выругался и хлестнул лошадей. Мы ехали параллельно Черной Дороге,
никуда не сворачивая, и, оглянувшись, я увидел, что весь холм объят
пламенем, а всадник несется по горящему склону во весь опор. Господи! На
каком отражении Бенедикт откопал такого коня?
       Я решительно натянул поводья, и постепенно лошади замедлили бег,
остановившись футах в сорока от Черной Дороги.
       В конце концов, какая разница, где драться? И кто знает, может быть
подсознательно у меня возникла болезненная тяга к этому черному миру, так
сильно контрастирующему с тем, в котором я жил.
       Я протянул вожжи Ганелону и соскочил на землю.
       – Что вы собираетесь делать? – спросил он.
       – Нам не удалось уйти от погони, и если Бенедикт прорвется сквозь
огонь, он будет здесь через несколько минут. Бежать нет смысла.
       Ганелон закрутил вожжи вокруг рожка козел и взялся за шпагу.
       – Нет, – сказал я. – Ты никак не сможешь повлиять на исход поединка.
Отгони фургон назад и жди. Если все закончится благополучно, мы продолжим
путь. Если со мной что-нибудь случится, немедленно сдавайся Бенедикту. Ему
нужен только я, и он единственный, кто может отвести тебя в Авалон. По
крайней мере ты, окажешься на родине.
       Ганелон нерешительно на меня посмотрел.
       – Слушай, что тебе говорят, – сказал я. – Не медли.
       Мой спутник опустил глаза и взял вожжи в руки.
       – Желаю удачи! – воскликнул он и легонько хлестнул лошадей.
       Я сделал несколько шагов в сторону и очутился рядом с полянкой, на
которой росли молодые деревца. Затем я вынул Грейсвандир из ножен, бросил
взгляд на Черную Дорогу сзади и стал ждать.
       Всадник, окутанный дымом, появился у самой границы огня. Сомнений не
оставалось: это был Бенедикт. Закутав лицо шарфом и прикрывая обрубком
руки глаза, он несся по склону холма, словно грешник, спасающийся из
преисподней.
       Скоро я услышу стук копыт. Из учтивости мне, конечно, следовало
спрятать шпагу в ножны, но я боялся, что не успею ее вытащить.
       Я попытался представить, какое оружие Бенедикт выберет для поединка.
Впрочем, это не имело значения, потому что он одинаково хорошо владел
всеми видами оружия. Ведь это Бенедикт научил меня фехтовать...
       Может быть, вложить шпагу в ножны будет не только учтиво, но и
разумно. Вдруг он захочет сначала поговорить? Я понимал, что сам
напрашиваюсь не неприятности, но ничего не мог с собою поделать. Мне было
страшно.
       Я вытер мокрую от пота ладонь о плащ в тот момент, когда Бенедикт
показался за поворотом. Думаю, мы увидели друг друга одновременно, и он
тут же ослабил поводья, переходя с галопа на рысь. Однако останавливаться
он явно не собирался.
       У меня возникло такое ощущение, что свершается великое таинство.
Окружающий мир стал нереален. Казалось, время остановилось, и я ждал целую
вечность, глядя на человека, который был моим братом. В грязной одежде, с
лицом, почерневшим от копоти, он приближался ко мне, нелепо задрав обрубок
правой руки к небу. Огромный черный конь с красной гривой и красным
хвостом бешено вращал глазами. На губах его застыли клочья пены, и дышал
он так тяжело, что больно было на него смотреть. Шпага Бенедикта висела на
перевязи за спиной. Управляя конем с помощью ног, он свернул с дороги, не
отрывая от меня горящего взгляда. Левая рука его взметнулась, словно
отдавая салют, и ухватилась за эфес, торчавший над правым плечом. Шпага со
свистом вылетела из ножен, очертила сверкающий полукруг и замерла,
нацеленная для смертельного удара. Сталь клинка блестела, как осколок
зеркала. В эту минуту Бенедикт был настолько величествен, что я даже
растрогался. Его шпагу, напоминающую формой косу, я видел раньше. Только
тогда мы стояли плечом к плечу и отражали нападение врагов, которых, как я
считал, победить было невозможно. В ту ночь Бенедикт доказал, что я
ошибаюсь. Теперь это грозное оружие он направил против меня, и неожиданно
я почувствовал, что могу умереть, – ощущение, которое я испытывал впервые
в жизни.
       Мое оцепенение прошло, и я отступил, встав за молодые деревца. Конь
Бенедикта остановился, захрипел и повернулся боком, выбрасывая из-под
копыт комья торфа. Их ноздрей его шел пар. Рука Бенедикта мелькнула с
молниеносной быстротой, подобно языку жабы; перерубленное деревце примерно
в три дюйма толщиной постояло на месте и медленно упало на траву.
       Каблуки сапог со стуком ударили в землю, и вот уже Бенедикт шел ко
мне, небрежно помахивая шпагой направо и налево, а молодые деревца падали,
освобождая ему путь. Если б только он не был таки уверенным в себе, если б
только он не был Бенедиктом...
       – Бенедикт, – произнес я самым обычным тоном. – Она уже взрослая и
вправе принимать любые решения самостоятельно.
       Он и бровью не повел. Клинок звенел, проносясь по воздуху, тупо
вгрызался в дерево, замедлял движение на долю секунды и вновь звенел с
прежней силой.
       Я поднял Грейсвандир, направив острие ему в грудь.
       – Ни шагу дальше! Я не хочу с тобой драться!
       Он встал в позицию и произнес только одно слово:
       – Убийца!
       Затем неуловимым движением он отбил мою шпагу далеко в сторону. Я
блокировал прямой удар и сделал выпад, который Бенедикт небрежно
отпарировал, продолжая наступать.
       – Не понимаю, – сказал я, отражая атаку. – Я давно никого не убивал.
Тем более в Авалоне.
       Очередное перерубленное деревце начало падать, и Бенедикт чуть было
меня не достал. Я успел отскочить в последнюю секунду.
       – Убийца! – повторил он.
       – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
       – Лжец!
       Я уперся ногами в землю и перестал отступать. Черт побери! Какая
бессмыслица – умирать из-за поступка, которого ты не совершал! Я стал
фехтовать быстрее, пытаясь найти незащищенное для атаки место.
       Такого места не существовало.
       – По крайней мере скажи, в чем дело! – вскричал я. – Прошу тебя!
       Но Бенедикт, видимо, сказал все, что хотел. Он продолжал идти вперед,
и я вновь вынужден был отступить. Фехтовать с Бенедиктом было все равно,
что драться с горной лавиной. Я подумал, что он сошел с ума, но легче от
этого мне не стало. Если б на его месте оказался кто-нибудь другой, потеря
рассудка рано или поздно заставила бы его допустить ошибку. Но рефлексы
моего брата вырабатывались на протяжении многих веков, и я был искренне
убежден, что движения Бенедикта останутся столь же уверенными и
отточенными, даже если ему вырежут мозжечок.
       Мое внимание было настолько поглощено поединком, что я не заметил,
как в него вмешался Ганелон.
       Издав боевой клич, он накинулся на Бенедикта сзади и прижал его руку
со шпагой к туловищу.
       Пожелай я убить Бенедикта в этот момент, у меня ничего не получилось
бы, поскольку Ганелон недооценил силу и ловкость моего брата.
       В мгновение ока он отклонился вправо, прикрываясь Ганелоном как
щитом, и ударил его обрубком правой руки в висок. Подхватив обмякшее тело,
он что было сил швырнул его в мою сторону. Я еле успел отскочить, а
Бенедикт подобрал с земли оброненную шпагу и снова кинулся в наступление.
Краешком глаза я увидел, что Ганелон неподвижно лежит шагах в десяти от
меня.
       И вновь я лишь парировал атаки, продолжая отступать. Про запас я
держал одну маленькую хитрость, хотя мне прискорбно было думать, что она
не удастся и тогда Эмбер лишится своего законного владыки.
       К сожалению, фехтовать с левшой всегда труднее, чем с правшой. Тут
мне не повезло, потому что я должен был кое-что проверить, а излишне
рисковать не хотел. Впрочем, выхода у меня не было.
       Сделав шаг назад и очутившись вне пределов досягаемости его шпаги, я
отклонил корпус и бросился в атаку. Это был до тонкости рассчитанный
маневр, но результат получился совершенно неожиданным (я до сих пор
убежден, что мне просто повезло), потому что мне удалось пробить его
защиту и задеть мочку уха. Я попытался развить успех, но к Бенедикту было
не подступиться. Он даже не обратил внимания на эту пустяковую царапину,
хотя кровь капала на плечо. Впрочем, мне тоже не стоило отвлекаться по
пустякам.
       Я сделал то, что должен был сделать и чего боялся. Я чуть-чуть
открылся, зная, что он мгновенно воспользуется моей оплошностью и нанесет
прямой удар в сердце.
       Я не ошибся. Мне до сих пор не хочется вспоминать, как близок я был
тогда к смерти.
       И вновь я начал отступать, выбираясь на открытое место. Я только
защищался, не проводя ни одной атаки, делая вид, что ничего не могу
придумать.
       Затем я опять открылся точно как же, как в первый раз, и опять
остановил Бенедикта в самый последний момент, а он стал теснить меня с
удвоенной силой, прижимая к обочине Черной Дороги.
       Тут я наконец перестал отступать, уперся ногами в землю и постепенно
стал менять положение тела, стремясь очутиться именно там, где задумал.
Мне придется сдерживать его атаки несколько мгновений, чтобы он встал...
       Это были очень неприятные мгновения, но я бился отчаянно, так как
терять мне было нечего.
       Затем я опять открылся.
       Я знал, что меня ждет все тот же прямой укол в сердце, и поэтому
приготовился заранее. Не дожидаясь конца атаки, я слегка ударил по его
шпаге, отбивая ее в сторону, спружинил ноги и прыгнул назад, оказавшись на
Черной Дороге. В ту же секунду я вытянул Грейсвандир во всю длину руки,
почти касаясь плеча Бенедикта.
       Он сделал то, на что я надеялся. Пренебрежительно отбив мою шпагу, он
шагнул вперед...
       ...И вступил на полянку черной травы, которую я перепрыгнул.
       Сначала я даже не осмелился поглядеть вниз. Я стоял и дрался, не
отступая ни на шаг, предоставив флоре возможность осуществить свой
замысел.
       Прошло не меньше минуты, прежде чем Бенедикт понял, что с ним
произошло нечто непонятное. Он попытался передвинуть ноги, и на лице его
появилось сначала изумление, потом беспокойное выражение. Трава выполнила
свою миссию.
       Правда, я сомневался, что ей удастся долго удержать Бенедикта, и
поэтому я отбежал в сторону и снова через нее перепрыгнул, теперь в
обратном направлении. Бенедикт попытался повернуться, но ноги его до самых
колен были как в тисках, и он покачнулся, с трудом удержав равновесие.
       Я остановился за его спиной. Один выпад – и мой брат стал бы
покойником, но, естественно, сейчас в этом не было необходимости.
       Он перекинул руку со шпагой через плечо и постепенно начал
высвобождать левую ногу, напряженно следя за каждым моим движением.
       Я сделал шаг вправо и ударил его клинком Грейсвандир плашмя по шее.
       Бенедикт застыл на месте, слегка оглушенный, и тогда я подошел к нему
вплотную и стукнул костяшками пальцев по почке, а когда он согнулся –
снова по шее, на этот раз кулаком. Бенедикт упал как подкошенный, а я
вытащил шпагу из его руки и отбросил далеко в сторону. Кровь продолжала
течь из мочки уха моего потерявшего сознание брата, создавая впечатление
какой-то экзотической серьги.
       Я отложил Грейсвандир, схватил Бенедикта под мышки и оттащил от
Черной Дороги. Трава сопротивлялась изо всех сил, но я напряг мускулы и
одержал верх.
       Очнувшийся Ганелон, хромая, подошел ко мне и уставился на Бенедикта.
       – Это – воин! – воскликнул он. – Да, это – воин! Что вы собираетесь с
ним делать?
       Я поднял Бенедикта на руки.
       – Отнести к фургону. А ты подбери, пожалуйста, наши шпаги.
       – Хорошо.
       Я пошел по дороге и, поравнявшись с фургоном, бережно положил
Бенедикта под высокое дерево, росшее на обочине. Слава богу, он так и не
пришел в в сознание и тем избавил меня от лишних хлопот.
       Когда Ганелон вернулся, я вложил шпаги в ножны, а потом попросил его
развязать несколько коробок и принести мне веревки. Он отправился
выполнять мое поручение, а я быстро обыскал Бенедикта и нашел то, что
искал.
       Мы крепко привязали Бенедикта к стволу дерева, стреножили черного
коня у ближайшего куста и повесили на тот же куст шпагу, напоминавшую
косу.
       Затем я забрался на козлы, а Ганелон сел рядом.
       – Вы решили оставить его здесь? – спросил он.
       – Временно.
       Я встряхнул вожжами, и мы плавно покатили по дороге. Ганелон не
утерпел и оглянулся.
       – Ваш брат все еще без сознания, – сообщил он и, помолчав добавил: –
никто не мог так запросто меня бросить. Одной левой.
       – Именно поэтому я приказал тебе ждать меня у фургона, а не лезть в
драку.
       – А что с ним теперь будет?
       – Я позабочусь о Бенедикте.
       – Значит, за него можно не беспокоиться?
       Я кивнул.
       – Это хорошо.
       Примерно через две мили я остановил лошадей и спрыгнул на землю.
       – Не удивляйся, что бы ни случилось, – сказал я Ганелону. – Я
постараюсь, чтобы Бенедикту оказали помощь.
       Я сошел с дороги, встал в тени деревьев и вытащил колоду карт,
которую, естественно, Бенедикт всегда носил с собой. Быстро просмотрев ее,
я выбрал карту Жерара, а остальные положил обратно в деревянный ящичек с
инкрустацией слоновой костью на крышке и обитый изнутри шелком. Бенедикт
бережно относился к вещам.
       Я держал перед собой карту Жерара и смотрел на нее.
       Через некоторое время она стала теплой на ощупь, изображение
зашевелилось. Я почувствовал присутствие Жерара. Он был в Эмбере и шел по
одной из улиц, которую я сразу узнал. Он был очень на меня похож, только
подбородок чуть больше выдавался вперед, а тело казалось необычайно
мощным. Я заметил, что Жерар отпустил бороду.
       Он резко остановился и уставился на меня.
       – Корвин!
       – Да, Жерар. Ты прекрасно выглядишь.
       – Твои глаза! Ты видишь!
       – Да, я вижу.
       – Где ты?
       – Приходи в гости, узнаешь.
       Он прищурился.
       – Никак не могу, Корвин. Извини, но сегодня я занят.
       – Речь идет о Бенедикте. Насколько я знаю, только ты можешь ему
помочь.
       – Бенедикту?! У него что-нибудь случилось?
       – Да.
       – Тогда почему он сам ко мне не обратился?
       – У него нет такой возможности.
       – Что ты имеешь в виду?
       – Слишком долго объяснять. Поверь, Бенедикту необходима твоя помощь.
       Он закусил нижнюю губу.
       – А сам ты не можешь ее оказать?
       – Нет.
       – А я могу?
       – Безусловно.
       Он взялся за эфес шпаги.
       – Мне бы не хотелось думать, что ты решил заманить меня в ловушку,
Корвин.
       – Я говорю правду. Если б я хотел тебя обмануть, то придумал бы
историю куда более убедительную.
       Он тяжело вздохнул.
       – Хорошо.
       – Жду тебя, – сказал я и протянул руку.
       Он кивнул. Сделал шаг вперед. Хлопнул меня по плечу. Улыбнулся.
       – Корвин. Я рад, что у тебя есть глаза.
       Я отвернулся.
       – Спасибо.
       – Кто это в фургоне?
       – Друг. Его зовут Ганелон.
       – А где Бенедикт? Что случилось?
       Я махнул рукой.
       – Примерно в двух милях отсюда, у самой обочины. Он крепко привязан к
дереву.
       – Тогда почему ты здесь?
       – Скрываюсь от погони.
       – Кто за тобой гонится?
       – Бенедикт. Это я связал Бенедикта, а его коня стреножил рядом.
       Жерар нахмурился.
       – Не понимаю.
       Я покачал головой.
       – Произошло какое-то недоразумение. Бенедикт не пожелал меня
выслушать, и мы скрестили шпаги. Мне удалось оглушить его и привязать к
дереву. Я не мог поступить иначе, потому что, придя в сознание, он тут же
накинулся бы на меня еще раз. Но в беспомощном состоянии его тоже нельзя
оставить, поэтому я позвал тебя. Пожалуйста, освободи Бенедикта и отведи
его домой.
       – А ты что собираешься делать?
       – Убраться отсюда как можно скорее и скрыться на отражениях. Ты
окажешь нам обоим большую услугу, если уговоришь Бенедикта прекратить
преследование. Я не хочу с ним драться.
       – Понятно. Может, все-таки расскажешь мне, что случилось?
       – Сам не пойму. Он назвал меня убийцей. Даю тебе честное слово, что
за все время пребывания в Авалоне я никого не убивал. Пожалуйста, передай
это Бенедикту. У меня нет причин тебе лгать, и я клянусь, что говорю
правду. Есть еще одно обстоятельство, из-за которого он мог меня
возненавидеть. Если Бенедикт упомянет о нем, скажи, чтобы он серьезно
поговорил с Дарой. Она все ему объяснит.
       – Что именно?
       Я пожал плечами.
       – Если Бенедикт заведет этот разговор, ты все узнаешь. Если нет,
позабудь о том, что я тебе рассказал.
       – Значит, с Дарой?
       – Да.
       – Хорошо, я выполню твою просьбу... Послушай, как тебе удалось бежать
из Эмбера?
       Я улыбнулся.
       – Праздное любопытство? Или ты готовишься к худшему?
       Он ухмыльнулся.
       – Хотелось бы знать, на всякий случай.
       – Увы, брат мой! Мир не подготовлен к этому знанию. Если б я кому
сказал, то только тебе, но ты ничего не выиграешь, а мне оно может
пригодиться в будущем.
       – Иными словами, ты нашел способ появляться в Эмбере и исчезать из
него, когда тебе вздумается. Что ты намерен предпринять, Корвин?
       – А ты как думаешь?
       – Ответ, естественно, напрашивается сам собой. Не знаю, что и
сказать. Я в растерянности.
       – Почему?
       Он указал в сторону Черной Дороги.
       – Она доходит уже до подножья Колвира. Разнообразные твари используют
ее для нападения на Эмбер. Мы защищаемся и всегда побеждаем, но они
атакуют все чаще, все яростнее. Сейчас не время думать о троне, Корвин.
       – Наоборот. Самое время о нем подумать.
       – Ты говоришь о себе, а я – о благополучии Эмбера.
       – Эрик справляется со своими обязанностями?
       – Безусловно. Я же сказал, что мы всегда побеждаем.
       – Я не о том. Он пытался выяснить причину возникновения Черной
Дороги?
       – Я и сам прошел по ней довольно большое расстояние.
       – И?...
       – Мне не удалось дойти до конца. Ты ведь знаешь, что чем дальше от
Эмбера, тем непонятнее становятся отражения?
       – Да.
       – ...А потом ты теряешь над ними контроль и постепенно сходишь с ума?
       – Да.
       – ...За этими отражениями лежит царство хаоса. Я убежден, что дорога
ведет туда, Корвин.
       – Значит, мои опасения подтверждаются, – сказал я.
       – Вот почему, независимо от того, склоняюсь я на твою сторону или
нет, мне хочется, чтобы ты отказался от осуществления своих планов.
Безопасность государства – прежде всего.
       – Понятно. Будем считать, что наш разговор закончен.
       – Какое решение ты принял?
       – Ты ведь не знал моих планов, поэтому нет смысла говорить, что они
остались неизменными. И тем не менее они остались неизменными.
       – Я не уверен, что хочу пожелать тебе удачи, но счастья желаю от всей
души. Я рад, что ты снова видишь. – Он крепко пожал мне руку. – А теперь
пойду к Бенедикту. Я правильно тебя понял? С ним все в порядке?
       – Безусловно. Я лишь оглушил его. Не забудь передать то, о чем
просил.
       – Не забуду.
       – И отведи его в Авалон.
       – Постараюсь.
       – Что ж, до свидания, Жерар.
       – До свидания, Корвин.
       Он повернулся и пошел по дороге. Я смотрел ему вслед, пока он не
скрылся за поворотом, затем положил его карту в колоду, забрался на козлы
и вновь поехал по дороге, ведущей в Антверпен.




       8



       Я стоял на вершине холма, поросшего кустарником, и смотрел на дом.
Настроение у меня было скверное.
       Я и сам не знал, что ожидал увидеть. Пожарище? Машину у подъезда?
Счастливое семейство, отдыхающее на веранде, меблированной красным
деревом? Вооруженную охрану?
       Крыша дома прохудилась в нескольких местах и требовала срочного
ремонта. Лужайка заросла. Странно еще, что в доме было выбито всего одно
окно, да и то сзади.
       Итак, на первый взгляд, дом выглядел брошенным. Я задумался.
       Расстелив на земле куртку, я уселся на ее и закурил. Других домов
поблизости не было.
       За алмазы я получил около семисот тысяч долларов, и на заключение
сделки ушло полторы недели. Из Антверпена мы переехали в Брюссель, и
несколько вечеров провели в Rue de Char et Pain, где и встретились с
нужным мне человеком.
       Выслушав мой заказ, Артур крайне удивился. Бывший офицер ВВС,
невысокий, худой, с аккуратно подстриженными усиками, он прервал меня в
самом начале разговора и, поминутно качая головой, засыпал вопросами о
доставке. Когда речь клиента звучала невразумительно, Артур всегда
волновался. Больше всего на свете его беспокоило, что неприятности с
оружием могут произойти во время или сразу после доставки. Он почему-то
считал, что это подрывает его авторитет, и обычно бывал куда услужливее
других, когда речь шла о транспортировке. Мои планы его взволновали по той
простой причине, что у меня их вообще не было.
       Дело в том, что для соглашений подобного рода требуется сертификат,
подтверждающий, что государство "Х" действительно заказало военную технику
и имеет право на экспорт из страны-изготовителя. Документ этот придает
соглашению официальный характер, даже если всем ясно, что оружие
отправится в государство "Y", как только пересечет границу. Так уж
повелось, что за определенную плату можно заручиться поддержкой
представителя посольства государства "Х" – желательно того, у кого есть
родственники или друзья в министерстве обороны, готовые подписать
сертификат. Он стоит очень дорого, но я уверен, что Артур в одну секунду
назвал бы и сумму, и людей, к которым надо было обратиться.
       – И все-таки как вы собираетесь переправить груз? – в который раз
задавал он вопрос, звучавший в разных вариантах. – Как вы доставите его к
месту назначения?
       – Пусть это вас не беспокоит. Я обо всем позабочусь.
       Артур опять покачал головой.
       – Не мелочитесь, полковник. На этом не следует экономить. – (для него
я был полковником – сам не знаю почему – со времени нашей первой встречи,
лет двенадцать назад.) – нет, не следует. Сэкономив несколько долларов, вы
рискуете потерять все и нажить кучу неприятностей. Послушайте, что я вам
скажу: есть у меня на примете молодой представитель африканской
республики, который очень недорого берет...
       – Нет. Мне нужно только оружие.
       Во время нашей беседы Ганелон молча сидел и дул пиво. Рыжая борода и
разбойничье выражение на лице моего спутника выглядели впечатляюще. Он ни
слова не понимал по-английски, но строго следовал моим инструкциям и
изредка обращался ко мне на языке тари. Чистое мальчишество. Бедный старый
Артур был прекрасным лингвистом, и ему очень хотелось выяснить, для кого
предназначается оружие. Когда я болтал с Ганелоном о всяких пустяках,
Артур из кожи лез вон, пытаясь определить, на каком языке мы
разговариваем. В конце концов он начал многозначительно кивать, как будто
ему это удалось, а затем вытянул шею и сказал:
       – Я читаю газеты, полковник. И не сомневаюсь, что эти ребята могут
дать вам гарантии. Все же...
       – Нет, – перебил я. – Поверьте, когда я получу от вас автоматические
ружья, они просто исчезнут с лица земли.
       – Вы шутите. Даже я не знаю, где выполнят ваш заказ.
       – Это не имеет значения.
       – Хорошо, что вы уверены в себе. Но упрямство... – Он пожал плечами.
– впрочем, дело ваше.
       Когда я объяснил, какие мне нужны патроны, Артур решил, что я
окончательно свихнулся. Он уставился на меня, забыв покачать головой.
Прошло минут десять, прежде чем мне удалось уговорить его хотя бы
взглянуть на расчеты. За это время он пришел в себя и качал головой изо
всех сил, невнятно бормоча о серебряных пулях и невзрывающихся капсюлях.
       Наш спор разрешил самый неподкупный судья: наличные. Убедившись, что
я непреклонен, Артур обрисовал мне ситуацию. Заказать и получить ружья
несложно, купить грузовики – не проблема, но изготовление нужных мне
патронов и капсюлей будет стоить бешеных денег. И вообще он не уверен, что
военный завод согласится выполнить подобный заказ. Когда я сказал, что
готов заплатить любую сумму, он расстроился еще больше. Если я могу
позволить себе роскошь экспериментировать с патронами, которые не
стреляют, и капсюлями, которые не детонируют, почему бы мне не приобрести
сертификат...
       Нет, ответил я, и еще раз нет. Кажется, мы уже договорились, напомнил
я ему.
       Он вздохнул и дернул себя за ус. Затем кивнул. Конечно, конечно.
Будет так, как я решил.
       Цену он заломил баснословную. Естественно. Если я не сошел с ума –
значит, мне подвернулось выгодное дельце. Хоть его и заинтересовал мой
заказ, он больше ни о чем не спрашивал, видимо, боясь быть замешанным в
какую-нибудь неприглядную историю. Более того, как только ему удалось
договориться с военным заводом (как выяснилось, в Швейцарии), он тут же
свел меня с его представителем, получил комиссионные и был таков.
       Мы с Ганелоном прибыли в Швейцарию по фальшивым паспортам. Он стал
немцем, а я – португальцем. Мне, собственно, было наплевать на запись в
паспорте, лишь бы фальшивка не подвела, но Ганелону я выбрал
национальность с определенной целью. Во-первых, ему легко давался немецкий
язык, а во-вторых, в Швейцарии всегда полным-полно немцев-туристов. По
моему совету Ганелон говорил, что родился и вырос в Финляндии.
       В течение трех недель я следил за тем, как выполняется мой заказ, и
остался доволен результатами. Серебро, кончено, стоило очень дорого. Быть
может, я перестарался, но что там ни говори, этот металл слишком часто
оказывал мне услуги в Эмбере, а деньги никогда не были для меня проблемой.
К тому же нет лучше пули – кроме золотой – для короля. И если я убью
Эрика, может, кто и крикнет: "Слава павшему величию!" Будьте
снисходительны ко мне, братья.
       Убедившись, что заказ будет выполнен в срок, я отправил Ганелона
путешествовать, благо он пустился во все тяжкие, вжившись в образ финского
туриста. Он отбыл в Италию с камерой на шее и отсутствующим выражением на
лице, а я сел в самолет и полетел домой, в штаты.
       Домой? Да. Я сидел на холме и смотрел на небольшой дом, в котором
прожил больше десяти лет. Я возвращался в него, когда попал в ту самую
автомобильную катастрофу, после которой начались мои мытарства.
       Я затянулся сигаретой. Тогда мое жилище не было столь запущенным. Я
всегда тщательно за ним следил; и дом, и участок были полностью оплачены.
Шесть комнат, гараж на две машины. Семь акров земли – практически весь
склон холма. Большую часть времени я проводил в одиночестве. Мне здесь
нравилось. Я любил возиться в мастерской, работать в уютном кабинете.
Интересно, висит на его стене гравюра Мори или ее украли? Она называлась
"Лицом к лицу", и на ней была изображена смертельная схватка двух воинов.
Хорошо бы ее увидеть. Впрочем, насколько я знал закон, то, что не
разворовали, должно было пойти с молотка для уплаты налогов штату
Нью-Йорк. Странно еще, что дом не продали. Я продолжал смотреть на него,
чтобы окончательно в этом убедиться. Спешить было некуда.
       С Жераром я связался сразу же по прибытии в Бельгию, а с Бенедиктом –
не рискнул. Я боялся, что он тут же нападет на меня, а мне не хотелось ни
сражаться с ним на шпагах, ни мериться силой воли.
       Жерар оглядел меня с головы до ног.
       – Корвин? Да...
       – Что с Бенедиктом?
       – Я нашел его там, где ты сказал. Он кинулся было тебя преследовать,
но мне удалось убедить его, что это бессмысленно. Пользуясь тем, что
Бенедикт долго был без сознания, я сказал, что ты уехал давным-давно.
Затем мы отправились в Авалон. Я остался на похороны, а сейчас иду в
Эмбер.
       – Какие похороны?
       – Ты действительно не знаешь?
       – Если б я знал, черт тебя побери, я бы не спрашивал!
       – Слуг Бенедикта убили. Он говорит, это сделал ты.
       – Нет. Чушь какая-то. Зачем мне убивать его слуг?
       – Когда Бенедикт вернулся, в доме никого не было. Он отправился на
поиски и обнаружил три трупа, а тебя и след простыл.
       – Понятно... Где он их нашел?
       – В небольшой рощице за садовым участком. Могила была совсем
неглубокой.
       Все верно... Лучше не говорить, что я видел эту могилу.
       – Но с чего он взял, что их убил именно я?
       – Бенедикт в недоумении, Корвин. Он никак не может понять, почему ты
не прикончил его, когда тебе представилась такая возможность. И он
поражен, что ты позвал меня на помощь.
       – Бенедикт несколько раз назвал меня убийцей, но... Ты передал ему
то, о чем я просил?
       – Да. Сначала он отмахнулся от меня, как от мухи, заявив, что ты
лжешь. Я сказал, что ты говорил искренне и настаивал на своей
невиновности. Это его сильно обеспокоило. Он спросил, верю я тебе или нет.
       – А ты мне веришь?
       – Проклятье, Корвин! Как я могу тебе верить или не верить? Мы так
давно не виделись, и вдруг ты... – он запнулся и, прищурившись, посмотрел
мне в глаза. – Тут что-то не так. Почему ты отдал предпочтение мне? Ведь у
тебя была полная колода.
       – Ты шутишь?
       – Я требую ответа на свой вопрос.
       – Хорошо. Ты – единственный, кому я доверяю.
       – И это все.
       – Нет. Бенедикт не хочет, чтобы в Эмбере о нем знали. Мне доподлинно
известно, что только вы с Джулианом были в курсе его дел. Я не люблю
Джулиана и не верю ему. С тебя довольно?
       – Почему ты решил, что мы с Джулианом знаем о Бенедикте?
       – Потому что вы жили в его доме после того, как Черная Дорога изрядно
вас потрепала. Я слышал об этом от Дары.
       – Да кто такая эта Дара, в конце концов?
       – Осиротевшая дочь старого слуги Бенедикта, которую он взял на
воспитание. Она гостила у него одновременно с вами.
       – И ты послал ей браслет. Ты также говорил о ней, когда вызвал меня к
Бенедикту.
       – Да, конечно. А в чем, собственно, дело?
       – Ни в чем. Я ее не помню. Скажи, почему ты так внезапно уехал?
Согласись, Бенедикт имел право думать, что ты виновен.
       – Я и был виновен... Но не в убийстве. Как ты считаешь, зачем я
приехал в Авалон? Ведь ты видел в фургоне коробки. Я действительно не
хотел встречаться с Бенедиктом, который наверняка поинтересовался бы, что
это такое. Черт побери! Если б я счел нужным бежать, то не потащил бы за
собой груженый фургон!
       – Что было в коробках?
       – Прекрати. Я не хотел говорить этого Бенедикту, не скажу и тебе.
Пусть наведет справки и выяснит, если ему больше нечего делать. Но от меня
он не услышит ни слова. Впрочем, теперь это не имеет значения. Главное,
что я достал в Авалоне одну вещь, не представляющую там особой ценности,
но необходимую мне для дела. Ты удовлетворен ответом?
       – Да. По крайней мере в нем есть смысл.
       – Тогда ответь мне на мой вопрос: ты считаешь, что я их убил?
       – Нет. Я тебе верю.
       – А Бенедикт?
       – Он не нападет на тебя, пока вы не объяснитесь. У него возникли
сомнения, в этом я уверен.
       – И то ладно. Спасибо тебе, Жерар. Мне пора.
       Я поднял руку.
       – Подожди, Корвин! Подожди!
       – В чем дело?
       – Как тебе удалось пересечь Черную Дорогу? Ты уничтожил огромный ее
участок в том месте, где проехал. Каким образом?
       – Лабиринт, – сказал я. – Если когда-нибудь ты попадешь на Черной
Дороге в беду, ударь по ней Лабиринтом изо всех сил. Ты ведь знаешь, как
иногда приходится держать его перед мысленным взором, когда отражения
начинают разбегаться в стороны и выходят из-под контроля?
       – Да. Но я пытался это сделать, и у меня ничего не вышло. Только
голова разболелась. Черная дорога не является отражением.
       – Ты прав и не прав. Я знаю, что она из себя представляет. А ты
слишком рано сдался. Я концентрировался на Лабиринте до тех пор, пока
голова моя, казалось, не раскололась от боли. Я чуть не потерял сознания,
и тогда раскололся окружающий меня мир. Не могу сказать, что ощущение было
из приятных, но результат налицо.
       – Я запомню, – сказал он. Ты собираешься объясниться с Бенедиктом?
       – Нет. Ничего нового он от меня не услышит. Теперь он немного остыл,
так что пусть сам во всем разберется. К тому же мне не хочется рисковать.
Поединок с Бенедиктом не входит в мои планы. И я воспротивлюсь всякой
попытке войти со мной в контакт.
       – Что будет с Эмбером, Корвин? Что будет с Эмбером?
       Я опустил глаза.
       – Не вставай на моем пути, когда я вернусь, Жерар. Поверь, у тебя нет
ни одного шанса помешать мне.
       – Корвин... Нет, подожди. Прошу тебя, одумайся. Не нападай сейчас на
Эмбер. Государство в опасности.
       – Мне очень жаль, Жерар. За последние пять лет я думал об этом
больше, чем вы все вместе взятые.
       – Что ж, тогда мне тоже жаль.
       – Извини, мне пора.
       Он кивнул.
       – До свидания, Корвин.
       – До свидания, Жерар.
       Через несколько часов солнце скрылось за холмом, наступили сумерки. Я
встал, отряхнул куртку, надел ее, потушил окурок и выкинул пустую
сигаретную пачку. Дом по-прежнему не подавал признаков жизни – пыльные
стекла не загорелись светом, выбитое окно осталось выбитым. Я медленно
пошел вниз по склону холма.
       Дом Флоры в Вестчестере был давно продан, чего и следовало ожидать. У
нее больше не было причин оставаться на отражении земля. Она успешно
справилась с ролью надсмотрщицы, получила обещанную награду и теперь жила
в Эмбере.
       Меня раздражала мысль о том, что флора все время находилась рядом со
мной, а я об этом не знал.
       Я долго колебался, обдумывая, не поговорить ли мне с Рэндомом, и
пришел к выводу, что это бессмысленно. Я, конечно, с удовольствием
выслушал бы последние новости, но они никак не могли повлиять на ход
событий. Я был уверен, что могу доверять Рэндому, ведь он здорово мне
помог, и хотя его трудно было назвать альтруистом, он сделал для меня
больше, чем кто-либо другой. Сейчас Рэндом женился, и в Эмбере его не
любили, но терпели. Скорее всего он с радостью примет любое мое
предложение; но, взвесив все "За" и "Против", я решил поговорить с ним при
встрече.
       Я сдержал слово и противился всякой попытке контакта, а надоедали мне
по несколько раз на дню в течение первых двух недель. Затем меня оставили
в покое. Захотелось поживиться моими мыслями, дорогие братики? Слуга
покорный!
       Я подошел к дому сзади, протер стекло рукавом. Я вел наблюдение с
холма вот уже третий день, и мне казалось невероятным, что здесь
кто-нибудь живет. Все же...
       Я заглянул внутрь.
       Беспорядок был жуткий, половины вещей недоставало. Я обошел веранду и
подергал за ручку двери. Заперто. Я усмехнулся.
       Девятый кирпич снизу, четвертый сверху. Ключ никто не нашел. Я вытер
его о куртку, открыл дверь и вошел в дом.
       Повсюду лежал толстый слой пыли. В камине валялись банки из-под кофе,
ломаные бутербродницы и засохший кусок сосиски, а также разнообразные дары
природы, попавшие через трубу. Я закрыл заслонку.
       Из входной двери был выломан замок. Я налег на ее плечом и убедился,
что она забит изнутри. На стене в прихожей было написано неприличное
слово. Я пробрался на кухню. Там царил хаос. Все, что не украли, лежало на
полу. На линолеуме остались глубокие царапины, свидетельствующие, что
холодильник и электробатарею тащили волоком.
       Я попятился, вышел из кухни и направился в мастерскую. Пусто. Проходя
по дому, я с удивлением увидел в спальной кровать и два дорогих кресла.
       В кабинете меня ждал еще один приятный сюрприз: отсюда почти ничего
не вынесли, и письменный стол, как всегда, был завален всякой всячиной.
Закурив сигарету, я подошел к нему и уселся в кресло. Мои книги стояли на
полках. Никто не крадет книг, кроме старых друзей, а...
       Я не поверил своим глазам. Вскочив на ноги, я подошел почти вплотную
к стене, боясь ошибиться.
       Прекрасная гравюра Йошитоши Мори висела на прежнем месте – опрятная,
элегантная, страстная. Неужели никому не пришло в голову, что это – одна
из самых дорогих вещей...
       Опрятная?
       Я взглянул на раму, провел по ней пальцем.
       Слишком опрятная. Единственный предмет в доме, на котором не было ни
пыли, ни грязи.
       Я осмотрел раму тщательнейшим образом и, не обнаружив взрывных
устройств, снял ее с крюка и положил на подоконник. Участок стены, на
которой она висела, был пыльным и грязным.
       Я вернулся к столу и сел в кресло. Кому-то хотелось меня напугать, и
он своего добился. Этот кто-то забрал гравюру мори, содержал ее в чистоте
и порядке – за что я был ему крайне признателен, – а затем, совсем
недавно, повесил ее на старое место. Значит, меня здесь ждали.
       Но в таком случае зачем об этом предупреждать? Чтобы я скрылся? Чушь
какая-то. Если я попал в ловушку, она уже захлопнулась. Я вытащил пистолет
из кармана брюк и засунул его за пояс. Никто не мог знать, что я сюда
вернусь. Я и сам этого не знал. Трудно объяснить чувство, которое мною
руководило, когда я решил еще раз взглянуть на дом, в котором прожил всего
несколько лет.
       Допустим, неизвестный повесил гравюру мори на старое место, зная, как
она мне дорога, и лишь предполагая, что я за нею вернусь. Что ж, он
оказался прав. Но на меня никто не напал, а следовательно, это была не
ловушка. Что тогда?
       Сообщение. Важное сообщение.
       Какое? Где? И главное, кто?
       Самым надежным тайником в доме, если его не обнаружили, был сейф.
Посмотрим. Я подошел к противоположной стене, отодвинул деревянную панель,
набрал на циферблате код, сделал шаг в сторону и осторожно открыл дверцу
старой тростью, валявшейся на полу.
       Взрыва не произошло. Впрочем, я не сомневался, что его не будет.
       В сейфе лежали несколько сот долларов, письма, ценные бумаги,
расписки.
       И конверт. Плотный белый конверт, на самом видном месте.
       На конверте было написано мое имя.

       – Брат Корвин, – прочитал я на листке бумаги, – если ты читаешь это
письмо, значит мы все еще думаем более или менее одинаково, и я могу
предугадать твои поступки. Я благодарю тебя за одолженную гравюру мори –
насколько я понимаю, одну из двух причин, по которым ты можешь вернуться
на это отвратительное отражение. Мне очень не хочется отдавать ее, так как
наши вкусы тоже достаточно схожи, и она уже несколько лет украшает мои
покои. Пусть же ее возвращение послужит свидетельством моей доброй воли и
просьбой внимательно отнестись к тому, что я хочу тебе сказать. Я буду
откровенен, чтобы ты не сомневался в моей искренности, и поэтому не стану
извиняться за то, что я с тобой сделал. Я жалею только о том, что не убил
тебя сразу, когда мне представилась такая возможность. Тщеславие меня
сгубило. Зрение вернулось к тебе, но вряд ли этот факт что-либо изменит в
наших с тобой отношениях. Твое послание "Я вернусь" лежит сейчас на моем
письменном столе. Если бы его написал я, то обязательно вернулся бы. Так
как мы действительно очень похожи, я предвидел, что ты сдержишь слово, и
принял соответствующие меры. Ты никогда не был глуп, и я понимаю, что для
нападения на Эмбер ты собираешь большое войско. Я поплатился за былое
тщеславие и готов сейчас поступиться своей гордостью. Я прошу у тебя мира,
Корвин, – не ради себя, а ради благополучия государства. Существа из
отражений атакуют Эмбер большими силами, и я не могу разобраться, почему
так происходит. Против этих сил, самых страшных на моей памяти, вся семья
объединилась и принесла мне присягу в верности. Мне бы очень хотелось,
чтобы ты стал моим союзником и помог в битве за правое дело. Если ты
откажешься, прошу тебя, подожди нападать на Эмбер, забудь о своих планах
хотя бы на время. Если же ты решишь мне помочь, то я не требую, чтобы ты
признал меня законным монархом, – Согласись только, что я буду командовать
в течение этого кризиса. Тебе будут возданы все почести, приличествующие
твоему сану. Нам необходимо поговорить, чтобы ты понял, насколько серьезна
ситуация в Эмбере. Так как все мои попытки вызвать тебя не увенчались
успехом, вкладываю в конверт свою карту. Пожалуйста, воспользуйся ею. Ты,
конечно, можешь подозревать меня в неискренности, но я даю тебе честное
слово, что все сказанное мною – правда.
       Эрик, повелитель Эмбера.

       Я перечитал письмо и усмехнулся. Может, он считал, что проклятья не
имеют силы?
       Не выйдет, мой дорогой брат. Это, конечно, очень благородно с твоей
стороны – Вспомнить обо мне в тяжелый для тебя час (и я верю тебе, можешь
не сомневаться, потому что все мы – люди чести), – но встреча наша
произойдет согласно моему, а не твоему расписанию. Что же касается Эмбера,
то я не меньше тебя думаю о нем и сделаю для его процветания все, что
сочту нужным. Могилы полны людьми, которые, как и ты, считали себя
незаменимыми. Но я скажу тебе это не сейчас, а стоя лицом к лицу.
       Я сунул письмо и карту в карман куртки, затушил сигарету в грязной
пепельнице на столе. Затем снял с кровати в спальной чистую простыню и
завернул в нее моих воинов. Придется им подождать меня в каком-нибудь
безопасном месте.
       Проходя по дому, я задумался. Зачем же я все-таки пришел? Я вспомнил
людей, живших по соседству, своих старых знакомых. Интересно, справлялись
ли они обо мне? Этого я, конечно, никогда не узнаю.
       Наступила ночь, и на чистом небе появились первые звезды. Я запер за
собой дверь, положил ключ на старое место и забрался на холм.
       Стоя на его вершине, я оглянулся и посмотрел на дом, пустой и
одинокий, словно жестянка из-под пива, которую выбросили на обочину дороги
за ненадобностью. Повернувшись, я пошел через небольшое поле к дороге, на
которой оставил машину. Зря я оглянулся.




       9



       Мы с Ганелоном отбыли из Швейцарии на двух грузовиках. В Бельгии я
загрузил в них автоматические винтовки. Одно ружье весило всего десять
фунтов, значит, триста – полторы тонны, так что у нас осталось место для
канистр с горючим, запасных частей и провианта. Само собой, нам пришлось
срезать угол, меняя отражения, чтобы не попасться на глаза людям, которые
стоят на границе с единственной целью – создавать автомобильные пробки.
       Мы отправились в путь (я возглавил нашу скромную колонну). В
маленьких деревнях, раскиданных среди бурых холмов, навстречу нам
попадались лишь запряженные в телеги кони. Небо стало лимонно-желтым,
повсюду летали птицы без оперения. Мы ехали долго и несколько раз
натыкались на Черную Дорогу. Небо часто меняло цвет, местность была то
равнинной, то холмистой. Грузовики трясло на проселочных дорогах и
заносило на шоссе, гладких, как стекло. Мы перевалили через горы, обогнули
темно-вишневое море. Над нами бушевали бури, с земли поднимались густые
туманы.
       Я потратил почти весь день на поиски отражения (или отражения
отражения – в данном случае это не играло роли), в котором они жили.
       Да, да, те самые мохнатые существа невысокого роста с клыками и
когтями, которыми я когда-то командовал. Их чуткие пальцы были прямо таки
созданы, чтобы нажимать на курки. К тому же бедняги меня боготворили и
радовались моему появлению, как дети, хотя всего пять лет назад я повел на
верную смерть цвет их нации. Впрочем, с богов не спрашивают. Их любят,
чествуют и им поклоняются. Мохнатые существа очень огорчились, узнав, что
мне нужно всего несколько сот солдат. Я отказал тысячам и тысячам
добровольцев, хотя моральный аспект на этот раз меня не тревожил. В конце
концов, я всегда мог сказать, что преследую благородную цель: отомстить за
погибших товарищей и доказать, что гибель их была не напрасна.
Естественно, я так не думал, но мне всегда нравилось упражняться в
софистике. А может, мне следовало смотреть на них как на наемников,
которые получают плату в виде духовных ценностей. Одни сражаются за
деньги, другие – за веру, а результат один. Я готов был заплатить и тем и
другим.
       Впрочем, моим солдатам почти ничего не грозило – они были
единственными обладателями огнестрельного оружия. Правда, на их отражении
капсюли все еще не взрывались, и мне пришлось подыскать другое, похожее на
Эмбер. К сожалению, в соответствии с законом, которому подчиняются все
отражения, оно находилось в непосредственной близости от Эмбера, и я
нервничал всякий раз, когда моя маленькая армия отправлялась на
стрельбища, чтобы попрактиковаться. Вряд ли, кончено, сюда забредет один
из моих братьев, но на моей памяти происходили и не такие совпадения.
       Через три недели я решил, что мохнатые существа достаточно хорошо
подготовлены, и отдал приказ к выступлению. Прохладным солнечным утром мы
снялись с лагеря и пошли по отражениям: колонны солдат маршировали за
грузовиками. Моторы их начали работать с перебоями, но, слава богу, пока
не отказали.
       На этот раз я решил атаковать Колвир не с юга, а с севера. Я разбил
отряд на батальоны, и каждый солдат знал, что ему делать и какую позицию
занять, когда мы подойдем к вечному городу.
       Мы сделали привал, плотно позавтракали и продолжали идти вперед, а
голубое небо потемнело, совсем как в Эмбере. Каменистая равнина
закончилась; на черной плодородной земле росла зеленая трава, цвели кусты,
покачивали ветвями деревья. Воздух был свеж и прозрачен.
       К вечеру мы дошли до Арденского леса и разбили лагерь у
деревьев-великанов, выставив тройные караулы. Ганелон, вырядившийся в
костюм цвета хаки и нацепивший берет, долго сидел со мной рядом, изучая
карты местности, которые я ему чертил.
       До Колвира оставалось около сорока миль.
       Грузовики подверглись нескольким трансформациям и в конце концов
перестали заводиться. Мы столкнули их в овраг, прикрыли ветками и,
распределив патроны и продовольствие между солдатами, продолжали путь.
       Я решил идти через лес, который знал как свои пять пальцев. Дорога,
естественно, становилась длиннее, но безопаснее. За весь день мы не
увидели никого, кроме лис, оленей, зайцев и белок. Вдыхая упоительные
ароматы, глядя на изумрудно-зеленые с вкраплениями золота стволы деревьев,
я вспоминал более счастливые времена. Перед восходом солнца я забрался на
один из лесных великанов и посмотрел в сторону Колвира. Над некоторыми его
пиками бушевала гроза, над другими – висел густой туман.
       На следующее утро мы столкнулись с одним из патрульных отрядов, и
было непонятно, кто кого застал врасплох. Пальба началась сразу же. Я
сорвал голос, крича, чтобы прекратили стрелять без толку, но каждому не
терпелось опробовать оружие на живой мишени. В патруле было человек
двадцать, и никто не ушел живым. С нашей стороны потерь не было, лишь один
солдат по ошибке ранил другого, а может, он сам себя ранил – я так и не
разобрался в этом инциденте. Шуму мы наделали много, и я приказал
двигаться как можно быстрее, так как боялся, что поблизости могут быть
другие патрульные отряды.
       К вечеру мы покрыли довольно большое расстояние и сквозь просвет
деревьев увидели горы. Над их пиками все еще висели грозовые облака.
Мохнатые существа были опьянены первой победой и долго не могли
угомониться.
       Весь следующий день мы шли, не останавливаясь, успешно избежали
столкновений с двумя отрядами и разбили лагерь на высоте в полмили над
уровнем моря. Стоял туман, облака сгустились, предвещая штормовую погоду.
В эту ночь я спал плохо. Мне снились Лорен и горящая голова кошки.
       Мы продолжали двигаться так же быстро, как накануне, и дорога все
время шла в гору. Вдалеке гремел гром, воздух был насыщен электричеством.
       Проходя узким извилистым перевалом, я неожиданно услышал сзади
какие-то крики, а затем оружейные залпы. Подбежав к последней колонне, я
увидел столпившихся солдат, среди которых был Ганелон. Они смотрели на
землю и возбужденно переговаривались.
       Я подошел к ним и не поверил своим глазам. Никогда еще это чудовище
не появлялось так близко от Эмбера. Омерзительная тварь, примерно
двенадцати футов в длину, с человеческой головой на львиных плечах,
дергалась в предсмертных судорогах, прижимая широкие, как у орла, крылья к
окровавленным бокам и судорожно подергивая скорпионьим хвостом. Когда-то я
видел мантикору на острове в южном море, и при одном воспоминании о ней
испытывал чувство гадливости.
       – Она разорвала Ролла на куски, она разорвала Ролла на куски, – все
время повторял один из солдат.
       Останки Ролла лежали шагах в двадцати. Мы прикрыли его брезентовым
плащом и завалили камнями. Эта смерть послужила нам хорошим уроком. Люди
молчаливо продолжали путь, настороженно глядя по сторонам.
       – Ну и ну, – сказал Ганелон, шагающий теперь рядом со мной. –
интересно, эта мразь обладает человеческим разумом?
       – Не знаю.
       – У меня возникло какое-то странное чувство, Корвин. Как будто должно
произойти что-то страшное. Точнее я не могу выразить словами.
       – Понимаю.
       – Вы тоже это чувствуете?
       – Да.
       Он кивнул.
       – Может, на нас действует погода, – добавил я.
       Он вновь кивнул, но не так уверенно, как в первый раз.
       По мере нашего восхождения на гору небо темнело все больше, а гром
гремел, не умолкая. Поднялся сильный ветер, засверкали молнии. Тяжелые
массы облаков опустились на горные вершины. Над ними виднелись черные
силуэты, похожие на птиц.
       Ближе к вечеру на нас напала еще одна мантикора, а за ней – стая птиц
с клювами острыми, как лезвия бритв. Мы прикончили всех, не потеряв ни
одного человека, но с каждым часом моя тревога росла.
       Тучи сгущались, ветер усиливался. Стало совсем темно, хотя солнце еще
не село. В воздухе стоял такой туман, что нечем было дышать. Сапоги
скользили по мокрым камням.
       Через четыре мили, оказавшись на высоте в несколько тысяч футов над
уровнем моря, мы разбили лагерь на каменистом склоне горы и выставили
часовых. Не видно было ни зги, лишь сверкали молнии. Гром гремел, как
оркестр, играющий похоронный марш. Температура воздуха резко упала. Если б
не отсутствие дров, я рискнул бы и разрешил разжечь костры. Мы сидели на
холодных камнях, закутавшись в плащи, и ждали неизвестно чего.
       Мантикоры напали на нас через несколько часов – бесшумно и
стремительно. Мы потеряли шесть человек и уничтожили шестнадцать тварей. Я
даже не знаю, скольким удалось удрать. Перевязывая раны солдат, я
проклинал Эрика, недоумевая, из какого отражения он выкопал этих страшных
созданий.
       Туманным серым утром (больше похожим на вечерние сумерки) мы
двинулись в путь к Колвиру и, пройдя пять миль, повернули на запад. Я шел
одни из трех маршрутов, которыми можно попасть в Эмбер – наиболее удачным,
с моей точки зрения. Под непрерывные раскаты грома мы добрались наконец до
большого плато, от которого начиналась дорога в Гарнатскую долину.
       Когда я в последний раз ее видел, она представляла собой мрачную
картину, а сейчас и вовсе производила ужасающее впечатление. Черная дорога
тянулась по ней, доходя до основания Колвира. По всей длине, куда бы я ни
посмотрел, кипела битва. Всадники сшибались, кони падали, отряды пехоты
наступали, сталкивались, откатывались назад. Черные птицы, как хлопья
пепла, пролетали над их головами.
       На таком большом расстоянии я не мог рассмотреть, кто с кем
сражается. На какое-то мгновенье мне пришло в голову, что Блейз остался
жив и напал на Эмбер.
       Я быстро понял, что ошибаюсь. Отряды нападавших шли с запада, по
Черной Дороге. И теперь я отчетливо видел, что их сопровождали черные
птицы и какие-то звери с человеческими головами. Может, это были
мантикоры.
       Молнии били в них, и они горели, падали, взрывались. Но ни одна
молния не ударила в защищавшихся, и я вспомнил, что Эрик умеет управлять
драгоценным камнем правосудия. Когда-то его носил отец, создавая в Эмбере
погоду себе по вкусу, а пять лет назад с помощью того же камня Эрик разбил
нас с Блейзом наголову.
       Значит, темные силы оказались куда страшнее, чем я предполагал. Я
думал, между ними и Эмбером происходят мелкие стычки, небольшие сражения,
но никак не ожидал увидеть чудовищную битву у подножья Колвира. Черная
дорога буквально кишела нечистью.
       Ганелон подошел ко мне и остановился рядом. Некоторое время мы
молчали.
       – Что будем делать, Корвин? – спросил наконец он.
       – Нам надо спешить, – ответил я. – Сегодня ночью я хочу попасть в
Эмбер.
       После короткого отдыха мы вновь пустились в путь. Дорога уходила
вниз, идти стало легче. Буря, так и не принесшая дождя, свирепствовала,
молнии сверкали еще ярче, гром, гремел оглушительнее.
       В полдень я объявил последний привал – мы находились всего в пяти
милях от северных границ Эмбера. Нам приходилось кричать друг другу чуть
ли не в ухо – Иначе не было слышно, – и поэтому я не смог обратиться к
солдатам с речью. Пришлось передать по цепочке несколько напутственных
слов и объявить, что цель близка.
       Пока мои воины отдыхали, я взял пару бутербродов и отправился на
разведку. Примерно через милю, преодолев небольшой подъем, я остановился и
стал смотреть вниз.
       На склонах гор тоже кипела битва. Я спрятался за большой камень,
чтобы меня не увидели, и стал вести наблюдение. Эмберийцы сражались с
превосходящими их силами противника. Этим, видимо, и объяснялось наше
везение – ведь мы подошли к Эмберу незамеченными. Было ясно, что к
атакующим непрерывно прибывают подкрепления, причем не теми тремя
маршрутами, которые вели в Эмбер.
       Они летели с запада, как осенние листья, обрываемые ветром. Теперь я
видел, что это были не птицы, а крылатые, похожие на драконов, двуногие
создания, больше всего напоминавшие геральдических зверей на штандартах
древней земли.
       Многочисленные лучники Эмбера поражали драконов и их седоков на лету.
Молнии сверкали и чудовища загорались в воздухе. Но они прибывали
нескончаемым потоком, опускались на землю и вступали в бой.
       Я внимательно огляделся по сторонам, и в центре самого большого
отряда эмберитов, сражавшихся у подножья горы, увидел пульсирующий свет
драгоценного камня правосудия. Да, сомнений не оставалось. Он висел на
груди у Эрика.
       Я пополз вперед, продолжая наблюдать.
       Командир большого отряда одним ударом отрубил голову дракону, схватил
левой рукой седока, отшвырнул его футов на тридцать и тут же повернулся,
выкрикивая какой-то приказ. Это был Жерар. Он явно пытался обойти
нападавших и нанести удар с фланга. На противоположном склоне горы другой
отряд Эмберийцев проводит точно такой же маневр. Еще один мой брат?
       Судя по тому, что искусственно вызванная буря бушевала уже много
часов, сражение началось давно. И оно разгоралось – как в долине, так и на
склонах гор, – а с запада продолжали прибывать войска темных сил.
       Я колебался, не зная, что предпринять. Совершенно очевидно, я не мог
напасть на Эрика в тот момент, когда государству грозило полное
уничтожение. Разумнее всего было подождать, пока битва закончится, потому
что впоследствии Эрик не сможет оказать мне серьезного сопротивления. Я
глядел на поле боя, и в душу мою закрадывались сомнения. Похоже, исход
сражения был предрешен. Эмберийцы не могли его выиграть – тем более что к
врагу все время подходили подкрепления. Нападающие были сильны и
многочисленны, я не знал, располагает ли Эрик резервами. Если же он
окажется побежденным, мне придется отвоевывать Эмбер, который лишится
большинства своих защитников.
       Я ни секунды не сомневался, что небольшая армия может практически
мгновенно уничтожить как драконов, так и прочих тварей. Достаточно послать
(с помощью карты) по небольшому отряду каждому из моих братьев, и темным
силам придется несладко. Они ведь наверняка не предполагали, что их будут
расстреливать в упор из огнестрельного оружия.
       Я вновь посмотрел на поле боя и вновь убедился, что дела у Эмберийцев
идут хуже некуда. Итак, что произойдет в результате моего вмешательства?
Эрик не посмеет что-либо со мной сделать, и не только потому, что я спасу
его от поражения, но и потому, что многие испытывали ко мне чувство
симпатии, памятуя о выжженных глазах. Он, конечно, обрадуется победе, но
положению его не позавидуешь. Я окажусь в Эмбере, окруженный непобедимой
личной охраной. Общественное мнение будет целиком на моей стороне.
Интригующая мысль. И куда более гладкий путь к достижению цели, чем тот,
который я избрал и который неизбежно привел бы меня к убийству принца
Эмбера.
       Да будет так.
       Я почувствовал, что улыбаюсь. Скоро я стану героем.
       Должен, однако, сказать хоть несколько слов в свою защиту. Если бы
мне предстоял выбор между Эмбером, где правит Эрик, и Эмбером
уничтоженным, я, не колеблясь, принял бы точно такое же решение: атаковать
врага, напавшего на государство. Я никогда не смог бы ненавидеть тебя так
сильно, Эрик, если бы не любил Эмбер еще сильнее.
       Мохнатые существа отдыхали, а Ганелон стоял поодаль и что-то кричал
невесть откуда появившемуся всаднику.
       Когда я направился к ним, лошадь, которую я сразу узнал, повинуясь
твердой руке, пошла мне навстречу.
       – Какого черта ты здесь делаешь?! – вскричал я.
       Дара спешилась и посмотрела на меня, улыбаясь.
       – Мне необходимо в Эмбер, – ответила она.
       – Как ты сюда попала?
       – Вслед за дедом. По отражениям куда труднее идти самой, чем за
кем-то. Я это поняла.
       – Бенедикт здесь?
       Она кивнула.
       – Там, в долине. Он командует войсками. С ним Джулиан.
       Ганелон подошел и остановился рядом.
       – Она говорит, что следовала за нами несколько дней, – крикнул он.
       – Это правда? – спросил я.
       – Да. – Она вновь кивнула, продолжая улыбаться.
       – Но зачем?
       – Я должна пройти Лабиринт! Ведь ты идешь в Эмбер?
       – Естественно. К сожалению, по дороге мне встретилось небольшое
препятствие, которое называется война!
       – Что ты собираешься делать?
       – Выиграть ее!
       – Вот и прекрасно. Я подожду.
       Несколько долгих секунд я ругался всеми известными мне нецензурными
словами, одновременно обдумывая сложившуюся ситуацию. Затем спросил:
       – Где ты была, когда Бенедикт вернулся?
       Она перестала улыбаться.
       – Сама не знаю. После того как ты уехал, я отправилась прогуляться
верхом и вернулась поздно вечером. На следующий день я опять поехала
кататься и, когда стемнело, решила переночевать в лесу. Я часто так
делала. Утром, возвращаясь домой, я увидела с вершины холма, что дед
проезжает внизу. Я поскакала следом и почти сразу поняла, что мы двигаемся
по отражениям. Мне трудно сказать, сколько времени это заняло, потому что
ночь сменялась днем, а утро вечером, и в голове у меня все перепуталось.
Затем дед встретился с Джулианом в лесу, изображение которого я видела на
одной из карт, и они вместе отправились на север, где сейчас идет битва. –
она махнула рукой в сторону долины. – Вспомнив твои слова, я не посмела
самостоятельно вернуться домой по отражениям и несколько дней жила в лесу,
не зная, что мне делать. Затем я увидела твой отряд, поднимавшийся в гору.
Я сразу тебя узнала, но побоялась подойти – ведь до Эмбера было еще
далеко, и ты мог отправить меня обратно в Авалон, а я этого не хотела.
       – А я не верю, что ты говоришь мне всю правду. – Я посмотрел ей в
глаза. – Но у меня нет времени тобой заниматься. Мы сейчас уходим, а ты
останешься здесь. Так безопаснее. Я приставлю к тебе двух телохранителей!
       – Они мне не нужны!
       – Я не спрашиваю, что тебе нужно, а что нет. Будет так, как я сказал.
Я пошлю за тобой, когда сражение закончится.
       Я резко повернулся, подозвал двух солдат и приказал им остаться
охранять Дару. Лица их не озарились радостью.
       – Чем это вооружены твои люди? – спросила она.
       – Оставим разговоры на потом. Я занят.
       Отдав необходимые распоряжения, я построил отряды в колонны.
       – Немного же у тебя солдат, – заметила Дара.
       – Вполне достаточно. Увидимся позже.
       Мы пошли вперед – тем путем, который я только что разведал. Гром
прекратился, наступила тишина – тревожная, неприятная. Сумерки сгустились,
плотный туман укутывал, как сырое одеяло, дышать было нечем.
       По моему знаку отряд остановился, а мы с Ганелоном преодолели
небольшой подъем и забрались на мой старый наблюдательный пункт.
       Всадники на драконах покрыли весь склон горы и теснили Эмберийцев,
прижимая их к пропасти. Я поискал глазами Эрика, но ни его, ни
пульсирующего света драгоценного камня правосудия видно не было. Жерар
тоже куда-то исчез.
       – Кто из них враг? – спросил Ганелон.
       – Всадники на драконах. Веди сюда отряд. – Я поднял ружье к плечу. –
Скажи, чтобы убивали и наездников, и зверей.
       Ганелон удалился, а я прицелился в снижающегося дракона и выстрелил.
Он вспыхнул, камнем рухнул вниз и, ударившись о землю, покатился по склону
холма, теряя перья. Скоро я зажег уже три костра, а затем продвинулся
немного вперед, занял удобную позицию и открыл стрельбу.
       Хитрые твари быстро смекнули, что их уничтожают с тыла, и,
развернувшись, побежали в мою сторону. Скорость их бега была просто
фантастической. Я расстрелял все патроны, вставил новую обойму, и в это
время подоспел мой первый стрелковый батальон. Мы устроили самый настоящий
заградительный огонь и кинулись в атаку.
       Поняв, что у них нет ни одного шанса на успех, драконы начали
улепетывать со всех ног, но не могли взлететь без хорошего разбега, и мы
расстреливали их в упор. Горели они красиво.
       Скала, окутанная туманом, возвышалась слева от нас, вершину ее
скрывали облака. Создавалось впечатление, что мы стоим перед сказочным
замком с огромной башней. Легкий бриз рассеивал дым; склон горы покраснел
от крови.
       Мы продолжали наступать, стреляя, и Эмберийцы, сообразив, что им
пришли на помощь, тоже перешли в наступление, шаг за шагом удаляясь от
пропасти, к которой их теснил враг. В первых рядах сражался мой брат,
Каин. На мгновение глаза наши встретились, и он очертя голову бросился в
атаку, увлекая за собой остальных.
       Честно говоря, они нам здорово помешали, потому что в результате их
действий угол обстрела сильно уменьшился. К сожалению, с этим ничего
нельзя было сделать. Мы подошли ближе, не тратя даром ни одного патрона, и
противник обратился в бегство.
       Я начал спускаться к подножию горы, по направлению к большой группе
людей – Видимо, личной охране Эрика. Наверное, его тяжело ранили – иначе
невозможно было объяснить, почему прекратилась гроза.
       Краешком глаза я увидел, как сзади на меня надвигается огромная тень.
Отпрыгнув в сторону, я перекатился по земле и поднял ружье. Однако мой
палец не нажал на курок. Дара пронеслась мимо меня на галопе, а затем
повернула голову и засмеялась.
       – Черт тебя побери! – закричал я. – Немедленно вернись! Ты погибнешь!
       – Увидимся в Эмбере! – крикнула она в ответ и, пришпорив коня,
поскакала по тропинке.
       Я был в бешенстве, но помешать ей не мог. От души выругавшись, я
встал, отряхнулся и продолжал свой путь.
       Меня окликали по имени, головы поворачивались в моем направлении. Я
ни на кого не обращал внимания. Люди расступились, давая мне пройти.
       Я думаю, мы с Жераром увидели друг друга одновременно. Он стоял в
середине толпы на коленях и, когда я приблизился, молча поднялся на ноги.
Лицо его осталось бесстрастным.
       Мои догадки подтвердились. На земле лежал Эрик.
       Я подошел к ним вплотную, кивнул Жерару и наклонился, испытывая
какое-то странное волнение. Из глубоких ран на груди Эрика текла кровь,
заливая драгоценный камень правосудия, висевший на цепочке и продолжавший
пульсировать мягким светом. Глаза Эрика были закрыты, дыхание затруднено.
       Я опустился на колени, не в силах оторвать взгляда от пепельно-серого
лица, и попытался забыть о своей ненависти, чтобы хоть как-то понять
человека, который был моим братом и которому осталось жить считанные
минуты. Я познал чувство жалости, когда подумал, чего он лишается вместе с
жизнью, и захотел сказать что-нибудь хорошее; но в голову ничего не
приходило, кроме дурацкой фразы: "Он погиб, сражаясь за Эмбер". Все лучше,
чем ничего.
       Веки его задрожали, глаза открылись. Он смотрел на меня отсутствующим
взглядом, и в первую секунду я решил, что Эрик меня на видит. Я ошибся.
       – Корвин, – прошептал он, тяжело дыша. – Я знал, что это будешь ты.
Они избавили тебя от ненужных хлопот, верно?
       Я промолчал. Он заранее знал мой ответ.
       – Когда-нибудь наступит твой черед, – продолжал Эрик. – Тогда мы
окажемся в равных условиях. – Он усмехнулся шутке, и, видимо, зря, потому
что сразу же зашелся кровавым кашлем. Когда приступ закончился, он вновь
поглядел на меня. – Я чувствовал твое проклятье каждый день, каждый час,
каждую минуту. Тебе даже не пришлось умереть, чтобы оно сбылось. – Он
умолк и, словно прочитав мои мысли, слабо усмехнулся. – Не бойся. Я не
потрачу на тебя своего предсмертного проклятья. Я приберег его для врагов
Эмбера.
       И когда Эрик прошептал свое проклятье, я задрожал, услышав, что он
шепчет.
       И вновь мой умирающий брат посмотрел на меня и дотронулся до цепочки
на шее.
       – Камень... – с трудом произнес он. – Возьми его в центр Лабиринта,
поднеси к одному глазу. Сконцентрируйся... и смотри в него, как в окно...
Попытайся... спроецировать себя... внутрь. Ты не исчезнешь, но поймешь...
как им пользоваться.
       – Как?... – невольно вырвалось у меня, но я тут же прикусил язык. Он
ведь уже объяснил, что надо сделать. Зачем же лишать человека драгоценных
секунд жизни, задавая дурацкие вопросы.
       Но Эрик понял, что я имел в виду.
       – Записки Дворкина... под камином... в моей...
       Он зашелся во втором приступе кашля, и кровь хлынула у него из носа и
ушей. Внезапно он сел, набрав полную грудь воздуха, и глаза его бешено
засверкали.
       – Попробуй найти себе оправдание, как это удалось мне, ублюдок! –
вскричал он и, бездыханный, упал мне на руки.
       Несколько секунд я держал его тело, затем бережно опустил на землю. Я
закрыл ему глаза, почти машинально сложил его руки на груди поверх
потухшего камня правосудия, который мне не хотелось сейчас забирать. Потом
я встал и накрыл Эрика плащом.
       Повернувшись, я понял, что взгляды всех присутствующих устремлены в
мою сторону. Я увидел множество знакомых и незнакомых лиц... Людей,
которые смотрели, как однажды вечером меня, закованного в цепи, привели и
усадили за праздничный стол.
       Нет. Сейчас на время вспоминать прошлое. Надо выкинуть эту дурь из
головы... Стрельба прекратилась, и Ганелон сыпал приказами, пытаясь
навести в отряде хоть какой-то боевой порядок.
       Я пошел вперед.
       Мимо Эмберийцев, живых и мертвых, мимо Ганелона и мохнатых существ. Я
взобрался на вершину горы и посмотрел вниз.
       В долине кипела битва: ряды кавалерии накатывались один на другой,
словно волны бушующего моря, пехотинцы копошились, как муравьи в
муравейнике.
       Я достал колоду, вытащил карту Бенедикта и через несколько мгновений
увидел его самого, все на том же черном коне с красной гривой и красным
хвостом. Мой старший брат был в самой гуще сражения, и, невольно любуясь
его отточенными молниеносными движениями, я молчал, не желая ему мешать.
       – Жди, – коротко бросил он, почувствовав контакт.
       Двумя ударами шпаги он сразил и своего противника, и его лошадь и
стал постепенно отъезжать в сторону. Я заметил, что Бенедикт пользуется
удлиненными поводьями с петлей на конце, накинутой на культю правой руки.
Прошло не меньше десяти минут, прежде чем ему удалось выбраться в более
или менее безопасное место. Остановившись, он посмотрел на меня, явно
пытаясь разглядеть, что происходит за моей спиной.
       – Да, я на высотах, – сказал я в ответ на его невысказанную мысль. –
мы победили. Эрик пал в сражении.
       Он продолжал молча на меня смотреть. На лице его не дрогнул ни один
мускул.
       – Мы победили потому, – пояснил я, – что мой отряд был вооружен
автоматическими винтовками. Мне наконец удалось найти вещество, которое
заменяет порох в Эмбере.
       Бенедикт прищурился и кивнул. Он сразу понял, что это было за
вещество и откуда оно взялось.
       – Нам надо многое обсудить, – заметил я, – но первым делом необходимо
уничтожить врага. Если ты не прервешь контакт, я пошлю тебе несколько
солдат с ружьями.
       Он улыбнулся и произнес одно слово:
       – Поспеши.
       Я громко позвал Ганелона, который тут же откликнулся. Оказывается, он
стоял всего в нескольких шагах позади меня. Я приказал ему построить наш
отряд в цепь и привести сюда. Он кивнул и побежал по склону горы, на ходу
отдавая распоряжения.
       – Бенедикт, – нарушил я затянувшееся молчание, – Дара здесь. Ты не
заметил, но она шла за тобой по отражениям от самого Авалона. Я хочу...
       Губы его раздвинулись в недоброй усмешке.
       – Да кто такая эта Дара, в конце концов?! – крикнул он. – Ты все
время о ней говоришь, а я никогда о ней не слышал! Скажи мне! Я требую
ответа!
       Я слабо улыбнулся и покачал головой.
       – Притворяться бессмысленно, Бенедикт. Я все знаю. Не бойся, я никому
не сказал, что она твоя праправнучка.
       Рот его невольно открылся, а глаза расширились от изумления.
       – Корвин... Либо ты сошел с ума, либо жестоко ошибаешься. У меня нет
никакой праправнучки. И никто не мог идти за мной по отражениям по той
простой причине, что Джулиан срочно вызвал меня в Эмбер, и я, естественно,
воспользовался его картой.
       Ну конечно. Почему же я сразу не поймал Дару на вранье? Единственным
оправданием мне служило то, что я был слишком занят мыслями о предстоящем
сражении. Действительно, с какой стати Бенедикту тратить время попусту,
когда в его распоряжении находился куда более надежный и, главное, быстрый
способ передвижения?
       – Проклятье! – воскликнул я. – Она уже в Эмбере! Я позову Каина и
Жерара, чтобы они помогли тебе в пересылке отряда. Ганелона тоже возьми,
пусть командует под твоим началом.
       Оглянувшись, я увидел, что Жерар разговаривает с несколькими
придворными. Я крикнул, и, почувствовав в моем голосе отчаяние, он резко
поднял голову и сразу же побежал по склону горы.
       – Корвин! Что случилось?! – вскричал Бенедикт.
       – Не знаю! Но боюсь, что произойдет непоправимое!
       Я сунул карту Бенедикта подбежавшему Жерару.
       – Проследи за отправкой отряда. Рэндом во дворце?
       – Да.
       – На свободе или под арестом?
       – На свободе, но к нему приставлена охрана. Эрик не доверяет... Не
доверял ему.
       Я повернулся.
       – Ганелон, – приказал я, – делай то, что скажет Жерар. Он отправит
тебя в долину. Проследи, чтобы наши ребята выполняли все распоряжения
Бенедикта. Я ухожу в Эмбер.
       – Хорошо, – спокойно сказал он и пошел вместе с Жераром к солдатам,
уже построенным в цепь.
       Я вытащил из колоды карту Рэндома. В это минуту наконец-то начал
накрапывать обычный мелкий дождь.
       Изображение на карте ожило, зашевелилось.
       – Привет, Рэндом, – поздоровался я. – Узнаешь?
       – Где ты?
       – В горах. Половину сражения мы выиграли, и я только что послал
Бенедикту людей, чтобы уничтожить врага в долине. Мне нужна твоя помощь. Я
должен попасть во дворец.
       – Не знаю, Корвин... Эрик...
       – Эрик мертв.
       – Кто его преемник?
       – А ты как думаешь? Не медли, брат! Мне нужно во дворец!
       Он кивнул и протянул руку. Я сделал шаг вперед. Мы стояли на балконе
с белыми мраморными перилами. Небольшой сад внизу не радовал глаз обилием
цветов.
       Я покачнулся, и он схватил меня за руку.
       – Ты ранен!
       Я покачал головой, только сейчас чувствуя, как сильно устал.
Несколько ночей я провел без сна, а последующие события развивались так
стремительно...
       – Нет, – сказал я, глядя на свою окровавленную рубашку. – Это – кровь
Эрика.
       Он провел рукой по соломенным волосам и поджал губы.
       – Значит, ты все-таки убил его...
       – Нет. Когда мы встретились, он был при смерти. А сейчас пойдем со
мной! Это очень важно! Нам надо успеть!
       – Куда? Зачем?
       – В Лабиринт. Не могу ответить зачем – знаю только, что это
действительно очень важно. Пойдем!
       Мы вышли из комнаты, направляясь к ближайшей лестнице. Два стражника,
стоявших на верхней ее площадке, вытянулись по стойке смирно и не сделали
попытки остановить нас.
       – Я рад, что у тебя есть глаза, – сказал Рэндом. – Значит, меня не
обманули. А видишь ты так же хорошо?
       – Да. Я слышал, ты все еще женат?
       – Верно.
       Мы спустились на первый этаж и повернули направо. Поведение
стражников, стоявших на нижней площадке лестницы, ничем не отличалось от
поведения их товарищей.
       – Верно, – повторил он, следуя за мной к центру дворца. – Тебя это
удивляет, не правда ли?
       – Честно говоря, да. Я был уверен, что ты постараешься избавиться от
нее ровно через год, как только закончится срок твоего пребывания в Рембе.
       – Я тоже так думал. Но я полюбил ее. Полюбил по-настоящему.
       – В жизни всякое бывает.
       Мы миновали мраморную гостиную и очутились в длинном узком коридоре.
Полумрак, пыль кругом... Я невольно вздрогнул, вспомнив, в каком состоянии
находился, когда был здесь в последний раз.
       – И она меня любит, – не умолкал Рэндом. – Никто меня так не любил,
как Виала.
       – Я рад за тебя.
       Мы подошли к большой двери, почему-то открытой, за которой широкая
спиральная лестница уходила далеко вниз, и быстро начали спускаться по
ступенькам.
       – А я – нет, – возразил он, стараясь не отставать. – Мне совсем не
хотелось влюбляться. Ты же знаешь – мы были пленниками. Разве это жизнь
для женщины?
       – Зато теперь – худшее позади. Тебя ведь арестовали за то, что ты
решил отомстить за меня и попытался убить Эрика?
       – Да. Виала захотела разделить мою участь.
       – Я никогда этого не забуду, Рэндом.
       Мы уже не шли, а бежали, и фонари, расположенные в сорока футах один
от другого освещали нам путь. Бесконечные ступеньки... Лестничные
пролеты... Мы находились в гигантской пещере естественного происхождения,
которую никто и никогда не исследовал. Я невольно подумал об узниках,
томящихся в мрачных подземельях, и пообещал себе, что выпущу их на свободу
или назначу им не такое суровое наказание.
       Минута уходила за минутой; далеко внизу виднелись слабые отсветы
факелов.
       – Есть на свете девушка, – сказал я, – по имени Дара. У меня были
веские основания верить, что она – праправнучка Бенедикта, и не только
потому, что я услышал об этом из ее собственных уст. Я объяснил ей в
нескольких словах, что такое реальный мир, отражения и Лабиринт, и она
загорелась желанием немедленно попасть в Эмбер, чтобы пройти испытание,
которое прошли все мы. Видишь ли, до некоторой степени Дара уже умеет
управлять отражениями. Когда я видел ее в последний раз, она загоняла
коня, стремясь как можно скорее попасть в Эмбер. Но Бенедикт поклялся, что
у него нет никакой праправнучки. Я не хочу подпускать Дару к Лабиринту на
пушечный выстрел. Я должен допросить ее.
       – Странно, – задумчиво произнес Рэндом. – Очень странно. Ты прав.
Надо выяснить, в чем тут дело. Думаешь, она уже в Лабиринте?
       – Если нет, ждать придется недолго.
       Наконец мы спустились в полутемный зал пещеры, и я пошел к боковому
тоннелю. В это время Рэндом воскликнул:
       – Корвин! Подожди!
       Резко остановившись, я оглянулся, увидел, что он остался на нижней
площадке лестницы и быстро подошел к нему.
       Мне не пришлось задавать лишних вопросов. Рэндом склонился над
высоким бородатым мужчиной распростертым на полу.
       – Убит. Только что. Прекрасный удар шпаги. Очень тонкий клинок.
       – Пойдем!
       Мы побежали по тоннелю, в самый его конец. Седьмая дверь направо... Я
выхватил Грейсвандир из ножен, увидев, что эта громадная, каменная, обитая
металлом дверь распахнута настежь.
       Рэндом не отставал от меня ни на шаг.
       Мы очутились в большой комнате, похожей на танцевальный зал. Черный
гладкий пол блестел, как стекло. На полу был выложен узор, который
назывался Лабиринтом. Холодный огонь дрожал, сверкал и переливался,
непрерывно меняя очертания. Его ажурный рисунок почти целиком состоял из
кривых линий. Мы остановились на пороге, затаив дыхание.
       По Лабиринту кто-то шел. Как всегда, у меня по телу пробежали
холодные мурашки. Дара? Невозможно было различить фигуру, над которой
поднимались фонтаны искр. Но кем бы ни был человек, уже прошедший Великую
Дугу и приближавшийся к серии сложных поворотов, в жилах его текла
королевская кровь, потому что любого другого Лабиринт давно уничтожил бы.
       Огненная фигура того, кому осталось пройти Последнюю Вуаль,
непрерывно меняла очертания. Какие-то странные необъяснимые чувства
нахлынули на меня, сонмы образов промелькнули перед моим внутренним
взором. Потом Рэндом судорожно вздохнул, и я словно очнулся от
летаргического сна.
       Оно казалось то громадным, заполнившим собой всю комнату, то
крохотным и совсем незаметным. На мгновение оно стало хрупкой девушкой –
может быть, Дарой – со сверкающими распущенными волосами, но волосы
превратились в большие изогнутые рога на квадратной голове, и слышался
лишь стук копыт, когда их кривоногий обладатель преодолевал поворот за
поворотом. Затем оно превратилось в огромную кошку... безликую женщину...
крылатое существо изумительной красоты... горсть пепла.
       – Дара! – закричал я. – Это ты?!
       Мне ответило эхо. Тот, кто был в Лабиринте, тратил остатки сил,
срывая Последнюю Вуаль. Мышцы мои невольно напряглись, словно я чем-то мог
ему помочь.
       И наконец оно появилось.
       Да, это была Дара. Высокая и прекрасная. Величественная и ужасная в
одно и то же время. Мне показалось, что мозг мой разрывается на части.
Руки ее были подняты в страстном порыве, с губ лился нечеловеческий смех.
Я хотел отвернуться, но не смог пошевелиться. Неужели я действительно
обнимал, целовал, ласкал... это? Я не мог понять, что со мной происходит.
       Затем Дара поглядела на меня.
       – Милорд Корвин, теперь ты владыка Эмбера?
       Сам не знаю, как я нашел в себе силы ей ответить.
       – В определенной степени.
       – Хорошо! Тогда посмотри на меня! Се судьба твоя!
       – Кто ты? Что ты?
       – Этого ты никогда не узнаешь. Слишком поздно. Ты опоздал.
       – Не понимаю. Что ты имеешь в виду?
       – Эмбер будет разрушен.
       И Дара исчезла.
       – Какого черта! – воскликнул Рэндом. – Кто она такая?
       Я покачал головой.
       – Не знаю. Но должен узнать во что бы то ни стало, потому что теперь
нет для меня ничего важнее на свете.
       Он сжал мою руку.
       – Корвин... оно... она... говорила искренне. Думаешь, Эмбер можно
разрушить?
       Я кивнул.
       – Да.
       – Что ты собираешься делать?
       Я вложил Грейсвандир в ножны и отвернулся.
       – Укреплять мощь государства. Теперь у меня есть все, о чем я мечтал,
и я не собираюсь ждать, когда на нас нападут темные силы. Нет, я
постараюсь найти и уничтожить врага, прежде чем он сможет причинить вред
Эмберу.
       – Где ты собираешься его искать?
       Мы покинули помещение Лабиринта и зашагали по тоннелю.
       – Там, где начинается Черная Дорога.
       Мы пересекли пещеру, подошли к спиральной лестнице, на нижней
площадке которой лежал мертвец, и, окруженные полумраком, стали
подниматься по широким ступенькам.




–––––––––––––––––––––––––––––––-

Знак Единорога


       1



       Не обращая внимания на вопросительный взгляд конюха, я снял с седла
свой страшный груз и отдал ему коня. Плащ почти не скрывал того, что в нем
было завернуто. Я перекинул его через плечо и тяжелым шагом прошел к
заднему входу во дворец. Скоро ад потребует расплаты.
       Я обогнул плац и пошел по тропинке, ведущей в южный конец дворцового
парка. Чем меньше глаз, тем лучше. Все равно меня заметят, но идти через
главный вход, где всегда полно народу, еще хуже. Черт!
       Провались оно все! Будто мне до сих пор было мало хлопот! Но правду
говорят, наверное, что беда не ходит одна. Так сказать нарастание
процентов в нематериальной сфере.
       Вокруг фонтана, в дальнем конце парка, околачивалось несколько
бездельников. За кустами вдоль тропинки шагали двое стражников. Увидев
меня, они перекинулись парой слов и уставились в другую сторону. И
правильно сделали.
       И недели не прошло с тех пор, как я вернулся. Почти ничего еще не
ясно. Королевский двор Эмбера полон подозрений. И теперь эта смерть,
которая еще больше усложнит короткое и несчастное царствование Корвина I.
Мое царствование.
       Пора сделать то, что необходимо было сделать с самого начала. Но с
первых минут меня захлестнули дела. Не сказал бы, что я все это время
дремал. Просто я попробовал расположить свои дела в порядке их срочности и
действовал соответственно.
       Я пересек парк, вышел из тени под косые лучи солнца и поднялся по
широкой, изогнутой лестнице, войдя во дворец. Стражник у входа вытянулся в
струнку. Я направился к задней лестнице, поднялся на второй этаж, а затем
и на третий.
       Из своих апартаментов в коридор вышел мой брат Рэндом.
       – Корвин! – он вглядывался в мое лицо. – Что случилось? Я увидел тебя
с балкона и...
       – Зайдем к тебе! – ответил я, делая ему знак глазами. – Поговорить
надо. Прямо сейчас.
       Он колебался, рассматривая мою ношу.
       – Пойдем в другую комнату, ладно? – предложил он. – Здесь Виала.
       – Согласен.
       Рэндом пошел первым и распахнул дверь. Я вошел в маленькую гостиную,
отыскал подходящее местечко и положил тело на пол.
       Рэндом пристально смотрел на меня.
       – Ну, и что ты от меня хочешь?
       – Разверни и посмотри, – проронил я.
       Он встал на колени и откинул плащ, после чего снова набросил его.
       – Покойник, – заметил он, – ну и что из этого?
       – Ты плохо смотрел. Оттяни веко. Открой рот и взгляни на зубы.
Пощупай наросты на тыльных сторонах рук. Пересчитай фаланги пальцев. Потом
сам скажешь мне, в чем тут дело.
       Он проделал все, что я подсказал. Посмотрев на руки, он замер и
кивнул:
       – Да, припоминаю.
       – Припоминай вслух.
       – Тогда, в доме Флоры...
       – Тогда я увидел их впервые, – перебил его я. – Но нужен-то им был
ты. Я так и не понял, зачем.
       – Все верно. Я не успел рассказать тебе. Просто времени не было.
Странно... Откуда этот свалился?
       Я медлил, не зная, вытягивать ли из Рэндома его историю или
рассказать ему свою. Моя победила, потому что дело не терпело
отлагательств, да и своя рубашка всегда ближе к телу.
       Я вздохнул и опустился в кресло.
       – Только что мы лишились еще одного брата. Убит Каин. Я чуть-чуть
опоздал. Эта тварь... человек... уже добрался до него. Конечно, я хотел
взять его живым, но он дрался как черт. У меня не оставалось выбора.
       Рэндом тихо присвистнул и опустился в кресло напротив меня.
       – Понятно, – почти беззвучно прошептал он.
       Я внимательно посмотрел ему в лицо. Кажется, в уголках его глаз
притаилась улыбка, которая могла стать явной, если первым улыбнусь я.
Вполне вероятно...
       – Нет! – решительно возразил я. – Будь это моих рук дело, я бы все
устроил так, чтобы самому остаться в стороне. Я рассказал тебе все, как
было.
       – Верю, верю, – поспешил ответить он. – Где Каин?
       – Под дерном, возле Рощи Единорога.
       – Это подозрительно. Для других, по крайней мере.
       Я кивнул.
       – Знаю, пока что придется помалкивать. Труп я спрятал. Не могу же я
притащить его во дворец и отвечать на вопросы, пока мне не известны все
важные факты. Кстати, они у тебя в голове.
       – Ладно. Не знаю, важны ли эти факты, но они в твоем распоряжении. Но
ты мне тоже расскажешь все, ладно? Как это все произошло?
       – Это случилось сразу после обеда. Я поел в гавани с Жераром. Потом
Бенедикт через свою Карту доставил меня наверх. В своей комнате я
обнаружил записку, которую, очевидно, просунули под дверь. В записке
просили о тайной встрече, чуть позже в Роще Единорога. Записка была
подписана – "Каин".
       – Записка у тебя?
       – Да, – я вынул ее из кармана и протянул Рэндому. – Вот она.
       Он внимательно изучил записку и покачал головой:
       – Не уверен. Почерк, может быть, и его... Похоже, особенно если он
торопился. Но вряд ли...
       Я пожал плечами, забрал записку, сложил ее вдвое и засунул в карман.
       – Как бы то ни было, я попробовал связаться с ним через его Карту,
чтобы не ездить зря, но он не отвечал. Я догадался, что он не хочет
показывать, где находится. Видно, это ему было очень важно. Я взял коня и
поскакал вниз.
       – Ты говорил кому-нибудь, куда едешь?
       – Ни единой живой душе. Я решил дать коню размяться и скакал очень
быстро. Я не видел, как это произошло. На опушке с перерезанным горлом
валялся Каин, а в кустах неподалеку что-то мелькнуло. Я догнал этого
парня, бросился на него, завязалась драка и мне пришлось его прикончить.
На разговоры у нас не было времени.
       – Ты уверен, что это его рук дело?
       – Тут не ошибешься. Его след вел от Каина, на одежде была свежая
кровь.
       – Может, это его кровь?
       – Сам посмотри. Ран нет, я сломал ему шею. Конечно, я не забыл, где я
видел таких раньше, вот и притащил его к тебе. А пока ты еще не начал
рассказывать, вот тебе еще кое-что. На сладкое. Бери.
       Я вытащил вторую записку и передал ее Рэндому.
       – Обнаружил ее на теле этого гада. Наверняка, он забрал ее у Каина.
       Рэндом прочел записку и отдал ее мне.
       – От тебя Каину с просьбой о встрече в том же месте. Дела, что и
говорить.
       – Да, говорить нечего. И почерк похож на мой. По крайней мере, с
первого взгляда.
       – Я вот думаю, что было бы, если бы первым приехал ты?
       – Скорее всего, ничего. Они хотят выставить меня убийцей, а для этого
я им нужен живым. Все дело в том, чтобы он оказался на месте раньше меня.
Если бы я приехал раньше Каина, все дело сорвалось бы.
       Рэндом кивнул:
       – Для того, чтобы все так точно рассчитать, кое-кто должен быть на
месте действия, во дворце. У тебя есть подозрения?
       Я хмыкнул, взял сигарету, закурил и хмыкнул еще раз.
       – Я только что вернулся. Ты все время был здесь. Кто сейчас больше
других ненавидит меня?
       – Нескромный вопрос, Корвин, – заявил Рэндом. – Каждый что-то против
тебя имеет. Я бы выбрал Джулиана, но тут это отпадает.
       – Почему?
       – Они с Каином много лет были в прекрасных отношениях. Жаль ты не
видел их вместе. Друг без друга шагу ступить не могли, всюду вместе. А
если и по отдельности, то ненадолго. Водой не разольешь. Джулиан ничуть не
изменился, такой же холодный, мелочный и злобный. Но если он кого-то и
любил, то это Каина. Нет, он не пожертвовал бы им, даже чтобы добраться до
тебя. В конце концов, если уж ему стало невтерпеж, он мог найти кучу
других способов.
       Я вздохнул.
       – Кто следующий?
       – Не знаю, честное слово, не знаю.
       – Хорошо. И что теперь будет, как ты думаешь?
       – Ты попался, Корвин. Что бы ты ни утверждал, все подумают, что это
сделал ты.
       Я кивнул в сторону трупа. Рэндом отрицательно покачал головой.
       – Подумаешь, вытащил из отражении какого-то болвана, чтобы все
свалить на него.
       – Понимаю, – промолвил я. – Странно, что я возвратился в Эмбер в
самое выгодное для себя время.
       – Это точно, лучше не придумаешь, – согласился Рэндом. – Даже Эрика
убивать не пришлось. Тут тебе повезло.
       – Да. И все-таки: ни для кого не секрет, зачем я сюда явился. Очень
скоро на моих солдат начнут посматривать косо. Чужаки. Странно
вооруженные, да еще и расквартированы в самом городе! Пока меня избавляла
от неприятностей внешняя угроза! Да кроме того, меня подозревают в грязных
делишках, совершенных до возвращения, например, в убийстве слуг Бенедикта.
А теперь еще и это...
       – Да, – вздохнул Рэндом. – Все это я понимаю. Когда вы с Блейзом
несколько лет назад атаковали Эмбер, Жерар развернул часть своего флота
так, чтобы не оказаться у вас на пути. А Каин со своими кораблями напал на
вас и разбил. Я думаю, что после его смерти всем флотом будет командовать
Жерар.
       – А кто же еще? Кто еще с этим справится?
       – И тем не менее...
       – Согласен. И тем не менее. Если бы для укрепления своих позиций мне
понадобилось отправить на тот свет кого-нибудь, то по логике вещей это был
бы Каин. Это чистая правда, черт бы ее побрал!
       – Ну и что ты собираешься делать?
       – Рассказать всем, что случилось и попытайся узнать, кто за этим
стоит. Можешь предложить что-нибудь получше?
       – Я думал, как бы тебе обеспечить алиби, но что-то не получается.
       Я покачал головой.
       – Ты слишком близок ко мне. Как бы ты ни старался, эффект будет прямо
противоположным.
       – А может, признать, что это твоя работа?
       – Я думал об этом. Но о самозащите тут говорить не приходится. Глотки
перерезают из-за угла. Пришлось бы сколачивать доказательства того, что он
замышлял какую-то гадость и объявить, что я сделал это на благо Эмбера.
Мне это глубоко противно. На таких условиях я категорически отказываюсь
признать вину за то, чего я не совершал. Да и все равно, запашок от меня
останется препротивный.
       – Да и репутация опасного противника тоже.
       – Такая репутация мне как раз и не нужна. Я не собираюсь этим
заниматься. Нет, это исключено.
       – Тогда мы закруглились. Почти...
       – Что значит почти?
       Прищурив глаза, Рэндом тщательно изучал ноготь большого пальца своей
левой руки.
       – Как тебе сказать... мне сейчас пришло в голову, если ты не прочь
убрать со сцены еще кого-нибудь, то самое время вспомнить о том, что вину
можно переложить на чужие плечи.
       Я поразмышлял об этом, докурил сигарету и произнес:
       – Неплохо. Но в данный момент у меня больше нет лишних братьев. Даже
Джулиан не лишний. Да его и не подставишь.
       – Необязательно брать кого-нибудь из семьи, – ответил Рэндом. –
Вокруг полно эмберских дворян, у которых есть мотив. Например, сэр
Реджинальд.
       – Хватит, Рэндом! Это тоже исключено.
       – Ну, тогда серые клеточки в моем мозгу истощились.
       – Надеюсь, те, что заведуют памятью, остались?
       – Ну что ж...
       Он вздохнул и потянулся. Затем он встал, перешагнул через тело и
подошел к окну. Открыв портьеру, он долго смотрел вдаль.
       – Ну что ж, – повторил он, – у меня есть, что рассказать.
       И Рэндом начал вспоминать вслух:
       – Хотя секс у многих главное в жизни, но у каждого есть любимое дело,
которым он занимается в свободное время. Для меня, Корвин, это игра на
ударных, полеты и карты – в любом порядке. Ну, может быть, чуть больше я
люблю летать – без моторов, на воздушных шарах, планерах, но это уже от
настроения зависит, сам знаешь. Спросишь меня в другой раз, так я могу
по-другому ответить. Все зависит от того, чего тебе в этот момент больше
всего хочется. Ну вот несколько лет назад я был здесь, в Эмбере. Так,
ничем особо не занимался. Отец еще был здесь, и когда я заметил, что он
вот-вот опять разворчится, я решил, что пора прогуляться. Куда-нибудь
подальше. Я давно заметил, что могучая сила его обожания и любви ко мне
пропорциональна расстоянию между нами. На прощание он подарил мне
изогнутую рукоятку для плетки. Наверное, чтобы его любовь крепла как можно
быстрее. Но рукоять была прелесть – с серебряной отделкой, прекрасно
сделанная. Мне она очень пригодилась. Я решил, что в одном укромном уголке
Отражений смогу предаться всем своим маленьким удовольствиям сразу. Ехать
мне пришлось долго, не буду надоедать тебе деталями, потому что от Эмбера
это достаточно далеко. На сей раз я не искал места, где бы я был
какой-нибудь шишкой. Это быстро надоедает или утомляет – в зависимости от
того, какую меру ответственности взваливаешь на себя. Я хотел побыть
безответственным ничтожеством и вволю повеселиться. Тексорами был открытый
настежь портовый город – знойные дни, долгие ночи, много хорошей музыки,
карточная игра утром, вечером и, вообще круглый день. Дуэли каждое
красивое утро, а в промежутках – драки и увечья для тех, кому невтерпеж. У
меня был маленький красный планер и я чуть не каждый день летал. Отличная
была жизнь! Ночь напролет я барабанил в подвальчике у реки, где стены
потели не меньше посетителей, и дым плавал вокруг фонарей, словно струи
молока. Закончу играть, иду развлекаться. Обычно это была женщина или
карты на весь остаток ночи. Чертов Эрик! Опять вспомнил... ты знаешь, он
однажды заявил, что я передергиваю карты! Карты – это единственная вещь,
где я никогда не мухлевал. Игра – дело серьезное. Просто я хороший игрок,
да и везет мне. В отличие от Эрика. Он был лучшим почти во всем, и даже
сам себе не мог признаться, что кое в чем другие посильнее. Если ты все
время побеждаешь его, значит ты жульничаешь. Однажды вечером, он чуть в
драку не полез по этому поводу. Могло плохо кончиться, но Жерар и Каин
замяли дело. Надо отдать должное Каину. В тот раз он встал на мою сторону.
Бедняга... Какая мерзкая смерть, а? Глотка... Ну ладно, торчу я в
Тексорами, занимаюсь музыкой и девочками, выигрываю в карты и ношусь по
небу. Пальмы и цветущая по ночам желтофиоль. Добрые портовые запахи –
пряности, кофе, деготь, соль и все такое прочее... Дворяне, купцы и
крестьяне – то же самое, что почти повсюду. Моряки и разнообразные
путешественники появляются и исчезают. Люди вроде меня, ни во что особенно
не суются. По-настоящему. С остальными я почти не общался. Изредка что-то
вроде поздравительных открыток через Карты и все. Я почти не думал об
Эмбере. Все изменилось в одну ночь. У меня на руках был большой шлем, и
парень напротив меня никак не мог решить, блефую я или нет.
       В этот момент со мной заговорил бубновый валет.
       Да, с этого все и началось. Я и так был как пьяный. Мы только что
сыграли парочку горяченьких партий и я еще не остыл. Да и физически я
очень устал: весь день летал, ночью не выспался. Потом я решил, что из-за
нашего семейного карточного фокуса такое могло происходить, если кто-то
вызывал меня, а у меня в руках были любые карты, даже обычные игральные.
Само собой, обычно мы обходились без помощи Карт, если только сами не
вызываем кого-нибудь. Должно быть, мое подсознание, которое в это время
вырвалось у меня на свободу, ухватилось за привычный реквизит, хотя позже
у меня появились причины сомневаться, не знаю уж, что там было на самом
деле.
       Валет сказал: "Рэндом". Потом его лицо затуманилось и он добавил:
"Помоги мне". К этому времени я начал смутно догадываться, кто это. Связь
была очень слабой. Затем лицо возникло снова и я понял, что не ошибся. Это
был Бранд. Выглядел он просто ужасно. Мне показалось, что он был к чему-то
прикован или привязан. "Помоги мне", – вновь произнес он. – Я слушаю, –
ответил я. – Что случилось?
       – ...в плену, – сказал он и еще что-то добавил. Я не смог разобрать
что.
       – Где? – спросил я.
       Он покачал головой.
       – Не могу помочь тебе. Нет Карт, да и я слишком слаб. Тебе придется
идти в обход, длинным путем.
       Я не спросил, как он смог меня вызвать без моей Карты. Важно было
узнать, где он. Я спросил, как его найти.
       – Смотри внимательно, – ответил он. – Запоминай каждую мелочь. Скорее
всего, я смогу показать тебе лишь один раз. И прихвати оружие.
       И тут я увидел пейзаж за его плечами. Через окно или парапет – я так
и не понял. Это было далеко от Эмбера. И отражения сходили с ума. Не хотел
бы я забраться туда. Что-то резкое, с изменяющимися цветами. Огненное.
День, но солнца в небе не было. Скалы, скользившие по земле, словно
парусные корабли. Бранд был в какой-то башне, которая казалась крохотной
неподвижной точкой в этом беспрерывно меняющемся пейзаже. Я запомнил, что
вокруг основания башни обвилось что-то сверкающее, словно состоящее из
призм. Я решил. что это сторож. Существо блестело так, что невозможно было
определить его форму, его настоящие размеры. И тут все погасло. Мгновенно.
И я опять смотрел на валета бубен, и парень напротив меня не знал, то ли
обозлиться на меня за длинную паузу, то ли решить, что мне вдруг стало
плохо.
       Я сорвал банк и пошел домой. Растянувшись в постели, я курил и думал.
Когда я отбыл из Эмбера, Бранд был еще там. Но когда я справлялся о нем,
то никто понятия не имел, где его черти носят. На него накатил очередной
приступ меланхолии и однажды он сорвался с места и уехал. И все. И никаких
вестей ни от него, ни для него. Он не выходил на связь и никому не
отвечал. Я постарался обдумать положение со всех сторон. Он был умен.
Чертовски умен. Может быть, даже умнее всех в семье. Он попал в беду и
вызвал меня. Наши герои, Эрик и Жерар, возможно, с радостью пустились бы
на поиски приключений. Каин мог бы пойти из любопытства, Джулиан, чтобы
показать отцу, что он лучше всех нас. Да, Бранд мог бы вызвать самого
отца. Это было бы проще всего. Уж отец бы что-нибудь придумал. Но он
вызвал меня. Почему?
       Мне пришло в голову, что кто-нибудь из нас мог подстроить нашему
Бранду ловушку. Скажем, если отец стал выделять его... ну, дальше сам
понимаешь. Устранить угрозу... А свяжись он с отцом, выглядеть ему
слабаком.
       Поэтому я решил не звать никого на помощь, хотя в первый момент
подумал об этом. Он вызвал меня, вполне возможно, что если я дам об этом
знать кому-нибудь в Эмбере, то тем самым перережу ему глотку. А какая мне
от всего этого выгода?
       Если дело касалось трона, и Бранд на самом деле попал в фавор к отцу,
то совсем не помешает оставить у него приятные впечатления от себя. А если
нет... Всякое может случиться... Да и любопытно мне было, как это он
попытался связаться со мной и ухитрился обойтись без Карт. Можно сказать,
что я попытался спасти его в одиночку именно из любопытства.
       Я стряхнул пыль со своих Карт и снова попытался вызвать его. Сам
понимаешь, ответа не было. Я хорошенько выспался, а утром попробовал еще
один раз. Опять ничего. Ну и ладно, дальше ждать нет смысла.
       Я почистил меч, хорошенько поел и получше оделся. Еще я прихватил
черные очки-поляроиды. Я не знал, как они там будут действовать, но страж
был чрезвычайно яркий. Излишняя предосторожность никогда не повредит. На
всякий случай я взял и пистолет. У меня было предчувствие, что толку от
него там не будет. Так оно и вышло. Но пока не попробуешь, не узнаешь.
       Попрощался я лишь с другим ударником, да и то потому, что перед
отъездом отдал ему свою установку. Я знал, что у него она будет в полном
порядке.
       Затем я направился в ангар, подготовил свой планер, взлетел и поймал
подходящий поток. Мне нравился этот способ путешествия.
       Не знаю, летал ли ты когда-нибудь через отражениь? Ну ладно, я летел
над морем до тех пор, пока земля не превратилась в тонкую полоску на
севере. Потом воды подо мной стали кобальтово-синими, вздыбились и начали
трясти сверкающими бородами. Я повернул. Я несся в темнеющем небе к земле
над самыми волнами. Когда я вернулся к устью реки, Тексорами исчез, и на
его месте тянулись обширные болота. Я летел вдоль реки, пересекая все
новые ее излучины. Пристани, дороги, транспорт – все исчезло. Деревья были
очень высокими. На западе собрались розовато-жемчужные с желтым тучи.
Солнце из оранжевого стало красным, почти желтым. Качаешь головой? Солнцем
я расплачивался за города. Когда я тороплюсь, то избегаю людей, иду путем
стихий. На такой высоте все искусственное отвлекает. Оттенки и свойства
становятся для меня всем. Это я и имел в виду, когда говорил, что лететь
через отражения – совсем не то, что путешествовать по земле.
       Так вот, я мчался на запад до тех пор, пока леса не перешли в степи.
Их зелень быстро потускнела, покрылась бурыми, рыжеватыми, желтыми
пятнами, потом стала светлой и какой-то рыхлой. Ценой этого была гроза. Я
летел до тех пор, пока рядом со мной не стали бить молнии, а порывы ветра
не стали слишком сильными для маленького планера. Тут я быстро сбавил
скорость, но в результате подо мной появилась зелень. Я вновь превратил
землю внизу в пустыню, застывшую и холмистую. И все же, когда я вырвался
из грозы, желтое солнце светило мне прямо в спину. Затем солнце съежилось,
облачные пряди проносились по его диску, постепенно стирая его. Прямой
путь завел меня слишком далеко от Эмбера. Давненько я сюда не забирался.
       Солнце исчезло, но было светло, как и прежде. Светло и жутко, словно
все стороны света исчезли. Глаза обманывали меня, искажая перспективу. Я
спустился ниже, ограничив поле зрения. Вскоре показались большие скалы, и
я принялся искать знакомые очертания. Постепенно они появились.
       Сделать так, чтобы все текло и перемешивалось, тут было легче, но
физически очень неприятно. Управлять планером стало еще сложнее. Я
спустился ниже, чем хотел и чуть не врезался в скалу. Наконец, все
окуталось дымом и пламя заплясало почти так, как я помнил – беспорядочно
появляясь тут и там из расщелин, ям, зияющих пещер. Цвета стали
необычными. Это я тоже запомнил. Затем и скалы пришли в движение. Они
плыли, словно лодки, без руля там, откуда появляются радуги.
       К этому времени воздушные потоки посходили с ума: один восходил за
другим, словно фонтаны. Я боролся с ними, как мог, но было ясно, что в
этом отражении на такой высоте мне долго не удержаться. Я поднялся немного
выше, забыв на время обо всем, и попытался выпрямить планер. Когда я снова
посмотрел вниз, мне показалось, что я на гонках черных айсбергов. Скалы
мчались, сталкиваясь, пятились, снова ударялись друг о друга, вертелись на
месте, закладывали виражи, проскальзывали одна мимо другой. Тут меня
начало швырять вниз и вверх, и я увидел, что распорка не выдержала. Я в
последний раз подтолкнул отражение и снова взглянул вниз. Вдалеке
показалась башня. У ее основания что-то сверкало ярче льда и алюминия.
       С последним толчком я добрался до места. Только я об этом подумал,
как ветры совсем сорвались с цепи. Лопнули сразу несколько тросов, и я
начал снижаться со скоростью щепки в водопаде. Я приподнял нос планера. Он
несся над самой землей, словно дикий зверь. Я вовремя увидел, куда мы
направляемся, и в последний момент выпрыгнул. Один из бродячих монолитов
стер мой бедный планер в порошок. Это опечалило меня куда больше, чем все
мои шишки, синяки и царапины вместе взятые.
       Тут мне пришлось взять ноги в руки, потому что на меня несся холм. Мы
оба свернули и к несчастью, в разные стороны. Я понятия не имел, что
движет скалами, и вначале не увидел в их суете никакой закономерности.
Почва под ногами была то просто теплой, то почти раскаленной. Вместе с
дымом и языками пламени из многочисленных отверстий вырывались зловонные
газы. Я торопился к башне, поневоле то и дело петляя.
       Я шел долго. Сколько именно я не знал. Часов у меня не было.
Постепенно я стал замечать интересные закономерности. Во-первых, большие
скалы двигались быстрее, чем маленькие. Во-вторых, они вращались одна
вокруг другой, та вокруг третьей и так далее, без конца. Большие скалы
вертелись вокруг маленьких и ни на секунду не останавливались. Вполне
может быть, что первичным двигателем была какая-то пылинка или молекула.
Не знаю, где она находилась – ни времени, ни желания искать центр этой
карусели у меня не было. Но все это я намотал на ус и ухитрился заранее
предсказать несколько столкновений.
       И вот к черной башне Чайльд Рэндом идет... с мечом в одной руке и с
пистолетом в другой. Очки болтались у меня на шее. В этом дыму, при
сумасшедшем свете я не собирался надевать их до тех пор, пока не станет
совсем туго.
       Не знаю почему, но скалы не приближались к башне. Издалека казалось,
что она построена на холме, но когда я подошел поближе, то понял, что
скалы вырыли перед ней огромный ров. С моей стороны не было видно, стоит
ли башня на острове или полуострове.
       Я проскочил сквозь дым и кучи камней, лавируя между языками пламени,
вырывавшимися из трещин и ям. Наконец, я взобрался по склону. Не доходя до
вершины, я на несколько секунд остановился, перевел дух и одел очки.
Приготовившись, я выскочил на площадку и припал к земле.
       Да, очки действовали. И зверь ждал.
       Ох, и страшен же он был! Особенно потому, что в чем-то чудовище было
красиво. Змеиное туловище величиной с бочку, голова словно
молот-гвоздодер, сужавшаяся к морде. Светло-светло-зеленые глаза. И все
прозрачное, как стекло, очень тонкие, еле заметные линии – что-то вроде
чешуи. То, что текло в его венах, тоже было прозрачным. Все внутренние
органы были как на ладони, матовые или словно затуманенные, мутные.
Наблюдая, что происходит у него внутри, можно было забыться. На голове и
вокруг шеи зверя росла густая грива из стеклянной щетины. Увидев меня,
чудовище подняло голову и скользнуло вперед, словно поток воды – ожившей
воды. Река без русла и берегов. Но когда я увидел, что у него в желудке, я
словно к месту прирос. Это был полупереваренный человек.
       Я поднял пистолет, прицелился зверюге в глаз и нажал на курок.
       Я уже говорил, что пистолет не сработал. Я отшвырнул его, вскочил на
ноги и прыгнул вправо, целясь мечом ему в глаз.
       Сам знаешь, как трудно убить любую рептилию. Я тут же решил
попытаться ослепить чудовище и в первую очередь отсечь ему язык. После
этого, поскольку я был подвижнее, мне было бы нетрудно хорошенько
поработать над головой, пока я не оставлю чудище без головы. Я надеялся,
что чудовище окажется вялым, ведь оно недавно кого-то слопало.
       Если зверь в это время был неповоротливым, то слава богу, что я не
навестил его раньше. Чудище отдернуло голову, увернувшись от меча. Я
потерял равновесие, и чудовище ударило меня головой. Морда скользнула по
моей груди и мне показалось, что меня и в самом деле долбанули здоровенной
кувалдой. Я полетел вверх тормашками.
       Приземлившись, я откатился подальше и остановился у самого края
насыпи. Пока я вставал на ноги, чудовище развернулось, подползло поближе
и, вздыбившись, снова бросило вперед голову, оказавшуюся футах в
пятнадцати от меня.
       Что и говорить, Жерар тут же бросился бы в атаку. Этот здоровенный
чертяка шагнул бы вперед и своим чудовищным мечом разрубил бы зверя
пополам. Потом страшилище придавило бы его и долго извивалось бы в агонии,
и все кончилось бы для Жерара парой синяков или кровотечением из носа.
Бенедикт бы не промахнулся. К этому времени оба глаза лежали бы у него в
карманах, и он играл бы в футбол головой чудища, одновременно составляя в
уме примечания к Клаузевицу. Но они – настоящие герои! Я не просто стоял,
направив меч острием вверх и вцепившись обеими руками в рукоять. Я уперся
локтями в бедра и как можно дальше откинул голову. Больше всего мне
хотелось бы дать деру и на этом закруглиться. Но я знал, что если я
попытаюсь выкинуть такой фокус, то голова зверюги опустится и раздавит
меня в лепешку.
       Из башни меня заметили. Оттуда доносились крики, но я не собирался
смотреть, что там происходит. Я начал проклинать чудовище на чем свет
стоит. Бей и закончим это дело, каков бы ни был конец!
       Когда оно ударило, я переступил с ноги на ногу, изогнулся и направил
острие в цель.
       От удара левая сторона моего тела частично онемела. Мне показалось,
что меня на добрый фут вогнало в землю, но я каким-то образом устоял на
ногах. Да, все было прекрасно! Как я рассчитывал, так и вышло!
       Вот только чудовище не захотело играть свою роль и биться в агонии.
       Вместо этого оно снова начало приподниматься надо мной. И прихватило
с собой меч. Рукоятка торчала в левой глазнице, острие вышло наружу через
затылок и само казалось щетиной в гриве. Я почувствовал, что моя атака
захлебнулась.
       В эту минуту из отверстия у основания башни стали появляться люди.
Они были вооружены и выглядели премерзко. Я понял, что в этой ссоре они
мне не помощники.
       Ну ладно. Я знаю, когда пора пасовать. Оставалось надеяться, что
когда-нибудь мне придет карта получше.
       – Бранд! – крикнул я. – Это я, Рэндом! Не могу к тебе пробиться!
Прости!
       Я повернулся, подбежал к краю и спрыгнул вниз, туда, где плясали
скалы. На лету я спросил себя, удачно ли я выбрал время для спуска. Как
часто бывает, ответ был: и да, и нет.
       В других обстоятельствах я никогда бы не решился на подобный прыжок.
Приземлился я живым, но на этом хорошие новости для меня кончились. Меня
оглушило и я долго считал, что сломал лодыжку.
       Но мне сразу пришлось пошевелиться, потому что сверху раздалось
шуршание и звуки падающих камней. Я надел очки, поднял голову и увидел,
что зверюга решила не бросать дело на полпути. Извиваясь, она ползла по
склону, словно призрак. Голова чудовища вокруг того места, где я успел
проткнуть его, успела потемнеть и казалась матовой.
       Я сел. Я встал на колени. Я пощупал лодыжку и понял, что нога плохая
помощница. Вокруг не было ничего, что могло бы сойти за костыль. Ну что ж,
придется ползти. Подальше отсюда. А что еще оставалось делать? Ползти,
пока можно и думать, думать...
       Спасла меня скала. Она была небольшая, размером с фургон, и двигалась
довольно медленно. Когда я заметил ее приближение, меня осенило: вот и
транспорт, только надо взобраться на нее. Может быть, на ней будет не так
опасно. Быстрым массивным скалам доставалось куда больше.
       Наблюдая за соседними валунами, я рассчитал их траекторию и скорость,
пытаясь понять, как движется вся система, готовя себя к переходу на скалу
и к путешествию. Я слышал, как приближается зверь, слышал крики стражников
на краю утеса. Интересно, ставит ли кто-нибудь на меня? – промелькнуло у
меня в голове. – Ужасно интересно какая ставка?
       Когда пришло время, я был готов. Я без труда проскочил первую большую
скалу, подождал, пока не промчится мимо другая. Пришлось рискнуть и
перебежать последней дорогу, иначе бы я не успел.
       Я оказался в нужном месте и в нужное время. Я схватился за выступы,
которые присмотрел заранее. Футов двадцать валун тащил меня за собой, пока
я не оторвался от земли. Я вполз на неуютную вершину и взглянул назад.
       Еще чуть-чуть и было бы поздно. Даже теперь я еще не был в состоянии
безопасности. Зверюга тащилась за мной, следя здоровым глазом за
вертящимися громадинами.
       Сверху донесся вопль разочарования. Стражники посыпались вниз по
склону, что-то крича. Должно быть, подбадривая чудище. Я начал массировать
лодыжку, и постарался расслабиться, а зверюга проскочила позади первой
скалы, которая как раз закончила очередной оборот...
       Смогу ли я уйти в отражение, прежде чем она до меня доберется?
Сомнительно. Правда, вокруг все непрерывно двигалось, структура
изменялась.
       Зверюга пропустила вторую скалу, проскользнула вторую скалу позади
нее. И вот она ближе, ближе...
       Т_е_н_ь_ к_р_ы_л_а_т_а_я, скорей!
       Стражники уже были у подножия холма. Чудовище ждало, пока не придет
время проскочить последний спутник моего валуна. На следующем повороте...
Вздыбившись, она могла легко сдернуть меня с моего насеста.
       О_ж_и_в_и, _в_р_а_г_а_ у_б_е_й_!
       Скользя и кружась, я вцепился в самую ткань отражении, погрузился в
нее, изменяя ее структуру... возможное становилось вероятным, вероятное –
реальным. Я почувствовал незаметнейшее изменение вокруг и понял, что ЭТО
уже существует.
       Само собой, она появилась там. Слепое на один глаз чудовище не могло
ее увидеть. Огромная скала, мчавшаяся словно потерявший управление
грузовик.
       Конечно, расплющить зверюгу между двумя скалами было бы куда
элегантнее, но у меня не было времени на тонкости. Я просто раздавил ее и
оставил биться среди этих гранитных танков.
       Но через несколько мгновений произошло необъяснимое. Раздавленное,
изуродованное тело внезапно оторвалось от земли и извиваясь, поднялось в
небо. Чудище летело под ударами ветра, уменьшаясь, пока не исчезло.
       Мой валун медленно, но безостановочно, уносил меня прочь. Все вокруг
плыло. Тут ребята из башни посовещались и решили пуститься в погоню. Они
отошли от подножия холма и были уже на равнине. Но это меня не особенно
беспокоило. Прокачусь на своем каменном жеребце до отражении и оставлю их
на много миров позади. Это было легче всего: ведь застать их врасплох,
безусловно, будет сложнее, чем зверюгу. И, в конце концов, они были у себя
дома, целые, невредимые и настороже.
       Я снял очки и вновь потрогал лодыжку. На секунду привстал, она очень
болела, но выдерживала мой вес. Я снова улегся и стал обдумывать свой план
и все, что произошло. Я потерял свой меч и был в дрянной форме. При таком
раскладе сил безопаснее и мудрее всего было бы убраться отсюда, да
побыстрее, что я и делал. Я много узнал об этом мире, в следующий раз у
меня будет больше шансов на успех. Хорошо...
       Небо надо мной стало ярче, краски и оттенки уже не менялись, как
вздумается. Вскоре за тучами возникло сияющее пятно. Великолепно! Когда
тучи рассеются, в небе снова будет сиять солнце. Мельком оглянувшись, я с
изумлением увидел, что меня все еще преследуют. Очевидно, я не очень
внимательно разделался с их двойниками, в этом секторе отражения. Если ты
торопишься, то никогда не следует думать, что все предусмотрел. Итак...
       Я совершил еще один скачок. Валун постепенно изменил курс, изменил
форму. Его спутники исчезли. Он двигался по прямой в направлении, которое
должно было стать западом. Несомненно, это уже был иной мир. Но они не
исчезли. Когда я опять оглянулся, они все еще были позади. Правда, я
немного оторвался от них, но отряд полностью тянулся за мной.
       Ну что же, случается и такое. Либо я все еще не успокоился после
того, что со мной произошло и сплоховал, прихватив их с собой, либо
сохранил константу вместо того, чтобы подавить переменную. То есть, во
время сдвига, подсознательно потребовал, чтобы элемент погони сохранился.
Тогда меня преследовали другие типы, но гнались они все-таки за мной.
       Я опять потер лодыжку. Солнце стало ярким, оранжевым. Северный ветер
поднял тучу пыли и песка. Она появилась сзади и банда исчезла из вида. Я
мчался на запад, где появилась линия гор. Время было в фазе искажения.
Лодыжка болела немножко меньше.
       Я немного отдохнул. Для валуна мой конь был еще довольно удобным.
Незачем нестись сломя голову, если все идет великолепно. Я вытянулся,
заложил руки за голову и стал смотреть на приближающиеся горы, думая о
Бранде и о башне. Я не сомневался, что попал куда надо. Все было точно
таким же, как в картине, которую он мне показал. Я решил прорезать
хорошенький кусочек отражения, набрать собственное войско, вернуться и
всыпать им по первое число. Тогда все будет чудесно.
       Через некоторое время я потянулся, перевернулся на живот и посмотрел
назад. Черт возьми, они все еще были здесь! И даже немного приблизились!
Тут я конечно рассвирепел. Хватит удирать, черт возьми! Сами напросились,
пусть теперь пеняют на себя!
       Я поднялся на ноги. Лодыжка почти не болела, лишь немного затекла.
Подняв руки, я искал нужные отражении. И нашел их. Скала медленно по дуге
сворачивала направо. Вираж становился все круче. Я описал параболу и,
постепенно набирая скорость, двинулся навстречу преследователям. Мелькнула
мысль, что неплохо было бы устроить позади себя хорошенькую грозу. Жаль,
время не позволяло.
       Стражников было человек 25. Когда я устремился на них, они
благоразумно рассыпались в разные стороны. Не всем это удалось. Я заложил
вираж и быстренько развернулся.
       Вид нескольких трупов, поднимающихся в воздух, потряс меня. С них
капала кровь. Два трупа уже парили высоко надо мной.
       Я настиг их было во второй раз, но тут оказалось, что несколько
стражников успели на ходу взобраться на скалу. Первый из них взобрался на
вершину, выхватил меч и кинулся на меня. Я перехватил его руки, выхватил
меч и сбросил его вниз. Вот тут-то я и узнал о шпорах на их руках. Он
успел полоснуть меня.
       К этому времени в меня снизу летели какие-то странные метательные
снаряды. На вершину выбралось еще два типа, и было похоже, что еще
несколько стражников не прочь проехаться с нами.
       Что же, даже Бенедикту иногда приходилось отступать. По крайней мере,
уцелевшие будут долго помнить меня.
       Я оставил в покое отражении, вытащил одно колесо с шипами из ребер,
другое – из ноги, отсек правую руку одному из врагов, пнул его в живот,
упал на колени, уклонившись от страшного удара второго, и полоснул его по
ногам. Он тоже полетел вниз.
       Наверх карабкалось еще пятеро. Мы вновь плавно плыли на запад. Позади
с десяток оставшихся в живых перестраивались на песке. В небе над ними
было полно парящих трупов, из которых капала кровь.
       Со следующим я справился легко, поймав его в тот самый момент, когда
он перелезал через край. Оставалось четверо.
       Но пока я возился с ними, трое из них одновременно с трех сторон
выскочили на вершину. Я бросился на ближайшего и разделался с ним, но в
это время двое других навалились на меня. Я успешно защитился, но в это
время на вершину выбрался оставшийся и кинулся им на помощь.
       Воины они были неважные, но на скале становилось тесновато и вокруг
меня так и мелькали острия и клинки. Я непрерывно парировал удары и
двигался, стараясь, чтобы один из них оказался на пути второго и помешал
ему. Отчасти мне это удалось. Когда я понял, что лучшей позиции мне не
дождаться, я бросился вперед и получил пару царапин – пришлось немного
открыться, но зато раскроил одному из них череп. Падая, он зацепил второго
и оба клубком рухнули вниз.
       К сожалению, мой меч застрял в теле стражника, и этот неотесанный
эгоист захватил его с собой. Да, в этот день мне было суждено терять мечи.
Интересно, записано ли это в моем гороскопе? Может следовало заглянуть
туда, прежде чем отправляться в путь?
       Тут мне пришлось пошевеливаться, чтобы увернуться от удара последнего
стражника. Поворачиваясь, я поскользнулся в луже крови и полетел к краю
площадки. Свались я, и скала прошлась бы прямо по мне, оставив за собой
очень плоского Рэндома, смахивающего на экзотический коврик. Как
восхищались бы и изумлялись им будущие путники!
       Я вцепился руками в скалу, пытаясь удержаться. Подскочил стражник и
занес меч, чтобы покончить со мной так же, как я расправился с его
приятелем.
       Но я вцепился ему в лодыжку и самым наилучшим образом затормозил. И
провались я сквозь землю, если в этот самый момент, кто-то не попробовал
вызвать меня через Карту.
       – Некогда! – заорал я. – Перезвоните попозже!
       Тут я наконец остановился, а стражник, гремя оружием, упал и пролетел
мимо меня.
       Я хотел было поймать его, пока он сам не успел стать ковриком, но
чуть-чуть опоздал. Очень бы мне хотелось порасспросить его кое о чем. Но
это мне настроения не испортило. Я снова вскарабкался на вершину и уселся
в самом центре, наблюдая и размышляя о последних событиях.
       Остальные преследователи были далеко сзади. Пока можно было не
беспокоиться за то, что меня снова возьмут на абордаж. Что ж, отлично! Я
снова направился к горам. Мною же созданное солнце, начинало меня
поджаривать. С меня лились пот, кровь, раны болели, хотелось пить. Я
решил, что очень скоро хлынет дождь. Остальным я займусь потом.
       Я начал подготовку. Появились тучи. Они сгущались, темнели... в
какой-то момент я задремал. В бессвязных снах мне привиделось, что кто-то
опять пытается вызвать меня. Затем – сладостная тьма.
       Я очнулся от дождя, внезапного и сильного. Было темно и я никак не
мог понять, из-за грозы это или уже темнело. Может быть, гроза началась в
сумерки. Жара спала и, расстелив плащ, я улегся на него и открыл рот.
Время от времени я выжимал из плаща воду. В конце концов я утолил жажду и
вновь почувствовал себя комфортабельно.
       Скала казалась такой скользкой, что я опасался пошевелиться.
Приближались горы. Преследователей в темноте не было видно. Если они еще
не оставили меня, то им приходится очень несладко. Но когда путешествуешь
по незнакомым отражениям, полагаться на предположения вредно для здоровья.
Я немного разозлился на себя за то, что заснул, но решил даровать себе
прощение, поскольку ничего дурного из-за этого не произошло. Завернувшись
в свой насквозь промокший плащ, я нащупал сигареты. Оказалось, что почти
пол-пачки цело. С восьмой попытки я добыл из отражения огонек. Потом я
просто сидел, курил и мок. Мне было хорошо и несколько часов я не менял
позы и не шевелился.
       Когда гроза наконец кончилась, и ночное небо очистилось, я увидел,
что оно полно незнакомых созвездий. Ночь была прекрасна, как бывают ночи в
пустыне. Много позже я заметил, что скала, сбрасывая скорость, плавно
пошла в гору. Что-то происходило с физическими законами, которые управляли
ситуацией. Склон был не настолько крут, чтобы так сильно замедлить ход
скалы. Мне не хотелось возиться с отражениью, чтобы не сбиться с пути. Я
стремился как можно скорее оказаться в знакомых местах, где можно было
поменьше гадать и побольше знать о природных явлениях.
       Поэтому я позволил скале остановиться, слез и пошел в гору пешком. По
дороге я играл с отражениями в игру, которой мы научились в детстве.
Проходя мимо чего-нибудь – чахлого деревца, большого камня – я менял небо
так, чтобы с одной стороны от них оно было не таким, как с другой.
Постепенно я восстановил знакомые созвездия. Я знал, что спущусь совсем не
с той горы, на которую поднимался. Мои раны все еще тупо ныли и
пульсировали, но лодыжка болеть перестала и только слегка ныла и была
припухшей. Я отлично отдохнул и знал, что смогу идти еще долго. Казалось,
все снова было в полном порядке.
       Подъем был длинным и становился все круче. Но в конце концов я вышел
на тропинку и идти стало легче. Я без отдыха взбирался все выше и выше,
решив не останавливаться, и до утра оставить горы позади. Небо уже стало
знакомым. Мои одежды тоже изменились вместе с отражением: теперь на мне
были хлопчатобумажные брюки и куртка, мокрый плащ превратился в сухое
серапе. Неподалеку кричала сова, далеко внизу и сзади раздавались
завывания койота. Эти знакомые звуки вызывали во мне ощущение спокойствия
и безмятежности, изгоняя все следы отчаяния, оставшиеся после моего
бегства.
       Примерно через час я не удержался от искушения чуть-чуть поиграть с
отражениями. Почему бы где-нибудь в горах не бродить заблудившейся лошади?
Естественно, я ее нашел. Минут через десять мы подружились, я вскочил на
нее без седла и теперь поднимался в гору более удобным способом. Ветер
швырял изморось на нашу тропинку, взошла луна и иней ожил, засверкал.
       Короче, я ехал всю ночь, перебрался через перевал и задолго до
рассвета начал спуск. Гора надо мной казалась еще огромнее, что меня
вполне устраивало. На этой стороне хребет порос зеленью. Его пересекали
аккуратные дороги. Изредка показывались жилища. Все шло, как я желал.
       Ранним утром я находился в предгорьях. Моя хлопчатобумажная пара
превратилась в брюки хаки и яркую рубашку. Впереди меня через спину лошади
была перекинута легкая спортивная куртка. Высоко в небе реактивный лайнер
дырявил небо от горизонта до горизонта. Надо мной пели птицы, день был
солнечный и теплый.
       В этот момент я услышал, как кто-то произнес мое имя, и вновь
почувствовал, что меня вызывают через Карту. Я остановился и ответил:
       – Да.
       – Ты где, Рэндом? – спросил Джулиан.
       – От Эмбера далековато. А что?
       – Кто-нибудь еще с тобой говорил?
       – Давненько ни о ком не слышал. Кто-то пытался связаться вчера со
мной, но мне было не до разговоров.
       – Это был я. Есть кое-какие новости, о которых тебе не мешало бы
знать.
       – Где ты?
       – В Эмбере. Тут в последнее время много чего произошло.
       – А точнее.
       – Слишком долго нет отца. Никто не знает, где он.
       – Ну и что? Не в первый раз.
       – На этот раз он не оставил никаких указаний и никому не передал
власть. Раньше такого не бывало.
       – Ты прав. А сколько это, "слишком долго"?
       – Больше года. Ты что, не знал об этом?
       – Знал, что он исчез. Жерар как-то говорил.
       – Значит, он пропал еще до вашего разговора.
       – Понимаю. И что вы думаете делать?
       – В том-то все и дело. Пока мы просто жили одним днем: возникнет
проблема – решаем. Жерар и Каин по приказу отца и раньше ведали флотом.
Все решения по этому вопросу они принимают сами. Я вновь командую
патрулями в Ардене. Но центральной власти нет: некому решать споры,
принимать политические решения, выступать от имени всего Эмбера.
       – Значит, нужен регент. Что, кинем на Картах?
       – Не так все просто. Мы считаем, что отец погиб.
       – Погиб? Почему? Как?
       – Мы пробовали вызывать его через Карты. Вот уже полгода, как мы
занимаемся этим каждый день. Никакого результата. Что ты думаешь по этому
поводу?
       Я кивнул:
       – Вполне возможно, что он погиб, – сказал я.
       – Он бы наверняка ухитрился что-нибудь сообщить о себе. Но все же не
исключено, что он попал в беду. Например, кому-то в плен.
       – Решетки для Карт не помеха. Для них вообще нет никаких преград. Их
ничем не остановишь. Как только мы установили бы контакт, он тут же
попросил бы помощи.
       – С этим трудно спорить, – ответил я, но подумал при этом о Бранде. –
Но, может, он специально не хочет идти на контакт?
       – Почему?
       – Понятия не имею, но это не исключено. Сам знаешь, что он никого не
посвящает в свои дела.
       – Нет! – возразил Джулиан. – Это ерунда. Он бы обязательно оставил
какие-нибудь указания.
       – Ладно. Как бы то ни было, что ты предлагаешь?
       – Кто-то должен занять трон, – ответил он.
       Я с самого начала разговора понял, откуда дует ветер, и только ждал,
когда он сам перейдет к делу.
       – Кто же? – поинтересовался я.
       – Лучше всего на эту роль подходит Эрик. Фактически он царствует уже
несколько месяцев. Осталось лишь выполнить кое-какие формальности.
       – Он не хочет быть просто регентом?
       – Не хочет.
       – Ясненько... Да, действительно, много чего у вас случилось, пока
меня не было. А почему бы не выбрать Бенедикта?
       – Ему, кажется, неплохо и в отражении, где он проживает.
       – А что он об этом думает?
       – Он не совсем согласен, но мы считаем, что сопротивления он не
окажет. Поднялся бы слишком большой шум.
       – Ясно. А Блейз?
       – Они с Эриком крупно поспорили по этому поводу, но Блейз не
командует войсками. Месяца три назад он уехал из Эмбера. Позже он может
устроить заварушку. Но мы об этом знаем и помним постоянно.
       – А Жерар с Каином?
       – Они пойдут за Эриком. А ты?
       – А девочки?
       – Никаких проблем. Они принимают это безропотно.
       – О Корвине, видимо...
       – Никаких новостей. Он погиб, это всем известно. Его гробница за века
покрылась пылью и заросла плющом. А если он и жив, то значит навсегда
порвал с Эмбером. Тут ничего не изменилось. А теперь хотелось бы знать,
что ты думаешь об этом.
       Я усмехнулся.
       – Я в таком положении, что мое мнение вряд ли можно считать важным.
       – И все-таки нужно знать и его.
       Я кивнул.
       – Я всегда умел определить, откуда дует ветер. Я не люблю плевать
против ветра.
       Джулиан довольно улыбнулся.
       – Вот и прекрасно.
       – Когда коронация? Я считаю, что меня пригласили?
       – Конечно, конечно. Но день еще не назначен, надо уладить кое-какие
мелочи. Католиков звать не будем. Как только станет известен день, с тобой
свяжутся.
       – Спасибо, Джулиан.
       – До встречи, Рэндом.
       Перед тем, как продолжить спуск, я долго сидел в неподвижности. Мне
было не по себе. Интересно, когда Эрик задумал это? Интриги в Эмбере могли
зарождаться очень быстро, но мне казалось, что сама ситуация готовилась
слишком тщательно и давно. Естественно, сама ситуация была такой, что я
стал подозревать: не он ли подложил Бранду свинью. И меня не покидала
мысль, что он вполне мог приложить руку и к исчезновению отца. Конечно,
это не так просто, ловушка должна быть очень надежной, но чем больше я
думал, тем больше мне казалось, что Эрик замешан в этой истории. Я даже
вспомнил старые слухи, что и твое исчезновение, Корвин, не обошлось без
него. Но так сразу я ничего не мог придумать. Что ж, если это в наших
интересах, почему бы не поплыть по течению, решил я. Не будем портить
отношений с братом Эриком.
       И все же... всегда надо выслушать обе стороны. Я ломал голову в
поисках того, кто мог бы изложить мне эту историю в другом аспекте, с иной
точки зрения. Раздумывая об этом, я оглянулся и взглянул наверх, чтобы
посмотреть, далеко ли я отъехал от перевала. Что-то отвлекло мое внимание.
       На перевале я увидел всадников. Очевидно, они ехали по той же дороге,
что и я. Они были еще далеко, но было видно, что их более десятка.
Подозрительно: сколько народу решило прогуляться именно в это время и
именно в этом месте. Когда я заметил, что они спускаются вниз тем же
путем, что и я, по моей спине пробежали мурашки. Что если... а вдруг, это
те же мерзавцы? Интуиция подсказывала мне, что это именно они.
       Один на один мне с ними делать нечего. Даже с двоими я расправился бы
шутя. Не в этом дело, если это они, значит не только мы можем делать с
отраженими, что захотим, значит еще кто-то может показывать фокус, который
я всю жизнь считал монополией нашей семьи. Плюс ко всему они охраняли
Бранда, следовательно, от них трудно было ожидать благосклонности к нам.
По крайней мере на данном этапе. При мысли, что враги могли овладеть нашим
главным оружием, меня прошиб холодный пот.
       Конечно, на таком расстоянии невозможно было разглядеть, они ли это.
Но если хочешь быть победителем в игре на выживание, надо учитывать любую
возможность. Может Эрик разыскал или создал какую-то особую расу, и они
служат ему? Или он каким-то образом выучил их? Вместе с тобой и Эриком,
Бранд был одним из самых законных претендентов на трон... Да, я ничего не
имею против тебя, черт побери! Сам знаешь, в чем дело. Просо я
рассказываю, о чем думал в тот момент, вот и все. Так вот, если бы Бранд
мог предъявить претензии на трон, с ним было бы очень нелегко справиться.
Ты был не в счет, и если вести речь о законности, он оставался главным
соперником Эрика. Когда я мысленно связал это с его судьбой и с тем, что
эти ребята могли пересекать отражении, Эрик мне совсем разонравился. Эти
мысли были куда страшнее самих всадников, хотя я не мог сказать, что
появление последних привело меня в дикий восторг. Я пришел к выводу, что
пора поскорее переговорить с кем-нибудь в Эмбере и отправиться через Карту
домой.
       Порядок. Я сразу решил, что лучше всего связаться с Жераром. Он
достаточно откровенен и нейтрален. Почти всегда честен. И из слов Джулиана
я понял, что на все это дело ему наплевать. То есть он не собирается
активно сопротивляться Эрику, не хочет поднимать шум. Но это не означает,
что Жерар на его стороне. Вполне возможно, что консервативность и
нежелание рисковать у старины Жерара просто в крови. Приняв решение, я
полез за Картами и чуть не взвыл. Карт не было!
       Я перерыл все карманы одежки, которая была на мне. когда я улетал из
Тексорами, они были со мной. Во вчерашней заварушке я мог легко потерять
или в любую секунду выронить их. Меня дубасили с утра до вечера и швыряли,
как попало. Да и вообще, в этот день у меня все пропадало. Я смачно
выругался и ткнул пятками под ребра лошади. Теперь придется быстро ехать и
еще быстрее думать. Для начала было бы прекрасно попасть в какое-нибудь
цивилизованное местечко полюднее, где примитивному убийце будет не так
легко развернуться...
       Я несся по склону холма, направляясь к одной из дорог и усиленно
работал с тканью отражений, на сей раз очень осторожно используя все
искусство. В этот момент мне больше всего хотелось окончательно
разделаться со своими преследователями и поскорее оказаться в
безопасности.
       Мир замерцал, в последний раз подпрыгнул и превратился в Калифорнию,
которую я искал. Я услышал скрежетание и грохот. Мой последний штрих.
Оглянувшись, я увидел, что часть утеса сорвалась и словно в замедленной
съемке ползла прямо на всадников. Чуть позже я спешился и пешком
направился к дороге. Моя одежда была еще лучше и более новой. Я не знал,
какое стояло время года и меня очень интересовало, какая погода сейчас в
Нью-Йорке.
       Вскоре появился автобус, которого я поджидал. Я остановил его, уселся
у окна, покуривая и стал разглядывать пейзаж. Вскоре я задремал.
       Проснулся я лишь вечером, когда мы прибыли на конечную остановку.
Страшно хотелось есть, и я решил перекусить, а затем направиться на такси
в аэропорт. На свои бывшие тексорамские зелененькие, я взял три "чизберга"
и пару пива. Пока меня обслуживали, пока я ел, прошло минут двадцать.
Выйдя из закусочной, я увидел, что на стоянке стоят несколько свободных
машин. Но перед тем, как сесть в машину, я решил сделать важную остановку
в туалете.
       И тут, в самый ответственный момент, двери шести кабинок за моей
спиной распахнулись и их обитатели набросились на меня. Шпоры на их руках,
громадные челюсти, горящие глаза – ошибки быть не могло. Они не просто
нагнали меня, их одежда теперь ничем не отличалась от одежды любого
человека вокруг. К счастью, один из них опередил остальных. К тому же, по
моему сложению, они вряд ли могли догадаться о моей силе. У меня исчезли
последние сомнения в том, что они имели власть над отражениью. Увернувшись
от штыков, дарованных ему природой, я схватил его за руки выше локтей,
поднял этого гнусного типа над головой и швырнул его в остальных. Затем я
просто развернулся и дал деру, высадив при этом дверь туалета. Я даже
ширинку не застегнул до тех пор, пока не влетел в такси и не приказал
шоферу нестись так, чтобы у него резина задымилась.
       Все, с меня хватит. Мне нужно было не просто очутиться в
безопасности. Я хотел найти Колоду Карт и рассказать об этих ребятах
кому-нибудь из семейства. Если это люди Эрика, то об этом должны узнать
другие, если же нет, то и Эрику надо о них рассказать. Раз они могут без
труда перемещаться через отражения, то может быть, это умеют и другие?
Откуда бы они ни взялись, но в один прекрасный день оттуда могла
возникнуть угроза и для самого Эмбера. А вдруг... нет, просто так
представим себе, что никто из домашних не связан с ними. Что если отец и
Бранд стали жертвами врага, о котором мы и не подозревали? Тогда
затевалось что-то крупное и опасное для нас, и я оказался в самой гуще
событий. В таком случае у них есть все основания охотиться за мной. Я им
позарез нужен. У меня разыгралось воображение. Может быть они заготовили
для меня какую-нибудь ловушку? Может те, кого я видел, тут не одни?
       Я обуздал свои эмоции. Не спеши, сказал я себе, будем действовать по
обстоятельствам. Больше нам ничего не остается. Отделим чувства от мыслей,
по крайней мере, попробуем это сделать. Это – отражение сестрицы Флоры.
Она живет на другом краю континента, месте, которое называется Вестчестер.
Добраться до телефона, узнать номер и позвонить ей. Сказать, что дело не
терпит отлагательств, и попросить убежища. Она не сможет отказать, хотя и
на нюх меня не выносит. Потом – в самолет и поскорее к ней. По дороге
можешь думать сколько хочешь, а сейчас – спокойнее, спокойнее.
       Я позвонил из аэропорта, трубку поднял ты, Корвин. Эта перемена
пустила по ветру все мои уравнения – чтобы ты ни с того ни с сего
объявился именно в этом месте, в это время, во время такой заварухи! Когда
ты предложил мне защиту, я обеими руками ухватился за твое предложение, и
не только потому, что защита мне совсем не помешала бы. Возможно, я и сам
бы справился с оставшейся шестеркой. Дело было не в этом. Я решил, что это
твои люди! Я вообразил, что все это время ты ждал своего часа. Теперь,
подумал я, ты готов. Это объясняет все. Ты управился с Брандом, а теперь с
помощью своих марионеток собираешься вернуться и поймать Эрика на месте
преступления. Я хотел быть на твоей стороне, потому что ненавидел Эрика,
так как знал, как тщательно ты все подготавливаешь. Обычно ты добиваешься
того, чего хочешь. Чтобы проверить твою реакцию, я ввернул, что меня
преследуют какие-то типы из отражений. Правда ты ничего не сказал, но что
это доказывает? Я решил, что либо ты осторожничаешь, либо не знаешь, где я
был. Возможность того, что я лезу прямо в ловушку, я тоже учитывал, но у
меня и так был хлопот полон рот, да и не настолько я важная птица, чтобы
тебе понадобилось избавляться от меня. Особенно, если я предложу тебе свою
поддержку, что я сделаю с большой охотой. Я сел в самолет и, провалиться
мне на этом месте, если чуть позже не влезла та же шестерка и не полетела
вместе со мной. Это что, почетный эскорт Корвина? – подумал я. Ну их, эти
предположения... В аэропорту я снова стряхнул их и помчался к Флоре. Затем
я повел себя так, будто ни о чем не догадываюсь, чтобы увидеть, как
поведешь себя ты. Когда же ты помог мне разделаться с этими типами, я
просто обалдел. Ты и правда ничего не знаешь, или решил пожертвовать
несколькими солдатами, чтобы я ни о чем не догадался? Ладно, – решил я, –
мне ничего не известно, пока я твой союзник, а там увидим, что у тебя на
уме. Когда ты разыграл комедию, чтобы скрыть потерю памяти, я все принял
за чистую монету. Когда же я узнал правду, было уже слишком поздно. Мы
были на пути к Рембу, и ты ничего не понял из моего рассказа. После
коронации Эрика я ничего не собирался ему рассказывать. Я был его
пленником и не желал ему ничего хорошего. Мне даже пришло в голову, что
когда-нибудь эти сведения могут дать мне что-нибудь. Например, свободу,
если эта угроза осуществится. Что касается Бранда, то кто бы мне поверил?
А если бы и поверили, никто кроме меня не знал дорогу в это отражение. Как
ты думаешь, освободил бы меня Эрик по этой причине? Да он рассмеялся бы и
сказал, чтобы я выдумал что-нибудь поумнее. От Бранда больше ничего не
было. Ни для меня, ни для других. Все шансы были за то, что он погиб. Так
я считаю. Вот вся история. Думай сам, что все это значит...




       2



       Я внимательно смотрел на Рэндома и вспоминал о том, как великолепно
он играл в карты. По его лицу невозможно было понять, лжет он или говорит
правду, полностью или частично. С таким же успехом я мог бы рассматривать
бубнового валета. А ведь прекрасный штришок! В рассказе Рэндома было
достаточно именно таких деталей, и это придавало ему правдоподобие.
       – Как говорили Эдип, Гамлет, Лир и все прочие: "Жаль, что я не знал
об этом раньше", – сказал я.
       – Раньше в этом не было необходимости, – ответил Рэндом.
       – Твоя правда, – согласился я. – Жаль только, что твой рассказ не
только ничего не объясняет, но и еще больше запутывает дело. Вот уж не
думал, что это возможно! Итак, к подножию Колвира ведет Черная Дорога. Она
проходит через отражения и по ней в Эмбер прет всякая чертовщина. Мы не
знаем, какие силы стоят за этим, но очевидно, что они злые и становятся
все сильнее. Мне давно кажется, что в этом есть и моя вина, потому что все
это связано с моими проклятиями. Да, я проклял вас! Но проклятие
проклятием, а все сводится в конце концов к чему-то осязаемому, реальному,
с чем можно бороться. Чем мы и займемся. Но всю неделю меня мучает один
вопрос: при чем тут Дара? Кто она на самом деле? Или что она? Почему она
так рвалась в Лабиринт? Как ей удалось пройти его? И эта ее последняя
угроза: "Эмбер погибнет", – заявила она. И все это произошло одновременно
с нападением с Черной Дороги. Это не совпадение, а части одного плана, все
указывает на то, что в Эмбере завелся предатель. Смерть Каина, записки...
Либо кто-то здесь помогает внешнему врагу, либо сам стоит за этим. А
теперь через большерукого парня все это связывается с исчезновением
Бранда. – Я толкнул труп ногой. – Очень похоже, что смерть или
исчезновение отца – тоже часть того же плана. Если это так, то мы имеем
дело с огромным заговором, все детали которого, одна за другой,
продумывались годами, а может и сотнями лет.
       Рэндом пошарил в буфете, стоявшем в углу, извлек бутылку и два кубка.
Затем он наполнил их, подал один кубок мне и вернулся в свое кресло. Мы
молча выпили за тщетные усилия.
       – Ну что ж, – начал он, – заговоры у нас – любимое развлечение, а
времени у всех было предостаточно. Мы оба молоды и не помним братьев
Озрика и Финндо, которые отдали жизнь за Эмбер. Однако, после разговоров с
Бенедиктом у меня создалось впечатление, что...
       – Точно, – продолжил я, – что они так серьезно задумались о троне,
что их геройская смерть за Эмбер стала необходимой. Об этом я тоже слышал.
Правда это или нет, этого мы никогда не узнаем. Не сомневаюсь, что что-то
в этом роде уже пытались провернуть. Почти все мы способны на такое. Но
кто именно? Пока мы этого не узнаем, мы в невыгодном положении. Любой
удар, нанесенный нами по внешнему врагу, скорее всего отсечет голову лишь
одного дракона. Давай, выкладывай свою идею.
       – Корвин, – произнес он, – честно говоря, под это можно подвести
каждого, и меня в том числе: жизнь на положении пленника и все такое
прочее. В самом деле, это же прекрасное прикрытие! Я бы получил
колоссальное удовольствие, притворяясь беспомощным, дергать за веревочки,
заставляя плясать остальных под свою дудочку. Как и любой другой. У
каждого из нас есть свои мотивы, свои амбиции. И за все эти годы у нас
было достаточно времени и возможностей, чтобы заложить фундамент. Нет!
Искать виновника таким способом – дело бесполезное. В эту категорию
попадают все. Давай-ка лучше подумаем, что кроме мотивов и возможностей
должно отличать такую личность. По-моему, нужно подумать о том, какими
методами он действует.
       – Хорошо, начинай.
       – Кто-то из нас знает о отражениях больше остальных – что, где, как и
почему. У него есть союзники, которых он приобрел где-то далеко. Все это
он направил против Эмбера. Идем дальше. По внешнему виду человека не
скажешь. что он знает о отражениях. Но давай подумаем, где он всему этому
научился? Может быть, он просто наткнулся на что-то где-нибудь в
отражении? Или он все время учился, пока Дворкин был еще жив и охотно
давал уроки?
       Я уставился в свой кубок. Очень может быть, что Дворкин и сейчас жив!
Он помог мне спастись из подземелий Эмбера – когда это было? Я никому не
рассказывал об этом. И не собирался рассказывать. Во-первых, Дворкин был
сумасшедший – за это отец и упек его в тюрьму. Во-вторых – властвовал над
силами, которых я не понимал, и поэтому мог быть очень опасен. Но с другой
стороны, для того, чтобы расположить его к себе, понадобилось лишь немного
лести и воспоминаний. Я подозревал, что будь Дворкин здесь, я бы управился
с ним. Поэтому я запер все это в своей голове. Кто знает, может и это
секретное оружие пригодится? В настоящее время я не видел причин изменять
свое решение. К чему это?
       – Бранд и вправду все время околачивался возле Дворкина, – я наконец
понял, к чему клонит Рэндом. – Его всегда интересовали подобные вещи.
       – Вот именно, – откликнулся Рэндом, – совершенно ясно, что он знал
больше всех нас, если уж ухитрился связаться со мной без Карты.
       – Ты считаешь, что Бранд заключил сделку с врагами, открыл им дорогу,
а потом, когда он больше был не нужен, они избавились от него?
       – Совсем не обязательно. Хотя вполне возможно. Я думал о другом. Я не
скрываю, что он мне нравился. Сдается мне, что он знал достаточно и
догадался, что с Картами, Лабиринтом и отражениями вокруг Эмбера творится
что-то неладное. А затем он допустил ошибку. Скорее всего он недооценил
предателя и решил сойтись с ним один на один, не обращаясь к отцу или
Дворкину. Что же дальше? Враг оказался сильнее и заключил его в ту самую
башню. Либо он слишком уважал Бранда и не захотел убивать его без
надобности, либо рассчитывал позже как-то использовать его в своих целях.
       – Звучит вполне правдоподобно, – заявил я, но мне очень хотелось
добавить: "И хорошо сочетается с твоим рассказом". И еще полюбоваться на
его непроницаемое лицо, но одно воспоминание удерживало меня. Когда я был
у Блейза, еще до нашей атаки на Эмбер, я дурачился с Картами и неожиданно,
на мгновение, поймал Бранда. Он успел передать, что находится в плену – и
контакт прервался. Это действительно хорошо сочеталось с рассказом
Рэндома. Поэтому я произнес другое:
       – Если он может указать виновного, значит надо возвратить его домой,
и пусть показывает.
       – Я надеялся, что ты скажешь это, – проронил Рэндом. – Я привык
доводить такие дела до конца.
       Я встал, взял бутылку, снова наполнил кубки, отхлебнул вина и закурил
еще одну сигарету.
       – Но перед тем, как мы займемся Брандом, надо решить, как получше
сообщить о смерти Каина. Да, кстати, где Флора?
       – В городе, наверно. Утром была тут. Я ее разыщу.
       – Сделай милость. Насколько я знаю, никто кроме нас и Флоры не видел
этих типов, а она познакомилась с ними, когда они вломились в ее
вестчестерский дом. Надо, чтобы она была под рукой, на случай, если
придется подтвердить, что это за мерзавцы. И мне необходимо кое о чем ее
расспросить.
       Рэндом допил вино и встал.
       – Ладно, сейчас займусь. Куда ее привести?
       – Ко мне. Если меня не будет, подождите.
       Он кивнул.
       Я встал вместе с ним и вышел в зал.
       – У тебя есть ключ от этой комнаты? – спросил я.
       – Вон, висит на крючке изнутри.
       – Возьми-ка его и запри комнату, чтобы никто сюда раньше времени не
сунулся.
       Рэндом запер дверь и отдал мне ключ. Я проводил его до первой
лестничной площадки и направился к себе.
       Из своего сейфа я вынул Камень Правосудия – рубиновый кулон, дававший
отцу и Эрику власть над погодой вокруг Эмбера. Перед смертью Эрик объяснил
мне, как настроить его на себя. Но до сих пор у меня не было времени.
Сейчас его тоже не было, но беседуя с Рэндомом я решил, что придется его
найти. Я отыскал записки Дворкина под камнем у камина Эрика. Об этом он
мне тоже сказал, умирая. Но мне очень хотелось знать, где сам Эрик
наткнулся на них, потому что они были неполными. Я вытащил заметки из
сейфа и еще раз просмотрел их. Все совпадало со словами Эрика.
       Но кроме того, там говорилось, что Камень можно использовать не
только в метеорологических целях. Управление погодой было почти случайной,
хотя и впечатляющей демонстрацией комплекса принципов, которые лежат в
действии Карт, Лабиринта и физической целостности самого Эмбера, не говоря
уже о отражениях. К сожалению, детали отсутствовали. Но чем больше я
напрягал память, тем больше находил намеков на это. Отец очень редко
использовал Камень, и хотя утверждал, что он служит для управления
погодой, далеко не всегда после появления рубина, она менялась. Он часто
брал Камень с собой, отправляясь в свои странствия. Поэтому я вполне готов
был поверить, что дело тут не только в погоде. Эрик, видимо, рассуждал
также, но он не смог разнюхать, для чего еще служит рубин. Когда мы с
Блейзом атаковали Эмбер, он воспользовался лишь известными силами
Самоцвета. То же самое сделал он и на прошлой неделе, когда на город
напали твари с Черной Дороги. В обоих случаях Камень хорошо послужил
Эрику, хотя этого оказалось недостаточно для спасения его жизни. Посему я
решил, что пора мне учиться пользоваться Самоцветом, и поскорее. Любое,
даже самое незначительное преимущество может оказаться решающим. К тому
же, все увидят, что я ношу Самоцвет, а это тоже не помешает. Особенно
сейчас.
       Я снова спрятал записки в сейф, положил рубин в карман и стал
спускаться вниз по лестнице. Я проходил по залам и как всегда у меня
возникло такое чувство, будто я никогда не покидал их. Здесь мой дом, то,
что я люблю больше всего. Теперь я был его защитником. Я даже не носил
корону, но все его проблемы стали моими. Я вернулся домой, чтобы
предъявить свои права на корону, вырвать ее из лап Эрика и покрыть себя
славой. Чтобы царствовать. И вдруг все пошло через пень-колоду. Вскоре я
понял, что Эрик допустил ошибку. Если он и в самом деле расправился с
отцом, то не имел права на корону. Если же нет, то он слишком поторопился.
В любом случае коронация еще более раздула его и без того непомерное
самомнение. Я жаждал власти и знал, что могу захватить ее. Но было бы не
менее безответственно сделать это сейчас, когда мои войска расквартированы
в Эмбере, когда меня подозревают в убийстве Каина, когда я внезапно
распознал признаки фантастического заговора, когда еще оставалась
вероятность того, что отец жив. Несколько раз мне казалось, что мы
устанавливали контакт, и в одном из таких случаев, много лет назад, он
назвал меня своим наследником. Но в ход было пущено столько лжи и обмана,
что я получил травму головы и слишком хорошо знал, чего хочу. В мозгу
человека творятся престранные вещи. Я даже своему разуму и то не доверял.
Может быть, все это мне привиделось. С тех пор много воды утекло. Такова
цена жизни в Эмбере, – подумал я, – даже себе не доверяешь. Интересно, что
сказал бы по этому поводу Фрейд? Правда, он не мог вылечить мою амнезию,
но кое-какие догадки насчет моего отца и наших с ним отношений были очень
близки к истине, хотя в то время я этого не понимал. Жаль, что нельзя было
еще раз поговорить с ним.
       Я прошел через мраморную столовую в темный узкий коридор. Кивнув
стражнику, я вернулся к двери, вышел на платформу, пересек ее и начал
спуск. Бесконечная винтовая лестница, ведущая в недра Колвира. Ступени.
Иногда – огни. За ними – тьма.
       Казалось, что на пол-пути все изменилось: я уже действовал не по
собственной воле, меня вынуждала двигаться какая-то непонятная сила. Она
гнала меня, словно барана. Каждое движение вело к следующему. Когда все
это началось? Может быть много лет назад, и лишь сейчас я заметил и
осознал это? Может быть все мы жертвы, но никто не может сказать почему и
до какой степени? Какая пища для патологических мыслей! Зигмунд, где ты? Я
всегда хотел стать королем больше всего на свете. Я и сейчас хочу стать
королем. Но чем больше я узнаю, тем больше мне кажется, что я не более чем
королевская пешка в шахматной партии Эмбера. До меня дошло, что это
чувство возникло у меня давно. Оно росло и все это мне абсолютно не
нравилось. Но никому из живущих сейчас и живших до меня не удавалось
избежать ошибок, утешал я сам себя. Если моя интуиция не подвела меня, то
с каждым звонком мой Павлов, тот, что экспериментировал со мной, все ближе
и ближе подходил к моим клыкам. Скоро, теперь уже скоро, я знал, что ждать
осталось недолго. Я подпущу его совсем близко. А потом уж мне придется
позаботится о том, чтобы ему не удалось уйти или снова возвратиться.
       Поворот, еще поворот, ниже и ниже, тут и там огни, мои мысли словно
нити в клубке, сматываются и разматываются, я ни в чем не уверен. Где-то
внизу металл скрежещет о камень. Ножны стражника. Он встает. Колеблющийся
свет поднятого фонаря.
       – Лорд Корвин...
       – Здравствуй, Джерми.
       Спустившись на дно, я взял с полки фонарь, зажег его, повернулся и
направился к туннелю, подталкивая перед собой тьму. Шаг за шагом.
       Наконец-то туннель. Вверх по нему и считать боковые проходы. Мне
нужен седьмой. Эхо, тени. Плесень и пыль.
       Ну вот и проход. Повернуть. Теперь уже близко.
       Наконец-то огромная, темная, обитая металлическая дверь. Я отпер ее и
толкнул изо всех сил. Она скрипела, не поддавалась и наконец распахнулась
внутрь.
       За дверью справа я поставил на пол фонарь, больше он не был нужен:
сам Лабиринт давал достаточно света.
       Несколько секунд я разглядывал Лабиринт, сияющую массу кривых линий,
проследить за которыми было невозможно. Вот он, огромный, замурованный в
блестящий, черный пол. Он дал мне власть над отражениьями, он почти
полностью восстановил мою память. Он же в один миг уничтожит меня, если я
попробую пройти его не так, как надо. Поэтому я испытывал к Лабиринту
благодарность с изрядной толикой страха. Это была старая таинственная
фамильная реликвия, которая хранилась там, где ей и следовало быть. В
подземелье.
       Я подошел к углу, где начинался узор, собрал в комок волю,
расслабился и ступил левой ногой в Лабиринт. Не останавливаясь, я шагнул
вперед и почувствовал, как пошел ток, голубые искры очертили мои сапоги.
Еще шаг. Теперь я услышал явственное потрескивание и почувствовал
сопротивление, пока еще легкое. Я быстро прошел первый вираж, стараясь как
можно быстрее дойти до Первой Вуали. Когда я добрался до нее, мои волосы
шевелились, а искры становились все длинней и ярче.
       Сопротивление усилилось. Каждый шаг давался трудней, чем предыдущий.
Треск становился громче, ток сильнее. Мои волосы стали дыбом, искры так и
летели с меня. Не отрываясь, я смотрел на огненную линию и пробивался
дальше.
       Внезапно давление исчезло. Я пошатнулся, но продолжал путь. Первая
Вуаль осталась позади и меня охватило чувство облегчения. Я вспомнил, как
в последний раз проходил Лабиринт в подземном городе Ремба. После этого ко
мне стала возвращаться память. Да. Я шел дальше, искры снова стали больше,
токи возросли, все тело стало пощипывать.
       Вторая Вуаль... Углы... здесь требовалось максимальное напряжение
сил. Казалось, все твое существо переходило в чистую энергию. Это было
неистовое, беспомощное ощущение. В этот момент для меня не существовало
ничего, кроме необходимости пройти Лабиринт. Я всегда был здесь,
пробиваясь вперед, никогда не покидал его, всегда буду в нем, вечная
борьба моей воли против сил Лабиринта. Время исчезло. Осталось лишь
напряжение.
       Искры дошли мне до пояса. Я вошел в Большой Вираж и с трудом прошел
его. На каждом шагу я умирал и вновь возрождался, сгорая в пламени
творения, замерзая в холоде конца энтропии.
       Вираж кончился. Дальше, дальше. Поворот. Еще три виража, прямая,
несколько дуг. Головокружение. Ощущения будто я исчезаю и снова возникаю,
вибрируя между небытием и существованием. Поворот... поворот, поворот, еще
поворот... короткая, крутая дуга... прямая, ведущая к последней Вуали. К
этому времени я должно быть задыхался, с меня лил пот, но потом я ничего
не помнил. Я едва передвигал ноги, искры были уже по плечи. Они ослепили
меня, и я больше не видел Лабиринта, Шаг, еще шаг... вот она. Я протащил
правую ногу вперед. Вот как чувствовал себя Бенедикт, когда черная трава
опутала ему ноги! Перед тем, как я трахнул его по затылку. Я чувствовал
себя так, будто меня с ног до головы обработали дубинкой. Левая нога,
вперед... так медленно, что трудно было понять, движется ли она на самом
деле. Мои руки – голубые вспышки, ноги – огненные столбы. Еще шаг, еще,
еще.
       Я чувствовал себя медленно оживающей статуей, тающим снеговиком,
прогибающейся балкой... еще два шага... три... я двигался как обледенелый,
но управлял своими движениями. Времени у меня была целая вечность, воля
моя была несгибаемой. Она поможет... если что.
       Вуаль осталась позади. За ней была короткая дуга. Три шага во тьму и
спокойствие. Эти шаги оказались самыми трудными.
       Когда я вышел из Лабиринта, первая мысль была: обеденный перерыв у
Иосифа! Вторая: опять прошел! И третья: все, это в последний раз!
       Я позволил себе несколько раз глубоко вздохнуть и немного
встряхнуться. Затем я вытащил из кармана Самоцвет, поднял его за цепочку и
поднес к глазам.
       Конечно, внутри он красный с дымчатым отливом, сияющий. Казалось, что
пока я находился в Лабиринте, Камень впитывал в себя свет и блеск. Я все
еще смотрел на него, повторяя про себя команды, сравнивая их с теми, что я
уже знал.
       Человек, который прошел Лабиринт и добрался до этого места, может
перенестись куда угодно. Нужно лишь мысленно представить себе это место. И
еще нужно очень хорошо хотеть этого и иметь волю. Если все пройдет
нормально... то я все же могу угодить в коварный капкан. На какой-то
момент мне стало страшно. Но Эрику это удалось. Не оказался же он в
середине Самоцвета где-то в отражении. Дворкин, написавший эти заметки,
был великим человеком, и я верил ему.
       Собравшись с мыслями, я еще внимательнее всмотрелся вглубь Камня.
Внутри него было искривленное отражение Лабиринта, окруженное огоньками –
мигающими, крохотными язычками пламени, другими виражами и тропинками. Я
решился и сосредоточил волю.
       Краснота и замедленное движение. Словно я погружался в вязкий океан.
Сначала очень медленно. Дрейф... во тьме, все красные огоньки так далеко
впереди... скорость медленно нарастала. Далекие, прерывистые вспышки.
Кажется, еще быстрее. Ориентироваться не по чему. Я был точкой сознания
неизвестных размеров. Я чувствовал движение, видел фигуру, в которой
двигался, теперь уже быстрее. Краснота почти исчезла, казалось, меня ничто
не окружало. Сопротивление исчезло, я несся все быстрее и быстрее. Все это
произошло в одно мгновение, и еще происходило в то же самое мгновение. Я
несся к цели с огромной скоростью. Маленький, кривой Лабиринт рос,
становился трехмерным отражением нашего Лабиринта. Он увеличивался у меня
на глазах, освещенный языками разноцветного пламени, подобно странной
галактике буйствующей в вечной ночи и в ореоле сияющей бледным огнем пыли,
с протуберанцами из бесчисленных точек. Лабиринт рос или я уменьшался, он
приближался ко мне или я к нему, мы были близко, совсем рядом, он заполнил
собой все, сверху донизу, справа налево, и моя скорость все возрастала.
Сияние захватило, ошеломило меня. Я увидел протуберанец и понял, что это
вход. Я был слишком близко к Лабиринту, фактически заблудился в нем и уже
не мог различить его общую форму. Но то, что я видел – изгибы, мерцания,
переплетения – окружало меня со всех сторон. Мне показалось, что трех
измерений не хватит, чтобы объяснить невероятную сложность простирающегося
Лабиринта. Я отбросил сравнение с галактикой, мой мозг кинулся в другую
крайность. Я думал об субатомном гильбертовском пространстве с бесконечным
числом измерений. Но это была метафора, вызванная отчаянием. По правде
говоря, я просто ничего не понимал. А кто мог понять? Во мне росло
чувство, то ли инстинктивное, то ли возникшее под влиянием нашего
Лабиринта, что я должен пройти и через это переплетение, и овладеть той
новой властью, которую искал.
       Я не ошибся. На той же огромной скорости я влетел в Лабиринт – меня
вертело, несло по горящим проходам, я пролетел по нематериальным облакам
блеска и света. Я не ощущал сопротивления, как в нашем Лабиринте.
Казалось, что первоначального импульса хватит, чтобы пролететь насквозь.
Вихревая прогулка по Млечному пути? Утопленник, которого несет по
коралловым каньонам? Воробей, страдающий бессонницей, который вечером 4
июля пролетает над парком? Такие смутные мысли пролетают у меня в голове,
когда я вспоминаю об этом.
       Я влетаю, все, конец, вспышка ярко-красного цвета, и я смотрю на
самого себя, стоящего у Лабиринта и держащего в руке кулон с Камнем. Я
смотрю на подвеску, Лабиринт внутри нее, внутри меня, я внутри него,
краснота отступает, гаснет, исчезает. Потом – только я, подвеска и
Лабиринт – и больше ничего. Связи между объективным и субъективным
восстановлены, только все на октаву выше, иначе я никак не могу это
выразить. Потому что теперь я обладаю какой-то эмпатией! Я словно приобрел
еще одно чувство, еще один способ выражения. Странное и приятное ощущение.
       Горя желанием проверить себя, я снова собрался и приказал Лабиринту
перенести меня в другое место.
       Я стоял в круглой комнате на вершине самой высокой башни в Эмбере. Я
пересек ее и вышел на крохотный балкончик. Контраст с только что
закончившимся путешествием был разителен. Несколько долгих мгновений я
стоял, не шевелясь, и смотрел.
       Море переливалось разными оттенками, часть неба была затянута тучами.
Приближался вечер. В тучах мягкие, яркие тона чередовались с резкими
тенями. Ветер дул с берега в море, и я не чувствовал запаха соли. Высоко
над водой черными точками парили птицы. Подо мной расстилались дворцовые
постройки и террасы города, простирающиеся во всем своем вечном изяществе
до подножия Колвира. Крошечные люди толпились на улицах. Их движения были
неразличимы. Я почувствовал себя очень одиноким.
       Я прикоснулся к Камню и приказал разразиться грозе.




       3



       Когда я вернулся к себе, Рэндом и Флора уже поджидали меня. Рэндом
взглянул на камень, а потом на меня. Я кивнул.
       Повернувшись к Флоре, я слегка поклонился:
       – Сестренка, сколько лет, сколько зим!
       Было похоже, что Флора слегка напугана. Неплохо, неплохо... Но она
улыбнулась и взялась за мою руку.
       – Братец, – промолвила она, – я вижу, ты сдержал свое слово.
       Волосы ее были бледно-золотыми. Флора подрезала их, но оставила
челку. Я никак не мог понять, нравится ли мне ее прическа или нет. Волосы
у Флоры были просто чудесными. Голубые глаза и тонны тщеславия, благодаря
чему она все видела так, как ей хотелось. Иногда казалось, что она
непроходимо глупа, но иногда я не знал, что и думать.
       – Извини, что я пялю на тебя глаза, но при нашей последней встрече я
не успел толком тебя рассмотреть.
       – Я очень рада, что все уладилось. Все это было так... знаешь, я
ничего не могла сделать.
       – Знаю, – проронил я, вспоминая ее мелодичный смех, который
раздавался из темноты в одну из годовщин события. – Знаю.
       Я подошел к окну и распахнул его, понимая, что дождь в комнату не
попадет. Обожаю запах грозы.
       – Рэндом, ты ничего не узнал насчет почтальона? – спросил я.
       – Ничего особенного, но порасспросил кое-кого. В нужное время в
нужном месте никого не замечали.
       – Ясно. Спасибо. Увидимся попозже.
       – Ладно. Я весь вечер буду дома.
       Я кивнул, повернулся спиной к окну и перся на подоконник, наблюдая за
Флорой. Рэндом тихо притворил за собой дверь. С полминуты я слушал дождь.
       – Что ты собираешься делать? – наконец, спросила она.
       – С тобой? Делать?
       – Теперь ты в состоянии расплатиться со старыми долгами. Видимо
начнешь с меня?
       – Возможно. Но тут все взаимосвязано. И твой должок тоже.
       – Ты о чем?
       – Расскажи мне то, что мне необходимо знать, а там посмотрим. Меня
называли прекрасным человеком.
       – Что же тебе надо?
       – Все, Флора. Начиная с того, каким образом ты оказалась пастушкой в
том отражении, Земле. Все, что относится к делу. Что было оговорено, что
подразумевалось. Все, без утайки.
       Она вздохнула.
       – С чего же начать... да... Дело было в Париже на празднике у некоего
мсье Фуке, года за три до начала якобинского террора...
       – Стоп! – прервал я. – Что ты там делала?
       – Я прожила в этой зоне отражении примерно пять земных лет. Я
странствовала в поисках чего-нибудь новенького по своему вкусу. В этом
месте и в этом времени я оказалась также, как и любой из нас. Я делала,
что хотела, по интуиции.
       – Странное совпадение.
       – Не особенно, если вспомнить, какое было время и как много мы
путешествуем. Если хочешь, это был мой Авалон, моя замена Эмберу, мой дом
вдали от дома. Называй, как хочешь. И вот, в этот октябрьский вечер я
оказалась на празднике. И вдруг появляешься ты с маленькой рыжеволосой
девушкой. Кажется, ее звали Жаклин.
       Эти слова вызвали из глубины моей памяти воспоминания, давным-давно
угасшие. Жаклин я помнил намного лучше, чем вечеринку у Фуке, но смутно
вспоминал и праздник.
       – Продолжай.
       – Я уже сказала, что была на вечеринке. Ты прибыл позже. Конечно, я
сразу обратила внимание на тебя. Но если прожить достаточно долго и много
путешествовать, время от времени встречаешь людей, как две капли воды
похожих на старых знакомых. Именно об этом я и подумала, как только
улеглось мое первое волнение. Наверняка, двойник. Прошло столько времени и
никто даже не слышал о тебе. И все же у каждого из нас есть свои тайны и
все основания хранить их. Поэтому я устроила так, чтобы нас представили, а
затем убила чертову уйму времени, чтобы оттащить тебя на достаточное время
от этой рыжеволосой девчонки. Ты утверждал, что тебя зовут Фенневаль,
Кордел Фенневаль. Я засомневалась. Никак не могла понять, то ли это в
самом деле двойник, то ли это твои штучки. Правда, была и третья
возможность. Ты мог так долго прожить в каком-нибудь соседнем отражении,
что сам стал отбрасывать отражениь. Я бы так и ушла в недоумении, не
похвались мне Жаклин твоей силой. Женщины обычно об этом не говорят, но по
выражению ее лица я поняла, что твои подвиги поразили ее до глубины души.
Я вызвала ее на откровенность и мне стало ясно, что на такое способен
только ты. Двойник отпадал: либо это был ты сам, либо твое отражение. А
это означало, что если даже Кордел и не сам Корвин, то он доказательство
того, что ты сейчас находишься в этом районе отражений или не так давно
побывал здесь. Первая за долгие годы ниточка к тебе. Я не могла упустить
ее, я устроила за тобой слежку, навела справки о твоем прошлом. Чем больше
людей я расспрашивала, тем загадочнее становилось дело. Во всем этом было
столько неясного, что несколько месяцев я ни на что не могла решиться. Все
прояснилось следующим летом, когда я снова побывала в Эмбере. Я упомянула
про этот странный факт в разговоре с Эриком и...
       – Ну и что?
       – Как тебе сказать... он был осведомлен... о том, что это возможно.
       Флора замолчала и начала перекладывать с места на место свои
перчатки, лежащие на стуле рядом с ней.
       – Ах, так! – воскликнул я. – Ну и что же он сообщил тебе?
       – Что это, вероятно, ты сам. Эрик сказал, что с тобой произошел...
несчастный случай.
       – Да ну?!
       – Не совсем так, – призналась она. – Не несчастный случай. Он
сообщил, что ранил тебя на дуэли. Эрик был уверен, что ты умираешь, и не
хотел, чтобы его обвинили в убийстве. Он отнес тебя в отражение и оставил
в этом месте. Прошло уже много лет. Он считал, что ты мертв и что
соперничество между вами, наконец, закончилось. Естественно, мои новости
обеспокоили его. Он заставил меня поклясться, что я сохраню все в тайне, и
отослал меня обратно, чтобы я держала тебя под наблюдением. Мое
возвращение никому не показалось подозрительным, потому что я все уши
прожужжала о том, как мне там нравится.
       – Флора, просто так ты бы не поклялась молчать. Что он тебе обещал?
       – Эрик обещал, что не забудет меня, если когда-нибудь станет королем
Эмбера.
       – Однако, ты рисковала. Ты слишком много знала о нем: и где находится
его соперник, и что он попал туда не без помощи Эрика.
       – Ты прав. Но все уравновешивалось: начни я болтать об этом, пришлось
бы признать себя сообщницей.
       Я кивнул, соглашаясь.
       – Возможно, хоть и рискованно. Ты считала, что если у него появятся
шансы на трон, он оставит меня в живых?
       – Мы никогда не говорили об этом. Никогда.
       – И ты никогда об этом не задумывалась?
       – Потом задумывалась и решила, что он скорее всего ничего не
предпримет. В конце концов, становилось все яснее, что ты потерял память.
Зачем тебя убивать, если ты и так не опасен?
       – Вот ты и следила за тем, чтобы я продолжал оставаться таким же
безопасным?
       – Да.
       – И что бы сделала, если бы ко мне вернулась память?
       Флора взглянула на меня и потупила глаза:
       – Сообщила бы Эрику.
       – А он бы что сделал?
       – Не знаю.
       Я рассмеялся, и она залилась краской. Я уже и не помнил, когда Флора
в последний раз краснела.
       – Не будем застревать на очевидном, – продолжил я. – Выходит, ты
оставалась на Земле и следила за мной. Что произошло потом?
       – Ничего особенного. ты жил, а я не теряла тебя из вида.
       – Все остальные знали, где ты?
       – Да. Я не скрывала, что живу там. Все они иногда даже навещали меня.
       – Включая и Рэндома?
       Она презрительно скривила губы.
       – Да, и не раз.
       – Что означает твоя усмешка?
       – Слишком поздно притворяться, что я люблю его. Знаешь, я просто не
выношу его приятелей: всякие уголовники, джазисты...
       Когда он бывал у меня, приходилось принимать его, как члена семьи, но
он мне страшно действовал на нервы, приволакивал их с собой, когда ему
вздумается. То импровизированные концерты, то покер на всю ночь... Затем в
доме обычно с неделю стояла вонь. Я всегда радовалась, когда он исчезал.
Извини, я знаю, что он тебе нравится, но ты сам хотел услышать правду.
       – Выходит, он тебя шокировал, нежное создание. Ну, ладно, перейдем к
моему кратковременному пребыванию у тебя в гостях. Тогда еще Рэндом
свалился на нас, как снег на голову. За ним гнались с полдюжины мерзавцев,
которых мы пустили в расход в твоей гостиной.
       – Как же, прекрасно помню!
       – Ты помнишь тварей, которых мы убили?
       – Да.
       – Хорошо помнишь? Узнала бы, если бы увидела?
       – Да, наверняка.
       – Прекрасно! Ты видела кого-нибудь из них до этого случая?
       – Нет.
       – Слышала когда-нибудь о них?
       – Не припоминаю. А что?
       Я покачал головой.
       – Еще не время. И не забывай, вопросы задаю я. А теперь вспомни
катастрофу, после которой я очутился в Гринвуде. Или даже еще более ранние
события. Что случилось и как ты узнала об этом? При каких обстоятельствах?
Какую роль ты играла во всем этом?
       – Да. Я знала, что ты об этом спросишь. На следующий день после того,
как это произошло, со мной связался Эрик. Он был в Эмбере и вызвал меня
через мою Карту, – она взглянула на меня, явно пытаясь оценить
впечатление, которое производит на меня ее рассказ, и угадать мою реакцию.
Мое лицо ничего не выражало. – Он сказал мне, что накануне вечером ты
попал в автомобильную катастрофу и находишься в больнице. Еще он сообщил,
что перевел тебя в частную клинику, где я смогу оказать большое влияние на
твое лечение.
       – Другими словами, он хотел, чтобы я оставался растением.
       – Он хотел, чтобы тебя держали на успокаивающих средствах.
       – Говорил он, что сам подстроил мне эту аварию?
       – Эрик не говорил, что приказал кому-то прострелить тебе шину, но он
был в курсе, что причиной катастрофы стало именно это. А откуда бы ему
знать, если это не его рук дело? Когда я затем узнала, что Эрик метит на
трон, то подумала, что в конце концов он решил окончательно устранить
тебя. Когда дельце не выгорело, то он, конечно, решил, что если ты не
будешь путаться под ногами до его коронации, то это даст почти такие же
результаты.
       – Я не знал, что мне прострелили шину, – заметил я.
       Ее лицо разочарованно вытянулось, но она быстро овладела собой.
       – Ты же сам говорил мне, что это не случайность, что кто-то пытался
тебя убить. Я считала, что детали тебе известны.
       Впервые за долгое время я почувствовал, что вступил на скользкую
почву. Мои сомнения еще до конца не развеялись и, скорее всего, вряд ли
полностью пройдут. Я мало что помнил о днях перед аварией. Лабиринт помог
мне вспомнить всю мою жизнь до того момента, но травма, вероятно,
уничтожила воспоминания о некоторых событиях, непосредственно
предшествующих катастрофе. Вполне обычное явление. Скорее всего, не
обычное функциональное расстройство, а повреждение тканей. Я был так
счастлив, когда вспомнил остальное, что не особенно горевал об этом. Что
касается аварии, то и в самом деле помнил выстрелы. Их было два. Кажется,
я мельком даже заметил фигуру с винтовкой, но было уже поздно. Впрочем,
возможно, все это лишь мои фантазии. Но нет, вряд ли. Что-то такое
вертелось у меня в голове еще тогда, когда я направлялся в Вестчестер. Но
даже теперь, когда власть в Эмбере находилась в моих руках, мне не
хотелось признать этот единственный мой недостаток. Когда-то я обвел Флору
вокруг пальца, вообще ничего не помня, теперь я решил применить ту же
тактику.
       – У меня не было времени вылезать из машины и смотреть, куда он6и
угодили. Я услышал выстрел и потерял управление. Я считал, что дело в
шине, но не наверняка. Я и речь-то завел об этом лишь потому, что мне
интересно знать, откуда тебе известно о шине?
       – Я же тебе говорила – от Эрика!
       – Мне не понравилось, как ты это сказала. Мне сдается, что ты уже
знала обо всем, когда он связался с тобой.
       Флора отрицательно покачала головой.
       – В таком случае извини, я, возможно, неправильно выразилась. Такое
случается, когда говоришь о событиях после того, как они произошли. Но я
решительно отрицаю то, на что ты намекаешь. Я к этому делу не имела ни
малейшего отношения и ничего не знала до того, как все случилось.
       – Эрик все равно уже ни о чем рассказать не может. Так что пока
оставим это. На время, – добавил я, чтобы заставить ее еще больше думать
только о защите, отвлечь ее внимание от любого слова или выражения лица,
по которому она могла бы догадаться, что в моих воспоминаниях все еще есть
небольшой пробел. – Ты не узнала, кто стрелял?
       – Нет. Скорее всего, какой-нибудь наемный убийца. Я ничего об этом не
знаю.
       – Тебе известно, сколько времени я пробыл без сознания, пока меня не
обнаружили и не доставили в больницу?
       Она отрицательно покачала головой.
       Что-то беспокоило меня, но я никак не мог понять, что именно.
       – Эрик не говорил, когда меня доставили в госпиталь?
       – Нет.
       – Почему, когда я был у тебя, ты пыталась вернуться в Эмбер, а не
вызвала Эрика по Карте?
       – Он не отвечал.
       – Могла бы связаться с ним через кого-нибудь другого. Флора, мне
кажется, что ты лжешь.
       Почему бы не попытаться проследить за ее реакцией?
       – О чем мне лгать? – спросила она. – Другие тоже не отвечали. Все
были заняты. Я ответила на твой вопрос? – Она внимательно смотрела на
меня.
       Я поднял руку и указал на нее. За окном позади меня сверкнула молния.
Меня слегка тряхнуло током и защипало. Громовой раскат также получился
впечатляющим.
       – Умолчание – твой грех.
       Попытка – не пытка!
       Она закрыла лицо руками и расплакалась.
       – Не понимаю, о чем ты говоришь? Я ответила на все вопросы, чего тебе
еще надо? Я не знаю, куда ты ехал, не знаю, кто в тебя стрелял и когда это
было. Я рассказала все, что знала, черт бы тебя побрал!
       "Либо она не лжет, либо такими средствами ее не пробьешь, – решил я.
В любом случае я теряю время даром, больше я тут ничего не добьюсь. И
вообще, пора поговорить о другом, пока она не задумалась о том, на кой
черт мне вообще сдалась эта авария. Если здесь было что-то упущено, то
сперва надо узнать, что именно. Вот так-то!"
       – Пойдем со мной, – произнес я.
       – Куда?
       – Хочу тебе кое-что показать. Потом расскажу – зачем.
       Она встала и пошла за мной. Я привел ее в зал, где лежало тело, и
рассказал о Каине. Флора совершенно бесстрастно взглянула на труп и
кивнула.
       – Да, – протянула она и добавила: – Если бы я даже не знала об этом,
то для тебя подтвердила бы с радостью.
       Я пробормотал что-то неопределенное. Семейная преданность всегда
как-то трогает. Я не знал, поверила ли она моему рассказу. Но в данных
обстоятельствах это не играло роли. Я ничего не сказал ей о Бранде, и ей,
видимо, не было известно о нем ничего нового. В конце разговора она только
заметила:
       – Тебе идет Самоцвет. А корону ты носишь?
       – Об этом слишком рано говорить.
       – Если я могу тебе чем-нибудь помочь...
       – Знаю. Я это знаю.


       Моя гробница – тихое местечко. Она одиноко стоит милях в двух от
вершины Колвира на скалистом склоне, в месте, с трех сторон защищенном от
непогоды. Вокруг, на нанесенной снизу почве, растут низкорослые деревца,
кусты, травы и мощные стебли горного плюща. Это длинное низкое здание с
двумя скамьями у входа, почти полностью покрыто плющом, который, к
счастью, совершенно скрыл напыщенную надпись над моим именем. Само собой,
большую часть времени гробница пустует.
       Однако этим вечером мы пришли сюда с Ганелоном, запасшись добрым
вином, несколькими кусками хлеба и холодным мясом.
       Ганелон спрыгнул с коня, подошел к гробнице, раздвинул плющ и, прочтя
при лунном свете выбитые на стене слова, воскликнул, обращаясь ко мне:
       – Так ты не шутил?!
       – Какие шутки, – заметил я, спешившись и взяв лошадей под уздцы. –
Серьезно. Моя гробница.
       Привязав лошадей к кусту, я снял мешки с провизией и отнес их на
ближайшую скамью. Когда я открыл бутыль и налил по большому кубку темного
вина, ко мне присоединился Ганелон.
       – Все равно ничего не понимаю, – удивился он, принимая кубок.
       – Что тут понимать? Я умер – вот меня тут и похоронили. Это мой
кенотаф, ложная гробница. Их строят, если тело не найдено. Я сам о ней
узнал совсем недавно. Ее построили несколько веков назад, когда все
решили, что я уже не вернусь.
       – Жуть какая, – промолвил Ганелон. – А что там внутри?
       – Ничего, хотя они не забыли оставить нишу и гроб на случай, если мои
останки все-таки выплывут. Так надежнее.
       Ганелон сделал себе бутерброд.
       – Кто же до этого додумался? – спросил он.
       – Рэндом считает, что Бранд или Эрик, но точно никто не помнит. Но
тогда все решили, что мысль хорошая.
       Ганелон хмыкнул, зловещая улыбка была абсолютно к месту на его
покрытом морщинами и шрамами лице, окаймленном рыжей бородой.
       – И что же с ней теперь будет?
       Я пожал плечами.
       – Кое-кто считает, что зданию нечего пропадать зря и не прочь уложить
меня на мое законное место. А пока что здесь очень приятно выпить и
закусить. Я еще не засвидетельствовал ей мое глубокое почтение.
       Я сложил два бутерброда и проглотил их. В первый раз со дня моего
возвращения я мог полностью расслабиться. В первый и, возможно, в
последний, и кто его знает, на какой срок. Но за последнюю неделю у меня
не было случая обстоятельно потолковать с Ганелоном, а он был одним из
немногих, кому я доверял. Мне хотелось рассказать ему все – это было
необходимо. Мне нужно было поговорить с человеком, который мог взглянуть
на все со стороны. Что я и сделал.
       Луна прошла большой путь по небу и в моей гробнице прибавилось
осколков.
       – Ну, и как восприняли это остальные? – спросил Ганелон.
       – Как и следовало ожидать. Не сомневаюсь, что Джулиан не поверил ни
одному моему слову, хотя утверждает, что верит. Он знает, как я к нему
отношусь, но бросить мне вызов не в силах. Бенедикт, кажется, тоже не
поверил, но его куда труднее понять. Он выжидает. Надеюсь, что за
неимением доказательств обратного он примет мои слова на веру. Что
касается Жерара, боюсь, что для него это была последняя капля. По-моему,
он потерял ко мне всякое доверие. Но все же завтра утром он вернется в
Эмбер и будет сопровождать меня в рощу, чтобы забрать тело Каина. Если бы
не он?.. Конечно, это не развлекательная прогулка, но я рад, что со мной
будет кто-то из членов семьи. Дейдра – та просто в восторге. Наверняка,
тоже не верит, но и бог с ней. Она всегда на моей стороне, а Каина она
терпеть не могла. Она довольна, что я укрепляю свои позиции. Не знаю,
поверила ли мне Льювилла. Сдается мне, ей вообще наплевать, что мы там
творим друг с другом. Что касается Флоры, то ее все это, по-моему,
забавляет. Но она всегда держалась особняком, на все поглядывала свысока.
Никак не поймешь, что у нее на уме.
       – Ты им рассказал о Бранде?
       – Пока нет. Сообщил о Каине и передал, что жду их всех в Эмбере
завтра к вечеру. Тогда и поговорим о нем. Хочу проверить одну идейку.
       – Ты разговаривал со всеми через Карты?
       – Да.
       – Хотел бы тебя кое о чем спросить. Помнишь, отражение, куда мы
ездили за оружием? Там у них были телефоны...
       – Ну и что?
       – Пока мы там были, я кое-что узнал о методах подслушивания
разговоров. Как ты считаешь, можно ли подслушать Карты?
       Я чуть было не расхохотался, но тут же до меня дошло, чем пахнет
дело, и мне стало не до смеха.
       – Понятия не имею, – наконец, ответил я. – Дело Дворкина по-прежнему
загадка. Никогда об этом не задумывался и сам не пробовал. Но все может
быть...
       – А сколько всего существует Колод? Ты не знаешь?
       – Так, по паре на каждого члена семьи и в библиотеке было с дюжину
запасных. Не знаю, есть ли еще другие.
       – Если кто-то подслушивает, то он наверняка немало узнал.
       – Да. Отцова Колода, Колода Бранда, моя первая Колода, та, которую
потерял Рэндом... Черт! Где они сейчас – никто не знает! Ума не приложу,
что делать. Наверное, придется провести инвентаризацию и слегка
поэкспериментировать. Спасибо за идею!
       Он кивнул и какое-то время мы молча потягивали вино. Потом он снова
спросил:
       – Что ты собираешься делать, Корвин?
       – Ты о чем?
       – Обо всем. С кем мы будем драться сначала, с кем потом?
       – Как только в Эмбере станет спокойнее, я собираюсь проследить, где
начинается Черная Дорога. Но сейчас это не столь важно. Я хочу скорее
вернуть Бранда, если он жив. Если нет, то мне надо знать, что с ним
случилось.
       – Дадут ли тебе время враги? Может быть, как раз в этот момент они
готовят новое нападение?
       – Вероятно, ты прав. Я тоже думал об этом. По-моему, время у нас
есть. Мы их разбили и совсем недавно. Им необходимо снова собраться с
силами, сколотить новую армию, оценить ситуацию с учетом нашего нового
оружия. Я собираюсь построить вдоль дороги заставы, которые будут вовремя
предупреждать нас о каждом их передвижении. Бенедикт согласен заняться
этим.
       – Хотел бы я знать, сколько у нас времени.
       Я налил ему еще один стаканчик – другого ответа у меня пока не
было...
       – В Авалоне таких сложностей никогда не было. Я имею в виду наш
Авалон.
       – Это точно, – согласился я. – Золотые денечки были. По крайней мере,
теперь кажется, что тогда было проще.
       Ганелон кивнул. Я предложил ему сигарету, но он отказался и раскурил
свою трубку. При свете пламени Ганелон внимательно рассмотрел Камень
Правосудия, все еще висевший на моей шее.
       – Так ты говоришь, эта штука может управлять погодой? – обратился он
ко мне.
       – Может.
       – Откуда ты знаешь?
       – Пробовал, получалось.
       – И что ты сотворил?
       – Грозу сегодня вечером. Моя работа.
       – Хотел бы я знать...
       – Ну-ну...
       – Да так, просто думаю, что бы я сделал, если бы обладал такой
властью. Как бы я ею распорядился.
       – Первое, что мне пришло в голову – поразить эту дрянь молнией, –
произнес я, похлопав по стене гробницы. – Трахнуть по ней несколько раз,
чтобы от нее один щебень остался. А то, возможно, кто-нибудь сомневается в
моих чувствах и моей власти!
       – Ну и что же тебя остановило?
       – Подумал немного и решил, черт возьми, что она еще может
пригодиться, и очень скоро! А так оно и будет, если у меня не хватит
сообразительности, твердости и просто везения. В этом случае мне не
хотелось бы, чтобы мои косточки лежали здесь. И тут до меня дошло, что
местечко-то прекрасное: высоко, чисто, природа вокруг первобытная. Ничего
вокруг, кроме скал и неба. Звезды, облака, солнце, луна, ветер, дождь...
Такой компании любой покойник позавидует! Не желаю лежать рядом с теми,
кого не считаю своими друзьями, а их не так-то много.
       – Корвин, ты что в меланхолию ударился, или уже накачался? Или то и
другое? Да еще и злишься... не идет это тебе.
       – Да кто ты такой, чтобы указывать мне, что мне идет, а что нет? – я
почувствовал, как он напрягся и потом снова расслабился.
       – Не знаю, – ответил он, наконец. – Говорю, что вижу.
       – Как дела в войсках? – спросил я.
       – По-моему, они никак не могут понять, что к чему, Корвин. Они
пришли, чтобы сражаться за святое дело на горных склонах рая и думают, что
стрельбы на прошлой неделе были по этому поводу. Ну, тут они счастливы, мы
победили. Но вот теперь, в городе, они сбиты с толку. Кое-кого они считали
врагами, а теперь они друзья. Ребята просто ничего не понимают. То, что их
готовят к бою, они знают, но когда драться и с кем – понятия не имеют. Их
держат в казармах без увольнительных, чтобы они не поняли, как злы на них
регулярные войска и горожане. Но до них быстро дойдет. Я давно хотел
поговорить об этом, но ты был так занят...
       Некоторое время я молча курил. Потом проговорил:
       – Да, наверное, надо с ними поговорить. Но завтра я занят, а с этим
тянуть нельзя. Их надо перевести в лагерь в Арденском лесу до завтра.
Когда вернемся, покажу тебе это место на карте. Объяснишь им, что их
располагают поближе к Черной Дороге, что в любую минуту может быть новое
нападение. Будь бдителен и им это объясни, тем более, что это чистейшая
правда. Муштруй их как следует, чтобы они не потеряли форму. При первой же
возможности я приеду и поговорю с ними.
       – Но тогда у тебя не останется своих войск в Эмбере!
       – Ты прав, но риск может оправдаться. Мы продемонстрируем свою
уверенность и проявим уважение к горожанам. Да, пожалуй, это будет сильный
ход. А если нет... – я пожал плечами.
       Налив вина, я швырнул в гробницу очередную пустую бутылку.
       – Да, кстати, – проронил я, – извини меня.
       – За что?
       – Я только сейчас заметил, что я ударился в меланхолию, накачался и
зол. Мне это не идет.
       Он усмехнулся и мы чокнулись.
       – Знаю, – буркнул он. – Знаю.
       Мы сидели, пока не зашла луна и последняя бутылка не была погребена
среди своих товарищей. Мы разговаривали о былом, но потом одновременно
смолкли. Я смотрел на звезды над Эмбером. Хорошо, что мы приехали сюда, но
город звал меня обратно. Угадав мои мысли, Ганелон встал, потянулся и
направился за конями. Я облегчился возле гробницы и пошел за ним следом.




       4



       Роща Единорога находится в Ардене, на юго-западе от Колвира, вблизи с
выступа, с которого начинается спуск в Гарнатскую долину. В последние годы
Гарнат был проклят и выжжен в битвах с захватчиками, но земли вокруг него
остались нетронутыми. Роща, где отец много веков назад якобы встретил
Единорога, и где произошли странные события, в результате которых он
объявил это животное покровителем Эмбера и ввел его в свой герб, была,
насколько мы знали, в двадцати-тридцати шагах от скалистого гребня, с
которого открывался вид на Гарнат через море: неправильной формы
прогалина, где из скалы бил небольшой ключ, образуя чистый пруд, вода из
которого, переливаясь через край, текла крохотным ручейком в Гарнату и
дальше вниз.
       Сюда на следующее утро и прискакали мы с Жераром, выехав так рано,
что когда солнце зажгло искорки в океане, а потом выплеснуло в небо весь
свой запас огня, мы находились уже на полдороге от Колвира. Жерар натянул
вожжи, спешился и знаком показал, чтобы я следовал за ним. Я оставил
звезду и вьючную лошадь рядом с его огромным пегим жеребцом. Шагов через
десять мы спустились в котловину, наполовину заполненную гравием. Жерар
остановился, поджидая меня.
       – В чем дело? – спросил я.
       Жерар повернулся ко мне. Глаза его сузились, челюсти были плотно
сжаты. Он расстегнул плащ, сложил его и бросил наземь. Снял портупею и
положил ее на плащ.
       – Снимай меч и плащ, – проронил Жерар, – они только помешают.
       До меня стало доходить, что произойдет, и я решил не упираться.
Свернув плащ, я положил Камень Правосудия и вновь повернулся к Жерару,
произнеся лишь одно слово:
       – Почему?
       – Много времени прошло, и ты мог забыть, – ответил он.
       Жерар медленно двинулся на меня. Я выставил руки вперед и отступил.
Он не пытался ударить меня: я всегда был быстрее. Мы оба пригнулись. Жерар
делал левой рукой медленные движения, точно хотел схватить меня. Его
правая рука защищала корпус, слегка подергиваясь.
       Если бы место для схватки с Жераром выбирал я, нам пришлось бы быть в
ином месте. Он, конечно же, знал это. Да и вообще, если уж биться с
Жераром, то не голыми руками. Любое оружие, требующее скорости и
стратегического мышления, дало бы мне возможность время от времени
задевать его, не давая передышки и не подпуская к себе. В конце концов,
Жерар устал бы и это дало бы мне возможность наступать все решительнее.
Конечно, он понимал и это, поэтому заманил меня в такую ловушку. Но я знал
Жерара и понял, что выбора у меня нет.
       Я пару раз отбросил его руку в сторону. Жерар двигался быстро, с
каждым шагом приближаясь ко мне. Наконец я рискнул, увернулся и ударил,
быстрый сильный удар левой, пришедшийся чуть выше пояса, мог бы вдребезги
разбить толстую доску. У простого смертного от него порвались бы все
кишки, но, к несчастью, время не смягчило Жерара. Что-то буркнув, он
сблокировал мою правую и одновременно своей правой рукой он снизу
перехватил мою левую руку и захватил сзади мое плечо.
       Я быстро подскочил к нему вплотную, не позволяя сделать плечевой
захват, из которого нельзя было вырваться, и, повернувшись, рванулся
вперед, точно также захватив его левое плечо. Я обвил ногой его правую
ногу ниже колена и сбросил его на землю.
       Но Жерар не разжал руки и я упал на него. Падая, я отпустил Жерара и,
когда мы приземлились, двинул его правым локтем в левый висок. Угол удара
был неидеальным и он ухитрился скрепить руки где-то у меня на затылке.
       Мне удалось увернуться, но он все еще удерживал мою руку. В какой-то
момент у меня появилась возможность беспрепятственно ударить его ногой в
пах, но я сдержал себя. Не подумайте, что совесть не позволяла мне бить
ниже пояса. Просто я понимал, что ударь я его, Жерар инстинктивно сломает
мне плечо. Поэтому, оцарапав предплечье о камешки, я ухитрился просунуть
левую руку ему за голову. Одновременно правой рукой я вцепился в левую
ляжку Жерара. В тот же миг, я откинулся назад, пытаясь упереться ступнями
в землю и сразу же выпрямить ноги. Я хотел оторвать его от земли и снова
бросить, для уверенности ударив его плечом в живот.
       Но Жерар развел ноги и перевернулся через левый бок, перебросив меня
через себя. Я отпустил его левую руку и, пролетев через него, освободил
свою руку. Затем я поспешно повернулся по часовой стрелке, вытащив правую
руку, и попытался найти точку опоры. Но с Жераром такие штучки не
проходят. К тому времени он уже оперся на руки. Одним мощным усилием он
вырвался и вскочил на ноги. Я тоже выпрямился и отпрыгнул назад. Он тут же
бросился на меня, и я понял, что если я и дальше буду цеплять его за руки,
он меня так уделает, что чертям станет страшно.
       Надо было рисковать.
       Наблюдая за его ногами, я улучил момент и нырнул под его вытянутые
руки как раз тогда, когда он перенес тяжесть тела на левую ногу, оторвав
правую от земли. Мне удалось схватить его за правую лодыжку и завести ее
за спину, подняв на четыре фута в воздух. Жерар грохнулся на левый бок
лицом вниз.
       Он с трудом поднялся, но я ударом в челюсть слева вновь сбил его с
ног. Жерар потряс головой, и защищаясь руками, опять встал на ноги. Я
хотел звездануть его в живот и отпрыгнуть, но он повернулся и я угодил в
бедро. Жерар удержался на ногах и вновь надвинулся на меня.
       Я кружил вокруг него, целясь в лицо. Еще два раза я успевал ударить
его в живот и отскочить. Жерар улыбался. Он понимал, что я опасаюсь близко
подойти к нему. Я еще раз достал его ударом в живот. Он опустил руки, и я
ребром ладони ударил его по шее, чуть выше ключицы. Но в этот момент он
выбросил руки вперед, обхватив меня за талию. Я ударил его ребром ладони в
челюсть, но он еще сильнее сжал меня и поднял в воздух. Массивные руки
жеребца под именем Жерар, казалось, раздавили мои почки. Я нащупал
большими пальцами рук его сонную артерию и нажал на нее.
       Но он поднял меня еще выше над головой. Моя хватка ослабла, руки
соскользнули. Он изо всех сил ударил меня спиной оземь, точно крестьянин,
бьющий белье о камни.
       Из моих глаз посыпались искры, мир стал нереальным, задрожал. Жерар
поставил меня на ноги и я увидел его кулак...
       Восход был изумительный, но какой-то странный... будто его развернули
градусов на девяносто...
       Внезапно у меня закружилась голова, да так, что я позабыл о дорожках
боли, пробегавших у меня по спине. Большой город, куда они вели, находился
где-то в районе моего подбородка.
       Я висел высоко в воздухе, слегка повернув голову. Земля была далеко,
очень далеко внизу.
       Я почувствовал, что мое плечо и бедро зажаты мощными тисками.
Повернувшись, чтобы посмотреть на них, я убедился, что это руки. Еще
больше вывернув шею, я убедился, что это руки Жерара. Он держал меня над
головой на вытянутых руках, стоя на самом краю тропинки. Далеко внизу
виднелся Гарнат и конец Черной Дороги. Разожми он руки – часть меня
присоединится к птичьему помету, которым был выпачкан утес, а остальное
будет напоминать выброшенную на берег медузу, которых я не раз наблюдал в
прошлом.
       – Да, да, смотри вниз, Корвин, – почувствовав, что я зашевелился, он
поднял глаза и встретился со мной взглядом. – Мне стоит лишь разжать
руки...
       – Слушаю тебя, – тихо ответил я, стараясь придумать способ захватить
его с собой, если он решится выполнить то, что задумал.
       – Я не больно умен, – произнес он, – но мне пришла в голову одна
мысль. Ужасная мысль. надо было что-то сделать, но я ничего другого не
придумал. А пришло мне в голову, что тебя не было в Эмбере черт знает
сколько времени. Откуда мне знать, что эта история насчет потери памяти
правда? Ты вернулся, ты ведаешь всем, но ты еще не правишь. Меня
обеспокоило убийство слуг Бенедикта, а сейчас меня беспокоит смерть Каина.
И Эрик тоже недавно погиб, и Бенедикт искалечен. Вроде бы ты здесь ни
причем, но мне пришло в голову, что и это возможно, если ты тайком вступил
в союз с нашими врагами с Черной Дороги.
       – Ты ошибаешься, – возразил я.
       – Для того, о чем я говорю, это не имеет значения. ты слушай дальше.
Пусть будет, что будет. Если за свое долгое отсутствие ты подстроил все
это и, возможно, даже устранил отца и Бранда, то, по-моему, ты сегодня
способен уничтожить всю семью, чтобы узурпировать трон.
       – Зачем мне тогда было отдавать себя в лапы Эрика? Специально, чтобы
меня ослепили и упекли в подземелье?
       – Слушай дальше! – повторил он. – Ты вполне мог наделать ошибок и
оказаться там не по своей воле. Сейчас это не имеет значения. Может быть,
ты ни в чем не виноват, как утверждаешь сам, или по уши увяз в интригах.
Посмотри вниз, Корвин, и все. Посмотри вниз на Черную Дорогу. Если это
твоих рук дело, то в конце пути – твоя смерть. Я еще раз показал тебе свою
силу, чтобы ты не забывал о ней. Я могу убить тебя, Корвин. Даже шпага не
спасет, если я хоть раз доберусь до тебя голыми руками. А я доберусь,
чтобы сдержать свое обещание. И я обещаю, что если ты виновен, то я убью
тебя в тот самый момент, когда узнаю об этом. Знай также, что жизнь моя в
безопасности, Корвин. С этого момента она переплетена с твоей.
       – Как это понимать?
       – Все остальные видят и слышат нас через мою Карту. Ты не сможешь
устранить меня потому, что тогда твои намерения станут ясны всей семье.
Если я умру, не сдержав своего обещания, его исполнят другие.
       – Понятно, – проронил я. – А если тебя убьет кто-нибудь другой? Меня
тоже уберут, а на баррикадах останутся только Джулиан, Бенедикт, Рэндом и
девочки. Просто замечательно – для врага. Кто же это придумал на самом
деле?
       – Я! Я один! – крикнул Жерар, и я почувствовал, что его пальцы
сжались, руки напряглись и слегка согнулись. – Не пытайся мутить воду!
Твои вечные штучки! – простонал он. – Пока ты не вернулся, все шло
великолепно! Черт тебя возьми, Корвин, это твоих рук дело?
       И он швырнул меня в пропасть.
       Я успел только крикнуть:
       – Я не виновен, Жерар!
       Он поймал меня, чуть не вывихнув мне плечо, и вытащил из бездны на
дорогу. Жерар повернулся кругом, поставил меня на ноги, и тут же вернулся
на усыпанную гравием площадку, где мы боролись. Я последовал за ним. Мы
собрали вещи.
       Застегивая свою широкую портупею, Жерар взглянул на меня и отвел
глаза:
       – Не будем об этом больше говорить.
       – Ладно, – не возражал я.
       Я повернулся и направился к коням. Мы вскочили в седла и поехали
дальше по тропинке.
       Роща была наполнена тихой весенней музыкой. Поднявшееся выше солнце
натянуло между деревьями гирлянды света. На земле еще лежала роса, и дерн,
которым я прикрыл могилу Каина, был влажен.
       Я взял лопату, привезенную с собой, и отрыл могилу. Не произнося ни
слова, Жерар помог уложить тело на кусок парусины. Мы завернули труп и
зашили сверток большими и свободными стежками.
       – Корвин! Смотри!
       Прошептав эти слова, Жерар сжал мой локоть.
       Я проследил за его взглядом и замер на месте. Не шевелясь, мы
разглядывали видение. Мягкая, сияющая белизна окутывала его, словно вместо
шерсти и гривы Единорог был покрыт пухом. Крошечные раздвоенные копыта и
тонкий витой рог на узкой голове отливали золотом. Он стоял на скале,
пощипывая лишайник, которым она поросла. Единорог поднял голову и
посмотрел на нас. Его глаза были ярко-изумрудно-зелеными. Несколько
мгновений мы стояли неподвижно. Потом он сделал быстрое, нервное движение
передними ногами, словно захватывал воздух, трижды ударил копытами по
камню и, затуманившись, бесшумно, точно снежинка, исчез. Может быть, ушел
в лес, растущий справа от нас.
       Я поднялся и подошел к камню. Жерар последовал за мной. Тут, во мху,
я обнаружил крошечные следы от копыт.
       – Выходит, нам не привиделось, – прошептал Жерар.
       Я кивнул.
       – Мы и вправду что-то видели. Он раньше тебе не попадался?
       – Нет. А тебе?
       Я отрицательно покачал головой.
       – Джулиан говорил, что как-то видел его издали, – сообщил Жерар. – Он
утверждает, что его псы не погнались за ним.
       – Какой красавец... Хвост длинный, шелковистый, копыта сияют...
       – Да. Недаром отец всегда считал появление Единорога доброй приметой.
       – В странное время он появился. Столько лет прошло.
       Я снова кивнул.
       – Может, есть какой-нибудь обычай? Он же наш покровитель и все
такое... вероятно, мы должны что-то сделать?
       – Отец об этом ничего не говорил. Может, и есть, – промолвил я и
похлопал по скале, на которой стояло животное. – Если ты предвещаешь
изменение наших судеб, если ты благосклонен к нам, то спасибо тебе,
Единорог. И даже если нет – спасибо тебе за свет, который ты внес нам в
темные времена.
       Затем мы напились из родника, положили нашу зловещую ношу на третью
лошадь и вели за собой наших коней до тех пор, пока не вышли из рощи. В
ней было очень тихо, лишь журчала вода.




       5



       Вечны непрестанные ритуалы жизни, вечно рождаются люди на груди у
надежды, а огонь да полымя не так уж и часто встречаются на пути. Так, в
приступе вдохновения, изложил я суть того, чему научился за свою долгую
жизнь. В ответ Рэндом кивнул и дружески выругался.
       Мы находились в библиотеке, я – на краю большого стола, Рэндом – в
кресле, справа от меня. Жерар стоял в другом конце комнаты, рассматривая
оружие, висевшее на стене. А, может быть, смотрел на гравюру Рейна с
изображением Единорога. Как бы то ни было, но он, как и мы, не замечал
Джулиана, который ссутулился в мягком кресле рядом со шкафами в самом
центре комнаты, вытянув и скрестив ноги, сложив руки на груди. Джулиан, не
отрываясь, любовался своими чешуйчатыми сапогами. Фиона и Флора
переговаривались у камина. Зеленые глаза Фионы непрерывно и неотрывно
смотрели в голубизну Флориных глаз. Фиона, ростом не более пяти футов двух
дюймов, с волосами, горящими ярче пламени, еще теплившегося в очаге, как
всегда напоминала картину, от которой, отложив кисти, только что отошел
художник. Он смотрит на нее, улыбаясь, и в его уме медленно возникают
неясные вопросы. Ямочки на ее шее, где палец художника оставил след на
ключице, всегда казались мне доказательством того, что картина принадлежит
мастеру, особенно когда Фиона поднимала голову, с презрительным или
насмешливым видом рассматривая нас, великанов. В этот момент она слегка
улыбнулась, несомненно почувствовав мой взгляд. Иногда она казалась мне
почти ясновидящей. Это чувство было хорошо знакомо мне, но всякий раз в
такой ситуации я неизбежно приходил в замешательство. Льювилла, сидя в
углу, спиной к остальным, притворялась, что читает книгу. Ее зеленые
локоны были коротко подстрижены и на два дюйма не доходили до темного
воротника. Я никогда не мог понять, почему она ушла в себя. Враждебность?
Застенчивость человека, понимающего свою отчужденность? Или просто
осторожность? Вполне вероятно, что все вместе. В Эмбере она бывала редко.
       То, что мы были разными людьми, а не группой, не семьей, и привело к
тому, что я выдал свой афоризм, а Рэндом подтвердил, что все понял. В
такое время мне особенно хотелось, чтобы мы почувствовали себя чем-то
единым, обрели желание сотрудничать друг с другом.
       – Привет, Корвин! – услышал я, и рядом очутилась Дейдра,
протягивающая мне руку. Я принял ее ладонь и поднял наши руки. Она шагнула
вперед, подойдя ко мне вплотную, точно в первой фигуре старинного танца, и
посмотрела мне в лицо. На мгновение головка и плечи Дейдры, словно в раме,
оказались на фоне решетчатого окна. Слева от нее на стене висел
великолепный гобелен. Конечно, все было заранее спланировано и
отрепетировано. Тем не менее, впечатляюще. В левой руке Дейдра держала мою
Карту. Она улыбнулась. При ее появлении все остальные взглянули в нашу
сторону, и Дейдра, медленно повернувшись, выстрелила в них своей улыбкой.
Монна Лиза с пулеметом.
       – Корвин, – прощебетала она, легко поцеловав меня и отступив назад, –
я, кажется, слишком рано?
       – Это невозможно, – произнес я, поворачиваясь к Рэндому. Он уже
поднялся, на несколько секунд предвосхитив мой жест.
       – Принести тебе выпить, сестренка? – кивнул он в сторону буфета, беря
ее за руку.
       – О, благодарю!
       Он увел ее и налил вина. По крайней мере на время ее обычное
столкновение с Флорой было предотвращено. Мне показалось, что старые
разногласия, столь памятные мне, все еще не стерлись. Что ж, я лишился ее
общества, но сохранил мир в семье, а это для меня в данный момент было
важнее всего. Рэндом может прекрасно провернуть такое дело, если захочет.
       Я постучал по столу пальцами, скрестил ноги, снова выпрямил их,
подумал, не закурить ли...
       Он появился внезапно. Жерар в дальнем конце комнаты повернулся влево,
что-то сказал и протянул руку. Через мгновение он сжимал левую,
единственную руку Бенедикта, последнего члена нашей группы.
       Так... Бенедикт предпочел прибыть через Карту Жерара, а не через мою,
тем самым выразив мне свое отношение. Указывало ли это на существование
союза против меня? По крайней мере расчет был на то, что я задумаюсь над
этим фактом. Не по наущению ли Бенедикта Жерар решил поразмяться сегодня
утром? Вполне вероятно.
       В этот момент Джулиан встал, пересек комнату, что-то сказал Бенедикту
и пожал ему руку. Движение привлекло внимание Льювиллы. Она повернулась,
закрыв книгу и отложив ее в сторону. Потом улыбнувшись, она подошла к ним,
поздоровалась с Бенедиктом, кивнула Джулиану, что-то сказала Жерару.
Импровизированная конференция становилась все оживленнее. Так, так...
       Четверо против троих и двое колеблющихся...
       Я ждал, глядя на стоящих в другом конце комнаты. Все были здесь.
Можно было начинать. И все же...
       Соблазн был так велик! Я знал, что все мы были в напряжении, как
будто в комнате внезапно возникло два магнитных полюса. Интересно, каким
же образом расположатся кусочки металла?
       Флора быстро взглянула на меня. Я не был уверен в том, что за ночь
она не передумала. Конечно, если ничего не случилось. Нет, я был уверен,
что угадал следующий ход.
       Я не ошибся. Я услышал, как она буркнула что-то насчет жажды и
стакана вина, повернулась и направилась ко мне, точно ожидая, что Фиона
последует за ней. Когда все остались на своих местах, она заколебалась,
внезапно ощутив себя в фокусе всеобщего внимания, но, приняв решение,
подошла ко мне.
       – Корвин, – вымолвила она, – налей мне, пожалуйста, вина.
       Не поворачивая головы и не отрывая взгляда от живой картины передо
мной, я бросил через плечо:
       – Рэндом, будь добр, налей Флоре бокал вина!
       – Пожалуйста! – ответил он, и я услышал бульканье.
       Флора кивнула, не улыбнувшись, и прошла мимо меня направо. Четыре на
четыре, моя дорогая Фиона, пылающая лучами пламени в центре комнаты.
       Она прекрасно все понимала и была в полном восторге! Фиона тут же
повернулась к зальному зеркалу в темной, покрытой изощренной резьбой раме,
висевшей между двумя стеллажами, и начала поправлять выбившийся из-под
прически локон у левого виска.
       Она сделала шаг, и среди красно-золотых узоров ковра у ее левой ноги
что-то сверкнуло зеленью и серебром.
       Мне захотелось одновременно выругаться и улыбнуться. Вот стерва,
опять она с нами играет! Но это у не всегда великолепно получалось...
Ничего не изменилось. Я шагнул вперед, не улыбнувшись и не выругавшись.
Этого она и ожидала.
       Но Джулиан тоже шагнул к ней, немного опередив меня. Он стоял чуть
ближе и, вероятно, увидел вспышку на долю секунды раньше меня. Джулиан
осторожно нагнулся и поднял лежавшую на ковре драгоценность.
       – Твой браслет, сестричка, – любезно произнес он. – Кажется, эта
глупая вещичка покинула твою кисть. Позволь мне.
       Она протянула руку и улыбнулась ему из-под опущенных ресниц. Джулиан
застегнул браслет с изумрудами. Покончив с этим, он обвил ее ручку своими
и повернулся к союзникам. Те искоса посматривали на него, притворяясь, что
заняты своими делами.
       – Мне кажется, тебя позабавит анекдот, который мы сейчас послушаем, –
улыбнулся Джулиан.
       Она улыбнулась ему еще любезней и очаровательней и высвободили свою
руку.
       – Благодарю тебя, Джулиан. Уверена, что когда мне его расскажут, я
буду очень смеяться. Боюсь, что как всегда – последней, – Фиона
повернулась и взяла меня под руку и проворковала: – Но сейчас мне больше
всего хочется вылакать бокальчик вина.
       Я отвел ее в свой угол освежиться. Пять на четыре.
       Джулиан, который не любил выдавать своих чувств, принял решение
секундой позже и присоединился к нам. Он налил себе бокал, отхлебнул вина
и секунд десять-пятнадцать внимательно смотрел на меня, после чего
произнес:
       – Кажется, мы все в сборе. Когда же ты собираешься поведать нам, что
у тебя на уме?
       Я повысил голос и сказал, глядя в другой конец комнаты:
       – Время пришло. Устраивайтесь поудобнее!
       Все подошли поближе, подтащили кресла, уселись и подлили себе вина.
Через минуту все приготовились слушать.
       – Спасибо, – промолвил я, когда все успокоились. – Я хотел бы многое
рассказать вам и, может быть, кое-что даже расскажу. Что именно, зависит
от того, что будет сказано вначале, поэтому начнем. Рэндом, расскажи всем
то, что вчера рассказал мне.
       – Согласен, – проронил он.
       Я сел за стол, а Рэндом занял мое место, откинувшись на спинку
кресла. Я вновь услышал историю о том, как Бранд связался с Рэндомом, и
как Рэндом попытался его выручить. Это была краткая версия, без
размышлений и выводов, но со вчерашнего дня они не вылезали у меня из
головы. И несмотря на пропуски в рассказе, я знал, что остальные мысленно
дополняют их. Именно поэтому я и хотел, чтобы первым говорил Рэндом.
Решение было принято мной накануне. Попытайся я просто высказать свои
подозрения, все почти наверняка решат, что это уловка и что я просто
отвлекаю от себя внимание. После этого они немедленно захлопнут для меня
створки своих раковин. Я почти наяву чувствовал металлические щелчки, один
за другим, ожидая их щелканье. А там, сколько бы они не думали, что Рэндом
скажет им только то, что я захочу, но они его выслушают, хоть и будут
прикидывать без конца – врет он или нет. Они будут играть идеями, пытаясь
прежде всего понять, зачем я их собрал. На какое-то время они примут на
веру рассказ Рэндома при условии, что позже он будет подтвержден новыми
фактами. И они будут ждать, где мы возьмем эти факты. Меня самого это
чрезвычайно интересовало.
       Ожидая и размышляя, я наблюдал за ними. Бесплодное, но неизбежное
занятие. Не только подозрительность – простое любопытство требовало, чтобы
я искал на лицах улики, выражения, знаки. Для меня не было более знакомых
лиц. По крайней мере, я считал, что знаю их лучше любых других. И конечно
же, эти лица мне ничего не сказали. Может быть, правда, что лучше всего
судить о человеке по первому впечатлению. Что только тогда и смотришь на
него по-настоящему, а потом уже мысленно просто проигрываешь внутри себя
кассету с записями своего первого впечатления. Мой мозг достаточно ленив,
чтобы в это можно было поверить. Он при первой же возможности использует
свои способности к абстрактному мышлению, чтобы избежать лишней работы.
Поэтому он притворяется, что ничего нового никогда не происходит. На сей
раз я заставил его работать, но и это не помогло. Джулиан сохранял обычное
выражение лица: слегка скучающее, слегка довольное. Жерар казался то
удивленным, то разгневанным, то задумчивым. Бенедикт был мрачен и
подозрителен. Льювилла – как всегда, печальна и непроницаема. Дейдра
выглядела встревоженной. Лицо Флоры выражало молчаливое согласие, а Фиона
изучала прочих, не исключая и меня. Составляла свой собственный каталог
реакций.
       Единственное, что можно было сказать – рассказ Рэндома производил
впечатление. Никто не выдавал себя, но я видел, как исчезала скука,
улеглись старые подозрения и появились новые. Мои родственники были
заинтересованны, почти зачарованы. Сначала одиночные, потом настоящий град
вопросов возник почти у каждого.
       – Подождите, – наконец, прервал я их, – дайте Рэндому закончить.
Пусть расскажет все. На некоторые вопросы он ответит сам, а остальные
задавайте потом.
       Кивки, недовольное ворчание, и Рэндом довел рассказ до конца. То
есть, до нашего сражения со звероподобными людьми в доме Флоры. Он заявил,
что Каина убили их собратья, что подтвердила и Флора.
       Затем, когда снова посыпались вопросы, я внимательно следил за ними.
Если они касались сути истории Рэндома – бога ради! Но я не желал
размышлений на тему о возможности того, что за всем этим стоит кто-то из
нас. Как только все это выплывет наружу, тут же начнутся разговоры обо мне
и наведение тени на ясный день. Это может привести к обмену резкостями и
тогда встреча примет нежелательный характер. Лучше сначала попытаться
найти доказательства и, избежав взаимных упреков и обвинений, загнать
виновного в угол, заодно укрепив свои позиции.
       Итак, я наблюдал и ждал. Почувствовав, что решающий момент близок, я
остановил часы.
       – Если бы мы знали все, то не понадобились бы споры и домыслы, –
заявил я. – Возможно, мы сможем получить ответы на свои вопросы прямо
сейчас. Поэтому я и собрал вас.
       Прямо в точку. Они были у меня в руках: внимательные и готовые
действовать. Может, даже стремящиеся что-то сделать.
       – Я предлагаю попытаться найти Бранда и доставить его домой, прямо
сейчас.
       – Каким образом? – поинтересовался Бенедикт.
       – Через Карты.
       – Это уже было, – вспомнил Джулиан. – Так до него не добраться. Он не
отвечает.
       – Я не о том. Я просил вас принести с собой полные Колоды Карт.
Надеюсь, они с вами?
       Все дружно заворочали головами в знак согласия.
       – Отлично, – продолжал я. – Давайте вынем Карты и найдем Карту
Бранда. Я предлагаю одновременно попытаться связаться с ним нам всем.
       – Любопытная мысль, – произнес Джулиан.
       – Да, – согласился Бенедикт, доставая свою Колоду и тасуя Карты. – По
крайней мере стоит попробовать. Может, энергия и возрастет.
       Я нашел Карту Бранда и подождал, пока другие сделают тоже самое.
       – Давайте действовать согласованно. Все готовы? – спросил я.
       Восемь утвердительных ответов.
       – Тогда начали! Раз, два, три! Я вгляделся в свою Карту. Бранд был
похож лицом на меня, но меньше ростом и изящнее. Волосы у него были
огненные, как у Фионы. Он был одет в зеленый костюм для верховой езды и
скакал на белом коне. Когда это было? – подумал я. Мечтатель, мистик,
поэт, всегда печальный или восторженный, циничный или безгранично
доверчивый, Бранд, казалось, не знал умеренности в чувствах. Не то, чтобы
он был психопатом, нет, слишком сложным был его характер, и все же, со
множеством оговорок, это слово объясняло, к чему он шел. Должен признать,
что иногда Бранд был так очарователен, тактичен и предан, что я ставил его
выше всех своих сородичей. Но временами он бывал так злобен и жесток,
едок, что я старался избегать его, опасаясь, что сорвусь и искалечу его.
Последний раз, когда я видел Бранда, незадолго до нашей ссоры с Эриком и
моей ссылки, он был именно в подобном настроении.
       ...Таковы были мои мысли и чувства, когда я вглядывался в Карту
Бранда, мысленно искал его, напрягал свою волю, чтобы открыть
пространство, которое Бранд должен был заполнить. Остальные были заняты
тем же, перебирая свои воспоминания.
       Карта медленно изменялась, появилась иллюзия глубины. Я почувствовал,
что все стало расплываться: знакомое ощущение, указывающее на то, что
контакт установлен. Карта в моих руках стала холодной, все поплыло. И
внезапно, изображение стало четким, устойчивым, живым.
       Бранд, похоже, находился в камере. Позади него высилась каменная
стена, на полу валялась солома. Он был закован в цепь, пропущенную через
огромный болт с кольцом, вбитым в стену над его головой. Цепь была длинная
и позволяла ему передвигаться. Сейчас Бранд, используя эту возможность,
лежал в углу, растянувшись на куче тряпья и соломы. Его волосы и борода
очень отросли, и я никогда не видел его таким худым. Бранд был одет в
грязные лохмотья. Казалось, он спал. Я вспомнил свою тюрьму – вонь, холод,
отвратительную еду, сырость, одиночество, безумие, которое приходило и
снова покидало меня. По крайней мере, его глаза были целы, потому что они
засверкали, когда несколько голосов произнесли его имя. Я увидел их:
зеленые, пустые, ничего не выражающие.
       Наркотики? Или он считает, что у него галлюцинация?
       Но внезапно Бранд воспрянул духом. Он вскочил и протянул руку.
       – Братья! – воскликнул он. – Сестры!
       – Я иду к тебе!
       Крик потряс комнату.
       Жерар вскочил на ноги, опрокинув свое кресло, одним прыжком пересек
комнату и сорвал со стены огромный боевой топор. Он накинул петлю орудия
близкого боя на кисть руки, в которой держал Карту. На мгновение Жерар
замер, вглядываясь в нее, затем вытянул вперед свободную руку и внезапно
оказался там, в камере, прижимая к себе Бранда, который именно в этот
момент потерял сознание. Изображение заколебалось, контакт прервался.
       Выругавшись, я стал лихорадочно ворошить Колоду в поисках Карты
Жерара. Остальные делали то же самое. Найдя ее, я сосредоточился в поисках
контакта. Все медленно растаяло, изменилось и вновь обрело форму. Есть!
       Жерар, туго натянув цепь, приложил ее к стене и рубил топором. Цепь
оказалась прочной и пока выдерживала его мощнейшие удары. Несколько
звеньев были расплющены и испещрены глубокими зарубками. Но к этому
времени прошло уже минуты две. Звон и удары топора привлекли внимание
тюремщиков.
       Слева донесся шум, скрежет, звуки открывающихся засовов, скрип
петель. Хотя все это происходило вне поля моего зрения, не приходилось
сомневаться, что дверь камеры открывается. Бранд стоял на ногах. Жерар
продолжал перерубать цепь!
       – Жерар! Дверь! – крикнул я.
       – Слышу! – воскликнул он, обернув цепь вокруг руки и дернув ее. Но
цепь не поддавалась.
       Один из рогоруких воинов бросился на него с поднятым мечом. Жерар
отбросил цепь и взмахнул топором. Стражник упал, но на его место встал
другой, третий, четвертый обходил его сбоку. Остальные также были
неподалеку.
       В этот момент я увидел резкое движение, и на живой картине возник
Рэндом. Он стоял на коленях, сжимая правой рукой руку Бранда, а другой
держал перед собой кресло, словно щит. Ножки кресла были направлены на
стражников. Рэндом вскочил на ноги и ринулся на атакующих, врезаясь в них,
точно таран. Стражники отступили. Рэндом поднял кресло и размахнулся. Один
из стражников лежал мертвый на полу, другой отползал в сторону, сжимая
обрубок правой руки. Рэндом схватил кинжал и погрузил его в ближайшее
брюхо, затем раздробил два черепа креслом и отогнал последнего стражника.
Самое жуткое было в том, что пока шла заварушка, мертвец поднялся с пола и
стал медленно подниматься в воздух, истекая кровью. Получивший удар в
живот, рухнул на колени, сжимая руками кинжал.
       Тем временем Жерар схвати цепь обеими руками, уперся ногой в стену и
рванул. Его плечи напряглись, на спине вздулись мускулы, но цепь не
поддавалась. Десять секунд, пятнадцать...
       Цепь со звоном лопнула. Жерар чуть не упал, но удержался на ногах,
выбросив руку в сторону. Он оглянулся, очевидно на Рэндома, которого в
этот момент я не видел. Видимо, все было в порядке, потому что он нагнулся
и поднял Бранда, вновь потерявшего сознание. Держа его в руках, Жерар
повернулся и из-под обмякшего тела протянул руку. Рядом с ним возник
Рэндом, уже без кресла, и тоже подал нам знак.
       Все мы потянулись к ним и через секунду они уже были с нами.
       Раздался приветственный крик и все кинулись к Бранду, чтобы увидеть
нашего Бранда, которого столько лет не было с нами и которого только что
удалось вырвать из лап загадочных тюремщиков. Наконец-то можно было
надеяться, что мы получим ответы на кое-какие вопросы. Но он был так слаб,
так худ, так бледен...
       – Назад! – рявкнул Жерар. – Дайте положить его на кушетку. Потом
будете смотреть сколько вам...
       Наступила мертвая тишина. Все подались назад и окаменели. Потому что
Бранд был в крови, и кровь капала с ножа, торчащего в его правом боку,
ближе к спине. Несколько секунд назад ножа там не было. Кто-то только что
попытался распороть ему почки и, вполне возможно, что за всем этим стоит
кто-то из нас, получило убедительное доказательство, но это нисколько не
обрадовало меня. В это мгновение я собрал в кулак все, стараясь мысленно
сфотографировать положение каждого из нас. Потом чары рассеялись. Жерар
отнес Бранда на диван, все отступили, поняв не только то, что произошло,
но что из этого следует.
       Жерар уложил Бранда на кушетку лицом вниз и сорвал его грязную
рубашку.
       – Принесите чистой воды, его надо обмыть! – приказал он. – И
полотенца. Быстро! Физиологический раствор, глюкозу, что-нибудь, из чего
можно соорудить капельницу. Тащите всю аптечку!
       Дейдра и Флора бросились к двери.
       – Мои комнаты ближе всего, – подсказал им Рэндом. – Там есть аптечка.
А установка для внутривенного вливания стоит в лаборатории на третьем
этаже. Я помогу вам.
       Они вышли.
       Любой из нас какое-то время изучал международную медицину и в Эмбере
и в отражениях. Но то, что знали в отражениях, не всегда было годно для
Эмбера. Например, большинство антибиотиков из отражений в Эмбере не
действовали. С другой стороны, иммунологические процессы у нас протекали
не так, как у людей, которых мы изучали: для нас было очень сложно
чем-нибудь заразиться, и даже если это и случалось, мы справлялись с
болезнями намного быстрее. К тому же, мы обладаем мощными регенерационными
способностями.
       Все это понятно. Оригинал всегда лучше своей копии. Мы, эмбериты,
знали об этом с раннего возраста, поэтому каждый из нас изучал медицину
еще в молодости. И что бы там не говорили о том, что человек сам себе
лучший врач, все это восходит к нашему недоверию во всем и ко всем, а
особенно к тем, кто может держать нашу жизнь в своих руках. Не могу
утверждать, что это недоверие не имеет оснований. Все это частично поможет
понять, почему я не бросился на помощь к Бранду, оттолкнув Жерара, хотя
всего пару поколений назад окончил медицинский колледж в отражении Земля.
Кроме того, Жерар теперь не подпускал к Бранду никого. Джулиан и Фиона
шагнули было вперед, очевидно подумав об одном и том же, но левая рука
Жерара преградила им путь, словно шлагбаум на железнодорожном переезде.
       – Нет уж, – заявил он. – Я уверен, что это не моих рук дело, а о
других я так не думаю. Кто бы это ни был, второй попытки он не получит.
       Если бы такую рану получил любой здоровый член нашей семьи, я мог бы
с уверенностью сказать, что он обязательно выживет, если продержится
первых полчаса. Но Бранд находился в таком состоянии... ни за что ручаться
нельзя.
       Когда Рэндом и девочки вернулись с лекарствами и приборами, Жерар
вымыл Бранда, зашил рану и перевязал его. Он подключил аппарат для
внутривенного вливания. Рэндом отыскал молоток и зубило. Жерар сбил
наручники, укрыл Бранда простыней и одеялом и вновь пощупал пульс.
       – Как там? – поинтересовался я.
       – Пульс слабый, – ответил он, пододвинул кресло к дивану и уселся. –
Принесите мне меч и бокальчик вина. Я еще ничего не пил, да и
проголодался. Не осталось ли там чего-нибудь?
       Льювилла направилась к буфету, а Рэндом притащил меч, висевший на
вешалке за дверью.
       – Ты что, собрался переселиться сюда? – спросил Рэндом, протягивая
Жерару оружие.
       – Совершенно верно.
       – Может, перенести Бранда в другую постель, поудобнее?
       – Ему и здесь хорошо. Я сам решу, когда его можно будет переложить. А
пока разожгите-ка огонь в камине. И погасите свечи.
       Рэндом кивнул.
       – Сейчас, – ответил он и взял кинжал, вытащенный из тела Бранда –
тонкий стилет, диной в семь дюймов. Рэндом положил оружие на ладонь: –
Кому-нибудь это знакомо?
       – Нет, – ответил Бенедикт.
       – Нет, – сказал Джулиан.
       – Нет, – ответил я.
       Женщины покачали головами.
       Рэндом внимательно рассматривал кинжал.
       – Его легко спрятать в рукаве, сапоге или в корсете... да, для этого
нужна недюжинная смелость.
       – Отчаяние, – подсказал я.
       – И тонкий расчет. Предвидение того, что все бросятся к Бранду. Почти
вдохновение.
       – Может быть, это кто-то из стражников еще в камере? – предположил
Джулиан.
       – Нет, – откликнулся Жерар. – Ни один из них не подходил к нему так
близко.
       – Хороший баланс. Этот кинжал можно метать, – вставила свое замечание
Дейдра.
       – Ты права, – согласился Рэндом, держа кинжал на кончиках пальцев. –
Но ни у кого из них не было такой возможности. Я все время находился между
Брандом и стражниками, в этом я уверен.
       Возвратилась Льювилла и принесла поднос, на котором лежали куски
мяса, полкаравая хлеба, бутыль вина и кубок. Я освободил маленький столик
и придвинул его к креслу Жерара. Ставя поднос на столик, Льювилла
спросила:
       – Но почему? Выходит, кто-то из нас? Зачем это?
       Я вздохнул:
       – А как ты думаешь, кто его засадил в тюрьму?
       – Кто-то из нас?
       – Ну, а кто же еще? Если ему известно что-то мешающее кому-то... по
той же причине его и держали в тюрьме.
       Она нахмурилась:
       – Но это же бессмысленно. Почему его просто не убили?
       Я в недоумении пожал плечами:
       – Вероятно, для чего-то он был еще нужен. На этот вопрос может
ответить лишь один человек. Найдешь его – спросишь.
       – Его или ее, – поправил Джулиан. – Сестра, с чего ты стала вдруг
такой наивной?
       Льювилла в упор посмотрела ему в глаза. Ее глаза были как два
айсберга, отражающие ледяную бесконечность.
       – Насколько я помню, – заметила она, – когда они оказались в комнате,
ты встал с кресла, повернул налево, обогнул стол и оказался чуть правее
Жерара. Ты наклонился далеко вперед. Кажется, твои руки были опущены и их
никто не видел.
       – Насколько я помню, – парировал Джулиан, – ты сама стояла слева от
Жерара, совсем рядом. И также наклонилась вперед.
       – Тогда я должна была нанести удар левой рукой, а я правша.
       – Может быть, поэтому он еще жив.
       – Джулиан, почему ты так стремишься доказать, что виновен кто-то
другой?
       – Ну, хватит! – прикрикнул я на них. – Довольно! Все это
бессмысленно! Виновен только один из нас, и так его на чистую воду не
выведешь!
       – Его или ее, – настаивал Джулиан.
       Жерар встал, навис над всеми и свирепо уставился на нас.
       – Прекратите беспокоить больного! – зарычал он. – Рэндом, мне
показалось, что ты хотел разжечь огонь!
       – Минутку, – ответил Рэндом и направился к камину.
       – Перейдем в нижнюю гостиницу, – предложил я. – Жерар, я поставлю у
дверей двух солдат.
       – Нет уж! – возразил сердито Жерар. – Пускай уж тот, кому захочется
попробовать, войдет сюда. Утром я принесу вам его голову.
       Я кивнул.
       – Ну что ж, если тебе что-нибудь понадобится, позвонишь или вызовешь
нас по Картам. Утром расскажем тебе все, что нам удастся выяснить.
       Жерар уселся, что-то пробурчал и принялся за еду. Рэндом разжег огонь
и потушил часть свечей. Одеяло Бранда вздымалось и опадало медленно, но
регулярно. Мы тихо вышли из комнаты, оставив их наедине с огнем,
потрескиванием дров, пробирками и склянками.




       6



       Не раз я просыпался, иногда дрожа, но всегда в ужасе, когда мне
снилось, что я вновь в своей старой камере в подземельях Эмбера и снова
слепой. Не то, чтобы мне раньше не приходилось сидеть в тюрьмах. Меня
сажали не раз и на разные сроки. Но одиночество плюс слепота и плюс
никаких надежд – все это оставило глубокий след в моем мозгу. Когда я
бодрствую, то мне обычно удается загнать эти воспоминания подальше, но
ночью они изредка вырываются на свободу и начинают свою вакханалию:
раз-два-три, раз-два-три... Вид Бранда в его камере снова пробудил их,
меня била дрожь, хотя ночь была теплая, и на этот раз воспоминания нашли
себе постоянную квартиру в моем черепе. Теперь, когда мои родственники
сидели в гостиной, стены которой были увешаны щитами, я никак не мог
избавиться от мысли, что один или несколько из них расправились с Брандом
точно так же, как Эрик расправился со мной. Хотя в этом не было ничего
удивительного, мне становилось не по себе при мысли о том, что преступник
находится в одной комнате со мной, а я не имею ни малейшего понятия, кто
он. Единственным утешением мне служило то, что по моим наблюдениям,
остальным тоже приходилось несладко. Включая и виновника. Теорема была
доказана. Я понял, что всех их до сих пор не покидала надежда, что виновен
во всем кто-то другой, не из семьи. Теперь эта надежда исчезла, как
утренний туман. С одной стороны, сейчас мне придется быть еще осторожнее
со словами. С другой – было подходящее время для того, чтобы выкачать
новую информацию, пока все они были не в своей тарелке. Их желание помочь
устранить угрозу могло оказаться весьма полезным. Даже виновнику придется
вести себя так же, как остальным. Кто знает, не оступится ли он от
напряжения.
       – Ну, что еще интересного у тебя на сегодня? – поинтересовался
Джулиан, сцепив руки за спиной и растянувшись на моем любимом кресле.
       – Пока ничего, – ответил я.
       – Жаль, – произнес Джулиан. – А я-то надеялся, что ты предложишь тем
же способом поискать отца. А вдруг нам повезет? Найдем и его. И кто-нибудь
наверняка его уберет. А после этого поиграем в "русскую рулетку" твоим
новым способом. Победитель получает все.
       – Ты плохо обдумал свои слова, – заметил я.
       – Ничего подобного, я обдумал каждое слово, – заявил он. – мы тратим
так много времени на то, чтобы забить друг другу баки, что я решил для
развлечения высказать то, что думаю. Может быть, кто-нибудь это заметит.
       – Теперь ты знаешь, что мы заметили. И еще мы заметили, что
теперешний Джулиан ничуть не лучше прежнего.
       – Выбирай, кто тебе больше нравится. Нам обоим очень интересно,
знаешь ли ты, что делать дальше.
       – Знаю. В настоящее время я намерен получить ответы на некоторые
вопросы: они имеют отношение к тому, что мучает нас. Начнем с Бранда и его
судьбы, – повернувшись к Бенедикту, который сидел, пристально уставившись
в огонь, я сказал: – Бенедикт, ты как-то в Авалоне упомянул, что Бранд был
среди тех, кто искал меня после моего исчезновения.
       – Это правда, – не стал возражать Бенедикт.
       – Мы все искали тебя, – добавил Джулиан.
       – Это было потом, – проронил я. – Вначале этим занимались Бранд,
Жерар и ты сам, Бенедикт. Ты ведь так мне говорил?
       – Да, но позже и остальные пытались тебя найти. Это я тоже говорил.
       Я кивнул.
       – Бранд в это время ни о чем необычном не упоминал?
       – Необычном? Что ты имеешь в виду?
       – Не знаю. Я ищу какую-нибудь связь с тем, что произошло с ним и со
мной.
       – Тогда ты ищешь не там, где надо. Он вернулся и сказал, что никого
не нашел. После этого он много веков жил в Эмбере и никто его не трогал.
       – Это я знаю. Но из рассказа Рэндома я понял, что он окончательно
исчез где-то за месяц до моего выздоровления и возвращения. Здесь что-то
не то. Скажи, может быть, он говорил о чем-то странном не сразу после
возвращения, а перед своим исчезновением? Или между? Хотя бы что-то.
Говорите, если что-нибудь знаете!
       А, между тем, наступило молчание. Все переглянулись. Во взглядах было
не столько беспокойство или подозрительность, сколько любопытство.
       Наконец, высказалась Льювилла:
       – Я не знаю... вероятно, это не имеет значения...
       Все взоры устремились на нее. Она заговорила, медленно завязывая и
развязывая концы пояса.
       – Это произошло между возвращением Бранда и его исчезновением. Мне и
вправду это показалось странным. Когда-то давно Бранд приехал в Рембу...
       – Когда это "давно"? – спросил я.
       Она сморщила лоб.
       – Пятьдесят, может быть, шестьдесят или семьдесят лет назад. Точно не
помню...
       Я постарался вспомнить примерный коэффициент преобразования,
выведенный мною в дни долгого заключения. День в Эмбере длится чуть больше
двух с половиной дней отражениевой Земли, где я жил в ссылке. Когда это
было возможно, я подгонял эмберское время под свое собственное, на случай,
если выявится какое-нибудь интересное совпадение. Итак, Бранд приезжал в
Рембу, когда для меня шел девятнадцатый век.
       – Как бы это ни было, – продолжала Льювилла, – Бранд приехал
навестить меня. Пробыл несколько недель, – она взглянула на Рэндома. – Он
расспрашивал о Мартине.
       Рэндом прищурился и наклонил голову:
       – Он не говорил, зачем?
       – Специально не говорил, но намекал, что где-то встретил Мартина, и у
меня сложилось впечатление, что он не прочь снова встретиться с ним.
Только после его исчезновения до меня дошло, что приезжал он только за
тем, чтобы разузнать о Мартине. Сами знаете, как Бранд умел все
выпытывать, не подавая виду, что это ему важно. Только потом, когда я
переговорила с другими, у которых он также побывал, я поняла, что к чему.
Но зачем это ему понадобилось – так и не знаю.
       – В высшей степени интересно, – протянул Рэндом, – мне пришло на ум
кое-что, чему я никогда не придавал значения. Однажды он долго
расспрашивал меня о моем сыне. Вполне вероятно, что это было в тоже самое
время. Но он никогда не говорил, что встречал его или хотел бы с ним
увидеться. Он начал прохаживаться насчет бастардов. Когда я оскорбился,
Бранд извинился и засыпал меня более приличными вопросами о мальчике. Я
подумал, что он делает это из вежливости, чтобы загладить обиду. Но, как
сказала Льювилла, он умел вытягивать из людей признания. Почему ты никогда
не рассказывала мне об этом?
       Она мило улыбнулась:
       – А зачем мне это?
       Рэндом медленно кивнул, его лицо оставалось бесстрастным.
       – Мне кажется, что после отъезда Бранд знал не больше, когда приехал.
       – Странно, – сказал я. – Бранд разговаривал о Матине еще с
кем-нибудь?
       – Не припоминаю, – промолвил Джулиан.
       – Я тоже, – произнес Бенедикт.
       Остальные отрицательно покачали головами.
       – Оставим пока это, но возьмем на заметку, – проговорил я. – Мне
необходимо знать еще кое-сто. Джулиан, насколько мне известно, вы с
Жераром как-то пытались пройти по Черной Дороге. При этом Жерар был ранен.
Кажется, после этого вы жили у Бенедикта, пока Жерар не выздоровел. Я
хотел бы знать об этой экспедиции.
       – Сдается мне, ты уже знаешь о ней, – ответил Джулиан. – Ты только
что рассказал все, что произошло.
       – Как ты узнал об этом, Корвин? – осведомился Бенедикт.
       – В Авалоне.
       – От кого?
       – От Дары.
       Он вскочил на ноги, подошел ко мне, остановился и свирепо уставился
на меня сверху вниз.
       – Ты все еще цепляешься за свои рассказы об этой девчонке?
       Я вздохнул.
       – Ну сколько можно еще об этом говорить? Я тебе давно рассказал все,
что знаю об этом. Хочешь верь, хочешь не верь, но все это рассказала мне
она.
       – Что ж, значит ты мне не все рассказал. Этой части истории я не
припомню!
       – Правда это или нет? Насчет Джулиана и Жерара?
       – Правда! – буркнул он.
       – Тогда забудем пока об источнике информации. Расскажи о том, что там
случилось.
       – Согласен, – проронил Бенедикт. – теперь можно поговорить
откровенно. Того, кто вынуждал нас помалкивать, больше нет среди нас. Это,
естественно, об Эрике. Он не знал, где я как и все остальные. Все
эмберские новости я узнавал от Жерара. Возле Авалона... нет, сперва
другое. Эрику все меньше и меньше нравилась Черная Дорога, и он, наконец,
решил послать разведчиков, которые прошли бы по ней через отражения до
самого ее начала. Он выбрал Джулиана и Жерара. Возле Авалона на них напал
очень большой отряд тварей. Жерар по Карте вызвал меня и я пришел к ним на
помощь. Враг был уничтожен. Поскольку в битве Жерар сломал руку, да и
Джулиана изрядно потрепали, то я забрал их к себе. В это время я нарушил
молчание и связался с Эриком, чтобы дать ему знать, где они и что с ними.
Он приказал им после выздоровления вернуться в Эмбер. Они жили у меня,
пока не поправились, а после выздоровления возвратились домой.
       – И это все?
       – Все.
       Но это было не все. Дара рассказала мне, кое-что еще. Я совершенно
четко помнил, что она упоминала и о другом посетителе. В тот день, у
ручья, когда крохотная радуга играла в тумане над водопадом, а мельничное
колесо вращалось и вращалось, выбрасывая мечты и перемалывая их, когда мы
фехтовали и разговаривали, и бродили в отражении, и пройдя через
первобытный лес, оказались на берегу могучего потока, где вращалось
колесо, которое могло бы молоть зерно из житницы богов, в день, когда мы
завтракали на траве, флиртовали, сплетничали, она говорила о многом.
Несомненно, не все можно было брать на веру, но насчет путешествия
Джулиана и Жерара она не солгала. Теперь я не мог отвергнуть возможность и
того, что она говорила правду и в другом. Она утверждала, что Бранд
посещал Бенедикта в Авалоне. Она даже сказала "часто".
       Так, Бенедикт не скрывал, что не доверяет мне. Это уже было
достаточной причиной для умолчания о том, что он считает не моим делом.
Если бы я был на его месте, я поступил бы точно также, черт меня подери!
Но надо быть идиотом, чтобы рассказать сейчас ему о том, что мне известно.
Потому что существовали и другие варианты.
       Может быть, он собирается рассказать мне о визитах Бранда позже,
наедине. Возможно, он не желает говорить об этом при всех, особенно при
том, кто пытался прикончить Бранда.
       Или... конечно, не исключена возможность того, что за всем этим стоит
сам Бенедикт. В этом случае мне было даже страшно подумать о последствиях.
Я служил под командованием Наполеона, Ли, Макартура, и научился ценить
тактиков и стратегов. Бенедикт был и тем и другим, и я не знал никого, кто
бы мог с ним в этом сравниться. Недавняя потеря правой руки нисколько не
унизила его в моих глазах, да, кстати говоря, и не уменьшило его искусство
в единоборстве. Если бы мне недавно так здорово не повезло, то после
нашего недоразумения, он без труда превратил бы меня в отбивную. Нет, мне
очень не хотелось, чтобы это был Бенедикт, и я не собирался вытягивать из
него то, что в настоящий момент он считает нужным скрывать. Оставалось
только надеяться, что он просто приберегает это на потом.
       Поэтому я удовлетворился его ответом и решил перейти к другим делам.
       – Флора, – обратился я к сестре, – когда я был у тебя в первый раз
после аварии, ты сказала кое-что, чего я до сих пор не мог понять. После
этого у меня было много времени для воспоминаний, я наткнулся на твою
загадочную фразу и задумался. Но так ничего и не понял. Не объяснишь ли
ты, что ты имела в виду, когда сказала, что в отражении столько
кошмарного, что никто из нас и представить себе не может?
       – Ты веришь, не припоминаю, чтобы я это говорила. Но, возможно, это
было, если врезалось тебе в память. Но ты должен понимать, что я имела в
виду: Эмбер воздействует на соседние отражения, словно магнит, притягивая
к себе разные существа, чем ближе к Эмберу, тем легче путь, даже для
созданий из отражений. Хотя между самими отражениями тоже происходит
обмен, но вблизи Эмбера этот эффект проявляется сильнее и становится
односторонним. Мы всегда были настороже, чтобы к нам не проскользнули
какие-нибудь неприятные твари. Так вот, в последние годы перед твоим
выздоровлением их стало вблизи Эмбера больше обычного. Почти все они были
опасны. Многие из них были из соседних отражений. Их мы знали. Но через
некоторое время стала появляться всякая дрянь. В конце концов обнаружились
совершенно незнакомые твари. Мы не нашли никаких причин этого нашествия,
хотя и искали их повсюду. Никаких катастроф, которые могли бы пригнать их
сюда. Другими словами, происходили совершенно невероятные переходы через
отражения.
       – Все это началось еще при отце?
       – Да. Как я уже сказала, за несколько лет до твоего выздоровления.
       – Понятно. Вы не задумывались над тем, что такое состояние дел и
исчезновение отца, вероятно, связаны между собой?
       – Наверняка, – ответил Джулиан. – Я до сих пор считаю, что это и есть
причина его исчезновения. Отец уехал, чтобы выяснить, в чем дело и
поправить положение.
       – Это только догадки, – произнес Бенедикт. – Ты же знаешь отца. Он
никогда ничего не объяснял. Но, вообще-то, это предположение
правдоподобно. Насколько мне известно, он много раз говорил о том, что
озабочен этой... если хочешь, миграцией чудовищ.
       Я вытащил свои Карты из футляра. С недавних пор у меня вошло в
привычку всегда носить колоду с собой. Я поднял Карту Жерара и всмотрелся
в нее. Остальные молчали, наблюдая за мной. Через несколько секунд контакт
восстановился.
       Жерар все еще сидел в кресле, положив меч на колени, и продолжал
есть. Ощутив мое присутствие, он проглотил кусок и сказал:
       – Да, Корвин. Что тебе нужно?
       – Как Бранд?
       – Спит, пульс немного сильнее, дыхание такое же ровное. Еще рано...
       – Знаю и понимаю. Я, в основном хочу проверить твою память. Перед
исчезновением отца у тебя не возникло впечатление, что причиной его
отъезда могло быть нашествие на Эмбер тварей из отражений? Может быть,
какие-нибудь слова или поступки?
       – Обычно это называется наводящим вопросом, – заметил ехидно Джулиан.
       Жерар вытер рот.
       – Может быть, может быть. Отец казался обеспокоенным, чем-то
озабоченным и часто упоминал про чудовищ. Он никогда не говорил, что это
главная его забота или что-либо совсем другое.
       – Например?
       Жерар покачал головой.
       – Не знаю. Что угодно. Я... хотя да... да! Возможно тебе не помешает
узнать об этом, важно это или нет. Вскоре после исчезновения отца я
попытался узнать, не я ли был последним, кто видел его перед отъездом. В
этом я был почти уверен. Весь вечер я пробыл во дворце и уже хотел
возвращаться на флагманский корабль. Примерно за час до этого отец ушел к
себе, а я засиделся в караульной, дулся в шашки с капитаном Тобеном. На
следующее утро мы отплывали и я решил прихватить с собой книгу. Я поднялся
сюда, в библиотеку. Отец сидел за столом, вот здесь, – Жерар кивком головы
указал на это место. – Он перелистывал какие-то старые книги и еще не
переоделся. Когда я вошел, он кивнул мне. Я сказал, что хотел лишь взять
книгу. Тогда ты пришел по назначению, – ответил он и продолжал читать. Я
подыскал книгу, пожелал ему спокойной ночи, и он ответил: – Счастливого
плавания, – и я ушел. – Жерар снова опустил глаза. – Сейчас я уверен, что
в ту ночь на нем висел Камень Правосудия. Я видел его на отце так же ясно,
как вижу его на тебе. И я уверен, что раньше, тем же вечером, Камня на нем
не было. После этого я долго считал, что он взял Самоцвет с собой, ничто в
его комнате не указывало на то, что позже он переоделся. Я ни разу не
видел Камень до того, как вы с Блейзом были разбиты под Эмбером. В тот
день его надевал Эрик. Когда я стал расспрашивать его, он заявил, что
нашел Самоцвет в комнате отца. У меня не было никаких доказательств того,
что Эрик лжет, и пришлось удовлетвориться его версией. Но она никогда не
была мне по душе. После того, как я услышал твой вопрос и увидел на тебе
Камень, сомнения вновь вернулись ко мне. Вот я и решил, что ты должен
знать об этом.
       – Спасибо, – вымолвил я. В моей голове вертелся еще один вопрос, но в
данный момент я решил не задавать его. И задал другой:
       – Как ты считаешь, не нужны ли Бранду одеяла или еще что-нибудь в
этом роде?
       Жерар поднял свой бокал, точно за мое здоровье, и отхлебнул вина.
       – Ладно. Продолжай в том же духе, – произнес я и провел рукой по его
Карте. – Кажется, Бранду лучше. Жерар не помнит, чтобы отец говорил
что-нибудь, что позволило бы непосредственно связать появление чудовищ с
его отъездом. Интересно, что скажет Бранд, когда придет в себя.
       – Если он придет в себя, – бросил Джулиан.
       – Думаю, что он очнется. Нам всем не раз крепко доставалось, и если
мы во что-то и верим, так это в собственную живучесть. Я считаю, что к
утру он сможет говорить.
       – Что ты собираешься сделать с виновником, если Бранд назовет его? –
поинтересовался Джулиан.
       – Допросить.
       – Тогда я хотел бы допрашивать его сам. У меня возникло такое
чувство, что на сей раз ты, возможно, прав, Корвин, и что тот, кто ранил
его, вероятно, виновен и в том, что мы периодически находимся в осаде, и в
исчезновении отца, и в смерти Каина. Поэтому перед тем, как мы перережем
его горло, я с наслаждением допрошу его. Считайте меня добровольцем и на
окончание работы.
       – Что ж, мы не забудем твоей просьбы.
       – Корвин, я не сбрасываю тебя со счетов.
       – Я в этом не сомневался.
       – Я хочу кое-что сказать, – проговорил Бенедикт, заглушив ответ
Джулиана. – Меня беспокоит как сила, так и очевидная цель наших
противников. Я несколько раз сталкивался с ними, и они жаждут крови. Если
на минуту поверить рассказу Корвина о Даре, то ее последние слова выражают
их намерение: Эмбер будет разрушен. Не побежден, не покорен, не проучен.
Разрушен! Ладно, Джулиан, ты бы не отказался поцарствовать здесь, а?
       Джулиан улыбнулся:
       – Может быть, на следующий год и в то же время, но не сегодня,
спасибо.
       – Я хочу сказать, что могу представить себе, что ты или любой из нас
набирает наемников или ищет союзников для того, чтобы захватить власть. Но
я не могу представить, чтобы ты использовал такие вот могущественные силы,
которые могут потом выйти из-под контроля. Силы, целью которых является не
разрушение, а завоевание. Я не могу представить себе, что ты, я, Корвин,
любой из нас пытались разрушить Эмбер или имели дело с теми, кто хочет
этого. Поэтому версия Корвина о том, что кто-то из нас предатель, мне не
нравится.
       Волей-неволей пришлось утвердительно кивнуть. Я и сам знал, что это
было самое слабое место в моих рассуждениях. Но все же, здесь было столько
неизвестного... я мог бы предложить кучу объяснений, но догадками ничего
не докажешь. За меня это сделал Рэндом.
       – Может быть, – сказал он, – кто-то из нас, заключив договор,
недооценил своих союзников, а теперь ему приходится не слаще остальных.
Он, может, и не прочь дать задний ход, но поздно.
       – Мы можем предоставить ему возможность предать своих союзников
сейчас, – произнесла Фиона, – если нам удастся переубедить Джулиана не
перерезать ему глотку, и если остальные пообещают то же самое. В этом
случае он, может быть, признается. При условии, что догадка Рэндома верна.
Он больше не будет претендовать на трон, но, совершенно очевидно, что он
так и так его не получит. Он останется в живых и сможет избавить Эмбер от
крупных неприятностей. Кто-нибудь желает дать гарантию виновнику на этих
условиях?
       – Да, – ответил я, – я сохраню ему жизнь, если он сознается, при
условии, что он проведет ее в ссылке.
       – Я с этим согласен, – поддержал меня Бенедикт.
       – Я тоже, – сказал Рэндом.
       – С одним условием, – добавил Джулиан. – Я согласен, если он лично не
виновен в смерти Каина. В противном случае – нет. Мне понадобятся веские
доказательства.
       – Пожизненная ссылка, – промолвила Фиона. – Хорошо. Я согласна. Не
возражаю.
       – И я, – присоединилась к ней Флора.
       – Я тоже, – проворковала Льювилла.
       – Скорее всего Жерар тоже не будет против, – произнес я. – Но вот
Бранд... Я сомневаюсь, что ему захочется присоединиться к нашему решению.
       – Давайте спросим Жерара, – заявил Бенедикт. – Если Бранд
выкарабкается и станет возражать, виновный будет знать, что ему нужно
будет избегать только одного врага. В конце концов, между собой они всегда
могут разобраться.
       – Идет, – я заглушил в себе дурные предчувствия, и снова связался с
Жераром.
       Жерар тоже согласился.
       Все мы поднялись на ноги и поклялись в этом именем Единорога Эмбера.
В клятве Джулиана было дополнительное условие. Мы поклялись вынудить
отправиться в ссылку любого из нас, кто нарушит свое обещание. Я
сомневался, что это что-нибудь нам даст, но всегда приятно наблюдать
единодушие в семье.
       Затем каждый подчеркнуто заявил, что останется во дворце на ночь. Все
хотели показать, что не страшатся того, что утром может рассказать Бранд,
и не собираются покидать город. Даже если ночью Бранд не выживет, об этом
не забудут. Поскольку я не имел больше вопросов, и никто не вскочил и не
покаялся в грехах, о которых упоминалось в этой клятве, то просто сидел в
кресле и слушал. Разговор распался на отдельные беседы и диалоги. Одной из
основных тем были попытки восстановить немую сцену в библиотеке,
расставить всех по местам. Неизменно оказывалось, что нанести удар мог
каждый, кроме говорящего. Я курил и помалкивал. Дейдра высказала
интересное предположение. А именно, что Жерар мог сам нанести удар, когда
все толпились вокруг, и что его подвиги были призваны не стремлением
спасти Бранда, а желанием заставить его замолчать. А в таком случае у
Бранда оставалось мало шансов дотянуть до утра. Остроумно, но в это я
просто не мог поверить. Другие также не соглашались с ней. По крайней
мере, желающих подняться наверх и вышвырнуть Жерара из библиотеки не
нашлось.
       Через некоторое время подошла Фиона и села рядом:
       – Надеюсь, из моего предположения что-нибудь получится. Больше ничего
в голову не приходит.
       – Может, и получится.
       – Я вижу, ты добавил к своему гардеробу любопытное украшение, –
промолвила она, поднимая двумя пальцами Самоцвет и внимательно
рассматривая его.
       Затем Фиона подняла на меня глаза:
       – Он у тебя действует?
       – Понемногу.
       – Выходит, ты знаешь, как его настраивать. Кажется, что-то, связанное
с Лабиринтом?
       – Да. Перед самой смертью Эрик рассказал, как это делается.
       – Понятно.
       Она выпустила Камень, откинулась на спинку кресла, посмотрела в
огонь:
       – И он ни о чем не предупреждал тебя?
       – Нет.
       – Интересно, умышленно он промолчал или просто так получилось?
       – Нет, он в это время умирал, и до всего прочего ему дела не было.
Это значительно сократило нашу беседу.
       – Знаю. Меня интересует другое. То ли это ненависть к тебе перевесила
надежды, которые он питал насчет судьбы королевства, то ли он не знал
кое-каких принципов при работе с Самоцветом.
       – А ты-то что знаешь об этом?
       – Корвин, вспомни, как умирал Эрик. Когда это случилось, меня не было
в Эмбере, но на похороны я пришла рано. При мне его подготавливали, брили,
одевали. И я видела его раны. Я уверена, что ни одна из них сама по себе
не была смертельной. Он был трижды ранен в грудь, но только один удар мог
бы дойти до сердца.
       – Одного вполне достаточно, если...
       – Подожди, – прервала она меня. – Как ни сложно это было, но я
все-таки попыталась проверить угол проникновения тонкой стеклянной
палочкой. Хотела сделать разрез, но Каин не позволил. Но все равно я
считаю, что сердце и артерии задеты не были. Если желаешь проверить, еще
не поздно сделать вскрытие. Я уверена, что раны и усталость сыграли свою
роль, но, по-моему, главной причиной его смерти был Самоцвет.
       – Что?!
       – Я помню кое-какие слова Дворкина, я ведь училась у него. А эти
слова помогли мне потом кое-что заметить. Дворкин намекал на то, что
Самоцвет дает своему хозяину необычайные возможности, но в то же время
высасывает его жизненную силу. Чем дольше ты носишь его, тем больше он
отбирает у тебя сил. Не знаю, как именно. Позже я обратила внимание на то,
что отец очень редко носит Камень, и всегда очень быстро его снимает.
       Мои мысли вернулись к Эрику. В тот день – когда он умирал на склонах
Колвира – и вокруг кипела битва. Я вспомнил, каким он показался мне с
первого взгляда: бледное лицо, затрудненное дыхание, кровь на груди... И
Самоцвет на цепочке пульсировал, подобно сердцу, в складках его мокрого
одеяния. Никогда прежде и никогда потом я не наблюдал подобного зрелища. Я
вспомнил, что пульсация Камня становилась все слабее и слабее. И когда
Эрик умер и я сложил его руки на Камне, пульсация прекратилась.
       – Ты знаешь что-нибудь о том, как действует Самоцвет? – обратился я к
Фионе.
       Она покачала головой.
       – Дворкин считал это государственной тайной. Я знаю то, что и так
всем известно: власть над погодой. Если судить по некоторым словам отца,
он повышает восприятие. Может быть, даже переводит его на более высокий
уровень. Дворкин говорил об этом, в основном, как о примере того, что во
всем, что дает ему власть, присутствует Лабиринт. Он приводил это как
пример принципа сохранения: все необычные возможности имеют свою цену. Чем
больше власть, тем дороже она обходится. Карты – мелочь, но даже после них
ощущаешь легкую усталость. А пересекаешь отражение – а это значит
используешь образ Лабиринта, заложенный в нас – еще более утомляешься.
Пройти сам Лабиринт – физически невероятно тяжело. Но Камень, говорил
Дворкин, есть еще более высокая ступень того же явления, и тот, кто
использует его, платит намного дороже.
       Так. Что ж, если это правда, то я получил еще одно косвенное
доказательство о характере моего покойного и наименее любимого братца.
Если, зная об этом, он все же ради защиты Эмбера надел Самоцвет и носил
его слишком долго, то, выходит, он был героем. Но тогда то, что он передал
мне Камень ни о чем не предупредив, можно считать последней попыткой
отомстить даже после смерти. Однако Эрик сказал, что исключил меня из
своего проклятия, чтобы оно полностью пало на наших врагов. Конечно, это
означало только то, что он ненавидел их чуточку больше, чем меня, и
старался разумно расходовать свои возможности на благо Эмбера. Я вспомнил
о том, что заметки Дворкина, которые я нашел в тайнике, указанном Эриком,
оказались неполными. Возможно ли, что Эрик получил их полностью и
умышленно уничтожил ту часть, в которой были предупреждения об опасности,
чтобы облечь на гибель своего преемника? Это казалось мне маловероятным.
Он не знал, что я возвращусь, что битва закончится его гибелью и что я и в
самом деле стану его преемником. Власть вполне могла перейти к одному из
его любимцев, и уж, конечно, Эрик не стал бы ставить ему такие ловушки.
Нет, либо Эрик не знал об этом свойстве Камня и сам получил неполные
инструкции, либо кто-то добрался до бумаг раньше меня, изъяв некоторые из
них и стараясь преподнести мне смертоносный сюрприз. И это снова могло
быть рукой истинного врага.
       – Тебе не известно, до каких пор им можно пользоваться безболезненно?
– спросил я.
       – Нет, – ответила Фиона. – Могу подкинуть тебе парочку намеков, может
пригодиться. Во-первых, я не припоминаю, чтобы когда-нибудь отец долго
носил Камень. Второй я вывела из слов отца. Когда-то он заметил: если люди
превращаются в статуи, то либо ты попал не туда, куда хотел, либо "здорово
влип". Я долго выпытывала у него, что означает эта фраза. В конце концов,
у меня создалось впечатление, что первый признак того, что ты носишь
Самоцвет слишком долго – это какое-то искажение чувства времени. Очевидно,
начинается ускорение всего обмена веществ, и в результате этого тебе
кажется, что мир вокруг тебя движется медленнее. Это может нанести
человеку большой вред. Вот и все, что я знаю. Да и последняя часть, в
основном, мои догадки. Давно ты его носишь?
       – Порядочно, – ответил я, мысленно измеряя свой пульс и оглядываясь,
проверяя, не замедлилось ли время вокруг меня.
       Все вроде бы нормально, хотя мне действительно нездоровилось. Но
раньше я приписывал это объятиям Жерара. Однако, я не собирался срывать с
себя цепь с Камнем только из-за слов другого члена семьи – пусть даже это
будет умница Фиона в дружеском расположении духа. Что это было –
извращение, упрямство? Нет, независимость. Именно независимость, да еще
чисто формальное недоверие. Как бы то ни было, я надел Камень всего
несколько часов назад, вечером. Подожду.
       – Что же, ты добился того, чего хотел, когда надевал Самоцвет, –
заявила Фиона. – Я просто хотела посоветовать тебе долго не носить его,
пока ты не выяснишь всего досконально.
       – Благодарю, Фи, скоро я его сниму. Я благодарен тебе за то, что ты
сообщила мне об этом. Кстати, а что случилось с Дворкиным?
       Она постучала пальцем по виску:
       – Рехнулся в конце концов, бедняжка. Мне хочется думать, что отец
нашел для него какое-нибудь приятное и знакомое местечко в отражении.
       – Понятно, – произнес я. – Что ж, будем думать так. Бедняга. Джулиан
поднялся на ноги, закончив разговор с Льювиллой. Он потянулся, кивнул ей и
подошел к нам.
       – Корвин, у тебя больше нет к нам вопросов?
       – Пока нет.
       Он усмехнулся:
       – И ты больше ничего не хочешь нам сказать?
       – В настоящее время, нет.
       – Будут еще эксперименты, опыты, шарады?
       – Нет.
       – Великолепно! Тогда я пошел спать. Спокойной ночи!
       – Спокойной ночи!
       Он поклонился Фионе, махнул рукой Бенедикту и Рэндому, проходя мимо
Флоры и Дейдры, кивнул им. По дороге он остановился, повернулся к нам и
проговорил:
       – Теперь можете посплетничать и обо мне, – и вышел.
       – Что ж, давайте поговорим, – подхватила Фиона. – Думаю, что это его
рук дело.
       – Почему? – спросил я.
       – Я пройдусь по всему списку, хотя, конечно, я не объективна,
предрасположена и верю в интуицию. По-моему, Бенедикт вне подозрений. Если
бы он хотел захватить трон, то он бы давно сделал это прямым, военным
путем. У него было столько времени, что он вполне мог подготовить успешную
атаку, даже на отца. Все мы знаем, как он силен в бою. Ты, с другой
стороны, наделал таких ляпов, которых никогда не допустил бы, будь ты
злоумышленником. Поэтому я верю твоей истории насчет амнезии и всего
прочего. Никто не позволил бы ослепить себя в стратегических целях. Жерар
почти доказал свою невиновность. Я готова думать, что он остался наверху
не столько из желания защитить Бранда, сколько именно для этого. В любом
случае это выяснится очень скоро. За Рэндомом все эти годы неустанно
следили, у него просто не было возможности что-то предпринять. Из нас,
слабого пола, у Флоры не хватит мозгов, у Дейдры – смелости, у Льювиллы
нет никаких мотивов. Она счастлива где угодно, но только не здесь. А я,
конечно, не виновна ни в чем, кроме злых умыслов. Остается Джулиан.
Способен ли он на это? Да! Он хочет власти? Конечно! У него были время и
возможности? Снова, да! Это он.
       – А зачем ему было убивать Каина? Они ведь были большими приятелями.
       Она презрительно скривила губы.
       – У Джулиана нет друзей. У него ледяное сердце, которое оттаивает
только при мысли о самом себе. Да, последние годы казалось, что он
сблизился с Каином больше, чем с остальными. Но даже это... даже это могло
быть спланировано заранее. Он мог разыграть дружбу, пока в нее все не
поверили, чтобы в любое время не попасть под подозрение. Я считаю, что
Джулиан на это способен. Ему неизвестно, что такое сильная привязанность.
       Я покачал головой и ответил:
       – Не знаю... он сдружился с Каином в мое отсутствие, поэтому я знаю
об их дружбе только от других. И все-таки: если Джулиан искал себе
близкого человека, похожего на самого себя, я могу понять это. Они были во
многом похожи. Я думаю, они дружили по-настоящему. Невозможно годами
обманывать друг друга, если только другой не глуп, как пробка, а Каин не
был дураком. И... ты сама сказала, что твои доводы интуитивны, субъективны
и все такое. Мои – тоже. Не нравится мне думать о том, что кто-то может
быть таким гадом, что подстроит этакое своему единственному другу. Вот
поэтому я и считаю, что в твой перечень вкралась небольшая ошибка.
       Она вздохнула:
       – Корвин, ты ведь не вчера родился, а несешь такую ерунду! Долгое
пребывание в том странном мире, кажется, изменило тебя. Раньше бы ты смог
увидеть очевидное, как вижу это я.
       – Вероятно, я и вправду изменился. Мне это больше не кажется
очевидным. А, может, это ты изменилась, Фиона? Та малышка, которую я знал
раньше, не была такой циничной. Раньше для тебя тоже все было не столь
очевидным.
       Она мило улыбнулась.
       – Никогда не говори женщине, что она изменилась, Корвин. Если только
она не изменилась к лучшему. Когда-то ты и это знал. Но, может быть, ты
всего лишь один из двойников Корвина, посланный сюда страдать и
запугивать? Неужели настоящий Корвин где-то посмеивается над нами?
       – Я здесь и не посмеиваюсь.
       Она расхохоталась.
       – Так оно и есть, я только что решила, что ты – это не ты! Слушайте
все! – крикнула она, вскакивая на ноги. – Я только что обнаружила, что это
не настоящий Корвин! Наверняка, это один из его двойников! Только что этот
двойник заявил, что верит в дружбу, душевное благородство и прочую ерунду,
о которых поется в душещипательных романсах! Совершенно очевидно, что я
права!
       Все удивленно уставились на нас. Фиона опять расхохоталась, и
внезапно села.
       Я услышал, как Флора прошептала: "Наклюкалась", – и вернулась к
беседе с Дейдрой. Рэндом сказал: "Если он двойник, то пусть будет
двойником", – и продолжил спор с Бенедиктом и Льювиллой.
       – Ну, убедился? – спросила Фиона.
       – В чем?
       – Ты нереален, – ответила она, похлопывая меня по колену. – Да и я
тоже, если уж на то пошло. Какой дрянной был день, мой Корвин!
       – Согласен. У меня у самого на душе скребет. Я полагал, что придумал,
как освободить Бранда. Да и не только считал – мысль была правильной.
Только ему от этого какая польза?
       – Ты недооцениваешь собственные заслуги. В том, что случилось, твоей
вины нет.
       – Спасибо.
       – Кажется, Джулиан подал отличную идею, – заметила она. – Что-то меня
в сон потянуло.
       Я встал вместе с ней и проводил ее до дверей.
       – Я в полном порядке, – успокоила она меня. – Не волнуйся.
       – Ты в этом уверена?
       Фиона отрывисто кивнула.
       – Если что, я здесь. Увидимся утром.
       – Надеюсь, – ответила Фиона. – Теперь можете поболтать и обо мне.
       Она подмигнула мне и вышла. Я повернулся и увидел приближающихся
Бенедикта и Льювиллу.
       – Баиньки? – поинтересовался я.
       Бенедикт кивнул.
       – А почему бы и нет? – пролепетала Льювилла и поцеловала меня в щеку.
       – Это еще за что?
       – Да за всякое разное. Доброй ночи!
       – Доброй ночи!
       Рэндом присел у очага, помешивая в огне кочергой. Дейдра повернулась
к нему и сказала:
       – Для нас больше дров не подбрасывай. Мы с Флорой тоже идем спать.
       – Ну и ладно.
       Рэндом отставил кочергу и встал.
       – Спокойной ночи! – произнес он вслед сестрам.
       Дейдра улыбнулась мне сонно, Флора – нервно. Я тоже пожелал им
спокойной ночи и проводил до дверей.
       – Узнал что-нибудь новенькое и полезное? – спросил Рэндом.
       Я пожал плечами:
       – А ты?
       – Собственные мнения, догадки. Никаких новых фактов. Мы пробовали
решить, кто следующий в списке.
       – Ну и!..
       – Бенедикт считает, что у тебя с ним равные шансы. Ты или он.
Конечно, если это не твоих рук дело. А еще он думает, что твоему приятелю
Ганелону следует быть осторожней.
       – Ганелону... да, это мысль. Мне бы следовало самому подумать об
этом. Насчет равных шансов он тоже прав. У него, пожалуй, шансов даже чуть
больше: они ведь знают, что после провала их спектакля, я настороже.
       – Ну заешь ли, если нам известно, то Бенедикт также настороже. Он
ухитрился довести это до сведения каждого. Сдается мне, он сам не прочь,
чтобы они попробовали.
       Я усмехнулся:
       – Да, шансы и в самом деле равны.
       – Бенедикт тоже так сказал. Разумеется, он знал, что я все тебе
передам.
       – Хотелось бы мне, чтобы он снова начал разговаривать со мной. Что
ж... ничего не поделаешь. Ну их всех к черту! Пошли спать.
       Рэндом кивнул:
       – Сначала загляни под кровать.
       Мы вышли из комнаты и направились к лестнице.
       – Жаль, что ты не догадался вместе с ружьями прихватить немного кофе,
– заметил он. – Я бы с удовольствием выпил чашечку.
       – А бессонницы у тебя не бывает?
       – Нет, по вечерам я обожаю выпить чашечку-другую кофе.
       – Мне страшно хочется кофе по утрам. Ничего, уладим это дело,
привезем и кофе.
       – Утешил, нечего сказать. Но идея неплохая... Да, кстати, какая муха
укусила Фиону?
       – Она считает, что все это – дело рук Джулиана.
       – Что ж, возможно, она и близка к истине.
       – А Каин?
       – Предположим, что мы имеем дело не с одним человеком. Скажем, их
было двое. Джулиан и Каин, к примеру. В конце концов, они рассорились,
Каин проиграл. Джулиан решил избавиться от него и использовал его смерть
для того, чтобы одним махом и ослабить, кстати, и твои позиции. Нет хуже
врагов, чем бывшие друзья.
       – Все это без толку. У меня голова кругом идет, когда я начинаю
рассматривать варианты. Либо нам придется ждать, когда случится что-нибудь
еще, либо ускорить события. Скорее всего, второе, но не сегодня...
       – Эй, куда ты, подожди!
       – Извини, сам не знаю, что со мной, – я остановился на лестничной
площадке. – Наверное, финишный рывок.
       – Нервная энергия, – заметил Рэндом, вновь поравнявшись со мной. Мы
продолжали подниматься. Я с трудом заставлял себя идти в ногу с ним,
борясь с желанием идти быстрее.
       – Ну, спокойной ночи!
       – Спокойной ночи, Рэндом!
       Он поднялся по лестнице еще выше, а я пошел по коридору к своим
апартаментам. К этому времени мои нервы совсем разболтались. Вероятно,
поэтому я выронил ключи.
       Я протянул руку и поймал их на лету. И мне почудилось, что они падали
медленнее, чем обычно. Я вставил ключ в замок и повернул его.
       В комнате было темно, но я решил не зажигать свечу или масляную
лампу. Я давным-давно привык к темноте. Я запер дверь и закрыл ее на
задвижку. Коридор тоже был слабо освещен, но к этому времени мои глаза уже
почти освоились с темнотой. Я повернулся. Сквозь шторы проникал звездный
свет. Я пересек комнату, расстегивая на ходу воротник.
       Он поджидал меня в спальне, слева от входа. Он выбрал идеальную
позицию и ничем не выдал себя. И я ступил прямо в капкан. У него было
отличное положение, кинжал он держал наготове, на его стороне было
преимущество полнейшей неожиданности. По всем правилам я должен был
умереть – не в своей постели, а прямо у ее основания.
       Переступив порог, я уловил краешком глаза движение, понял, что в
комнате кто-то есть, и что это должно означать.
       Поднимая руку, чтобы отвести удар, я уже понимал, что опоздал. Но
прежде, чем клинок впился в меня, мне бросилась в глаза странная вещь:
убийца двигался слишком медленно. Он обязан был действовать молниеносно,
вложив в удар все напряжение, накопившееся за время ожидания. Тогда я не
успел бы даже понять, что происходит, до тех пор, пока все не кончилось
бы. А тогда, скорее всего, некому было бы и понимать. У меня не должно
было хватить времени повернуться и так далеко выбросить руку. Красная
дымка затуманила мои глаза, и я почувствовал, как моя ладонь ударила его
по выброшенной вперед руке. В тот же миг сталь коснулась моего живота и
вонзилась в него. Мне показалось, что в красноте возникли неясные
очертания Космического Лабиринта, по которому я прошел сегодня утром. Я
сложился пополам и упал. Я уже не мог думать, но на какое-то мгновение
оставался в сознании. Лабиринт стал четче, приблизился. Я хотел спастись
бегством, но мой конь... мое тело... споткнулось. И конь сбросил меня...




       7



       Каждый человек в жизни должен пролить немного крови. К сожалению,
снова подошла моя очередь, и на сей раз, похоже, крови было не так уж и
мало. Я лежал на правом боку, держась обеими руками за живот. Я был весь
мокрый и время от времени что-то стекало по складкам живота. Слева внизу,
чуть выше пояса, я напоминал небрежно вскрытый конверт. Таковы были мои
первые ощущения, когда сознание вновь возвратилось ко мне. И первой мыслью
было: "Чего же он ждет?". Очевидно, убийца решил не наносить решающий
удар. Но почему?
       Я открыл глаза. По всей вероятности, я находился без сознания
довольно долго и они полностью адаптировались к темноте. Я повернул
голову. В комнате никого не было. Но произошло что-то странное, и я никак
не мог сообразить, что именно. Я закрыл глаза и опять уронил голову.
       Что-то не в порядке, но с другой стороны – все в порядке.
       Матрас! Я лежал на своей кровати! Сомнительно, чтобы я смог забраться
на нее без посторонней помощи. Но пырнуть меня ножом, а потом помочь
улечься в постель – что за бред?
       Моя постель... она была одновременно и не моя. Я сжал веки и скрипнул
зубами. Ничего не понятно. Я понимал, что был близок к шоку, что кровь
скапливается внутри, а потом стекает. Но все же попытался заставить себя
мыслить четко. Это было нелегким делом.
       Моя кровать. Просыпаясь, вы всегда знаете, что лежите в собственной
постели. Даже когда сознание еще не включилось. Так оно и было со мной, но
все же...
       Я подавил желание чихнуть, потому что почувствовал, что просто
разорвусь пополам. Пришлось сжать ноздри и начать дышать через рот,
коротко и отрывисто. Я не знал, что со мной. На вкус, на запах, на ощупь я
чувствовал вокруг себя пыль.
       Щекотать в носу перестало, я открыл глаза и вдруг понял, где
нахожусь. Я не понимал, как я очутился здесь и почему, но я снова был в
доме, который никогда больше не ожидал увидеть.
       Я опустил правую руку, оперся на нее, приподнялся.
       Спальня в моем доме. Старом доме. Доме, который принадлежал мне
давным-давно, когда я еще был Карлом Кори. Меня вернули в отражение, в тот
мир, где я провел годы ссылки. В комнате было полно пыли. Кровать не
заправлялась с тех самых пор, как я спал на ней в последний раз, а с тех
пор прошло больше пяти лет. Я знал, в каком состоянии находится дом,
потому что всего лишь несколько недель назад заглядывал сюда. Я еще
немного приподнялся, с трудом перекинул ноги через край кровати,
соскользнул на пол. Потом вновь скорчился и сел. Было очень больно.
       Хотя пока мне не угрожали дальнейшие покушения, я знал, что этого
мало. Мне была необходима помощь, а я был не в состоянии помочь сам себе.
Я даже не представлял, надолго ли мне хватит сил не терять сознания.
Поэтому мне нужно было встать и выйти из дома. Телефон, конечно, отключен.
Домов поблизости нет. Придется спуститься к дороге. Я мрачно вспомнил, что
построил здесь дом именно потому, что по этой дороге редко кто-нибудь
ездил. Я люблю одиночество, иногда, по крайней мере.
       Правой рукой я подтащил к себе подушку и стащил с нее наволочку,
вывернул наизнанку и попробовал сложить ее, плюнул на это дело, скомкал
ее, сунул под рубашку и прижал к ране. Потом я долго сидел в
неподвижности, держа наволочку на животе. Все это потребовало огромных
усилий. Я обнаружил, что боль не позволяет мне глубоко вздохнуть.
       Через некоторое время я потянул к себе вторую подушку, положил ее на
колени и подождал, пока она сама не вывалится из наволочки. Я собирался
махать этой наволочкой проезжающим автомобилям, потому что, как всегда,
был одет в черное. Но когда я попытался засунуть ее за пояс, мое внимание
привлекло странное поведение самой подушки. Она еще не долетела до пола. Я
выпустил ее, ее ничего не держало, подушка падала, но очень медленно,
точно во сне.
       Я вспомнил, как падали ключи, которые я выронил у порога в свои
апартаменты. Я вспомнил о своем нечаянном рывке на лестнице, так удивившем
Рэндома. Я вспомнил слова Фионы и Камень, все еще висевший у меня на шее,
пульсируя теперь в такт с биением у меня в боку. Видимо, он спас мне
жизнь, пока, по крайней мере. Да, если Фиона не ошиблась, так оно и было.
Когда убийца нанес мне удар, Самоцвет помог мне выиграть мгновение,
которого мне хватило, чтобы повернуться и выбросить руку. Может быть, он и
перенес меня сюда. Но обо всем этом я подумаю в другой раз. если у меня
будет время на этот другой раз. А сейчас, если Фиона не ошиблась, Самоцвет
надо снять. Да и мне пора было пошевеливаться.
       Я засунул вторую наволочку за пояс и попробовал встать, держась за
край кровати. Пустой номер! Слишком больно, и голова кружилась. Я вновь
опустился на пол, с трудом сохраняя сознание. Я отдохнул и затем медленно
пополз. Ползком, ползком...
       Главный вход, как я вспомнил, был забит наглухо. Что ж, выберемся
через заднюю дверь.
       Я добрался до дверей спальни и остановился, опершись на косяк. Во
время отдыха я снял с шеи Самоцвет и обмотал его вокруг кисти. нужно было
где-то спрятать его, но мой кабинет с сейфом находился слишком далеко.
Кроме того, за мной оставался кровавый след. Любой, кто обнаружит его,
наверняка заинтересуется содержимым сейфа, и без труда вскроет его. А у
меня не было ни времени, ни сил...
       Я выбрался из спальни и добрался до задней двери. Для того, чтобы
открыть ее, мне пришлось подняться и напрячь все силы. Я сделал это,
предварительно отдохнув, и в этом была моя ошибка.
       Я очнулся, лежа на пороге. Ночь была холодная, тучи закрывали почти
все небо. Сильный ветер шумел в ветвях над двориком. На моей выброшенной
вперед руке было несколько капель влаги.
       Я приподнялся на руках и выполз наружу. Снегу оказалось дюйма на два.
Ледяной воздух помог мне прийти в себя. Почти с паническим ужасом я понял,
насколько туманен был мой разум во время путешествия из спальни. В любую
секунду я мог потерять сознание.
       Не медля ни секунды я пополз к дальнему углу дома. По пути туда я
отклонился от курса, подполз к куче компоста, разрыл ее, опустил Самоцвет
в ямку и закрыл ее кустом сухой травы, вырванным из кучи. Закопав тайник
снегом, я пополз дальше.
       За углом ветра не было. Я полз вниз по пологому склону. По дороге я
еще не раз отдыхал. Только что мимо проехала машина, и я видел, как
исчезли вдали ее задние фары. Других машин не наблюдалось.
       Я снова пополз дальше. Кристаллики льда обжигали лицо, колени
промокли насквозь и горели от холода. Двор моего дома сначала постепенно,
а затем резко, спускался к дороге. Ярдах в ста правее была впадина, где
водители обычно тормозили. Мне казалось, что если кто-нибудь будет ехать
оттуда, то я буду находиться в свете фар на несколько мгновений дольше –
одна из мелких зацепок, за которые всегда хватается разум, когда дело
плохо. Аспирин для чувств. Трижды остановившись для отдыха, я спустился на
обочину, подполз к большому валуну с номером моего дома. Я уселся на него
и прислонился спиной к насыпи. Вытащив вторую наволочку, я положил ее к
себе на колени. Я ждал, чувствуя, как затуманивается сознание. Кажется, я
несколько раз выключался и вновь приходил в себя. Всякий раз, поймав себя
на этом, я пытался навести в мыслях хоть какой-то порядок, обдумать все
происходящее в свете того, что произошло недавно, найти какие-то меры,
чтобы обеспечить свою безопасность. Однако, это требовало непомерно
больших усилий. Думать было слишком трудно, и я мог только реагировать на
происходящее. Но все же в момент какого-то просветления мне пришло в
голову, что Карты еще со мной. Я мог связаться с кем-нибудь в Эмбере,
чтобы он доставил меня туда.
       Но с кем? Я был не так уж слаб, чтобы не понять, что могу связаться
как раз с тем, кто виновен в моем нынешнем положении. Что же лучше –
рискнуть так, или искать свой шанс здесь? Но все же, Рэндом или Жерар...
       Мне показалось, что я слышу шум мотора. Далекий, слабый. Ветер и
биение пульса в ушах мешали слушать. Я повернул голову, сосредоточился.
       Вот оно... опять! Да, это была машина. Я приготовился размахивать
наволочкой.
       Но мои мысли даже сейчас разбегались. И одна из них была о том, что,
возможно, я не смогу заставить себя сконцентрироваться до такой степени,
чтобы суметь работать с Картами.
       Звук усилился. Я понял наволочку. Через несколько секунд дорога вдали
справа от меня осветилась. Вскоре на вершине холма показался автомобиль.
Он спустился вниз и я вновь потерял его из виду. Потом он снова поднялся и
помчался ко мне. Снежинки сверкали в свете фар.
       Когда он приблизился к впадине, я стал размахивать наволочкой.
Автомобиль подъехал ближе и я попал в свет фар. Водитель не мог не
заметить меня, но он промчался мимо. Седан последней модели. За рулем
мужчина, сзади женщина. Она оглянулась и посмотрела на меня, но водитель
даже не притормозил.
       Через несколько минут появилась другая машина, не такая новая. За
рулем сидела женщина, пассажиров не было видно. Она притормозила, но лишь
на секунду. Вероятно, я ей не понравился. Женщина прибавила газу и
исчезла.
       Я сидел на валуне, отдыхая. Принцу Эмбера не пристало вспоминать о
братстве между людьми и осуждать мораль других. По крайней мере, всерьез,
а смеяться мне не позволяла боль. У меня не было сил, способности
сконцентрироваться и даже двигаться. А это означало, что моя власть над
тенью не могла мне принести никакой пользы. Если бы я мог, то в первую
очередь отыскал бы себе местечко потеплее... Я подумал, смогу ли я
подняться на холм к куче компоста. До этой минуты мне не приходило в
голову воспользоваться Самоцветом и изменить погоду. Вполне возможно, что
это усилие убьет меня. И все-таки...
       Я покачал головой. Я плыл, почти засыпал. Нельзя спать! Что это? Еще
машины? Возможно. Я попытался поднять наволочку, но уронил ее, затем
наклонился вперед, чтобы поднять и на секунду положил на голову руку,
после чего прислонился к камню и прилег на него. Дейдра... я позову свою
дорогую сестренку. Кто же мне еще поможет, если не она? Сейчас выну Карты
и найду ее. Через минуту... Не будь она моей сестрой... Надо отдохнуть. Я
плут, но не дурак. Возможно, иногда, когда я отдыхаю, я даже кое о чем
жалею. Кое о чем... Если бы только потеплее... но если вот так согнуться,
то не так уж плохо... Что это, мотор? Я хотел поднять голову с камня, но
не смог. И, какая разница, увидят меня или не увидят, решил я.
       Я ощутил на веках свет и услышал шум мотора.
       Теперь он не удалялся и не приближался. Постоянный шум. Я услышал
крик, потом щелчок... пауза... лязганье... дверь открылась и закрылась. Я
почувствовал, что могу открыть глаза, но не хотел делать этого. Я боялся,
что увижу только темную и пустую дорогу, что звуки снова растворятся в
биении крови и в шуме ветра. Лучше не рисковать и беречь то, что у меня
есть...
       – Эй! Что случилось? Вам плохо?
       Шаги... значит, не галлюцинация.
       Я открыл глаза, заставил себя выпрямиться.
       – Кори! Боже мой, это вы? Я выдавил из себя улыбку, кивнул и чуть не
свалился с валуна на землю.
       – А, Билл... как поживаете?
       – Что случилось?
       – Я ранен. Вероятно, тяжело. Мне нужен врач.
       – Вы сможете идти с моей помощью? Или вас донести?
       – Попробуем дойти, – прошептал я.
       Он помог мне встать на ноги, и я опустил ему на плечо руку. Мы
направились к машине. Я помню только первые шаги.
       Когда прекрасная колесница, летевшая низко над землей, стала не такой
уж прекрасной и снова взлетела выше, я попытался поднять руку и обнаружил,
что ее кто-то держит. Я остановился, чтобы подумать, что означает
приклеенная к ней резиновая трубка, и решил, что буду жить. Я вздохнул
больничные запахи и обратился к своим внутренним часам. Я считал, что если
уж протянул до сих пор, то просто обязан перед самим собой продолжать
жить. Мне было тепло и хорошо, если так можно сказать после всех моих
недавних приключений. Придя к этому выводу, я закрыл глаза, опустил голову
и опять заснул.
       Позже, когда я очнулся снова, я уже чувствовал себя еще лучше.
Сестра, заметившая, что я проснулся, сказала, что меня привели часов семь
тому назад, и что скоро меня навестит врач. Она принесла мне стакан воды и
сообщила, что снег уже не идет. Ей страшно хотелось узнать, что со мной
произошло.
       Я решил, что пора начинать придумывать свою историю. Значит, так... Я
возвращался после длительного пребывания за границей. Надо что-нибудь
попроще. Чем проще, тем лучше. Добравшись домой на попутках, вошел и
застал в доме какого-то бродягу. Он ударил меня ножом и я выполз наружу в
поисках помощи. Все.
       Когда я выложил все это врачу, то сперва не понял, поверит ли он.
Доктор был грузный человек с давно обвисшими щеками. Его звали Рейли,
Морис Рейли. Я закончил рассказ, а он лишь кивнул и спросил:
       – Вы не рассмотрели его?
       Я покачал головой.
       – Было темно.
       – Он ограбил вас?
       – Не знаю.
       – У вас был с собой бумажник?
       Я решил, что тут надо ответить утвердительно.
       – Так, когда вас доставили сюда, при вас его не было. Видимо, он
прихватил ваши денежки с собой.
       – Должно быть, так, – не стал возражать я.
       – Вы меня совсем не помните?
       – Нет, а что, мы встречались?
       – Когда вас привезли, мне почудилось что-то знакомое. Вначале этим
все и ограничилось.
       – Ну, и? – поинтересовался я.
       – Во что вы были одеты? Какая-то военная форма?
       – Там это был последний крик моды. Так вы утверждаете, что вроде бы
где-то видели меня?
       – Да, – подтвердил он. – А где это "там"? Откуда вы приехали? Где
были?
       – Я много путешествую. Вы мне собирались что-то сказать?
       – Да. Клиника у нас маленькая, и несколько лет назад один
проныра-торговец уговорил директоров приобрести компьютер для записи и
хранения историй болезней. Если бы население в округе росло и клиника
расширялась, то игра бы стоила свеч. Но ничего подобного не произошло, а
компьютер стоит недешево. Из-за него наши клерки совсем обленились. Старые
истории, даже для отделения неотложной помощи, не выбрасываются, как
раньше. Места хватает. Когда мистер Рот назвал ваше имя, я, как всегда в
таких случаях, стал проверять, нет ли ваших старых историй болезней.
Кое-что я обнаружил и вспомнил, где видел вас. В ту ночь, семь лет назад,
когда вы угодили в автокатастрофу, я дежурил в отделении неотложной
помощи. Я вспомнил, что делал вам операцию, и что был уверен, что вы не
выживете. Но вы меня удивили. Нет даже шрамов, которые просто не могли не
остаться. Все великолепно зажило.
       – Спасибо, вашими заботами...
       – Сколько вам лет? Это для истории болезни.
       – Тридцать шесть, – ответил я. Самая безопасная цифра.
       Он сделал запись в папке, которую держал на коленях.
       – Знаете, если уж я принялся за воспоминания, то готов поклясться,
что семь лет назад вы выглядели точно также.
       – Здоровый образ жизни.
       – Вы знаете свою группу крови?
       – Она у меня очень редкая. Но, на практике, можно считать, что
вторая. Резус положительный. Мне можно вливать любую, только мою никому не
вливайте.
       Он понимающе кивнул.
       – Вы понимаете, что ваш случай требует специального исследования?
       – Догадываюсь.
       – Я просто думал, не беспокоит ли вас это.
       – Спасибо. Значит, в ту ночь вы дежурили и залатали меня? Интересно.
Вы помните еще что-нибудь?
       – Что вы имеете в виду?
       – Обстоятельства, при которых я тогда поступил к вам. У меня провал
памяти. Не помню ни катастрофы, ни что было потом. Память вернулась уже
после того, как меня перевели в Гринвуд. Не припомните, как меня привезли?
       Как раз в тот момент, когда я решил, что у него одно и то же
выражение лица на все случаи жизни, Рейли поморщился.
       – Мы высылали машину, – ответил он.
       – Почему? Кто сообщил о катастрофе? Как?
       – Понимаю. Скорую вызвала полиция. Если память мне не изменяет,
кто-то видел, как все произошло, и сообщил в участок. Они по радио
связались с бывшей поблизости патрульной машиной и те помчались к озеру,
удостоверились, что сообщение не ложное, оказали вам первую помощь и
вызвали нас. Вот и все.
       – А кто звонил в полицию, неизвестно?
       Рейли покачал головой.
       – Такие вещи в историю болезни не записывают. Разве ваша страховая
компания не рассматривала дело? Вы не обращались за страховкой? Может
быть, они знают.
       – Сразу после выздоровления мне пришлось покинуть Штаты. Я не
обращался за страховкой. Но ведь должен быть полицейский рапорт.
       – Конечно, но я понятия не имею, сколько времени они сохраняются, –
усмехнулся он. – Конечно, если тот торговец заехал и к ним, но...
по-моему, дело начинать уже поздно. Мне кажется, что срок обращения за
страховкой ограничен законом. Ваш друг Рот скажет вам точней.
       – Я не о страховке. А просто захотелось узнать, что же произошло. Все
эти годы я частенько об этом думал. Видите ли, я все еще страдаю
ретроградной амнезией.
       – Вы никогда еще не говорили с психиатром об этом? – спросил он, и
что-то в его тоне мне не понравилось. И тут же сработала моя интуиция. Уж
не исхитрилась ли Флора официально объявить меня сумасшедшим, прежде чем
меня перевели в Гринвуд? Было ли это зафиксировано в моей истории болезни?
Прошло много времени, а я ничего не знал о законах, действующих в таких
случаях. Однако, если с тех пор дело обстояло именно так, то откуда им
было знать не признал ли меня другой суд юридически нормальным?
Благоразумие заставило меня наклониться вперед и взглянуть на руку врача.
Подсознательно я помнил, что, проверяя мой пульс, он смотрел на часы с
календарем. Да, так оно и есть. Я прищурился. Ага, день и месяц: двадцать
восьмое ноября. С помощью моего коэффициента – два с половиной к одному –
я быстренько высчитал год. Как он и сказал, прошло семь лет.
       – Нет, никогда, – ответил я. – Я считал, что повреждение
органическое, а не функциональное, и просто описал этот период, как
потерянное время.
       – Понятно, – проронил он. – Вы очень легко бросаетесь такими фразами.
Иногда так говорят люди, которые когда-то лечились.
       – Я знаю – много читал об этом.
       Он вздохнул и встал:
       – Послушайте. Я позвоню мистеру Роту и сообщу, что вы очнулись.
Вероятно, так будет лучше.
       – Что вы хотите этим сказать?
       – Я хочу сказать, что ваш друг – адвокат. Может быть, вы захотите
что-нибудь обсудить с ним, прежде чем встретитесь с полицией.
       Он открыл папку, в которой записал мой возраст, поднял авторучку,
наморщил лоб и спросил:
       – А, кстати, какое сегодня число?
       Мне позарез нужны были Карты. Мои вещи наверняка лежали в шкафу,
рядом со столиком, у кровати, но чтобы дотянуться до них, надо было
повернуться, а я не хотел беспокоить швы. Да и не так уж это срочно.
Восьмичасовой сон в Эмбере – это почти двадцать часов здесь, так что пока
все благополучно отдыхают. Но мне необходимо было связаться с Рэндомом,
чтобы он что-то придумал относительно моего отсутствия утром. Ладно, это
подождет.
       В такое время мне не хотелось навлекать на себя подозрения. Кроме
того, нужно срочно узнать, что скажет Бранд. Узнать и действовать
соответствующим образом. Я быстренько прикинул все за и против. Чем меньше
я буду прохлаждаться в отражении, тем меньше времени я потеряю в Эмбере.
Придется тщательно рассчитать время, чтобы не влипнуть в какую-нибудь
историю здесь. Я надеялся, что Билл приедет быстро. Очень хотелось знать,
как же все-таки обстоят дела в этом месте.
       Билл родился в этих местах, учился в Буффало, вернулся, женился, стал
партнером в семейной фирме – вот и вся его история. Он знал меня, как
отставного армейского офицера, который иногда путешествует по каким-то
своим непонятным делам. Мы оба были членами местного клуба. Там я с ним и
познакомился. Мы были знакомы больше года и не разу не сказали друг другу
больше нескольких слов. Но в один прекрасный вечер, я случайно оказался у
стойки бара рядом с ним и выяснилось, что он помешан на военной истории,
особенно на наполеоновских войнах. Когда мы пришли в себя, бар закрывался.
С того дня и до тех пор, пока я не угодил в заварушку, мы были близкими
друзьями. Время от времени я вспоминал его. Когда я в последний раз
проходил через это отражение, то не навестил Билла лишь потому, что он
наверняка засыпал бы меня вопросами о том, что со мной случилось. У меня и
так было дел по горло, не мог я ему и складно врать и получать при этом
удовольствие от встречи со старым другом. Пару раз я даже подумывал о том,
чтобы возвратиться и повидать его, когда в Эмбере все успокоится. К
сожалению, до спокойствия в Эмбере было далеко, и об этом я жалел больше
всего. На втором месте было то, что я не смог встретиться с Биллом в
клубной гостиной.
       Он приехал через час, невысокий, плотный, румяный, улыбнулся и кивнул
мне. Седины у него на висках чуть прибавилось. К тому времени я сел,
откинувшись на подушки, попробовал несколько раз вздохнуть, и решил, что
слишком поторопился.
       – Прошлой ночью ты меня до смерти напугал, Карл, – произнес он. – Я
думал, что это призрак.
       Я кивнул:
       – Еще чуть-чуть и я бы им стал. Спасибо тебе. Как жизнь?
       Билл вздохнул.
       – Дел по горло, сам знаешь. Все по-прежнему, только работы больше.
       – А Элис?
       – У нее все в порядке. У нас два новых внука – двойняшки Билла
младшего. Подожди минутку.
       Он вытащил свой бумажник и нашел фотографию.
       – Вот, смотри.
       Я внимательно посмотрел на снимок и отметил семейное сходство с
дедом.
       – Трудно поверить, – сказал я.
       – А ты выглядишь ничуть не хуже, чем прежде.
       Я хмыкнул и похлопал себя по животу.
       – Ну, я не это имел в виду, – поправился он. – Где ты был?
       – Бог мой, где я только не был! – воскликнул я. – Объездил столько
стран, что даже счет потерял.
       Выражение его лица не изменилось. Поймав взгляд, он продолжал
смотреть мне в глаза.
       – Карл, во что ты влип? – спросил он.
       – Я в полном порядке, – улыбнулся я. – Если ты боишься, что я не
поладил с законом, то успокойся. Все мои неприятности остались в другой
стране, куда мне скоро придется вернуться.
       Лицо Билла приняло обычное выражение. Глаза за стеклами очков
блеснули.
       – Ты там вроде военного советника?
       Я кивнул.
       – Нельзя узнать, где это?
       Я отрицательно покачал головой:
       – Не обижайся, Билл.
       – Да, я все понимаю. Доктор Рейли передал мне твой рассказ о
вчерашнем. Между нами, это связано с твоей работой?
       Я вновь кивнул.
       – Тогда дело немного проясняется, – заметил он. – Не то, чтобы очень,
но нам этого хватит. Не буду спрашивать тебя, чьих это рук дело или кто в
этом замешан. Я всегда считал тебя джентльменом и разумным человеком,
поэтому, когда ты внезапно исчез, мне это показалось немного странным, и я
начал копаться в этом деле. Было страшно неудобно, я чувствовал, что суюсь
не в свое дело, но твое гражданское состояние было просто загадочным. Я
хотел узнать, что же с тобой случилось. Главным образом потому, что
беспокоился за тебя. Надеюсь, ты не обидишься.
       – Обижусь? Не так много на свете людей, беспокоящихся за меня. Я
благодарен тебе и очень хочу знать, что же ты раскопал. Ты знаешь, у меня
так и не нашлось времени это выяснить. Так что давай, выкладывай.
       Он открыл портфель и вытащил папку. Раскрыв ее на коленях, он вынул
несколько листков желтой бумаги, исписанных аккуратным почерком, взял один
из них, посмотрел на него и начал:
       – После того, как ты сбежал из больницы в Олбани и попал в
катастрофу, Брендон, видимо, сошел со сцены и...
       – Стоп! – прервал я, поднимая руку и пытаясь сесть.
       – Что такое? – спросил Билл.
       – Ты все перепутал. Сначала была авария, и Гринвуд находится не в
Олбани.
       – Знаю. Я говорю о Портеровской психбольнице, где ты пробыл два дня и
сбежал. В тот же день ты попал в аварию и сбежал, то есть, угодил сюда.
Тут появилась твоя сестра Эвелина. Она перевела тебя в Гринвуд, где ты
провел две недели и снова исчез по собственному желанию. Все верно?
       – Частично. Я уже говорил доктору, что память отказала мне за пару
дней до аварии. Я начинаю что-то припоминать насчет больницы в Олбани, но
все очень смутно. Что-нибудь еще тебе об этом известно?
       – Конечно. Вполне возможно, что это имеет отношение к твоей потере
памяти. Тебя доставили туда со справкой о невменяемости.
       – Кто ее подписал?
       – Твой брат, Брендон Кори, лечащий врач – Хилари_Б._Рэнд, – прочел
он. – Что-нибудь проясняется?
       – Вполне возможно, – протянул я. – Давай дальше.
       – Так вот, на основе этого был выписан полицейский ордер. Тебя
признали недееспособным, взяли под стражу и перевели в психбольницу. Что
касается твоей памяти...
       – Ну-ну?
       – Я не очень разбираюсь в психиатрии и в том, какое влияние все это
может оказывать на память. Короче, в Портеровской больнице тебя лечили
электрошоком. На третий день, как я уже говорил, ты сбежал. Очевидно, ты
где-то нашел свою машину и, направляясь сюда, угодил в аварию.
       – Все сходится, – заявил я, – все сходится.
       Когда он начал свой рассказ, у меня на мгновение мелькнула дикая
мысль, что я попал в другое отражение, где все очень похоже на мою старую,
но не все совпадает. Но теперь я понимал, что это не так. Я подсознательно
среагировал на его рассказ.
       – Теперь об этом ордере, – продолжал Билл. – Он был выдан на
основании лжесвидетельства, но в то время суду это было неизвестно.
Настоящий доктор Рэнд в то время находился в Англии. Когда я потом
связался с ним, выяснилось, что он никогда не слышал о тебе. Но пока его
не было, его офис был ограблен. Что самое странное, его второе имя
начинается не с буквы Б. И он никогда не слышал о Брендоне Кори.
       – Что случилось с Брендоном?
       – Просто исчез. После того, как ты сбежал из Портера, с ним несколько
раз пытались связаться, но безуспешно. Потом ты угодил в аварию, тебя
доставили сюда, лечили. В это же самое время в дирекцию госпиталя
обратилась женщина по имени Эвелина Флаумель. Она назвалась твоей сестрой,
сообщила, что ты находишься под опекой, и что твоя семья хочет, чтобы тебя
перевели в Гринвуд. В отсутствие Брендона, которого суд назначил твоим
опекуном, она оставалась твоей единственной близкой родственницей, и ее
инструкции выполнили. Так ты попал в Гринвуд. Через пару недель ты сбежал
и оттуда, и на этом моя летопись заканчивается, милорд.
       – И каково сейчас мое юридическое положение? – осведомился я.
       – Ты снова дееспособен. После нашей встречи с доктором Рэндом, он
явился в суд и дал обо всем свидетельские показания. Ордер аннулировали.
       – Тогда почему здешний врач вел себя так, словно я псих?
       – О, черт, вот это мысль! Вот об этом я и не подумал! В их деле,
вероятно, записано, что ты клиент психбольницы. На обратном пути я
переговорю с ним. У меня с собой копии старого судебного распоряжения.
Если понадобится, покажу ему.
       – Сколько времени прошло с того дня, как я смылся из Гринвуда, и до
того, как дело в суде уладилось?
       – Месяц. Прошло несколько недель, прежде чем я заставил себя сунуть
нос не в свое дело.
       – Не могу передать, как я рад, что ты в него сунулся. Кое-что из
того, что ты мне рассказал, чрезвычайно важно.
       – Приятно иногда помочь другу, – ответил Билл, закрывая папку и
засовывая ее в портфель. – Да, еще одно... Когда все кончится, ну, то, чем
ты сейчас занят... если можно, расскажи мне всю историю.
       – Билл, я не обещаю этого.
       – Это понятно, просто так, на всякий случай. Имей это в виду. Кстати,
что ты собираешься делать с домом?
       – С моим? Он все еще принадлежит мне?
       – Да, но, по всей вероятности, в этом году его продадут в счет
неуплаты налогов, если ты не займешься этим делом.
       – Удивляюсь, что его до сих пор не продали.
       – Ты же предоставил банку право оплачивать твои счета.
       – Я никогда об этом не думал. считал, что это распространяется лишь
на всякие мелочи. Услуги и все такое прочее.
       – Ну, так вот, на твоем счету почти ничего не осталось, – сообщил мне
Билл. – Я только на днях разговаривал с Макнелли. Если ты ничего не
предпримешь, то на следующий год дом продадут с торгов.
       – Сейчас он мне не нужен. Пусть делают с ним все, что хотят.
       – Тогда ты мог бы продать его и реализовать все, что можно.
       – Не успею. Мне скоро уезжать.
       – Я могу заняться этим. Деньги перешлю, если захочешь.
       – Идет. Я подпишу все, что требуется. Из этих денег оплати мой
больничный счет, а остальное оставь себе.
       – Да как я могу!
       Я пожал плечами:
       – Ну, как желаешь, но обязательно возьми свою плату и не стесняйся.
       – Я положу остаток на твой счет.
       – Хорошо. Спасибо! Да, кстати, пока я не забыл, посмотри-ка в ящике
стола, нет ли там колоды карт? Я не могу дотянуться до них, а чуть позже
они мне понадобятся.
       – Сейчас.
       Билл протянул руку и открыл ящик.
       – Большой коричневый конверт. И очень пухлый. Наверное, они положили
сюда все, что нашли в твоих карманах.
       – Вскрой его.
       – Ага, вот и колода, – он заглянул внутрь, – ух ты, прелесть какая!
Можно посмотреть?
       – Я...
       Что я мог сказать?
       Билл развернул колоду.
       – Просто чудо, – прошептал он. – Какие-то особенные... старинные,
вероятно.
       – Старинные.
       – Холодные, как лед... Никогда ничего подобного не встречал. Слушай,
да это же ты! Разодет, точно рыцарь! Для чего они?
       – Для одной сложной игры.
       – А ты-то как на них угодил, если они старинные?
       – А я говорил, что это я? Ты сам это сказал!
       – И правда. Какой-нибудь предок?
       – Что-то вроде этого.
       – Ого, какая красотка! Да и рыженькая ничего!
       – Билл...
       Он сложил колоду, положил ее в конверт и протянул мне.
       – И единорог красивый, – добавил он. – Кажется, мне не следовало на
них смотреть?
       – Да нет, все нормально.
       Билл вздохнул и откинулся на спинку стула, сцепив руки на затылке.
       – Ничего не могу с собой поделать. Карл, в тебе есть что-то очень
странное, кроме этой секретной работенки. А меня всегда влекли тайны. И я
никогда не был так близок к настоящей загадке.
       – Это потому, что ты только что увидел холодную колоду карт?
       – Нет, это просто еще один штрих. Признаю, что то, чем ты занимался
все эти годы – не моего ума дело. Но есть один недавний случай, который я
не в силах понять.
       – Какой именно?
       – После того, как я отвез тебя сюда, а Элис – домой. Я вернулся к
твоему жилому дому, надеясь получить хоть какое-нибудь понятие о том, что
произошло. Снег к тому времени прекратился, хотя потом пошел опять. Я
четко видел твой след. Он шел вокруг дома и вниз ко двору.
       Я кивнул.
       – Но следа, ведущего в дом, не было. Непонятно, как ты туда попал. И,
если уж на то пошло, то не было и других следов. Следов уходящего
преступника.
       Я усмехнулся.
       – Ты что, думаешь, я сам себя ранил?
       – Нет, конечно! В доме даже оружия не было. Я прошел по кровавому
следу в спальню, к твоей постели. Конечно, у меня был лишь фонарь, но то,
что я увидел – это что-то жутковатое. Такое впечатление, что ты откуда-то
появился на постели, весь в крови, затем поднялся и выбрался наружу.
       – Ну это, конечно, невозможно.
       – И все же, почему нет следов?
       – Может быть, их замел ветер.
       – А твой след оставил? – он пожал плечами. – Нет, не в этом дело.
Если ты когда-нибудь захочешь рассказать мне обо всем, не забудь и об
этом, ладно?
       – Не забуду.
       – Да. И все же... У меня старческое предвидение, что я тебя больше не
увижу. Очень странное чувство. Словно второстепенный персонаж мелодрамы,
которого убирают со сцены, даже не дав ему узнать, чем кончится пьеса.
       – Могу понять твои чувства. У меня самого такая роль, что иногда
хочется придушить автора. Но не забывай, что правдивые истории редко
оправдывают ожидания. Обычно это грязные шутки и, когда знаешь подоплеку,
все сводится к самым подленьким мотивам. Догадки и иллюзии обычно куда
интереснее.
       Билл улыбнулся:
       – Ты говоришь, как и раньше. И все же, я знавал моменты, когда ты
впадал в добродетель. И не раз...
       – Как это мы перекинулись со следов на мою персону? – заинтересовался
я. – Я как раз хотел сказать, что вспомнил. Я пошел из дома по той же
тропинке, по которой добирался до него. Очевидно, на обратном пути я стер
след, ведущий в дом.
       – Неплохо, – одобрил Билл. – А преступник тоже ушел тем же путем?
       – Вероятно, так оно и было.
       – Очень неплохо, – признал он. – Умеешь ты заставить человека
сомневаться. И все же преобладают улики, указывающие на то, что тут
какая-то тайна.
       – Тайна? Да нет. Возможно, странность. Все дело в том, с какой
стороны на это смотреть.
       – Или какое слово употребить. Ты читал полицейский рапорт о твоей
аварии?
       – Нет, а ты?
       – Читал. Что, если в нем еще больше странного? Тогда ты признаешь,
что я был прав, говоря о тайне?
       – Что ж, идет.
       – И ответишь на один вопрос?
       – Ну, не знаю.
       – Очень простой вопрос. Да или нет. И больше ничего.
       – Ну ладно, по рукам. Что же было в рапорте?
       – Когда полиция получила сообщение об аварии, на место происшествия
отправилась ближайшая патрульная машина. Там они обнаружили странно
одетого человека, который оказывал тебе первую медицинскую помощь. Он
заявил, что вытащил тебя из разбитой машины, упавшей в озеро. В это можно
было поверить, потому что он был тоже насквозь мокрым. Среднего роста,
телосложение хрупкое, волосы рыжие. На нем был одет зеленый костюм. Один
полицейский сказал потом, что он вышел из фильма о Робин Гуде. Неизвестный
отказался себя назвать, следовать за ними и давать какие-либо показания.
Когда полицейские начали настаивать, он свистнул, и, откуда ни возьмись
появился красивый белый конь. Неизвестный вскочил на него и ускакал прочь.
Больше они его не видели.
       Я расхохотался. Было очень больно, но я не мог удержаться от смеха.
       – Будь я проклят! – громко воскликнул я. – Все начинает вставать на
свои места.
       Билл удивленно уставился на меня, не говоря ни слова, а потом
спросил:
       – В самом деле?
       – Похоже на то. Ради того, что я сегодня узнал, стоило получить удар
ножом и вернуться.
       – Какая-то странная последовательность событий, – заметил Билл,
потирая подбородок.
       – Согласен, странная, но я начинаю видеть последовательность там, где
раньше ее не было. Одно это уже окупает все.
       – И все из-за парня на белом коне?
       – Отчасти, отчасти... Билл. Скоро я вновь исчезну отсюда.
       – Пока ты никуда не уедешь.
       – Все равно. Я об этих бумагах. Лучше я подпишу их прямо сейчас, если
не возражаешь.
       – Хорошо. Я пришлю их к вечеру. Но не наделай глупостей.
       – Поверь, с каждой секундой я становлюсь все осторожнее, – успокоил
его я.
       – Надеюсь, – ответил Билл, захлопывая свой блокнот. – Ну ладно,
отдыхай. С доктором я все улажу. Бумаги сегодня будут у тебя но ближе к
вечеру.
       – Еще раз большое тебе спасибо.
       Я пожал ему руку.
       – Кстати, – произнес он, – ты обещал ответить на мой вопрос.
       – И правда, обещал. Что за вопрос?
       – ТЫ ЧЕЛОВЕК? – спросил Билл, все еще сжимая мою руку. Его лицо было
таким же, как всегда.
       Я хотел улыбнуться, но передумал.
       – Ну, не знаю. Хотелось бы думать, что да... Но я... конечно,
человек! Что за глупый... а, черт возьми! Ты ведь серьезно спрашиваешь,
Билл? Я обещал ответить честно... – я закусил губы, секунду подумал, затем
ответил: – Я думаю, нет.
       – Я тоже так думаю, – промолвил он и улыбнулся. – Для меня это не
имеет никакого значения. Я просто подумал, что это может иметь значение
для тебя – знать, что кому-то это известно, и что этот кто-то относится к
тебе так же, как и раньше.
       – Я этого тоже не забуду, – вырвалось у меня.
       – Ну, до встречи!
       – До встречи!




       8



       Полицейский только что ушел. День кончился. Я лежал, мне стало лучше,
и, оттого, что мне стало лучше, мне становилось еще веселее. Я лежал и
размышлял об опасности жизни в Эмбере. Обоих нас – и Бранда и меня –
уложили излюбленным семейным оружием. Я не знал, кому из нас пришлось
хуже, но, наверное, ему. Нож мог достать до почек Бранда, а он и раньше
был в неважном состоянии, бедняга.
       До того, как клерк Билла принес бумаги, я дважды прошел, спотыкаясь,
туда и обратно по комнате. Это всегда полезно. Поскольку все на мне
заживало в несколько раз быстрее, чем у жителей этого отражения, я знал,
что, по идее, должен вставать и ходить, через полтора-два дня. Эксперимент
показал, что я не ошибался. Правда, рана болела, в первый раз сильно
кружилась голова, но во второй – уже слабее. Ну что ж, это уже кое-что.
Поэтому я пребывал в хорошем настроении.
       Несколько раз я разворачивал Карты веером, раскладывая свои личные
пасьянсы, читая по знакомым лицам не вполне ясные судьбы, и каждый раз
сдерживая себя, подавляя желание связаться с Рэндомом, рассказать ему о
случившемся, узнать о происходящем в Эмбере. Они еще спят, каждый час для
них – это два с половиной твоих часа. Каждые два с половиной твоих часов
здесь равны семи-восьми для простого здешнего смертного. Жди. Думай.
Набирайся сил.
       И посему, вскоре после обеда, когда небо снова начало темнеть, я был
весь измочален. Я уже рассказал молодому накрахмаленному полисмену все,
что считал нужным. Понятия не имею, поверил ли он мне, но он был вежлив,
тактичен и скоро ушел. Через несколько минут после его ухода все
зашевелилось.
       Итак, я лежал, чувствуя себя лучше, и ожидал, что вот-вот зайдет
доктор О'Рейли, чтобы проверить, не рехнулся ли я за время его отсутствия.
Лежал и оценивал все, что рассказал мне Билл, как сочетаются новые факты с
тем, о чем я знал или догадывался, хотя и смутно...
       Контакт! Меня опередили. Кто-то в Эмбере любил вставать пораньше.
       – Корвин!
       Рэндом: он был обеспокоен.
       – Корвин! Вставай! Открой дверь! Бранд очнулся и зовет тебя!
       – Ты стучал в дверь? Пытался меня разбудить?
       – А как же!
       – Ты один?
       – Да.
       – Хорошо. Меня нет в комнате. Ты нашел меня в отражении.
       – Ничего не понимаю...
       – Я тоже. Я ранен, но неопасно. Потом тебе все расскажу. Так что с
Брандом?
       – Он только что очнулся с коликами в боку и сказал Жерару, что должен
немедленно поговорить с тобой. Жерар позвонил слуге и послал его за тобой.
Он не смог разбудить тебя и пришел ко мне. Я только что отослал его к
Жерару и передал, что сейчас приведу тебя сам.
       – Понятно, – произнес я, медленно потягиваясь и усаживаясь на
кровати. – иди куда-нибудь, где тебя никто не увидит. Я перейду к тебе.
Мне понадобится халат или что-то в этом роде. Я не совсем одет.
       – Тогда я вернусь в свою комнату.
       – Хорошо, давай.
       – Через минуту встретимся.
       Тишина.
       Я осторожно свесил ноги, сел на край постели и собрал Карты. Я
чувствовал, что в Эмбере не должны знать о моем ранении. Даже в нормальные
времена не стоит демонстрировать свою уязвимость.
       Я глубоко вздохнул и встал, держась за спинку кровати. Моя тренировка
пригодилась. Я задышал нормально и отпустил спинку. Не так уж больно, если
двигаться медленно, не утомляться и ограничиваться лишь необходимыми
движениями, чтобы они ничего не заметили. Нужно продержаться до тех пор,
пока мои силы в самом деле не восстановятся.
       И именно в этот момент я услышал шаги, и в дверях появилась
доброжелательная сестричка, свеженькая, симметричная, крутобедрая и чуть
ли не хрустящая. От снежинки она отличалась лишь тем, что была похожа на
других сестер, как две капли воды. Между снежинками различий больше.
       – Ложитесь в постель, мистер Кори! Вам нельзя вставать!
       – Мадам, – поклонился я осторожно, – мне просто необходимо встать.
Мне надо пройтись.
       – Могли бы позвонить, я принесла бы утку, – прощебетала она, входя в
комнату и надвигаясь на меня.
       В этот момент я снова почувствовал вызов Рэндома и устало покачал
головой. Интересно, как она сообщит об этом? Заметит ли она мое
призматическое изображение, после того, как я исчезну? Еще одна страничка
в растущей книге легенд, которые я постоянно оставляю после себя.
       – Моя дорогая и нежная, – обратился я к ней, – в конце концов, наши
отношения с самого начала были чистой физиологией. У тебя были другие...
много других... Адью, мой одуванчик!
       Я поклонился, послал ей воздушный поцелуй и шагнул в Эмбер, оставив
ее хватающейся за радугу. Сам я ухватился за плечо Рэндома и пошатнулся.
       – Корвин! Что за чертовщина?
       – Если, как говорится, за победу надо платить кровью, то я только что
закупил небольшое сражение. Дай мне какую-нибудь одежонку, пожалуйста.
       Рэндом набросил мне на плечи длинный тяжелый плащ, и я наощупь
застегнул его на шее.
       – Полный порядок, – заметил я. – Пошли к Бранду.
       Он повел меня через зал к лестнице. Я всем телом наваливался на него
на ходу.
       – Рана опасная? – спросил Рэндом.
       – Нож, – ответил я, прижимая рану рукой. – Кто-то ударил меня прошлой
ночью в моей спальне.
       – Кто?
       – Ну, явно не ты, потому что мы только что расстались. А Жерар
находился в библиотеке с Брандом. Вычти нас троих и начинай гадать. Больше
мне сказать нечего.
       – Джулиан, – предположил Рэндом.
       – Да, против него многое. Только вечером Фиона выложила против него
кучу улик, да и не секрет, что я не хожу в его любимчиках.
       – Корвин, его нет, смылся ночью. Слуга, приходивший ко мне, сообщил,
что Джулиан уехал. Ну, каково?
       Мы добрались до лестницы. Одной рукой я держался за брата, другой –
за перила. На первой же площадке пришлось остановиться, чтобы немного
передохнуть.
       – Не знаю, – ответил я. – Иногда не знаешь, что хуже: использовать
презумпцию невиновности слишком часто или вообще отказаться от нее. Но,
сдается мне, что если бы он думал, что убрал меня, то он бы остался здесь
и разыграл бы изумление при этой новости. На черта ему понадобилось
уезжать? Это и в самом деле выглядит подозрительным. Я склонен думать, что
Джулиан уехал потому, что опасался Бранда. Того, что он скажет, когда
очнется утром.
       – Но ты же остался жив, Корвин! Ты ускользнул от убийцы, кто бы им ни
был, и он не был уверен, что прикончил тебя. На его месте я был бы уже за
тридевять земель.
       – Тут ты прав, – признал я, и мы снова зашагали вниз по лестнице. –
Да, вполне возможно, что так оно и есть. Ладно, пока это несущественно. Но
никто не должен знать о моем ранении.
       Он кивнул.
       – Как скажешь. Будем говорить об этом только в туалете,
предварительно спустив воду.
       – От твоих шуточек, Рэндом, ноют не только раны. Вот тебе задачка:
как этот тип проник в мою комнату?
       – Окна?
       – Закрываются изнутри. И сейчас закрыты. На двери новый замок с
секретом.
       – Тогда все ясно. Можно лишь только предполагать, что этот кто-то из
нашей семьи.
       – Ну-ну, выкладывай.
       – Кто-то настолько зол на тебя, что смог заставить себя ради этого
пройти Лабиринт. Он спустился вниз, прошел его, перенесся в твою комнату и
напал на тебя.
       – Все было бы очень хорошо, но есть один маленький недостаток в твоих
рассуждениях. Все мы разошлись почти одновременно. Покушение произошло не
ночью, а сразу же после того, как я вошел в комнату. Ни у кого из нас не
было времени спуститься в подземелье, не говоря уже о том, чтобы пройти
Лабиринт. Убийца ждал меня. Поэтому, если это был кто-то из нас, то он
попал в спальню иным путем.
       – Значит, он просто открыл твой замок со всеми его секретами.
       – Вполне вероятно. Может, одному из нас отдохнуть, Например, мне, –
пошутил я. Мы прошли площадку и продолжали спускаться. – Отдохнем на углу,
чтобы я смог войти в библиотеку без твоей помощи, братец.
       – Ну, конечно.
       Так мы и сделали. Я собрался, с ног до головы завернулся в плащ,
подошел к двери и постучал.
       – Минутку.
       Голос Жерара.
       Шаги, приближающиеся к двери.
       – Кто там?
       – Корвин. Со мной Рэндом.
       Я услышал, как он спросил: "Рэндом тебе тоже нужен?" И тихий ответ:
"Нет".
       Дверь отворилась.
       – Только ты, Корвин, – сказал Жерар.
       Я кивнул в ответ и он пошел обратно. Я вошел в библиотеку.
       – Сними плащ, Корвин! – приказал Жерар.
       – Это лишнее, – промолвил Бранд. Я взглянул в его сторону и увидел,
что он сидит в постели, опираясь на подушки, и улыбается.
       – Извини, но я не так доверчив, как Бранд. – возразил Жерар. – И не
желаю, чтобы все мои усилия пропали даром. Давай заглянем, нет ли у него
чего-нибудь под плащом.
       – Я же сказал, это лишнее, – повторил упрямо Бранд. – Это не он
пырнул меня.
       Жерар быстро повернулся к нему:
       – Откуда ты знаешь?
       – Все очень просто, Жерар. Я знаю, кто это сделал, не будь ослом.
Если бы я опасался Корвина, я не позвал бы его сюда.
       – Когда я притащил тебя сюда, ты был без сознания. Ты не мог знать,
чья это работа.
       – Ты уверен?
       – Ну... да почему ты не сказал мне?
       – У меня есть для этого достаточно серьезные основания. А теперь я
хочу поговорить с Корвином наедине.
       Жерар опустил голову.
       – Я все-таки надеюсь, что ты не бредишь, – буркнул он, подошел к
двери и снова открыл ее. – Я буду неподалеку, – добавил он и вновь закрыл
за собой дверь.
       Я подошел к Бранду. Он протянул руку и стиснул мою в крепком пожатии.
       – Рад, что ты добрался домой, – проговорил он.
       – Взаимно, – проронил я и взял кресло Жерара, прилагая все усилия,
чтобы не рухнуть в него.
       – Как ты себя чувствуешь? – спросил я.
       – С одной стороны – препохабно. Но с другой – лучше, чем когда-либо
за последние годы. Все относительно.
       – Как почти все на свете.
       – Но не Эмбер.
       Я вздохнул:
       – Ну, ладно, не будем углубляться в подробности. Что с тобой
случилось, черт возьми?!
       Он напряженно вглядывался в меня, словно что-то искал. Что? Наверное,
то, что я знал. Вернее, то, чего я не знал. Отрицательные факты оценивать
труднее, поэтому его мозг, должно быть, работал на полную мощность с того
самого момента, когда он пришел в себя. Я знал Бранда и был уверен в том,
что то, чего я не знаю, интересует его гораздо больше, чем известное мне.
Добровольно он ничего не расскажет. Теперь ему необходимо знать, какой же
свет – как можно более слабый – следует пролить на события, чтобы получить
желаемое. Больше он ни ватта тратить не собирается. Таков его характер и,
конечно же, ему что-то нужно. Если только... в последние годы я все
настойчивее пытался убедить себя, что люди в самом деле меняются, что
время не просто подчеркивает то, что уже есть в человеке, что то, что
человек делает, видит, думает, чувствует, иногда вызывает в нем
качественные изменения. Это дает хоть небольшое утешение во времена, когда
все остальное летит ко всем чертям. Не говоря уже о том, как это оживляет
мою светскую философию. А Бранд, каковы бы ни были его мотивы, кажется,
спас мою жизнь и память. Что ж, прекрасно! Я решил на сей раз
придерживаться презумпции невиновности, но не подставлять ему спину.
Небольшая уступка, отход от простой психологии нравов, которая обычно
управляет дебютами наших игр.
       – Никогда в жизни не происходит так, как нам это кажется, Корвин, –
начал он. – Сегодня друг, завтра враг и...
       – Стоп! – прервал его я. – Карты на стол! Я благодарен Брендону Кори
за то, что он сделал для меня. А фокус, которым мы нашли тебя и вернули в
Эмбер – моя идея.
       Он кивнул.
       – Полагаю, что для рецидива братских чувств после столь длительного
перерыва имеются веские основания?
       – Я также могу предположить, что у тебя были дополнительные, особые
причины помочь мне.
       Он вновь улыбнулся, поднял правую руку и опустил ее.
       – Тогда мы либо в расчете, либо в долгу друг у друга. Смотря, как на
это взглянуть. По-видимому, сейчас мы нужны друг другу и будет полезно
видеть себя в самом выгодном свете.
       – Не виляй, Бранд. Не бери меня на психику. Я весь день стараюсь
стать идеалистом, а ты мне портишь все дело. Ты вытащил меня из постели,
чтобы что-то сказать. Я тебя слушаю.
       – Все тот же старина Корвин, – усмехнулся он и отвел глаза. – Тот же
или другой? Как ты сам считаешь, изменила ли тебя жизнь в отражении?
Познание того, кто ты? Существование, в котором ты был лишь частицей
чего-то другого целого?
       – Возможно. Не знаю... А вообще, наверное, да. По крайней мере,
семейные интриги выводят меня из себя гораздо быстрее.
       – Итак, ты теперь откровенен и честен в речах и делах. Ну, это
гораздо скучнее. Зато ново, а это уже кое-что. Все будут выведены из
равновесия... А ты сможешь снова стать самим собой в самый неожиданный для
остальных момент. Что ж, это может оказаться полезным. И бодрящим. Ну,
ладно, ладно! Не паникуй, на сем мое выступление заканчивается. Обмен
комплиментами завершен. Я обнажу основы, обуздаю чудовище, чье имя
безрассудство, и извлеку из мрака черной тайны прекрасную жемчужину
знания. Но для начала дай что-нибудь закурить, если есть. Столько лет
прошло, что я бы хотел отпраздновать свое возвращение воскурением
какой-нибудь вонючей травки.
       Я хотел было сказать, что у меня нет курева. Но я был уверен, что
оставил пачку в столе. Мне совершенно не нужно было напрягаться, но я все
же сказал:
       – Подожди минутку.
       Стараясь, чтобы мои движения выглядели естественными, а не
напряженными, я встал и пересек комнату. Пытаясь представить дело так, как
будто я совершенно естественно кладу руку на крышку стола и роюсь в ящике,
я всей тяжестью оперся на нее. Телом и плащом, я старался замаскировать
свои движения.
       Я нашел рваную пачку и вернулся к дивану, остановившись у очага,
чтобы прикурить две сигареты. Бранд не спешил брать свою.
       – У тебя дрожат руки. В чем дело?
       – Вчера вечером слишком долго веселились, – ответил я, снова
усаживаясь в кресло.
       – Ах, да, я и не подумал об этом. Да, вчера наверняка была вечеринка!
Ну, конечно. Все в одной комнате... Неожиданно удалось отыскать меня и
вернуть домой... Продиктованный отчаянием поступок со стороны одной очень
нервной и очень виновной личности... Успех лишь частичный: я ранен и нем,
но надолго ли. И потом...
       – Ты заявил, что знаешь виновного. Это не шутка?
       – Нет, не шутка.
       – Кто это?
       – Всему свое время, дорогой братец. И свое место. Последовательность
и порядок, время и акценты – в этом деле они очень важны. Позволь мне
насладиться этой драмой на безопасном удалении от нее. Я так и вижу себя,
пронзенного кинжалом, и всех вас, собравшихся вокруг. Ах, чего бы я только
не дал, чтобы увидеть эту сцену воочию! Ты не мог бы описать выражение
каждого лица?
       – Боюсь, что в это время лица меня меньше всего беспокоили.
       Бранд вздохнул и выпустил облачко дыма.
       – Ах, как здорово! Это неважно, лица я и так вижу. Сам знаешь, у меня
живое воображение. Шок, страдание, озадаченность – все это постепенно
переходит в подозрительность и страх. Потом, сказали мне, все разошлись, а
добрый Жерар остался паинькой при раненом братце, – он замолчал,
уставившись на дым. На какое-то время насмешливая нотка исчезла из его
голоса. – Ты знаешь, он единственный решительный и приличный человек из
всех нас.
       – Я высокого мнения о нем, – подтвердил я.
       – Он хорошо ухаживал за мной. Жерар всегда присматривал за
остальными, – внезапно он усмехнулся. – Честно говоря, никак не могу
понять, почему его беспокоит наше благополучие. Но, как я полагаю, потом
вы все собрались, чтобы обсудить положение. Вот еще одна вечеринка, и как
я жалею, что меня там не было! Все эти эмоции, подозрения, лживые слова,
отскакивающие друг от друга, и никто не хочет распрощаться первым. Через
некоторое время наверняка началась свара. Все ведут себя паиньками, не
упуская возможности очернить других. Попытка запугать виновного. Возможно,
несколько камешков, брошенных в козлов отпущения. Но, в целом, никаких
результатов. Я прав?
       Я кивнул, должным образом оценив работу его ума, и понял, что он
будет рассказывать все, как ему захочется.
       – Сам знаешь, что прав, – проронил я.
       Он внимательно взглянул на меня и продолжал:
       – Но, наконец, все разошлись, чтобы провести бессонную неспокойную
ночь, или встретиться с сообщником и завязать интригу. Ночь была полна
скрытого смятения. И приятно сознавать, что вы думали о моем благополучии.
Некоторые, естественно, желали мне добра, другие – прямо противоположного.
И среди всего этого я собирался с силами – нет, я процветал! – не желая
подводить своих сторонников. Жерар долго вводил меня в ход новейшей
истории. Когда я счел, что с меня достаточно, я послал за тобой.
       – Ты, кажется, не заметил, что я уже здесь. Что ты хотел мне сказать
или сообщить?
       – Терпение, брат, терпение, подумай о годах, которые ты провел в
отражении, даже не вспоминая... всего этого, – он взмахнул рукой с зажатой
сигаретой. – Подумай, сколько времени ты ждал, сам того не зная, пока я не
нашел тебя и не постарался облегчить твою планиду! Неужели по сравнению с
этим столь важны несколько мгновений!
       – Мне сказали, что ты разыскивал меня и это несколько удивило меня.
Ведь в последний раз мы расстались, будучи не в самых лучших отношениях.
       Он кивнул.
       – Не могу отрицать этого. Но, в конце концов, я всегда забываю о
подобных мелочах.
       Я тоже кивнул.
       – Я никак не мог решить, что именно рассказать тебе и чему ты
поверишь, – продолжал Бранд. – Я сомневался, что ты благосклонно
отнесешься к утверждению, что за небольшим исключением мои действия были
продиктованы почти чистейшим альтруизмом.
       Я фыркнул.
       – Ей богу, это правда! – воскликнул Бранд. – Чтобы твои подозрения
улеглись, добавлю, что у меня просто не было выбора. Всегда трудно
начинать рассказ: с чего ни начни, что-то было и до этого. Видишь ли, мы
подумывали о том, чтобы захватить его. Это было вскоре после его
исчезновения. По-моему, оно в какой-то мере дало толчок всему
происшедшему. Отец подозревал, что Эрик убил тебя, однако, никаких улик не
было. Но мы использовали эти подозрения – вовремя брошенное слово, жест...
Годы шли, никто и никакими средствами не мог связаться с тобой, и
вероятность того, что ты в самом деле мертв, все возрастала. Отцу все
меньше и меньше нравился Эрик. И однажды вечером, после спора, начавшегося
с сущего пустяка, отец заявил, что даже отцеубийство никому не поможет
захватить трон. При этом он смотрел на Эрика. В этот момент за столом были
почти все. Эрик вспыхнул, словно вечерняя заря, и долго не мог забыть об
этом. Но затем отец пошел куда дальше, чем мы рассчитывали или желали. То
ли он просто дал выход своим чувствам, то ли был вполне серьезным. Но он
заявил нам, что почти решил сделать тебя своим наследником, и посему
принял то, что произошло с тобой, очень близко к сердцу. Если бы он не был
уверен, что ты погиб, то никогда бы не сказал этого. Через несколько
месяцев мы воздвигли твою гробницу, чтобы придать этому выводу
существенную форму, и позаботились, чтобы никто не забыл, как отец
относится к Эрику. Мы все считали, что после тебя Эрик – главное
препятствие к трону.
       – Мы? Кто это "мы"?
       – Терпение, Корвин! последовательность и порядок, время и акценты!
Ударение, упор... Слушай дальше.
       Он взял вторую сигарету, прикурил ее, рассек воздух ее горящим
концом.
       – На следующей стадии стало необходимым, чтобы отец покинул Эмбер.
Это была самая важная и самая опасная часть всего замысла, и тут мы
поссорились. Мне не нравилась идея союза с силами, которых я до конца не
понимал. Особенно такого союза, который давал им определенную власть –
позволять им использовать нас. Это всегда неразумно, каковы бы ни были
обстоятельства. Я был против этого, но большинство думало по-другому, – он
улыбнулся. – Двое против одного. Да, нас было трое. Что ж, решение было
принято. Мы начали действовать. Была расставлена ловушка и отец устремился
на приманку...
       – Он еще жив? – спросил я его.
       – Не знаю. Потом все пошло не так, как мы предполагали. После отъезда
отца нашим следующим ходом было усиление собственных позиций. Нужно было
выждать подобающее время, прежде чем объявить отца мертвым. У меня хватало
забот. В идеале, нам нужна была помощь еще одного человека. Каина или
Джулиана – безразлично, кого именно. Видишь ли, Блейз уже отправился в
отражения и собрал там сильную армию...
       – Блейз? Он был одним из вас?
       – Совершенно верно. Мы собрались возвести его на трон, конечно, с
кое-какими условиями. Фактически, это был бы триумвират. Так вот, он
отправился собирать армию. Мы надеялись на бескровный переворот, но на
случай, если слов окажется недостаточно для победы, должны были быть
наготове. Если бы Джулиан сдал нам наземные дороги или Каин уступил нам
море, мы могли бы быстро подвести войска и одержать победу силой оружия,
если уж возникнет такая необходимость. К сожалению, я ошибся в выборе. По
моему мнению, Каин был более продажен, чем Джулиан. Поэтому я стал
деликатно прощупывать его. Сначала он был вроде бы не против, но потом
либо передумал, либо с самого начала мастерски обманывал меня.
Естественно, я предпочитаю первый вариант. Как бы то ни было, он в
какой-то момент пришел к выводу, что ему выгоднее поддерживать другого
претендента на трон. То бишь Эрика.
       Конечно, надежды Эрика на трон в свете отношения к нему отца казались
нереальными, но отец исчез и наш замечательный ход предоставил Эрику
возможность выступить в роли защитника трона. К несчастью для нас, такое
положение по существу оставляло его в одной ступеньке от трона. И тут еще
Джулиан последовал за Каином и вместе со всеми войсками принес присягу
Эрику, защитнику отечества. Так образовалось второе трио. Эрик всенародно
поклялся защищать трон, и распределение сил стало ясным. Я в это время
находился в весьма неудобном положении. Вся их враждебность обрушилась на
меня, поскольку они не знали, кто были мои союзники. Но они не могли
бросить меня в тюрьму или подвергнуть пыткам, потому что с помощью Карт
меня немедленно вырвали бы из их лап. И они хорошо понимали, что попытайся
они убрать меня, неизвестные им враги нанесут ответный удар. Поэтому на
какое-то время все уперлось в тупик. Они знали уже и то, что я не могу
открыто выступить против них. Я находился под постоянным наблюдением.
Поэтому мы избрали более хитроумный путь. Я опять был против и опять
проиграл, два к одному. Мы собрались использовать те же силы, которые
помогли нам избавиться от отца, для того, чтобы подорвать престиж Эрика.
Если он с такой легкостью взял на себя защиту Эмбера, то нужно было только
доказать, что это ему не по силам. Потом на сцену выходит Блейз,
быстренько расправляется с врагами, сам занимает место защитника трона при
еще большей поддержке народа. После того, как пройдет некоторое время, он
взвалит на себя бремя власти, вернее, позволит взвалить. И все для блага
Эмбера!
       – Вопрос, – прервал его я. – А Бенедикт? Я знаю, что он был в ссоре с
остальными и сидел у себя в Авалоне. Но если бы что-то всерьез угрожало
Эмберу...
       – Ты прав, – сказал Бранд, – и по этой причине частью нашего плана
было занять Бенедикта его собственными делами.
       Я вспомнил об Авалоне, изнуренном набегами адских дев. Я вспомнил о
культе на месте правой руки Бенедикта. Я открыл рот, чтобы кое-что
сказать, но Бранд поднял руку.
       – Позволь мне закончить, Корвин. Я понимаю ход твоих мыслей. Я
чувствую боль у тебя в сердце, и эта боль – близнец моей. Да, я знаю все
это и еще многое, – его глаза горели страстным огнем. Он взял еще одну
сигарету, и она зажглась сама собой. Он глубоко затянулся и продолжал,
выдыхая дым:
       – Когда было принято это решение, я порвал с ними. Я видел, что риск
настолько велик, что в опасности окажется сам Эмбер. И я порвал с ними...
       Несколько секунд Бранд молчал, наблюдая за дымом, затем снова
заговорил:
       – Но все зашло слишком далеко, и я не мог так просто выйти из игры.
Чтобы защитить себя и Эмбер, я должен был стать их противником. Переходить
на сторону Эрика было слишком поздно: он не защитил бы меня, даже если бы
смог. Кроме того, я был уверен, что Эрик потерпит поражение. И тут я решил
применить кое-какие свои новые способности. Меня давно удивляли странные
отношения между Эриком и Флорой, которая сидела в этом отражении, Земле, и
притворялась, что ей там нравится. У меня было беглое подозрение, что у
Эрика есть там кое-какие дела, и что она – его агент. Конечно, я не мог
подобраться к Эрику достаточно близко, чтобы удовлетворить свое
любопытство, но я был уверен, что будет не так уж и трудно выведать у
Флоры, в чем тут дело. Так я и сделал. Внезапно, все понеслось сломя
голову. Мою собственную партию заинтересовало мое местонахождение. Затем я
нашел тебя и отправил на шокотерапию, чтобы вернуть память. Эрик узнал от
Флоры, что на Земле все пошло кувырком. В результате обе стороны вскорости
принялись усиленно разыскивать меня. Я решил, что твое возвращение
позволит мне пустить по ветру планы всех, а заодно и выбраться из тупика и
изменить существующее положение вещей. Право Эрика на трон снова окажется
под сомнением, у тебя найдутся собственные союзники, интриги моей партии
окажутся бессмысленными. К тому же, я рассчитывал, что ты не забудешь
того, что сделал для тебя я. Но ты сбежал из Портеровской больницы и вот
тут-то все и началось. Как я потом выяснил, искали тебя все, но по разным
причинам. Но у моих бывших союзников было одно очень большое преимущество.
Они разузнали, что происходит, нашли тебя и первыми оказались на месте.
Само-собой разумеется, существовал очень простой способ сохранить
статус-кво, при котором они остались бы в выгодном положении. После
выстрелов Блейза ты вместе с машиной угодил в озеро. Блейз почти сразу
умчался, думая, что дело сделано. Я вытащил тебя и оказалось, что ты еще
жив. Я начал оказывать тебе первую помощь. Вспоминаю, какая неблагодарная
это была работа: ведь я не знал, насколько эффективным было лечение,
очнешься ли ты Корвином или Карлом Кори. Да и потом это не давало мне
покоя, ведь я так и не узнал этого. Когда подоспела помощь, я быстренько
смотался. Чуть позже мои союзники нашли меня и упекли в башню, откуда вы
меня и вытащили. остальное ты и сам знаешь.
       – Не все.
       – Тогда скажешь, когда хватит. Я и сам все узнал только потом.
Эриковы прихвостни пронюхали о катастрофе, разыскали тебя и перевели в
частную клинику, чтобы ты был в полной безопасности, и распорядились
держать тебя под наркозом.
       – Зачем Эрику понадобилась моя безопасность, особенно если учесть,
что мое появление спутало ему все карты?
       – К этому времени семеро из нас знали, что ты жив. Слишком много. Он
просто опоздал. Эрик все еще старался не напоминать остальным слова отца.
Случись что с тобой в это время, когда ты находился в его власти, дорога к
трону была бы для него закрыта. Если бы Бенедикт когда-нибудь узнал об
этом... Или Жерар... Нет, убить тебя он не мог. После коронации – да, но
сейчас – ни в коем случае. Когда стало известно, что ты жив, Эрик был
вынужден открыть карты. Он назначил дату коронации и решил до нее сделать
так, чтобы ты не помешал ему. Крайне поспешное решение, но я не вижу
другого выхода из этого положения. Ну, остальное ты все знаешь, поскольку
это произошло с тобой.
       – Я присоединился к Блейзу как раз тогда, когда он двинулся на Эмбер.
Не слишком удачно все вышло.
       Бранд пожал плечами.
       – Могло выйти и лучше, если бы вы победили, и если бы ты как-нибудь
справился с Блейзом. Но на самом деле у тебя не было шансов. Ни единого! С
этого времени я перестаю понимать мотивы их поступков, но мне кажется, что
этот поход был не более, чем ложной атакой.
       – Зачем?
       – Я уже сказал, что не знаю. Эрик уже был у них в руках и в ней не
было необходимости.
       Я покачал головой. Слишком много новостей, слишком мало времени,
чтобы осмыслить их. Похоже было, что многие факты – правда, если отбросить
пристрастия рассказчика. И все же...
       – Не знаю, – начал я.
       – Конечно, не знаешь, – перебил он. – Но если ты спросишь, я тебе
скажу.
       – Кто был третьим в вашей группе?
       – Конечно, та персона, что пырнула меня. Попробуй угадай!
       – Не буду. Скажи без загадок.
       – Фиона. Она все и задумала.
       – Почему ты сразу не сказал мне?
       – А ты бы высидел до конца рассказа? Да ты бы бросился сажать ее под
стражу, обнаружил, что ее нет, переполошил бы всех остальных, начал бы
расследование и потерял бы массу бесценного времени. Ты и сейчас можешь
проделать все эти штуки, но зато ты слушал меня достаточно долго, чтобы
убедиться, что я знаю, о чем говорю. А теперь, я скажу тебе, что важна
быстрота, и что ты должен дослушать меня до конца, и как можно скорее,
если ты захочешь, чтобы у Эмбера вообще остались хоть какие-то шансы –
теперь, возможно, ты выслушаешь меня, а не пустишься в погоню за
сумасшедшей бабой.
       – Гнаться за ней не стоит? – спросил я, привстав с кресла.
       – Пока – ну ее к чертям! У тебя есть проблемы посложнее. Ты бы сел.
       Я так и сделал, но задал еще один вопрос:
       – А может стоит, послать за ней в погоню кого-нибудь другого, хотя бы
Жерара?
       – Она от нас не уйдет. И вполне возможно, что выслушав меня до конца,
ты не станешь гоняться по отражениям за собственной сестрой. Не исключен и
такой вариант с твоей стороны, мой братец Корвин.
       – Ладно, досказывай. Я тебя слушаю.




       9



       Лунный свет... призрачный свет факелов, точно огни в черно-белых
фильмах... звезды... редкие прозрачные нити тумана...
       Я оперся на перила и смотрел на мир... Абсолютная тишина держала в
объятиях ночь, спящий город, всю вселенную. Вдали – море, Эмбер, Арден,
Гарнат, маяк Кабры, роща Единорога, моя гробница на склоне Колвира...
Молчаливые, далеко внизу, но ясно видные. Наверное, так видят мир глаза
богов, или души, свободные от тел и плывущие в небе... в середине ночи...
       Я приехал туда, где даже духи играют в привидения, где предметы,
знаки, предзнаменования и одушевленные желания пробираются по ночным
проспектам и высоким дворцовым залам небесного Эмбера. Тир-на Ног-т...
       Повернувшись спиной к перилам и следам древнего мира, лежащим внизу,
я смотрел на улицы и темные террасы, залы владык и кварталы простолюдинов.
Луна в Тир-на Ног-те светит ярко, серебря стены наших воображаемых зданий.
Я двинулся вперед, опираясь на резную трость, и призраки вокруг
зашевелились, появились у окон, ворот, на балконах...
       Невидимый, я шел по городу, и это – чистая правда, ибо я сам был
призраком для тех, кто населяет Тир-на Ног-т, кто бы они ни были. Тишина и
серебристый свет луны... Только приглушенное постукивание моей трости... В
центре всегда собирался туман... Дворец, словно белый костер... роса,
точно капли ртути на тончайшей шлифовке лепестков и ножках цветов в садах
вдоль тротуаров... Луна над головой слепит глаза, подобно полуденному
солнцу, затеняя звезды, бледнеющие перед ней. Серебристый свет и тишина...
Сияние...
       Я не собирался в Тир-на Ног-т, ибо его предсказания, если можно так
сказать, обманчивы, его сходство с городами и людьми, оставшимися внизу,
беспокоит, и часто его пейзажи приводят к помешательству. И все же я
здесь... Часть моей сделки со временем...
       Оставив Бранда выздоравливать под присмотром Жерара, я понял, что мне
и самому пора отдохнуть, но так, чтобы о моем ранении ничего не знали.
Фиона действительно сбежала. Ни с ней, ни с Джулианом нельзя было
связаться через Карты. Расскажи я Жерару и Бенедикту то, что я узнал от
Бранда, и они бы, несомненно, настояли бы на том, чтобы мы попытались
выследить и схватить ее, их обоих. Я был абсолютно уверен, что эти попытки
окажутся бесполезными.
       Я послал за Рэндомом и Ганелоном и удалился в свои комнаты, сообщив,
что намерен мерен весь день отдыхать и спокойно размышлять в преддверии
ночи, которую я проведу в Тир-на Ног-те – очень разумный поступок для
эмберита в трудную пору. Я не очень-то верил в Тир-на Ног-т, но
большинство других относились к нему положительно и серьезно. Поскольку
время для такого паломничества было самое что ни на есть подходящее, я
считал, что мое дневное затворничество никому не покажется подозрительным.
Конечно, придется следующей ночью отправиться в Тир-на Ног-т, но и это
было к лучшему. Теперь на то, чтобы рана зажила, у меня были день, ночь и
часть завтрашнего дня. Я чувствовал, что это время будет потрачено не зря.
       Но всегда хочется поделиться новостями. Я поделился с Рэндомом и
Ганелоном. Сидя в постели, я рассказал им о планах Бранда, Фионы и Блейза,
о клике Эрик-Каин-Джулиан. Я рассказал им все, что узнал от Бранда о моем
возвращении и о том, как его союзники упекли его в башню. Они поняли,
почему сбежали оставшиеся в живых члены обеих группировок – Джулиан и
Фиона. Несомненно, собирать свои силы. Возможно, они выступят друг против
друга, но вероятность этого невелика. По крайней мере, сейчас. Скорее
всего, кто-то из них двинется на Эмбер, чтобы первым захватить его.
       – Придется им встать в очередь и ожидать, как и всем остальным, –
заявил тогда Рэндом.
       – Не совсем так, – ответил я ему. – Союзники Фионы и твари с Черной
Дороги – одна и та же сволочь.
       – А круг в Лорене? – спросил Ганелон.
       – Того же поля ягода, только отражение другое. Они прошли долгий и
длинный путь.
       – Вездесущие гады, – заметил со злостью Рэндом.
       Кивнув, я постарался все объяснить.
       Так я оказался в Тир-на Ног-те. Когда взошла луна и в небесах
появилось слабое отражение Эмбера, с просвечивающимися через него
звездами, и бледным ореолом окружили его башни, и крошечные тени
замелькали на стенах, я ждал, ждал вместе с Рэндомом и Ганелоном, ждал на
самой вершине Колвира, где на камне вырублены три грубых ступени.
       Когда лунный луч коснулся их, постепенно стала проявляться вся
лестница, ведущая через огромную пропасть к небу, туда, где над морем
висел город-видение. Когда светит полная луна, лестница прочнее всего. Я
ступил на камень... Рэндом держал полную Колоду Карт, моя Колода лежала в
кармане куртки. Грейсвандир, выкованный при лунном свете на этом самом
камне, сохранял свою силу и в небесном городе, и я взял его с собой. Я
отдыхал весь день, и у меня был посох, на который я мог опираться. Иллюзия
времени и расстояния... Я как-то поднимался в небо, не обращавшее ни
малейшего внимания на Корвина: если вы ступили на небесную лестницу, то
поднимаетесь не по-порядку, со ступеньки на ступеньку. Одна нога здесь,
другая там, – и четверть пути осталась позади, хотя мое плечо все еще
чувствовало прощальное пожатие Ганелона. Если я пристально вглядывался в
лестницу, ее мерцающая непрерывность исчезала и далеко под собой я видел
океан, точно через прозрачную линзу... Я потерял счет времени, хотя после
всегда кажется, что путь был недолог... Справа от меня, в глубине под
волнами появились блистающие изгибающиеся очертания Рембы. Я вспомнил
Мойру, подумал, как она там живет. Что станет с нашим подводным двориком,
если Эмбер когда-нибудь падет? Останется ли отражение в своем зеркале
целым? Или камни и люди тоже будут разбросаны, как кости в подводных
казино-каньонах, над которыми летят наши корабли? Воды-убийцы молчали,
оставив Корвина в смущении, хотя и почувствовал резкую боль в боку.
       На вершине лестницы я вошел в призрачный город, как входят в Эмбер,
по бесчисленным ступенькам, вырубленным в обращенном к морю склоне
Колвира.
       Я оперся на перила, глядя на мир...
       Черная Дорога уходила на юг. Ночью ее не было видно, но какое это
имело значение? Я знал, куда она ведет. Вернее, Бранд сказал мне это.
Поскольку, как мне казалось, он истощил отпущенный человеку запас лжи, то
я считал, что знаю, куда ведет Черная Дорога.
       В бесконечность.
       От сияющего Эмбера и могучего, чистого великолепия ближайшего
отражения, через постепенно темнеющие слои отражений, расходящиеся во всех
направлениях, дальше и дальше, через какие-то уродливые отражения, и еще
дальше, по тем мирам, которые можно увидеть только пьяным, в бреду или
болезненном сне, и все дальше, мимо того места, где я вынужден
остановиться... Я вынужден остановиться...
       Как выразить простыми словами то, что совсем непросто? Наверное, надо
начать с солипсизма – утверждения о том, что ничего не существует, кроме
самого человека, или, по крайней мере, как оно есть на самом деле, кроме
своего собственного существования и ощущений. Где-нибудь в отражении я
смогу найти все, что воображаю. Как и любой из нас. Честно говоря, это не
выходит за пределы человеческого Я. Можно возразить, как это и делаем
почти все мы, что мы сами создаем отражения, в которые уходим, из
субстанции собственной души, что только мы сами существуем реально, что
отражения, по которым мы путешествуем, всего лишь проекция наших
собственных желаний.
       Не знаю, верен ли этот аргумент, но он достаточно весок. Он объясняет
многое в отношении нашей семьи к людям, странам и вещам вне Эмбера... А
именно – мы кукольники, а они – наши куклы, игрушки, конечно, иногда
оживающие и даже опасные, но это входит в правила игры. По своему
характеру все мы – импрессарио, и соответственно обращаемся друг к другу.
Хотя вопрос "почему?" приводит сторонников солипсизма в некоторое
замешательство. Всегда можно избежать этого, объявив неудобный вопрос
неправомерным. Как мне часто приходилось замечать, большинство из нас в
своих делах почти чистые прагматики. Почти...
       И все же, все же в эту стройную картину врывается один тревожный
элемент. Но ведь есть место, где отражения сходят с ума... Если
целенаправленно продираться сквозь отражения, слой за слоем, на каждом
шагу, опять-таки преднамеренно, отдавая часть своего разума, то наконец
попадаешь в безумную страну, и дальше пути нет. Зачем это делать? В
надежде на озарение или на новую игру... Но когда оказываешься там, а все
мы были в этой стране, то понимаешь, что дошел до края отражений или до
конца собственного сознания – как мы всегда считали, это синонимы. Но
теперь...
       Теперь я знаю, что это не так. Теперь, когда я стою в ожидании во
Дворах Хаоса, и рассказываю вам об этом, я знаю, что это не так. Но я знал
это и тогда, той ночью в Тир-на Ног-те, и еще раньше, когда я сражался с
человеком-козлом в Черном Кругу в Лорене, знал это в маяке Кабры в тот
день, когда я бежал из темниц Эмбера, когда я смотрел на загубленный
Гарнат...
       Я знал, что это еще не конец, потому что Черная Дорога вела дальше.
Она проходила сквозь безумие и хаос и продолжала свой бег. Твари,
проходившие по ней, откуда-то появлялись, но я их не создавал. Каким-то
образом я помог им пройти, но они появились не из моего варианта
действительности. Они создали сами себя или кто-то еще создал их – в
данном случае это значения не имеет – и это разрывало на части всю уютную
метафизику, созданную и свитую нами за века. Они вошли в наш заповедник,
они были чужаками в нем, угрожали ему, угрожали нам. Фиона и Бранд вышли
за все границы и нашли что-то там, где, по убеждению остальных, ничего не
существовало. В каком-то смысле эта новость стоила опасности, которую она
несла с собой. Мы были не одни, а отражения в действительности не наши
игрушки. Никогда уже я не смогу смотреть на отражения по-старому.
       И все это потому, что Черная Дорога вела на юг и уходила за конец
мира, и я не смогу пройти ее до конца...
       Тишина и серебристый свет... Отхожу от перил, опираясь на посох,
прохожу через затянутую туманом, перевитую дымкой, расписанную лунным
светом ткань видений, в странный город... Призраки... тени отражений...
образы вероятностей... То, что может и могло произойти... потерянная
возможность... обретенная возможность...
       Теперь иду по бульвару... Фигуры, лица многих знакомы мне. Что они
делают? Трудно сказать... Губы некоторых двигаются, на некоторых лицах
оживление... Я не слышу слов. Я прохожу мимо них незамеченным.
       Вот одна из этих фигур... Женщина одна, она кого-то ждет... пальцы
развязывают минуты, отбрасывая их в сторону... она смотрит в другую
сторону, но я хочу увидеть ее лицо... Знак того, что я увижу или должен
видеть его... Женщина сидит на каменной скамье под сучковатым кривым
деревом... Она смотрит на дворец... Мне очень знакома ее фигура...
приблизившись, я узнаю Лорен... она продолжает смотреть вдаль, мимо меня,
она не слышит, что я говорю, что отомстил за ее смерть.
       Не в моих силах быть услышанным в Тир-на Ног-те. То, что дает мне
силу, висит в ножнах у меня на боку.
       Вытащив Грейсвандир, я поднимаю его над головой и узоры на клинке
оживают под лунным светом. Я кладу шпагу на землю между нами.
       – Корвин!
       Она быстро поднимает голову и узнает меня. В свете луны ее волосы
становятся рыжеватыми.
       – Откуда ты взялся, ведь еще рано?
       – Ты ждешь меня?
       – Конечно. Ты же сказал мне.
       – Как ты попала сюда?
       – На эту скамью?
       – Нет, в этот город.
       – В Эмбер? Я не понимаю. Ты же сам привел меня. Я...
       – Ты счастлива здесь?
       – Ты же знаешь, что пока я с тобой, я счастлива.
       Я не забыл ее ровные зубы, веснушки, едва заметные за мягкой вуалью
света.
       – Что тогда произошло? Это очень важно. Давай на минутку сделаем вид,
что я ничего не знаю. Расскажи мне все, что произошло с нами после битвы в
Черном Кругу Лорены.
       Она поморщилась и встала, отвернувшись.
       – Мы поссорились. Ты последовал за мной, прогнал Мелкина, мы
объяснились, и я поняла, что ты был прав, и поехала с тобой в Авалон. Там
твой брат Бенедикт убедил тебя начать переговоры с Эриком. Вы не
помирились, но он рассказал тебе кое-что, из-за чего ты согласился
временно прекратить войну. Он поклялся не вредить тебе, а ты поклялся
защищать Эмбер. Бенедикт был свидетелем обеих клятв. Мы оставались в
Авалоне, пока ты не раздобыл свои химикаты. Потом мы поехали в другое
место, где ты купил какое-то странное оружие. Мы выиграли битву, но Эрик
ранен и лежит в постели, – она повернулась ко мне. – Ты думаешь нарушить
перемирие, Корвин? Скажи мне, я не ошиблась?
       Я покачал головой, и хотя знал, что совершаю глупость, протянул к ней
руки, чтобы обнять. Я хотел прижать ее к себе, несмотря на то, что кто-то
из нас двоих не существовал, не мог существовать, и когда крошечный
промежуток, разделяющий нас, исчезнет, рассказать, что произошло или еще
произойдет...
       Удар был несильным, но я споткнулся и упал навзничь поперек
Грейсвандира. Мой посох отлетел на несколько шагов в сторону и валялся на
траве. Встав на колени, я увидел, что ее лицо-волосы-глаза стали
бесцветными. она повернула голову, ища меня, ее губы шептали беззвучные
слова-призраки. Я вложил Грейсвандир в ножны, поднялся. Ее взгляд прошел
сквозь меня и остановился. Ее лицо прояснилось, она улыбнулась и шагнула
вперед. Я отступил в сторону, повернулся и увидел, что она бежит к
приближающемуся человеку, что он сжимает ее в объятиях, увидел мельком его
лицо, серебристую розу на его одеянии у самой шеи, увидел, как
счастливчик-призрак склоняется к ней и целует ее. Человек, которого я
никогда не узнаю, серебряный на фоне молчания. И серебра...
       Ухожу... Не оглядываюсь... Пересекаю бульвар...
       Голос Рэндома:
       – Корвин, все в порядке?
       – Да.
       – Видел что-нибудь интересное?
       – Потом, Рэндом.
       – Извини.
       И вдруг – сверкающая лестница перед дворцом... Вверх по ней, поворот
направо... Теперь не торопись, потихонечку в сад... Цветы-призраки
пульсируют на стебельках вокруг меня, кусты-призраки осыпаны цветами,
словно застывший фейерверк. Все – без красок. Набросано только самое
главное, глаз различает лишь разную силу чистого серебристого свечения.
Только сущность. Может быть, Тир-на Ног-т – это особая форма отражении в
реальном мире, управляемая нашим подсознанием, отражение нашей души в небе
в полную величину, может, даже лечебное средство? Если все это кусочек
души, то, доложу я вам, несмотря на все это серебро, ночь очень темна... и
тиха.
       Иду... мимо фонтанов, скамеек, рощ, хитроумных альковов в лабиринтах
живых изгородей... Прохожу по дорожкам, поднимаюсь по ступеням, перехожу
мостики... Позади остаются кусты, деревья, редкие статуи, валуны,
солнечные часы, или здесь они называются лунными? Держась правой стороны,
упорно иду вперед, вскоре передо мной северный фасад дворца. Теперь
налево, мимо дворика с нависшими над ним балконами, всюду призраки – на
балкончиках, за ними, внутри...
       Обхожу дворец вокруг, просто чтобы увидеть здание садика. В истинном
Эмбере при обычном лунном свете они прекрасны.
       Еще несколько стоящих фигур, они беседуют... Все неподвижно, кроме
меня.
       И тут я чувствую, что меня тянет направо. Я поднимаюсь: бесплатным
предзнаменованием пренебрегать не стоит.
       К высокой живой изгороди, внутри которой небольшая поляна. Если она
еще не заросла...
       Давным-давно здесь было...
       На поляне две фигуры в объятиях друг друга. Я было отворачиваюсь, но
тут они разжимают руки. Не мое дело, но... Дейдра... одна из них Дейдра.
Еще до того, как они поворачиваются, я знаю, кто с ней. Как жестоко шутят
силы, властвующие над этим серебром, этим молчанием, этими сценами...
Назад, назад, прочь от этой изгороди... Поворачиваюсь, спотыкаюсь, падаю,
снова встаю... скорее бежать отсюда...
       Голос Рэндома:
       – Корвин, все в порядке?
       – Потом, черт возьми, потом!
       – Корвин, скоро рассвет. Я хотел тебе напомнить.
       – Считай, что напомнил!
       Скорей отсюда, скорей... Время в Тир-на Ног-те – тоже сон. Невелико
утешение, но все же лучше, чем ничего. Скорее прочь, скорей. Скорей...
       К дворцу. Яркая архитектура ума или души, сейчас более четкая, чем в
действительности. Судить о совершенстве бессмысленно, но я добежал до
дворца. Я должен знать, что там, внутри... Видимо, там моя цель, ибо меня
неодолимо влечет туда. На сей раз я не остановился, чтобы снова поднять
посох, упавший в сверкающие травы. Я знаю, что я должен идти, что я должен
делать. теперь это очевидно, хотя логика, которой я влеком – это не логика
бодрствующего ума.
       Быстрее, вверх по ступеням, к заднему порталу... Боль снова впилась
мне в бок. Скорей... Через порог, во дворец...
       Туда, где нет сияния звезд и лунного света... Свет идет ниоткуда, он
точно бесцельно плывет с места на место, иногда сливаясь в озерца. Там,
где его нет, тени абсолютно черны, занавешивая большие куски комнаты,
коридора, ниши и лестницы.
       Между тенями, сквозь тени... Теперь я почти бегу... Одноцветность
моего дома...
       Дурное предчувствие настигает меня... Черные пятна теперь кажутся
дырами в этой действительности... Я опасаюсь подходить к ним слишком
близко... Боюсь провалиться в них и затеряться...
       Поворот, коридор... наконец-то... Вхожу... Тронный зал... Горы тьмы
нагромождены там, где мои глаза должны были увидеть путь, ведущий к
трону...
       Хотя... движение...
       Я иду вперед и справа от меня что-то перемещается. Тьма...
Перемещается и поднимается.
       Когда я приближаюсь к подножию трона, в поле моего зрения появляются
сапоги, потом ноги в этих сапогах.
       У меня в руках оказывается Грейсвандир, сам по себе находит путь к
светлому пятну, снова начинает расти, обманывая глаза, меняя форму,
начинает сам по себе сиять.
       Я ставлю левую ногу на ступень, опираюсь левой рукой о колено. Боль в
заживающем боку тревожит, но ее можно терпеть. Я жду, когда чернота,
пустота раздвинется словно занавес, открывающий новые театральные эффекты,
которыми меня так щедро осыпала эта ночь.
       И тьма уходит в сторону, открывая ладонь, руку, плечо. Рука сделана
из сверкающего металла, ее плоскости – словно грани драгоценного камня.
Кисть и локоть – поразительное сплетение серебряных нитей, сколотых
искрами. Ладонь стилизована, точно у скелета. Швейцарская игрушка,
механическое насекомое, она действует, она смертоносна и по-своему
красива...
       И тьма уходит полностью, открывая его...
       Бенедикт стоит у трона в небрежной позе, слегка опираясь на него
левой механической рукой. Он наклоняется к трону, его губы шевелятся.
       И тьма уходит в сторону, я вижу, кто сидит на троне.
       Дара!!!
       Она повернулась вправо, она улыбается, кивает Бенедикту, ее губы
что-то произносят. Я подхожу ближе и вытягиваю Грейсвандир вперед до тех
пор, пока его острие не останавливается на впадине, чуть ниже груди.
       Медленно, очень медленно, она поворачивает голову и встречается со
мной взглядом. Она оживает и на ее лице появляются цвета. Ее губы вновь
шевелятся, и на сей раз слова доходят до моих ушей.
       – Кто вы и что здесь делаете?
       – Нет, это мой вопрос. Ответьте на него, немедленно!
       – Я Дара. Дара эмберская, королева Эмбера Дара. Я занимаю этот трон
по праву крови и силы. А кто вы такой?
       – Корвин. Тоже эмберский. Не шевелиться! Я спрашивал, почему вы
здесь.
       – Корвин умер много веков назад. Я видела его гробницу.
       – Она пуста.
       – Нет, в ней покоится тело.
       – Вашу родословную, быстро!
       Она скашивает глаза направо, где все еще стоит призрак Бенедикта. В
его правой руке появляется клинок. Он кажется почти продолжением руки, но
Бенедикт держит его расслабленно, небрежно. Его левая рука теперь покоится
на ее плече. Глаза Бенедикта ищут меня за рукоятью Грейсвандира. Он
опускает взгляд на то, что видимо для него, на клинок, и узнает рисунок на
нем...
       – Я праправнучка Бенедикта и адской девы Линтры, которую он любил, но
затем умертвил, – Бенедикт при этих словах вздрагивает, но она продолжает:
– Я никогда не видела ее. Моя мать и мать моей матери родились в стране,
где время течет по-иному, чем в Эмбере. Я первая из линии моей матери, кто
имеет все признаки человека. А вы, лорд Корвин, всего лишь призрак из
давно умершего прошлого, хотя и опасный. Я не понимаю, как вы попали сюда,
но вам не следовало этого делать. Возвращайтесь в свою могилу. Не
тревожьте живых.
       Моя рука вздрагивает. Грейсвандир на какие-то полдюйма отклоняется.
Но этого достаточно.
       Я не успеваю увидеть выпад Бенедикта. Его новая рука приводит в
действие новую кисть, а та сжимает клинок, который ударяет по
Грейсвандиру. Его старая рука перекидывает Дару через ручку трона,
мгновением позже подсознательный образ доходит до меня, я отскакиваю,
рублю воздух, выпрямляюсь и рефлекторно занимаю боевую стойку.
       Схватка духов – нелепо и смешно! Это неравный бой. Он не может даже
достать меня, а Грейсвандир...
       Но нет! Он выпускает Дару, перебрасывает меч из одной руки в другую,
поворачивается на месте и сводит старую и новую руки. Его левая кисть с
поворотом скользит вниз и вперед. Будь мы оба мертвы, то была бы
рукопашная. На какое-то мгновение мы сцепляемся. Этого достаточно...
       Сверкающая механическая рука, словно свитая из лунного света и огня,
тьмы и гладких поверхностей, сплошь углы, ни одной кривой линии, пальцы
чуть согнуты, на ладони серебрится вытканный отдаленно знакомый узор – эта
рука вылетает вперед, вперед, к моей глотке...
       Она промахивается, ловит меня за плечо и большим пальцем вцепляется в
гортань или в ключицу, не пойму точно, во что. Я бью его левой в живот, но
там пустота...
       Голос Рэндома:
       – Корвин, сейчас встанет солнце! Спускайся скорей!
       Я даже не могу ответить. Еще секунда-две и рука вырвет то, за что она
уцепилась. Эта рука... Грейсвандир и эта рука, которая по странности
чем-то похожа на мою шпагу – вот два предмета, которые существуют в моем
мире и в этом городе призраков...
       – Я вижу тебя, Корвин! Вырывайся и иди на мою Карту!
       Я вырываю Грейсвандир из плена, размахиваюсь и по большой
стремительной дуге опускаю его...
       Победить этим маневром Бенедикта или его призрак мог бы только другой
призрак. Мы стоим слишком близко друг к другу и он не может отразить удар,
но его искусно нанесенный контрвыпад оставил бы меня без руки, если бы на
этом месте была рука смертного...
       Но это рука призрака и я наношу удар всей силой своей правой руки.
Удар приходится по смертоносному оружию из лунного света и огня, тьмы и
гладких поверхностей, вблизи того места, где оно входит в призрак. Сильно
рванув меня за плечо, рука отлетает от Бенедикта и застывает, цепляясь за
мое плечо. Мы оба падаем...
       – Вставай! Клянусь Единорогом, вставай, Корвин! Солнце всходит!
Сейчас весь город исчезнет!
       Пол подо мной то и дело становится прозрачным, туманится. Мельком я
вижу освещенные солнцем воды... я вскакиваю на ноги, едва увернувшись от
призрака, бросившегося за своей потерянной рукой... она цепляется, как
клещ, и бок снова болит...
       Внезапно я становлюсь тяжелым и океан больше не исчезает. Я начинаю
проваливаться сквозь пол. Краски возвращаются в мир дрожащими розовыми
полосками. С презрением отбрасывающий Корвина пол разверзается, и
открывается бездна, убийца Корвина...
       Я падаю.
       – Сюда, Корвин, скорее же!
       Рэндом стоит на вершине горы, пытаясь дотянуться до меня рукой.
       Я протягиваю руку...




       10



       И из огня не всегда попадаешь в полымя. Мы распутали руки, ноги и
встали. Я тут же снова сел на нижнюю ступень и освободил плечо от
металлической руки. Крови не было. Но синяки останутся ой-ой! Я швырнул
руку наземь. В лучах восходящего солнца она смотрелась не менее изысканно
и угрожающе.
       Ганелон и Рэндом стояли рядом.
       – Как ты, Корвин?
       – В порядке, дайте только отдышаться.
       – Я тут поесть принес, – сообщил Рэндом. – Можем раненько здесь и
позавтракать.
       – Вот это здорово!
       Рэндом начал распаковывать провизию. ганелон пнул руку ногой.
       – Что за чертовщина? – осведомился он.
       Я покачал головой:
       – Отчекрыжил у Бенедиктова призрака. Не знаю почему, но она сцапала
меня.
       Ганелон наклонился, подобрал руку и внимательно осмотрел ее со всех
сторон.
       – Я думал, что она куда тяжелей, – удивился он и помахал ею в
воздухе. – Такой ручкой человека можно так отделать – мать родная не
узнает.
       – Ясное дело.
       Он согнул и разогнул пальцы:
       – Может, настоящему Бенедикту пригодится?
       – Возможно, – проронил я, – правда не знаю, стоит ли предлагать ее
ему, но вполне вероятно, что ты прав.
       – Как твоя рана?
       – При таких делах могла быть и хуже. После завтрака смогу ехать
верхом, если только не будем нестись сломя голову.
       – Отлично! Кстати, Корвин, пока Рэндом возится с едой, я давно хотел
тебя кое о чем спросить. Может, это и ни к месту...
       – Валяй, спрашивай.
       – Ну, для начала я вот что скажу! Я полностью на твоей стороне, иначе
меня бы здесь не было. Я буду драться с кем угодно, лишь бы ты занял трон.
Но каждый раз, когда речь идет о наследнике трона, кто-нибудь начинает
злиться и прерывает разговор, а то и просто меняет тему. Как Рэндом, пока
ты гостил в облаках. Для меня не очень важно знать, какие у тебя или у
других права на трон, но все-таки любопытно, откуда такие раздоры.
       Я вздохнул и немного помолчал.
       – Хорошо, – произнес я через некоторое время. – Хорошо. Если мы сами
не можем разобраться в своих делах, то для постороннего они, наверное,
вообще темный лес. Бенедикт самый старший из нас. Его матерью была Симнея.
Она родила отцу еще двух сыновей – Озрика и Финндо. Потом... как бы
поточнее выразиться... в общем, Файла родила Эрика. После этого отцу
чем-то не понравился брак с Симнеей и он аннулировал его. Как говорят в
моем старом отражении – с самого начала. Хитрый фокус, а? Но он же был
королем!
       – Выходит, все они стали незаконнорожденными?
       – Не совсем так. Их положение стало менее ясным. Как я понимаю,
Озрика и Финндо это здорово разозлило, но они вскоре скончались. Бенедикт
либо разозлился меньше, либо оказался благоразумнее прочих. Он не стал
поднимать шума. Потом отец женился на Файле.
       – И Эрик стал его законным сыном?
       – Стал бы, если бы отец формально признал его. Он обращался с ним так
же, как и с остальными, но никогда не заявлял об этом официально. Возникли
бы осложнения с семьей Симнеи, а в то время их позиции усилились.
       – Но он обращался с ним, как со своим собственным сыном...
       – Да, но позже он официально признал Льювиллу. Она родилась вне
брака, но он решил признать отцовство. Как же ненавидели ее за это все
дружки Эрика! Ведь его положение стало еще более сомнительным. Ну вот, а
потом Файла стала моей матерью, я родился в браке, а потому являюсь первым
из тех, у кого есть несомненное право на трон. Если ты переговоришь с
остальными, то у них, вероятно, найдутся свои аргументы, но факты остаются
фактами, вот так-то. Правда, Эрик мертв, а Бенедикта трон не интересует, и
все это кажется совсем не таким важным, как когда-то... Вот такие дела,
Ганелон.
       – Кажется, понимаю, – промолвил он. – Тогда еще вопрос...
       – Что еще?
       – Кто следующий? То есть, случись что с тобой...
       Я покачал головой.
       – Дальше все еще больше запутывается. Должен был быть Каин, но он
мертв. Значит, все перешло бы к детям Клариссы, рыжим. Блейзу, а потом к
Бранду.
       – Кларисса? А что стало с твоей матерью?
       – Умерла родами. Дейдра. Отец потом долго не женился, и когда,
наконец, решил это сделать, то выбрал себе рыжеволосую девку из далекого
южного отражения. Я ее никогда не любил. Через некоторое время отец стал
разделять мои чувства и начал пошаливать на стороне. После того, как в
Рембе родилась Льювилла, они было помирились, в результате чего родился
Бранд. Когда они разошлись окончательно, отец назло Клариссе признал
Льювиллу. По крайней мере, мне так кажется.
       – Женщин ты не считаешь претендентками?
       – Нет. Они не подходят для того, да и сами не рвутся на трон. Но,
если считать их, то Фиона была бы впереди Блейза, а после него – Льювилла.
После Клариссиных деток идут Джулиан, Жерар и Рэндом. Ах, извини, перед
Джулианом еще есть Флора. Даты браков тоже надо учитывать, но
окончательный порядок никто не оспаривает. Ну, на этом и закончим.
       – Ну что ж, закончим, – согласился Ганелон. – Значит, если ты умрешь,
то на трон сядет Бранд?
       – Как сказать... он сам сознался, что предал нас, и никто не пылает к
нему особой любовью. В его нынешнем положении вряд ли кто примет его как
короля. Но не думаю, чтобы это заставило его отказаться от борьбы.
       – Но ведь в таком случае королем станет Джулиан!
       Я пожал плечами.
       – Если я не люблю Джулиана, то это еще не значит, что он не подходит
для трона. Честно говоря, он может оказаться очень энергичным монархом.
       – Вот он и пырнул тебя ножом в качестве доказательства, – закричал
Рэндом. – Идите есть.
       – И все-таки я не думаю, что это был он, – произнес я, поднимаясь на
ноги и направляясь к корзинам с едой. – Во-первых, не вижу способа,
которым он мог бы попасть в мою комнату. Во-вторых, все это уж слишком
очевидно. В-третьих, если я в ближайшее время умру, то наследника выберет
Бенедикт. Это известно всем. Он старший, он умен и силен. Он, к примеру,
может просто заявить: "Идите вы к черту с вашими сварами, я – за Жерара".
И на этом все кончится.
       – А что, если он решил изменить собственное положение и захочет сам
занять трон? – спросил Ганелон.
       Мы уселись на землю и разобрали оловянные тарелки, которые Рэндом
наполнил едой.
       – Если бы он стремился к короне, то давно бы получил ее, – ответил я.
– Ребенка от аннулированного брака можно рассматривать с разных точек
зрения. Можно наверняка сказать, что Бенедикт выбрал лучшую из них. Озрик
и Финндо поторопились и стали на худшую. А Бенедикт оказался умнее – он
просто ждал. Вот так... По-моему, это возможно, но маловероятно.
       – Тогда, при нормальном ходе событий, если с тобой что-нибудь
случится, то все опять повиснет в воздухе?
       – Совершенно верно.
       – Почему же все-таки убили Каина? – спросил Рэндом, и тут же, не
забывая об еде, сам ответил на свой вопрос: – Для того, чтобы после твоей
смерти право на трон сразу же перешло к детям Клариссы. Мне подумалось,
что, возможно, Блейз еще жив, а он следующий на очереди. Его тело не
обнаружили. Мне кажется, что во время вашего нападения на Эмбер, Блейз
успел связаться с Фионой и вернуться в отражение, чтобы собрать войско, а
тебя бросил умирать в лапах Эрика. По крайней мере, он на это надеялся.
Теперь Блейз снова готов к борьбе. Они убивают Каина и пытаются добраться
до тебя. Если они в самом деле объединились с этой ордой с Черной Дороги,
то, возможно, они договорились о новом нападении с этого фланга. После
этого Блейз может просто повторить твой ход: появиться в последний момент,
отбить нападение захватчиков и войти в Эмбер. Он будет первым претендентом
на трон и по праву и по силе. Очень просто. Вот только ты спасся и Бранд
вернулся. Если мы поверим Бранду относительно Фионы, а я не вижу причин не
верить, то все это укладывается в их первоначальный план.
       Я кивнул.
       – Вполне возможно. Именно об этом я и спрашивал Бранда. Он признал,
что такая вероятность существует, но заявил, что ему неизвестно, жив ли
Блейз. Лично я не думаю, чтобы он лгал.
       – Почему?
       – Вероятно, он хочет одновременно отомстить за свое заключение и
покушение на его жизнь и убрать единственное, кроме меня, препятствие на
пути к трону. Он, по-видимому, считает, что план уничтожения Черной
Дороги, который он разрабатывает, поможет ему избавиться от меня.
Разоблачение собственного заговора и разрушение Черной Дороги – все это
выставляет его в самом выгодном свете, особенно после всех страданий,
которые на него обрушились. Возможно, после этого у него появится шанс.
Или он считает, что так будет.
       – Значит, ты тоже думаешь, что Блейз жив?
       – Да, – выпалил я, – но это чистейшая интуиция.
       – В чем же их сила?
       – В образовании, – ответил я. – Фиона и Блейз учились у Дворкина в то
время, как остальные носились по отражениям, ублажая себя, кто как мог.
Поэтому они лучше понимают ситуацию, принципы того, чем мы все владеем.
Они больше нашего знают о отражениях и о том, что лежит за ними, а также о
Лабиринте и о Картах. Именно поэтому Бранд смог связаться с тобой.
       – Интересная мысль, – пробормотал Рэндом задумчиво. – Тебе не
кажется, что они могли избавиться от Дворкина после того, как узнали все,
что им требовалось? Случись что с отцом – знания оставались только у них.
       – Мне это не приходило в голову, – признался я.
       И я подумал, не могли ли они выкинуть что-то, что повлияло бы на его
рассудок? Сделало бы его таким, каким я его в последний раз видел? И если
так, знают ли они, что Дворкин, возможно, еще где-то живет, или уверены в
его окончательной гибели?
       – Да, мысль интересная, – произнес я вслух. – Думаю, что это вполне
могло случиться.
       Солнце поднималось все выше. Еда подкрепила меня. В утреннем свете
Тир-на Ног-т растаял без следа. Мои воспоминания о нем были уже похожи на
воспоминания былого или на отражение в тусклом зеркале. Ганелон притащил
единственный сувенир на память о призрачном городе – металлическую руку –
и Рэндом упаковал ее вместе с тарелками. Днем первые три ступени были
похожи не столько на лестницу, сколько на нагромождение камней.
       – Обратно тем же путем? – кивнул Рэндом в сторону тропы.
       – Да, – ответил я и мы вскочили в седла.
       Мы поднимались на вершину по извилистой тропе, шедшей на юг вокруг
Колвира. Она была длиннее, но легче пути через вершину. Я собирался щадить
себя до тех пор, пока рана не перестанет болеть.
       Мы скакали друг за другом. Рэндом впереди, ганелон позади. Тропинка
плавно поднималась вверх, затем вновь опускалась вниз. Воздух был
прохладен, пахло зеленью и мокрой землей, что было необычно для этой голой
местности на такой высоте. Я решил, что запахи принесли из лесов у
подножия горы случайные потоки воздуха. Мы отпустили поводья. Кони сами
спустились в следующую впадину и вышли из нее. Когда мы приближались к
вершине, конь Рэндома заржал и встал на дыбы. Рэндом тут же усмирил его. Я
осмотрелся вокруг, но не заметил ничего, что могло бы напугать животное.
Поднявшись на вершину, Рэндом замедлил ход, осмотрелся и крикнул:
       – Всмотритесь, каков восход, а?
       Не любоваться им было очень трудно, но я не стал этого говорить.
Рэндом редко ударялся в сентиментальности по поводу растительности и,
вообще, природы.
       Поднявшись на вершину, я сам чуть не натянул поводья. Солнце казалось
фантастическим золотым шаром. Чудилось, что оно раза в полтора больше
обычного, и я нигде еще не встречал такого странного цвета. Солнце творило
чудеса с лентой океана, которая виднелась за следующим холмом, а оттенки
облаков и неба были просто невероятными. Но я не остановился, потому что
это внезапная яркость была почти болезненной.
       – Ты прав! – крикнул я, спускаясь вслед за ним в котловину. Ганелон
позади нас восхищенно выругался.
       Проморгавшись после этого внезапного для нас спектакля, я заметил,
что растительность в этой небольшой впадине гуще, чем раньше. Я считал,
что здесь растут несколько низкорослых деревьев да немного лишайников. На
самом деле деревьев было несколько десятков, они были выше, чем я полагал,
и зеленее. Тут и там пробивалась трава, контуры скал смягчал плющ. Однако,
после моего возвращения я проезжал тут только ночью. Кстати, отсюда,
наверное, и исходили запахи, которые мы чувствовали раньше.
       Когда я проезжал через котловину, мне показалось, что она шире, чем
была раньше. К тому времени, как мы пересекли ее и снова стали
подниматься, я был уверен в этом.
       – Рэндом! – воскликнул я. – Это место недавно изменилось?
       – Трудно сказать, – ответил он. – Эрик нечасто выпускал меня на
прогулки. Мне кажется, что оно чуточку увеличилось.
       – Мне тоже. Впадина стала больше и шире.
       – Точно. Я думал, что мне просто мерещится.
       Когда мы выехали на следующую вершину, солнце уже не слепило: его
закрывала листва. Лес впереди был еще гуще, чем позади, деревья
поднимались еще выше. Мы натянули поводья.
       – Что-то я не припоминаю этого, – промолвил Рэндом. – Даже если
проезжать ночью, то такую чащу нельзя проскочить, не заметив. Вероятно, мы
сбились с пути.
       – Не пойму только, как. Ну ладно, мы примерно знаем, где находимся.
Мне не хочется возвращаться, поехали лучше вперед. Все равно надо знать,
что творится в окрестностях Эмбера.
       – Это верно.
       Рэндом стал спускаться к лесу. Мы последовали за ним.
       – На такой высоте я еще не встречал подобных зарослей, – обернувшись,
заметил Рэндом.
       – И чернозема больше, чем раньше.
       – Похоже, ты прав.
       При въезде в лес, тропа резко свернула влево. Я не видел никаких
причин отклоняться от прямого пути. Но мы остались на тропе и поэтому
расстояние показалось еще большим. Через несколько секунд дорожка снова
резко метнулась вправо, и перед нами открылся странный вид. Деревья были
еще выше, а лес был так густ, что глаза не проникали сквозь чащу. Дорога
повернула еще раз, стала шире и пошла прямо. Все было видно далеко
впереди. Наша лощинка была куда меньше.
       Рэндом остановился.
       – Черт возьми, Корвин, это же идиотизм какой-то! Ты случаем не шутишь
над нами, а?
       – Не мог бы, даже если бы захотел. На Колвире у меня никогда ничего с
отражениями не получалось. Считается, что их здесь просто нет. Во всяком
случае, это не только мое мнение.
       – Я тоже всегда так думал. Эмбер отбрасывает отражения, но сам создан
не из нее. Не нравится мне все это. Не повернуть ли нам назад?
       – Ты знаешь, у меня такое предчувствие, что мы не найдем пути назад.
Всему этому есть причины, и я намерен их выяснить.
       – Корвин, а если это ловушка?
       – Даже если это ловушка.
       Он кивнул, и мы поскакали дальше в тени деревьев, которые становились
все более величественными. В лесу царила тишина. Дорога была прямой,
местность ровной. Полубессознательно, мы пришпоривали коней.
       Минут пять прошло в молчании. Потом Рэндом сказал:
       – Корвин, это не отражение.
       – Почему?
       – Я все время стараюсь изменить его. Ничего не получается. Ты не
пробовал?
       – Нет.
       – Попробуй.
       – Сейчас.
       Пусть из-за дерева впереди выступит скала... пурпурный вьюнок
перевьет этот куст и украсит его своими колокольчиками... Вот этот кусочек
неба должен очиститься, а сейчас на нем появится легкое облачко... пусть
теперь на земле появится упавшая ветка, усеянная грибами... лужа, заросшая
водорослями, лягушка... падающее перо, семя, порхающее в воздухе,
изогнутый сук... еще одна тропа вдоль дороги, недавно прорубленная,
отчетливо видная, проходящая мимо того места, куда должно упасть перо...
       – Бесполезно, – произнес я.
       – Если это не отражение, так что же это такое?
       – Естественно, что-то другое.
       Рэндом покачал головой и снова проверил, легко ли выходит из его
ножен шпага. Я сделал то же самое. Через несколько секунд я услышал, как
позади меня зазвенел оружием Ганелон.
       Дорога впереди сужалась и вскоре начала вилять. Нам опять пришлось
придержать лошадей. Деревья со всех сторон теснили нас, ветви свисали все
ниже. Дорога превращалась в тропинку, она с трудом пробивалась между
деревьями, она извивалась, она в последний раз повернула и исчезла.
       Рэндом нырнул под ветку, поднял руку и остановился. Мы подъехали к
нему. Дороги перед нами не было. Я оглянулся. Позади тоже теснился лес без
каких-либо следов тропинки.
       – Вносите ваши предложения, – проронил Рэндом. – Мы не знаем, где
были и куда едем, не говоря уже о том, где находимся. Я предлагаю послать
ко всем чертям любознательность и поскорее убираться отсюда.
       – Куда? – поинтересовался Ганелон.
       – Что скажешь, Корвин? – обратился ко мне Рэндом.
       – О'кей. Мне все это тоже не нравится. И ничего лучшего я придумать
не могу. Валяй!
       – Кого вызывать? Жерара?
       – Да.
       Он нашел Карту Жерара и уставился на нее. Мы же уставились на него.
Время текло.
       – Кажется, он не отвечает, – объявил наконец Рэндом.
       – Попробуй Бенедикта.
       – Хорошо.
       Сцена повторилась – контакта не было.
       – Дейдра, – сказал я, доставая свою Колоду и вынимая из нее Карту
сестры. – Я с тобой. Посмотрим, не выйдет ли чего, если мы попробуем
вместе.
       – Еще раз. Еще!
       – Ничего, – огорчился я.
       Рэндом покачал головой:
       – Ты не заметил в Картах ничего необычного?
       – Что-то есть, но никак не пойму, что именно. Они какие-то не такие.
       – Мои, кажется, нагрелись. А всегда были холодными.
       Я медленно перетасовал Колоду и провел кончиками пальцев по Картам.
       – Да, ты прав. Так оно и есть. Но попробуем еще раз. Флору.
       – О'кей.
       Тот же результат. И с Льювиллой. И с Брандом.
       – В чем же дело? – удивился Рэндом.
       – Понятия не имею. Не могут же все они не ответить на вызов. И
умереть все сразу не могли... Хотя, могли, но это в высшей степени
маловероятно. Кажется, что-то неладное с Картами. Но я никогда не слышал,
чтобы что-то могло повлиять на них.
       – Ну что ж, изготовитель не давал на них стопроцентной гарантии, –
пошутил Рэндом.
       – Ты, по-моему, что-то знаешь.
       Он усмехнулся.
       – Забыть тот день, когда ты стал совершеннолетним и прошел Лабиринт –
невозможно. Я помню его так четко, как будто все произошло только в
прошлом году. Когда я вышел из Лабиринта, раскрасневшись от возбуждения и
гордости, Дворкин дал мне мою первую Колоду и научил пользоваться Картами.
Я точно помню, что спросил его, всюду ли они действуют. "Нет, – сказал он,
– но туда, где они негодны, тебе никогда не попасть". Сам знаешь, Дворкин
не очень-то жаловал меня.
       – И ты не просил его объяснить эти слова?
       – Просил, и он ответил: "Вряд ли ты когда-нибудь достигнешь
состояния, в котором они откажутся служить тебе. А теперь пойди погуляй".
Что я и сделал. Я просто сгорал от желания поиграть с Картами.
       – "Достигнешь состояния"? Может быть, он сказал "места"?
       – Нет. На такие вещи у меня прекрасная память.
       – Странно... Хотя я и не понимаю, чем это может помочь нам.
Попахивает метафизикой.
       – Готов спорить, что Бранд знает, в чем дело.
       – Полагаю, ты прав, хотя нам-то от этого какая польза?
       – Хватит воду в ступе толочь! – вмешался Ганелон. – Если с
отражениями и Картами ничего не выходит, то надо определить, где мы
находимся, а потом искать подмогу.
       Я кивнул, соглашаясь.
       – Поскольку мы не в Эмбере, то, по-моему, смело можно предположить,
что мы в каком-то странном отражении, совсем рядом с ним: ведь мы даже не
заметили, как перешли в нее. Мы попали сюда не по собственному желанию.
Следовательно, за всем этим кто-то стоит. И этот маневр имеет свою цель.
Если этот кто-то собирается напасть, то лучшего момента ему не дождаться.
Если же ему нужно что-то иное, то он сам объявится, поскольку сами мы ни о
чем не догадываемся.
       – Ты предлагаешь ничего не предпринимать?
       – Я предлагаю подождать. Какой смысл блуждать в чаще?
       – Кажется, когда-то ты говорил мне, что отражения, близкие к Эмберу,
почти подобны ему, – заметил Ганелон.
       – Возможно. И что?
       – Тогда, если мы так близко к Эмберу, как ты считаешь, нам нужно
всего лишь ехать на солнце до тех пор, пока мы не окажемся на месте,
соответствующему самому городу.
       – Все не так просто. И даже, если мы окажемся там, что толку?
       – Может быть, в точке максимального совпадения Карты вновь начнут
действовать?
       Рэндом взглянул на Ганелона, потом на меня.
       – Ты знаешь, стоит попробовать, – заметил он. – В конце концов, что
нам терять?
       – То, что еще осталось от нашей способности ориентироваться. Сама
идея неплоха. Если тут ничего не произойдет – попробуем. Но мне кажется,
чем дальше мы едем, тем быстрее исчезает дорога позади нас. Мы просто не
перемещаемся в пространстве. При таких обстоятельствах я не тронусь с
места, пока не буду уверен, что иного выбора у нас нет. Если кому-нибудь
нужно, чтобы мы оказались в каком-то месте, то пускай пошлет приглашение
поразборчивей. А мы подождем.
       Они оба согласно кивнули. Рэндом стал было спешиваться, но вдруг
замер, одна нога в стремени, другая на земле.
       – Сколько лет прошло, – прошептал он. – А я никогда не верил в это...
       – Что такое? – также шепотом спросил я.
       – Появился выбор, – ответил он и вскочил в седло. Рэндом очень
медленно подал коня вперед. Я последовал за ним и через несколько
мгновений увидел его. Такой же белоснежный, как и в роще, Единорог стоял,
наполовину скрытый зеленым папоротником.
       Когда мы стронулись с места, он повернулся и через несколько секунд
мелькнул впереди, остановившись за стволами огромных деревьев.
       – Вижу! – прошептал Ганелон. – Подумать только, значит он и в самом
деле существует... Это ведь ваш фамильный герб?
       – Да.
       – Тогда это добрый знак.
       Я ничего не ответил, но двинулся за Единорогом, не теряя его из виду.
В том, что мы должны следовать за ним, я уже не сомневался.
       Он держался так, чтобы что-нибудь все время закрывало его от нас, с
невероятной быстротой перебегая от укрытия к укрытию, избегая открытых
мест, оставаясь в тени на прогалинах. Мы скакали за ним, забираясь все
дальше и дальше в чащу, которая уже совсем не походила на лес, растущий на
склонах Колвира. Теперь лес из всех окрестностей Эмбера больше всего
напоминал Арден: местность была сравнительно ровной, а деревья становились
все величественнее.
       Миновал час, потом другой, прежде чем мы вышли к маленькому чистому
ручью. Единорог повернул к нему. Когда мы ехали по берегу, Рэндом заметил:
       – Это место мне кажется знакомым.
       – Согласен, – ответил я, – но не совсем. Не могу понять, в чем дело.
       – Я тоже.
       Вскоре начался подъем, становившийся все круче. Ехать стало труднее,
но Единорог также замедлил шаг, чтобы кони не отставали. Почва стала
каменистой, деревья не такими высокими. Ручеек извивался и журчал. Я
потерял счет его изгибам, но постепенно мы приблизились к вершине
небольшой горы, по склону которой мы перемещались.
       Выбравшись на ровную площадку, мы поскакали к лесу, из которого
вытекал ручей. Уголком глаза я заметил справа от себя пропасть и далеко от
нас – ледяное холодное море.
       – Высоко мы забрались, – пробурчал Ганелон. – Вроде похоже на
равнину, но...
       – Роща Единорога! – прервал его Рэндом. – Вот на что это похоже!
Смотрите!
       Он оказался прав. Впереди нас лежала поляна, усеянная валунами. Между
ними пробивался родник, исток ручья, вдоль которого мы передвигались.
Поляна была больше, растительность пышнее. Мой внутренний компас
утверждал, что это совсем другое место. И все же сходство не могло быть
случайностью. Единорог вскочил на камень у родника, взглянул на нас и
отвернулся. Возможно, он смотрел на океан.
       Мы подъехали ближе и тут роща, Единорог, деревья, ручей предстали
перед нами с необычайной яркостью и ясностью, словно они излучали какой-то
особенный свет, придававший краскам волшебную силу, и они трепетали, почти
неразличимо колеблясь. Во мне возникло какое-то странное чувство, видимо,
так чувствуют себя, направляясь в ад!
       С каждым шагом моего коня что-то исчезало из окружающего нас мира.
Неожиданно взаимосвязи предметов изменились, перспектива разрушилась, мое
чувство глубины пропало, все в поле зрения стало иным. Я видел всю внешнюю
поверхность предметов, но площадь, занимаемая ими, не изменилась. Всюду
были углы и сравнительные размеры вещей стали просто нелепыми. Конь
Рэндома поднялся на дыбы и заржал. Громадный, словно апокалиптическое
видение, он мгновенно напомнил мне "Гернику". К своему ужасу я обнаружил,
что это явление не обошло и нас троих: кубический пространственный сон
преобразил и Рэндома, который все еще боролся со своим конем, и Ганелона,
которому пока удавалось справиться с Огнедышащим.
       Но Звезда побывала не в одной переделке, да и Огнедышащий много
повидал на своем веку. Мы приникли к ним и почувствовали странные
непонятные движения. Рэндому, наконец, удалось навязать коню свою волю,
хотя с каждым шагом все еще продолжало меняться.
       Потом пришла очередь света. Небо потемнело, но не так, как ночью. Оно
превратилось в плоскую, не отражающую свет, поверхность. Таким же стало
пространство между предметами, в мире остался лишь свет, излучаемый самими
предметами, но и он постепенно обесцвечивался. Плоскости вещей излучали
белое сияние разной интенсивности, но самым ярким из них, огромным,
вселяющим ужас, был свет Единорога, который внезапно встал на дыбы, и бил
копытами по воздуху, заполняя собой процентов девяносто всего творения. Я
видел его движения точно в замедленной съемке и мне стало страшно, что он
сотрет нас в порошок, сделай мы еще один шаг.
       Потом был только свет.
       Потом полная неподвижность.
       Потом свет исчез и не осталось ничего, даже тьмы. Провал в
реальности, который мог длиться мгновение или вечность...
       Потом вернулась тьма, за ней свет. Только они поменялись местами.
Свет заполнил промежутки, очерчивая пустоты, которые, вероятно, были
предметами. Первым звуком, который я услышал, был ручей. Первым, что я
почувствовал, была дрожь Звезды. Потом я различил запах моря.
       Потом появился Лабиринт или его искаженный негатив...
       Я наклонился вперед и свет по краям предметов усилился. Наклонился
назад, и свет исчез. Снова вперед, дальше, чем прежде...
       Свет разливался, вокруг появились различные оттенки серого. Коленями
я мягко подал Звезду вперед.
       С каждым шагом что-то возвращалось в мир. Поверхности, структуры,
краски...
       Позади я услышал шум: Рэндом и Ганелон двинулись за мной. Лабиринт
подо мной не открывал свою тайну, но приобретал нечто, находившее свое
место в возникновении мира вокруг нас.
       Я продолжал спускаться. Снова вернулось ощущение глубины. Море,
теперь ясно видимое справа от меня, отделилось от неба, возможно чисто
визуально. До этого казалось, что небо и море слиты в какое-то первобытное
изначальное море. Воды внизу и воды вверху. Потом это показалось зловещим,
но пока явление существовало, я не замечал его. Мы спускались по
каменистому склону. Он, вероятно, начинался позади рощи, куда нас привел
Единорог. Метрах в ста ниже лежала абсолютно ровная площадка. По виду это
была цельная, без трещин, скала неправильной овальной формы длиной метров
двести. Склон, по которому мы ехали, поворачивал влево и вновь
возвращался, описывая огромную дугу. За дальним краем площадки не было
ничего: земля круто обрывалась в это странное море.
       Я продолжал свой путь, и все три измерения, казалось, снова вступили
в свои права. Солнце было таким, как и раньше, громадным шаром из
расплавленного золота. Голубое небо было более темным, чем в Эмбере, и
абсолютно безоблачным. Точно такого же оттенка голубизну моря не нарушали
не остров, ни парус. Я не видел ни одной птицы и не слышал ни единого
звука, кроме тех, что издавали мы и кони. Над этим местом царила
невероятная тишина. В чаще моего внезапно прояснившегося восприятия
наконец нашел свое место на поверхности внизу и Лабиринт. Сначала я
подумал, что он вырезан в скале, но когда мы подъехали ближе, я увидел,
что он заключен внутри ее – золотисто-розовые вихри, словно прожилки в
экзотическом мраморе, казавшиеся естественными, несмотря на то, что узор
явно служил какой-то цели.
       Я натянул поводья. Остальные поравнялись со мной. Рэндом справа,
Ганелон слева. Мы молча рассматривали Лабиринт. Темное, неправильной формы
пятно стерло часть узора прямо под нами, от его внешнего края до центра.
       – Знаешь, что, – наконец, произнес Рэндом, – это выглядит так, будто
кто-то срезал верхушку Колвира на уровне темниц.
       – Точно, – проронил я.
       – Тогда, если существует подобие, примерно здесь находится наш
собственный Лабиринт.
       – Точно, – повторил я.
       – А это пятно идет с юга, как и Черная Дорога.
       Я медленно кивнул, все поняв, и догадка превратилась в уверенность.
       – Что все это значит? – спросил Рэндом. – Все кажется соответствующим
реальному положению дел, но в остальном я ничего не понимаю. Зачем нас
притащили сюда и показали эту штуку?
       – Это не соответствует реальному положению дел. Это и есть реальное
положение, – утвердительно произнес я.
       – Когда мы были на отраженoй Земле, – повернулся ко мне Ганелон, –
там, где ты провел столько лет, я слышал стихотворение о двух дорогах,
расходящихся в лесу. Оно кончается так:

       Когда б налево я пошел,
       Весь мир бы стал другим...

       Я тогда подумал о твоих словах, Корвин: "Все дороги ведут в Эмбер".
Тогда я долго размышлял о том, как меняет мир выбор, который мы делаем,
несмотря на то, что для твоего рода исход кажется неизбежным.
       – Ты знаешь? Ты все понял? – удивился я.
       Он кивнул и показал вниз:
       – Там ведь настоящий Эмбер, да?
       – Да, – ответил я. – Настоящий!




–––––––––––––––––––––––––––––––-

Двор Хаоса


       Карлу Йоку, первому читателю:

       От Лузитании до Эвклид-парка,
       От Саркобатус Флотс до Лебедя Х-1
       Да будешь жить ты 10 тысяч лет,
       Да будет твой ум в безопасности,
       Да сломают мелкие божества свою общую ногу...


       1



       Эмбер: высокий и яркий, на вершине Колвира, в середине дня. Черная
дорога: низкая и зловещая, тянущаяся через Гарнат от Хаоса до юга. Я
ругаясь, расхаживаю и иногда читаю в библиотеке дворца в Эмбере. Дверь в
эту библиотеку: закрыта и заперта на засов.
       Взбешенный принц Эмбера уселся за стол, вернул свое внимание к
открытому тому. Раздался стук в дверь.
       – Вон! – рявкнул я.
       – Корвин, это я, Рэндом. Открой, а? Я даже принес ленч.
       – Минутку.
       Я снова поднялся на ноги, обогнул стол, прошел через помещение.
Рэндом кивнул, когда я открыл дверь. Он принес поднос, который поставил на
столик рядом с моим столом.
       – Тут много еды, – заметил я.
       – Я тоже голоден.
       – Так предприми что-нибудь на этот счет.
       Он предпринял. Он разрезал мясо и передал мне часть на огромном ломте
хлеба. Налил вина. Мы уселись и поели.
       – Я знаю, что ты все еще взбешен, – проговорил он через некоторое
время.
       – А ты нет?
       – Ну, может быть, я больше привык к этому. Не знаю. И все же... Да.
Это было своего рода внезапно, не так ли?
       – Внезапно? – Я сделал большой глоток вина. – Это просто точь-в-точь,
как в былые дни. Даже хуже. Он мне действительно стал симпатичен, когда
разыгрывал из себя Ганелона. Теперь, когда он вернулся к управлению, он
стал таким же безапелляционным, как всегда, он отдал нам ряд приказов,
которые не потрудился объяснить, и снова исчез.
       – Он сказал, что скоро свяжется.
       – Как я понимаю, в последний раз у него тоже было такое намерение.
       – Я не так уж уверен.
       – И он ничего не объяснил относительно другого своего отсутствия.
Фактически, он ничего по-настоящему не объяснил.
       – У него, должно быть, есть свои причины.
       – Я начинаю сомневаться, Рэндом. Ты не думаешь, что его ум, наконец,
мог сойти с резьбы?
       – Он был все же достаточно острым, чтобы одурачить тебя.
       – Это было комбинацией низкой животной хитрости и способности менять
облик.
       – Это ведь сработало, не так ли?
       – Да, сработало.
       – Корвин, а не может ли быть так, что ты не хочешь, чтобы у него
имелся план, могущий оказаться действенным, что ты не хочешь, чтобы он был
прав?
       – Это нелепо. Я хочу покончить с этим безобразием ничуть не меньше,
чем любой из нас.
       – Да, но разве ты не предпочел бы, чтобы ответ пришел с другой
стороны?
       – К чему ты клонишь?
       – Ты не хочешь доверять ему?
       – Признаю. Я не видел его – как его самого – чертовски долгое время,
и...
       Он покачал головой.
       – Я имею в виду не это. Ты рассержен, что он вернулся, не так ли? Ты
надеялся, что мы его больше не увидим.
       Я отвел взгляд.
       – Это есть, – наконец сознался я. – Но не из-за свободного трона. Или
не ТОЛЬКО из-за него. Дело в нем, Рэндом. В нем. Вот и все.
       – Я знаю, – сказал он. – Но ты должен признаться, что он обставил
Бранда, что не так-то легко сделать. Он выкинул фокус, которого я до сих
пор не понимаю, заставив тебя принести ту руку из Тир-на Ног-т, заставив
меня каким-то образом передать ее Бенедикту, присмотрев за тем, чтобы
Бенедикт оказался в нужном месте в надлежащее время, так, чтобы все
сработало и он вернул себе Камень. Он также по-прежнему лучше нас в игре с
отражениями. Он сумел это сделать прямо на Колвире, когда отвел нас к
первозданному Лабиринту. Я такого не могу. И ты не можешь. И он был
способен отлупить Жерара. Я не верю, что он сдал. Я думаю, он точно знает,
что он делает, и, нравится нам это или нет, я думаю – он единственный, кто
может управиться с нынешней ситуацией.
       – Ты пытаешься сказать, что мне следует доверять ему?
       – Я пытаюсь сказать, что у тебя нет выбора.
       Я вздохнул.
       – Полагаю, ты попал в точку, – сказал я. – Мне нет смысла злиться. И
все же...
       – Тебя беспокоит приказ об атаке? Не так ли?
       – Да, среди других вещей. Если мы подождем подольше, Бенедикт сможет
выставить в поле большие силы. Три дня – небольшой срок, чтобы
приготовиться к чему-то подобному. Не в том случае, когда мы так неуверены
насчет врага.
       – Но, может быть, это и не так. Он долго говорил наедине с
Бенедиктом.
       – Это – другая вещь. Эти раздельные приказы. Эта секретность... Он
доверяет нам не больше, чем вынужден.
       Рэндом рассмеялся. Также, как и я.
       – Ладно, – согласился я. – Может быть, я тоже не доверял бы. Но три
дня, чтобы начать войну... – я покачал головой. – Ему лучше знать что-то,
чего мы не знаем.
       – У меня сложилось впечатление, что это, скорее, упреждающий удар,
чем война.
       – Да, только он не потрудился сказать, что мы упреждаем.
       Рэндом пожал плечами и налил еще вина.
       – Наверно, он скажет, когда вернется. Ты ведь не получил никаких
особых приказов, не так ли?
       – Просто стоять и ждать. А что насчет тебя?
       Он покачал головой.
       – Он сказал, что, когда придет время, я узнаю. По крайней мере, в
случае с Джулианом, он велел ему подготовить свои войска выступить по
первому требованию.
       – О? Разве они не остаются в Ардене?
       Он кивнул.
       – Когда он это сказал?
       – После твоего ухода. Он вызвал сюда Джулиана по карте, и они уехали
вместе. Я слышал, как отец сказал, что часть пути назад он проедет с ним.
       – Они отправились по восточной тропе через Колвир?
       – Да. Я видел их отъезд.
       – Интересно. Что еще я упустил?
       Он заерзал в своем кресле.
       – Вот эта часть и беспокоит меня, – сказал он. – После того, как отец
сел на коня и махнул рукой на прощание, он оглянулся на меня и сказал: "И
не спускай глаз с Мартина."
       – Это все?
       – Это все. Но он смеялся, когда говорил это.
       – Я полагаю, просто естественное подозрение к новоприбывшему.
       – Тогда почему этот смех?
       – Сдаюсь.
       Я отрезал кусок сыра и съел его.
       – Может быть, неплохая идея, однако. Это может быть и не подозрением.
Может быть, он чувствует, что Мартина нужно от чего-то защитить. Или то и
другое. Или ни то, ни другое. Ты же знаешь, какой он иногда бывает.
       Рэндом встал.
       – Об этой альтернативе я не подумал. Пойдем сейчас со мной, а? –
попросил он. – Ты был здесь все утро.
       – Ладно, – я поднялся на ноги, пристегнул Грейсвандир. – В любом
случае, где Мартин?
       – Я оставил его на первом этаже. Он разговаривал с Жераром.
       – Тогда он в хороших руках. Жерар останется здесь или вернется к
флоту?
       – Не знаю. Он своих приказов не обсуждает.


       Мы покинули помещение и направились к лестнице. По пути вниз я
услышал оттуда шум какой-то мелкой суматохи и ускорил шаг.
       Посмотрев через перила, я увидел толпу стражников у входа в тронный
зал, вместе с массивной фигурой Жерара. Все они стояли к нам спиной. Через
последние ступеньки я перепрыгнул. Рэндом немного отстал от меня.
       Я протолкался вперед.
       – Жерар, что происходит? – спросил я.
       – Провалиться мне, если я знаю, – ответил он. – Посмотри сам, но
входа тут нет.
       Он отодвинулся в сторону, и я сделал шаг вперед. Затем другой. И вот
тут-то оно и было. Впечатление было такое, словно я толкался в чуть
упругую, совершенно невидимую стену. За ней – зрелище, которое сплело
воедино мою память и чувства. Я застыл, так как страх схватил меня за шею,
сжал мне руки. А это, к тому же, дело нелегкое.
       Мартин, улыбаясь, все еще держал карту в левой руке, а Бенедикт, явно
недавно вызванный, стоял перед ним. Девушка была поблизости, на
возвышении, рядом с троном, лицом не к нам. Оба мужчины, похоже,
разговаривали. Но я не мог услышать слов. Наконец, Бенедикт обернулся и,
казалось, обратился к девушке. Через некоторое время она, похоже, отвечала
ему. Мартин переместился налево от нее. Пока она говорила, Бенедикт
поднялся на помост. Тогда я смог увидеть ее лицо. Разговор продолжался.
       – Эта девушка выглядит несколько знакомой, – сказал Жерар,
выдвинувшийся вперед и стоявший теперь рядом со мной.
       – Ты мог ее мельком видеть, когда она проскакала мимо нас, – сообщил
я ему. – В день смерти Эрика. Это Дара.
       Я услышал вызванный перерыв его дыхания.
       – Дара! – воскликнул он. – Значит, ты... – голос его растаял.
       – Я не лгал, – подтвердил я. – Она настоящая.
       – Мартин! – крикнул Рэндом, подошедший ко мне справа. – Мартин! Что
происходит?
       Ответа не было.
       – Я не думаю, что он может тебя услышать, – сказал Жерар. – Этот
барьер, кажется, полностью отрезает нас.
       Рэндом, напрягшись, поднажал вперед. Руки его упирались во что-то
невидимое... Он предложил:
       – Давайте все толкнем его.
       Так что, я попробовал еще раз. Жерар тоже бросил свой вес на
невидимую стену. После полминуты трудов, без всякого успеха, я отступил.
       – Без толку, – сказал я. – Мы не можем его сдвинуть.
       – Что это за проклятая штука? – спросил Рэндом. – Что тут держит?
       Что тут держит – у меня было предчувствие. Только оно, однако,
относительно того, что могло происходить. И только из-за дежа вю характера
всей сцены. Теперь, однако... Теперь я схватился рукой за ножны –
удостоверяясь, что Грейсвандир все еще висела у меня на боку.
       Она висела. Тогда как же я мог объяснить присутствие своей,
единственной в своем роде, шпаги, с ее видимым всем узором на клинке,
висящей там, где она вдруг появилась, без поддержки, в воздухе перед
троном, едва касаясь острием горла Дары?
       Никак.
       Но это было слишком похоже на случившееся той ночью, в городе снов
на небе Тир-на Ног-те, чтобы быть совпадением. Здесь не было никаких
орнаментов – темноты, смущения, сильных тонов, испытываемых мною чувств.
       И все же сцена была во многом поставлена так же, как и той ночью. Она
была очень похожей. Но не точно такой же. Бенедикт стоял не совсем тут –
дальше назад. И поза его была иной. Хотя я не мог прочесть по ее губам, я
гадал, задавала ли Дара те же странные вопросы. Я в этом сомневался.
       Сцена – похожая, и все же не похожая на пережитую мной – вероятно,
была расцвечена на другом конце; то есть – если тут вообще была какая-то
связь – воздействием в то время на мой ум сил Тир-на Ног-т.
       – Корвин, – сказал Рэндом. – Там, перед ней, похоже, висит
Грейсвандир.
       – Да, похоже, не правда ли? – согласился я. – Но, как видишь, моя
шпага при мне.
       – Ведь не может же быть другой точно такой же... так ведь? Ты знаешь,
что происходит?
       – Начинаю чувствовать, словно могу и знать, – сказал я. – Что бы там
ни было, я бессилен остановить это.
       Шпага Бенедикта вдруг высвободилась из ножен и схватилась с другой,
столь похожей на мою собственную. Через минуту она сражалась с невидимым
противником.
       – Врежь ему, Бенедикт! – крикнул Рэндом.
       – Это бесполезно, – сказал я. – Он будет обезоружен.
       – Откуда ты знаешь? – спросил Жерар.
       – Каким-то образом это я там сражаюсь с ним, – сказал я. – Это другой
конец моего сна в Тир-на Ног-т. Не знаю, как он это устроил, но это –
цена, заплаченная отцом за возрождение Камня Правосудия.
       – Не поспеваю за твоей мыслью, – сказал он.
       Я покачал головой.
       – Я не притворяюсь, будто понимаю, как это было сделано, – объяснил я
ему. – Но мы не сможем войти, пока из зала не исчезнут два предмета.
       – Какие два предмета?
       – Просто следи.
       Шпага Бенедикта сменила руку, и его сверкающий протез метнулся вперед
и закрепился на какой-то невидимой мишени. Две шпаги парировали друг
друга, сцепились, нажали. Их острия двинулись к потолку.
       Правая рука Бенедикта продолжала сжиматься.
       Внезапно клинок Грейсвандир высвободился и двинулся мимо другого.
       Он нанес великолепный удар по правой руке Бенедикта, в место, где с
ней соединялась металлическая часть.
       Затем Бенедикт повернулся, и на несколько минут действие было закрыто
от нашего обзора.
       Затем поле зрения снова расчистилось, когда Бенедикт, повернувшись,
упал на колено.
       Он сжимал обрубок своей руки.
       Механическая кисть висела в воздухе рядом с Грейсвандир. Она
двигалась прочь от Бенедикта и опускалась, так же, как и шпага.
       Когда оба они достигли пола, они не ударились о него, а прошли сквозь
него, исчезая из нашего вида.
       Я накренился вперед и, восстановив равновесие, двинулся в зал.
       Барьер пропал.
       Мартин и Дара добрались до Бенедикта раньше нас.
       Дара уже оторвала полосу от своего плаща и бинтовала обрубок руки
Бенедикта, когда туда прибежали Жерар, Рэндом и я.
       Рэндом схватил Мартина за плечо, а я повернулся к нему.
       – Что случилось? – спросил он.
       – Дара... Дара говорила мне, что хочет увидеть Эмбер, – ответил он. –
Поскольку я живу теперь здесь, я согласился провести ее и показать ей
достопримечательности. Потом...
       – Провести ее? Ты имеешь в виду через карту?
       – Ну да.
       – Ну, видишь ли...
       – Дай-ка мне эти карты, – велел Рэндом и выхватил футляр из-за пояса
Мартина.
       Он открыл его и начал перебирать карты, полностью углубившись в это
занятие.
       – Затем я подумал сообщить Бенедикту, поскольку он интересовался ею,
продолжал Мартин. – И тогда Бенедикт решил явиться и повидать...
       – Какого черта! – воскликнул Рэндом. – Тут есть одна твоя, одна ее и
одна парня, которого я даже никогда не видел. Где ты их достал?
       – Дай-ка мне посмотреть на них, – попросил я.
       Он передал мне три карты.
       – Ну? – осведомился он. – Это был Бранд? Он единственный, о ком я
знаю, что он теперь может делать карты.
       – Я не стал бы иметь никаких дел с Брандом, – ответил Мартин, –
кроме, разве что, для того, чтобы убить его.
       Но я уже знал, что они были не от Бранда. Они были просто не в его
стиле. Ни в стиле любого другого, чью работу я знал. Стиль, однако, в
данный момент не очень занимал мои мысли. Их, скорее, занимали черты лица
третьей персоны, того, о ком Рэндом сказал, что никогда его прежде не
видел. А я видел. Я смотрел на лицо юноши, выехавшего на меня с арбалетом
перед Двором Хаоса, узнавшего меня, а затем отклонившего выстрел.
       Я протянул карту.
       – Мартин, кто это? – спросил я.
       – Человек, который сделал эти добавочные карты, – пояснил он, – он
заодно нарисовал и себя. Я не знаю его имени. Он друг Дары.
       – Ты лжешь, – заявил Рэндом.
       – Тогда пусть нам скажет Дара, – решил я и обернулся к ней.
       Она все еще стояла на коленях рядом с Бенедиктом, хотя кончила
бинтовать его, и он теперь сел.
       – Как насчет этого? – поинтересовался я и обернулся к ней, махая
перед ней картой. – Кто этот человек?
       Она взглянула на карту, потом на меня, и улыбнулась.
       – Ты действительно не знаешь? – осведомилась она.
       – Стал бы я спрашивать, если б знал?
       – Тогда посмотри на нее снова, а потом пойди и посмотри в зеркало. Он
такой же твой сын, как и мой. Его зовут Мерлин.
       Меня нелегко потрясти, но в этом не было ничего легкого.
       Я почувствовал внезапное головокружение.
       Но мой мозг работал быстро. При надлежащей разнице во времени такое
было возможно.
       – Дара, – произнес я, – чего ты все-таки хочешь?
       – Я сказала тебе, когда прошла Лабиринт, – ответила она, – что Эмбер
будет разрушен. Чего я хочу, так это сыграть в этом свою законную роль.
       – Ты сыграешь в мою прежнюю камеру, – пообещал я. – Нет! В соседнюю с
ней. Стража!
       – Корвин, тут все в порядке, – заступился за нее, поднявшись на ноги,
Бенедикт. – Это не так плохо, как кажется, она может все объяснить.
       – Тогда пусть начнет сейчас же.
       – Нет. Наедине, в кругу семьи.
       Я сделал знак отойти явившимся по моему зову стражникам.
       – Ладно. Давайте соберемся в одной из комнат над залом.
       Он кивнул, и Дара взялась поддерживать его за левую руку. Рэндом,
Жерар, Мартин и я последовали за ними из зала. Я оглянулся разок на пустое
место, где сбылся мой сон. Вот, значит, каков его смысл.




       2



       Я прискакал на гребень Колвира и спешился, подъехав к своей гробнице.
Я зашел внутрь и открыл гроб. Он был пуст. Хорошо. А то я уже начал
сомневаться. Я наполовину ожидал увидеть себя, лежащим там передо мной;
доказательство, что, несмотря на все признаки и интуицию, каким-то образом
забрел не в то отражение.
       Я вышел наружу и погладил Звезду по носу. Сияло солнце, и бриз был
холодным. У меня возникло неожиданное желание отправиться в море. Вместо
этого я уселся на скамью и повертел в руках трубку.
       Мы поговорили. Сидевшая, поджав под себя ноги, на коричневом диване
Дара, улыбаясь, повторила историю своего происхождения от Бенедикта и
адской девы Линтры, рождения и воспитания при Дворе Хаоса, обширного
неэвклидового царства, где само время представляло странные проблемы
случайного распределения.
       – Рассказанное тобой при нашей первой встрече было ложью, – сказал я.
– С какой стати я должен верить тебе сейчас?
       Она улыбнулась и принялась рассматривать свои ногти.
       – Я вынуждена была тогда солгать тебе, – объяснила она, – чтобы
получить то, что хотела.
       – И что...
       – Знания о семье, Лабиринте, картах, об Эмбере. Завоевать твое
доверие, иметь от тебя ребенка.
       – А разве правда не послужила бы тебе с таким же успехом?
       – Едва ли. Я явилась от врага. Мои причины получить это были не из
тех, что ты одобрил бы.
       – Твое умение фехтовать?.. Ты тогда говорила мне, что тебя тренировал
Бенедикт.
       – Я училась у самого Великого Князя Бореля, Высокого Лорда Хаоса.
       – И твоя внешность, – продолжал я, – она многократно менялась, когда
я смотрел, как ты проходила Лабиринт. Как? А также, почему?
       – Все, кто происходит от Хаоса, способны менять облик, – ответила
она.
       Я подумал о выступлении Дворкина в ту ночь, когда он представлялся
мной.
       Бенедикт кивнул.
       – Отец одурачил нас своим обличьем Ганелона.
       – Оберон – сын Хаоса, – подтвердила Дара. – Мятежный сын мятежного
отца. Но сила по-прежнему имеется.
       – Тогда почему же этого не можем делать мы? – спросил Рэндом.
       Она пожала плечами.
       – А вы когда-нибудь пробовали? Наверно, вы можете. С другой стороны,
это могло вымереть с вашим поколением. Я не знаю. Однако, что касается
меня самой, то у меня есть определенные любимые обличья, к которым я
возвращаюсь в напряженные моменты. Я выросла там, где это было правилом,
где другой облик был на самом деле чем-то господствующим. У меня это все
еще рефлекс. Именно это вы и засвидетельствовали – в тот день.
       – Дара, – спросил я, – зачем тебе понадобилось то, что ты, по твоим
словам, хотела – знания о семье, Лабиринте, картах, Эмбере? И сын?
       – Ладно, – вздохнула он. – Ладно. Вы уже знаете о планах Бранда –
разрушить и вновь построить Эмбер?
       – Да.
       – Это требовало нашего согласия и сотрудничества.
       – Включая убийство Мартина? – спросил Рэндом.
       – Нет, – ответила она. – Мы не знали, кого он намерен был
использовать в качестве средства.
       – Вас бы это остановило, если бы вы знали?
       – Ты задаешь гипотетический вопрос, – сказала она. – Ответь на него
сам. Я рада, что Мартин все еще жив. Это все, что я могу сказать об этом.
       – Ладно, – сказал Рэндом, – что насчет Бранда?
       – Он сумел вступить в контакт с нашими лидерами посредством методов,
узнанных им от Дворкина. У него были амбиции. Ему нужны были знания, силы.
Он предложил сделку.
       – Какого рода знания?
       – Ну, хотя бы то, что он не знал, как уничтожить Лабиринт.
       – Значит, ответственны за то, что он все-таки сделал, были ВЫ, –
сказал Рэндом.
       – Если ты предпочитаешь смотреть на это так.
       – Предпочитаю. – Она пожала плечами и посмотрела на меня.
       – Ты хочешь услышать эту историю?
       – Давай, – я взглянул на Рэндома, и тот кивнул.
       – Бранду дали то, что он хотел, – продолжила она свой рассказ. – Но
ему не доверяли. Опасались, что коль скоро он будет обладать силой
сформировать какой ему угодно мир, он не остановится на правлении
исправленным Эмбером. Он попытается распространить свое господство и на
Хаос тоже. Ослабленный Эмбер – вот что было желательно, так чтобы Хаос был
сильнее, чем есть сейчас. Установление нового равновесия, дающего нам
больше отражений, лежащих между нашими царствами. Было давным-давно
усвоено, что эти два королевства не могут слиться, или одно – быть
уничтожено, не расстроив также все процессы, находящиеся в движении между
нами. В результате была бы полная статика или совершенный Хаос. И все же,
хотя и видно было, что на уме у Бранда, наши лидеры пошли на соглашение с
ним. Это была наилучшая возможность, какая представилась за долгие века.
За нее надо было ухватиться. Чувствовалось, что с Брандом можно иметь
дело, а под конец заменить, когда придет время.
       – Так, значит, вы тоже планировали обман, – заметил Рэндом.
       – Нет, если бы он сдержал свое слово. Но, впрочем, мы знали, что он
не сдержит. Так что, мы предусмотрели ход против него.
       – Какой?
       – Ему бы позволили достичь своей цели, а потом уничтожили. Ему бы
наследовал член королевской семьи Эмбера, который был бы также из первого
семейства Хаоса, выросший среди нас и обученный для этого поста. Мерлин
выводит свое происхождение из Эмбера даже с обеих сторон – через моего
прадеда Бенедикта, и от тебя самого – двух самых вероятных претендентов на
ваш трон.
       – Ты из королевского Дома Хаоса?
       Она улыбнулась.
       Я поднялся, отошел, уставился на пепел на каминной решетке.
       – Я нахожу несколько огорчительным быть участником проекта выведения
нового вида, – произнес я, наконец. – Но как бы там ни было и, допуская –
на минуту – что все сказанное тобой, правда, почему ты теперь все это нам
рассказываешь?
       – Потому что, – ответила она, – я опасаюсь, что лорды моего
королевства зайдут ради своей мечты так же далеко, как и Бранд. Наверно,
даже дальше. То равновесие, о котором я говорила. Немногие, кажется,
понимают, какая это хрупкая вещь. Я путешествовала по Отражениям
неподалеку от Эмбера. Я также знаю Отражения, лежащие неподалеку от Хаоса.
Я встречала многих людей и видела много вещей. Потом, когда я столкнулась
с Мартином и поговорила с ним, то начала чувствовать, что перемены,
которые, как мне говорили, будут к лучшему, будут не просто результатом
перестройки Эмбера на более приятный для моих старейшин лад. Они вместо
этого превратят Эмбер во всего лишь продолжение Двора, большинство
Отражений испарится и присоединится к Хаосу. Эмбер станет островом.
Некоторые из моих старейшин, которые все еще испытывают боль от того, что
Дворкин вообще создал Эмбер, действительно желают возвращения к временам,
прежде чем это случилось. К полному Хаосу, из которого возникло все. Я
смотрю на выполнение условия, как на лучшее и желаю сохранить их. Мое
желание – чтобы ни одна сторона не вышла победительницей в любом
конфликте.
       Я повернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как Бенедикт качает
головой.
       – Значит, ты ни на чьей стороне.
       – Мне хочется думать, что я на обеих.
       – Мартин, – обратился я, – ты в этом с ней?
       Он кивнул.
       Рэндом рассмеялся.
       – Двое вас? Против и Эмбера и Двора Хаоса? Чего вы надеетесь
добиться? Как вы надеетесь способствовать этому шаткому равновесию?
       – Мы не одни, – заявила она, – а план не наш.
       Ее пальцы порылись в кармане. Когда она вынула их, что-то сверкнуло.
Она повернула это на свет. Она держала перстень с печатью нашего отца.
       – Где ты его достала? – спросил удивленно Рэндом.
       – Да, где?
       Бенедикт шагнул к ней и протянул руку. Она отдала ему перстень. Он
внимательно изучил его.
       – Это отцовский, – подтвердил он. – Как вы знаете, у него есть
маленькие метки сзади, которые я видел раньше. Зачем он тебе?
       – Во-первых, убедить вас, что я действую правильно, когда сообщу вам
его приказы, – ответила она.
       – Откуда ты вообще знаешь его? – заинтересовался я.
       – Я повстречалась с ним во время его затруднений некоторое время
назад, – сообщила она нам. – Фактически, можно сказать, что я помогла ему
избавиться от них. Это случилось после того, как я встретила Мартина и
стала относиться к Эмберу более сочувственно. Но, впрочем, ваш отец тоже
очень обаятельный и убедительный человек. Я решила, что не могу просто
стоять и смотреть, как он остается пленником у моей родни.
       – Ты знаешь, как он вообще попал в плен?
       – Я знаю только, что Бранд добился его присутствия в достаточно
далеком от Эмбера Отражении, чтобы его можно было взять. Я считаю, что это
было связано с ошибочным поиском несуществующего магического инструмента,
могущего исцелить Лабиринт. Теперь он понимает, что сделать это может
только Камень.
       – То, что ты помогла ему вернуться... как это повлияло на твои
отношения с твоим собственным народом?
       – Не слишком хорошо. Я временно без дома.
       – И ты хочешь иметь его здесь?
       Она снова улыбнулась.
       – Все зависит от того, как обернется дело. Если мой народ добьется
своего, я с такой же скоростью вернусь – или останусь с тем, что
сохранится от Отражений.
       Я вытащил Карту и взглянул на нее.
       – Что насчет Мерлина? Где он теперь?
       – Он у них. Я боюсь, что теперь он может быть их человеком. Он знает
о своем происхождении, но они долгое время занимались его воспитанием. Я
не знаю, сможет ли он вырваться.
       Я поднял Карту и пристально посмотрел на нее.
       – Бесполезно, – сказала она. – Они не функционируют между здесь и
там.
       Я вспомнил, как трудна была связь по Карте, когда я находился на краю
этого места. Но все равно попробовал.
       Карта стала холодной в моей руке и я потянулся. Возникло самое слабое
мерцание ответного присутствия. Я попробовал усерднее.
       – Мерлин, это Корвин. Ты слышишь меня? – сказал я.
       Я, кажется, услышал ответ. Он, казалось, был: "Я не могу". А затем –
ничего. Карта потеряла свою холодность.
       – Ты дозвался его? – спросила она.
       – Я не уверен, – сказал я. – Но думаю, что да. Но только на миг.
       – Лучше, чем я думала, – заметила она. – Либо условия хорошие, либо
ваши умы очень схожи.
       – Когда ты размахивала отцовской печаткой, ты говорила о каких-то
приказах, – заметил Рэндом. – Каких приказах? И почему он шлет их через
тебя?
       – Тут дело в своевременности.
       – Своевременности? Черт подери! Да он только утром уехал отсюда!
       – Ему надо было закончить одно дело, прежде чем он был готов для
другого. Он не имел представления, сколько на это уйдет времени. Но я была
в контакте с ним как раз перед тем, как явиться сюда – хотя я едва ли была
готова к приему, который получила – и теперь он готов начать следующую
фазу.
       – Где ты с ним говорила? – спросил я. – Где он?
       – Я не имею представления, где он. Он вступил со мной в контакт.
       – И...
       – Он хочет, чтобы Бенедикт атаковал немедленно.
       Жерар, наконец, зашевелился в огромном кресле, где он сидел и слушал.
Он поднялся на ноги, заткнул большие пальцы за пояс и посмотрел на нее
сверху вниз.
       – Подобный приказ должен исходить прямо от отца.
       – От него и исходит, – заявила она.
       Он покачал головой.
       – Это не имеет смысла, зачем вступать в контакт с тобой – лицом,
которому мы имеем мало причин доверять – а не с одним из нас?
       – Я считаю, что он в то время не мог дозваться вас. С другой стороны,
он был способен дозваться меня.
       – Почему?
       – Он воспользовался не Картой. У него моей нет. Он воспользовался
резонирующим эффектом Черной Дороги, схожим со средством, благодаря
которому Бранд однажды бежал от Корвина.
       – Ты много знаешь о том, что происходило.
       – Да. У меня есть еще источники при Дворе, а Бранд переправился туда
после вашей борьбы. Я кое-что слышала.
       – Ты знаешь, где наш отец сейчас? – спросил Рэндом.
       – Нет. Но я считаю, что он направился в настоящий Эмбер,
посоветоваться с Дворкиным и вновь изучить повреждения первозданного
Лабиринта.
       – Для какой цели?
       – Не знаю. Вероятно, чтобы решить, какой курс ему выбрать. Тот факт,
что он дозвался меня и приказал атаковать, скорей всего означает, что он
решил.
       – Давно вы связывались?
       – Всего несколько часов назад – по моему времени. Но я была далеко
отсюда в Отражении. Я не знаю, какая тут разница во времени. Я слишком
новенькая в этих делах.
       – Так, значит, это могло быть чем-то крайне недавним? Возможно, лишь
несколько минут назад, – задумчиво произнес Жерар. – Почему он говорил с
тобой, а не с одним из нас? Я не верю, что он не мог связаться с нами,
если бы он пожелал.
       – Наверное для того, чтобы показать, что он смотрит на меня
положительно.
       – Все это может быть полной правдой, – заявил Бенедикт. – Но я не
двинусь без подтверждения этого приказа.
       – Фиона все еще у первозданного Лабиринта? – спросил Рэндом.
       – В последний раз когда я слышал, она разбила там свой лагерь, –
подтвердил я. – Я понимаю, что ты этим хочешь сказать...
       Я взял Карту Фи.
       – Потребовалось больше, чем один из нас, чтобы выбраться оттуда, –
заметил он.
       – Верно. Поэтому помоги мне.
       Он поднялся, подошел ко мне. Бенедикт и Жерар тоже приблизились.
       – В этом нет необходимости, – запротестовала Дара.
       Я проигнорировал ее и сосредоточился на тонких чертах моей рыжей
сестрицы. Спустя несколько мгновений у нас возник контакт.
       – Фиона, – спросил я, видя по фону, что она все еще находится там,
где сердце всего. – Отец тут?
       – Да, – ответила она, натянуто улыбаясь. – Он внутри с Дворкиным. –
Слушай. Дело срочное. Я не знаю, знаешь ли ты Дару или нет, но она
здесь...
       – Я знаю, кто она, но никогда не встречала ее.
       – Ну, она утверждает, что у нее есть приказ об атаке от отца. У нее
есть в поддержку ее утверждения его перстень с печатью, но он об этом
прежде не говорил. Ты знаешь что-нибудь об этом?
       – Нет, – ответила она. – Мы всего лишь обменялись приветствиями,
когда он с Дворкиным пришли сюда посмотреть на Лабиринт. У меня тогда
возникли некоторые подозрения, и это подтверждает их.
       – Подозрения? Что ты имеешь в виду?
       – Я думаю, что отец собирается попробовать отремонтировать Лабиринт.
При нем Камень, и я подслушала кое-что из сказанного им Дворкину. Если он
сделает такую попытку, то при Дворе Хаоса узнают о ней в тот же миг, когда
он начнет. Они постараются остановить его. Ему желательно нанести удар
первому, чтобы держать их занятыми. Только...
       – Что?
       – Это убьет его, Корвин. Уж это-то я знаю. Преуспеет он или нет, по
ходу дела он будет уничтожен.
       – Я нахожу, что в это трудно поверить.
       – В то, что король отдаст жизнь за свое королевство?
       – Что отец сдаст.
       – Значит, либо он сам изменился, либо ты никогда по-настоящему не
знал его. Но я-то верю, что он собирается попробовать это.
       – Тогда зачем посылать свой самый последний приказ с человеком,
которому, как он знает, мы по-настоящему не доверяем?
       – Я бы предположила, чтобы показать, что он хочет, чтобы вы ей
доверяли, коль скоро он подтвердит его.
       – Это, кажется, кружным путем делать дела, но я согласен, что нам не
следует действовать без подтверждения. Ты можешь получить его для нас?
       – Попробую. Я вызову тебя, как только поговорю с ним.
       Она прервала контакт.
       Я повернулся к Даре, слышавшей только мою часть разговора.
       – Ты знаешь, что отец собирается сделать прямо сейчас? – спросил я
ее.
       – Что-то связанное с Черной Дорогой, – ответила она. – На это он
указывал. Однако, что и как не сказал.
       Я отвернулся. Я собрал Карты и положил их в футляр. Такой поворот
событий мне не понравился. Весь этот день начался плохо, и с тех пор дела
все время катились по наклонной, и к тому же лишь недавно миновало время
обеда. Когда я говорил с Дворкиным, он описал мне результаты любой попытки
отремонтировать Лабиринт, и они казались мне весьма ужасными. Что если
отец попробует это сделать, потерпит неудачу и погибнет пытаясь? Где мы
тогда окажемся? Прямо там, где теперь, только без лидера, накануне битвы –
и вновь зашевелившейся проблемой наследования. Все это отвратительное дело
снова вернется в наши умы, когда мы поскачем на войну. И мы все начнем
свои личные приготовления к схватке друг с другом, как только разделаемся
с общим врагом. Должен быть другой способ управиться с делами. Лучше отец
живой и на троне, чем снова оживление интриг из-за наследования.
       – Чего мы ждем? – спросила Дара. – Подтверждения?
       – Да, – ответил я.
       Рэндом принялся расхаживать. Бенедикт уселся и проверил перевязку.
Жерар прислонился к каминной полке. Я стоял и думал. Вот тут-то мне и
пришла в голову одна мысль. Я немедленно оттолкнул ее, но она вернулась.
Она мне не понравилась, но она не имела никакого отношения к
целесообразности. Мне, однако, придется действовать быстро, прежде чем у
меня будет шанс уговорить себя на иную точку зрения. Нет! Я буду
поддерживаться этой. Черт бы ее побрал!
       Возникло шевеление контакта. Я ждал. Спустя несколько мгновений я
снова посмотрел на Фиону. Она стояла в знакомом месте, узнать которое мне
потребовалось несколько секунд: в гостиной Дворкина, по другую сторону
тяжелой двери в конце пещеры. И отец, и Дворкин были с ней. Отец сбросил
свою личину Ганелона и снова был самим собой. Я увидел, что Камень у него
на шее.
       – Корвин, – сказала Фиона, – это правда. Отец послал с Дарой приказ
об атаке, и он ожидал подтверждения этой просьбы. Я...
       – Фиона, проведи меня.
       – Что?
       – Ты меня слышала. Давай!
       Я протянул правую руку, она протянула свою, и мы соприкоснулись.
       – Корвин! – крикнул Рэндом. – Что происходит?
       Бенедикт вскочил на ноги, Жерар уже двигался ко мне.
       – Вы скоро об этом услышите, – сказал я им и двинулся вперед. Я
стиснул Фионе руку, прежде чем отпустить ее, и улыбнулся.
       – Спасибо, Фи. Здравствуйте, отец! Привет, Дворкин. Как там все?
       Я бросил быстрый взгляд на тяжелую дверь. Та была открыта. Затем я
обошел Фиону и двинулся к ним. Голова отца была опущена, глаза сузились.
       – Что такое, Корвин? Ты здесь без увольнительной, – сказал он. – Я
подтвердил этот проклятый приказ, теперь я жду его исполнения.
       – Его выполнят, – кивнул я. – Я пришел сюда не спорить из-за него.
       – Тогда из-за чего же?
       Я придвинулся поближе, рассчитывая свои слова так же, как расстояние.
Я был рад, что он остался сидеть.
       – Некоторое время мы ездили, как товарищи, – проговорил я. – Будь я
проклят, если ты мне не стал тогда симпатичен. Раньше, знаешь ли, никогда
не был. Никогда, к тому же, не хватало духу сказать это прежде, но ты
знаешь, что это правда. Мне хотелось бы думать, что именно так и могли бы
обстоять дела, если бы мы не были друг для друга тем, кем приходимся.
       На самый краткий миг его взгляд, казалось, смягчился, когда я
расположился там, где надо.
       – В любом случае, – продолжал я, – я собираюсь скорее поверить в того
тебя, чем в этого, потому что есть нечто, чего бы я никогда не сделал для
иного тебя.
       – Что?
       – Это!
       Я схватил Камень, сделав размашистое движение вверх и сорвал цепь с
его шеи. Затем, резко повернувшись, я помчался через дверь из комнаты. Я
рванул дверь, захлопнув ее за собой, и она со щелчком закрылась. Я не
видел никакого способа заложить ее снаружи, так что побежал дальше, по
знакомому пути через пещеру, по которому я в ту ночь следовал за
Дворкиным. Позади я услышал ожидаемый рев.
       Я следовал поворотам. Споткнулся я только раз. Запах Винсера все еще
висел в его логове. Я понесся дальше и последний поворот принес мне вид
дневного света впереди. Я помчался к нему, перекинув через голову цепь с
Камнем. Я почувствовал, как он упал мне на грудь, мысленно потянулся в
него. Позади меня в пещере гремело эхо.
       ВЫБРАЛСЯ!!!!
       Я припустил к Лабиринту, чувствуя через Камень, превращая его в
добавочное чувство. Я был единственным человеком, помимо отца или
Дворкина, настроенным на него. Дворкин сообщил мне, что ремонт Лабиринта
может быть полностью осуществлен человеком, прошедшим Большой Лабиринт в
таком состоянии настройки, выжигающим пятно при каждом пересечении его,
заменяя его запасом из носимого им в себе образа Лабиринта, стирая по ходу
дела Черную Дорогу. Так лучше уж я, чем отец.
       Я все еще чувствовал, что Черная Дорога несколько обязана своей
окончательной формой силой, приданной ей моим проклятьем Эмберу. Это я
тоже хотел стереть. В любом случае, отец лучше справится с улаживанием дел
после войны, чем когда-нибудь смогу я. Я понял в этот миг, что я больше не
хотел трона. Даже если бы он был свободен, перспектива управлять все эти
скучные века королевством, что могла меня ждать, была угнетающей. Может
быть я ищу легкого выхода, если умру в этих условиях. Эрик умер, и я
больше не ненавижу его. Другое обстоятельство, толкавшее меня на действия
– трон – казалось теперь являющимся желанным только потому, что я думал,
будто он так хотел его. Я отрекся и от того и от другого. Что осталось? Я
посмеялся над Виалой, а потом засомневался. Но она была права. Старый
Солдат был во мне сильнее всего. Это было делом долга. Но не одного долга.
Тут было больше...
       Я достиг края Лабиринта, быстро последовал к его началу. Я оглянулся
на вход в пещеру. Отец, Дворкин, Фиона – никто еще из них не появился.
Хорошо. Они никогда не смогут поспеть вовремя, чтобы остановить меня. Коль
скоро я вступлю в Лабиринт, им будет слишком поздно что-нибудь делать,
кроме как смотреть и ждать. На мимолетный миг я подумал об уничтожении, но
я оттолкнул эту мысль прочь, постарался успокоить свой ум до уровня,
необходимого для этого предприятия, вспомнил свой бой с Брандом в этом
месте и его странное оригинальное отбытие. Вытолкнул и эту мысль тоже,
замедлил дыхание, приготовился.
       На меня нашла определенная летаргия. Время было начинать. Но я
задержался на миг, пытаясь надлежащим образом сосредоточить свои мысли на
лежащей передо мной грандиозной задачей. Лабиринт на мгновение проплыл
перед моим взором. Сейчас! Черт побери! Сейчас! Хватит предварительных
действий! Начинай! – велел я себе. – Иди!
       И все же я стоял, словно во сне, созерцая Лабиринт. Я забыл о себе на
долгие минуты, пока рассматривал его. Лабиринт, с его длинным черным
пятном, которое надо удалить...
       Больше не казалось важным, что это может убить меня. Мои мысли лениво
текли, обдумывая его красоту...
       Я услышал звук. Это, должно быть, бегут отец, Дворкин и Фиона. Я
должен что-то сделать, прежде чем они доберутся до меня. Я должен войти в
него через мгновение...
       Я оторвал взгляд от Лабиринта и оглянулся на вход в пещеру. Они
появились, прошли часть пути по склону и остановились. Почему? Почему они
остановились?
       Какое это имеет значение? У меня было нужное для начинания время. Я
начал поднимать ногу, делая шаг вперед.
       Я едва мог двигаться. Огромным усилием воли я едва дюйм за дюймом
продвигал ногу вперед. Сделать этот первый миг оказалось тяжелей, чем идти
по самому Лабиринту, ближе к концу. Но я, казалось, боролся не столько
против внешнего сопротивления, сколько против медлительности своего
собственного тела. Все выглядело почти так, будто я был парализован.
       Затем у меня возник образ Бенедикта рядом с Лабиринтом в Тир-на
Ног-те, приближается насмехающийся Бранд. Камень горит у него на груди.
       Уже прежде, чем опустить взор, я знал, что увижу. Красный Камень
пульсировал в ритме с моим сердцем.
       Черт их побери! Либо отец, либо Дворкин – или они оба – дотянулись
через него в этот миг, парализуя меня. Я не сомневался, что любой из них
мог сделать это и один. И все же, на таком расстоянии не стоило сдаваться
без боя.
       Я продолжал толкать ногу вперед, медленно передвигая ее к краю
Лабиринта. Коль скоро я сумею до него добраться, я не видел, как они...
Дремота... Я почувствовал, что начинаю падать. На миг я уснул. Это
случилось вновь.
       Когда я открыл глаза, то увидел часть Лабиринта. Когда я повернул
голову, то увидел ноги. Когда я поднял голову, то увидел, что отец держит
Камень.
       – Убирайтесь, – сказал он Дворкину и Фионе, не поворачивая головы.
       Они убрались, пока он надевал Камень себе на шею. Затем он нагнулся и
протянул руку. Я взял ее и он поднял меня на ноги.
       – Это была чертовски глупая попытка, – сказал он.
       – Мне она почти удалась.
       Он кивнул.
       – Конечно, ты погубил бы себя и ничего не добился бы, – уточнил он. –
Но, тем не менее, это было чертовски здорово проделано. Пошли давай
прогуляемся.
       Он взял меня за локоть и мы двинулись вдоль периферии Лабиринта. Я
смотрел, когда мы шли, на странное – без горизонта – небо-море вокруг нас.
Я гадал, что произошло бы, сумей я начать проходить Лабиринт, что
происходило бы в данный момент.
       – Ты изменился, – сказал, наконец, он. – Или же я никогда
по-настоящему не знал тебя.
       Я пожал плечами.
       – Что-то и от того, и от другого, наверное. Я собирался сказать то же
самое о тебе, не скажешь мне кое-что?
       – Что?
       – Насколько это было трудно для тебя, быть Ганелоном?
       Он хохотнул.
       – Совсем не трудно. Ты, может, увидел на миг настоящего меня.
       – Он мне нравился, или, скорее, ты, бывший им. Хотел бы я знать, что
стало с настоящим Ганелоном?
       – Давно умер, Корвин. Я встретил его после того, как ты изгнал его из
Авалона, давным-давно. Он был неплохим парнем, но я не доверился бы ему ни
на грамм. Но, впрочем, я никогда никому не доверял, если был выбор.
       – Это в семье наследственное.
       – Я сожалел, что пришлось убить его. Не то, чтоб он предоставил мне
большой выбор. Все это было очень давно, но я четко помню его, так что он,
должно быть, произвел на меня впечатление.
       – А Лорена?
       – Страна? Хорошая работа, по-моему. Я поработал с нужным Отражением.
Оно набрало силу от моего присутствия, как и всякое, если один из нас там
надолго задерживался. Как было с тобой в Авалоне, а позже в том другом
месте. А я позаботился о том, чтобы пробыть там долго, направляя свою волю
на течение ее времени.
       – Я и не знал, что это можно сделать.
       – Ты постепенно наращиваешь силы, начиная со своей инициации в
Лабиринте. Есть еще многое, что тебе придется узнать. Да, я усилил Лорену
и сделал ее особо уязвимой для растущей силы Черной Дороги. Я позаботился
о том, чтобы она лежала у тебя на пути, куда бы ты не пошел. После твоего
побега все дороги вели в Лорену.
       – Почему?
       – Это был капкан, расставленный мной для тебя, а, может, испытание. Я
хотел быть с тобой, когда ты встретишься с силами Хаоса, я так же хотел
какое-то время попутешествовать с тобой.
       – Испытание? Для чего ты меня испытывал? И зачем путешествовать со
мной?
       – Неужели ты не догадываешься? Я много лет наблюдал за всеми вами. Я
никогда не называл наследника. Я намеренно оставлял вопрос запутанным. Вы
все достаточно похожи на меня, чтобы знать, что в тот момент, когда я
провозглашу одного из вас наследником, я подпишу его или ее смертный
приговор. Нет, я умышленно оставил дела такими, какими они есть, до самого
конца. Теперь, однако, я решил. Им будешь ты.
       – Ты там, в Лорене, связался со мной ненадолго, в собственном виде.
Ты сказал мне тогда занять трон. Если ты принял свое решение в тот момент,
зачем надо было продолжать маскарад?
       – Но я тогда еще не решил. Это было средством гарантировать, что ты
продолжишь свое дело. Я опасался, что слишком сильно можешь увлечься той
девушкой и той страной. Когда ты вышел из Черного Круга героем, ты мог
решить остаться и обосноваться там. Я хотел посеять мысли, что заставили
бы тебя продолжать свое путешествие.
       Я долго молчал. Мы прошли приличное расстояние вокруг Лабиринта.
       – Есть кое-что, что ты должен узнать, – сказал я. – Прежде, чем
явиться сюда, я поговорил с Дарой, которая пытается сейчас очистить для
нас свое имя.
       – Оно и ТАК чистое, – сказал он. – Я очистил его.
       Я покачал головой.
       – Я воздержался от обвинения ее кое в чем, о чем я некоторое время
думал. Есть очень веская причина в том, почему я чувствую, что ей нельзя
доверять, несмотря на ее протесты и твое подтверждение. Фактически две
причины.
       – Я знаю, Корвин, но она не убивала слуг Бенедикта, чтобы занять свое
положение в его доме. Я сам сделал это, чтобы гарантировать, что она
подберется к тебе, как она подобралась как раз в нужное время.
       – Ты? Ты участвовал во всем ее заговоре? Почему?
       – Она будет тебе хорошей королевой, сынок. Я доверяю крови Хаоса, в
смысле силы. Настало время для нового вливания. Ты займешь трон, уже
обеспеченный наследником. К тому времени, когда Мерлин будет готов для
него, его уже давно отучат от полученного им воспитания.
       Мы прошли весь путь до места черного пятна. Я остановился, присел на
корточки и изучил его.
       – Ты думаешь, эта штука убьет тебя? – спросил я, наконец.
       – Я знаю, что убьет.
       – Ты не выше убийства невинных людей ради манипулирования мной. И все
же ты пожертвуешь своей жизнью ради королевства...
       Я поднял на него взгляд и сказал:
       – Мои собственные руки чисты. И я, разумеется, не позволю себе судить
тебя. Однако, некоторое время назад, когда я приготовился войти в
Лабиринт, я подумал о том, как изменились мои чувства к Эрику, к трону. Ты
делаешь то, что делаешь, я считаю, выполнял свой долг. Я тоже чувствую
теперь долг – перед Эмбером, перед троном. Больше чем это, на самом деле.
Намного больше, понял я именно тогда. Но я понял также и еще кое-что,
нечто, чего долг от меня не требует. Я не знаю, когда и как это
прекратилось и я изменился, но я не хочу трона, отец. Я сожалею, что это
путает твои планы, но я не хочу быть королем Эмбера. Сожалею.
       Тут я отвел взгляд, снова посмотрел на пятно. Я услышал его вздох.
       Затем он сказал:
       – Я собираюсь отправить тебя сейчас домой. Седлай своего коня и бери
провиант. Скачи в место за пределами Эмбера – любое место, хорошо
изолированное.
       – К своей гробнице?
       Он фыркнул и тихо рассмеялся.
       – Подойдет. Езжай туда и жди моего волеизъявления. Я должен
поразмыслить.
       Я встал. Он положил правую руку мне на плечо. Камень пульсировал. Он
посмотрел мне в глаза.
       – Ни один человек не может иметь все, что он хочет так, как он этого
хочет, – произнес он.
       И был эффект удаления, как от силы Карты, только действующей в
обратную сторону. Я услышал голоса, затем увидел ранее мной покинутую
комнату. Бенедикт, Жерар, Рэндом и Дара были все еще там. Я почувствовал,
как отец выпустил мое плечо. Затем он исчез и я снова оказался среди них.
       – Что за история? – осведомился Рэндом. – Мы видели, как отец
отправил тебя обратно, кстати, как он это сделал?
       – Не знаю, – ответил я. – Но он подтверждает все, что сказала нам
Дара. Он дал ей перстень с печатью и послание.
       – Почему? – спросил Жерар.
       – Он хотел, чтобы мы научились доверять ей.
       – Бенедикт поднялся на ноги:
       – Тогда я пойду и сделаю, что он велел.
       – Он хочет, чтобы ты атаковал, а затем отступил, – сказала Дара. –
После этого нужно будет только сдерживать их.
       – Долго?
       Бенедикт выдал одну из своих редких улыбок и кивнул. Он сумел достать
футляр с Картами одной рукой, вынул колоду, достал данную ему мной особую
Карту для Двора.
       – Удачи тебе, – пожелал Рэндом.
       – Да, – согласился Жерар.
       Я добавил свои пожелания и смотрел, как он растаял. Когда исчезла
радуга его остаточного изображения, я отвел взгляд и заметил, что Дара
молча плачет. Я никак не высказался об этом.
       – У меня тоже есть приказ – своего рода, – сказал я. – Мне лучше
будет трогаться.
       – А я вернусь к морю, – сказал Жерар.
       – Нет, – услышал я от Дары, когда двинулся к двери.
       Я остановился.
       – Ты должен оставаться здесь, Жерар, и следить за безопасностью
Эмбера. Никакой атаки с моря не будет.
       – Но я думал, что во главе местной обороны Рэндом.
       Она покачала головой.
       – Рэндом должен присоединиться к Джулиану в Ардене.
       – Ты уверена? – переспросил Рэндом.
       – Убеждена.
       – Хорошо, – сказал он. – Приятно знать, что он, по крайней мере,
подумал обо мне. Сожалею, Жерар. Ошибка вышла.
       Жерар выглядел просто озадаченным.
       – Надеюсь, он знает, что делает, – сказал он. – Мы об этом уже
говорили, – сказал я ему. – До свидания.
       Я услышал за спиной шаги, когда оставил комнату. Дара догнала меня.
       – Что теперь? – спросил я ее.
       – Я думала прогуляться с тобой, куда бы ты не шел.
       – Я просто собираюсь подняться на гору и взять кое-какие припасы. А
потом отправлюсь в конюшню.
       – Я поеду с тобой.
       – Я поеду один.
       – Я все равно не смогу сопровождать тебя. Я еще должна поговорить с
вашими сестрами.
       – Они включены, да?
       – Да.
       Некоторое время мы молча шли, затем она сказала:
       – Все это дело было не таким хладнокровным, каким кажется, Корвин.
       Мы зашли в кладовую.
       – Какое дело?
       – Ты знаешь, что я хочу сказать.
       – А, это. Ну, хорошо.
       – Ты мне нравишься. Однажды это может стать чем-то большим, если ты
что-нибудь чувствуешь.
       Моя гордость вручила мне резкий ответ, но я проглотил его. За века
кое-чему научишься. Верно, она использовала меня, но, впрочем, в то время,
кажется, она не была целиком свободной деятельницей. Самое худшее, что
можно было сказать, я полагаю, это то, что отец хотел, чтобы я хотел ее.
Но я не позволил своему негодованию из-за этого перемешиваться с тем,
какими действительно были или могли стать мои чувства.
       – Ты тоже мне нравишься, – поэтому сказал я, и посмотрел на нее. Она,
кажется, в тот момент нуждалась в поцелуе, так что я поцеловал ее. –
Теперь мне лучше подготовиться.
       Она улыбнулась и стиснула мне руку. А затем скрылась.
       Я решил не изучать свои чувства в данный момент.
       Я взял некоторые вещи, оседлал Звезду и поехал обратно через гребень
Колвира, пока не прибыл к своей гробнице.
       Усевшись перед ней, я закурил трубку и наблюдал за облаками.
       Я чувствовал, что день у меня был очень насыщенный, а был ведь еще
ранний полдень. Предчувствия играли моралите в гротах моего ума, ни одно
из которых я не желал бы брать с собой на ленч.




       3



       Контакт возник внезапно, когда я подремывал. Я мгновенно поднялся на
ноги. Это был отец.
       – Корвин. Я принял решение и время пришло, – сказал он. – Оголи свою
левую руку.
       Я сделал это, покуда его фигура становилась все более материальной,
выглядя в то же время все более и более царственно, со странной печалью на
лице, такого рода, какой я никогда не видел там раньше. Он сжал мою руку
своей левой рукой и вынул правой кинжал.
       Я смотрел, как он сделал надрез на моей руке, а затем вложил кинжал в
ножны. Потекла кровь. Он подставил ладонь левой руки и поймал ее. Он
выпустил мою руку, накрыл левую ладонь правой и отступил от меня. Подняв
ладони к лицу, он дыхнул на них и быстро развел их в стороны.
       Красная хохлатая птица, размером с ворона, со всеми перьями цвета
моей крови, стояла у него на ладони, потом переместилась к запястью,
посмотрела на меня. Даже глаза ее были красными, и был знакомый вид, когда
она, склонив голову набок, принялась рассматривать меня.
       – Это Корвин, тот, за кем ты должен следовать, – сказал он птице. –
Запомни его.
       Затем он пересадил ее к себе на левое плечо, откуда она продолжала
глазеть на меня, не делая никакого усилия улететь.
       – А теперь ты должен ехать, Корвин. Быстро, – сказал он. – Садись на
своего коня и скачи на юг, как можно скорее уходя в Отражение. Убирайся
отсюда как можно дальше.
       – Куда мне ехать, отец? – спросил я его.
       – Ко Двору Хаоса. Ты знаешь дорогу?
       – В теории. Я никогда не забирался на такое расстояние.
       Он медленно кивнул.
       – Тогда трогай, – сказал он. – Я хочу, чтобы ты создал как можно
большую разницу во времени между этим местом и собой.
       – Ладно, – согласился я. – Но я не понимаю.
       – Поймешь, когда придет время.
       – Но есть же более простой путь, – запротестовал я. – Я могу попасть
туда быстрее и с намного меньшими хлопотами – просто связавшись с
Бенедиктом по его Карте.
       – Не пойдет, – отверг отец. – Тебе будет необходимо выбрать более
длинный маршрут, потому что ты будешь нести нечто, переправленное тебе по
дороге.
       – Переправленное? Как?
       Он поднял руку и погладил перья красной птице.
       – Вот с этим твоим другом. Он не сможет пролететь весь путь до Двора,
вовремя, то есть.
       – Что он принесет мне?
       – Камень. Я сомневаюсь, что буду сам в состоянии совершить передачу,
когда закончу то, что я должен с ним сделать. Его силы могут нам оказать
некоторую пользу в том месте.
       – Ясно, – сказал я. – Но мне все равно нет нужды проезжать все
расстояние. Я могу прибыть по Карте и после того, как получу его.
       – Боюсь, что нет. Коль скоро я осуществлю то, что нужно здесь
сделать, все Карты на некоторый период времени перестанут действовать.
       – Почему?
       – Потому что будет подвергаться изменению вся ткань существования. А
теперь трогай, черт побери! Садись на коня и скачи!
       Я встал и постоял еще с миг.
       – Отец, неужели нет другого пути?
       Он просто покачал головой и поднял руку. Он начал таять.
       – Прощай.
       Я повернулся и сел на коня. Мне было еще что сказать, но было уже
слишком поздно. Я повернул Звезду к тропе, ведущей на юг.




       4



       Хотя отец и умел играть с сутью Отражений на вершине Колвира, я
никогда этого не мог. Мне для работы со смещениями требовались большие
расстояния от Эмбера. И все же, зная, что это можно сделать, я чувствовал,
что мне следует попробовать. Поэтому, продвигаясь на юг по голому камню и
скалистым перевалам, где выл ветер, я пытался исказить ткань и бытие
вокруг меня, когда направлялся к Гарнату.
       ...Кучка голубых цветов, когда я обогнул каменный валун. Это
взволновало меня, потому что они были скромной частью моей работы. Я
продолжал налагать волю на надвигающийся мир при каждом повороте на моем
пути.
       Тень от треугольного камня на моей тропе... Перемена ветра...
Некоторые из тех, что помельче, и в самом деле срабатывали.
       Поворот тропы назад... Расщелина...
       Древнее птичье гнездо на скальном карнизе... Еще раз голубые цветы...
       Почему бы и нет? Дерево... Другое...
       Я почувствовал, как мощь шевелится во мне, когда я создавал позже
изменения.
       Тут мне пришла в голову одна мысль относительно моей новообретенной
силы. Казалось возможным, что прежде мне мешали производить подобные
манипуляции чисто психологические причины. До недавнего времени я считал
сам Эмбер единственной, неизменной реальностью, от которой принимали свою
форму все Отражения. Теперь я понимал, что он был первым среди Отражений и
что место, где стоял мой отец, представляло собой высшую реальность.
Следовательно, хотя близость делала это трудным, она не делала невозможным
производить в этом месте изменения. И все же, при других обстоятельствах,
я поберег бы свои силы до тех пор, пока не достигну точки, где совмещение
пойдет легче.
       Теперь, однако, на меня давила нужда в спешке. Мне придется
постараться, поторопиться выполнить отцовский наказ.
       К тому времени, когда я достиг тропы, ведущей по южному склону
Колвира, характер местности уже изменился. Я смотрел на серию, скорее,
пологих склонов, чем крутых спусков, нормально отличавших дорогу. Я уже
вступил в Отражения.
       Черная Дорога все еще пролегала словно черный шрам слева от меня,
когда я направился вниз, но этот Гарнат, через который она была прорезана,
был в слегка лучшем виде, чем тот, который я так хорошо знал. Контуры его
были несколько мягче из-за комьев зелени, лежащих несколько ближе к
мертвой полосе. Все выглядело так, словно мое проклятье на эту страну было
слегка ослаблено. Иллюзорное ощущение, конечно, потому что уже был не
совсем мой Эмбер. "Но я сожалею о своей роли в этом, – обратился я
мысленно, полумолитвенно ко всему. – Я еду теперь исправить все это.
Прости же меня, о, дух этого места!"
       Мой взгляд переместился в направлении Рощи Единорога, но она была
слишком далеко на западе, замаскированная слишком многими деревьями, чтобы
я даже мельком увидел ту священную поляну.
       Когда я спускался, склон становился все более ровным, переходя в
серию пологих предгорий. Когда мы пересекли их, я позволил Звезде
двигаться быстрее, курсом на юго-запад, а потом на юг. Все ниже и ниже. В
большом отдалении слева искрилось и играло море. Вскоре на нашем пути
появится Черная Дорога, потому что я спускался на Гарнат в ее направлении.
       Что бы там я не делал с Отражениями, я буду не в состоянии стереть ее
зловещее присутствие. Фактически, самый быстрый курс, по которому я мог
последовать, будет параллелен ей.
       Мы, наконец, выехали на дно долины. Арденский Лес возвышался далеко
справа от меня, простираясь на запад. Необъятный и вызывающий почтение. Я
скакал далее, создавая какие мог изменения, чтобы еще дальше унестись от
дома.
       Хотя я сохранял Черную Дорогу под рукой, я оставался на приличном
расстоянии от нее. Приходилось, потому что она была единственным, чего я
не мог изменить. Я держал между нами кусты, деревья и взгорки.
       Тут я достиг внешних пределов и структура местности изменилась.
Агатовые прожилки... Кучи сланца... Потемнение зелени... По небу плывут
облака... Солнце мерцает и пляшет...
       Мы увеличили скорость. Земля погрузилась еще ниже. Тени удлинились,
слились. Лес отступил.
       Справа от меня выросла скальная стена, а слева другая...
       Холодный ветер преследовал меня по неровному каньону...
       Блеснули полосы слоев – красный, золотой, желтый и коричневый. Дно
каньона стало песчаным. Вокруг нас вились смерчи. Я еще больше нагнулся
вперед, когда дорога начала подыматься. Стены наклонились друг к другу,
сблизились.
       Дорога сужалась, сужалась... Я почти мог коснуться любой из стен. Их
вершины сошлись. Я скакал по темному туннелю, замедляя ход, когда он
темнел... Вспыхнув, возникали фосфоресцирующие узоры. Ветер издавал
стонущий звук.
       Тогда наружу!
       Свет от стен ослеплял и всюду вокруг нас поднялись гигантские
кристаллы. Мы проехали мимо, следуя вверх по тропе, ведшей прочь из этого
района и через серию мшистых лощин, где лежали неподвижные, словно зеленое
стекло, маленькие, совершенно круглые озерца.
       Перед нами появился высокий папоротник и мы проложили себе дорогу
сквозь него. Я услышал отдаленный шум.
       Поворачиваем... Шагом... Папоротник теперь красный. Шире, ниже... за
ним розовеющая вечером огромная равнина...
       Вперед по бледной тропе... запах свежей земли... Далеко впереди –
горы и темные тучи... Наплыв звезд слева от меня... Быстрые брызги влаги.
В небе скачет голубая луна. Мерцание среди темных масс... Воспоминание и
грохочущий шум... Запах грозы и порыв ветра...
       Сильный ветер... Тучи застилают звезды...
       Яркая вилка пронзает разбитое дерево справа от меня, превращая его в
пламя... Ощущение зуда... Запах озона... Слой воды на мне... Ряд огней
слева от меня...
       Лязг по уличной мостовой... Приближается странная машина...
Цилиндрическая, пыхтящая... Мы избегаем друг друга... Меня преследует
крик... В освещенном окне лицо ребенка... Лязг... Плеск... Фасады
магазинов и домов... Начинается дождь, замирает, исчезает... Подымается
туман, задерживается, густеет, пронизывается жемчужинами растущего света
слева от меня...
       Местность смягчается, становится красной... Свет в туманной мгле
делается ярче... Новый ветер сзади, потепление... Воздух разламывается...
       Бледно-лиловое небо... Оранжевое солнце несется к полудню...
       Содрогание! Вещь не мной созданная, совершенно непредвиденная...
Земля под ногами двигается, но дело не только в этом.
       Новое небо, новое солнце, ржавая пустыня, где я только что оказался –
все они расширяются и сжимаются, тают и возвращаются. Доносится звук
треска, и при каждом таянии мы со Звездой оказываемся в одиночестве, среди
белого ничто – персонажи без декораций.
       Мы ступаем по ничему. Свет льется отовсюду и освещает только нас. Мои
уши заполняет постоянный треск, словно начавшийся весенний ледоход на
русской реке, рядом с которой я однажды проезжал. Звезда, прошедшая много
Отражений, издает испуганный звук.
       Я оглядываюсь вокруг. Появляются расплывчатые очертания, проясняются,
становятся четкими. Мое окружение восстановилось, хотя судя по его виду
кое-что смыто. Из мира выкачали кусочек.
       Мы делаем крюк, мчась к невысокому холму, поднимаемся на него,
останавливаемся, наконец, на его вершине.
       Черная Дорога. Она, кажется, тоже изменила свое естество – но даже
больше, чем все остальное. Она рябит под моим взглядом, кажется почти
волнообразной, когда я слежу. Треск продолжается, становится громче...
       С севера приходит ветер, сперва мягкий, но нарастающий в силе.
Поглядев в том направлении, я вижу образовавшуюся массу темных туч.
       Я знаю, что должен гнать, как никогда не гнал раньше. Крайности
разрушения и созидания происходят в месте мной посещенном – когда? Не
имеет значения. Волны двигались из Эмбера, и это тоже могло исчезнуть – а
вместе с ним и я. Если отец не сможет все снова собрать? Я тряхнул
поводьями. Мы поскакали на юг.
       Равнина... Деревья... Несколько разбитых зданий... Быстрее... Дым
легкого пожара... Стена пламени... Исчезли... Желтое небо... Синие
облака... Пролетает армада дирижаблей... Быстрее...
       Солнце падает словно кусок раскаленного железа в ведро с водой,
звезды становятся полосками... Бледный свет на прямой тропе... Звуки
изменяют тон от темных пятен, вой... Свет ярче, перспектива туманней...
Серое, справа от меня, слева... Теперь ярче... Перед моими глазами ничего
нет, кроме тропы, по которой скачу... Вой возрастает до визга... Формы
сталкиваются... Мы скачем по туннелю Отражения... Он начинает вращаться...
       Поворот, поворот... Только дорога реальна... Миры уходят... Я
освободил свое управление окружающей обстановкой и скачу теперь под
напором самой энергии, нацеленной только на то, чтобы удалить меня от
Эмбера и швырнуть к Хаосу. На мне ветер, а в ушах моих крик... Никогда
раньше я не доводил свою власть над Отражениями до предела... Туннель
становится гладким и бесшовным, как стекло... Я чувствую, что скачу в
вихрь, водоворот, сердце торнадо... Звезда и я залиты потом... Мною
овладевает дикое ощущение бегства, словно меня преследуют... Дорога
сделалась абстрактной... В глазах у меня резь, когда я пытаюсь сморгнуть
пот... Я не могу так долго скакать... Возникает биение в основании моего
черепа...
       Я мягко натягиваю поводья и Звезда начинает замедлять свой бег...
Стены моего туннеля из света становятся зернистыми... Скорей, пятна
серого, черного, белого, чем однообразие оттенков... Коричневое... Чуть
голубое... Зеленое... Вой, гул, громыхание... Тает... Ветер слабее...
Силуэты появляются и исчезают...
       Все медленней, медленней...
       Нет никакой тропы. Я скачу по мшистой земле. Небо – голубое. Облака –
белые. У меня сильно кружится голова. Я натягиваю поводья.
       Я был потрясен, когда опустил взгляд. Я стоял на краю игрушечной
деревни. Дома, которые я мог бы поместить на ладони, миниатюрные дороги,
ползущие по ним крошечные машины...
       Я оглянулся назад. Мы раздавили множество этих мелких жилищ. Я
огляделся кругом. Слева их было меньше. Я осторожно повел Звезду в этом
направлении и продолжал двигаться, пока мы не покинули этого места. Я
чувствовал себя плохо из-за этого – чтобы это ни было – кто бы тут не
обитал. Но я ничего не мог поделать.
       Я снова двинулся, проходя через Отражения, пока не вышел к тому, что
казалось покинутым карьером, под зеленоватым небом. Здесь я почувствовал
себя потяжелевшим. Я спешился, напился, прошелся немного пешком.
       Я глубоко вздохнул поглощавший меня влажный воздух. Я был теперь
далеко от Эмбера, так далеко, как только можно за это время пути к Хаосу.
Я редко раньше заезжал так далеко.
       Хотя я выбрал это место для привала, потому что оно представляло
собой самое близкое к нормальности, за что я мог уцепиться, перемены скоро
будут становиться все более и более радикальными.
       Я разминал затекшие мускулы, когда услышал высоко над собой в воздухе
визг.
       Я поднял взгляд и увидел снижающийся темный силуэт. Грейсвандир
рефлекторно оказался в моей руке. Но когда он опустился, свет упал на него
под надлежащим углом, и крылатый силуэт занялся огнем.
       Моя знакомая птица покружила, покружила и опустилась на мою вытянутую
руку. Эти пугающие глаза смотрели на меня со странной разумностью, но я не
уделил им внимания, как мог бы сделать при ином случае. Вместо этого я
бросил в ножны Грейсвандир и протянул руку к принесенному птицей предмету.
       Камню Правосудия.
       Из этого я узнал, что отцовские усилия, к чему бы они не привели,
были закончены. Лабиринт был либо отремонтирован либо замазан. Он был либо
жив, либо мертв. Выбирай пару из любой колонки. Последствия его акта будут
теперь расходиться из Эмбера по Отражениям, как пресловутые круги на воде.
Я достаточно скоро узнаю о них побольше. В то же время у меня есть приказ.
       Я надел цепь через голову и Камень упал мне на грудь. Я вскочил на
Звезду. Птица из моей крови издала короткий крик и поднялась в воздух.
       Мы снова тронулись в путь.
       ...По ландшафту, где небо белело, тогда как земля – темнела. Затем
земля вспыхнула, а небо стало черным. Потом наоборот. И снова.
       ...С каждым шагом эффект смещался и, когда мы двинулись быстрее, он
вырос в стробоскопическую серию слайдов вокруг нас, постепенно перерастая
в дергающийся мультфильм, а затем до гиперактивного качества немого
фильма. Наконец, все стало неразличимым.
       Мимо промелькнули точки света, словно метеоры или кометы. Я начал
испытывать ощущение пульсации, как от космического сердцебиения. Все
вокруг меня начало поворачиваться, словно я попал в вихрь.
       Что-то выходило не так. Я, кажется, терял контроль. Может быть,
последствия отцовских действий уже достигли района Отражений, через
которые я проходил? Это казалось маловероятным. И все же...
       Звезда споткнулась. Я вцепился, когда мы повалились, не желая
разлучаться в Отражениях. Я ударился плечом о твердую поверхность и с миг
лежал там оглушенный.
       Когда мир снова сошелся вокруг меня, я сел и огляделся. Преобладали
однообразные сумерки, но звезд не было. Вместо этого в воздухе плыли и
парили большие скалы разных форм и размеров. Я поднялся на ноги и
огляделся по сторонам.
       Из того, что я мог видеть, было возможным, что неровная каменная
поверхность, на которой я стоял, была сама по себе всего лишь валуном,
размером с гору, плывшим вместе с прочими. Звезда поднялась и, дрожа,
встала рядом со мной. Нас окружало абсолютное безмолвие. Неподвижный
воздух был прозрачен. Не видно было ни одного иного живого существа. Мне
это место не нравилось. Я не остановился бы тут по своей собственной воле.
Я опустился на колени обследовать ноги Звезды. Я хотел убраться как можно
скорее, предпочтительно верхом.
       Пока я этим занимался, я услышал тихий смешок, который мог исходить
из человеческого горла.
       Я остановился, положив руку на рукоятку Грейсвандира и ища источник
звука.
       Ничего. Нигде.
       И все же я слышал его. Я медленно повернулся, глядя во всех
направлениях. Никаких...
       Затем он раздался вновь. Только на этот раз я сообразил, что источник
был над головой.
       Я просканировал дрейфующие скалы. Закутанные в тень, их было трудно
различить.
       Вот!
       В десяти метрах над землей и в тридцати с чем-то слева от меня, то,
что на вид было человеческой фигурой, стояло на вершине маленького
островка в небе, рассматривая меня. Я оценил ее. Чем бы она ни была, она
казалась слишком далекой, чтобы представлять угрозу. Я был уверен, что
смогу исчезнуть прежде, чем она доберется до меня. Я двинулся сесть на
Звезду.
       – Бесполезно, Корвин, – крикнул голос, который я хотел как раз тогда
услышать меньше всего. – Ты заперт здесь. Ты никак не можешь убраться без
моего ухода.
       Я улыбнулся, садясь в седло, а затем вынул Грейсвандир.
       – Давай выясним, – предложил я. – Иди, прегради мне дорогу!
       – Ладно, – ответил он, и из голой скалы взметнулось пламя, замкнувшее
полное кольцо вокруг меня, лижущее, расползающееся, беззвучное.
       Звезда закусила удила. Я бросил Грейсвандир обратно в ножны, хлестнул
Звезду по глазам уголком плаща, сказал утешающие слова. Когда я это
проделал, круг отступил к краям огромной скалы, на которой мы стояли.
       – Убедился? – донесся голос. – Это место слишком маленькое. Скачи в
любом направлении. Твой конь снова испугается, прежде чем ты переместишься
в Отражение.
       – Прощай, Бранд, – ответил я и начал скакать.
       Я скакал по большому кругу по часовой стрелке по скальной
поверхности, загораживая правый глаз Звезды от пламени на периферии. Я
услышал, как Бранд снова посмеивается, не понимая, что я делаю.
       Пара больших камней... Хорошо. Я проскакал дальше, продолжая курс.
Теперь неровный каменный забор слева от меня, ухаб, рытвина... Поперек
моей тропы отброшена мешанина из теней и огней... Вот. Вниз... Вверх.
Налет зелени на том пятне света... Я чувствовал: снова начинается
смещение. Тот факт, что нам легче следовать прямым курсом, не делает его
единственным путем. Мы все, однако, так много времени следуем по нему, что
склонны забывать – можно продвинуться и бегая кругами.
       Я сильнее почувствовал смещение, когда снова приблизился к двум
большим камням. Тут Бранд тоже уловил, в чем дело.
       – Погоди, Корвин!
       Я показал ему фигу и проскочил между камнями, направившись в узкий
каньон, усеянный точками желтого света, как по заказу.
       Я сорвал плащ с головы Звезды и тряхнул поводьями. Каньон внезапно
свернул направо. Мы последовали по нему на лучше освещенную тропу,
расширяющуюся и светлевшую по мере того, как мы ехали.
       ...Под нависшим выступом молочное небо переходит на другой стороне в
жемчужное.
       Я скакал до тех пор, пока зелень не стала голубоватой, пока каньон не
поднялся, встретившись с лавандовой равниной, где катились оранжевые
камни, когда земля тряслась под нами в такт с перестуком копыт. Я
перебрался туда – под кружащиеся кометы, выехав к берегу кроваво-красного
моря в место тяжелых запахов. Я скакал, и большое зеленое солнце и
маленькое бронзовое убрались с неба, когда я поехал по этому берегу, в то
время как скелетные флоты сталкивались, а змеи из глубин кружили рядом с
их судами с бордовыми и голубыми парусами. Камень на мне пульсировал и я
черпал силы из него. Пришел дикий ветер и понес нас по небу с медными
облаками над воющей пропастью, простирающейся, казалось, до бесконечности,
с черным дном, искрящимся, испаряющим неприятные запахи...
       За моей спиной беспрестанные раскаты грома... Перед нами – изящные
линии, словно кракелюры старой картины, наступающие отовсюду... Преследует
холодный, убивающий ароматы ветер... Трещины расширяются, чернота течет,
заполняя... Мчатся темные полосы, вверх, вниз, обратно по себе...
       Раскинута сеть, труды великана, невидимого паука, ловящего целые
миры...
       Вниз, вниз и вниз... Снова на землю, сморщенную и кожистую как шея
мумии... Наш пульсирующий переход безумен... Последний вздох отца? Теперь
прибавить скорость и прочь...
       Сужение линий до тонкости граверных, тающих затем в жаре трех
солнц... И еще быстрей...
       Всадник приближается... Рука к рукояти одновременно с моей
собственной... Я... Я сам возвращаюсь обратно? Мы одновременно отдаем
честь... Сквозь друг друга каким-то образом, воздух словно пленка воды,
что высыхает мгновенно. Какой-то эффект зеркала Кэррола, Рембы, Тир-на
Ног-та... И все же далеко, далеко влево от меня извивается черная штука...
Мы едем по дороге... Она ведет меня дальше... Белое небо, белая земля и
никакого горизонта... Перспектива без солнца и облаков... Только та черная
нить вдалеке, да сверкающие повсюду пирамиды, массивные, расстраивающие...
       Мы устаем. Мне не нравится это место... Но мы обогнали преследующий
нас процесс, чем бы он ни был. Натягиваю поводья. Я устал, но ощущаю в
себе странную жизненную силу. Она, казалось, словно поднималась из моей
груди... Камень. Конечно...
       Я сделал усилие снова зачерпнуть этой жизненной силы. Я почувствовал,
как она растекается по моим членам, едва останавливаясь на моих
конечностях...
       Я потянулся и наложил свою волю на свое бесцветное и геометрическое
окружение. Они начали изменяться.
       Возникло движение. Пирамиды перемещались, темнея на ходу. Мир
перевернулся вверх тормашками, а я стоял на нижней стороне облака,
наблюдая, как мелькают надо мной ландшафты.
       Свет заструился мимо меня вверх от золотого солнца у меня под ногами.
Это тоже прошло и перистая почва потемнела и пошла вверх горящая вода,
разъедая проходящую сушу. Молнии прыгали вверх, разя мир над головой,
ломая его на части. Местами он дробился и куски его падали вокруг меня.
       Они начали кружиться, когда прошла волна тьмы. Когда снова появился
свет, на этот раз голубоватый, он не имел никакого точечного источника и
не вырисовывал никакой земли.
       ...Золотые мосты через пустоту, всю в длинных лентах, одна из них
мелькнула под нами даже сейчас. Мы летим вдоль ее русла, стоя некоторое
время недвижимо, как статуя.
       ...Это продолжается, наверно, век. Явление, родственное дорожному
гипнозу проходит через мои глаза, опасно убаюкивая меня.
       Я делаю все, что могу, чтобы ускорить наш переход. Проходит еще
век...
       Наконец, далеко впереди, сумеречное, туманное пятно – наша конечная
цель, растущая, несмотря на нашу скорость, очень медленно.
       К тому времени, когда мы, наконец, добираемся до него, он гигантский
остров в пустоте, заросший лесом из гигантских металлических деревьев...
       Я останавливаю движение, принесшее нас в такую даль, и мы двигаемся
вперед своими собственными силами, вступая в этот лес. Трава хрустит у нас
под ногами, словно алюминиевая фольга, когда мы проезжаем среди этих
деревьев. Вокруг меня висят странные плоды, бледные и сияющие. Нет никаких
явно издаваемых зверями звуков. Пробираясь вглубь, мы выезжаем на
небольшую поляну, по которой течет ручей ртути. Тут я спешиваюсь.
       – Брат Корвин, – снова раздается этот голос. – Я дожидался тебя.
       Я поворачиваюсь лицом к лесу, следя, как он выходит из него. Я не
обнажил своего оружия, так как он не обнажил своего. Я, однако, мысленно
коснулся Камня. После только что завершенных мной упражнений, я понял, что
смогу сделать им намного больше, чем управлять погодой. Какой бы ни была
мощь Бранда, я чувствовал, что теперь у меня есть оружие, чтобы
противодействовать ей. Камень запульсировал чаще, когда я это сделал.
       – Перемирие, – предложил Бранд. – Идет? Мы можем поговорить?
       – Я не вижу, что мы можем сказать друг другу, – ответил я ему.
       – Если ты не даешь мне шанса, то никогда не узнаешь наверняка, не так
ли?
       Он остановился в семи метрах от меня, перекинул свой зеленый плащ
через левое плечо и улыбнулся.
       – Ладно. Скажи это, чем бы это ни было, – сказал я.
       – Я пытался остановить тебя там. Ради Камня. Ты явно знаешь теперь,
чем он является, понимаешь, насколько он важен.
       Я ничего не сказал.
       – Отец уже использовал его, – продолжал он. – И я с сожалением
вынужден сообщить, что он потерпел неудачу в том, что он задумал с ним
сделать.
       – Что? Откуда ты знаешь?
       – Я могу видеть сквозь Отражения, Корвин. Я бы подумал, что наша
сестрица более основательно посвятит тебя в эти дела. С небольшим
мысленным усилием я могу воспринять все, что выберу. Я, естественно, был
озабочен исходом этого дела. Так что я следил. Он умер, Корвин. Это усилие
было для него слишком велико. Он потерял контроль над силами, которыми
манипулировал, и был сожжен ими, пройдя немногим более половины пути через
Лабиринт.
       – Ты лжешь! – бросил я, коснувшись Камня.
       Он покачал головой.
       – Я признаю, что я не выше того, чтобы соврать ради достижения своих
целей, но на этот раз я говорю правду. Отец умер. Я видел, как он упал.
Птица принесла тогда тебе Камень, как он велел. Мы остались во вселенной
без Лабиринта.
       Я не хотел ему верить. Но была возможность, что отец потерпел
неудачу. Я имел заверения единственного эксперта в этих делах, Дворкина, о
том, насколько трудна такая задача.
       – Допуская на минуту, что сказанное тобой – правда, что случится
дальше? – спросил я.
       – Все распадется, – ответил он. – Даже сейчас Хаос хлещет заполнять
вакуум там, в Эмбере. Возник огромный вихрь; и он нарастает. Он
распространяется наружу, уничтожая миры-Отражения, и он не остановится,
пока не встретится с Двором Хаоса, завершив полный круг всего мироздания,
со вновь царящим над всем Хаосом.
       Я почувствовал себя обескураженным. Неужели я боролся от Гринвуда до
сюда, пройдя через все, чтобы все это кончилось таким образом? Неужто я
увижу все лишенным смысла, формы, содержания, жизни, когда события
подтолкнули к такому завершению?
       – Нет! – отверг я. – Так не может быть.
       – Если не... – мягко добавил Бранд.
       – Если не что?
       – Если не начертать новый Лабиринт, не создать новый порядок для
сохранения формы.
       – Ты имеешь в виду, скакать обратно в ту заваруху и попытаться
завершить работу? Ты только что сказал, что такого места больше не
существует.
       – Нет. Конечно, нет. Где бы ни был Лабиринт, там будет и центр. Я
могу сделать это прямо здесь.
       – Ты думаешь, что сможешь преуспеть там, где потерпел неудачу отец?
       – Я должен попробовать. Я – единственный, кто достаточно знает об
этом и у кого хватит времени, прежде чем прибудет волна Хаоса. Слушай, я
признаю все, что, несомненно, рассказала обо мне Фиона, я замыслил и
действовал. Я заключил сделку с врагами Эмбера. Я пролил нашу кровь. Я
попытался выжечь твою память. Но мир, каким мы его знаем, уничтожен, а я
тоже живу здесь. Все мои планы – все – ни к чему не приведут, если не
сохранится какая-то мера порядка. Наверное. я был одурманен владыками
Хаоса. Мне трудно признаться в этом, но теперь я вижу такую возможность.
Однако, еще не слишком поздно сорвать их планы. Мы можем построить прямо
здесь новый бастион порядка.
       – Как?
       – Мне нужен Камень и твоя помощь. Тут будет место нового Эмбера.
       – Предположим, аргуендо , я дам его тебе. Будет ли новый Лабиринт
точно таким же, как старый?
       Он покачал головой.
       – Он не может быть таким. Не больше, чем тот, что пытался создать
отец, был бы похож на дворкинский. Никакие два автора не могут
воспроизвести одну и туже повесть на один и тот же лад. Нельзя избежать
индивидуальных стилистических различий. Как бы упорно я не старался
сдублировать его, моя версия все равно была бы слегка иной.
       – Как бы ты мог это сделать? – спросил я. – Когда ты не полностью
настроен на Камень? Тебе понадобится Лабиринт, чтобы завершить процесс
настройки. А Лабиринт, как ты говоришь, уничтожен. Что же это дает?
       – Я же сказал, что мне понадобится твоя помощь, – заявил он. – Есть
еще один способ настроить личность на Камень. Для этого требуется помощь
того, кто уже настроен. Тебе придется снова спроецировать себя сквозь
Камень Правосудия, и взять с собой меня – в путь через первоначальный
Лабиринт Дворкина, и в то, что лежит за его пределами.
       Я не удержался и спросил возбужденного Бранда:
       – И тогда?
       Он на секунду запнулся, досадливо посмотрел на меня, а затем
продолжил:
       – Я... этого никогда не проделывал раньше. Откуда я знаю?
       – Хотел бы я знать, – произнес я, – не можешь ли ты таким образом
добиться своей собственной версии реальности? Не может ли она представлять
собой отколовшуюся новую вселенную – Эмбер и Отражения только для тебя?
Может ли она отрицать нашу? Или будут какие-то взаимоотношения? Как ты
думаешь, допустив такую ситуацию?
       Он пожал плечами.
       – Я уже ответил на это. Этого раньше никогда не проделывали. Откуда
мне знать?
       – Но я думаю, что ты знаешь, или можешь сделать на этот счет очень
хорошую догадку. Я думаю, что именно это-то ты и планируешь. Именно это ты
и хочешь попробовать – потому что это все, что тебе теперь осталось. Я
воспринимаю такие действия с твоей стороны, как указание, что отец
преуспел и что ты дошел до своей последней карты. Вот для этого тебе нужен
я и нужен Камень. Ты не сможешь получить ни того, ни другого.
       Он вздохнул.
       – Я ожидал от тебя большего. Ты неправ, но оставим это. Выслушай. Чем
потерять все, я предпочту поделить королевство с тобой.
       – Пропади ты пропадом, Бранд, – вежливо ответил ему я. – Ты лжешь!
       – Да, ясно, когда это тяжелое испытание будет пройдено, я буду
настроен. Ты дашь мне Камень, я начертаю новый Лабиринт, и мы снова у дел.
Ничего не разваливается, все держится, жизнь продолжается.
       – А что насчет Хаоса?
       – Новый Лабиринт будет неиспорченным. У них больше не будет дороги,
дающей им доступ к Эмберу.
       – Раз отец умер, как будет управляться Эмбер?
       Он криво улыбнулся.
       – Мне полагается кое-что получить за свои муки, не так ли? Я буду в
этом рисковать своей жизнью, а шансы не так уж и хороши.
       Я улыбнулся ему в ответ.
       – Учитывая куш, что помешает мне сыграть самому? – осведомился я.
       – То же самое, что помешало преуспеть отцу – все силы Хаоса. Они
созываются своего рода космическим рефлексом, когда начинается такой акт.
У меня было больше опыта с ними, чем у тебя. У тебя не будет ни единого
шанса, а у меня может быть.
       – А теперь давай допустим, что ты мне лжешь, Бранд. Или давай будем
добрыми и допустим, что ты видел сквозь всю эту сумятицу нечетко. Что,
если отец преуспел? Что, если новый Лабиринт существует прямо сейчас? Что
произойдет, если ты сделаешь еще один, здесь, сейчас?
       – Ты боишься, – заявил он. – Боишься меня. Я не виню тебя за
нежелание доверять мне. Но ты совершаешь ошибку. Я сейчас нужен тебе.
       – Тем не менее, я свой выбор сделал.
       Он сделал шаг ко мне. Еще один...
       – Все, что ты хочешь, Корвин. Я дам тебе все, что ты потрудишься
назвать.
       – Я был с Бенедиктом в Тир-на Ног-те, – сказал я. – Глядя его
глазами, слушая его ушами, когда ты сделал ему такое же предложение.
Подавись им, Бранд. Я собираюсь продолжить свой путь и выполнить свою
задачу. Если ты думаешь, что сможешь меня остановить, то сейчас такое же
подходящее время, как и любое другое.
       Я начал идти к нему. Я знал, что убью его, если доберусь до него. Я
также чувствовал, что не доберусь до него.
       Он повторил:
       – Ты совершаешь большую ошибку, Корвин.
       Я ответил ему:
       – Подумаю. По-моему, я делаю именно то, что надо.
       – Я не буду с тобой драться, – поспешно заявил он. – Не здесь. Не над
бездной. Ты, однако, имел свой шанс. Когда мы встретимся с тобой в
следующий раз, я отниму у тебя Камень.
       – Какая тебе от него польза, ненастроенному?
       – Может, есть еще способ для меня суметь это сделать. Более трудный,
но возможный. Ты имел свой шанс. Прощай.
       Он отступил в лес. Я последовал за ним, но он исчез.
       Я покинул это место и поскакал дальше, по дороге над ничем. Мне не
нравилось думать о возможности того, что Бранд мог говорить правду. Или,
по крайней мере, часть ее. Но сказанное им продолжало возвращаться и
досаждать мне. Что, если отец потерпел неудачу? Тогда я занимался
бесполезным делом. Все уже было кончено, и это было просто делом времени.
Я не любил оглядываться назад, просто на случай, что меня кто-то догоняет.
Я перешел на умеренную скорость скачки через Отражения. Я хотел попасть к
остальным, прежде чем волны Хаоса доберутся до такой дали, просто чтобы
дать им знать, что я сохранил веру, и дать им увидеть, что, в конечном
итоге, я попытался сделать все, что в моих силах.
       Тут я задумался, как там шла настоящая битва. Или началась ли она в
пределах тех временных рамок?
       Я пронесся по мосту, который теперь расширялся под светлеющим небом.
Когда он принял аспект золотистой равнины, я подумал об угрозе Бранда.
Сказал ли он, что сказал, просто для того, чтобы вызвать сомнения,
увеличить мою неуютность и повредить моей эффективности? Возможно. И все
же, если ему требовался Камень, он должен был устроить мне засаду. А я
питал уважение к той странной власти, что он приобрел над Отражениями.
Казалось почти невозможным подготовиться к нападению того, кто мог следить
за каждым моим ходом и мгновенно перемещаться в место, дававшее ему
наибольшие преимущества. Как скоро это может произойти? Не слишком скоро,
полагал я. Сперва он захочет потрепать мне нервы, а я и так уже устал и
был более, чем малость запален. Раньше или позже. Мне было невозможно
проскакать такое огромное расстояние в один переход, как бы я не ускорял
скачку через Отражения. Мимо пролетали кружась вокруг меня и заполняя мир
розовые, оранжевые и зеленые туманы. Земля под нами звенела, как металл.
       Иногда музыкальные тона, словно звон хрусталя над головой. Мысли мои
плясали. Воспоминания о многих мирах приходили и уходили без порядка.
Ганелон, мой друг-враг, и мой отец, враг-друг, сливались и распадались,
распадались и сливались. Где-то один из них спросил меня, имею ли я право
на трон. Я думаю, что это был Ганелон, желающий знать наши различные
оправдания. Теперь я знал, что это был отец, желавший знать мои чувства.
Он рассудил, он принял свое решение. Я отказался. Было ли тут виновато
остановившееся развитие, желание быть свободным от такого бремени, или
дело было во внезапном просвещении, основанном на всем, что я испытал в
последние годы, медленно растущем во мне, дающем мне более зрелый взгляд
на роль монарха помимо ее мгновенной славы, я не знаю.
       Я вспоминал свою жизнь на отражении Земля, как выполнял приказы, как
отдавал их. Передо мной проплывали лица людей, которых я узнал за века –
друзей, врагов, жен, любовниц, родственников. Лорена, казалось, подзывала
меня, Мойра смеялась, Дейдра плакала. Я снова сражался с Эриком. Я
вспоминал свой первый проход через Лабиринт, мальчишкой, и позже, когда
шаг за шагом мне возвращали все мои воспоминания.
       Убийства, кражи, мошенничества, соблазнения вернулись потому, что,
как говорил Мэллори, они были там. Я даже не способен был их всех
правильно разместить, в смысле времени. Не было никакого особого
беспокойства, потому что не было никакой особой вины. Время, время и еще
раз время смягчило грани того, что порезче, сделало во мне свои изменения.
Я смотрел на свои прежние "Я" как на других людей, знакомых, которых я
перерос. Я дивился, как это когда-нибудь я мог быть кем-нибудь из них.
Когда я мчался вперед, сцены из моего прошлого, казалось,
материализовывались в тумане вокруг меня. Тут нет никакого поэтического
преувеличения. Битвы, в которых я участвовал, принимали осязаемую фирму,
если не считать, конечно, полного отсутствия звука – блеск оружия, цвета
мундиров, знамена и кровь. И люди – большинство из них умерло – двинулись
из моей памяти вокруг меня в немом мультфильме. Никто из них не был членом
моей семьи, но все они были людьми, некогда что-то значащими для меня. И
все же в этом не было никакой особой системы. Тут были благородные деяния,
равно как и постыдные, враги, равно как и друзья – и никто из
участвовавших персон не замечал моего присутствия, все было захвачено в
какой-то давно прошедшей последовательности действий.
       Я тогда гадал о природе места, через которое проезжал. Не было ли оно
какой-то разбавленной версией Тир-на Ног-та, с какой-то чувствительной к
мысли субстанцией поблизости, что вытягивала из меня эту панораму. "Вот
это и есть твоя жизнь?" Или я просто начал галлюцинировать? Я был утомлен,
обеспокоен, встревожен, расстроен и проезжая по пути, обеспечивающему
монотонной мягкой стимуляцией такого рода чувств, что велит грезить
наяву... Фактически, я понял, что потерял где-то ранее контроль над
Отражениями и теперь просто продолжал следовать прямолинейно через этот
ландшафт, пойманный этим спектаклем в капкан своего рода наружного
нарциссиэма...
       Тут я понял, что должен остановиться и отдохнуть – вероятно, даже
немного поспать – хотя я боялся это делать в таком месте. Мне придется
вырваться на волю и продолжать путь до более спокойного, пустынного
местечка...
       Я исказил свое окружение. Я выворачивал все кругом. Я вырвался на
волю.
       Вскоре я скакал по неровной, гористой местности, а после быстро
добрался до пещеры, что я пожелал.
       Мы въехали в нее и я позаботился о Звезде. Я поел и выпил ровно
столько, чтобы притупить чувство голода. Костра я не развел. Я завернулся
в свой плащ и в прихваченное с собой одеяло. Грейсвандир я держал в правой
руке. Я лежал во тьме у входа в пещеру.
       Я чувствовал себя немного дурно. Я знал, что Бранд лжец, но его слова
все равно беспокоили меня. Но я всегда хорошо умел засыпать, я закрыл
глаза и отключился.




       5



       Меня пробудило ощущение присутствия, или, может быть, это был шум и
ощущение присутствия. Что бы там ни было, я проснулся и был уверен, что я
не один. Я сжал покрепче Грейсвандир и открыл глаза. Помимо этого я не
шелохнулся.
       Мягкий свет, вроде лунного, лился через вход в пещеру. Как раз у
входа стояла фигура, возможно, человеческая. Освещение было таким, что я
не мог сказать: стояла ли она лицом ко мне, или лицом наружу. Но затем она
сделала шаг ко мне.
       Я очутился на ногах и острие моего меча уперлось ему в грудь. Фигура
остановилась.
       – Мир, – произнес мужской голос на тари. – Я просто укрылся от грозы.
Нельзя ли мне с вами разделить пещеру?
       – Какой грозы? – спросил я.
       Словно в ответ донесся раскат грома, за которым последовал порыв
ветра, пахнущего дождем.
       – Ладно, это, во всяком случае, правда, – сказал я. – Располагайтесь
поудобнее.
       Он сел, полностью зайдя спиной к правой стенке пещеры. Я сложил свое
одеяло, чтобы было помягче, и уселся напротив его. Нас разделяло метра
четыре. Я нашел свою трубку, набил ее, а затем попробовал чиркнуть
спичкой, бывшей со мной с Отражения Земля. Она зажглась, сберегая мне
массу трудов. Табак имел хороший запах, смешанный с влажным ветерком. Я
прислушивался к звукам дождя и разглядывал силуэт своего безымянного
спутника. Я обдумывал несколько возможных опасностей, но обращался ко мне
отнюдь не голос Бранда.
       – Это не естественная гроза, – сказал он.
       – О? Как это так?
       – Хотя бы потому, что она идет с севера. Они здесь никогда не
приходят с севера, в это время года.
       – Вот так-то и ставятся рекорды.
       – И еще потому, что я никогда не видел, чтобы гроза вела себя
подобным образом. Весь день я наблюдал за ее наступлением – просто твердая
линия, медленно двигающаяся, с фронтом, словно лист стекла. Молний
столько, что она выглядит словно чудовищное насекомое с сотней сверкающих
ног. Крайне неестественно. А за ней все становится очень искаженным.
       – При дожде такое случается?
       – Не так, все, кажется, меняет свой облик. Плывет. Словно мир тает –
или...
       Я содрогнулся. Я думал, что достаточно далеко опередил темные волны,
чтобы немного отдохнуть. И все же он мог быть неправ и это могло быть
просто необычной грозой. Но я не хотел рисковать и повернулся к глубине
пещеры, свистнул. Ни ответа, ни привета. Я вошел туда и пошарил наощупь.
       – Что нибудь случилось?
       – Пропал мой конь.
       – Он не мог уйти?
       – Должно быть, ушел. – Я, однако, думал, что у Звезды больше здравого
смысла.
       Я подошел ко входу в пещеру, но ничего не смог увидеть. За миг, что я
пробыл там, я наполовину вымок. Я вернулся на свое место у левой стены.
       – Мне это кажется достаточно заурядной грозой, – сказал я. – В горах
они иногда бывают очень сильными.
       – Наверное, вы знаете эту местность лучше меня?
       – Нет, я просто путешествую – дело, которое мне лучше продолжить.
       Я коснулся Камня, мысленно втянулся в него, почувствовал грозу вокруг
себя и приказал ей убраться, красными пульсациями энергии,
соответствующими ударам моего сердца.
       Затем я привалился спиной к стенке пещеры, нашел еще одну спичку и
снова раскурил трубку. Силам, которыми я манипулировал, потребуется еще
некоторое время, чтобы выполнить свою работу против грозового фронта таких
размеров.
       – Она будет длиться не слишком долго, – сказал я...
       – Откуда вы знаете?
       – Привилегированная информация.
       Он тихо рассмеялся.
       – По некоторым версиям именно так наступает конец света – начавшись
со страшной грозы, пришедшей с севера.
       – Это верно, – сказал я. – И тут все так. Беспокоиться, однако, не о
чем. В самом скором времени все так или иначе кончится.
       – Это камень, что у вас на шее... Он испускает свет?
       – Да.
       – Вы, однако, шутили, что это – конец. Не правда ли?
       – Нет.
       – Вы заставляете меня думать о той строке Священной Книги: "Архангел
Корвин проследует перед грозой, с молнией на груди..." Вас ведь звать не
Корвин, не так ли?
       – А как там звучит остальное?
       – "... Когда спросят, куда он путь держит, скажет он: "К концам
Земли", куда идет он, не зная, какой враг поможет ему против другого
врага, ни кого коснется Рог".
       – Это все?
       – Все, что есть об архангеле Корвине.
       – В прошлом я сталкивался с такой же трудностью при чтении Писания.
Оно рассказывает достаточно тебе, чтобы заинтересовать, но никогда не
достаточно, чтобы была реальная польза. Впечатление такое, словно автор
получает острое наслаждение, поддразнивая. Один враг против другого? Рог?
Мне это не по зубам.
       – А куда вы все-таки путь держите?
       – Не слишком далеко, если не смогу найти своего коня.
       Я вернулся ко входу в пещеру. Теперь наступило некоторое прояснение,
со свечением словно от луны, за какими-то тучами на западе, и другими на
востоке.
       Я посмотрел в обе стороны вдоль тропы и вниз по склону на долину.
Нигде не было видно никаких лошадей. Я повернулся обратно к пещере. Но как
раз когда я это сделал, я услышал далеко внизу тонкое ржание Звезды.
       Я крикнул в пещеру незнакомцу:
       – Я должен ехать. Можете взять себе одеяло.
       Не знаю, ответил ли он, потому что тогда я вышел под морось, выбирая
себе дорогу вниз по склону. Снова я оказал влияние через Камень, и морось
прекратилась, смягчившись туманом.
       Камни были скользкими, но я спустился вниз до половины склона не
споткнувшись. Тут я остановился: и чтоб перевести дух, и чтоб уточнить
свои координаты. С этой точки я не был уверен, с какого именно направления
донеслось ржание Звезды. Лунный свет стал немного сильнее, видимость
лучше, но я ничего не увидел, изучая перспективу перед собой. Несколько
минут я прислушивался.
       Затем я снова услышал тонкое ржание – снизу, слева от меня,
неподалеку от валуна или темного скального выхода. У его основания,
кажется, была какая-то сумятица теней. Двигаясь с максимальной быстротой,
на какую я осмеливался, я проложил свой курс в том направлении.
       Достигнув наземного уровня, я поспешил к месту действия, прошел очаги
наземного тумана, слегка расшевеленные ветерком, дующим с запада. Я
услышал скрежещущий, хрустящий звук, как будто что-то тяжелое катили или
толкали по каменной поверхности. Затем я уловил отблеск света на темной
массе, к которой я приближался.
       Подобравшись поближе, я увидел в треугольнике света силуэты
маленьких, человекообразных фигур, пытавшихся сдвинуть огромную каменную
плиту. С их направления доносилось слабое эхо клацания и новое ржание.
Затем камень начал двигаться, поворачиваясь, словно дверь, каковой он в
действительности и являлся. Освещенный участок уменьшился, сузился до
лучины и исчез с гулким звуком, но не раньше, чем прошли сперва
трудившиеся фигурки.
       Когда я, наконец, добрался до каменной массы, все снова стало
безмолвным. Я приложился ухом к камню, но ничего не услышал. Но кем бы они
ни были, они забрали моего коня. Я никогда не любил конокрадов и убил в
прошлом немало их. А прямо сейчас я нуждался в Звезде, как редко нуждался
в коне. Так что я принялся шарить наугад, ища края этих каменных ворот.
Было не слишком трудно выявить кончиком пальцев их контуры. Я, вероятно,
нашел их скорее, чем отыскал бы при дневном свете, когда все сливалось и
смешивалось. Узнав их местонахождение, я затем поискал дальше, нащупывая
какую-нибудь ручку, за которую я мог бы потянуть. Они, казалось, были
ребята маленькие, так что я посмотрел пониже. Наконец, я обнаружил то, что
могло быть подлежащим местом и ухватился за него. Затем я потянул на себя,
но они оказались упрямыми. Либо они были непропорционально прочными, либо
в них имелась какая-то упущенная мной хитрость.
       Не имеет значения. Тут не время для тонкостей, а время для грубой
силы. Я и разозлился, и спешил, так что решение было принято. Я снова
принялся тянуть плиту на себя, напрягая мышцы рук, плеч, спины, желая,
чтобы поблизости оказался Жерар. Дверь затрещала. Я продолжал тянуть. Она
слегка продвинулась, на дюйм, наверное, и застряла. Я не ослабил стараний
и увеличил свои усилия. Она снова затрещала.
       Я откинулся назад, переместил свой вес и уперся левой ногой в
каменную стенку сбоку от портала. Потянув на себя, я одновременно
оттолкнулся ногой. Опять раздался треск и некоторый скрежет, когда она
снова продвинулась – еще на дюйм с чем-то. Затем она остановилась и я мог
стронуть ее.
       Я выпустил ручку и постоял, размышляя и отдыхая. Затем я привалился к
ней плечом и толкнул дверь обратно в полностью закрытое положение. Сделал
глубокий вдох и снова схватился за нее.
       Я снова поставил левую ногу туда, где она побывала. На этот раз
никакого постепенного нажима. Я рванул и оттолкнулся одновременно. Изнутри
раздался треск лопающегося засова и лязг, и дверь прошла вперед примерно
на полфута, скрежеща на ходу. Но она, кажется, ходила теперь посвободней,
так что я поднялся на ноги и сменил свою позицию на противоположную –
спиной к стене – и нашел вполне достаточную точку приложения силы, чтобы
толкнуть ее наружу.
       На этот раз она продвинулась легче, но я не мог удержаться от того,
чтобы упереться в нее ногой, когда она начала открываться, и толкнул ее
что было сил. Она пронеслась полные 180 градусов, врезалась в скалу по
другую сторону с сильным гулким звуком, разбилась в нескольких местах на
куски, закачалась, упала и ударилась о землю с грохотом, заставившим ее
содрогнуться, разбиваясь на новые осколки, когда она столкнулась с ней.
       Грейсвандир снова был у меня в руке, прежде чем она упала, и, резко
пригнувшись, я прокрался быстро посмотреть за угол.
       Свет... за углом было освещение... от маленьких ламп, висевших на
крючьях вдоль стены... Рядом с лестницей... Спускается вниз... К месту,
где больше света и есть какие-то звуки... Вроде музыка...
       Но в поле зрения никого нет. Я б подумал, что поднятый мной адский
грохот привлечет чье-нибудь внимание, но музыка продолжалась. Либо шум
каким-то образом не донесся, либо они плевать на него хотели, как бы там
ни было.
       Я поднялся и перешагнул через порог. Моя нога наткнулась на
металлический предмет. Я поднял и изучил его. Вывороченный засов. Они
заперли за собой дверь. Я бросил его через плечо обратно и принялся
спускаться по лестнице.
       Музыка – скрипки и волынки – стала громче, когда я приблизился. По
ослаблению света я увидел, что справа от меня у подножья лестницы был
какой-то зал. Ступеньки были маленькие и их было много. Я не трудясь
подкрадываться спешил вниз в залу.
       Когда я повернул и заглянул в зал, то увидел сцену из сна какого-то
пьяного ирландца. В задымленной, освещенном факелами зале орды краснолицых
людей, одетых в зеленое, в метр ростом, плясали под музыку или поглощали
то, что походило на кружки эля, топая ногами, хлопая по столам и друг
другу, ухмыляясь, смеясь и крича. Вдоль одной стены выстроились огромные
бочонки и перед початым выстроилась очередь из множества пирующих. В яме,
на противоположном конце помещения, горел огромный костер, его дым,
всасывался через трещину в скальной стене, над парой тянувшихся куда-то
пещерных проходов. Звезда была привязана к кольцу в стене, рядом с этой
ямой, и коренастый маленький человечек в кожаном фартуке точил какие-то
подозрительные на вид инструменты.
       Несколько лиц повернулись в моем направлении, раздались крики и
музыка внезапно прекратилась. Молчание было почти совершенно.
       Я поднял меч над головой и направился через зал к Звезде. К тому
времени все лица были повернуты в моем направлении.
       – Я пришел за своим конем, – сказал я. – Либо вы приведете его мне,
либо я пойду и заберу его. Во втором случае будет намного больше крови.
       Справа от меня один из мужчин, побольше и более седой, чем
большинство других, прочистил горло.
       – Прошу прощения, – начал он. – Но как вы попали сюда?
       – Вам понадобится новая дверь, – вместо объяснения ответил я. – Идите
и посмотрите, если интересуетесь, если от этого есть какая-то разница – а
она может быть. Я подожду, – я шагнул в сторону и встал спиной к стене.
       – Я это сделаю, – кивнул он и стремглав бросился вон.
       Я чувствовал, как моя порожденная гневом сила перетекает в Камень и
обратно ко мне. Одна часть хотела прорубить, пробить себе дорогу через
зал, другая хотела более человеческого урегулирования расхождения с людьми
настолько меньшими, чем я, а третья и, наверное, более мудрая часть
предполагала, что маленькие ребята могут быть не такими уж слабыми
противниками. Поэтому я ждал, какое впечатление произведет мой подвиг с
открыванием двери на их делегата. Спустя несколько минут он вернулся,
делая большой круг, обходя меня.
       – Приведите человеку его коня, – сказал он.
       По залу пробежал внезапный шквал разговора. Я опустил меч.
       – Приношу свои извинения, – сказал тот, кто отдал приказ. – Мы не
желаем никаких неприятностей с такими, как вы. Поищем продовольствия
где-нибудь в другом месте. Никаких недобрых чувств, я надеюсь?
       Человек в кожаном фартуке отвязал Звезду и двинулся в моем
направлении. Пирующие расступились и дали дорогу, когда он провел коня
через зал.
       Я вздохнул.
       – Я просто буду считать инцидент исчерпанным, прощу и забуду, –
пообещал я.
       Человечек схватил с ближайшего стола кубок и передал его мне. Увидев
выражение моего лица, он сам пригубил из него.
       – Тогда не присоединитесь ли к нам за столом?
       – Почему бы и нет? – сказал я. И, взяв кубок, осушил его, тогда как
он сделал то же самое со вторым.
       Он издал легкое рычание и ухмыльнулся.
       – То крайне маленький глоток для человека ваших размеров, – сказал он
тогда. – Позвольте мне вам принести еще один на дорожку.
       Это был приятный эль, а я после своих усилий испытывал жажду.
       – Ладно, – согласился я.
       Он крикнул поднести еще, когда мне доставили Звезду.
       – Вы можете намотать поводья на этот крюк, – сказал он, показывая на
низкий выступ около дверей. – И он будет в безопасности в стороне.
       Я кивнул и сделал это, когда отошел тот мясник. Никто больше не
пялился на меня. Прибыл кувшин с элем и человек вновь налил из него наши
кубки. Один из скрипачей заиграл новый мотив. Спустя несколько мгновений к
нему присоединился другой.
       – Посидите немного, – предложил гостеприимный хозяин, толкнув ногой
скамью в моем направлении. – Держитесь, если вам угодно, спиной к стене.
Никаких фокусов не будет.
       Я сел, обогнув стол, он уселся с кувшином вина между нами. Хорошо
было посидеть несколько минут, отвлечь хоть ненадолго свои мысли от моего
путешествия, пить темный эль и слушать веселый мотив.
       – Я не стану вновь оправдываться, – сказал мой новый собеседник. – Да
и объяснять тоже. Мы оба знаем, что не было никакого неверного понимания.
Но право – на вашей стороне, это ясно видно, – он усмехнулся и подмигнул.
– Поэтому я тоже считаю инцидент исчерпанным. Мы не умрем с голоду. Просто
сегодня ночью не попируем. Замечательный камень у вас на груди. Не
расскажите ли мне о нем?
       – Просто камушек, – сказал я.
       Снова начались танцы. Голоса стали громче. Я прикончил свой эль и он
снова наполнил мой кубок. Заколыхался огонь. Ночной холод убрался из моих
костей.
       – Уютное у вас здесь местечко, – заметил я.
       – О, да. Именно так. Служило оно нам с незапамятных времен. Не хотите
ли осмотреть?
       – Спасибо. Нет.
       – Я так и думал, но моим долгом хозяина было предложить. Мы так же
будем рады, если вы присоединитесь к танцам, если пожелаете.
       Я покачал головой и рассмеялся. Мысль, что я буду скакать в этом
местечке, вызвала у меня образы из Свифта.
       – Все равно спасибо.
       Он извлек глиняную трубку и принялся набивать ее. Я выбил свою
собственную и сделал тоже самое. Всякая опасность, казалось, миновала. Он
был достаточно добродушным маленьким парнем, а другие казались теперь
безвредными с их музыкой и танцами...
       И все же... Я знал рассказы из другого места, далеко, ох, далеко
отсюда... Проснешься утром голый, в каком-нибудь поле, а все следы этого
заведения пропали... знал все же...
       Несколько глотков не казались большой опасностью. Они согревали меня
теперь, а пронзительность волынок и пиликанье скрипок были приятными после
поворотов в скачке через Отражения, от которых немеет мозг.
       Я прижался спиной к стене и задымил трубкой. Я наблюдал за
танцующими.
       Человечек все говорил, говорил. Все прочие игнорировали меня. Хорошо.
Я слушал какую-то фантастическую байку о рыцарях, войнах и сокровищах.
Хотя я слушал ее меньше, чем вполуха, она убаюкивала меня, и даже выудила
несколько смешков.
       Внутри, однако, мое скверное "Я" предупреждало меня: "Ладно, Корвин,
ты принял достаточно, время прощаться и уходить..."
       Но мой стакан казалось по волшебству наполнился вновь, и я принял его
и пригубил из него. Еще один, еще один. Это – о'кей.
       – Нет, – сказало мое другое "Я", – он зачаровывает тебя. Разве ты
этого не чувствуешь?
       Я не чувствовал, что какой-то карлик сможет так перепить меня, что я
окажусь под столом. Но я был утомлен, а поел мало. Наверное, было бы
осмотрительней...
       Я почувствовал, что клюю носом. Я положил трубку на стол. Каждый раз,
когда я моргал, требовалось, кажется, все больше времени, чтобы вновь
открыть глаза. Я теперь приятно согрелся, при всего лишь слабеньком милом
покалывании онемения в моих мускулах.
       Я себя дважды поймал на том, что клюю носом. Я попытался думать о
своем задании, о своей личной безопасности, о Звезде... Я что-то
пробормотал, все еще смутно бодрствуя за своими веками. Было бы так
хорошо, просто оставаться в таком же состоянии еще полминуты...
       Музыкальный голос человечка стал монотонным, упал до гудения. В самом
деле не имело значения, что он говорил.
       Заржала Звезда.
       Я резко выпрямился, широко раскрыв глаза и открывшаяся передо мной
сцена начисто вымела всякий сон у меня из головы.
       Музыканты продолжали свое выступление, но теперь никто не танцевал.
Все пирующие тихо приближались ко мне. Каждый держал что-нибудь в руке –
кубок, дубину, меч... Тот, что в кожаном фартуке, размахивал своим
секачом. Мой собеседник как раз притащил толстую палку оттуда, где она
стояла у стены. Несколько из них замахивались мелкими кусками мебели. Из
пещер, неподалеку от ямы с костром, появлялись все новые и у них были
камни и дубины. Всякие следы веселья исчезли, и их лица теперь либо ничего
не выражали, скривившись в гримасах ненависти, либо очень мерзко
улыбались. Гнев мой вернулся, но он не был добела раскаленным, оставленный
мной ранее. Глядя на эту орду перед собой, я не имел ни малейшего желания
возиться с ней. Пришла поумерившая мои чувства осмотрительность. У меня
было задание. Мне не следует здесь рисковать своей головой, если я смогу
придумать другой способ управиться с делом. Но я был уверен, что
разговорами мне не отделаться. Я глубоко вздохнул. Я увидел, что они
готовы броситься на меня, я подумал вдруг о Бранде и Бенедикте в Тир-на
Ног-те. Бранд-то ведь даже не был полностью настроен на Камень. Я снова
зачерпнул сил из этого огненного камушка, становясь подтянутым и готовым
положить вокруг себя кучу трупов, если дело дойдет до этого. Но сперва я
попробую добраться до их нервной системы...
       Я не был уверен, как сумел сделать Бранд, поэтому я просто потянулся
к Камню, как я поступал, когда менял погоду. Странное дело, музыка
по-прежнему играла, как будто эта акция маленьких людишек была всего лишь
каким-то скверным продолжением их танца.
       – Стоять смирно, – я произнес это вслух и вложил в это всю свою волю,
подымаясь на ноги. – Замрите. Превратитесь в статуи. Все вы.
       Я ощутил тяжкую пульсацию в своей груди. Я почувствовал, как силы
выходят наружу, точь в точь как в тех других случаях, когда я применял
Камень.
       Мои миниатюрные нападающие застыли. Ближайшие стояли, остолбенев, но
среди тех, кто в тылу, было еще движение. Затем волынки испустили
сумасшедший визг и скрипки замолкли. И все же я не знал, дотянулся ли я до
них, или они сами остановились, увидев, что я встал. Затем я почувствовал,
как вытекающие из меня огромные волны силы, внедряют все собрание в
уплотняющуюся матрицу. Я почувствовал, что все они попали в капкан этого
выражения моей воли и, протянув руку, отвязал Звезду.
       Держа их с такой же полнейшей сосредоточенностью, как все что я
использовал, когда проходил через Отражения, я провел Звезду к дверям. Там
я обернулся бросить последний взгляд на замершее собрание и толкнул Звезду
вперед себя по лестнице. Следя за ней, я прислушивался, но снизу не
доносилось никаких звуков возобновившейся деятельности.
       Когда мы выбрались, рассвет уже осветил восток. Странно, когда я сел
на коня, то услышал отдаленное пиликанье скрипок. Спустя несколько секунд
мотив подхватили волынки. Впечатление было такое, словно для них не имело
значения, преуспеют ли они в своих замыслах против меня, или нет, гулянию
предстояло продолжаться.
       Когда я направился на юг, из дверей, которые я только что покинул,
меня окликнула маленькая фигурка. Это был их предводитель, с которым я
пил. Я натянул поводья, чтобы лучше уловить слова.
       – И куда вы путь держите? – крикнул он мне вслед.
       – Почему бы и нет? К концам Земли! – гаркнул я в ответ.
       Он отколол джигу на своей разбитой двери.
       – Счастливого пути тебе, Корвин! – крикнул он.
       Я махнул ему рукой. Почему бы и нет, в самом деле? Иногда чертовски
трудно отличить танцора от танца.




       6



       Я проскакал меньше тысячи метров к тому, что было когда-то югом, и
все остановилось – земля, небо, горы. Я оказался лицом к лицу с листом
белого цвета. Я тогда подумал о незнакомце в пещерах и его словах. Он
чувствовал, что эта гроза зачеркивает мир, что она соответствует чему-то
из местной апокалиптической легенды. Наверное, она и соответствовала.
Наверное, это была волна Хаоса, о которой говорил Бранд, двигающаяся в эту
сторону, проходящая, уничтожающая, разрывающая. Но этот конец долины был
не затронут. Почему должен остаться он? Затем я вспомнил свои действия.
       Я использовал Камень, заключенную в нем мощь Лабиринта, чтобы
прекратить грозу над этим районом. А если это было больше, чем
обыкновенная гроза? Если так, то как мне было продолжать свой путь?
       Я посмотрел на восток, откуда светлел день. Но солнце стояло, вновь
взойдя в небеса, даже, скорее, огромная ослепительная, ярко надраенная
корона, с висящим, продетым сквозь ее сверкающим мечом. Я услышал
откуда-то птичье пение, с нотами почти словно смех. Я нагнулся вперед и
закрыл лицо руками. Безумие...
       Нет! Я бывал прежде в ненормальных Отражениях. Чем дальше
путешествуешь, тем более странными они иногда становятся. До тех пор, пока
не... Что это я подумал той ночью в Тир-на Ног-те?
       Ко мне вернулись две фразы из рассказа Айзека Динессона, фразы,
достаточно обеспокоившие меня, чтобы заставить запомнить их, несмотря на
то, что в то время я был Карлом Кори: "... Немногие люди могут сказать о
себе, что они свободны от веры в то, что этот мир, который они видят,
является в действительности плодом их воображения. Довольны ли мы им,
гордимся ли им тогда?" Краткая философская сводка любимого
времяпровождения нашей семьи. Создаем ли мы отраженные миры? Или они есть
там независимо от нас, дожидаются услышать звук наших шагов? Или есть
несправедливо исключенная середина. Это дело, скорее, более-менее, чем
или-или? В горле у меня вдруг поднялся сухой смешок, так как я понял, что
могу никогда не узнать ответа наверняка. И все же, когда я подумал о той
ночи, есть такое место, где приходит назад "Я", место где солипсизм не
является более правдоподобным объяснением посещенных нами областей,
найденных нами вещей. Существование этого места, этих вещей говорит, что
здесь, по крайней мере, есть разница, а если здесь, то она наверняка
тянется "назад через дали Отражения тоже информируя тех, что я не-я",
двигая наши эго обратно к меньшей стадии. Потому что это, чувствовал я,
было именно такое место, место, где "довольны ли мы им, гордимся ли мы
им?" необязательно применимо, как могли быть применимы ближе к дому
разорванная долина Гарната и мое проклятие. Во что бы там я, в конце
концов, ни верил, я чувствовал, что вот вот вступлю в страну совершенного
не-я. За этим пунктом моя власть над Отражениями вполне может потерять
силу.
       Я выпрямился в седле и прищурился от света пламени. Я сказал Звезде
одно слово и тряхнул поводьями. Мы двинулись вперед.
       Какой-то миг это было похоже на скачку в тумане. Только он был
намного ярче и не было никаких звуков. Затем мы падали, падали или
дрейфовали? После первоначального пока было трудно сказать. Сперва было
ощущение спуска, наверное, усиленное тем фактом, что Звезда запаниковала,
когда это началось.
       Но лягать было нечего и, спустя некоторое время Звезда прекратила
всякое движение, если не считать, что она дрожала и тяжело дышала.
       Я держал поводья правой рукой и стискивал Камень левой. Не знаю, уж
что я повелел, и как именно я это достиг, но мне хотелось пройти через это
место яркого ничто, чтобы снова найти свой путь и двигаться дальше до
конца путешествия.
       Я потерял счет времени. Ощущение спуска исчезло. Двигался ли я или
всего лишь парил? Невозможно сказать. Была ли к тому же яркость
действительно яркостью? И это омерзительное безмолвие... Я содрогнулся.
Здесь было даже большее сенсорное лишение, чем в дни моей слепоты в моей
старой камере. Здесь ничего не было – ни звука прошмыгнувшей крысы, ни
скрипа о дверь моей ложки, ни влажности, ни холода, ни структуры. Я
продолжал тянуться...
       Мерцание.
       Оно казалось каким-то разрывом визуального поля, справа от меня,
почти неуловимым в своей краткости. Я потянулся и ничего не почувствовал.
Оно было таким кратким, что я не был уверен, произошло ли оно на самом
деле. Оно легко могло быть галлюцинацией.
       Но оно, казалось, произошло вновь, на этот раз слева от меня.
Насколько долгим был интервал между ними, я не мог сказать.
       Затем я услышал что-то вроде стона, лишенного направленности. Этот
тоже был очень коротким.
       Следующим – и я в первый раз был уверен – возник серо-белый ландшафт,
похожий на лунную поверхность. Возник и пропал, наверное, всего за секунду
в малом районе моего поля зрения, влево от меня. Звезда захрипела.
       Справа от меня появился лес – серо-белый – кувыркающийся, как будто
мы миновали друг друга под какими-то невозможными углами. Осколок малого
экрана, меньше чем в две секунды.
       Затем куски горящего здания подо мной... Бесцветность... Обрывки воя
над головой...
       Призрачная гора, процессия с факелами восходящая на нее, по то
подымающейся, по то опускающейся тропе на ближайшем склоне...
       Женщина, висящая на суку дерева, тугая веревка вокруг ее шеи, голова
скривилась набок, руки связаны за спиной.
       Горы, перевернутые вверх ногами, белые, черные тучи над ними...
       Щелчок.
       Крошечная дрожь вибрации, словно мы на миг коснулись чего-то
твердого. Затем пропало...
       Мерцание.
       Головы – катящиеся, истекающие черной кровью... Смешок из ниоткуда...
Снова белый свет... Снова белый свет...
       Щелчок. Мерцание...
       На время одного удара пульса мы скачем по тропе под полосатым небом.
В тот миг, когда она пропадает, я снова тянусь к ней через Камень.
       Щелчок. Мерцание. Щелчок. Громыхание.
       Каменистая тропа, приближающаяся к высокому горному перевалу... Мир
все еще одноцветен... За моей спиной грохочет вроде грома...
       Я завертел Камень словно ручку фокусировки, когда мир начал таять. Он
снова вернулся... Два. Три. Четыре... Я считал удары копыт... удары
сердца, перекрывая воющий фон... Семь, восемь, девять... мир стал ярче. Я
сделал глубокий вдох и тяжело выдохнул. Воздух был холодным.
       Между громом и его эхом я услышал шум дождя. Но на меня не упало ни
капли.
       Я быстро оглянулся.
       Огромная стена дождя стояла метров в ста позади. Я мог различить
сквозь нее лишь самые смутные очертания горы. Я причмокнул языком Звезде,
и мы двинулись немного побыстрее, поднимаясь по почти ровному участку,
ведшему меж двух, похожих на башни пиков. Мир впереди все еще был этюдом в
черных, белых и серых тонах, небо передо мной разделялось сменяющимися
полосами тьмы и света. Мы вышли на перевал.
       Я начал дрожать. Мне хотелось натянуть поводья, отдохнуть, поесть,
покурить, пройтись пешком. И все же я был близко от грозы, чтобы
потворствовать себе.
       Стук копыт Звезды эхом отдавался по перевалу, где каменные стены
круто поднимались вверх с обеих сторон под этим зебровым небом. Я
надеялся, что эти горы прорвут этот грозовой фронт, хотя я чувствовал, что
они не смогут. Это была не обыкновенная гроза и меня возникло тошнотворное
чувство, что она тянулась всю дорогу назад, до самого Эмбера, и что я
попал бы в силки и заблудился в ней навек, если бы не Камень.
       Когда я наблюдал за этим странным небом, вокруг меня, делая мой путь
ярким, начал выпадать буран из бледных цветов. Воздух наполнился приятным
ароматом. Гром у меня за спиной смягчился.
       Мир был охвачен сумеречным ощущением, под стать освещению, и когда я
выбрался с перевала, я посмотрел вниз в долину причудливой перспективы, с
расстояниями, не поддающимися измерениям, наполненную шпилями и
минаретами, отражавшими лунообразный свет полосатого неба, напоминание о
ночи в Тир-на Ног-те, усеянную похожими на зеркала озерами, пересекаемую
проплывающими духами, местами казавшейся почти террасированной, в других –
естественной и волнистой, лишенную всяких признаков обитания.
       Я не колебался, а начал свой спуск. Почва здесь, подо мной, была
меловая и бледная, как кость. И не была ли это самая неотчетливая линия
Черной Дороги далеко слева от меня? Я просто не мог разобрать.
       Теперь я не спешил, так как видел, что Звезда уставала. Если гроза
надвинется не слишком быстро, я чувствовал, что мы можем отдохнуть рядом с
одним из озер в долине внизу. Я и сам устал и проголодался.
       По пути вниз я продолжал осматриваться, но не увидел никаких людей,
никаких животных. Ветер издал тихий, похожий на вздох звук. Белые цветы
зашевелились на побегах рядом с тропой, когда я добрался до нижних
уровней, где начиналась постоянная листва. Оглядываясь, я увидел, что
грозовой фронт все еще не перевалил через горный хребет, хотя тучи за ним
продолжали накапливаться.
       Я продолжал свой путь вниз, в это странное место, цветы вокруг меня
давно перестали выпадать, но в воздухе висел тонкий аромат. Не было
никаких звуков, кроме издаваемых мной самим, и постоянным ветерком, справа
от меня. Повсюду вокруг меня вырастали странного вида скальные формации,
казавшиеся почти изваянными в своей чистоте линий. Все еще дрейфовали
туманы. Влажно искрились бледные травы.
       Когда я следовал по тропе к заросшему лесом центру долины,
перспективы вокруг меня продолжали смещаться, перекашивая расстояния,
искривляя виды. Фактически я свернул с тропы налево, чтобы приблизиться к
тому, что походило на ближайшее озеро, и когда я подъезжал оно, казалось,
удалялось. Однако, когда я, наконец, добрался до него, спешился и обмакнул
палец в воду, чтобы попробовать на вкус, вода оказалась ледяной, но
сладкой.
       Уставший, я напился до отвала, растянулся, глядя, как пасется Звезда,
в то время, как я принялся за холодную закуску из своей сумки. Гроза все
еще старалась перебраться через горы. Я долго наблюдал за ней, гадая. Если
отец потерпел неудачу, то это было рычаньем Армагеддона и все это
путешествие было бессмысленным. Думать так не приносило мне никакой
пользы, потому что я знал, мне придется продолжать путь, что бы там ни
было. Но я ничего не мог с собой поделать. Я мог прибыть к своей цели, я
мог увидеть, как выиграна битва, а потом увидеть, как все будет сметено.
Бессмысленным... Нет. Не бессмысленным. Я же сделаю попытку и буду
продолжать пытаться до конца. Этого будет достаточно, даже если все будет
потеряно. Все равно, черт бы побрал Бранда! За то, что посеял во мне.
       Звук шагов.
       Я оказался в стойке, пригнувшись и повернувшись в том направлении, с
рукой, в один миг оказавшейся на рукояти меча.
       Я оказался лицом к лицу с женщиной – маленькой, одетой в белое. У нее
были длинные темные волосы и дикие томные глаза, и она улыбалась. Она
принесла плетенную корзину, которую поставила между нами.
       – Вы, должно быть, проголодались, Рыцарь, – сказала она на тари со
странным акцентом. – Я увидела ваш приезд и принесла вам это.
       Я улыбнулся и принял более нормальную стойку, сказав:
       – Благодарю вас. Да, меня зовут Корвин, а вас?
       – Дама, – ответила она.
       Я вскинул бровь.
       – Благодарю вас, Дама. Вы сделали это место своим домом?
       Она кивнула и опустилась на колени раскрыть корзину.
       – Да, мой павильон находится дальше по берегу озера, – она показала
головой на восток, в направлении Черной Дороги.
       – Понятно, – сказал я.
       Еда и вино в корзине выглядели настоящими, свежими, аппетитными,
лучше, чем мой стол путешественника. Подозрение, конечно, было при мне.
       – Вы разделите ее со мной? – спросил я.
       – Если желаете.
       – Желаю. Она расстелила ткань, уселась напротив меня, достала еду из
корзинки и разложила ее между нами. Затем она сервировала ее, и быстро
опробовала каждое блюдо. Я чувствовал себя при этом чуточку подлецом, но
только чуточку. Это было странное место проживания для женщины, явно
одинокой, просто ожидающей придти на помощь первому же незнакомцу,
которому случалось подвернуться. Дара тоже накормила меня при первой нашей
встрече, а так как я приближался к концу путешествия, я был ближе к
местам, где враг был силен. Черная Дорога была слишком близко под рукой, и
я несколько раз уловил, как Дама поглядывала на Камень.
       Но это было очень приятное время и, обедая, мы лучше познакомились.
Она была идеальной аудиторией, смеялась всем моим шуткам, заставляла меня
болтать о себе. Она большую часть времени сохраняла глазной контакт, и
наши пальцы встречались как-то всякий раз, когда что-то проходило. Если
меня каким-то образом обманывали, то она делала это очень любезно.
       Когда мы обедали и болтали, я так же продолжал посматривать за
продвижением этого кажущегося непреклонным грозового фронта. Наконец, он
пошел грудью на горный хребет и перевалил его. Он начал медленный спуск по
горному склону.
       Очищая скатерть, Дама увидела направление моего взгляда и кивнула.
       – Да, она надвигается, – сказала она, укладывая в корзину последние
столовые приборы и усаживаясь рядом со мной, припася бутылку и наши чашки.
– Выпьем за это?
       – Я выпью с вами, но не за это.
       Она налила.
       – Это не имеет значения, – сказала она. – Не сейчас.
       И положила ладонь на мою руку, когда резко передавала мне мою чашку.
       Я взял чашку и посмотрел на нее. Она улыбнулась. Коснулась края моей
чашки своей. Мы выпили.
       – Пойдемте теперь в мой павильон, – предложила она, беря меня за
руку, – где мы приятно проведем оставшиеся часы.
       – Спасибо, – отказался я. – В другое время это прекрасное
времяпровождение было бы прекрасным десертом к великолепному обеду. К
несчастью, я должен продолжать свой путь. Долг не дает покоя. Время летит,
а у меня задание.
       – Ладно, – сказала она, – это не так уж и важно. И мне отлично все
известно о вашем задании. Что теперь тоже не так уж и важно.
       – О? Должен признаться, что я вполне ожидал, что вы пригласите меня
на какую-нибудь вечеринку наедине, и если я приму приглашение, то буду
потом какое-то время, бледный и одинокий, шататься по холодному склону
какой-нибудь горы.
       Она рассмеялась.
       – А я должна признаться, именно так и собиралась использовать вас,
Корвин. Больше, однако, не намерена.
       – Почему это?
       Она показала на наступающую линию искажения.
       – Теперь нет нужды задерживать вас. По этому признаку я вижу, что
Двор победил. Никто и ничто не сможет сделать, чтобы остановить
наступление Хаоса.
       Я коротко содрогнулся и она вновь наполнила чашки.
       – Но я предпочла бы, чтобы вы не ждали меня в это время, – продолжала
она. – Она доберется к нам сюда за какие-то часы. Какой лучший способ
провести это последнее время в обществе друг друга? Нет никакой нужды
ехать даже столь недалеко, как до моего павильона.
       Я опустил голову и она придвинулась ко мне. Какого черта! Женщина и
бутылка (вот как я по-моим словам хотел кончить свои дни). Я пригубил
вино. Она, вероятно, была права. И все же я подумал о той женщине в маске,
заманившей меня в западню на Черной Дороге по пути в Авалон.
       Сперва я пришел ей на помощь, быстро поддался ее неестественным чарам
– а потом, когда маска ее была снята, увидел, что за ней вообще ничего не
было. Чертовски напугался в то время. Но чтобы не становиться слишком
философским, у каждого есть целый набор масок для различных случаев. Я
слышал, как поп-психологи годами яростно нападали на них. И все-таки я
встречал людей, которые сперва производили на меня благоприятное
впечатление, людей, которых я впоследствии ненавидел, когда узнавал, какие
они под маской. Иногда они были, как та женщина – без чего-либо приметного
там. Я обнаружил, что маска иногда намного приемлемей, чем ее
альтернатива. Та что... Эта девушка, которую я прижимал к себе, могла
действительно быть внутри чудовищем. Вероятно и была. А разве большинство
из нас нет? Я мог придумать худшие способы уйти из жизни, если б захотел
сдаться на этом этапе. Она мне нравилась.
       Я прикончил свое вино. Она двинулась налить мне еще, и я остановил ее
руку. Она подняла на меня взгляд. Я улыбнулся, сказав:
       – Вы почти убедили меня, – затем я закрыл ей глаза четырьмя
поцелуями, чтобы не нарушить очарования, отошел и сел на Звезду.
       Камыш не засох, но насчет отсутствия птиц он был прав. Дьявольский,
однако, этот способ управлять железной дорогой.
       – Прощайте, Дама.
       Я направился на юг, когда гроза, бушуя, сползла в долину. Передо мной
были новые горы и тропа вела к ним. Небо все еще было в полоску – черную и
белую – и эти линии, казалось, немного двигались. Общим эффектом был
по-прежнему эффект сумерек, хотя в темных участках не светило никаких
звезд. По-прежнему ветерок, по-прежнему ароматы вокруг меня и безмолвие, и
искривленные монолиты, и серебристая листва, по-прежнему влажная от росы и
блестящая. Передо мной выплывали рваные клочья тумана. Я попытался
работать с сутью Отражения, но это было трудно и я подустал. Ничего не
произошло. Я зачерпнул силы у Камня, пытаясь передать также какую-то часть
его силы Звезде. Мы двигались ровным шагом, пока, наконец, земля перед
нами не пошла на подъем, и мы двигались к еще одному перевалу, более
ровному чем тот, на который мы вступили ранее. Я остановился, оглянулся
назад и, наверное, треть долины находилась под мерцающей завесой этой
псевдогрозы. Я подумал о Даме, о ее озере и ее павильоне. Покачал головой
и продолжил путь.
       Дорога становилась все круче, когда мы приближались к перевалу, и мы
замедлили ход. Над головой белые реки в небе приняли красноватый оттенок,
ставший, пока мы ехали, еще темнее.
       К тому времени, когда я добрался до самого перевала, весь мир казался
окрашенным кровью. Когда я проезжал по этому широкому каменистому пути,
меня ударил сильный ветер. Когда мы пробивались против него, почва под
ногами стала более ровной, хотя мы все еще продолжали подыматься и я все
еще не видел, что за перевалом.
       Когда я скакал, что-то загремело по скалам, слева от меня. Я быстро
поглядел в ту сторону, но ничего не увидел. Я сбросил это со счетов, сочтя
за упавший камень. Звезда вдруг резко дернулась подо мной, испустила
страшное ржание, резко повернула вправо, а затем начала валиться с ног
влево.
       Я спрыгнул, очистив седло, и когда мы оба упали, я увидел в правом
плече Звезды стрелу. Я покатился, ударившись о землю, и когда я
остановился, то посмотрел в направлении, откуда она должна была прилететь.
       На вершине гребня, в десяти метрах справа от меня стояла фигура с
арбалетом. Он снова взводил оружие, готовясь к следующему выстрелу.
       Я знал, что не смогу вовремя добраться до него. Так что я принялся
искать камень, размером с кулак, нашел такой у подножья откоса, и
постарался не дать своей ярости помешать точности броска. Она не помешала,
но даже придала броску некоторую добавочную силу.
       Камень попал ему в левую руку, и он, издав крик, выронил арбалет.
Оружие лязгнуло по камням и приземлилось на другой стороне тропы, почти
напротив меня.
       – Сукин ты сын! – заорал я. – Ты убил моего коня! Я тебе голову за
это оторву!
       Пересекая тропу, я искал самый быстрый путь к нему и увидел его слева
от себя. Я поспешил к нему и начал подыматься. Миг спустя освещение и угол
зрения стали что надо, и я разглядел человека, согнувшегося чуть ли не
пополам, массировавшего себе руку. Это был Бранд. Волосы его казались
более рыжими в этом румяном свете.
       – Ну, все, Бранд, – сказал я. – Я только желал бы, чтобы кто-нибудь
сделал это давным давно.
       Он выпрямился и миг смотрел, как я поднимаюсь. Он не потянулся за
мечом. Как раз, когда я оказался наверху, примерно в метрах семи от него,
он скрестил руки на груди и опустил голову.
       Я вытащил Грейсвандир и двинулся на него. Признаться, я был готов
убить его в этой или любой другой позе. Красный свет потемнел, пока мы,
казалось, не купались в крови. Ветер выл вокруг нас, а из долины донесся
раскат грома. Он просто растаял передо мной, как раз тогда, когда я
добрался до него.
       С миг я постоял, ругаясь, вспоминая рассказы о том, что он как-то раз
превратился в живую Карту, способную куда угодно переправляться в самое
короткое время.
       Я услышал внизу шум.
       Я бросился к краю и посмотрел вниз. Звезда все еще брыкалась и
истекала кровью, и при виде этого у меня сердце разрывалось. Но это было
не единственное огорчительное зрелище.
       Внизу был Бранд. Он поднял арбалет и снова начал готовить его. Я
огляделся вокруг в поисках другого камня, но под рукой ничего не было, а
потом я заметил один, подальше сзади, в направлении, с которого я прибыл.
Я поспешил к нему, снова бросив меч в ножны, и поднял его. Он был размером
с арбуз. Я вернулся с ним к краю и поискал глазами Бранда. Его нигде не
было видно.
       Я вдруг почувствовал себя очень открытым. Он мог переместиться в
любую удобную точку и целиться в меня в эту минуту. Я рухнул на землю,
упав на свой камень. Миг спустя я услышал, как стрела ударила справа от
меня. За этим звуком последовал смешок Бранда.
       Я снова встал, зная, что ему потребуется некоторое время, чтобы снова
взвести свое оружие. Посмотрев в направлении смеха, я увидел его, на
карнизе, по другую сторону прохода от меня – примерно на пять метров
повыше, чем я, и примерно в двадцати метрах от меня.
       – Сожалею насчет коня, – сказал он. – Я целился в тебя. Но эти
проклятые ветры...
       К этому времени я заметил нишу и направился к ней, взяв с собой
камень в качестве щита. Из этой клинообразной трещины я смотрел, как он
вставляет стрелу.
       – Трудный выстрел, – сказал он, поднимая оружие. – Вызов моему
искусству снайпера. Но, разумеется, стоящий усилий. У меня еще много
стрел.
       Он засмеялся, прицелился и выстрелил.
       Я нагнулся пониже, держа перед собой камень, но стрела ударила на
полметра вправо.
       – Я в некотором роде догадался, что может случиться, – заметил он,
снова готовя свое оружие. – Надо было, однако, изучить ветры.
       Я огляделся кругом, ища камни помельче, чтобы можно было как прежде
использовать их в качестве боеприпасов. Поблизости никаких не было. Тогда
я подумал о Камне. Предполагалось, что он будет действовать, спасая меня в
присутствии непосредственной опасности. Но у меня было странное ощущение,
что для этого требовалась близость и что Бранд знал это и воспользовался
этим явлением. И все же не мог бы я еще что-нибудь с ним сделать, чтобы
помешать Бранду. Он казался слишком далеким для фокуса с параличом, но я
его однажды побил, управляя погодой. Я гадал, насколько далеко была гроза.
Я потянулся к ней. Я увидел, что для установления условий необходимых для
того, чтобы притянуть на него молнию, потребуются минуты, которыми я не
обладал. Но ветры – это другое дело. Я потянулся за ними, почувствовал
их...
       Бранд был почти готов снова выстрелить. В проходе начал визжать
ветер.
       Не знаю, где приземлилась его следующая стрела. Но нигде поблизости
от меня. Он снова принялся готовить оружие. Я начал устанавливать факторы
для удара молнией...
       Когда он приготовился и снова поднял оружие, я опять поднял ветры. Я
увидел, как он целится, как он сделал вдох и задержал его. Затем он
опустил арбалет и пристально посмотрел на меня.
       – Мне только что пришло в голову. У тебя этот ветер в кармане, так
ведь? Это нечестно, Корвин, – он огляделся кругом. – По идее, я должен
найти опору, где это не будет иметь значения... Ага!
       Я продолжал работать, устанавливая факторы, чтобы спалить его, но
условия еще не были готовы. Я посмотрел на небо, в эту красно-черную
полоску, над нами сформировалось что-то вроде тучи. Скоро. Но пока еще
нет...
       Бранд снова растаял и исчез. Я лихорадочно искал его повсюду.
       Затем он оказался передо мной. Он перебрался на мою сторону прохода.
Он стоял метрах в десяти к югу от меня, с ветром в спину. Я знал, что не
смогу вовремя спалить его. Я подумывал, не бросить ли свой камень. Он,
вероятно, пригнется, а я выброшу свой щит. С другой стороны...
       Он поднял оружие к плечу.
       – Увертку! – крикнул у меня в уме мой собственный голос, пока я
продолжал возиться с небесами.
       – Прежде, чем ты выстрелишь, Бранд, скажи мне одну вещь. Ладно?
       Он поколебался, затем опустил оружие на несколько дюймов.
       – Какую?
       – Ты правду мне говорил о том, что случилось – с отцом, Лабиринтом,
приходом Хаоса?
       Он откинул голову и рассмеялся серией коротких, лающих смешков.
       – Корвин, – заявил он затем, – даже сказать не могу, как мне приятно
видеть, что ты умрешь не зная чего-то, что для тебя так много значит.
       Он снова рассмеялся и начал поднимать оружие. Я как раз двинулся,
чтобы швырнуть свой камень и броситься на него. Но ни один из нас не
завершил обоих действий.
       Над головой раздался громкий пронзительный крик и кусок неба,
казалось, отделился и упал на голову Бранда. Он завизжал и выронил
арбалет. Он поднял руки оторвать напавшую на него вещь. Красная птица,
рожденная от моей крови и от отцовской руки, вернулась защитить меня.
       Я бросил камень и двинулся на него, выхватывая на ходу меч. Бранд
ударил птицу и она улетела прочь, набирая высоту, кружа над ним для нового
броска. Он поднял обе руки, прикрывая лицо и голову, но не раньше, чем я
увидел вытекавшую из его левой глазницы кровь.
       Он снова начал таять, даже когда я бросился к нему. Но птица
опустилась, как бомба, и ее когти снова ударили Бранда по голове. Затем
птица тоже стала таять. Бранд тянул руку к своей красной нападающей, и был
дран ей, когда они оба исчезли.
       Когда я добрался до места действия, единственное, что осталось, это
брошенный арбалет, и я вдребезги разбил его сапогом.
       "Еще нет, еще не конец, черт побери! Сколько еще ты будешь мне
досаждать, брат? Как далеко я должен буду зайти, чтобы довести это до
конца между нами?"
       Я спустился обратно на тропу. Звезда еще не умерла, и я должен был
закончить работу. Иногда я думаю, что занимаюсь не тем делом.




       7



       Чаша белых конфет.
       Пройдя перевал, я рассматривал лежащую передо мной долину. По крайней
мере, я предполагал, что это была долина. Я не мог увидеть ничего под ее
покровом из облака тумана. В небе одна из красных искр, превращалась в
желтую. Другая в зеленую. Это меня немного приободрило, так как небо вело
себя схожим образом, когда я навестил край всего – напротив Двора Хаоса.
       Я нацепил на себя свой вьюк и начал спускаться по тропе. Когда я шел,
ветры ослабли. Вдали я расслышал громыхание грозы, от которой бежал. Я
гадал, куда делся Бранд? У меня было такое ощущение, что я его какое-то
время не увижу.
       На пути вниз, когда туман только-только начал подползать и виться
вокруг меня, я заметил древнее дерево и срубил себе посох. Дерево,
казалось, пронзительно вскрикнуло, когда я отсек его сук.
       – Черт тебя побери! – раздалось из него что-то похожее на голос. – Ты
разумное? Я сожалею.
       – Я потратило долгое время на выращивание этой ветви. Полагаю, ты
собираешься ее сжечь?
       – Нет. Мне нужен посох. Впереди у меня долгий путь.
       – Через эту долину?
       – Совершенно верно.
       – Подойди ближе, чтобы я лучше могло почувствовать твое присутствие.
На тебе есть что-то пылающее.
       Я сделал шаг вперед.
       – Оберон! – воскликнуло оно. – Я знаю этот Камень!
       – Не Оберон, – поправил я. – Я его сын. Камень я ношу, однако, по его
поручению.
       – Тогда возьми мою конечность и получи с ней мое благословение. Я
укрывало твоего отца в течение долгого времени. Видишь ли, он посадил
меня.
       – В самом деле? Сажать дерево – одно из немногих дел, за которыми я
не видел отца.
       – Я необыкновенное дерево. Он посадил меня здесь отмечать границу.
       – Какого рода?
       – Я – конец Хаоса и Порядка, в зависимости от точки зрения. Я отмечаю
разделение. За мной другие правила.
       – Какие правила?
       – Кто может сказать? Не я. Я только растущая башня разумной
древесины. Мой посох, однако, может помочь тебе. Посаженный, он может
расцвесть при самом страшном климате. Но потом, опять же, может и не
расцвесть. Кто может сказать? Неси его, сын Оберона, в место, куда ты
держишь путь. Я чувствую приближение грозы. Прощай.
       – Прощай, – сказал я. – Благодарю тебя.
       Я повернулся и пошел дальше вниз по тропе в густеющий туман.
Розоватость выкачивалась из него, пока я шел. Я покачал головой, подумав о
дереве, но его посох оказался полезным следующие несколько сот метров, где
идти было особенно тяжело. Затем все немного прояснилось. Скалы, застойный
пруд, несколько унылых деревьев, увешанных веревками из мха, запах
разложения... Я поспешил дальше. С одного из дальних деревьев за мной
следила темная птица.
       Она взлетела, когда я посмотрел на нее, и поспешно махая крыльями
направилась ко мне. Недавние события оставили меня немного робеющими перед
птицами, и я отступил, когда она закружилась над моей головой. Но затем
она, забив крыльями, остановилась на тропе передо мной, склонила голову
набок и обозрела меня левым глазом.
       – Да, – объявила она затем. – Ты тот.
       – Какой тот? – поинтересовался я.
       – Тот, кого я буду сопровождать. Ты ведь не возражаешь, чтобы за
тобой следовала птица дурного знака, Корвин?
       Тут она хохотнула и исполнила небольшой танец.
       – Так вот, сразу, я просто не вижу, как я могу помешать тебе. Откуда
ты знаешь мое имя?
       – Я ждала тебя с начала времени, Корвин.
       – Должно быть, было немного утомительно?
       – В этом месте совсем не так уж и долго. Время – то, чем ты его
делаешь.
       Я пошел дальше. Я прошел мимо птицы и продолжал идти. Спустя
несколько минут она пронеслась мимо меня и приземлилась на скале справа от
меня.
       – Меня зовут Хуги, – заявил он. – Я вижу, ты несешь кусок старого
Игга.
       – Игга?
       – Скучного старого дерева, которое ждет у входа в это место и не
дозволяет никому отдыхать на его ветках. Держу пари, он орал, когда ты
оттяпал это, – тут он издал трезвон смеха.
       – Он вел себя очень достойно.
       – Держу пари. Но, впрочем, у него не было большого выбора, коль скоро
ты это сделал. Много толку будет тебе от нее.
       – Она отлично помогает мне, – я слегка махнул ей в его направлении.
       Он порхнул прочь от меня.
       – Эй! Это не смешно!
       Я рассмеялся.
       – А я подумал, что смешно.
       И пошел дальше.
       Долгое время я пролагал себе дорогу по болотистой местности. При
случае порыв ветра расчищал поблизости путь. Тогда я проводил его, или же
туманы бы снова сместились туда. Иногда я, казалось, слышал случайный
обрывок музыки – не могу сказать, с какого направления – медленной и
довольно величавой, производимой инструментом со стальными струнами.
       Когда я упорно двигался своим путем, меня окликнули откуда-то слева:
       – Чужеземец. Остановись и посмотри на меня!
       Я осторожно остановился, но не мог ни черта разглядеть в этом тумане.
       – Здравствуйте, – сказал я. – Где вы?
       Как раз тут на миг туман разорвался и я рассмотрел огромную голову, с
глазами на одном уровне с моими. Они принадлежали тому, что казалось телом
великана, по плечи погрузившегося в болото. Голова была лысая, кожа –
бледная, как молоко, с каменистой структурой в ней. Темные глаза из-за
контраста, вероятно, казались даже темней, чем они были на самом деле.
       – Понятно, – сказал я тогда. – Вы немного застряли. Вы можете
освободить свои руки?
       – Если сильно напрягусь, – был ответ.
       – Ну, позвольте мне, достойнейший, подыскать что-нибудь устойчивое,
за что вы могли бы ухватиться. И вас там должна быть очень хорошая
досягаемость.
       – Нет, в этом нет необходимости.
       – Разве вы не хотите выбраться? Я думал, поэтому вы и окликнули меня?
       Я подошел поближе и пригляделся, потому что туман снова начал
смещаться.
       – Ладно, – сказал я. – Я видел вас.
       – Чувствуете ли вы, какое у меня бедственное положение?
       – Не особенно, если вы поможете себе сами или примете помощь.
       – Что толку будет мне, если я освобожусь?
       – Это ваш вопрос, вы и отвечайте на него.
       Я повернулся, чтобы уйти.
       – Подождите! Куда вы путь держите?
       – На юг, чтобы сыграть в пьесе-моралите.
       Как раз тут из тумана вылетел Хуги и приземлился на макушке головы.
Он клюнул ее и рассмеялся.
       – Не теряй зря времени, Корвин, здесь находится намного меньше, чем
видно глазу, – посоветовал он.
       Губы великана изобразили мое имя, затем он спросил:
       – Он в самом деле тот?
       – Это он, сомнений нет, – ответил Хуги.
       – Слушай, Корвин, – сказал утонувший великан. – Ты собираешься
попытаться остановить Хаос, не так ли?
       – Да.
       – Не делай этого. Дело того не стоит. Я хочу, чтобы все кончилось. Я
хочу освободиться от этого состояния.
       – Я уже предлагал тебе помочь выбраться. Ты отказался.
       – Не такого освобождения. Конца всем трудам.
       – Это сделать легко, – заверил я его. – Только нагни голову и сделай
глубокий вдох.
       – Я желаю не только своего личного устранения, но и конца всей этой
дурацкой игры.
       – Я считаю, что имеется несколько других людей, которые сами
предпочли бы принять решение по этому вопросу.
       – Пусть все кончится и для них тоже. Придет время, когда они окажутся
в моем положении и почувствуют то же самое.
       – Тогда они будут обладать тем же выбором. Счастливо оставаться.
       Я повернулся и пошел себе дальше.
       – Ты тоже окажешься! – крикнул он мне вслед.
       Когда я маршировал вперед, Хуги догнал меня и сел на конец моего
посоха.
       – Удобно сидеть на ветке старого Игга теперь, когда он не может...
Ай! – Хуги взмыл в воздух и закружил.
       – Обжег мне ногу! Как он это сделал? – спросил он.
       Я рассмеялся.
       – Понятия не имею.
       Он попорхал несколько минут, а затем уселся мне на правое плечо.
       – Лады, если я отдохну здесь?
       – Валяй.
       – Спасибо, – он устроился поудобнее. – Голова, знаешь, в самом деле
психически безнадежный случай.
       Я пожал плечами, а он развел крыльями для равновесия.
       – Он что-то нащупывает, – продолжал он. – Но рассуждает неправильно,
считая мир ответственным за свои собственные слабости.
       – Нет. Он даже не нащупывает выход из болота, – не согласился я.
       – Я имею в виду философски.
       – Ах, из этого болота. Тем хуже.
       – Вся проблема заключается в "Я", это и его связи с миром с одной
стороны, и Абсолютом с другой.
       – О? Неужели?
       – Да, понимаешь, нас высидели и мы дрейфуем по поверхности событий.
Иногда мы чувствуем, что мы действительно влияем на положение и это
вызывает удвоение усилий. Это – большая ошибка, потому что это создает
желание и наращивает ложное эго, когда должно быть достаточно простое
существование "Я". Это приводит к новым желаниям, к новым усилиям, и вот
ты тут в западне.
       – В болоте?
       – Так сказать. Нужно твердо акцентировать свое внимание на Абсолюте и
научиться игнорировать миражи, иллюзии, ложное чувство, которые обособляют
человека, как ложный остров сознания.
       – У меня было однажды ложное самоотождествление. Оно сильно помогло
мне стать абсолютом, которым я являюсь теперь – собой.
       – Нет. Это тоже – ложное.
       – Тогда тот, что может существовать завтра, поблагодарит меня за
него, как я благодарю того, другого.
       – Ты упускаешь суть. Тот ты тоже будешь ложным.
       – Почему?
       – Потому что он по-прежнему будет полон желаний и усилий,
обособляющих тебя от Абсолюта.
       – Что же в этом плохого?
       – Ты останешься один в мире чужаков, в мире феноменов.
       – Мне нравится быть одному. Я очень привязан к себе. И феномены мне
тоже нравятся.
       – И все же, Абсолют всегда будет присутствовать, зовя тебя, вызывая
твое беспокойство.
       – Хорошо, значит незачем спешить. Ну, да, я понимаю, что ты имеешь в
виду. Он принимает форму идеалов. У каждого есть несколько таких. Если ты
говоришь, что надо стремиться к ним, я с тобой полностью согласен.
       – Нет – они – искажение Абсолюта, и то, о чем ты говоришь, есть новые
усилия.
       – Все правильно.
       – Я вижу, что тебе еще многому надо разучиться.
       – Если ты говоришь о моем вульгарном инстинкте к выживанию, то забудь
об этом.
       Тропа вела вверх, и теперь мы вышли на гладкое ровное место,
кажущееся почти вымощенным, хотя и усыпанном песком. Музыка стала громче и
продолжала становиться все слышней, когда я продвигался вперед. Затем я
увидел сквозь туман медленно и ритмично движущиеся смутные фигуры. Мне
потребовалось несколько минут, чтобы сообразить, что они танцевали под
музыку.
       Я продолжал идти, пока не смог рассмотреть фигуры – кажущиеся людьми,
красивые мужчины и женщины, одетые в сельские наряды – ступавшие под
медленные такты невидимых музыкантов. Танец, исполняемый ими, был сложным
и прелестным, и я остановился немного полюбоваться им.
       – По какому случаю? – спросил я Хуги. – Вечеринка здесь, посреди
нигде?
       – Они танцуют, – объяснил он, – чтобы отпраздновать твое прохождение.
Они не смертные, а духи Времени. Они начали это дурацкое представление,
когда ты вступил в долину.
       – Духи?
       – Да. Следи.
       Он покинул мое плечо, пролетел над ними и испражнился. Шмат прошел
сквозь несколько танцоров, словно они были голограммами, не запачкав ни
расшитого рукава, ни шелковой рубашки, не заставив ни одну из улыбающихся
фигур сбиться с такта. Тогда Хуги несколько раз каркнул и полетел обратно
ко мне.
       – Едва ли это было необходимо, – попенял я ему. – Это красивое
представление.
       – Декадентство, – заявил он. – И тебе едва ли следует воспринимать
это как комплимент, потому что они предвкушают твою неудачу. Они только
желают попасть на финальное торжество, прежде чем спектакль окончится.
       Я все равно некоторое время посмотрел его, опершись на свой посох,
отдыхая. Описываемая танцорами фигура медленно смещалась, пока одна из
женщин – рыжая красавица – не оказалась очень близко от меня. Но глаза
всех танцующих ни разу не встретились с моими. Все было так, словно я не
присутствовал. Но эта женщина совершенно точным жестом бросила что-то,
приземлившееся у моих ног.
       Я нагнулся и обнаружил, что предмет этот материален. Я держал
серебряную розу – свою собственную эмблему. Я выпрямился и прикрепил ее к
вороту своего плаща. Хуги посмотрел в другую сторону и ничего не сказал. У
меня не было шляпы, чтобы снять ее, но я поклонился этой леди. Мне
почудилось легкое подергивание в ее правом глазу, когда я повернулся,
чтобы уйти.
       Почва потеряла свою гладкость, когда я шел, и музыка, наконец,
растаяла. Тропа стала труднее и, когда б не рассеивались туманы, видны
были скалы или только горные вершины. Я черпал силы из Камня, иначе бы я
свалился, и заметил, что длительность такого подкрепления теперь была
короче. Через некоторое время я остановился, проголодавшись, съесть
остатки моих припасов.
       Хуги стоял поблизости на земле и смотрел как я ем.
       – Признаться, я в определенной, небольшой, степени, восхищаюсь твоей
настойчивостью, – сказал он. – И даже тем, что ты подразумевал, когда
говорил об идеалах. Но только этим. Ранее мы говорили о бесплодности
желаний и стараний.
       – Ты говорил. Это не главная забота в моей жизни.
       – А зря.
       – Я прожил долгую жизнь, Хуги. Ты оскорбляешь меня, предполагая,
будто я никогда не обдумывал эти примечания к философии второкурсников.
Тот факт, что ты находишь согласованность действительности бесплодной,
говорит мне больше о тебе, чем об этом положении дел. А именно, если ты
веришь в то, что говоришь, то мне тебя жаль, потому что ты должен по
какой-то необъяснимой причине быть здесь, желая и стараясь, скорее,
повлиять на это мое ложное эго, чем быть свободным от такой чуши и на пути
к своему Абсолюту. Если же ты не веришь в это, то это говорит, что ты был
послан мешать мне и расхолаживать меня, в каковом случае ты зря теряешь
время.
       Хуги издал булькающий звук, затем сказал:
       – Ты ведь не так слеп, чтобы отрицать Абсолют, начало и конец всего.
       – Это совершенно не обязательно для либерального образования.
       – Ты признаешь такую возможность?
       – Наверное, я знаю это лучше тебя, птица. Это, как я его понимаю,
существует в промежуточной стадии между разумностью и рефлекторным
существованием. Зачеркнуть его, однако – отступление. Если ты происходишь
от Абсолюта – самоотметающего Всего – почему ты желаешь вернуться домой?
Ты так презираешь себя, что страшишься зеркал? Почему бы не сделать
путешествие стоящим? Развивайся, учись, живи. Если ты был отправлен в
путь, почему ты желаешь смыться и бежать обратно к своему отправному
пункту? Или твой Абсолют допустил ошибку, отправив нечто твоего калибра?
Признай эту возможность, и вот конец последних известий.
       Хуги прожег меня взглядом, затем взмыл в воздух и улетел. Наверное
отправился проконсультироваться со своим справочником...
       Поднявшись на ноги, я услышал раскат грома. Я начал идти. Я должен
стараться быть впереди.
       Тропа много раз сужалась и расширялась, прежде чем совершенно
исчезнуть, оставив меня идущим по усыпанной гравием равнине.
       Путешествуя, я чувствовал себя все более и более подавленным, пытаясь
держать свой мысленный компас установленным в нужном направлении. Я дошел
до того, что чуть ли не приветствовал раскаты грома, потому что, они по
крайней мере, давали мне приблизительное представление о том, в какой
стороне север. Конечно, в тумане мое положение было немного запутанным,
так что я не мог быть абсолютно уверен. И они становились все громче...
Проклятье.
       ...И я был огорчен потерей Звезды, растревожен философией бесплодия
Хуги. Это определенно был нехороший день. Я начал сомневаться, что завершу
свое путешествие. Если какой-то натурализовавшийся житель этого
безымянного места не устроит мне в скором времени засаду, была сильная
возможность, что я буду бродить здесь, пока не не иссякнут силы, или меня
не настигнет гроза. Я не знал, сумею ли я еще раз устроить эту отмену
грозы. Я начал в этом сомневаться.
       Я попытался использовать Камень, чтобы развеять туман, но его
воздействие, казалось, притупилось. Наверное, из-за моей собственной
вялости. Я мог расчистить небольшой участок, но скорость моего продвижения
быстро проносила меня сквозь него.
       Мое чувство Отражения тоже притупилось в этом месте, казавшемся, в
каком-то отношении, сутью Отражения.
       Печально. Было бы приятно выйти по-оперному – в большом вагнеровском
финале под странными небесами, против стоящих противников – а не ползать
по туманной пустоши.
       Я прошел мимо кажущегося знакомым выступающего из-под земли камня. Не
двигался ли я по кругу? Есть тенденция двигаться именно так, когда
заблудишься. Я прислушался к звукам грома, чтобы снова установить свой
азимут. По какому-то извращению все было тихо. Я двинулся к камню и уселся
на землю, привалившись к нему спиной. Нет смысла всего лишь бродить.
Подожду какое-то время громового сигнала. Усевшись, я вытащил свои Карты.
Отец сказал, что они на какое-то время перестанут действовать, но ничего
лучшего я сделать не мог.
       Одну за другой я перебрал их все, пытаясь дотянуться до кого-нибудь,
кроме Бранда и Каина. Ничего. Отец был прав. У Карт отсутствовала знакомая
холодность. Тогда я сдал всю колоду и разложил пасьянс, прямо там, на
земле. У меня получилось невозможное прочтение, и я снова положил их все
обратно. Я откинулся назад и пожелал, чтобы у меня осталось небольшое
количество воды. Долгое время я прислушивался к звукам грозы. Было
несколько ворчаний, но они были без направления.
       Карты заставили меня подумать о семье. Они были впереди, где бы это
ни могло быть, поджидая меня. Поджидая для чего? Я переправлял Камень. Для
какой цели? Сперва я предполагал, что его силы могут понадобиться в
столкновении. Если так, и если я был единственным, кто мог применить его,
тогда мы были в плохом положении. Затем я подумал об Эмбере, и задрожал от
раскаяния и своего рода страха. Не должно все кончиться для Эмбера!
Никогда! Должен быть способ отбросить Хаос...
       Я отбросил камешек, с которым играл. Как только я выпустил его, он
стал двигаться очень медленно.
       Камень. Снова его замедляющий эффект...
       Я зачерпнул еще энергии, и камешек стрелой унесся вверх. Казалось
так, что я взял мало силы от Камня в прошлый раз. В то время, как это
придало энергии моему телу, мозг мой все еще оставался затуманенным. Мне
нужен сон – с множеством быстрых движений глаз. Это место может показаться
немного менее необычным, если я отдохну.
       Насколько близко я находился от своей конечной цели? Была ли она как
раз за следующим горным хребтом, или на огромном расстоянии дальше? И
какие у меня имелись шансы оставаться впереди этой грозы, неважно, на
каком расстоянии? А другие?
       Что, если битва была уже завершена, и мы проиграли? Мне виделось, что
я прибываю слишком поздно, чтобы помочь им в качестве могильщика... Кости
и монолог... Хаос...
       И где была, наконец, эта проклятая Черная Дорога, когда у меня,
наконец, нашлось ей применение? Если бы я мог обнаружить ее, я мог бы
следовать вдоль нее. У меня было такое ощущение, что она находилось где-то
слева от меня...
       Я потянулся снова, раздвигая туманы, отбрасывая их назад... Ничего...
       Фигура? Что-то движется?
       Это было животное. Наверное, большая собака, двигающаяся так, чтобы
оставаться в тумане. Не подкрадывается ли она ко мне?
       Камень начал пульсировать, когда я еще дальше отодвинул туман.
Выставленное на обозрение животное, казалось, встряхнулось. Затем оно
двинулось прямо ко мне.




       8



       Я встал, когда оно подошло поближе. Тогда я увидел, что это был
шакал: крупный, не отводивший взгляда от моих глаз.
       – Ты немного рановато, – заметил я. – Я только отдыхал.
       Он хихикнул.
       – Я лишь явился посмотреть на принца Эмбера, – сказал зверь. –
Что-нибудь другое было бы провизией.
       Он снова засмеялся, также как и я.
       – Тогда пируй глазами. Что-нибудь другое, и ты обнаружишь, что я
достаточно отдохнул.
       – Нет, нет, – поспешил заверить меня шакал. – Я поклонник Дома
Эмбера. Меня привлекает королевская кровь, принц Хаоса. И конфликт.
       – Ты вознаграждаешь меня незнакомым титулом, моя связь с Двором Хаоса
является, главным образом, делом генеалогии.
       – Я думаю об образах Эмбера, проходящих через Отражения Хаоса,
смывающих образы Эмбера. И все же, в центре порядка, олицетворяемого
Эмбером, действует самая хаотичная семья, точно так же, как Дом Хаоса –
спокойный и мирный. И все же у вас есть связи, так же как свои конфликты.
       – В данный момент, – сказал я, – меня не интересует охота за
парадоксами и терминологические игры. Я пытаюсь добраться до Двора Хаоса.
Ты знаешь дорогу?
       – Да, – сказал шакал. – Это недалеко, с точки зрения полета
стервятника. Идем, я покажу тебе нужное направление.
       Он повернулся и начал идти прочь, я последовал за ним.
       – Я не слишком быстро двигаюсь? Ты, кажется, устал.
       – Нет. Продолжай в том же духе. Он наверняка за пределами этой
долины, не так ли?
       – Да. Вот туннель.
       Я последовал за ним через песок и гравий, и по сухой твердой земле.
По обе стороны ничего не росло. Когда мы шли, туманы поредели и приняли
зеленоватый оттенок: еще один фокус этого полосатого неба, предположил я.
Через некоторое время я окликнул:
       – Далеко еще? И насколько?
       – Теперь не слишком далеко, – ответил он. – Ты устаешь? Желаешь
отдохнуть?
       Говоря, он оглянулся, зеленоватый свет придавал его уродливым чертам
даже страшный оттенок. И все же, я нуждался в проводнике, и мы направились
вверх по склону, что казалось правильным.
       – Есть тут где-нибудь поблизости вода? – спросил я.
       – Нет. Нам пришлось бы вернуться на приличное расстояние.
       – Забудь про это. У меня нет времени.
       Он пожал плечами, засмеялся и пошел дальше. Туман еще немного
рассеялся, пока мы шли, и я мог видеть, что мы вступаем на низкую гряду
гор. Я опирался на свой посох и сохранял прежнюю скорость.
       Мы постоянно поднимались, наверное, с полчаса, почва становилась все
каменистей, угол подъема все круче. Я обнаружил, что начинаю тяжело
дышать.
       – Подожди, – окликнул я его. – Теперь я хочу отдохнуть. Я думал, что
ты сказал, что теперь недалеко.
       – Прости меня, – сказал он. – За шакалоцентризм. Я судил категориями
своей породной скорости. Я в этом ошибся, но мы-таки почти там. Он
находится среди скал как раз впереди. Почему бы не отдохнуть там?
       – Ладно, – согласился я, и снова зашагал.
       Вскоре мы добрались до каменной стены, которая, как я понял, была
подножием горы. Мы выбирали себе дорогу среди очерчивающих ее обломков
скал и пришли, наконец, к отверстию, ведшему во тьму.
       – Вот она тебе, – сказал шакал. – Дорога прямая и нет никаких
досадных боковых ответвлений. Проходи себе на здоровье и хорошей тебе
скорости.
       – Спасибо тебе, – сказал я, бросая на время мысли об отдыхе и шагая
внутрь. – Ценю это.
       – Рад помочь, – ответил он за спиной у меня.
       Я сделал еще несколько шагов и что-то захрустело у меня под ногами, а
когда я пинком отбросил его в сторону – загремело. Это был звук, который
непросто забыть, пол был усеян костями.
       Позади меня раздался тихий, быстрый звук, и я знал, что у меня нет
времени выхватить Грейсвандир. Поэтому я повернулся, подняв перед собой
посох, и сделав им выпад.
       Этот момент блокировал прыжок зверя, ударив ему в плечо. Но он так же
отбросил меня назад и я покатился среди костей. Толчком посох вырвало у
меня из рук, и в решающую доли секунды, данную мне падением моего
противника, я выбрал из двух возможностей возможность скорей выхватить
Грейсвандир, чем нащупать в темноте посох.
       Я сумел вытащить меч из ножен, но это и все. Я все еще был на спине с
острием моего оружия влево, когда шакал поднялся и снова прыгнул. Я изо
всех сил ударил его эфесом по морде.
       Удар отдался в моей руке и плече. Голова шакала отшатнулась назад, а
его тело вывернулось влево от меня. Я немедленно привел острие на прямую
между нами, сжав рукоять обеими руками, и сумел подняться на правое колено
прежде, чем он зарычал и вновь бросился на меня. Как только я увидел, что
меч нацелен точно, я вложил в удар весь свой вес, глубоко вонзив клинок в
тело шакала. Я быстро вытащил его и откатился прочь от этих щелкающих
челюстей. Шакал завизжал, попытался подняться, снова свалился. Я лежал,
тяжело дыша, там где упал. Я почувствовал под собой свой посох и схватился
за него. Я перенес его так, чтобы обороняться, и отполз спиной к стене
пещеры.
       Зверь, однако, больше не поднимался, а лежал там, двигая
конечностями. В тусклом свете я сумел разглядеть, что его рвет. Запах был
подавляющий.
       Затем он обратил глаза в моем направлении и лежал совершенно не
двигаясь.
       Затем глаза его закрылись и дыхание прекратилось.
       Я остался с вонью.
       Я поднялся, все еще спиной к стене, все еще с посохом перед собой, и
смерил его долгим взглядом. Много прошло времени, прежде чем я смог
заставить себя вложить меч обратно в ножны.
       Быстрое обследование показало мне, что я находился не в туннеле, а
всего лишь в пещере.
       Когда я выбрался наружу, туман стал желтым. И его ворошил теперь
ветер с нижних краев долины.
       Я прислонился к скале и попытался решить, какой выбрать путь. Здесь
не было никакой настоящей тропы.
       Наконец, я отправился налево. Этот путь казался несколько круче, а я
хотел как можно скорее очутиться над туманом и в горах. Посох продолжал
хорошо служить мне. Я все время прислушивался к звукам текущей воды, но
кругом ничего не было.
       Я упорно шел дальше, продолжая подниматься, и туманы поредели и
изменили цвет. Наконец, я смог разглядеть, что поднимаюсь к широкому
плато. Над ним я начал улавливать проблески неба, многоцветного и
взболтанного.
       За моей спиной раздалось несколько резких ударов грома, но я все еще
не мог рассмотреть расположение грозы.
       Я тогда ускорил шаг, но через несколько минут у меня начала кружиться
голова. Я остановился и уселся, тяжело дыша, на землю. Мной овладело
ощущение неудачи. Даже если я сумею подняться на плато, у меня было такое
чувство, что гроза загрохочет прямо на противоположной стороне его. Я
истер глаза подушечками пальцев. Что толку продолжать путь, если я никоим
образом не мог суметь добраться до цели?


       Сквозь фисташковую дымку двинулась пыльная тень и упала на меня. Я
было поднял свой посох, но потом увидел, что это был всего лишь Хуги. Он
затормозил и приземлился у моих ног.
       – Корвин, – сказал он, – ты прошел приличное расстояние.
       – Но, может быть, не достаточно приличное, – сказал я. – Гроза,
кажется, становиться все ближе.
       – По-моему, да. Я поразмыслил и хочу потолковать в твою пользу.
       – Если ты хочешь принести мне хоть какую-нибудь пользу, – сказал я, я
могу тебе сказать, что надо сделать.
       – Что же именно?
       – Слетай назад и посмотри, насколько далеко на самом деле гроза, и
насколько быстро она двигается. А потом явись и скажи мне.
       Хуги перепрыгнул с одной ноги на другую.
       – Ладно, – сказал он, взмыл в воздух и улетел, туда, где как я
чувствовал, был северо-запад.
       Я оперся на посох и поднялся. Я мог с таким же успехом продолжать
лезть в гору с наивысшей для моих сил скоростью. Я снова зачерпнул из
Камня и силы явились ко мне, словно вспышка красной молнии.
       Когда я одолел склон, из направления, в котором отбыл Хуги, налетел
влажный ветерок. Раздался еще один удар грома. Но больше никаких раскатов
и громыханий.
       Я извлек максимум из этого прилива энергии, быстро и продуктивно
поднимаясь несколько сот метров. Если мне предстояло проиграть, я мог с
таким же успехом добраться до вершины. Я мог с таким же успехом узнать,
где я нахожусь, и узнать, осталось ли мне вообще что-нибудь, что можно
попробовать.
       Когда я подымался, небо у меня в поле зрения все больше прояснялось.
Оно существенно изменилось с тех пор, как я последний раз рассматривал
его. Половина его состояла из ничем не нарушаемой черноты, а другая из
масс плывущих цветов. И весь небосвод, казалось, вращался вокруг точки
прямо над головой. Я начал волноваться.
       Именно это небо я и искал, небо, покрывшее меня в тот раз, когда я
прибыл к Хаосу. Я упорно лез выше. Я хотел издать что-то одобряющее, но у
меня пересохло в горле.
       Когда я приблизился к краю плато, то услышал звук хлопания крыльев, и
на моем плече вдруг очутился Хуги.
       – Гроза почти готова наползти на твой зад, – доложил он. – Будет
здесь в любую минуту.
       Я продолжал подыматься, достиг ровной почвы и втянул себя на нее.
Затем я постоял с минуту, тяжело дыша.
       Ветер, должно быть, постоянно очищал эту местность от тумана, потому
что это была высокая гладкая равнина и я мог видеть небо на большом
расстоянии впереди. Я двинулся вперед, найти точку, с которой я мог бы
взглянуть на противоположный край. Когда я двигался, звуки грозы
доносились до меня четче.
       – Я не считаю, что тебе не удастся пересечь равнину, – сказал Хуги. –
Не промокнув.
       – Ты же знаешь, что это не обычная гроза, – прохрипел я. Будь иначе,
я был бы благодарен за шанс напиться.
       – Знаю. Я говорю фигурально.
       Я проворчал что-то грубое и продолжал идти.
       Постепенно перспектива передо мной увеличилась. Небо все еще
продолжало свой безумный танец с вуалями, но освещение было более, чем
достаточно. Когда я достиг положения, где я был уверен в том, что лежит
передо мной, я остановился и тяжело оперся на свой посох.
       – Что случилось? – спросил Хуги.
       Но я не мог говорить. Я просто показал на огромную пустошь,
вытянувшуюся где-то ниже противоположного края плато, простираясь, по
меньшей мере, на сорок миль, прежде чем упереться в еще одну гряду гор. А
далеко влево, по-прежнему, оставшаяся в силе, шла Черная дорога.
       – Пустошь, – сказал он, – мог бы тебе сказать, что она была тут.
Почему ты не спросил меня?
       Я издал звук, нечто среднее между стоном и рыданием, и медленно
опустился на землю.
       Не уверен, сколько долго я оставался в такой позе. Я более чем
чувствовал себя в лихорадке. Посреди этого я, казалось, увидел возможный
ответ, хотя что-то внутри меня восстало против него. Наконец, меня
пробудили звуки грозы и болтовня Хуги.
       – Я не могу опередить ее и попасть в то место, – прошептал я. – Нет
никакого способа.
       – Ты говоришь, что потерпел неудачу, – сказал Хуги... Но это не так.
В усилиях и борьбе нет ни неудач, ни побед. Все это только иллюзия эго.
       Я медленно поднялся на колени.
       – Я не говорил, что потерпел неудачу.
       – Ты сказал, что не сможешь дойти до своей конечной цели.
       Я оглянулся туда, где теперь сверкали молнии, когда гроза подымалась
ко мне.
       – Все верно, я не смогу это сделать таким образом. Но если отец
потерпел неудачу, я должен попробовать нечто такое, что, как пытался
убедить меня Бранд, сделать мог только он. Я должен создать новый
Лабиринт, и я должен сделать это прямо здесь.
       – Ты? Создать новый Лабиринт? Если не сумел Оберон, то как же это
может сделать человек, который едва держится на ногах? Нет, Корвин,
смирение – вот добродетель, которую ты можешь лелеять.
       Я поднял голову и опустил посох на землю. Хуги слетел, встал рядом с
ним, и я посмотрел на него.
       – Ты не хочешь верить ничему, сказанному мной, не так ли? – сказал я
ему. – Но это не имеет значения. Конфликт между нашими взглядами
непреодолим. Я смотрю на желание, как на скрытое самоотождествление, и на
усилия – как на его рост. Ты – нет.
       Я двинул руки вперед и положил их на колени.
       – Если для тебя величайшее благо – соединение с Абсолютом, то почему
ты не полетишь и не рискнешь присоединиться к нему, в форме приближающего
всеохватывающего Хаоса? Если я потерплю здесь неудачу, он станет
Абсолютом. Что же касается меня, то я должен попробовать, покуда есть во
мне дыхание, воздвигнуть против него Лабиринт. Я делаю это потому, что я
есть – а я есть человек, который мог бы быть королем в Эмбере.
       Хуги опустил голову.
       – Сперва я увижу, что ты съешь ворона, – сказал он и хихикнул.
       Я быстро протянул руку и свернул ему шею, желая, чтобы у меня было
время развести костер. Хотя он сделал это, выглядевшим вроде
жертвоприношения, трудно сказать, кому принадлежала моральная победа,
поскольку я все равно планировал сделать это.




       9



       ...и запах цветущих каштанов. По всем Елисейским Полям каштаны
пенились белым...
       Я вспоминал игру фонтанов на площади Согласия... А дальше по улицам и
набережным Сены запах старых книг, запах реки... Запах цветущих
каштанов...
       Почему я вдруг вспомнил 1905 год и Париж на Отражении Земля, если не
считать того, что я был в тот год очень счастлив и мог, рефлекторно,
искать противоядия к настоящему? Да...
       Белый абсент, "Амар Пикон", гренадин... Земляника со сливками...
Шахматы в кафе "Регентство", с актерами "Комеди Франсез", расположенного
как раз напротив... Скачки в Шантильи... Вечера в бистро на улице
Пигаль...
       Я твердо ставил левую стопу перед правой, правую перед левой. В левой
руке я держал цепь, на которой висел Камень – и нес его высоко, так, чтобы
я мог вглядываться в глубины Камня, видя и чувствуя там появление нового
Лабиринта, который я вычерчивал с каждым шагом. Я ввинтил свой посох в
землю и оставил его стоять неподалеку от начала Лабиринта. Левая...
       Вокруг меня пел ветер и поблизости ревел гром. Я не встречал
физического сопротивления, с которым сталкивался в старом Лабиринте. Не
было вообще никакого сопротивления. Вместо этого – и во многих отношениях
хуже – но во все мои движения входила странная обдуманность, замедлявшая
их, ритуализировавшая их. Казалось, я тратил больше энергии на подготовку
каждого шага – воспринимая его, постигая его и приказывая своему мозгу
исполнять его – чем тратил в физическом совершении этого акта. И все же
медлительность, казалось, требовалась сама, взыскивалась с меня какой-то
неизвестной силой, определяющей четкость и темп адажио для всех моих
движений. Правая...
       ...И, как Лабиринт в Рембе помог восстановить мои растаявшие
воспоминания, так и тот, что я теперь упорно старался создать, разворошил
и извлек запах каштанов, полные овощей фургоны, движущиеся на рассвете
к...
       Я не был в то время влюблен в кого-то конкретно, хотя было много
девушек – Иветт, Мими и Симон, их лица сливались – и была весна в Париже,
с цыганскими оркестрами и коктейлями в "Луи"... Я вспомнил, и сердце
подпрыгнуло у меня в груди от своего рода прустовской радости, покуда
Время звонило вокруг меня, как колокол... И, наверное, это-то и было
причиной для воспоминаний, потому что эта радость, казалось, передавалось
моим движениям, наполняло мое восприятие, наделяло мощью мою волю...
       Я увидел следующий шаг и сделал его... Теперь я сделал один круг,
создав периметр своего Лабиринта. За спиной я чувствовал грозу. Она,
должно быть, взобралась на край плато. Небо потемнело... Качающиеся,
плывущие цветные огни... Вокруг – вспышки молний, а я не мог уделить ни
энергии, ни внимания для контроля над положением.
       Полностью завершив круг, я мог видеть, что ровно столько от нового
Лабиринта, сколько я прошел, было теперь исчерчено на камне и пылало
бледным голубым светом. И все же не было никаких искр, никакой щекотки в
моих стопах, никаких подымающих волосы токов – только постоянный закон
обдуманности, словно огромный груз на мне... Левая...
       ...Маки, маки и васильки, и высокие тополя вдоль сельских дорог, вкус
нормандского сидра... И снова в городе, запах цветущих каштанов... Сена,
наполненная звездами... Запах старых кирпичных домов на площади Вогез
после утреннего дождя... Бар под мюзик-холлом "Олимпия"... Драка там...
Окровавленные костяшки пальцев, перебинтованные девушкой, взявшей меня
домой... Как ее звали? Цветущие каштаны... Белая роза...
       Тут я принюхался. Аромат от остатков розы в моем воротнике разве что
не пропал. Удивительно, что хоть долго что-то прожило от нее. Это
приободрило меня. Я толкнулся вперед, мягко сворачивая направо. Уголком
глаза я видел надвигающуюся стену грозы, гладкую как стекло, стирающую все
на своем пути. Грохотанье ее грома было теперь оглушительным.
       Правая... Левая...
       Наступление армий ночи... Устоит ли против него мой Лабиринт? Я желал
поспешить, но если что и изменилось, то я двигался со все большей
медлительностью, когда пошел дальше. Я испытывал любопытное чувство
двухместности, почти такое, словно я сам был внутри Камня, сам проходил
там Лабиринт, в то время, как я двигался здесь, глядя на него и копируя
его развитие. Левая. Поворот... Правая... Гроза и впрямь наступала. Вскоре
она доберется до костей старины Хуги. Я почувствовал запах влаги и озона и
терялся в догадках насчет старого черного ворона, сказавшего мне, что он
ждал меня с начала Времени. Ожидал, чтобы поспорить со мной, или быть
съеденным мной в этом месте без истории? Что бы там ни было, учитывая
обычное у моралистов преувеличение, было подобающим, что не сумел оставить
меня с сердцем, сплошь отягощенным унынием из-за своего духовного
состояния, он был истреблен под аккомпанемент театрального грома...
       Теперь раздался отдаленный гром, близкий гром и снова гром. Когда я
опять повернул в том направлении, вспышки молний были почти ослепляющими.
Я стиснул свою цепь и сделал еще шаг...
       Гроза протолкнулась прямиком до границы моего Лабиринта, а затем
разошлась. Ни одной капли не упало на меня или Лабиринт. Но мало-помалу мы
оказались совершенно поглощены внутри нее.
       Казалось так, словно я находился в воздушном пузыре на дне штормового
моря. Меня окружали стены воды и в них мелькали темные силуэты. Казалось
так, словно вся вселенная нажала, пытаясь раздавить меня. Я сосредоточился
на красном мире Камня. Левая...
       Цветущие каштаны... Чашка горячего шоколада в кафе на тротуаре...
Концерт оркестра в садах Тюильри, звуки поднимаются в пронизанном ярким
солнцем воздухе... Берлин в двадцатые. Тихоокеанские острова в тридцатые –
там были удовольствия, но много порядка. Может быть, это не истинное
прошлое, а образы прошлого нахлынут внутрь позже, утешая или мучая нас,
человека или каплю.
       Не имеет значения. Через Новый Мост и улицу Риволи омнибусы и
фиакры... Художники со своими этюдами в Люксембургском саду... Я, если все
будет хорошо, то опять смогу отыскать Отражение, подобное этому, стоящему
в одном ряду с милым Авалоном... Запах каштанов...
       Иду... Визжал ветер и гремела гроза, но меня не задевало. Я завершил
еще один виток...
       Покуда я не разрешал этому отвлекать меня, покуда я продолжал
двигаться и сохранял свой фокус на Камне... Я должен был держаться, должен
был делать эти медленные осторожные шаги, никогда не останавливаться, все
медленнее и медленнее постоянно двигаясь... Лица... Казалось, что ряд лиц
рассматривают меня из-за границы Лабиринта... Большие, как Голова, но
искаженные, усмехающиеся, издевающиеся, глумящиеся надо мной, ждущие, что
я остановлюсь или сделаю неверный шаг... Ждущие, что все вокруг
распадется... За их глазами сверкали молнии, а в их устах, их смехе гремел
гром... Теперь они говорили со мной словами подобные шторму с Темного
Океана... Я потерплю неудачу, говорили они мне, потерплю неудачу и буду
сметен, а этот осколок Лабиринта будет разбит позади меня на куски и
поглощен... Они кляли меня, они плакали и плевали в меня, хотя все это не
доходило до меня. Наверное, их на самом деле не было там...
       Наверное, мой мозг был сломлен напряжением. Тогда что толку было в
моих усилиях? Новый Лабиринт, созданный безумцем? Я заколебался и они
грянули хором: "Безумец! Безумец! Безумец!"
       Я глубоко втянул в себя запах того, что осталось от розы, и снова
подумал о каштанах и днях, заполненных радостями жизни и ограниченным
порядком. Голоса, казалось, стихли, когда мой ум пробежался по событиям
того счастливого года.
       ...И я сделал еще один шаг, и еще один... Они играли на моих
слабостях, они чувствовали мои сомнения, мои беспокойства, мою
усталость... Чем бы там они ни были, они ухватились за то, что видели, и
пытались использовать против меня... Левая... Правая... Пусть-ка теперь
они почувствуют мою уверенность и завянут, сказал я себе. Я прошел уже вон
сколько. Я буду продолжать. Левая...
       Они кружили и набухали вокруг меня по-прежнему изрекая
обескураживающие фразы. Но какая-то часть силы у них, кажется, пропала. Я
проделал еще путь через один сектор дуги, в пылающем круге, видя его перед
собой в своем красном духовном оке.
       Я вернулся мысленно к своему побегу из Гринвуда, к своему хитрому
вытягиванию сведений из Флоры, к своей встрече с Рэндомом, нашей схватке с
его преследователями, нашему путешествию обратно в Эмбер... Я подумал о
нашем бегстве в Рембу и моем прохождении Лабиринта там для восстановления
многого из моей памяти... О принудительном браке Рэндома и своем недолгом
пребывании в Эмбере, где я сразился с Эриком и бежал к Блейзу... О
последовавших битвах, о своем ослеплении, выздоровлении, побеге,
путешествии в Лорену, а потом в Авалон...
       Двигаясь на еще большей скорости, мой ум скользил по поверхности
последующих событий... Ганелон и Лорена... Твари из Черного Круга... Рука
Бенедикта... Возвращение Бранда и нож ему в бок... Нож в бок мне... Вилл
Рот... больничные архивы... Моя автокатастрофа...
       Теперь, с самого начала в Гринвуде, через все это, до этого мгновения
моей борьбы, чтобы гарантировать каждый маневр, каким он представлялся
мне, я испытывал растущее чувство приближения, которое, как я знал,
направлялись моим стремлением к трону, местью или моей концепцией долга –
чувствовал его, сознавал его непрерывное существование все эти годы,
вплоть до этого мгновения, когда оно сопровождалось чем-то еще... Я
чувствовал, что ожидание должно вот-вот закончиться, что приближение чего
бы там ни было скоро должно произойти... Давай... Очень, очень медленно...
Все прочее было не важно. Я теперь бросил всю свою волю на движение. Моя
сосредоточенность стала абсолютной. Что бы там ну находилось за пределами
Лабиринта, я забыл о нем. Молнии. Лица. Ветры...
       Это не имело значения. Был только Камень, пылающий Лабиринт и я сам –
и я едва осознавал самого себя. Наверное, это было самым близким, когда я
подходил к идеалу слияния с Абсолютом Хуги. Поворот... Правая стопа...
Снова поворот...
       Время перестало иметь значение. Пространство ограничивалось
создаваемым мною узором. Теперь я черпал силы из Камня не обращаясь к
нему, а как часть процесса, в котором я был занят. Я полагаю, что в
некотором смысле я был стерт. Я стал движущейся точкой,
запрограммированной Камнем, выполняющем операцию, настолько поглотившую
меня, что у меня не было никакого внимания, годного для самосознания. И
все же на каком-то уровне я понимал, что я тоже был частью этого процесса.
Потому что я каким-то образом знал, что если бы это делал кто-нибудь
другой, то возникал бы иной Лабиринт.
       Я смутно сознавал, что прошел полпути. Путь стал сложным, мои
движения – и того медленнее. Несмотря на вопрос скорости, мне это как-то
напоминало о моем опыте с первоначальной настройкой на Камень, в той
странной, многочисленной матрице, что, казалось, была источником самого
Лабиринта. Правая... Левая...
       Не было никакого затормаживания, я чувствовал себя очень легким,
несмотря на обдуманность каждого шага. Меня, казалось, постоянно омывала
безграничная энергия. Все звуки вокруг меня слились в белый шум и исчезли.
       Затем, вдруг, я, казалось, больше не двигался медленно. Это не было
похоже на то, словно я прошел вуаль или барьер, но, скорее, что я
подвергся какой-то внутренней переналадке. Ощущение было такое, словно я
теперь двигался нормальным шагом, пролагая себе извилистую дорогу сквозь
все более и более тугие витки, приближаясь к тому, что скоро будет концом
узора. И, главное, я был по-прежнему лишен каких-либо эмоций, хотя
интеллектуально я знал, что на каком-то уровне росло чувство ликования и
скоро вот-вот прорвется. Еще один шаг... Еще один... Еще, наверное, с
полдюжины шагов...
       Вдруг мир потемнел. Казалось, я стоял среди великой пустоты, со всего
лишь пылающим светом Камня передо мной и пылающим Лабиринтом, подобного
спиральной туманности, через которую я шагал. Я заколебался, но только на
мгновение. Это, должно быть, последние испытания, финальная атака. Я не
должен отвлекаться.
       Камень показывал мне, что делать. А Лабиринт показывал мне, где
делать. Единственное, чего не хватало, так это вида самого себя. Левая...
       Я продолжал выполнять каждый шаг со всем своим вниманием. Наконец,
против меня начала подниматься противодействующая сила, как в старом
Лабиринте. Но к этому я был подготовлен многими годами опыта. Я боролся за
еще два шага против нарастающего барьера.
       Затем внутри Камня я увидел окончание Лабиринта. Я бы ахнул от
неожиданного понимания его красоты, но даже дыхание мое в этом пункте
регулировалось моими усилиями. Я бросил все свои силы на следующий шаг и
пустота вокруг меня, казалось, затряслась. Я завершил его, а следующий был
еще трудней. Я чувствовал себя так, словно находился в центре вселенной,
ступая по звездам, упорно стараясь сообщить какое-то движение тем, что
было, в основном, актом воли.
       Моя нога медленно продвигалась, хотя я не мог ее видеть. Лабиринт
начал светлеть, скоро он будет гореть ослепительным светом.
       Лишь еще немного дальше... Я старался упорнее, чем когда-нибудь в
старом Лабиринте, потому что теперь сопротивление казалось абсолютным. Я
должен был противодействовать ему с твердостью и постоянством воли,
исключающим все, решительно все остальное, хотя теперь, казалось, я вовсе
не двигался, хотя вся моя энергия отвлекалась на просветление узора... По
крайней мере, я выйду на фоне великолепного задника...
       Минуты, дни, годы... Я не знаю, как долго это продолжалось, ощущение
было такое, словно я был занят в этом единственном акте на всю вечность...
       Затем я двинулся, и сколько на это ушло времени, не знаю. Но я
завершил шаг и начал другой, затем еще...
       Вселенная, казалось, вращалась вокруг меня. Я пропал.
       С миг стоял я в центре своего Лабиринта, даже не рассматривая его, я
упал на колени и согнулся пополам, кровь стучала у меня в висках. Голова
кружилась, я тяжело дышал. Я начал дрожать всем телом. Я сумел это
сделать, смутно сообразил я. Что бы ни могло произойти, тут был Лабиринт.
И он выдержит...
       Я услышал звук там, где никаким звукам быть не полагалось, но мои
измученные мускулы отказались отвечать, даже рефлекторно, пока не стало
слишком поздно. Лишь когда Камень вырвали из моих обмякших пальцев, я
поднял голову и откинулся назад. Никто не следовал за мной через Лабиринт,
я был уверен, что знал бы это. Следовательно...
       Свет был почти нормальным и, сощурившись от него, я поднял взгляд на
улыбающееся лицо Бранда. Он теперь носил черную повязку на глазу и держал
в руке Камень. Он, должно быть, телепортировался сюда.
       Он ударил меня как раз тогда, когда я поднял голову, и я упал на
левый бок. Тогда он с силой пнул меня в живот.
       – Ну, ты сумел это сделать, – оскалился он. – Не думал я, что ты
сможешь. Теперь мне придется уничтожить еще один Лабиринт, прежде чем я
восстановлю порядок в делах. Но сперва мне нужен этот камушек, чтобы
обратить вспять битву при Дворе, – он помахал Камнем. – Прощай, пока!
       И исчез.
       Я лежал там, дыша через разинутый рот и держась за живот. Волны
черноты поднимались и падали внутри меня, словно прибой, хотя я не совсем
поддался потере сознания. Меня затопило чувство огромного отчаяния и,
закрыв глаза, я застонал. Теперь у меня, к тому же, не было Камня, чтобы
черпать силы.
       Каштаны...




       10



       Когда я лежал там, страдая от боли, у меня перед глазами стояло
видение, как Бранд появляется на поле боя, где сражаются силы Эмбера и
Хаоса, с пульсирующим у него на груди Камнем. Его владение им явно было
достаточно на его взгляд, чтобы сделать его способным обратить ход битвы
против нас. Я видел его, хлещущего молниями по нашим войскам. Я видел его,
вызывающего страшные ветры и грозы с градом ударить по нам. Я чуть не
заплакал. Все это, когда он мог еще искупить свою вину, выступив на нашей
стороне. Просто победить было, однако, для него теперь недостаточно. Он
должен был победить для себя и на своих собственных условиях. А я? Я
потерпел неудачу. Я бросил против Хаоса Лабиринт, чего я никогда не думал,
что смогу сделать. И все же это будет все равно, что ничего, если битва
будет проиграна и Бранд вернется и сотрет с лица земли мои труды. Подойти
так близко, пройдя через все, что прошел я, и затем потерпеть неудачу
здесь... Это заставило меня хотеть выкрикнуть: "Несправедливо!" Хотя я
знал, что вселенная не вращалась в соответствии с моими представлениями о
правильности.
       Я заскрежетал зубами и выплюнул набившуюся в рот грязь. Отец поручил
мне доставить Камень к месту битвы. Я почти добился этого. Тут меня
охватило странное ощущение. Что-то требовало моего внимания. Что?
       Безмолвие.
       Бушующие ветры и гром прекратились. Воздух стал неподвижен.
Фактически, воздух чувствовался прохладным и свежим. А по другой стороне
своих век, я знал, что тут был свет.
       Я открыл глаза. Я увидел яркое однообразное белое небо. Я зажмурился
и отвернул голову. Было там что-то справа от меня...
       Дерево. Дерево стояло там, где я воткнул посох, срубленный от старины
Игга. Оно уже стало намного выше, чем был мой посох. Я чуть ли не видел,
как оно растет. И оно было зеленым от листьев и белым от россыпи почек.
Распустилось несколько цветов. С этой стороны ветер донес мне слабый и
тонкий запах, предложивший некоторое утешение.
       Я ощупал свои бока. У меня не было, кажется, ни одного сломанного
ребра, хотя внутренности мои все еще чувствовались сплетенными в узел, от
полученного мной пинка. Я протер глаза костяшками пальцев и провел рукой
по волосам. Затем я тяжело вздохнул и поднялся на одно колено.
       Поворачивая голову, я осмотрел перспективу. Плато было тем же самым и
все же каким-то не тем же самым. Оно было по-прежнему голым, но не было
больше суровым. Вероятно, эффект нового освещения. Нет. Тут что-то
большее, чем это...
       Я продолжал поворачиваться, завершая свое сканирование горизонта. Это
было не то же место, где я начал свой проход. Различия были тонкие и
явные: изменившиеся скальные формации, рытвина там, где раньше был ухаб,
новая структура камня позади и рядом со мной, а вдали то, что походило на
почву.
       Я встал и теперь казалось, что откуда-то я улавливаю запах моря. Это
место вызывало совершенно иное ощущение, чем то, когда я сюда поднимался –
казалось, давно-предавно. Это была слишком большая перемена, чтобы быть
вызванной той грозой. Это напомнило мне о чем-то.
       Я снова вздохнул, там, в центре Лабиринта, и продолжал осматривать
свое окружение. Каким-то образом, вопреки мне самому, мое отчаяние утекло
и во мне поднималось чувство "освеженности" – это почему-то казалось самым
наилучшим словом. Воздух был таким чистым и сладким, а место вызывало
новое, непривычное чувство.
       Конечно, оно было похоже на место первозданного Лабиринта. Я снова
повернулся к дереву и опять оглядел его. Уже выше. Похоже, и все же не
похоже...
       Было что-то в воздухе, в земле, в небе. Это было новое место. Новый,
первозданный Лабиринт. И, значит, все вокруг меня было результатом
Лабиринта, в котором я стоял.
       Я вдруг сообразил, что ощущал больше, чем освеженность. Это было
чувство ликования, своего рода охватившей меня радости. Это было чистое
свежее место, и я был каким-то образом ответственным за него.
       Прошло время. Я просто стоял там, наблюдая за деревом, оглядываясь
вокруг, наслаждаясь охватившей меня энергией. Здесь, во всяком случае,
была какая-то победа, пока Бранд не вернется стереть ее с лица земли.
       Я вдруг словно отрезвел. Я был должен остановить Бранда, я должен был
защитить это место. Я был в центре Лабиринта. Если этот вел себя подобно
другому, я мог воспользоваться его силой, чтобы спроецировать себя куда бы
не пожелал. Теперь я мог воспользоваться им, чтобы пойти и присоединиться
к другим.
       Я стряхнул с себя пыль и вытащил клинок из ножен. Дела не могли быть
столь безнадежными, как казалось ранее. Мне велели переправить Камень к
месту битвы. Так пусть Бранд сделал это за меня. Он все равно будет там.
Удачно. Мне просто придется пойти и как-то снова отобрать его у него,
чтобы заставить дела пойти таким путем, каким предполагалось.
       Я осмотрелся кругом. Мне надо будет вернуться сюда, исследовать
как-нибудь в другой раз эту новую ситуацию, если я переживу то, что
грядет. Здесь была тайна. Она висела в воздухе и плыла по ветру. Могут
понадобиться века, чтобы разгадать, что произошло, когда я начертал новый
Лабиринт.
       Я отдал дереву честь. Оно, казалось, шевельнулось в тот момент. Я
поправил свою розу и толкнул ее обратно в форму. Пришло время снова
двигаться. Была еще одна вещь, которую я должен был сделать.
       Я опустил голову и закрыл глаза. Я попытался вспомнить расположение
земли перед последней бездной у Двора Хаоса. И я увидел ее тогда, под тем
диким небом, и населил ее своими родственниками, своими войсками. Сделав
это, я, казалось, слышал звуки отдаленной битвы. Сцена поправилась, стала
четче. Я удержал видение еще на миг, а затем поручил Лабиринту отправить
меня туда...
       Спустя мгновение, казалось, я стоял на вершине холма рядом с
равниной. Холодный ветер рвал с меня плащ. Небо было тем безумным
вращающимся небосводом, каким я запомнил его с прошлого раза – получерным,
полупереливающимся от радуг. В воздухе носились неприятные пары. Черная
Дорога находилась теперь справа, пересекая эту равнину и проходя за нее
над бездной к той мрачной цитадели, с мерцающими вокруг нее светлячками.
       В воздухе плыли газовые мосты, простираясь издалека в той тьме, и
странные фигуры шествовали по ним так же, как и по Черной Дороге. Передо
мной на поле находилось то, что казалось главным сосредоточением войск. За
своей спиной я слышал ни что иное, как крылатую колесницу времени.
       Повернувшись к тому, что должно было быть севером по ряду
предшествующих расчетов относительно его местоположения, я узрел
наступление той дьявольской грозы через отдаленные горы, вспыхивающей,
сверкающей и громыхающей, надвигающейся подобно леднику до неба. Так,
значит, я не остановил ее созданием нового Лабиринта. Казалось, что она
просто обошла мой защищенный район и будет двигаться, пока не доберется,
куда бы там она не направлялась. Будем надеяться тогда, что за ней
последуют какие-нибудь конструктивные импульсы, что распространились
теперь наружу от нового Лабиринта, вновь наводя порядок по всем
Отражениям. Я гадал, сколько грозе потребуется времени, чтобы добраться
досюда.
       Я услышал стук копыт и повернулся, выхватывая меч. Рогатый всадник на
огромном черном коне несся прямо на меня. Я занял позицию и ждал. Он,
казалось, спускался с одной из газовых дорог, проплывавших в этом
направлении.
       Я следил, как всадник поднимается с кривым мечом в правой руке. Я
переместился, когда он надвинулся, чтобы зарубить меня. Когда он взмахнул
мечом, я был готов к парированию, притянувшим его руку в пределы
досягаемости. Я схватился за нее и стащил его с коня.
       – Эта роза... – проговорил он, упав наземь. Не знаю, что еще он мог
сказать, потому что я перерезал ему горло, и его слова и все прочее в нем
пропали с огненным разрезом. Тут я резко отвернулся, вытаскивая
Грейсвандир, рванул на несколько шагов и схватил за узду черного боевого
коня. Я поговорил с конем, чтобы успокоить его, и увел подальше от
пламени. После пары минут наши отношения улучшились, я взобрался в седло.
       Сперва он проявил норовистость, но я просто пустил его легким шагом
по вершине холма, пока продолжал наблюдать. Силы Эмбера, похоже,
наступали. Все поле устилали тлеющие трупы. Главные силы наших врагов
отступали на высоту, неподалеку от края бездны. Их ряды, еще не
сломленные, но подвергшиеся сильному давлению, медленно отходили к ней. С
другой стороны, бездну пересекали новые войска, присоединившиеся к тем,
что держали высоту. Быстро оценив их растущую численность и их позицию, я
рассудил, что они могут готовить собственное наступление. Бранда нигде не
было видно.
       Даже если б я отдохнул и носил доспехи, я дважды подумал, прежде чем
присоединиться к сече. Моей задачей сейчас было опекать Бранда. Я
сомневался, что он будет прямо вовлечен в бой. Я оглядел поле битвы как
следует, ища одинокую фигуру. Нет. Наверное, противоположная сторона поля.
Мне придется сделать круг к северу. Было слишком много, чего я не мог
видеть на западе.
       Я повернул своего коня и спустился с холма. Было бы так приятно
свалиться, решил я. Просто упасть ничком и уснуть. Где Бранд, черт подери?
       Я достиг подножия холма и свернул, чтобы перемахнуть дренажную
канаву. Мне нужен был лучший обзор.
       – Лорд Корвин Эмберский! – Он ждал меня, когда я завернул в ложбину –
рослый, трупного цвета парень, с рыжими волосами и на коне под масть. На
нем были медные доспехи с зеленоватыми узорами и он сидел лицом ко мне,
неподвижный, как статуя. Он сказал:
       – Я увидел тебя на вершине холма. Ты ведь без кольчуги, не так ли?
       Я хлопнул себя по груди. Он резко кивнул, затем поднял руку, сперва к
левому плечу, затем к правому, отстегивая застежки панциря и давая ему
упасть на землю. затем он сделал то же самое с наколенниками.
       – Я давно хотел встретиться с тобой. Я Борель. Я не хочу, чтобы
говорили, что я нечестно воспользовался преимуществом над тобой.
       Борель... Имя было знакомое. Затем я вспомнил. Он завоевал уважение и
приязнь Дары. Он был ее учителем фехтования, мастером клинка. Глупым,
однако, понял я. Он лишился моего уважения, сняв доспехи. Битва – не игра,
и я не желал делать себя доступным для всякого самонадеянного осла, когда
я чувствовал себя раздавленным. Если и ничего другого, он, вероятно, мог
измотать меня.
       – Теперь мы разрешим давно мучающий меня вопрос, – сказал он.
       Я ответил причудливым ругательством, развернул своего коня и поскакал
назад, откуда явился. Он немедленно бросился в погоню.
       Когда я проскакал обратно вдоль дренажной канавы, то сообразил, что у
меня недостаточная фора. Он настигнет меня с полностью открытой спиной и
зарубит меня или заставит драться. Однако, хоть и ограничен был мой выбор,
он включал немного побольше, чем это.
       – Трус! – крикнул он. – Ты избегаешь боя. Это ли великолепный воин, о
котором я так много слышал?
       Я поднял руку и расстегнул свой плащ. По другую сторону канавы край
ее был на уровне моих плеч, потом талии. Я скатился с седла налево,
споткнулся разок и встал. Черный поскакал дальше. Я двинулся направо,
лицом к этому приставале. Схватив плащ обеими руками, я помахал им секунду
другую, прежде чем голова и плечи Бореля появились рядом со мной.
       Плащ накрыл его, закутав клинок и все прочее, замотав голову и
замедлив его руки.
       Затем я с силой дал пинка. Я целил ему в голову, но попал в плечо. Он
вывалился из седла, а его конь поскакал дальше.
       Выхватив Грейсвандир, я прыгнул за ним следом. Я поймал его как раз
тогда, когда он отбросил мой плащ и пытался подняться. Я проткнул его там,
где он сидел, и увидел искаженное выражение его лица, когда его рана стала
заниматься пламенем.
       – О, низменно сделано! – воскликнул он. – Я надеялся на лучшее с
твоей стороны!
       – Это не совсем Олимпийские Игры, – ответил я, стряхивая со своего
плаща несколько искр.
       Затем я догнал своего коня и взобрался в седло. Это отняло у меня
несколько минут. Когда я продолжил путь на север, то достиг более
возвышенной местности. Оттуда я заметил руководящего Бенедикта, а далеко в
тылу уловил мелькнувшего Джулиана во главе своих войск из Ардена. Бенедикт
явно держал их в резерве.
       Я продолжал ехать к наступающей грозе, под полутемным вращающимся
небом. Вскоре я добрался до цели, самого высокого холма, и начал
подниматься. По пути наверх я несколько раз останавливался посмотреть на
битву.
       Я увидел Дейдру в черных доспехах, размахивающую топором. Льювилла и
Флора были среди лучников. Фионы нигде не было видно. Жерара там тоже не
было видно. Затем я увидел Рэндома верхом на коне, размахивающего тяжелым
мечом, ведущего в атаку на вражескую высоту. Поблизости от него был рыцарь
в зеленом, которого я не узнал. Этот человек размахивал палицей со
смертельной эффективностью. За спиной у него висел лук, а на бедре –
колчан блестевших стрел.
       Гроза стала громче, когда я достиг вершины своего холма. Молнии
мерцали с регулярностью неоновой рекламы и шипел дождь.
       Подо мной и звери и люди – сплелись в узлы и пряди битвы. Над полем
висело облако пыли. Но оно не мешало видеть, что вряд ли можно намного
дальше толкнуть силы врага. Фактически, похоже, что сейчас близилось время
для контратаки. Они, похоже, готовились в своих гористых местах и ждали
только приказа.
       Я ошибся минуты на полторы. Они пошли в наступление, хлынув вниз по
склону, подкрепляя свои ряды, толкая наши войска назад, нажимая вперед. А
из-за темной бездны прибывали все новые. Наши собственные войска начали
упорядоченное отступление. Враг поднажал сильнее и, когда положение готово
было обернуться разгромом, был отдан приказ.
       Я услышал звук рога Джулиана и после этого увидел его верхом на
Моргенштерне, ведущего на поле бойцов из Ардена. Это почти точно
уравновешивало противостоящие силы и уровень шума все поднимался и
поднимался, покуда небо вращалось над ними.
       Я, наверное, с четверть часа наблюдал за конфликтом, когда наши силы
медленно отступали по всему полю. Затем я увидел однорукую фигуру на
огненном полосатом коне, появившуюся вдруг на вершине отдаленного холма.
Он держал в руке высоко поднятый меч и стоял лицом к западу. Несколько
долгих минут он стоял не двигаясь. Затем опустил меч.
       Я услышал трубу на западе и сперва ничего не увидел. затем в поле
зрения появилась шеренга кавалерии. Я поразился. На миг мне подумалось,
что там был Бранд. Затем я сообразил, что это Блейз вел свои войска
ударить по открывшемуся вражескому флангу.
       И вдруг наши войска на поле больше не отступали. Они не уступили, они
держали строй.
       Блейз и его всадники продолжали скакать и я понял, что Бенедикт снова
одержал победу. Враг вот-вот готов был распасться на части.
       Затем меня овеял холодный ветер с севера. Гроза существенно
продвинулась. И она была теперь темнее, чем прежде, с более яркими
молниями.
       Тут я подумал... прокатится ли она просто по полю как аннигилирующая
волна, и все дела? Что насчет воздействия нового Лабиринта? Последует ли
оно за ней, восстанавливая все? Я как-то сомневался в этом. Если эта гроза
уничтожит нас вдребезги, у меня было такое ощущение, то мы и останемся
уничтоженными. Потребуется сила Камня, чтобы разрешить нам благополучно
перенести ее, пока не будет восстановлен порядок. А что останется, если мы
благополучно перенесем ее? Я просто не мог догадаться.
       Так каков же был план Бранда? Чего он ждал? Что он собирался сделать?
       Я еще раз осмотрел все поле боя.
       Что-то.
       В затененном месте, на высотах, где враг перегруппировывался, получил
подкрепление, и низины, которые он штурмовал...
       Что-то.
       Крошечная вспышка яркого света... Я был уверен, что увидел ее. Я
продолжал следить, ожидая. Я должен был увидеть ее снова, засечь ее.
Прошла минута. Может, две...
       Вот! Снова!
       Я развернул черного коня. Похоже была возможность обогнуть ближайший
вражеский фланг и подняться на ту предположительно незанятую высоту. Я
поскакал вниз.
       Это должен был быть Бранд с Камнем. Он выбрал хорошее, безопасное
место, с которого он имел обзор всего поля боя, так же, как приближающейся
грозы. Оттуда он мог направлять свои молнии в наши войска, когда грозовой
фронт приблизится. Он просигналит в нужный момент отступление, поразит нас
странным неистовством грозы и самым эффектным использованием Камня при
данных обстоятельствах.
       Мне придется быстро приблизиться. Моя власть над Камнем была больше,
чем у него, но она уменьшалась с расстоянием, а у него Камень при себе.
Моей лучшей ставкой было броситься прямо на него, оказаться в диапазоне
контроля, взять командование Камнем на себя и использовать его против
него. Но он мог взять туда с собой телохранителя. Это беспокоило меня,
потому что разделывание с ним может катастрофически замедлить меня. А если
телохранителя нет, что мешает ему телепортироваться куда подальше, если
станет туго? Что же тогда мог сделать я? Мне придется начать все заново,
снова охотиться за ним. Я гадал, смогу ли я использовать Камень, чтобы не
дать ему переиграть меня. Я не знал. И решил попробовать.
       Это мог быть не самый лучший из планов, но это был единственный,
имеющийся у меня. Строить замыслы больше не было времени.
       Скача, я увидел, что были и другие, тоже направлявшиеся к той высоте.
Рэндом, Дейдра и Фиона верхом, в сопровождении восьми всадников, проложили
себе дорогу сквозь вражеские ряды, с немногочисленными другими войсками –
я не мог сказать друзьями или врагами – может быть, и теми, и другими –
упорно скачущими позади них. Я не узнал его или ее, могло ведь быть и так.
Я не сомневался в том, какая цель была у авангарда, ведь там же была
Фиона. Она, должно быть, заметила присутствие Бранда и вела к нему других.
На мое сердце упали несколько капель надежды. Она могла суметь
нейтрализовать силы Бранда, или свести их к минимуму. Я нагнулся вперед,
все еще несясь влево, поторапливая своего коня. Небо продолжало
поворачиваться. Вокруг меня свистел ветер. Раскатился великолепный удар
грома. Я не оглянулся.
       Я настигал их. Я бы не хотел, чтобы они попали туда раньше меня, но
страшился, что они все-таки попадут. Расстояние было слишком велико.
       Если б только они обернулись и увидели, что я скачу за ними, они,
вероятно, подождали бы. Тут я пожелал, чтобы был какой-то способ раньше
дать знать им о своем присутствии. Я проклял тот факт, что Карты больше не
действовали.
       Я начал кричать, я орал им вслед, но ветер уносил мои слова и гром
раскатывался над ними.
       – Подождите меня, черт подери! Это Корвин!
       Даже ни единого взгляда в моем направлении.
       Я проскакал мимо ближайших схваток и промчался вдоль вражеского
фланга вне досягаемости снарядов и стрел. Они, казалось, отступали теперь
быстрее, и наши войска распространились по большой площади. Бранд, должно
быть, уже готовился нанести удар. Часть вращающегося неба была покрыта
темной тучей, которой несколько минут назад над полем не было.
       Я свернул направо, позади отступающих сил, мчась к тем холмам, на
которые взбирались другие. Небо продолжало темнеть, когда я приблизился к
подножию холмов, и я страшился за своих родичей. Они слишком близко
подходили к нему. он должен был что-то сделать, если Фиона была
недостаточна сильна, чтобы остановить его...
       Конь встал на дыбы и я был сброшен наземь, в ослепительной вспышке
молнии, ударившей передо мной.
       Гром громыхнул прежде, чем я ударился о землю.
       Несколько секунд я пролежал там оглушенный, конь отбежал и был метрах
в пятидесяти от меня, прежде чем остановился и начал неуверенно двигаться
по кругу. Я перевернулся на живот и поднял глаза на длинный склон. Другие
всадники тоже были спешены. Их группа явно была поражена тем же разрядом,
некоторые двигались, большинство – нет. Никто еще не поднялся. Над ними я
увидел красное пылание Камня, дальше под козырьком нависшей скалы, теперь
ярче и ровнее, темный силуэт носившей его фигуры.
       Я начал ползти вперед, вверх и влево. Я хотел убраться из поля зрения
той фигуры, прежде чем рискну подняться. Потребовалось бы слишком долгое
время, чтобы добраться до него ползком, и мне теперь придется обогнуть
других, потому что именно на них будет сосредоточено его внимание.
       Я проделал свой путь осторожно, медленно, использовав каждую малость
попадавшегося на глаза прикрытия, гадая, скоро ли молния ударит в том же
самом месте. А если нет, то когда он начнет обрушивать гибель на головы
наших солдат. Теперь уж в любую минуту, прикинул я. Быстрый взгляд назад
показал мне, что наши силы распространились по противоположному концу
поля, с врагом, отходящим назад и двигающимся в эту сторону. Фактически, в
самом скором времени, мне кажется, придется беспокоится и о них тоже.
       Я сумел добраться до узкой канавы и извиваясь полз на юг метров
десять. Затем снова выбрался на противоположной стороне, воспользовавшись
укрытием за возвышенностью, а потом за несколькими камнями.
       Когда я поднял голову, чтобы оценить ситуацию, то не смог больше
разглядеть пылание Камня. Расщелина, из которой он сиял, была загорожена
ее восточным каменным боком.
       Но я продолжал ползти поблизости от края самой бездны, прежде чем
снова двинулся вправо. Я поднялся до точки, где подняться казалось
безопасным. Я продолжал ожидать новой молнии, нового раската грома
поблизости или на поле, но ничего такого не появилось. Я начал
подумывать... а почему бы и нет? Я потянулся, пытаясь почувствовать
присутствие Камня, но не смог. Я поспешил к месту, где видел пылание.
       Я бросил взгляд через бездну, чтобы удостовериться, что с этого
направления не приближается никаких новых угроз. Я вытащил меч. Добравшись
до своей цели, я остановился поблизости от эскарпа и прокладывал себе путь
на север. Я низко пригнулся, когда добрался до его края, и огляделся.
       Красного пылания не было. И темной фигуры тоже. Каменная ниша,
похоже, была пустой.
       Поблизости не было ничего подозрительного. Не мог ли он снова
телепортироваться? А если так, то почему?
       Я поднялся и обошел скалистую возвышенность. И продолжал двигаться в
том же направлении. Я снова попытался ощутить Камень, и на этот раз
вступил в слабый контакт с ним – кажется, где-то справа и выше от меня.
       Бесшумно, осторожно я двигался в ту сторону. Почему он покинул свое
укрытие? Он отлично расположился для того, что затеял. Если не...
       Я услышал пронзительный крик и проклятья. Двух разных голосов. Я
бросился бежать...




       11



       Я пробежал мимо ниши и бросился дальше. За ней находилась
естественная тропа, петляя поднимающаяся вверх. Пока еще я никого не
видел, но мое ощущение Камня стало сильнее, пока я бежал. Я подумал, что
услышал звук шагов справа от меня и резко обернулся в этом направлении, но
в поле зрения никого не было. Камень, к тому же, не чувствовался так
близко и поэтому я продолжал бежать.
       Когда я приблизился к верху возвышенности, с висящей за ней черной
каплей Хаоса, то услышал голоса. Я не мог разобрать, что было сказано, но
слова были взволнованными.
       Приблизившись к гребню, я замедлил ход и, пригнувшись пониже,
выглянул из-за края скалы.
       На небольшом расстоянии впереди меня находился Рэндом, а с ним была
Фиона и лорды Чантрис и Фельдэйн. Все, кроме Фионы, держали оружие так,
словно готовы были им воспользоваться, но стояли совершенно неподвижно.
Они глядели на край всего – скальный карниз, слегка выше их уровня и,
наверное, метрах в пятнадцати от них – место, где начиналась бездна.
       В том месте стоял Бранд и держал перед собой Дейдру. Она была без
шлема, ее волосы дико развевались, а он приставил кинжал к ее горлу.
Похоже, что он уже слегка порезал ее. Я отшатнулся.
       Я услышал, как Рэндом тихо спросил:
       – Ты ничего больше не можешь сделать, Фи?
       – Я могу удержать его здесь, – ответила она. – И на таком расстоянии
могу замедлить его усилия в управлении погодой. Но это и все. Он несколько
настроен на него, а я – нет. На его стороне также близость. Всему, что я
смогу еще попробовать, он сможет противодействовать.
       Рэндом пожевал нижнюю губу.
       – Сложите оружие, – крикнул Бранд. – Сделайте это немедленно, или
Дейдра умрет.
       – Убей ее, – откликнулся Рэндом. – И ты потеряешь единственное, что
сохраняет тебе жизнь. Сделай это, и я покажу, куда я сложу свое оружие.
       Бранд что-то пробурчал под нос, затем сказал:
       – Ладно! Я начну резать ее по частям!
       Рэндом сплюнул и согласился:
       – Валяй. Она может регенерировать ничуть не хуже остальных из нас.
Найди угрозу, которая что-то значит, или заткнись и выходи драться!
       Бранд не двигался. Я подумал, что лучше не открывать своего
присутствия. Должно быть что-то такое, что я мог сделать. Я бросил еще
один взгляд, мысленно фотографируя местность, прежде чем отпрянуть назад.
Было несколько камней по пути влево, но они простирались недостаточно
далеко. Я не видел никакого пути, каким бы я мог подкрасться к нему.
       – По-моему, нам придется рискнуть и броситься на него, – услышал я
слова Рэндома. – Я не вижу ничего иного. А вы?
       Прежде, чем ему кто-нибудь ответил, произошла странная вещь: день
начал светлеть.
       Я оглянулся кругом, ища источник освещения, а затем поискал его над
головой.
       Тучи все еще были там. Сумасшедшее небо за ними выкидывало свои
фокусы. Но в тучах была яркость. Они побледнели и теперь пылали, словно
загораживали солнце. Даже пока я смотрел, было воспринимаемое глазом
просветление.
       – Что это он теперь затеял? – спросил Чантрис.
       – Насколько я могу судить – ничего, – ответила Фиона. – Я не верю,
что это его рук дело.
       – Тогда чье же?
       Не было никакого ответа, что я мог расслышать.
       Я следил, как тучи становились все ярче. Самая большая и яркая из них
закружилась так, словно ее взболтали. Внутри нее метались, выстраиваясь,
силуэты. Контур начал принимать форму.
       Подо мной на поле шум битвы уменьшился. Сама гроза онемела, когда
возникло видение. Что-то определенно формировалось над нашими головами –
черты огромного лица.
       – Сказано же, я не знаю, – услышал я слова Фионы в ответ на что-то
невнятно произнесенное.
       Прежде, чем оно кончило обретать форму, я понял, что в небе было лицо
отца. Ловкий этот фокус, и я к тому же понятия не имел, что он собой
обозначал.
       Лицо шевельнулось, словно он оглядывал нас всех. Там были морщины
напряжения и что-то вроде озабоченности в выражении его лица. Яркость еще
немного возросла, губы шевельнулись.
       Когда до меня дошел его голос, он был, скорее, на обычном разговорном
уровне, чем ожидаемым мною гулом.
       – Я отправляю вам это послание, – произнес он, – перед попыткой
ремонта Лабиринта. К тому времени, когда вы получите его, я уже преуспею
или потерплю неудачу. Оно будет предшествовать волне Хаоса, которая должна
сопровождать мою попытку. У меня есть причины считать, что эти усилия
окажутся для меня смертельными.
       Его глаза, казалось, пробежали по полю.
       – Радуйтесь или горюйте, – продолжал он. – Как вам угодно. Потому что
это либо начало, либо конец. Я отправлю Камень Правосудия Корвину, как
только кончу пользоваться им. Я поручил ему донести его к месту
столкновения. Все ваши усилия будут напрасны, если нельзя будет отвратить
волну Хаоса. Но в том месте с помощью Камня Корвин сумеет сохранить вас,
пока она не пройдет.
       Я услышал смех Бранда, теперь он казался совершенно обезумевшим.
       – С моим уходом, – продолжал голос, – проблема наследования переходит
к вам. У меня были на этот счет свои пожелания, но теперь я вижу, что они
были бесплодными. Следовательно, у меня нет иного выбора, кроме как
оставить это на роге Единорога. Дети мои, не могу сказать, что я целиком
доволен вами, но, думаю, это взаимно. Да будет так! Я оставляю вас со
своим благословением, которое больше, чем формальность. А теперь я иду
пройти Лабиринт. Прощайте!..
       Затем его лицо начало таять и яркость вытекла из тучи. Еще немного, и
она пропала, на поле пала неподвижность.
       – ...и, как видите, – услышал я слова Бранда, – у Корвина Камня нет.
Бросайте оружие и убирайтесь к чертям отсюда! Или сохраните его и
убирайтесь. Оставьте меня в покое. У меня много дел!
       – Бранд, – сказала Фиона. – Ты можешь сделать то, чего он хотел от
Корвина? Можешь ты воспользоваться им, чтобы заставить эту штуку миновать
нас?
       – Мог бы, если б взялся, – сказал он. – Да, я мог бы отвернуть ее в
сторону.
       – Ты будешь герой, если это сделаешь, – мягко проговорила она. – Ты
заслужишь нашу благодарность. Все прошлые ошибки будут прощены. Мы...
       Он начал дико хохотать.
       – Ты просишь меня? – заржал он. – Ты, которая оставила меня в той
башне, которая всадила нож мне в бок? Спасибо тебе, сестрица, это очень
любезно с твоей стороны – простить меня, но извини меня, если я откажусь.
       – Ладно, – вмешался Рэндом. – Чего же ты все-таки хочешь? Извинений?
Богатств и сокровищ? Важного поста? Всего этого? Оно твое. Но ты играешь в
глупую игру. Давай покончим с ней и отправимся домой, притворившись, что
все это было дурным сном.
       – Ну, давай покончим с ней, – откликнулся Бранд. – Вы сделаете это,
бросив все свое оружие. Потом Фиона освободит меня от своих чар, вы все
делаете поворот кругом и на север, шагом марш. Вы делаете это, либо я убью
Дейдру.
       – Тогда, я думаю, тебе лучше начать, убить ее и быть готовым драться
со мной, – ответил Рэндом. – Потому что она все равно умрет, если мы
позволим тебе поступить по-своему. Все из нас умрут.
       Я услышал смешок Бранда.
       – Вы серьезно думаете, что я собираюсь позволить вам умереть? Я
нуждаюсь в вас – время такое – во всех вас, кого смогу спасти. Будем
надеяться, и Дейдру тоже. Вы – единственные, кто сможет оценить мой
триумф. Я сохраню вас несмотря на то всеобщее разрушение, что вот-вот
начнется.
       – Я тебе не верю, – заявил Рэндом.
       – Тогда остановись на минутку и подумай об этом. Ты знаешь меня
достаточно хорошо, чтобы знать, что я хочу ткнуть вас в это носом. Вы мне
нужны как свидетели того, что я сделаю. В этом смысле мне потребуется ваше
присутствие в моем новом мире. А теперь убирайтесь отсюда.
       – Ты будешь иметь, что хочешь, – начала было Фиона, – плюс нашу
благодарность, если только...
       – Прочь!
       Я знал, что не смогу больше медлить. Я должен был сделать свой ход. Я
также знал, что не смогу вовремя добраться до него. У меня не было иного
выбора, кроме как попытаться использовать Камень, как оружие против него.
       Я потянулся и ощутил его присутствие. Я закрыл глаза и вызывал свои
силы.
       Горячо. Горячо. Он жжет тебя, Бранд. Он заставляет каждую молекулу
вибрировать в твоем теле, все быстрее и быстрее. Ты вот-вот станешь
человеком-факелом.
       Я услышал его вопль.
       – Корвин! – взревел он. – Прекрати это! Где бы ты ни был! Я убью ее!
Смотри!
       Все еще приказывая Камню жечь его, я поднялся на ноги. Я бросил на
него бешеный взгляд через разделяющее нас пространство. Его одежда начала
тлеть.
       – Прекрати это! – завопил он и, подняв нож, резанул Дейдру по лицу. Я
пронзительно закричал и перед глазами у меня все поплыло. Я потерял
контроль над Камнем, но Дейдра, с окровавленной левой щекой, вонзила зубы
ему в руку, когда он попытался снова порезать ее. Затем одна рука ее
освободилась и она двинула ему локтем по ребрам и попыталась вырваться.
       Как только она двинулась, как только ее голова опустилась, мелькнула
серебряная молния. Бранд охнул и выпустил кинжал. Стрела пронзила ему
горло. Спустя мгновение за ней последовала другая и торчала из его груди
немного правее Камня.
       Он сделал шаг назад и издал булькающий звук, да только не было места,
куда он мог шагнуть с края бездны.
       Его злая гримаса пропала. Глаз широко раскрылся, когда он начал
валиться. Затем его правая рука метнулась вперед и схватила за волосы
Дейдру. Я тогда бежал, крича, но знал, что не смогу вовремя добраться до
них.
       Дейдра взвыла, на ее залитом кровью лице появилась гримаса ужаса, и
она протянула ко мне руку...
       Затем Бранд, Дейдра и Камень перевалились за край и упали, пропали из
виду, исчезли...
       Я считаю, что попытался броситься за ними следом, но Рэндом схватил и
удержал меня. В конце концов, ему пришлось меня ударить, и все
прекратилось...


       Когда я пришел в себя, я лежал на каменистой земле, подальше от края
того места, где я упал. Кто-то подложил мне под голову плащ вместо
подушки. Первое, что я увидел, это поворачивающееся небо, напомнившее мне
почему-то мой сон о колесе, в тот день, когда я встретил Дару. Я мог
чувствовать других вокруг меня, слышать их голоса, но сперва не
поворачивал головы. Я просто лежал там и смотрел на Мандалу в небесах и
думал о своей потере. Дейдра... Она значила для меня больше, чем вся семья
вместе взятая. Я ничего не мог с этим поделать. Так уж оно было. Сколько
раз я желал, чтобы она не приходилась мне сестрой. И все же я примирился с
реальностью нашей ситуации. Чувства мои никогда не изменятся, но... теперь
она исчезла, и эта мысль значила для меня больше, чем грозящее уничтожение
мира.
       И все же я должен был сейчас увидеть, что происходило. С
исчезновением Камня все было кончено. И все же... Я потянулся, пытаясь
ощутить его присутствие, где бы он ни был, но ничего не было. Тогда я
начал подыматься, чтоб посмотреть, насколько далеко продвинулась волна, но
чья-то рука толкнула меня обратно.
       – Отдыхай, Корвин, – это был голос Рэндома. – Ты раздавлен. У тебя
такой вид, словно ты прошел через ад. Ты теперь ничего не можешь сделать.
Не волнуйся.
       – Какая разница от состояния моего здоровья, – огрызнулся я. – В
скором времени это не будет иметь значения.
       Я снова стал подыматься и на этот раз рука двинулась поддержать меня.
       – Ладно, тогда, – согласился он. – Не то чтобы на многое стоило
смотреть.
       Я полагаю, он был прав. Бой, похоже, кончился, за исключением
немногих изолированных очагов сопротивления врага, а их быстро окружали,
их защитников быстро убивали или брали в плен, все двигались в этом
направлении, отходя перед наступающей волной, достигшей противоположного
конца поля. Вскоре на нашей высоте будут появляться все уцелевшие с обоих
сторон. Я посмотрел, что творилось позади нас. Никаких новых сил не
приближалось со стороны Цитадели. Не могли бы мы отступить в то место,
когда волна доберется, наконец, сюда, к нам? И что тогда? Бездна казалась
конечным ответом. "Скоро, – прошептал я, думая о Дейдре. – Скоро". Почему
бы и нет?
       Я следил за грозовым фронтом: сверкающим, трансформирующимся. Да,
скоро. С Камнем, пропавшим вместе с Брандом. Я произнес:
       – Бранд. Кто, в конце концов, достал его?
       – На это отличие претендую я, – проговорил знакомый голос, который я
не мог отождествить.
       Я повернул голову и уставился на него. Человек в зеленом сидел на
коне. Его лук и колчан лежали рядом с ним на земле. Он блеснул в мою
сторону злой улыбкой. Это был Каин.
       – Провалиться мне на этом месте, – сказал я, потирая челюсть. –
Забавный случай произошел со мной в пути на твои похороны.
       – Да, я слышал об этом, – он рассмеялся. – Ты когда-нибудь убивал сам
себя, Корвин?
       – В недавнее время не доводилось. Как ты сумел это сделать?
       – Прогулялся в нужное Отражение, подстерег там Отражение самого себя,
– объяснил он. – Он обеспечил труп, – он содрогнулся. – Жуткое это
ощущение, не из тех, которые я хотел бы повторить.
       – Но зачем? – недоумевал я. – Зачем подделывать свою смерть и
пытаться обвинить в ней меня?
       – Я хотел добраться до корня всех бед Эмбера. И уничтожить его. И
подумал, что для этого лучше всего уйти в подполье. Какой же лучший
способ, чем убедить всех, что я мертв? И, в конце концов, я преуспел, как
видишь, – он смолк. – Хотя я сожалею насчет Дейдры. Но у меня не было
выбора. Это был наш последний шанс. Я действительно не думал, что он
захватит ее с собой.
       Я отвел взгляд.
       – У меня не было выбора, – повторил он. – Я надеюсь, ты можешь это
видеть.
       Я кивнул.
       – Но почему ты пытался придать этому такой вид, словно тебя убил я?
       Тут подошли Фиона с Блейзом. Я приветствовал их обоих и повернулся к
Каину за ответом. Блейза я тоже хотел кое о чем спросить, но это могло и
подождать.
       – Ну? – сказал я.
       – Я хотел убрать тебя с дороги, – сказал он. – Я все еще думал, что
за всем этим стоишь ты. Ты или Бранд. До такой степени я сузил список. Я
думал даже, что может быть так, что вы оба в этом вместе – особенно, раз
он старался привезти тебя обратно.
       – Ты неправильно это понял, – вступил в разговор Блейз. – Бранд
пытался удержать его подольше, он знал, что к нему вернулась память, и...
       – Я понял, – ответил Каин. – Но в то время это выглядело так. Поэтому
я хотел вернуть Корвина в темницу, пока я ищу Бранда. Я тогда лежал тихо и
слушал по Картам, что говорил каждый, надеясь найти ключ к местонахождению
Бранда.
       – Вот об этом-то и говорил отец, – проговорил я.
       – Отец? – спросил Каин.
       – Он предполагал, что Карты подслушивают.
       – Не понимаю, как он мог узнать. Я научился быть в этом совершенно
пассивным. Я приучил себя сдавать их всех и касаться их всех слегка,
одновременно, ожидая появления. Когда оно возникало, я перемещал свою
внимательность на говоривших. Беря вас по одному, я обнаружил, что иногда
могу проникать в ваши мысли, когда вы сами не пользовались Картами – если
вы были достаточно отвлечены, а я не позволял себе никакой реакции.
       – И все же он узнал, – повторил я.
       – Это вполне возможно, – сказала Фиона, а Блейз кивнул. Рэндом
подошел поближе.
       – Что ты имел в виду, когда спросил про бок Корвина? –
поинтересовался он. – Как ты мог даже знать об этом, если ты...
       Каин кивнул. Я увидел Бенедикта и Джулиана в отдалении обращавшихся к
своим войскам.
       При молчаливом движении Каина, я забыл о них.
       – Ты? – прохрипел я. – Меня пырнул ты?
       – Выпей, Корвин, – Рэндом передал мне флягу. Там было разбавленное
вино. Я глотнул его. Жажда моя была огромна, но я остановился после
нескольких глотков, и попросил:
       – Расскажи мне об этом.
       – Ладно. Я обязан это сделать для тебя. Когда я узнал из мыслей
Джулиана, что ты вернул Бранда в Эмбер, то решил, что прежняя догадка была
правильной: вы оба с Брандом участвовали в этом. Это значило, что вас надо
уничтожить. Ночью я воспользовался Лабиринтом, чтобы проникнуть в твои
покои. Там я пытался убить тебя, но ты двигался слишком быстро и каким-то
образом сумел уйти по Карте.
       – Черт бы побрал твои глаза! – выругался я. – Если ты мог
прикоснуться к нашим мыслям, неужели ты не мог увидеть, что я не тот
человек, которого ты искал?
       – Я мог уловить только непосредственные мысли и реакции на ваше
окружение. И я слышал твое проклятие, Корвин, и оно сбылось. Я решил
убрать с дороги тебя и Бранда. Я знал, что он мог натворить, по его
действиям еще до твоего возвращения. Но в то время я не мог добраться до
него, из-за Жерара. Потом он начал становиться сильнее. Я сделал позже
одну попытку, но она не удалась.
       – Когда это было? – спросил Рэндом.
       – Это была та, в которой обвинили Корвина. Я замаскировался. На
случай, если он сумеет отделаться легким ранением, как Корвин. Я не хотел,
чтобы он знал, что я все еще действую. Я воспользовался Лабиринтом, чтобы
спроецировать себя в его покои, я пытался прикончить его. Мы оба были
ранены – пролилось много крови – но он тоже сумел убраться по Карте. Потом
я, не так давно, вступил в контакт с Джулианом и присоединился к нему в
этой битве, потому что Бранд был просто обязан появиться здесь. Я сделал
несколько стрел с серебряными наконечниками, потому что более чем
наполовину был убежден, что он не был больше похож на остальных из нас. Я
хотел убить его быстро и сделать это издали. Я напрактиковался в стрельбе
и отправился искать его. И, наконец, нашел. Теперь все говорят, что я был
неправ насчет тебя, так что твоя стрела останется неиспользованной.
       – Премного благодарен.
       – Я, может быть, даже обязан извиниться перед тобой.
       – Это было бы мило.
       – С другой стороны, я думаю, что был прав. Я делал это, чтобы спасти
остальных.
       Я так и не получил извинений Каина, потому что тогда пение трубы,
казалось, заставило вздрогнуть весь мир – неведомо с какого направления,
громкое, продолжительное. Мы заметались кругом, ища источник.
       Каин встал и указал:
       – Вот!
       Мои глаза последовали за его жестом. Занавес грозового фронта был
прерван на северо-западе, в точке, где из него появилась Черная Дорога.
Там появился призрачный всадник на черном коне и затрубил в свой рог.
Прошло некоторое время, прежде чем до нас донеслись новые ноты. Спустя
несколько мгновений еще два трубача – тоже бледные и верхом на черных
жеребцах – присоединились к нему. Они подняли свои рога и добавили
звучности.
       – Что это может быть? – спросил Рэндом.
       – По-моему, я знаю, – сказал Блейз, а Фиона кивнула.
       – Что же тогда? – спросил я.
       Но они мне не ответили. Всадники снова начали двигаться, проезжая по
Черной дороге, а за ними появились новые.




       12



       Я следил. На высотах вокруг меня царило великое безмолвие. Все войска
остановились и смотрели на процессию. Даже пленники с Двора, окруженные
сталью, обратили свое внимание в эту сторону.
       Возглавляемая бледными трубачами, выехала масса всадников, верхом на
белых жеребцах, неся знамена, некоторые из которых я не узнал, позади
человека-существа, несшего эмберский штандарт с Единорогом. За ними
последовали новые музыканты, некоторые играли на таких инструментах, каких
я никогда прежде не видывал.
       За музыкантами маршировали рогатые, человекообразные существа в
светлых доспехах, длинные колонны их, и примерно каждый двадцатый нес
перед собой огромный факел, держа его высоко над землей.
       Тут до нас докатился глухой шум, медленный, ритмичный, возвеличенный
катящийся под нотами труб и звуками музыкантов, и я понял, что
солдаты-пехотинцы пели.
       Много времени, казалось, прошло, когда эта масса прошествовала по
тому черному пути через отдаленную дорогу ниже нас, и все же ни один из
нас не шелохнулся и ни один из нас не заговорил. Они прошли с факелами,
знаменами, музыкой и пением, и, наконец, они подошли к краю бездны и
продолжали идти по почти невидимому продолжению того темного большака, с
факелами, горящими теперь на фоне черноты, освещая им дорогу. Музыка стала
сильнее, несмотря на расстояние, со все новыми и новыми голосами,
добавлявшимися к тому хору, покуда авангард продолжал выступать из этого
сверкающего молниями грозового занавеса. Проходил случайный раскат грома,
но он не мог заглушить этого; ни напавшие ветры загасить хоть один факел,
насколько я мог видеть. Движение обладало гипнотическим воздействием.
Казалось, что я следил за процессией бессчетные дни, наверное, годы,
слушая мотив, который я теперь узнал.
       Вдруг через грозовой фронт пролетел дракон, и еще один, и еще.
Зелено-золотисто-черные, как старое железо, я наблюдал, как они парят на
ветрах, поворачивая головы, чтобы выпустить огненные вымпелы. Позади них
сверкали молнии и они были ужасающими и великолепными, и неисчислимого
размера. Под ними шло небольшое стадо белого рогатого скота, ревя и
выбивая дробь своими копытами. Среди них были всадники, щелкавшие длинными
черными бичами.
       Затем пошла процессия истинно звериных войск из Отражений, с которыми
Эмбер иногда торговал – тяжелых, чешуйчатых и когтистых – играя на
инструментах вроде волынок, чьи завывающие свисты доносились до нас с
трепетом и пафосом.
       Они промаршировали дальше и появились новые факельщики и новые войска
со своими цветами. Мы следили, как они проходят и улетают своей дорогой в
далекое небо, сияющая миграция светлячков, и их конечная Цитадель – та
черная, называемая Двором Хаоса.
       Шествию, казалось, нет конца, я потерял всякий счет времени, но
грозовой фронт, странное дело, не наступал, когда продолжалось все это. Я
даже несколько потерял свое чувство личности, настолько я был захвачен
процессией, проходящей мимо нас. Это, знал я, было событием, которое не
могло повториться никогда.
       Светлые летающие существа проносились над нами, а темные проплывали
повыше.
       Там были призрачные барабанщики, существа из прозрачного света и стая
летающих машин, я увидел всадников, облаченных во все черное, верхом на
самых разных зверях, крылатые драконы зависли в небе. И звуки – топот
копыт и ног, пение и завывание, барабаны и трубы – выросли в могучую
волну, омывавшую нас.
       Затем, когда мои глаза прошли вдоль этих шеренг, из сверкающего
занавеса появилась новая фигура. Это была повозка, вся задрапированная
черным, влекомая парой черных коней. В каждом углу появлялся посох,
пылавший голубым огнем, и на ней покоилось то, что могло быть только
гробом, завернутым в наш флаг с Единорогом. Возницей был горбун,
облаченный в пурпурно-оранжевые одежды, и даже на этом расстоянии я знал,
что это был Дворкин.
       "Значит, таким вот образом, – подумал я. – Не знаю почему, но это
как-то укладывается, укладывается, что ты теперь путешествуешь на прежнюю
Родину. Было многое, что я мог сказать тебе, пока ты жил, но мало было
когда-нибудь сказано правильных слов. Теперь все кончено, потому что ты
мертв. Так же мертв, как все те, кто ушел в это место до тебя, куда скоро
могут последовать остальные из нас. Я сожалею. Лишь после всех этих долгих
лет, когда ты принял другое лицо и облик, я, наконец, узнал тебя, стал
уважать, и даже стал относиться к тебе с симпатией – хотя и в этом образе
ты был хитрым старым ублюдком. Было ли ганелоновское "Я" все время
настоящим тобой или оно было еще одной формой, принятой ради удобства,
старый изменитель Облика? Я никогда не узнаю, но я хотел бы узнать, что
увидел тебя, наконец, таким, каким ты был, что я встретил того, к кому
относился с симпатией, кому мог доверять, и что это был ты. Я желал бы,
чтобы я смог узнать тебя лучше, но и на том спасибо..."
       – ...отец? – тихо произнес Джулиан.
       – Он хотел, чтобы его отвезли за Двор Хаоса в окончательную тьму,
когда, наконец, придет его время, – сказал Блейз. – Так мне однажды
рассказал Дворкин. За пределы Хаоса и Эмбера, в место, где никто не царит.
       – И так оно и есть, – сказала Фиона. – Но есть ли где-то порядок за
стеной, через которую они прошли? Или гроза будет продолжаться вечно? Если
он преуспел, она лишь приходящее явление и мы в безопасности. Но если
нет...
       – Это не имеет значения, – вмешался я, – преуспел он или нет, потому
что я преуспел.
       – Что ты имеешь в виду? – спросила она.
       – Я считаю, что он потерпел неудачу, – объяснил я. – Что он был
уничтожен прежде, чем сумел отремонтировать старый Лабиринт. Когда я
увидел приближение этой грозы, на самом деле я испытал часть ее, я
сообразил, что никак не смогу вовремя поспеть сюда с Камнем, который он
отправил мне после своих усилий. Бранд всю дорогу пытался отнять его.
Может это подало мне мысль. Это было самое трудное, что я когда-либо
делал, но я преуспел. Мир должен удержаться от распада, выживем ли мы или
нет. Бранд отнял у меня Камень как раз тогда, когда я завершил его. Но я
оправился от его нападения и сумел воспользоваться Лабиринтом, чтобы
спроецировать себя сюда. Так что Лабиринт по-прежнему существует, что бы
там еще ни произошло.
       – Но, Корвин, – спросила Фиона, – что если отец преуспел?
       – Я не знаю.
       – Я так понимаю, – сказал Блейз, – из того, что рассказал мне
Дворкин, что два различных Лабиринта не могут существовать в одной и той
же вселенной. Те, что в Рембе и на Тир-на Ног-те не в счет, будучи только
отражениями нашего...
       – Что же случиться? – спросил я.
       – Я думаю, что произойдет откол, основание нового существования
где-то.
       – Каким же будет его воздействие на наш собственный?
       – Либо всеобщая катастрофа, либо вообще никакого воздействия, –
высказала свое мнение Фиона. – Я могу доказать любой вариант.
       – Тогда мы вернулись прямо туда, откуда начали, – сказал я. – Либо
все должно вскоре развалиться, либо все должно устоять.
       – Кажется так, – согласился Блейз.
       – Это не имеет значения, если нас все равно не станет после того, как
эта волна доберется до нас, – рассудил я. – А она доберется.
       Я снова вернул свое внимание похоронному кортежу. За повозками
появились новые всадники, за которыми последовали марширующие барабанщики.
Затем вымпелы и факелы и длинные шеренги солдат-пехотинцев. Пение все еще
доносилось до нас, и далеко, далеко за бездной процессия, казалось, могла,
наконец, добраться до той темной цитадели.
       "Я так долго ненавидел тебя, в столь многом тебя винил. Теперь с этим
покончено и ничего из этих чувств не осталось. Вместо этого ты даже хотел,
чтобы я был королем, работа, для которой, как я теперь вижу, я не гожусь.
Я вижу, что я, в конце концов, что-то значил для тебя. Я никогда не скажу
другим. Достаточно знать мне самому. Но я никогда не смогу думать о тебе в
том же духе. Твой образ уже теряет четкость. Я вижу лицо Ганелона там, где
должно быть твое. Он был моим товарищем, он рисковал ради меня своей
головой. Он был тобой, но другим тобой – тобой, которого я не знал.
Сколько жен и врагов ты пережил? Много ли у тебя было друзей? Думаю, что
нет. Но было с тобой столько того, о чем мы ничего не знали. Я никогда не
думал, что увижу тебя, отошедшим в другой мир. Ганелон – отец – старый
друг и враг, я прощаюсь с тобой. Ты присоединишься к Дейдре, которую я
любил. Ты сохранил свою тайну. Покойся с миром, если такова твоя воля. Я
даю тебе эту увядшую розу, пронесенную мной через ад, бросив ее в бездну.
Я оставляю тебя розам и вывернутым цветам в небе. Я буду скучать по
тебе..."
       Наконец, долгое шествие подошло к концу, последние марширующие
появились из занавеса и двинулись прочь. Молнии все еще сверкали, дождь
все еще лил и громыхал гром. Но ни один член процессии, насколько я мог
вспомнить, не казался промокшим. Я стоял на краю бездны, наблюдая, как они
проходят. На моем плече лежала рука. Сколь долго она была тАм – не могу
сказать. Теперь, когда прохождение завершилось, я понял, что грозовой
фронт снова наступает.
       Вращение неба приносило, казалось, на нас больше темноты. Слева от
меня раздались голоса. Они, кажется, говорили долгое время, но я не слышал
их слов. Я понял, что весь дрожу, что у меня все болит, что я едва держусь
на ногах.
       – Пойди приляг, – предложила Фиона. – Семья и так достаточно
сократилась для одного дня.
       Я позволил ей увести меня от края, спросив:
       – Это действительно составляет какую-то разницу? Сколько у нас,
по-твоему, времени?
       – Мы не обязаны оставаться здесь и дожидаться ее, – ответила она. –
Мы перейдем через темный мост в Двор. Мы уже сломали их оборону. Гроза
может до туда не добраться. Она может остановиться здесь, у бездны. В
любом случае нам следует увидеть отбытие отца.
       Я кивнул.
       – У нас, кажется, будет мало выбора, кроме как быть послушными до
конца.
       Я улегся и вздохнул. Если что-нибудь, так я чувствовал себя еще
слабее.
       – Твои сапоги... – сказала она.
       – Да.
       Она стянула их. Мои ступни побаливали.
       – Спасибо.
       – Я достану тебе немного еды.
       Я закрыл глаза. И задремал. Слишком много образов играло у меня в
голове, чтобы составить связный сон. Не знаю, сколько это продолжалось, но
старый рефлекс привел меня в состояние бодрствование при звуке
приближающегося коня. Затем над моими ликами прошла тень.
       Я поднял взгляд и посмотрел на закутанного всадника, молчаливого,
неподвижного. Меня разглядывали.
       Я ответил таким же взглядом. Не было ни одного угрожающего жеста, но
в этом взгляде было чувство антипатии.
       – Вот лежит герой, – произнес мягкий голос.
       Я ничего не сказал.
       – Я сейчас могла бы легко убить тебя.
       Тут я узнал голос, хотя понятия не имел о причине таких чувств.
       – Я наткнулась на Бореля, прежде чем он умер, – сказала она. – Он
сказал, как подло ты взял над ним верх.
       Я ничего не смог с этим поделать, я не мог сдержать его. Сухой смешок
поднялся в моем горле. Из всех глупых вещей нашла из-за чего
расстраиваться. Я мог бы сказать ей, что Борель был намного лучше
экипирован и намного свежей, чем я, и что он подскакал ко мне, ища драки.
Я мог бы сказать ей, что не признаю правил, когда на кону моя жизнь, или
что не считаю войну игрой. Я мог бы сказать великое множество вещей, но
если она не знала уже их, они не составят ни малейшей разницы. Кроме того,
ее чувства были уже очевидными.
       Так что я просто сказал одну из великих ритуальных истин:
       – Во всякой истории есть больше, чем одна сторона.
       – Я решила выбрать ту, которую имею, – сказала она мне.
       Я подумал о пожатии плеч, но они у меня слишком болели.
       – Ты стоил мне двух самых важных людей в моей жизни.
       – О? Я огорчен за тебя, Дара.
       – Ты – не то, во что меня заставили поверить, я видела в тебе истинно
благородного человека – сильного, и все же понимающего и иногда немного
приверженного чести...
       Гроза, теперь уже намного ближе, сверкнула у нее за спиной. Я подумал
о чем-то пошлом и высказал это. Она пропустила это мимо ушей, словно и не
слышала меня.
       – Теперь я ухожу, – сказала она. – Обратно к своему собственному
народу. Вы пока что одержали победу, но вот там, – она показала в сторону
грозы, – находится Эмбер.
       Я мог только смотреть, не сводя глаз. Не на бушующие стихии, на нее.
       – Я сомневаюсь, чтобы там осталось что-то от моей верности стране,
чтобы я могла отречься от нее, – продолжала она.
       – А как насчет Бенедикта? – мягко спросил я.
       – Не... – начала было она и отвернулась. И затем, после молчания: – Я
не верю, что мы когда-нибудь встретимся вновь, – бросила она и конь унес
ее влево от меня, в направлении Черной Дороги.
       Циник мог бы решить, что она просто выбрала свой жребий быть с тем,
на что она теперь смотрела, как на победившую сторону, так как Двор Хаоса,
вероятно, уцелеет. Я же просто не знал. Я мог думать только о том, что
увидел под ее капюшоном. Это было не человеческое лицо.
       Но я повернул голову и смотрел ей вслед, пока она не исчезла. С
исчезновением Дейдры, Бранда и отца, а теперь и с расставанием с Дарой, в
таких отношениях, мир стал куда более пустым, что бы там от него ни
осталось.
       Я снова лег и вздохнул. Почему бы просто не остаться здесь, когда
отбыли другие, ждать, когда гроза окатит меня, и уснуть... и раствориться?
Я подумал о Хуги. Не переварил ли я его бегство от жизни так же, как и его
мясо? Я так устал, что это казалось самым легким курсом...
       – Вот, Корвин.
       Я снова задремал, хотя только на минуту. Фиона опять стояла рядом со
мной, вместе с пищей и флягой. С ней кто-то был.
       – Я не желала перебивать вашу аудиенцию, так что я подождала.
       – Ты слышала? – спросил я.
       – Нет. Но могу догадаться, поскольку она ускакала. Вот.
       Я проглотил немного вина, уделил свое внимание мясу, хлебу. Несмотря
на мое душевное состояние, они показались мне очень вкусными..
       – Мы скоро трогаемся, – сказала она, бросив взгляд на бушующий
грозовой фронт. – Ты можешь держаться в седле?
       – Думаю, что да, – сказал я.
       Я глотнул еще немного вина.
       – Но слишком много всего произошло, Фи, – сказал я ей. – Я
эмоционально онемел. Я вырвался из сумасшедшего дома на Отражении. Я
обманывал людей и убивал людей. Я отвоевывал свою память и пытался
поправить свою жизнь. Я нашел свою семью и обнаружил, что люблю ее. Я
примирился с отцом. Я сражался за корону. Я испробовал все, что знал,
чтобы удержать мир от распада. Теперь похоже, что все это ни к чему не
привело и у меня не осталось достаточно духу, чтобы скорбеть дальше. Я
онемел. Прости меня.
       Она поцеловал меня.
       – Мы еще не разбиты, ты снова станешь собой, – сказала она.
       Я покачал головой.
       – Это вроде последней главы "Алисы", – сказал я. – Если я крикну: "Мы
всего навсего ведь колода Карт!", то чувствую, что все мы подымаемся в
воздух и полетим, набором разрисованных картинок. Я не еду с вами.
Оставьте меня здесь. В любом случае я всего лишь Джокер.
       – Прямо сейчас я сильнее, чем ты, – заметила она. – Ты едешь.
       – Это нечестно, – мягко заметил я в ответ.
       – Приканчивай еду. Время еще есть.
       Когда я это сделал, она продолжила:
       – Твой сын, Мерлин, ждет встречи с тобой. Я хотела бы позвать его
сейчас сюда.
       – Пленник?
       – Не совсем. Он не участвовал в битве. Он просто прибыл не так давно,
прося встречи с тобой.
       Я кивнул и она ушла. Я забросил еду и сделал еще один большой глоток
вина. Я попросту стал нервничать. Что бы вы сказали взрослому сыну, о
существовании которого лишь недавно узнали? Я терялся в догадках, насчет
его чувств ко мне. Я гадал, знал ли он о решении Дары? Как мне следует
вести себя с ним?
       Я следил, как он приближается ко мне от места, где скопились мои
родственники, дальше влево от меня. Я гадал, почему они так вот
предоставили меня самому себе. Чем больше визитеров я принимал, тем
очевиднее это становилось. Я гадал, не задерживаются ли они с отправлением
из-за меня. Влажные ветры грозы становились все сильней. Он глядел на меня
во все глаза, когда подходил, без всякого особого выражения на этом лице,
так сильно похожим на мое собственное. Я гадал, как теперь чувствует себя
Дара, когда ее пророчество о разрушении, кажется, исполнилось. Я хотел бы
знать, как сложились ее отношения с этим парнем. Я хотел бы знать... много
чего.
       Он нагнулся вперед и сжал мне руку.
       – Отец... – произнес он.
       – Мерлин... – я посмотрел ему в глаза. Я поднялся на ноги, все еще
держа его руку.
       – Не вставай.
       – Да. Ладно, – я прижал его к себе, а затем отпустил. – Я рад. Выпей
со мной, – я предложил ему вина, частично чтоб прикрыть свое отсутствие
слов.
       – Спасибо.
       Он взял флягу, отпил немного, и отдал обратно.
       – Твое здоровье, – сказал я и пригубил сам. – Сожалею, что не могу
предложить тебе кресло.
       Я опустился на землю, он сделал то же самое.
       – Никто из других, кажется, не знает, что именно ты сделал, – сказал
он. – Кроме Фионы, которая сказала только, что дело это было очень
трудное.
       – Не имеет значения, – отмахнулся я. – Я рад, что сумел добраться
сюда, если и не по какой иной причине, чем эта. Расскажи мне о себе,
сынок. Каков ты? Как обошлась с тобой жизнь?
       Он отвел взгляд.
       – Я прожил недостаточно долго, чтоб сделать слишком много.
       Мне было любопытно, обладал ли он способностью менять облик, но я
воздержался от вопросов на эту тему. Нет смысла искать наши различия,
когда я только встретился с ним. Я сказал:
       – Я понятия не имею, на что это похоже. Вырасти при Дворе.
       Он в первый раз улыбнулся.
       – А я понятия не имею, на что это было бы похоже в любом другом
месте. Я был достаточно отличным от других, чтобы быть предоставленным
самому себе. Меня обучали обычным вещам, каким положено знать дворянину –
магии, оружию, ядам, верховой езде, танцам. Мне говорили, что в один
прекрасный день я буду править в Эмбере. Это больше не истинно, не так ли?
       – В предвиденном будущем это кажется не слишком вероятным, –
подтвердил я.
       – Хорошо, – ответил он. – Это – единственное, чего я не хочу делать.
       – А что ты хочешь делать?
       – Я хочу пройти Лабиринт в Эмбере и приобрести власть над
Отражениями, как мать, так, чтобы я мог погулять там, посмотреть
незнакомые достопримечательности и делать разные вещи. Ты думаешь, смогу?
       Я пригубил еще вина и передал флягу ему.
       – Вполне возможно, что Эмбер больше не существует. Все зависит от
того, преуспел ли твой дед кое в чем, что он попытался сделать – а его
больше нет, чтобы рассказать нам, что случилось. Но так или иначе,
Лабиринт есть. Если мы переживем эту грозу, я обещаю тебе, что найду тебе
новый Лабиринт, дам тебе наставления и прослежу, как ты пройдешь его.
       – Спасибо, – поблагодарил он. – А теперь ты не расскажешь мне о своем
путешествии сюда?
       – Позже, – пообещал я ему. – Что тебе рассказывали обо мне?
       Он отвел взгляд.
       – Меня учили многого не любить в Эмбере. Тебя меня научили уважать,
как отца, но мне всегда напоминали, что ты был на стороне врага, – и снова
пауза. – Я помню тот раз в дозоре, когда ты явился в это место и я
обнаружил тебя, после твоей схватки с Кваном. Мои чувства были смешанными.
Ты только что убил того, кого я знал, и все же – я вынужден был
восхититься тем, как ты держался. Я увидел свое лицо в твоем собственном.
Я захотел узнать тебя получше.
       Небо полностью провернулось и над нами была теперь тьма. Это
подчеркивало постоянное наступление сверкающего молниями грозового фронта.
Я нагнулся вперед и, протянув руку к сапогам, принялся натягивать их.
Скоро придет время начинать наш отход.
       – Нам придется продолжить разговор на твоей родной земле, – сказал я.
– Близится время бежать от грозы.
       Он повернулся и оглядел стихии, а затем снова посмотрел через бездну.
       – Я могу вызвать пленочную дорожку, если пожелаешь.
       – Один из тех дрейфующих мостов, по которому ты подъехал в тот день
нашей встречи?
       – Да, – ответил он. – Они очень удобны. Я...
       С направления моих собравшихся родственников, донесся крик. Когда я
посмотрел на них, ничего угрожающего, кажется, не собиралось возникнуть.
Поэтому я поднялся на ноги и сделал несколько шагов к ним, а Мерлин
поднялся и последовал за мной.
       И тут я увидел ее, белая фигура, казалось, хватавшая воздух и
поднимавшаяся из бездны. Ее передние копыта ударили о край пропасти и она
прошла вперед, а затем встала не двигаясь, оглядывая нас всех: наш
Единорог.




       13



       На мгновение моя боль усталость слетели прочь. Я ощутил крошечный
прилив чего-то вроде надежды, когда рассматривал стоящую перед нами
изящную фигуру. Часть меня хотела броситься вперед, но другая моя часть,
что-то намного более сильное, держала меня неподвижным, ждущим.
       Сколько мы так простояли – не могу сказать. Ниже, на склонах, войска
готовились к путешествию. Пленных связали, лошадей нагрузили, снаряжение
приторочили. Но эта огромная армия, наводившая на ходу порядок в своем
механизме, вдруг остановилась. Было неестественным, что все они так быстро
узнали, но все головы, которые я мог видеть, были повернуты в этом
направлении, к Единорогу, на краю пропасти, обрисовывающемуся на фоне
этого дикого неба.
       Я вдруг осознал, что ветер, дувший мне в спину, стих, хотя гром
продолжал греметь и взрываться, а сверкающие молнии отбрасывать передо
мной пляшущие тени.
       Я подумал о другом разе, когда я увидел Единорога – при эксгумации
тела Отражения Каина, в день, когда я проиграл схватку с Жераром. Я
подумал о слышанных мной рассказах... не мог ли он и в самом деле помочь
нам Единорог?
       Единорог сделал шаг вперед и остановился. Он был таким прелестным
существом, что я как-то приободрился от одного его вида. Он, однако,
возбуждал своего рода щемящее чувство. Красота его была столь совершенна,
что ее следовало принимать в целых дозах.
       И я каким-то образом мог чувствовать неестественный разум в этой
голове. Я очень сильно хотел прикоснуться к нему, но знал, что не могу.
       Он бросил кругом взгляд, глаза его случайно остановились на мне и я
отвел взгляд, если бы смог. Это было, очевидно, невозможно, и я ответил на
этот взгляд, в котором было понимание, до которого мне было не подняться.
Впечатление было такое, словно он все знал обо мне, и в этот же миг постиг
все недавно пережитое мной: видя, понимая, возможно, сочувствуя. На
мгновение я почувствовал, что увидел там отразившееся от жалости и сильной
любви – и, наверное, оттенок юмора. Затем голова его повернулась и взгляд
прервался. Я невольно вздохнул. В тот момент мне почудилось, как при
вспышке молнии что-то сверкнуло на его шее.
       Он приблизился еще на шаг и теперь смотрел на толпу моих
родственников, к которым я двигался. Он опустил голову и издал тонкое
ржание, топнув по земле правым передним копытом.
       Я почувствовал рядом с собой Мерлина. Я подумал о том, что я потеряю,
если все это кончится здесь.
       Он сделал еще несколько танцующих шагов, вскинул голову и опустил ее.
Казалось, ему не по душе мысль приблизиться к такой большой группе людей.
       При следующем его шаге я снова увидел сверкание, и опять. Крошечная
искорка красного сияла сквозь его шерсть, чуть пониже шеи. Он носил Камень
Правосудия. Как он его вновь обрел? Я понятия не имел. И это не имело
значения. Если он просто предоставит его, я чувствовал, что могу сломить
грозу – или, по крайней мере, защитить нас от этой ее части, пока она
минует.
       Но одного того взгляда было достаточно. Он больше не обращал на меня
внимания. Медленно, осторожно, словно готовый стремглав унестись прочь при
малейшем беспокойстве, он подошел к месту, где стояли Джулиан, Рэндом,
Блейз, Фиона, Льювилла, Бенедикт и несколько вельмож.
       Мне тогда бы следовало сообразить, что происходит, но я не сообразил.
Я просто следил за движениями гладкого животного, когда он находил себе
дорогу вперед, проходя по периферии группы.
       Он снова остановился и опустил голову, затем тряхнул гривой и упал на
передние колени. Камень Правосудия свисал с его витого золотистого рога.
Кончик его рога почти касался лица того, перед которым он опустился на
колени.
       Я вдруг увидел перед своим мысленным взором лицо отца в небесах, и
его слова вернулись ко мне: "С моим уходом проблема наследования переходит
к вам... У меня нет иного выбора, кроме как оставить это на роге
Единорога."
       По группе пробежал ропот, и я понял, что эта мысль, должно быть,
пришла в голову и другим. Единорог, однако, не шелохнулся при этом
беспокойстве, а остался мягкой белой статуей, казалось, даже не дышавшей.
       Рэндом протянул руку вперед и снял Камень с его рога. До меня донесся
его шепот:
       – Благодарю тебя, – сказал он.
       Джулиан вынул свой меч из ножен и, опустившись на колени, положил его
к ногам Рэндома. Затем Блейз, Бенедикт, Каин, Фиона и Льювилла. Я подошел
и присоединился к ним. Так же поступил и мой сын.
       Долгое время Рэндом стоял молча.
       – Я принимаю вашу присягу, – наконец, сказал он. – А теперь
вставайте, все вы.
       Когда мы поднялись, Единорог повернулся и стремглав унесся по склону
вниз, в несколько мгновений скрылся из виду.
       – Я никак не ожидал, что произойдет что-нибудь подобное, – проговорил
Рэндом, все еще держа Камень на уровне глаз. – Корвин, ты можешь взять эту
штуку и остановить ту грозу?
       – Он теперь твой, – ответил я. – И я не знаю, насколько обширно это
волнение. Мне приходит в голову, что в своем нынешнем состоянии я не смогу
продержаться достаточно долго, чтобы сохранить нас всех в безопасности. Я
думаю, что это должно стать твоим первым актом царствования.
       – Тогда тебе придется показать, как с ним работать. Я думал, что для
осуществления настройки нужен Лабиринт.
       – Думаю, что нет. Бранд указывал, что личность, уже настроенная,
может настроить другую. Я с тех пор немного поразмыслил над этим и считаю,
что знаю, как к этому подойти. Давай отойдем куда-нибудь в сторонку.
       – Ладно. Пошли.
       В его голосе и осанке уже появилось что-то новое. Неожиданная роль,
кажется, немедленно начала совершать свои изменения. Я гадал, каким
королем и королевой станут он и Виала. Слишком много. Мой мозг чувствовал
себя разъединившимся. Слишком многое случилось слишком недавно. Я не мог
вместить все последние события в один кусок мышления. Я просто хотел
уползти куда-нибудь и спать круглые сутки. Вместо этого я последовал за
ним, к месту, где все еще тлел небольшой костер.
       Он разворошил угли и подбросил в него дюжину палок. Затем уселся
поближе к нему и кивнул мне. Я подошел к нему и сел рядом.
       – Насчет этого королевского дела, – сказал он. – Что мне делать, оно
застало меня совершенно неподготовленным.
       – Делать? Вероятно, очень хорошую работу.
       – Как ты думаешь, было очень много недовольных?
       – Если и были, то не проявились. Ты был хорошим выбором, Рэндом. В
последнее время столько всего произошло... Отец в самом деле служил нам
каменной стеной, может быть, больше, чем было благом для нас. Трон явно не
сахар. У тебя впереди немало тяжелых трудов. Я думаю, многие пришли к
пониманию этого.
       – А ты сам?
       – Я хотел его только из-за Эрика. Я то время я не понимал этого, но
это правда. Он был выигранной фишкой в игре, в которую мы играли. Целью
вендетты, в самом деле. И я убил бы его ради него. Теперь я рад, что он
нашел другой способ умереть, у нас с ним было больше сходства, чем
различий. Это я тоже понял лишь много позже. Но после его смерти я все
время находил причины, чтобы не занимать трона. Наконец, до меня дошло,
что он был тем, что я действительно не хотел. Нет. Ты желанен на нем.
Правь хорошо, брат. Я уверен, что так будет.
       – Если Эмбер еще существует, – сказал он спустя некоторое время. –
Ладно. Давай займемся этим делом с Камнем. А то гроза, кажется, подходит
неудобно близко.
       Я кивнул и взял Камень из его пальцев. Я держал его за цепь, с огнем
костра позади него. Свет проходил сквозь него. Его внутренности казались
четкими.
       – Нагнись поближе и гляди в Камень вместе со мной, – указал я.
       Он сделал это. Пока мы оба всматривались в Камень, я велел ему:
       – Думай о Лабиринте.
       И сам стал думать, стараясь вызвать в памяти его петли и витки, его
бледные пылающие линии. Я, казалось, заметил легкий изъян неподалеку от
центра Камня. Я рассматривал его, думая о поворотах, изгибах, вуалях... Я
вообразил ток, лившийся через меня каждый раз, когда я пробовал пройти
этим сложным путем.
       Несовершенство в Камне стало более отчетливым. Я наложил на него свою
волю, вызывая его во всей своей полноте, четкости, когда это произошло, ко
мне пришло знакомое ощущение. Это было то, которое пришло ко мне в тот
день, когда я сам настраивался на Камень. Я лишь надеялся, что я был
достаточно силен, чтобы еще раз пройти это испытание.
       Я протянул руку и схватил Рэндома за плечо.
       – Что ты видишь? – спросил я его.
       – Что-то вроде Лабиринта, только он кажется трехмерным. Он находится
на дне красного моря.
       – Тогда идем со мной, – сказал я. – Мы должны войти в него.
       Снова то ощущение движения, сперва дрейфа, потом падения со все
увеличивающейся скоростью, к никогда полностью не видимым извилинам
Лабиринта внутри Камня. Усилием воли я повлек нас вперед, чувствуя рядом с
собой присутствие брата, и окружающее нас рубиновое пылание потемнело,
становясь чернотой ясного ночного неба. Этот особый Лабиринт рос с каждым
глухим ударом сердца. Каким-то образом этот процесс казался легче, чем был
ранее – наверное, потому, что я был уже настроен.
       Чувствуя рядом с собой Рэндома, я повлек его за собой, когда этот
знакомый узор вырос и его начальный пункт стал явным. Когда мы снова
двинулись в этом направлении, я снова попытался объять целостность этого
Лабиринта и опять заблудился в том, что казалось извилинами его добавочных
измерений. Великие узлы и спирали и кажущиеся скрученными в кривые узоры.
Меня охватило испытанное ранее чувство благоговейного ужаса, и откуда-то
поблизости я его осознал и в Рэндоме тоже.
       Мы добрались до начала и были вовлечены в него. Вокруг нас повсюду
мерцающая яркость, с проблесками искр, когда нас вплетало в матрицу света.
На этот раз мой ум был целиком поглощен этим процессом и Париж казался
далеким-предалеким...
       Подсознательная память напомнила мне о более трудных участках, и
здесь я употребил свою волю, чтобы построить наше продвижение по этому
головокружительному пути, беззаботно черпая силы у Рэндома, чтобы ускорить
этот процесс. Это было все равно, что странствовать по светящимся
внутренностям огромной, со сложными извилинами морской раковине. Только
наше прохождение было беззвучным, а мы сами – бестелесными точками разума.
       Наша скорость по-прежнему возрастала, как и мозговая боль, которую я
не помнил по прежнему пересечению узора. Наверное это было связано с моей
усталостью или с желанием ускорить дело. Мы проламывались сквозь барьеры,
нас окружали постоянно текущие стены яркости. Теперь я почувствовал, что
слабею и у меня растет головокружение. Но я не мог себе позволить роскошь
потерять сознание, и не мог разрешить нам двигаться медленнее при грозе
столь близко, как я ее помнил. Снова я с сожалением зачерпнул сил у
Рэндома, на этот раз просто, чтобы удержать нас в игре. Мы понеслись
вперед.
       На этот раз я не испытывал щекочущего, огненного ощущения, будто я
каким-то образом обретаю форму. Это, должно быть, было воздействием моей
настройки. Мое прежнее прохождение через него, могло дать мне некоторый
иммунитет.
       После безвременного интервала, мне показалось, что Рэндом
спотыкается. Наверное, я выкачал слишком много его энергии. Я начал
гадать, оставлю ли я ему достаточно сил для манипулирования грозой, если я
дальше буду опираться на него. Я решил не черпать из него ресурсов больше,
чем уже вычерпал. Мы проделали уже большой путь. Он сможет продолжать и
без меня, если дойдет до этого. Теперь мне просто придется держаться,
насколько хватит сил. Лучше пропасть здесь мне, чем нам обоим. Мы
понеслись дальше, мои чувства бунтовали, головокружение повторялось вновь
и вновь. Мы, казалось, приближались к концу, когда началось затемнение,
которое, как я знал, не являлось частью испытанного мной ранее. Я боролся
с паникой. Без толку. Я почувствовал что выскальзываю. Так близко! Я был
почти уверен, что мы кончили... Передо мной все поплыло. Последним
ощущением было знание озабоченности Рэндома...
       Меж моих ступней мерцало оранжево-красным. Свет был окружен тьмой
и...
       Были голоса, знакомые... Все прояснилось, я лежал на спине, ногами к
костру.
       – Все в порядке, Корвин, все.
       Говорила Фиона, я повернул голову. Она сидела рядом со мной на земле.
       – Рэндом... – произнес я.
       – С ним тоже все в порядке, отец, – Мерлин сидел справа от меня.
       – Что случилось?
       – Рэндом принес тебя обратно, – сообщила Фиона.
       – Настройка сработала?
       – Он думает, что да.
       Я попытался сесть. Она попробовала было толкнуть меня обратно, но я
все равно сел.
       – Где он?
       Она показала глазами. Я посмотрел и увидел Рэндома. Он стоял метрах в
тридцати, спиной к нам, на скальном карнизе, лицом к грозе. Она была
теперь очень близко и ветер рвал его одежду. Перед ним сверкали и
скрещивались молнии. Почти непрерывно гремел гром.
       – Сколько он был там? – спросил я.
       – Всего лишь несколько минут, – ответила Фиона.
       – Именно столько времени прошло с нашего возвращения?
       – Нет. Ты был без сознания довольно долго. Рэндом сперва поговорил с
другими, а потом велел войскам отойти. Бенедикт отвел их всех к Черной
Дороге. Они переправляются.
       Я повернул голову. Вдоль Черной Дороги было движение, темная колонна,
направлялась к цитадели. Между нами проплывали прозрачные полосы, на
противоположном конце, вокруг темного корпуса вспыхнуло несколько искр.
Снова я испытал странное ощущение, что я побывал здесь давным-давно. Я
ухватился за призрачное воспоминание, оно исчезло.
       Я обыскал вокруг себя взглядом пронизываемый молниями мрак.
       – Все они ушли? – переспросил я ее. – Ты, я, Мерлин, Рэндом – мы
единственные, оставшиеся здесь?
       – Да, – подтвердила Фиона. – Ты желаешь теперь последовать за нами?
       – Я останусь здесь с Рэндомом.
       – Я знала, что ты это скажешь.
       Я поднялся на ноги, когда встала она. Также поступил и Мерлин. Она
хлопнула в ладоши и к ней иноходью подбежал белый конь.
       – Ты больше не нуждаешься в моей помощи. Так что я поеду и
присоединюсь к другим во Дворе Хаоса. Кони для вас привязаны у тех скал, –
показала она. – Ты едешь, Мерлин?
       – Я остаюсь со своим отцом и королем.
       – Да будет так. Я надеюсь вас скоро увидеть.
       – Спасибо, Фи, – поблагодарил я.
       Я помог ей сесть в седло и смотрел, как она ускакала. Я снова подошел
и сел у костра. Я наблюдал за Рэндомом, стоящем, не двигаясь, лицом к
грозе.
       – Тут осталось много еды и вина, – сказал Мерлин. – Можно мне
принести тебе кое-что?
       – Хорошая мысль.
       Гроза была так близко, что я мог спуститься к ней за пару минут. Я
еще не мог сказать, произвели ли какой-либо эффект усилия Рэндома. Я
тяжело вздохнул и дал своим мыслям разбрестись. Кончено. Тем или иным
образом, все мои усилия с Гринвуда были окончены.
       Больше нет нужды в мести. В никакой. У нас есть целый невредимый
Лабиринт, а, может быть, даже два. Причина всех наших бед, Бранд, был
мертв. Всякие остатки моего проклятия были стерты с лица земли
прокатившимися по Отражениям массированными конвульсиями. И я сделал все,
что в моих силах, чтобы компенсировать его. Я нашел друга в моем отце и
пришел к согласию с ним до его смерти. Мы получили нового короля, с
благословения Единорога, и поклялись ему в верности. Клятва казалась мне
искренней. Я помирился со своей семьей. Я чувствовал, что выполнил свой
долг, ничто теперь не угнетало меня, у меня иссякли причины и я был
настолько близок к миру и покою, насколько это возможно для меня. Со всем
этим позади меня я чувствовал, что если мне придется теперь умереть, то
это совсем не страшно. Я протестовал бы не так громко, как стал бы в любое
другое время.
       – Ты далеко отсюда, отец.
       Я кивнул, а затем улыбнулся. Я принял часть пищи и принялся есть. За
едой я следил за грозой. Все еще слишком рано быть уверенным, но казалось,
что она больше не наступала.
       Я слишком устал, чтобы спать, или что-то вроде этого. Все мои боли
попритихли и меня охватило удивительное онемение. Я чувствовал себя так,
словно был погружен в теплую вату. События и воспоминания продолжали
вращаться во мне, словно на часовом заводе. Это было, во многих
отношениях, восхитительное ощущение.
       Я кончил есть и развел костер. Я пригубил вина и наблюдал за грозой,
похожей на заиндевелое окно, поставленное перед фейерверком, жизнь
ощущалось хорошей. Если Рэндом преуспеет в отношении этой грозы, я завтра
поскачу во Двор Хаоса. Не могу сказать, что может ждать меня там. Наверно,
это может быть гигантская западня, засада, трюк. Я отбросил эту мысль.
Как-то прямо сейчас, это не имело значение.
       – Ты начал рассказывать мне о себе, отец.
       – Да? Я не помню. что я говорил.
       – Я хотел бы узнать тебя получше. Расскажи мне побольше.
       Я издал звук, имитирующий выстрел пробкой шампанского, и пожал
плечами.
       – Тогда это, – он сделал общий жест. – Весь этот конфликт, как он
развивался? Какова была твоя роль в нем? Фиона рассказала мне, что ты
много лет обитал в Отражении, потерял свою память. Как ты вернул ее? Как
отыскал других и вернулся в Эмбер?
       Я засмеялся. Еще раз посмотрел на Рэндома и грозу. Выпил вина.
Закутался в плащ от ветра.
       – Почему бы и нет? – сказал я тогда. – То есть, если ты способен
переваривать длинные истории... Я полагаю, что лучше всего начать с
частного госпиталя в Гринвуде, на Отражении Земля, где проходила моя
ссылка... Да...




       14



       Небо повернулось и снова повернулось, пока я рассказывал. Стоящий
против грозы Рэндом, успешно боролся с ней. Она разломилась перед нами,
словно разрубленная топором великана. Она откатилась назад, по обе
стороны, выметаясь на север и на юг, тая, уменьшаясь, исчезая. Маскируемый
ею ландшафт уцелел, а с ней ушла Черная Дорога. Мерлин, однако, говорил
мне, что это не проблема, потому что когда придет время переправиться, он
вызовет полосу паутины.
       Рэндом теперь уехал. Свалившееся на него напряжение было огромным.
Отдыхая, он больше не выглядел таким, каким был однажды – нахальным
младшим братом, которого мы так любили помучить – потому что на лице его
были морщины, которых я никогда раньше не замечал, признаки некоторой
глубины, на которую я не обращал внимания. Наверное, мое видение было
расцвечено недавними событиями, но он казался как-то благороднее и
сильней. Неужели новая роль творит какую-то алхимию? Назначенный
Единорогом, помазанный грозой, он, кажется, в самом деле обрел королевскую
осанку, даже во сне.
       Я поспал – так же, как дремлет теперь Мерлин – и мне приятно быть на
это короткое время, до его пробуждения, единственным пятном разума на этой
скале, у края Хаоса, глядеть назад на выживший мир, мир, подвергшийся
чистке, мир, который выдержит...
       Мы можем не успеть на похороны отца, его уплывание в какое-то
безымянное место за пределами Двора. Печально, но у меня отсутствовали
силы двигаться. И все же я видел прохождение его похоронного кортежа, и я
несу в себе многое от его жизни. Я сказал свое прощай. Он понял бы. И
прощай, Эрик! После всего этого времени я говорю это, таким вот образом.
Проживи ты столь долго, вся вражда между нами кончилась бы. Однажды мы
могли бы стать друзьями, раз исчезли все причины для борьбы. Из всех нас
мы были похожи больше, чем любая другая пара в семье. Кроме, в некоторых
отношениях, Дейдры и меня... Но слезы на этот счет были пролиты
давным-давно. Прощай еще раз, однако, любимая сестра, ты всегда будешь
жить в моем сердце.
       И ты, Бранд... Со злостью смотрю я на память, безумный брат. Ты чуть
не уничтожил нас. Ты почти опрокинул Эмбер с его насиженного насеста на
груди Колвира.
       Ты разбил бы вдребезги все Отражения. Ты почти сломал Лабиринт и
переделал вселенную по своему образу и подобию. Ты был безумным и злым, и
ты так близко подошел к решению своих желаний, что я даже сейчас дрожу. Я
рад, что ты сгинул, что стрела и бездна предъявили на тебя свои права, что
ты не омрачишь больше людских мест своим присутствием, не будешь гулять в
сладком воздухе Эмбера. Я желал бы, чтоб ты умер раньше. Хватит! Для меня
унизительно так размышлять. Будь мертвым и не тревожь больше моих мыслей.
       Я обращаюсь с вами, словно с колодой Карт, братья и сестры. Обобщать
так вот – так же болезненно, как потакать своим слабостям, но вы-я-мы,
кажется, изменились, и прежде чем я снова двинусь в путь, мне требуется
последний взгляд.
       Каин, я никогда не любил тебя, и все еще не доверяю тебе. Ты оскорбил
меня, предал меня, и даже пырнул меня. Забудем об этом. Мне не нравятся
твои методы, хотя на сей раз я не могу осуждать твою лояльность. Мир,
тогда. Пусть новое царствование начнется с мира между нами.
       Льювилла, ты обладаешь резервами характера, которые недавняя ситуация
не призвала тебя применить. За это я благодарен. Приятно иногда выйти из
конфликта, не подвергаясь испытанию.
       Блейз, ты для меня по-прежнему фигура, облаченная в свет –
доблестный, с великолепной энергией, и безрассудный. За первое – мое
почтение, за второе – улыбка. А последнее, кажется, в недавнее время
поумерилось. Хорошо. Держись в будущем подальше от заговоров. Они тебе
плохо идут.
       Фиона, ты изменилась больше всех. Я должен заменить старое чувство
новым, принцесса, так как мы впервые стали друзьями. Прими мою нежность,
колдунья, я в долгу перед тобой.
       Жерар, медлительный, верный брат, наверное, не все мы изменились. Ты
стоял, как скала, и держался за то, во что верил. Да будет тебя труднее
одурачить. Да не придется мне вновь никогда бороться с тобой. Ступай в
свое море и дыши чистым соленым воздухом.
       Джулиан, Джулиан, Джулиан... Неужели я никогда по-настоящему не знал
тебя? Нет. Должно быть, великая магия Ардена смягчила во время моего
долгого отсутствия то старое тщеславие, оставив более обоснованную
гордость и нечто, что я склонен назвать порядочностью – вещь, само собой
разумеется, отличная от милосердия, но добавление к твоему доспеху из черт
характера, которого я не стану умалять.
       И Бенедикт, видят боги, ты становишься мудрее, покуда время пролагает
себе путь к энтропии, и все же ты по-прежнему пренебрегаешь в своем знании
людей одиночного образцами вида. Наверное, я увижу тебя улыбающимся, коль
скоро эта битва окончена. Отдохни, воин.
       Флора... Благотворительность, говорят, начинается у себя дома. Ты,
кажется, сейчас не хуже, чем я знал тебя давным-давно. Это всего лишь
сентиментальная мечта, смотреть на других и на тебя так, как это делаю я,
суммируя баланс, высматривая кредит. Мы не враги теперь, никто из нас, и
это, должно быть, достаточно.
       А человек, облаченный в черно-серебряное, с серебряной розой при нем?
Он хотел бы думать, что он научился немного доверять, что он смыл свои
глаза в каком-то чистом источнике, что он отполировал идеал-другой.
Неважно. Он может быть все еще нахальный любитель лезть не в свои дела,
умелый, главным образом, во второстепенном искусстве выживания, слепой в
той же мере, каким знали его тюрьмы, к более тонким оттенкам иронии.
Неважно, пусть будет так. Да будет так. Я никогда не смогу быть безвольным
им.
       Кармен, не могли бы вы пойти со мной? Нет? Тогда прощай и ты тоже,
принцесса Хаос. Это могло быть забавным.
       Небо снова поворачивается, и кто может сказать, какие деяния может
озарить его разноцветный свет?
       Пасьянс был сдан и сыгран. Там, где было девять из нас, теперь семеро
и один король. И все же с нами Мерлин и Мартин. Новые игроки в
продолжающейся игре.
       Силы возвращаются ко мне, когда я гляжу на пепел и думаю об избранной
мною тропе. Путь вперед интригует меня от ада до аллилуйя. Я вернул свое
зрение, свою память, свою семью. И Корвин всегда будет Корвином, даже в
День Страшного Суда.
       Мерлин теперь шевелится, и это хорошо. Время трогаться. Есть еще
дела, которые надо делать.
       Последним актом Рэндома после разгрома грозы, было объединение со
мной, черпание сил из Камня, чтобы добраться до Жерара через его Карту.
Они, Карты, снова холодные, и Отражения стали сами собой. Эмбер стоит.
Прошли годы с тех пор, когда мы покинули его, и могут минуть еще, прежде
чем я вернусь. Другие, может, уже отправились по Картам домой, как
отправился Рэндом, чтобы выполнять свои обязанности. Но я сейчас должен
навестить Двор Хаоса, потому что я сказал себе, что навещу, потому что,
может быть, я там понадоблюсь.
       Мы теперь с Мерлином подготовили наше снаряжение, и скоро он вызовет
тоненькую дорогу. Когда в том месте все будет кончено и когда Мерлин
пройдет свой Лабиринт и отправится предъявлять права на свои миры, я
должен сделать свое дело.
       Я должен съездить в место, где я посадил конечность старого Игга,
навестить дерево, в которое она выросла. Я должен посмотреть, что стало с
Лабиринтом, начертанным мной под воркование голубей на Елисейских Полях.
Если оно приведет меня в новую вселенную, как я теперь считаю и будет, я
должен отправиться туда, чтобы посмотреть, как я сработал.
       Дорога дрейфует перед нами, подымаясь к Двору Хаоса. Время пришло. Мы
садимся на коней и трогаем вперед.
       Мы скачем теперь через черноту по дороге, выглядевшей словно марля.
Вражеская Цитадель, покоренная страна, западня, родина предков... Увидим.
Есть слабое мерцание с зубчатой стены и балкона. Мы можем даже вовремя
успеть на похороны. Я выпрямляю спину и высвобождаю меч. В скором времени
мы будем там.
       Прощайте и здравствуйте, как всегда.




–––––––––––––––––––––––––––––––-

Знамения судьбы


       1



       Сидеть и ждать, пока тебя попытаются убить – это все равно. что
терпеть занозу в заднице. Но сегодня было тридцатое апреля, и, само собой,
все должно было происходить, как обычно. У меня ушло некоторое время на
то, чтобы разобраться, что же происходит, но теперь я знал, по крайней
мере, когда _э_т_о_ должно случиться в очередной раз. До сих пор я был
слишком занят, чтобы что-нибудь предпринять по этому поводу, но сейчас моя
работа была закончена, и я оставался здесь только из-за _э_т_о_г_о. Я
ощутил настоятельную необходимость перед отъездом разобраться наконец с
этой историей.
       Я выбрался из постели, нанес визит в ванную, принял душ, почистил
зубы и тому подобное.
       Я опять отрастил бороду, поэтому бриться мне не было нужды. Сегодня в
отличие от того самого дня тридцатого апреля три года назад я не изводился
непонятной тревогой. Тогда я проснулся с головной болью и словно от
неприятного толчка, побыстрее распахнул окна, бросился на кухню и
обнаружил, что все горелки открыты на полную катушку, но не горят. И на
тридцатое апреля двухгодичной давности сегодняшний день не походил – тогда
я проснулся еще до рассвета из-за запаха дыма. Оказалось, что в доме
пожар...
       Во всяком случае я старался не становиться под люстру – лампочки
могли ведь оказаться наполненными чем-то горючим. Вместо того, чтобы
включить свет, я по дороге все выключатели перевел в положение "выкл". И
пока что за всеми этими действиями ничего не последовало.
       Как правило, я с вечера настраиваю реле времени кофеварки, но сегодня
утром я не хотел пить кофе, который был бы сварен без моего надзора.
Поэтому я поставил на плиту турку с водой, насыпал кофе и, ожидая, пока
вода закипит, начал проверять уложенные вещи. Все, что представляло для
меня ценность, поместилось в двух средних размеров ящиках – одежда, книги,
несколько картин, кое-какие инструменты, несколько сувениров и прочая
мелочь.
       Я запечатал оба контейнера.
       В рюкзак вошла смена белья, спортивный легкий свитер, хороший
покет-бук и пачка чеков для путешествующих. Уходя, я оставил ключ у
домоправителя, чтобы он мог поселить в освободившуюся квартиру нового
съемщика.
       Карты я это утро не доставал.
       Пока я неторопливо попивал кофе, прохаживаясь от окна к окну и
внимательно обследуя улицу внизу, а также и здания на противоположной
стороне – в прошлом году кто-то попытался применить винтовку – мысленно, я
вернулся к тому времени, когда _э_т_о_ случилось впервые.
       Семь лет назад, ясным весенним деньком, я спокойно шел по улице и
вдруг, ни с того ни с сего, мчавшийся мимо грузовик свернул, перепрыгнул
через бордюр тротуара и едва не впечатал меня в кирпичную стену. Мне в
последний момент чудом удалось отпрыгнуть и откатиться в сторону. Сначала
мне этот случай показался всего лишь одним из тех несчастных, но глупых
происшествий, которые время от времени вторгаются в нашу обычную жизнь.
       Однако на следующий год, в тот же самый день я поздно возвращался
домой от одной своей знакомой, и мне повстречалась малоприятная троица
незнакомцев – один с ножом, а двое с обрезками труб. Интересно, что при
этом они даже не снизошли до такой простой и обыденной вежливости, как
попросить мой бумажник, а сразу приступили к делу.
       Я оставил их лежать у порога ближайшего магазина и только на
следующий день – хотя всю оставшуюся часть обратного пути я размышлял о
том, что произошло – я вспомнил, что вчера была как раз годовщина
происшествия с грузовиком. Но тогда я отмахнулся от этой мысли, объясняя
случившееся простым совпадением, хотя и странным. Но уже случай с бомбой в
посылке, разнесшей половину соседней квартиры на следующий год, заставил
меня задуматься над вероятностным характером реальности – возможно, эта
характеристика подвергалась перенапряжению поблизости от меня? События
последующих лет внесли некоторую ясность в происходящее.
       Кому-то доставляло удовольствие делать попытку покушения на меня один
раз в год – загадка разрешалась очень просто. Попытка не удавалась,
следовала пауза в год, затем попытка совершалась снова.
       Все это казалось какой-то странной игрой.
       Но в этом году я тоже хотел сыграть свою партию.
       Меня заинтересовало то, что он – впрочем, вполне возможно, что это
она или оно – никогда не принимало участия во всех этих попытках лично. Он
предпочитал хитрости – технические устройства, ловушки, наемников... Эту
личность я намерен здесь и далее обозначать заглавной буквой "П" – в моей
личной терминологии это могло означать "подлеца", иногда "придурка",
поскольку "Х" слишком уж затерто и я не хотел бы возиться с местоимениями
сомнительной точности соответствиями реальности.
       Я прополоскал чашку, кофейник, поставил их на полку, взял сумку и
покинул квартиру. Мистер Маллиган куда-то вышел или еще просто спал,
поэтому я оставил ключ в его почтовом ящике. Оказавшись на улице, я
направился в ближайшее кафе, чтобы позавтракать.
       Движение на улице было не слишком плотным, и все машины пока что вели
себя как следует.
       Я шел не торопясь, прислушиваясь и присматриваясь к происходящему
вокруг. Утро выглядело весьма приятным и обещало впереди еще более
приятный день. Я надеялся, что достаточно быстро справлюсь со своим делом
и тогда уж смогу спокойно вкусить от радостей их.
       До кафе я добрался в целости и сохранности без каких-либо
происшествий и занял местечко у окна.
       Едва ко мне подошел официант, чтобы принять заказ, как я увидел
шагавшего по тротуару знакомого – бывшего однокашника, позднее товарища по
работе, Рейнарда Люкаса, шести футов роста, рыжими волосами, несмотря на
артистически сломанный нос, а, может быть, благодаря этому, выглядевшему
симпатичным, обладающего голосом и манерами продавца, каковым он впрочем и
являлся.
       Я постучал в окно, а он, заметив меня, помахал рукой и свернул в
кафе.
       – Это ты, Мерль, я не ошибся, – воскликнул он.
       Он хлопнул меня по плечу, уселся напротив и взял из моих пальцев
меню.
       – Я не застал тебя дома и решил, что ты можешь быть здесь. – объяснил
он.
       Он углубился в меню.
       – Почему? – спросил я.
       – Если вы еще не решили, я подожду, – вставил официант.
       – Нет, нет, – удержал его Люк и сделал монументальный заказ. Я
добавил к нему свой собственный.
       – Потому что ты – постоянное существо, – ответил затем Люк на мой
вопрос.
       – Постоянное? – переспросил я. – Да я тут почти никогда не бываю.
       – Знаю, – ответил он. – Но ты всегда заходишь сюда, когда у тебя
поднималось давление, скажем, перед экзаменами или когда тебя что-то
тревожит.
       – Гм-м... – только и смог сказать я.
       В этом в самом деле что-то такое было, хотя я сам ничего подобного в
жизни своей раньше не замечал. Я повертел в руках пепельницу с
отпечатанной головой единорога, уменьшенным вариантом рисунка на цветном
стекле рядом с дверью.
       – Не знаю, почему это так, – наконец выжал я из себя. – К тому же
почему ты решил, что именно сегодня меня что-то должно тревожить?
       – Я ведь знаю про параноидальный синдром насчет тридцатого апреля,
который развился у тебя после всех этих несчастных случаев.
       – Слишком уж много этих случаев... Обо всех я тебе никогда не
рассказывал.
       – Значит, ты в самом деле веришь в это?
       – Да.
       Он пожал плечами. Подошел официант с кофе.
       – Ну, хорошо, – наконец кивнул он. – А сегодня уже что-то произошло?
       – Нет.
       – Скверно... Надеюсь, думать это тебе не мешает?
       – Никаких проблем, – ответил я, отпив кофе.
       – Прекрасно.
       Он вздохнул и потянулся.
       – Слушай, я только вчера вернулся в город...
       – Удачно съездил?
       – Поставил новый рекорд по сбыту!
       – Грандиозно.
       – Во всяком случае... Когда я появился в конторе и узнал, что ты
уходишь...
       – Да. Я ушел примерно месяц назад.
       – Миллер пытался связаться с тобой, но при твоем отключенном телефоне
он никак не мог дозвониться. Он заезжал пару раз, но тебя не оказалось
дома.
       – Очень жаль.
       – Он хочет, чтобы ты вернулся.
       – Нет. Для меня там все кончено.
       – Погоди, выслушай сначала, что он предлагает. Так вот – Бреди делает
скачок вверх, а ты становишься шефом КБ. Двадцать процентов прибавки к
жалованию. Он просил передать тебе это.
       – В самом деле, звучит совсем неплохо... – я негромко рассмеялся, –
но, как я тебе уже сказал, здесь для меня все кончено.
       – Вот как!
       Его глаза блеснули, и он вдруг лукаво улыбнулся.
       – Значит, у тебя в самом деле уже есть что-то на примете. Миллер
сомневался. Ладно. В таком случае, он просит тебя сообщить, что тебе
предлагают там. Он постарается дать больше, насколько это окажется
возможно.
       – Боюсь, что ничего не получится, – покачал я головой. – Понимаешь, я
исчерпал себя. Точка. Новая строка. Я не хочу возвращаться. Но и в новую
фирму я не намерен переходить. Я вообще в этой сфере больше не хочу
работать. Я устал от компьютеров.
       – Но ведь ты был первоклассным специалистом... И чем же ты думаешь
заняться? Преподаванием?
       – Нет.
       – Черт возьми! Но ведь чем-то ты должен заниматься... Или ты
разбогател?
       – Да нет. Наверное, я немного попутешествую. Я слишком засиделся на
одном месте.
       Он осушил чашку кофе, потом откинулся на спинку стула, сцепил ладони
на животе и прикрыл глаза, застыв в расслабленной позе.
       Какое-то время мы сидели молча.
       Потом он заговорил.
       – Ты говоришь, все кончено. Ты имел в виду только работу и жизнь в
этом городе или что-то большее?
       – Не понял, о чем ты.
       – Ну... еще в колледже у тебя была привычка исчезать. Время от
времени ты пропадал куда-то, потом снова появлялся. Создавалось
впечатление какой-то двойной жизни. Это как-то связано с твоим отъездом?
       Он улыбнулся.
       – Ты все понимаешь.
       А когда я промолчал, он добавил:
       – Что ж, я желаю тебе удачи, что бы это ни было.
       Он всегда был в движении, редко находился в покое, вот и сейчас он
крутил на пальце кольцо для ключей. Мы выпили еще по чашке кофе.
       В наступившей тишине ясно слышались звяканье ключей Люка и брелока с
голубым камнем. Наконец нам принесли завтрак, и какое-то время мы молча
ели. Потом он спросил:
       – "Звездная вспышка" все еще у тебя?
       – Нет. Подал прошлой осенью. Я был так занят, – объяснил я, – что
выходить под парусом просто не оставалось времени. Я не мог смотреть, как
она стоит без дела.
       Он кивнул.
       – Жалко... Мы на ней неплохо походили в колледже, да и потом... Я не
прочь бы выйти на ней еще разок, вспомнить старые добрые времена.
       – Да.
       – Слушай, ты давно не видел Джулию?
       – Да. Мы не встречались с ней с тех пор... как расстались. Кажется,
она сейчас с каким-то парнем по имени Рик. А ты?
       – Заезжал вчера вечером.
       – Зачем?
       Люк пожал плечами.
       – Она была из нашей команды. И в последнее время всех нас разносит в
разные стороны.
       – Как она?
       – Выглядит она по-прежнему отлично. Кстати, она спрашивала о тебе и
просила передать вот это.
       Из внутреннего кармана пиджака он достал запечатанный конверт и подал
его мне. На конверте рукой Джулии было написано мое имя. Я разорвал
конверт и прочел:

       "Мерль, я была не права. Я знаю, кто ты. Тебе грозит опасность. Я
должна увидеть тебя. У меня есть одна вещь, которая тебе необходима. Это
очень важно. Пожалуйста, позвони мне или зайди как можно скорее.
       Твоя любящая Джулия."

       – Спасибо, – поблагодарил я, сложив конверт и пряча его в сумку.
       Письмо было озадачивающим в такой же степени, как и тревожащим. В
крайней степени. Я все еще испытывал к ней привязанность большую, чем
предполагал, но я вовсе не был уверен, что хочу снова с ней встретиться.
       Но что же означало ее сообщение о том, что она знает, кто я такой на
самом деле?
       На время я отбросил мысль о Джулии.
       Мы сидели молча, пили кофе, смотрели в окно на поток машин. Мне вдруг
вспомнилась наша первая встреча с Люком, когда мы был первокурсниками, в
нашем фехтовальном клубе. Он был поразительным мастером.
       – Ты еще фехтуешь? – спросил я его.
       – Иногда. А ты?
       – Время от времени.
       – Мы с тобой так и не выяснили, кто же из нас сильнее.
       – Да... А теперь уже времени нет, – ответил я.
       Он рассмеялся и пару раз сделал шутливый выпад столовым ножом в мою
сторону.
       – Видимо. Когда уезжаешь?
       – Наверное завтра. Осталось уладить кое-какие мелочи. И как только
покончу с ними... в путь-дорогу.
       – И куда же ты держишь свой путь?
       – Туда... или сюда. Я еще не решил окончательно.
       – Нет, ты просто ненормальный!
       – Знаешь, раньше это называлось "вандерер" – год скитаний. Свой
собственный я по возрасту уже пропустил, поэтому хочу наверстать теперь.
       – Вообще-то звучит весьма заманчиво. Наверное, надо бы и мне
как-нибудь попробовать.
       – Может быть... хотя мне казалось, что ты миновал этот период еще в
колледже.
       – Что ты имеешь в виду?
       – Не только я имел привычку исчезать время от времени.
       – Ах это... – он резким взмахом руки отверг мое предположение. – Это
были просто деловые поездки. Приходилось ведь как-то оплачивать счета. Ты
думаешь навестить предков?
       Странный вопрос. Странный и неожиданный. Ни один из нас раньше
никогда не упоминал о родителях, разве что в самых общих словах.
       – Едва ли... – ответил я. – А как поживают твои?
       Он поймал мой взгляд и некоторое время смотрел мне прямо в глаза. Его
неисчезающая улыбка как будто стала еще шире.
       – Трудно сказать, – наконец ответил он. – У нас нет связи... э-э... в
некотором смысле.
       Я улыбнулся в ответ.
       – Это чувство мне тоже знакомо.
       Мы закончили свой завтрак и выпили по последней чашке кофе.
       – Значит, с Миллером ты встречаться не будешь? – спросил он.
       – Нет.
       Он пожал плечами. Нам принесли счет, и его захватил Люк.
       – Сегодня угощаю я, – объявил он. – В конце концов, у меня-то пока
есть работа.
       – Может быть, когда-нибудь я смогу отплатить тебе тем же за
совместным обедом. Спасибо, – ответил я. – Ты где остановился?
       – Момент... – он сунул руку в карман рубашки, вытащил коробок спичек
и бросил ее мне.
       – Вот... Мотель "Нью-Лайн", – сказал он.
       – Как насчет шести часов?
       – Идет!
       Он рассчитался с официантом, и мы вышли на улицу.
       – До встречи, – кивнул он.
       – Ага.
       Пока, Люк Рейнард, странный человек. Мы прожили рядом почти восемь
лет, неплохо проводили вместе время, бегали трусцой, занимались спортом,
иногда назначали свидания одним и тем же девушкам...
       Он снова заставил меня задуматься о нем – сильный, умный, такой же
"кошка, которая гуляла сама по себе", как и я. Между нами словно
существовала какая-то связь, смысл и содержание которой я никак не мог
полностью уловить и понять.
       Я вернулся к автостоянке около моего бывшего дома и, прежде чем
забросить в кабину сумку и завести двигатель, проверил, все ли в порядке
под крышкой капота и днищем машины. Потом я медленно ехал, посматривая по
сторонам.
       Все это было так ново и интересно восемь лет назад... Теперь же я
говорил всему, что меня сейчас окружает, "прощай". За последнюю неделю я
сказал уже то же самое всем, кто для меня хоть что-нибудь значил... кроме
Джулии.
       Да, такие вещи всегда испытываешь желание отложить на потом.
       Но теперь времени на это уже не оставалось. Сейчас или н_и_к_о_г_д_а.
К тому же мое любопытство было-таки порядочно возбуждено. Я заехал на
стоянку у магазина и в будке телефона-автомата набрал ее номер.
       Мне никто не ответил. Возможно, она работала теперь по
круглосуточному графику и у нее как раз выпала дневная смена, и может
быть, она просто принимала душ или пошла в магазин. Я решил, что проще
всего прямо заехать к ней домой, тем более, что это было совсем рядом. Тот
предмет, о котором она упоминала в письме... и который мне якобы нужен,
был хорошим предлогом для того, чтобы повидать ее в последний раз.
       Я покрутился в округе несколько раз, пока не высмотрел свободное
место на стоянке. Я запер дверцу машины, дошел до угла и повернул направо.
Время шло, и стало заметно темнее. Где-то поблизости лаяла собака.
       Я прошел квартал и подошел к огромному викторианскому особняку,
который когда-то переделали в многоквартирный дом. С фасада ее окон не
было видно. Она жила на последнем этаже, и окна ее квартиры выходили на
другую сторону.
       Шагая по дорожке, ведущей к парадному входу, я старался подавить
сентиментальные воспоминания, но мне это не удавалось. Воспоминания о тех
временах, когда мы были вместе, вдруг нахлынули на меня вместе с кучей
полузабытых чувств...
       Я даже остановился. Зачем все это? Глупо было вообще приезжать...
       "К несчастью или счастью, но истина проста и никогда не возвращайся в
прежние места..." – пробормотал я. Зачем мне понадобилось растревожить все
то, о чем я даже и не вспоминал? И все же...
       Черт меня побери! Да ведь я в самом деле хотел увидеть ее еще раз. И
никакое письмо здесь ни при чем.
       Я шагнул на крыльцо и поднялся по ступеням. Дверь подъезда оказалась
открытой, я вошел внутрь.
       То же самое, до мелочей знакомое фойе, та же блеклая и чахлая фиалка
в горшке, с пыльными листьями на столике перед зеркалом в золоченой раме,
которое не раз отражало – слегка искривив при этом – наши объятья.
       Лицо мое дрогнуло – на отражении, когда я проходил мимо.
       Я начал подниматься по ступеням, покрытым зеленой ковровой дорожкой.
Откуда-то снова донесся вой собаки.
       Первый пролет не вызвал у меня ни малейшего подозрения. Все было
совершенно таким же, как и всегда. Я миновал короткий проход мимо блеклых
гравюр на стене и стал подниматься по ступеням второго пролета. На
пол-пути мне послышался сверху странный звук, напоминающий царапанье, а
потом как будто что-то покатилось, что-то вроде бутылки или вазы, которую
катили по деревянному полу. Затем снова наступила тишина, нарушаемая
шелестом листьев в кронах деревьев. Во мне шевельнулось слабое, но
нехорошее предчувствие, и я ускорил шаги. В конце пролета я задержался. На
вид все было в порядке, но я чувствовал непонятный запах, я не мог
определить, что это такое – что-то сладкое, липкое, грязное и почти
наверняка органического характера.
       Я подошел к двери Джулии и несколько секунд стоял, ожидая и
прислушиваясь.
       Здесь запах казался сильнее, но никаких звуков слышно не было.
       Я несильно постучал по темному дереву двери. На мгновение мне
почудился какой-то шорох внутри, но лишь на мгновение. Я снова постучал.
       – Джулия! – позвал я. – Это Мерль.
       Тишина. Я позвал громче.
       Что-то с грохотом повалилось.
       Я подергал ручку. Было заперто.
       Тогда я дернул, повернул, рванул и выдернул ручку вместе с пластинкой
крепления замка с самим замком.
       В тот же момент я немедленно отодвинулся влево, к тому месту, где
находились петли, на которых подвешивалась дверь. Я вытянул левую руку и
нежно надавил кончиками пальцев на дверную панель.
       Дверь плавно приоткрылась на пару дюймов. Пауза. Никаких новых
звуков. В щель мне был виден лишь участок стены и пола, акварель на стене,
кусочек красного дивана и зеленый ковер. Я приоткрыл дверь еще немного.
       Запах усилился.
       Я сделал полшага вправо и нажал сильнее.
       Ничего...
       Когда я увидел ее, то сразу же отдернул руку. Она лежала поперек
комнаты в крови.
       Кровь была повсюду – на полу, на перевернутой и разбросанной мебели,
разорванных подушках.
       Я подавил желание тут же броситься вперед.
       Вместо этого я медленно сделал шаг вперед, потом еще один, до предела
напрягая все органы чувств. Наконец я переступил порог. В комнате больше
никого и ничего не было...
       Фракир крепче сжал мое запястье. Мне нужно было что-то сказать ему
тогда, но мои мысли были в тот момент далеко.
       Я присел на корточки рядом с ней.
       Когда я нагнулся, к горлу прихлынула тошнота. От двери я не мог
видеть, что у Джулии нет правой руки и половины лица. Она не дышала,
яремная артерия неподвижна. Изорванное, все в пятнах крови платье, голубой
медальон на шее...
       Кровь залила не только ковер, но и паркет пола, на котором
отпечатались кровавые следы. Но это не были следы человеческих ног, а
отпечатки огромных удлиненных трехпалых лап с длинными когтями.
       Сквозняк, которого я почти не замечал, проникший в комнату через
открытую дверь спальни за моей спиной, внезапно сильно уменьшился.
Одновременно гораздо сильнее стал странный запах.
       Тем не менее я ничего не услышал.
       Он двигался совершенно бесшумно, но я знал, что он там. Последовала
новая серия пульсаций у запястья.
       Я крутанулся волчком, переходя из положения на коленях в полуприсед и
разворачиваясь.
       Я увидел перед собой здоровенную пасть, полную зубов, в обрамлении
окровавленных губ.
       Пасть принадлежала собакообразному существу весом в несколько сотен
фунтов, покрытому жесткой, похожей на плесень шерстью. Его уши напоминали
куски древесного гриба, а глаза горели диким желто-оранжевым огнем.
       Поскольку относительно намерений этой образины у меня ни малейших
сомнений не было, я с размаху швырнул дверную ручку, которую, как
оказалось, я бессознательно сжимал в руках в течение всего происходящего,
в голову монстра.
       Ручка отскочила от костистого выступа над левым глазом зверя, явно не
причинив ему существенного вреда. Существо все так же бесшумно бросилось
на меня.
       У меня даже не было времени на то, чтобы бросить слово Фракиру. Те,
кто работают на бойнях, знают, что на лбу животного есть точка,
находящаяся на пересечении двух линий – одна линия проводится от правого
уха к левому глазу, вторая от левого уха к правому глазу. Они убивают
животное, нацеливая удар на дюйм-два выше этой точки. Этому меня научил
мой дядя. Он, правда, никогда не работал на бойне. Но как надо убивать, он
знал...
       Поэтому я рванулся вперед и в сторону в тот момент, когда это
существо прыгнуло, нанося молотоподобный удар в смертельную точку. Однако
существо двигалось быстрее, чем я рассчитывал, и когда мой кулак достиг
цели оно уже проносилось мимо. Мускулы шеи помогли ему погасить энергию
удара.
       Удар, хоть и неудачный, заставил его испустить пронзительный вопль.
Существо затрясло головой и, стремительно развернувшись, снова бросилось
на меня.
       На этот раз с грозным низким рычанием оно рыгнуло вверх, и я понял,
что на этот раз уклониться уже не смогу.
       Мой дядя учил меня и тому, как хватать собаку за шкуру и мясо по обе
стороны шеи и под челюстью. Если собака крупная, хватать нужно сильнее, и
сделать это надо быстро и точно. Во всяком случае, в этот момент у меня
выбора не было. Если я попытаюсь нанести удар ногой и промахнусь, ноги я
наверняка не досчитаюсь.
       Мои руки метнулись вперед и вверх, и я напрягся, изо всех сил пытаясь
удержать равновесие в момент столкновения. Это создание наверняка весит
больше меня и, кроме того, следовало учесть момент движения...
       В моем воображении промелькнула малоприятная картина откушенных
пальцев, но все-таки мне удалось поймать зверя под челюсть и сжать. Я
вытянул руку и подался вперед, навстречу толчку.
       Мне удалось удержать захват и погасить инерцию движения, так что сила
броска не сшибла меня на пол.
       Мои уши оглушило рычание монстра, а всего в футе от моего лица
истекала слюной его зубастая пасть. В этот момент я внезапно понял, что не
совсем представляю, что мне делать дальше.
       Если бы это была простая собака, я мог бы разбить ее голову об
какой-нибудь подходящий предмет – яремная вена у собак проходит глубоко и
нельзя полагаться на прямое давление. Но это была не собака, а кое-что
посильнее, и я уже начал терять захват. Кроме того, отталкивая пасть
дальше и вверх от себя, я понял, что зверь выше меня ростом, если его
поставить вертикально.
       Конечно, можно было бы пнуть его в мягкое, незащищенное брюхо, но это
могло вывести меня из равновесия. Кроме того, мне пришлось бы разжать
захват, а в этом случае мой пах оказался бы доступен для его огромных
зубов.
       Пока я так размышлял, этот зверь успел уже сбросить мою руку, так что
мне не оставалось ничего другого, кроме как воспользоваться правой, так
что я отбросил своего врага со всей силой, на которую был способен, и
отступил на шаг. Я окинул взглядом квартиру, надеясь найти какое-нибудь
подходящее орудие, но под рукой не было ничего.
       Оно снова бросилось вперед, целясь прямо мне в горло, слишком быстро
и высоко подпрыгнуло, чтобы я мог нанести удар ногой в его голову и
уклониться в сторону.
       Его передние лапы находились на уровне моей диафрагмы, и я решил
воспользоваться еще одним советом моего дяди. Я поймал бестию за эти лапы
и дернул с поворотом вниз и назад, падая на колено, чтобы миновать
раскрытую пасть, одновременно опуская подбородок для защиты горла и
отклоняя также голову как можно дальше назад. Послышался хруст костей,
голова зверя уже опускалась, чтобы атаковать мои кисти, но в этот момент я
уже вскочил на ноги и ринулся вперед.
       Зверь же отлетел назад, перевернулся, каким-то чудом сохранил
равновесие, но когда его лапы коснулись пола, из горла его вырвался звук,
похожий одновременно на стон и рычание. Затем он рухнул головой вперед.
       Я не успел ударить ногой прямо в череп, как зверь снова оказался на
лапах, двигаясь куда быстрее, чем мне могло прийти в голову. Он тут же
поджал правую переднюю лапу, балансируя на оставшихся трех. Он продолжал
рычать, не сводя с меня взгляда. С его нижней челюсти обильно текла слюна,
смешанная с кровью.
       Я медленно сдвинулся влево, развернув корпус и занимая стойку,
которая до этого была мне совершенно неизвестна – у меня время от времени
случаются и свои собственные оригинальные решения.
       На этот раз оно все-таки двигалось несколько медленнее. Возможно, мне
и удалось бы ударить прямо в голову, но не стал пробовать удар ногой. Я
снова ухватил его за шею под челюстью, и на этот раз это была уже знакомая
территория. На этот раз я не стал гасить момент его движения, и за те
несколько секунд, которые были мне необходимы, чудовище уже не успело бы
вырваться. Я резко развернулся, потянув зверя за собой и добавляя ему
скорости, а потом самую малость изменил траекторию его полета.
       Он перевернулся в воздухе, ударив спиной в окно. Под звон
разлетающегося стекла он миновал оконную раму, прихватив с собой ее
большую часть, а заодно и штору, и карниз с трубкой, на которой висела
штора.
       Я услышал глухой удар, когда он приземлился тремя этажами ниже.
Поднявшись с пола и выглянув наружу, я увидел, как зверюга пару раз
конвульсивно дернулась и застыла. Она лежала на бетоне внутреннего двора,
где мы с Джулией не раз пили в полночь пиво.
       Я вернулся к телу Джулии, взял ее за руку. Только теперь я стал по
настоящему понимать, что она мертва. И не просто мертва... она умерла
страшной смертью. Почему? Только потому, что знала меня? За всем этим
что-то или кто-то стоял...
       Неужели опять "П"? Неужели это очередной подарок мне на тридцатое
апреля? Я чувствовал, что не ошибаюсь, и мне очень захотелось сделать с
"П" то же самое, что я сделал с существом, которое он использовал.
       Должна же быть причина, какой-то намек...
       Я встал, прошел в спальню, взял там одеяло, которым прикрыл тело
Джулии. Машинально стер отпечатки пальцев с дверной ручки, когда начал
осматривать квартиру.
       Я нашел их на каменной полке между часами и стенкой книжек по
оккультным наукам – дешевенькие издания в мягких обложках. В тот момент,
когда я их коснулся и почувствовал их холод, я осознал, что все это
гораздо серьезнее, чем я думал до сих пор. Они и должны быть той самой
вещью, о которой она писала, это было совершенно очевидно.
       Только на самом деле они были не мои.
       Хотя я и узнал их – на одном уровне – когда перетасовывал, но на
другом уровне я был до крайности озадачен. Это были Карты, похожие и в то
же время не такие, как те Карты, что мне довелось видеть раньше.
       Колода была не полной. Собственно, было всего несколько отдельных
Карт, и весьма странных. Когда я услышал звук полицейской сирены, то
быстро сунул их в карман. Пасьянс попробуем разложить немного позже...
       Я промчался вниз по лестнице и, как пробка из бутылки, выскочил через
дверь черного хода, никого не встретив на пути. Фидо все еще лежал там,
где упал, и все соседские собаки обсуждали это событие, не жалея глоток. Я
же занялся преодолением преград в виде заборов, топча чужие цветочные
клумбы, пробиваясь через задние дворики к своей машине, припаркованной на
боковой улочке.
       Несколько минут спустя я был уже далеко от дома Джулии, пытаясь
стереть из памяти воспоминания о кровавых отпечатках лап...




       2



       Я нажимал на педаль газа, уносясь подальше от истошного собачьего лая
и прочего шума, пока не оказался в спокойном месте. Там я остановил
машину, вышел из нее и пошел пешком.
       Через некоторое время мне попался небольшой и пустынный скверик.
Усевшись на скамейку, я достал Карты и стал их изучать.
       Часть из них казалась наполовину знакомой, остальные же выглядели
совершенно загадочными. Я слишком долго смотрел на одну, пока не начал
слышать песню сирен. Тогда я отложил их. Я не мог узнать стиля. Это было
весьма неприятное чувство.
       Это напомнило мне историю об одном известном токсикологе, который
случайно принял яд, от которого еще не было противоядия. Перед ним
немедленно возник вопрос – принял ли он смертельную дозу? Он заглянул в
классический учебник, который сам и написал за несколько лет до этого.
Тогда он обратился к другому справочнику, автором которого бык другой
известный специалист по ядам. В соответствии с ним он получил лишь
половину летальной дозы, принимая во внимание вес его тела. Что ему
оставалось делать? Он сел и стал ждать, надеясь, что в данном случае прав
не он.
       Я испытывал примерно то же чувство, поскольку сам являлся экспертом
по Картам. До сих пор я не сомневался, что смогу узнать работу любого, кто
способен сделать такие штуки.
       Я взял одну из Карт, которая почему-то нравилась мне больше других,
словно напоминавшую мне что-то. На ней был изображен небольшой мыс,
вдававшийся в озеро, покрытый травой, и что-то яркое блестевшее справа,
фрагментом. Я дохнул на карту, на миг затуманив рисунок, потом щелкнул ее
ногтем. Она зазвенела, как стеклянный колокольчик, потом ожила.
       Задвигались, запульсировали тени, и над озером на картинке наступил
вечер. Я провел над Картой рукой, и изображение замерло. Снова озеро,
трава, свет солнца.
       Очень далеко, в том месте, поток времени двигался быстрее моей
нынешней позиции. Это было весьма любопытно.
       Я нашарил старую трубку, которой иногда забавлялся, набил ее,
раскурил и надолго задумался, попыхивая дымком. Карты функционировали, все
было в норме, это была не просто искусная имитация, хотя я пока не понимал
их назначения. Но в данный момент меня заботило не это.
       Сегодня было тридцатое апреля, и я в очередной раз встретился со
смертью. Кто-то снова хотел поиграть моей жизнью. И на этот раз
воспользовался заместителем. Но сегодня все было необычно. Я уничтожил не
простого пса. И эти Карты... Где взяла их Джулия и почему хотела передать
мне? Карты и собака – это указывало на силы, которые не были подвластны
простому человеку. До сих пор я считал, что стал объектом преследования со
стороны какого-то психа, с которым смогу разделаться на досуге, но события
сегодняшнего утра бросали на всю эту историю совершенно новый свет. Я имел
дело с чертовски сильным противником...
       Я зябко передернул плечами. Если бы можно было снова поговорить с
Люком, попросить его поподробнее воспроизвести события прошлого вечера –
вдруг Джулия что-то такое сказала, что могло бы дать мне нить. Я не прочь
бы вернуться и более тщательно осмотреть ее квартиру, но об этом теперь не
может быть и речи. Когда я уезжал оттуда, у парадного въезда уже была
полиция. Некоторое время туда нельзя будет возвращаться.
       Оставался еще Рик Кински, парень, с которым стала встречаться Джулия
после того, как мы с ней расстались. Я знал его – худой, с усами,
интеллектуального типа, с толстыми стеклами очков и так далее. Он работал
в книжном магазине, куда я заходил пару раз. Может быть, ему что-нибудь
известно о Картах или о том, как Джулия попала в ситуацию, результатом
которой стала ее ужасная гибель.
       Я еще какое-то время предавался этим малоприятным размышлением, потом
спрятал Карты. Я пока не собирался баловаться с ними. Сначала я
намеревался собрать всю возможную информацию.
       Я направился к машине.
       По дороге я напомнил себе, что тридцатое апреля еще не кончилось.
Возможно. И не считает, что сегодняшняя утренняя попытка была направлена
именно против меня. Тогда у него остается еще достаточно времени, чтобы
попытаться еще раз. К тому же у меня возникло такое чувство, что, если я
начну подбираться поближе к "П", он может забыть о регулярных датах и
воспользоваться любой возможностью, чтобы вцепиться мне в глотку. Поэтому
я решил, что начиная с данного момента и впредь мне следует держаться
настороже, так сказать перейти на осадное положение до тех пор, пока я не
разберусь с этой историей. И все мои силы теперь будут направлены на то,
чтобы в ней разобраться. Мне надо уничтожить врага, и как можно скорее.
Это вопрос жизни или смерти.
       Должен ли я искать совета?
       Я не был уверен в этом. И, собственно, даже если и так, то у кого? Я
еще ужасно много чего не знал ни о своем происхождении, ни о наследстве.
       Я решил, что с этим не стоит торопиться. Нужно приложить максимум
усилий, чтобы самостоятельно разобраться с этим делом. Кроме того, это
будет как бы возможностью потренироваться. Там, откуда я родом, необходимо
уметь разбираться с неприятными историями.
       Я вел машину, отыскивая взглядом будку таксофона, стараясь не думать
о Джулии, такой, какой я ее видел в последний раз.
       С запада наползало несколько облачков.
       Рядом с невидимым Фракиром тикали на запястье часы. По радио
передавали нерадостные международные новости.
       Я остановился у аптеки, попытавшись через телефон связаться с мотелем
Люка, но его не оказалось в номере. Я съел в кафе аптеки бутерброд с
майонезом, помидорами и ветчиной, запив молочным коктейлем и снова попытал
счастья с телефоном.
       Его снова не было.
       Ладно. Поймаю его попозже.
       Я направился в город. Насколько я помнил, Рик работал в книжном
магазине под названием "Всякая всячина".
       Подъехав, я обнаружил, что магазин работает.
       Припарковав машину за пару кварталов от этого места, я вернулся к
магазину пешком. Всю дорогу я напряженно следил за обстановкой вокруг, но
никаких признаков опасности или слежки обнаружить не удалось.
       Пока я шагал к магазину, моего лица коснулся прохладный ветерок,
намекая на возможность дождя. Сквозь окна магазина я увидел Рика, который
что-то читал, сидя за высоким прилавком. Больше в магазине я через окно
никого не заметил.
       Когда я вошел, над дверью прозвенел колокольчик, и он поднял голову.
Он выпрямился и его глаза расширились, когда я подошел.
       – Привет, – кивнул я.
       Я помолчал немного, давая ему время успокоиться.
       – Рик, ты, наверное, меня не помнишь?
       – Мерль Кори, – негромко произнес он.
       – Правильно.
       Я облокотился о прилавок, и он подался назад.
       – Я хотел попросить тебя об одной услуге. Ты не мог бы сообщить мне
кое-какие сведения?
       – Какого рода?
       – Это касается Джулии, – сказал я.
       – Послушай, – он удивленно взглянул на меня, – я ведь к ней не
подходил, пока вы не расстались.
       – Да нет, – махнул я рукой, – ты не понял. Дело не в этом. Это меня
не интересует. Но на прошлой неделе она пыталась связаться со мной и...
       Он покачал головой.
       – Я не виделся с ней уже месяца два.
       – Вот как?
       – Да. Мы с ней больше не встречаемся. Разные интересы, понимаешь?
       – А когда вы еще виделись, она была здорова, все было в порядке?
       – Думаю, да.
       Я посмотрел ему прямо в глаза, и он поспешно отвел глаза. Мне очень
не понравилось это его "думаю".
       Я понял, что он меня боится, и решил разобраться, почему.
       – Что ты имеешь в виду, говоря "разные интересы"? – осведомился я.
       – Ну, она стала немного со странностями, понимаешь? – уклончиво
ответил он.
       – Не понимаю. Расскажи.
       Он провел языком по губам и посмотрел в сторону.
       – Я не хочу неприятностей, – заявил он.
       – Я тоже, – я удивленно посмотрел на него. – Так в чем же дело?
       – Ну... понимаешь... – промямлил он, – она испугалась.
       – Испугалась? Чего?
       – Тебя.
       – Меня?! Глупости! Я никогда и ничего такого не делал, чтобы напугать
ее. А что она говорила?
       – Открыто она никогда и ничего не говорила, но я замечал, что с ней
происходит, когда только упоминалось твое имя. А потом появились эти ее
увлечения...
       – Ты меня запутал, – сказал я устало. – Совершенно. Она стала себя
странно вести? Увлечения? Какого рода? Что, собственно, происходило?
Поверь мне, я в самом деле ничего не понимаю, но я хотел бы разобраться.
       Он поднялся и направился в глубину магазина, бросив взгляд на меня
через плечо, тем самым словно приглашая следовать за ним.
       Я пошел.
       Он прошел полки с книгами по народной медицине, военному искусству,
по воспитанию... Наконец мы добрались до дальней секции, где располагались
книги по оккультизму.
       – Вот, – сказал он. – Она взяла почитать кое-что из этого, потом
принесла назад и взяла еще.
       Я пожал плечами.
       – И это все? Ну и что? Что в этом странного?
       – Но она в самом деле начала этим заниматься.
       – Да? Что ж, этим занимаются тысячи людей.
       – Извини, – прервал он меня, – я хочу закончить. Она начала с
теософии, даже посещала собрания местной общины. Но с этим она довольно
быстро порвала, однако там успел познакомиться с другими людьми. Очень
скоро она уже водилась с суфисом, гарджефианами... У нее даже был знакомый
шаман.
       – Интересно, – заметил я. – А как с йогой?
       – Нет, она ею не занималась. Когда я задал ей такой вопрос, она
ответила, что ее интересует сила, а не самадхи. Во всяком случае, она
продолжала заводить все более странные знакомства. Атмосфера для меня
сделалась слишком уж разряженной, тогда я и сказал ей: "Прощай".
       – Любопытно... – протянул я задумчиво.
       – Вот, – внезапно сказал он, – взгляните на это.
       И он бросил мне книгу в черном переплете, сделав при этом шаг назад.
Я едва успел поймать ее. Это была Библия. Я полистал ее, раскрыл на
странице с данными издательства и недоуменно взглянул на Рика.
       – Какое-то особенное издание?
       Он вздохнул.
       – Нет. Прошу прощения.
       Он забрал у меня книгу и поставил ее на полку.
       – Одну минуту, – сказал он.
       Он вернулся к прилавку и вынул откуда-то картонный плакатик, на
котором значилось: "Только что вышел. Магазин откроется в..." Здесь же был
нарисованный циферблат часов с подвижными стрелками. Он поставил время на
них на полчаса от настоящего момента, повесил плакат на витрину, потом
закрыл дверь и жестом пригласил меня пройти вглубь магазина.
       Мы пришли в комнату, в которой стоял письменный стол, пара стульев, а
на полу картонные коробки с книгами. Он сел за стол и кивнул на другой
стул. Я сел.
       Он включил автосекретаря, отвечающего по телефону, убрал со стола
кипу бланков и писем, потом открыл ящик и достал оттуда бутылку "Кьянти".
       – Как насчет того, чтобы пропустить по стаканчику? – спросил он.
       – Конечно. Благодарю.
       Он поднялся и скрылся в маленькой туалетной комнате, где сполоснул
под краном пару взятых с полки стаканов. Вернувшись в комнату, он наполнил
оба стакана и подвинул один ко мне. Оба были из "Шератона".
       – Извини, что я бросил в тебя Библию, – сказал он, смущенно взглянув
на меня.
       – Я ничего не понял... У тебя был такой вид, словно ты ждал, что я
исчезну в облаке дыма.
       Он кивнул.
       – Знаешь, я думаю, что она искала власть над сверхъестественными
силами, и что это каким-то образом связано с тобой. Ты занимаешься
каким-нибудь видом оккультизма?
       – Нет.
       – Иногда она такое говорила... словно ты на самом деле мог быть
сверхъестественным существом.
       Я расхохотался вместо ответа, он через несколько мгновений последовал
моему примеру.
       – Ну, не знаю... – сказал он. – В мире много странного. Конечно, все
они не могут быть правы, но...
       Я пожал плечами.
       – Кто знает? "Есть многое на свете, друг Горацио..." Так, значит ты
думаешь, она искала какую-то систему, которая дала бы ей силу защититься
от меня?
       – По крайней мере, у меня сложилось такое впечатление.
       Я отпил вина.
       – Но это же чепуха, – сказал я.
       Однако уже произнеся эти слова, я чувствовал, что они не так уж
далеки от правды.
       Если это я толкнул ее на тропу, которая привела ее к гибели, тогда на
мне лежала ответственность за ее смерть.
       Теперь к боли присоединилась и вина.
       – Рассказывай уж все до конца, – сказал я устало.
       – Да я уже вроде все сказал, – вздохнул Рик. – Мне надоело находиться
среди людей, с упоением ночи на пролет обсуждавших всякую астральную
чепуху, и я решил, что мне лучше уйти.
       – И это все? Но она нашла нужную систему, нужного гуру? Что же
случилось в конце?
       Он сделал глоток вина и долго молча смотрел на меня.
       – Я в самом деле был к ней очень привязан, – сказал он.
       – Я и не сомневался в этом.
       – Таро, Каббала, Золотой Рассвет, Кроулы, Форчун – вот чем она
занималась в конце.
       – И застряла на этом?
       – Точно сказать не могу, но думаю, что да. Я ведь не очень вникал во
все это.
       – Так... Следовательно ритуальная магия.
       – Вероятно.
       – Кто же этим занимается?
       – Множество народу.
       – Я имею в виду, кого нашла Джулия. Ты слышал имя?
       – Кажется, Виктор Мелман.
       Он вопросительно посмотрел на меня, но я покачал головой.
       – Извини, но я впервые слышу это имя. Я не лгу.
       – Это странный человек, – задумчиво проговорил Рик.
       Он сделал еще глоток и откинулся на спинку стула, сцепив пальцы за
шеей, выставив локти наружу и вперед. Взгляд его устремился куда-то вдаль.
       – Знаешь, я слышал, что о нем многие так отзывались, среди них
многие, заслуживающие полного доверия, говорили, что в нем в самом деле
имелось нечто... что он чем-то таким владеет... каким-то озарением,
обладает особой силой... что он может стать великим учителем... Но у него
масса проблем – комплексы, неуравновешенность, знаешь, все такое, что
сопутствует обычно особым способностям, и это скользкая сторона.
Поговаривали, что на него заведено криминальное досье, что он живет под
чужим именем и что он гораздо лучше знаком с полицией, чем с магией...
Впрочем, все это лишь по разговорам, понимаешь? Не знаю. А официально он –
художник, и довольно хороший. Во всяком случае, его полотна неплохо
раскупаются.
       – Ты был с ним знаком?
       Последовала пауза.
       – Да.
       – И каковы твои личные впечатления?
       – Не знаю... Боюсь, что я лицо предвзятое. Я не хотел бы...
       Я покрутил стакан в руке.
       – Все же...
       – Ну, я однажды хотел у него заниматься, но он меня выгнал.
       – Значит, и ты с этим связан?
       Я думал...
       – Я ни с чем не связан, – резко ответил он. – Я хочу сказать, что я
все попробовал в свое время. У каждого бывают какие-то периоды увлечений,
не так ли? Мне нужно было развиваться, двигаться дальше, как всем и
каждому. Но я не нашел своего пути.
       Он жадно отхлебнул вина.
       – Иногда мне казалось, что в самом деле существует какая-то сила,
какая-то скрытая реальность, к которой я уже могу почти прикоснуться.
Почти... Но потом все исчезало, а оставалась куча дерьма, обыкновенный
самообман. Да, иногда мне казалось, что я чего-то достиг. Но проходило
несколько дней, и я сознавал, что лгал сам себе.
       – Но все это было до того, как ты познакомился с Джулией?
       Он кивнул.
       – Да. Может быть, нас это какое-то время и связывало. Мне до сих пор
интересно поболтать о всякой чепухе, хотя я больше в нее не верю. Потом...
потом она стала относиться к этому слишком серьезно, а мне по старой
дорожке катиться уже не хотелось.
       – Понимаю.
       Он осушил стакан и снова наполнил его.
       – В этом ничего нет, – продолжал он. – Существует бесконечное число
путей самообмана или иррационального превращения вещей в то, чем на самом
деле они являются. Наверное мне хотелось волшебства, но настоящего
волшебства в мире не существует.
       – Зачем же ты тогда бросил в меня Библию?
       Он фыркнул.
       – С таким же успехом это мог быть Коран или Веды. Было бы забавно
посмотреть, как ты исчезаешь в огненной вспышке. Но, увы! Я напрасно
старался...
       Я улыбнулся.
       – Как мне найти Мелмана?
       – Минуточку... где-то здесь у меня... – он открыл ящик стола и достал
небольшую записную книжку, полистал ее, потом записал для меня адрес на
библиографическую карточку и протянул ее мне. Потом он отпил еще глоток
вина.
       – Благодарю.
       – Это адрес его мастерской, но он там не живет, – пояснил Рик.
       Я кивнул и поставил на стол свой стакан.
       – Я тебе очень благодарен.
       Он приподнял бутылку.
       – Еще немного?
       – Нет, спасибо.
       Он пожал плечами и налил себе.
       Я поднялся.
       – Ты понимаешь, – медленно проговорил он, – это так грустно...
       – Что именно?
       – Что в мире нет волшебства, никогда не было, наверное, никогда и не
будет.
       – Это скверно, – согласился я.
       – Ведь тогда мир был бы гораздо более интересным.
       – Да.
       Я повернулся, намереваясь уходить.
       – Сделай мне одолжение, – попросил он.
       – Какое?
       – Когда будешь уходить, поставь указатель в витрине на три часа и
захлопни за собой дверь.
       – Конечно.
       Я оставил его за столом в кабинете и сделал так, как он просил. Небо
стало заметно темнее, а ветер еще холоднее. Я еще раз попробовал позвонить
Люку из таксофона на углу, но и на этот раз мне никто не ответил.


       Мы были тогда счастливы... Даже странно, как все удачно складывалось.
Погода – само совершенство, и все, что мы задумали, получалось не хуже.
Вечером мы пошли в гости, там было так весело... Потом мы ужинали в
прелестном местечке, которое обнаружили совершенно случайно. Мы долго
сидели за бокалами с вином, не желая, чтобы день кончался, потом решили
продолжить эту полосу удач и поехали на пустынный берег, где сидели,
плавали, смотрели на луну, а ветер легонько шевелил наши волосы. А
потом... потом я сделал одну вещь, которую не должен был ни в коем случае
делать. Но разве Фауст не считал, что прекрасное мгновение стоит души?
       – Пойдем, – сказал я.
       Я метко отправил пустую банку из-под пива в контейнер для мусора и
поймал Джулию за руку.
       – Отправимся на прогулку.
       – Куда же? – спросила она.
       Я помог ей подняться.
       – В волшебную страну, – сказал я, – в далекий сказочный предел, в
Эдем. Идем же!
       Она рассмеялась и позволила мне вести ее.
       Мы пошли вдоль кромки берега к тому месту, где полоса песка сужалась.
       Луна висела в небе роскошная и желтая, а море словно пело мою любимую
песню.
       Мы шагали рука об руку, пока неожиданный поворот тропинки не увел нас
в сторону от полосы песка. Я стал искать глазами пещеру, которая должна
была вот-вот появиться, высокая, узкая пещера.
       – Пещера, – объявил я минуту спустя. – Давай войдем?
       – Там темно...
       – Вот и прекрасно.
       И мы вошли в пасть пещеры.
       Шагов шесть нам еще светила заглянувшая в пещеру луна, и за это время
я успел заметить поворот налево.
       – Сюда, – уверенно произнес я.
       – Но здесь так темно!
       – Естественно. Держись за мою руку покрепче. Все будет в порядке.
       Еще пятнадцать или двадцать шагов – и справа что-то неясно
засветилось.
       Я повел Джулию к повороту, и по мере нашего продвижения вперед, свет
становился все ярче.
       – Мы можем заблудиться, – негромко проговорила она.
       – Я никогда не заблужусь, – успокоил ее я.
       Свет становился все ярче. Еще поворот, короткий коридор, и мы
оказались у подножия горы. Ниже виделся лес, и солнце прошло уже половину
утреннего пути над деревьями этого леса.
       Джулия замерла, широко раскрыв голубые глаза.
       – День! – изумленно воскликнула она.
       – Темпус фугит, – ответил я. – Идем.
       Некоторое время мы шли через лес, слушая песни птиц и ветра в ветвях,
темноволосая Джулия и я. Немного спустя я провел ее через каньон цветных
трав и камней, по дну которого протекал хрустальный ручей, впадавший в
реку.
       Мы шли вдоль реки, пока не оказались у обрыва, уходящего вдаль,
полного радуг от падающей воды и туманов.
       Стоя на гребне водопада, глядя на обширную долину у наших ног, мы
увидели шпили и купола города, золотые и сверкающие, как бриллианты,
смутно проступающие сквозь утренний туман.
       – Где мы? – шепотом спросила Джулия.
       – Прямо за поворотом, – ответил я. – Идем.
       И я повел ее влево по тропинке, которая вела нас обратно вдоль
обрыва, пока мы не миновали водопад. Тени и алмазные брызги, мощный рев, а
потом еще большая мощь тишины...
       Наконец мы вошли в туннель, поначалу влажный, потом высохший по мере
того, как мы поднимались выше.
       Туннель вывел нас в галерею, открытую с левой стороны, глядевшую в
ночь, где ярко сияли звезды...
       Зрелище было грандиозное. Сияние незнакомых созвездий было настолько
мощным и ослепительным, что наши фигуры отбрасывали тени на стену позади
нас.
       Она облокотилась на низкий парапет, ее кожа словно светилась изнутри,
как редкий сорт мрамора, она смотрела вниз.
       – Они и там, внизу, – прошептала она, – и по обе стороны! Внизу тоже
ничего нет, кроме звезд! И по сторонам...
       – Да. Красиво, правда?
       Мы долго стояли там, любуясь этим необыкновенным зрелищем, пока мне,
наконец, не удалось убедить Джулию пройти дальше по туннелю. Теперь он
сразу же вывел нас на поверхность, и мы оказались перед руинами древнего
амфитеатра. Под небом позднего полудня мраморные скамьи, все в трещинах, и
рухнувшие колонны оплел вьющийся плющ. Тут и там лежали разбитые статуи,
словно низвергнутые землетрясением.
       Выглядело это чертовски живописно. Я думал, что ей это должно
понравиться, и не ошибся. Мы по очереди усаживали друг друга на почетное
место и произносили со сцены речь.
       Акустика здесь была превосходная.
       Потом мы шли дальше, рука в руке, по мириаду троп под разноцветными
небесами пока не оказались наконец на берегу тихого озера. Над дальним
берегом висело заходящее оранжевое солнце. Справа неярко блестели какие-то
скалы. Мы нашли удобное местечко, где мох и папоротники образовали
естественную подушку. Я обнял ее, и мы долго стояли, и ветер в ветвях
деревьев играл на лютне, а ему контрапунктировали невидимые птицы.
       Потом, немого позже, я расстегнул ее блузу.
       – Прямо здесь? – спросила она.
       – Мне здесь нравится. А тебе – нет?
       – Здесь очень красиво. Ладно. Подожди минутку...
       Мы опустились на подушку из мхов и любили друг друга, пока нас не
укрыли тени. А потом она заснула, как я и хотел.
       Я наложил на нее заговор, чтобы она не проснулась, потому что начал
сомневаться в собственном благоразумии и в том, следовало ли предпринимать
это путешествие. Потом я оделся сам и одел Джулию, и поднял ее на руки,
чтобы отнести ее обратно на наш берег. На этот раз я выбрал самый короткий
путь.
       На берегу, на том месте, где мы вышли, я положил ее на песок и сам
растянулся рядом.
       Скоро я уснул.
       Мы проснулись только когда взошло солнце и нас разбудили голоса
пришедших на пляж людей.
       Джулия села и посмотрела на меня.
       – Эта ночь... – сказала она, – она не могла быть только сном, но и
явью тоже быть не могла, правда?
       – Думаю, что так, – улыбнулся я в ответ.
       Она нахмурилась.
       – С чем именно ты согласен? – спросила она.
       – Конечно с тем, что нам просто необходимо позавтракать, – ответил я.
– Пойдем поедим чего-нибудь, а?
       – Погоди минутку. Она положила мне руку на плечо.
       – Этой ночью... случилось что-то необыкновенное. Что это было?
       – Зачем же убивать волшебство словами? Пойдем лучше завтракать.
       Потом она не раз пыталась расспросить меня об этой ночи, но я был
тверд и отказывался вести разговор на эту тему. Во всем был, конечно,
виноват я сам. Не следовало мне вообще отправляться с ней на эту прогулку.
И в нашей последней соре-споре, после которой мы расстались, этот факт
сыграл свою роль...
       Теперь размышляя обо всем этом, я осознал вдруг, что дело не только в
этой моей древней глупости. Я осознал, что я любил Джулию и, что еще хуже,
до сих пор ее люблю. И если бы я не придумал этой прогулки или хотя бы
признал справедливость ее обвинений в том, что я был волшебником, она не
встала бы на эту тропу, по которой пошла, не стала бы искать пути к
собственной власти, вероятно, для защиты. И она сейчас была бы жива...
       Я закусил губу и заплакал. Потом обошел тормозившую передо мной
машину и промчался на красный свет. Если я убил свою любовь, то я не был
уверен, что не случится обратное.




       3



       Скорбь и гнев сжали мой мир и он поддался, но я не хотел поддаваться.
Казалось, эти чувства парализовали мои воспоминания о более счастливых
временах, о других странах и возможностях.
       В схватке нахлынувших на меня воспоминаний я потерял способность
смотреть на вещи с различных точек зрения, отчасти потому что отбросил
целый набор выборов, сузив в какой-то степени собственную свободу воли.
Мне самому такое мое свойство не нравится, но после какого-то предела я
уже не в состоянии брать его под контроль, потому что тогда у меня
возникает ощущение уступки какому-то детерминизму, и это раздражает меня
еще больше.
       По обратной дуге цикла раздражение начинает подпитывать
первоначальные переживания и я вступаю в фазу бесконечного
самовозбуждения, как колебательный контур. Простой способ выйти из такой
ситуации – атака в лоб, чтобы устранить объект-причину. Более сложный путь
отличается более философской природой и состоит в том, чтобы отступить в
сторону, уйти и вернуть себе контроль над собой. Как всегда,
предпочтительнее более трудный способ.
       Атака в лоб очень легко может закончится сломанной шеей.
       Я свернул, припарковал машину на первом свободном участке, открыл
окно и раскурил свою любимую трубку.
       Я поклялся не заводить мотор, пока не остыну окончательно. Я всегда
слишком сильно на все реагирую. Похоже, это фамильное. Но я не хотел
поступать так, как поступали другие. Ведь это им самим причиняло массу
неприятностей.
       Такая "все или ничего" реакция на полные обороты, может и хороша,
если вам всегда везет, но на этом пути ждет и трагедия, по крайней мере,
опера, если против вас выступает что-то экстраординарное. А сейчас, судя
по всему, речь шла именно о таком случае. Следовательно, я вел себя как
болван и дурак, и я повторил это себе несколько раз, пока не поверил.
       Потом я попытался прислушаться к своему более спокойному "Я", и оно
согласилось, что я и в самом деле дурак, потому что не понимал собственных
чувств, когда еще не было поздно и можно было что-то исправить, потому что
выдал свои возможности и власть, а потом отрицал ответственность за
последствия, за то, что все эти годы не разгадал особой природы врага и
потому, что даже сейчас упрощал грозившую опасность.
       Нет, схватить Виктора Мелмана за горло и выбить из него правду – едва
ли бы это что-то дало. Я принял решение двигаться вперед осторожно, на
каждом шагу заботясь о прикрытии.
       "Жизнь – это всегда очень сложная штука, – сказал я себе. – Сиди тихо
и собирай информацию. Размышляй".
       Я медленно выпустил на волю накопившееся внутри напряжение, и мой мир
так же медленно снова вырос, расширился, и в нем я увидел возможность
того, что "П" хорошо знал меня и мог построить свой план действий так,
чтобы я отбросил сомнения, перестал думать, поддавшись чувствам момента.
       Нет, я не стану, как остальные...
       Я еще довольно долго сидел и размышлял, потом медленно тронул машину
с места.
       Это было мрачное кирпичное угловое здание. В нем имелось четыре этажа
и несколько нанесенных распылителем нецензурных ругательств со стороны
боковой улочки на стене и со стороны заднего двора. Эти надписи, несколько
разбитых окон и пожарная лестница были мною обнаружены, пока я шагал вдоль
фасада дома, осматривая его. Два нижних этажа занимала компания "Склады
Брута" – в соответствии с надписью рядом с лестницей в небольшом подъезде,
куда я вошел. На улице как раз начался мелкий дождик. В подъезде воняло
мочой, на подоконнике валялась пустая бутылка из под виски "Джек Дэниелс",
на облезлой стене висели два почтовых ящика. На одном было написано
"Склады Брута", а на другом – две буквы: "В" и "М". Оба ящика были пусты.
       Я ступил на лестницу, ожидая, что ступени затрещат. Они не затрещали.
       На втором этаже в коридор выходили четыре двери без дверных ручек.
Все они были закрыты. Сквозь матовые стекла в верхней части дверей можно
было рассмотреть что-то вроде очертаний картонных ящиков. Стояла мертвая
тишина.
       Я спугнул черного кота, дремавшего на ступенях следующего пролета. Он
выгнул спину, и показал мне свои мелкие зубы, зашипел и умчался прыжками
наверх, скрывшись из виду.
       На третьем этаже в коридор тоже выходили четыре двери: три из них
явно давно не открывались, четвертая – до блеска выкрашенная черным
шеллаком.
       К ней была привинчена медная табличка с надписью "Мелман". Я
постучал.
       Ответа не было. Я снова постучал, но с тем же результатом.
       Никаких звуков изнутри не доносилось.
       Вероятно, это была его жилая квартира, а мастерская находилась на
четвертом этаже, где возможно было устроить стеклянный потолок, поэтому я
стал взбираться по последнему пролету.
       Достигнув верхнего этажа, я увидел, что одна из четырех дверей слегка
приоткрыта. Я остановился и прислушался. Изнутри доносился шорох движения.
Я постучал. Откуда-то изнутри донесся неожиданный и громкий вздох. Я
толкнул дверь.
       Он стоял примерно в двадцати футах от меня в свете большого
потолочного окна, ко мне лицом, высокий и широкоплечий, с темными глазами
и бородой. В левой руке он держал кисть, а в правой палитру.
       На нем были джинсы, спортивная майка, а поверх всего – испачканный
красками фартук. Полотно на мольберте за его спиной изображало что-то
вроде мадонны с младенцем. Это был набросок. В мастерской было много
других полотен в подрамниках, но все они стояли лицевой стороной к стене
или же были закрыты тканью.
       – Привет, – сказал я. – Вы – Виктор Мелман?
       Он кивнул равнодушно, без улыбки и не хмурясь, положил палитру на
ближайший столик, сунул кисть в банку с раствором, потом влажной на вид
тряпкой вытер руки.
       – А вы сами кто? – спросил он.
       Он отшвырнул тряпку и снова повернулся ко мне.
       – Мерль Кори. Вам известна Джулия Барнес? Была известна?
       – Я этого и не отрицаю, – ответил он. – Употребив прошедшее время,
вы, кажется, хотели сказать...
       – Да, она мертва, и я хотел бы с вами об этом поговорить.
       – Хорошо, – кивнул он.
       Он развязал тесемки фартука.
       – Тогда пойдемте вниз. Здесь негде даже присесть.
       Он повесил фартук на гвоздь возле двери и вышел первым. Я последовал
за ним. Повернувшись, он запер дверь мастерской и только после этого
двинулся вниз по лестнице. Двигался он плавно, едва ли не грациозно. Я
слышал, как барабанит по крыше дождь.
       Тем же самым ключом он отпер черную дверь на третьем этаже. Открыв
дверь, он отступил в сторону и жестом предложил мне войти. Я так и сделал,
прошел через прихожую, мимо кухни, где все полки и столы были уставлены
грязной посудой, пустыми бутылками и картонками от пиццы. К буфету
прислонились едва не лопавшиеся мешки с мусором. На полу я заметил
какие-то липкие на вид пятна, а воняло здесь примерно как на скотобойне и
фабрике специй вместе взятых.
       Гостиная, в которой я затем оказался, была довольно большой комнатой
с парой удобных черных диванов, стоявших друг против друга по обе стороны
поля битвы восточных ковров и разнообразных столиков, каждый из которых
имел на своих крышках переполненную пепельницу. В дальнем углу я заметил
красивое концертное фортепиано, стена за ним была затянута тяжелой красной
драпировкой. Многочисленные низкие книжные шкафы были заполнены книгами по
оккультизму и стопками журналов, которые возвышались рядом с несколькими
креслами. Из под самого большого ковра виднелась часть какой-то
геометрической фигуры. Судя по части, это вполне мог быть пятиугольник. В
гостиной ощущался тяжелый запах ароматических эссенций и марихуаны.
       Справа аркообразный коридор вел в другую комнату, слева была закрытая
дверь. На стенах висели картины полурелигиозного содержания, очевидно,
произведения хозяина. Они чем-то напоминали мне Шагала. Картины в самом
деле были неплохи.
       – Присаживайтесь, – указал он на кресло.
       Я сел.
       – Не хотите пива?
       – Спасибо, нет.
       Он уселся на ближайший диван, сцепил пальцы и уставился на меня.
       – Так в чем дело? – спросил он.
       Я тоже уставился на него.
       Какое-то время мы молча изучали друг друга, затем я заговорил первым.
       – Джулия Барнес начала интересоваться системами оккультизма. И к вам
она пришла, чтобы узнать о них побольше. А сегодня утром она умерла при
чрезвычайно странных обстоятельствах.
       Левый угол его рта дрогнул. Это была его единственная реакция.
       – Да, она интересовалась такими вещами, – спокойно ответил он. – Она
просила меня о наставлении, и я руководил ею.
       – Я хочу узнать, почему она умерла.
       Он продолжал пристально смотреть на меня.
       – Время ее истекло, – холодно произнес он. – В конечном итоге это
происходит с каждым, не правда ли?
       – С каждым, но не так. Она была убита зверем, которого здесь просто
не должно существовать. Вам известно что-нибудь об этом?
       – Вселенная – гораздо более странное место, чем многие из нас
воображают.
       – Вам известно или нет?
       – Мне известны вы, – ответил он.
       В этот момент он впервые улыбнулся.
       – Она о вас рассказывала, естественно.
       – То есть?
       – То есть я вас знаю и знаю также, что вы сами более чем разбираетесь
в подобных вещах.
       – И что же?
       – Искусство имеет свойство сводить нужных людей в нужный момент, если
предстоит большое дело.
       – И вы думаете, что все дело в этом?
       – Я это знаю.
       – Откуда?
       – Мне это было обещано.
       – Значит вы меня ждали?
       – Да.
       – Любопытно. Не могли бы вы рассказать об этом поподробнее?
       – С большим удовольствием я вам покажу.
       – Вы сказали, что вам что-то было обещано. Каким образом и кем?
       – Скоро вы все это поймете.
       – И смерть Джулии тоже?
       – Да, в некотором смысле.
       – Каким образом вы думаете познакомить меня с подобным озарением?
       Он улыбнулся.
       – Я просто хотел бы, чтобы вы кое-что посмотрели, – сказал он.
       – Хорошо. Я жду. Показывайте.
       Он кивнул и поднялся.
       – Это здесь, – пояснил он.
       Он направился к закрытой двери.
       Я тоже поднялся и направился вслед за ним через комнату.
       Он сунул руку за майку и извлек цепочку. Осторожно снял ее через
голову. И я увидел, что на ней ключ.
       Этим ключом он и открыл дверь.
       – Входите, – сделал он приглашающий жест.
       Он распахнул дверь и сделал шаг в сторону.
       Я вошел. Комната была небольшая, и в ней было темно. Мелман щелкнул
выключателем, и из простого плафона под потолком разлился неяркий голубой
свет.
       Теперь я видел, что прямо напротив меня окно, стекла которого
закрашены черным. Мебели здесь не было, не считая нескольких подушек,
разбросанных по полу. Часть стены справа закрывала черная драпировка, все
же остальные стены были абсолютно пусты и лишены украшений.
       – Я смотрю, – сказал я, прерывая затянувшееся молчание, – и жду.
       Он засмеялся.
       – Прошу прощения, надо немного подождать. Немного терпения и... Вы
имеете представление, что именно меня интересует в нашем искусстве?
       – Вы каббалист, – уверенно сказал я.
       – Да, – согласился Мелман. – А как вы определили?
       – Люди, занимающиеся восточными дисциплинами, всегда тяготеют к
аккуратности, – ответил я. – Они опрятны, а вы, каббалисты, отличаетесь
неряшливостью.
       Он фыркнул.
       – Это не главное. Дело зависит от того, что для человека самое
важное.
       – Именно, – холодно заметил я.
       Он пнул подушку, вылетевшую в центр комнаты.
       – Садитесь, – предложил он.
       – Я постою.
       Он пожал плечами.
       – Как угодно.
       Он начал что-т негромко бормотать.
       Я молча ждал. Некоторое время спустя, все еще что-то шепча, он
подошел к черной драпировке. Одним быстрым рывком он отодвинул занавес. Я
напрягся.
       Это был рисунок каббалистического Дерева Жизни, изображавшего десять
сафир и некоторых клипфотических аспектов, оно было изображено просто
великолепно, и это чувство узнавания, поразившее меня при первом взгляде
на рисунок, было чрезвычайно беспокоящим.
       Это не была стандартная продукция из какой-нибудь лавки. Это был
оригинал.
       Но стиль не походил на стиль работ, висевших в гостиной. Однако
что-то он все же напоминал...
       По мере того, как я все более внимательно рассматривал Дерево, у меня
исчезли последние сомнения в том, что оно нарисовано той же рукой, которая
изготовила Карты, найденные мной в квартире Джулии.
       Мелман продолжал что-то шептать в то время, пока я рассматривал
картину.
       – Это ваша работа? – спросил я.
       Он ничего не ответил. Вместо этого он подошел к картине и со зловещей
улыбкой указал на третьего сефирста, которого зовут Винах.
       Я присмотрелся. Он изображал, кажется мага перед черным алтарем, и...
       Нет! Я просто не мог в _Э_т_о_ поверить... Этого не может быть!..
       Я почувствовал возникновение контакта с этой фигурой в черном. Это
был не просто символ. Он был вполне реален, этот маг, и он призывал меня.
       Он вырос, стал объемным. Стены комнаты вокруг меня уже начали мерцать
и таять...
       Я уже почти был...
       Там.
       Это была небольшая поляна посреди густого леса. Вечерело. Кровавый
свет освещал алтарь передо мной.
       Маг, лицо которого скрывал капюшон, что-то делал с предметом,
лежавшим перед ним на камне. Его пальцы двигались слишком быстро, чтобы я
успевал следить за ними. Я услышал исходящее неизвестно откуда протяжное,
тихое, напоминающее пение, бормотание.
       Наконец маг поднял предмет правой рукой, держа его перед собой.
       Это был черный обсидиановый кинжал. Он положил левую руку на алтарь,
провел ее над гладким камнем, сбрасывая все остальное на землю.
       Он впервые взглянул на меня.
       – Иди сюда, – негромко произнес он.
       Непритязательная простота этой просьбы заставила меня улыбнуться. Но
вдруг я почувствовал, что мои ноги пришли в движение помимо моей воли, и я
понял, что на меня наложено заклятье в этом краю мрачных теней.
       И я возблагодарил своего другого дядю, обитающего в самом далеком
краю, какой только можно вообразить, и я заговорил на языке тори,
накладывая свой собственный заговор.
       Воздух пронизал ужасный вопль, словно какая-то ночная птица ринулась
вниз за добычей.
       Маг не дрогнул, и ноги мои не были освобождены от оков чужой воли, но
теперь я имел возможность поднять обе руки. Я поднял их до нужного уровня,
и когда они коснулись края алтаря, я помог себе призывающим заговором,
увеличивая силу механических шагов, которые я делал. Локти мои согнулись
от напряжения.
       Маг уже замахнулся кинжалом, целясь в мои пальцы, но это уже не имело
никакого значения. Я вложил в толчок весь свой вес и силу и алтарь
покачнулся.
       А потом алтарь наклонился и опрокинулся.
       Маг поспешно отскочил, но алтарь уже придавил ему ногу, а может быть
и обе. Как только он упал, я сразу же почувствовал, что свободен от
заклинания. Я снова мог двигаться нормально, и мое сознание было
совершенно ясно.
       Он подтянул ноги к груди и покатился, пока я перемахивал через
алтарь, чтобы добраться до него. Я бросился в погоню, но он сделал колесо,
прокатившись вниз по крутому склону и затерявшись в темноте среди
кряжистых угловатых деревьев.
       Едва я достиг края долины, как увидел глаза, сотни диких светящихся
глаз, сверкавших в темноте, вверху и внизу. Пение стало громче и
доносилось, как мне показалось, из-за моей спины.
       Я быстро обернулся.
       Алтарь по-прежнему лежал поверженным.
       Но рядом с ним возвышалась фигура в плаще с надвинутым капюшоном.
Ростом она значительно превосходила первого мага. Он монотонно пел
знакомым мужским голосом. На моем запястье запульсировал Фракир. Я
почувствовал, как строится вокруг меня система заклинаний, но на этот раз
я был готов.
       Один призыв – и ледяной ветер смел систему, развеял, словно дым. Моя
одежда затрепетала, зашуршала, меняя цвет, покрой и фактуру ткани.
       Пурпурный и серый, светлые брюки, темный плащ, кружева на груди,
черные сапоги и широкий пояс, за который заткнуты перчатки с отворотами.
       Мой серебряный Фракир, сиял браслетом на левом запястье. Я поднял
левую руку, прикрыл ладонью правой глаза и вызвал ослепительную вспышку.
       – Умолкни, – приказал я. – Это бесполезно.
       Монотонное песнопение прекратилось.
       Порыв ветра сдул капюшон с его головы, и я увидел перед собой
искаженные страхом черты лица Виктора Мелмана.
       – Хорошо, – продолжал я. – Ты меня призывал. Вот я – перед тобой, и
да поможет тебе небо. Ты сказал, что мне все станет ясно. Мне еще ничего
не ясно. Говори!
       Я сделал шаг вперед.
       – Говори! – повторил я. – Легко или с трудом, но ты заговоришь. Но
мне жаль тебя, если ты изберешь второй путь. Но выбирай сам.
       Он откинул голову и завопил:
       – Хозяин!
       – Что ж, вызывай своего хозяина, любыми средствами, – одобрительно
кивнул я. – Я подожду. Потому что он тоже должен дать мне ответ.
       Он снова позвал, но ответа не было.
       Он бросился было наутек, но я был готов и произнес призывающее
заклинание высшего уровня. Лес вокруг полны рассыпался в прах, прежде чем
он успел достичь первых деревьев, и этот прах исчез, унесенный ураганным
ветром, который прилетел оттуда, где должна бы царить полная неподвижность
и тишина. Ветер вихрем окружил поляну, красный и серый, возведя
непроницаемую стену со всех сторон, уходящую в бесконечность наверху и
внизу. Мы стали единственными обитателями круглого острова в ночи, всего в
сотню метров в диаметре, и его края медленно и неумолимо сжимались.
       – Он не придет, – холодно произнес я, – и тебе отсюда не уйти. Он не
в силах тебе помочь. Никто здесь тебе не поможет. Здесь властвует высшая
магия, и не оскорбляй ее, профан, своими жалкими попытками противоборства.
Знаешь ли ты, что лежит за стеной смерча? Хаос! И я отдам тебя Хаосу, если
ты не расскажешь мне все. И о Джулии, и о своем хозяине, и о том, как ты
осмелился перенести меня сюда.
       Он испуганно отшатнулся в сторону от границы Хаоса и повернулся лицом
ко мне.
       – Верни меня в мой дом, и я все расскажу тебе, – попросил он.
       Я покачал головой.
       – Убей меня, и ты никогда не узнаешь правду.
       Я пожал плечами.
       – Что ж, ты выбрал. Ты все равно расскажешь, чтобы остановить
мучения, а потом я брошу тебя Хаосу.
       Я шагнул к нему.
       – Погоди!
       Он поднял руку.
       – Подари мне жизнь за то, что я тебе расскажу.
       – Я не торгуюсь, – ответил я. – Говори.
       Смерч выл и рычал вокруг нас, и наш островок сокращался. Сквозь рев
ветра доносились какие-то голоса, бормотавшие непонятные слова, мелькали
смутные, вызывающие ужас силуэты. Мелман отшатнулся, видя перед собой
крошащийся край реальности.
       – Хорошо, – прокричал он. – Да. Джулия пришла ко мне, как мне это и
обещали, и я кое-чему научил ее. Не тому, что я стал бы преподносить всего
год назад, а кое-чему из нового знания, которым я сам овладел лишь
недавно. Так мне тоже было приказано сделать.
       – Кто приказал? Назови его имя!
       Он поморщился.
       – Он не был настолько глуп, чтобы сказать мне свое имя. Ведь тогда я
мог бы попытаться обрести над ним власть. Как и ты, он не человек, а
существо из какой-то другой реальности.
       – Это он дал тебе картину с Деревом?
       Он кивнул.
       – Да. И он на самом деле переносил меня в каждый сефирет. Там
существует магия. Там я и обрел силу.
       – А Карты? Их тоже нарисовал он и дал тебе, чтобы ты передал Джулии?
       – Я ничего не знаю ни о каких Картах, – ответил он.
       – Вот этих! – воскликнул я.
       Я извлек Карты из-под плаща, рассыпал их веером, словно фокусник,
приблизился к нему, сунул ему их в лицо, позволил как следует рассмотреть
и убрал прежде, чем он смог заподозрить, что Карты предоставляют
возможность побега.
       – Раньше я их никогда не видел, – ответил он.
       Граница неустанной эрозии нашего островка в море хаоса продолжала
приближаться к нам. Мы отодвинулись поближе к центру.
       – Это ты послал существо, убившее Джулию?
       Он энергично затряс головой.
       – Это не я. Я знал, что она должна умереть, потому что он сказал, что
ее смерть приведет тебя к нему. Он мне еще сказал, что ее убьет зверь из
Петцаха... но я сам никогда не видел этого зверя и не причастен к его
вызову.
       – А зачем ему было нужно, чтобы ты со мной встретился? Зачем ты
перенес меня сюда?
       Он дико захохотал.
       – Зачем? Конечно же, чтобы убить тебя. Он сказал, что если я принесу
твою жизнь в жертву в этом месте, то обрету твою власть. Он сказал, что ты
Мерлин, сын Ада и Хаоса, и что я стану величайшим магом из всех, если
смогу заколоть тебя.
       Теперь наш мир имел в лучшем случае сотню футов в диаметре, и степень
его сокращения увеличивалось с каждой минутой.
       – Так ли это? – неожиданно спросил он. – Добыл бы я власть, если бы
смог?
       – Власть, как деньги, – ответил я. – Обычно добыть ее можно, если ты
имеешь в достаточной мере способности, и это единственная вещь, какую ты
желаешь в жизни. Но добыл ли ты бы ее? Не думаю.
       – Я говорю о смысле жизни, ты ведь понимаешь?
       Я покачал головой.
       – Только дурак верит, что у жизни есть единственный смысл. Но
довольно! Опиши мне своего хозяина.
       – Я его никогда не видел.
       – Как?
       – То есть я встречался с ним, но не знаю, как он выглядит на самом
деле. Он всегда был одет в темный плащ с капюшоном и перчатки. Я даже не
знаю, какого цвета у него кожа.
       – А как вы с ним встретились?
       – Однажды он возник прямо в моей мастерской. Я обернулся, а он там
уже стоял. Он предложил мне знания и силу и сказал, что за службу ему он
многому меня научит.
       – А откуда ты узнал, что он это может?
       – Он взял меня с собой в путешествия по мирам.
       – Понятно.
       Остров нашего существования сузился теперь до размеров большой
комнаты.
       Голоса вихря становились то насмешливыми, то доброжелательными, то
пугали, то печалились, то злились, окружавшие нас обрывки видений все
время сменялись. Земля тряслась уже без остановки, а свет оставался все
таким же красным, зловещим. Мне очень хотелось убить Мелмана прямо здесь и
сейчас, но ведь это не он погубил Джулию...
       – Твой хозяин сказал тебе, почему он хотел убить меня? – спросил я.
       Он провел языком по пересохшим губам и обернулся, со страхом глядя на
надвигающийся Хаос.
       – Он сказал, что ты его враг. Но почему – он никогда не объяснял. Он
сказал, что все должно случиться сегодня, что он хочет, чтобы это
случилось сегодня.
       – Почему сегодня?
       Он коротко усмехнулся.
       – Предполагаю, что потому что сегодня Вальпургиева ночь, – ответил
он. – Хотя он ничего и никогда об этом не говорил.
       – И это все? Он никогда не упоминал, откуда он? – спросил я.
       – Однажды он упоминал место, называемое Средоточье Четырех Миров,
упомянул так, словно это имело для него очень большое значение.
       – И ты никогда не заподозрил, что он просто использует тебя?
       Мелман усмехнулся.
       – Конечно я понимал, что он использует меня. Мы все так или иначе
кого-нибудь используем. Так уж устроен мир. Но за это он платил знаниями и
властью, которую давал мне. И мне кажется, что его обещание еще может быть
выполнено.
       Он внезапно словно увидел что-то за моим плечом. Это, наверное, самый
древний трюк в мире, но я все-таки обернулся.
       Там никого не было. Я немедленно снова повернулся лицом к нему.
       В руке сверкнул черный кинжал, который он, видимо, прятал в рукаве.
Он бросился на меня, делая выпад и в то же время бормоча новое заклинание.
       Я отступил на шаг взмахнул плащом. Он кое-как выпутался из складок,
отпрыгнул в сторону, развернулся и снова бросился на меня.
       Теперь он, присев, как видно, намеревался добраться до меня снизу.
Его губы продолжали шевелиться. Я ударил ногой по руке, сжимавшей кинжал,
но он успел ее отдернуть. Тогда я поймал вьющийся плащ за левый край и
обмотал тканью руку.
       Когда он нанес новый удар, я блокировал выпад и поймал его за плечо,
сжав бицепс. Полуприсев, я потащил его вперед на себя, ухватив за левое
бедро правой рукой, потом выпрямился, подняв его высоко в воздух, и
отшвырнул прочь.
       Когда я по инерции развернул корпус, то увидел вдруг, что я наделал.
       Полностью сосредоточив свое внимание на противнике, я потерял из вида
быстро сближающиеся границы всеуничтожающего ветра. Граница Хаоса
оказалась гораздо ближе, чем я ожидал, и у Мелмана осталось времени лишь
на самое краткое из проклятий, прежде чем смерть унесла его туда, где он
уже никогда не сможет кого-либо проклинать.
       Мне оставалось лишь выругаться напоследок. Наверняка у Мелмана можно
было бы выудить еще какие-нибудь дополнительные сведения.
       Я покачал головой, стоя в центре все продолжающегося сокращаться
мира.
       День еще не кончился, а уже стал днем моей самой памятной
Вальпургиевой ночи.




       4



       Обратный путь был долгим. По пути я переменил костюм.
       Выход из моего лабиринта привел меня, как оказалось, на узкую улочку
– щель между двумя грязными кирпичными стенами.
       Все еще шел дождь, и день приближался к вечеру. На другой стороне
улицы, на краю светового озера, отбрасываемого единственной целой уличной
лампой на столбе, я увидел свою машину.
       На секунду я с тоской подумал о сухой одежде в багажнике, потом
направился снова к дому с вывеской "Склады Брута".
       В окне первого этажа горел тусклый свет, бросая слабый отсвет на
входную дверь, которая без этого оставалась бы совершенно неосвещенной. Я
начал медленно подниматься по ступеням, совершенно промокший и умеренно
настороженный.
       Дверь квартиры Мелмана была не заперта, я повернул ручку и вошел.
       Включив свет, я запер за собой дверь.
       Быстро пройдя по комнатам, я убедился, что квартира покинута. Я
переоделся, воспользовавшись платяным шкафом Мелмана. Его брюки оказались
мне немного велики в поясе и по длине. Карты, чтобы они не промокли, я
положил в нагрудный карман.
       Вторая ступень.
       Я начал систематический обыск квартиры. Несколько минут спустя я
наткнулся на его оккультный дневник, который хранился в запертом ящике
ночного столика. Он был такой же неряшливый, как и вся эта квартира, с
неправильно написанными или вычеркнутыми словами, с пятнами от пива и
кофе.
       В нем я обнаружил массу соответствующих сведений вперемежку с личным
материалом – сны, медитация и так далее. Я стал листать дневник, пытаясь
отыскать место, где описывалась бы встреча Мелмана с хозяином.
       Я наконец-то нашел это место и внимательно просмотрел. Описание этого
события занимало довольно много страниц и состояло, в основном, из
необычных восторгов по поводу функционирования Дерева. Я уже почти решил
отложить эту тетрадь до лучших времен, как вдруг, пробегая уже последние
страницы, наткнулся на стихотворение. Манера напомнила мне Суинберна –
чересчур много иллюзий, рваный ритм, но дело было не в этом. В глаза мне
бросилась строчка:

       "Бесконечные отражения Эмбера,
       тронутые его предательским пятном..."

       Здесь тоже было многовато аллитераций, но для меня важнее всего был
смысл. Содержание строки пробудило во мне уснувшее на какое-то время
чувство уязвимости и заставило действовать поспешнее. Внезапно мне
нестерпимо захотелось побыстрее убраться отсюда и как можно дальше, чтобы
спокойно обдумать сложившееся положение.
       Больше в комнате ничего неожиданного не обнаружилось. Я собрал кучу
старых газет, в избытке валявшихся повсюду, отнес их в ванну и там поджег,
открыв окно наружу для притока свежего воздуха. Потом я посетил святилище
Мелмана, притащил в ванную картину с Деревом Жизни и скормил ее огню.
Потом я выключил в ванной свет и прикрыл дверь.
       Да, пожалуй, критик, искусствовед из меня не получился бы.
       Я направился к книжным полкам, где возвышались пачки разнообразных
бумаг и начал их просматривать. Я разобрал уже вторую пачку до половины,
когда эту деятельность прервал внезапный телефонный звонок.
       Мир вокруг меня, казалось, застыл, а мои мысли понеслись вскачь.
       Ну, конечно, сегодня день, когда, как предполагалось, я должен был
добраться до квартиры Мелмана и погибнуть здесь.
       Вполне приемлемыми казались шансы, что если это произошло, то уже
завершилось к данному моменту.
       Поэтому мог звонить сам "П"., чтобы узнать, можно ли уже отправлять
мой некролог друзьям и родственникам.
       Я обернулся и отыскал взглядом телефон, который стоял под стеной в
спальне. И тут же понял, что мне нужно снять трубку.
       Пока я шел к телефону, он позвонил два или три раза – от двенадцати
до восемнадцати секунд. За этот срок мне нужно было решить, каким будет
мой ответ.
       Шутка, оскорбление или угроза?
       Или... попробовать выдать себя за Мелмана?
       А вдруг что-то получится? Благоразумие диктовало последний вариант,
дававший не меньшее удовлетворение, чем другие, и в случае удачи я мог
узнать очень многое.
       Пожалуй стоит попробовать. Я решил ограничиться односложными
ответами, прикинувшись раненым, задыхающимся и теряющим сознание. Я поднял
трубку, приготовившись услышать хотя бы голос "П". и определить, знаю ли я
его.
       – Да?
       – Ну? Готово? – послышалось из трубки.
       Черт побери! Это была женщина. Значит, я неправильно использовал
местоимение, неправильно предполагал пол, неверно ставил вопрос. Один из
двух – это совсем неплохо, а?
       Я невнятно простонал в ответ.
       – Да...
       – Что случилось?
       – Я ранен, – промычал я.
       – это серьезно?
       – Кажется... не знаю... У меня что-то... Здесь... Лучше бы
посмотреть...
       – Что такое? Это он тебя?
       – Да... мне трудно говорить... голова кружится... приходи...
       Я уронил трубку на рычаг и самодовольно улыбнулся. Сыграно было
весьма неплохо и, похоже, что я ее убедил.
       Я прошел в гостиную, сел в то же самое кресло, которое занимал не так
давно, подвинул поближе столик с большой пепельницей и потянулся за
любимой трубкой; время немного отдохнуть и поразмыслить.
       Но несколько секунд спустя я почувствовал знакомый, почти
электрический зуд.
       Долю мгновения спустя я был уже на ногах, схватил пепельницу – окурки
полетели в разные стороны, как пули – проклиная в который раз свою
собственную тупость.
       Одновременно, лихорадочно вертел головой во все стороны, оглядывая
комнату.
       Вот она! Рядом с фортепиано у красной драпировки, принимает форму...
       Я подождал, пока смутный силуэт полностью оформился, и изо всех сил
швырнул пепельницу.
       Мгновение спустя она уже стояла там – высокая, со светло-каштановыми
волосами, темноглазая, сжимая в руке что-то вроде автоматического
пистолета тридцать восьмого калибра.
       Пепельница ударила ее в живот, и она со стоном сложилась пополам.
       В тот же миг я выдернул пистолет из ее рук и отбросил его в
противоположный угол комнаты.
       Потом я схватил ее за оба запястья, сжал и швырнул в ближайшее
кресло, не выпуская ее рук. В левой руке она еще держала Карту. Это было
изображение гостиной Мелмана, и сделана Карта была в том же стиле, что и
Дерево Жизни, и Карты в моем кармане.
       – Кто ты? – рявкнул я.
       – Ясра, – процедила она в ответ. – А ты – мертвец.
       Она широко раскрыла рот, и голова ее упала к моей руке. Я
почувствовал влажное прикосновение ее губ к коже моего предплечья. Левая
моя рука продолжала прижимать ее кисть к подлокотнику кресла. В следующую
секунду я почувствовал в этом месте мучительную боль.
       Это не был укус, словно огненный коготь вошел в этом месте в мою
плоть.
       Я отпустил ее запястье и отдернул руку. Движения мои были странно
медленными и слабыми. В руке появилось ледяное покалывание, а потом это
ощущение стало подниматься вверх. Рука бессильно повисла, и вдруг я вообще
перестал ее чувствовать, словно она исчезла. Ясра легко высвободилась,
улыбнулась мне, слегка тронула мою грудь кончиками пальцев и толкнула.
       Я упал на спину. Я ощущал смехотворную слабость и не мог
контролировать свои движения.
       Когда я упал, то боли от падения не почувствовал. Чтобы повернуть
голову и посмотреть на Ясру, требовалось неимоверное усилие. Ясра
поднялась с кресла.
       – Отдыхай, – сказала она с мрачной улыбкой. – А когда проснешься,
остаток твоего краткого существования будет очень болезненным.
       Она исчезла из поля моего зрения, и несколько секунд спустя я
услышал, как она поднимает трубку телефона.
       Я был уверен, что она звонит "П"., и я верил тому, что она сказала.
По крайней мере, я встречусь с загадочным художником.
       Художником! Я пошевелил пальцами правой руки. Они еще слушались меня,
хотя и очень медленно и с неимоверным трудом. Напрягая до предела волю и
свой локомоторный аппарат, я попытался поднять свою руку к груди.
       Результатом было медленное, толчками, но все же движение. К счастью,
я упал на левый бок, и моя спина маскировала эту активность.
       Рука моя дрожала, но двигалась, казалось, все медленнее, пока наконец
не добралась до нагрудного кармана. Потом прошли века, пока пальцы
нащупывали край картонного прямоугольника. В конце концов одна из Карт
поддалась, и мне удалось согнуть руку так, чтобы увидеть Карту. Голова к
этому моменту начала сильно кружиться, глаза стала застилать какая-то
дымка. Я не был уверен, что смогу совершить переход. Откуда-то издалека
доносился голос Ясры. Она с кем-то разговаривала, но я не мог разобрать ни
одного слова.
       Все силы, что у меня еще оставались, я сосредоточил на Карте.
       Это было изображение Сфинкса на грубой скальной полке. Я потянулся к
нему, но безрезультатно. Мое сознание было словно обложено ватой, а сил
оставалось, пожалуй, только на одну попытку.
       Внезапно, я как будто почувствовал прохладу, а Сфинкс, кажется,
шевельнулся. Я почувствовал, что падаю вперед, в черную волну,
взметнувшуюся и поглотившую меня.
       И в этой наступившей черноте все кончилось.
       Приходил я в себя долго.
       Сознание по капле все-таки возвращалось, но руки и ноги словно
налились свинцом, а зрение оставалось затуманенным. Жало Леди Ясры,
похоже, отравило меня нейротропным ядом. Я попробовал согнуть пальцы на
руках и ногах, но не смог с уверенностью сказать, удалось ли мне это.
Тогда я постарался углубить и участить дыхание. Это мне удалось.
       Через некоторое время до меня донесся звук, похожий на рев. Немного
времени спустя он заметно утих, и я вдруг сообразил, что это ревет у меня
в ушах моя собственная кровь, бегущая по жилам.
       Еще через некоторое время я почувствовал биение сердца, а потом
начало проясняться и зрение. Свет и тень, смутные формы превратились в
песок и скалу. Мне стало немного холодно в некоторых местах.
       Потом меня охватила дрожь, несколько минут я трясся, как в лихорадке,
потом дрожь прошла, и я понял, что могу двигаться.
       Но я по-прежнему испытывал ужасную слабость, поэтому шевелиться пока
не стал.
       Я лежал и слушал – разнообразные звуки – шорохи, шуршание – они
доносились откуда-то сверху и спереди.
       Вскоре я стал ощущать своеобразный запах.
       – Послушайте, вы уже проснулись?
       Это было сказано примерно там, откуда до меня доносились звуки.
       Я решил, что еще не вполне готов, чтобы квалифицировать свое
состояние, поэтому ничего не ответил.
       Я ждал, пока мои конечности станут более живыми и послушными.
       – Нет, в самом деле, если бы вы могли дать мне знать, что слышите
меня, – послышался тот же голос. – Я очень хочу поскорее начать.
       Любопытство наконец пересилило рассудительность, и я поднял голову.
       – А! Так я и знал!
       На серо-голубой скальной полке передо мной сидел Сфинкс, тоже голубой
– тело льва, большие, прижатые к телу крылья с перьями, бесполое лицо
обращенное ко мне. Он облизнулся, показав мне при этом весьма впечатляющий
набор клыков, резцов и коренных зубов.
       – Что именно вы хотите начать? – спросил я.
       Я медленно перешел в сидячее положение и сделал несколько глубоких
вздохов.
       – Ну как же! Отгадывание загадок, – ответил Сфинкс. – То, что у меня
лучше всего получается.
       – Давайте отложим до следующего раза, – сказал я.
       Я ожидал, пока перестанут бегать огненные мурашки внутри моих рук и
ног.
       – Извините, но я вынужден настоять на своем.
       Я потер ноющее предплечье и злобно посмотрел на крылатое существо.
       Большая часть историй о сфинксах, которые я мог сейчас припомнить,
заканчивались тем, что сфинкс пожирал тех, кто был не в состоянии ответить
на его загадку.
       Я отрицательно покачал головой.
       – Я в вашу игру играть не буду.
       – В таком случае вам засчитывается поражение, – с улыбкой сообщил он.
       Он напряг мышцы передних лап и плеча.
       – Погодите, – сказал я. И поднял руку.
       – Дайте мне минуту-две, чтобы прийти в себя. Быть может, я переменю
свое решение.
       Сфинкс расслабился и кивнул.
       – Ладно, так будет более официально. Пускай уж будет пять минут.
Дайте мне знать, когда будете готовы.
       Я поднялся на ноги и стал размахивать руками и потягиваться, тем
временем пытаясь оглядеться вокруг и изучить местность.
       Мы находились, похоже, на дне давно высохшего канала или реки.
Песчаное дно кое-где усеивали оранжевые, серые и голубые скалы. Прямо
передо мной круто поднималась каменная стена, на выступе которой устроился
Сфинкс.
       В высоту она имела футов двадцать пять.
       Примерно на таком же расстоянии по другую сторону дна уходила вверх
вторая каменная стена приблизительно той же высоты. Сухое дно справа
довольно круто повышалось, а слева плавно опускалось. В трещинах кое-где
проросли шипастые зеленые кустики. Время дня, судя по освещению, было
близко к сумеркам. На бледно-желтом небе незаметно было и следов
солнечного диска. Я слышал далекий посвист ветра, но движения воздуха не
ощущалось. Было довольно прохладно, но терпимо.
       Неподалеку я увидел камень величиной с небольшую тяжелоатлетическую
штангу.
       Два неверных шага – я продолжал размахивать руками, как мельница, и
разогревать мышцы – и моя рука уперлась в землю рядом с камнем.
       – Вы готовы? – спросил Сфинкс, прокашлявшись.
       – Нет, – сказал я, – но уверен, что вас это не остановит.
       – Вы не ошиблись.
       Я почувствовал необоримое желание зевнуть, и так у сделал.
       – У вас наблюдается какое-то отсутствие надлежащего азарта, –
неодобрительно заметил Сфинкс. – Но внимание:

       В огне я поднимаюсь от земли,
       секут меня и ветер и струи воды,
       скоро увижу я все вещи мира.

       Я молчал. Прошла, наверное, минута.
       – Ну? – спросил наконец с интересом Сфинкс.
       – Что "ну"?
       – Вы нашли ответ?
       – Ответ на что?
       – На загадку, конечно!
       – Я ждал. Никакого вопроса не было, только серия утверждений. Я не
могу отвечать на вопрос, если мне неизвестно, что это за вопрос.
       Сфинкс как будто несколько растерялся.
       – Э-э-э... Но такова устоявшаяся историческая форма. Вопрос
подразумевается в контексте. Это же очевидно, что вопрос: "Что есть я?"
       – С таким же успехом это мог быть вопрос: "Кто похоронен в могиле
Гранта?" Ну, ладно, не будем спорить. Что это такое?.. Феникс, конечно,
гнездящийся на земле, восставший из пламени, взлетающий в воздух все выше,
в облака...
       – Неправильно.
       Сфинкс усмехнулся и стал готовиться к прыжку.
       – Подождите, – потребовал я. – Почему неправильно? Ответ подходит.
Возможно, вы ждали другого, но и мой ответ не противоречит условиям
задачи. Не так ли?
       Он покачал головой.
       – Окончательное суждение о правильности ответа делаю я, и определение
то же делаю я.
       – Тогда это просто жульничество.
       – Нет!
       – Предположим, я выпил половину содержимого бутылки. Она теперь
наполовину пустая или наполовину полная?
       – И то, и другое одновременно.
       – Согласен. Но это то же самое. Если не принимать их все. Это как с
волнами или частицами.
       – Ваш подход мне не нравится, – покачал головой Сфинкс. – Это даст
дорогу разного рода двусмысленностям. И вообще, это может только испортить
весь смысл загадывания загадок.
       – Это не моя вина, – сказал я, сжимая и разжимая кулаки.
       – Но вы в самом деле затронули любопытный вопрос.
       Я энергично кивнул.
       – Но правильный ответ _д_о_л_ж_е_н_ быть только один. Я так думаю.
       Я пожал плечами.
       – Мы живем далеко не в идеальном мире, – высказал я свое мнение.
       – Гм-м...
       – Давайте будем считать, что это ничья, – предложил я. – Никто не
выиграл, но никто и не проиграл.
       – Такой вариант представляется мне эстетически отталкивающим.
       – Но в массе игр он, между прочим, действует отлично.
       – Кроме того, я немного проголодался...
       – Ах, вот оно что... Правда выходит наружу, – я осуждающе покачал
головой.
       – Но я хочу, чтобы все было честно. Я ведь по-своему служу истине
тоже. Ваше предложение о ничьей предполагает вариант выхода.
       – Прекрасно. Я рад, что мы нашли приемлемый вариант и...
       – Пусть все решит мой ответ. Загадывайте вашу загадку.
       – Что еще за глупости? – возмущенно воскликнул я. – Нет у меня
никаких загадок.
       – Тогда придумайте какую-нибудь, и попрошу вас, побыстрее. Потому что
это единственный выход из нашего тупика. Иначе я буду считать вас
проигравшим. – и он снова угрожающе пошевелил мышцами.
       – Ну, хорошо, – сказал я раздраженно, – ладно... Одну секунду... Что
за черт... вот!

       Что это такое – зеленое и красное, И кружит, и кружит, и кружит?

       Сфинкс моргнул два раза, потом нахмурил лоб и задумался. Я
использовал образовавшуюся паузу, чтобы провести еще одну серию
дыхательных упражнений и немного побегать на месте.
       Огонь в теле немного угас, голова стала ясной, пульс выровнялся.
       – Ну? – спросил я через несколько минут, стараясь в точности
скопировать его тон.
       – Я думаю.
       – Не спеши, подумай хорошенько.
       Тем временем я немного побоксировал с тенью, сделал несколько
изометрических упражнений. Небо слегка потемнело, в правой полусфере
роилось несколько звезд.
       – Гм-м... – неуверенно проговорил я, – мне не хотелось бы торопить
тебя, но...
       Сфинкс недовольно фыркнул.
       – Я еще думаю.
       – Вероятно, нам следует установить лимит времени...
       – Мне осталось немного.
       – Ну, что ж... Если ты не против, я отдохну.
       Я растянулся на песке и закрыл глаза, пробормотав приказ Фракиру
охранять меня. Потом я уснул.


       Я проснулся от охватившей меня дрожи, от бившего в лицо ветра и
света. Потребовалось всего несколько секунд, чтобы понять, что уже
наступило утро. Небо слева от меня на глазах светлело. Звезды меркли.
Хотелось пить. И есть тоже..
       Я поднялся, протер глаза, нашарил свою расческу и привел в порядок
волосы, потом посмотрел на Сфинкса.
       – И кружит, и кружит, и кружит... – бормотал он.
       Я откашлялся. Никакой реакции.
       Бестия смотрела в пространство мимо меня. Я уже начал подумывать о
том, чтобы просто потихоньку улизнуть.
       – Нет, – взгляд переместился на меня.
       – Доброе утро, – сказал я жизнерадостно.
       В ответ коротко клацнули клыки.
       – Ну, хорошо, – продолжал я, – ты уже и так использовал гораздо
больше времени, чем я. Если ты не придумал ответа, я больше играть не
собираюсь.
       – Мне твоя загадка не нравится, – наконец сообщил он мрачно.
       – Извини. Но таковы правила игры.
       – Какой же ответ?
       – Ты сдаешься?
       – Я вынужден. Какой ответ?
       Я поднял руку.
       – Не спеши. Во всем нужен порядок. Сначала я хотел бы узнать ответ на
твою загадку, а уже потом скажу ответ на свою.
       Он кивнул.
       – Что ж, это справедливо. Ну, ладно. Сосредоточение Четырех Миров.
       – Как? – ошеломленно уставился на него я.
       – Это ответ – "Сосредоточение Четырех Миров".
       Я вспомнил слова Мелмана.
       – Но почему? – спросил я.
       – Оно лежит на пересечении миров четырех элементов, где поднимается в
пламени из земли, атакуемой ветрами и водой.
       – А как насчет всех вещей мира, которые оттуда видны?
       – Это относится либо к точке видения с этого места, либо к
империалистическим планам хозяина Сосредоточения, либо и к первому, и к ко
второму одновременно.
       – А кто хозяин?
       – Я не Знаю. Для ответа это избыточная информация.
       – Гм-м... а где же ты раздобыл такую мудреную загадку?
       – Услышал от одного путешественника несколько месяцев назад.
       – А почему сейчас ты выбрал эту загадку, а не какую-нибудь другую?
       – Я ее не разгадал, значит это хорошая загадка.
       – А что случилось с этим путешественником?
       – Он отправился дальше не съеденным. Он на мою загадку ответил.
       – У него было имя?
       – Он не назвался.
       – Опиши его пожалуйста.
       – Не могу. Он был хорошо задрапирован.
       – И он больше ничего не рассказывал о Сосредоточении Четырех Миров?
       – Нет.
       Я вздохнул.
       – Что ж, думаю, что мне тоже следует немного пройтись.
       Я повернулся лицом к склону справа от меня.
       – Постой!
       – В чем дело? – обернулся я.
       – Твоя загадка, – требовательно спросил он. – Я сказал тебе ответ на
мою. Теперь ты должен объяснить мне, что такое – зеленое и красное, и
кружит?
       Я посмотрел под ноги, пошарил взглядом и увидел подходящий камень,
похожий на пятифунтовую гантель. Я сделал несколько шагов и остановился
рядом с ним.
       – Лягушка в Кузинатре, – сказал я.
       – Что?
       Мышцы его лап и плеч набрякли, глаза превратились в щели, а
многочисленные зубы стали отчетливо видны. Я сказал несколько слов
Фракиру, почувствовал, как он зашевелился, присел и схватил в правую руку
тяжелый удобный камень.
       – Вот именно, – добавил я.
       И выпрямился.
       – Одна из таких...
       – Это дрянная, неправильная загадка! – прорычал Сфинкс.
       Левым указательным пальцем я быстро начертил в воздухе перекрестие.
       – Что ты делаешь? – спросил он настороженно.
       – Отмечаю точку между твоими ушами и глазами, – объяснил я.
       В этот момент Фракир стал видимым, соскользнув с запястья и обвивая
мои пальцы. Глаза Сфинкса устремились на него.
       Я поднял камень на высоту плеча. Один конец Фракира повис свободно,
покачиваясь, с моей протянутой руки. Он начал понемногу разгораться, потом
засиял, как раскаленная серебряная проволока.
       – Мне кажется, наша встреча закончилась вничью, – уверенно произнес
я. – А как вы считаете?
       Сфинкс провел языком по губам.
       – Да, – наконец сказал он и глубоко вздохнул. – Кажется вы правы.
       – В таком случае желаю вам всего наилучшего. И до свидания.
       – Да. Жаль. Очень хорошо. Но прежде, чем вы покинете меня, могу ли я
узнать ваше имя – на всякий случай?
       – Почему бы и нет? – сказал я, улыбнувшись. – Я Мерлин из Хаоса.
       – Ага... – сказал он. – Значит, за вас кто-нибудь пришел бы
отомстить?
       – Вероятно.
       – Тогда ничья – лучший вариант. Прощайте.
       Я немного попятился, потом повернулся и двинулся вниз по склону. Я
был настороже до тех пор, пока не отошел на достаточное расстояние, но
меня никто не преследовал.
       Тогда я не торопясь побежал.
       Мне хотелось есть и пить, но посреди этой каменистой пустыни, под
этим лимонным небом, мне вряд ли подвернулся бы завтрак. Фракир свился в
кольцо на левом запястье и погас. Я начал глубоко дышать, удаляясь в
сторону, противоположную восходящему светилу.
       Ветер ерошил волосы, задувал в глаза песок. Я направился в сторону
скопления валунов и миновал их. Среди теней, которые они отбрасывали, небо
показалось мне щавельно-зеленоватым. Я снова выбежал на равнину, уже не
такую суровую. В небе плыли облака, вдали что-то сверкнуло.
       Я установил мерный ритм бега, достиг небольшого подъема, преодолел
его и спустился по склону, покрытому редкой высокой травой, которая
волнами качалась на ветру. Вдали заросли низких деревьев с густыми
мочалками-кронами... Я направился туда, спугнув по дороге маленькое
существо с оранжевым мехом, выпрыгнувшее на моем пути и ускакавшее куда-то
влево. Секунду спустя, надо мной промелькнула черная птица. Жалобно крича,
она полетела в ту же сторону.
       Я продолжал бежать, и небо становилось все темнее.
       Теперь небо было зеленое, травы густые и тоже зеленые. С неравными
промежутками набегали порывы ветра. Деревья постепенно приближались. С их
ветвей раздавался певучий звук. Ветер нес тучи.
       Тяжесть оставляла мои мышцы, и ее заменяла привычная текучая
легкость.
       Я миную первое дерево, топчу длинные палые листья, пробегая среди
мохнатых стволов. Тропа, по которой я бегу, хорошо утоптана, на ней
отпечатки странных ног, следы. Дорога извивается, становится то шире, то
уже.
       По обе стороны местность поднимается, деревья уже поют, как басистые
виолончели.
       Небо, иногда выглядывающее в просветы между ветвями, приобретает цвет
лазури. На нем перистые облака, как серебристые ручьи. На склонах по обе
стороны дороги появляются голубые цветы.
       Стены склонов растут, становятся выше моей головы. Дорога становится
каменистой. Я продолжаю бежать.
       Тропа моя расширяется, медленно уходит вниз, еще не видя и не слыша
ее, я чувствую запах воды. Теперь осторожно... Я делаю поворот и вижу реку
с высокими скалистыми берегами.
       Теперь еще медленнее. Пенится, бурлит поток. Следовать за всеми его
извивами.
       Повороты, изгибы, высоко над головой деревья, их корни висят в
воздухе на стене справа от меня, они серо-желтые...
       Полоса, по которой я бегу становится шире, под ногами больше песка и
меньше камня. Ниже, ниже... На уровне головы, теперь плеча...
       Еще один поворот тропы, склон уходит вниз... До пояса... Вокруг
зеленые деревья, над головой голубое небо, справа утоптанная дорога. Я
взбираюсь на склон, бегу вдоль дороги.
       Деревья и кустарник, птичьи трели, холодный ветер. С удовольствием
втягивая прохладный воздух, я ускоряю шаг. Деревянный мост... Мерный стук
подошв по гулкому настилу... Этот ручей впадал в невидимую мне реку, вдоль
которой я до этого двигался. Поросшие мхом, влажные валуны вдоль берега
ручья, низкая каменная стена слева, впереди следы повозок...
       По обе стороны – заросли диких цветов, далекий, отдающийся эхом смех,
ржание лошади, скрип телеги. Поворот налево. Дорога стала еще шире, тени и
солнечный свет, тени и свет. Слева река. Она стала шире и сверкает на
солнце. Туман или дым над следующим холмом...
       Приближаясь к вершине, я замедляю шаг. Отряхиваю одежду и замедляю
шаг. Привожу в порядок волосы. Мои легкие с шумом качают воздух, испарина
на лбу охлаждает лицо.
       Я сплевываю набившуюся в рот дорожную пыль. Внизу под холмами стоит
деревянная гостиница, несколько столов вынесены на крыльцо, сколоченное из
грубо оструганных досок, выходящее на реку. Еще несколько столов стоят в
саду рядом с домом.
       Прощай, настоящее время действия, я прибыл.
       Я спустился с холма и обнаружил колонку у дальнего конца здания
гостиницы. Там, под струей воды я вымыл лицо и руки.
       Левое предплечье все еще саднило, и в том месте, где к нему
приложилась Ясра, ткань была воспалена.
       Потом я прошел к крыльцу и занял небольшой столик, призывно помахав
служанке, которую увидел внутри дома. Немного погодя, она принесла мне
овсянку, сосиски, яйца, масло, земляничное повидло и чай. Я быстро
покончил со всем этим и попросил повторить. Когда я расправился со второй
порцией, ко мне возвратилось чувство нормы, и я стал жевать уже медленнее,
наслаждаясь едой и глядя на протекающую мимо реку.
       Да, неожиданно закончился мой день. Я предвкушал удовольствие
путешествия без особой цели, длинные ленивые каникулы, ведь моя работа
была завершена. На пути стояло лишь пустяковое дело "П", и я не
сомневался, что с ним-то я быстро управлюсь.
       И вот сижу здесь, все отчетливее понимая, что я ввязался в какое-то
очень опасное и весьма необычное дело. И совершенно не понимая, в чем же
все-таки дело. Допивая вторую чашку чая и наслаждаясь теплом солнечного
утра, постепенно разводившего свои пары, я мог бы попасть под гипноз
ложного чувства покоя и мира, но я знал, что это чувство мимолетно. Теперь
для меня не будет настоящего покоя, настоящего отдыха. Оглядываясь на
события сегодняшнего дня, я понял, что не могу больше доверять своим
мгновенным реакциям. Пора было думать над каким-нибудь планом.
       В первую очередь в мой список неотложных дел я включил определение
личности "П" и его устранение, но еще раньше стояло определение мотивов.
       Определенно и бесповоротно кануло в небытие мое предположение, что я
имею дело с примитивным психопатом. "П" явно действовал по четкому плану,
обдуманно, и при этом обладал некоторыми весьма необычными возможностями и
способностями.
       Я начал планомерное прочесывание моего прошлого, выбирая вероятных
кандидатов. Пожалуй, я мог бы назвать несколько персон, вполне способных
устроить все, что со мной приключилось, но не мог с уверенностью сказать,
кто из них именно настолько недружелюбно относится ко мне. И все же в
дневнике Мелмана упоминался Эмбер. Таким образом, теоретически, все это
дело сразу превращалось в дело семейное, и я был просто обязан уведомить о
нем остальных, но это было бы почти то же самое, что попросить помощи,
сдаться, признать, что я не в состоянии уладить свои собственные
неприятности. Угроза моей жизни – это было мое личное дело. И Джулия...
Это было тоже мое личное дело. За это я должен отомстить лично.
       Мне необходимо было еще подумать.
       Колесо-Призрак?
       Я задержался на этой мысли, оставил ее, потом снова к ней вернулся.
       Колесо-Призрак... Нет.
       Не испытанное, все еще в процессе доводки...
       И всплыло оно у меня в сознании только потому, что это была моя
личная игрушка, мое главнейшее достижение в жизни, мой сюрприз для всех
остальных.
       Я просто стараюсь найти легчайший выход из положения. Но мне
необходимы дополнительные данные, чтобы вложить их в него, а
следовательно, нужно было добыть эти данные.
       Колесо-Призрак. В данный момент я остро нуждался в новой информации.
У меня были Карты и дневник, но играть с Картами я был больше не намерен,
тем более, что первая же попытка оказалась своеобразной ловушкой. В
ближайшее время я изучу дневник, хотя первоначальное впечатление
подсказывало мне, что я вряд ли узнаю из него еще что-то полезное.
       Записи Мелмана носили слишком субъективный характер. Мне следовало
вернуться к нему домой, чтобы как следует осмотреть квартиру, на случай,
если я пропустил что-нибудь существенное. Потом... мне необходимо
связаться с Люком выяснить, не может ли он сообщить мне что-то новое –
значение может иметь самое мимолетное замечание. Да...
       Я вздохнул. Еще какое-то время я сидел и смотрел на реку, допивая
чай.
       Затем я провел Фракира над пригоршней денег и отобрал достаточное
количество трансформированных знаков, чтобы хватило заплатить за еду.
       Пора было бежать назад.




       5



       Неспешной трусцой я бежал вдоль улицы, остановившись лишь напротив
своей машины. Я с трудом ее узнал.
       Кузов был обильно покрыт пылью, пеплом и следами высохших подтеков.
Как долго я отсутствовал? Я еще не пытался прикинуть временной
дифференциал между этим местом и тем, где я побывал, но машина моя имела
вид, словно простояла здесь по крайней мере месяц, хотя все как будто было
цело. Никто не попытался разбить стекло или...
       Взгляд мой устремился мимо машины. На том месте, где раньше стояло
здание, совмещавшее склады Брута и жилище покойного Виктора Мелмана...
сейчас там уже ничего не стояло.
       Угол квартала занимал остов из обгоревшего закопченного кирпича с
обвалившимися балками перекрытий и частично уцелевшими стенами. Я
направился к нему.
       Обойдя пожарище со всех сторон, я осмотрел, что осталось. Серые
полосы подтеков указывали, что вода и пена из пожарных помп давно уже
испарилась. И гарью пахло не слишком сильно.
       Неужели это моих рук дело? Тот костер в ванной... Едва ли, подумал я.
Мой огонек был слишком мал, да и достаточно хорошо локализирован, без
всяких признаков распространения, пока я за ним смотрел.
       Пока я рассматривал руины, мимо прокатил на зеленом велосипеде
какой-то парнишка. Через несколько минут он вернулся и затормозил примерно
в десяти футах от меня. На вид ему было лет десять.
       – А я видел, как он горел, – вдруг с гордостью объявил он.
       – Да? И когда это было? – спросил я.
       – Три дня назад.
       – Известно, от чего начался пожар?
       – Там на складе было какое-то вещество... что-то вос... вос...
       – Воспламеняющееся?
       – Ага, – ответил он.
       Он продемонстрировал в широкой улыбке отсутствие передних зубов.
       – Может, кто-то специально поджег, чтобы получить страховку или еще
что.
       – В самом деле?
       – Ну да. Мой па говорит, что у них, видно, на этом складе плохо шли
дела.
       – Да, такое бывает, – согласился я. – А что, никто не пострадал?
       – Говорят, что вроде художник сгорел, который жил наверху, потому что
его не нашли и сам он не объявлялся. Но и никаких скелетов или костей
потом не нашли тоже. Хорошо горело, долго.
       – Ночью или днем?
       – Ночью. Я вон оттуда смотрел.
       Он показал на противоположную сторону улицы, в том направлении,
откуда я пришел.
       – Много воды они в него влили.
       – А ты не видел, никто из дома не выбегал?
       – Нет, – ответил он. – Но я сюда пришел, когда уже здорово горело.
       Я кивнул и повернулся к своей машине.
       – Как вы думаете, в таком огне пули бы взорвались? – неожиданно
спросил он.
       Я снова повернулся к нему.
       – То есть как? – переспросил я. – Конечно же, они бы взорвались.
       – А вот и нет. Они не взорвались! – и он улыбнулся своим щербатым
ртом.
       Он стал копаться в карманах.
       – Мы с ребятами вчера играли там, – объяснил он. – И мы нашли целую
кучу патронов.
       Он раскрыл ладонь и показал мне несколько металлических предметов.
       Я шагнул к нему. А он тем временем присел на корточки, положил один
из этих металлических предметов на тротуар, потом схватил валявшийся
неподалеку камень и размахнулся.
       – Не бей! – крикнул я, но было уже поздно.
       Камень ударил по гильзе, но ничего не произошло.
       – Ты мог пораниться... – назидательно начал я.
       Мальчишка перебил меня:
       – Не-а... они не взрываются... – в его голосе слышалось нескрываемое
сожаление. – Даже розовый порошок никак не получается зажечь. У вас есть
спички?
       – Розовый порошок? – спросил я.
       Он отложил в сторону камень и рассматривал сплющенную гильзу, сквозь
трещину которой сыпалась струйка розового порошка.
       Я нагнулся и потрогал непонятное вещество, потер его между пальцами и
даже понюхал. Я даже попробовал его на язык. Черт знает, что это было
такое...
       – Вот! – удовлетворенное выражение на лице парнишки от произведенного
эффекта говорило само за себя. – Смешно, правда? Я думал, что порох серого
цвета.
       – Да уж... Ума не приложу, что это такое, – согласился я. – И не
горит, говоришь?
       – Не-а. Мы пробовали насыпать немного на газету и поджечь. Порошок
плавится и течет. И все.
       – У тебя не найдется пара лишних?
       – Вообще-то есть... – без особого энтузиазма ответил он.
       – Я дам тебе доллар.
       Тогда он снова показал мне прореху в передних зубах, и его рука
проворно исчезла в боковом кармане джинсов. Я же прогнал Фракира над
пригоршней монет из отражений и извлек доллар. Парнишка подал мне два
закопченных патрона.
       – Спасибо, – улыбнулся он.
       – Пожалуйста, – ответил я. – А больше ничего интересного ты не видел?
       – Не-а. Только сажа да пепел.


       Я залез в машину и включил двигатель. Затем я помыл ее в первом
попавшемся пункте тех. обслуживания, потому что дворники только
размазывали сажу и грязь по ветровому стеклу. Пока проворные щупальца
резиновых моющих валиков обхватывали машину сквозь штормовое море пенистой
воды, я проверил, на месте ли спичечная коробка, которую мне дал Люк. Она
была на месте.
       Отлично. Я направился к будке таксофона.
       – Алло, мотель "Нью-Лайн" слушает, – ответил мне мужской голос.
       – Пару дней назад у вас снимал комнату Люк Рейнард, – сказал я. – Я
хотел бы узнать, не оставил ли он мне письма или записки. Мое имя Мерль
Кори.
       – Одну минуту...
       Последовала пауза, потом послышался шорох.
       – Да, есть.
       – Что там написано?
       – Это запечатанный конверт. Я бы не хотел...
       – Ладно. Я понял. Я заеду.
       И я заехал. В холле за столом я обнаружил человека с уже знакомым мне
голосом.
       Я назвал себя и попросил отдать письмо. Молодой человек за столом –
высокий худощавый блондин с усиками – несколько секунд смотрел на меня,
потом спросил:
       – Вы увидитесь с мистером Рейнардом?
       – Да. Во всяком случае я надеюсь.
       Он открыл ящик и вытащил небольшой коричневый конверт, в котором
лежало что-то явно более объемное, чем листок бумаги. На конверте было
написано имя "Люкас" и номер комнаты.
       – Он не оставил нам адреса, по которому его можно было бы разыскать,
– пояснил молодой человек. Он распечатал конверт.
       – Горничная нашла это кольцо в ванной, когда он уже выехал. Вы не
могли бы передать это кольцо ему?
       – Конечно, – кивнул я.
       Я принял кольцо и присел в кресло тут же в холле мотеля. Кольцо,
собственно, было перстнем – червонное золото и голубой камень. Я не мог
припомнить, чтобы Люк когда-нибудь носил его в моем присутствии. Я надел
его на безымянный палец левой руки, и оказалось, что оно идеально подходит
мне по размеру.
       Я решил, что буду носить кольцо до тех пор, пока не встречу Люка и не
верну кольцо лично ему.
       Распечатав конверт, я прочел вложенную в него записку:

       "Мерль, мне очень жаль, что обед не состоялся. Я ждал, но... Надеюсь,
все в порядке. Утром, я улетаю в Альбукерк, пробуду там три дня, потом
несколько дней в Санта-Фе. В обоих городах остановлюсь в "Хилтоне". Я
хотел бы еще кое-что тебе рассказать. Пожалуйста, свяжись со мной.
       Люк."

       Я позвонил своему трансагенту и выяснил, что могу еще успеть на
дневной рейс в Альбукерк, если потороплюсь.
       Поскольку мне нужна была живая беседа, а не телефонный разговор, я
так и поступил. Я заехал в бюро, купил билет, заплатив наличными, потом
сразу же направился в аэропорт, где припарковал свою машину и сказал ей
последнее "прости". Едва ли мне придется увидеть ее снова.
       Дальше все пошло, как по маслу.
       Глядя вниз, на плавно уходящую землю, я понимал, что заканчивается
определенная фаза моего существования.
       Как и многое другое, она была не такой, какой бы мне хотелось ее
видеть. Я хотел бы как можно скорее уладить это затянувшееся дело с "П", и
навсегда забыть о его существовании. Потом я собирался навестить людей,
которых я давно уже должен был навестить, и побывать в некоторых местах,
давно уже меня манивших.
       Потом, сквозь Отражения я совершил бы окончательную проверку
Колеса-Призрака, а после этого я мог бы направиться к более радостному
полюсу моего существования. Теперь же очередность пунктов в моем плане
совершенно переместилась, и все из-за "П", и из-за смерти Джулии, которые
каким-то образом были связаны, и потому, что здесь была замешана какая-то
непонятная мне сила из Отражений.
       Последнее беспокоило меня больше всего. Не копал ли я себе могилу,
одновременно подвергая опасности друзей и родственников, и все это лишь из
чувства ложной гордости? Я хотел справиться с этим делом самостоятельно,
но чем больше я размышлял об этой истории, тем большее впечатление
производили на меня возможности моего противника и крайне жалкое состояние
моих собственных знаний о "П".
       Нет, нет, было просто нечестно держать остальных в неведении. Им тоже
могла грозить опасность.
       Да, я был не прочь преподнести им это дело в уже завершенном виде, в
розовой упаковке и перевязанное ленточкой – подарок на Рождество, так
сказать, и все же...
       Проклятье! Я _д_о_л_ж_е_н_ рассказать им все. Если "П" доберется до
меня, а потом переключится на них, они должны быть готовы.
       Хотя мне и не очень нравилась эта идея, я должен им рассказать.
       Я наклонился, и моя рука замерла в воздухе над моей сумкой, лежащей
под передним седением передо мной.
       Я решил, что ничего страшного не случится, если я сначала переговорю
с Люком. Я уже покинул город и, скорее всего, они на какое-то время
потеряли меня из виду, так что я находился в безопасности. А Люк,
возможно, даст мне наколку или две для дальнейшего расследования. Раз уж я
решил рассказать им эту историю, будет лучше, если мой рассказ станет
немного длиннее. Словом, я решил, что надо немного подождать.
       Я вздохнул, попросил у стюардессы что-нибудь выпить. Теперь я
двигался в Альбукерк со стаканом в руке. На машине потребовалось бы
слишком много времени. Короткий путь через Отражения тоже невозможен – я
никогда там не был и не знал, как найти нужное место.
       А жаль. Мне пригодилась бы там моя машина.
       Вероятно, Люк сейчас в Санта-Фе.
       Я не спеша делал глоток за глотком и разглядывал в иллюминатор
облака. То, что я наблюдал, соответствовало моему настроению, поэтому я
достал из сумки припасенную книжку и читал до тех пор, пока мы не начали
снижение. Тогда я снова выглянул в окно – до горизонта тянулись все те же
бесконечные гряды облаков. Хрипловатый голос уверял меня, что погода
прекрасная.
       Я почему-то вспомнил об отце. Где-то он сейчас?..


       Я вышел из здания терминала, миновал магазин сувениров, набитый
индейской продукцией, мексиканскими горшками и прочей чепухой, обнаружил
телефон и позвонил в местный "Хилтон".
       Люк уже выехал, как мне там любезно сообщили. Тогда я позвонил в
"Хилтон" в Санта-Фе. Как выяснилось, он действительно поселился там, но в
данный момент его в номере не было. Женщина из справочного бюро
аэровокзала сообщила мне, что я могу успеть на челночный рейс ночью до
Санта-Фе, вылет через полчаса, и показала, в какой стороне продают билеты.
Я где-то читал, что Санта-Фе – одна из крупных столиц штатов, в котором
нет большого аэропорта.
       Пока наш "И-25" шел курсом на север, между вытягивающимися тенями гор
поблизости от пика Сандиа, я внезапно почувствовал, что Фракир начинает
сжиматься вокруг моей кисти. Последовала новая пульсация – нажим и
ослабление давления мгновение спустя. Я быстро окинул взглядом небольшую
кабину. Где же опасность, о которой меня предупреждают?
       Я сидел в задней половине машины.
       Ближе к носу сидела супружеская чета средних лет, увешанная массой
серебряных драгоценностей, они разговаривали с техасским акцентом.
       В середине сидели три пожилые женщины, с жаром обсуждавшие домашние
события, в Нью-Йорке. Через проход от них расположилась молодая пара,
очень занятая друг другом. По диагонали от них и ближе к хвосту сидели
двое парней с теннисными ракетками. За ними – монашка. Я снова взглянул в
окно и ничего особо опасного там не заметил. Привлекать же к себе внимание
любым приемом обнаружения я не хотел.
       Поэтому я промолвил одно слово на языке тари, потер запястье, и
пульсация прекратилась. Хотя до самого конца полета так ничего и не
случилось, сам факт предупреждения не давал мне покоя. Правда, ложные
тревоги должны время от времени случаться, исходя из теории вероятности и
самой природы нервной системы. Пока я рассматривал горные склоны, усеянные
точками и линиями сосен, я размышлял. Неужели опять "П", каким-то образом
следил за мной и выжидал удобного момента?
       Если да, то почему? Разве не могли бы мы просто посидеть и обсудить
все это за парой кружек пива, а? Возможно, все дело в каком-то
недоразумении.
       Но меня не оставляло чувство, что это не недоразумение. Мне очень
хотелось бы знать, что же все-таки происходит. Я бы даже заплатил за пиво.
       Лучи заходящего солнца коснулись ледовых языков на склонах Сангре ди
Кристус, выбивая искристое сияние, когда мы пошли на посадку. По
серо-зеленым склонам холмов ползли вечерние тени. Когда я вышел из
автобуса перед зданием "Хилтона", то почувствовал, что воздух градусов на
десять прохладнее, чем в аэропорту Альбукерка, правда, следовало бы
учесть, что я теперь находился на две тысячи футов выше над уровнем моря и
на час с четвертью ближе к вечеру.
       Я зарегистрировался и отыскал свою комнату. Потом попытался снова
дозвониться до Люка, но никто и на этот раз не ответил. Когда я принял душ
и переоделся, то позвонил еще раз, но снова безуспешно. Я уже успел
проголодаться, но надеялся пообедать с ним.
       Я решил отыскать местный бар и выпить пока кружку пива, а потом
попробовать найти Люка еще раз. Я надеялся, что у него не слишком
серьезное и долгое свидание..
       Некий мистер Браэда, к которому я подошел в холле и попросил указать
дорогу, оказался управляющим. Он спросил, всем ли я доволен. Мы обменялись
парой любезностей, и он показал мне коридор, ведущий в комнату отдыха.
       Я двинулся в указанном направлении, но до цели дойти не успел.
       – Мерль?! Что за черт, ты-то что здесь делаешь? – услышал я знакомый
голос.
       Я обернулся и увидел перед собой Люка, который только что вошел в
отель.
       Потный и улыбающийся, в военной куртке цвета хаки и в таких же брюках
и шапочке, лицо немного испачкано.
       Мы пожали друг другу руки, и я спросил:
       – Чем ты тут занимаешься? Куда-то записался? Я хотел бы с тобой
поговорить.
       – Я просто целый день гулял в горах у Пекоса, – ответил он. – Я
всякий раз хожу туда, когда сюда попадаю. Это чудесно!
       – Пожалуй, надо будет когда-нибудь попробовать, – сказал я. –
Кажется, теперь моя очередь угощать тебя обедом, а?
       – Точно, – кивнул он. – Я только смоюсь в душ и переоденусь.
Встретимся в баре минут через пятнадцать-двадцать, о'кей?
       – Хорошо. До встречи.
       Я двинулся дальше по коридору и вскоре нашел нужное мне место. Здесь
было достаточно уютно, людей не слишком много. Бар состоял из двух комнат
с низкими, удобными на вид креслами и маленькими столиками.
       Молодая пара как раз покинула угловой столик слева от меня, следуя за
официантом в ресторанное отделение. Я занял этот столик. Немного погодя
подошла официантка, и я заказал пиво.
       Несколько минут спустя, потягивая пиво и перебирая в памяти всю
цепочку невероятных событий, я вдруг обратил внимание, что одна из фигур,
постоянно крутившихся возле меня у столиков, прекратила свое бестолковое
движение. Кто-то остановился рядом со мной, но достаточно далеко, чтобы
зафиксироваться лишь на периферии моего сознания.
       – Извините, – тихо произнес он, – могу я задать вам вопрос?
       Я обернулся. Передо мной стоял невысокий худощавый человек, испанец
или мексиканец на вид, в его волосах и усах проблескивала седина. Он был
достаточно прилично одет и причесан, чтобы сойти за местного делового
человека. Я обратил внимание на сломанный передний зуб, когда мужчина
быстро – словно чтобы подчеркнуть, что он немного нервничает – улыбнулся.
       – Меня зовут Дэн Мартинес, – сказал он.
       Он не протянул руки для пожатия и бросил взгляд на стул напротив
меня.
       – Если позволите, я присяду на минуту?
       – А в чем собственно дело? Видите ли, я жду знакомого... Если вы
что-то продаете, то я пас.
       Он покачал головой.
       – Нет, совсем не то. Я знаю, что вы ждете... мистера Люкаса Рейнарда.
Собственно, все дело касается его.
       Я жестом пригласил его сесть.
       – Ладно. Садитесь и задавайте свои вопросы.
       Он сел, положив перед собой на столе руки со сцепленными пальцами и
подался вперед.
       – Извините, но я услышал, как вы разговариваете в холле, – начал он,
– и у меня создалось впечатление, что вы очень неплохо его знаете. Вы не
могли бы сказать, как долго вы знаете его?
       – Если это все, что вам угодно знать, – ответил я, – то примерно
восемь лет. Мы вместе учились в колледже и потом несколько лет работали в
одной и той же фирме.
       – "Гранд Дизайн", – кивнул он, – фирма компьютеров из Сан-Франциско.
А до колледжа вы его не знали?
       – Кажется, вы довольно много и без меня знаете, – заметил я. – Что
вам, собственно, нужно? Вы работаете на полицию?
       – Нет, нет, – сказал он, – ничего подобного. Уверяю вас, я вовсе не
замышляю причинить вашему другу неприятности. Дело в том, что я сам хотел
бы избежать их. Позвольте вас спросить...
       Я покачал головой.
       – Стоп, – сказал я ему. – Я не собираюсь разговаривать с незнакомыми
людьми и рассказывать им о своих друзьях, если на это нет достаточно
серьезных причин. Это понятно, не правда ли?
       Он развел руками.
       – Я вовсе не намерен играть в темную, – сказал он. – Я ведь знаю, что
вы расскажете ему об этом разговоре. Собственно, я бы даже хотел, чтобы вы
об этом рассказали. Он меня знает. И я хочу, чтобы он знал, что я наводил
о нем справки. Идет? Это ведь в конечном итоге для его же пользы. Черт
побери, я ведь спрашиваю о нем его же друга, не так ли? Того, кто мог бы и
солгать, чтобы помочь ему. Ведь так? Мне необходимо всего два-три простых
факта. Уверяю вас, ничего особенно секретного.
       – А мне нужен всего лишь один факт – для чего вам эта информация?
       Он тяжело вздохнул.
       – Ну, хорошо, – кивнул он. – Я скажу вам. Он предложил мне – для
пробы, заметьте – сделать финансовый вклад на достаточно серьезную сумму.
Здесь существует элемент риска, как и всегда, когда речь идет о новых
предприятиях, особенно в сфере с высоким уровнем конкуренции. Но, с другой
стороны, и прибыль может быть очень высока.
       Я кивнул.
       – Я понял. И вы хотели бы узнать, можно ли ему доверять?
       Он усмехнулся.
       – Знаете, меня больше всего волнует не это. Бизнес есть бизнес. Меня
заботит, действительно ли он способен доставить мою продукцию и без
проволочек.
       Что-то в поведении этого человека, в его манере говорить, кого-то мне
напоминало. Я пытался понять кого же, но никак не мог уловить.
       – Так... – проговорил я, делая хороший глоток пива. – Прошу прощения.
Сегодня я что-то медленно соображаю. И сделка касается, конечно,
компьютеров?
       – Да, конечно.
       – Вы хотите знать, не пригвоздит ли его на месте текущий
работодатель, если он попытается действовать на стороне – что бы он вам ни
обещал, так?
       – В некотором смысле – да.
       – Сдаюсь, – ответил я, покачав головой. – Чтобы ответить на ваш
вопрос, нужен кто-нибудь поумнее меня. Интеллектуальная собственность –
это очень коварная область правовых отношений. Я не знаю, что он вам
продает, и я не знаю, где он эту продукцию берет. Он много ездит по
стране, но даже если бы я знал побольше, то все равно вряд ли смог бы
сказать, каково ваше юридическое положение.
       – А я ничего и не ожидал более того, что вы сообщили, – ответил он,
улыбаясь мне.
       Я улыбнулся в ответ.
       Он кивнул и поднялся.
       – Да, еще один вопрос, если можно, – он неожиданно обернулся.
       – Да?
       – Он никогда не упоминал такие названия, как Эмбер или Двор Хаоса? –
бесстрастно проговорил он.
       Он пристально глядел мне в глаза.
       Он не мог не заметить моей реакции которую, надо думать совершенно
логически, истолковал неверно. Я решил, что он уверен, будто я солгал,
хотя я ответил ему истинную правду.
       – Нет, никогда не слышал. А почему вы спрашиваете?
       Он покачал головой, поставил свой стул на место и отошел на шаг от
столика. Он снова улыбнулся.
       – Это неважно. Благодарю вас, мистер Кори. Н_у_с _д_х_а_б_з_х_у_н
д_х_у_и_л_ш_а_л.
       И он почти бегом скрылся в дверях.
       – Подождите! – крикнул я ему вслед так громко, что на миг все
присутствующие в баре умолкли и повернули головы в мою сторону.
       Я поднялся из-за стола и намеревался уже броситься вслед за
незнакомцем, когда услышал, что меня зовут.
       – Эй, Мерль, не убегай! Я уже здесь!
       Я обернулся. Люк как раз вошел в дверь за моей спиной. Его волосы
были еще влажными после душа. Он подошел, хлопнул меня по плечу и уселся
на стул, который только что освободил Мартинес.
       Когда я тоже сел, он кивнул на мою полупустую кружку.
       – Мне бы, пожалуй, тоже не помешала одна, но полная. Боже, как мне
хочется пить! А куда это ты направился, когда я вошел?
       Я почувствовал, что описывать только что завершившуюся встречу, тем
более ее странное окончание мне совсем не хочется. Очевидно, Люк не успел
заметить Мартинеса.
       Поэтому я ответил:
       – Я? В комнату для мужчин.
       – Это в другую сторону, – сказал Люк, кивнув в том направлении,
откуда он только что пришел. – Я как раз только что прошел мимо нее.
       Его взгляд остановился на моей руке.
       – Слушай, да ведь это...
       – Да, – сказал я. – Ты забыл это кольцо в мотеле, и меня просили
передать его тебе, когда я получил твое письмо. Сейчас, одну минуту...
       Я потянул за кольцо, но оно совсем не спешило покидать мой палец.
       – Вроде как застряло, – усмехнулся я. – Забавно. А наделось оно
весьма свободно...
       – Наверное, у тебя слегка распухли пальцы, – заметил он. – Это иногда
случается при перемене давления. Мы ведь довольно высоко.
       Он подозвал официантку и заказал пиво, а я продолжал тем временем
крутить кольцо.
       – Я подозреваю, что мне придется тебе его уступить, – усмехнулся Люк.
– Не беспокойся, дорого я не возьму.
       – Посмотрим, – сказал я. – Подожди меня минуту.
       Он расслабленно поднял руку и махнул, а я направился в вышеупомянутую
комнату для мужчин.
       Там никого кроме меня не оказалось, поэтому я произнес несколько
слов, освобождающих Фракира от подавляющего заклинания, которое я на него
наложил еще в самолете. Последовала немедленная серия пульсаций.
       Прежде, чем я успел произнести следующую команду, Фракир замерцал,
стал отчетливо виден, потом обвил мою ладонь и палец, на котором сидело
упрямое кольцо. Я с любопытством наблюдал за развитием событий.
       Палец потемнел и заныл от неослабевающего давления Фракира.
       Затем быстро наступило облегчение, после чего на моем пальце
появилась темная спираль, вроде резьбы на винте.
       Я уловил идею и начал свинчивать кольцо по спрессованной резьбовидной
плоти пальца. Фракир зашевелился, словно стараясь поскорее сорвать с
пальца кольцо, и я ласково дотронулся до него.
       – Хорошо. Спасибо, – сказал я ему, – возвращайся.
       Кажется, последовало секундное колебание, но все же моего желания
оказалось достаточно и без более формальной команды.
       Он отступил, опять сомкнулся вокруг моего запястья, а затем погас.
       Я надлежащим образом завершил посещение мужской комнаты и вернулся в
бар. Я подал Люку кольцо и отхлебнул порядочный глоток из кружки.
       – Как это тебе удалось его снять? – спросил с любопытством Люк.
       – Кусочек мыла, – лаконично ответил я.
       Он завернул кольцо в салфетку и положил в карман.
       – Похоже, мой бизнес с его продажей сорвался, – вздохнул Люк.
       – А разве ты не носишь его?
       – Нет, это подарок. Знаешь, я не ожидал, что ты появишься здесь. Я
думал, что ты мне позвонишь, когда получишь записку, и мы договоримся о
будущей встрече.
       Он взял пригоршню орехов из вазы, появившейся на столе за время моего
отсутствия.
       – Но это хорошо, что ты прилетел. Кто знает, когда еще мы могли бы
встретиться. Понимаешь ли, некоторые мои планы начали требовать более
быстрых действий, чем я предполагал, и вот об этом-то я и хотел с тобой
поговорить.
       Люк вернул мне кивок.
       Я еще в туалете решил пока воздержаться от обсуждения встречи с
Мартинесом и того, что он говорил и подразумевал. Хотя из разговора с
Мартинесом у меня и не сложилось впечатления, что его дело затрагивает
какие-то мои интересы, я все же чувствовал себя более уверенно в разговоре
с людьми, даже с друзьями, если я располагал некоторой информацией,
которой не располагали они. Поэтому я решил пока придержать эту, пока еще
не вполне ясную для меня информацию, для себя.
       – Итак, есть предложение – как люди цивилизованные, мы должны
отложить все важные разговоры до тех пор, пока не пообедаем, – объявил
Люк.
       Он медленно отрывал кусочки от своей салфетки.
       – Давай отправимся куда-нибудь, где мы сможем спокойно поговорить.
       – Неплохая идея, – согласился я. – А здесь ты не хочешь пообедать?
       Он покачал головой.
       – Здесь я уже бывал. В общем, здесь неплохо, но мне хочется
разнообразия. Знаешь, здесь за углом есть весьма приличное местечко. Если
не возражаешь, я схожу и узнаю, есть ли у них свободный столик.
       – Конечно.
       Он допил одним глотком пиво и покинул бар.
       Я снова погрузился в размышления.
       Что за дьявол, кем же на самом деле был этот Мартинес? Узнать это
было более чем необходимо, потому что не вызывало ни малейшего сомнения,
что Мартинес вовсе не тот, за кого он пытается себя выдать. Последние
слова он произнес на тари, моем родном языке. И это упоминание об
Эмбере... Как это могло быть, я понятия не имел. Я проклинал собственную
самонадеянность, инертность, которая позволила "П" так долго управлять
ситуацией. Мне и в голову не приходило, что ситуация может дойти до столь
плачевного и жутко запутанного состояния.
       И поделом тебе, подумал я. Но все-таки такой поворот дела мне совсем
не нравился.
       – Все в порядке, – вдруг раздался голос Люка.
       Он появился из-за угла, вынул из кармана несколько монет и бросил их
на стол.
       – Готово, – столик заказан. Допивай и пошли.
       Я допил пиво и поднялся. Люк провел меня по коридору обратно в холл
гостиницы, потом к выходу с другой стороны.
       Снаружи благоухал вечер. Мы пересекли площадку автостоянки, вышли на
дорожку тротуара ведущего вдоль Гваделупа-стрит, которую вскоре пересекла
авеню Аламеда.
       Мы дважды перешли улицу, миновали большую церковь, потом свернули за
угол. Люк показал на ресторан под названием "Ла Тертулия" по другую
сторону улицы неподалеку от нас.
       – Вот и он.
       Мы пересекли улицу, миновали большую церковь. Вошли в зал.
       Это оказался испанский, довольно элегантно и в солидном стиле
оформленный ресторан. Мы заказали кувшин сангрии, хлебный пудинг и много
чашек кофе, свято блюдя наш уговор отложить все серьезные дела на потом.
       Пока мы обедали, Люка дважды приветствовали проходившие мимо люди.
оба остановились у нашего столика, чтобы обменяться приветствиями.
       – Похоже, что ты многих знаешь в этом городе, – заметил я немного
погодя.
       Люк усмехнулся.
       – Я здесь часто бываю по делам.
       – В самом деле? На вид это не слишком крупный город.
       – Да, согласен, но, знаешь, это впечатление обманчиво. Как-никак, это
ведь столица штата. И наша продукция здесь неплохо покупается.
       – И ты часто сюда наведываешься?
       – Да.
       Он кивнул.
       – Это одна из самых горячих точек в моем деловом маршруте.
       – А как это тебе удается проворачивать такие дела, одновременно
прогуливаясь по горам?
       Он поднял голову, оторвавшись от боевого расположения посуды на нашем
столике, и улыбнулся.
       – Мне позарез понадобилось немного отдохнуть, – смущенно сказал он. –
Знаешь, я устал от бесконечных городов, контор... Нужно было уйти и
немного побродить на природе, иначе я бы просто не выдержал. Собственно,
это одна из причин моих дел в этом городе. Дела, а потом – здесь в округе
так много прекрасных мест...
       Он отхлебнул кофе.
       – Знаешь, – вдруг сказал он, – я хочу тебе предложить прокатиться в
такую великолепную ночь, чтобы ты мог сам ощутить то, о чем я говорю.
       – Звучит это весьма привлекательно, – ответил я, отыскивая взглядом
нашего официанта. – Но не слишком ли поздно? Мы ничего не увидим в такой
темноте.
       – Что ты! Здесь такие звезды, а потом – скоро взойдет луна. Воздух
здесь без всяких преувеличений кристально чистый. Я раньше думал, что это
просто художественный образ, как говорится, но здесь убедился, что такое в
самом деле бывает. Да ты скоро сам все увидишь!
       Я расплатился по счету, и мы вышли из ресторана. В самом деле,
всходила луна.
       – Моя машина стоит у отеля, – сказал Люк.
       Мы ступили на тротуар.
       – Сюда.
       Когда мы вернулись на стоянку при отеле, он показал на свой фургон и
пригласил садиться. Он вырулил со стоянки, у ближайшего угла свернули
направо, потом вниз по склону холма, по улице Отеро-стрит, потом по другой
– под названием Гайд-парк роуд. Потом машин стало очень мало.
       Пока наша машина преодолевала многочисленные повороты, направляясь
все выше и выше, я почувствовал, как постоянное напряжение оставляет меня.
       Вскоре мы оставили позади все признаки человеческого существования.
Вокруг воцарилась ночь, тишина. Никаких ламп или фонарей. Через открытое
окно нас окутывал запах сосен. Воздух был прохладный, необычайно чистый. Я
расслабился, забыл на время о "П" и обо всем остальном.
       Я взглянул на Люка. Он не спускал глаз с дороги впереди, нахмурив
брови. Наверное, он почувствовал мой взгляд, потому что вдруг расслабился
и улыбнулся мне.
       – Ну, кто первый? – спросил он.
       – Давай ты, – сказал я.
       – Ладно. Когда мы с тобой разговаривали в то утро о твоем уходе из
"Гранд Д.", ты сказал, что не собираешься работать в другом месте и
преподавать тоже не собираешься.
       – Верно.
       – Ты говорил, что собираешься немного попутешествовать.
       – Ага.
       – Но немного позже у меня создалось другое впечатление.
       Я ничего не ответил, и он искоса бросил на меня взгляд.
       – Я подумал, – продолжал он, – уж не собираешься ли ты заняться
торговлей для создания финансового фундамента собственной компании или по
заказу кого-то, заинтересованного в том, что ты продаешь. Ты понимаешь, о
чем я?
       – Ты думаешь, что я придумал что-то новое и не хочу, чтобы новинка
досталась "Гранд Дизайн"?
       Он хлопнул ладонью по сидению рядом с собой.
       – Я всегда говорил, что ты не дурак. Ты просто выигрываешь время,
чтобы все устроить, а потом найдешь покупателя, у которого самый толстый
бумажник.
       – Все это звучит вполне разумно, – согласился я, – если бы дело было
в этом. Но это не так.
       Он хмыкнул.
       – Не волнуйся, – сказал он. – Если я и работаю в "Гранд Дизайн", это
вовсе не значит, что я работаю на них. Я не предатель. Тебе бы следовало
это знать.
       – Я _з_н_а_ю.
       – И спрашивал я не из праздного любопытства. У меня были другие
намерения – я хотел, чтобы ты в самом деле чего-то достиг, чего-то
настоящего.
       – Спасибо.
       – Я мог бы помочь тебе.
       – Я начинаю понимать, Люк, но...
       – Сначала выслушай меня, хорошо? Ответь, если сможешь, на один
вопрос: Ты еще ни с кем никаких соглашений не заключал?
       – Нет.
       – Я так и думал. Это было несколько преждевременно.
       Деревья по обе стороны дороги стали теперь выше, ночной ветерок стал
прохладнее, а луна казалась ярче и больше, чем в городе. Мы еще несколько
раз повернули, петляя по извилистой дороге, взбираясь все выше.
       Несколько раз я видел отблеск лунного света на каменных обрывах по
левую сторону дороги. Ограждений здесь не было.
       – Послушай меня, я вовсе не пытаюсь влезть в выгодное дело задаром, –
сказал он. – И я не стараюсь выудить у тебя долю по старой памяти, как
твой товарищ по колледжу. Нет. Старая дружба – это одно, а дело – есть
дело. Хотя в бизнесе тоже не мешает знать, что имеешь дело с человеком,
которому можно доверять. Конечно, если у тебя есть какая-то фантастическая
идея, проект или что-то в этом роде, ты всегда сможешь продать ее за
хорошую цену. Желающих всегда найдется много. Но продашь – и все. Твой
золотой шанс больше не твой. Посмотри на "Apple". Если дело действительно
пойдет, ты всегда успеешь продать его потом, и куда дороже, чем
первоначальную идею. Ты можешь оказаться гением инженерной мысли – я знаю
рынок. И я знаю людей по всей стране, которые доверяют мне в достаточной
степени, чтобы поддержать наше дело банковскими счетами, пока мы не
выкатим на улицы. Черт побери! Я не собираюсь оставаться в "Град Дизайн"
всю свою жизнь. Возьми меня в долю, и я обеспечу финансирование. Ты будешь
вести производство, а я все остальные дела возьму на себя. Это
единственный способ вырваться наверх.
       – Да... – я вздохнул. – Это и в самом деле было бы здорово. Но ты
идешь по ложному следу. Я ничего не думал продавать.
       – Да ладно тебе! – отрезал Люк. – Ты ведь знаешь, что со мной-то
можно ГОВОРИТЬ. Даже если я сам не буду принимать участия, болтать я не
стану. Я друзей не подвожу. Просто ты делаешь, как мне кажется, ошибку,
зарывая свой талант в землю.
       – Люк, я имел в виду именно то, что сказал.
       Он помолчал. Потом я почувствовал, что он снова смотрит на меня.
Подняв на него взгляд, я увидел, что он улыбается.
       – Ну что там твой следующий вопрос?
       – Что такое Колесо-Призрак? – спросил вдруг он.
       – Что?!
       – Совершенно секретно. Тайный проект Мерля Кори – "Колесо-Призрак, –
ответил он. – Конструкция компьютера, включающая всякую всячину, ранее
невиданную – жидкие полупроводники, криогенные емкости, плазменные...
       Меня разобрал идиотский смех.
       – Боже мой! – воскликнул я. – Да это же все шутка, не больше, просто
ненормальное хобби, развлечение в свободное время, игра-машина, которая
никогда не может быть построена на Земле. В конце концов, большая часть ее
в самом деле может быть создана, но никогда не будет функционировать. Это
вроде рисунков Эшера – очень впечатляюще на бумаге, но построить что-то
подобное в реальной жизни невозможно.
       Потом, поразмыслив с минуту, я спросил:
       – Как ты вообще об этом узнал? Я никогда и никому об этом не говорил.
       Он откашлялся и сделал очередной поворот. Луна цеплялась за верхушки
деревьев. На ветровом стекле появились несколько капель.
       – Вообще-то ты не очень-то старался скрыть этот секрет, – ответил он.
– Чертежи, заметки и наброски были разбросаны по твоему столу, на
чертежной доске и даже у тебя дома. Пару раз я их видел. Да и трудно было
не заметить. Большинство было даже помечено грифом "Колесо-Призрак". И
ничего подобного в работе "Гранд Дизайн" не появлялось. Вывод был прост –
я предположил, что это твое любимое детище, твой билет в счастливое
будущее. Я никогда не считал тебя непрактичным. Такого впечатления ты на
меня не производил. Так ты настаиваешь, что это была всего лишь шутка?
       – Ну... Если мы займемся этим делом и создадим ту часть конструкции,
которая может быть создана здесь, – честно ответил я, – то получится лишь
странного вида конструкция, которая совершенно ничего не будет делать.
       Он покачал головой.
       – Это просто невероятно, – сказал он. – И совершенно не похоже на
тебя, Мерль. Какого черта ты стал бы тратить время на создание машины,
которая не работает?
       – Ну... это было упражнение в теории, – неуверенно начал я.
       – Извини, но это звучит просто, как чепуха, – прервал меня Люк. – Ты
хочешь сказать, что во всей вселенной нет места, где эта штука могла бы
действовать?
       – Этого я не говорил. Я как раз пытался создать конструкцию для
совершенно невероятных условий и...
       – Ага! Другими словами, если я найду такое место, мы могли бы сделать
там машину?
       – Гм-м... да.
       – Мерль, ты ненормальный. Ты знаешь это?
       – Угу.
       – Еще один дерьмовый выстрел по мечте. Ну, ладно. Слушай, а может
быть, что-нибудь из этой идеи все-таки можно применить здесь?
       – Не-е-т. Не будет действовать вообще.
       – Что же за условия требуются для того, чтобы эта чертова конструкция
действовала, в конце концов?
       – Это не так просто объяснить... Много всякой дремучей теории, это
касается пространства, времени, кое-каких идей Эверетта и Вилера... Тут
возможен только чисто математический подход...
       – Ты уверен?
       – Какая разница? В конце концов, нет продукции, нет и компании.
Извини. Передай "Мартинесу и К", что они двинулись в путь по тупиковой
улице.
       Он нахмурился.
       – Мерль, я не понимаю, о чем ты.
       – Он подошел ко мне, когда я ожидал тебя в баре. Вроде очень много о
тебе знает. Начал задавать вопросы, потенциально, как я теперь вижу,
касающиеся той ситуации, которую ты только что нарисовал. Один из
возможных вкладчиков в "Кори и Рейнард Инкорпорейтед". Он средних лет,
невысокого роста, впереди сколот зуб. Он вел себя так, словно ты сделал
ему предложение...
       – Так... – сказал Люк. – Нет, я его не знаю. Отчего ты мне раньше не
сказал?
       – Он убежал, а ты сам предложил – никаких деловых разговоров до конца
обеда. Да и ничего особенно важного в этом Мартинесе я не видел и не вижу,
честно говоря. Он даже попросил сообщить тебе, что он наводил о тебе
справки.
       – А что именно он хотел узнать?
       – Смог бы ты поставить ему новый компьютерный продукт и чтобы
вкладчики при этом не оказались замешанными в судебное дело.
       Люк хлопнул ладонями по рулю.
       – Совершеннейшая чепуха! – воскликнул он.
       – Знаешь, мне сейчас пришло в голову – может, его нанял кто-нибудь,
чтобы разузнать о тебе или даже немного встряхнуть, чтобы ты играл честно?
Кого ты простукивал на предмет инвестиций в новую компанию?
       – Мерль, неужели ты считаешь, что я такой болван, что стал бы тратить
время и откапывать вкладчиков прежде, чем убедился бы, что у меня есть во
что вкладывать эти деньги? Кроме тебя, я не говорил об этом ни с кем, а
теперь кажется, и не буду говорить. Как ты сам думаешь, кто бы это мог
быть? И чего он хотел?
       Я покачал головой, но вспомнил при этом произнесенные на тари слова.
       А, собственно, почему бы и нет?
       – Он спросил еще, не упоминал ли ты когда-нибудь место, которое
называется Эмбер?
       Когда я произнес эти слова, Люк смотрел в зеркало заднего обзора и
резко крутанул руль, чтобы вписаться в поворот.
       – Эмбер? Ты шутишь?
       – Нет.
       – Странно. Очень странно. Видимо, совпадение...
       – Что ты имеешь в виду?
       – Понимаешь, я в самом деле слышал упоминание о сказочной стране,
которая называется Эмбер, на прошлой неделе, но никогда и никому об этом
не рассказывал. Это был разговор за Бутылкой, понимаешь?
       – С кем? Кто рассказывал тебе об этом?
       – Один мой знакомый художник, совершенно ненормальный тип, но очень
талантливый. Его зовут Мелман. Мне его вещи очень нравятся. Я у него даже
купил несколько. Я заехал к нему посмотреть, нет ли чего новенького.
Нового у него ничего не оказалось, но я засиделся у него допоздна. Мы
разговаривали, пили и курили одну штуку, которой он меня угостил. Через
некоторое время он стал уже витать в облаках, стал рассказывать о магии.
Не о фокусах с картами или еще чем-то в этом роде, нет, речь шла о
ритуальной магии.
       – Понятно.
       – Ну, вот... потом... он мне начал кое-что показывать. Если бы я сам
не был слегка под кайфом от выкуренной "травки", я готов поклясться, что у
него получалось! Он левитировал, вызывал из пустоты огненные полотнища, а
также воплотил и уничтожил прямо в комнате несколько монстров. Нет, он мне
явно подсунул "кислоту", не иначе. Но будь я проклят, если все это не
выглядело совершенно реально!
       – Угу, – неопределенно высказался я.
       – Но во всяком случае, – продолжал Люк, – он тогда упомянул какой-то
легендарный город, архетип. Я не уверен, что он назывался именно Эмбер, а
не Содом или Гоморра, или Камелот, но я твердо уверен, что это слово он
произносил. Якобы этим городом управляет полусумасшедшая семья, а сам
город населен их внебрачными детьми и потомками и потомками людей, которых
они привели туда из других мест века назад. Тени, или, как они сами
называют, Отражения этой семьи и самого города фигурируют в той или иной
форме в большинстве мифов и легенд. Не знаю, правда, как это все понимать,
но так говорил Мелман. Знаешь, я часто не мог понять, когда он говорил
серьезно, а когда лишь метафорически. Но так или иначе, но Эмбер он
называл. Я уверен в этом.
       – Интересно, – заметил я. – Кстати, Мелман мертв, а его дом сгорел
несколько дней назад.
       – Я не знал об этом.
       Люк снова бросил взгляд в зеркало заднего обзора.
       – Ты тоже был с ним знаком?
       – Да. Я встретился с ним вскоре после того, как мы расстались с
тобой. Кински мне сказал, что Джулия часто бывала у него, и я решил
разыскать этого парня. Я думал, что он сможет мне что-то рассказать.
Видишь ли, дело в том, что Джулия тоже мертва.
       – Что ты говоришь! Да ведь я видел ее на прошлой неделе... Что
случилось?
       – Все выглядело чертовски странно. Она была убита каким-то
невероятным зверем.
       – Боже мой!
       Он неожиданно нажал на тормоза и резко свернул на обочину, на широкий
выступ слева. Выступ заканчивался крутым, покрытым деревьями склоном.
       За деревьями, далеко-далеко внизу светились крошечные огоньки города.
       Люк выключил фары и двигатель, потом вытащил из кармана кисет и начал
сворачивать сигарету. Я заметил, что он посматривает назад, вперед и
вверх.
       – Ты что-то часто поглядывал в зеркало, – сказал я.
       – Да, – ответил он. – Знаешь, мне показалось, что за нами от самого
"Хилтона" следовала машина. Минуту назад она держалась позади всего в
нескольких поворотах, а потом словно куда-то провалилась.
       Он закурил и приоткрыл дверцу.
       – Подышим немного воздухом.
       Я вылез вслед за ним из машины, и мы несколько минут стояли молча,
глядя на горные склоны, залитые ярким лунным светом, таким ярким, что
видны были тени от ближайших деревьев.
       Люк бросил сигарету и наступил на нее.
       – Проклятье! – воскликнул он. – Дело становится жарким. Я знал, что
Джулия бывает у Мелмана, так? И я был у нее на следующий день после того,
как был у художника, так? Я даже передал ей небольшой пакет, который меня
просил передать ей Мелман.
       – Карты, – сказал я.
       Он кивнул.
       Я вытащил Карты из кармана и протянул их Люку. Он бросил косой взгляд
в смутном свете луны, но кивнул утвердительно.
       – Эти Карты... – сказал он. – Ты все еще... Она все еще тебе
нравилась, да?
       – Да.
       – Эх, черт!
       Люк вздохнул.
       – Ладно, дружище, я должен тебе кое-что рассказать, кое-какие вещи. И
не все эти вещи приятного свойства. Одну минуту, я только их немного
рассортирую в уме... Сейчас ты передо мной ставишь большую проблему, или,
скорее, я сам ее перед собой поставил, потому что я решил...
       Он поддел ногой камешек, и тот, увлекая за собой другие мелкие
камешки, со стуком покатился вниз со склона.
       – Ладно, – сказал он. – Во-первых, отдай мне эти карты.
       – Зачем?
       – Я порву их на конфетти.
       – Ну да, иди к черту. Зачем?
       – Они опасны.
       – Это я уже знаю. Пусть побудут у меня.
       – Ты не понимаешь.
       – Тогда объясни.
       – Проклятье, это не так-то просто сделать. Сначала я должен решить,
что тебе рассказать, а что – нет.
       – А почему бы не рассказать все?
       – Я не могу. Поверь мне...
       Я бросился на землю, как только грохнул первый выстрел. Пуля
отрикошетила от валуна справа от нас.
       Люк не залег, а бросился зигзагами к скоплению деревьев слева, откуда
раздались еще два выстрела. В руке у Люка что-то сверкнуло, и он поднял
эту руку.
       Он выстрелил три раза. После второго выстрела я услышал чей-то стон.
       К этому времени я уже вскочил и побежал в том направлении, сжимая в
руке камень. После третьего выстрела я услышал, как кто-то упал.
       Я подбежал к Люку как раз в тот момент, когда он переворачивал тело,
как раз вовремя, чтобы увидеть нечто, напоминающее облачко прозрачного
голубого тумана, исходящего изо рта лежавшего мужчины, в котором был виден
сколотый зуб, и уплывшее прочь.
       – Черт побери, что это такое? – спросил Люк, когда облачко уплыло.
       – Ты тоже видел? Я не знаю.
       Люк посмотрел вниз, на обмякшее тело с расплывающимся впереди на
рубашке темным пятном. Правая рука убитого все еще сжимала пистолет
тридцать восьмого калибра.
       – Я не знал, что у тебя есть пистолет, – сказал я.
       – Когда приходится столько ездить, – ответил Люк, – то надо подумать
и о своей безопасности, Я в каждом городе покупаю новый, а потом продаю,
когда уезжаю. Проверки в аэропортах. Наверно, этот я продавать не буду. Но
я никогда не видел этого типа раньше. А ты, Мерль?
       Я кивнул.
       – Это Дэн Мартинес, о котором я тебе говорил.
       – Ну и дела!
       Люк вздохнул.
       – Еще одна неприятность. Наверное, стоит заняться дзен-буддизмом и
убедить себя, что все это не имеет значения. Я...
       Он вдруг прижал ладонь ко лбу.
       – О-о-о! – простонал он. – Мерль, ключи от зажигания в замке. Садись
и поезжай немедленно в отель. Я останусь здесь. Быстрее!
       – Но в чем дело? Почему?
       Он поднял свой тупорылый автоматический пистолет и направил на меня.
       – Ну беги! Быстрее!
       – Но...
       Он опустил ствол и выстрелил в землю рядом с моими ногами, потом
направил ствол прямо мне в живот.
       – Мерлин, сын Корвина, – процедил он сквозь сжатые зубы, – если ты
сейчас не уйдешь, то считай себя покойником!
       Мне ничего не оставалось делать, кроме как последовать его совету,
подняв фейерверк гравия, оставив следы сгоревшей резины на том месте, где
я развернул фургон.
       Я с ревом повел машину вниз по склону, с трудом вписавшись в первый
крутой поворот.
       Потом был левый поворот, а потом я затормозил.
       Я съехал на обочину под прикрытие из кустов, выключил мотор и свет, и
поставил машину на тормоза. Стояла мертвая тишина. Я тихонько открыл
дверцу и не стал ее захлопывать, когда осторожно выскользнул наружу.
Какая-то птица перелетела с дерева на дерево.
       "Сова", – подумал я. Я двигался медленнее, чем мне хотелось, но мне
необходимо было сохранить тишину. Наконец я приблизился к повороту.
       В таких местах звук очень хорошо передается на расстоянии.
       Последний поворот я преодолел на всех четырех конечностях, полностью
используя все преимущество прикрытия из камней и листвы. Потом я не
торопясь осмотрел местность.
       Вокруг никого не было. Я медленно и очень осторожно двинулся вперед,
готовый замереть в первую же секунду, броситься на землю, нырнуть в густую
листву или кинуться в бегство. В зависимости от того, что потребуется по
ситуации.
       Ни шороха – включая шорох ветра в ветвях, и никого вокруг, насколько
я мог видеть.
       Я продолжал осторожно продвигаться вперед, все еще пользуясь
прикрытием.
       Его здесь нет. Он куда-то перешел.
       Я прошел еще немного, замер и по крайней мере с минуту прислушивался.
Не было слышно ни малейшего звука, выдававшего хоть какое-нибудь движение.
       Я нашел место, где упал Мартинес. Его тело исчезло. Я обошел все
близлежащее пространство, но так и не смог обнаружить ничего, что могло бы
пролить хоть каплю света на то, что произошло здесь после того, как я
уехал. Придумать причину, чтобы окликнуть Люка, я тоже не смог.
       Я без всяких препятствий добрался обратно до машины, сел в кабину и
направился в город.
       Нет, я окончательно запутался.
       Даже предположить не могу, что же это в конце концов вокруг меня
происходит?
       Черт побери!


       Фургон Люка я оставил на стоянке отеля почти на том же месте, где он
был припаркован до этого. Потом я вернулся в отель, нашел комнату Люка и
постучал. Я не рассчитывал, что мне ответят, но следовало сначала
постучать, а уж потом проникать в номер – так поступают все порядочные
взломщики.
       Я был очень аккуратен и сломал только замок, оставив дверь и
притолоку, потому что мистер Браэда показался мне добрым малым и мне не
хотелось доставлять ему лишние неприятности. Конечно, времени в связи с
такой деликатностью потребовалось немного больше, но в коридоре никого не
появилось. Я вошел в номер Люка, нащупал выключатель, зажег свет и быстро
осмотрел комнату. Потом я несколько минут прислушивался. Никаких звуков из
холла не доносилось.
       Времени у меня было немного. На полке для багажа я обнаружил пустой
чемодан. В шкафу висела одежда. В карманах, кроме двух коробков спичек,
карандаша и ручки ничего не оказалось. Еще кое-какая одежда и белье в
ящике – и тоже ничего. Предметы туалета в футлярах или аккуратно
расставленные на полке в ванной – тоже ничего особенного или необычного.
Экземпляр "Стратегии" В.Х._Лиддала_Харта на ночном столике у кровати с
закладкой внутри книги, в одной четверти от конца.
       Брюки и куртка, в которой он ходил на прогулки в горы, брошены на
стул, рядом пыльные тяжелые ботинки и носки. В ботинках ничего кроме пары
шнурков не было. Я проверил карманы рубашки, которые сначала показались
мне пустыми. Но потом я нащупал в них несколько шариков из скомканной
белой бумаги.
       Я развернул один из них.
       Какие-нибудь ужасные секретные сообщения?
       Нет... Нет причины отдаваться на милость не на шутку разыгравшегося
параноидального комплекса – всего лишь несколько коричневых крошек были
ответом на мой вопрос.
       Это был табак и кусочки папиросной бумаги. Он, очевидно, развернул и
скомкал окурки, прогуливаясь по лесу. Все же странно... Мне приходилось
бывать вместе с Люком на загородных прогулках, и таким аккуратистом он
никогда не был.
       Потом я осмотрел брюки. В одном набедренном кармане лежал влажный
носовой платок, в другом – расческа. В переднем правом кармане было пусто,
в левом – один единственный патрон. Я машинально опустил патрон в свой
карман, потом пошарил под матрацем и в ящике стола. Я заглянул даже в
корзинку для бумаг в туалете.
       Не было ничего, что могло бы как-то объяснить его странное поведение.
       Оставив ключи от машины на ночном столике, я вернулся в свою комнату.
Меня не очень волновало то, что Люку станет известно о том, что я вломился
в его номер. Эта идея мне даже нравилась, честно говоря. Должен заметить,
что мне чертовски не понравилось то, что он рылся в моих бумагах,
касавшихся Колеса-призрака.
       Кроме того, он должен дать мне чертовски убедительное объяснение
своего более чем странного поведения на горе.
       Я разделся, принял душ, лег в кровать и погасил свет. Люку, пожалуй,
стоило бы оставить записку, но я не люблю оставлять следы. Кроме того, не
знаю уж почему, но у меня было такое ощущение, что он уже не вернется в
свой номер.



       6




       Он был невысоким, плотного сложения мужчиной с немного красноватым
лицом, его темные волосы уже порядком прошила седина и они поредели на
макушке.
       Я сидел в кабинете его полусельского дома в пригороде Нью-Йорка,
потягивая пиво и рассказывая о своих неприятностях. За окном светилась
звездная ночь, и слушатель у меня был отменный.
       – Так... Значит, Люк на следующий день не появился, – сказал он
задумчиво, – и не прислал никакого сообщения.
       – Нет.
       – Расскажи поподробнее, чем ты занимался в тот день.
       – Утром, я еще раз проверил его комнату. Все было в точности так, как
я оставил, уходя. Я вошел в холл. У стола регистрации снова ничего. Потом
я позавтракал и снова зашел в номер Люка. Там было пусто. Я отправился на
длительную прогулку и вернулся только после полудня, позавтракал во второй
раз и еще раз заглянул в его комнату. Все было по-старому. Тогда я одолжил
ключи от его машины и приехал на то место, где мы были прошлой ночью. Я
даже спустился вниз по склону и поискал в окрестностях, но ничего,
абсолютно ничего примечательного при свете дня не обнаружил. Не было ни
тела, ни каких-либо следов. Тогда я вернулся в отель, положил на место
ключи, до обеда прослонялся по отелю и в окрестностях, а потом позвонил
тебе. Когда ты сказал, чтобы я приехал, я заказал билет и пораньше лег в
постель. Утром я вылетел в Альбукерк, а потом сюда.
       – А в это последнее утро ты заходил в его номер?
       – Да, конечно. Там по-прежнему было пусто.
       Он покачал головой и снова раскурил свою трубку.
       Этого человека звали Билл Рот. Он был другом и адвокатом моего отца,
когда отец жил в этих местах. Возможно, на всей Земле это был единственный
человек, которому папа доверял, и поэтому я верил ему тоже.
       За эти восемь лет я несколько раз навещал его. В последний, самый
печальный – полтора года назад, во время похорон его жены Алисы. Я
рассказал ему историю отца так, как сам ее слышал за пределами Двора
Хаоса, потому что у меня сложилось впечатление, что отец хотел бы, чтобы
Билл был полностью в курсе всего происходящего, и чувствовал, что за
помощь, оказанную Биллом, обязан ему некоторыми объяснениями.
       Билл, как мне показалось, все понял и поверил. Впрочем, папу он знал
гораздо лучше, чем я.
       – Я уже говорил, что ты очень похож на отца, – сказал он.
       Я кивнул.
       – Я имею в виду не только внешность, – продолжал он. – У него
некоторое время была привычка исчезать, а потом снова появляться, словно
пилот, сбитый за линией фронта над вражеской территорией. Мне никогда не
забыть той ночи, когда он прискакал на коне с мечом в руках и заставил
меня отыскать кучу компоста, увезенную с его двора.
       Билл рассмеялся.
       – А теперь появляешься ты, рассказываешь свою историю, и я начинаю
подозревать, что ящик Пандоры кто-то открыл еще раз. Ну почему бы тебе не
попросить меня оформить какой-нибудь договор о расторжении брака – как
обыкновенному здравомыслящему человеку – или составить завещание, или
документ о деловом партнерстве, что-нибудь в этом роде? Нет, твоя история
очень напоминает проблемы Карла. Даже то, что я составлял для Эмбера,
кажется куда более спокойным делом по сравнению с тем, о чем ты говорил.
       – Ты составлял документ для Эмбера? Ты имеешь в виду соглашение,
когда Рэндом прислал к тебе Фиону с копией договора о Падении Лабиринта,
заключавшегося с королем Хаоса Саваллом, чтобы она его перевела, а ты
проверил на предмет скрытых ловушек?
       – Да, – подтвердил Билл, – хотя кончилось все тем, что еще до
окончания работы над Договором я начал изучать ваш язык. Потом Флора
захотела, чтобы я добился возвращения ее библиотеки. Это было нелегкое
дело, но она заплатила мне золотом, и на эти деньги я купил себе домик в
Палм-Бич. Потом... О боже, в какой-то момент я даже подумывал прибавить к
надписи на своей визитке еще и "Советник при дворе Эмбера". Но это была
обычная, привычная мне работа. В принципе, я делал то же самое, чем
постоянно занимаюсь здесь. Это моя профессия. А твое дело... оно имеет
сильный привкус черной магии и скоропостижной смерти, который, кстати, все
время ощущался при общении с твоим отцом... Знаешь, я не хочу от тебя
скрывать, что все это пугает меня просто до жути. Просто не знаю, что тебе
посоветовать.
       – Ну, черная магия и смерть – это уж моя часть дела, – заметил я. –
Честно говоря, все это наверняка влияет на мой образ мышления. И от тебя
мне нужно, чтобы ты просто взглянул на эту историю под другим углом, не
так, как это делаю я. Возможно, это и вскроет то, чего я не замечаю, но
вполне можешь заметить ты, свежим, да и к тому же профессиональным
взглядом. Что я мог не оценить, пропустить? Как на твой взгляд?
       Он отпил пива, снова раскурил трубку и кивнул.
       – Я понял. Что ж, начнем. этот твой друг – Люк – он откуда родом?
       – Откуда-то со Среднего Запада. Кажется, он упоминал не то Небраску,
не то Айову или Огайо... Примерно это.
       – Кто его отец, чем он занимается?
       – Люк никогда не говорил мне о нем.
       – Есть у него братья, сестры?
       – Не знаю. Он никогда о них не упоминал.
       – Тебя это не удивляет? Нечто очень странное – человек никогда не
упоминал членов своей семьи и никогда не рассказывал о своем доме за все
восемь лет, что ты его знаешь.
       – Нет. Но ведь, в конце концов, и я ему ничего подобного не
рассказывал.
       – Это неестественно, Мерль. Ты... ты вырос в таком месте, о котором
просто не мог рассказать, так? Стало быть, у тебя были серьезные
основания, чтобы уклониться от таких разговоров. Получается, что и у него
тоже. И вообще, когда ты появился здесь, надо думать, какое-то время ты не
вполне ориентировался в поведении людей в обществе. Но разве Люк никогда
не заставлял тебя задуматься?
       – Знаешь, это бывало, конечно, он уважал мою скрытность, и я мог
ответить ему только тем же. Можно сказать, что я и он ввели неписанный
закон – такие вещи вне рамок наших отношений.
       – А как ты с ним познакомился?
       – Мы оба были первокурсниками... Общие занятия и тому подобное...
       – Стало быть, вы оба были в городе приезжими, без друзей, и сразу
подружились?
       – Нет, не так. Сначала мы почти не разговаривали друг с другом. Я
считал его слишком самоуверенным и заносчивым, таким типом, знаешь ли,
которые ставят себя на десять ступеней выше других. Он мне не нравился, и
я чувствовал, что не нравлюсь ему тоже.
       – Почему?
       – Он думал об мне то же самое.
       – А потом вы постепенно поняли, что оба ошибались?
       – Нет, наоборот, мы оба были правы. Мы подружились, стараясь доказать
друг другу, что каждый из нас выше другого. Если я делал что-то
выдающееся, Люк старался меня превзойти, и наоборот. Постепенно дошло до
того, что мы занимались одним видом спорта, назначали свидания одним и тем
же девушкам, пытались превзойти друг друга по оценкам.
       – И?
       – В какой-то момент, как мне кажется, мы начали друг друга уважать.
Когда мы оба вышли в финал Олимпиады, что-то в наших отношениях
сдвинулось, мы начали хлопать друг друга по спине, смеяться, решили вместе
пообедать, разговаривали, а потом Люк сказал, что ему наплевать на
Олимпиаду, а я ответил, что мне тоже. Он тогда сказал, что ему просто
хотелось доказать мне, что он лучше меня, а теперь ему все равно. Ему
кажется, что мы оба достаточно хороши, и он бы на этом, пожалуй, дело и
бросил. Я думал в точности так же, а когда сказал об этом, то мы стали
друзьями.
       – Понимаю, – сказал Билл. – Это неординарный вид дружбы.
       Я рассмеялся и сделал хороший глоток пива.
       – А как же все остальные?
       – Сначала – да, обычно – всегда. Ничего страшного тут нет. Просто
наша дружба кажется мне несколько необычной по сравнению с другими
случаями.
       Я медленно кивнул.
       – Возможно, что так.
       – И все же – это по-прежнему не имеет смысла. Двое ребят дружат, и
оба скрывают друг от друга свое прошлое.
       – Пожалуй, ты прав. Но что же это по-твоему может означать?
       – Дело не простое. Ведь ты – не обыкновенное человеческое существо.
       – Ну да. И что же?
       – Видишь ли, складывается впечатление, что Люк тоже не обыкновенный
человек.
       – Кто же он тогда?
       – Это вопрос уже по твоей части в нашем деле.
       Я кивнул.
       – Кроме того, – продолжал Билл, – меня очень беспокоит одна вещь.
       – Что именно?
       – Да этот парень, Мартинес. Он следил за вами, незаметно подкрался и
начал стрелять. Что ему было нужно? Кого он хотел убить? Вас обоих? Или
только Люка? Или только тебя?
       – Не знаю. Могу только с уверенностью сказать, что потом он стрелял в
Люка – ведь Люк бросился на него. А вот в кого был сделан первый
выстрел...
       – Так... Ну, а как ты думаешь, будь он "П", или же агентом "П", стал
бы он тратить время на разговор с тобой в баре?
       – У меня создалось впечатление, что весь этот разговор был только
предлогом для последнего вопроса – знает ли Люк что-нибудь об Эмбере.
       – И твоя реакция, а не твой ответ, судя по всему, заставили его
предположить, что он знал.
       – Гм-м... Что ж, видимо Люк все-таки что-то знает, судя по тому, как
он обратился ко мне на тари. Ты считаешь, что этот мартинес разыскивал
кого-то из Эмбера?
       – Возможно... А ты уверен, что Люк не эмберит?
       – Я никогда не слышал о таком за все время, которое я провел там
после окончания войны, а уж с генеалогией там дело поставлено будь здоров.
Меня там буквально пичкали лекциями по этим делам. Хотя мои родственники
на той стороне отличаются куда меньшей любовью к порядку в этих вопросах,
чем родственники в Хаосе. Они иной раз даже не могут решить, кто из них
старше, потому что некоторые были рождены в различных временных потоках,
но во всяком случае в количественном отношении они весьма дотошны.
       – А Хаос? Не могло ли случиться...
       Я отрицательно покачал головой.
       – Нет, это исключено. О той стороне моей генеалогической линии я знаю
даже больше. По-моему, я знаком лично почти со всеми, кто способен
манипулировать Отражениями и пересекать их. Люка среди них нет, и я...
       – Подожди минутку. Ведь в Хаосе тоже есть люди способные
передвигаться в Отражениях?
       – Да. Или оставаться на месте и переносить к себе предметы из
Отражений. Это своего рода обратный процесс и...
       – Мне казалось, что для того, чтобы обрести способность пересекать
Отражения, необходимо пройти Лабиринт.
       – А в Хаосе есть его своеобразный эквивалент, называемый Логрусом,
это нечто вроде Лабиринта, но бессистемного. Там все находится в состоянии
непрерывного движения, и он очень опасен. Он даже на какое-то время лишает
идущего по нему психологического равновесия. В общем, это нешуточное дело.
       – Но ты его прошел?
       – Да.
       – И Лабиринт тоже?
       Я облизнул губы, вспоминая.
       – Да. И чертов узор едва меня не прикончил. Сухэй считал, что я
погибну, но Фиона считала, что я справлюсь, если она мне поможет.
       – А кто такой Сухэй?
       – Он – мастер Логруса, а также мой дядюшка. Он считал, что Логрус
Хаоса и Лабиринт Эмбера несовместимы и что я не смогу нести в себе
отображения обоих. Рэндом, Фиона и Жерар повели меня вниз, чтобы показать
Лабиринт. Я связался с Сухэем и передал ему вид. Он тогда сказал, что эти
структуры антагонистичны, и если я попытаюсь пройти Лабиринт, то я или
буду уничтожен, или же Лабиринт изгонит из меня отображение Логруса, а
скорее всего случится первое. Тогда Фиона сказала, что Лабиринт ДОЛЖЕН
вмещать в себя все, даже Логрус, и из того, что она узнала о Логрусе,
получается что он способен проложить дорогу даже через Лабиринт. Я так и
сделал. Попытка удалась, и теперь я ношу в себе Логрус вместо Лабиринта.
Сухэй признал правоту Фи, он предположил, что тут дело в моей смешанной
крови. Фиона не согласилась с ним, однако...
       Билл поднял руку.
       – Одну минуту! Я не понял, каким образом ты передал изображение
Лабиринта своему дяде Сухэю, который находился в Хаосе, а ты в то же время
в подземелье Эмбера?
       – У меня есть колода Карт для Хаоса, также, как и эмберская колода,
специально для связи с моими родственниками в Хаосе.
       Билл покачал головой.
       – Да... черт побери, все это очень увлекательно, но мы уклонились от
темы. А еще кто-нибудь может передвигаться в Отражениях? Или, возможно,
есть какие-то другие способы передвижения?
       – Да, конечно, пересечение Отражений может совершаться различными
способами. Некоторые волшебные создания вроде, скажем, Единорога, способны
вообще бродить, где им только заблагорассудится. И если вы сможете
держаться за таким существом, бредущим зачем-то по Отражениям, или за
человеком, который умеет это делать, то вы тоже будете перемещаться в
Отражениях. Пока вы идете за ним след в след. Кроме того существуют и
другие королевства, находящиеся поблизости от Эмбера и Хаоса. Там возможны
довольно сильные маги, которым тоже удается передвигаться в Отражениях, но
их отображения Логруса и Хаоса несовершенны, хотя и находятся близко к
центрам Энергии. Но все эти маги никогда не смогут сравниться с нами.
Однако тут есть определенные возможности. Мы ведем торговлю с этими
королевствами, и с течением времени по установленным каналам становится
все легче передвигаться в направлении от Эмбера или Двора. В обратную
сторону перемещения труднее, но тем не менее известны случаи, когда
концентрированные силы создавали прорыв, поэтому в Эмбере поддерживается
служба патрулей: Джулиан в лесах Ардена, Жерар – на море и так далее.
       – А другие способы?
       – Ну, возможно, буря в Отражениях...
       – А это еще что такое?
       – Это естественный, хотя далеко не изученный и не очень хорошо
понимаемых феномен. Лучшее сравнение, которое я могу привести, это
тропический ураган, шторм. По одной теории, источником бурь являются
частоты волн, излучаемые Эмбером и Двором Хаоса, которые и формируют,
собственно, природу Отражений. Во всяком случае, когда начинается такой
шторм, он способен пройти через какое-то число Отражений, прежде чем
исчерпает себя. Иногда буря причиняет большие разрушения, иногда – вообще
никаких, но очень часто буря переносит предметы из Отражения в Отражение.
       – В том числе и людей?
       – Да, такие случаи известны.
       Он допил пиво. То же самое сделал и я.
       – А как с Картами? – спросил Билл. – Может ли кто-нибудь посторонний
научиться пользоваться ими?
       – Да, конечно.
       – И сколько же колод в обращении?
       – Я даже не знаю.
       – Кто их делает?
       – Во Дворе есть несколько специалистов... Там меня учили. В Эмбере...
Фиона, Блейз, и они учили Рэндома, если я не ошибаюсь.
       – А эти маги в соседних королевствах, о которых ты говорил, они могли
бы создать колоду Карт?
       – В принципе – да, но это были бы далеко не совершенные Карты. Как я
понимаю, нужно обязательно иметь в себе отображение Логруса или Лабиринта,
чтобы нарисовать их как следует. Кое-кто из этих магов способен создать...
ну, назовем ее – полу-Карту, кто-то может воспользоваться ею. Трудно
сказать, что в этом случае произойдет. Он окажется в аду, просто погибнет
или... или попадет туда, куда ему было нужно. Это тоже возможно.
       – А колода, которую ты нашел у Джулии?
       – Это настоящие Карты.
       – И как же ты объясняешь их появление?
       – Кто-то, кто умеет делать Карты, научил этому того, кто не умел, но
был способен их делать. Я же об этом просто не слышал. Вот и все.
       – Понятно.
       – Боюсь, что все наши предположения окажутся маловероятными, –
покачал я головой. – Слишком мало нам известно.
       – Так или иначе, но это обсуждение мне необходимо, чтобы нащупать
линию расследования, – ответил Билл. – А как же иначе? Ну как, еще по
кружечке?
       – Подожди...
       Я закрыл глаза и вызвал перед внутренним взором изображение Логруса в
его постоянном, непрекращающемся перемещении.
       Я оформил четче желание, и две плывущие цветные линии внутри
изображения стали ярче и четче. Я медленно пошевелил рукой, имитируя их
волнообразное колебание, их подпрыгивание. Наконец, линии и мои руки
словно слились в одно целое, и я протянул эти линии наружу, вперед, сквозь
Отражения.
       Билл осторожно кашлянул.
       – Эй, Мерль... что ты делаешь?
       – Я ищу кое-что, – ответил я. – Одну минуту.
       Линии будут продолжать удлиняться сквозь бесконечность Отражений,
пока не встретятся с нужным мне объектом или пока у меня не исчерпается
терпение и силы концентрировать волю и энергию. Наконец я почувствовал
подергивание, словно в моих руках были две удочки с рыбой на конце,
       – Вот они! – обрадованно произнес я.
       И быстро смотал свои удочки.
       В каждой руке у меня появилось по запотевшей бутылке пива. Я покрепче
сжал их, а потом передал одну Биллу.
       – Вот что я имел в виду под обратимостью процесса пересечения
Отражений, – пояснил я.
       Я несколько раз глубоко вдохнул и выдохнул.
       – В данном случае я потянулся в Отражения, заказав две бутылки пива.
И я сэкономил тебе поход на кухню.
       Билл подозрительно смотрел на оранжевую этикетку с непонятным зеленым
шрифтом надписи.
       – Я не знаю этого сорта. Не говоря уже о языке... И его можно пить?
       – Конечно. Я же заказывал настоящее пиво.
       – Ага! А открыватель ты заодно не прихватил?
       – Эх! – я с досадой вздохнул. – Минуту, я сейчас...
       – Да ничего. Все в порядке.
       Он поднялся, сходил на кухню и тут же вернулся с консервным ножом.
       Когда он откупорил первую бутылку, она запенилась, и Биллу пришлось
подержать ее над корзиной для бумаг, пока пена не осела. Со второй было то
же самое.
       – Понимаешь, все немного возбуждается, если можно так сказать, –
виновато пояснил я, – когда протаскиваешь вещи так быстро через Отражения.
Обычно пиво я таким образом не добывал, вот и...
       – Все нормально, – успокоил меня Билл, вытирая руки носовым платком.
       Потом он попробовал пиво.
       – Во всяком случае, пиво весьма неплохое, – немного погодя заметил
он. – Интересно. Ладно... А вот...
       – Что?
       – Э-э-э... Ты не мог бы послать за пиццей? – Билл смущенно улыбнулся.
       – С чем тебе? – спросил я.


       На следующее утро мы отправились на прогулку вдоль извилистого ручья,
который обнаружился на задворках владений соседа Билла, который тоже был
его клиентом.
       Мы шли не торопясь, Билл – с тростью в руке и трубкой во рту. Он
продолжал задавать вопросы, как и прошлым вечером.
       – Кое-что из того, что ты мне вчера рассказал, не закрепилось у меня
в памяти с первого раза, потому что меня больше интересовали другие
аспекты. Помнится, ты говорил, что вы с Люком вышли в финал Олимпиады, а
потом отказались от соперничества?
       – Да, так и было.
       – По какому виду у вас были соревнования?
       – Легкая атлетика. Мы оба были бегунами...
       – И его показатели были недалеки от твоих?
       – Чертовски близко. А иногда – мои показатели приближались к его.
       – Странно.
       – Почему?
       Берег стал круче, и мы по дорожке из больших камней перешли на другую
сторону, где берег был относительно пологий и широкий. Вдоль него тянулась
хорошо утоптанная тропинка.
       – Мне кажется все это нечто большее, чем простое совпадение, – сказал
Билл. – Я имею в виду то, что этот парень оказался почти так же ловок в
спорте, как и ты. Из всего, что я слышал, я сделал вывод, что вы,
эмбериты, в несколько раз сильнее обыкновенного человека. Необычный обмен
веществ дает вам необычайную выносливость, способность к быстрому
восстановлению сил и регенерации ран. Каким образом Люку удавалось
соперничать с тобой в соревнованиях?
       – Ну... он хороший спортсмен и поддерживает отличную форму, – ответил
я. – Такие люди встречаются – очень сильные и быстрые.
       Он покачал головой, и мы снова двинулись по тропинке.
       – Не спорю, – сказал Билл, – это, конечно, возможно. Но, обрати
внимание, это еще одно совпадение, а их и так уж слишком много. Этот
парень скрывает свое прошлое, в конце концов, выясняется, что ему
известно, кто ты такой на самом деле. Скажи, он в самом деле такой уж
любитель живописи?
       – Что ты имеешь в виду?
       – Действительно ли он так увлекается живописью, что покупает картины
и собирает коллекцию?
       – Да. Мы довольно регулярно ходили на выставки и открытия галерей.
       Билл фыркнул и тростью сбросил в ручей небольшой камушек.
       – Ну ладно, это несколько подрывает наши позиции, но все-таки
странного и без того немало.
       – Кажется, я не совсем...
       – Очень странно, что Люк тоже знал этого ненормального
художника-оккультиста, хотя это и оправданно, если учесть, что этот тип
был в самом деле не без таланта, а Люк собирал картины.
       – Кстати, он мог ведь и не говорить мне о том, что знал Мелмана.
       – Да, верно. Но все вместе взятое плюс его физические данные...
конечно, я могу лишь высказать предположение, но только твой Люк кажется
мне не совсем обычным человеком.
       Я кивнул.
       – Я и сам не раз задумывался над этим. А после нашего вчерашнего
разговора... Но если он в самом деле не отсюда... я не знаю, откуда он мог
взяться вообще.
       – В таком случае, мы можем считать, что эту линию расследования мы
исчерпали, – заметил Билл.
       Мы обогнули поворот ручья и какое-то время стояли, наблюдая, как из
болотной низины поднялась стая птиц. Билл обернулся назад, посмотрел туда,
откуда мы пришли, и сказал:
       – Скажи мне Мерль – к делу это отношения не имеет – каково твое
полное звание?
       – В каком смысле?
       – Ты – сын принца Эмбера. Каков твой статус? Титул?
       – Титул? Герцог Западного Края и Граф Колвирский.
       – А что это означает?
       – Это значит, что я не принц Эмбера. Стало быть – никаких вендетт,
интриг, забот. Я никому не могу доставить неприятностей в смысле
наследования, если ты это имел в виду.
       – Гм-м... – недоверчиво проворчал Билл.
       – Что – "гм-м"?
       Он пожал плечами.
       – Наверное, я слишком много прочел исторических романов. Никто и
никогда не может быть полностью уверен в своей безопасности.
       Я, в свою очередь, тоже пожал плечами.
       – По моим последним сведениям, наше семейство сейчас находится в
состоянии полного перемирия.
       – Ну что ж, это, по крайней мере, хорошая новость.
       Еще несколько поворотов, и мы оказались у того места, где берег
становился шире, и его полоса, покрытая песком и галькой, плавно
поднималась, где упиралась в неожиданный обрыв семи или восьми футов
высотой. Наверху росли деревья, и снизу нам были видны их верхушки и
висевшие в воздухе узловатые корни.
       Билл присел на большой валун и снова раскурил свою трубку. Я присел
слева от него. Рядом негромко плескалась вода и отбрасывала солнечные
блики. Мы долго наблюдали игру солнечных зайчиков.
       – Хорошо... – сказал я немного позже. – Какое прелестное место.
       – Угу.
       Голос Билла прозвучал как-то скованно. Я взглянул на него. Он смотрел
в ту сторону, откуда мы пришли.
       Я понизил голос.
       – Ты что-то заметил?
       – Да. Мне показалось, что за нами кто-то идет на некотором
расстоянии, но сейчас он куда-то пропал за всеми этими поворотами, –
прошептал он.
       – Наверное, мне стоит немного пройти и посмотреть.
       – Да нет, наверное, ничего такого... Просто отличный денек, а здесь
многие любят гулять. Я просто подумал, что если обождать несколько минут,
то он или появится здесь или мы будем знать, что он пошел другой дорогой.
       – Ты мог бы его описать?
       – Нет. Я видел его лишь мельком. Не думаю, что нам следует очень уж
тревожиться. Наверное, на меня сильно подействовали твои страшные истории.
Я заражаюсь параноидальным комплексом, а?
       – Похоже, ложная тревога, – объявил наконец Билл.
       Он поднялся и потянулся.
       – Да, видимо.
       Билл снова двинулся вдоль берега, я догнал его и пошел рядом.
       – Вот еще что... – начал Билл. – Меня очень тревожит эта леди по
имени Ясра. Ты говорил, что она, судя по всему, переместилась в комнату с
помощью Карты – козырнулась, так сказать – и что во рту ее имелось жало,
яд которого тебя на время отключил?
       – Да, так все и было.
       – У тебя есть какие-нибудь предположения на этот счет?
       Я покачал головой.
       – И почему именно Вальпургиева ночь? Я могу согласиться, что
определенная дата может иметь огромное значение для психически не совсем
здорового человека и что приверженцы примитивных религий уделяют особое
внимание точке смены времен года. Однако "П" кажется птицей более высокого
полета, чтобы оказаться просто ненормальным. Что же касается остальных...
       – Мелман считал, что это очень важный день.
       – Да, но он ведь сам был причастен к оккультизму. Было бы
удивительно, если бы он не придавал значения этой дате, вне зависимости от
того, стоит ли за ней нечто конкретное или нет. Он ведь сказал, что это
всего лишь его собственная идея, и его хозяин ничего об этом не говорил.
Впрочем, это больше по твоей части – разбираться в этих тонкостях. Так
вот, если кто-то хочет убить тебя или человека твоей крови, то дает ли
этот день – именно этот день в году – какие-нибудь преимущества ему? Что
ты можешь сказать по этому поводу?
       – Если и дает, то я, во всяком случае, об этом никогда не слышал. Но,
конечно, я о многих вещах не имею понятия. Ведь я еще так молод по
сравнению с остальными. Но в каком направлении это нас ведет? Ты сам
говоришь, что здесь вряд ли идет речь о ненормальном убийце, но и версия
Вальпургиевой ночи тебе тоже не кажется подходящей.
       – Я и сам не знаю, Мерль. Просто я рассуждаю вслух. Может быть, в
процессе этих рассуждений что-то и всплывет. Пока что оба предположения
кажутся мне шаткими, вот и все. Кстати, во французском иностранном легионе
в этот день, тридцатого апреля, всем давалась увольнительная, чтобы
напиться, а потом им давалась еще пара дней, чтобы протрезветь. Это
торжество было при Камероне, один из больших триумфов. Впрочем, все это
вряд ли имеет отношение к нашему делу. И почему вдруг Сфинкс? – неожиданно
переключился Билл. – Карта переносит тебя в такое место, где тебе
приходится обмениваться тупыми загадками и в случае неудачи тебе откусят
голову.
       – У меня сложилось впечатление, что именно это и было задумано.
       – Мне тоже так кажется. Но все равно, очень необычно... Хотя в этой
истории все более, чем необычно. Знаешь что, мне кажется, что все эти
Карты тоже такие – особого рода ловушки.
       – Вполне возможно.
       Я сунул руку в карман, чтобы достать Карты.
       – Не надо, – остановил меня Билл. – Не будем дразнить лихо. Наверное,
тебе лучше вообще их пока припрятать куда-нибудь. Я мог бы положить их в
сейф в моей конторе.
       Я рассмеялся.
       – Сейф не такое уж надежное укрытие, особенно для Карт. Нет,
благодарю тебя, но пусть они лучше будут у меня. Возможно, найдется способ
проверить их без риска.
       – Ну, тебе видней, тут ты специалист. Но скажи мне, а что-нибудь из
Карт не может проникнуть к нам так, чтобы не...
       – Нет, это исключено. Таким образом Карты не работают. Требуется
концентрация, и немалая.
       – Это уже кое-что, во всяком случае. Я...
       Он снова оглянулся. Кто-то приближался к нам. Я непроизвольно сжал
пальцы в кулаки.
       – Все в порядке, – сказал он. – Я его знаю. Это Джордж Хансен, сын
того человека, которому принадлежит ферма и эта земля. Привет, Джорджи!
       Приближавшийся к нам молодой парень помахал рукой. Он был среднего
роста, плотный, со светлыми волосами. Одет он был в джинсы и спортивную
майку с изображением рок-группы "Благородный мертвец". Из левого кармана
торчала пачка сигарет. На вид ему было немногим больше двадцати.
       – Привет, – ответил он.
       Он подошел ближе.
       – Отличный денек, а?
       – Да, точно, – ответил Билл. – Вот мы и решили пройтись вместо того,
чтобы сидеть дома.
       Джордж перевел взгляд на меня.
       – И я тоже, – сказал он, показывая ровные зубы. – Да, денек – просто
первый класс.
       – Это Мерль Кори, – представил меня Билл. – Он у меня в гостях.
       – Мерль Кори, – повторил Джордж.
       Он протянул мне руку.
       – Привет, Мерль.
       Я пожал его руку. Она у него была немного влажная.
       – Ты не помнишь это имя?
       – Гм... Мерль Кори?
       – Ну да. Ты знал его отца.
       – Да? Ну, правильно, конечно!
       – Сэма Кори, – докончил Билл.
       Он бросил мне предупреждающий взгляд через плечо Джорджа. Я кивнул.
       – Сэм Кори! – повторил Джордж. – Надо же, сын Сэма! Рад с вами
познакомиться. Долго думаете пробыть здесь?
       – Рассчитываю на несколько дней, – ответил я. – Я и не подозревал,
что вы были знакомы с моим отцом.
       – Отличный человек, – кивнул он. – А вы откуда?
       – Калифорния. Но я решил немного сменить обстановку.
       – А куда бы направляетесь?
       – Я думаю, за границу.
       – Европа?
       – Еще дальше.
       – Вот это здорово! Знаете, я бы тоже с удовольствием
попутешествовал...
       – Что ж, возможно вам и представится случай.
       – Возможно... Ну, ладно, я пошел. Приятной вам прогулки! Рад был
познакомиться с вами, Мерль.
       – Я тоже.
       Он помахал рукой и удалился.
       Я проводил его взглядом, потом перевел взгляд на Билла и увидел, что
тот стал мертвенно бледным.
       – Что случилось, Билл? – поспешно спросил я.
       – Мерль, я знаю этого парня с самого детства, – ответил он. – Как ты
думаешь, он может быть под воздействием наркотиков?
       – Во всяком случае, не таких, от которых остаются следы проколов на
венах рук. Ничего такого я не заметил. И вообще, он не показался мне
"кольнувшимся".
       – Да... Понимаешь, ты не знаешь его так, как я. Он был какой-то не
такой, как всегда. И мне это не понравилось. Я чисто рефлекторно назвал
твоего отца Сэмом. Знаешь, у него и речь изменилась, и осанка, и похоже
вся манера держаться... И еще что-то неуловимое, но он изменился
совершенно. Я ждал, что он меня поправит, и уже заготовил шутку насчет
преждевременного склероза, но он не поправил меня! Больше того, он сам
стал упоминать это имя при каждом удобном случае. Он попался. Мерль, я
боюсь! Он очень хорошо знал, как звали твоего отца. Карл очень любил,
чтобы во дворе было чисто, но не слишком охотно полол сорняки и огребал
опавшие листья. Так вот, Джордж делал за него всю работу во дворе, когда
еще ходил в школу, они были друзьями и... он отлично знал, что твоего отца
звали вовсе не Сэм...
       – Я не понимаю.
       – Я тоже, – ответил он. – Но мне все это не нравится.
       – Значит, он вел себя странно и к тому же следил за нами...
       – Да. Теперь я уверен в этом. Слишком много совпадений, учитывая твой
приезд.
       Я повернулся.
       – Я пойду за ним, и все выясню.
       – Нет, не надо.
       – Не бойся, я ему ничего не сделаю. Есть другие способы.
       – Может быть, будет лучше, если он будет считать, что провел нас. Это
может потом заставить его сделать или рассказать что-нибудь полезное для
нас. С другой стороны, то, что ты сделаешь – пусть даже очень тонкое
что-то, волшебное – может его спугнуть, заставить заподозрить, что мы его
раскусили. Пусть уж лучше он всего не знает, пусть идет, как идет, а мы –
предупреждены.
       – Ты прав, это разумно, – согласился я. – Что ж, пусть будет
по-твоему.
       – Давай-ка отправимся домой, а потом поедем позавтракать в город. Я
хочу заехать в контору, взять почту, кое-кому позвонить. В два часа мне
нужно встретиться с клиентом. Ты тем временем можешь взять машину.
       – Отлично.
       Пока мы шли вдоль берега в обратном направлении, я кое-что обдумывал.
Биллу я рассказал не все, и кое о чем он не догадывался. Например, не было
причины сообщать ему о невидимой удавке-проволоке, обвивавшей мое
запястье. Одним из существенных достоинств этой проволоки было то, что она
предупреждала меня о некоторых нехороших намерений по отношению ко мне.
Так было с Люком на протяжении двух лет, пока мы не стали друзьями. И
каковы бы ни были причины странного поведения Джорджа Хансена, Фракир не
подал мне сигнала.
       Смешно, конечно, но что-то в его манере говорить, в том, как он
произносил слова...


       Пока Билл занимался после обеда своими делами, я воспользовался его
машиной и немного прокатился. Я направился туда, где несколько лет назад
жил мой отец.
       Хотя мне уже приходилось бывать там, но я ни разу не заходил в дом.
Наверное, потому что не было настоящей причины.
       Я остановился на обочине дороги на холме и посмотрел на дом внизу.
Билл сказал мне, что сейчас там живет молодая пара с детьми – об этом я и
сам мог бы догадаться, глядя на разбросанные по двору игрушки. Мне вдруг
захотелось узнать, что это такое – детство в таком вот доме. Возможно, что
и я мог бы вырасти в таком месте.
       Дом выглядел опрятным, ухоженным, даже веселым. Промелькнула мысль,
что эти люди, должно быть, счастливы.
       Я подумал, где же сейчас может быть отец, если, конечно, он еще среди
живых. Через его Карту с ним никто не мог связаться, хотя этот факт ничего
особенного не доказывал.
       Существует несколько способов, которыми можно заблокировать вызов
через Карту.
       Один из таких способов имел, как говорят, место и в его случае, хотя
об этом мне думать не хотелось.
       Ходили слухи, что он сошел с ума во Дворе Хаоса – подействовало
заклятие, наложенное моей матерью – и что теперь он бесцельно скитается
среди Отражений.
       Мать отказалась вообще говорить со мной об этом. Другие говорили, что
он скрылся в собственно изготовленной вселенной и это вполне могло вывести
его из зоны досягаемости Карт.
       Третья версия гласила, что он просто исчез в какой-то момент после
того, как покинул Двор после своего краткого пребывания там. Итак, если он
действительно погиб, это случилось не во Дворе Хаоса.
       Были люди, которые утверждали, что видели его потом в самых разных,
весьма удаленных друг от друга местах, и эти встречи неизменно говорили о
том, что он совершенно изменился. Он вел себя, по этим рассказам,
чудаковато, если не сказать хуже...
       Один из таких свидетелей, рассказывал, что видел отца в компании с
немой танцовщицей, с которой он путешествовал, общаясь на языке жестов. И
сам он казался не очень разговорчивым.
       Другой описывал его, как громогласного пьяницу, изгнавшего из таверны
всех остальных завсегдатаев, чтобы без помех насладиться игрой музыкантов.
       Конечно я не могу поручиться за достоверность этих рассказов.
       Мне пришлось порядком поискать, чтобы приобрести хотя бы пригоршню
таких вот сведений. С помощью вызова Логруса я тоже не мог его обнаружить,
хотя пробовал много раз. Хотя, конечно, если он был уж очень далеко, моей
концентрации могло оказаться просто недостаточно.
       Другими словами и короче говоря, я сейчас не имел ни малейшего
понятия, где же в настоящее время находится мой отец, Корвин Эмберский, и
похоже, что никто другой этого не знал. Я сильно желал бы снова с ним
встретиться, потому что единственная наша настоящая встреча произошла за
пределами Двора Хаоса в день битвы Падения Лабиринта. Тогда он рассказал
мне длинную историю своей жизни, и этот день перевернул все мое
существование. Я принял решение покинуть Двор, чтобы поискать знаний и
опыта в мирах Отражений, там, где так долго жил мой отец. Я чувствовал
потребность лучше понять этот мир, если хотел лучше понять отца. А этого
мне очень хотелось...
       Я думаю, что теперь я кое-чего на этом пути достиг, и даже больше.
Вот только отца не было рядом, чтобы продолжить наш разговор.
       Я надеялся, что скоро смогу попробовать новый способ поискать отца –
теперь, когда проект "Колесо-Призрак" был в стадии уже практического
воплощения – и как раз в этот момент мне на голову свалилась вся эта
чертовщина. Я не слишком жестко планировал свой маршрут, но после
месяца-двух у Билла, я намеревался направиться в мой приют-аномалию и
завершить там работу окончательно, чтобы начать новую.
       А теперь вот нахлынули новые дела. И какие... Сначала нужно было
разделаться с ними, и только тогда я смогу продолжить поиски отца.
       Я медленно проехал мимо дома.
       Нет, лучше не знать, что же там, внутри.
       Иногда маленькая загадка предпочтительней знания наверняка.
       Вечером того же дня мы с Биллом сидели на крыльце. Мы только что
пообедали, и я обдумывал, что бы еще следовало рассказать Биллу. Поскольку
я все время, так сказать, пасовал, он сам начал разговор, вернее
продолжил.
       – А вот еще одна вещь, – сказал он.
       – Да?
       – Дэн Мартинес завязал с тобой разговор, намекая на попытку Люка
найти вкладчиков в новую компанию по производству компьютеров. Позже у
тебя создалось впечатление, что это была всего лишь уловка, с помощью
которой он намеревался усыпить твою бдительность, а потом внезапно нанести
удар вопросом об Эмбере.
       – Да, так.
       – Но позже Люк сам все-таки затронул этот вопрос, то есть о новой
компьютерной фирме, настаивая, тем не менее, на том, что он еще не входил
в контакт с потенциальными вкладчиками и никогда не слышал о Дэне
Мартинесе. Когда потом он увидел Мартинеса мертвым, он продолжал
настаивать, что никогда раньше его не встречал.
       Я молча кивнул.
       – Тогда получается, что или Люк лгал, либо этому Мартинесу каким-то
образом стали известны планы Люка, так?
       – Я не думаю, чтобы Люк говорил неправду, – подумав сообщил я. –
Собственно, я тоже задумывался над этим делом. Зная Люка, как я его знаю,
я просто не могу поверить в то, что Люк стал бы искать вкладчиков до того,
как он был бы полностью уверен в реальности этого предприятия. Поэтому я и
думаю, что он говорил правду. Как раз это больше всего и похоже на
единственное случайное совпадение во всем, что случилось. Я почему-то
уверен, что Мартинес очень много знал о Люке, и ему просто требовался
заключительный фрагмент информации об Эмбере и Дворе Хаоса. Видимо, это
был хитрый человек, и на основании известного ему, он придумал легенду,
выглядевшую для меня достаточно убедительной, поскольку, и это ему тоже
было известно, я работал с Люком в одной и той же компании.
       – Это вполне логично, – ответил Билл. – Но потом, когда Люк в самом
деле...
       – Мне начинает казаться, – перебил я его, – что история Люка – тоже
липа.
       – Прости, но я не совсем понял...
       – Я думаю, что он ее сочинил примерно таким же способом, что и
Мартинес, чтобы она звучала довольно правдоподобно, а на самом деле ему
нужно было извлечь из меня необходимую ему информацию.
       – Малыш, я что-то совсем запутался. Какую информацию?
       – О моем "Колесе-Призраке". Ему похоже чертовски хотелось узнать, что
же это такое.
       – И он был очень разочарован, когда узнал, что это всего лишь плод
конструкторской фантазии, а вовсе не основание для создания новой
компании?
       Я кивнул, улыбнувшись, и Билл эту мою улыбку не упустил.
       – Постой, постой! Так это не все? Погоди, я сам... Так значит, ты мне
тоже не все сказал? Это нечто существенное?
       – Да.
       – Вероятно, мне не следует спрашивать, если ты только не сочтешь это
важным и не скажешь мне. Но только ведь если это настолько важно, то у
меня могут вырвать эти сведения, ты понимаешь? Я плохо переношу боль.
Подумай об этом.
       Я учел его совет и некоторое время сидел, размышляя.
       – Я подозреваю, что это могло иметь некоторое значение, – наконец
заговорил я, – но весьма относительное, и совсем не такое – я уверен – как
предполагаешь ты, и не для Люка или кого-то постороннего, потому что кроме
меня никто ведь даже не знает, что же это такое. Нет, я не могу даже
представить, чтобы такая непостоянная величина вошла в наше уравнение – за
пределами простого любопытства Люка. Поэтому, пожалуй, я и не стану
приподнимать над ней завесу тайны, хорошо?
       – Это меня вполне устраивает, – кивнул Билл. – Пока что еще остается
загадкой исчезновение Люка.
       В доме зазвонил телефон.
       – Извини, – сказал Билл.
       Он поднялся и пошел на кухню.
       Несколько секунд спустя он позвал меня.
       – Мерль, это тебя.
       Я встал и вошел в дом. Едва перешагнув порог, я послал Биллу
вопрошающий взгляд, но он пожал плечами и отрицательно покачал головой. Я
быстро сориентировался, вспомнил, где стоят еще два параллельных телефона,
и указал в направлении кабинета, средствами пантомимы изобразив снимание
трубки и прикладывание ее к уху.
       Билл чуть улыбнулся и молча кивнул.
       Я взял трубку и немного подождал, пока не услышал щелчка. Только
после этого я заговорил. Пусть на том конце думают, что я поднял трубку
второго телефона для ответа.
       – Алло... – проговорил я.
       – Мерль Кори?
       – Это я.
       – Мне нужны некоторые сведения, которые, мне думается, у вас есть.
       Голос был мужской, чем-то мне знакомый, но кто это мог быть, я не
знал.
       – А с кем я говорю? – спросил я.
       – Простите, этого я не могу вам сказать.
       – В таком случае я должен ответить на вашу просьбу тем же.
       – Но, по крайней мере, задать вопрос я могу?
       – Валяйте, спрашивайте, – разрешил я.
       – Хорошо. Вы друзья с Люком Рейнардом, не так ли?
       Он сделал паузу.
       – Можно и так это назвать, – уклончиво ответил я.
       – Вы когда-нибудь от него слышали упоминание об Эмбере или Дворе
Хаоса?
       Ого! Похоже, на этот раз они решили сразу взять быка за рога.
       Вообще это похоже скорее на утверждение, чем на вопрос.
       – Возможно, – ответил наконец я.
       – А сами вы знаете что-нибудь об этих местах?
       Это уже вопрос.
       – Возможно, – снова ответил я.
       – Пожалуйста, это очень важно. Мне нужно что-то больше, чем возможно.
       – Извините, но больше вы ничего не услышите, если не сообщите, с кем
я говорю и зачем вам нужны эти сведения.
       – Я мог бы оказать вам большую услугу, если бы вы были со мной
откровенны.
       Я едва успел вовремя удержаться от ответа. Сердце мое бешено
рванулось с места. Последнее предложение было произнесено на тари. Я
молчал.
       – Что ж, не получилось, и я так и не понимаю, – услышал я в трубку.
       – Чего вы не понимаете? – спросил я.
       – Он сам откуда-то из тех мест, или это вы?
       – Скажите, а какое это имеет к вам отношение? – ответил я вопросом на
вопрос.
       – Потому что одному из вас может угрожать большая опасность.
       – Тому, кто родом из этих мест или наоборот? – спросил я.
       – Этого я не могу вам сказать. Я не могу позволить себе еще одну
ошибку.
       – Что вы подразумеваете под ошибкой?
       – Вы не хотите говорить из соображений самосохранения или чтобы
помочь другу?
       – Возможно, я бы мог вам кое-что сообщить, – медленно проговорил я, –
если бы мог быть уверен в ваших добрых намерениях. Но ведь опасность может
исходить и от вас, не так ли?
       – Уверяю вас, я только хотел бы помочь тому, кто нуждается в этой
помощи.
       – Слова, слова... – ответил я. – Допустим, что мы оба оттуда.
       – О боже! – на другом конце провода послышался вздох. – Нет, этого не
может быть.
       – Почему нет?
       – Неважно. Что я должен сделать, чтобы убедить вас?
       – М-м-м... Одну минуту. Я должен подумать. Ну хорошо, что вы скажете,
например, о таком варианте? Мы с вами встречаемся в каком-то месте,
которое выбираете вы сами. Я посмотрю на вас, и возможно, мы сможем
обменяться информацией, часть за частью, пока все карты не окажутся на
столе.
       Последовала пауза.
       – И больше никак? Вы настаиваете на этом?
       – Да.
       – Мне нужно подумать. Я с вами скоро свяжусь.
       – Одну секунду!
       – Да?
       – Если этот человек, о котором идет речь – я, грозит ли мне опасность
прямо сейчас, в данную минуту?
       – Я думаю – да. Да, вероятно, вы в опасности. До свидания.
       Он повесил трубку.
       Я ухитрился вздохнуть и выругаться одновременно, пока опускал трубку
на место. Похоже, что люди, чертовски много знающие обо мне, прячутся за
каждым углом.
       В кухню вошел Билл. На его лице я увидел весьма озабоченное
выражение.
       – Черт побери, как он узнал, что ты здесь? – были его первые слова.
       – Я и сам очень хотел бы знать это, – ответил я сердито. – Спроси
что-нибудь полегче.
       – И спрошу! Если он устроит эту встречу, ты на самом деле хочешь
пойти?
       – Еще бы! Я и предложил такой вариант, потому что хочу наконец
увидеться с ним лицом к лицу. Может быть, это внесет хоть какую-то ясность
в затянувшуюся таинственную историю.
       – Но, как ты сам заметил, опасность может исходить и от его лица. И
мне это совсем не нравится.
       – Я и сам не в восторге от этого, но что другое я мог бы ему
предложить?
       – Ну хорошо. В конце концов, решать тебе. Жалко только, что нет
какого-нибудь способа обнаружить этого типа заранее.
       – Да. Мне это тоже пришло в голову.
       – Послушай, а почему бы нам его немного не подтолкнуть?
       – Как?
       – Понимаешь, он держался немного нервно, и, мне кажется, что твое
предложение понравилось ему не больше, чем мне. Давай не будем сидеть
здесь и ждать его следующего звонка. Пусть он не думает, что ты с
замиранием сердца ждешь его ответа. Пусть нервничает он сам. Давай-ка,
сделай пару заклинаний, чтобы вызвать себе новый костюм, и мы съездим на
пару часов в клуб. Кстати, и спасем холодильник от истощений.
       – Отличная идея, – сказал я одобрительно. – У меня вообще все
поначалу планировалось, как каникулы. А теперь это, наконец-то, становится
на каникулы похоже.


       С помощью безымянного Отражения я обновил свой гардероб, чуть
подровнял бороду, принял душ и переоделся.
       Потом мы поехали в клуб и не спеша посидели, обедая на террасе. Вечер
был хорош – теплый, звездный, словно парным молоком истекавший лунным
светом. По взаимному соглашению, мы с Биллом воздержались от дальнейшего
обсуждения моих проблем. Билл, похоже, знал всех присутствующих в клубе,
поэтому и я сразу почувствовал себя в своей тарелке. Я уже давно не имел
возможности так приятно расслабиться. Позже мы зашли в клубный бар,
который, как я понял, был любимым "водопоем" отца.
       Сквозь дверь из соседней комнаты доносились звуки танцевальной
музыки.
       – Да, это была просто отличная идея, – сказал я. – Спасибо, Билл.
       – ДЕВАДА, – ответил он. – Мы здесь не раз сиживали с твоим отцом.
Кстати, ты случайно не...
       – Нет, об отце никаких новостей нет.
       – Извини.
       – Я сразу сообщу тебе, если что-то выяснится.
       – Конечно. Извини.
       Домой мы вернулись без особых происшествий, и никто за нами как будто
не следил. Мы добрались до дома без малого в полночь, сказали друг другу
"спокойной ночи", и я направился прямо в свою комнату. Там я сбросил с
плеч новый пиджак, повесил его в шкаф, потом снял новые туфли и поставил
их туда же.
       Потом, подойдя к кровати, я заметил белый прямоугольник на подушке.
       Я бросился к подушке, схватил записку.
       "Сожалею, что вас не было дома, – было написано в ней крупными
печатными буквами, – но я видел вас в клубе. Понимаю ваше желание провести
вечер вне дома. У меня возникла идея. Давайте встретимся также в баре
завтра в десять вечера. Я буду чувствовать себя гораздо увереннее, если
вокруг будет много людей, но никто не будет прислушиваться к нам."
       Проклятье!
       Первым моим побуждением было позвать Билла, но я тут же понял, что
сейчас сделать и он ничего не сможет, но зато вряд ли будет хорошо спать
сегодня ночью, а ему сон требовался, по-моему, гораздо больше, чем мне.
Поэтому я сложил записку и сунул ее в карман рубашки. Рубашку я повесил в
шкаф.


       Сон мой не был оживлен хоть каким-нибудь завалящим кошмаром. Я спал
глубоко и крепко, зная, что Фракир разбудит меня в случае опасности.
       Пожалуй, я проспал даже больше, чем нужно, и чувствовал себя просто
прекрасно. Утро было солнечное, громко распевали птицы.
       Я спустился на нижний этаж после того, как умылся и причесался,
привел себя в порядок и совершил небольшой налет в Отражения за новыми
свободными брюками и свежей рубашкой.
       На столе в кухне я обнаружил записку.
       Мне уже несколько надоело обнаруживать записки, но эта была всего
лишь от Билла, где он извинялся за то, что ему необходимо на некоторое
время съездить в город, в контору, и еще он писал, что я могу угощаться
всем, что мне приглянется в холодильнике.
       Я заглянул в холодильник, извлек оттуда несколько бутылочек, кусок
мускатной дыни, а еще стакан апельсинового сока. Кофе, который я поставил
вариться в первую очередь, был готов к тому времени, когда я завершил
основную часть завтрака. С чашкой в руках я вышел на крыльцо.
       Сидя на крыльце, я начал размышлять над тем, не стоит ли и мне
оставить свою собственную записку и двигаться дальше. Мой загадочный
корреспондент, предположительно "П", уже один раз звонил мне сюда, а в
следующий раз проник в дом. Каким образом "П" проведал о моем
местонахождении, было совсем не самым существенным. Это был дом друга, и
хотя я не такой эгоист, чтобы совсем не делиться с друзьями частью своих
проблем, но подвергать друзей опасности я не люблю и не хочу. Вот только
времени мало... День уже начался, а встреча назначена на сегодняшний
вечер.
       Вскоре я достиг необходимой для принятия решения твердости. Глупо
было бы поворачивать у этой точки. Вероятно, даже лучше будет, если я
останусь до момента встречи. Я смогу контролировать ход событий и охранять
Билла, если возникнет опасность для него сегодня.
       Внезапно мне пришло в голову, что кто-то вынудил Билла написать
записку под дулом пистолета, потом похитил его в качестве заложника,
рассчитывая оказать на меня давление и заставить отвечать на вопросы.
       Я бросился на кухню и позвонил в контору Билла. После второго гудка
мне ответил Гораций Уайлдер, его секретарь.
       – Привет, это Мерль Кори. Мистер Рот у себя?
       – Да, но сейчас у него клиент. Передать ему, чтобы он позвонил, когда
освободится?
       – Нет, это не так уж срочно, – ответил я. – Мы с ним увидимся
попозже. Не беспокойте его. Благодарю.
       Я налил себе новую чашку кофе и вернулся на крыльцо. Что-то нервы у
меня стали ни к черту... Я твердо решил, что если сегодня вечером дело не
прояснится, я тут же уеду.
       Из-за угла дома показался человек.
       – Привет, Мерль.
       Это был Джордж Хансен.
       Фракир тончайшим пожатием просигналил на мое запястье, словно
собирался предупредить меня, а потом передумал. Это было двусмысленно и
совершенно необычно.
       – Привет, Джордж, – кивнул я. – Как дела?
       – Превосходно. Мистер Рот дома?
       – Нет. К сожалению. Ему понадобилось зачем-то в город. Думаю, что он
вернется к ленчу или немного позже.
       – А-а-а... Он несколько дней назад просил зайти переговорить насчет
какой-то работы, которую ему нужно сделать.
       Он подошел ближе, поставил одну ногу на ступени.
       Я покачал головой.
       – К сожалению, ничем не могу помочь. Он ни о чем таком не
предупреждал. Вам придется поймать его попозже.
       Он кивнул, вытащил из кармана майки пачку сигарет, вытряхнул одну и
зажег. Потом сунул пачку обратно. Майка на этот раз у него была с надписью
и картинкой "Пинк Флойд".
       – Как вам здесь нравится? – спросил он.
       – Отлично. В самом деле. Не хотите ли чашечку кофе?
       – Не откажусь.
       Я поднялся, направляясь в кухню.
       – Немного сахару и сливок, если можно, – сказал он мне вдогонку.
       Я приготовил чашку, а когда вернулся, то увидел, что Джордж уже занял
второй стул.
       – Спасибо.
       Отпив немного кофе, он снова заговорил.
       – Я знаю, что вашего отца звали Карл, хотя мистер Рот в прошлый раз
сказал, что Сэм. Память у него, как видно, дала осечку.
       – Или язык, – улыбнулся я, ожидая продолжения.
       Он улыбнулся в ответ.
       Что-то очень странное было в его манере говорить. Голос у него был
почти в точности тот, что я слышал по телефону прошлым вечером, хотя тот
явно был специально изменен замедленным темпом речи, чтобы нейтрализовать
особенности речи.
       Меня волновало это сходство.
       – Он ведь был офицером, отставным военным, да? И еще – он работал
кем-то вроде правительственного консультанта?
       – Да.
       – А где он сейчас?
       – Он много путешествует – за океаном.
       – Вы собираетесь с ним встретиться?
       – Надеюсь.
       – Было бы здорово, – сказал он. – О, неплохо!
       Он затянулся сигаретой и сделал еще глоток.
       – Но вас я что-то не могу вспомнить, – вдруг сказал он. – Вы жили с
отцом, да?
       – Нет, я вырос у матери и других родственников.
       – Наверное, довольно далеко отсюда, да?
       Я кивнул.
       – За морем.
       – А как ее звали?
       Я едва не проговорился ему – не знаю, почему – но изменил имя на
Дороти, прежде чем настоящее сорвалось с губ.
       Я вовремя взглянул на него, чтобы успеть заметить, как он поджал
губы. Он изучал мое лицо.
       – А почему вы спрашиваете? – спросил я.
       – Просто так, без особой причины. Видимо, генетическая
запрограммированность. Моя мамуля была первой городской сплетницей.
       Он рассмеялся и сделал еще глоток кофе.
       – Вы надолго к нам? – спросил он, помолчав.
       – Трудно сказать... вероятно, не очень.
       – Ну, надеюсь, что вам у нас понравится.
       Он допил свой кофе, поставил свою чашку на перила, потом встал,
потянулся и добавил:
       – Приятно было с вами поговорить.
       На половине дороги, уже спускаясь по ступеням он остановился и
повернулся.
       – Мне думается, у вас впереди длинный путь, – сказал он. – Желаю
удачи.
       – И у вас тоже, наверное, – сказал я. – У вас есть дар слова.
       – Спасибо за кофе. Еще увидимся.
       – Да.
       Он повернул за угол и пропал.
       Как же все это следовало понимать? После нескольких безуспешных
попыток проанализировать ситуацию, я сдался.
       Когда молчит вдохновение, рассудок быстро теряет силы.


       Я сделал себе сэндвич как раз в тот момент, когда вернулся Билл.
Поэтому пришлось сделать два. Он тем временем переоделся.
       – В этом месяце у меня предполагается облегченное расписание, –
сказал он.
       Мы жевали сэндвичи.
       – Но у одного старого клиента обнаружилось сверхсрочное дело, и мне
пришлось им заняться. Слушай, как насчет прогулки вдоль ручья, только в
противоположную сторону? После полудня.
       – С удовольствием.
       Пока мы шагали через поле, я рассказал ему о визите мистера Хансена.
       – Нет, – покачал головой Билл, – ни о какой работе и речи не было.
       – Другими словами...
       – Я подозреваю, что он хотел специально увидеть тебя. Он легко мог
заметить, что я уезжаю в город.
       – Хотел бы я знать, что же ему все-таки было нужно. Честно говоря, я
ничего не понял.
       – Думаю, что он прямо задаст тебе вопрос, когда наступит время.
       – Но время... у меня нет времени ждать. Я решил уехать завтра утром,
Билл, возможно, сегодня вечером.
       – Почему?
       Пока мы шли к ручью, я рассказал о записке, которую я нашел в своей
кровати вечером, а также о назначенной на сегодняшний вечер встрече. Я
также рассказал о своих мыслях, касающихся опасности, которая может
угрожать Биллу, о случайных и прицельных выстрелах.
       – Ну, возможно, что все это не настолько серьезно, – начал он.
       – Я уже принял решение, Билл. Скверно, что приходится оставлять тебя,
когда мы так давно не виделись, но кто мог ожидать, что события станут
развиваться подобным образом? А если я уеду, то неприятности уедут вместе
со мной, ты же понимаешь.
       – Может быть и так, но...
       Мы продолжали обсуждать эту тему еще некоторое время идя вдоль водной
кромки. Потом мы оставили эту тему, как вопрос решенный и вернулись к
разгадыванию моих загадок.
       Время от времени по мере нашего движения я оглядывался, но никого
подозрительного позади не видел. На противоположном берегу в зарослях
кустов я с неравными и долгими промежутками слышал какие-то шорохи, но
вполне возможно, что наши голоса просто потревожили какое-то животное.
       Мы прогуливались уже больше часа, когда я вдруг почувствовал, вернее,
предощутил, что кто-то трогает мою Карту.
       Я замер.
       Билл, почувствовав неладное, обернулся ко мне.
       – Что?
       Я предостерегающе поднял руку.
       – Междугородный звонок, – улыбнулся я.
       Мгновение спустя я почувствовал возникновение контакта. Я также
услышал шум в кустах по другую сторону ручья.
       – Мерлин!
       Это был голос Рэндома. Он звал меня.
       Несколько секунд спустя я увидел его. Он сидел за столом в библиотеке
Эмбера.
       – Да? – ответил я.
       Изображение обрело яркость и полностью реализовалось, словно я
смотрел через проход-арку в соседнюю комнату.
       Одновременно я продолжал видеть все, что меня окружало, хотя с каждым
мгновением это видение становилось все более вторичным. Например, я видел,
как из кустов на противоположной стороне ручья вышел Джордж Хансен, не
спуская с меня глаз.
       – Ты нужен мне в Эмбере, Мерлин, прямо сейчас, – сказал Рэндом.
       Джордж начал форсирование ручья, громко шлепая по воде.
       – Иди сюда! – сказал Рэндом, протягивая мне руку.
       К этому времени мой силуэт, видимо, начал мерцать и струиться. Я
услышал крик Джорджа:
       – Стойте! Подождите! Я должен с вами тоже...
       Я протянул руку и схватил Билла за плечи.
       – Я тебя с этим ненормальным оставить не могу, – сказал я. – Пошли!
       Другой рукой я сжал ладонь Рэндома.
       – Готово, – сказал я ему.
       Потом я сделал шаг вперед.
       – Стой! – отчаянно завопил Джордж.
       – Иди к черту! – ответил я ему.
       И мы оставили мистеру Хансену в утешение расплывающуюся радугу.




       7



       Рэндом удивленно смотрел на нас, возникших в его библиотеке. Он
поднялся из-за стола, оставаясь при этом ниже любого из нас двоих, и
сконцентрировал свое внимание на Билле.
       – Мерлин, кто это? – наконец спросил он.
       – Это Билл Рот, твой адвокат, – ответил я. – Ты часто имел с ним дело
через доверенных лиц. Я подумал, что было бы неплохо...
       Билл уже начал было, правда, довольно неуклюже опускаться на одно
колено со словами "Ваше Величество" на устах, но Рэндом поймал его за
плечи.
       – Ах, оставьте эту ерунду! – сказал он.
       Потом он пожал руку Билла.
       – Зовите меня просто Рэндом. Я давно собирался поблагодарить вас
лично за работу, проделанную по договору, однако так и не смог найти для
этого времени. Очень рад познакомиться с вами по-настоящему.
       Я еще никогда не видел, чтобы Билл не мог найти подходящего слова, но
на этот раз он только озирался по сторонам изумленным взглядом
перескакивая с Рэндома, на комнату, в окно на далекую башню.
       – Так все это существует на самом деле... – услышал я наконец его
шепот.
       – Мне показалось, что в самый последний момент к тебе кто-то
подбежал, – сказал Рэндом.
       Он провел ладонью по непокорным каштановым волосам.
       – У нас были небольшие неприятности, – ответил я, – поэтому,
собственно, я и прихватил с собой Билла. Понимаешь, кто-то пытался меня
убить и...
       Рэндом поднял руку.
       – Погоди, пока без деталей. Все это ты мне обязательно расскажешь
позже, именно – позже. Похоже, мрачные события взяли скверную привычку
случаться чаще, чем обычно, и весьма вероятно, что твое приключение – тоже
часть этой их привычки. Но мне надо немного перевести дух.
       Только сейчас я заметил, как глубоко обозначились морщины на его
обычно юном лице, и я начал понимать, что случилось что-то весьма
серьезное.
       – Что-нибудь произошло? – обеспокоенно спросил я.
       – Да. Каин мертв, – ответил он устало. – Убит этим утром.
       – Как это произошло?
       – Он был в одном из Отражений, в Дейге. Это далекий порт, с которым
мы торгуем. Он вместе с Жераром отправился туда, чтобы возобновить старый
торговый договор. Он был застрелен прямо в сердце и умер мгновенно.
       – Лучника поймали?
       – Лучника! Черта с два! Стреляли с крыши из винтовки! Стрелку удалось
уйти...
       – Я думал, что порох здесь не срабатывает.
       Он быстро поднял руку ладонью вперед.
       – Дейга может находиться достаточно далеко в Отражениях, чтобы порох
там срабатывал. Никто не мог вспомнить, испытывали ли его там или нет. К
тому же, еще твой отец однажды отыскал состав, который действовал даже
здесь.
       – Верно. Я чуть не забыл.
       – Как бы там ни было, похороны завтра.
       – Билл! Мерлин!
       Это была моя дражайшая тетушка Флора, которая, как известно, отказала
предложениям самого Росетти, одно из предложений было стать его
натурщицей.
       Она появилась в комнате высокая, стройная, как будто вся
отполированная, она поцеловала Билла в щеку, и я впервые увидел, как Билл
краснеет. Меня она тоже осчастливила, но я растрогался в гораздо меньшей
степени, видимо мой склад характера грубее, да к тому же я вовремя
вспомнил, что она в свое время была тюремщицей моего отца.
       – Вы давно прибыли сюда? – спросила она. Голос был не менее
прелестен, чем внешность.
       – Только что, – ответил я.
       Она тут же взяла меня и Билла за руки, намереваясь вместе с нами
покинуть библиотеку.
       – Нам о стольком нужно поговорить... – начала она.
       – Флора! – остановил ее Рэндом.
       – Что брат мой?
       – Можешь уделить максимум внимания мистеру Роту, но Мерлин мне
необходим на некоторое время.
       Она недовольно надула губки, но выпустила наши руки.
       – Вот видите! Теперь вы понимаете, что такое абсолютная монархия, –
обиженно объяснила она Биллу. – Видите, что делает с человеком власть.
       – Я с детства был испорченным ребенком, – ответил Рэндом. – Теперь мы
позволяем вам, сестра, оставить нас! – добавил он напыщенным тоном.
       Она фыркнула и увела за собой Билла.
       – Всякий раз, когда она отыскивает себе дружка в Отражениях, в Эмбере
становится гораздо спокойнее, – вздохнул Рэндом. – К сожалению, в этом
году большую часть времени она проводит дома.
       Я сочувственно поцокал языком.
       Он указал мне на стул, и я сел.
       Он перешел к библиотечному шкафу.
       – Как насчет стакана вина?
       – Не возражаю.
       Он налил два бокала, один вручил мне, сам сел на стул слева от меня.
       Нас разделял небольшой стол.
       – Сегодня после полудня кто-то стрелял в Блейза, – мрачно сказал он.
– В другом Отражении. Его ранили, к счастью, не слишком серьезно.
Стрелявшему удалось скрыться, а Блейз всего лишь отправлялся с
дипломатической миссией в дружественное королевство.
       – Ты думаешь, что стрелял тот же человек?
       – Конечно. В нашей округе еще никогда не раздавался подобный выстрел,
а тут сразу два, и ни с того, ни с сего. Это наверняка один и тот же
человек... или одна тайная организация.
       – Есть какие-нибудь улики?
       Он покачал головой и отпил немного вина.
       – Я хотел поговорить с тобой наедине, прежде чем тобой завладеют все
остальные. Я хочу сообщить тебе две вещи.
       Я не спеша отпил вина, ожидая рассказа.
       – Во первых, я по-настоящему напуган. После покушения на Блейза это
перестает быть персональным делом одного Каина. Кто-то играет против всех
нас, или, по крайней мере, против некоторых из нас. Теперь вот и ты
сообщаешь, что на тебя тоже было совершено покушение.
       – Я не знаю, связано ли это каким-нибудь образом с...
       – Я тоже не знаю. Но мне очень не нравится возможная схема, которая
начинает проявляться. Хуже всего, если за всем этим стоит кто-то из наших
и не один.
       – Почему?
       Он сердито посмотрел на свой бокал.
       – Видишь ли, в течение веков личная месть была нашим излюбленным
способом разрешать все внутренние семейные противоречия и разногласия.
Необязательно все заканчивалось смертью, хотя такая вероятность
существовала постоянно, но такие вещи, как интриги, причинение противнику
какого-либо ущерба вплоть до нанесения тяжких телесных повреждений и
увечий, изгнание, с целью упрочения собственного положения были делом
вполне обыденным. В драке за наследование престолом все это недавно
достигло пика. Я считал, что все это уже утряслось, а теперь... Я снова
оказался перед проблемой, которую вовсе не искал. Я ни на кого не точу
зубы, стараюсь быть справедливым. Я ведь знаю насколько мы все ранимые. И
даже сейчас я не думаю, что дело здесь во мне и наследовании короны. Нет,
не думаю... Все наши, видимо решили, что я – меньшее из зол, и все они
действительно работали вместе, чтобы свое решение воплотить в жизнь. Нет,
не думаю, что кто-то из них так страстно жаждет моей короны. После
разрешения дела с наследованием, у нас здесь установилось царство дружбы и
доброй воли. Но меня вот что интересует – не повторяется ли старая
история. Вдруг кто-то из наших все-таки начал старую игру? Какие-то старые
обиды... Мне очень не хотелось, чтобы это оказалось именно так. Снова
подозрения, осторожность, недоверие, двойная игра, инсинуации... Это нас
только ослабляет, а ведь всегда существует вероятная опасность, против
которой мы всегда должны быть готовы выступить вместе.
       Я, конечно, с каждым переговорил лично, и все они отрицают свою
причастность, и вообще не слышали ни о каких заговорах, интригах и
вендеттах, но я вижу, что они снова начинают относиться друг к другу с
подозрением. И совсем нетрудно было бы им откопать старую обиду, которая
могла бы дать, по их мнению, кому-то из нас повод отомстить Каину,
несмотря на тот факт, что он спас все наши шкуры, окончательно устранив
Бранда. То же самое с Блейзом. Любой из нас, одним словом, может придумать
мотив для любого из оставшихся.
       – Значит, ты хочешь как можно быстрее найти убийцу, пока моральное
разложение не зашло слишком далеко?
       – Естественно. Мне ни к чему все эти косые взгляды из-за плеча и
выискивания возможного неприятеля. Дела еще не настолько блестящи, чтобы
мы могли позволить себе погрязнуть в новых заговорах и вендеттах... Если
только мы еще не увязли в них. Малейшее недопонимание – и снова прольется
кровь!
       – Так значит, ты считаешь, что это один из _н_а_с_?
       – Проклятье! Как видишь, и я такой же, как и все, и я сразу
становлюсь таким же подозрительным по отношению ко всем остальным. Что я
могу сказать? То, о чем я говорил – возможно, но пока что я не имею для
этого никаких веских доказательств.
       – А если нет... кто бы это мог быть еще?
       Он скрестил ноги, потом вернул их в прежнее положение и сделал еще
один глоток вина.
       – Черт! Врагам нашим имя легион... Но большинство из них имеет
слишком тонкую, прости меня, кишку. Они знают, что им грозит, если мы за
них возьмемся.
       Он сцепил пальцы на затылке и уставился на ряды книг.
       – Не знаю даже, как тебе об этом и сказать, – начал он немного
помолчав, – но я должен об этом сказать.
       Я молчал. Потом Рэндом быстро, словно решившись, проговорил.
       – Поговаривают, что это дело рук Корвина, но я в это не верю.
       – Нет, – тихо проговорил я.
       – Я же сказал тебе, что не верю. Твой отец слишком много для меня
сделал.
       – Но откуда вообще возник такой слух?
       – Ну, понимаешь, поговаривали, что он сошел с ума... ты об этом тоже
слышал. Что, если с ним произошла реверсия и он находится в придонном
состоянии ума и памяти, той их поры, когда его отношения с Каином и
Блейзом были далеки от сердечных... Да и с любым из нас, если уж на то
пошло. Вот об этом сейчас и говорят.
       – Я не верю.
       – И я тоже, но я хотел бы, чтобы ты знал об этих разговорах.
       – Пусть лучше мне эти разговоры не передают.
       Рэндом вздохнул.
       – Но ты хотя бы не начинай их первым. Все наши в подавленном
состоянии. Не ищи неприятностей.
       Я сделал глоток вина, чтобы успокоиться.
       – Да, ты прав, – сказал я.
       – Ну, а теперь я хотел бы услышать твой рассказ. Вперед!
       – Ладно. По крайней мере, память еще совсем свежая.
       Я в очередной раз пересказал ему мою историю. На этот раз у меня ушло
довольно много времени, и когда я ее завершал было уже темно. Рэндом
изредка прерывал меня, когда ему требовались какие-то объяснения, но не
вдавался в исследование случайностей и деталей, как это делал Билл, когда
я рассказывал эту историю ему.
       Когда я закончил, Рэндом встал и зажег несколько масляных
светильников. Я почти слышал, что происходит сейчас у него в голове.
       Наконец, после продолжительного молчания, он заговорил.
       – Знаешь, этим твоим Люком ты поставил меня в тупик. Он просто ни в
какие рамки не лезет. Леди с ядовитым жалом... это достаточно серьезно, но
я, кажется, кое-что слышал о подобных людях, хотя сейчас и не могу сразу
вспомнить. Ничего, потом, позже, оно придет само. Вот еще что – я хотел бы
побольше узнать об этом твоем "Колесе-Призраке". Оно меня почему-то
беспокоит.
       – Я расскажу тебе все, – кивнул я. – Но сначала я должен рассказать
тебе кое-что другое. Я только-что вспомнил...
       – Что?
       – Понимаешь, я рассказывал тебе все, почти в точности так, как уже
рассказывал Биллу. Это для меня словно выученное наизусть стихотворение.
Но об одной вещи я Биллу не рассказал, потому что там и в тот момент она
не показалась мне достойной внимания. Я даже мог бы вообще о ней забыть,
но то, что ты рассказал мне о снайпере-убийце, заставило меня вспомнить о
ней. Ты сам говорил, что отцу когда-то удалось изобрести заменитель пороха
для наших мест.
       – Поверь мне, об этом у нас до сих пор все помнят.
       – Так вот... У меня в кармане лежат два патрона, которые я нашел в
развалинах сгоревшего склада, где была мастерская Мелмана.
       – И?..
       – В них не порох, а что-то другое, какой-то розовый порошок. Он даже
не горит. Во всяком случае, там на Отражении-Земля.
       Я достал из кармана один патрон.
       – Похоже, что это тридцатый калибр, – заметил Рэндом.
       – Да, я тоже так думаю, – кивнул я.
       Рэндом поднялся и потянул за позолоченный шнур, висевший рядом с
одной из книжных полок.
       К тому времени, когда он вернулся на свое место, в дверь постучали.
       – Войдите, – крикнул Рэндом.
       Вошел слуга в ливрее, молодой человек, блондин.
       – Что-то ты слишком быстро, – проворчал Рэндом.
       У молодого человека был удивленный вид.
       – Простите, Ваше Величество, я не понял...
       – А что здесь понимать? Я позвонил, ты пришел.
       – Сэр, я на дежурстве в жилых апартаментах. Меня послали, чтобы
сообщить вам, что вас ждут к обеду.
       – Ах вот как... Передайте, что я скоро буду, как только поговорю с
тем, кого вызвал.
       – Хорошо, сэр.
       Коротко поклонившись, молодой человек удалился.
       – Мне показалось, что он появился слишком быстро, чтобы... –
пробормотал Рэндом.
       Немного погодя появился другой слуга, не такой молодой и менее
элегантно облаченный.
       – Рольф, ты не мог бы сходить вниз, в оружейную и переговорить с
дежурным? – сказал Рэндом. – Попроси его осмотреть ту коллекцию ружей, с
которой появился у Колвира Корвин в тот день, когда умер Эрик. Пусть он
отыщет там для меня тридцатый калибр в хорошем состоянии, почистит его и
пришлет сюда. Мы пока пойдем обедать, а ружье ты можешь поставить вот
здесь, в углу.
       – Тридцатый калибр, сэр? Я правильно понял?
       – Да.
       Рольф ушел. Рэндом поднялся, положил мой патрон в карман и указал на
дверь.
       – Пойдем, пообедаем.
       – Неплохая идея.


       За обеденным столом нас собралось восемь: Рэндом, Жерар, Флора, Билл,
Мартин, которого вызвали этим же днем, но несколько раньше, чем меня,
Джулиан, только что прибывший уз Ардена, Фиона, тоже совсем недавно
явившаяся откуда-то издалека, и я сам. Утром должен был явиться Бенедикт,
а сегодня вечером, но попозже – Льювилла.
       Я сидел слева от Рэндома, Мартин – справа. Я уже давно не видел
Мартина, и мне было чертовски любопытно узнать, чем он занимался, но
атмосфера за столом не располагала к беседе. Стоило кому-нибудь открыть
рот, как другие проявляли к его словам необыкновенно острое внимание,
далеко выходящее за пределы обычной вежливости.
       Мне это показалось довольно неприятным, да и Рэндом, как мне
показалось, тоже нервничал, потому что послал за Дроппой Ма-Панцем,
придворным шутом, чтобы тот заполнял отрезки гнетущей тишины.
       Поначалу Дроппе пришлось нелегко. Он стал жонглировать разными
блюдами, поедая их по мере прохождения этого процесса. Потом по очереди
оскорбил всех нас. После этого он начал свою очередную программу, которая
показалась мне весьма забавной.
       Билл, сидевший слева от меня, негромко заметил:
       – Я достаточно знаю тари, чтобы понимать большую часть происходящего.
Это ведь программа Джорджа Карлин! Откуда это здесь?
       – Понимаешь, как только шутки у Дроппы начинают повторяться, Рэндом
посылает его за репертуаром в разные Отражения, собирать новый материал, –
пояснил я. – И как я понимаю, Дроппа нередко наведывается в Лас-Вегас.
Рэндом иногда тоже составляет ему компанию – поиграть в карты.
       Через некоторое время Дроппе и в самом деле удалось нас немного
расшевелить, временами стал слышаться смех, обстановка стала не такой
натянутой. Когда мы перешли к винам и напиткам, стало возможно начать
отдельные беседы между соседями, что и произошло. Почти тотчас же на мое
плечо опустилась тяжелая рука. Жерар, повернувшись боком, откинулся в
своем кресле.
       – Мерлин... я рад видеть тебя снова. Слушай, когда выпадет случай, я
хотел бы поговорить с тобой наедине.
       – Конечно, – ответил я. – Но сразу после обеда нам с Рэндомом надо
уладить одно небольшое дело.
       – Когда будет возможность, – повторил Жерар.
       Я кивнул.
       Несколько секунд спустя я почувствовал, как со мной кто-то пытается
связаться через Карту.
       – Мерлин!
       – Это была Фиона. Она сидела на другом конце стола.
       Я видел ее очень четко и ответил.
       – Да?
       Потом я посмотрел в конец стола и увидел, что Фиона рассматривает
свою салфетку. Она подняла на меня взгляд, улыбнулась и кивнула.
       Одновременно я удерживая ее внутреннее изображение услышал, как это
изображение сказало:
       – По некоторым причинам я не хочу говорить вслух. Но я уверена, что
после обеда ты умчишься куда-нибудь, и я хочу, чтобы ты знал – нам надо
вместе прогуляться или покататься на лодке на каком-нибудь из прудов, или
перенестись в Кабру, или отправиться взглянуть на Лабиринт, но только в
самое ближайшее время. Ты понимаешь?
       – Понимаю, – ответил я. – Буду держать связь.
       – Отлично.
       После этого контакт прервался, и я увидел, как Фиона сворачивает свою
салфетку, переключив внимание на тарелку.
       Покончив со сладким, Рэндом не стал задерживаться за столом, а быстро
поднялся, пожелав всем остальным спокойной ночи, и жестом позвал нас с
Мартином следовать за ним.
       По пути из столовой меня обогнал Джулиан. Он постарался придать себе
не очень зловещий вид, присущий ему, и это ему почти удалось.
       – Нам надо смотаться с тобой в Арден, и как можно скорее, – сказал
он.
       – Неплохая идея, – ответил я. – Я с тобой свяжусь.
       Мы покинули столовую. В холле меня поймала Флора. На буксире за ней
все еще шел Билл.
       – Загляни ко мне в комнату вечерком на "ночной колпачок", – сказала
она. – Или давай выпьем чайку завтра утром.
       – Спасибо, – поблагодарил я ее. – Мы с тобой как-нибудь свяжемся. Все
зависит от того, когда у меня появится свободная минутка.
       Она кивнула и ослепила меня улыбкой, которая в прошлом была причиной
многочисленных дуэлей и балканских кризисов.
       Потом она пошла дальше, и мы двинулись тоже.
       На лестнице по пути в библиотеку Рэндом подмигнул мне:
       – Уже все?
       – В смысле?
       – Они уже все назначили тебе встречу?
       – Ну... Над этим еще придется поломать голову, но в общем...
       Он засмеялся.
       – Не думаю, что они станут зря тратить время. Так что ты скоро будешь
в курсе всех их домашних подозрений. Можешь даже начать собирать их в
коллекцию. Скорее всего, все они ищут сейчас себе союзников, а ты должен
представляться им самой благоприятной кандидатурой.
       – Знаешь, я сам не против того, чтобы встретиться со всеми. Неудобно
только, что это произойдет в такой обстановке.
       Мы достигли конца лестницы, и Рэндом жестом указал в сторону
библиотеки.
       – Куда мы идем? – спросил Мартин.
       Он хотя и походил на Рэндома, все же был более открытым, да и ростом
выше, однако все равно оставался не слишком высоким.
       – Взять ружье, – ответил Рэндом.
       – Вот как! Зачем?
       – Затем, чтобы испытать патрон, который принес Мерлин. И если патрон
сработает, то у нас появятся дополнительные сложности.
       Мы вошли в библиотеку. Масляные светильники все еще горели. Ружье
стояло в углу. Рэндом подошел к нему, достал из кармана патрон и зарядил
его.
       – Так... хорошо, а на чем мы его испробуем? – задумчиво произнес он.
       Он вышел обратно в холл и огляделся по сторонам.
       – Ага! Вот то, что нужно!
       Он приложил приклад к плечу, прицелился в пустые рыцарские доспехи,
стоявшие тут же в холле, и спустил курок. Послышался короткий хлопок
выстрела и звон пули об металл. Пустой рыцарь пошатнулся.
       – Чтоб я провалился! – воскликнул Рэндом. – Сработало! Но почему же
именно при мне, Великий Единорог! Я так жаждал мирного, спокойного
правления...
       – А можно мне попробовать, отец? – спросил Мартин. – Я давно хотел
пострелять.
       Я порылся в карманах, вытащил патрон и передал его Рэндому вместе с
еще одним.
       – Один из этих двух не стреляет, – сказал я. – Не знаю, который. Они
у меня перепутались.
       – Ладно.
       Рэндом взял оба патрона, зарядил ружье, передал оружие Мартину и стал
объяснять, как им пользоваться.
       Издалека донеслись сигналы тревоги.
       – Скоро здесь соберется вся дворцовая стража, – заметил я.
       – Ничего, – ответил Рэндом.
       Мартин поднял ружье к плечу.
       – Небольшая учебная тревога им не помешает.
       Ружье рявкнуло, панцирь зазвенел во второй раз. У Мартина был
донельзя удивленный вид.
       Он вернул ружье Рэндому. Тот оглядел патрон на своей ладони, сунул
его в затвор и выстрелил не целясь.
       – Какого черта? – вырвалось у него непроизвольно.
       Прогрохотал третий выстрел, за которым последовал визг рикошета, и
как раз в этот момент дворцовая стража достигла конца нашей лестницы.
       – Кажется, я веду неправильный образ жизни, – заметил Рэндом.


       После того, как Рэндом поблагодарил стражу за быструю реакцию на
тренировочный сигнал – я уловил тем временем недовольное бормотание, что
дескать король перебрал слегка за обедом – мы вернулись в библиотеку, и
Рэндом задал логичный вопрос:
       – Откуда взялся третий патрон?
       – Третий патрон я нашел в куртке Люка, – ответил я.
       Потом я изложил сопутствующие обстоятельства.
       – Нет... промедление тут совершенно непозволительно, – выслушав меня
решительно заявил Рэндом. – Я _д_о_л_ж_е_н_ узнать, кто же такой Рейнард
Люк. Что ты сам думаешь обо всем этом?
       – Дом сгорел, – начал я, – наверху жил Мелман, тот, который хотел
принести меня в жертву. А внизу располагались "Склады Брута". Этот Брут
явно хранил на складе вот такие патроны. Люк признал, что был знаком с
Мелманом. Сначала я и не думал, что есть какая-то связь между ними, хотя
одного факта, что они располагались в одном здании, уже слишком много,
конечно.
       – Если количество боеприпасов потребовало целого склада, то нам
угрожают серьезные неприятности, – озабоченно сказал Рэндом. – Я хотел бы
узнать, кто же владелец этого здания и кто стоит за компанией Брута, если
это разные люди.
       – Думаю, что проверить это не очень сложно, – сказал я.
       – Кого же мне послать для этого? – задумчиво проговорил Рэндом.
       Потом он щелкнул пальцами и улыбнулся.
       – Флора – вот кто предпримет эту весьма важную миссию для спасения
Короны.
       – На тебя явно снизошло вдохновение, – одобрительно заметил я.
       В этот момент Мартин улыбнулся и покрутил головой.
       – Боюсь, что я ничего не понимаю, – вставил он. – И вообще я хотел бы
знать...
       – Вот что, – решил Рэндом. – Ты вводишь Мартина в курс дела, а я
пойду дам указание Флоре. Она сможет отправиться сразу после похорон.
       – Хорошо, – ответил я.
       Он ушел, а я снова принялся за свою историю, кое-что сокращая для
экономии времени.
       Никаких особенно свежих и неожиданных идей по поводу событий, о
которых я ему сообщил, у Мартина не нашлось, впрочем, я от него ничего
подобного и не ждал. Последние несколько лет, как я узнал, он провел в
довольно пасторальном окружении. Вообще, у меня сложилось впечатление, что
он больше любит деревню, а не город.
       – Мерлин, – сказал он, – тебе давно уже следовало сообщить о всей
этой заварухе в Эмбер. Это явно касается нас всех.
       "Интересно, а как с Двором Хаоса, – вдруг подумал я. – Там это ружье
выстрелило бы? Но все же мишенями пока что стали Каин и Блейз. А во Двор
меня пока что никто не вызывал, чтобы сообщить о каких-нибудь несчастных
случаях... и все же Мартин прав – мне следовало раньше ввести своих
родственников в курс событий и, вероятно, придется в какой-то момент так
же поступить и с другими родственниками в Хаосе."
       – Но до событий самых последних дней все выглядело гораздо проще, –
сказал я Мартину, – а потом я был слишком занят, чтобы связаться с
Эмбером.
       – Но все эти годы... столько покушений на твою жизнь...
       – Я не бегу домой жаловаться каждый раз, когда ушибу палец на ноге, –
ответил я, – как, впрочем, и все остальные. Я не видел никакой связи между
Эмбером и этими покушениями.
       Однако, мне было понятно, что прав именно он, а я ошибался.
       К счастью, в этот момент вернулся Рэндом.
       – Кажется, мне не удалось убедить Флору, что это большая честь, –
сказал он, – но она, во всяком случае, согласна помочь.
       После этого мы поговорили о многих вещах, о том, кто и чем занимался
в эти годы. Я вспомнил, что Рэндом интересовался проектом Колеса-Призрака,
и упомянул о нем. Он немедленно переменил тему, давая понять, что этот
разговор он хочет вести с глазу на глаз. Через некоторое время Мартин
вдруг начал зевать, и это оказалось чертовски заразительным.
       Рэндом пожелал нам спокойной ночи и позвонил слуге, чтобы тот показал
мне мою комнату.
       Я попросил Дика, который проводил меня в мою спальню, принести
принадлежности для рисования.
       Чтобы добыть все необходимое, ему понадобилось не более десяти минут.
       Возвращаться на Землю пешком было бы долго и утомительно, я устал,
поэтому я присел к столу и принялся конструировать Карту для зала бара в
том клубе, куда возил меня прошлым вечером Билл. Я работал, наверное,
минут двадцать, пока не добился удовлетворительного результата.
       Теперь все дело было во временной разнице, а это соотношение не
отличалось постоянством.
       Один к двум с половиной – это правило было взято практически из
воздуха. Возможно, я уже опоздал на рандеву с безымянным умельцем
проникать в чужие дома.
       Я отложил в сторону все, кроме Карты, потом поднялся.
       В этот момент в дверь постучали. Я испытывал сильный соблазн не
отвечать, но любопытство все-таки победило.
       Я пересек комнату, отодвинул задвижку замка и открыл дверь.
       На пороге стояла Фиона. На этот раз ее волосы были распущены по
плечам. На ней было красивое зеленое платье и небольшая булавка с
бриллиантом, отлично гармонировавшая с ним по тону.
       – Привет, Фи, – сказал я. – Каким ветром?
       – Я почувствовала, что ты манипулируешь силами известного свойства, –
ответила она, – и я хотела бы раньше с тобой поговорить. Я могу войти?
       – Конечно, – ответил я.
       Я сделал шаг в сторону.
       – Но я спешу.
       – Я знаю. Но, может быть, я смогу тебе чем-то помочь.
       – Как? – спросил я, и прикрыл дверь.
       Она оглядела комнату и заметила только что законченную мной Карту.
       Быстро закрыв дверь на замок, она подошла к столу.
       – Очень мило, – ответила она, рассматривая мое произведение. – Так
вот куда ты намеревался отправиться? Где это?
       – Клубный бар в одном месте, откуда я только что прибыл, – ответил я.
– Дело в том, что я должен был там встретиться с одной персоной в десять
часов вечера по местному времени. Надеюсь, я добуду там кое-какую
информацию относительно того, кто пытался меня убить и почему, а возможно
и по поводу других вещей, которые беспокоят меня.
       – Отправляйся, – сказала она, – и оставь Карту здесь. Таким образом я
смогу следить за событиями, и, если тебе вдруг понадобится помощь, я буду
наготове.
       Я подал ей руку и пожал ее ладонь.
       Потом я занял нужное положение у стола и сосредоточился.
       Несколько мгновений спустя сцена на Карте приобрела цвет и глубину. Я
начал погружаться в образующуюся вокруг меня материю, все предметы
надвигались на меня, становились больше, а мое окружение расплывалось. Мой
взгляд отыскал часы на стене, которые, как я помнил, висели справа от
стойки.
       Девять сорок восемь. Лучше и не придумаешь...
       Теперь я уже слышал голоса посетителей, видел их самих. Я поискал
лучшую точку для высадки. Вот... как раз у правого конца стойки никого
нет... Под часами... ладно...
       Я уже был там и старался сделать вид, будто я был там всегда.
       Несколько человек стрельнули в меня немного удивленными взглядами, а
я улыбнулся им в ответ. Билл представил меня одному из них вчера вечером.
Второго я тоже видел, хотя и не разговаривал с ним.
       Вскоре ко мне подошел бармен.
       Должно быть, он тоже запомнил мое лицо, потому что осведомился, не
зайдет ли Билл.
       Я получил от него кружку пива и ушел к самому дальнему столику, где
уселся и стал не спеша потягивать пиво, изредка бросая взгляд на часы, а в
промежутках наблюдая за входом в бар. Если бы я захотел, я мог бы
почувствовать присутствие Фионы.
       Наступил и миновал срок. Шел одиннадцатый час. Никто мною,
по-видимому, особенно не интересовался, а мое собственное внимание было
привлечено молодой леди без спутника, с льняными светлыми волосами и
профилем, как на камее, на чем сходство и заканчивалось, ведь камеи не
улыбаются, а она именно так и поступила, когда взглянула на меня во второй
раз, тут же отведя взгляд.
       Проклятье, подумал я, почему именно сейчас дело должно касаться жизни
и смерти? В любой другой ситуации я допил бы пиво, подошел бы к бармену за
новой кружкой, потом обменялся бы парой любезностей и предложил бы даме
присоединиться ко мне.
       Честно говоря...
       Я посмотрел на часы.
       Было двадцать минут одиннадцатого.
       Как долго давать загадке возможность диктовать свои условия? Должен
ли я предполагать, что звонил Джордж Хансен и что он махнул рукой на эту
затею, увидев, как я растворяюсь в воздухе? И как долго пробудет здесь эта
симпатичная дама?
       Я мысленно одернул себя. Не отвлекаться! Но в тот же миг я скользнул
взглядом по утончению ее талии, по мягко выдающимся бедрам, по напряженным
плечам.
       Десять двадцать пять.
       Я вдруг заметил, что кружка передо мной пуста и направился к стойке,
чтобы наполнить ее. Потом я продолжил наблюдение.
       – Я вижу, что вы сидите один, – услышал я внезапно ее голос. –
Кого-то ждете?
       От нее пахнуло запахом незнакомых мне духов.
       – Да... – ответил я, – но мне начинает казаться, что уже слишком
поздно.
       – У меня аналогичная проблема, – сказала она.
       Я повернулся к ней.
       – Мы могли бы подождать вместе, – улыбнулась она.
       – Пожалуйста, присоединяйтесь, – предложил я. – Вдвоем ожидать будет
гораздо веселее.
       Она взяла свой стакан, и мы устроились за моим столиком.
       – Меня зовут Мерль Кори, – сообщил я ей.
       Мы сели за столик.
       – Меня – Мег Девлин. Я вас раньше здесь не видела.
       – Я здесь проездом. Я вы, если я правильно понял, из здешних мест?
       Она слегка наклонила голову в знак согласия.
       – Да, вроде. Я живу в новом комплексе в нескольких милях по дороге
отсюда.
       Я кивнул, словно знал, где это.
       – А вы откуда? – захотела она узнать.
       – Из центра вселенной, – ответил я.
       Потом поспешно добавил:
       – Из Сан-Франциско.
       – Я там бывала. А чем вы занимаетесь?
       Я подавил внезапное желание сказать, что я волшебник, и вместо этого
рассказал о своей недавно оставленной работе в "Гранд Дизайн".
       Она, как я узнал в свою очередь, была сначала манекенщицей, потом
агентом по продаже в большом универмаге, а теперь управляла небольшим
антикварным магазином.
       Я бросил взгляд на часы.
       Было без четверти одиннадцать.
       Она перехватила мой взгляд.
       – Кажется, мы оба ждали напрасно, – сказала она.
       – Вероятно, – согласился я. – Но нам следует дать им шанс до
одиннадцати. Будем благородны.
       – Я согласна.
       – Вы уже ужинали?
       – Давно.
       – Проголодались?
       – Немного. А вы?
       – Тоже немного. Я заметил, что кое-кто здесь еще ужинал. Сейчас я
справлюсь.
       Я узнал, что мы можем получить сэндвичи, и раздобыл два, и даже с
салатом.
       – Надеюсь, ваше свидание не должно было включать поздний ужин? –
спросил я.
       – Речи об этом не было, и мне все равно, – ответила она.
       Она попробовала сэндвич.
       Одиннадцать часов. Стрелка принялась отсчитывать минуты последнего
часа суток. Я прикончил сэндвич вместе с пивом и повторять уже не хотел.
       – Что ж, по крайней мере, вечер не пропал даром, – сказала она.
       Я смотрел на ее ресницы, потому что мне это было приятно. Косметику
она не употребляла, или ее не было заметно, но никакого значения это не
имело.
       Я уже почти было собрался протянуть руку и накрыть ее ладонь своей,
но она снова меня опередила.
       – Что вы думали делать сегодня вечером? – спросил я.
       – Ну... немного потанцевать, несколько бокалов вина, может быть
погулять при луне. Всякие такие глупости.
       – В соседнем зале играет музыка. Пойдем?
       – Да! – ответила она. – Почему бы и нет?
       Когда мы направились к выходу из бара, я услышал голос Фионы,
донесшийся до меня как шепот.
       – Мерлин, если ты покинешь изображение на Карте, я потеряю с тобой
связь!
       – Подождите минутку, – сказал я.
       – Что? – переспросила Мег.
       – Э-э-э... я хотел бы сначала зайти в комнату для мужчин.
       – Это идея. Я сделаю то же самое. Встретимся в холле через пару
минут?
       В нужном мне месте в этот момент никого не оказалось, но я все-таки
занял кабинку на случай, если кто-нибудь сюда забредет.
       Потом я отыскал в колоде Карту Фионы и секунду спустя связался с ней.
       – Послушай, Фи, – начал я, – наверное, сегодня уже никто не появится.
Но остальная часть вечера, кажется, обещает быть весьма милой. Почему бы
мне не провести приятный вечерок, раз уж я здесь? Поэтому я благодарю тебя
за помощь, а сам я скоро вернусь домой.
       – Не знаю... – сказала она. – Мне не нравится, что ты уходишь с
незнакомым человеком. При твоих обстоятельствах, возможно, опасность
подстерегает тебя там совсем рядом.
       – Опасности нет, – успокоил ее я. – У меня есть способ обнаруживать
врагов. Я знаю, что опасности нет. Кроме того, я уверен, что тот парень,
которого я ожидал здесь встретить, оставил эту идею, когда увидел, что я
козырнулся в Эмбер на его глазах. Все будет в порядке.
       – Мне твоя затея не нравится, – упрямо повторила она.
       – Я уже большой, Фи. Я могу о себе позаботиться.
       – Надеюсь, – сухо ответила Фиона. – Вызови меня немедленно, если
возникнут проблемы.
       – Никаких проблем не будет. Ты можешь спокойно лечь подремать.
       – Вызови меня, когда будешь готов вернуться. Не бойся меня разбудить.
Я хочу сама перенести тебя домой.
       – Ладно, согласен. Спокойной ночи.
       – Не теряй осторожности.
       – Я никогда ее не теряю.
       – Тогда спокойной ночи.
       Она прервала контакт.
       Несколько минут спустя мы уже были среди танцующих, наслаждаясь
музыкой, кружась, касаясь друг друга. У Мег имелась сильная тенденция
вести. Ну так и черт с ним, пусть меня ведут! Временами, я даже пытался не
терять бдительности, но здесь не было ничего более опасного, чем громкая
музыка и внезапный смех.
       В одиннадцать тридцать мы на всякий случай зашли в бар. Там появилось
несколько новых посетителей, но того, кто назначил встречу Мег, не было, а
мне даже никто не кивнул. Мы вернулись туда, где гремела музыка.
       Немного после полуночи, мы снова заглянули туда, но с тем же
результатом.
       Тогда мы сели за столик и заказали по последнему бокалу.
       – Было очень весело, – сказала она.
       Она положила руку на столик так, чтобы мне было легко накрыть ее
своей ладонью. Я так и сделал.
       – Да, – ответил я. – Было бы просто здорово приходить сюда почаще, но
я, к сожалению, завтра уезжаю.
       – И куда вы направляетесь?
       – Обратно, в центр вселенной.
       – Жаль, – улыбнулась она. – Вас не подвезти?
       – В любую сторону, но только туда, куда едете вы.
       Она снова улыбнулась и сжала мою руку.
       – Хорошо, – согласилась она. – Пойдемте, я угощу вас чашечкой кофе.
       Мы допили наши бокалы и направились к стоянке, останавливаясь по
дороге несколько раз, чтобы поцеловаться.
       Я снова попытался не терять осторожности, но, кажется, на стоянке
кроме нас никого не было. Ее машиной оказался небольшой красный "Порше" с
опущенным конвертируемым верхом.
       – Ну вот... желаете вести? – спросила она.
       – Нет, лучше ведите вы, а я буду следить, не появится ли всадник без
головы.
       – Как?
       – Я хочу сказать – какая прекрасная ночь, а я всегда мечтал о шофере
и чтобы он выглядел в точности, как вы.
       Мы сели в машину, и она включила зажигание. Вела она, конечно, очень
быстро.
       Дороги были пустынны, и чувство подъема охватило меня. Я поднял руку
и вызвал из Отражений зажженную сигару. После нескольких затяжек отбросил
сигару, когда мы с грохотом преодолевали мост. Я запрокинул голову и
рассматривал созвездия, которые за восемь лет стали для меня знакомыми. Я
глубоко вздохнул и медленно выпустил воздух. Попытался проанализировать
свои чувства и вдруг понял, что я счастлив.
       Я уже давно ничего подобного не испытывал...
       Впереди, над кромкой верхушек деревьев, показался отсвет огней,
отражавшийся в ночном небе.
       Минуту спустя мы проехали поворот, и я увидел, что источником света
является небольшой жилой комплекс справа от нас.
       Мег притормозила и свернула.
       Она припарковала свой "Порше" в нумерованной ячейке стоянки, и мы
прошли к подъезду через коридор, образованный живой изгородью. Лифт очень
быстро вознес нас на нужный этаж, после того, как она открыла замок
входной двери подъезда, а когда мы оказались в ее квартире, она в самом
деле приготовила кофе, что было для меня, как нельзя кстати. Кофе был
просто великолепный. Мы сидели рядом и не спеша пили его...
       Одно событие следовало за другим. Вскоре мы оказались в спальне, а
наша одежда была сложена на ближайшем стуле, и я поздравил себя с тем, что
назначенная встреча не состоялась.
       Она была мягкая и теплая... Ваза в бархате... ваза с медом... запах
ее духов...
       Много времени спустя мы лежали рядом, усталые настолько, что я не
буду подбирать для объяснения этого состояния каких-нибудь метафор. Я
погладил ее волосы.
       Вдруг она потянулась, слегка повернула голову и посмотрела на меня
из-под полуопущенных ресниц.
       – Я хочу тебя спросить, – сказала она.
       – Спрашивай.
       – Как звали твою маму?
       Неожиданно, я почувствовал будто клубок из шипов и колючек прокатился
по моему позвоночнику. Но я хотел знать, куда это ведет.
       – Дара, – ответил я.
       – А отца?
       – Корвин.
       Она улыбнулась.
       – Я так и думала, но хотела убедиться.
       – А мне теперь можно задавать вопросы? Или играет только один
человек?
       – Можно, но я могу избавить тебя от такой необходимости. Ты, конечно,
хочешь спросить, почему я задала такой вопрос.
       – Ты попала в точку.
       – Извини, – сказала она, отодвигая ногу.
       – Догадываюсь, что эти имена что-то для тебя значат.
       – Ты – Мерлин, – сказала она, – герцог Колвирский, принц Хаоса.
       – Черт меня побери! – ответил я. – Похоже, что в этом Отражении меня
знает каждая собака! У вас тут что, какой-то клуб или как?
       – А кто еще знает? – вдруг быстро спросила она.
       – Один парень по имени Люк Рейнард, потом... знал один тип...
погибший по имени Дэн Мартинес, и еще один покойник – Виктор Мелман. А эти
имена тебе что-то говорят?
       – Да. Опасен Люк Рейнард. Я хотела предупредить тебя об этом. Если,
конечно, ты на самом деле оказался бы тем, кто мне нужен.
       – В каком смысле?
       – Если бы ты оказался тем, кем ты и являешься – сыном Дары.
       – Что ж, вот он я, предупреждай меня.
       – Я тебя уже предупредила. Не доверяй ему.
       – А что ему нужно? – спросил я.
       Я уселся и подоткнул под спину подушку.
       – Моя коллекция марок? Мои чеки для путешественников? Ты не могла бы
объяснить мне это подоходчивее?
       – Он несколько раз пытался убить тебя за последние годы...
       – Что? Каким образом?
       – В первый раз присутствовал грузовик, который тебя чуть не переехал.
На следующий год...
       – О боги! Ты и в самом деле знаешь! Назови мне дату!
       – Естественно, каждый раз – тридцатое апреля.
       – Но почему? Ты знаешь, почему?
       – Нет.
       – Черт побери! А как ты все это узнала?
       – Я наблюдала, следила.
       – Почему же ты ничего не предпринимала?
       – Я не могла. Я не знала, кто из вас кто.
       – Леди, вы меня окончательно запутали... Черт меня побери, кто же вы,
в конце концов, такая и какую во всем этом играете роль?
       – Как и Люк, я не такая, какой выгляжу... – начала она.
       Из соседней комнаты вдруг раздалось громкое жужжание.
       – О, боже! – воскликнула она, словно развернувшаяся пружина, вылетев
из кровати.
       Я последовал за ней. В прихожей она нажала кнопку под маленькой
решеткой и спросила:
       – Да? Кто там?
       – Дорогая, это я, – послышался ответ. – Я вернулся на день раньше,
позвони, чтобы меня впустили, хорошо? У меня тут целая гора пакетов.
       – Ой!
       Она отпустила одну кнопку и нажала другую, одновременно повернувшись
ко мне.
       – Это муж, – сказала она почему-то почти беззвучно. – Тебе нужно
скорее уходить. Пожалуйста! По лестнице!
       – Но ты мне не все рассказала!
       – Я рассказала достаточно! Пожалуйста, поспеши!
       – Ладно, – кивнул я.
       Я бегом возвратился в спальню, натянул штаны и сунул ноги в туфли.
       Белье и носки я запихал в карман, потом натянул рубашку.
       – Я не удовлетворен, – заявил я решительно. – Ты знаешь больше, чем
сказала, и мне тоже нужно это знать.
       – И это все, что тебе нужно? – улыбнулась она.
       Я быстро поцеловал ее в щеку.
       – Не совсем. Я вернусь, – сказал я.
       – Не нужно, – ответила она. – Будет все совсем не так... Но мы еще
встретимся, когда наступит верное время.
       Я направился к двери.
       – Но этого мне мало, – сказал я, открыв дверь.
       – Иначе нельзя.
       – Увидим.
       Я метнулся в конец холла, в дверь над которой было написано "ВЫХОД".
       Прыгая вниз по ступенькам, я застегнул рубашку, а в самом низу
остановился, чтобы натянуть носки. Я пригладил волосы и открыл дверь в
подъезд.
       Никого. Отлично.
       Я покинул здание и направился по дорожке. Тут вдруг прямо рядом со
мной затормозил черный "Седан". Я услышал жужжание опускающегося стекла и
увидел красный отблеск.
       – Садись, Мерлин, – услышал я знакомый голос.
       – Фиона!
       Я открыл дверцу и скользнул в машину.
       Мы сразу же тронулись с места.
       – Ну, это была она? – спросила Фиона.
       – Кто она?
       – Тот человек, который должен был с тобой встретиться в баре.
       Эта мысль не приходила мне в голову, пока она не высказала ее вслух.
       – Ты знаешь, – ответил я после продолжительного молчания, – я думаю,
что это она.
       Она выехала на дорогу и повела машину в том направлении, откуда мы с
Мег приехали раньше.
       – И что же это за игра? – спросила она.
       – Хотел бы я знать... – вздохнул я.
       – Расскажи мне, – сказала Фиона, – и если понадобится отредактировать
некоторые моменты, не стесняйся.
       – Хорошо, – согласился я и рассказал ей всю историю.
       Еще до того, как я закончил, мы были уже на стоянке клуба.
       – Зачем мы снова здесь? – спросил я.
       – Я здесь одолжила машину. Может быть, она принадлежит другу Билла. Я
подумала, что будет очень мило, если мы вернем ее.
       – Ты воспользовалась моей новой Картой, чтобы добраться до этого
бара? – поинтересовался я.
       – Да, сразу после того, как ты пошел танцевать. И следила за тобой
примерно час, в основном с террасы. Ведь я же тебя просила – не теряй
осторожности.
       – Извини. Я потерял ум.
       – И, что меня очень огорчило, здесь не подают абсента. Пришлось
обойтись холодной маргаритой.
       – Прискорбно... А потом ты одолжила эту машину и последовала за нами,
когда мы покинули бар?
       – Да. Я оставалась в машине и поддерживала с тобой периферийный
контакт через твою личную Карту. Если бы я почувствовала опасность, то
успела бы тебя вытащить.
       – Спасибо. А насколько периферийным был контакт?
       – Я не страдаю войеризмом, если ты это имел в виду. Итак, мы
добрались до настоящего момента в твоем рассказа.
       – Но это еще далеко не вся история.
       – Оставим ее, – сказала Фиона, – пока. Сейчас меня больше волнует
одна вещь. У тебя нет случайно фотографии этого парня, Люка Рейнарда?
       – Кажется, есть... – ответил я.
       Я достал бумажник.
       – Да, есть.
       Я вытащил из кармана трусы, которые мешали мне доставать бумажник.
       – По крайней мере, ты не носишь длинного белья, – меланхолично
заметила моя тетушка.
       Наконец я откопал в кармане бумажник и развернул его так, чтобы на
него падал свет. Фиона тут же наклонилась ко мне, опершись ладонью о мою
руку.
       Я отыскал хороший цветной снимок, где я, Люк и Джулия, и еще подружка
Люка по имени Гейл сидели на пляже.
       Вдруг я почувствовал, как рука Фионы крепче сжала мою руку. Она
быстро, почти судорожно вздохнула.
       – Что случилось? – обеспокоенно спросил я. – Ты узнала его?
       Она слишком поспешно покачала головой.
       – Нет, – сказала она. – Я никогда раньше его не видела.
       – Из тебя вовсе никудышная обманщица, тетя. Кто это?
       – Я не знаю, – отрезала она.
       – Брось! Ты мне чуть руку не сломала, когда увидела его.
       – Не надо на меня давить, – ответила сухо Фиона.
       – Но ведь речь идет о моей жизни!
       – Думаю, что далеко не только твоей.
       – Тем более! Итак?
       – Оставим пока эту тему.
       – Боюсь, что я не могу себе этого позволить. Я вынужден. Я настаиваю.
       Она повернулась ко мне лицом и вытянула обе руки вперед, словно ставя
преграду между нами. Из-под ее ногтей с красивым маникюром начал
подниматься дым.
       Фракир запульсировал. Это означало, что Фиона достаточно перепугана,
чтобы приложиться к моей шкуре, если дело дойдет до этого.
       Я сделал охраняющий жест и решил отступить.
       – Ладно, оставим это пустое занятие и вернемся домой.
       Она щелкнула пальцами, и дым улетучился в окно. Она вытащила из
кармана колоду Карт и длинным ногтем выдвинула эмберский Козырь.
       – Но рано и поздно, я должен буду узнать, – добавил я.
       – Позже, – ответила Фиона, и перед нами распростерся Эмбер.
       Что мне всегда нравилось в Фионе, так это то, что она никогда не
пыталась скрывать свои чувства.
       Я протянул руку и выключил свет в кабине. В следующий момент мы уже
были дома.




       8



       Подозреваю, что мои мысли во время похорон ничем от самых заурядных
не отличались. Они были абсолютно типичны.
       Подобно Блюму из "Улисса" я обычно в такие моменты думаю о самых
мирских вещах. В промежутках мои мысли вольно блуждают.
       У южного подножья Колвира на широкой береговой полосе стоит небольшая
часовня Единорога. Таких маленьких храмов в королевстве несколько, и они
установлены на тех местах, где люди видели Единорога.
       Эта часовня особенно хорошо подходила для последнего пристанища
Каина.
       Как и Жерар, он однажды выразил желание покоиться в одной из морских
пещер у подножия горы лицом к волнующемуся простору, по которому он так
часто ходил под парусом. Одна такая пещера была для него приготовлена, и
после церемонии он туда будет перемещен.
       Было ветреное, туманное, соленое утро и всего несколько парусников
двигалось в западном направлении примерно в половине мили от нас.
       Теоретически службу должен был бы вести Рэндом, поскольку корона
автоматически делала его и высшим жрецом, но, прочитав первую и
заключительную главу на Упокоение Принца из Книги Единорога, он передал
бразды правления процедурой Жерару, поскольку у Жерара с Каином были самые
лучшие отношения в семье.
       Гулкий голос Жерара наполнял небольшое каменное строение, пока он
читал длинные отрывки, касающиеся моря и переменчивости. Говорят, что
Книгу написал сам Дворкин в дни светлого разума.
       Не знаю, меня здесь не было.
       Говорят также, что все мы – потомки Дворкина и Единорога, что
вызывает к жизни весьма необычные картины в воображении. Но в любом деле
истоки имеют тенденции углубляться в даль мира.
       Кто знает?
       Ведь меня тогда здесь не было.
       – И все возвращается в море, – продолжал читать Жерар.
       Я огляделся по сторонам.
       Кроме членов семьи, присутствовало примерно человек
двадцать-тридцать, в основном – знать города, несколько торговцев, с
которыми Каин поддерживал дружеские отношения, представители королевств из
ближайших соприкасающихся Отражений, где Каин проводил время, как
официально, по делам, так и частным порядком, и конечно, Винта Бейль.
       Слева от меня стоял Билл, изъявивший желание присутствовать. Справа
находился Мартин.
       Не было ни Фионы, ни Блейза. Блейз сослался на рану и извинился за
то, что не сможет присутствовать. Фиона просто исчезла. Сегодня утром
Рэндому не удалось ее обнаружить. В середине службы Джулиан отправился
проверять охрану вдоль дороги, потому что кто-то справедливо указал, что
толчея в таком скоплении людей весьма выгодна возможному убийце. Повсюду
были расставлены егеря Джулиана с короткими мечами, луками и стрелами.
       Время от времени доносился лай одной из его гончих, которой почти
немедленно отвечали несколько других – вещь грустная и почему-то выводящая
из равновесия.
       Волны, ветер и размышления о бренности всего существующего...
       Куда же она исчезла? Испугалась ловушки? Или это было связано с
прошлой ночью? И Бенедикт... Он прислал соболезнование и сожаления,
упомянул внезапное срочное дело, не давшее возможности присутствовать
лично.
       Льювилла просто не появилась, и через Карту связаться с ней не могли.
       Флора стояла впереди слева от меня.
       Она знала, что траур ей к лицу. Возможно, я несправедлив к ней, но
мне показалось, что она более нетерпелива, чем задумчива.
       По завершении службы мы цепочкой вышли наружу. Четыре моряка несли
гроб Каина. Мы оформились в процессию, которая должна была привести нас к
пещере и саркофагу Каина.
       Нас догнало отделение солдат Джулиана, которые должны были послужить
нам вооруженным эскортом.
       Пока мы шагали вперед, Билл вдруг подтолкнул меня в бок и указал
кивком головы вверх, на Колвир. Я посмотрел туда, куда он указывал и
обнаружил фигуру в черном плаще с надвинутым капюшоном, стоящую на
скальном выступе. Билл наклонился ко мне, и теперь я мог расслышать сквозь
музыку труб и струн его голос.
       – Это тоже часть церемонии? – спросил он.
       – Мне, во всяком случае, об этом ничего не известно, – ответил я.
       Чем-то мне не понравилась позиция, занятая этим типом. Я продвинулся
в голову процессии.
       Через минуту или две мы должны были оказаться точно под черной
фигурой.
       Я поравнялся с Рэндомом и положил руку ему на плечо. Когда он
оглянулся, я указал на каменный выступ.
       Рэндом остановился и всмотрелся, прищурившись.
       Лицо его потемнело, а правая рука поднялась к Камню Правосудия,
который он носил на груди во время самых торжественных случаев.
       Мгновенно поднялся ветер.
       – Остановитесь! – прогремел голос Рэндома. – Остановить процессию!
Всем оставаться на местах!
       В этот момент черная фигура зашевелилась. Он словно тоже
присматривался к Рэндому. В небе над Колвиром, словно в кинотрюке, на
наших глазах образовалась туча и принялась расти и сгущаться.
       Из-под ладони Рэндома сверкнул багровый свет. Человек в черном плаще
вдруг вскинул голову, молниеносно сунул руку под плащ, долю мгновения
спустя она появилась, совершая быстрое вращательное движение. В воздухе
завис маленький черный предмет, начинающий свой путь вниз, к земле.
       – Всем лечь! – крикнул Жерар.
       Мы все бросились на землю. Только Рэндом не тронулся с места. Он
стоял неподвижно, не сводя глаз с фигуры в черном.
       Из облака в склон горы ударила молния.
       Последовавший за ударом раскат грома почти совпал со взрывом,
прогремевшим над нашими головами. Расстояние оказалось слишком велико,
бомба взорвалась, не достигнув нас. Хотя, вероятность расставания с жизнью
неизмеримо возросла бы, если бы процессия дошла до скального выступа и
убийца бросил бы бомбу вертикально вниз, прямо на нас. Когда перед моими
глазами перестали танцевать световые пятна, я снова посмотрел на утес.
       Фигура в черном исчезла.
       – Ты его достал? – спросил я Рэндома.
       Он пожал плечами и опустил руку. Свечение и мигание камня утихли.
       – Всем подняться! – приказал Рэндом. – Продолжим похороны...
       Мы так и сделали. Больше никаких происшествий не приключилось, и дело
завершилось, как и предполагалось.
       Когда гроб погружали в саркофаг склепа, в моих мыслях, как наверное,
и в мыслях всех присутствующих, уже разворачивались любимые семейные игры.
       Мог ли оказаться покушавшимся кто-то из отсутствующих родственников?
Какие у них могли быть мотивы? И каковы их алиби? Где все они сейчас?
Возможно ли, что действует целая коалиция? Или это был кто-то посторонний?
Если это так, то где он раздобыл взрывчатое вещество, которое в Эмбере
хранится под тщательной охраной? Или это была взрывчатка импортного
происхождения? Или кто-нибудь из местных жителей открыл формулу ее
состава?
       А если это посторонний, то каковы его мотивы и куда он подевался
теперь?
       Или кто-то из нас нанял убийцу, перенеся его в Эмбер? Но зачем?
       Когда мы проходили мимо склепа, я мимолетно подумал о Каине, но не
как о покойном родственнике, а скорее – как о части загадочной картины.
Вообще я его не очень хорошо знал. Но мне говорили, что он был совсем не
самым легким в общении человеком. Он был скрытен, грубоват, циничен и имел
склонность к жестокости.
       За годы своей жизни он нажил немало врагов, и, кажется, даже гордился
этим.
       Со мной он, правда, всегда вел себя порядочно, но, с другой стороны,
наши дороги и не пересекались. Так или иначе, но мои чувства к Каину были
куда поверхностней, чем ко всем остальным.
       Джулиан был, в сущности, того же покроя, что Каин, разве что более
отшлифован, но никто и никогда не мог быть уверен в том, что могло
скрываться под этой отполированной оболочкой.
       Каин...
       Да, может быть, мне стоило узнать тебя получше. Я уверен, что твоя
смерть уничижает и меня тоже, причем в такой мере, о которой я пока что и
не подозреваю.
       На обратном пути во Дворец, где нас ожидала еда и питье, я по сути
дела впервые задумался над тем, в какой степени и каким образом связаны
мои личные неприятности и проблемы всех нас, а такая связь существовала, я
это чувствовал.
       А Мег Девлин? Вполне вероятно, что она кое-что знала обо всем этом.
       Что ж, муж – мужем, решил я, но мы с ней должны еще обязательно
встретиться.
       После, в большом обеденном зале, среди гула разговоров, звона и стука
посуды и приборов, мне вдруг пришла в голову мысль об одной туманной
версии, и я решил немедленно ее проверить.
       Извинившись и избавившись от, хотя и привлекательного, но ледяного
соседства с Винтой Бейль, третьей дочерью какого-то знатного лица и вроде
как последней любовницей Каина, я пробрался к дальнему концу зала, где
небольшая группа людей окружала Рэндома.
       Я простоял там несколько минут, придумывая способ вмешаться в
разговор, прежде чем он заметил меня. Тогда Рэндом тут же подошел ко мне и
уцепился за мой рукав.
       – Мерлин, – сказал он, – сейчас у меня нет времени, но я хочу, чтобы
ты знал – наша беседа не закончена. Попозже, сегодня вечером, я хочу с
тобой встретиться, как только освобожусь. Ради бога, никуда не исчезай,
пока мы не поговорим, хорошо?
       Я кивнул.
       Рэндом уже начал отворачиваться, намереваясь вернуться в свой круг.
       – А пока... – сказал я, – могу ли я задать маленький вопрос?
       – Валяй, – согласился он.
       – На Отражении-Земля, откуда я недавно вернулся, находятся еще наши
эмбериты, какого-либо рода агенты?
       Он покачал головой.
       – У меня там агентов нет, и я не думаю, чтобы они были у кого-то
другого. У меня есть там знакомые, но все они местные, как, скажем, Билл.
       Его глаза сузились.
       – Появилось что-то новое? – понизив голос, спросил он.
       Я опять кивнул.
       – Важное?
       – Возможно.
       – Я хотел бы узнать об этом сию же минуту, но придется немного
подождать, пока нам удастся поговорить.
       – Я понимаю.
       – Я пришлю за тобой, – сказал он, хлопнул меня по плечу и вернулся в
свою компанию.
       Единственное объяснение для Мег Девлин, которое я мог придумать, было
опровергнуто. И отправиться на встречу с ней сразу после обеда я не мог.
       Пришлось утешить себя новой тарелкой с едой.
       Через какое-то время в зале появилась Флора, осмотрела это людское
скопление, потом пробралась ко мне и присела рядом, у окна.
       – С Рэндомом сейчас поговорить наедине невозможно, – констатировала
она.
       – Ты права, – ответил я. – Чем тебя угостить? Что-нибудь выпьешь или
съешь?
       – Пока нет. Возможно, ты мне можешь помочь. Ведь ты волшебник.
       Мне такое начало чертовски не понравилось, но ничего другого не
оставалось как спросить:
       – А в чем собственно проблема?
       – Видишь ли, я зашла к Блейзу, чтобы спросить, не желает ли он
спуститься в зал и присоединиться к нам, но он исчез.
       – Разве дверь не была заперта? Подавляющее большинство местных
жителей не допускает такой небрежности.
       – Да нет, была. Изнутри. Следовательно, он куда-то козырнулся. Когда
он мне не ответил, я была вынуждена ворваться в комнату силой – ведь на
него уже один раз покушались.
       – И что же тебе нужно от волшебника?
       – Ты можешь его найти?
       – Карты не оставляют следов, – ответил я сухо. – Но если бы я даже и
мог отыскать его, я вовсе не уверен, что стал бы этим заниматься. Он сам
знает, что делает, и, следовательно, хочет, чтобы его оставили в покое.
       – Ну, а если он замешан? Он и Каин в прошлом были по разные
стороны...
       – Если он замешан в чем-то опасном для нас, то будет только лучше,
если он ушел.
       – Значит, ты не можешь помочь... или не хочешь?
       Я молча кивнул.
       Потом добавил:
       – И то, и другое, наверное. Кстати, как ты думаешь, не должно ли
решение о его поисках исходить от Рэндома, а?
       – Возможно.
       – Я предлагаю тебе держать эту новость при себе, пока ты не
поговоришь с Рэндомом. Нет необходимости порождать беспочвенные разговоры.
Или, если хочешь, я сам могу передать Рэндому. Я должен с ним встретиться
и переговорить сегодня вечером.
       – О чем?
       Вот тебе и раз!
       – Не знаю точно, – уклончиво ответил я. – Он хочет мне что-то
рассказать или, наоборот, спросить.
       Она внимательно посмотрела на меня.
       – А ведь мы с тобой еще не успели перекинуться словечками, ты не
забыл? – сказала она после продолжительной паузы.
       – Кажется, мы сейчас именно этим и занимаемся, не так ли?
       – Ну ладно. А могу ли я узнать о твоих неприятностях в одном из твоих
любимых Отражений?
       – Почему бы и нет? – усмехнулся я.
       Я начал пересказ проклятой истории по очередному кругу. Одно меня
утешало – это, видимо, было уже в последний раз. Как только Флоре все
станет известно, сведения распространятся кругами и ко всем остальным.
       У Флоры не оказалось каких-либо интересных мыслей по поводу моей
истории, во всяком случае, со мной она никакой информацией не поделилась.
Мы еще немного поболтали – в основном местные слухи – и она, наконец,
решила, что ей нужно что-нибудь съесть. Она отправилась туда, где можно
было раздобыть еду, и обратно уже не вернулась.
       Потом у меня было еще несколько бесед о Каине и моем отце. Ничего
нового я не узнал.
       Меня представили нескольким лицам, с которыми я раньше знаком не был,
я запомнил наизусть массу имен и всего прочего, потому что ничего другого
мне не оставалось.
       Когда показавшийся мне бесконечным обед все-таки подошел к концу, я
все еще держал Рэндома в поле своего зрения и ухитрился выйти из зала
одновременно с ним.
       – Потом, – коротко бросил он.
       Он прошел мимо меня и пошел дальше с двумя людьми, с которыми он
продолжал разговор.
       Я вернулся в свои апартаменты и растянулся во всю длину на кровати.
Когда развитие событий напоминает закипающий котел, нужно отдохнуть впрок,
как только представляется такая возможность.
       Я расслабился и немного погодя заснул. Мне приснился сон.
       Я прогуливался в английском парке, который располагался сразу за
дворцом.
       Со мной был кто-то еще, но я не знал, кто это. Казалось, это неважно.
       Вдруг я услышал уже знакомое завывание.
       Потом, почти рядом, послышалось рычание. Сначала, когда я обернулся,
то ничего не увидел. Но потом, как-то совершенно внезапно, они оказались
совсем рядом.
       Три огромные, похожие на собак бестии, подобные тому существу,
которое я убил в квартире Джулии. Вой не прекращался, и внезапно я понял,
что его источником были не эти звери.
       Они лишь рычали и подходили все ближе и ближе.
       И я понял, что это всего лишь сон, и что он снился мне уже много раз,
и каждый раз я, просыпаясь, забывал о нем. Но сознание того, что это
только сон, ни в какой мере не освободило меня от чувства опасности, когда
звери бросились ко мне.
       Каждую из трех бестий окружал какой-то световой ореол – бледный,
колеблющийся. И глядя сквозь этот ореол, я видел уже не парк, а фрагменты
леса.
       А когда они прыгнули на меня, они словно натолкнулись на стену из
стекла.
       Все три зверюги были отброшены, упали, снова вскочили и бросились
вперед и снова были блокированы. Они завыли, запрыгали, зарычали от
бессильной ярости и попытались еще раз.
       Казалось, что я стою под прозрачным колпаком или внутри магического
круга. До меня добраться они не могли.
       Потом вой стал громче, приблизился, и бестии перенесли внимание с
меня на...
       – Ого! – воскликнул Рэндом. – Ты мне должен теперь за избавление от
кошмара.
       Я пришел в себя. Проснулся, лежал в своей кровати, за окном было
темно.
       Я понял, что Рэндом вызвал меня через Карту и поймал мой кошмарный
сон, когда контакт установился.
       Я зевнул и мысленно поблагодарил Рэндома.
       – Спасибо.
       – Просыпайся окончательно и поговорим, – сказал он.
       – Хорошо. Ты где?
       – Внизу. Маленькая гостиная к югу от главного зала. Пью кофе. Жду
тебя.
       – Увидимся через пять минут, хорошо?
       – Заметано.
       Рэндом растворился. Я сел, опустив ноги с кровати, потом поднялся.
Пересек комнату и широко распахнул окно, глубоко вдохнул ломкий холодный
осенний воздух.
       Весна на Отражении Земля и осень в Эмбере – мои два любимейших
времени года. Я должен бы ощущать подъем чувств, а вместо этого – шутка
ночи, исчезающий остаток сна – мне показалось, что я слышу удаляющееся
завывание. Я вздрогнул и закрыл окно.
       Наши сны иногда слишком тесно бывают связаны с нашей реальностью.
       Я направился в указанную мне Рэндомом комнату и устроился на одном из
множества диванов стоявших там.
       Рэндом предложил мне кофе, а потом спросил:
       – Ты не мог бы рассказать мне о Колесе-Призраке?
       – Это своего рода парафизическое устройство наблюдения и слежения, а
также библиотека.
       Рэндом поставил на стол свою чашку и склонил голову набок.
       – Ты не мог бы несколько подробнее...
       – Понимаешь, работая с компьютерами, я пришел к интересной идее о
том, что фундаментальные принципы обработки данных могут быть применены с
весьма любопытными результатами в некоем месте, где сами компьютеры
работать не могут. Другими словами, мне нужно было найти такие условия
среди Отражений, где сами операции оставались бы почти теми же самыми, но
физическое воплощение конструкции, техника программирования, ввод энергии
– все это имело бы совершенно иную природу.
       – Гм-м... – прервал меня Рэндом, – ты меня совершенно сбил с толку,
должен я признаться.
       – Я сконструировал и построил обрабатывающее информацию устройство в
одном из Отражений, где ни один обычный компьютер работать не смог бы, –
ответил я, – потому что я использовал другие материалы, совершенно иной
метод конструирования, иные источники энергии. К тому ж я выбрал такое
место, где действуют иные законы физики и поэтому мое устройство может
функционировать не так, как другие. И тогда у меня появилась возможность
создавать программы, которые не могли бы работать на Отражении-Земля, где
я жил. В конце концов, получилось, как мне кажется, уникальное устройство.
Я назвал его "Колесо-Призрак" из-за некоторых особенностей ее внешнего
вида.
       – Стало быть, оно служит в качестве следящего устройства и
библиотеки? И что это значит?
       – Мое "Колесо" перелистывает множество Отражений, словно страницы
книги или словно перетасовывает колоду Карт, – пояснил я. – Запрограммируй
его на поиск и слежение за любым интересующим тебя объектом, и оно не
спустит с него глаз. Я думал преподнести его вам в качестве сюрприза. Ты
мог бы с его помощью узнать, например, не стягивает ли силы один из наших
потенциальных врагов, или, скажем, следить за распространением бурь в
Отражениях...
       – Погоди минутку, – остановил меня Рэндом. – Каким образом оно
работает? Как перелистывает Отражения?
       – В процессе работы, – стал объяснять я, – "Колесо-Призрак" в каждое
мгновение воссоздает множество своеобразных эквивалентов Карт, потом...
       – Стоп. Задний ход. Как же можно создать программу для Карт? Я думал,
что сделать Карту способен лишь человек, прошедший инициацию Лабиринтом
или Логрусом.
       – В данном случае, – сказал я, – сама машина относится к тому же
классу объектов, что и папин меч Грейсвандир. Я включил элементы узора
Лабиринта в ее конструкцию.
       – И ты собирался нас приятно удивить?
       – Да, когда машина была бы полностью готова.
       – А когда она будет готова?
       – Я не могу пока сказать точно. Она должна насытить блоки памяти
определенной критической массой информации, и только после этого ее
программы начнут действовать полностью. Я отдал ей команду заниматься этим
уже довольно давно, но до сих пор еще не проверил, что получилось.
       Рэндом налил себе еще кофе, отпил.
       – Я не думаю, что эта машина сможет сэкономить нам так уж много
времени и усилий, – заметил он.
       Помолчав, он добавил:
       – Допустим, меня интересует какой-то объект в Отражениях. Я
отправляюсь сам поглядеть на него или посылаю туда кого-то. Если же я
захочу воспользоваться твоей штукой, я все равно должен потратить время на
дорогу к тому месту, где находится машина.
       – Нет, – возразил я, – ты не прав. Время тратить не надо. Ты просто
вызовешь дистанционный пульт, терминал.
       – Что я вызову?
       – Терминал. Я сейчас тебе покажу.
       Я откопал свою колоду эмберских Карт и отыскал среди них одну,
лежавшую в самом конце.
       На ней было изображено серебряное колесо на темном фоне. Я передал
Карту Рэндому, и он ее внимательно осмотрел.
       – Как же ею пользоваться? – с интересом спросил он.
       – Так же, как и другими Картами. Вызвать тебе терминал?
       – Да, вызови. Я хотел бы посмотреть.
       – Хорошо, – сказал я. – Но я боюсь, что пока еще машина не знает
многих полезных в данный момент вещей. Процесс сбора информации еще не
закончен.
       – Я не собираюсь ее экзаменовать. Я просто хочу посмотреть.
       Я поднял Карту, всмотрелся в нее сквозь внутренний глаз своего
сознания.
       Несколько мгновений спустя пришел контакт. Я позвал.
       Послышался негромкий треск, в воздухе запахло озоном, и мерцающее
световое колесо примерно восьми футов в диаметре повисло в воздухе,
материализовавшись перед нами.
       – Уменьши размеры терминала, – приказал я.
       Колесо сократилось примерно раза в три, и на этом ему было приказано
остановиться. Теперь оно было похоже на слабо светящуюся раму картины и по
виду комнаты, наблюдаемому сквозь него, постоянно пробегали волны.
       Рэндом потянулся рукой к обручу.
       – Не трогай, – предупредил я его, – получишь удар. Я еще не довел его
до полной безопасности.
       – Передача энергии?
       – Да, он и это может, но в небольших количествах.
       – Стало быть, если ты отдашь приказ передать заряд...
       – Да, конечно. Машине необходимо уметь передавать энергию, чтобы
поддерживать работу сканирующих устройств и терминала через Отражения.
       – Я хотел бы знать, способна ли машина выдать на этом конце разряд.
       – Как я тебе уже говорил, она способна накопить и разрядить
определенное количество энергии.
       – В каких пределах дальности?
       – Повсюду, куда может проникнуть дистанционное устройство.
       – А куда оно может проникнуть?
       – Ну... теоретически в любое место, конечно, как и обычная Карта.
       – А первоначальные размеры кольца – это предел?
       – Нет, его можно увеличивать или уменьшать по твоему усмотрению.
       – Пока не нужно. Допустим, ты сделал диаметр побольше и приказал
показать тебе самый большой, какой только войдет в раму, участок бури. Она
сможет передать его сюда?
       – Не знаю... Машина попытается, конечно. Во всяком случае, это будет
что-то вроде гигантского окна в шторм.
       – Мерлин, лучше затвори его. Это опасно.
       – Но ведь, как я уже говорил, никто не знает, где находится Призрак,
и единственный способ добраться до него...
       – Я понимаю. А скажи, с соответствующей Картой к Призраку может
добраться любой?
       – Да, я не стал встраивать коды безопасности именно из-за
невозможности найти машину любым другим способом.
       – Малыш, эта штука может стать ужаснейшим оружием. Погаси окно и
немедленно выключи саму машину.
       – Это невозможно.
       – Почему?
       – С дистанционного пульта невозможно отключить питание или стереть
память установки. Мне пришлось бы отправиться туда, где она находится.
       – Тогда немедленно отправляйся в путь, вот что я тебе скажу. Я хочу,
чтобы ты на время ее выключил. Пока не встроишь в нее надежные
предохранители. И даже тогда... Ну, тогда посмотрим. Я не доверяю такой
энергии и таким возможностям, особенно когда у меня нет от них никакой
защиты. Оно может напасть совершенно неожиданно. О чем ты только думал,
когда делал эту штуку?
       – Об обработке информации. Слушай, ведь кроме нас двоих...
       – Всегда существует вероятность, что кто-то пронюхает о Призраке и
найдет способ добраться до него. Да, я понимаю, ты влюблен в собственное
создание, и я уважаю твои добрые намерения, но машина должна быть
приведена в нерабочее состояние.
       – Но я ведь ничем тебя не обидел.
       Это был мой голос, но прозвучал он из обруча терминала.
       – Что такое? – удивленно переспросил Рэндом.
       Он посмотрел на кольцо, потом на меня, потом снова на кольцо.
       – Меня тревожит твой потенциал. Мерлин, выключи терминал.
       – Конец работы, – произнес я. – Убери терминал.
       Кольцо на секунду замерцало и исчезло.
       – Что ты скажешь насчет последнего замечания твоего Колеса? –
поинтересовался Рэндом.
       – Я сам удивлен.
       – Да, сюрпризы что-то начинают мне надоедать. Возможно, окружающая
среда в этом Отражении каким-то образом воздействует на машину, а? Ты
знаешь, чего я хочу – пусть она немного отдохнет.
       Я склонил голову.
       – Как прикажете, сэр.
       – Брось, не терзайся так, просто выключи ее, вот и все.
       – И все же, мне кажется, все дело сводится к тому, чтобы установить
несколько предохраняющих систем. Нет причины закрывать весь проект.
       – Знаешь, если бы обстановка сейчас была поспокойнее, – вздохнул он,
– я, может быть, и согласился бы с вами. Но именно сейчас слишком много
всякого дерьма плывет вниз по течению. Все эти снайперы, бомбометатели...
И мне совсем не нужна новая забота, ты понимаешь?
       Я поднялся.
       – Ладно. Спасибо за кофе. Я сообщу тебе, когда все будет сделано.
       Он кивнул.
       – Спокойной ночи, Мерлин.
       – Спокойной ночи.
       Когда я возвращался в свою комнату через парадных холл, я увидел
Джулиана. Он был в зеленом халате и разговаривал с двумя мужчинами. На
полу перед ними лежало крупное мертвое животное.
       Я замер, поняв, что это такое. Это было в точности такое же существо,
как собакоподобная бестия, убитая мною в квартире Джулии.
       Я подошел к ним.
       – Привет, Джулиан, – сказал я. – Что это у тебя, – я указал на
животное.
       – Я и сам не знаю, – он покачал головой. – Загонщики убили трех таких
в Ардене. Я перенес этих ребят сюда вместе с одним из трупов, чтобы
показать Рэндому. Кстати, ты не знаешь, где он сейчас может быть?
       Я ткнул большим пальцем через плечо.
       – В гостиной.
       Джулиан отправился в указанном направлении. Я потрогал мертвое
животное носком ботинка. Должен ли я вернуться и сообщить Рэндому, что уже
встречал такое раньше?
       "К черту!" – решил я. В этой информации не виделось жизненно важного
интереса.
       Я вернулся к себе, умылся, переоделся, потом зашел на кухню и запасся
едой, которую сложил в заплечный мешок. Я не испытывал желания прощаться с
кем-либо, поэтому потом просто направился к черному ходу и спустился по
задней лестнице в парк.
       Было темно и прохладно, поблескивали звезды.
       Шагая, я почувствовал внезапный озноб, когда оказался на том месте,
на котором в моем сне на меня напали странные и страшные собаки.
       Но сейчас вокруг было тихо – ни ворчания, ни рычания, ничего. Я
миновал это место и продолжил свой путь к дальним задам хорошо ухоженного
парка, где несколько тропинок постепенно выводили к природному ландшафту.
       Я выбрал вторую слева. Этот путь был немного длинней, чем первый,
тоже возможный, с которым он потом все равно пересекался, но идти по нему
было намного легче, что, как я предчувствовал, было для меня немаловажным
фактором. Я еще не был достаточно хорошо знаком с неровностями первого
пути.
       Я шагал вверх по склону Колвира большую часть часа, и только тогда
обнаружил ведущий вниз путь, который искал.
       Тогда я остановился, сделал глоток воды и устроил себе привал на
несколько минут. После отдыха я начал спуск.
       На склоне Колвира очень трудно передвигаться через Отражения. Чтобы
прилично справиться с этим делом, человек должен быть на достаточном
расстоянии от Эмбера.
       Так что на данном этапе я только и мог, что шагать на своих двоих, но
ночь для прогулки выпала подходящая, так что я ничего не имел против.
       Я успел уже уйти довольно далеко по дороге вниз, когда небо над моей
головой посеребрило сияние и на плечо Колвира уселся полумесяц, залив
призрачным светом бежавшую впереди меня извилистую тропинку. Я немного
прибавил шаг.
       Мне очень хотелось покинуть склон горы уже с наступлением рассвета.
       Я был зол на Рэндома за то, что он не дал мне возможность доказать
ему полезность моего изобретения. Я еще не был вполне готов рассказать ему
о машине. Если бы не похороны Каина, я вообще не вернулся бы еще в Эмбер,
пока не довел бы функционирование Колеса до последней степени
совершенства. Даже сейчас я не собирался упоминать о Колесе, если бы оно в
какой-то степени не входило в окутавшую нас загадку и если бы Рэндом не
пожелал сам узнать о нем. Он хотел иметь полную информацию о моих делах...
       Ладно. То, что он увидел, ему явно не понравилось, но премьера
состоялась вероятно преждевременно.
       Если теперь я выключу машину, как этого требует Рэндом, я уничтожу
все плоды своей многолетней работы, ведь Колесо-Призрак все еще продолжало
работать по программе самообразования, сканирующей Отражения.
       В любом случае, мне надо было давно наведаться к нему, проверить как
идут дела, исправить мелкие погрешности, которые обязательно накапливаются
по мере работы машины.
       Я продолжал размышлять обо всем этом, а тропинка тем временем
становилась все круче, обвивая западный склон Колвира.
       В конце концов, ведь Рэндом вовсе не приказывал уничтожить весь объем
памяти Колеса. Он просто хотел, чтобы машину выключили. С этой точки
зрения, которую я предпочитал другим, я мог по своему усмотрению выбирать
средства. Я решил, что имею право сначала все как следует проверить, чтобы
убедиться, что машина в порядке. Потом я смогу перевести содержание банков
памяти в более устойчивый вид. Тогда выключу машину, и память ее
сохранится в неприкосновенном виде до той поры, пока не придет время
привести Колесо в действие...
       А может быть...
       – Что, если я все приведу в порядок, встрою пару охранительных
устройств, учтя замечания Рэндома и успокоив его – таким образом, как я
это себе представляю, потом вызову его самого, покажу, что я сделал и
спрошу, доволен ли он моей работой. Если же его и это не устроит,
выключить машину можно будет и потом.
       Но, скорее всего, он изменит свое решение, не может же он не
понимать, какие это открывает перспективы...
       Да, об этом стоит подумать.
       Я обыгрывал в своем воображении эти разговоры с Рэндомом, пока луна
не перекатилась на левую сторону неба. Я был уже на половине пути вниз по
склону Колвира. И чем дальше, тем легче было идти.
       Я ощущал ослабление действий сил Лабиринта.
       Я еще пару раз останавливался, чтобы попить воды, потом – чтобы
проглотить сэндвич. Чем больше я размышлял, тем сильнее становилась моя
уверенность, что, если я продолжу работу над Колесом, то Рэндом только
придет в ярость и, скорее всего, вообще не захочет до конца меня
выслушать. С другой стороны, я сам тоже разозлился.
       Но так или иначе, путь мне предстоит немалый, так что время
поразмышлять как следует, у меня еще будет.
       Небо постепенно становится светлее. Я прошел последний каменистый
склон и достиг широкого удобного тракта у подножия Колвира, шедшего на
северо-запад.
       Я смотрел на выстроившиеся вдоль моего пути деревья. Вот одно
развесистое, вот еще одно, удобный ориентир...
       С ослепительной вспышкой – мне даже показалось, что что-то зашипело –
и раскатом оглушительного грома, дерево раскололось на две части. Я не
дошел до него не более сотни метров.
       Я вскинул обе руки, как только увидел разряд, но даже несколько минут
спустя слышал треск раздираемого дерева и эхо разряда.
       Потом я услышал голос:
       – Возвращайся назад!
       Я решил, что наступило время разговорного гамбита.
       – Может вступим в переговоры? – спросил я.
       В ответ – мертвая тишина.
       Я опустился в мелкую траву, бегущую вдоль дороги, прополз несколько
метров к месту, где прикрытие было получше. Я прислушивался и
всматривался, надеясь, что тот, кто выкинул этот трюк, каким-нибудь
образом выдаст свое местонахождение.
       Однако ничего не происходило. В течение примерно минуты я осматривал
заросли и часть склона, по которому только что спустился. С этой точки
наблюдения мое вдохновение получило небольшой толчок.
       Я вызвал мысленно изображение Логруса, и две его линии стали моими
руками.
       Тогда я потянулся, но не сквозь Отражения, а к склону, туда, где
довольно солидный валун нависал над скоплением других валунов.
       Ухватившись, я потянул. Камень оказался слишком тяжел, чтобы легко и
сразу перевернуться. Я начал его раскачивать, сначала потихоньку,
медленно, потом все сильнее. Наконец, он замер в неустойчивом положении,
потом покатился вниз.
       Он рухнул на груду камней ниже, и образовался небольшой камнепад.
Камни сталкивались и тащили за собой другие.
       Потом стали катиться большие обломки скалы.
       Скала, по которой змеился разлом, не выдержала, и целый огромный
пласт ее подался, пошел и плавно, словно в кино, стал оседать.
       Я почувствовал, как подо мной задрожал грунт. Я сам не ожидал, что
вызову такой зрелищный спектакль. Камни подпрыгивали, отскакивали друг от
друга, ныряли в заросли кустов и деревьев.
       Я видел, как трещат и раскачиваются деревья, некоторые из них были
совсем измочалены.
       Когда обвал прекратился, я поднялся – Фракир покачивался, свешиваясь
с моего запястья, – и приблизился к зарослям.
       Я внимательнейшим образом осмотрел поредевшую рощу, но там никого и
ничего не было.
       Я взобрался на ствол поваленного дерева.
       – Еще раз спрашиваю – будем разговаривать? – крикнул я в
пространство.
       Ответа не было.
       – Ладно, пусть будет так, – сказал я, и направился на север, в Арден.


       Продираясь через древний лес, я время от времени слышал неподалеку
стук лошадиных копыт. Но если за мной и следили, во всяком случае, особого
желания эти всадники не выявили.
       Скорее всего, это был один из патрулей Джулиана.
       Особого значения это не имело.
       Вскоре я вышел дорогу и начал приготовления, которые помогут мне
унестись очень далеко от них.
       Более светлая тональность... от коричневого цвета к белому... Деревья
стали пониже, завеса листьев гуще... Непривычный посвист птиц, странного
вида гриб...
       Мало-помалу характер леса изменился, и чем дальше это изменение
уносило меня от Эмбера, тем легче мне было это производить.
       Мне начали попадаться солнечные прогалины. Небо стало светло-голубым,
все деревья были зеленые, и почти все – молодые.
       Я перешел на медленный бег.
       Показались облака, целые массивы облаков, пористый дерн стал плотнее
и суше.
       Я ускорил бег, направляясь вниз по склону холма. Трава становилась
все гуще и выше, деревья превратились в островки среди океана бледных
трав.
       Взор теперь охватывал все пространство до горизонта. Шелестящая
жемчужная завеса справа от меня – дождь.
       До меня докатились громовые раскаты, хотя мой путь продолжало
освещать солнце. Я глубоко вдыхал чистый влажный воздух, продолжая свой
бег.
       Травы постепенно исчезли, земля зазмеилась трещинами, небо почернело,
по каньонам вокруг меня мчались потоки воды. На скалистую местность,
окружавшую меня, низвергались водопады ливня.
       Я начал оскальзываться. Каждый раз, теряя равновесие, я проклинал все
на свете, а особенно самого себя за то, что слишком рьяно взялся за
смещение.
       Наконец тучи разошлись, словно театральный занавес, и лимонное солнце
пролило потоки тепла и света с оранжево-розового неба. Гром на полураскате
затих и поднялся ветер.
       Я поднялся по склону холма, посмотрел вниз, на полуразрушенную
деревню, давно заброшенную, местами захваченную деревьями, с улицами
изборожденными канавами и курганами вдоль них.
       Я прошел по главной улице этой деревни под серо-черным грифельным
небом, потом осторожно перебрался через замерзший пруд. Лица тех, кто
лежал подо льдом, слепыми взглядами провожали меня во всех направлениях.
       В небе плавали хлопья сажи, снег был плотен, мое дыхание повисало в
воздухе туманными перьями. Я вошел в скелетоподобный лес, где на сучьях
притаились замерзшие в камень птицы.
       Гравюра...
       Скользя вниз по склону холма, скатываясь и окунаясь в оттепель,
весну...
       Снова повсюду вокруг меня движение.
       Грязь под ногами, зеленые проплешины, странного вида автомашина на
дальнем холме.
       Мусорный двор. Вонь, жижа, тление, дым, ржавчина... Я пробираюсь
среди гор отбросов. Шныряют наглые крысы...
       Скорее отсюда! Смещение быстрей, дыхание тяжелей...
       Голоса неба над шапкой смога, дно речной дельты, берег океана,
золотые пилоны вдоль дороги, сельский ландшафт с озерами, коричневые травы
под зеленым небом.
       Замедляюсь... Вокруг простираются поля трав, река и озеро...
       Я вытираю пот со лба рукавом, рукав промокает.
       Я со свистом втягиваю воздух и перехожу на шаг.
       Не спеша шагаю через поле, предпочитая сделать передышку в таком
месте, откуда открывается хороший обзор. Ветер тихо шелестит травой. В
воздухе пахнет чем-то сладким. Ближайшее озеро цвета извести.
       Вдруг мне показалось, что справа что-то ярко полыхнуло, но когда я
посмотрел я ту сторону, там не было видно ничего необычного. Немного
погодя я готов был поклясться, что слышу далекий топот копыт, но
опять-таки ничего не было заметно.
       Что плохо в Отражениях – никогда нельзя с полной уверенностью
сказать, что для данной складки естественно, а что – нет. Никогда не
знаешь, чего ожидать.
       Прошло еще несколько минут, и я почувствовал запах и только потом
увидел дым.
       В следующее мгновение передо мной вспыхнул огненный поток, который
пылающей завесой преграждал мне путь.
       Снова раздался голос:
       – Я же сказал тебе – возвращайся!
       Ветер дул со стороны огня, подталкивая его ко мне. Я повернулся,
чтобы направиться прочь и увидел, что огонь уже охватывает меня с флангов.
       Чтобы создать в уме нужную матрицу для смещения Отражений, необходимо
время. Я же был застигнут врасплох и не был уверен, что успею
сосредоточиться.
       Так что я бросился бежать со всех ног.
       Линия огня загибалась вокруг, словно беря меня в огромное кольцо.
       Я не остановился, чтобы полюбоваться прелестной отточенностью ее
движения, потому что к тому времени дым и жар заметно усилились.
       Сквозь треск пламени мне все слышался топот копыт. Глаза мои стали
наполняться слезами, а струи дыма еще больше ухудшали видимость. И опять я
не мог обнаружить признаков того, кто подготовил и привел в действие эту
огненную ловушку.
       Но на этот раз сомнений быть не могло – земля явно дрожала от топота
какого-то существа с копытами, приближавшегося ко мне.
       Пламя взметнулось и стало подниматься все выше. Круг поспешно стал
замыкаться.
       Я уже стал прикидывать, как мне отразить новую опасность, когда
сквозь просвет в огненной стене влетели конь и всадник.
       Всадник изо всех сил натянул поводья, но гнедой конь явно был не
очень рад столь близкому соседству с огнем. Он оскалился и натянув удила,
несколько раз попытался встать на дыбы.
       – Скорей! За мою спину! – крикнул всадник.
       Я поспешно прыгнул на коня.
       Всадником оказалась темноволосая женщина.
       Я лишь мельком увидел ее лицо. Ей все же удалось повернуть коня в том
направлении, откуда она прискакала, потом она дернула поводья. Гнедой
пошел вперед, но внезапно встал на дыбы.
       Я едва удержался на его спине.
       Когда его передние копыта снова коснулись земли, конь бросился в
сторону просвета, но почти у самой кромки пламени он снова завертелся
волчком.
       – Проклятье! – услышал я крик всадницы.
       Она отчаянно дергала поводьями.
       Конь снова развернулся и громко заржал. Из его рта летела кровавая
пена.
       К тому времени огненный круг почти сомкнулся, дым становился все
гуще. Огонь был совсем рядом, а я ничем не мог помочь, разве что пару раз
как следует пнуть каблуками коня в бока, когда тот снова помчался по
прямой.
       Он ворвался прямо в огненную стену, едва не крича. У меня понятия не
было, насколько широка в этом месте полоса огня. Я чувствовал, как пламя
лижет мои ноги, меня окутывал запах паленых волос.
       Потом конь снова встал на дыбы, всадница закричала, и я понял, что на
этот раз мне не удержаться.
       Я падал. Именно в этот момент, мы прорвались сквозь стену огня туда,
где огонь уже прошел, оставив за собой пепел и дым. Я рухнул в черное и
горячее, в воздух поднялась туча пепла.
       Я перекатился на левый бок, задохнулся в рвущем легкие кашле и
инстинктивно закрыл глаза, когда пепел бросился мне в лицо.
       Потом я услышал крик женщины и с трудом поднялся, пытаясь протереть
запорошенные веки. Зрение вернулось ко мне как раз вовремя, чтобы я смог
увидеть гнедого, поднимающегося с земли, видимо, с того места, где он
только что подмял под себя всадницу. Конь мгновенно умчался прочь,
исчезнув среди облаков дыма. Женщина осталась неподвижно лежать, и я
бросился к ней. Встав на колени, я стряхнул с ее одежды искры и проверил,
дышит ли она и есть ли пульс. В этот момент ее глаза открылись, и я
содрогнулся, увидев в ее застывших зрачках смерть.
       – Видно... сломан позвоночник... – проговорила она сквозь кашель. – Я
ничего не чувствую... Беги, если можешь... а меня оставь... я все равно
умираю...
       – Ну нет, я тут тебя не брошу, – прохрипел я. – Тут поблизости должно
быть озеро... Я перенесу тебя туда...
       Я сбросил обвязанный вокруг пояса плащ и положил на него всадницу.
Как мог осторожно, я прикрыл ее полами плаща, чтобы защитить от искр, и
потащил на плаще в том направлении, где, как мне казалось, должно
находиться озеро.
       Мы пробирались сквозь меняющийся узор дыма и огня. Мое горло жгла
невыносимая горечь, из глаз не переставали катиться слезы, я чувствовал,
что брюки снизу уже начинают тлеть, когда при очередном шаге я
почувствовал под каблуком мягкий ил. Значит направление было выбрано
верно.
       Наконец я оказался по пояс в воде, поддерживая руками женщину.
       Тогда я наклонился и откинул с ее лица полу плаща. Ее глаза были все
еще открыты, хотя взгляд был неподвижно устремлен в пустоту. Прежде чем я
успел нащупать пульс шейной артерии, она застонала, а потом произнесла мое
имя.
       – Мерлин... – прохрипела она, – мне... извини, что я...
       – Ты помогла мне, а я не смог помочь тебе, – остановил я ее. – Это ты
меня извини.
       – Извини, что не смогла дальше... – продолжала она. – Я плохо
справляюсь с лошадьми... Они идут за тобой...
       – Кто? – спросил я.
       – Они кликнули собак... Но огонь... это кто-то другой... я не знаю,
кто...
       – Я не понимаю, о чем ты.
       Я плеснул немного воды на ее воспаленные щеки.
       Под слоем копоти и копной опаленных волос было трудно рассмотреть
черты ее лица.
       – Тот, кто... идет по твоему следу, – сказала она.
       Голос ее стал тише.
       – И кто-то впереди... тоже. Об этом, впереди, я не знала... жаль...
       – Кто ты? – спросил я. – Откуда ты меня знаешь? И почему...
       Она слабо улыбнулась.
       – Мы с тобой уже встречались... Больше никогда... я ухожу...
       Ее глаза закрылись.
       – Нет! – крикнул я.
       Лицо ее исказилось, она со свистом втянула в себя воздух, потом
выдохнула, и я едва сумел расслышать слова:
       – Позволь мне остаться... здесь. Прощай!
       Облако дыма закрыло от меня ее лицо. Я задержал дыхание и зажмурился,
когда дым поглотил нас обоих.
       Когда воздух, наконец, снова стал чистым, я всмотрелся в ее лицо.
       Она уже не дышала, не было ни пульса, ни сердцебиения. И поблизости
не было даже подходящего места для могилы.
       Ушла.
       Она знала, что уходит...
       Я аккуратно завернул ее в свой плащ, превратив его в саван. Закончив,
я закрыл полой ее лицо. Все складки я скрепил застежкой, которой я обычно
застегивал плащ у шеи, когда надевал его.
       Потом я побрел на глубину.
       "Позволь мне остаться... здесь."
       Бывает мертвые погружаются быстро, бывает продолжают плыть...
       – Прощайте леди, – сказал я. – Я хотел бы узнать ваше имя. Еще раз
благодарю за все.
       Я разомкнул руки и отпустил ее. Вода закружилась в водовороте, и
через мгновение ее уже не было.
       Некоторое время спустя я двинулся дальше.
       У меня было очень много вопросов и очень мало ответов.
       Где-то вдалеке бешено ржала лошадь.




       9



       Несколько часов и много Отражений спустя я сделал передышку под
чистым небом, в таком месте, где поблизости было мало пищи для огня.
       Я выкупался в неглубоком ручье и вызвал из Отражений чистую одежду.
Чистый и сухой, я прилег отдохнуть на берегу, вызвав себе еду.
       Возникло ощущение, что теперь почти каждый день тридцатое апреля...
       Казалось, что почти все, с кем я встречаюсь, знают меня, и почти
всякий вел со мной тщательно продуманную двойную игру.
       Вокруг меня погибали люди, катастрофы становились повседневным
событием.
       Как будто гигантская сеть сплеталась вокруг меня. Я чувствовал себя
фигуркой в видеоигре.
       Что же будет дальше? Чего я могу теперь ожидать? Метеоритного
обстрела?
       И как же быть с причиной? Есть ли ключ к загадке? Нет, ключ все-таки
должен быть.
       Безымянная наездница, пожертвовавшая своей жизнью, чтобы вытащить
меня из огня, сказала, что кто-то преследует меня и что есть еще кто-то
впереди, кто преграждает мне дорогу.
       Что все это значило?
       Должен ли я подождать появления преследователей, захватить их и
выяснить, чего они хотят?
       Или наоборот, следует пойти на прорыв, стремительно, в надежде
поймать другого врага и учинить допрос уже ему?
       Дадут ли оба один и тот же ответ, или они из разных группировок?
Имеются ли два ответа?
       Удовлетворит ли чью-то честь дуэль?
       Я согласен драться.
       Может быть нужна взятка?
       Я могу заплатить.
       Все, что требовалось, это ответ, за которым последует мир и покой.
       Я нервно хихикнул.
       Эта терминология чертовски напоминала о смерти. Но неужели только
смерть могла быть решением...
       – Вот дрянь! – прокомментировал я, ни к кому не обращаясь.
       И швырнул в поток камень.
       Потом я поднялся и подошел к воде.
       На песке, на противоположном берегу, были начертаны слова:
       "Возвращайся назад!"
       Я прыгнул на них, растоптал и бросился бежать.
       Мир вокруг меня вертелся в сумасшедшей пляске, я вошел в складку
Отражения.
       Растительность исчезла.
       Скалы перешли в валуны, стали светлее и заискрились.
       Я бежал через долину хрустальных призм под ужасным пурпурным небом.
       Ветер среди радужных камней... Музыка Эола...
       Одежду рвет ветер.
       Пурпур над головой переходит в бледно-зеленый цвет.
       Пронзительные, режущие слух звуки... земля трескается...
       Еще быстрее...
       Я стал гигантом, великаном.
       Тот же пейзаж, но в уменьшенном масштабе....
       Словно циклоп-великан, я переламываю камни под своими ногами.
       Пыль радуг на моих сапогах, завитки облаков над моими плечами...
       Воздух становится все гуще, едва не жидкий...
       Зеленый воздух...
       Водовороты...
       Медленное движение на пределе сил...
       Я плыву в нем...
       Мимо проплывают башни замков, приспособленных к акважизни...
       Сверкающие снаряды, словно светлячки, атакуют меня...
       Я ничего не чувствую.
       Зеленое постепенно переходит в голубое...
       Тоньше... тоньше...
       Голубой дым и воздух становится наполненный благовониями...
       Я сжимаю зубы.
       Скорей!
       Кошачий язычок огня, еще один...
       Холодное пламя танцует, как водоросли в океане.
       Поднимается все выше и выше...
       Качаются, изгибаются стены из пламени...
       Шаги за спиной.
       Не оглядывайся, смещайся.
       Небо расколото на две части кометообразно несущимся солнцем...
       Мелькнуло и снова исчезло... снова и снова...
       Три дня и почти столько же ударов сердца...
       Задыхаясь, я поглощаю пряный воздух.
       Я мчусь по берегу светящейся реки, по полю, покрытому пористым
лишайником, у которого цвет крови...
       Его споры превращаются в драгоценные камни, падают, словно пули...
       Ночь над медной равниной. Звон шагов отдается эхом в вечности.
       Коленчатые, похожие на механизмы растения, втягивающие обратно в
консоли металлические стебли и шипы...
       Клак, клак, вздох...
       Что это? Только эхо за моей спиной?
       Я резко оборачиваюсь.
       Кто это прячется под деревом, похожем на мельницу?
       Или это всего лишь пляска теней в моих утомленных непрерывным
смещением Отражений глазах?
       Вперед, вперед!
       Дальше, сквозь стекло и наждак, оранжевый лед, пейзаж бледной плоти.
       Солнца не видно, только рассеянный свет.
       Нет и земли, только тончайшие мосты и острова в воздухе.
       Мир – кристаллическая матрица.
       Вверх, вниз, вокруг, сквозь дыру в воздухе, вниз по трубопроводу...
       Скользя к темно-синему берегу медно-желтого неподвижного моря...
       Сумерки без звезд, слабое сияние повсюду...
       Эта местность мертва.
       Голубые скалы, разрушенные статуи не похожих на человека созданий...
       Все неподвижно.
       Стоп...
       Я нарисовал вокруг себя магический круг, усилил его энергией и
законом Хаоса.
       В самом центре защитного круга я расстелил свой плащ, вытянулся на
нем и заснул.
       И мне приснилось, что поднимается черная волна, смывающая часть
круга, а из моря выползает зеленый чешуйчатый зверь с пурпурными волосами
и острыми зубами, чтобы выпить мою кровь.
       А когда я проснулся, то увидел, что круг разомкнут и зеленое
чешуйчатое создание с пурпурными волосами лежит мертвое в полудесятке
ярдов от меня...
       Фракир плотно обмотался вокруг его шеи, песок вокруг был весь изрыт.
       Видимо я очень крепко спал.
       Я взглянул на вылезшие из орбит глаза чудовища, подобрал свою верную
удавку, которая прильнула к моему запястью, прошептал Фракиру несколько
благодарственных слов.
       Что ж, я пересек еще один хрупкий мостик над бесконечностью...


       На следующем этапе моего путешествия я едва не попал во внезапно
возникшее наводнение во время первого же привала, сделанного мною для
отдыха.
       Но теперь я был начеку и успел вовремя произвести перемещение в
другую складку Отражений.
       Потом я получил новое предупреждение, написанное пылающими буквами на
скале обсидиановой горы.
       Мне снова предлагалось уйти домой, вернуться, прекратить свое
движение.
       Мое предложение поговорить в очередной раз было проигнорировано.
       Я продолжал идти до тех пор, пока не наступило время спать, и тогда я
разбил лагерь в Черной стране – молчаливой, серой, туманной, сырой,
затхлой.
       Я нашел себе подходящую, хорошо защищенную и удобную для обороны
расщелину, наложил предохраняющее от всякой магии заклятие и заснул.
       Позже – я не могу сказать точно, сколько прошло времени – из тяжелого
сна без сновидений меня вывело постоянное пульсирование Фракира на моем
запястье.
       Я проснулся и тут же задал себе вопрос – в чем дело?
       Я пока ничего особенного не замечал в пределах моего ограниченного
круга зрения.
       Но Фракир, который хотя и тоже совершенен не на сто процентов,
никогда не подаст сигнала тревоги без соответствующей причины.
       Я ждал, напряженно вслушиваясь, вызвав тем временем в воображении
переменчивый узор Логруса...
       Когда он полностью сформировался передо мной, я ввел в него руку
словно в перчатку, и потянулся в Отражения.
       Я редко ношу с собой клинок длиннее кинжала средних размеров, не
люблю, когда оттягивает несколько футов стали, цепляясь при этом за
встречные кусты, а порой и за свои собственные ноги.
       Мой отец, а также большинство родственников, как в Эмбере, так и в
Хаосе, просто обожают тяжелые, неудобные – с моей точки зрения – мечи, но,
вероятно, они слеплены из более плотной глины, чем я.
       В принципе, я против мечей ничего не имею.
       Я даже люблю фехтовать и умею держать меч в руках, но таскать меч все
время с собой – нет уж, увольте, это не по мне – ремень всякий раз
натирает мне бедро.
       Так что я предпочитаю иметь Фракира и полагаться на импровизацию.
       Тем не менее сейчас...
       Да, я готов был признать, что сейчас совсем неплохо было бы сжимать в
руке рукоятку какого-нибудь тяжелого меча, потому что откуда-то снаружи и
слева до меня доносились шипение и вызывающее неприятные ассоциации
царапанье по камню.
       Я тянулся сквозь Отражения, отыскивая подходящий клинок...
       Я искал... искал...
       Проклятье!
       Я был слишком далеко от культур, применяющих металлы, и находящихся
на нужной ступени развития и включающих соответствующую анатомию своих
представителей.
       Я продолжал лихорадочно искать, на лбу у меня выступила испарина...
       Далеко, далеко...
       Звуки снаружи становились все громче, они явно приближались.
       Совсем рядом я услышал шипение, рычание, треск, ужасный рев.
       Есть контакт!
       Я ощутил рукоять оружия в ладони.
       Схватить и призвать к себе!
       Я призвал его, наверное, слишком сильно, потому что удар от его
отдачи отбросил меня к стене.
       Я оперся спиной о стену на тот момент, пока вырывал клинок из ножен,
в которые он был вложен.
       И в этот момент снаружи наступила тишина.
       Я ждал.
       Десять секунд, пятнадцать, двадцать, полминуты... Тишина.
       Я вытер вспотевшие руки о штаны и снова прислушался.
       Наконец я осторожно сделал шаг вперед.
       Перед расщелиной не было ничего, кроме легкой дымки тумана.
       И когда открылась пространство для бокового обзора, я по-прежнему
ничего особенного не увидел.
       Еще шаг...
       Ничего.
       Еще один.
       Теперь я был уже на пороге.
       Я подался вперед и бросил быстрый взгляд в обе стороны.
       Точно, слева что-то лежит – темная масса, неподвижная,
замаскированная туманом.
       Притаилось? Готовится броситься на меня?
       Что бы это ни было, оно оставалось неподвижным и сохраняло полную
тишину.
       Я поступил так же.
       Через некоторое время я заметил еще один силуэт примерно таких же
очертаний рядом с первым и, возможно, третий – немного дальше...
       Ни одно из этих созданий не выказывали желания поднять тот ужасный
гам, который я слышал всего несколько минут назад.
       Я продолжал внимательно всматриваться в окрестности.
       Прошло еще по меньшей мере несколько минут, прежде чем я сделал шаг
наружу.
       Все оставалось в молчаливой неподвижности.
       Еще один шаг...
       Я немного подождал, потом сделал еще шаг.
       Наконец, двигаясь очень медленно, я подошел к первому животному.
       Это был отвратительный урод, покрытый чешуей цвета запекшийся крови.
       Весила зверюга не меньше двух сотен фунтов, вся она была длинная и
жилистая.
       Приоткрыв острием меча пасть, я увидел острые отвратительные клыки.
       Я мог себе спокойно позволить это сделать, потому что голова
дьявольского создания была почти полностью отсечена от остальной части
туловища. Должен заметить, что проделано это было явно весьма ловко и
удивительно ровно.
       Из разреза еще сочилась оранжево-желтая густая жидкость. Глядя с того
места, где я стоял, я видел, что и два других создания были в точности
такого же вида.
       И они тоже были мертвы.
       Вторая бестия, осмотренная мною, видимо, перед самой гибелью пыталась
бежать, и у нее не хватало ноги.
       Третью просто изрубили на куски.
       Все они истекали оранжевой жидкостью и немножко пахли гвоздикой.
       Я осмотрел вытоптанный пятачок, где все это происходило. В мешанине
странной крови зверей, росы и отпечатков звериных лап я обнаружил следы
очень похожие на отпечатки обычных сапог вполне нормальных размеров.
       Я расширил радиус поиска и вскоре наткнулся на еще один совершенно
отчетливый отпечаток.
       Направление его указывало в сторону, откуда я пришел.
       Мой преследователь?
       Может быть сам "П"?
       Тот, кто пустил по моему следу собак?
       И сам же пришел ко мне на помощь? Нет, абсурд...
       Я покачал головой.
       Я устал искать смысл там, где его, похоже, не было.
       Я попытался продолжить поиски, но больше следов не обнаружил. Тогда я
вернулся к спасительной расщелине, там подобрал ножны своего меча и сунул
меч в ножны. Потом я повесил меч на пояс, а пояс прицепил через плечо,
чтобы меч свисал вдоль спины.
       Я не представляю, как я мог бы бежать с мечом на бедре.
       Потом я немного перекусил холодным мясом и хлебом и выпил воды с
глотком вина.
       А потом я продолжил свое путешествие.


       Большую часть следующего дня я бежал, хотя "день", наверное, не самое
удачное название для передвижения под небесами в клетку или пересеченных
пунктиром, или озаренных вращающимися огненными колесами, или фонтанами
огня.
       Я бежал, пока не устал.
       Тогда я передохнул, поел и снова побежал.
       Я экономил еду, потому что чувствовал, что за новой едой придется
посылать очень далеко, а сама эта операция требует от организма
энергетических затрат.
       Я избегал срезать путь, потому что мгновенные переброски в кружении
складок Отражений, эти дьявольские спринты тоже имеют свою цену, а я не
хотел прибыть на финиш выжатым лимоном.
       Я часто проверял, нет ли погони.
       Обычно я ничего подозрительного не замечал, но иногда мне все же
казалось, что я видел далекого преследователя.
       Но здесь были возможны и другие объяснения, учитывая некоторые шутки
Отражений.
       Я бежал до тех пор, пока не почувствовал, что приближаюсь к своей
цели.
       На моем пути больше не возникало новых катастрофических катаклизмов,
вслед за которыми обычно следовал приказ повернуть назад.
       Я мельком подумал – что это могло значить?
       Хороший знак, или же впереди меня ожидает что-то еще худшее?
       В любом случае я уже знал, что еще один привал и небольшой отрезок
пути после – и я окажусь там, куда направлялся.
       Добавьте немного осторожности, пару приемов безопасности, и уже
появятся основания для оптимизма.
       Теперь я бежал через обширное похожее на лес образование
кристаллических структур.
       Были ли это живые существа или же просто геологические образования –
я не знал.
       Кристаллы искажали перспективу, и смещение становилось
затруднительным.
       Тем не менее, я не обнаружил здесь, на этой стеклянной блестящей
равнине, признаков живых существ, и это заставило меня принять решение
устроить последний привал именно здесь.
       Я наломал стеклянных веток и воткнул их в розовый грунт,
консистенцией напоминающий наполовину схватившуюся замазку.
       Вскоре у меня образовался круговой палисад до уровня моего плеча,
центром которого был я.
       Я смотал Фракира с запястья, сделал нужные указания и поместил его на
гребень моей сверкающей стены.
       Фракир удлинился, вытянувшись в тонкую нить, обвиваясь вокруг
стеклообразных сучков.
       Я почувствовал себя здесь в безопасности.
       Я не верил, что какое-нибудь существо сможет пересечь барьер без
того, чтобы Фракир не спрыгнул на него и смертельной хваткой не удавил бы
его.
       Я расстелил плащ, лег на него и заснул.
       Как долго я спал – не знаю.
       Не помню, снилось ли мне что-нибудь. Ничто не потревожило мой сон.
       Наконец я проснулся, повертел головой, восстанавливая ориентировку,
но вид со всех сторон оставался прежним – меня окружали переплетенные
кристаллические ветви.
       Я медленно поднялся на ноги, попробовал окружающую меня стенку на
прочность.
       Прочность оказалась вполне удовлетворительной, даже, пожалуй
чересчур.
       Выстроенная мною защитная стенка превратилась в стеклянную клетку.
       Хотя мне и удалось отломить несколько веток поменьше, но они были, в
основном сверху и не могли помочь мне освободиться.
       Те ветки, которые я воткнул в грунт, стали заметно толще и, похоже,
пустили крепкие корни. Они не хотели уступать ударам моего сапога.
       Чертовское невезение вывело меня из себя.
       Я взмахнул мечом, и стеклянные осколки брызнули во все стороны.
       Я прикрыл лицо плащом и нанес еще несколько ударов, потом я заметил,
что моя рука мокрая – по ней струилась кровь, некоторые из этих осколков
были очень острые.
       Я отложил меч и принялся снова пинать стены моей клетки ногами.
       Стены трещали, звенели, но не поддавались. Обычно я не страдаю
клаустрофобией, и жизни моей немедленная опасность не угрожала, но что-то
в этой сверкающей тюрьме меня раздражало, даже приводило в бешенство вне
зависимости от общей ситуации.
       Я разъяренно бился со стеной минут двадцать и только потом пришел в
состояние, когда смог задуматься над создавшимся положением.
       Я оглядел переплетение веток, пока не заметил нить Фракира среди них.
       Тогда я коснулся его кончиками пальцев и прошептал приказ.
       Нить разгорелась, пробежала все цвета спектра, потом остановилась на
оранжевом свечении.
       Я быстро отошел к центру своей клетки и полностью завернулся в плащ.
       Я решил, что, если я присяду, некоторые осколки пролетят большую
дистанцию и сильнее ударят меня.
       Поэтому я продолжал стоять, выпрямившись и защищая голову и шею
руками и плащом.
       Потрескивание постепенно усиливалось и, наконец, перешло в щелканье,
стук и звон разбивающегося стекла.
       Меня неожиданно ударило в плечо, но я устоял на ногах.
       Когда все стихло, я огляделся по сторонам.
       Оказалось, что я стоял по щиколотку в обломках ветвей и что крыша
моей клетки исчезла.
       Некоторые из боковых стволов этого твердого, похожего на коралл
вещества раскололись почти до уровня почвы, остальные стояли покосившись
под неестественным углом, и несколько ударов ногой заставили их рухнуть на
землю.
       Плащ мой оказался кое-где прорванным, а Фракир, обвивший мою
щиколотку, начал миграцию к своему постоянному месту обитания на моем
запястье.
       Под подошвами моих сапог хрустели обломки.
       Я покинул место своего неожиданного пленения. Отойдя в сторону, я
отряхнул плащ и себя самого.
       Потом я шел примерно с полчаса, оставив это место далеко позади.
Только тогда, в горячей долине, где немного попахивало серой, я
остановился, чтобы позавтракать.
       Когда я заканчивал завтрак, я услышал топот и хруст. Я оглянулся.
       Рогатое, вооруженное еще и бивнями существо мчалось по гребню с
правой стороны от меня, преследуемое безволосым оранжевым созданием с
длинными когтями и раздвоенным заостренным хвостом.
       Оба выли, но не в тон друг другу.
       Я плюнул, глядя им в след.
       Одна мерзость за другой только и всего.


       Я пересекал замершие в хватке жуткого мороза страны, потом проходил
через пылающие и пышущие огнем края, под беснующимся или безмятежным
небом.
       Несколько часов спустя, я, наконец, увидел цепочку невысоких холмов,
темных на фоне струящегося над ними северного сияния.
       Вот оно.
       Мне оставалось только только подойти и войти туда, и за самым
последним и самым трудным из препятствий я увижу свою цель.
       Я решительно двинулся вперед. Нужно поскорее закончить это дело и
взяться за другие, более важные.
       Когда я покончу с этим, я вернусь прямо в Эмбер через Карту.
       Это легче, чем идти обратно по своему собственному следу.
       К цели же своей я не мог перебраться с помощью Карты, потому что было
невозможно создать такую Карту.
       Так как я бежал медленно, то сначала мне показалось, что сотрясение
почвы под ногами мне только почудилось. Но я был лишен этой иллюзии, когда
небольшие камешки под ногами и вокруг меня вдруг сами по себе стали
перекатываться с места на место.
       Почему бы и нет?
       Чего только мне не довелось преодолевать до сих пор!
       Как будто странная моя Немезида пунктуально двигала пальцем вдоль
списка и в данный момент подошла к пункту "землетрясение".
       Ну, хорошо.
       По крайней мере, поблизости не было видно объектов большой высоты,
которые могли бы на меня рухнуть.
       – Радуйся, сукин сын! – крикнул я в небеса. – Но очень скоро тебе
будет совсем не смешно, это я тебе обещаю.
       Словно в ответ сотрясения стали яростней и так усилились, что я был
вынужден остановиться, или я оказался бы брошенным на землю.
       Прямо на моих глазах почва в некоторых местах начала опускаться,
крениться. Я быстро огляделся по сторонам, пытаясь определить, что мне
делать – идти вперед, отступить или остаться на месте.
       В почве начали образовываться трещины, пока еще небольшие, и я
услышал тяжкий скребущий звук.
       Земля подо мной вдруг ушла вниз примерно на шесть дюймов, и ближайшая
щель стала шире.
       Я повернулся и побежал туда, откуда пришел.
       Видимо это была ошибка. Последовала особенно жесткая судорога земли,
и я был сбит с ног. Прежде, чем успел подняться, широкая щель образовалась
на расстоянии вытянутой руки от меня. Прямо на моих глазах она становилась
все шире.
       Я вскочил на ноги, перепрыгнул ее, споткнулся, снова поднялся на ноги
и увидел перед собой новую трещину, которая раскрывалась еще быстрее, чем
та, через которую я перепрыгнул.
       Я снова поднялся на ноги. Я стоял на неустойчивой наклонной крышке
стола, в которую превратилась равнина. Повсюду черными молниями змеились
трещины, раскачивающаяся равнина-столешница с каждым колебанием открывала
их все шире и шире под аккомпанемент жутких стенаний и грохота.
       Огромные участки почвы пропадали на глазах, погружаясь в пропасть.
Мой небольшой остров тоже уже приготовился к погружению.
       Я прыгнул, потом еще, и еще, пытаясь добраться до относительно
стабильной зоны.
       Мне это не удалось.
       Нога моя не дотянулась до края, и я полетел в бездну, но успел
ухватиться руками за выступ. Некоторое время я висел, раскачиваясь, потом
начал подтягиваться.
       Выступ начал крошиться, я вонзил в него ногти скрюченных пальцев,
нащупывая опору, и снова повис, кашляя и ругаясь.
       Я пытался найти на глинистой стене какую-нибудь опору для ног. Она
несколько подалась под ударами моих сапог, я воткнул носки сапог поглубже,
моргая запорошенными глазами и стараясь отыскать надежную опору для рук
наверху.
       Я почувствовал, как Фракир переползает с моей кисти, образуя
небольшую петлю, в надежде отыскать достаточно прочную зацепку, чтобы
сыграть роль якоря.
       Напрасно.
       Левая рука опять сорвалась.
       Я повис на одной правой, лихорадочно шаря другой рукой.
       Посыпалась земля, и правая рука тоже стала соскальзывать.
       Сквозь пыль и слезы в запорошенных глазах я вдруг увидел над собой
какой-то темный силуэт, почти тень.
       Правая рука сорвалась, и я оттолкнулся ногами, чтобы попытаться в
последний раз.
       Едва руки мои метнулись вверх, как чьи-то пальцы обхватили мое правое
запястье.
       Секунду спустя к одной руке присоединилась вторая, и меня быстро
потащили наверх, быстро и легко. Я перевалился через край пропасти,
немедленно постаравшись встать на ноги. Протер от пыли глаза.
       – Люк!
       Он был одет в зеленое, и меч, должно быть, не доставлял ему такую
массу неудобств, как мне, потому что довольно внушительных размеров ножны
висели у него на боку. Похоже, заплечным мешком ему служил свернутый плащ,
а застежку он носил как украшение на левой стороне груди – тонкая вещица,
какая-то золотая пташка.
       – Сюда! – сказал он.
       Он повернулся, и я поспешил за ним.
       Он вел меня по касательной к маршруту, по которому я вошел в эту
долину, назад и влево. Чем дальше, тем устойчивее становился грунт под
нашими ногами.
       Наконец мы выбрались на невысокий холм, который, кажется, был
совершенно вне зоны тектонического возмущения. Здесь мы остановились,
чтобы бросить взгляд назад.
       – Не подходите ближе! – прогремел оттуда мощный голос.
       – Спасибо. Люк, – поблагодарил я.
       Я перевел дыхание.
       – Не представляю, каким образом ты очутился здесь и почему...
       Он поднял руку.
       – Сейчас я хотел бы знать одно, – произнес он.
       Он почесал короткую бороду, которая отросла у него в замечательно
короткое время, и одновременно показал мне кольцо с голубым камнем,
которое он носил на пальце.
       – Что именно, говори, – ответил я.
       – Каким образом получилось так, что тот, кто сейчас обратился к нам,
имеет твой голос?
       – Проклятье! – воскликнул я. – Ведь он с самого начала казался мне
знакомым!
       – Так в чем же дело? – настаивал Люк. – Ты ведь знаешь? Каждый раз,
когда тебе грозит опасность, он предупреждает тебя – "Не двигайся дальше!"
Он это делает твоим собственным голосом, как эхо.
       – А ты давно идешь за мной?
       – Довольно порядочно.
       – А те бестии у расщелины, где я разбил свой лагерь?
       – Да, это я избавил тебя от встречи с ними. Так куда же ты
направляешься и кто с нами говорил?
       – Пока что у меня есть только подозрение относительно того, что
происходит. И вообще это довольно долгая история. Но ответ должен
находиться вот за той грядой холмов.
       Я махнул рукой в сторону зарниц.
       Люк тоже взглянул в ту сторону, потом кивнул.
       – Что ж, тогда – вперед!
       – Но там землетрясение, и в самом разгаре, – заметил я.
       – Оно, кажется, ограничено этой долиной. Мы можем срезать путь и
обойти ее стороной.
       – И с большей вероятностью повстречать на своем пути еще одну
подобную катастрофу.
       Он покачал головой.
       – Создается впечатление, что тот, кто пытается остановить тебя,
вынужден накапливать силы заново после каждой новой попытки.
       – Да, но эти попытки становятся все чаще, – ответил я, – и с каждым
разом они все эффективнее.
       – Потому что мы все ближе к их источнику, да? – спросил он.
       – Возможно.
       – Тогда поспешим.
       Мы спустились по противоположному склону холма, потом поднялись на
другой и снова спустились.
       Толчки к тому времени утихли настолько, что превратились в
периодическое подрагивание почвы, а потом и вовсе прекратились.
       Мы выбрались в новую долину, которая некоторое время уводила нас
далеко вправо от нашей цели, потом плавно повернула в сторону бесплодных и
голых холмов, в сторону нашей цели, где плясали молнии и фиолетовое небо
разрезала низко нависшая, похожая на облако, граница.
       Пока никаких новых опасностей не было.
       – Люк, а что случилось той ночью на горе, в Нью-Мексико? – спросил я
некоторое время спустя.
       – Мне тогда пришлось быстро уходить, – ответил он.
       – А тело Дэна Мартинеса?
       – Я забрал его с собой.
       – Зачем?
       – Мне не хотелось оставлять улики на виду у любого случайного
прохожего.
       – Но на самом деле, это же ничего не объясняет.
       – Я знаю, кивнул он.
       Он перешел на медленный бег.
       Я бежал рядом с ним.
       – И ты знаешь, кто я такой? – продолжил я.
       – Да.
       – Откуда?
       – Не сейчас, – сказал он. – Поговорим об этом после.
       Он ускорил бег, я сделал то же самое.
       – И почему ты за мной следил?
       – Я ведь спас твою шкуру, разве не так?
       – Да, и я тебе благодарен, но все же я хотел бы получить ответы на
свои вопросы.
       – Наперегонки до того косого камня, – предложил он.
       И он помчался со всех ног.
       Я тоже бросился бежать и догнал его, но как ни старался, не мог выйти
вперед. И дышали мы слишком тяжело, чтобы задавать вопросы и отвечать на
них.
       Я заставил себя еще больше увеличить скорость.
       Он сделал то же самое, держась со мной вровень. Наклонившаяся скала –
наша цель – была еще довольно далеко. Мы бежали бок о бок, и я сохранял
свои силы для финишного рывка. Может быть, это просто ненормально, но мы с
Люком столько бегали наперегонки... Теперь это была уже почти привычка. И
старое соперничество. Он стал бегать чуть-чуть быстрее или я медленнее?
       Мои руки работали как поршни, ноги гулко топали. Я взял дыхание под
контроль и наладил нужный ритм.
       Я вышел немного вперед, и Люк ничего не предпринял в ответ. Камень
вдруг оказался гораздо ближе, чем казалось.
       Мы шли в таком положении примерно полминуты, потом Люк словно с цепи
сорвавшись, с удивительной легкостью обошел меня...
       Так, пора прибавить...
       Я заставил свои ноги переступать еще быстрее. Кровь грохотала в ушах.
Я со всхлипом втягивал воздух и у меня все силы теперь уходили на бег.
Расстояние между нами начало сокращаться. Наклонно стоящая скала
становилась все ближе и ближе.
       Я успел поравняться с ним до того, как мы пришли к финишу, но,
несмотря на все усилия, я так и не смог обойти его.
       Все также бок о бок мы пронеслись мимо камня и вместе рухнули на
землю.
       – Фотофиниш, – выдохнул я.
       – Придется записать ничью, – прохрипел Люк. – Ты, как всегда, удивил
меня в самом конце.
       Я вытащил свою флягу с водой и протянул ему. Он прополоскал рот и
вернул флягу мне. Постепенно, делая глотки по очереди, мы ее опорожнили.
       – Проклятье, – сказал наконец Люк.
       Он медленно поднялся на ноги.
       – Посмотрим, что за этими холмами.
       Я встал и пошел рядом с ним.
       Восстановив дыхание, я сразу же сказал ему:
       – Похоже, что ты чертовски много знаешь обо мне, а я о тебе – почти
ничего.
       – Наверное, – кивнул он. – А лучше было бы наоборот. Я уверен...
       – Что это значит?
       – Не сейчас, – ответил он все той же фразой. – После. Ведь невозможно
же прочитать "Войну и мир" в обеденный перерыв.
       – Я не понимаю...
       – Время, – сказал он. – его всегда или слишком много или
катастрофически не хватает. И в данный момент у нас его очень мало.
       – Я совсем запутался.
       – Еще бы.
       Холмы постепенно приближались, а земля под ногами стала устойчивее.
       Мы продолжали медленно, но неуклонно продвигаться вперед.
       Я вспомнил предположения Билла и Рэндома, предупреждение Мег. Подумал
и о странном патроне, который я нашел в куртке у Люка.
       – Там, куда мы идем, – начал Люк, прежде чем я успел задать свой
вопрос, – Колесо-Призрак, верно?
       – Да.
       Он рассмеялся.
       – Значит, там, в Санта-Фе, ты говорил правду. Для твоей машины и в
самом деле требуется особая окружающая среда. Единственное, что ты не
сказал мне тогда, это то, что тебе удалось отыскать подходящее место и
построить машину.
       Я кивнул.
       – А как обстоят дела с твоим планом создания новой компании? –
спросил я.
       – Это я придумал только для того, чтобы вывести тебя на откровенный
разговор.
       – А кто такой Дэн Мартинес, и что он говорил?
       – Не знаю. – Он уловил мой недоверчивый взгляд и поспешно добавил: –
Я и в самом деле его не знаю. И я по-прежнему не знаю, чего же он хотел и
почему стрелял в нас.
       – Люк, чего ты, собственно, хочешь?
       – Вот сейчас я хочу посмотреть на твою дьявольскую машину, – ответил
он. – То, что ты ее построил у черта на куличках, придает ей какие-то
особые свойства?
       – Да.
       – А именно?
       – А именно такие, о которых я и не подозревал, к сожалению.
       – Назови хоть одно.
       – Извини, – сказал я, – но ответы на вопросы – это игра для двоих.
       – Эй, я ведь тебя только что вытащил из дырки в земле.
       – Люк... у меня есть подозрения, что именно ты пытался убить меня в
течении нескольких лет по тридцатым числам апреля?
       – Да... но не в последнее время, – ответил он. – Честно.
       – Так, значит, ты в самом деле пытался?
       – Ну да... Но у меня были основания. Понимаешь, это чертовски длинная
история, и...
       – Боже мой, Люк! Что я тебе сделал?
       – Все не так просто... – вздохнул он.
       Мы подошли к подножию ближайшего холма и начали взбираться на него.
       – Дальше не надо, – сказал я. – На ту сторону нам не перейти.
       Он замер.
       – Почему?
       – В тридцати или сорока футах кончается атмосфера.
       – Ты шутишь?
       Я молча покачал головой.
       – И с той стороны гораздо хуже, – добавил я. – Нам нужно найти
проход. Дальше влево должен быть такой...
       Я повернулся и направился в ту сторону. Вскоре я услышал звук шагов
позади.
       – Значит, ты придал ей свой голос, – услышал я за спиной голос Люка.
       – Значит, так.
       – Теперь я понимаю, чего ты хотел, и что тут происходило. В этом
сумасшедшем тайнике машина у тебя обрела сознание. Она вышла из-под
контроля, а теперь ты хочешь ее выключить. Вот кто пытался убить тебя или
заставить повернуть назад – твое "Колесо-Призрак". Верно.
       – Возможно.
       – Почему же ты не воспользовался Картой?
       – Для такого места, которое постоянно находится в состоянии
трансформации, невозможно сделать Карту. И что ты вообще знаешь о Картах?
       – Я знаю достаточно, – ответил он.
       Я увидел впереди проход, который искал.
       Перед самым входом я остановился.
       – Люк, – заговорил я, – я не знаю кто ты и чего хочешь, зачем и как
ты попал сюда, и ты, похоже, не торопишься рассказать мне об этом, поэтому
я расскажу тебе кое-что сам, безвозмездно.
       Дальше нас ждет очень опасный путь. Возможно, тебе стоило бы
вернуться туда, откуда ты пришел, и предоставить это дело мне одному. Тебе
нет смысла подвергать себя опасности.
       – Мне кажется, смысл есть, – не согласился Люк. – К тому же, я могу
тебе пригодиться.
       – Каким образом?
       Он пожал плечами.
       – Идем дальше, Мерлин. Я хочу увидеть ее собственными глазами.
       – Ладно. Раз так, пошли.
       Я повел его в узкий проход в расколовшейся скале.




       10



       Коридор был погружен в полумрак и местами был очень узок. По мере
нашего продвижения вперед становилось все холоднее, но через некоторое
время мы оказались на скальной полке, выходившей к дымящейся яме. В
воздухе смердело чем-то вроде аммиака, ноги у меня замерзли, а лицо
пылало, как обычно.
       Я с усилием моргнул пару раз, изучая новейшие очертания Лабиринта,
проступавшие сквозь колышущийся туман. Над всем пространством висела
жемчужная пелена, а сквозь полумрак иногда сверкали оранжевые вспышки.
       – Где же она? – с любопытством спросил Люк.
       Я показал прямо вперед, где только что сверкнула очередная вспышка.
       – Вот там, – ответил я.
       Как раз в этот момент туман слегка развеялся, и мы увидели несколько
мрачных гребней, разделенных черными седловинами. Гребни эти зигзагами
уходили к острову, напоминавшему крепость из-за окружавшей его низкой
стены, за которой виднелось несколько металлических конструкций.
       – Лабиринт, – пробормотал Люк. – Мы пойдем низом или по гребню стены?
       Я улыбнулся.
       – По разному, иногда понизу, а иногда верхом.
       – Ну а куда сейчас?
       – Еще не знаю. Мне каждый раз приходится заново его изучать. Нужно
время... Видишь ли, он постоянно меняется, и тут возможны сюрпризы.
       – Сюрпризы?
       – Ну да, вся эта чертова перечница плавает в озере жидкого гелия и
водорода. Вокруг нее перемещается Лабиринт. Каждый раз он другой. Кроме
того, нельзя забывать об атмосфере. Если пойти прямо по гребню, то местами
окажешься за ее пределами и, естественно долго не продержишься.
Температура тоже колеблется от страшного жара до жуткого холода. Нужно
знать, когда ползти, когда карабкаться, когда делать еще что-нибудь, и
вообще – в какую сторону идти.
       – А как ты все это определяешь?
       – Но-но! – покачал я головой. – Я беру тебя с собой, но это еще не
значит, что я раскрою тебе все секреты.
       Туман начал снова подниматься из глубины впадины, собираясь в
маленькие облачка.
       – Теперь я понимаю, почему для этого места нельзя изготовить Карту, –
сказал он.
       – Да... – сказал я немного погодя. – Ну, ладно, сюда.
       – А что, если она на нас нападет, пока мы в Лабиринте? – спросил Люк.
       – Можешь оставаться здесь, если хочешь, – вместо ответа сказал я.
       – Нет. Ты в самом деле хочешь выключить ее?
       – Еще не знаю. Пошли.
       Я сделал несколько шагов вперед и вправо. В воздухе надо мной возник
слабый световой круг. Потом он стал ярче. Я почувствовал руку на своем
плече.
       – Что... – начал было он.
       – Ни шагу дальше! – произнес вдруг голос, в котором я узнал свой
собственный.
       – Я думаю, мы можем договориться, – быстро сказал я. – У меня есть
кое-какие идеи, и...
       – Нет! – решительно ответил Призрак. – Я слышал слова Рэндома и
понимаю, что он приказал.
       – Я готов не подчиниться его приказу, – сказал я, – если будет лучший
вариант.
       – Ты хочешь просто провести меня. Ты хочешь МЕНЯ выключить!
       – Этой демонстрацией силы ты только ухудшаешь положение, – продолжал
я. – Сейчас я пройду и...
       – Нет!
       Из круга ударил могучий порыв ветра.
       Я покачнулся и увидел, как мой рукав стал сначала коричневым, а потом
оранжевым. Прямо на моих глазах он начал рассыпаться в прах.
       – Что ты делаешь? Мне нужно с тобой поговорить, объяснить тебе...
       – Не здесь! Не сейчас! Никогда!
       Меня отбросило от Люка. Он поймал меня, упав на одно колено. Нас
ударило порывом арктического ветра, перед глазами затанцевали искорки
льда, засверкали ярчайшие цвета, едва не ослепив меня.
       – Стой! – крикнул я, но меня никто не послушался.
       Почва, казалось, уходила из-под ног, но я не чувствовал, чтобы мы
куда-то падали. Скорее казалось, что мы зависли в световом шторме.
       – Стой! – крикнул я еще раз, но мои слова унесло куда-то в
бесконечность.
       Световой круг исчез, словно удаляясь по туннелю, но благодаря
сенсорной перегрузке я понял, что мы с Люком удаляемся от источника света,
– то нас отбросило на расстояние, равное половине трещины холма.
       Но нигде поблизости не было ничего такого, за что можно было бы
зацепиться или использовать как ориентир.
       Послышался слабый жужжащий звук, потом он перешел в гудение, затем в
глухой рев.
       Мне показалось, что неподалеку небольшой паровоз штурмовал склон
холма под невозможным углом, потом я увидел перевернутый водопад, линию
неба под зелеными волнами. Мимо стремительно пронеслась парковая скамья,
на которой застыла голубокожая женщина с выражением ужаса на лице,
побелевшими пальцами вцепившаяся в эту скамью.
       Я с поспешностью отчаяния полез в карман, сознавая, что мы можем быть
уничтожены в любой момент.
       – Что это? – прокричал Люк мне в ухо.
       Он едва не вывернул мне руку, за которую отчаянно цеплялся.
       – Буря в Отражениях! – крикнул я в ответ.
       Затем я добавил без всякой на то нужды:
       – Держись!
       Ветер швырнул мне в лицо какое-то существо, похожее на летучую мышь,
и его тут же унесло прочь, только на левой щеке остался влажный след.
       Потом что-то ударило меня в левую ногу.
       Мимо нас проплыл перевернутый горный хребет, корчась в агонии...
       Рев еще больше усилился. Свет, окружавший нас, запульсировал,
закружился широкими цветными лентами. Тепловые лампы, ветровые гонги.
       Внезапно, я услышал крик Люка, словно его ударило, но не мог
повернуться, чтобы помочь ему. Мы пересекли район вспышек напоминающих
молнии, где волосы на моей голове поднялись дыбом, а по коже пробежали
мурашки.
       Я нащупал в кармане колоду Карт и вытащил ее. В этот момент нас
начало вращать, и я испугался, что Карты вырвет у меня из рук. Я крепко
сжал их опасаясь перебирать и искать нужную, прижимая их к груди. потом я
медленно и осторожно поднял их выше.
       Та, что лежала сверху, должна была стать нашим выходом из
создавшегося положения.
       Вокруг нас набухали и лопались огромные темные пузыри, источая
сладкий ядовитый дым.
       Подняв руку, я увидел, что кожа стала серой, искрясь люминесцентными
разводами. Рука Люка, крепко сжимавшая мою, казалась рукой мертвеца, а
когда я бросил на него взгляд, мне ответила бессмысленной ухмылкой мертвая
голова.
       Я отвернулся и снова сконцентрировал свое внимание на Картах. Мне
было трудно сфокусировать взгляд сквозь окружавшую нас серую мутную
пелену, сквозь странное искажение перспективы, но я наконец-то все же смог
рассмотреть Карту. Это был кусочек покрытого травой берега... я как будто
уже когда-то его видел... как давно это было?
       Берег, окруженный неподвижной водой, край непонятного хрустального
образования, торчащий в поле зрения справа...
       Люк попытался мне что-то прокричать, судя по доносившимся из-за спины
звукам, но я не мог разобрать ни слова.
       Я продолжал вглядываться в Карту, и она постепенно стала яснеть, но
слишком медленно.
       Что-то сильно ударило меня под правое ребро.
       Я заставил себя не обращать внимания на эти мелкие неприятности и
продолжал концентрироваться на Карте.
       Наконец изображение на Карте как будто поплыло ко мне навстречу,
стало объемнее.
       Я ощутил знакомый холодок, когда изображение поглотило меня, а я –
ее. Почти элегическая тишина стояла над этим озером.
       Я упал лицом в траву, сердце стучало, как молот, бока ходили ходуном,
ребро сильно ныло... Я едва дышал, и субъективное ощущение крутящегося
вокруг мира еще не оставило меня, как вторичное изображение шоссе в
закрытых глазах после целого дня утомительной поездки в машине.
       Вдыхая сладчайший запах воды, я потерял сознание.
       Я смутно ощущал, что меня как будто куда-то волокут, несут... потом,
мне вроде бы, помогали идти самостоятельно... Потом последовал период
полного беспамятства, перешедшего в сон.
       Я шел по улицам разрушенного Эмбера под низко нависшим небом. Хромой
ангел с огненным мечом промчался в вышине надо мной, нанося удары. И там,
куда ударял меч, поднимались дым, пыль и пламя. Нимбом ангелу служило мое
Колесо-Призрак, испускавшее могучий поток ужасного ветра, который обтекал
лицо ангела, словно искристая пелена, сеял страх и разрушение повсюду, где
он касался земли.
       Дворец был наполовину разрушен, неподалеку стояли виселицы, в их
петлях качались мои родственники.
       В одной руке я сжимал меч, с запястья свисал Фракир. Я взбирался
наверх, приближаясь к месту битвы с черной Немезидой.
       Пока я карабкался по каменистому пути, меня охватило жуткое чувство,
словно поражение мое неминуемо и предрешено заранее. Но я решил, что если
и так, тварь уползет отсюда с ранами, которые ей долго придется
зализывать.
       Оно заметило меня, когда я был уже близко, и повернулось в мою
сторону.
       Лицо его было еще закрыто, но оно уже подняло меч. Я бросился вперед,
сожалея лишь о том, что у меня не хватило времени отравить лезвие моего
меча.
       Я дважды описал мечом круг, ушел от удара и сам ударил куда-то в
левое колено врага.
       Последовала вспышка света, и я начал падать. Вокруг меня летели
осколки огня, словно огненные снежинки в метель.
       Я падал словно целую вечность, даже с половиной, потом, наконец,
опустился спиной на плоский камень, расчерченный как солнечные часы, едва
не оказавшись пронзенным большим острым штырем, торчащим в середине
циферблата.
       Даже во сне это было что-то сумасшедшее.
       Во дворе Хаоса не было никаких солнечных часов, потому что там не
было солнца. Я находился на краю Двора, у высокой черной башни. Я
обнаружил, что не в состоянии двигаться, не говоря уж о том, чтобы встать.
       Надо мной на невысоком балконе в своем обычном состоянии стояла моя
мать, Дара, глядя вниз на меня в потрясающей красоте и власти.
       – Мама! – крикнул я. – Освободи меня!
       – Я послала на помощь тебе, – ответила она.
       – А что с Эмбером?
       – Не знаю.
       – А мой отец?
       – Не говори со мной о мертвых.
       Вдруг на меня стало опускаться тонкое, как игла, острие.
       – Помоги! – крикнул я. – Скорее!
       – Где ты? – крикнула в ответ мать.
       Она поворачивала голову, ища меня повсюду.
       – Куда ты пропал?
       – Я здесь! – завопил я.
       – Где?
       И я почувствовал, как острие коснулось моей шеи.
       Сон разлетелся на тысячу осколков и исчез.
       Мои плечи опирались на что-то неподатливое, ноги были вытянуты
вперед.
       Кто-то сжимал мое плечо, и чья-то рука коснулась шеи.
       – Мерль, с тобой все в порядке? Хочешь пить?
       Я глубоко вздохнул, потом со свистом выпустил воздух и несколько раз
моргнул.
       Свет вокруг был голубым, мир полон углов и линий.
       Перед моим лицом появился черпак с водой.
       – Выпей – это вода, – сказал он.
       Это был его голос.
       Я выпил всю воду.
       – Хочешь еще?
       – Да.
       – Погоди секунду.
       Я услышал звук шагов, он куда-то ушел. Я смотрел прямо перед собой на
освещенную рассеянным светом стену в шести или семи футах от меня. Потом я
провел ладонью по полу. Он, кажется, был из того же материала.
       Вскоре Люк, улыбаясь, вернулся, и подал мне черпак. Я осушил его и
вернул Люку.
       – Будешь еще? – спросил он.
       – Нет. Где мы?
       – В большой и удобной пещере.
       – А где ты взял воду?
       – В соседней каверне наверху, вон там.
       Он показал рукой.
       – Там полно ее. И к тому же достаточно еды. Хочешь есть?
       – Пока нет. С тобой все нормально?
       – Несколько синяков, – ответил он, – но, в общем, жив. У тебя,
кажется, переломов тоже нет, а порез на щеке уже засох.
       – Это уже что-то, – кивнул я.
       Я медленно поднялся на ноги, последние волокна сна оставили меня,
когда я встал. Тут я увидел, что Люк повернулся и уходит. Я автоматически
сделал несколько шагов вслед за ним, пока мне не пришло в голову спросить:
       – Ты куда?
       – Туда.
       Он показал рукой, в которой держал черпак.
       Вслед за ним я вышел через отверстие в стене в соседнюю небольшую
пещерку размерами с мою старую гостиную.
       Здесь было холодно. Вдоль стены слева от входа стояло несколько
больших деревянных бочек, и Люк повесил черпак на край ближайшей. У
противоположной стены выстроились картонные ящики и мешки.
       – Это – консервы, пояснил Люк. – Фрукты, овощи, ветчина, рыба,
бисквиты, сласти, несколько ящиков вина... Есть и походная печка, и
топливо к ней. Есть даже пара бутылок коньяка, – с гордость добавил он.
       Он повернулся и быстро вышел, миновав меня, снова направляясь в
большой зал.
       – А теперь куда? – спросил я.
       Но он шагал быстро и не отвечал. Мне пришлось пошевеливаться, чтобы
не потерять его из виду. Мы миновали несколько ответвлений, коридоров и
проемов. Наконец он остановился у очередного отверстия кивнув.
       – Здесь латрина, просто дыра и несколько досок над ней. И очень
хорошо иметь над ней такое прикрытие, скажу я тебе.
       – Что все это значит? – спросил я.
       – Через минуту ты все поймешь. Иди сюда.
       Он повернул за сапфировый угол и исчез. Почти полностью
дезориентированный, я двинулся в том направлении. После нескольких
поворотов я понял, что совершенно заблудился. Люка нигде не было видно.
       Я остановился и прислушался.
       Не было слышно ни малейшего звука, за исключением моего дыхания.
       – Люк, ты где? – позвал я.
       – Здесь, наверху, – донесся до меня его голос.
       Он как будто находился где-то сверху и справа от меня.
       Я нырнул под низкую арку и оказался в ярко-голубой камере из все той
же кристаллической субстанции, что и все остальное в этом месте. Свет
падал через небольшое отверстие в потолке примерно в восьми футах надо
мной.
       – Люк! – снова позвал я.
       – Я здесь, – донесся ответ.
       Я встал точно под отверстием, прищурившись от яркого света, и прикрыв
глаза козырьком из ладони. В свете, который мог быть светом раннего утра
или вечера, голова Люка в ореоле медных волос парила в дыре надо мной.
       Он опять улыбался.
       – Это, как я понял, выход наружу? – спросил я.
       – Для меня, – ответил он.
       – Что это значит?
       Послышался скребущий звук, и часть вида наружу закрыл край большого
валуна.
       – Что ты делаешь?
       – Передвигаю камень, чтобы закрыть отверстие, – ответил он, – а потом
вставлю несколько клиньев.
       – Зачем?
       – Чтобы оставался проход для воздуха и ты не задохнулся.
       – Великолепно. Но почему я здесь, все таки?
       – Давай не будем устраивать здесь семинар по философии, – усмехнулся
Люк.
       – Люк, черт побери, что происходит?
       – Неужели тебе еще не ясно, что я взял тебя в плен? Ты теперь узник,
– сказал он. – Между прочим, голубой кристалл экранирует любое сообщение
через Карту и, к тому же, лишает тебя магических способностей, если они
применяются к объектам находящимся за пределами этих стен. Ты пока что
живой, но без клыков и в таком месте, где я могу до тебя легко добраться,
если мне потребуется.
       Я окинул взглядом ближайшие стены.
       – Не надейся, – сказал он угрожающе. – У меня выгодное положение.
       – Тебе не кажется, что ты должен мне все это хотя бы объяснить?
       Он некоторое время смотрел на меня, потом кивнул.
       – Мне нужно вернуться, – сказал он. – Я попробую взять Колесо-Призрак
под контроль. Будут какие-нибудь предложения?
       Я рассмеялся.
       – у меня с ним сейчас не самые лучшие отношения. Боюсь, что ничем не
смогу тебе помочь
       Он снова кивнул.
       – Но я все равно должен попытаться. Боже мой, какое оружие! Если я с
ним справлюсь, то приду к тебе одолжить идейку, а ты пока поразмысли об
этом. Хорошо?
       – Я о многом подумаю, Люк, и думаю, что не все мои мысли придутся
тебе по вкусу.
       – Ты ничего не сможешь предпринять в своем положении, –
пренебрежительно махнул он рукой.
       – Пока, – коротко бросил я.
       Он начал задвигать отверстие валуном.
       – Люк! – крикнул я.
       Он остановился и внимательно посмотрел на меня. На его лице появилось
выражение, которого я никогда раньше у него не видел.
       – Это не мое имя, – ответил он после продолжительной паузы.
       – Как же тебя зовут?
       – Я твой двоюродный брат Ринальдо, – надменно проговорил он. – Я убил
Каина и, к сожалению не смог прикончить Блейза. Я не смог как следует
бросить бомбу на похоронах Каина – кто-то меня заметил. Но я уничтожу Дом
Эмбера – с помощью Колеса-Призрака или без нее... Но мне будет гораздо
легче, если у меня в руках будет такая мощь.
       – Какая муха тебя укусила, Люк... то есть Ринальдо? В чем дело? Из-за
чего эта вендетта?
       – Я начал с Каина, – продолжал он, – потому что именно он убил моего
отца.
       – Я не знал...
       Я смотрел на застежку в виде феникса у него на груди.
       – Я не знал, что у Бранда был сын, – выговорил я наконец.
       – Теперь будешь знать, старый приятель! Вот почему я не могу
отпустить тебя и вынужден держать в этой темнице. Чтобы ты не предупредил
остальных.
       – У тебя ничего не выйдет из этой затеи.
       Он несколько секунд молчал, потом пожал плечами.
       – Победа или поражение, но я должен попытаться.
       – Но почему именно тридцатого апреля? – внезапно вспомнил я. –
Объясни мне.
       Он в последний раз навалился на валун.
       – Это день, когда я узнал о смерти отца.
       Валун встал на предназначенное ему место, полностью заблокировав
отверстие.
       Послышались быстрые удары молотка.
       – Ринальдо!
       Он не ответил.
       Я видел его тень сквозь полупрозрачный камень. Минуту спустя он
выпрямился, а потом исчез из виду.
       Я услышал стук его каблуков по камню снаружи.
       – Ринальдо!
       Он опять не ответил, и я услышал удаляющиеся шаги.


       Я отсчитываю дни по тому, как темнеет и снова светлеет голубой
минерал стен.
       Прошло уже больше месяца в моей тюрьме, хотя я не знаю, насколько
медленней или быстрей течет здесь время по отношению к другим Отражениям.
       Я обошел все залы и каверны этой огромной пещеры, но не обнаружил
выхода наружу.
       Карты мои здесь бессильны, даже те, роковые, знамения судьбы...
       Магия для меня бесполезна, ограниченная стенами цвета камня на
перстне Люка.
       Мне начинает постоянно казаться, что побег в безумие лучше, чем вот
такое положение, но разум мой не покорялся этой слабости. Слишком много
загадок не дает мне покоя...
       Мартинес...
       Мег Девлин и моя озерная леди...
       Но почему?
       И почему все эти годы мы провели вместе – я и Люк, Ринальдо, мой
враг?
       Я должен найти способ предупредить остальных. Если ему удастся
натравить на них Колесо-Призрак, тогда мечта Бранда – мой кошмар отмщения
– будет приведен в исполнение и станет реальностью.
       Теперь я понимаю, что совершил множество ошибок.
       Даже слишком...
       Прости меня Джулия. Я снова и снова буду мерить мою темницу шагами.
Должна же быть прореха в голубоватой логике, окружающей меня, против
которой я швыряю мой разум, мои крики, мой горький смех.
       Вниз по коридору, по туннелю вверх...
       Голубизна повсюду, со всех сторон.
       И Отражение не в силах мне помочь.
       Здесь нет Отражения.
       Я Мерлин Узник, сын Корвина Исчезнувшего, и моя светлая мечта
обращена против меня самого.
       Я брожу по своей темнице, как собственный призрак.
       Я не могу допустить, чтобы все так кончилось.
       Возможно следующий туннель, или следующий...




–––––––––––––––––––––––––––––––-

Кровь Эмбера





       РАЗМЫШЛЕНИЕ В ХРУСТАЛЬНОЙ ПЕЩЕРЕ



       Восемь лет моя жизнь была относительно спокойной – не считая
тридцатых апреля, когда кто-то неизменно пытался меня убить. За
исключением этого моя академическая карьера с ее сосредоточенностью на
кибернетике продвигалась достаточно хорошо, и четыре года работы в "Гранд
Дизайн" принесли мне ценный опыт, позволив применить полученные знания
там, где мне это нравилось, пока я трудился на стороне над собственным
проектом. У меня был верный друг в лице Люка Рейнарда, работавшего на ту
же фирму коммивояжером. Я плавал на своей небольшой яхте, регулярно бегая
трусцой...
       И все это исчезло в то последнее тридцатое апреля, как раз тогда,
когда я подумывал, что дела пойдут на лад. Мой любимый проект,
Колесо-Призрак, был завершен; я уволился с работы, упаковал свои вещички и
приготовился переправиться в Отражения мало мной изученные. Надолго в
городе я задержался только потому, что близился известный апрельский день,
болезненно-завораживающий, и на этот раз я намеревался выяснить, кто стоит
за покушениями на мою жизнь и почему.
       Тем утром во время завтрака появился Люк с сообщением от моей бывшей
подружки Джулии. Ее записка гласила, что она хочет вновь увидеться со
мной. Поэтому я завернул к ней домой, где я обнаружил ее мертвой,
совершенно очевидно убитой тем же собакообразным зверем, который затем
напал на меня. Я сумел уничтожить эту тварь. Быстрый обыск квартиры перед
тем, как я спешно покинул место происшествия, выявил тонкую колоду
странных игральных карт, которые я захватил с собой. Они слишком походили
на Магические Карты Эмбера и Хаоса, чтобы такой колдун, как я, не
заинтересовался ими.
       Да. Я колдун. Я – Мерлин, сын Корвина из Эмбера и Дары из Хаоса,
известный местным друзьям и знакомым, как Мерль Кори; способный,
обстоятельный, остроумный, спортивный... Хотите знать подробности –
читайте Кастильоне и лорда Байрона, так как я, к тому же, человек
скромный, ненавязчивый и сдержанный.
       Карты оказались истинно магическими предметами, что выглядело вполне
уместно, коль скоро я узнал, что Джулия после нашего разрыва общалась с
оккультистом по имени Виктор Мелман. Визит в студию этого джентльмена
закончился его попыткой убить меня ритуальным обсидиановым кинжалом. Я
сумел освободиться от магического заговора и немного допросить его перед
тем, как местные условия и мой энтузиазм привели его к гибели. Вот вам и
ритуальное заклинание...
       От него я узнал достаточно, чтобы понять, что он был только орудием.
К этой попытке жертвоприношения его подтолкнул кто-то другой; и казалось
вполне возможным, что это лицо инкогнито также в ответе за смерть Джулии и
за мою коллекцию памятных тридцатых апреля.
       Однако у меня не выдалось достаточно времени для размышления об этих
событиях, потому что вскоре после этого меня укусила (да, укусила)
привлекательная рыжая женщина, материализовавшаяся в квартире Мелмана
после моего короткого телефонного разговора с ней, в котором я попытался
прикинуться Мелманом. Ее укус парализовал меня, но прежде, чем он оказал
полное действие, я сумел отбыть, применив одну из магических Карт,
найденных в квартире у Джулии. Она перенесла меня под взор Сфинкса, и тот
позволил мне прийти в себя, чтобы иметь возможность поиграть в ту глупую
игру в загадки, которую так любят Сфинксы, ибо когда ты проигрываешь, они
тебя съедают. Могу сказать только одно – этот конкретный Сфинкс оказался
плохим игроком.
       Так или иначе, но я вернулся на тень Земля, ставшую мне родным домом,
и обнаружил, что пока я отсутствовал, дом Мелмана сгорел. Я попробовал
позвонить Люку, так как хотел пообедать с ним, и узнал, что он выехал иЗ
мотеля, где останавливался, оставив мне сообщение, указывающее, что он
отбыл по делу в Нью-Мексико, и объясняющее, где он остановился там. Портье
также передал мне оставленное Люком кольцо с голубым камнем, и я захватил
его с собой в надежде вернуть, когда увижусь со своим другом.
       Я вылетел в Нью-Мексико, и, наконец, догнал Люка в Санта-Фе. Пока я
поджидал его в баре, а он в это время переодевался для обеда, ко мне
пристал с вопросами человек по имени Дан Мартинес, намекнувший
недвусмысленно, что Люк предложил ему какую-то сделку, и он хотел быть
уверен в том, что Люк надежен и способен доставить товар. После обеда мы с
Люком поехали в горы. Мартинес последовал за нами и открыл стрельбу, когда
мы стояли и любовались ночными видами. Наверное он решил, что Люк не
надежен или не способен сделать то, что обещал. А затем произошло нечто
более странное – Люк назвал меня по имени – моим настоящим именем, которое
я ему не открывал – и, помянув имя моего родителя, велел мне садиться в
машину и убираться отсюда к чертовой матери. Свои доводы он подкрепил
выстрелами в землю у моих ног. Вопрос оказался не подготовленным к
обсуждению, и поэтому я отбыл. Ко всему прочему он посоветовал мне
уничтожить эти странные Карты, спасшие уже однажды мне жизнь. А по дороге
в горы я выяснил, что он знал Виктора Мелмана...
       Далеко я не уехал. Припарковав машину за ближайшим поворотом, я
вернулся пешком. Люк пропал. Пропало также и тело Мартинеса. Люк не
вернулся в гостиницу ни в ту ночь, ни в следующий день, и поэтому я
выписался и уехал.
       Единственным человеком, которому я свободно мог доверять, являлся
Билл Рот. Билл был адвокатом, жившим в штате Нью-Йорк, и он в свое время
крепко дружил с моим отцом. Я направился навестить его и рассказал ему
свою историю.
       Билл еще больше заставил меня призадуматься о Люке. Люк, кстати,
рослый, рыжий, прирожденный спортсмен необычайной силы, и хотя мы много
лет были друзьями, я (как подсказал Билл), почти ничего не Знал о его
прошлом.
       Около дома Билла крутился соседский парнишка по имени Джордж Хансен,
задававший странные вопросы. И я получил возможность поговорить по
телефону, отвечая на схожие вопросы. У обоих спрашивающих кажется,
вызывало интерес имя моей матери. Я соврал, естественно. Тот факт, что моя
мать принадлежит к темной аристократии Дворов Хаоса, совершенно их не
касался. Но звонивший объяснялся на моем языке, тари, что вызвало у меня
достаточную заинтересованность для предложения встретиться и обменяться
информацией тем же вечером в баре местного загородного клуба.
       Но дядя Рэндом отозвал меня домой, в Эмбер, раньше, когда еще мы с
Биллом прогуливались. Джордж Хансен, как выяснилось, следил за нами и
хотел проскочить зайцем, когда мы уже перемещались через Отражения
реальности. Не скажу, что ему повезло; его ведь не приглашали.
       Я прихватил Билла с собой, так как не хотел оставлять его один на
один со столь странно ведущим субъектом.
       От Рэндома я узнал, что другой мой дядя, Каин, умер от пули убийцы, и
что кто-то также пытался убить дядю Блейза, но сумел только ранить.
Похороны Каина должны были состояться на следующий день.
       Я все-таки явился тем вечером на свидание в загородный клуб, но моего
таинственного собеседника нигде не было видно. Однако, вечер не прошел
втуне, так как я познакомился с симпатичной леди по имени Мег Девлин, и
одно привело к другому, я проводил ее домой, и мы решили узнать друг друга
несколько поближе. Затем, в тот момент, когда, по моим понятиям, ее мысли
должны были занимать что угодно, но только не это, она спросила, как зовут
мою мать. И поэтому я решил, какого черта, и рассказал ей. Лишь позже мне
пришло в голову, что именно она-то и могла быть тем самым человеком, с
которым я отправился на встречу в баре.
       Нашу связь преждевременно прервал звонок из вестибюля, произведенный
человеком, якобы являвшемся мужем Мег. Я поступил так, как поступил бы
любой джентльмен. Убрался поживее к чертовой матери.
       Тетя Фиона, сама колдунья (но не в том смысле, что я) не одобряла
моего свидания. И, очевидно, еще меньше одобряла Люка, потому что после
того, как я кое-что рассказал о нем ей, она поинтересовалась, нет ли у
меня его фотографии. Я показал ей извлеченное из бумажника фото, групповой
снимок, где присутствовал Люк. Я мог бы поклясться, что она откуда-то
знает его, хотя сама она в этом не призналась. И тот факт, что она и ее
брат Блейз в ту же ночь исчезли из Эмбера, казался более чем случайным
совпадением.
       После этого темп смены событий еще более ускорился. На следующий
день, сразу после похоронной службы по Каину, была сделана грубая попытка
перебит с помощью брошенной бомбы большую часть нашего семейства.
Несостоявшийся убийца сбежал. Позже Рэндома расстроила моя короткая
демонстрация Колеса-Призрака, моего любимого проекта, моего хобби, моего
основного занятия во время четырех лет работы в Гранд Дизайне.
Колесо-Призрак – это... ну, начиналось оно как компьютер, для работы
которого требовались иные законы физики, нежели усвоенные мной в колледже.
Для этого также было необходимо то, что обычно называется магией. Но я
нашел место, где его можно было соорудить и пустить в ход, и построил его
там. Когда я покидал его, он все еще самопрограммировался. Казалось,
Колесо-Призрак стало разумным, и, по-моему, это напугало Рэндома. Он
приказал мне пойти и отключить его. Мне эта идея не очень-то понравилась,
но я отправился.
       При путешествии по Отражениям за мной следовали; я подвергался
приставаниям, угрозам и даже нападениям. От пожара меня спасла одна милая
дама, позже погибшая в озере. Таинственный индивидуум защитил меня от
злобных тварей, и он же спас меня от своеобразного землетрясения – и
оказался он ни кем иным, как Люком. Он сопровождал меня до последнего
барьера, до свидания с Колесом-Призраком. Мое творение было чуточку
обижено на меня и изгнало нас посредством теневой грозы – штуки, попасть в
которую отнюдь не забавно, с зонтиком или без него. От таких напастей я
спас себя и друга с помощью одного из Козырей Смерти, как я окрестил
странные Карты из квартиры Джулии.
       Закончилось приключение перед голубой хрустальной пещерой, и Люк
заманил меня в нее. Старый добрый Люк. Он заточил меня в ней, заранее
позаботившись о моих нуждах. Когда он сообщил мне, кто он такой, я понял,
что так подействовало на Фиону при виде фото – его сходство со своим
отцом. Ибо Люк оказался сыном Бранда, убийцы и предателя, чертовски близко
подошедшего несколько лет назад к тому, чтобы уничтожить королевство, а
заодно с ним и остальную вселенную. К счастью, Каин убил его до того, как
он осуществил свои замыслы. Именно Люк, как я тогда узнал, и убил Каина,
чтобы отомстить за смерть отца. (И, как оказалось, известие о смерти отца
он получил тридцатого апреля и долгие годы имел оригинальную привычку
отмечать годовщину этого события.) Как и на Рэндома, на него тоже
произвело впечатление мое Колесо-Призрак, и он сообщил мне, что я буду
оставаться его пленником, так как смогу понадобиться ему на случай
приобретения контроля над машиной, которая, как он считал окажется
идеальным оружием для уничтожения остальных членов семьи.
       Он отправился проворачивать это дело, и я быстро обнаружил, что мои
магические способности экранированы каким-то особым свойством этой пещеры,
так что мне теперь не с кем поговорить, кроме тебя, фракир, а тебе некого
здесь душить...
       Но не хочешь ли ты послушать несколько тактов из "Над Радугой"?




       1



       После того, как лезвие разлетелось вдребезги, я отбросил рукоять.
Оружие не принесло ни малейшей пользы против океана голубой стены в месте,
принятом мною за наименее толстый ее участок. У моих ног лежало несколько
мелких осколков камня. Я поднял их и потер друг о друга. Это для меня не
выход. А единственный выход, казалось, заключался в возвращении тем же
путем, каким я вошел сюда, а это не получалось.
       Я вернулся в квартиру (в тот участок пещеры, где я бросил спальный
мешок). Присев на плотный коричневый спальник, я откупорил бутылку вина и
глотнул. Пока я сражался со стеной, то порядком взмок.
       Тут фракир зашевелился на запястье, частично размотался и выполз на
ладонь левой руки, обвившись вокруг двух все еще лежавших на ладони
голубых осколков. Он завязался вокруг них узлом, а затем упал и повис,
раскачиваясь, как маятник. Я оставил бутылку и стал наблюдать. Дуга его
раскачивания шла продольно тому туннелю, который я теперь называл своим
домом. Раскачивание продолжалось, наверное, целую минуту. А затем он
втянулся вверх и угомонился, доползя до тыльной стороны ладони. Освободив
осколки у основания безымянного пальца, он вернулся на свое обычное
скрытое место вокруг запястья.
       Я вгляделся пристальней. Поднял мерцающую масляную лампу и
внимательно исследовал камешки. Их цвет...
       Да.
       Разглядываемые на фоне ладони, они походили с виду на камень в том
кольце Люка, которое я получил не так уж давно в мотеле "Нью Лайн".
Совпадение? Или тут есть связь? Что пытается мне передать мой шнур для
удушения?
       Принадлежавшее Люку кольцо для ключей. И на нем был голубой камень,
насаженный на кусок металла... А где я мог видеть другой?
       Пещера, где меня заточили, обладала способностью блокировать Козыри и
мою Логрусову магию. Если Люк носил с собой камни, отбитые от этих стен,
то на это, вероятно, имелись особые причины. Какими неизвестными мне
свойствами они могли обладать?
       Я, наверное, с час пытался узнать что-нибудь об их природе, но они
сопротивлялись Логрусову зондажу. Наконец, преисполнившись отвращения, я
засунул их в карман, поел хлеба с сыром и глотнул еще вина.
       Затем я поднялся и снова сделал обход, проверяя западни. Я пробыл
здесь пленником, как мне казалось, целый месяц. И прошел в поисках выхода
все эти туннели, коридоры и гроты. Возможности выбраться не представилось
ни в одном из них. Бывали случаи, когда я, как сумасшедший, бегал и
разбивал кулаки в кровь об эти стены. Бывали случаи, когда я ходил
медленно, пытаясь найти трещины или линии сдвигов минерала. И несколько
раз я пытался сдвинуть закрывавший вход валун – все без толку. Его
заклинило в отверстии, и я не мог его даже шелохнуть. Создавалось
впечатление, что мне придется пробыть в заточении долго.
       Западни...
       Все они пребывали в том же состоянии, как при последнем моем обходе –
ловушки, валуны, оставленные природой лежащими, где попало с небрежным
видом, но покоившиеся на высоких подпорках и готовые рухнуть с опоры,
когда кто-нибудь зацепит за скрытый темнотой кусок веревки, извлеченный
мною со склада.
       Кто-нибудь?
       Люк, конечно. Кто же еще? Именно он-то и заточил меня. И если он
вернется – нет, КОГДА он вернется – коварные ловушки будут ждать. Он
вооружен. Если я буду всего лишь поджидать его внизу, под входом, он
получит преимущество верхней позиции. Дудки. Меня там не будет. Я заставлю
его походить за мной, и тогда...
       Испытывая смутное беспокойство, я вернулся в свою квартиру.
       Положив руки за голову, я лежал там, в который раз продумывая планы.
Ловушка может убить человека, а я не хотел умерщвлять Люка. Это не имело
никакого отношения к сантиментам, хотя до недавнего времени я считал его
верным другом – до того времени, пока не узнал, что он убил дядю Каина, и,
казалось, собирается уничтожить и остальных моих родственников в Эмбере. И
замышлял он это из-за того, что Каин убил его отца – моего дядю Бранда –
человека, которого с радостью бы прикончил и любой другой из членов семьи.
Да. Люк, или Ринальдо, как я теперь знал, был моим двоюродным братом и
имел причину ввязаться в одну из наших внутренних вендетт. И все же, охота
за всеми сразу казалась мне некоторой неумеренностью.
       Но разобрать западни меня побудило отнюдь не родство и не сантименты.
Он требовался мне живым, потому что во всей этой ситуации имелось слишком
много такого, чего я не понимал и мог вообще никогда не понять, если он
погибнет, так и не рассказав мне...
       Ясра. Розовые Козыри Смерти... средства, благодаря которым меня так
легко выслеживали по Отражениям... вся история отношений Люка с художником
и ненормальным оккультистом Виктором Мелманом... все, что он знал о Джулии
и о ее смерти...
       Я начал заново. Разобрал западни. Новый план был прост и основывался
на том, о чем Люк, по-моему, ничего не знал.
       Я перенес спальный мешок на новое место, в туннель, непосредственно
примыкающий к пещере, в потолке которой находился закрытый лаз. Перетащил
я туда также и кое-что из продовольственных запасов. И решил оставаться
поблизости от входа как можно дольше.
       Новая западня была очень примитивной: прямой и попросту почти
безотказной. А коль скоро я установил ее, оставалось только ждать. Ждать и
помнить. И планировать. Я должен предупредить остальных. Должен что-то
предпринять в отношении своего Колеса-Призрака. Мне требовалось выяснить,
что же знала Мег Девлин. Мне требовалось... много чего.
       Я ждал. Я думал о теневых грозах, снах, странных Картах и о Даме в
Озере. После долгого периода неторопливого течения моя жизнь за
какие-нибудь несколько дней стала очень насыщенной событиями. Затем этот
долгий период ничегонеделания. Единственным утешением мне служило то, что
линия времени опережает по скорости большинство других, а в данный момент
это было важно для меня. В Эмбере мой месяц вполне мог оказаться всего
лишь днем, или даже меньше. Если я смогу вскоре выбраться из этого места,
то следы, по которым я припущусь, могут быть все еще относительно свежими.
       Позже я потушил лампу и лег спать. Сквозь хрустальные линзы моей
тюрьмы просачивалось достаточно то разгоравшегося, то меркнувшего света,
чтобы я отличал день от ночи во внешнем мире, и я поддерживал свой
небогатый событиями режим дня в соответствии с его ритмом.
       За следующие три дня я снова перечитал от корки до корки дневник
Мелмана – сочинение, богатое иллюзиями и бедной полезной информацией – и
уже почти сумел убедить себя, что Человек в Капюшоне, как он называл
своего гостя и учителя, по всей вероятности, был Люком. За исключением
нескольких озадачивших меня намеков на двойной пол упоминаемой личности.
Упоминания ближе к концу записей относительно жертвоприношения Сына Хаоса
я мог смело принять на свой счет в свете знания о том, что Мелмана
подготовили уничтожить меня. Но если это сделал Люк, то как объяснить его
двусмысленное поведение на горе в Нью-Мексико, когда он посоветовал мне
уничтожить Роковые Козыри Смерти и прогнал меня так, словно защищал от
чего-то? А потом он признался в нескольких более ранних покушениях на мою
жизнь, но отрицал свою причастность к последующим. У него не было никаких
причин для этого, если он на самом деле в ответе за все эти покушения. Что
же еще тогда могло присутствовать в деле? Кто еще? И как? В головоломке
явно недоставало составных частей, но у меня складывалось такое
впечатление, словно они мелкие, словно самый малюсенький бит новой
информации и легчайшее сотрясение узора внезапно заставит все встать на
свои места, и образовавшийся рисунок будет тем, что мне полагалось бы уже
давно увидеть.
       Я мог бы догадаться, что визит произойдет ночью. Мог бы, но не
догадался. Приди мне это в голову, я изменил бы распорядок сна и
бодрствования и бдил бы недремлющим оком. Хотя я и был порядком уверен в
действенности своей западни, в истинно критических делах важно каждое
мелкое преимущество.
       Я крепко спал, и скрежет камня по камню донесся словно бы издалека.
Когда звуки продолжились, я заворочался, но медленно, и прошло несколько
секунд прежде, чем нужные контакты у меня в мозгу замкнулись, и я
сообразил, что происходит. Затем, все еще толком не проснувшись, я резко
поднялся в сидячее положение и встал, пригнувшись, у ближайшей от входа в
пещеру стены, протирая глаза и смахивая волосы со лба, ища то ли
утраченное бодрствование, то ли удаляющийся берег сна.
       Первые услышанные мною звуки должно быть сопровождали извлечение
клиньев, что повлекло за собой некоторое раскачивание и сдвигание валуна.
Продолжавшиеся звуки были приглушенными, без эха – наружными.
       Поэтому я рискнул быстро заглянуть в пещеру. Не видать ни открытого
входа, ни звезд над ним. Шевеление наверху продолжалось. Звуки от
раскачивания сменились теперь постоянным хрустом и скрежетом. Сквозь
полупрозрачный потолок пещеры сиял шар света, окутанный рассеянным нимбом.
Фонарь, догадался я. Слишком ровно светит, чтобы быть факелом. Да и
непрактично – факел при данных обстоятельствах.
       Появился полумесяц неба с парой звезд на нижнем роге. Он расширился и
я услышал тяжелое дыхание и кряхтение, как мне показалось, двух человек.
       У меня просто руки зачесались, когда я ощутил порцию адреналина в
крови. Я не рассчитывал, что Люк приведет кого-нибудь с собой. Мой
несложный, защищенный от дурака план мог оказаться беззащитным против
этого, и, значит, дураком этим был я.
       Валун теперь сдвигался быстрее, и времени не оставалось даже на
проклятие, так мой мозг усиленно работал, сосредоточившись на разработке
плана необходимых действий.
       Я вызвал образ Логруса, и он обрел форму у меня перед глазами. Я
поднялся на ноги, все еще прижимаясь к стене, и начал двигать руками в
соответствии с кажущимися бессистемными двумя ответвлениями этого фантома.
К тому времени, как я добился удовлетворительной стыковки, шум наверху
прекратился.
       Отверстие теперь было свободным. Спустя несколько мгновений фонарь
приподняли и поднесли к нему.
       Я шагнул в центр пещеры и вытянул руки. Когда в поле зрения надо мной
появились темные фигуры невысокого роста, мой первоначальный план был
полностью отменен. Оба держали в правых руках обнаженные кинжалы. И ни тот
ни другой не походили на Люка.
       Я потянулся вперед логрусовыми отростками и взял обоих за горло. И
сдавливал до тех пор, пока они не рухнули. Я подержал их еще немного,
потом отпустил.
       Когда они упали, исчезнув из поля зрения, я зацепился за край
отверстия светящимися силовыми линиями и подтянулся по ним наверх.
Добравшись до лаза я остановился, чтобы подобрать свернувшегося петлей под
самым входом фракира. Вот это-то и было моей ловушкой. Люку или
кому-нибудь другому пришлось бы при спуске сюда шагнуть в петлю, готовую
мгновенно затянуться вокруг него.
       Однако, теперь...
       По склону справа от меня протянулась огненная дорожка. Упавший фонарь
разбился, и пролившееся горючее превратилось в горящий ручеек. По обе
стороны от него лежали придушенные мной типы. Закрывавший вход валун
покоился слева и несколько сзади от меня. Я оставался, где был – голова и
плечи над отверстием, опираясь на локти, с пляшущим перед глазами образом
Логруса, теплым щекотанием его силовых линий, все еще остающихся
продолжением моих рук, и фракиром, переползающим с левого плеча на
предплечье.
       Операция удалась чересчур легко. Я не мог себе представить, чтобы Люк
доверил какой-то паре лакеев допросить, убить или увезти меня – какой бы
ни была их задача. Вот потому-то я и не вылез полностью, а просканировал
ночное пространство со сравнительно безопасного наблюдательного пункта.
       И понял, что поступил осмотрительно. Ибо у пещеры в эту ночь кроме
меня и двух покойников был еще кто-то. Даже при уменьшающейся силе
свечения огненной дорожки было достаточно темно, чтобы обыкновенное зрение
отказывалось служить. Но, когда я вызываю Логрус, то психический механизм,
позволяющий мне узреть его образ, разрешает мне также видеть и другие
нефизические явления.
       Именно благодаря этому я заметил тень под деревом слева от меня,
среди других теней ее вряд ли можно было бы заметить. И при сем
присутствовал странный узор, напоминающий Лабиринт Эмбера; он вращался,
словно медленное цевочное колесо, простирая щупальца пронизанного дымом
желтого света. Они тянулись ко мне сквозь ночь, а я завороженно следил,
уже зная наперед, что сделаю, когда наступит нужный момент.
       Ко мне тянулись четыре больших щупальца, и подбирались они медленно,
наощупь. Оказавшись в несколько ярдах от меня, они остановились, провисли,
а затем метнулись, словно кобры. Я держал руки свободными и слегка
скрещенными, вытянув вперед логрусовы конечности. Одним размашистым
движением я развел их, наклонившись сам при этом чуть вперед. Логрусовы
манипуляторы ударили по желтым щупальцам и отбросили их, швырнули обратно.
Когда это произошло, я ощутил щекотку вблизи локтей. Затем, используя
логрусово продолжение правой руки словно меч, я ударил по заколебавшемуся
теперь узору, словно по щиту. Послышался короткий резкий вскрик, когда
изображение его потускнело, и я быстро ударил еще раз, затем вытащил себя
из входного отверстия и бросился вниз по склону, испытывая боль в руке.
       Изображение, чем бы оно ни было, растаяло и пропало. Однако, к тому
времени, я уже смог четче рассмотреть прислонившуюся к стволу фигуру.
Похоже, это была женщина, хотя я не мог разобрать черт ее лица из-за
какого-то маленького предмета, который она подняла и держала теперь почти
на уровне глаз. Опасаясь, что это какое-то оружие, я ударил по нему
логрусовыми манипуляторами, надеясь выбить из рук.
       И тут же споткнулся, ибо последовавшая отдача дернула меня по руке с
немалой силой. Я, наверное, ударил по мощному магическому предмету. По
крайней мере, я имел удовольствие видеть, что дама тоже пошатнулась. Она
снова издала короткий вскрик. Но предмет удержала.
       Мгновение спустя вокруг ее фигуры начало образовываться слабое
многоцветное сияние, и я сообразил, что это за штука. Я только что
направил силу Логруса против Карты. Я должен сейчас же добраться до нее,
хотя бы ради выяснения, кто она такая.
       Но, ринувшись уже вперед, я сообразил, что не успею вовремя удержать
ее. Если не...
       И сорвав с плеча фракира, я метнул его вдоль силовой линии Логруса,
отдав ему команду и придавая на лету нужное направление.
       С нового угла обозрения и благодаря окружающему ее теперь слабому
радужному ореолу, я разглядел, наконец, лицо этой дамы. Это была Ясра, та
самая, которая чуть было не убила меня своим памятным укусом в квартире
Мелмана. Еще миг, и она исчезнет, унося с собой мой шанс добиться хоть
каких-то объяснений, от которых могла зависеть моя жизнь.
       – Ясра! – крикнул я, пытаясь нарушить ее сосредоточенность.
       Это не подействовало, но подействовал Фракир. Мой душительный шнур,
пылающий теперь серебристым светом, обвился вокруг ее шеи и плотно
намотался свободным концом на висевший слева от Ясры сук.
       Она начала таять, явно не догадываясь, что уже слишком поздно. Она не
могла козырнуться, не обезглавив себя.
       Затем ей пришлось это признать. Я услышал короткий хрип, и она
шагнула обратно, стала непрозрачной, потеряла свой ореол, выронила Карту и
вцепилась в стягивающий ее шею шнур.
       Я подошел к ней, наложил руку на фракира, и тот отмотал один конец от
сучка и обвился вокруг моего запястья.
       – Добрый вечер, Ясра, – поздоровался я, отдергивая ее голову назад. –
Испробуй еще раз ядовитый укус, и тебе понадобится шейный корсет. Поняла?
       Она попыталась было заговорить, но не смогла. И просто кивнула.
       – Я намерен чуть приспустить удавку, – уведомил я ее, – чтобы ты
смогла отвечать на мои вопросы.
       Я ослабил сдавливающего ее горло фракира. Она тут же закашлялась и
бросила на меня взгляд, способный превратить песок в стекло. Ее магический
узор совершенно растаял, и поэтому я позволил Логрусу убраться восвояси.
       – Почему ты преследуешь меня? – спросил я ее. – Я что-нибудь для тебя
значу?
       – Сын погибели! – выругалась она и попыталась плюнуть мне в лицо, но
для этого у нее, должно быть, чересчур пересохло во рту.
       Я слегка натянул фракира, и она снова закашлялась.
       – Неправильный ответ, – укорил я ее. – Попробуй еще раз.
       Но тут она улыбнулась, и ее взгляд переместился на какую-то точку у
меня за спиной. Не давая фракиру ослабнуть, я рискнул быстро оглянуться.
Воздух позади и справа от меня начал мерцать, явно подготавливая почву для
чьего-то прохода по Карте.
       В данный момент я не чувствовал себя способным справиться с
дополнительной угрозой, и поэтому сунул руку в карман и извлек пригоршню
собственных Карт. Верхней оказалась Флора. Отлично. Подойдет.
       Я толкнул к ней свою мысль, сквозь слабый свет, за лицо на Карте.
Почувствовав ее отвлеченное внимание, я понял, что вскоре оно сменилось
внезапной бдительностью.
       Затем:
       – Д_а_?..
       – Проведи меня! Скорее!
       – Э_т_о_ с_р_о_ч_н_о_? – спросила она.
       – Да, уж лучше тебе поверить в это, – отозвался я.
       – Э... _х_о_р_о_ш_о_. _П_р_о_х_о_д_и_.
       Я увидел Флору в постели. Изображение стало четче, еще четче. Она
протянула руку.
       Я потянулся вперед и взялся за нее. И двинулся вперед, как раз, когда
услышал прозвеневший голос Люка, кричавшего:
       – Стой!
       Я продолжал переход, волоча за собой Ясру. Она попыталась тянуть в
обратную сторону и сумела остановить меня, когда я споткнулся о край
постели. Вот тогда-то я и заметил темноволосого бородатого мужчину,
уставившегося на меня вытаращенными глазами, с противоположного края ложа.
       – Кто?.. Что?... – начал было он, когда я мрачно улыбнулся и
восстановил равновесие.
       За спиной моей пленницы в поле зрения появился темный силуэт Люка. Он
потянулся вперед и схватил Ясру за руку, потянув ее прочь от меня. Она
издала еле слышный стон, так как это движение еще туже затянуло фракира на
ее шеи.
       Проклятье! Что же теперь?
       Внезапно Флора вскочила с исказившемся лицом, надушенное лавандой
одеяло упало на пол, когда она с удивительной скоростью выбросила вперед
кулак.
       – Ах ты, сука! – закричала она. – Помнишь меня?
       Удар обрушился Ясре на челюсть, и я едва сумел высвободить фракира,
чтобы не полететь вместе с ней в ожидающие объятия Люка.
       И он, и она растаяли. Мерцание исчезло.
       Тем временем темноволосый парень выкарабкался из постели и стал
лихорадочно собирать предметы своего гардероба. Как только он сгреб все,
то даже не потрудился ничего надеть, а просто попятился к двери, держа их
перед собой.
       – Рон! Ты куда? – спросила Флора.
       – Вон! – ответил он и, открыв дверь, исчез за нею.
       – Эй! Подожди!
       – Ни за что! – донесся ответ из соседней комнаты.
       – Проклятье! – она прожгла меня взглядом. – У тебя какой-то дар
портить человеку личную жизнь, – затем она окликнула его: – Рон! Как
насчет обеда?
       – Мне надо наведаться к своему психологу-аналитику, – донесся его
голос, а вскоре после этого хлопнула входная дверь.
       – Надеюсь, ты понимаешь, какой прекрасный роман ты только что
расстроил? – кипела Флора.
       Я вздохнул.
       – Когда ты с ним познакомилась? – спросил я ее.
       – Ну, вчера, – нахмурилась она. – Ладно, ладно, скалься, сколько
угодно. Такие отношения не всегда зависят только от продолжительности
знакомства. Я могла предвидеть, что на этот раз будет что-то неординарное.
И можно было смело рассчитывать, что какой-нибудь грубиян, вроде тебя или
твоего отца, испортит прекрасный...
       – Мне очень жаль, – извинился я. – Спасибо, что вытащила меня. А он,
конечно, вернется. Мы просто чертовски напугали его. Ну как он может не
вернуться, если познал тебя?
       – Ты и впрямь точь-в-точь, как Корвин, – улыбнулась она. – Грубиян,
но наблюдательный.
       Она поднялась, подошла к шкафу, достала лавандового цвета халат и
накинула его.
       – И что же? – спросила она, завязывая пояс, – ...все это означало?
       – Это длинная история...
       – Тогда мне лучше послушать ее за завтраком, – сказала она. – Ты
голоден?
       Я усмехнулся.
       – Само собой. Давай!
       Она провела меня через гостиную, обставленную во французском
провинциальном стиле, в большую сельскую кухню, сверкающую изразцами и
медью. Я предложил ей помочь, но она указала мне на стул рядом со столом и
велела сесть.
       В то время как она вынимала из холодильника многочисленные продукты,
я начал:
       – Во-первых...
       – Да?
       – Где мы?
       – В Сан-Франциско, – ответила она.
       – А почему ты обзавелась здесь домом?
       – Закончив порученное Рэндомом дело, я решила задержаться здесь. Этот
городок показался мне очаровательным.
       Я щелкнул пальцами. Совсем забыл, что ее послали выяснить, кому
принадлежал склад, где Виктор Мелман снимал квартиру и студию, и где фирма
"Склады Брута" хранила боеприпасы, способные стрелять в Эмбере.
       – Так кому же принадлежал склад? – спросил я.
       – Фирме "Склады Брута" – ответила она, – Мелман снимал помещение у
нее.
       – А кому принадлежит фирма "Склады Брута"?
       – Корпорации "Дж.Б.Рэнд".
       – Адрес?
       – Контора в Сосалито. Покинута пару месяцев назад.
       – А снимавшие ее давали владельцу помещения домашний адрес?
       – Только до востребования. И тот тоже аннулирован.
       – Я и чувствовал, что выйдет что-то в этом роде, – кивнул я. – А
теперь расскажи мне о Ясре. Ты хорошо знаешь эту леди?
       – Никакая она не леди, – фыркнула Флора. – Когда я с ней
познакомилась, она была попросту королевской шлюхой.
       – Где?
       – В Кашере.
       – А где это?
       – Симпатичное маленькое королевство чуть за пределами Золотого Круга
тех, с кем Эмбер ведет торговлю. Убогая варварская пышность и все такое.
Своего рода культурное захолустье.
       – Откуда же ты тогда вообще знаешь про него?
       Она промолчала с миг, помешивая что-то в чашке.
       – О, я однажды общалась с одним кашерским аристократом. Познакомились
с ним однажды в лесу. Он охотился с соколом, а я случайно оказалась там и
подвернула ногу...
       – Э-э, – перебил я ее, чтобы подробности не увели нас в сторону. – А
Ясра?
       – Она была супругой старого короля Мениллана. Обвела его вокруг
пальца.
       – А что ты имеешь против нее?
       – Она отбила Ясрика, пока меня не было в городе.
       – Ясрика?
       – Моего аристократа. Графа Кронклефа.
       – А что думал об этом происшествии Его Величество Мениллан?
       – А он так и не узнал. В то время он лежал на смертном одре. А вскоре
и скончался. Поэтому-то ей и понадобился Ясрик. Он был начальником
дворцовой стражи, а его брат – генералом. Когда Мениллан испустил дух, она
воспользовалась их помощью и устроила переворот. Когда я в последний раз
слышала о ней, она была королевой в Кашере и отослала Ясрика подальше. И
поделом ему. По-моему, он метил на трон, но она не желала делить его. И
казнила Ясрика вместе с братом за какую-то измену. А он был действительно
красивым парнем... Хотя и не слишком башковитым.
       – У жителей Кашеры есть какие-нибудь... э... необычайные физические
особенности? – спросил я.
       – Ну... – улыбнулась она. – Ясрик был парень хоть куда. Но я бы не
стала употреблять слово "необычайный" по...
       – Нет-нет, – перебил я ее. – Я хотел сказать, нет ли у них
какой-нибудь аномалии во рту – убирающихся клыков, или жала, или
чего-нибудь в этом роде?
       – Не-а, – протянула она, и я не смог определить, это от жара плиты
она так зарделась, или от чего-то иного. – Ничего подобного. Они скроены
по стандартному образцу. А почему ты спрашиваешь?
       – Когда в Эмбере я рассказывал вам свою историю, то опустил эпизод
про то, как Ясра укусила меня, и я еле-еле сумел козырнуться из-за
какого-то впрыснутого ею яда. Он сразу парализовал меня до онемения
конечностей и лишил сил.
       Она покачала головой.
       – Кашерцы ничего подобного сделать не могут. Но, впрочем, Ясра,
конечно, не из Кашеры.
       – О? Откуда же она?
       – Не знаю. Но она иностранка. Некоторые утверждали, будто бы ее
привезли работорговцы из какой-то далекой страны. Другие поговаривали о
том, что она сама попросту однажды забрела в Кашеру и привлекла внимание
Мениллана. Ходили слухи, что она колдунья. Не знаю.
       – А я знаю. Эти слухи верны.
       – В самом деле? Наверное, именно так она и увела Ясрика...
       Я пожал плечами.
       – Сколько времени прошло со времени твоего знакомства с ней?
       – Полагаю, лет тридцать-сорок.
       – И она по-прежнему королева Кашеры?
       – Не знаю. Я в тех краях давненько не бывала.
       – У Эмбера с Кашерой плохие отношения?
       – В действительности вообще никаких особых отношений. Я уже сказала,
что Кашера находится несколько на периферии. Она не так доступна, как
множество других мест, и не составляет для торговли ничего особенно
привлекательного.
       – Значит, у нее нет никакой настоящей причины ненавидеть нас?
       – Не больше, чем ненавидеть всех других людей.
       Помещение кухни стали наполнять ароматы стряпни. И пока я сидел,
принюхиваясь к ним и мечтая о долгом горячем душе, куда намеревался
отправиться после завтрака. Флора сказала то, что я почему-то ожидал от
нее услышать:
       – Тот человек, уволокший Ясру обратно... Он выглядел знакомым. Кто
он?
       – Это тот, о ком я рассказывал вам в Эмбере, – ответил я. – Люк. Мне
любопытно узнать, напоминает ли он тебе кого-нибудь?
       – Кажется напоминает, – ответила она помолчав. – Но не могу
вспомнить, кого именно.
       Она стояла спиной ко мне, и я посоветовал:
       – Если у тебя в руках что-нибудь бьющееся или разливающееся, то,
пожалуйста, поставь...
       Я услышал, как что-то было поставлено на стол. Затем она обернулась с
озабоченным выражением лица.
       – Да?
       – Его настоящее имя Ринальдо, и он сын Бранда, – сообщил я. – Я
больше месяца пробыл у него пленником в другом Отражении. И сбежал только
сейчас.
       – Ну, дела, – прошептала она. Затем добавила: – Чего же он хочет?
       – Отомстить.
       – Кому-то конкретно?
       – Нет. Всем нам. Но Каин, конечно, стоял на первом месте.
       – Понимаю.
       – Пожалуйста, не сожги чего-нибудь, – забеспокоился я. – Я уже давно
жду не дождусь хорошего завтрака.
       Она кивнула и отвернулась. Через некоторое время она спросила, не
оборачиваясь:
       – Ты знал его долгое время. На что он способен?
       – Он всегда мне казался довольно свойским парнем. Если он
сумасшедший, как его папаша, то хорошо это скрывает.
       Она откупорила бутылку вина, наполнила два бокала и перенесла их на
стол. А затем подала завтрак.
       Попробовав несколько кусочков, она остановилась, не донеся вилку до
рта и уставилась в пространство.
       – Кто бы мог подумать, что этот сукин сын оставит потомство? –
заметила она.
       – Фиона, я думаю, – отозвался я. – В ночь перед похоронами Каина она
спросила, нет ли у меня фотографии Люка. Когда я показал ей снимок, то мог
смело утверждать, что ее что-то беспокоит, но что именно – она не сказала.
       – А на следующий день они с Блейзом исчезли, – продолжила мою мысль
Флора. – Да, теперь, когда я думаю об этом, он действительно выглядит
несколько похожим на Бранда, когда тот был очень молод. Боже, как давно
это было. Люк кажется более рослым и тяжеловесным, но сходство есть.
       Она вернулась к завтраку.
       – Приготовлено, кстати, очень вкусно, – похвалил я.
       – О, спасибо, – затем она вздохнула. – Это значит, что если я хочу
услышать всю историю целиком, то мне придется подождать, пока ты не
кончишь есть.
       Я кивнул, так как отвечать с полным ртом не мог. Пусть рушатся
империи. Я проголодался.




       2



       Приняв душ, приведя в порядок ногти и волосы и облачившись в
выуженное из Отражений одеяние, я получил в справочном номер и позвонил
единственной особе по фамилии Девлин, записанной в районе проживания Билла
Рота. Ответил женский голос, не обладающий искомым тембром, хотя я
все-таки узнал его.
       – Мег? Мег Девлин? – взывал я.
       – Да, – раздалось в ответ. – Кто это?
       – Мерль Кори.
       – Кто?
       – Мерль Кори. Мы недавно провели вместе интересный вечер...
       – Извините, – прервала она. – Должно быть, произошла какая-то ошибка.
       – Если ты не можешь сейчас беспрепятственно говорить, я позвоню
позже, когда сможешь. Или ты позвони мне.
       – Я вас не знаю, – она повесила трубку.
       Я тупо уставился на телефон. Если при разговоре присутствовал ее муж,
то, надо полагать, она должна была повести себя чуть уклончиво, показав
хоть как-то что знает меня и поговорит в другой раз. Связь с Рэндомом я
еще не устанавливал, так как чувствовал, что он сразу же вызовет меня в
Эмбер, а мне хотелось сначала поговорить с Мег. На визит к ней я, конечно,
не мог уделить времени. Поэтому я попробовал единственный ход, пришедший
мне в голову. Я снова созвонился со справочным и узнал номер ближайших
соседей Билла, Хансенов.
       Мне ответили после третьего гудка – женский голос, который, возможно,
принадлежал миссис Хансен. В прошлом я встречался с ней, причем во время
совсем недавнего моего визита в те края.
       – Миссис Хансен, – начал я. – Это говорит Мерль Кори.
       – Ах, Мерль... Ты ведь совсем недавно был здесь, не так ли?
       – Да. Правда я не смог надолго задержаться. Но, в конце концов,
все-таки встретился с Джорджем. Несколько раз подолгу разговаривал с
ним... Мне бы и сейчас хотелось с ним перекинуться парой слов, если он
недалеко.
       Прежде, чем она ответила, молчание затянулось на несколько лишних
секунд.
       – Джордж... Джордж сейчас в больнице, Мерль. Ты можешь передать ему
через меня?..
       – О, это не срочно, – успокоил я ее. – А что случилось с Джорджем?
       – Да, вообще-то ничего страшного. Он наведывается иногда к врачу, и
сегодня у него день обследования и процедур. В прошлом месяце у него
случилось своего рода расстройство. Амнезия продолжалась пару дней, и
врачи, кажется, не могут докопаться, чем она вызвана.
       – Печальное известие.
       – Однако, рентген не показал никаких повреждений – он не ударялся
головой или еще чем-нибудь. И теперь с ним, кажется, все в порядке. Врачи
говорят, что он, вероятно, скоро будет вполне здоров. Но они хотят еще
немного понаблюдать за ним. Вот и все, – внезапно, словно осененная
вдохновением, она спросила: – А как он вообще показался тебе, когда ты
разговаривал с ним?
       Я предвидел этот вопрос, поэтому не колеблясь ответил:
       – Когда мы с ним болтали, он казался вполне здоровым, – ответил я. –
Но, конечно же, я не знал его прежде, и поэтому мне трудно судить, какова
норма его поведения.
       – Понимаю, что ты имеешь в виду, – проговорила она. – Ты хочешь,
чтобы он позвонил тебе, когда вернется?
       – Нет. Я собираюсь уезжать, – сказал я. – И не уверен, что скоро
вернусь. Возможно-то ничего, в общем и нет. Как-нибудь позвоню еще раз.
       – Тогда ладно. Я скажу ему, что ты звонил.
       – Спасибо. До свидания.
       Этого я почти и ожидал. После Мег. Поведение Джорджа под конец нашей
последней встречи было довольно странным. Беспокоило меня то, что он,
кажется, знал, кто я такой на самом деле, а также знал об Эмбере, и даже
хотел последовать за нами через Карту. Впечатление создавалось такое,
будто он и Маг подверглись какому-то странному гипнозу.
       В связи с этим на ум сразу же приходит Ясра. Но впрочем она, кажется,
является союзницей Люка, а Маг предупреждала меня насчет Люка. С чего бы
это она стала делать, если ей каким-то образом управляла Ясра? Такой вывод
не имел смысла. Кто еще из тех, кого я знаю, способен так повлиять на
людей?
       Хотя бы Фиона. Но, впрочем, она позже участвовала в моем возвращении
в это Отражение из Эмбера и даже увезла меня после моего вечера с Мег. И
казалась ничуть не меньше озадаченной ходом событий, чем я.
       Дерьмо... В жизни встречается достаточно дверей, которые не
открываются, когда вы в них ломитесь, и размещены они попеременно с теми,
которые открываются тогда, когда тебе этого совсем не хочется.
       Я вернулся и постучал в дверь спальни, и Флора разрешила мне войти.
Она сидела перед зеркалом и накладывала косметику.
       – Как твои дела? – спросила она.
       – Не ахти. На самом-то деле совершенно неудовлетворительно, – я
коротко изложил ей результаты своих звонков.
       – Так что же ты собираешься делать теперь? – поинтересовалась она.
       – Связаться с Рэндомом, – ответил я, – и ввести его в курс дела. Мне
кажется, он отзовет меня в Эмбер и пожелает выслушать все подробности.
Поэтому я зашел попрощаться и поблагодарить за помощь. Извини, если я
расстроил твой роман.
       Она пожала плечами, все еще сидя спиной ко мне и разглядывая себя в
зеркало.
       – Не беспокойся...
       Конца ее фразы я не расслышал, хотя она продолжала говорить. Мое
внимание резко отвлекла попытка контакта через Карту. Я настроился на
прием и подождал. Ощущение усилилось, но присутствие вызывавшего не
обнаруживалось. Я отвернулся от Флоры.
       – Мерль, что это? – услышал я затем ее голос.
       Я поднял руку, сделав ей знак помолчать, так как ощущение
интенсифицировалось. Казалось, я вглядывался в длинный черный туннель, в
противоположном конце которого ничего не было.
       – Не знаю, – ответил я Флоре, вызвав Логрус и взяв управление одним
из его ответвлений. – Призрак? Это ты? Ты готов поговорить? – спросил я.
       Ответа не было. Я почувствовал холодок, все еще оставаясь в состоянии
ожидания. Никогда раньше я не испытывал ничего подобного. Надвигалось
сильное ощущение, что если я сдвинусь, меня куда-то переправят. Не было ли
это вызовом? Западней? Что бы это ни было, я решил, что только дурак
принял бы такое приглашение от неизвестного. После того, что я узнал,
концом туннеля вполне могла оказаться Хрустальная пещера.
       – Если что-нибудь нужно, – сказал я, – тебе придется сделаться
видимым и обратиться ко мне. Я перестал ходить на свидания с завязанными
глазами.
       Тут просочилось ощущение присутствия, но никаких намеков на личность
вызывавшего.
       – Ладно, – сказал я. – Я не пойду, а у тебя нет сообщения.
Единственное, что мне еще приходит в голову, это то, что ты просишь
провести тебя ко мне. Если это так, проходи.
       Я протянул пустые с виду руки, но с незаметной удавкой, выползающей
на боевую позицию по правой руке, и с невидимой, но смертельной логрусовой
молнией в правой. Это был один из случаев, когда вежливость требовала
применения профессиональных навыков.
       В темном туннеле, казалось, послышался тихий смех. Однако, он,
конечно же, был только мысленной проекцией, холодный и бесполый.
       – ТВОЕ ПРИГЛАШЕНИЕ КОНЕЧНО, ХИТРОСТЬ, – дошло затем до меня. – ИБО ТЫ
НЕ ДУРАК. И ВСЕ ЖЕ, Я ДОПУСКАЮ, ЧТО ТЫ СМЕЛ, РАЗ ТАК ОБРАЩАЕШЬСЯ К
НЕИЗВЕСТНОМУ. ТЫ НЕ ЗНАЕШЬ, С ЧЕМ СТОЛКНУЛСЯ, И ВЕС ТАКИ ПОДЖИДАЕШЬ ЕГО. И
ДАЖЕ ПРИГЛАШАЕШЬ ЕГО.
       – Предложение все еще остается в силе, – сказал я.
       – Я НИКОГДА НЕ СЧИТАЛ ТЕБЯ ПО-НАСТОЯЩЕМУ ОПАСНЫМ.
       – Чего ты хочешь?
       – ПОСМОТРЕТЬ НА ТЕБЯ.
       – Зачем?
       – МОЖЕТ БЫТЬ, НАСТУПИТ МОМЕНТ, КОГДА Я СТОЛКНУСЬ С ТОБОЙ ПРИ ИНЫХ
ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ.
       – При каких обстоятельствах?
       – Я ЧУВСТВУЮ, ЧТО НАШИ ПУТИ ПЕРЕСЕКУТСЯ, ТАК КАК ВЕДУТ К ОДНОЙ ЦЕЛИ.
       – Кто ты?
       Снова смех.
       – НЕТ. НЕ СЕЙЧАС. ЕЩЕ РАНО. Я ХОЧУ ВСЕГО ЛИШЬ ПОГЛЯДЕТЬ НА ТЕБЯ И
ПОНАБЛЮДАТЬ ЗА ТВОИМИ РЕАКЦИЯМИ.
       – Ну, достаточно полюбовался?
       – ПОЧТИ.
       – Если наши пути пересекутся, то пусть это столкновение произойдет
сейчас, – бросил я. – Я хотел бы убрать тебя с дороги и заняться
кое-какими военными приготовлениями.
       – ЦЕНЮ ВЫСОКОМЕРИЕ. НО КОГДА ПРИДЕТ ВРЕМЯ ВЫБОРА, ВЫБИРАТЬ БУДЕШЬ НЕ
ТЫ.
       – Я готов и подождать, – я осторожно протянул вдоль туннеля логрусов
отросток.
       Ничего... Мой зонд не обнаружил ничего...
       – ВОСХИЩАЮСЬ ТВОИМ ВЫСТУПЛЕНИЕМ. ВОТ!
       Что-то понеслось в мою сторону. Магическое продолжение моей руки
уведомило меня, что оно мягкое, слишком мягкое и несвязанное, чтобы
причинить мне какой-то настоящий вред – большая прохладная масса,
переливающаяся разными цветами...
       Я не отступил и протянул манипулятор сквозь нее – за ее пределы,
дальше, еще дальше, почти дотянувшись до источника. Я встретил что-то
осязаемое и все же податливое; может быть тело, а может, и нет; слишком
крупное, чтобы мгновенно рвануть его к себе.
       Моей логрусовой конечности подсунули несколько мелких предметов,
твердых, и с достаточно малой массой. Я схватился за один из них, оторвал
его от того, что держало, и понес к себе.
       Бессловесный импульс крайнего удивления вырвался из меня одновременно
с мчащейся массой и возвращением предмета, вырванного силой Логруса.
       Вокруг меня словно взорвался Фейерверк: цветы, цветы, цветы, цветы.
Фиалки, анемоны, нарциссы, розы... Я услышал, как ахнула Флора, когда
сотни их посыпались в комнату. Контакт тут же прервали. Я сознавал, что
держу в правой руке что-то маленькое и твердое, а ноздри мне забило
запахами этого гербария.
       – Что за чертовщина? – поинтересовалась Флора. – Что случилось?
       – Не знаю, – ответил я, смахивая с рубашки лепестки. – Ты любишь
цветы? Можешь оставить их себе...
       – Спасибо, но я предпочитаю умеренность, – поблагодарила она,
разглядывая яркую гору у моих ног. – Кто их прислал?
       – Безымянное лицо на том конце темного туннеля.
       – Зачем?
       – Может быть, для снижения расходов на похороны. Не знаю. Тон всего
разговора был несколько угрожающим.
       – Было бы хорошо, если бы ты помог мне собрать их прежде, чем уйдешь.
       – Разумеется, – заверил я ее.
       – На кухне и в ванной есть вазы. Пошли.
       Я последовал за ней и забрал несколько ваз. По пути я изучал предмет,
выуженный мной с другого конца туннеля. Это была голубая пуговица в
золотой оправе, со все еще торчащими из нее несколькими темно-синими
нитками. На поверхности ее был вырезан четырехгранный узор. Я показал
Флоре, но та покачала головой.
       – Она ничего мне не говорит.
       Я порылся в кармане и извлек осколки камня из хрустальной пещеры.
Кажется, это был один материал. Фракир слегка шевельнулся, когда я
проносил пуговицу рядом с ним, а затем снова впал в неподвижность, словно
ему надоело предупреждать меня о голубых камнях из-за того, что я ничего
не предпринимал.
       – Странно, – проговорил я.
       – Было бы неплохо поставить несколько роз на туалетном столике, –
сказала мне Флора. – И пару смешанных букетов на трюмо. Знаешь, М н е
никто ни разу не присылал цветов таким способом. Это довольно оригинальное
нововведение. Ты уверен, что они предназначены тебе?
       Я пробурчал что-то себе под нос и продолжал составлять букеты.


       Позже, когда мы сидели на кухне, прихлебывая кофе и размышляя, Флора
заметила:
       – Это дело отдает сверхъестественным.
       – Да.
       – Возможно, тебе следовало бы обсудить его с Фи после того, как ты
поговоришь с Рэндомом.
       – Возможно.
       – И раз уж о нем зашла речь: разве не полагается тебе вызвать
Рэндома?
       – Возможно.
       – Что значит "возможно"? Его надо предупредить.
       – Верно. Но у меня такое ощущение, что пребывание в безопасности не
дает мне ответов ни на какие вопросы.
       – Что же у тебя на уме, Мерль?
       – У тебя есть машина?
       – Да. Я купила ее всего несколько дней назад. А что?
       Я вытащил из кармана пуговицу и камни, рассыпал их по столу и снова
стал рассматривать.
       – Просто, пока мы собирали цветы, мне пришло в голову, где я мог
видеть еще один такой же.
       – Да?
       – Есть одно воспоминание, давно загнанное мною в глубины памяти, так
как оно сильно меня расстраивает: картина с Джулией в момент, когда я ее
обнаружил. Теперь, кажется, я вспомнил, что на шее у нее был кулон с
голубым камнем. Может быть, это просто совпадение, но...
       Она кивнула.
       – А возможно и нет. Но даже если это и так, теперь, вероятно, он у
полиции.
       – О, сама эта штука мне не нужна. Но это доказывает, что на самом
деле я осмотрел квартиру не так хорошо, как мог бы, так как пришлось
спешно убираться. Я хочу еще раз побывать там прежде, чем вернусь в Эмбер.
Мне еще невдомек, как туда попала та тварь.
       – А что, если из квартиры все вынесли? Или ее сдали еще кому-нибудь?
       – Есть только один способ выяснить это, – пожал я плечами.
       – Ладно, я отвезу тебя туда.
       Несколько минут спустя мы сидели в ее машине, и я указывал, куда
ехать. Дорога заняла минут двадцать под солнечным предвечерним небом с
редкими облаками. Время я потратил в основном на определенные
приготовления сил Логруса, и к тому времени, как мы добрались до нужного
района, я был уже во всеоружии.
       – Сверни вот здесь и объезжай жилой массив, – сказал я ей. – Я
покажу, где припарковаться, если есть место.
       Оно нашлось неподалеку от того места, где я оставлял свою машину в
тот день.
       Когда мы остановились рядом с тротуаром, она взглянула на меня.
       – И что теперь? Мы просто пойдем к дому и постучимся?
       – я намерен сделать нас невидимыми, – уведомил я ее. – И намерен
находится в таком состоянии до тех пор, пока мы не войдем в квартиру.
Однако, чтобы мы видели друг друга, тебе придется оставаться вместе со
мной.
       Она кивнула.
       – Дворкин однажды проделал со мной такое, – вспомнила она, – когда я
еще была девчонкой. Я тогда за многими подсматривала, – она тихо
рассмеялась. – Я уже и забыла об этом.
       Я нанес последние штрихи сложного заклинания и наложил его на нас;
когда я закончил, мир за лобовым стеклом потускнел. Мы выбирались из
автомобиля со стороны сидения пассажира, и впечатление складывалось такое,
словно я смотрю на окружающее сквозь серые солнцезащитные очки. Мы
медленно дошли до угла и свернули направо.
       – А трудно научиться этому заклинанию? – спросила она. – Знать его,
наверное, очень удобно.
       – К несчастью, да, – ответил я. – Самый большой его недостаток в том,
что его нельзя просто проделать в любой миг, если заранее не
подготовиться. Поэтому, если начинать с нуля, то для создания его
потребуется около двадцати минут.
       Мы свернули на дорожку к большому старому дому.
       – Какой этаж? – спросила она.
       – Последний.
       Мы поднялись и оказались перед входной дверью. Она была заперта.
Несомненно, жильцы теперь стали аккуратнее в этих делах.
       – Взломаем? – прошептала Флора.
       – Слишком шумно, – ответил я.
       Я положил правую ладонь на дверную ручку и отдал безмолвный приказ
Фракиру. Тот отмотал две петли с моего запястья и сделался видимым,
двинувшись по замку и вползая в замочную скважину. Последовало стягивание,
напряжение и несколько жестких движений.
       Тихий щелчок дал знать, что засов отодвинут, и я повернул ручку и
осторожно потянул на себя. Дверь открылась. Фракир снова стал браслетом и
обрел невидимость.
       Мы вошли и тихо прикрыли за собой дверь. В кривом зеркале нас не было
видно. Я повел Флору вверх по лестнице.
       Со стороны одной из квартир на втором этаже доносились тихие голоса.
И все. Никакого ветра. Никаких собак, способных нас учуять... И голоса
стихли прежде, чем мы добрались до третьего этажа.
       Я увидел. что вся дверь в квартиру Джулии заменена. Она была чуть
темнее и отличалась сверкающим новым замком. Я осторожно постучал в нее, и
мы подождали. Никакого ответа не последовало, но примерно через пол-минуты
я постучал еще раз, и мы снова подождали.
       Никто не подошел, поэтому я попробовал дверь. Она была заперта, но
Фракир повторил свой фокус, и я очутился на пороге. Рука моя подрагивала,
так как вспомнился мой прошлый визит. Сейчас я знал, что истерзанный труп
там больше не лежит. Знал, что меня не поджидает в засаде никакой другой
зверь-убийца. И все же воспоминание заставило меня задержаться на
несколько лишних секунд.
       – Что случилось? – прошептала Флора.
       – Ничего, – ответил я и толчком распахнул дверь.
       Квартира, насколько я понял, была частично меблирована. Мебель,
переходившая вместе с квартирой от владельца к владельцу, осталась прежней
– диван и приставные столики, несколько стульев, большой стол; но все,
принадлежавшее лично Джулии, исчезло. На полу возлежал новый ковер, а сам
пол недавно отполировали. Непохоже было, чтобы квартиру вновь сдали, так
как не было никакого личного имущества.
       Мы вошли, и я прикрыл дверь, сбросил окутывающее нас заклинание и
стал обходить комнаты. Когда наши магические вуали исчезли, в квартире
стало заметно светлее.
       – По-моему, ты тут ничего не найдешь, – высказала свое мнение Флора.
Я чувствую запах воска, дезинфекции и краски...
       Я кивнул.
       – Тут бесполезно искать просто так, – согласился я. – Но я хочу
попробовать еще кое-что.
       Я успокоил рассудок и призвал логрусово зрение. Если здесь были
произведены магические действия, то остались их следы, которые можно
обнаружить таким способом. Затем я медленно прошелся по квартире, через
гостиную, рассматривая через Логрус все предметы. Флора осматривала все
самостоятельно, и обследование ее заключалось в заглядывании под
всевозможные предметы. Комната слегка заколыхалась, когда я просканировал
ее на тех длинах волн, где существовала наибольшая вероятность заметить
искомые проявления – по крайней мере, это самый лучший способ описать
такой процесс в этом отражении.
       От моего пристального взгляда не ускользнуло ничего; ни большое, ни
малое. Но ничто и не открылось ему. После долгих минут я перебрался в
спальню.
       Флора, должно быть, услышала, как у меня перехватило дыхание, потому
что она всего за несколько секунд оказалась в спальне рядом со мной,
разглядывая комод, перед которым стоял я.
       – В нем что-то есть? – спросила она, протягивая руку вперед, и сразу
же убрав ее.
       – Нет. За ним, – пояснил я.
       При уборке квартиры комод передвинули. Раньше он занимал место на
несколько футов правее. И то, что я теперь увидел, находилось слева от
него и над ним, остальное от моего взора скрывал комод. Я ухватился за
этот предмет обстановки и сдвинул его вправо, на место, которое он занимал
раньше.
       – Все равно ничего не вижу, – сказала Флора.
       Я взял ее за руку и протянул силу Логруса так, чтобы она увидела то,
что видел я.
       – Да ведь, – она подняла руку и очертила на стене слабый контур
прямоугольника. – Это выглядит словно... дверь.
       Я изучил его – тусклую линию поблекшего огня. Дверь была явно
замурована и пребывала в таком состоянии немалое время. В конечном итоге
линия потускнеет еще больше, а затем полностью исчезнет.
       – Это и _е_с_т_ь_ дверь, – ответил я.
       Она увлекла меня в другую комнату посмотреть на противоположную
стену.
       – Здесь ничего нет, – отметила она. – Дорога не ведет насквозь.
       – Вот теперь ты получила представление, – одобрил я. – Дверь ведет в
какое-то иное место.
       – Куда же?
       – Туда, где обитают твари, одна из которых убила Джулию.
       – Ты можешь открыть ее?
       – Я готов провести перед ней столько времени, сколько понадобится, –
заверил я ее, – и попробовать это сделать.
       Я вернулся в спальню и снова изучил дверь.
       – Мерлин, – спросила она, когда я выпустил ее руку и поднял свою
перед собой. – Разве тебе не кажется, что настал тот момент, когда тебе
следует обратиться к Рэндому, рассказать ему все, что произошло и,
наверное, попросить Жерара постоять рядом с тобой, если тебе удастся
открыть эту дверь?
       – Вероятно, следовало бы, – согласился я. – Но я этого не сделаю.
       – Почему?
       – Потому что он может запретить это.
       Я опустил руки и повернулся к ней.
       – Должен признать, что ты привела неплохой довод, – сказал я. –
Рэндому надо рассказать все, и я, вероятно, и так чересчур долго
откладывал это. Поэтому я вот что хотел бы от тебя: вернись к машине и
жди. Дай мне час. Если я к тому времени не выйду, свяжись с Рэндомом,
расскажи ему обо всем, что сообщил тебе я, и расскажи ему также об этой
двери.
       – Не знаю, – усомнилась она. – Если ты не появишься, Рэндом будет
взбешен, и мне не поздоровится.
       – А ты скажи ему, что я настаивал, и ты ничего не могла поделать. А,
собственно, если подумать, то так оно и есть.
       Она поджала губы.
       – Мне твоя затея не нравится, хотя остаться я тоже не стремлюсь.
Может, прихватишь с собой ручную гранату?
       Она подняла сумочку и начала быстро ее открывать.
       – Нет. Спасибо. А зачем ты вообще держишь ее при себе?
       – Я всегда их ношу с собой в этом Отражении, – улыбнулась она. –
Могут всегда пригодиться. Ну, ладно, я пойду подожду.
       Она слегка чмокнула меня в щеку и повернулась к двери.
       – И постарайся добраться до Фионы, – попросил я ее. – Если я не
появлюсь. Расскажи и ей всю эту историю. Она может найти к этому делу иной
подход.
       Она кивнула и вышла. Я подождал пока не услышал, как закрылась дверь,
а затем полностью сосредоточил все свое внимание на ярком прямоугольнике.
Но вся линия была примерно одинаковой яркости, лишь в нескольких местах
блеск казался гуще и интенсивнее, а в большинстве – уже и тусклее. Я
медленно провел ладонью правой руки вдоль линии примерно в дюйме над
поверхностью стены. При этом я испытывал легкое покалывание, ощущение,
похожее на жар. И, как и следовало ожидать, над более яркими местами оно
ощущалось сильнее. Я воспринял это известие, как указание, что в этих
точках шов менее стойкий. Отлично. Скоро я выясню, можно ли взломать эту
дверь, после чего выявленные точки и подвергнутся атаке.
       Я погрузил руки поглубже в Логрус до тех пор, пока не надел его
отростки, словно перчатки с эластичными пальцами, но прочнее металла и
чувствительнее языка в местах, где сосредотачивалась сила. Я двинул правую
руку к ближайшей точке, находившейся на одном уровне с моим бедром.
Коснувшись этого участка большой яркости, я пощупал пульс старого
заклинания. Затем я поднажал, сделав отросток Логруса тоньше и тоньше,
пока он не прошел. Тут же пульсация стала постоянной. Я повторил опыт в
месте повыше и слева.
       Некоторое время я стоял, ощупывая замуровавшую дверь силу, а мои
тоненькие волоски манипуляторов подрагивали в ее матрице. Я попробовал
двинуть ими, сперва вверх, потом вниз. Правой скользнул чуть дальше, чем
левой, в обоих направлениях, прежде чем его остановили сжатие и
сопротивление. Я вызвал новые силы из тела Логруса, плававшего, словно
призрак во мне и передо мной, и влил эту энергию в перчатки-манипуляторы,
и когда я это сделал, узор Логруса вновь изменил свою форму. Когда я вновь
попробовал двинуть руками, правая соскользнула вниз примерно на фут,
прежде чем застряла в пульсации; когда же я толкнул ее вверх, она
поднялась почти до конца, но когда я потащил ее вниз, она опустилась
дюймов этак на шесть ниже начальной точки.
       Я глубоко вздохнул и почувствовал, что начинаю покрываться потом.
Накачав в перчатки-манипуляторы еще энергии, я заставил их отростки
опуститься еще ниже. Сопротивление там оказалось еще сильнее, и пульсация
прошла по моим рукам, достав, казалось, до центра моего существа. Я
остановился и отдохнул, а затем поднял силу на еще более высокий уровень
интенсивности. Логрус снова зазмеился, и я толкнул обе руки вниз до самого
пола, а затем опустился там на колени и постоял тяжело дыша, прежде чем
принялся двигаться вдоль нижней линии. Этой двери явно предназначалось
никогда больше не открываться. Всякая щепетильность в этом деле ничего бы
не дала, тут нужна была только грубая сила.
       Когда мне удалось сконцентрировать все силы в одной точке, я вытащил
манипуляторы и внимательно осмотрел свою работу. Справа, слева и внизу
тонкие красные линии стали теперь широкими огненными лентами. Их пульсацию
я ощутил даже через разделявшее нас расстояние.
       Я встал и поднял руки. И принялся трудиться вдоль верха, начав с
углов и двигаясь по периметру к середине. Тут дело пошло легче, чем ранее.
Через вскрытые участки просачивалась сила и добавляла определенное
давление, так что мои руки просто проплыли до середины. Когда они сошлись,
я, казалось, услышал что-то похожее на тихий вздох. Тогда я опустил руки и
полюбовался своей работой. Теперь весь контур так и горел. Но было в этом
и нечто большее. Яркая линия, казалось, чуть ли не текла, круг за
кругом...
       Я постоял там несколько минут, перегруппировываясь, расслабляясь,
успокаиваясь. Набираясь храбрости. Знал-то я только одно – эта дверь
приведет в иное Отражение. А там могло быть все, что угодно. Когда я
открою ее, то, вполне вероятно, что-то может выбраться оттуда и напасть на
меня. Но, впрочем, она простояла замурованной немалое время. Так что
западня, скорее всего, будет иной. Я открою ее, и ничего не случится.
Тогда передо мной встанет выбор: лишь заглянуть туда с места, где нахожусь
сейчас, или войти. И, вероятно, не очень-то много можно будет увидеть,
просто стоя тут и глядя...
       Поэтому я снова протянул вперед логрусовы окончания, взялся за дверь
с обеих сторон и толкнул. Подалась она с правой стороны, поэтому левую я
отпустил. И продолжал давить на правую, пока вся эта конструкция внезапно
не распахнулась вовнутрь...
       Я смотрел на жемчужный туннель, который начинался через несколько
шагов, похоже, расширяясь. Далее следовала рябь, похожее на горячее марево
над дорогой в жаркий летний день. По туннелю проплывали клочья субстанции
красного цвета; перемежающиеся темными силуэтами. Я ждал, наверное, с
полминуты, но ничего не происходило.
       Я приготовил Фракира к неприятностям. И сохранил связь с Логрусом. И
двинулся вперед, вытянув перед собой зонды-манипуляторы. Я вступил в
туннель.
       Внезапная перемена градиента давления на моей спине заставила меня
бросить взгляд в том направлении. Проем закрылся и уменьшился, и теперь
казался далеким, словно крошечный кубик. Конечно, шаги тоже могли
перенести меня на большое расстояние, если таким образом действовали
правила этого пространства.
       Я продолжал движение, и горячий ветер накатил на меня, поглотил меня,
остался со мной. Стены прохода раздвинулись, пространство впереди
продолжало переливаться и плясать, и идти стало затруднительно, словно я
вдруг пошел вверх по склону. С этого места, где зрение все еще подводило
меня, я услышал звук, похожий на кваканье, и логрусов манипулятор левой
руки наткнулся на что-то, от чего слегка дернулся. Фракир запульсировал, и
одновременно с ним через зонд я уловил ауру угрозы. Я вздохнул. Я и не
ожидал, что это будет легко. Если бы спектакль ставил я, то не позволил бы
кому попало ходить через замурованную дверь.
       – Эй, жопа! Стой там, докуда дошел! – прогремел голос впереди.
       Я продолжал прорываться вперед.
       Снова раздался голос:
       – Стой, я сказал!
       По мере того, как я продвигался вперед, все окружающее стало
постепенно приобретать конкретную форму, и, внезапно, справа от меня
возникла стена необработанного камня, а потолок над головой превратился в
линию, куда она упиралась.
       Путь мне преграждала огромная толстая фигура, похожая с виду на
пурпурного Будду, но с ушами летучей мыши. Когда я приблизился, стали
отчетливее видны детали: выступающие клыки, желтые глаза, казалось не
имевшие век, длинные красные когти на громадных руках и ногах. Тварь
сидела посередине туннеля, но не делала ни малейших попыток подняться.
Одежды на ней не было. Огромный разбухший живот покоился на коленях,
скрывая пол существа. Голос у него был грубовато-мужской, а запах
характерно-вонючий.
       – Привет, – поздоровался я. – Хороший денек, не правда ли?
       Создание заворчало, и температура окружающей среды, казалось, слегка
повысилась. Фракир впал в неистовство, и я мысленно успокоил его.
       Существо нагнулось вперед и прочертило одним ярким когтем дымящуюся
черту на каменном полу. Я остановился перед ней.
       – Переступи через эту черту, колдун, и твоя песенка спета, – заявило
чудовище.
       – Почему? – спросил я.
       – Потому что я так сказал.
       – Если ты собираешь пошлину, – предложил я, – то назови цену.
       Создание покачало головой.
       – Проход мимо меня нельзя купить.
       – Э... а что заставляет тебя думать, будто я колдун?
       Существо раскрыло темную пещеру своей рожи, показав еще больше
притаившихся зубов, чем я подозревал, и издало нечто похожее на грохот
жестяного листа в глубине своей глотки.
       – Я почувствовал твое легкое прикосновение, – прогрохотало оно. – Это
колдовской фокус, никто, кроме колдуна, не смог бы добраться до места, где
ты стоишь.
       – Ты, кажется, не питаешь большого уважения к этой профессии.
       – Я питаюсь колдунами, – уведомило оно меня.
       Я состроил гримасу, вспомнив некоторых стариков, знакомых мне по
работе.
       – Каждому и каждой – свое, надо полагать, – сказал я ему. – Так в чем
же заключается сделка? Зачем нужен проход, если через него нельзя пройти?
Как же мне пробраться здесь?
       – Никак.
       – Даже если я разгадаю загадку?
       – На меня это не подействует, – отвергло мое предложение существо. Но
в глазу у него появился слабый блеск. – Однако, чисто ради спортивного
интереса, что это такое – зеленое и красное, и кружит, и кружит, и кружит?
– спросило оно.
       – Ты знаком со Сфинксом?
       – Дерьмо! – выругалось оно. – Ты ее слышал.
       – Я много где бывал, – пожал я плечами.
       – А здесь не пройдешь!
       Я внимательно рассмотрел его. Оно должно обладать какой-то защитой от
магических атак, если его поставили тут останавливать колдунов. По части
физической защищенности оно выглядело довольно внушительно. Я гадал,
насколько оно проворно. Смогу ли я проскользнуть мимо него и убежать? И
решил, что не стоит экспериментировать таким образом.
       – Мне действительно надо пройти, – попробовал я. – Срочное дело.
       – Сожалею.
       – Слушай, а что ты, собственно, с этого имеешь? Сидишь здесь, посреди
туннеля, мне думается – это весьма паршивое занятие.
       – Я люблю свою работу. Меня создали для нее.
       – А как вышло, что ты позволил Сфинксу проходить туда и обратно?
       – Магические существа не в счет.
       – Хм...
       – И не пытайся уверить меня, будто ты в действительности магическое
существо, а потом состряпать какую-нибудь колдовскую иллюзию. Эту лажу я
вижу насквозь.
       – Я тебе верю. Кстати, как тебя зовут?
       – В разговоре можешь называть меня Скроф, – фыркнуло оно. – А тебя?
       – Зови меня Кори.
       – Ладно, Кори. Я не против того, чтобы посидеть здесь и заняться с
тобой лабудой, правило этого не запрещают. Это дозволено. У тебя есть три
варианта, и один из них был бы настоящей глупостью. Ты можешь развернуться
кругом и вернуться туда, откуда пришел, и ничего при этом не потерять. Ты
можешь также разбить лагерь прямо здесь и пребывать тут, сколько влезет, и
я пальцем не шевельну, покуда ты будешь вести себя хорошо. И было бы
дуростью перешагнуть через проведенную мною черту. Тогда я тебя
ликвидирую. Это – Порог, а я – Страж при нем. И никому не позволю пройти.
       – Я ценю, что ты стремишься внести полную ясность.
       – Эта часть моей задачи. Так каков будет выбор?
       Я поднял руки, и силовые линии закрутились на всех кончиках пальцев,
словно ножи. Фракир отмотался с запястья и принялся раскачиваться,
описывая сложные кривые.
       Скроф улыбнулся.
       – Я питаюсь не только колдунами, а также и их магией. На это может
претендовать только существо оторванное от первоначального Хаоса. Так что
валяй, действуй, если ты думаешь, что сможешь побороться.
       – Хаоса, да? Оторванное от первозданного Хаоса?
       – Точно. Немногое может устоять против него.
       – Кроме, может быть, Повелителя Хаоса, – ответил я, перемещая свое
сознание по разным точкам своего тела. Тяжкая работа, чем быстрее это
проделываешь, тем она болезненнее.
       Снова грохот жестяного листа.
       – Ты знаешь, что шансы у Повелителя Хаоса забраться в такую глушь
котируется у Стража, как два к трем? – осведомился Скроф.
       Руки мои начали удлиняться, и я почувствовал, как рвется у меня на
спине рубашка, когда я шагнул вперед. Кости на моем лице переместились, а
грудь все расширялась и расширялась...
       – Хватит и одного к одному, – отозвался я, когда преображение
завершилось.
       – Дерьмо, – выругался Скроф, когда я переступил через черту.




       3



       Я простоял некоторое время у самого входа в пещеру. Левое плечо
болело, и правая нога тоже побаливала. Если бы я сумел обуздать боль до
того, как преобразился вновь, то имелась надежда, что большая ее часть
рассосется в ходе анатомической перетасовки. Однако, сам этот процесс меня
бы сильно утомил. Он требует массу энергии, а двухразовое переключение с
таким коротким промежутком может порядком истощить силы, особенно после
моей схватки со Стражем. Поэтому-то я и отдыхал в этой пещере, куда привел
в конечном итоге жемчужный туннель, и любовался раскинувшейся передо мной
панорамой.
       Далеко внизу и слева виднелся ярко-голубой и очень неспокойный
водоем. Волны с белыми барашками набегали в атаках, как камикадзе, на
серые скалы берега, а сильный ветер рассеивал их брызги, и в этом тумане
завис кусок радуги.
       Прямо передо мной и ниже расстилалась щербатая и курящаяся земля,
время от времени она содрогалась на всем расстоянии вплоть до высоких
темных стен изумительно огромной и сложной постройки, которую я сразу же
окрестил Горменгасом <Горменгас – (Замок Четырех Миров) громадный замок из
трилогии Мераина Пака>. Она представляла собой смешение разных
архитектурных стилей и превышала высотой даже дворец в Эмбере, создавая
довольно мрачный вид, словно Ад воплотился в ней. И это строение
подвергалось нападению.
       В поле под стенами скопилось немалое войско, все больше на отдаленном
неопаленном участке относительно нетронутой местности с остатками
кое-какой растительности, хотя и там трава была хорошо утоптана, а многие
деревья повалены. У осаждавших имелись штурмовые лестницы и таран, который
в данный момент находился в бездействии, а лестницы валялись на земле. У
подножия стен догорало то, что похоже, когда-то было целым застенным
посадом. Там же н земле лежали многочисленные фигурки солдат, являвшиеся,
как я предположил, потерями осаждавших.
       Переместив взгляд еще дальше направо, я наткнулся на участок
сверкающей белизны позади этой громадной цитадели. Он походил на
выступающий край массивного ледника, и по нему хлестали бураны снега или
кристаллов льда, образуя пелену, похожую на туман.
       Ветер, казалось, был постоянным хозяином этих мест. Я слышал, как он
воет высоко над головой. Когда я, наконец, вышел из пещеры и поглядел
вверх, то обнаружил, что нахожусь всего лишь посередине массивного
каменистого склона холма или низкой горы – в зависимости от точки зрения –
и с этого неудобного места завывание ветра слышалось еще громче. За спиной
внезапно послышался звук "Бух", и когда я обернулся, то не смог больше
отыскать входа в пещеру. После того как я покинул пещеру, путешествие по
маршруту от огненной двери завершилось, заклинание распалось, и путь тут
же закрылся. Полагаю, я мог бы отыскать контур на крутой стене горы, если
бы захотел, но в данный момент я не испытывал такого желания. На всякий
случай я сложил на этом месте кучку камней, а затем снова огляделся,
изучая подробности.
       Справа от меня изгибалась узкая тропа, теряясь среди каких-то
поставленных торчком камней. Я направился к ним. Почувствовал запах дыма.
И не смог определить, откуда он доносится – с поля боя или из района
вулканической деятельности внизу. Небо над головой казалось латанным
одеялом из туч и света. Когда я остановился между двух камней и
повернулся, еще раз посмотреть на картину раскрывающуюся внизу, то увидел,
что нападающие разделились на группы, которые понесли лестницы к стенам. А
также заметил, что с противоположной стороны цитадели поднялся вихрь,
отдаленно напоминающий торнадо, который стал медленно двигаться вдоль стен
в направлении против часовой стрелки. Если это явление продолжит свой
путь, то в конечном итоге доберется до атакующих. Ловко. К счастью, это их
проблема, а не моя.
       Я спустился по каменистому склону и расположился на низком карнизе. И
начал утомительную работу по смене обличья, по моим подсчетам
продолжавшуюся полчаса. Мысль о переходе от чего-то
нормально-человеческого к чему-то редкому и странному, а для некоторых,
возможно, и чудовищному, а возможно, и пугающему – а потом обратно, может
показаться некоторым отвратительной. Напрасно. Мы ведь проделываем это
каждый день, причем разными способами, разве не так?
       Когда преображение завершилось, я полежал на спине, глубоко дыша и
прислушиваясь к ветру. Камни защищали меня от его силы, и до меня
доносилось только его песня. Я ощущал вибрацию от далеких содроганий земли
и предпочел воспринимать их, как успокаивающие и баюкающие сигналы. Моя
одежда превратилась в лохмотья, и я пока чувствовал себя слишком усталым,
чтобы выуживать новую одежду из Отражений. Боль в плече, кажется, пропала,
осталось только слабое покалывание в ноге, да и оно таяло и таяло... Я на
несколько минут закрыл глаза.
       Ладно, я пробился, и у меня было сильное подозрение, что ответ на
вопрос об убийстве Джулии находился внизу, в осажденной цитадели. Вот так,
сразу я не видел никакого доступного пути проникнуть туда и провести
расследование. Но ведь я могу пройти не только этим путем. Я решил
подождать на том месте, где остановился, отдохнуть пока не стемнеет – то
есть, если здесь происходит нормальная смена дня и ночи. Тогда я
прокрадусь вниз, умыкну кого-нибудь из осаждающих и допрошу его. А если не
стемнеет? Тогда придумаю что-нибудь другое. Но в данный момент приятнее
всего было просто плыть по течению...
       Не знаю, сколько я там проспал. Разбудил меня стук осыпающихся
камней, доносившийся откуда-то справа. Я мгновенно проснулся, однако не
шевелился. Не слышалось никаких попыток подкрасться, а характер
приближающихся звуков – главным образом шлепающих шагов, какие производит
некто, носящий свободные сандалии – убедил меня, что в моем направлении
движется только одно существо. Я напряг и расслабил мускулы и сделал
несколько глубоких вдохов.
       Между двух камней справа от меня появился очень волосатый человек. Он
был примерно пяти с половиной футов ростом, очень грязный, и носил вокруг
бедер темную звериную шкуру, а также пару сандалий на ногах. Он воззрился
на меня и стоял так пару секунд, прежде чем продемонстрировал в улыбке
свои желтые неровные зубы.
       – Привет. Ты ранен? – спросил он на испорченной разновидности тари,
которой я, помнится, никогда раньше не слыхивал.
       Я потянулся, чтобы удостовериться, а затем встал.
       – Нет, – ответил я, – а почему ты спрашиваешь?
       Улыбка осталась на месте.
       – Я подумал, что ты, возможно, решил, что с тебя хватит этих
сражений, и ты счел за благо покончить с ними.
       – Ага, понимаю. Нет, тут совсем не то...
       Он кивнул и шагнул вперед.
       – Меня зовут Дэйв. А тебя?
       – Мерль, – представился я стискивая его грязную руку.
       – Не беспокойся, Мерль, – успокоил он меня. – Я не выдаю никого из
решивших податься с войны, разве что будут предлагать награду – а на этой
войне ее не дождешься. Сам подался с нее много лет назад, и ни разу не
пожалел об этом. Моя война шла не так как, кажется, идет эта, и у меня
хватило ума дать тягу. Никакой армии никогда не удавалось взять эту
крепость, и, по-моему, никакой никогда и не удастся.
       – А что это за крепость?
       Он чуть склонил голову набок и прищурился, а затем пожал плечами.
       – Замок Четырех Миров, – ответил он. – Неужели вербовщик тебе ничего
не рассказал?
       – Ни черта, – вздохнул я.
       – У тебя нет часом какого-нибудь курева, а?
       – Нет, – весь свой трубочный запас табака я использовал в хрустальной
пещере, – к сожалению.
       Я прошел мимо него к месту, откуда мог взглянуть между камней вниз.
Мне хотелось взглянуть еще раз на Замок Четырех Миров. В конце концов, он
ведь был ответом на загадку, так же, как и темой многочисленных
зашифрованных ссылок в дневнике Мелмана. Повсюду под его стенами в
беспорядке громоздились новые тела, словно разбросанные смерчем, который
теперь направлялся обратно к той точке, откуда начал свое движение. Но,
несмотря на это, небольшой отряд осаждающих сумел несмотря на это,
взобраться на стену. А внизу собрались новые силы и отправились за
лестницами. Один из ратников нес знамя, которое я не узнал, но тем не
менее казавшееся смутно знакомым – черно-зеленое с рисунком двух
сцепившихся друг с другом геральдических зверей. Две лестницы все еще
стояли у стены, и я рассмотрел, что за зубцами стен идет какой-то яростный
бой.
       – Некоторые из нападающих, кажется, ворвались в крепость, – заметил
я.
       Дэйв поспешил ко мне и пригляделся. Я незамедлительно перебрался на
наветренную сторону.
       – Ты прав, – признал он. – Но это впервые. Если им удастся открыть
эти проклятые ворота и впустить остальных, то, возможно, у них появится
какая-то надежда. Никогда не думал, что доживу до этого.
       – А сколько лет назад, – спросил я, – эту крепость осаждала армия, в
которой служил ты?
       – Может, восемь, может, девять, а может, и десять лет, – пробормотал
он. – Эти ребята, должно быть, изрядные молодцы.
       – А из-за чего вся эта кутерьма? – спросил я.
       Он повернулся и изучил меня взглядом.
       – Ты действительно не знаешь?
       – Только-только попал сюда, – правдиво заверил я его.
       – Проголодался? Хочешь выпить?
       – Честно говоря, да.
       – Тогда пошли, – он взял меня за локоть и направил обратно меж двух
камней, а затем повел по узкой тропе.
       – Куда мы идем? – спросил я.
       – Я живу неподалеку. Я взял за правило кормить дезертиров в память о
былых временах. Для тебя я сделаю исключение.
       – Спасибо.
       В скором времени тропа разветвилась, и он выбрал правую развилку,
требовавшую некоторого восхождения. В конечном итоге тропа привела нас к
гряде скальных уступов, последний из которых находился на приличном
отдалении от остальных. В стене имелось множество расселин, в одну из
которых Дэйв и нырнул. Я последовал за ним на некотором расстоянии, и он
остановился перед низким входом в пещеру. Оттуда тянуло ужасающим запахом
разложения, и слышалось, как там жужжали мухи.
       – Это мой дом, – объявил он. – Я бы пригласил бы тебя войти, но он
тесен... э...
       – Ничего, ничего, – поспешно успокоил я его. – Я подожду.
       Он нырнул в пещеру, и я сообразил, что аппетит у меня стремительно
пропадает, особенно когда представил, что он мог хранить в таком жилище.
       Спустя несколько мгновений он появился вновь с брезентовым мешком
через плечо.
       – Нашел кое-что приличное, – объявил он.
       Я припустил обратно по расселине.
       – Эй, куда?
       – На воздух, – ответил я. – Хочу вернуться на карниз. Тут малость
тесновато.
       – А-а. Ладно, – согласился он и зашагал вслед за мной.
       Он принес две непочатые бутылки вина, несколько фляг с водой, свежую
на вид буханку хлеба, немного консервированного мяса, несколько крепких
яблок и неразрезанную головку сыра. Все это я обнаружил, когда мы уселись
на выступе у выхода из расселины, и он жестом предложил мне открыть мешок
и заняться самообслуживанием. Осмотрительно расположившись с наветренной
стороны, я выпил для начала немного воды и съел яблоко.
       – У этой крепости бурная история, – принялся рассказывать он,
доставая из-за пояса ножик и отрезая себе сыра. – Я не знаю наверняка ни
кто ее построил, ни сколько она тут стоит.
       Увидев, что он собирается выковырять пробку из бутылки с вином
ножиком, я остановил его и попробовал с помощью Логруса добыть штопор.
Получилось, и я тут же передал ему штопор. Открыв бутылку, он отдал мне ее
целиком и откупорил себе другую. По причине беспокойства за собственное
здоровье, я был благодарен ему за это, хотя и не испытывал желания
напиваться.
       – Вот это я понимаю предусмотрительность, – одобрил он, изучая
штопор. Мне уже давно требовалась такая штука...
       – Оставь его себе, – разрешил я. – Расскажи мне еще об этой крепости.
Кто там обитает? Как вышло, что ты принял участие в нападении на нее? Кто
осаждает крепость сейчас?
       Он кивнул и отхлебнул вина.
       – Самым первым хозяином этой крепости из всех, кого я знавал, был
чародей по имени Шару Гаррул. Королева моей страны внезапно собралась,
уехала и явилась сюда, – и он замолк и какое-то время глядел куда-то
вдаль, а затем презрительно фыркнул: – Ох уж мне эта политика! Я даже не
знаю, какой в то время называли предлог для такой поездки "в гости". В те
дни я вообще не слышал об этом проклятом месте. Так или иначе, задержалась
она надолго, и народ начал гадать, не стала ли она пленницей? Или не
заключат ли союз? Не завязала ли роман? Как я понял, она еще некоторое
время изредка направляла сообщения, но они обычно содержали ни о чем не
говорящую успокоительную чушь – если, конечно, там не передавались
секретные сведения, о которых людям вроде меня слышать не полагалось. Она
к тому же прихватила с собой приличную свиту и почетный караул в ней
служил не только для блеска. Эти ребята были самыми закаленными бойцами,
хотя и одевались в пышные наряды. Поэтому в то время и шло много споров о
том, что же, собственно, происходит.
       – Один вопрос, если можно, – вмешался я. – А какую роль играл во всем
этом король? Ты не упомянул про него, а ему, казалось бы, полагалось
знать...
       – Умер, – прервал он мои рассуждения. – Она стала красавицей вдовой,
и на нее сильно давили, настаивая на новом замужестве. Но она просто
меняла одного любовника за другим и разыгрывала разные интриги. Обычными
ее хахалями были военные или вельможи, или и те и другие одновременно.
Однако, отправившись в это путешествие, она оставила управлять
королевством сына.
       – О, так значит принц был достаточно взрослым, чтобы сесть за руль?
       – Да. Собственно говоря, он и начал эту проклятую войну. Набрал
войско, устроил ему смотр и остался недоволен им, и поэтому связался со
своим другом детства, человеком, считавшимся просто разбойником, но
командовавшего крупным отрядом наемников. Звали его Далт...
       – Стоп! – притормозил я его.
       Мои мысли понеслись галопом, когда я вспомнил историю, рассказанную
мне однажды Жераром, о странном человеке по имени Далт, выступившем против
Эмбера во главе частной армии, причем необычно эффективно. Для
противодействия ему пришлось вызвать самого Бенедикта. Силы Далта
разгромили у подножия Колвира, а сам Далт был тяжело ранен. Хотя трупа его
никто так и не увидел, считалось, что от таких ранений он умер. Но было
там и еще кое-что.
       – Твоя родина, – сказал я. – Ты так и не назвал ее. Откуда ты, Дэйв?
       – Из страны под названием Кашера, – ответил он.
       – А королевой у вас была Ясра?
       – Ты слышал о нас. Откуда ты родом?
       – Из Сан-Франциско.
       – Не знаю такого места, – покачал он головой.
       – А кто его знает. Слушай, у тебя хорошее зрение?
       – Что ты имеешь в виду?
       – Не так давно, когда мы смотрели на сражение, ты случайно не
разобрал, какой флаг у осаждающих крепость?
       – Глаза у меня не те, что бывало, – признался он. – Знамя было
черно-зеленое, с какими-то зверями на нем.
       Он присвистнул.
       – Ручаюсь, лев, терзающий единорога. Похоже на штандарт Далта.
       – А какой смысл у этого герба?
       – Он ненавидит эмберитов, вот что это значит. Однажды даже выступил
против них.
       Я попробовал вино. Неплохое.
       Значит тот самый...
       – Ты не знаешь, почему он ненавидит их? – спросил я.
       – Как я понимаю, они убили его мать, – объяснил он. – Что-то
связанное с пограничными войнами. Они в последнее время стали запутанными.
Подробностей я не знаю.
       Я вскрыл жестянку с мясом, отломил хлеба и сделал себе бутерброд.
       – Продолжай, пожалуйста, свой рассказ, – попросил я.
       – Где я остановился?
       – Принц призвал Далта, так как беспокоился за мать, и ему спешно
потребовались войска.
       – Совершенно верно, вот в то время меня и забрали служить в армии
Кашеры – пехотинцем. Принц с Далтом провели нас темными путями, в
результате чего мы очутились у этой крепости, внизу. А потом мы просто
делали то же, что делают сейчас эти ребята.
       – И что же случилось?
       – С самого начала дела у нас пошли плохо, – засмеялся он. – Я думаю,
тому, кто там главный, легко дается управление стихиями – вроде смерча,
который ты видел недавно. На нас обрушивались и землетрясения, и бураны, и
молнии. Но мы, несмотря на это, продолжали упорно лезть на стены. Моего
брата до смерти опалило кипящим маслом прямо у меня на глазах. Вот
тогда-то я и решил, что с меня хватит. Я сбежал и забрался сюда. Меня
никто не преследовал, и поэтому я остался ждать и следить. Вероятно, мне
не следовало этого делать, но я не знал, как пойдут дела дальше. Полагал,
что все будет продолжаться в том же духе. Но я оказался неправ, а
возвращаться уже было слишком поздно. Сделай я это, мне бы оттяпали башку
или какие-нибудь ценные части тела.
       – Что же произошло?
       – У меня такое впечатление, что нападение вынудило Ясру действовать.
Она явно с самого начала замышляла разделаться с Шару Гаррулом и самой
стать хозяйкой крепости. Я думаю, она одурачила его, вошла к нему в
доверие, а потом нанесла удар. По-моему, она малость побаивалась этого
старика. Но когда на пороге появилась ее армия, ей пришлось выступить,
хотя она и не подготовилась к этому. Она вступила с ним в колдовской
поединок, а ее стража отвлекала внимание его ратников. Она победила,
правда, как я понял, и сама не осталась невредимой. И к тому же чертовски
разозлилась н сынка за то, что он привел армию без ее приказа. Так или
иначе, ее стража открыла им ворота, и она захватила власть в Замке. Вот
это-то я и имел в виду, говоря, что никакая армия не брала эту крепость.
Тот захват произвели изнутри.
       – А как ты узнал все это?
       – Как я уже говорил, когда дезертиры бегут в эту сторону, я их кормлю
и получаю сведения.
       – Из твоих слов у меня сложилось впечатление, что были и другие
попытки взять эту крепость. Они, должно быть, происходили уже после того,
как власть в замке переменилась?
       Он кивнул и снова глотнул вина.
       – Точно. Так как она и ее сынок отсутствовали в Кашере, там произошел
переворот. Устроил его один вельможа по имени Касман, брат одного из ее
покойных любовников, парня по имени Ясрик. Этот Касман захватил власть и
хотел убрать со своего пути и ее, и принца. Нападал он на эту крепость,
должно быть, с полдюжины раз. Но так и не смог одолеть. Наконец, как мне
думается, примирился с ничьей... Потом, после этого, она отослала сына из
крепости, возможно, набрать новую армию и постараться вернуть ей трон. Не
знаю. Это было давно.
       – А как насчет Далта?
       – С ним расплатились какой-то добычей из Замка – добра там явно
хватало с избытком – и он собрал все свои войска и вернулся туда, где
обычно ошивается.
       Я тоже снова пригубил вина и отрезал кусок сыра.
       – А как получилось, что ты оставался тут все эти годы? Такая жизнь
кажется довольно тяжелой.
       Он кивнул.
       – На самом деле потому, что я не знаю дорогу домой. Нас сюда привели
странными тропами. Я думал, что найду их, но когда принялся за дело, то не
сумел найти ни одной. Полагаю, я мог бы просто пойти куда глаза глядят, но
тогда, вероятно, заблудился бы совершенно. Кроме того, я знаю, что смогу
здесь прожить. Через несколько дней посады отстроятся, и в них вернуться
крестьяне, кто бы не победил. А крестьяне думают, что я святой, молюсь
здесь на верху и предаюсь самосозерцанию. Стоит мне спуститься вниз, как
они стекаются ко мне целыми толпами, просят благословения и дают столько
еды и вина, что хватает надолго.
       – А ты святой?
       – Просто прикидываюсь, – откровенно признался он. – Они от этого
счастливы, а я сыт. Однако, не болтай об этом.
       – Конечно не буду. Да они бы все равно не поверили.
       – Ты прав.
       Я поднялся на ноги и немного прошелся по тропе, чтобы еще раз
посмотреть на Замок. Лестницы валялись на земле, и я заметил значительное
увеличение количества мертвецов. Никаких признаков борьбы за стенами я не
разглядел.
       – Открыли уже ворота? – окликнул меня Дэйв.
       – Нет. По-моему, тех, кто ворвался не хватило для решения этой
задачки.
       – А то черно-зеленое знамя где-нибудь видно?
       – Я его нигде не наблюдаю.
       Он поднялся и подошел, неся обе бутылки, передал мне мою, и мы оба
выпили. Штурмующие стены войска начали отступать от прилегающего к стенам
района.
       – Как ты думаешь, они отступают или перегруппировываются для нового
нападения? – спросил он у меня.
       – Пока не могу сказать.
       – Что бы там ни было, а ночью внизу найдется немало добычи.
Задержись, и у тебя будет все, что только сможешь унести.
       – Мне любопытно, – вернулся я к интересующей меня теме. – Почему Далт
снова стал нападать, если он в хороших отношениях с королевой и ее сыном?
       – Думаю, что только с сыном, – уточнил он, – а его там нет. А мамаша,
говорят, настоящая сука. И, в конце концов, этот парень ведь наемник.
Может статься, Касман нанял его выступить против нее.
       – А может быть, ее там даже нет, – предположил я, не имея ни
малейшего представления о скорости течения здешнего времени, но вспоминая
о своей недавней встрече с этой дамой. Воспоминание о ней вызвало, однако,
странную цепочку мыслей.
       – А как, кстати, звать-то принца? – спросил я.
       – Ринальдо, – ответил он. – Он такой рослый рыжий парень.
       – Так она его мать! – невольно сорвалось у меня.
       – Именно так и становятся принцами, – рассмеялся мой собеседник. –
Заимев в матери королеву.
       Но тогда это означало, что...
       – Бранд! – воскликнул я. А потом добавил: Бранд из Эмбера!
       Он кивнул.
       – Ты слышал эту историю?
       – В общем-то нет. Только то, что общеизвестно. Расскажи мне ее всю.
       – А чего рассказывать-то? Она заарканила себе принца Эмбера по имени
Бранд, – снова стал рассказывать он. – Ходили слухи, что они
познакомились, совершая вдвоем какое-то магическое действо, и это была
любовь с первой крови. Она хотела удержать его, и я слышал разговор, будто
они действительно поженились во время какой-то тайной церемонии. Но его не
интересовал трон Кашеры, хотя он был единственным, кого она могла бы
согласиться посадить на него. Он часто путешествовал и подолгу
отсутствовал. Я слышал разговоры, что именно он в ответе за случившиеся
много лет назад Дни Тьмы, и что он погиб в то время в великой битве между
Эмбером и Хаосом, от рук своих же родственников.
       – Да, – подтвердил я, и Дэйв бросил на меня странный взгляд,
полуозадаченный, полуиспытующий.
       – Расскажи мне еще о Ринальдо, – быстро попросил я.
       – Да больше уже, собственно, нечего рассказывать, – ответил он. – Она
родила его, и, как я слышал, немного обучила его Искусству. Он не очень-то
хорошо знал своего отца, ведь Бранд так часто и подолгу отсутствовал. Рос
порядочным шалопаем. Много раз убегал из дому и шатался с отпетыми
висельниками...
       – Ребятами Далта? – догадался я.
       – Говорят, участвовал в набегах, – кивнул он, – даже когда его мать
обещала награду за головы многих из них.
       – Минуточку. Ты говоришь, что она и в самом деле ненавидела этих
разбойников и наемников...
       – "Ненавидела", возможно, неподходящее слово. Прежде ее вообще не
волновало их существование, но когда с ними подружился ее сынок, то,
по-моему, она просто взбесилась.
       – Она считала их дурной компанией?
       – Нет, по-моему, ей не нравилось, что всякий раз поругавшись с ней,
он убегал к ним, и они принимали его.
       – И все же, по твоим словам, она позаботилась расплатиться с Далтом
за счет казны Замка и позволила ему убраться восвояси, после того, как они
вынудили ее выступить против Шару Гаррула.
       – Угу. И в то же время, к тому же, между Ринальдо и мамочкой вышел
большой спор именно по этому вопросу. И она под конец уступила. Именно так
я слышал от пары парней, присутствовавших при этом. Один из немногих
случаев, когда мальчик действительно дал ей отпор и победил, как
утверждали они. Собственно, поэтому-то эти парни и дезертировали, так как
она приказала казнить всех свидетелей их спора. Только им и удалось
срыться.
       – Крутая дамочка...
       – Точно.
       Мы вернулись к месту, где сидели, и поели еще немного. Скорость ветра
увеличилась, и на море начался шторм. Я спросил у Дэйва о больших
собакообразных тварях, и он сообщил мне, что целые стаи их будут,
вероятно, пировать сегодня ночью, пожирая павших в битве. Такие звери
водились в этой местности издавна.
       – Мы делим добычу, – сказал он. – Мне нужна еда, вино и любые
ценности. А им нужны только покойники.
       – А какой тебе прок от ценностей? – поинтересовался я.
       Он вдруг явно встревожился, словно я обдумывал возможность ограбить
его.
       – О, на самом-то деле добра не так уж и много. Просто я всегда
отличался бережливостью, – он врубил задний ход. – К тому же, никогда
нельзя сказать наверняка, что может пригодиться.
       – Это верно, – согласился я.
       – А как ты попал сюда, Мерль? – быстро спросил он, словно желая
отвлечь мои мысли от его добычи.
       – Пешком.
       – Это звучит как-то не так. Сюда никто не приходит по доброй воле.
       – Я не знал, что иду сюда. И не думаю, также, что надолго задержись
здесь, – добавил я, увидев, что он взял ножик и поигрывает им. – Нет
смысла спускаться вниз и напрашиваться в гости в такое время.
       – Это верно, – заметил он.
       Уж не думает ли старый болван действительно напасть на меня для
защиты своего тайника с сокровищами? Он уже имел достаточно времени, чтобы
спятить пожив здесь один в вонючей пещере, притворяясь святым.
       – Ты захотел бы вернуться в Кашеру? – предложил я ему. – Если бы я
вывел тебя на верную тропу?
       Он бросил на меня быстрый взгляд.
       – Ты не так уж много знаешь о Кашере, – сказал он, – иначе не задавал
бы мне этих вопросов. А теперь ты говоришь, будто можешь отправить меня
домой!
       – Как я понимаю, тебе не хочется?!
       – Уже нет, – вздохнул он. – В общем-то не хочется. Теперь уже слишком
поздно. Мой дом здесь. Мне нравится быть отшельником.
       Я пожал плечами.
       – Ну, спасибо тебе, что накормил, и спасибо за все новости. – Я
поднялся на ноги.
       – Куда ты теперь? – спросил он.
       – Думаю, прогуляюсь немного, посмотрю, а потом отправлюсь домой.
       Я попятился, отступая и глядя на сумасшедшие огоньки в его глазах.
       Он поднял нож и сжал рукоять. Затем опустил его и отрезал еще один
кусок сыра.
       – Вот, можешь взять с собой немного сыра, если хочешь, – предложил
он.
       – Да нет, не надо. Спасибо.
       – Просто хочу сберечь тебе деньги. Счастливого пути.
       – Ладно. Счастливо оставаться.
       Всю дорогу при спуске с тропы я слышал, как он смеялся. А потом смех
заглушил ветер.
       Следующие несколько часов я потратил на рекогносцировку. Побродил по
горам. Спускался в курящиеся дрожащие равнины. Прошелся по берегу моря.
Прогулялся по относительно спокойному участку суши и перебрался через
перешеек ледяного поля. И все время старался держаться как можно дальше от
самого Замка. Я хотел по возможности тверже зафиксировать в памяти эту
местность, чтобы легче было находить сюда дорогу через Отражения, а не
утруждать себя, заново открывая дверь. По пути я видел несколько стай
собакообразных созданий, но их больше интересовали тела убитых, чем кто-то
двигающийся.
       На всех топографических картах границы отмечали пограничные камни со
странными письменами, и я гадал, чем они служат – вешками для картографов
или еще чем-то. В конце концов я выворотил один из камней из пылающей
земли и проволок его примерно на пятнадцать футов в район льда и снега.
Меня чуть ли не сразу сшиб с ног удар содрогнувшейся земли, однако, я
сумел вовремя вскарабкаться из разверзшейся трещины и убраться подальше от
расхулиганившейся тектоники. Менее чем через полчаса жаркий участок
предъявил права на ограниченный камнем отрезок холодной земли. К счастью,
я быстро убрался подальше от изменяющейся поверхности и наблюдал окончание
этого явления издали.
       Но надвигалось и еще кое-что.
       Я пригнулся, чтобы укрыться среди скал, добравшись в такой позе до
подножия хребта, откуда я начал свой переход через район вулканической
деятельности. Там я отдохнул и понаблюдал некоторое время, как
перестраивается тот небольшой сегмент территории, а ветер мажет землю
дымом и паром. Подскакивали и катились камни: темные стервятники убирались
с их пути, избегая того, что должно быть, являлось каким-то занимательным
термальным источником.
       Затем я заметил движение, которое поначалу принял за сейсмическое, по
происхождению. Перемещенный мной пограничный камень слегка приподнялся и
покатился в сторону. Однако, мгновение спустя, его унесло еще дальше, и,
казалось, он чуть ли не левитирует, слегка поднявшись над землей. Затем он
проплыл над выжженным участком, двигаясь по прямой с постоянной скоростью,
до тех пор, пока, насколько я мог судить, не занял свое прежнее положение.
И утвердился там. Спустя несколько мгновений видоизменения земли
возобновилось, и на сей раз неровными толчками наползал клин ледяного
покрова, возвращая обратно в свое владение захваченный теплым участком
земли район.
       Я вызвал логрусово зрение и стал различать окружающие камень световые
линии. Они соединялись с длинными и постоянными потоками света того же
оттенка, протянувшимися из высокой задней башни Замка. Это зрелище
завораживало. Многое бы я отдал, чтобы иметь возможность заглянуть внутрь
этой постройки.
       А затем, родившись со вздохом, повзрослев со свистом, из опорного
района поднялся смерч, разрастаясь, ширясь, колыхаясь, и понесся вдруг ко
мне, словно раскачивающийся хобот какого-то облачного слона ростом до
неба. Я повернулся и залез повыше, петляя среди скал и обходя горные
отроги. Эта штука погналась за мной, словно ее движением управлял какой-то
разум. И то, что она не разломилась, проходя над этой неровной песчаной
местностью, указывало на ее искусственное происхождение, что, в данном
случае, скорее всего, означало магию.
       Для определения подобающей магической защиты требуется некоторое
время, а ввести ее в действие мгновенно тоже невозможно. К несчастью, я
опередил погоню всего лишь на какую-то минуту, и запас этот все время
сокращался.
       Когда за следующим поворотом я заметил длинную расщелину, неровную,
словно зигзаг молнии, то только на миг остановился заглянуть на всю ее
глубину, а затем стал туда спускаться. Лохмотья одежды хлестали меня по
бокам, за спиной ощущалось щемящее присутствие смерча...
       Путь вел вглубь, туда же следовал и я, отмечая углубления и повороты.
Громыхание переросло в рев, я закашлялся, когда меня поглотила туча пыли.
Затем на меня обрушился град мелких камешков. Тогда я бросился наземь,
втиснулся в восьмифутовую впадину и накрыл голову руками, так как считал,
что эта штука пройдет прямо надо мной.
       Лежа так, я бормотал ограждающие заклинания, которые на таком
расстоянии против столь насыщенного энергией явления обладали минимальным
действием.
       Когда наступило безмолвие, я не поспешил, подняться на ноги.
Возможно, тот, кто управлял смерчем, прекратил подачу энергии и приказал
отставить нападение, увидев, что я оказался вне пределов досягаемости.
Возможно также, что я попал в глаз бури, и скоро настанет худшее.
       Хотя я и не встал на ноги, но голову поднял, так как не любил терять
возможностей для самообразования.
       И затем увидел лицо – нет, скорее, маску, в центре бури, глядящую на
меня Это, конечно же, была проекция, больше натуральной величины и не
совсем материальная. Голову закрывал капюшон; цвет лица был ярко-синий,
черты – округлые, все вместе здорово смахивало на маску, используемую
хоккейными вратарями; еще в ней наличествовали две вертикальные
дыхательные прорези, из которых валил дым – немного наигранно, как мне
показалось; еще ниже располагались в случайном порядке дырочки,
долженствующие, наверное, означать сардонически кривящийся рот. Из под
маски до меня донесся искаженный звук смеха.
       – А тебе не кажется, что ты немного переигрываешь? – Я встал
пригнувшись и поднял между нами Логрус. – Это подходит разве что для детей
на маскараде. Однако, мы же здесь все взрослые, не так ли?
       – Ты сдвинул мой камень! – прогремела маска.
       – Я испытываю определенный академический интерес к такого рода делам,
– я подготовил манипуляторы. – Не из-за чего расстраиваться. Это ты, Ясра?
Я не...
       Снова началось грохотание, сперва тихое, потом постепенно
нарастающее.
       – Я предлагаю сделку, – крикнул я. – Ты отзываешь смерч, а я обещаю
тебе не сдвигать больше никаких вешек.
       Снова смех, раздавшийся вместе с усиленным грохотом бури.
       – Слишком поздно, – донесся ответ. – Слишком поздно для тебя. Если
только ты не опаснее, чем выглядишь.
       Какого черта! В битве не всегда выигрывает сильнейший, и хорошие
парни обычно побеждают, так что именно они пишут потом мемуары. Я повернул
проекции логрусовых щупалец, проведя ими по нематериальности маски, пока
не нашел звено, отверстие, ведущее к источнику звука. Я сделал выпад
сквозь него – это равнозначно сильному электрическому разряду. Раздался
вопль. Рухнула маска, рухнул и смерч, и я очутился на ногах и снова
бросился бежать. Когда тот, кого я ударил, придет в себя, я не хотел бы
находиться на том месте, откуда нанес удар, так как место это может
подвергнуться внезапной дезинтеграции.
       У меня был выбор – либо рвануть в Отражения, либо поискать еще более
быстрого пути отступления. Если по пятам за мной последует колдун, то он
преспокойно пройдет за мной по Отражениям. Поэтому я вытащил свои Карты и
отыскал Рэндома. Затем я завернул за скальный выступ, и там мне пришлось
бы все равно остановиться, ибо расщелина настолько сузилась, что человеку
невозможно было пройти. Я поднял Козырь и мысленно потянулся к нему.
       Контакт последовал почти сразу же. Но даже когда образы обрели
жесткость, я почувствовал прикосновение. И сразу же возникла уверенность,
что это опять меня разыскивает моя Немезида в синей маске.
       Но Рэндом стал отчетливым. Он сидел за барабанами с палочками в
руках. Увидев меня, он отложил палочки и поднялся.
       – Самое время, – проговорил он, протягивая руку.
       Уже потянувшись к ней, я почувствовал, как ко мне что-то
приближается. Когда наши пальцы соприкоснулись, и я шагнул вперед,
ощущение осталось позади.
       Я оказался в музыкальном салоне Эмбера. Рэндом открыл рот, готовый
заговорить, когда на нас обрушился каскад цветов.
       Стряхивая с рубашки фиалки, он посмотрел на меня.
       – Я предпочел бы, чтобы ты сказал это словами, – заметил он.




       4



       Портрет художников, пути пересекались, температура падает...
       Солнечный полдень и прогулка по небольшому парку после легкого
завтрака, мы, продолжительное молчание и односложные ответы на попытки
завязать разговор, указывающие, что не все благополучно на другом конце
туго натянутой нити, связывающей нас. Потом мы сидим на пляже лицами к
цветочным клумбам, и души настигнуты теплом тел, а слова – мыслями.
       – Ладно, Мерль, какой твой счет? – спрашивает она.
       – Я не знаю, о чем ты говоришь, Джулия.
       – Не остри. Мне нужен всего-навсего прямой ответ.
       – На какой вопрос?
       – То место, куда ты меня отвел, с пляжа, той ночью... Где оно было?
       – Это был... ну, такой сон.
       – Ерунда! – Она поворачивается лицом прямо ко мне, и я вынужден
встретиться со взглядом этих сверкающих глаз и ничего не выдать ни единым
движением лица. – Я побывала там несколько раз, отыскивая пройденный нами
путь. Там нет никакой пещеры. Там ничего нет! Что тогда случилось? Что
произошло?
       – Может поднялся прилив, и...
       – Мерль! Ты что, принимаешь меня за идиотку? Того пройденного нами
пути нет на картах. В здешнем округе никто и никогда не слышал о подобных
местах. Они географически невозможны. Время дня и времена года постоянно
менялись. Единственное, что способно объяснить это – сверхъестественность
или паранормальность – называй, как тебе нравится. Что произошло? Ты
обязан ответить мне, и знаешь это. Что произошло? Где мы были?
       Я отвожу взгляд, скольжу по носкам туфель, по цветам и дальше.
       – Я... не могу сказать.
       – Почему?
       – Я... – Что я мог сказать? Только не об Отражениях – эта новость
поколеблет и уничтожит ее представление о действительности. Проблема
заключалась скорее в понимании, что в таком случае потребуется также и
рассказать ей, откуда я родом, а, значит, рассказать ей, что я собой
представляю, откуда я все это знаю... А я боялся дать ей это знание. Я
уверил себя, что, сделав это, я столь же верно положу конец нашим
отношениям, как и не рассказывая ничего; а если они все равно должны
прекратиться, то я предпочел бы, чтобы мы расстались, без того, чтобы
обременять ее такими знаниями. Позже, намного позже, я понял, что мои
умозаключения были всего лишь рационализированием; настоящая же причина
заключалась в том, что я не мог допустить ее или кого-нибудь еще близко к
себе, такому, каков я есть на самом деле. Знай я ее подольше, получше,
скажем, еще год, я, может, ответил бы ей. Не знаю. Мы никогда не
употребляли слова "любовь", хотя оно, должно быть, иной раз приходило ей
на ум, как приходило мне. Полагаю, дело заключалось в том, что я любил ее
не настолько, чтобы довериться, а потом было уже слишком поздно. Поэтому я
все равно постоянно твердил: "Я не могу тебе сказать".
       – Ты обладаешь каким-то могуществом, которым не хочешь делиться.
       – Что ж, называй это так.
       – Я сделаю все, что ты скажешь, пообещаю все, что ты потребуешь
обещать.
       – Нет. На то есть причины, Джулия.
       Она поднялась на ноги, упершись руками в бока.
       – И ты не раскроишь даже их?
       Я мотаю головой.
       – Должно быть, ты, маг, живешь в одиноком мире, раз туда запрещен
вход даже тем, кого ты любишь.
       В этот момент мне кажется, что она просто применяет последний прием,
чтобы добиться от меня ответа. Я еще сильнее укрепляю свою решимость.
       – Я этого не говорил.
       – Тебе и не требуется. Об этом говорит твое молчание. А если ты также
знаешь дорогу к дьяволу, почему бы тебе туда не отправиться? Счастливого
пути!
       – Джулия. Не...
       Она предпочитает не слышать меня.
       Натюрморт с цветами...


       Пробуждение. Ночь. Осенний ветер за моим окном. Сны. Живая кровь без
тела... коловращение...
       Я скинул ноги с постели и сел, потирая глаза и виски. Когда я
закончил рассказывать Рэндому свою историю, сияло полуденное солнце, и, по
его настоянию я отправился малость вздремнуть. Я испытывал недомогание от
пересечения нескольких потоков Отражений и времени, и чувствовал себя в
тот момент совершенно разбитым, так как не был уверен, какой теперь,
собственно час.
       Я потянулся, привел себя в порядок, встал и облачился в свежую
одежду. Я знал, что не смогу вернуться ко сну, а также чувствовал себя
голодным. Я испытывал желание поскорее отправиться в какой-нибудь
ресторан, нежели делать набег на кладовую. Появилось настроение
прогуляться. Как мне показалось, я не бывал за пределами дворца и в городе
не один год.
       Я спустился вниз, потом миновал несколько залов и большой холл,
связующий нефасадную сторону с коридором, по которому я мог бы, если бы
захотел, пройти всю дорогу до самой лестницы, но тогда бы разминулся с
парой гобеленов, с которыми надлежало поздороваться; один с изображением
идиллической лесной сцены, с парочкой прогуливающейся после пикника;
другой с изображением сцены охоты, людей, преследующих великолепного
оленя, у которого, похоже, все-таки есть шанс уйти, если он осмелится на
громадный прыжок...
       Я прошел через холл и проследовал по коридору к потерне, где
скучающего вида часовой по имени Джерми, услышав мое приближение, внезапно
постарался казаться внимательным. Я остановился рядом и узнал, что его
сменят с дежурства не раньше полуночи, до которой еще оставалось часа два.
       – Я иду в город, – сказал я. – Где можно прилично поесть в такое
время?
       – А что вам по вкусу?
       – Дары моря, – решил я.
       – В "Зеленом Фидлеровском", примерно в двух третях пути до Главной
Площади – подают очень приличные рыбные блюда. Это модное заведение...
       – Меня не интересует модное заведение, – покачал я головой.
       – "Невод" все еще считается приличным заведением, оно расположено
недалеко от угла улицы Кузнецов. И оно в общем-то не модное.
       – Но ты бы туда не пошел?
       – Бывало заходил, – ответил он. – Но в последнее время там ошивается
множество аристократов и крупных купцов. Нынче я чувствую себя там
несколько неуютно. Оно стало похоже на клуб.
       – Черт! Мне совсем не нужны разговоры в атмосфере клуба. Я хочу
просто вкусной свежей рыбы. Куда бы ты направился за самым лучшим?
       – Это долгая прогулка. Если спуститься к самым причалам, с обратной
стороны бухты и немного на запад. Но возможно, вам не следует туда ходить.
Час довольно поздний, а это не самый лучший район после наступления
темноты.
       – Это случайно не "Закуток Смерти"?
       – Иногда его так называют, потому что время от времени там по утрам
находят трупы. Может быть, вам лучше пойти в "Невод", раз вы один.
       – Жерар однажды проводил меня по тому району в дневное время.
Думается, я прекрасно сумею найти дорогу. Как называется это заведение?
       – "Окровавленный Билл".
       – Спасибо. Я передам Биллу от тебя привет.
       – Невозможно, – покачал головой он. – Заведение переименовали в честь
характера его кончины. Теперь им заправляет его двоюродный брат, Энди.
       – О... А как же оно называлось раньше?
       – "Окровавленный Сэм", – поведал он.
       Ну какого черта! Я пожелал ему спокойной ночи и вышел, подготавливая
себя к длительной прогулке. Выбрал тропу к короткой лестнице, ведущей вниЗ
по склону к дорожке через сад и к боковым воротам, где меня выпустил за
ограду другой часовой. Стояла прохладная ночь, и ветер с моря принес
запахи осени, оголявшей окружающий меня мир.
       Направляясь к Главной Площади, я втягивал эти запахи в легкие, еще и
еще, и отдаленный во времени, почти забытый, неспешный цокот копыт по
мостовой донесся до меня, выплывая из глубин сна или памяти. Ночь была
безлунна, но полна звезд, а площадь внизу окаймлялась установленными на
высоких столбах фонарями – шарами с фосфоресцирующей жидкостью, и вокруг
них так и мелькали ночные бабочки.
       Добравшись до проспекта, я пошел прогулочным шагом. Пока я
прогуливался, мимо меня прокатили несколько закрытых экипажей. Один
старик, прогуливавший на цепочке зеленого дракончика, прикоснулся к шляпе,
когда я проходил мимо, и сказал: "Добрый вечер". Он видел, откуда я иду,
хотя я не совсем уверен, что он узнал меня. Мое лицо не так уж хорошо
известно в городе. Через некоторое время на душе у меня полегчало, и я
почувствовал, как в ногах у меня прибавилось прыти.
       Рэндом был рассержен куда меньше, чем я ожидал. Поскольку
Колесо-Призрак не заварило никакой каши, он не стал направлять меня к нему
с целью снова попытаться его отключить. Он лишь велел мне подумать на эту
тему и предложить самый оптимальный для нас план действий. А Флора уже
связалась с ним и сообщила, кто такой Люк – отчего у него, кажется,
полегчало на душе, так как он теперь узнал, кем является враг. Хотя я и
спрашивал, он не сообщил мне относительно своих планов разделаться с ним.
Однако, он намекнул на отправку в Кашеру агента с целью сбора определенных
малоизвестных сведений. Но больше всего, на самом деле, его, кажется,
встревожила возможность, что известный разбойник Далт все еще остается
живым.
       – В этом есть что-то... – начал Рэндом.
       – Что?
       – Ну, хотя бы то, что я видел, как Бенедикт проткнул его мечом...
Обычно это означает конец карьеры любой личности.
       – Крепкий сукин сын, – предположил я. – Или чертовски везучий. Или и
то, и другое вместе.
       – Если он тот же самый человек, то он сын Осквернительницы. Ты слышал
о ней?
       – Дила! – вспомнил я. – Так ведь ее звали? Какая-то религиозная
фанатичка? Воинствующая проповедница?
       Рэндом кивнул.
       – Она причинила уйму хлопот на периферии Золотого Круга – по большей
части неподалеку от Бегмы. Ты когда-нибудь бывал там?
       – Нет.
       – Ну, Бегма – самая ближайшая точка на Круге по отношению к Кашере,
вот это-то и делает твою историю особенно интересной. Она совершила массу
набегов на Бегму, и бегмийцы не смогли сами справиться с ней. Наконец, они
напомнили нам про договор о защите, который мы заключили почти со всеми
королевствами Золотого Круга – и отец решил лично отправиться туда и
преподать ей урок. Слишком уж много она спалила святилищ Единорога. Он
взял с собой небольшой отряд, разбил ее войско, захватил ее в плен и
рассеял кучу ее молодчиков. Она, однако же, сбежала, и пару лет спустя,
когда про нее почти забыли, вернулась со свежими силами и снова принялась
за ту же работу. Бегма опять подняла вой, но отец был занят. Он послал
Блейза с большим войском. Произошло несколько ничего не решивших стычек –
у нее были разбойники, а не регулярная армия – и Блейз наконец-то загнал
их в угол и стер в порошок. В тот день она и погибла, возглавляя свои
войска.
       – И Далт – ее сын?
       – Так утверждают, и это имеет некоторый смысл, потому что долгое
время он досаждал нам, как только мог. Он чисто и просто стремился
отомстить за смерть матери. Наконец он собрал довольно впечатляющие боевые
силы и попытался и попытался совершить набег на Эмбер. Забрался немного
дальше, чем можно было – подумай, почти на Колвир. Но Бенедикт уже
поджидал его, имея за спиной свой любимый полк. Бенедикт изрубил их на
куски, и все безусловно выглядело так, словно он смертельно ранил Далта.
Несколько молодчиков сумели вынести его с поля боя, поэтому мы так и не
увидели тела. Но черт возьми! Кого это волновало?
       – И ты думаешь, что это может быть тот самый парень, с которым Люк
дружил детские годы и позже?
       – Ну, возраст примерно одинаковый, и в общем-то, он устраивает набеги
из того же района. Полагаю, тал может быть.
       Идя неспешным шагом, я размышлял над услышанным. Ясра, в
действительности, если верить словам отшельника, не любила этого парня.
Так какую же роль в ее делах сыграл он теперь? Слишком много неизвестного,
подумал я Для ответа на этот вопрос требуются скорее знания, чем
рассуждения. Так что лучше уж предоставить всему этому двигаться своим
чередом, а самому отправиться наслаждаться вкусной едой...
       Я продолжал путь по площади. Неподалеку от ее противоположной стороны
я услышал смех и заметил, что в уличном кафе несколько столиков все еще
занимают самые упорные потребители алкоголя. Одним из них оказался Дроппа,
но он меня не заметил, и я прошел мимо. Я не испытывал желания любоваться
тем, как меня будут пытаться рассмешить. Затем я свернул на улицу Ткачей,
и она привела меня туда, где поднималась, петляя из припортового района,
Западная Лоза. Мимо торопливо прошла высокая дама в маске и серебристом
плаще, села в поджидающий ее экипаж. Она оглянулась и улыбнулась разок
из-под вуали. Я был уверен, что не знаю ее, и обнаружил, что жалею об
этом. У нее симпатичная улыбка.
       Затем порыв ветра донес до меня запах дыма из чьего-то очага и
прошелестел заодно опавшими листьями. Я неожиданно для себя подумал о том,
что где-то обретается мой отец.
       Потом дальше по улице и налево по Западной Лозе... Здесь потеснее,
чем на площади, но все же достаточно просторно; интервалы между фонарями –
побольше, но освещение достаточное для ночных прохожих. Мимо протокола
пара всадников, распевавших незнакомую песню. Чуть позже над головой
проплыло что-то большое и темное и устроилось на крыше по другую сторону
улицы. С той стороны донеслось несколько царапающих звуков, потом
наступила тишина.
       Я проследовал дальше и завернул направо, потом налево; здесь, как я
знал, дорога сильно петляла. Улица постепенно становилась все круче. В
какой-то момент спуска налетел ветерок со стороны порта, принеся первые
запахи соленого моря за весь вечер. Вскоре после этого, по моим подсчетам
через два поворота, я увидел и само море, далеко внизу – покачивающиеся
огоньки на искрящейся вздымающейся глади за черной изогнутой линией из
ярких точек – Портовой Дорогой. На краю света и тени появился намек на
горизонт. Несколько минут спустя мне подумалось, что я уловил отблеск
отдаленного света Кобры, а затем, при новом повороте дороги, он опять
пропал.
       На улице справа по ходу движения пульсировало облако света, похожее
на пролитое молоко, обрисовывая прозрачную решетку булыжников брусчатки на
самом дальнем конце вниЗ по склону; возвышающийся над облаком столб мог
рекламировать все, что угодно, вплоть до парикмахерской для привидений;
треснувший шар на нем все еще слабо фосфоресцировал, напомнив мне об одной
игре в череп-на-палке, в которую мы детьми играли при Дворах. От
светильника вниз по склону тянулись светящиеся следы, они становились все
слабее и слабее, и, наконец, исчезли совсем. Я направился дальше и, пройдя
некоторое расстояние, расслышал крики морских птиц. Запахи осени забились
запахами океана. Призрачный свет за моим правым плечом поднялся выше над
водой, проплывая над сморщенным ликом глубин. Скоро...
       Пока я добирался до требуемого места, мой аппетит усилился. Впереди я
увидел идущего по другой стороне человека в темном плаще, на отворотах его
сапог еще не погасло свечение. Я вспомнил о рыбе, которую скоро буду есть,
заторопился, поравнялся с фигурой в плаще и обогнал ее. Кошка в дверях
ближайшего парадного перестала вылизывать свою задницу, и, все время пока
я проходил мимо, смотрела на меня, держа свою лапу в вертикальном
положении. Повстречался еще один всадник, на этот раз он ехал вверх по
улице. С верхнего этажа одного из затененных зданий до меня донесся
обрывок размолвки между мужчиной и женщиной. Еще один поворот, и в поле
зрения появился рог луны, как будто всплывал какой-то великолепный зверь,
стряхивая с себя яркие капли неведомых подводных гротов...
       Десять минут спустя я добрался до предпортового района и отыскал путь
к Портовой Дороге; почти полное отсутствие на ней светящихся шаров
возмещалось светом из окон, множеством ведер с горящей смолой и светом
взошедшей теперь уже высоко луны. Здесь запахи соли и волн стали сильнее,
на дороге попадалось больше мусора, и прохожие отличались более колоритной
одеждой и вели себя более шумно, чем на площади, если не брать в расчет
Дроппу. Я добрался до противоположного берега бухты, где звуки моря
усилились; стремительное, нарастающее приближение волн, затем звук удара о
волнолом, более тихие набеги и отступление; скрип кораблей, грохот цепей,
удары каких-то малых судов о пирс и причальный кнехт. Я невольно подумал о
том, где-то сейчас находится "Звездная вспышка" – моя прежняя яхта.
       Последовав за изгибом берега, я добрался до западного берега порта.
Пара крыс прогнала поперек моего пути черную кошку, в то время когда я
заглядывал во все близлежащие переулки в поисках нужного мне. Здесь вонь
от человеческих экскрементов смешивалась с другими запахами, и я услышал
крики, звуки борьбы где-то поблизости, что привело меня к выводу, что я
нахожусь в нужном районе. Где-то вдалеке прозвенел колокол маяка;
откуда-то поблизости донеслось несколько почти со скукой брошенных
ругательств, предшествовавших появлению из-за ближайшего угла пары
матросов, которые ухмыляясь и пошатываясь прошли вразвалку мимо меня.
Спустя некоторое время они затянули разухабистую песню, которая постепенно
затихла вдали. Я пошел дальше и взглянул на табличку, прикрепленную на
углу дома. Она гласила: "ПЕРЕУЛОК БРИЗА".
       Вот он-то мне и нужен, переулок, называемый обычно Закоулком Смерти.
Я свернул туда. Это была точно такая же улица как и любая другая. Первые
пятьдесят шагов не было заметно каких-нибудь трупов или даже валяющихся
мертвецки пьяных, хотя один субъект из дверей, мимо которых я проходил,
попытался продать мне кинжал, а один коренастый усатый тип предложил
организовать для меня что-нибудь молоденькое и свеженькое. Я отклонил и
то, и другое, и узнал у последнего, что нахожусь не так уж далеко от
"Окровавленного Билла". Затем я пошагал дальше. Бросаемые мною изредка
быстрые взгляды по сторонам помогли мне заметить далеко позади три фигуры
в темных плащах, которые, как можно было предположить, следовали за мной;
я заметил их еще на Портовой Дороге. Но я мог и ошибиться. Мне подумалось,
что они просто могли идти в ту же сторону, и я решил не обращать на них
внимания. Ничего не происходило. Они держались на почтительном расстоянии,
и когда я отыскал, наконец, "Окровавленного Билла" и вошел туда,
проследовали дальше, пересекли улицу и завернули в небольшое бистро чуть
дальше по переулку.
       Я осмотрел "Билла" изнутри. Справа от меня находилась стойка, слева –
столики, на полу – подозрительного вида пятна. Вывешенный на стене щит
предлагал сделать заказ у стойки и сообщить, где я буду сидеть. Ниже
значился нацарапанный мелом сегодняшний улов.
       Я подошел к стойке и подождал, сосредотачивая на себе взгляды
завсегдатаев, пока не подошел грузный мужчина с седыми и изумительно
лохматыми бровями. Он поинтересовался, чего бы мне хотелось. Я заказал
морского окуня и указал столик в глубине заведения. Он кивнул и сообщил
мой заказ в отверстие в стене, а затем спросил, не желаю ли я также
бутылку "Мочи Бейля". Я сказал, что надо, он достал бутылку из-под
прилавка заодно со стаканом, откупорил и вручил мне. Тут же рассчитавшись,
я направился к избранному мною столику и уселся спиной к стене.
       По всему заведению были развешены лампы, в которых через закопченные
стекла пробивалось пламя. За крайним столиком у входа трое мужчин – двое
молодых и один среднего возраста – играли в карты и приканчивали бутылку.
Один мужчина постарше сидел без компании за столиком слева от меня и ел.
Выше и ниже левого глаза у него тянулся скверный шрам, а на стуле справа
от него покоился длинный грозный меч, вынутый из ножен примерно на шесть
дюймов. Он тоже сидел спиной к стене. За следующим столиком отдыхали
молодцы с музыкальными инструментами – перерыв между номерами, догадался
я. Я налил себе стакан желтого вина и пригубил – вкус, отчетливо
запоминающийся на долгие годы. Вино вполне годилось для употребления даже
бочками. Барону Бейлю принадлежало множество виноградников милях в
тридцати на восток. Он являлся официальным поставщиком вин для Двора, и
его красные вина заслуживали всяческих похвал. С белыми он, однако,
добился меньших успехов, и часто дело заканчивалось тем, что он выбрасывал
множество второсортных напитков на местный рынок. На бутылках изображался
его герб и рисунок собаки – он любил собак – поэтому такую продукцию
иногда называли "Собачья моча", и иногда – "Моча Бейля", в зависимости от
того, с кем разговариваешь. Любители собак иногда обижаются на первое
название.
       Примерно в то же время, как мне принесли заказ, я заметил, что двое
молодых людей, торчавших около стойки, не раз поглядывали в моем
направлении, обмениваясь неразличимыми словами, часто ухмыляясь и
откровенно зубоскаля. Я проигнорировал их поведение и уделил внимание
рыбе. Чуть позже человек со шрамом сидевший за соседним столиком, произнес
тихо и не нагибаясь в мою сторону, едва шевеля губами:
       – Бесплатный совет. По-моему, эти два парня у стойки заметили, что
при вас нет меча, и решили, что вы им подходите.
       – Спасибо, – поблагодарил я. В общем, я не слишком беспокоился
относительно своих способностей разделаться с ними, но, дай мне выбор, я
бы вообще предпочел избежать такого события. Если для этого требовался
всего-навсего заметный всем меч, то дело легко поправить.
       Миг медитации, и передо мной заплясал Логрус. Через него я потянулся
в поисках подходящего оружия – не слишком длинного, не слишком тяжелого, с
точным балансом и удобной рукоятью, с широким темным поясом и ножнами.
Дело заняло около трех минут, частично, думаю, из-за волнения. Но, черт
возьми, если осмотрительность требовала иметь меч, то я хотел иметь
удобный.
       Когда меч очутился у меня в руках, я вздохнул и вытер пот. Поблизости
от Эмбера труднее дотянуться до Отражений, чем почти в любом другом месте.
Затем я медленно вытащил меч из-под столика вместе с поясом и всем прочим,
следуя хорошему примеру, и положил на стул справа от меня. Двое парней у
стойки уловили намек, и я улыбнулся им в ответ. Они быстро посовещались,
на этот раз без ухмылок. Я налил себе новый стакан вина и осушил его одним
глотком. А затем вернулся к рыбе, насчет которой Джордж говорил чистую
правду. Готовили здесь отменно.
       – Ловко проделано, – одобрил человек за соседним столиком. – Полагаю,
такому фокусу нелегко научиться?
       – Тяжеловато.
       – Оно и понятно. Такие, как и большинству прочих полезных вещей,
иначе их проделывал бы всякий. Однако, они все равно могут увязаться за
вами, решив, что вы одни. Это зависит от того, сколько они выпьют и
насколько станут безрассудными. Вас это беспокоит?
       – Нет.
       – Я так и думал. Но они сегодня на кого-нибудь да нападут.
       – Откуда вы знаете?
       Он в первый раз посмотрел на меня и усмехнулся нехорошей усмешкой.
       – Все эти типы одинаковы, как заводные игрушки. До свидания.
       Он бросил на стол монету, встал, пристегнул пояс с мечом, надел
темную шляпу с перьями и направился к двери.
       – Будьте осторожней, – бросил он через плечо.
       Я кивнул.
       – Счастливого пути.
       Когда он вышел из дверей, двое парней начали перешептываться,
поглядывая на сей раз скорее ему в след, чем на меня. Придя к какому-то
решению, они быстро удалились. На какой-то миг у меня возникло искушение
последовать за ними, но что-то меня удержало. Чуть позже я услышал
доносившийся с улицы шум драки. Прошло не слишком много времени, и в
дверях появился человек, покачался с миг на пороге, затем рухнул лицом
вперед. Это был один из парней. Ему перерезали глотку.
       Энди покачал головой и послал официанта уведомить местную полицию. А
затем взял труп за сапоги и выволок наружу, за дверь, чтобы тот не
преграждал путь клиентам.
       Позже, заказав себе еще рыбы, я спросил у Энди об этом происшествии.
Он мрачно улыбнулся.
       – Худое дело – связываться с эмиссаром Короны, – сказал он. – Их
подбирают из крутых ребят.
       – Тот парень, что сидел рядом, работает на Рэндома?
       Он изучил мое лицо, затем кивнул.
       – Старина Джон работал и на Оберона. Всякий раз, когда он куда-нибудь
отъезжает или возвращается обратно, обязательно обедает здесь.
       – Интересно, с каким он был послан заданием?
       – Кто знает, – пожал плечами хозяин. – Но он заплатил мне кашерскими
деньгами, а я знаю, что он не из Кашеры.
       Уминая вторую порцию, я размышлял над услышанным. Посланник сейчас на
пути ко дворцу. Почти наверняка миссия касалась Люка и Ясры. Я гадал, что
бы это могло быть, и какая со всего этого будет выгода.
       После довольно продолжительного времени раздумий, я заметил, что шум
поутих, даже если учесть, что музыканты снова взялись за инструменты.
Может оба парня все время наблюдали за Джоном, а мы оба неправильно
истолковали их взгляды? Или они просто решили напасть на первого, кто
выйдет один. Поймав себя на этих рассуждениях, я понял, что снова начинаю
думать, как эмберит – повсюду отыскивая заговоры – а вернулся-то я совсем
недавно. Вероятно, совсем неплохо, что мысли мои вновь вернулись к
привычному руслу, так как я ввязался во множество дел, требующих гарантий
самосохранения.
       Я прикончил стакан вина и оставил бутылку на столе, не допив
несколько глотков. Мне пришло в голову, что не стоит и дальше затуманивать
мозги, учитывая известные обстоятельства. Я поднялся, пристегнул пояс с
мечом.
       Когда я проходил мимо стойки, Энди кивнул.
       – Если столкнетесь с кем-нибудь из дворца, – тихо попросил он, – то
может быть упомянете, что я не ожидал этого происшествия?..
       – Вы их знали?
       – Да. Матросы. Их корабль прибыл пару дней назад. У них здесь и
раньше бывали неприятности. Просвистят в два счета все свое жалование и
ищут потом быстрый способ раздобыть еще деньжат.
       – Вы думаете, они могут быть профессионалами по части устранения
людей?
       – Вы имеете в виду, что они не знали, кто такой Джон? Нет. Они
чересчур часто попадались, главным образом, по собственной глупости.
Раньше или позже они обязательно должны были натолкнуться на кого-нибудь,
Знающего свое дело, и кончить таким вот образом. Я не знаю никого, кто бы
нанял их для чего-нибудь серьезного.
       – О, так он и другого типа тоже отправил на тот свет?
       – Да. Это произошло дальше по улице. Поэтому можете упомянуть, что
они просто оказались в неподходящее время в неподходящем месте.
       Я пристально посмотрел на него, и он подмигнул.
       – Я видел вас вместе с Жераром несколько лет назад. У меня есть
правило никогда не забывать лица, которые, возможно, стоит запомнить.
       – Спасибо, – кивнул я. – У вас отлично готовят.
       На улице уже стало прохладнее, чем раньше. Луна висела выше, а море
шумело громче. В непосредственной близости улица была пустынной. Из одного
заведения ближе к Портовой Дороге, изливалась громкая музыка,
сопровождаемая взрывами смеха. Проходя мимо, я заглянул туда и увидел, как
усталая с виду женщина на маленькой сцене устраивала самой себе
гинекологическое обследование. Откуда-то поблизости донесся звон разбитого
стекла. Из щели между зданиями вышел, пошатываясь, пьяный, выдвинув руку
вперед. Я отправился дальше. Ветер вздыхал среди мачт в порту, и я вдруг
обнаружил, что мне хочется, чтобы рядом со мной шел Люк – как в былые дни,
до того, как все усложнилось – так хотелось поговорить, с кем-нибудь моего
возраста и склада ума. Все мои здешние родственники слишком много веков
набирались не то цинизма, не то мудрости, чтобы так же, как я, смотреть на
вещи и относиться к ним.
       Десять шагов спустя Фракир дико запульсировал у меня на запястье.
Хотя в тот миг никого поблизости не было, я даже не стал выхватывать свой
меч, а просто бросился наЗемь, а затем покатился под защиту стены вправо.
Одновременно с этим я услышал звук _"б_е_м_ц"_ со стороны здания на
противоположной стороне улицы. Первый же взгляд, который я бросил в том
направлении, показал мне торчащую из стены стрелу на такой высоте и под
таким углом, что если бы я не упал вовремя, она могла бы поразить меня.
Угол ее наклона показывал также, что я упал в направлении, откуда она была
выпущена.
       Я достаточно извернулся, чтобы выхватить меч и посмотреть вправо. В
ближайшем здании не было никаких открытых окон и дверей; он был затемнен,
и его фасад находился теперь всего в шести футах от меня. Но между ним и
другими зданиями располагались тупики, и геометрически продолжив стрелу, я
выяснил, что она вылетела из одного такого тупика.
       Я снова сделал кувырок, поднявшись рядом с низким крытым крыльцом,
тянувшимся вдоль всей стены. Прежде, чем полностью подняться на ноги, я
забрался н него. Держась поблизости от стены, я двинулся вперед, кляня
медлительность, которая компенсировалась бесшумностью. Уже достаточно
приблизившись к углу и получив возможность наброситься на любого,
выходящего из-за него, мне вдруг в голову закралась мысль, что он может
обойти здание кругом и наброситься сразу с тыла, в результате чего я
распластался по стене, выставив перед собой меч и бросая попеременно
вперед и назад быстрые взгляды. Фракир заполз в левую ладонь и висел
наготове.
       Если я доберусь до угла, и никто не появится, что мне делать дальше?
Ситуация, кажется, требовала привлечения магических сил. Но поскольку
заклинания на наготове, то сейчас нет времени уделять им внимание, так как
речь идет о жизни и смерти. Я остановился, справился с дыханием,
прислушался...
       Он двигался осторожно, но я расслышал слабые звуки шагов на крыше.
Это не исключало, что за углом скрывается еще один, а может даже и
несколько. Я понятия не имел, сколько лиц могло участвовать в этой засаде,
но она стала казаться чересчур изощренной для простого ограбления. А это
означает, что вряд ли нападающий один. И свои силы они могли
рассредоточить как угодно. А пока я стоял соображая. Когда произойдет
нападение, оно будет согласованным, в этом я был уверен. Я представил
лучника за углом со стрелой на тетиве, ожидающего сигнала. У того, кто на
крыше, по всей вероятности меч. Я предположил, что мечи будут и у других.
       Меня пока не интересовал вопрос, кто охотится за мной и каким образом
они обнаружили меня – если это только в самом деле не наемные убийцы,
разыскивающие меня. В данный момент такие соображения ничего не меняли.
Если они сумеют переиграть меня, то я все равно стану покойником, кем бы
они ни были.
       Снова шорох сверху. Кто-то находился прямо надо мной. Теперь надо
быть готовым в любую секунду...
       С шумом и громким криком убийца спрыгнул с крыши на землю передо
мной. Его крик явно служил сигналом и лучнику, так как за углом здания
сразу же началось движение, сопровождаемое звуками быстрых шагов.
       Не успели еще ноги спрыгнувшего коснуться земли, как я метнул в него
Фракира, дав команду убить. И прыгнул на лучника еще до того, как он успел
завернуть за угол, с занесенным для удара мечом.
       Мой удар рассек ему лук, руку и низ живота. Но удача не во всем
сопутствовала мне, и за лучником оказался еще один человек с обнаженным
мечом, и еще кто-то бежал ко мне по крыльцу.
       Я уперся левой ногой в грудь согнувшегося лучника и с силой толкнул
его назад, в объятия товарища. Инерцию отталкивания я использовал для
резкого разворота, описав мечом широкую дугу. Человек, подбежавший сзади
по крыльцу отпарировал мой скользящий удар. Когда я сделал новый выпад,
он, в свою очередь, снова парировал удар. Краем глаза я заметил, что
спрыгнувший с крыльца стоит на коленях и пытается освободить горло от
Фракира – тот хорошо знал свое дело.
       Находившийся в моем тылу убийца, подхвативший раненого товарища,
заставлял меня ощущать спину очень уязвимой. Мне необходимо было
что-нибудь срочно предпринимать, или его меч через несколько секунд будет
во мне. Поэтому...
       Вместо того, чтобы ударить в очередной раз, я сделал вид, что
споткнулся, а на самом деле, перенес центр тяжести тела, занимая выгодную
позицию.
       Мой противник напал, ударив сверху вниз. Я отпрыгнул в сторону и
сделал выпад, извернувшись всем телом. Если бы он пытался соразмерить свой
удар с углом этого выпада, пока я перемещался, то за какие-то ничтожные
секунды, это стало бы мне ясно. Опасная игра, но иного выбора я не видел.
       Даже когда мой клинок вошел ему в грудь, я не знал, попал ли он в
меня. Кажется, в тот момент это представляло для меня чисто риторический
вопрос. Либо да, либо нет. Мне пришлось двигаться дальше, пока я сам не
остановлюсь, либо пока меня не остановят.
       Продолжая движение, я умудрился использовать свой меч, как рычаг,
поворачивая его против часовой стрелки вместе с нанизанным телом и надеясь
расположить его между собой и тем, четвертым убийцей.
       Маневр закончился частичным успехом. Уже было слишком поздно
прикрываться проткнутым противником. Но, по крайней мере, не поздно
произвести столкновение между нападавшим и трупом. Времени хватало. так
как тот, другой, споткнулся, уходя в бок, и ему пришлось спрыгнуть с
крыльца. Теперь мне было нужно всего лишь вытащить меч, и тогда бой пойдет
на равных.
       Я рванул его.
       Проклятье, проклятье, проклятье. Эта штука застряла между костей и не
желала выходить. А последний противник между тем поднялся на ноги. Я
продолжал разворачивать тело, все еще удерживая его между нами и пытаясь,
одновременно, высвободить левой рукой зажатый в кулаке трупа меч.
       И снова проклятия сорвались с моих губ. Труп стиснул свое оружие
мертвой хваткой, его пальцы обхватили рукоять подобно металлическим
прутьям.
       Поднявшийся мерзко улыбнулся мне, движениями меча изыскивая способ
сделать выпад. Именно в этот момент я и заметил сверкание голубого камня
на его перстне, и это было ответом на вопрос, действительно ли меня
поджидали эти люди здесь.
       Не переставая двигаться, я согнул колени и обхватил тело убитого
пониже.
       Подобные ситуации хорошо западают в память – полное отсутствие
сознательных мыслей и огромное количество мгновенных восприятий – вне
времени, и все же подвергаемые анализу позже.
       С разных концов улицы доносились крики. Из домов и с тротуаров. Я
слышал, как к месту схватки бегут люди. Под ногами повсюду хватало крови,
и я все время напоминал себе о ней. На мгновение в памяти и перед глазами
возник лучник и его лук, оба разрубленные, на земле за противоположной
стороной крыльца. Удушенный любитель прогулок по крышам растянулся на
земле справа от живого противника, угрожающего мне в данный момент.
Подставленное под удары тело вдруг стало мертвым грузом. С огромным
облегчением я осознал, что новых нападающих не предвидится. Но, между тем,
этот рубака все кружил, высматривая удобную для удара позицию.
       Ладно. Пора.
       Я изо всех сил толкнул труп на нападающего, не став дожидаться
результатов этого поступка. Риск, на который я собирался пойти, не
предоставлял мне времени для такого удовольствия.
       Сделав кувырок, я перекатился через плечо мимо лежащей фигуры,
которую задушил Фракир. В этот же момент послышался глухой звук
столкнувшихся тел и невнятный возглас, свидетельствующий, что я хотя бы
частично оправдал затраченное усилие. Насколько же действенен был этот
шаг, мне еще предстояло выяснить.
       Пока я пачкал одежду в грязи, моя правая рука ухватила меч
задушенного. Затем я оказался на ногах, развернулся в направлении
последнего врага, выставив меч и отпрыгнув назад со скрещенными ногами.
       Успел вовремя. Он налетел на меня с бешеным напором, и я быстро
отступил, умудрившись парировать удар. Он все еще улыбался, но мой первый
ответный выпад замедлил его наступление, а второй остановил его.
       На этом я решил остановиться и отстаивать завоеванную позицию. Он был
силен, но я понял, что я быстрее. Люди, собравшиеся на шум, теперь
приблизились и следили за поединком. До меня донеслось несколько громких
бесполезных советов. Я не могу точно сказать, кому из нас они
предназначались. Однако, это не имело значения. Он отбивался еще некоторое
время, прежде чем я начал атаку, а потом стал медленно отступать, и я
преисполнился уверенности, что могу взять его.
       Однако, теперь, он нужен был мне живым, что несколько осложняло дело.
Сверкавшее и отступавшее вместе с ним кольцо с голубым камнем содержало
тайну, на которую у него имелся ответ, и мне требовался этот ответ.
Следовательно, я должен продолжать давить и изматывать его.
       Одновременно я попытался развернуть его, чтобы, отступая, он
споткнулся с мертвецом, оказавшегося у него под ногами. И это уже почти
получилось.
       Когда его левая нога попала на руку задушенного, он перенес вес на
другую, чтобы сохранить равновесие. В тот же миг, реализуя вдохновение,
при котором надо действовать не задумываясь, он превратил свое движение в
выпад. Мой клинок был убран, я готовился к сильному удару сверху, когда он
споткнулся. Полагаю, с моей стороны было ошибочно рассчитывать на такое
везение.
       Он отбил мой меч мне на грудь сильным ударом клинка, убрав при взмахе
и собственное оружие и сведя наши тела вплотную друг к другу. Таким
образом я предоставил ему великолепную возможность врезать мне левым
кулаком по правой почке со всей силой инерции.
       Его левая нога тут же подставила мне подножку, и сила удара при нашем
столкновении показала мне, что он взял верх. Самое лучшее, что я мог
сделать в этом случае – схватить левой рукой край моего плаща, раскрутить
его и повлечь назад, запутав оба наши меча, когда мы упали. Одновременно с
этим я попытался повернуться при падении так, чтобы свалиться на него. Мне
это не удалось. Мы рухнули бок о бок, лицом друг к другу, и гарда чьего-то
меча, по-моему, моего, с силой ударила меня по ребрам слева.
       Моя правая рука оказалась подо мной, левая еще не успела выпутаться
из плаща. Однако, его левая рука была свободна и готова к удару. Он
вцепился мне в лицо, и я укусил его за руку, но не мог удержать ее. В то
же время я сумел, наконец, вытащить собственную и изловчился ударить его в
лицо. Он отвернул голову, попытался двинуть меня коленом, но попал по
бедру, а затем ткнул негнущимися пальцами мне в глаза. Я перехватил его
запястье и удержал. Так как наши правые руки были прижаты, то силы
оказались равными. Поэтому все, что мне требовалось – это сжимать
запястье.
       Кости его руки хрустнули, и он впервые вскрикнул. Тогда я просто
оттолкнул его, перекатился в позицию на коленях и начал подниматься, таща
его за собой. Финал. Я победил.
       Вдруг он повалился на меня. Я было подумал, что это новая хитрость,
но затем увидел, что из спины у него торчит клинок, и рука державшего его
человека уже напряглась, чтобы вытащить его.
       – Сукин ты сын! – закричал я по английски, и был уверен, что смысл
вполне дошел. Я бросил уже бесполезное тело и врезал кулаком по лицу
незнакомца, сшиб его наземь; его меч остался в теле. – Он был мне нужен
живым!
       Затем я схватил своего бывшего противника и посадил его в самое
удобное положение.
       – Кто тебя подослал? – спросил я его. – Как вы меня нашли?
       Он слабо усмехнулся, и из его рта потекла струйка крови.
       – Здесь не подают, – выговорил он. – Спроси кого-нибудь другого, – и
рухнул вперед, измазав мне кровью рубашку.
       Я стащил с его пальца кольцо и добавил его к своей коллекции
проклятых голубых камней. Затем я поднялся и отыскал взглядом убившего его
человека. Двое прохожих помогали ему встать на ноги.
       – За каким дьяволом, ты вмешался в это дело? – спросил я, надвигаясь
на него.
       – Я спасал тебе жизнь, черт возьми! – проворчал незадачливый
спаситель.
       – Черта с два! Твой удар, возможно, будет мне ее стоить! Этот тип был
нужен мне живым!
       Тут заговорил человек, слева от него, и я узнал этот голос. Она чуть
коснулась ладонью моей руки, которую, сам того не сознавая, я занес для
нового удара.
       – Он сделал это по моему приказу, – вступилась она. – Я опасалась за
вашу жизнь и не догадалась, что вы хотите взять его в плен.
       Я посмотрел на ее бледные гордые черты, полускрытые темным плащом с
поднятым капюшоном. Это была Винта Бейль, подруга Каина, которую в
последний раз я видел на похоронах. Она к тому же доводилась третьей
дочерью барону Бейлю.
       Я осознал, что меня одолела внезапная дрожь. Набрав в грудь побольше
воздуха, я сумел взять себя в руки.
       – Понимаю, – проговорил я. – Спасибо.
       – Мне очень жаль, – извинилась она.
       – Вы не знали, – покачал я головой. – Что сделано, то сделано. Я
благодарен каждому, кто пытается мне помочь.
       – Я и далее могу быть полезной вам, – сказала она. – Может в этом
случае я и ошиблась, но, по-моему, вы по-прежнему можете подвергаться
опасности. Давайте, удалимся отсюда.
       – Минуточку, пожалуйста, – кивнул я.
       Я отошел и снял Фракира с шеи удушенного. Тот быстро исчез в моем
рукаве. Замененный меч кое-как подошел к ножнам, и я загнал его туда и
поправил пояс, сбившийся на спину.
       – Идемте, – предложил я ей.
       Вчетвером мы зашагали обратно к Портовой Дороге. Зеваки быстро
убирались с нашего пути. Кто-то, вероятно, уже грабил мертвецов. Черт
побери, это же родной дом!




       5



       Дальше мой путь лежит с леди Винтой и двумя служителями Дома Бейля,
мой бок все еще саднит от удара о рукоять меча. Небо все также заливает
яркий свет луны и звезд, и морской туман скрывает Закоулок Смерти. К
счастью, от происшедшей схватки я получил только синяк на боку. Каким
образом они так быстро обнаружили меня по возвращении в Эмбер, я не смог
додуматься. Но Винта, кажется, что-то знала об этом, и мне хотелось
довериться ей, потому что я был немного с ней знаком и потому что она
потеряла своего дружка, дядю Каина, в чем виноват мой бывший друг Люк, со
стороны которого, кажется, и исходило все, связанное с голубыми камнями.
       Когда мы свернули к морю, удаляясь от Портовой Дороги, я
поинтересовался, что она задумала.
       – Я думал, мы направляемся к Лозе, – сказал я.
       – Вы же знали, что вам грозит опасность, – отрезала она.
       – Полагаю, это довольно очевидно.
       – Я могла бы проводить вас в городской дом отца, – сказала она, – или
мы могли бы проводить вас до дворца, но кто-то знает, что в ы здесь, и ему
не потребуется много времени на то, чтобы добраться до вас...
       – Верно.
       – Здесь у нас припасена шлюпка. Мы можем проплыть вдоль побережья и
добраться к утру до загородного дома отца. Вы исчезните. Всякий
разыскивающий вас в Эмбере, встанет в тупик.
       – Думаете, во Дворце я буду не в безопасности?
       – Наверное, – сказала она. – Но о вашем местопребывании могут знать
окружающие. Поезжайте со мной, и все будет иначе.
       – Я исчезну, а Рэндом узнает от одного из часовых, что я отправился в
Закоулок Смерти. Это вызовет немало страхов и большую суматоху.
       – Вы можете связаться с ним утром по Карте и сообщить, что находитесь
за городом, если у вас с собой есть Карты.
       – Верно. А как же вы узнали, где меня найти в этот вечер? Вы не
убедите меня, что мы встретились случайно.
       – Нет, мы шли следом за вами. И обосновались в заведении напротив
"Билла".
       – Вы предвидели сегодняшнее происшествие?
       – Я учитывала такую возможность. Если бы я знала все, то, конечно же,
помешала этому.
       – Что происходит? Что вы знаете обо всем этом, и какова ваша роль во
всем этом?
       Она рассмеялась, и я вдруг поймал себя на том, что в первый раз
слышу, как она смеется. И не холодным издевательским смехом, какой можно
было ожидать от любовницы Каина.
       – Я хочу отплыть, пока не начался прилив, – сказала она, – а вы,
наверное, захотите услышать рассказ, на который уйдет вся ночь. Что же мы
выберем, Мерлин? Безопасность или утоление любопытства?
       – Я хотел бы и того, и другого, но приму и по очереди.
       – Идет, – согласилась она, а затем обратилась к спутнику поменьше
ростом, которого я стукнул. – Ярл, отправляйся домой. Утром скажи отцу,
что я решила вернуться в Лесной дом. Скажи ему, что ночь была хороша, и я
решила покататься на шлюпке и поэтому подняла парус. Не упоминай про
Мерлина.
       Слуга прикоснулся к шляпе.
       – Хорошо, сударыня...
       Он повернулся и отправился обратно тем же путем, каким м пришли.
       – Идем, – предложила затем она, и вместе с рослым парнем, которого,
как я позже узнал, звали Дрю, повела меня по пирсу туда, где находилась
причаленная шлюпка.
       – Вы ходили под парусом? – спросила он меня.
       – Бывало, о ответил я.
       – Хорошо. Вы сможете оказать нам помощь.
       Я исполнил просьбу. Пока разворачивал парус, мы разговаривали
исключительно по делу, потом подняли его и отдали концы. Дрю сидел на
руле, а мы управляли парусом. Позже мы стали это делать поочередно. Ветер
дул стабильно. Мы заскользили по водной глади, обогнули волнолом и без
всяких затруднений вышли в море. После того, как мы сняли плащи,
оказалось, что на ней надеты темные брюки и плотная рубашка. Очень
практичная одежда, словно она заранее планировала нечто подобное. На
скинутом ею поясе оказался настоящий, стандартной длины меч, а не
какой-нибудь там кинжал, украшенный самоцветами. И, понаблюдав за ней
некоторое время, я получил впечатление, что она могла владеть им весьма
неплохо. И она кого-то напоминала мне, но кого именно, я не мог точно
припомнить. Ассоциации вызывали скорее привычные жесты и звуки голоса, чем
внешность. Не то, чтобы это имело особое значение. Необходимо было
подумать о более важных делах после того, как мы выровняли ход шлюпки, и у
меня нашлось несколько мгновений взглянуть вдаль на темный горизонт и
быстренько просчитать кое-что еще раз.
       Я был знаком с общими фактами ее биографии и не раз встречался с ней
на светских раутах. Я знал, что ей известно, что я – сын Корвина, родился
и вырос при Дворах Хаоса, наполовину принадлежу к тому роду, который в
древности был тесно связан с королевским родом самого Эмбера. При нашем
разговоре стало очевидно, что ей известно, что я прожил несколько лет в
Отражениях, ассимилировался и получил кое-какое образование. Надо
полагать, дядя Каин не держал ее в неведении относительно наших семейных
дел, что навело меня на мысль о том, насколько глубоки могли быть
отношения между ними. Я слышал, что они прожили вместе несколько лет.
Поэтому я гадал, что именно она знала обо мне. С ней я чувствовал себя в
относительной безопасности, но нужно было столько всего выяснить, что я
готов был кое-что рассказать ей в обмен на явно имевшиеся у нее сведения о
том, кто охотится на меня здесь. А требовалось это потому, что я
предвидел, что дело может обернуться торгом. У нее не было никакой явной
причины проявлять интерес лично ко мне, кроме как оказать услугу члену
правящей семьи, что когда-нибудь может пригодиться. Мотивы ее, в основном,
насколько я понимал, должны сводиться к желанию отомстить за убийство
Каина. Помня об этом, я готов был заключить сделку. Иметь союзника всегда
полезно. Но требовалось решить столь многое, что я готов был открыть
кое-что. Надо ли только, чтобы она в качестве фактора вмешалась в текущие
события? В этом я сомневался, даже когда гадал, сколько она запросит.
Скорее всего она просто хотела участвовать в самой акции. Когда я
поглядывал туда, где лунный свет подчеркивал контуры ее скуластого лица,
было нетрудно представить с таким лицом Немезиду.
       Отчаливший от берега, уносимый морским бризом на восток, проплывая
мимо огромной скалы Колвира, со сверкающим на нем, словно самоцвет в
волосах, огнями Эмбера, я вновь заметил в себе уже знакомое чувство
неприязни. Хотя я вырос во тьме и экзотическом свете среди неэвклидовых
парадоксов Дворов, где красота образовывалась более сюрреалистической
суммой элементов, я, каждый раз посещая Эмбер, испытывал все более сильную
тягу к нему, пока не понял, наконец, что он является частью меня самого,
пока не начал считать родиной и его тоже. Я не хотел, чтобы Люк штурмовал
его склоны с автоматчиками или Далт совершал поблизости рейды коммандос. Я
знал, что готов сражаться с ним, защищая его.
       Мне показалось, что на берегу, неподалеку от места захоронения Каина,
я заметил вспышку гарцующей белизны, двигавшейся поначалу медленно, затем
все быстрее, а потом исчезнувшую в какой-то расселине склона. Я рискнул бы
утверждать, что это был Единорог, но на таком расстоянии, в темноте, а
также двигаясь я не мог быть в этом уверен.
       Чуть позже мы поймали отличный ветер, чему я был несказанно рад.
Несмотря на сон длиною в день, я порядком устал. Мой побег из хрустальной
пещеры, встреча со Стражем, преследование меня смерчем и его хозяином в
маске слились у меня в мозгу в почти непрерывное действие, каковым эти
приключения, собственно, и являлись. И теперь наступила стрессовая
реакция, вызванная моей недавней активной деятельностью. Больше всего мне
сейчас хотелось слушать плеск волн, глядя на черный и скалистый берег,
проплывающий по правой стороне нашего суденышка, или наслаждаться видом
мерцающего моря с левого борта. Мне не хотелось думать, не хотелось
двигаться...
       На мою руку легла ее прохладная рука.
       – Вы устали, – услышал я ее голос.
       – Похоже на то, – ответил я.
       – Вот вам плащ. Почему бы вам не набросить его и не отдохнуть? Мы
идем ровно. Двое теперь легко справятся. Мне не нужно вашей помощи.
       Я кивнул, натянув плащ на себя.
       – Ловлю вас на слове. Спасибо.
       – Хотите поесть или выпить?
       – Нет. В городе я хорошо пообедал.
       Ее ладонь осталась в моей руке. Я поднял на нее взгляд. Она
улыбнулась. Я в первый раз увидел, как она улыбается. Кончиками пальцев
другой руки она коснулась пятна крови на моей рубашке.
       – Не беспокойтесь. Я позабочусь о вас, – сказала она.
       Я улыбнулся ей в ответ, так как она, кажется, хотела этого. Тогда она
сжала мое плечо и отошла, и я, уставясь ей вслед, гадал, не упустил ли я
что-нибудь важное в своих рассуждениях относительно нее. Но сейчас я
слишком устал, чтобы ломать голову над неизвестным в этом уравнении.
Механизм моего мышления все замедлял и замедлял ход...
       Привалившись спиной к планширу правого борта, мягко укачиваемый
волнами, я позволил себе немного вздремнуть. Через полуприкрытые веки я
смотрел на пятно на своей рубашке. Кровь. Да, кровь...


       – Первая кровь! – крикнул Деспил. – И хватит! Ты удовлетворен?!
       – Нет! – прокричал Юрт. – Я его едва царапнул! – и он крутнулся на
своем камне и махнул в мою сторону тройными когтями ТРИСПА, готовясь снова
напасть на меня.
       Кровь сочилась у меня из царапины выше запястья и собиралась в
бисеренки, а те поднимались в воздух и уплывали, словно пригоршни
рассыпанных рубинов. Я поднял ФАНДОН в позицию защиты сверху и опустил
трисп, который держал отставленным далеко вправо под углом вперед. Согнув
левое колено, я повернул камень на 90 градусов по нашей общей оси. Юрт
сразу же откорректировал собственную позицию и снизился на полдюжины
футов. Я повернулся еще на 90 градусов, так что каждый из нас казался
висящим вверх ногами по отношению друг к другу.
       – Ублюдок эмберский! – крикнул он, и из его оружия в мою сторону
вылетели три пики света и, разбитые взмахом моего фандона, похожие на
мотыльков осколки упали, кружась, в Бездну Хаоса, над которой мы летели.
       – К твоим услугам, – ответил я и сжал рукоять триспа, выпуская тонкие
пульсирующие лучи из трех его клинков, тонких, как волос. Делая это, я
вытянул руку над головой и секанул его по голеням.
       Он отмел лучи фандоном, почти на весь предел их восьмидесятифутового
диапазона действия. У ТРИСПА была почти трехсекундная пауза для
перезарядки, но я сделал финт, имитируя смертельный удар ему в лицо, на
что он рефлекторно поднял ФАНД, и я сжал трисп для косого удара ему по
коленям. Он отбил его секундным импульсом опущенного фанда, сделал выпад
мне в лицо и совершил кувырок назад на все 360 градусов, рассчитывая, что
время перезарядки спасет ему спину, и он вернется в прежнее положение с
поднятым фандом для удара мне по плечу.
       Но я исчез, описав около него круг, снизившись и повернувшись без
переворота. Я рубанул его по открывшемуся плечу, но оказался за пределами
действенности оружия. Деспил тоже описывал круги на камне размером с
береговой сигнальный шар далеко справа от меня, а мой секундант – Мандор –
быстро спускался с позиции, занимаемой высоко над головой. Мы цеплялись за
небольшие камни преображенными ступнями, плавая на внешнем течении Хаоса,
словно на краю водоворота. Юрт повернулся следом за мной, держа левую
руку, на локте которой висел фандом, в горизонтальном положении и выполняя
им медленное круговое вращение. Его пленочная сеть трехфутовой длины,
утяжеленная снизу МОРДОМ, сверкала в зловещем свете, изливающемся через
неравные промежутки с разных направлений. трисп он держал в средней
атакующей позиции и скалил зубы, но не улыбался, когда мы с ним двинулись
на противостоящие концы десятифутового круга, который описывали вновь и
вновь, изыскивая возможность нанести удар.
       Я изменил плоскость орбиты, и он тут же перестроил свою мне под
стать. Я опять проделал этот же маневр, и он повторил его. Затем я сделал
нырок под 90 градусов вперед, подняв и вытянув фандом. Повернув кисть,
уронил локоть, направляя секущий удар, снизу вверх под его защиту.
       Он выругался и рубанул, но я раздробил его свет, а у него на левом
бедре появились три темные линии. ТРИСЛИВЕР входит в тело на глубину не
более чем в три четверти дюйма, и потому при серьезной схватке горло,
глаза, виски, запястья и бедренные артерии являются наиболее уязвимыми
местами. И все же, наделав достаточно порезов своему противнику, ты можешь
с ним распрощаться, а он закружится в туче красных капель, устремившись в
такое место, откуда никто не возвращался.
       – Кровь! – крикнул Мандор, когда на ноге Юрта образовались и уплыли
бисеренки. – Удовлетворены, господа?
       – Я удовлетворен, – ответил я.
       – А я – нет, – ответил Юрт, повернувшись лицом ко мне, когда я поплыл
влево от него и развернулся направо. – Спроси меня еще раз, когда я
перережу ему горло.
       Юрт ненавидел меня еще с тех незапамятных времен, когда еще не умел
ходить, по причинам, известным только ему одному. Я относился к нему
ровно, и никак не мог найти причин испытывать неприязнь. С Деспилом я
всегда хорошо ладил, хотя он чаще имел обыкновение принимать сторону Юрта,
чем мою. Но это-то как раз вполне понятно. Они доводились друг другу
полнокровными братьями, и Юрт был младшеньким.
       Сверкнул трисп Юрта, я разбил свет и сделал ответный выпад. Он
раздробил мои лучи и закрутился вбок. Я последовал его примеру. Наши
триспы вспыхнули одновременно, и пространство между нами заполнилось
сверкающими светлячками, когда обе атаки захлебнулись. Как только
перезарядился трисп, я снова ударил, на этот раз низом. Его удар прошел
верхом, и опять обе наши атаки разбились о фанды. Мы подплыли ближе друг к
другу.
       – Юрт, – обратился я. – Если кто-нибудь из нас убьет другого,
уцелевший станет отверженным. Труби отбой.
       – Дело будет стоить того, – бросил он. – Думаешь я не помню об этом?
       А затем нанес секущий удар мне по лицу. Я инстинктивно поднял обе
руки, и фандом и трисп, и начал атаку, когда передо мной разбился дождем
свет. И услышал его вопль.
       Когда я опустил фандом на уровень глаз, то увидел, что он изогнулся
вперед, и его трисп уплывает прочь. Также, как и его левое ухо, протянув
за собой красную нить быстро собирающихся в бисеринки струек. Отделенный
от головы, свободно болтался лоскут кожи с волосами, и он пытался прижать
его обратно на место.
       Мандор и Деспил уже снижались, входя в штопор.
       – Мы объявляем дуэль оконченной! – кричали они, и я повернул головку
триспа в положение на предохранителе.
       – Насколько тяжело? – спросил меня Деспил.
       – Не знаю.
       – Юрт подпустил его достаточно близко, чтобы он мог проверить, и чуть
позже Деспил сообщил:
       – С ним ничего страшного. Но мать будет взбешена.
       Я кивнул.
       – Это была его затея, – ответил я.
       – Знаю. Полетели. Давайте убираться отсюда.
       Он помог Юрту вырулить к выступающему краю Грани, волоча за собой
фандом, как сломанное крыло. Я не задержался, последовав за ним. Сын
Савалла, Мандор, мой названный брат, положил руку мне на плечо.
       – Ты ведь даже не собирался его так отделать, – сказал он. – Я знаю
это.
       Я кивнул и закусил губу. Деспил, однако же, был прав насчет герцогини
Дары, нашей матери. Она благоволила к Юрту, и тот каким-то образом
заставил ее поверить, что во всем этом деле виноват я. Иногда я чувствовал
что она предпочитает мне обоих своих сыновей от Савалла, старого герцога
Грани, за которого она вышла в конце концов замуж после того, как порвала
с моим отцом. Однажды я случайно подслушал разговор, в котором говорилось,
что я напоминаю ей о моем отце, на которого сильно похож. Я снова подумал
об Эмбере и других местах в Отражениях, и испытал знакомый приступ страха,
так как это напомнило об извивающемся Логрусе, который, как я знал,
послужит мне пропуском в иные края. Я понял, что мне предстоит испытать
это раньше, чем мне первоначально казалось.
       – Пойдем, проведаем Сухэя, – предложил я Мандору, когда мы вместе
поднялись из Бездны. – Мне нужно спросить его кое о чем еще.
       Когда я, наконец, поступил в колледж, то не тратил много времени на
письма домой...


       – ...домой, – говорила Винта, – уже довольно скоро. Выпейте воды, – и
она протянула мне флягу.
       Я сделал несколько продолжительных глотков и отдал ее обратно.
       – Спасибо.
       Я потянулся, разминая затекшие мускулы, вдохнул холодный морской
воздух... Поискал взглядом луну, и она оказалась аж у меня за плечами.
       – Вы действительно заснули, – сказала она.
       – Я говорил во сне?
       – Нет.
       – Хорошо.
       – Плохие сны?
       – Могло быть и хуже, – пожал я плечами.
       – Возможно, вы все же что-то пробормотали как раз перед тем, как я
вас разбудила.
       – О...
       Далеко впереди я заметил маленький огонек на конце темнеющего мыса.
Она показала в его сторону.
       – Когда мы минуем эту точку, – пояснила она, – то окажемся в виду
гавани Бейля-порта. Там мы позавтракаем, нам дадут лошадей.
       – И на сколько далеко порт от Лесного Дома?
       – Около лиги, – ответила она, – легкого пути верхом.
       Некоторое время она оставалась рядом со мной, сохраняя молчание,
глядя на побережье и море. Впервые за последнее время мы просто сидели
рядом с незанятыми руками и свободной головой, во всяком случае, так было
у меня.
       И в какой-то момент во мне проснулось колдовское чутье. Я чувствовал
себя так, словно рядом присутствовала магия. Не какого-то простого
заклинания или ауры, а чего-то более тонкого. Я вызвал магическое видение
и обратил его к ней. Не было ничего бросающегося в глаза, но
осмотрительность предлагала мне проверить поглубже. Это я сделал через
Логрус...
       – Не делайте этого, пожалуйста, – попросила она.
       Я только что ошибся. В общем-то считается довольно бестактным
зондировать вот так своего коллегу.
       – Извините, – сказал я. – Я не знал, что вы изучали Искусство.
       – Я не изучала, – ответила она. – Но чувствую его действие.
       – В таком случае из вас, вероятно, получился бы неплохой мастер.
       – У меня иные интересы.
       – Я думал, что, возможно, кто-то наложил на вас чары, – стал
оправдываться я. – Я просто пытался...
       – Что бы вы ни увидели, – сказала она, – это принадлежит другому.
Пусть так и остается.
       – Как вам угодно. Извините.
       Однако же, она должна была понять, что я не мог так этого оставить,
ибо неизвестная магия представляет собой возможную опасность. Поэтому она
продолжила:
       – Заверяю вас, это никак не повредит вам. Совсем напротив.
       Я подождал, но по этому поводу она ничего больше не сказала. Поэтому
я, на данную минуту, оставил эту тему. Я перевел взгляд на маяк. Во что же
я все-таки встреваю, связываясь с ней? Как она вообще узнала, что я
вернулся в город? Не говоря уже о том, что я навещу Закоулок Смерти именно
тогда, когда навестил? Наверное, она догадывалась, что такой вопрос придет
мне в голову, и если хочет обоюдного доверия, то должна быть готова
объяснить это.
       Я опять повернулся к ней, и она снова улыбалась.
       – С подветренной стороны маяка ветер меняется, – она поднялась. –
Извините. Меня ждет работа.
       – Можно мне помочь?
       – Через минуту. Я позову вас, когда мне понадобится помощь.
       Я посмотрел ей в спину и испытал при этом жуткое ощущение, что она
тоже смотрит на меня, вне зависимости от того, в какую сторону она
глядела. А также сообразил, что такое ощущение присутствует во мне уже
некоторое время.


       К тому моменту, когда мы причалили, привели все в порядок, и стали
подниматься на берег по широкой мощеной дороге, ведущей к постоялому двору
со струящимся из трубы дымом, небо на востоке побледнело.. После обильного
завтрака мир уже оказался полностью залит утренним светом. Затем мы
направились к платной конюшне, где нам для поездки в поместье ее отца
предоставили трех спокойных лошадей.
       Стоял один из тех ясных погожих осенних дней, которые с наступлением
сезона ветров становятся все реже и ценнее. Я наконец-то почувствовал себя
отдохнувшим, а на постоялом дворе нашелся кофе, что не так-то часто
случается в Эмбере, за пределами дворца – и я с удовольствием выпил
утреннюю чашку. Приятно было ехать не спеша и вдыхать ароматы местности,
смотреть, как тает роса на искрящихся полях и сорванных листьях,
чувствовать ветер, слышать и видеть стаи птиц, улетающих на Острова
Солнца. Мы ехали молча, и за всю дорогу не произошло ничего, способного
нарушить мое настроение. Воспоминания о неудачах, предательстве,
страданиях и насилии остры, но они-таки блекнут, тогда как подобные
интерлюдии, стоит мне закрыть глаза и вспомнить прошлое, почему-то длятся
дольше их. Я ехал рядом с Винтой Бейль под утренним небом мимо каменных
домов и оград, и кричали морские птицы случайно залетевшие в край
виноградарей к востоку от Эмбера, и коса Времени не была властна в этом
уголке моего сердца.
       Добравшись до Лесного Дома, мы предоставили бейлевским грумам
заниматься лошадьми. Они позаботятся, чтобы лошади вернулись обратно.
Затем Дрю отправился к себе, а я направился вместе с Винтой к огромному
особняку на вершине холма. Оттуда открывался великолепный вид на
каменистые долины и склоны холмов, где выращивали виноград. Пока мы шли к
дому, к нам несколько раз подбегали, пытаясь ластиться, собаки, и даже
когда мы вошли в дом, их радостный лай нет-нет да и доносился до нас.
Дерево и кованное железо, полы из серых каменных плит, высокие потолки со
стропилами, верхний ряд окон, семейные портреты, пара небольших гобеленов
оранжево-розового, коричневого, белоснежного и синего цветов, коллекция
старого оружия, с некоторыми признаками ржавчины, пятна сажи на сером
камне около очага... Мы прошли через большой парадный холл и поднялись по
лестнице.
       – Занимайте эту комнату, – предложила она, открывая дверь темного
дерева. Я кивнул, вошел туда и огляделся. Комната была просторная, с
большими окнами, выходящими на южную долину. – В соседней комнате есть
ванна, – сообщила она, показав на дверь слева.
       – Отлично. Спасибо. Именно то, что мне нужно.
       – Приводите себя в порядок в соответствии с вашими потребностями, –
она подошла к окну и посмотрела вниз. – Если вы не возражаете, я встречусь
с вами там, на террасе, примерно через час.
       Я подошел к ней и посмотрел на большой, вымощенный плитами участок,
отлично затененный древними деревьями – их листья были сейчас желтыми,
красными и коричневыми и во множестве усыпали внутренний двор. Границы
двора очерчивали пустые теперь клумбы, здесь же располагалось множество
столов и стульев, а среди всего этого со вкусом была расставлена целая
коллекция кустов в кадках.
       – Прекрасно.
       Она повернулась ко мне.
       – Вам нужно что-нибудь особенное?
       – Если тут есть кофе, я бы не возражал против еще одной чашечки,
когда встречусь там с вами.
       – Я посмотрю, что можно сделать.
       Она улыбнулась и, казалось, на мгновение потянулась ко мне. В тот миг
мне показалось, что она хотела, чтобы я обнял ее. Но если бы это
случилось, то вызвало бы некоторую неловкость. А при данных
обстоятельствах я в любом случае не хотел никакого запанибратства с ней,
так как не имел ни малейшего представления о том, какую игру она затеяла.
Поэтому я ответил на ее улыбку, пожал ей руку, сказал "благодарю вас", и
ретировался.
       – Думаю, что приму ванну.
       Я проводил ее до двери.
       Приятно было стащить сапоги. и намного приятнее отмокать в горячей
ванне.


       Позже, в свеженаколдованной одежде я спустился по лестнице и отыскал
боковую дверь, ведущую с кухни на внутренний двор. Винта, тоже умытая и
переодетая в коричневые брюки для верховой езды и свободную
рыжевато-коричневую блузу, сидела за столом в восточном углу внутреннего
двора. На столе находились два прибора, и я заметил там кофейник и поднос
с фруктами и сыром. Я прошел, загребая шелестящие листья носками сапог,
через двор и сел за стол.
       – Вы всем довольны? – спросила она.
       – Вполне, – заверил я.
       – Вы уведомили Эмбер о своем местонахождении?
       Я кивнул. Рэндом был немного раздражен тем, что я исчез, не дав ему
знать, но, впрочем, он мне этого никогда не запрещал. Однако, он стал
гораздо менее раздраженным, узнав, что я убрался вовсе не так далеко, и
даже признал, наконец, что, наверное, я поступил осмотрительно, исчезнув
после такого странного нападения. "Держи ухо востро, а меня – в курсе". –
были его последние слова.
       – Хорошо. Кофе?
       – Будьте любезны.
       Она налила и показала на поднос. Я взял яблоко и откусил.
       – события развиваются, – неопределенно начала она, налив кофе себе.
       – Не могу этого отрицать, – признался я.
       – А ваши неприятности умножились.
       – Верно.
       Она отпила кофе.
       – Вы не хотели бы рассказать мне о них? – проговорила наконец она.
       – Они даже слишком умножились, – ответил я. – Прошлой ночью вы тоже
упомянули что-то о вашей истории, которая чересчур длинна.
       Она слабо улыбнулась.
       – Должно быть, вы считаете, что в данный момент у вас нет никаких
причин доверять мне больше чем нужно. Я это понимаю. Зачем без надобности
доверять кому-то, когда вокруг творится что-то опасное, что не совсем тебе
понятно. Верно?
       – Мне это кажется разумным.
       – И все же, смею заверить вас, что меня в первую очередь заботит ваше
благополучие.
       – Вы рассчитываете, что я могу представлять собой средство добраться
до убийцы Каина?
       – Да, – сказала она, – и еще потому, что они могут стать вашими
убийцами, я хотела бы добраться до них.
       – Вы хотите убедить меня, что ваша основная цель – отнюдь не месть?
       – Совершенно верно. Я предпочла бы защиту живого, мести за мертвого.
       – Но эта часть вопроса становится полемической, если в обоих случаях
речь идет об одном и том же лице. Вы не согласны со мной?
       – Я не уверена, – ответила она, – что этих людей прошлой ночью
подослал к вам Люк.
       Я положил яблоко рядом с чашкой и отпил еще немного кофе.
       – Люк? – переспросил я. – Какой Люк? Что вы знаете о каком-то там
Люке?
       – Люкас Рейнард, – произнесла она ровным тоном, – который обучил в
Пекосе, на севере Нью-Мексико отряд наемников, снабдил их специальными
боеприпасами, действующими в Эмбере, и разослал их по домам ждать его
приказа собраться для переправы сюда. В общем, попробовать сделать то, что
много лет назад попытался сделать ваш отец.
       – Мать-перемать! – выругался я.
       Это так много объясняло – например, появление Люка в испачканной
солдатской одежде в "Хилтоне" Санта-Фе, его рассказ о любви к туристским
походам по дикому краю в Пекосе, обойма странных патронов, найденная мною
у него в кармане; и все другие, совершенные им туда поездки – чаще, чем
казалось необходимым при его коммивояжерской деятельности... Такое
объяснение никогда не приходило мне в голову, и имело немалый смысл в
свете всего, узнанного мною с тех пор.
       – Ладно, – признал я. – Полагаю, вы знаете Люка Рейнарда. Вы не
против рассказать мне, каким образом вы добыли такую информацию?
       – Нет.
       – Нет?
       – Нет, против. Боюсь, что мне придется играть в эту игру вашими
правилами и обмениваться с вами сведениями поочередно. Теперь, когда я
подумала об этом, то, видимо, буду чувствовать себя более удобно. Как вам
кажется?
       – Любой из нас может прервать игру в любое время?
       – Что остановит обмен, если мы не договоримся о нем.
       – Идет.
       – Поэтому вы должны мне за одно сведение. Вы только позавчера
вернулись в Эмбер. Где вы были?
       Я вздохнул и откусил еще яблока.
       – Вы поймали крупную рыбу, – сказал я наконец. – Это обширный вопрос.
Я побывал во многих местах. Все зависит от того, насколько далеко в
прошлое вы хотите заглянуть.
       – Давайте охватим период с момента выхода из квартиры Мег Девлин до
вчерашнего дня, – продолжила она.
       Я поперхнулся куском яблока.
       – Ладно, я принимаю ваш ход, – у вас есть какие-то чертовски хорошие
источники информации, – заметил я. – Но эту должна была предоставить
Флора. Вы в каком-то союзе с ней, не так ли?
       – Сейчас не ваша очередь спрашивать, – напомнила она. – Вы еще не
ответили на мой вопрос.
       – Ладно, после того, как я покинул квартиру Мег, мы вместе с Фи
вернулись в Эмбер. На следующий день Рэндом отправил меня с заданием
отключить построенную мной машину под названием Колесо-Призрак. В этом
деле я потерпел неудачу, но по дороге наткнулся на Люка. Он действительно
помог мне выбраться из передряги. Затем я потерял контакт с моим творением
и воспользовался незнакомым Козырем, чтобы перенести себя и Люка в
безопасное место. Впоследствии Люк заточил меня в хрустальной пещере...
       – Ага! – воскликнула она.
       – Мне следует остановиться на этом?
       – Нет, продолжайте.
       – Я пробыл в заключении месяц с чем-то, хотя по времени Эмбера это
свелось всего лишь к нескольким дням. Меня выпустила парочка парней,
работающих на даму по имени Ясра. Я поговорил с ними и с самой Ясрой и
козырнулся в Сан-Франциско, на квартиру к Флоре. Там же, в Сан-Франциско,
я еще раз навестил квартиру, где произошло убийство...
       – В доме Джулии?
       – Да. В нем я обнаружил магические врата, которые мне удалось
взломать. Я прошел через них к месту под названием Замок Четырех Миров.
Там бушевала битва, атакующих, вероятно, возглавлял парень по имени Далт,
личность не совсем безызвестная здесь, если полистать историю. Позже я
спасся от преследования магического смерча и бранных слов чародея в маске.
Я козырнулся и попал домой. Это было вчера.
       – И это все?
       – Вкратце, да.
       – Вы не упустили чего-нибудь?
       – Разумеется, упустил. Например, на пороге врат был страж, но я
сумел-таки пройти.
       – Нет, это ерунда. А что-нибудь другое?
       – М-м. Да, произошли две странные козырные связи, закончившиеся
потоком цветов.
       – Расскажите мне о них.
       Я так и сделал.
       Когда я закончил, она покачала головой.
       – Тут вы поставили меня в тупик.
       Я прикончил кофе и яблоко. Она налила мне еще.
       – Теперь моя очередь, – сказал я. – Что вы подразумевали под "Ага!",
когда я упомянул о хрустальной пещере?
       – Она была из голубого хрусталя, не так ли? И этот камень блокировал
ваши способности?
       – Откуда вы знаете?
       – Именно такого цвета был камень на кольце, снятом вами с того
человека прошлой ночью.
       – Да.
       Она поднялась на ноги, обошла столик, постояла с минуту, а затем
указала на мое левое бедро.
       – Не будете ли вы так любезны вывернуть этот карман на стол?
       – Разумеется, – улыбнулся я, – как вы узнали?
       На это она не ответила, но, впрочем, это был внеочередной вопрос. Я
вытащил из кармана целую коллекцию голубых камней – осколки из пещеры,
оторванная мною резная пуговица, кольцо – и выложил их на стол.
       Она взяла пуговицу, изучила ее, затем кивнула.
       – Да, это то же самое, – определила она.
       – Что то же?
       Она проигнорировала вопрос и обмакнула правый указательный палец в
капельку пролитого на блюдце кофе. А затем начертила им три кольца вокруг
собранных вместе камней, против часовой стрелки. Затем еще раз кивнула и
вернулась на место. Я вызвал Логрус как раз вовремя, чтобы понять, что она
заключила камни в силовую клетку. Теперь, когда я продолжал наблюдение,
мне показалось, что камни испускают слабые струйки голубого дыма,
остающегося в круге.
       – Мне показалось, что вы говорили, будто не учились колдовству.
       – Я не колдунья, – подтвердила она.
       – Я лучше промолчу, сэкономлю вопрос. Но продолжайте отвечать на
последний. В чем назначение голубых камней?
       – Они притягиваются к пещере и друг к другу, – пояснила она мне. –
Любой человек при самой малой тренировке может взять один из них и просто
пойти туда, куда его влечет мягкое психическое притяжение. В конечном
итоге камень приведет его к пещере.
       – Вы хотите сказать, через Отражения?
       – Да.
       – Интересно. Но я как-то не замечаю в этом ничего ценного.
       – Но это еще не все. Не обращай внимание на притяжение пещеры, и
станешь замечать второстепенное тяготение. Научись замечать почерк нужного
камня, и сможешь последовать за его носителем куда угодно.
       – Вот это немного более полезно. Вы думаете, те парни именно так и
нашли меня прошлой ночью, потому что я таскал полный карман этих штук?
       – Вероятно, они именно так помогли им. Хотя на самом деле, в вашем
случае, они даже не потребовались бы.
       – Почему же?
       – У них есть добавочное действие. Всякий, кто какое-то время обладает
таким камнем, настраивается на него. Выбрось камень, а настройка
останется. Тебя все равно можно выследить, точно так же, как если бы ты
хранил камень. Ты приобретаешь собственный почерк.
       – Вы хотите сказать, что даже сейчас, без них, я меченый?
       – Да.
       – Сколько потребуется времени, чтобы убрать это?
       – Я не уверена, что действие камня когда-либо исчезнет.
       – Должны же быть какие-то способы испортить настройку.
       – Наверняка я не знаю, но могу назвать пару вещей, которые, вероятно,
могут быть способны на это.
       – Назовите их.
       – Необходимо пройти Лабиринт Эмбера или преодолеть Логрус Хаоса. Они,
кажется, чуть ли не разламывают личность на кусочки и собирают вновь в
более чистой форме. Известно, что они очищали многих. Насколько я помню,
именно Лабиринт восстановил память вашему отцу.
       – Да, и я даже не стану спрашивать, откуда вы знаете о Логрусе.
Вполне возможно, что вы правы. Как и во многих других случаях в жизни, это
дело кажется мне похожим на достаточно болезненную занозу в заднице, чтобы
идти на пользу. Итак, вы утверждаете, что прямо сейчас они точно могут
определить, где я, с камнями или без?
       – Да.
       – Откуда вы все это знаете? – спросил я.
       – Я чувствую это, хотя вы задали дополнительный вопрос. Но ради
экономии времени я отвечаю вам даром.
       – Спасибо. Полагаю, что теперь ваша очередь.
       – Перед смертью Джулия встречалась с оккультистом по имени Виктор
Мелман. Вам известно, зачем?
       – Она училась у него, искала способы развития личности, по крайней
мере так мне объяснил парень, знавший ее в то время. Это произошло уже
после нашего разрыва.
       – Я имела в виду не совсем это, – сказала она. – Вам известно, почему
она желала такого развития личности?
       – Мне это кажется внеочередным вопросом, но я задолжал вам один.
Парень, с которым я говорил, рассказал мне, что я испугал ее, дав повод
поверить, что я обладаю необычными способностями, и что она стремилась
приобрести свои для самозащиты.
       – Заканчивайте, – сказала она.
       – Что вы имеете в виду?
       – Это не полный ответ. Вы ведь ДЕЙСТВИТЕЛЬНО дали ей повод поверить в
это и бояться вас?
       – Ну, думаю, да. А теперь мой вопрос: откуда вы вообще что-то можете
знать о Джулии?
       – Я была там, – ответила она. – И была знакома с ней.
       – Продолжайте.
       – Это все. Теперь моя очередь.
       – Это едва ли полный ответ.
       – Но это все, что я могу сказать. Хотите – верьте, хотите – нет.
       – По нашему соглашению я могу из-за этого прекратить обмен.
       – Верно. Вы прекращаете?
       – Что бы вы хотели узнать еще?
       – Развила ли Джулия желаемые ею способности?
       – Я же сказал, что мы перестали видеться до того, как она стала
заниматься этими вещами. Поэтому я никак не могу знать.
       – Вы обнаружили в ее квартире врата, через которые, надо полагать, и
появился зверь, убивший ее. А теперь я хочу задать вам два вопроса. Но для
того, чтобы вы ответили мне, просто подумайте над ними. С какой стати
кто-то вообще хотел убивать ее? И не кажется ли способ убийства странным?
Я могу придумать уйму более простых способов устранить человека.
       – Вы правы, – согласился я. – С оружием всегда легче управиться, чем
с магией. Что же до того, с какой стати, то я могу только строить догадки.
Я полагаю, что это могла быть западня для меня, и что ее принесли в жертву
в качестве ежегодного подарка мне на тридцатое апреля. О них вам тоже
известно.
       – Давайте перенесем это на потом. Вам должно быть известно, что у
каждого колдуна есть свой стиль, так же, как у художника, писателя или
музыканта. Когда вам удалось обнаружить те врата в квартире Джулии, не
было ли в них чего-нибудь такого, что можно охарактеризовать, как
авторский почерк?
       – Насколько я помню – ничего особенного. Конечно, ведь я спешил
взломать их. Я пришел не для того, чтобы восхищаться эстетической стороной
этого произведения. Нет, я не могу это связать ни с чем, чья работа мне
знакома. К чему вы клоните?
       – Я просто прикидываю, не могло ли быть так, что она сумела развить
какие-то способности по этой части, по ходу дела открыла врата и сама
пострадала от этого?
       – Абсурд!
       – Ладно. Я просто пытаюсь найти какое-нибудь объяснение. Значит, как
я понимаю, вы никогда не замечали никаких намеков на то, что она может
обладать скрытыми способностями к колдовству?
       – Да, не могу припомнить ни одного случая.
       Я прикончил кофе и налил новую чашку.
       – Если бы думаете что Люк сейчас не преследует меня, то почему же? –
спросил затем я.
       – Он подстроил вам несколько вроде бы несчастных случаев много лет
назад?
       – Да. Недавно он признался в этом. А также сказал, что перестал это
делать после первых неудачных попыток.
       – Это верно.
       – Знаете, это просто сводит с ума – незнание, что вам известно, а что
нет.
       – Вот потому-то мы и беседуем, не так ли? Это вы придумали, что к
делу надо подойти именно с этой стороны.
       – Вовсе не я! Этот обмен предложили вы!
       – Этим утром, да. Но мысль первоначально принадлежала вАм. Я
вспомнила о некоем телефонном разговоре в доме мистера Рота...
       – Вы? Тот искаженный голос по телефону? Как такое могло быть?
       – Вы предпочли бы услышать об этом или о Люке?
       – Об этом. Нет, о Люке! И о том, и о другом, черт побери!
       – Поэтому кажется, не лишено определенной мудрости придерживаться и
дальше согласованного нами порядка. В пользу упорядоченности можно сказать
многое.
       – Ладно. Вы еще раз довели до меня свои доводы. Продолжайте о Люке.
       – Мне, как сторонней наблюдательнице, кажется, что он бросил эту
затею, как только получше узнал вас.
       – Вы говорите о времени, когда мы подружились – что это не было
просто игрой?
       – Тогда я не могла сказать наверное – и он безусловно допускал
многолетние нападения на вас. Но я считаю, что на самом деле он
саботировал некоторые из них.
       – Кто же стоял за ними после того, как он прекратил это делать?
       – Рыжая дама, с которой он, кажется, как-то связан.
       – Ясра?
       – Да, ее зовут именно так. И я еще знаю о ней не так много, как мне
хотелось бы. У вас есть что-нибудь насчет нее?
       – Думаю, приберегу информацию для более важного вопроса, – уклончиво
ответил я.
       В первый раз она посмотрела на меня сузив глаза и стиснув зубы.
       – Неужели ты не видишь, что я пытаюсь тебе помочь, Мерлин?
       – На самом-то деле я вижу, что вы пытаетесь получить имеющиеся у меня
сведения, – невозмутимо проговорил я. – И в этом нет ничего плохого. Я
готов заключить с вами сделку, так как вы, кажется, тоже кое-что знаете,
что хочется узнать и мне. Но, должен признать, что причины, руководящие
вами, для меня не ясны. Как, черт побери, вы попали в Беркли? Что вы имели
в виду, позвонив мне в дом Билла? В чем заключается ваш талант, не
имеющий, по вашим словам, отношения к магии? Как...
       – Это три разных вопроса, – прервала она, – и начало четвертого.
Может быть, вы запишите их все, и я тоже составлю такой же перечень для
вас? А потом мы дружно разойдемся по комнатам и решим, на какие захотим
ответить?
       – Нет, – отрезал я. – Я готов продолжить игру. Но вам известно, по
какой причине я хочу узнать все это. Для меня это вопрос самосохранения.
Сперва я думал, что вам нужны сведения, способные помочь пришить человека,
убившего Каина. Но вы опровергли это предположение и не оставили ничего
взамен.
       – Нет, предоставила! Я хочу защитить тебя!
       – Ценю ваши чувства. Но почему? Если говорить прямо, вы меня едва
знаете...
       – Тем не менее, моя причина именно в этом, и я не испытываю желания
углубляться дальше. Хотите верьте, хотите – нет.
       Я поднялся и принялся расхаживать по патио. Мне не нравилось делиться
сведениями, могущими иметь жизненно важное значение для моей безопасности,
и, в конечном счете, для безопасности Эмбера. Хотя мне приходилось
признать, что я получаю в обмен на свои сведения весьма неплохие данные.
То, что она сообщила, казалось правдой. Если уж на то пошло, Бейли издавна
славились своей лояльностью по отношению к Короне, чего бы там она ни
стоила. Больше всего меня беспокоили, как я понял, ее настойчивые
утверждения, что на самом деле она добивается вовсе не мести. Помимо того,
что такая позиция совсем не в духе Эмбера, думалось, что она на совсем
понимала меня, так как чтобы уверить, что она хочет уберечь меня, ей
достаточно было признать, что она жаждет крови. Я бы проглотил это и не
стал копать глубже. А что она предлагает взамен? Невесомое ничто и
засекреченные мотивы...
       А это вполне могло означать, что она говорила правду. Пренебрежение
правдоподобной ложью и предложение чего-то более нескладного казались
признаком истинной честности. А у нее явно имелись и другие нужные мне
ответы...
       Затем я расслышал доносившуюся со стороны стола легкую дробь. Сперва
я подумал, что она барабанит пальцами в знак своего раздражения на меня.
Но когда я оглянулся, то увидел, что она сидит совершенно неподвижно и
даже не смотрит на меня.
       Я подошел поближе, рассматривая источник звука. Кольцо, осколки
голубого камня и даже пуговица подпрыгивали на столе словно бы сами по
себе.
       – Это от каких-то ваших действий? – спросил я.
       – Нет, – ответила она.
       Камень в кольце треснул и выпал из оправы.
       – Тогда отчего же?
       – Я прервала связь, – пояснила она. – По-моему, что-то пыталось
восстановить ее, но потерпело неудачу.
       – Но раз я все равно настроен, то для того, чтобы обнаружить меня,
камни им не нужны, не так ли?
       – Возможно, в деле участвует не одна сторона, – заметила она. –
Думаю, мне следует поручить слуге съездить в город и выбросить их в океан.
Если кто-нибудь пожелает последовать за ними туда – на здоровье.
       – Осколки должны бы просто привести их обратно к пещере, а кольцо – к
покойнику, – сказал я. – Но я не хочу выбрасывать пуговицу.
       – Почему бы и нет? Она представляет собой большую неизвестную
величину?
       – Именно. Но ведь это должно действовать в обе стороны, не так ли? А
это значит, что я могу научиться пользоваться пуговицей для нахождения
пути к существу, которое любит цветы.
       – Этот путь может оказаться опасным.
       – Пассивность может привести еще к большей пассивности. Все камни
можете выбросить в море, но пуговицу – нет.
       – Ладно, я запру ее.
       – Спасибо. Ясра – мать Люка.
       – Шутите!
       – Нисколько.
       – Это объясняет, почему он прямо не надавил на нее из-за последующих
тридцатых апреля. Интересно! Это начинает совершенно новую цепь
рассуждений.
       – Не хотите ли поделиться ими?
       – Позже, позже. Сейчас нужно позаботиться о камнях.
       Он сгребла их все из круга, и они, на какой-то миг заплясали у нее на
ладони. Она встала.
       – Э... пуговица? – напомнил я.
       – Да.
       Она положила пуговицу в карман, а другие камни оставила в руке.
       – Вы тоже настроитесь, если будете держать пуговицу при себе?
       – Нет, – ответила она. – Я не настроюсь.
       – Почему же?
       – Есть причина. Извините, я ненадолго отлучусь подыскать футляр для
остальных и кого-нибудь, кто увезет их отсюда.
       – А разве тот человек не настроится?
       – Это требует времени.
       – О...
       – Выпейте пока кофе или чего-нибудь еще.
       Она повернулась и ушла. Я съел кусок сыра. Попробовал мысленно
подсчитать, получил ли в ходе нашего разговора больше ответов или еще
больше новых вопросов. попробовал вставить некоторые из новых деталей в
старую головоломку.
       – Отец?
       Я повернулся и посмотрел, кто это произнес. В поле зрения никого не
было.
       – Здесь, внизу.
       Неподалеку от клумбы, где не было ничего, кроме высохших стебельков
да листьев, обнаружился диск света размером с монету. Свет привлек мое
внимание, когда слегка переместился.
       – Призрак? – спросил я.
       – Угу, – донесся из листьев ответ. – Я ждал, когда застану тебя
одного. Не думаю, что стоит доверять этой женщине.
       – Почему бы и нет?
       – Она неверно сканируется, не так, как другие люди. Я не знаю что это
такое. Но я хотел поговорить с тобой не об этом.
       – О чем же тогда?
       – Э... ну так ты серьезно говорил, когда обещал, что не будешь меня
отключать?
       – О чем разговор! После всех жертв, которые я принес ради тебя! На
твое образование и все прочее... И на доставку всех твоих чертовых
компонентов в такое место, где ты был бы в безопасности! Как ты можешь еще
спрашивать у меня об этом?
       – Я слышал, как Рэндом велел тебе сделать это...
       – Ты ведь тоже делаешь не все, что тебе велят, не так ли? Особенно,
когда дело доходит до нападения на меня, когда я всего лишь хотел
проверить несколько программ? Я все-таки заслуживаю немного большего
уважения!
       – Да. Послушай, я прошу прощения.
       – Да уж, не мешало бы. Из-за тебя я прошел через уйму всякого дерьма.
       – Я несколько дней искал тебя, но не мог найти.
       – Хрустальные пещеры – это не шутка.
       – У меня сейчас мало времени... – свет замерцал, поблек почти до
грани исчезновения, затем вернулся к полной яркости. – Не мог бы ты
вкратце кое-что объяснить?
       – Валяй, спрашивай.
       – Тот парень, что был с тобой, когда ты направлялся ко мне, и когда
ушел тоже – такой рослый и рыжий...
       – Люк. Да?
       Свет снова потускнел.
       – Ему можно доверять? – голос Призрака доносился слабо, еле слышно.
       – Нет! – закричал я. – Это будет чертовски глупо!
       Призрак пропал, и я не мог сказать, услышал он меня, или нет.
       – Что случилось? – донесся сверху голос Винты.
       – Спор с воображаемым партнером по игре, – отозвался я.
       Даже с такого расстояния я разглядел на ее лице выражение
озабоченности. Она порыскала взглядом по всем направлениям, а затем, явно
убеждая себя, что я действительно один, кивнула.
       – Ага, – произнесла она, – я скоро прийду.
       – Не спешите, – ответил я.
       Где найти мудрость, и где всеобщее взаимопонимание? Если бы я знал,
то направился бы туда и остался там. А пока чувствовал себя словно на
середине большой карты, окруженный белыми пятнами, где проглядывались
особенно скверные на вид случайные переменные величины. Идеальное место
для разговора с самим собой, если у тебя есть, что сказать.
       Затем я зашагал во внутренние покои дома, направляясь в туалет, ох уж
мне этот кофе.




       6



       Итак...
       Я имею в виду Джулию.
       Я сидел один в комнате при свечах и думал.
       Винта пробудила некоторые воспоминания.
       Это произошло потом, когда мы уже редко виделись друг с другом...
       Впервые я встретился с Джулией на лекции по кибернетике. Мы стали
иногда встречаться, поначалу просто за чашечкой кофе после занятий. Потом
все чаще и чаще, и, весьма скоро, роман стал серьезным.
       Теперь он заканчивался так же, как и начинался, с каждым разом мы
встречались все реже...
       Я почувствовал ее руку на своем плече, когда выходил из супермаркета
с сумкой полной бакалейными товарами. Я понял, что это она, обернулся, но
позади не оказалось никого. Несколько секунд спустя она окликнула меня с
противоположной стороны автостоянки. Я подошел, поздоровался и спросил,
работает ли она по-прежнему над математическим обеспечением программ, как
и прежде. Она сказала что нет. Я осведомился куда задевалась цепочка с
маленькой серебряной пентаграммой, что недавно болталась у нее на шее.
Скорее всего она так и висела под ее блузкой. Язык ее тела указывал, что
она хочет, чтобы я ее увидел. Поэтому я отводил глаза от того места, где
она угадывалась все то время, пока мы обменивались банальностями, и она
отвергла мое предложение пообедать вместе и сходить в кино, хотя я
повторил приглашение несколько вечеров спустя.
       – Чем же ты теперь занимаешься? – поинтересовался я.
       – Мне приходится много изучать.
       – Что именно?
       – О, разные вещи. В один прекрасный день я преподнесу тебе сюрприз.
       Я опять не клюнул на приманку, хотя примерно тогда же к нам подбежал
чересчур ластящийся ирландский сеттер.
       Она положила ему на голову ладонь и приказала: "Сидеть!", и он сел.
Он стал неподвижным, как изваяние, у ее ноги, и остался так сидеть после
того, как мы ушли. Кстати, насколько мне известно, собачий скелет
по-прежнему сидит там, около места возврата магазинных тележек, словно
образчик современной скульптуры.
       В то время это показалось мне совсем не таким важным. Но задним
числом я призадумался над этим...
       В тот день мы отправились на верховую прогулку, Винта и я. Видя. Видя
мое растущее с утра раздражение, она, должно быть, почувствовала, что
требуется перерыв... Она была права. После легкого ленча, когда она
предложила отправиться на верховую прогулку по поместью, я охотно
согласился. Я хотел выиграть еще немного времени, прежде чем продолжить
игру в перекрестный допрос. А погода стояла хорошая, и окружающая нас
местность ласкала взор.
       Мы проехали по извилистой тропе среди деревьев, которая вскоре
привела нас на северные холмы, откуда открывался чудесный вид на
пересеченную овражистую местность, простиравшуюся до залитого солнцем
море. Небо наполняли ветра, струйки дыма, пролетающие птицы... Винта,
казалось, никуда конкретно не ехала, что меня вполне устраивало. Под наше
молчание и стук копыт, я вспомнил один свой визит на винодельческий завод
Ната Бейли, и когда мы в следующий раз натянули поводья, чтобы дать
возможность отдохнуть лошадям, я спросил ее:
       – Вы разливаете вино здесь, в поместье? Или это делается в городе?
Или в Эмбере?
       – Не знаю, – пожала плечами она.
       – Я думал, вы здесь выросли.
       – Я никогда не обращала внимание на происхождение.
       Я проглотил замечание насчет патрицианских наклонностей. Если она не
шутит, то я не могу представить себе, как ей удалось узнать что-то
подобное.
       Она, однако же, уловив выражение моего лица, тут же пояснила:
       – В разное время мы делали это по-разному. Я вот уже несколько лет
живу в городе. И просто не знаю, где разливают в последнее время.
       Ловко выкрутилась, и я не мог придраться к такому ответу. Я не
предназначал своему вопросу роль ловушки, но почувствовал, что случайно
задел нечто важное. Возможно, потому, что она не дала теме закончится на
этом. Она продолжала говорить, заведя рассказ о том, как они свозят бочки
со всего поместья и часто продают вино прямо в них же. С другой стороны,
имелись клиенты помельче, желавшие получить продукцию разлитой в
бутылки... через некоторое время я перестал слушать. С одной стороны, я
мог это понять, ведь беседовал-то с дочерью виноторговца. С другой
стороны, все это сам мог бы выдумать, не сходя с места. Совершенно
невозможно проверить сказанное. У меня сложилось впечатление, что она
пытается похоронить меня под грудой слов и что-то скрыть. Но я не мог
вычислить, что именно.
       – Спасибо, – поблагодарил я, когда она остановилась передохнуть, и
она бросила на меня странный взгляд, но поняла намек и не стала продолжать
рассказ.
       – Вы должны уметь говорить по-английски, – сказал я на этом языке, –
если рассказанное вами ранее – правда.
       – Все, рассказанное мною, правда, – ответила она по-английски без
всякого акцента.
       – Где вы ему обучались?
       – В Отражении-Земля, где и вы обучались в университете.
       – Не хотите ли рассказать, что вы там делали?
       – У меня было особое задание.
       – От отца? От Короны?
       – Я бы лучше предпочла не отвечать, чем лгать вам.
       – Ценю прямоту. Жаль только, что мне придется строить теперь догадки.
       Она пожала плечами.
       – Вы говорили, что бывали в Беркли? – спросил я.
       Минутное колебание, затем:
       – Да.
       – Не припомню, чтобы когда-нибудь видел вас там.
       Снова пожатие плечами. Мне захотелось схватить ее и потрясти. Вместо
этого сказал:
       – Вы знали о Мег Девлин. Говорили, что бывали в Нью-Йорке.
       – По-моему, вы опережаете меня по числу вопросов.
       – Я и не знал, что мы снова играем в эту игру. Я думал, мы просто
болтаем.
       – Тогда ладно. Да.
       – Скажите мне еще одну вещь, и я, наверное, смогу вам помочь.
       Она улыбнулась.
       – Я не нуждаюсь ни в какой помощи. Это у вас полно проблем.
       – Можно мне все-таки спросить?
       – Пожалуйста, спрашивайте. Каждый ваш вопрос говорит мне о том, что я
желаю узнать.
       – Вы знаете о наемниках Люка. Вы навещали также и Нью-Мексико.
       – Да, я бывала там.
       – Спасибо, – поблагодарил я.
       – Это все?
       – Это все.
       – Вы пришли к какому-то выводу?
       – Возможно.
       – Не хотите сказать мне, к какому?
       Я улыбнулся и покачал головой.
       На этом я и остановился. Несколько прямых вопросов, заданных ею, пока
мы ехали, привели меня к убеждению, что я заставил ее гадать о результатах
моих умозаключений. Хорошо бы дать этому любопытству разгореться. Мне
требовался какой-нибудь противовес ее скрытности по тем пунктам, какие
вызывали у меня наибольший интерес, и я надеялся, что приведут к полному
обмену сведениями. Кроме того, я пришел-таки к определенному выводу
касательно нее. Вывод не был завершен, но если он верен, то, раньше или
позже, я потребую и остальной ответ. Поэтому нельзя сказать, что я
сблефовал.
       Окружающий нас полдень был окрашен в золотистые, оранжевые, желтые и
красные оттенки, с влажными осенними запахами за прохладным дуновением
бриза. А небо голубое-голубое, похожее на какие-то драгоценные камни...
       Спустя минут десять я задал ей более нейтральный вопрос:
       – Не могли бы вы показать мне дорогу в Эмбер?
       – Разве вы ее не знаете?
       Я покачал головой.
       – Я никогда раньше не бывал в этой стороне. Знаю только, что
проходящие здесь сухопутные дороги ведут к Восточным Воротам.
       – Да, – подтвердила она. – По-моему, чуть дальше к северу. Поехали,
поищем ее.
       Она направила лошадь обратно к дороге, по которой мы некоторое время
ехали до этого, и свернули на нее, что меня вполне устраивало. Я
воздержался от замечаний по поводу туманности ее ответа, хотя в скором
времени ожидал вопросов с ее стороны по поводу моих планов. По крайней
мере, у меня возникло ощущение, что она только ждет удобного момента.
       Примерно три четверти мили спустя мы подъехали к перекрестку. На
обочине высился каменный указатель, сообщавший расстояние до Эмбера,
расстояние в обратную сторону, до Бейль-порта, расстояние до Бейль-гребня
на востоке, и до местечка под названием Мурн прямо впереди.
       – Что это за Мурн такой? – спросил я.
       – Небольшая животноводческая ферма.
       Этого я никак не мог проверить, не проехав шесть лиг.
       – Вы собираетесь поехать обратно в Эмбер? – спросила она.
       – Да.
       – А почему бы просто не воспользоваться Картой?
       – Я хочу получше познакомиться с этой местностью. Это моя отчизна.
Мне здесь нравится.
       – Но я же предупредила вас о существующей опасности. Камни сделали
вас меченным. Вас легко выследить.
       – Это еще не означает, что меня ВЫСЛЕДЯТ. Я сомневаюсь, что тот, кто
подослал ко мне убийц прошлой ночью, уже узнал, что они нашли меня и
потерпели неудачу. Если бы я не решил пойти поужинать, они бы все еще
сидели в засаде. Уверен, что у меня есть несколько дней передышки на
удаление отметин, про которые вы говорили.
       Она спешилась и оставила лошадь щипать траву. Я сделал то же самое.
То есть спешился.
       – Вероятно, вы правы. Просто мне не нравится, что вы идете на ЛЮБОЙ
РИСК, – сказала она. – Когда вы собираетесь отправиться обратно?
       – Не знаю. Полагаю, что чем дольше буду ждать, тем больше
вероятности, что лицо, стоящее за вчерашним покушением, забеспокоится и
пришлет новых громил.
       Она взяла меня за руку и повернулась, внезапно оказавшись прижатой ко
мне. Такой поворот дела меня несколько озадачил, но моя свободная рука
автоматически двинулась, чтобы обнять даму, к чему она в общем-то склонна
в подобных случаях.
       – Вы ведь не собираетесь уехать сейчас же, не правда ли? Потому что
если вы уедете, я отправлюсь с вами.
       – Нет, – правдиво ответил я. На самом-то деле я намеревался
отправиться на следующее утро после хорошего ночного сна.
       – Когда же тогда? Нам еще о многом нужно поговорить.
       – По-моему, мы довели игру в вопросы и ответы почти до той границы,
за которой заканчивается вообще все отношения.
       – Есть некоторые обстоятельства...
       – Я знаю.
       Это был неловкий момент. Да, она была желанна. И нет, мне не хотелось
поддерживать с ней отношения сложившимся образом. Отчасти из-за ощущения,
что она хочет также и еще чего-то, на знаю, чего именно, а отчасти потому,
что она обладала странной силой, с которой я не стремился познакомиться на
интимном расстоянии. Как бывало говаривал дядя Сухэй, выражаясь языком
колдунов: "Если ты не понимаешь чего-то, не возись с этим". А у меня
сложилось впечатление, что все, выходящее за пределы дружеского отношения
с Винтой, может привести к поединку энергий.
       Поэтому я быстро поцеловал ее, чтобы поддержать дружеские отношения,
и освободился из объятий.
       – Возможно, я вернусь завтра, – пообещал я ей.
       – Хорошо. Я надеюсь, что вы проведете ночь тут. Возможно, не одну. Я
защищу вас.
       – Да, я все еще чувствую себя усталым.
       – Мне придется накормить вас хорошим обедом для восстановления сил.
       Затем она провела по моей щеке кончиками пальцев, и я вдруг понял,
что откуда-то знаю ее. Откуда? Я не мог этого сказать. И это меня тоже
испугало. Даже очень сильно испугало. Когда мы сели на лошадей и поехали
обратно к Лесному Дому, я начал составлять план, как убраться отсюда этой
же ночью.
       Поэтому, сидя в отведенной для меня комнате, потягивая красное вино
из бокала и глядя, как мерцают на сквозняке от открытого окна свечи, я
ждал – сначала, когда в доме станет тихо (что вскоре произошло), а потом –
когда пройдет приличный отрезок времени. Дверь в комнату я закрыл на
засов. За обедом я несколько раз пожаловался на то, что сильно устал, а
потом отправился спать пораньше. Я не отличаюсь той эгоистичной
мужественностью, чтобы постоянно чувствовать себя объектом страсти, но
Винта дала понять, что может зайти ко мне ночью, и я хотел отгородиться от
этого предлогом усталости. Меньше всего я желал оскорбить ее отказом. У
меня хватало проблем и без этого.
       Я все жалел, что с собой у меня нет хорошей книги, н последнюю иЗ них
я оставил в доме Билла, а если бы вздумал добывать ее сейчас, то
неизвестно, почувствует ли это Винта, точно также, как Фиона почувствовала
однажды, что я создал новый Козырь. Вполне возможно после этого, что она
явится ко мне под дверь и станет ломиться, чтобы узнать, что тут, черт
побери, происходит.
       Но никто не ломал дверь, и я прислушивался к скрипам притихшего дома
и ночным звукам за окном. Свечи укоротились, а тени на стенах поубыли и
текли темным потоком вслед за колеблющимся светом. Теперь уже скоро...
       Воображение? Или я только что услышал, как из какого-то
неопределенного места прошептали мое имя?
       – Мерль...
       Снова.
       В самом деле, но...
       Перед моими глазами на миг словно поплыло, а затем я сообразил, что
это такое: очень слабый козырный контакт.
       – Да, – ответил я, открываясь и обращая все внимание в сторону
вызывавшего. – Кто это?
       – Мерль, малыш... дай мне руку, иначе я пропал...
       Люк!
       – Вот здесь, – я потянулся, потянулся, и образ обрел четкость,
отвердел.
       Он стоял, привалившись спиной к стене, бессильно опустив плечи и
повесив голову.
       – Если ты задумал какую-то хитрость, Люк, то я готов к ней, –
уведомил я его и, быстро поднявшись, подошел к столу, где лежал мой меч,
вытащил его из ножен и взял наизготовку.
       – Это не хитрость! Скорее! Вытащи меня отсюда!..
       Он поднял левую руку. Я протянул свою и ухватился за нее. Он сразу же
повалился на меня, и я пошатнулся. На мгновение мне подумалось, что это
нападение, но он висел мертвым грузом, и я увидел, что он весь в крови. В
правой руке он все еще сжимал окровавленный меч.
       – Сюда. Идем.
       Я задал ему направление и помог пройти несколько шагов, а затем
уложил его на постель. Разжав его пальцы, я забрал меч, затем положил его
рядом со своим на ближайшем стуле.
       – Что с тобой случилось, черт возьми?
       Он закашлялся и слабо покачал головой. Потом сделал несколько
глубоких вздохов.
       – Я видел бокал вина, – сказал он, – когда мы проходили мимо стола...
       – Да. Держись.
       Я сходил за вином, приподнял его голову, и поднес бокал к губам. В
бокале было больше половины. Он медленно отпил, останавливаясь, чтобы
глубоко вдохнуть.
       – Спасибо, – сказал он, закончив, а затем его голова склонилась на
бок.
       Он отключился. Я пощупал пульс. Быстрый, но какой-то слабый.
       – Черт тебя подери, Люк, – выругался я. – Хуже момент ты выбрать не
мог...
       Но не услышал ни слова. Он просто лежал и заливал кровью всю постель.
       Спустя несколько проклятий я раздел его и прошелся по телу мокрым
полотенцем, выясняя, где под всей этой кровью находятся раны. Обнаружилась
скверная рана на груди справа, может быть, даже задето легкое. Однако,
дышал он очень неглубоко, и я не мог быть совершенно уверен в правильности
поставленного диагноза. Если он верен, то мне оставалось надеяться, что он
в полной мере унаследовал регенерационные способности Эмбера. Я наложил на
рану компресс и прижал сверху рукой, чтобы удержать на месте, пока осмотрю
в других местах. Я подозревал также перелом пары ребер. Левая рука его
оказалась сломанной выше локтя, и я выправил ее и наложил шину,
воспользовавшись запасными перекладинами от стула, замеченными мною раньше
в шкафу. На бедрах, правой ноге, правой руке, плече и на спине
обнаружилось свыше дюжины рваных и резанных ран разной степени тяжести. К
счастью, ни одна из них не была с артериальным кровотечением. Все их я
промыл и перевязал, что в результате сделало его похожим на иллюстрацию к
руководству по оказанию первой помощи. Затем я еще раз осмотрел рану на
груди и накрыл его одеялом.
       Я подумал о кое-каких способностях целительной техники Логруса.
Теоретически я их знал, но никогда не имел случая применить их на
практике. Люк выглядел весьма плачевно, и поэтому я решил попробовать их.
Когда спустя некоторое время я закончил, к его лицу, кажется, вернулся
первоначальный цвет. Я добавил к укрывавшему его одеялу свой плащ. Снова
пощупал его пульс – тот, вроде, стал отчетливее. Я еще раз выругался, на
этот раз просто чтобы не потерять навыка, убрал со стула мечи и сел на
него сам.
       Немного погодя мне вспомнился разговор с Колесом-Призраком. Не
пытался ли Люк договориться с моим творением? Он упомянул, что ему нужна
мощь Призрака для исполнения всего задуманного против Эмбера. А недавно
Призрак спрашивал меня, стоит л доверять Люку, и мой ответ был подчеркнуто
отрицательным.
       Не прекратил ли Признак переговоры с Люком результатом, который я
видел теперь перед собой?
       Я достал Карты и сдал яркий круг Колеса-Призрака. Потом
сфокусировался на нем, настраивая мозг для контакта, взывая.
       Дважды за последующие несколько минут я почувствовал, что к чему-то
близок. Но нас словно разделяла хрустальная перегородка. Может быть,
Призрак занят? Или просто не склонен разговаривать со мной?
       Я отложил Козырь. Но это послужило толчком, направило мои мысли по
другому руслу.
       Я собрал окровавленную одежду Люка и быстренько обыскал ее. Обнаружил
в боковом кармане колоду Карт, наряду с несколькими пустыми Картами и
карандашом. Все Карты были исполнены в той же манере, как и те, которые я
назвал Роковыми Козырями Смерти. Я добавил к этой колоде Козырь,
изображающий меня самого, который Люк держал в руке, когда вызывал меня.
       А колода у него оказалась очень интересная. В ней был Козырь Ясры и
Козырь Виктора Мелмана. Нашелся также и Козырь Джулии, и, частично
незавершенный Козырь Блейза. Козыри с изображением Хрустальной Пещеры и с
изображением старой квартиры Люка. Встретились и несколько дубликатов
самих Роковых Козырей Смерти. Козырь с Дворцом, который я не мог узнать,
Козырь одного из моих старых приятелей, Козырь блондина в черно-зеленом с
резкими чертами лица, Козырь стройного темно-рыжего мужчины в
коричнево-желтом и женщины, настолько похожей на этого мужчину, что,
казалось, они обязательно состоят в близком родстве. Эти последние двое
были, к моему удивлению, выполнены в ином стиле, я бы даже рискнул
определить, что иной рукой. Единственный неизвестный, насчет которого я
испытывал странную уверенность, что это старый приятель Люка, был блондин.
Несомненно это и был Далт, наемник. Имелось также три попытки изобразить
Колесо-Призрак; ни одна из них не привела к успеху.
       Я услышал, как Люк что-то рычит, и увидел, что глаза его открылись и
заметались по сторонам.
       – Не волнуйся, – успокоил я его. – Ты в безопасности.
       Он кивнул и закрыл глаза. Несколько минут спустя он снова открыл их.
       – Эй! Мои карты... – слабо произнес он.
       Я улыбнулся.
       – Неплохая работа, – заметил я. – Кто их сделал?
       – Я, – ответил он. – Кто же еще?
       – Где ты научился?
       – У отца. Он был мастером по этой части.
       – Если ты способен их делать, то должен был пройти Лабиринт.
       Он кивнул.
       – Где?
       Он на миг улыбнулся, потом слабо пожал плечами и сморщился от боли.
       – В Тир-на Ног-те.
       – Отец отвел тебя туда, провел через него?
       Он снова кивнул.
       Почему бы не нажать, раз я оказался при козырях?
       Я взял Карту.
       – А вот Далт, – сказал я. – С ним вы когда-то были малолетними
бойскаутами, не так ли?
       Он не ответил. Подняв взгляд, я заметил сузившиеся глаза и
нахмуренный лоб.
       – Я никогда не встречался с ним, – добавил я. – Но узнаю цвета и
догадываюсь.
       – В колледже ты тоже всегда выполнял заданное на дом, – улыбнулся
Люк.
       – И, как правило, вовремя, – согласился я. – Но я с тобой
подзадержался. Например, не могу найти Козыря для Замка Четырех Миров. А
вот некто, кого я не знаю.
       Я поднял Карту стройной дамы и помахал перед ним.
       Он улыбнулся.
       – Опять слабею и задыхаюсь, – проговорил он. – ты был в Замке?
       – Точно.
       – Недавно?
       Я кивнул.
       – Вот что я тебе скажу, – произнес наконец он. – Расскажи мне, что ты
увидел в Замке и как это ты кое-что узнал обо мне, и я расскажу тебе, кто
она такая.
       Я быстро прикинул. Да, можно было ему рассказать без боязни, что он
узнает нечто такое, чего до сих пор не знал.
       Поэтому я коротко предложил:
       – Наоборот.
       – Ладно. Дама, – сообщил он, – это Санд.
       Я уставился на Карту так пристально, что почувствовал начало
контакта. И погасил его.
       – Давно пропавшая, – добавил он.
       Я поднял Козырь с изображением похожего на нее человека.
       – Тогда это, должно быть, Делвин?
       – Точно.
       – Эти две Карты делал не ты. Они выполнены не в твоей манере. Да, ты,
вероятно, вообще не знал, как они выглядят.
       – Ты наблюдателен. Их нарисовал отец еще во времена беды, хотя и не
получил от них особого проку. Ему они тоже не помогли.
       – Тоже?
       – Они не проявили энтузиазма для оказания мне помощи, несмотря на все
свое недовольство этим местечком. Считай их вышедшими из игры.
       – Этим местечком? – переспросил я. – Где ты по-твоему находишься,
Люк?
       Глаза его расширились. Он окинул взглядом комнату.
       – В лагере врага, – ответил он. – У меня не было выбора. Это твои
покои в Эмбере, верно?
       – Неверно, – ответил я.
       – Не дразни меня, Мерль. Ты ставишь меня в тупик. Я твой пленник. Где
я?
       – Ты знаешь, кто такая Винта Бейль?
       – Нет.
       – Она была любовницей Каина. Это дом ее семейства, расположенный на
порядочном удалении от города. А она сама находится всего лишь дальше по
коридору. Может даже зайти. По-моему, она втюрилась в меня.
       – Еще бы! Она крутая дамочка?
       – Очень.
       – А ты что делаешь у нее, ведь прошло не так много времени после
похорон? Это же неприлично.
       – Ха! Если бы не ты, не было бы и похорон.
       – Не надо мне этого дерьма с благородным негодованием, Мерль. Если бы
убили ТВОЕГО отца, разве ты не стал бы мстить за него?
       – Это нечестно. Мой отец не делал всего того, что натворил Бранд.
       – Может, да, а может, и нет. Но что бы ты сделал? Даже тогда. Разве
не стал бы охотиться на Каина?
       Я отвел взгляд.
       – Не знаю, – сказал я наконец. – Это, черт возьми, слишком
гипотетический вопрос.
       – Ты сделал бы это. Я знаю тебя, Мерль. Уверен, ты бы так и сделал.
       – Может быть, – вздохнул я. – Ну ладно, допустим. Может, я и поступил
бы так. Но я бы на этом и остановился. Я не стал бы охотиться и на
остальных. Я не хочу еще больше задевать твои чувства, но твой старик был
психом, ты должен это знать. А ты не псих. Я знаю тебя ничуть не хуже, чем
ты меня. Я уже немало времени думал об этом. Ты знаешь, Эмбер признает
личную вендетту. У тебя доказуемый случай. И смерть произошла даже не в
стенах Эмбера, если Рэндом действительно станет искать оправдание для
тебя.
       – С какой стати он станет это делать?
       – Потому что я поручусь за твою честность в других делах.
       – Брось, Мерль...
       – У тебя классическая защита в деле о вендетте – сын мстит за смерть
отца.
       – Не знаю... Эй, ты пытаешься открутиться от тех объяснений, что ты
обещал.
       – Нет, но...
       – Тогда переходи к Замку Четырех Миров. Что это ты там пронюхал и
каким образом?
       – Ладно. Однако, ты подумай о том, что я сказал, – посоветовал я.
       Выражение его лица осталось неизменным.
       И тогда я начал так:
       – Жил старый отшельник по имени Дэйв...


       Люк заснул прежде, чем я закончил. Я просто поумерил громкость своего
голоса и остался сидеть. Через некоторое время я поднялся, отыскал бутылку
вина и налил немного в бокал, так как большую часть моего выпил Люк. Я
забрал бокал с собой к окну и стал смотреть на внутренний двор, где шуршал
листьями ветер. Я раздумывал над тем, что сказал Люку. Я нарисовал ему
неполную картину частично потому, что кажется, его не заинтересовало мое
предложение. Но даже если бы Рэндом официально позволил ему сорваться с
крючка в деле о смерти Каина, то Джулиан или Жерар, вероятно, постараются
его убить по тому же закону вендетты, о котором я говорил. Я действительно
не знал, что делать. Мне полагалось сообщить о нем Рэндому, но будь я
проклят, если сделаю это сейчас. Слишком многое еще требовалось у него
выведать, а если он будет пленником там, в Эмбере, то добраться до него
станет намного труднее. И зачем он вообще уродился сыном Бранда?
       Я вернулся к стулу у кровати, рядом с которым оставил наше оружие и
Карты Люка. Я перенес эти предметы в другой угол комнаты, и там устроился
в кресле, в котором сидел раньше. Я снова пригляделся к его Картам.
Изумительно, у меня на руках полный кусок истории...
       Когда жена Оберона Рилга проявила меньшую стойкость, быстро
состарившись и удалившись, чтобы вести уединенную жизнь в сельской
местности, король взял да и женился вновь, к некоторой досаде своих первых
детей – Каина, Джулиана и Жерара. Но чтобы окончательно запутать
генеалогию и поборников семейной чести и законности, он сделал это в
местности, где время текло намного быстрее, чем в Эмбере. Можно привести
интересные доводы как за, так и против того, носил ли его брак с Харлой
характер двоеженства. Не мне судить. Историю эту я услышал много лет назад
от Флоры, и, по ее словам, она всегда не слишком хорошо ладила с Делвином
и Санд, потомством от этого союза, и склонялась к толкованию в сторону
двоеженства. До настоящего времени я ни разу не видел портретов Делвина и
Санд. Во Дворце их не было, про них редко упоминалось в разговорах. Но они
жили в Эмбере относительно короткое время, когда королевой там была Харла.
После ее смерти они стали недовольны политикой Оберона в отношении их
родни, которую они часто навещали, и через некоторое время уехали,
поклявшись не иметь в дальнейшем вообще никаких связей с Эмбером. По
крайней мере, мне говорили именно это. Вполне вероятно, здесь не обошлось
без некоторой внутрисемейной грызни. Не знаю.
       Но это были двое недостающих членов королевской семьи, и Люк явно
узнал о них и встретился с ними, надеясь воскресить былое негодование и
приобрести союзников. Он признал, что это не получилось. Два века – долгий
срок для поддержания старой недоброжелательности. Насколько я понимал, с
момента их отъезда прошло именно столько времени. У меня мелькнула мысль,
не стоит ли мне связаться с ними, просто поздороваться. Если их не
заинтересовала сторона дела, представляемого Люком, то, думал я, их не
заинтересует также и обратная сторона. Казалось вполне уместным
засвидетельствовать им свое почтение, как никогда раньше не встречавшемуся
с ними члену семьи. Я решил, что как-нибудь сделаю это, так как данный
момент казался едва ли подходящим. Я добавил их Козыри в свою коллекцию.
       Следующим шел Далт, как я понимаю, заклятый враг Эмбера. Я снова
изучил его Козырь и заколебался. Если он и впрямь такой верный друг Люка,
то, наверное, мне следует дать ему знать о связанных с этим
обстоятельствах и упомянуть что-то полезное для меня. Фактически, чем
больше я об этом думал, вспоминая его недавнее присутствие у Замка Четырех
Миров, тем большим становилось искушение связаться с ним. Казалось вполне
возможным, что мне удастся даже выведать что-нибудь о происходящем сейчас
в этой крепости.
       Я в сомнении грыз ногти. Следует ли мне делать это, или нет? Я не
видел вреда от такой попытки. Ничего выдавать я не собирался. И все же
были некоторые опасения.
       Какого черта, решил я наконец. Кто не рискует...
       Алло, алло. Тянемся через внезапно похолодевшую Карту...
       Миг пораженности где-то и чувство вроде АГА!
       Словно оживший портрет, изображение зашевелилось.
       – Кто ты? – спросил ответивший на вызов, положив ладонь на рукоять
меча и до половины обнажив клинок.
       – Меня зовут Мерлин, – сказал я. – И у нас есть общий знакомый по
имени Ринальдо. Я хотел сообщить тебе, что он тяжело ранен.
       К этому моменту мы оба парили между двумя реальностями, твердые и
совершенно четкие друг для друга. Он казался более крупным, чем виделся на
изображении, и стоял он в центре помещения с каменными стенами; из окна
слева от него виднелось голубое небо и кусочек облака. Его зеленые глаза,
поначалу широко раскрывшиеся, теперь сузились, и челюсть, казалось,
выдвинулась чуть агрессивней.
       – Где он? – осведомился зеленоглазый Далт.
       – Здесь со мной, – ответил я.
       – Ах, как удачно, – заметил он, меч очутился у него в руке, и он
двинулся вперед.
       Я резким щелчком отбросил Козырь прочь, что не прервало контакт. Для
этого мне пришлось вызвать Логрус, который упал между нами, словно нож
гильотины и дернул меня так, словно я прикоснулся к оголенному проводу под
напряжением. Единственным утешением мне служила мысль, что Далт,
несомненно, почувствовал то же самое.
       – Мерль, что происходит? – раздался хриплый голос Люка. – Я видел
Далта...
       – Э... да. Я только что вызывал его.
       Он чуть приподнял голову.
       – Зачем?
       – Сообщить ему о тебе. Он же твой друг, не так ли?
       – Идиот! – обругал он меня. – Именно он-то меня так и отделал.
       Тут он закашлялся, и я кинулся к нему.
       – Дай мне воды, – попросил он.
       – Иду.
       Я сходил в ванную и принес ему стакан. Потом приподнял его, и он стал
пить маленькими глотками.
       – Может быть, мне следовало рассказать тебе, – проговорил наконец он.
– Не думал, однако, что ты будешь играть в игру, не зная ее правил...
       Он снова закашлялся и отпил еще воды.
       – Трудно сообразить, что тебе рассказывать, а что – нет, – продолжал
он спустя некоторое время.
       – Почему бы не рассказать мне все? – предложил я.
       Он слегка помотал головой.
       – Не могу. Знание погубит тебя. А еще вероятнее, нас обоих.
       – Судя по тому, как идут дела, это, кажется, может случиться
независимо от того, расскажешь ты, или нет.
       Он слабо улыбнулся и отпил еще.
       – Некоторые части этого дела носят личный характер, – затем добавил
он. – И я не хочу впутывать других.
       – Как я понимаю, твои попытки убить меня в определенный период каждой
весной также носили несколько личный характер, – заметил я. – И все же я
почему-то чувствовал себя впутанным в это.
       – Ладно, ладно, – он упал на постель и поднял правую руку. – Я же
сказал тебе, что давным-давно отказался от этого.
       – Но покушения продолжались.
       – Их совершал не я.
       Ладно, решил я про себя. Попробуем.
       – Их устраивала Ясра, не так ли?
       – Что ты о ней знаешь?
       – Я знаю, что она – твоя мать, и это дело также касалось и ее.
       Он кивнул.
       – Значит ты знаешь... Отлично. Это упрощает дело. – Он умолк,
переводя дыхание. – Она дала мне задание устраивать тридцатые апреля для
тренировки. Когда я узнал тебя получше и завязал с этим, она была в
бешенстве.
       – И поэтому продолжила дело сама?
       Он кивнул.
       – Она хотела, чтобы ты отправился на охоту за Каином? – спросил я.
       – Желание было обоюдным.
       – Ну а на других? Держу пари, с ними она тоже давила на тебя. Но ты
не совсем уверен, что они этого заслуживают.
       Молчание.
       – Так ведь?
       Он отвел взгляд, не выдержав моего, и я услышал, как он скрипнул
зубами.
       – Ты с крючка снят, – сказал я наконец. – Я не намерен причинять тебе
вреда. И ей тоже не позволю.
       – А что касается Блейза и Рэндома, фионы и Флоры, Жерара и...
       Он засмеялся, что привело его к болезненным конвульсиям, и заставило
схватиться за грудь.
       – Им нечего тревожиться, – сказал он, – по крайней мере сейчас...
       – Что ты имеешь в виду?
       – Подумай, – сказал он мне. – Я мог бы козырнуться обратно в свою
старую квартиру, напугать до чертиков новых жильцов и вызвать "скорую
помощь". И мог бы сейчас уже быть в пункте скорой помощи.
       – Почему же ты этого не сделал?
       – Я бывал ранен и потяжелее, и выкарабкивался. Здесь я нахожусь
потому, что мне нужна твоя помощь.
       – О! Для чего же?
       Он посмотрел на меня, потом снова отвел взгляд.
       – Она попала в большую беду, и мы должны спасти ее.
       – Кого? – спросил я, уже зная ответ.
       – Мою мать.
       Я хотел засмеяться, но не мог, когда увидел выражение его лица.
Требовалась настоящая смелость, чтобы просить меня помочь спасти женщину,
пытавшуюся меня убить, не один раз, а много раз, и, кажется, сделавшую
главной целью своей жизни уничтожение моих родственников. Смелость, или...
       – Мне больше не к кому обратиться, – признался он.
       – Если ты уговоришь меня на это, Люк, ты заслужишь премию
Коммивояжера Года, – сказал я. – Но я готов выслушать твои доводы.
       – Снова пересохло в горле.
       Я сходил и опять наполнил стакан. Когда я возвращался с ним, из
коридора, как мне показалось, донесся легкий шум. Я продолжал
прислушиваться, пока помогал Люку сделать еще несколько глотков.
       Напившись, он кивнул мне, но к этому времени я услышал еще один звук.
Я приложил палец к губам и взглянул на дверь. Поставив стакан, я поднялся
и прошел через комнату, прихватив по дороге меч.
       Однако, прежде, чем я добрался до двери, раздался тихий стук.
       – Да? – отозвался я, подойдя к двери.
       – Это я, – донесся голос Винты. – Я знаю, что Люк здесь, и хочу
увидеть его.
       – Чтобы его прикончить? – уточнил я.
       – Я уже сказала вам, что это не входит в мои намерения.
       – Значит вы не человек, – сказал я.
       – Я никогда и не притязала на это.
       – Значит, вы не Винта Бейль, – продолжил я логическую цепочку.
       Тут последовало продолжительное молчание, и затем:
       – Что будет, если это так?
       – Тогда скажите мне, кто вы?
       – Не могу.
       – Тогда дайте хоть честный ответ, – предложил я, отталкиваясь от всех
собранных на ее счет догадок, – и скажите мне, кем вы были?
       – Я не понимаю, о чем вы говорите.
       – Отлично понимаете. Выберете одного, любого. Мне все равно.
       Снова молчание.
       – Я вытащила тебя из огня, – сказала она, – и не смогла справиться с
конем. Я умерла в озере. Ты завернул меня в свой плащ...
       Это был не тот ответ, которого я ожидал. Но достаточно хороший.
       Острием меча я поднял щеколду. Она распахнула дверь и взглянула на
меч в моей руке.
       – Драматично, – заметила она.
       – Ты произвела на меня сильное впечатление, – ответил ей в тон я, –
рассказами об окружающих меня со всех сторон опасностях.
       – Кажется, недостаточно, – она улыбаясь вошла.
       – Что ты имеешь в виду? – спросил я.
       – Я не слышала, чтобы ты спрашивал у него что-нибудь о голубых камнях
и о том, как он наводил на тебя благодаря твоей настроенности.
       – Ты подслушивала.
       – Врожденная привычка, – согласилась она.
       Я повернулся к Люку и представил ее.
       – Люк, это Винта Бейль... В некотором роде...
       Люк поднял правую руку, не отрывая взгляда от ее лица.
       – Я хочу знать только одно, – начал он.
       – Держу пари, что хочешь, – ответила она. – Собираюсь я тебя убить,
или нет? Гадай и дальше. Я еще не решила. Помнишь, как-то раз у тебя
кончился бензин севернее Сан-Луис Обисно, и ты обнаружил, что пропал
бумажник? Для возвращения домой тебе пришлось одолжить денег у подружки. А
ей пришлось потом дважды просить тебя, прежде чем ты вернул долг.
       – Откуда ты можешь это знать? – прошептал он.
       – А однажды ты подрался с тремя мотоциклистами, – продолжала она. – И
чуть не потерял глаз, когда один из них ударил тебя цепью по голове.
Зажило, кажется, хорошо. Я не вижу шрама...
       – И я победил, – добавил он.
       – Да. Не слишком много людей могут поднять "Харли" так, как это
сделал ты, и швырнуть его.
       – Я должен знать, – сказал он. – Как ты об этом проведала?
       – Может, я и скажу тебе как-нибудь, – сказала она. – Я упомянула об
это просто, чтобы ты оставался честным. Теперь я намерена задать тебе
несколько вопросов, и твоя жизнь будет зависеть от того, насколько честны
ответы. Понятно?
       – Винта, – перебил я ее. – Ты говорила, что не заинтересована в
убийстве Люка.
       – Он не стоит в верхней части моего списка, – подтвердила она. – Но
если он как-то причастен к тому, кто в нем представлен, то такая
возможность у него появится.
       Люк зевнул.
       – Я скажу о голубых камнях, – пробурчал он. – В настоящее время я
никому не поручал выслеживать Мерлина с помощью голубого камня.
       – Могла ли Ясра кому-нибудь поручить выследить его таким способом?
       – Возможно. Я просто не знаю.
       – А как насчет того, кто напал на него прошлой ночью в Эмбере?
       – Впервые об этом слышу, – сказал он и Закрыл глаза.
       – Посмотри на это, – приказала она, вынимая из кармана голубую
пуговицу.
       – Узнаешь ее?
       – Нет, – ответил он и снова закрыл глаза.
       – И ты теперь не намерен причинить какой-либо вред Мерлину?
       – Совершенно верно, – ответил он замирающим голосом.
       Она снова открыла было рот, но вмешался я:
       – Пусть спит. Никуда он не денется.
       Она бросила на меня почти сердитый взгляд, а затем кивнула.
       – Ты прав.
       – Так что же ты собираешься делать теперь? Убить его, пока он ни о
чем не ведает?
       – Нет, – ответила она. – Он говорил правду.
       – И это что-то меняет?
       – Да, – уведомила она меня, – на данное время.




       7



       Мне действительно удалось довольно неплохо выспаться несмотря на все
помехи, включая шум отдаленной собачьей свары и уйму завываний. Винта не
испытывала желания продолжать игру в вопросы и ответы, а я не хотел, чтобы
она и дальше беспокоила Люка. Я убедил ее уйти и дать нам отдохнуть.
Прикорнул я в удобном кресле, положив ноги на стул. Я надеялся продолжить
разговор с Люком наедине. Помнится, я тихо рассмеялся непосредственно
перед тем, как уснуть, когда попытался решить, кому из них я доверяю
меньше.
       Разбудили меня первые признаки рассвета и птичье щебетанье. Я
потянулся несколько раз и направился в ванную. Пока я умывался, то
услышал, как Люк кашлянул, потом прошептал мое имя.
       – Если у тебя нет кровотечения, то подожди минуту, – отозвался я и
вытерся. – Может быть, нужно воды?
       – Да. Принеси немного.
       Я перебросил полотенце через плечо и принес ему пить.
       – Она все еще здесь? – спросил он у меня.
       – Нет.
       – Дай мне стакан и проверь коридор, хорошо? Я справлюсь.
       Я кивнул и отдал ему воду. Дверь я открыл без шума. Выйдя в коридор,
прошел по нему до угла. В поле зрения никто не попался.
       – Все чисто, – прошептал я, вернувшись в комнату.
       Люк исчез. Мгновение спустя я услышал, как он возится в ванной.
       – Черт побери! Я бы тебе помог! – упрекнул я его.
       – Я еще способен сам отлить, – проворчал он, возвращаясь и
пошатываясь в комнату, держась здоровой рукой за стенку. – Надо было
проверить, могу ли я хоть с этим справиться, – добавил он, опускаясь на
край постели. Он положил руку на грудь и тяжело дышал. – Дерьмо! Больно!
       – Дай, я помогу тебе лечь.
       – Ладно. Слушай, не давай ей понять, что я способен хотя бы на это.
       – Ладно, – согласился я. – А теперь успокойся. Отдохни.
       – Я хочу рассказать тебе как можно больше до того, как она снова
вернется сюда, – покачал головой он. – А она обязательно вернется, можешь
мне поверить.
       – Ты точно это знаешь?
       – Да. Она не человек, и она больше настроена на нас обоих, чем
когда-либо это делали голубые камни. Я не понимаю твоего образа магии, но
у меня есть свой, и я знаю, что он мне говорит. Хотя разбираться с этой
задачей я начал из-за твоего вопроса о том, кем она была. Ты уже вычислил
ее?
       – Нет, не полностью.
       – А я знаю, что она может менять тела, словно платья, и может
путешествовать по Отражениям.
       – А имена Мег Девлин и Джордж Хансен для тебя что-нибудь значат? –
спросил я.
       – Нет. А должны?
       – Не думаю. Но уверен, она бывала в их телах.
       Я оставил пропущенным Дэна Мартинеса, не потому, что он вступил в
перестрелку с Люком, и сообщение об этом вызвало бы у него еще большее
недоверие к ней, а потому, что не хотел давать ему знать, что мне известно
о партизанской базе в Нью-Мексико; я чувствовал, что упоминание о
Мартинесе может повести его мысли в этом направлении.
       – Она была также и Гейл Лампрен.
       – Твоей подружкой по университетским дням? – уточнил я.
       – Да. Я сразу заметил, то в ней есть что-то знакомое. Но осенило меня
только потом. У нее все мелкие привычки Гейл – то, как она поворачивает
голову, как жестикулирует руками и смотрит, когда говорит. И потом, она
упомянула два события, у которых был один общий свидетель – Гейл.
       – Похоже, что она хотела, чтобы ты знал это.
       – Я считаю, что она действительно хотела этого, – согласился он.
       – Интересно, почему же тогда она просто не взяла да и выложила все
напрямик?
       – По-моему она не может. Возможно, на нее наложено какое-то заклятье,
да только об этом трудно судить, ведь она не человек, – произнося эти
слова, он украдкой взглянул на дверь. – Проверь еще разок.
       – По-прежнему чисто, – доложил я. – Теперь, что касается...
       – В другой раз, – прервал он. – Я должен убраться отсюда.
       – Я могу понять твое желание убраться от нее подальше, – начал я.
       – Не в этом дело, – покачал он головой. – Я должен напасть на Замок
Четырех Миров. И поскорее.
       – В твоем теперешнем состоянии?
       – Вот-вот. Именно это я и имею в виду. Я должен вырваться отсюда,
чтобы поскорее быть в форме. По-моему, старый Шару Гаррул оказался на
свободе. Только так я могу объяснить случившееся.
       – А что же случилось?
       – Я получил от матери сигнал бедствия. После того, как я вырвал ее у
тебя, она вернулась в Замок.
       – Почему?
       – Что почему?
       – Почему она отправилась в Замок?
       – Это место – сосредоточение силы. Из-за того, что там пересекаются
четыре мира, происходит высвобождение страшно большого количества даровой
энергии, к которой может подключиться адепт.
       – Четыре мира действительно сходятся там? Ты хочешь сказать, что
можешь оказаться в любом из Отражений в зависимости от того, в каком
двинешься направлении?
       Он с минуту изучал меня взглядом.
       – Да, – наконец услышал я подтверждение, данное словно бы нехотя. –
Но я никогда не расскажу тебе все, до конца, даже если ты очень захочешь
знать все подробности.
       – А я не пойму сути, если слишком многое останется опущенным. Значит,
она отправилась в Замок Четырех Миров набирать какую-то мощь, а вместо
этого попала в беду. И позвала тебя на помощь. А для чего ей вообще
понадобилась эта мощь.
       – М-м. Вообще-то у меня возникли осложнения с Колесом-Призраком. Я
думал, что почти уговорил его перейти на мою сторону, но она, вероятно
подумала, что я продвигаюсь к цели недостаточно быстро, и явно решила
попробовать опутать его массированным заклинанием наподобие того, что...
       – Минуточку. Ты разговаривал с Призраком? Как тебе удалось связаться?
Для этого нарисованные тобою Козыри не годятся.
       – Знаю. Я прошел.
       – Как ты сумел?
       – С аквалангом. Надел резиновый костюм и баллон с кислородом.
       – Вот сукин кот. Интересное решение.
       – Не зря же я считался лучшим коммивояжером в "Гранд Д". И мне к тому
же, почти удалось убедить его. Но она узнала, где я тебя запер, и решила
попробовать ускорить дело, взяв тебя под контроль, а потом использовать
для заключения сделки – это выглядело бы так, как будто ты перешел на нашу
сторону. Так или иначе, когда этот план провалился, и мне пришлось прийти
на помощь, чтобы вырвать ее у тебя, мы снова разделились. Я думал, она
направилась в Кашеру, но вместо этого она кинулась в Замок. Как я уже
говорил, с целью разработать массированное заклинание для Колеса-Призрака.
Мне кажется, какое-то ее случайное деяние освободило Шару, и тот снова
взял власть в Замке в свои руки и захватил ее в плен. Так или иначе, я
получил от нее лихорадочный сигнал о помощи, и поэтому...
       – Э... тот старый чародей, – вмешался я, – пробыл там в заточении...
сколько времени?
       Люк хотел было пожать плечами, но потом, видимо решив, что лучше не
стоит, ответил:
       – Черт, не знаю. Кого это волнует? Он служил вешалкой еще в ту пору,
когда я был мальчишкой.
       – Вешалкой?
       – Да. Он проиграл в колдовском поединке. Я не знаю, кто его победил
на самом деле, она или отец. Но кто бы это ни был, его застигли на самой
середине заклинания, руки в стороны и все такое. Вот в таком виде он и
застыл, негнущийся, как доска. Потом его перенесли поближе к входу. Люди
вешали на него свои плащи и шляпы. Слуги время от времени стирали с него
пыль. Я даже вырезал у него на ноге свое имя, когда был мальцом, словно
это была деревяшка. Я всегда считал его просто мебелью. Но позже, в свое
время, я узнал, что он считался весьма неплохим колдуном.
       – Этот тип когда-нибудь носил за работой синюю маску?
       – Ты поставил меня в тупик. Я ничего на знал о стиле его работы.
Слушай, давай не будем вдаваться в долгие рассуждения, а то она будет
здесь раньше, чем я закончу. Я думаю, скорее всего, нам надо побыстрее
сматываться отсюда, а остальное я тебе расскажу попозже.
       – Угу, – промычал я. – Как ты верно заметил прошлой ночью, ты – мой
пленник. Я был бы психом, позволив тебе куда-то уйти, не узнав намного
больше, черт побери, чем знаю. Ты – угроза Эмберу. Та бомба, брошенная
тобой на похоронах, была очень даже настоящей. Думаешь, я хочу дать тебе
возможность еще разик пальнуть по нам?
       Он улыбнулся, а затем улыбка исчезла с его лица.
       – И зачем тебя вообще угораздило родиться сыном Корвина? – спросил
он, похоже, самого себя, а затем уже меня: – Можно, я дам честное слово по
этой части?
       – Не знаю. У меня будет куча неприятностей, если узнают, что я держал
тебя в руках и не доставил в Эмбер. О каких условиях ты говоришь? Ты
поклянешься прекратить свою войну против Эмбера?
       Он пожевал нижнюю губу.
       – Этого я никак не могу сделать. Мерль.
       – Есть обстоятельства, о которых ты умалчиваешь, не так ли?
       Он кивнул. Потом внезапно усмехнулся.
       – Но я предложу тебе сделку, от которой ты не сможешь отказаться.
       – Люк, не надо устраивать мне это дерьмо, с навязыванием товара.
       – Дай мне только минуту, идет? Ты увидишь, почему тебе никак нельзя
такое упустить.
       – Люк, я на эту удочку не клюю.
       – Всего одну минуту. Шестьдесят секунд. Когда я закончу, ты волен
отказаться.
       – Ладно, – вздохнул я. – Говори.
       – Хорошо. У меня есть сведения, жизненно важные для безопасности
Эмбера, и я уверен, что никто не имеет о них ни малейшего представления.
После того, как ты мне поможешь, я сообщу их тебе.
       – С какой это стати тебе захотелось сообщать что-либо подобное? Это
может оказаться голом в свои ворота.
       – Это правда, что мне не хочется. Но это все, что я могу предложить.
Помоги мне убраться отсюда в одно место, где время течет настолько
быстрее, что я исцелюсь за день-другой по меркам местного времени в Замке.
       – Или здешнего, если уж на то пошло.
       – Верно. И тогда, о-о-о!
       Он вытянулся на кровати, схватился здоровой рукой за грудь и
застонал.
       – Люк!
       Он поднял голову, подмигнул мне, бросил взгляд на дверь и опять
принялся стонать.
       Вскоре раздался стук в дверь.
       – Войдите, – разрешил я.
       Вошла Винта и окинула взглядом нас обоих. Когда она смотрела на Люка,
у нее на лице, кажется, появилось выражение искренней озабоченности. Затем
она приблизилась к постели и положила руку на плечи. Постояв так примерно
с пол-минуты, она объявила:
       – Он будет жить.
       – В данную минуту, – отозвался Люк. – Я не знаю, благословение это,
или проклятие.
       Затем он внезапно обвил ее здоровой рукой за талию, привлек к себе и
поцеловал.
       – Привет, Гейл, – поздоровался он. – Давненько мы не виделись.
       Она высвободилась с меньшей поспешностью, чем могла бы.
       – Тебе, кажется, уже лучше, – заметила она. – И я вижу, что Мерль
заодно помог тебе какими-то чарами, – на миг она слабо улыбнулась, а затем
добавила: Да, давненько, охломон ты этакий. Ты все еще любишь омлет,
поджаренный с обоих сторон?
       – Конечно же, – признался он. – Но не из полудюжины яиц. Сегодня
может быть всего два. Я не форме.
       – Ладно, – согласилась она. – Пошли, Мерль. Ты мне понадобишься в
роли управляющего.
       Люк бросил на меня веселый взгляд, несомненно уверенный, что она
хотела поговорить со мной о нем. И если уж на то пошло, я не был уверен,
что хочу оставить его одного, даже при условии, что все его Карты лежали у
меня в кармане. Я был по-прежнему не уверен в уровне его способностей, и
намного меньше знал о его намерениях. Поэтому я задержался.
       – Может быть, кому-нибудь лучше остаться с раненым? – спросил я.
       – С ним все будет в порядке, – заверила она меня. – Зато мне может
понадобиться твоя помощь, если я не смогу нагнать страху на слуг.
       С другой стороны, может, она хотела сообщить мне нечто интересное?
       Я нашел рубашку и натянул ее. Затем провел рукой по волосам.
       – Ладно, – сказал я. – До скорого, Люк.
       – Эй, – отозвался он, – посмотри, не найдется ли тут для меня трости,
или сруби мне посох или хоть что-нибудь в этом роде.
       – А тебе не кажется, что ты несколько торопишь события? – спросила
Винта.
       – Никогда нельзя сказать наверняка, – ответил Люк.
       Поэтому я сходил за мечом и забрал его с собой. Когда я последовал за
Винтой по коридору и вниз по лестнице, мне пришло в голову, что если двое
из нас соберутся вместе, нам наверняка найдется что сказать о третьем.
       Как только мы удалились за пределы слышимости, Винта заметила:
       – Он здорово рисковал, обращаясь к тебе.
       – Да, рисковал.
       – Значит, дела его идут плохо, если последней инстанцией он избрал
тебя.
       – Наверное.
       – Кой черт "наверное"! Он, должно быть, уже говорил с тобой.
       – Может быть.
       – Нет уж. Что-нибудь одно – либо просил, либо нет.
       – Винта, ты явно сказала мне все, что собиралась сказать, – осадил я
ее. – Мы квиты. Я не задолжал тебе никаких объяснений. Если я почувствую
желание довериться Люку, то доверюсь. По крайней мере, я еще не решил.
       – Значит, он все-таки агитировал тебя на свою сторону. Возможно, я
сумею помочь тебе выбрать правильную линию поведения, если ты дашь мне
знать, что именно он говорил.
       – Нет, спасибо. Ты ничуть не лучше его.
       – Я забочусь о твоем же благополучии. Не нужно торопиться отвергать
союзников.
       – Я не отвергаю, – возразил я. – Но, если подумать, то я знаю о Люке
намного больше, чем ты. По-моему, тебе известно, в каких вопросах ему
нельзя доверять, а в каких можно без опаски.
       – Надеюсь, ты не ставишь на кон свою жизнь, рассчитывая на это?
       Я улыбнулся.
       – По этому вопросу я склонен проявлять консерватизм.
       Мы вошли на кухню, где она заговорила с незнакомой мне еще женщиной,
распоряжавшейся там. Сделав ей заказы на завтрак, она вывела меня через
боковую дверь во внутренний двор. А оттуда показала на лесок на востоке.
       – Вон там должно отыскаться подходящее деревце, – сказала она, – на
посох Люку.
       – Вероятно, – отозвался я, когда мы направились в том направлении. –
Так значит, ты действительно была Гейл Лампрен? – внезапно спросил я.
       – Да.
       – Я совершенно не понимаю этой смены тел.
       – Я не собираюсь тебе все рассказывать.
       – И не желаешь мне объяснить, почему?
       – Нет.
       – Не можешь или не хочешь?
       – Не могу.
       – Но если я уже кое-что знаю, ты согласишься немного добавить?
       – Может быть. Попробуй.
       – Когда ты была Дэном Мартинесом, ты стреляла по одному из нас. По
кому именно?
       – По Люку, – ответила она.
       – Почему?
       – Я убедилась, что он представляет угрозу для тебя...
       – И ты просто хотела защитить меня? – закончил я.
       – Именно.
       – А как ты убедилась?
       – А, ерунда. Вон там, похоже, хорошее дерево.
       – Слишком толстое, – усмехнулся я. – Ладно, пусть будет так.
       Я направился в рощу. Там было из чего выбирать.
       Проходя по залитым утренним светом полянам, среди прилипающих к
сапогам листьев и росы, я стал замечать какой-то необычный след, чьи-то
следы, ведущие дальше и вправо, где...
       – Что это? – задал я риторический вопрос, так как не думал, что Винта
знает об этом больше моего, и направился к темнеющей массе у затененных
корней старого дерева.
       Я добрался до дерева раньше ее. Там лежала одна из собак Бейля,
большой коричневый пес. Ему разодрали горло. Кровь уже потемнела и
свернулась. По трупу ползало несколько насекомых. Дальше и чуть вправо я
заметил останки собаки поменьше. Ей выпустили кишки.
       Я осмотрел местность вблизи трупов. На влажной земле отпечатались
следы очень больших лап. По крайней мере, это были не трехпалые отпечатки,
встречавшихся мне в недалеком прошлом смертоносных собакообразных тварей.
Они просто казались следами очень большой собаки.
       – Вот здесь-то, должно быть, и произошла свара, которую я слышал
прошлой ночью, – заметил я. – Мне показалось еще, что дрались собаки.
       – Когда это было? – спросила она.
       – Спустя некоторое время после твоего ухода. Я дремал.
       И тут она поступила довольно странно. Она опустилась на колени,
пригнулась и стала нюхать след. Когда она поднялась, лицо ее выражало
некоторую озабоченность.
       – Что ты нашла? – спросил я.
       Она покачала головой, затем поглядела на северо-восток.
       – Не буду утверждать, – сказала она, – но, кажется, оно ушло туда.
       Я еще раз осмотрел близлежащий участок, поднялся с колен и двинулся
по странному следу. Тот тянулся в указанном Винтой направлении, правда, я
потерял его через несколько сот футов; когда он вышел на опушку леса.
Наконец, я повернул обратно.
       – Полагаю, одна из собак напала на других, – заметил я. – Если мы
хотим застать завтрак горячим, нам лучше всего побыстрее вырезать палку и
вернуться.
       В доме я узнал, что завтрак Люку уже отнесли. Я разрывался на части.
Мне хотелось забрать свой завтрак наверх, присоединиться к нему и
продолжить наш разговор. Но если я это сделаю, то Винта навяжется
сопровождать меня, и разговор не состоится. Не мог я разговаривать при ней
в таких обстоятельствах. Поэтому придется присоединиться к ней здесь,
внизу, и разумеется, оставить Люка одного на время, большее, чем мне
хотелось бы.
       Поэтому я не возражал, когда она предложила: "Перекусим здесь" и
отвела меня в большой зал. Я догадался, что она выбрала его потому, что
моя комната с открытым окном находилась над внутренним двором, и Люк мог
услышать наш разговор, если бы мы завтракали там.
       Мы уселись в конце длинного стола из темного дерева, на котором нам
сервировали завтрак. Когда мы остались одни, она спросила:
       – Что ты собираешься делать теперь?
       – Что ты имеешь в виду? – ответил я вопросом на вопрос, отпив
виноградного сока.
       Она взглянула на потолок.
       – С ним, – пояснила она. – Отвезешь его в Эмбер?
       – Это кажется логичным, – ответил я.
       – Хорошо, – сказала она. – Вероятно, тебе следует переправить его
поскорее. Во дворце приличное медицинское обслуживание.
       – Да.
       Мы еще немного поели, а затем она спросила:
       – Ты намерен сделать именно это, не так ли?
       – Почему ты спрашиваешь?
       – Потому что прочее было бы совершеннейшей глупостью, и он явно не
захочет на это пойти. Следовательно, он постарается уговорить тебя сделать
что-то другое, такое, что даст ему какую-то меру свободы, пока он
выздоравливает. Ты знаешь, как он умеет пудрить мозги. Он так все
распишет, что это покажется отличным планом, что бы там ни вышло. Но ты
должен помнить, что он – враг Эмбера, и когда он будет готов снова
вступить в игру, ты окажешься на его пути.
       – Это не лишено смысла. – признал я.
       – Я не закончила.
       – О?
       Она улыбнулась и принялась за еду, чтобы я терялся в догадках. И,
наконец, продолжила:
       – Он явился к тебе не без причины. Он мог уйти в любое другое место и
зализывать раны там. Но он явился к тебе, потому что ему что-то нужно. Он
играет рискованно, но это рассчитанный риск. Не соглашайся на это, Мерль.
Ты ничем ему не обязан.
       – Не понимаю, почему ты считаешь, что я не способен сам позаботиться
о себе? – несколько разозлился я.
       – Я этого никогда не говорила, – возразила она. – Но некоторые
решения находятся в очень шатком равновесии. Разницу иногда составляет
небольшая гирька на той или иной чаше весов. Ты знаешь Люка, но и я тоже
знаю. Сейчас не время предоставлять ему фору.
       – Тут ты приводишь здравый довод, – признал я.
       – Значит, ты все-таки решил дать ему то, что он просит!
       Я улыбнулся и отхлебнул кофе.
       – Черт возьми, он же еще не так долго пробыл в сознании, чтобы
расхваливать свой товар, – сказал я. – Я подумал об этом, и хочу также
знать, что у него на уме.
       – Я никогда не говорила тебе, что не следует вдаваться в подробности.
Я просто хотела напомнить, что говорить с Люком иногда – все равно, что
говорить с драконом.
       – Да, – признал я. – Я знаю.
       – И чем дольше ты ждешь, тем труднее будет, – добавила она.
       Я отхлебнул кофе, затем спросил:
       – Он тебе нравится?
       – Нравится? – переспросила она. – Да. По-прежнему нравится. Но в
данный момент это не главное.
       – Сейчас я не об этом.
       – Что же ты хочешь сказать?
       – Ты не стала бы причинять ему вреда без веской причины.
       – Да, не стала бы.
       – Он в данный момент не представляет для меня угрозы.
       – Кажется, да.
       – Что, если бы я оставил его здесь, поручив твоим заботам и
отправился в Эмбер, чтобы пройти Лабиринт и подготовить родных к этой
новости?
       – Нет! – она энергично затрясла головой. – Я не согласна, я не могу
взваливать на себя бремя такой ответственности.
       – Почему же?
       Она заколебалась.
       – И пожалуйста не надо о том, что дескать ты не имеешь права мне
говорить, – попросил я. – Найди способ сказать мне ровно столько, сколько
можешь.
       Тогда он заговорила очень медленно, словно тщательно подбирая слова:
       – Потому что для меня важнее сохранить тебя, чем Люка. Тебе
по-прежнему грозит какая-то непонятная мне опасность, даже сейчас, хотя
она исходит уже не от Люка. Охранять тебя от этой неизвестной угрозы –
главнее, чем не спускать глаз с Люка. Следовательно, я не могу остаться
здесь. Если ты возвратишься в Эмбер, то и я туда тоже вернусь.
       – Ценю твою заботу, – поблагодарил я, – но не желаю, чтобы ты бегала
за мной по пятам, как собачонка.
       – Ни у тебя, ни у меня нет выбора.
       – А что, если я просто козырнусь отсюда в какое-нибудь отдаленное
Отражение?
       – Я буду вынуждена последовать за тобой.
       – В этом обличьи, или в другом?
       Она отвела взгляд, поковырялась вилкой в еде.
       – Ты уже признала, что можешь быть разными лицами. Ты каким-то
таинственным образом находишь меня, а потом завладеваешь телом того, кто
находится поблизости.
       Она отпила кофе.
       – Наверное что-то мешает тебе признаться в этом, – продолжал я. – Но
это так. Я знаю это.
       Она коротко кивнула разок и вернулась к еде.
       – Предположим, я козырнусь прямо сейчас, – сказал я. – И ты
последуешь за мной, непонятным мне образом... – Я мысленно вернулся к
телефонным разговорам с Мег Девлин и миссис Хансен. – Тогда настоящая
Винта Бейль проснется в собственном теле с провалом в памяти, верно?
       – Да, – тихо ответила она.
       – И это приведет к тому, что Люк останется здесь в обществе женщины,
которая с удовольствием уничтожит его, если у нее возникнет хоть малейшее
подозрение насчет того, кто он такой на самом деле.
       – Именно так, – слабо улыбнулась она.
       Какое-то время мы ели молча. Она постаралась предугадать любой мой
поступок, вынудить меня козырнуться обратно в Эмбер и забрать с собой
Люка. Мне не нравилось, что мной манипулируют и принуждают к чему-то. Ведь
тогда мое рефлекторное стремление делать нечто противоположное тому, что
от меня требуют, тоже кажется навязанным.
       Когда мы закончили есть, и я снова налил кофе и уперся взглядом в
экспозицию собак на противоположной стене. Смакуя, я неторопливо потягивал
кофе. И ничего не говорил, так как не мог придумать тему для разговора.
       Наконец она спросила меня:
       – Так что же ты собираешься делать?
       Я допил кофе и поднялся.
       – Собираюсь отнести Люку трость.
       Пододвинув кресло к столу, я направился обратно в угол зала, где
оставил палку, срезанную роще.
       – А потом? – не отставала она. – Что ты будешь делать?
       Я оглянулся на нее, взяв посох и прикидывая его на вес. Она сидела
очень прямо, положив руки на стол ладонями вниз. В ее чертах снова
проступила внешность Немезиды.
       – То, что должен, – ответил я и направился к двери.


       Едва удалившись из поля ее зрения, я ускорил шаг. Добравшись до
лестницы, я увидел, что она не следует за мной, и побежал наверх,
перемахивая сразу через две ступеньки. На ходу я вытащил Карты и отыскал
нужную.
       Войдя в комнату, я увидел, что Люк отдыхает, привалившись к куче
подушек. Поднос с завтраком стоял на кресле рядом с кроватью. Я накинул
щеколду на двери.
       – Что стряслось, старик? На нас напали, или еще что-нибудь? – спросил
Люк.
       – Поднимайся! – велел я.
       Затем я взял его оружие и подошел к постели. Помог ему подняться и
сунул ему в руки посох и меч.
       – Меня вынудили ходить первым, – кратко объяснил я, – и я не
собираюсь выдавать тебя Рэндому.
       – Это несколько утешает, – заметил он.
       – Но нам надо сматываться, причем сейчас же.
       – Меня это вполне устраивает.
       Он оперся на посох и медленно поднялся на ноги. Я услышал в коридоре
какой-то шум, но было уже слишком поздно. Я поднял Козырь и
сосредоточился.
       Раздался громкий стук в дверь.
       – Ты что-то затеял, и, по-моему, это ошибка! – крикнула Винта.
       Я не ответил. Видение уже становилось вещественным.
       Дверной косяк треснул от мощного пинка, и щеколду сорвало с двери.
Когда я потянулся к Люку и схватил его за руку, на лице его отразилось
понимание.
       – Идем, – скомандовал я.
       Когда я потащил Люка, в комнату ворвалась Винта, сверкая глазами,
вытянув руки, устремившись к нам. Ее крик: "Дурак!", казалось, сменился
воем, а затем ее видение поплыло всеми цветами радуги, зарябило и
растаяло.
       Мы стояли на лужайке, и Люк испустил глубокий вздох облегчения.
       – Ты, приятель, любишь рисковые трюки, – заметил он, а затем
оглянулся и узнал это место.
       Он криво улыбнулся.
       – Знакомое местечко, – произнес он. – Хрустальная пещера.
       – Насколько я могу судить по собственному опыту, – напомнил я, –
здесь течение времени как раз такое, какое тебе требовалось.
       Он кивнул, и мы медленно двинулись к возвышавшейся голубой горе.
       – Еды по-прежнему в избытке, – добавил я, – и спальный мешок должен
лежать там, где я его оставил.
       – Это подойдет, – признал он.
       Когда мы достигли подножия, он остановился, тяжело дыша. Я увидел,
что его взгляд остановился на множестве раскиданных слева от нас костей. С
тех пор, как тут погибла парочка, удалявшая валун, прошел, надо полагать,
не один месяц, срок, достаточно долгий, чтобы пожиратели падали проделали
свою работу вполне основательно. Люк пожал плечами, прошел немного,
прислонился к голубому камню. И медленно опустился, сев на землю.
       – Придется подождать, прежде, чем я смогу забраться туда, – сказал
он, – даже с твоей помощью.
       – Разумеется, – согласился я. – Мы сможем закончить наш разговор. Как
мне помнится, ты собирался мне сделать такое предложение, на которое я не
смогу ответить отказом. Я должен был доставить тебя в место подобное
этому, где ты сможешь быстро поправиться, причем в Замке пройдет гораздо
меньше времени. А у тебя, в свою очередь, имелись сведения, жизненно
важные для безопасности Эмбера.
       – Правильно, – согласился он. – Но ты еще не выслушал до конца мою
историю. Эти две темы тесно связаны друг с другом.
       Я присел на корточки напротив него.
       – Ты рассказал мне, что твоя мать бежала в Замок, попала, видимо, там
в беду, и позвала тебя на помощь.
       – Да, – сказал он. – Поэтому я бросил возиться с Колесом-Призраком и
попытался ей помочь. Я связался с Далтом, и он согласился напасть на
Замок.
       – Всегда полезно иметь под рукой отряд наемников, которых можно
спешно вызвать на подмогу, – процедил я сквозь зубы.
       Он бросил на меня быстрый странный взгляд, но я сумел сохранить
невинное выражение лица.
       – Итак, мы провели их через Отражения и напали на крепость, –
рассказывал он дальше. – Должно быть, именно нас-то и увидел ты, когда был
там.
       Я медленно кивнул.
       – Впечатление было такое, будто вам удалось ворваться на стены. Что
же получилось не так?
       – Я все еще не понимаю, – сказал он. – Мы действовали, как всегда,
отлично. Их оборона уступала, и мы напирали вперед, когда Далт внезапно
кинулся на меня. Мы на какое-то время разлучились в процессе боя, а потом
он появился вновь и снова напал на меня. Сперва я подумал, что он
обознался – мы были вымазаны в грязи и крови, и я крикнул ему. что это я.
Некоторое время я не хотел наносить ответных ударов, так как думал, что
это какое-то недоразумение, и он через несколько секунд поймет свою
ошибку.
       – Думаешь он продался? Или давно уже задумал это? Держит на тебя
какую-то обиду?
       – Мне не хочется так думать.
       – Тогда магия?
       – Может быть. Не знаю.
       Тут мне пришла в голову одна странная мысль.
       – Он знал, что ты убил Каина? – спросил я.
       – Нет. Я взял за правило никогда никому не говорить обо всем, что я
делаю.
       – Сейчас ты говоришь правду, не так ли?
       Он засмеялся, сделав было движение, словно собираясь хлопнуть меня по
плечу, но затем подумал, что лучше не стоит.
       – Почему ты спрашиваешь? – задал он вопрос.
       – Не знаю. Просто любопытно.
       – Разумеется, – согласился он. А затем продолжил: – Ты не против
помочь мне подняться туда и посмотреть, какие припасы ты мне оставил?
       – Хорошо.
       Я поднялся на ноги и помог ему встать. Мы пошли направо по самому
легкому подъему на склон, и я медленно провел его на вершину.
       Как только мы добрались до верха, он оперся о посох и заглянул в
отверстие.
       – Тут нелегко будет спуститься, – констатировал он, – мне. Поначалу я
думал, что ты можешь прикатить бочку из кладовой, и я спущусь на нее, а
потом на пол. Но теперь я вижу, что расстояние до пола еще больше, чем мне
казалось. У меня, наверное, откроются раны...
       – М-м-г-м... – промычал я. – Погоди. У меня есть идея.
       Я повернулся к нему спиной и спустился вниз. А затем прошел вдоль
подошвы голубого холма направо, пока не свернул за два сверкающих отрога,
полностью скрывавших меня от обзора Люка.
       Я не хотел без надобности применять Логрус в его присутствии. Не
хотел, чтобы он видел, как я работаю, и не хотел давать ему хоть малейшее
представление о том, что я могу, а чего – нет. Я, к тому же, очень неуютно
себя чувствую, позволяя людям чересчур много знать о себе.
       Логрус явился на вызов, и я засунул туда руки, потянувшись с его
помощью. Желание мое приобрело форму, стало целью. Мой посыл искал
задуманное. Далеко, далеко...
       Я продолжал тянуться чертовски долгое время. Мы действительно
находились в захолустье Отражений.
       Есть, попалось...
       Я не рванул, а скорее приложил медленное и постоянное усилие.
Почувствовал, как она движется ко мне через Отражения...
       – Эй, Мерль! Все о'кей? – услышал я окрик Люка.
       – Да, – ответил я, не вдаваясь в подробности.
       Ближе, ближе...
       Есть!
       Я пошатнулся, когда она появилась, потому что она прошла слишком
близко от меня. Незакрепленный конец подскочил, ударившись о землю. Я
подошел к середине и взялся в другом месте. Затем поднял ее и понес к
вершине.
       Приставив ее к крутому склону подъема чуть впереди места, где
поджидал Люк, я быстро взобрался наверх. А потом принялся втаскивать ее за
собой.
       – Чудно, где это ты раздобыл лестницу? – спросил он.
       – Нашел.
       – На обратной стороне ее, похоже, свежая краска.
       – Может быть, кто-то совсем недавно ее потерял?
       Я стал спускать ее в отверстие. После того, как она достигла дна,
сверху осталось еще несколько футов. Я покачал ее, пытаясь найти наиболее
устойчивое положение.
       – Я буду спускаться первым, – сказал я, – и останусь прямо под тобой.
       – Возьми сначала мою трость и меч, хорошо?
       – Разумеется.
       Я спустился с ним вниз. К тому времени, когда я поднялся обратно, он
взялся за лестницу, встал на нее и начал спускаться.
       – Как-нибудь тебе надо будет показать мне этот фокус, – сказал он,
тяжело дыша.
       – Не понимаю, о чем ты говоришь, – прикинулся я непонимающим.
       Он опускался медленно, останавливаясь на каждой ступеньке отдохнуть,
и когда мы добрались до дна, он покраснел и тяжело дышал. И сразу же сполз
на пол, приложив правую ладонь к нижнему ребру грудной клетки. Через
некоторое время он чуть отполз назад и прислонился спиной к стене.
       – Ты о'кей? – забеспокоился я.
       – Буду, – кивнул он, – через несколько минут. Колотые раны отнимают
много сил...
       – Хочешь одеяло?
       – Нет, спасибо.
       – Ну, ты отдохни здесь, а я схожу проверю кладовую и посмотрю, что
там осталось из припасов. Хочешь, чтобы я тебе что-нибудь принес?
       – Немного воды.
       Припасы оказались в приличном состоянии, а спальный мешок по-прежнему
находился там, где я его оставил. Вернулся я с водой для Люка и кое-какими
ироническими воспоминаниями о том, что то же самое он сделал для меня.
       – Похоже нам повезло, – сообщил я ему. – Провизии еще в избытке.
       – Ты ведь не выпил все вино, а? – спросил он в перерыве между
глотками.
       – Нет.
       – Хорошо.
       – А теперь, ты говорил, что у тебя есть сведения, жизненно важные для
интересов Эмбера, – напомнил я ему. – Не желаешь ли ты поделиться со мной
ими?
       – Пока нет, – улыбнулся он.
       – Я думал, мы договорились именно так.
       – Ты еще не выслушал всей истории. Нас прервали.
       Я покачал головой, но пришлось признать его правоту.
       – Ладно, нас прервали. Но расскажи мне все до конца.
       – Я должен скорее встать на ноги, взять Замок и освободить мать.
       Я кивнул.
       – После того, как мы спасем ее, сведения твои.
       – Эй, минуточку! Ты требуешь слишком многого!
       – Только не за то, чем плачу.
       – Похоже, будто я покупаю кота в мешке.
       – Да, полагаю, похоже. Но поверь, эти сведения того стоят.
       – А что, если их ценность поуменьшится, пока я жду?
       – Нет, я тут рассчитал своевременность. Мое выздоровление займет
всего пару дней по времени Эмбера. Я не могу представить, чтобы дела пошли
так быстро.
       – Люк, это начинает походить на какой-то обман.
       – Да, – согласился он, – но он пойдет на благо и Эмберу, и тебе
самому.
       – Это усугубляет положение. Я не могу представить, чтобы ты выдал
врагу что-либо подобное.
       Он вздохнул.
       – Этого может даже хватить, чтобы снять меня с крючка, – добавил он.
       – Ты думаешь прекратить мстить?
       – Не знаю. Но я так много думал, и если уж решу пойти по этому пути,
то только ради действительного выигрыша в деле.
       – А если решишь не идти, то подставишь ножку самому себе, так ведь?
       – Я смогу это пережить. Это затруднит мою задачу, но не сделает ее
невозможной.
       – Не знаю, – сказал я. – Если признают, что мне решительно нечего
дать в качестве компенсации за то, что я отпустил тебя на волю, то мне
станет жарковато.
       – Я никому не скажу, если не скажешь ты.
       – Есть еще и Винта.
       – А она не перестает настаивать, что главная цель в ее жизни –
защищать тебя. Кроме того, если ты вернешься, то там ее не будет. Или,
скорее, будет настоящая Винта, проснувшаяся после беспамятства.
       – Как ты можешь утверждать с такой уверенностью?
       – А как же иначе? Ведь ты пропал. И она наверняка уже ищет тебя.
       – Ты знаешь, что она такое на самом деле?
       – Нет, но как-нибудь помогу тебе пораскинуть мозгами.
       – Не сейчас?
       – Нет, я еще должен поспать. Меня снова мучает слабость.
       – Тогда вернемся к нашей сделке. Что ты собираешься делать, как ты
намерен это делать, и что ты обещаешь мне?
       – Я останусь тут, пока снова не буду в форме, – зевнул он. – Потом,
когда подготовлюсь к нападению на Замок, свяжусь с тобой. Кстати, мои
Козыри все еще у тебя?
       – Естественно. Давай дальше. Как ты намерен взять Замок?
       – Я еще обдумываю это. Потом также дам тебе знать. Так или иначе, на
этом этапе ты можешь либо помочь мне, либо нет, как сочтешь нужным. Но я
не возражал бы против общества еще одного колдуна. Когда мы ворвемся и
освободим ее, я сообщу тебе то, что обещал, ты же сможешь доставить эту
информацию в Эмбер.
       – А что, если ты проиграешь? – осведомился я.
       Он отвел взгляд.
       – Полагаю, такая возможность существует всегда, – согласился наконец
он. – Ладно, как насчет вот такой идеи? Я запишу всю информацию и буду
держать при себе. И передам тебе, по Козырю или лично, перед нашим
штурмом. Выиграю я или проиграю, но с тобой расплачусь.
       Он протянул здоровую руку, и я пожал ее.
       – Добро.
       – Тогда верни мне мои Карты, и я свяжусь с тобой, как только снова
буду транспортабельным.
       Я засомневался. Наконец, вытащил свою колоду, ставшую теперь
довольно-таки толстой. Затем сдал себе свои, наряду с многими его, и
передал ему то, что остались.
       – А как насчет остальных?
       – Я хотел бы изучить их, Люк. Хорошо?
       Он слабо пожал плечами.
       – Я всегда могу изготовить новые. Но верни мне Козырь матери.
       – Вот.
       Он забрал его, затем сказал:
       – Не знаю, что у тебя на уме, но дам один совет: не связывайся с
Далтом. Он и нормальный-то не самый лучший из людей, а сейчас с ним,
по-моему, просто что-то стряслось. Держись от него подальше.
       Я кивнул, затем поднялся на ноги.
       – Ты уже уходишь? – спросил он.
       – Точно.
       – Оставь мне лестницу.
       – Она тебе и предназначена.
       – Что ты собираешься сообщить родственникам в Эмбере.
       – Ничего пока, – решил я. – Хочешь, я принесу тебе еды прежде, чем
уйду? Сэкономлю тебе ходку.
       – Да, хорошая мысль. Принеси также и бутылку вина.
       Я вернулся с едой и выпивкой. Приволок заодно и спальный мешок.
       Я начал подниматься по лестнице, потом остановился.
       – Ты ведь еще и сам на знаешь, чего хочешь? – спросил я. – Так?
       Он улыбнулся.
       – Не будь слишком самоуверенным.
       Выбравшись, я посмотрел на некогда замуровавший меня большой валун.
Раньше я подумывал отплатить услугой на услугу. Я мог просчитать скорость
течения времени, явиться и убрать его, когда Люк снова встанет на ноги.
Таким образом он будет лишен возможности исчезнуть отсюда. Однако, я решил
этого не делать, не только потому, что я был единственным знавшим, что он
здесь находится, но и потому, что если со мной что-нибудь случится, он
умрет с голоду. Кроме того, если бы я заточил его, он не смог бы вызвать
меня через Козырь, когда встанет на ноги. Во всяком случае, ход моих
мыслей был именно таким.
       Тем не менее, я нагнулся, взялся за валун и подкатил его поближе к
отверстию.
       – Мерль! Что ты делаешь? – раздалось снизу.
       – Ищу червей для рыбалки, – ответил я.
       – Эй, брось! Не...
       Я засмеялся и подкатил валун еще ближе.
       – Мерль!
       – Мне пришло на ум, а вдруг тебе захочется закрыть дверь, если пойдет
дождик, – сказал я. – Но он слишком тяжелый, черт побери. Забудь об этом.
Не волнуйся.
       Я повернулся и прыгнул с уступа. Про себя, я решил, что лишний
адреналин в крови может пойти ему на пользу.




       8



       Спустившись с горки, я продолжал идти обратно к тому месту, где
некоторое время назад раздобыл лестницу.
       Оказавшись под защитой отрогов скалы, я достал одну из пустых карт.
Время истекало. Выудив карандаш, я обнаружил, что грифель сломан. Пришлось
вытаскивать меч, который был длиной с мою руку. Однако, он годился и для
заточки карандаша.
       Минуту-другую спустя я разложил карту перед собой на плоском камне и
нарисовал свою комнату в Лесном Доме; руку мою водил отчасти и Логрус.
Пришлось работать не торопясь, вкладывая в рисунок необходимые ощущения.
Наконец, завершив его, я встал. Рисунок был хорош, он был готов. Я открыл
мозг и глядел на свою работу до тех пор, пока она не стала реальностью. А
затем прошел в комнату. И как раз в этот момент вспомнил кое что, что
хотел спросить у Люка, но было уже слишком поздно.
       За окном тени деревьев вытянулись на восток. Я явно пропадал большую
часть дня.
       Оглядевшись, я заметил на прибранной теперь постели листок бумаги,
придавленный краем подушки, чтобы не унесло сквозняком. Я подошел к
постели и поднял его, убрав перед этим лежавшую поверх него голубую
пуговицу. Написано было по-английски. Записка гласила: "ПОЛОЖИ ПУГОВИЦУ В
БЕЗОПАСНОЕ МЕСТО, ПОКА ОНА ТЕБЕ НЕ ПОНАДОБИТСЯ. Я НЕ СОВЕТУЮ ОСОБЕННО
РАЗГУЛИВАТЬ С НЕЙ. НАДЕЮСЬ, ТЫ ПОСТУПИЛ ПРАВИЛЬНО. ПОЛАГАЮ, ВЕСЬМА СКОРО Я
ТЕБЯ НАЙДУ. ДО СКОРОГО СВИДАНИЯ."
       Без подписи.
       Безопасно это, или нет, но просто так оставить ее тут я не мог.
Поэтому я завернул пуговицу в записку и положил ее в карман. А затем я
принес уз шкафа плащ и перекинул его через руку.
       Я вышел иЗ комнаты. Из-за того, что щеколда была сломана, я оставил
дверь широко раскрытой. Я постоял в коридоре, прислушиваясь, но не услышал
никаких голосов, никакого звука движения.
       Подойдя к лестнице, я спустился вниз. Я уже почти достиг первого
этажа, когда заметил ее – настолько неподвижно она сидела у окна справа.
Перед ней стоял поднос с хлебом и сыром, бокалом и бутылкой.
       – Мерлин! – внезапно окликнула она, приподнявшись. – Слуги говорили
мне, что ты был здесь, но когда я заглянула в комнату, то не смогла тебя
найти.
       – Меня вызывали, – туманно объяснил я, преодолевая последние ступени
и подходя к ней. – Как вы себя чувствуете?
       – Как ты... что вы обо мне знаете? – спросила она.
       – Вы, вероятно, не помните, что случилось за последние два дня, –
ответил я.
       – Вы правы, – подтвердила она. – Не присядете?
       Она указала на другое кресло напротив своего.
       – Пожалуйста, присоединяйтесь ко мне, – пригласила она. – И позвольте
мне предложить вам вина.
       – Ладно, – сказал я, заметив что она пила белое.
       Она встала и пересекла помещение, подойдя к шкафчику, открыла его и
достала еще один бокал. Вернувшись, она влила в него здоровенную порцию
"Мочи Бейля" и поставила передо мной. Я предположил, что хорошее вино она
сохранила для себя.
       – Что вы можете рассказать по поводу моего провала в памяти? –
спросила она. – Я была в Эмбере, вдруг – раз, и я здесь, и пропало
несколько дней.
       – Да, – подтвердил я, взяв крекер и ломтик сыра. – В какое примерно
время вы очнулись?
       – Этим утром.
       – Беспокоиться не о чем, по крайней мере сейчас, – ответил я. –
Рецидивов не предвидится.
       – Но что это было?
       – Просто нечто, иногда случающееся.
       Я попробовал вино.
       – Это больше походит на магию, чем на болезнь.
       – Наверное, здесь присутствует и магия, – согласился я. – Никогда не
знаешь, что можно ожидать от Отражений. Но почти все, кого я знаю из
перенесших такое, вполне здоровы.
       Она нахмурила лоб.
       – Это было очень странно.
       Я приговорил еще несколько крекеров, запивая их вином. Все-таки
хорошее вино она попридержала для себя.
       – Беспокоиться совершенно не о чем, – повторил я.
       Она улыбнулась и кивнула.
       – Я вам верю. В любом случае, что вы здесь делали?
       – Просто остановился погостить. Я возвращаюсь обратно в Эмбер, –
ответил я. – Из отдаленных мест. Кстати, что напомнили... Можно мне
одолжить коня?
       – Разумеется, – сказала она. – Вы уже покидаете нас?
       – Как только получу коня.
       Она поднялась.
       – Я не думала, что вы спешите. Сейчас я провожу вас на конюшню.
       – Спасибо.
       По пути я сгреб еще пару крекеров и кусок сыра, и выпил остатки вина.
И всю дорогу до конюшни гадал, где-то сейчас находится голубой туман.
       Подобрав хорошего коня, которого, как она сказала, я мог оставить в
их конюшне в Эмбере, я оседлал его и взнуздал. Конь был серый, по кличке
Дым. Затем я надел плащ и пожал Винте обе руки.
       – Спасибо за гостеприимство, – поблагодарил я. – Даже если вы о нем и
не помните.
       – Не прощайтесь еще, – сказала она. – Поезжайте к калитке во
внутренний двор, и я вынесу вам воду и еду на дорогу. Между нами ведь не
было безумного романа, которого я к тому же не помню, не правда ли?
       – Джентльмены никогда не разбалтывают подобных вещей, – заявил я.
       Она рассмеялась и хлопнула меня по плечу.
       – Загляните как-нибудь, когда будете в Эмбере, навестить меня, –
пригласила она. – Освежите мне память.
       Я сгреб чересседельные сумки, торбу с едой для Дыма, а также длинную
веревку, чтобы привязывать и стреножить его. Пока Винта возвращалась в
дом, я вывел его из внутреннего двора. Затем сел в седло и медленно поехал
длинным кружным путем вокруг особняка, затем натянул поводья и спешился
неподалеку от кухни. На прощанье окинул взглядом двор, где так хорошо
можно сидеть и пить кофе. Или дело в обществе?
       Через некоторое время дверь открылась, и Винта, выйдя, передала мне
узелок и флягу. Когда я упаковал их, она попросила:
       – Передайте отцу, что я вернусь через несколько дней, хорошо?
Скажите, что я уехала за город, так как не очень хорошо себя чувствовала,
но теперь со мной все в порядке.
       – С радостью, – пообещал я.
       – Я, в общем-то, не знаю, почему вы были здесь, – призналась она. –
Но, если это связано с политикой или интригами, то я не хочу знать.
       – Понятно.
       – Слуга приносил завтрак рослому рыжему мужчине, получившему,
кажется, очень сильное ранение. О нем лучше забыть?
       – Хочется посоветовать вам этого.
       – Тогда слуги забудут. Но однажды я бы хотела услышать об этом
рассказ.
       – Я тоже, – отозвался я. – Мы посмотрим, что тут можно сделать.
       – Тогда счастливого пути.
       – Спасибо. Постараюсь.
       Я крепко пожал ей руку, повернулся и забрался в седло.
       – Пока.
       – До встречи в Эмбере, – попрощалась она.
       Я тронул поводья, но снова поехал вокруг дома, пока не очутился около
конюшни. Затем, минуя ее, я направил коня на тропу, по которой мы
прогуливались, в нужную сторону. Позади дома завыла собака, и спустя
несколько мгновений к ней присоединилась другая. С юга дул ветерок,
пронося мимо немногочисленные опавшие листья. Я уже хотел оказаться на
дороге, далеко отсюда и в одиночестве. Я ценю уединение, потому что именно
тогда, как мне кажется, лучше всего думается, а сейчас мне нужно было
много над чем поразмыслить.


       Путь мой лежал на северо-запад. Примерно десятью минутами позже я
выбрался на грунтовую дорогу, пересеченную нами вчера. На этот раз я
последовал по ней на запад, и она, наконец, привела меня на перекресток с
указателем, сообщавшим, что Эмбер находится прямо впереди. Я направился
дальше.
       Дорога была из желтого грунта, с отпечатавшимися на ней следами колес
множества фургонов. Она повторяла рельеф местности, минуя вспаханные под
пар поля, окруженные каменными оградами, с немногочисленными деревьями по
обочинам. Впереди виднелись четкие контуры гор, возвышающихся над лесистым
участком, в который я скоро должен был въехать. Конь шел легким аллюром, и
я дал своим мыслям повторить последовательность событий последних
нескольких дней.
       Я не сомневался, что у меня появился какой-то враг. Люк заверял меня,
что это не он, и я находил его слова более чем убедительными. Как
утверждали и он, и Винта, для этого ему не нужно было являться раненому ко
мне. И он сам мог бы добраться до хрустальной пещеры или какого-нибудь
другого убежища. А дело со спасением Ясры могло и подождать. Я был более
чем убежден, что он попытается установить со мной вновь хорошие отношения
потому, что я являюсь его единственным связующим звеном с Двором Эмбера, а
дела его приняли неблагоприятный оборот. У меня возникло ощущение, что на
самом-то деле он хотел получить официальное определение своего статуса по
отношению к Эмберу, и что он упомянул важные сведения, которые согласен
отдать, в качестве знака доверия и в качестве козыря в торге. Я был не
совсем уверен, что лично необходим в его плане по спасению Ясры. Если бы
он знал Замок вдоль и поперек, при условии, что сам он неплохой колдун, то
сам мог бы переправить с Отражения Земля отряд наемников. Насколько я знал
о природе Отражений, оригинальные боеприпасы будут действовать там не
хуже, чем в Эмбере. И, независимо от того, верно это, или нет, почему бы
ему просто не козырнуть свои штурмовые группы прямо в крепость?
       Ему даже не пришлось бы по-настоящему выигрывать сражение – просто
заскочить, захватить Ясру и смыться. Нет, я не чувствовал себя
действительно необходимым для операции, которую он хотел провернуть. У
меня сложилось впечатление, что он махал морковкой у моего носа, надеясь,
что когда туман рассеется, мы просто обдумаем то, что у него есть, и что
он хочет, и сделаем ему предложение.
       Я также чувствовал, что теперь, когда Каин убран с дороги и семейная
честь удовлетворена, он может согласиться объявить вендетту законченной. И
мне представлялось, что камнем преткновения с его стороны была Ясра. Хотя
я понятия не имел, какую она могла иметь над ним власть, мне пришло в
голову, что упоминаемые им сведения могли представлять собой средство
нейтрализовать ее. Если бы он передал их нам втихую, все выглядело бы так,
будто исходит с нашей стороны, и он смог бы оправдаться перед матерью, а
также купить мир у нас. Очень привлекательная идея. Моя проблема
заключалась теперь в том, чтобы найти наилучший способ изложить все это
Двору, не выглядя предателем оттого, что позволил ему уйти. И, значит, мне
придется доказать, что прибыль стоит вклада.
       Деревья по обочинам дороги встречались теперь чаще, а сам лес стал
ближе. Я проехал по деревянному мосту через прозрачный ручей, и некоторое
время позади еще слышалось хрустальное журчание. Слева открылось
коричневое поле с отдаленными постройками, а справа – фургон со сломанной
осью...
       Если я воспринял намерения Люка неверно? Нет ли у меня какого-нибудь
способа оказать на него давление и сделать по-своему? Появилась одна
идейка. Она меня не слишком обрадовала, но, тем не менее, я рассмотрел ее.
Она требовала риска и быстроты. Но у нее, однако, имелись и свои
достоинства. Я довел ее до изящества, а потом отложил в сторону и вернулся
к своим первоначальным размышлениям.
       Где-то появился враг. И если это не Люк, то кто же он? Самым
очевидным кандидатом казалась Ясра. Во время двух наших встреч она
выразила свои чувства ко мне совершенно ясно. Встреченных мной в Закоулке
Смерти убийц вполне могла направить она. В таком случае, я, вероятно, на
время в безопасности – ведь она оказалась в плену в Замке, если, конечно,
не распорядилась до плена послать еще нескольких. Думается, это было бы
излишеством. зачем зря тратить на меня живую силу? В случае, если ею
руководила вендетта, я был всего лишь мелкой сошкой, и подосланных ко мне
людей почти хватило для выполнения этой задачи.
       А если это не Ясра? Тогда мне по-прежнему грозила опасность. Чародей
в синей маске, являвшийся, как я полагал, Шару Гаррулом, преследовал меня
с помощью торнадо, что казалось куда менее дружественным поступком, чем
последовавшие вслед за этим цветы. Этот последний поступок отождествлял
его с личностью, стоявшей за странным происшествием в квартире Флоры в
Сан-Франциско. В тот раз инициатором встречи был он, а это означает, что у
него были какие-то замыслы по отношению ко мне. Что он тогда говорил?
Что-то насчет возможности, что в будущем наши дороги пересекутся. Очень
интересно. Так как я теперь видел возможность возникновения именно такой
ситуации.
       Но действительно ли Шару Гаррул послал убийц? Несмотря на его
знакомство со свойствами наведшего его голубого камня, о чем
свидетельствует голубая пуговица у меня в кармане, это казалось отнюдь не
обязательным. Хотя бы потому, что наши цели пока не пересеклись. И еще
потому, что это, кажется, не соответствовало стилю таинственного
повелителя стихий, кидающегося цветами. Конечно, тут я мог быть совершенно
неправ, но от этого субъекта я ожидал чего-то, больше похожего на
колдовскую дуэль.
       Когда я приблизился к опушке леса, поля уступили место дикой поросли.
В эти разноцветные владения уже закрались сумерки. Лес, однако, не походил
на густой и древний вроде Арденского; даже издали виделось множество
просек среди макушек. Дорога, тем не менее, оставалась такой же широкой и
наезженной. Въехав в тенистую прохладу леса, я плотнее закутался в плащ.
Если и дальше все будет продолжаться в том же духе, поездка, кажется, не
принесет никаких неожиданностей. Я не спешил. Мне слишком много хотелось
обдумать.
       Если бы мне только удалось побольше разузнать об этом странном
безымянном существе, завладевшим на время телом Винты. Я по-прежнему не
имел ни малейшего представления о том, какой могла быть истинная его
природа. Почему-то мне казалось, что существо это женского пола, несмотря
на то, что овладело Джорджем Хансеном и Дэном Мартинесом. Наверное, это
чувство вызывалось тем, что я занимался с ней любовью, когда она вселилась
в Мег Девлин. Трудно сказать. Но я знал Гейл Лампрен долгое время, и Дама
на Озере казалась настоящей дамой...
       Хватит. Я выбрал местоимение. Были вопросы и поважнее. Например, чем
бы она ни была, почему она упорно следовала за мной и настаивала, что
хочет защитить меня? Хотя я и ценил такие чувства, но по-прежнему не имел
ясного представления о ее мотивах.
       Существовало и еще кое-что более важное для меня, чем эти мотивы.
Зачем ей нужно охранять меня – может статься ее личным делом. Важнее
вопрос о том, от ЧЕГО по ее мнению меня требовалось защищать? Она должна
была бы предугадывать вполне определенную угрозу, но не делала ни
малейшего намека, в чем та заключается.
       Может, тогда это и был враг? Настоящий враг? Противник Винты?
       Я попытался собрать в кучу все, что узнал и догадывался про нее.
       Есть странное существо, принимающее иногда вид небольшого облачка
голубого тумана. Она способна находить ко мне дорогу через Отражения. Она
обладает способностью захватывать власть над человеческим телом, полностью
подчиняя его прошлое природное "Я". Она много лет ошивалась около меня, не
позволяя узнать о себе. Самым ранним ее воплощением была, насколько мне
известно, бывшая подружка Люка, Гейл.
       Почему Гейл? Если она охраняла меня, то зачем заигрывать с Люком?
Почему бы не стать одной из моих близких знакомых? Почему бы не сделаться
Джулией? Так нет же. Она решила быть Гейл. Не потому, что Люк являлся
угрозой, и она хотела следить за ним постоянно и внимательно? И она на
самом деле позволила Люку спокойно совершить несколько покушений на мою
жизнь. А потом Ясра. Почему она просто не убрала их обоих? Она могла бы
овладеть телами Люка, выскочить перед мчащейся машиной, а потом проделать
то же самое с Ярой. Она не боялась умереть в теле носителя. Я видел, как
она дважды проделывала это.
       Или она откуда-то знала, что все их покушения на мою жизнь
провалятся. Не она ли подсказала насчет бомбы в письме? Не она ли каким-то
образом вызвала предчувствие, разбудив меня в то утро, когда были открыты
газовые конфорки? И, наверное, предпринимала еще что-то? И все же,
казалось бы, намного проще направиться к источнику и ликвидировать его как
проблему. Я знал, что никаких душевных терзаний по поводу убийства она не
испытывала. Она приказала зарезать моего последнего противника в Закоулке
Смерти.
       Тогда что же?
       Два решения приходили на ум сразу же. Одно – что она действительно
привязалась к Люку и просто находила средства нейтрализовать его, не
уничтожая. Но потом я подумал о ней в роли Мартинеса, и эта гипотеза
развалилась. Той ночью, в Санта-Фе она действительно стреляла. Ладно.
Тогда была другая вероятность; Люк не являлся настоящей угрозой, и она
достаточно привязалась к нему, чтобы позволить жить, коль скоро он
перестал отмечать 30-е апреля. В Нью-Мексико случилось нечто, заставившее
ее переменить решение. Что именно, я не имел понятия. Затем она
последовала за мной в Нью-Йорк и была в определенной последовательности
Джорджем Хансеном и Мег Девлин. Люк к тому времени выбыл из игры после
своего фокуса с исчезновением на горе. Он больше не представлял угрозы, и
все же она чуть ли не из кожи вон лезла, стремясь связаться со мной. Не
появился ли еще один фактор? Настоящая угроза?
       Я ломал и ломал голову, но не смог вычислить, что же это могло быть.
Не повела ли меня эта линия рассуждения по ложному следу?
       Она, конечно, не была всеведущей. В Лесной Дом она умыкнула меня,
стремясь выжать нужные сведения, также, как и убрать меня подальше от
места нападения. И кое-что из того, что она хотела знать, было таким же
интересным, как и то, что она знала.
       Моя мысль повернула назад. Какой она задала мне первый вопрос?
       Мысленно вернувшись в дом Билла Рота, я услышал вопрос несколько раз.
В качестве Джорджа Хансена она задала его как бы между прочим, и я соврал;
и в качестве Мег Девлин в постели, она, наконец, добилась, чтобы я честно
ответил, как зовут мою мать.
       Когда я, наконец, сообщил ей, что мою мать зовут Дарой, она
заговорила менее сдержанно. И предупредила насчет Люка. И тогда же
оказалось, что она может согласиться рассказать еще многое, если бы наш
разговор не прервало прибытие мужа настоящей Мег.
       К чему же тут ключ? Я доказал, что происхожу от Дворов Хаоса, на
которые она ни разу не ссылалась. И все же это каким-то образом было
важно.
       У меня возникло ощущение, что ответ – вот он, совсем рядом, но я не
могу узнать его, пока не сформулирую нужный вопрос.
       Хватит. Тут я забуксовал. Знание, что ей известно о моей причастности
к Дворам, все равно ничего не говорило. Она также явно знала о моей связи
с Эмбером, и тут тоже было все неясно.
       Значит, пока оставим этот вопрос и вернемся к нему позже. Мне
требовалось еще обмозговать уйму вещей. По крайней мере, у меня теперь
набралось множество вопросов к ней для следующей встречи, а я был уверен.
что мы еще встретимся.
       Тут мне пришло в голову еще кое-что. Если она вообще хоть как-то
защищала меня, то это происходило часто и негласно. Она предоставила мне
множество сведений, которые я считал правдивыми, но которые я никак не мог
проверить. От звонков и таинственности в Нью-Йорке до убийства моего
единственного возможного источника информации в Закоулке Смерти. Она на
самом деле больше мешала, чем помогала. Можно предположить, что она
появится опять и обременит меня своей подмогой в самый неподходящий
момент.
       Поэтому вместо работы над вступительным словом для Рэндома, я, на
протяжении последующего часа или даже двух, обдумывал природу существа,
способного вселяться в личность и брать на себя управление ею. Это, как
оказалось, можно было проделать лишь ограниченным числом способов, и я
быстро сузил диапазон, учтя все, известное мне о ее природе, посредством
усвоенных от дяди приемов. Когда мне показалось, что я все высчитал, я
несколько отступил и поразмыслил над тем, какие же силы должны тут
действовать.
       От сил я перешел к тоническим вибрациям их проявлений. Применение
голой мощи хотя и зрелищно, но расточительно и очень утомительно для
оператора, не говоря уже о том, что с эстетической точки зрения это
варварство. Лучше подготовиться заранее.
       Я выстроил устную формулировку и отредактировал ее в заклинание.
Сухэй, вероятно, еще больше сократил бы его, но в этих делах есть точка
уменьшения отдачи, а свои я рассчитал до такой степени, где они будут
участвовать, если верны мои главные догадки. Потом я сличил его и собрал.
Заклинание вышло довольно длинным.
       Чересчур длинным, чтобы целиком отбарабанить его, если я хотя бы
наполовину буду спешить так, как мне представляется. Изучив заклинание, я
увидел, что три чеки, вероятно, удержатся, хотя лучше, чтобы было четыре.
       Я вызвал Логрус и протянул язык его меняющегося узора. А затем
медленно и четко произнес заклинание, опустив четыре избранных мною
ключевых слова. Когда заклинание было произнесено полностью, лес вокруг
стал абсолютно недвижим. Заклинание висело передо мной, словно
искалеченная бабочка, сотканная из звука и цвета, пойманная в
синтетическую паутину моего личного видения Логруса.
       Я изгнал видение и почувствовал, как расслабился мой язык. Теперь не
только она способна устроить неприятный сюрприз.
       Я остановился, чтобы выпить воды. Небо стало темнее, и вернулись
мелкие звуки лесной жизни. Я подумал, связывались ли с нашими Фиона и
Блейз, и как там дела в городе у Билла Рота. Затем я прислушался к хрусту
веток. Внезапно у меня возникло ощущение, что за мной следят – не холодное
прикосновение, какое бывает, когда наблюдают через Козырь, а просто
ощущение вперившейся в меня пары глаз. Я вздрогнул. Это все из-за
постоянного ожидания нападения врагов...
       На всякий случай я вытащил меч и поехал дальше. Ночь была ранняя, и
впереди оставалось все еще больше миль, чем позади.


       Весь вечер я оставался настороже, но не увидел и не услышал ничего
неблагоприятного. Неужели я ошибся насчет Ясры, Шару Гаррула и даже Люка?
И за моей спиной готовится к нападению отряд убийц? Я время от времени
останавливал коня и прислушивался. Но не слышал ничего особенного, ничего
такого, что можно было бы принять за шум погони. Затем я вспомнил о
голубой пуговице в кармане. Не была ли она маяком для этого неизвестного
чародея? Мне очень не хотелось избавляться от этой штуки, так как я
предвидел для нее множество возможных применений. Кроме того, если она уже
настроена на меня, что, вероятно, правда, то я не видел никакой выгоды в
том, чтобы лишиться ее сейчас. Прежде, чем я стану избавляться от
последствий влияния голубого камня, я спрячу пуговицу в каком-то надежном
месте. А до того времени не было никакого проку делать с ней еще что-то.
       Небо продолжало темнеть, и на нем неуверенно появилось несколько
звезд. Мы с Дымом еще больше замедлили движение, но дорога оставалась
хорошей, а ее бледная поверхность была достаточно хорошо видна, чтобы не
представлять никакой опасности. Я услышал справа уханье совы, а спустя
несколько мгновений увидел, как темный силуэт птицы пронесся на небольшой
высоте среди деревьев. Это была бы несомненно благоприятная для ночной
верховой прогулки ночь, если только не придумывать себе страхи и не
воображать, что ты преследуешься ими. Я люблю запахи осени и леса, и
поэтому твердо решил сжечь позже несколько листьев в костре во время
остановки ради того, чтобы вдохнуть этот острый аромат, так непохожий на
все, что я знаю.
       Воздух был прозрачен и чист. Стук копыт, наше дыхание и ветер
казались единственными звуками по всей округе, пока мы не спугнули чуть
позже оленя, после чего долго еще не стихал треск ломающихся ветвей,
Несколько позже мы проехали через небольшой, но крепкий деревянный мост, и
ничего не омрачало дорогу. Отсюда начинался подъем, и мы медленно, из-за
постоянного петляния, забирались все выше и выше. Теперь сквозь
переплетения ветвей стали видны многочисленные звезды, и небо было
удивительно чистое. По мере того, как я поднимался, лиственные деревья все
больше отступали, а хвойные стали встречаться чаще. Сильнее теперь
чувствовался ночной ветерок.
       Остановки я решил делать чаще, чтобы дать отдохнуть Дыму, а также
самому вслушаться в окружающую тишину и перекусить взятыми в дорогу
припасами. Ехать решил по меньшей мере до восхода луны, который высчитал
еще прошлой ночью, после моего отбытия из Эмбера. Если я сумею дотянуть до
этого момента, не устраивая привала, остальная дорога до Эмбера завтра
утром будет сущим пустяком.
       Фракир один раз слабо запульсировал у меня на запястье. Но, черт
возьми, это случалось часто и во время уличного движения, когда я мешал
кому-нибудь проехать. Возможно, мимо проскользнула голодная лисица,
посмотрела на меня и пожалела, что я не медведь. И все же я оставался на
месте дольше, чем обычно, готовый к нападению и изо всех сил пытаясь не
показать этого.
       Однако ничего не происходило, предупреждение не повторилось, и через
некоторое время я двинулся дальше. Я вернулся к мысли нажать на Люка, или,
если уж на то пошло, на Ясру. Мысль эту еще рано было называть планом, так
как в ней отсутствовали почти все частности. Чем больше я думал об этом,
тем безумней она мне казалась. Хотя бы потому, что потенциально разрешала
массу проблем. Затем непоследовательно я подумал, почему не создать Козырь
Билла Рота, так как внезапно ощутил необходимость поговорить с хорошим
адвокатом. Прежде, чем это дело закончится, мне вполне может понадобиться
человек для ведения защиты в мою пользу. Но сейчас слишком темно, чтобы
рисовать... да и нет пока настоящей необходимости. На самом-то деле я
просто хотел поговорить с ним, ввести его в курс дела и узнать точку
зрения человека, прямо к событиям непричастного.
       В следующий час Фракир не подавал больше никаких знаков
предупреждения. Затем дорога направилась слегка под уклон, и вскоре
попался укрытый от ветра участок, где скопился густой запах сосен. Я
продолжал размышлять о чародеях и цветах, о Колесе-призраке и связанных с
ним проблемах, об имени существа, занимавшего не так давно тело Винты.
Было также и много других мыслей, некоторые из которых будили воспоминания
далекого прошлого...
       Много времени спустя, когда сквозь ветви позади меня просочилась
капелька лунного света, я решил остановиться на ночлег и поискать для
этого место. При этом я позволил Дыму немного напиться из встреченного по
дороге ручья. Примерно четверть часа спустя я заметил справа то, что могло
оказаться многообещающим местечком, и поэтому съехал на обочину и
направился в ту же сторону.
       Место оказалось не таким хорошим, как мне показалось, и я поехал
дальше в лес, пока не нашел приличную поляну. Затем я спешился, расседлал
Дыма и стреножил его, привязав, обтерев его попоной и задав немного овса.
Затем дочиста выскреб мечом небольшой участок земли, выкопал в центре яму
и развел в ней костер. Чтобы разжечь сучья, пришлось применить заклинание,
так как лень было возиться с добыванием огня. Когда появились искры, я
подбросил несколько горстей листьев, вспомнив свои недавние мысли.
       Расстелив плащ, я уселся на него спиной к стволу дерева средней
величины и съел бутерброд с сыром, запив его водой и набираясь в то же
время решимости снять сапоги. Меч лежал на земле рядом со мной. Мускулы
начали расслабляться, запах от костра навевал ностальгические мысли.
Следующий бутерброд я подогрел над огнем.
       Долгое время я сидел и ни о чем не думал. Постепенно, едва заметными
импульсами, я почувствовал, как дошло до рук и ног мягкое высвобождение от
усталости. Перед тем, как полностью отдаться отдыху, я решил собрать
хвороста. Но по-настоящему я в огне не нуждался. Было совсем не холодно.
Огонь нужен был мне лишь для того, чтобы не чувствовать себя в
одиночестве.
       Однако... я заставил себя подняться на ноги и пойти в лес. Коль скоро
я все равно встал, то провел долгую и детальную разведку местности. Хотя,
если честно признать, встать меня побудило главным образом желание отойти
и облегчиться. Заметив некоторое мерцание света далеко на северо-востоке,
я остановился, прервав обследование окружающего леса. Что это? Чей-то
лагерь? Отражение лунного света в воде? Факел? Огонек мелькнул только раз,
и я не смог обнаружить его снова, хотя вовсю вертел головой, сделав назад
несколько шагов и затем прошел даже на некоторое расстояние в том
направлении.
       Наконец мне расхотелось гоняться за какими-то блуждающими огоньками и
проводить ночь на ногах. Я ограничился проверкой линии обзора со стороны
своего лагеря. Небольшой мой костер даже с этого расстояния был едва
виден. Я обошел свой лагерь вокруг, вернулся на место и снова растянулся
возле огня. Костер уже угасал, и я решил позволить ему догореть.
Завернувшись в плащ, я прислушался к тихому шепоту ветра.
       Я уснул быстро. Долго ли я спал – не знаю. Никаких снов не помню.
       Меня разбудило бешеное пульсирование Фракира. Я чуть-чуть приоткрыл
глаза и повернулся, словно бы во сне, причем моя правая кисть упала
поблизости от рукоятки меча. Дыхание я придерживал в прежнем ритме. Я
услышал и почувствовал, что поднимается ветер, и увидел, что он раздувает
не успевшие сгореть угольки до такой степени, что огонь разгорелся опять.
Однако, вокруг никого не было видно. Я напряг слух, улавливая малейшие
звуки, но услышал только шуршание ветра да потрескивание костра.
       Казалось глупым вскакивать и занимать оборону, когда я не знал, с
какой стороны приближается опасность. К тому же, поступив так, я мог
оказаться мишенью. С другой стороны, я намеренно расстелил плащ так, чтобы
лечь, имея за спиной большую сосну с низкими ветвями. Для любого было бы
достаточно трудно приблизиться ко мне с тыла, не говоря уже о том, чтобы
проделать это бесшумно. Поэтому сзади нападение, кажется, не грозило.
       Я слегка повернул голову и посмотрел на Дыма, начавшего, кажется,
проявлять признаки беспокойства. Фракир продолжал пульсировать, пока я не
приказал ему затихнуть, так как это теперь только отвлекало меня.
       Дым прядал ушами и мотал головой, раздувая ноздри. Понаблюдав, я
заметил, что внимание его направлено вправо от меня. Он начал отступать на
другую сторону поляны, потянув за собой длинную привязь.
       Я вспомнил расположение деревьев и кустов в том направлении и решил
дать нападающему возможность подкрасться поближе, прежде чем самому
вступить в игру. Мысль вызвать Логрус и подготовить магическую атаку я
отбросил. Это потребовало бы чуть больше времени, чем, по-моему, у меня
оставалось. К тому же, судя по поведению Дыма и тому, что я слышал,
приближалось, кажется, только одно существо. Я решил, все же, при первой
возможности, применить некоторые заклинания, как оборонительные, так и
нападения. Сложность заключалось в том, что для того, чтобы разработать
действительно приличную серию заклинаний, отработать и отрепетировать их,
дабы применить в любой момент, нужно потратить несколько дней. К тому же
они имеют обыкновение через несколько дней терять силу. Иногда они могут
продержаться подольше, иногда поменьше, в зависимости от того количества
энергии, которое в них вложено и от магического климата в том Отражении,
где действуешь. Эти немалые затраты времени и энергии не оправдываются,
если ты не знаешь, в какой определенный ограниченный период времени
понадобятся тебе твои заклинания. С другой стороны, хороший колдун на
всякий случай должен иметь хоть одно заклинание на случай нападения и одно
для бегства. Но я в общем-то несколько ленив, не говоря уже о том, что
порядком беспечен и до недавнего времени не испытывал никакой надобности в
подобной системе. А в недавнее время у меня не было возможности заниматься
этим.
       Поэтому теперь любое возможное применение Логруса, если бы я его
вызвал, привело бы к тому, что я попросту потрачу немало сил, управляя им.
       Пусть нападающий подкрадется еще ближе, и он столкнется с холодной
сталью и удавкой.
       Теперь я явно слышал, что существо приближается, до меня доносился
тихий шорох сосновой хвои. Еще несколько шагов, враг... Давай. Это все,
что мне нужно. Войди в пределы досягаемости.
       Он остановился. Я расслышал ровное тихое дыхание.
       А затем донесся тихий шепот:
       – Теперь ты уже должен узнать обо мне, чародей, так как у нас у всех
есть свои маленькие хитрости. К тому же я знаю источник твоих.
       – Кто ты? – спросил я, сжимая рукоять меча и перекатившись в
полусогнутую стойку. Лицом к темноте я описывал острием меча полукруг.
       – Я – твой враг, – последовал ответ. – Появления которого ты никак не
ожидал.




       9



       Мощь. Я вспомнил тот день, когда стоял на вершине скальной
возвышенности.
       Фиона в лавандовой одежде и с серебряным поясом стояла впереди и
повыше и несколько вправо от меня. Она держала в правой руке серебряное
зеркальце и смотрела вниз сквозь марево, туда, где высилось громадное
дерево, вокруг нас царила полная тишина, и даже слабые звуки, издаваемые
нами самими, доходили приглушенно. Вершина дерева тонула в низко
нависавшей стене тумана. Просачивающийся сквозь этот сгусток тумана свет
четко вырисовывал ее на фоне зависшего сзади следующего скопления тумана,
поднимавшегося, чтобы воссоединиться с тем, наверху. В земле поблизости от
корней дерева была протравлена яркая и, казалось, светящаяся сама по себе,
линия, изгибавшаяся и пропадавшая в тумане. Далеко слева от меня виднелась
короткая дуга схожей интенсивности свечения, выходящая и поднимающаяся в
колышущейся белой стене.
       – Что это, Фиона? – спросил я. – Зачем ты привела меня в это место?
       – Ты слышал о нем, – ответила она. – Я хотела, чтобы ты его увидел.
       Я покачал головой.
       – Я никогда о нем не слышал. И понятия не имею, на что смотрю.
       – Идем, – позвала она и начала спускаться.
       Она двигалась быстро и грациозно, отказавшись опереться о мою руку, и
мы спустились со скал и подошли поближе к дереву. Во всем этом было что-то
смутно знакомое, но я не мог уловить, в чем оно заключается.
       – Ты слышал от своего отца, – сказала она. – Он провел много времени,
рассказывая тебе свою историю. И наверняка не опустил этот эпизод.
       Я остановился, так как, осторожно, стал понемногу догадываться.
       – Это дерево, – сказал я.
       – Корвин воткнул свой посох, когда приступил к сотворению нового
Лабиринта, – подтвердила она мою догадку. – Посох был свежесрезанным. И
пустил корни.
       Я, кажется, ощутил слабую вибрацию почвы.
       Фиона повернулась спиной к дереву, подняла принесенное ею зеркальце и
направила его под таким углом, что смогла смотреть за свое правое плечо.
       – Да, – сказала она через несколько минут. А затем протянула
зеркальце мне. – Посмотри, – предложила она, – точно так же, как я.
       Я взял зеркальце, повторил ее движения, навел, как надо, и взглянул.
       Вид в зеркальце не совпадал с тем, что являлся моему невооруженному,
но зато внимательному взгляду. Теперь я мог видеть сквозь туман различить
большую часть странного Лабиринта, ярко извивавшегося п земле,
направлявшему проходы внутрь, к расположенному не точно в центре
окончанию, единственному месту, по-прежнему скрытому неподвижной башней
белого тумана, в котором, казалось, горели крошечные огоньки, похожие на
звезды.
       – Он не похож на Лабиринт в Эмбере, – заметил я.
       – Да, – подтвердила она. – Он чем-нибудь похож на Логрус?
       – В общем-то нет. Логрус на самом деле постоянно меняется. И еще, он
более угловатый, тогда как этот состоит по большей части из кривых и
изгибов.
       Я еще раз вгляделся в него, а потом вернул ей зеркало.
       – Интересное заклинание на этом зеркальце, – заметил я, так как
рассмотрел также и его, пока держал.
       – И на много более сложное, чем ты думаешь, – отозвалась она. –
Потому что там на самом деле не туман. Смотри.
       Она подошла к началу Лабиринта, поблизости от громадного дерева, где
сделала такое движение, словно собиралась поставить ногу на яркую черту.
Однако, прежде, чем это произошло, вверх ударил небольшой электрический
заряд и ушел в ее подошву. Она быстро отдернула ногу.
       – Он отвергает меня, – сказала она. – Я не могу ступить на него.
Попробуй ты.
       Что-то в ее взгляде мне не понравилось, но я подошел к месту, где
стояла она.
       – Почему твое зеркальце не может показать самый центр этой штуки? –
внезапно спросил я.
       – Кажется, сопротивление нарастает с углублением в него. В центре оно
самое сильное, – ответила она. – А вот почему, не знаю.
       Я поколебался еще с миг.
       – Кроме тебя еще кто-нибудь пробовал?
       – Я приводила сюда Блейза, – ответила она. – Его он тоже отверг.
       – И он единственный, кто еще видел это?
       – Нет. Я приводила и Рэндома. Но он отклонил предложение попробовать.
Сказал, что не стремится в данный момент экспериментировать с этим.
       – Это осмотрительно. При нем был тогда камень?
       – Нет, А что?
       – Просто любопытно.
       – Посмотрим, как он поступит с тобой.
       – Ладно.
       Я поднял правую ногу и медленно поднес ее к черте. Примерно в футе от
нее я остановился.
       – Кажется, что-то удерживает меня, – заявил я.
       – Странно. Никакого электрического разряда не ударило.
       – Радости мало, – отозвался я и толкнул ногу еще на пару дюймов вниз.
Наконец, я вздохнул: – Нет, Фи. Я не могу.
       На ее лице я прочел разочарование.
       – Я надеялась, – сказала она, когда я отступил, – что его может
пройти кто-то иной, кроме Корвина. Его сын казался самой подходящей
кандидатурой.
       – А почему тебе так важно, чтобы кто-то прошел его? Просто потому,
что он существует?
       – По-моему, он – угроза, – заявила она. – Его требуется исследовать и
подчинить.
       – Угроза? Почему?
       – Эмбер и Хаос – два полюса существования, в том смысле, в котором
понимаем мы, – растолковывала она, – гнездящиеся в Лабиринте и Логрусе.
Между ними веками поддерживалось равновесие. Я теперь, как я считаю, этот
незаконнорожденный Лабиринт твоего отца подрывает их сбалансированность.
       – Каким образом?
       – Между Эмбером и Хаосом пробегают своеобразные волны обмена. При
этом, кажется, возникает интерференция.
       – Это больше похоже на лишний кубик льда в стакане, – возразил я. –
Через некоторое время все придет в норму.
       Она покачала головой.
       – Не приходит. С тех пор, как была создана эта штука, стало куда
больше теневых гроз. Они раздирают ткань Отражений. Они воздействуют на
саму природу реальности.
       – Не подходит, – отмел я. – В то же самое время произошло еще одно, и
куда более важное событие. Был поврежден Лабиринт в Эмбере, и Оберон
отремонтировал его. Возникшая из-за этого волна Хаоса промчалась по всем
Отражениям. Она воздействовала на все. Но Лабиринт выдержал, и все
успокоилось. Я больше склонен считать все эти грозы похожими по своей
природе на шок последствия...
       – Это хороший довод, – согласилась она. – Но что, если это не так?
       – Не думаю.
       – Мерль, здесь сосредоточена какая-то мощь, огромная мощь.
       – Не сомневаюсь.
       – У нас в обычае всегда было не терять иЗ виду таких мест, пытаться
понять их, сделать мощь управляемой. Потому что в один прекрасный день она
может стать угрозой. Корвин, рассказывая тебе о своих деяниях, дал тебе
хоть как-нибудь понять о том, что именно представляет собой эта штука, и
как мы можем управиться с ней.
       – Нет, – сказал я. – Ничего кроме того, что он создал его в спешке
для замены старого, который, по его пониманию, Оберон не сумел
отремонтировать.
       – Если бы только мы сумели найти его!
       – Все еще нет никаких известий?
       – Дроппа утверждает, что видел его в ресторане "Дюны" на любимом вами
обоими Отражении-Земля. По его словам, он находился в обществе
привлекательной женщины, они пили вино и слушали музыкальную группу. Затем
он помахал рукой и направился через толпу к ним, подумав, что Корвин узнал
его. Однако, когда он добрался до столика, они исчезли.
       – Это все?
       – Это все.
       – Не густо.
       – Знаю. Но если он единственный, кто может пройти эту проклятую
штуку, и если она все-таки является угрозой, то мы однажды можем оказаться
в большой беде.
       – По-моему, ты паникуешь, тетушка.
       – Хочется верить, что ты прав, Мерлин. Пошли, я отведу тебя домой.
       Я еще раз изучил взглядом это место, впитывая в себя не только
подробности, но и ощущения, так как хотел нарисовать для него Козырь. И я
никому не сказал, что когда опускал ногу, то никакого сопротивления не
возникло, потому что коль ступишь на Лабиринт или Логрус, возврата уже
нет. Либо ты пройдешь его до конца, либо будешь уничтожен им. А я, как бы
ни любил тайны, не располагал достаточным временем, так как каникулы
подходили к концу, и мне требовалось вернуться к занятиям.


       Мощь.
       Мы были вместе в лесу Черной Зоны, того района Отражений, с которым
Хаос поддерживает торговые связи. Мы охотились на ЖАНДА, рогатого,
невысокого, черного, свирепого и плотоядного зверя. Я не особенно люблю
охотиться, потому что не в восторге от убийства без особой необходимости.
Однако, придумал эту охоту Юрт, а поскольку это, возможно, было моим
последним шансом добиться до своего отъезда хоть какого-то примирения с
братом, я решил принять его предложение. Ни он, ни я не отличались особой
меткостью в стрельбе из лука, а жанд очень проворен. Поэтому при самой
минимальной удаче никто не умрет, а мы получим возможность побеседовать и,
наверное, добиться к концу охоты лучших отношений.
       На каком-то этапе, когда мы потеряли след и отдыхали, у нас произошел
долгий разговор о стрельбе из лука, придворной политике, Отражениях и
погоде. В последние дни он держался со мной намного вежливее, и я принял
это за добрый знак. Он отрастил волосы так, что они закрыли недостающее
левое ухо. Уши трудно регенерировать. Мы не вспоминали о нашей дуэли, о
споре, приведшем к ней. Так как мне вскорости предстояло уйти из его
жизни, я считал, что, наверное, он желал бы забыть об этой главе своей
жизни и остаться в относительно дружеских отношениях со мной, так, чтобы
мы разошлись в разные стороны с хорошими воспоминаниями. Так или иначе, я
оказался наполовину прав.
       Позже, когда мы остановились закусить холодной охотничьей снедью, он
спросил меня:
       – Так на что похоже это ощущение?
       – Какое? – не понял я.
       – Мощи, – ответил он. – Мощи Логруса, способности ходить по
Отражениям, работать с магией более высокого порядка?
       Я в общем-то не хотел вдаваться в подробности, так как знал, что он
хотел трижды при оказиях преодолеть Логрус, и каждый раз в последний
момент отступал, поглядев на него. Наверное, его также беспокоили не
убираемые никуда Сухэем скелеты неудачников. По-моему, Юрт знал чуточку
или совсем немного догадывался о том, что мне известно о последних двух
случаях, когда он передумал. Поэтому я решил преуменьшить свои достижения.
       – О, на самом-то деле не ощущаешь ничего особенного, – протянул я, –
до тех пор, пока действительно не применишь ее. А тогда это трудно
описать.
       – Я подумываю сам вскорости заняться этим, – сказал он. – Было бы
неплохо посмотреть кое какие Отражения, а может даже найти где-нибудь
королевство для себя самого. Ты не можешь мне дать какой-нибудь совет?
       Я кивнул.
       – Не оглядывайся, – посоветовал я. – Не задумывайся. Вперед и только
вперед.
       – Похоже на приказ, как я армии, – засмеялся он.
       – Полагаю, сходство есть.
       Он снова засмеялся и предложил:
       – Пошли, подстрелим себе жанда.
       В тот полдень мы потеряли след в чаще среди опавших листьев и сучьев.
Мы слышали, как жанд ломился сквозь заросли, но трудно было сразу
определить, в какую сторону он уходил. Я стоял спиной к Юрту и смотрел на
опушку леса, пытаясь найти какой-нибудь след, когда Фракир туго стянул мое
запястье, а затем размотался и упал на землю.
       Я нагнулся, чтобы поднять его, гадая, что же случилось, когда услышал
сверху звон. быстро поняв взгляд, я увидел, что из ствола дерева прямо
передо мной торчит стрела. Она вонзилась на такой высоте от земли, что
если бы я остался стоять, она вошла бы мне в спину.
       Я быстро повернулся к Юрту, даже не выпрямляясь из своего согнутого
положения. Он вставлял в лук новую стрелу.
       – Не оглядывайся, – повторил он. – Не задумывайся. Вперед и только
вперед, – и засмеялся.
       Я бросился ему в ноги, когда он поднял оружие. Лучник поопытнее,
вероятно, убил бы меня, однако, увидев, что я метнулся к нему, он ударился
в панику и выпустил стрелу раньше времени, так что она попала мне в бок
кожаного жилета и не задела тела.
       Я подсек его выше колен, и он выронил лук, падая на спину. Он
выхватил охотничий нож, откатился вбок и взмахнул оружием, целя мне в
горло. Я схватил его за запястье левой рукой и был брошен на спину силой
инерции. Отведя от себя нож, я одновременно ударил его правым кулаком в
лицо. Он пнул мне коленом в пах, блокировав удар.
       Острие ножа опустилось на расстоянии каких-то дюймов от моего горла,
и этот удар большей частью разрушил мое сопротивление. Все еще мучаясь от
боли, я сумел вывернуть его руку, порезав по ходу дела его кисть. Затем
толкнул его правой, потянул на себя левой и перекатился влево от силы
поворота. Его рука ушла из моего ослабевшего захвата, и он откатился в
сторону, а я попытался встать – и тут услышал его пронзительный вскрик.
       Поднявшись на колени, я увидел, что он лежит на правом боку, и нож
лежит в нескольких футах за ним, застряв в переплетении сломанных сучьев.
Он прижал к лицу обе руки и без слов, по звериному, мычал от боли.
       Я подошел к нему посмотреть, что случилось, держа наготове Фракира,
если он вдруг задумал какой-нибудь фокус.
       Но он не притворялся. Добравшись до него, я увидел, что острый конец
лежавшего сука пронзил ему правый глаз. По щеке и правой стороне носа
стекала кровь.
       – Перестань дергаться! – велел я ему. – Ты еще больше ухудшаешь дело.
Дай я ее выну.
       – Не прикасайся ко мне! – закричал он.
       Затем, стиснув зубы и корча ужасные гримасы, он схватился за сук
правой рукой и откинул голову назад. Я невольно отвернулся. Несколько
мгновений спустя он заскулил и рухнул без сознания. Я отодрал левый рукав
рубашки, оторвал от него полосу, сложил ее в тампон и приложил к его
осиротевшей глазнице. Другой полосой я перевязал, чтобы он держался на
месте. Фракир, как обычно, сам нашел дорогу обратно ко мне на запястье.
       Затем я выудил Козырь, способный переместить нас домой, и подняв Юрта
на руки, отправился в путь. Мамуле это наверняка не понравится.


       Мощь.
       Была суббота. мы с Люком все утро летали на Дельтапланах. Потом
встретились за ленчем с Джулией и Гейл, а потом вышли в море на "Звездной
Вспышке" и катались весь полдень. Позже мы зашли в гриль-бар на берегу,
где я заказал пива, пока мы дожидались бифштексов, потому что Люк с
грохотом поверг мою левую руку на стол, после недолгой борьбы для
выяснения, кто заплатит за выпивку.
       Кто-то за соседним столиком произнес:
       – Будь у меня миллион долларов, не облагаемых налогом, я бы... – и
Джулия рассмеялась, услышав это.
       – Чего смешного? – спросил я ее.
       – Список его желаний, – пояснила она. – Я бы хотела шкаф, полный
модных платьев и кое-какие элегантные драгоценности для них. А шкаф
поместить в действительно симпатичный дом, а дом – туда, где я была бы
важной особой...
       – Я замечаю постепенное смещение от денег к власти, – улыбнулся Люк.
       – При чем тут власть?
       – Власть, сила, наконец мощь – все это суть одно и то же, да и
обозначаются они в английском языке одним словом.
       – Может, и так, – ответила Джулия. – Но, что общего, в
действительности, между мощью и деньгами?
       – Деньги покупают разные вещи, – усмехнулся Люк. – А мощь заставляет
разные вещи подчиняться. Если у тебя когда-нибудь появится возможность
выбора, то выбирай мощь.
       Обычная слабая улыбка Гейл растаяла, и лицо ее приняло очень
серьезное выражение.
       – Я не считаю, что мощь должна быть целью сама по себе, – сказала
она. – Ее приобретают только для определенного применения.
       Джулия рассмеялась.
       – А что плохого в упоении мощью? – спросила она. – Мне это кажется
очень забавным.
       – Только пока не столкнешься с большей мощью, – обронил Люк.
       – Тогда, значит, надо мыслить объективно, – отпарировала Джулия.
       – Это неправильно, – возразила Гейл. – У всякого есть обязанности,
долг, и они стоят на первом месте.
       Люк тут же перевел взгляд на нее и кивнул.
       – Мораль можно в это дело не вмешивать, – заявила Джулия.
       – Нет, нельзя, – отозвался Люк.
       – Не согласна, – возразила она.
       Люк пожал плечами.
       – Она права, – вмешалась неожиданно Гейл. – На мой взгляд, долг и
мораль – не одно и то же.
       – Ну, если у тебя есть какой-то долг, – сказал Люк, – нечто такое,
что ты обязательно должна сделать – скажем, дело чести – то это становится
твоей моралью.
       Джулия посмотрела на Люка, потом на Гейл.
       – Это означает, что мы только на чем-то сошлись во взглядах? –
спросила она.
       – Нет, – ответил Люк, – по-моему, не сошлись.
       Гейл отхлебнула пива.
       – Ты говоришь о личном кодексе чести, который не обязательно должен
иметь что-то общее с общепринятой моралью.
       – Правильно, – согласился Люк.
       – Тогда это на самом-то дел не мораль. Ты говоришь только о долге.
       – Насчет долга ты права, – ответил Люк. – Но все равно это мораль.
       – Мораль – это ценность цивилизации, – сказала она.
       – Никакой такой цивилизации не существует, – отрубил Люк. – Это слово
означает лишь искусство жить в городах.
       – Ладно, допустим, тогда культуры, – поправила она.
       – Культурные ценности относительны, – улыбнулся Люк, – и мои
утверждают, что прав я.
       – Откуда же ведут происхождение твои? – спросила Гейл, изучая его
лицо.
       – Давай поддерживать дискуссию в русле чистом и философском, а? –
попросил он.
       – Тогда, может быть, нам вообще лучше отбросить это понятие? –
сказала Гейл, – и говорить только о долге?
       – А что случилось с мощью? – спросила Джулия.
       – Она где-то тут, – вступил в разговор и я.
       Гейл вдруг показалась совершенно сбитой с толку, как будто наша
дискуссия не повторялась тысячу раз, как будто она действительно вызвала
какой-то новый поворот мысли.
       – Если они – две большие разницы, – медленно проговорила она, – то
что же важнее?
       – Нет между ними разницы, – сказал Люк. – Они одно и то же.
       – Не думаю, – возразила ему Джулия. – Но долг и обязанности бывают
обычно четкими и ясными, а, похоже, что этику можно выбрать себе по вкусу,
так что если уж я обязана что-то такое иметь, то я бы предпочла мораль.
       – А мне нравится четкость и ясность, – сказала Гейл.
       Люк влил в себя остатки пива, тихонько кивнул.
       – Дерьмо! – бросил он. – Занятие по философии только по вторникам. А
сегодня уик-энд. Кто оплатит следующий круг, Мерль?
       Я поставил левый локоть на стол и разжал ладонь.
       В самый критический момент, когда мы со все нарастающим напряжением
давили друг на друга, он процедил сквозь стиснутые зубы:
       – Я ведь был прав, не так ли?
       – Прав, – заверил я его как раз перед тем, как прижал его руку к
столешнице.


       Мощь.
       Я достал почту из небольшого ящика в парадном и отнес ее наверх к
себе в квартиру. Там оказались два счета, несколько рекламных проспектов и
что-то толстое, отправленное первым классом без обратного адреса.
       Я закрыл за собой дверь, положил в карман ключ и бросил дипломат на
ближайший стул. И направился было к дивану, когда зазвонил телефон на
кухне.
       Бросив почту на журнальный столик, я повернулся и пошел на кухню.
Раздавшийся позади меня взрыв мог и быть, а мог и не быть достаточно
сильным, чтобы опрокинуть меня. Этого я не знаю, потому что помимо воли
нырнул вперед, как только он прогремел. И ударился головой о ножку
кухонного стола. Это несколько оглушило меня, но в остальном я оказался
невредимым. Все повреждения пришлись на другую комнату. К тому времени,
как я поднялся на ноги, телефон перестал звенеть.
       Я давно знал о том, что есть уйма более легких способов избавиться от
почтовой макулатуры, но после еще долгое время гадал, кто же это висел на
телефоне.


       Иногда я также вспоминаю начало всех бед, тот летящий на меня
грузовик. Я лишь мельком заметил лицо шофера, прежде чем метнуться прочь –
инертное, лишенное всякого выражения, словно он был мертвым,
загипнотизированным, одурманенным или одержимым чем-нибудь.
       А затем последовала ночь налетчиков. Они напали на меня без единого
слова. Когда все кончилось, и я направился своей дорогой, то оглянулся
всего раз. Мне показалось, что я увидел темный силуэт, скрывшийся в
подъезде раньше, чем я успел его рассмотреть – достаточно своевременная
предосторожность в свете того, что только что произошло. Но, конечно, это
мог быть и кто-нибудь сам испуганный нападением. Я разрывался на части в
догадках. Тот тип находился слишком далеко, чтобы суметь толком описать
меня. Если я вернусь, и он окажется невинным зевакой, то тогда будет
свидетель, способный описать меня. Правда, я не сомневался, что этот
типичный случай самообороны нагляден, и дело тут же закроют, едва его
заведут, но хлопот будет масса. Поэтому я махнул рукой и пошел дальше. Еще
одно интересное тридцатое апреля.
       Потом был "день винтовки". Когда я торопливо шагал по улице,
раздалось два выстрела. Обе пули прошли мимо прежде, чем я сообразил, что
происходит, заметив только отлетевшие от стены здания слева от меня
осколки кирпича. Ни намека на третий выстрел не последовало, но из здания
по другую сторону улицы донесся глухой стук и треск. Окно третьего этажа
было распахнуто.
       Я поспешил туда. Это оказался старый многоквартирный дом, и парадная
дверь оказалась запертой, но я не стал останавливаться из-за такого
пустяка. Отыскав лестницу, я взлетел по ней. Когда я добрался до места, то
решил проверить испытанным способом не заперта ли она, и он сработал. Она
оказалась незапертой.
       Я прижался к стене и распахнул ее резким толчком, открывая помещение
совершенно пустое, без каких-либо признаков присутствия мебели. Совершенно
нежилое. Не ошибся ли я? Но затем я увидел, что выходящее на улицу окно
распахнуто и разглядел то, что лежало на полу. Я вошел и прикрыл за собой
дверь.
       В углу лежала сломанная винтовка. По отметинам на ложе я догадался,
что, прежде, чем отбросить ее в сторону, ею с размаху ударили о ближайшую
батарею. А затем я заметил на полу и еще кое-что, влажное и красное. Не
много. Всего несколько капель.
       Я быстро обыскал помещение. Оно оказалось невелико. Одно окно в
единственной спальне тоже было было распахнуто, и я подошел к нему. За
окном располагалась пожарная лестница, и я решил, что, возможно, она
послужит неплохой дорогой и для меня тоже. На черном металле ступеней мне
попалось еще несколько капель крови, но это было все. Внизу никого не
оказалось.
       Мощь. Убивать. Оберегать. Люк, Ясра, Гейл. Кто в ответе за это?
       Чем больше я думал об этом, тем больше верил в вероятность
возможности телефонного звонка в то утро открытых газовых конфорок. Не он
ли разбудил меня и заставил осознать опасность? Каждый раз, когда я думал
об этих делах, казалось, происходило легкое смещение акцентов. Все
представлялось в новом свете. По словам Люка и псевдо-Винты я не
подвергался большой опасности в более поздних эпизодах, но мне казалось,
что любое из этих покушений могло бы угробить меня. Кого мне винить?
Преступника? Или спасителя, который едва спас? И кто есть кто? Я помню,
как чертовски осложнила картину та проклятая автокатастрофа, разыгранная
словно "Прошлым летом в Мариенбаде" – хотя эта история казалась весьма
простой по сравнению со всем, что надвинулось на меня в дальнейшем. По
крайней мере он по большей части знал, чего хотел. Не унаследовал ли я
семейное проклятие, связанное с усложненным сюжетом?


       Мощь.
       Я вспомнил последний урок дяди Сухэя. После моего завершения Логруса,
он посвятил некоторое время тому, что обучал меня некоторым вещам, которым
я не мог обучаться до этого. Пришло время, когда я подумал, что знаю все.
Меня посвятили в Искусство и отпустили. Я, казалось, прошел все основы, и
все прочее было всего лишь детализацией. Я начал готовиться к путешествию
на Отражение-Земля. Затем однажды утром Сухэй прислал за мной. Я счел, что
он просто хотел попрощаться и дать несколько дружеских советов.
       Волосы у него седые, он несколько сутуловат, и бывают дни, когда он
берет с собой посох. Это был как раз такой день. И он надел желтый кафтан,
который я всегда считал одеждой скорее рабочей, чем светской.
       – Ты готов к короткому путешествию? – спросил он меня.
       – На самом-то деле оно будет долгим, – уточнил я. – Но я почти готов.
       – Нет, – сказал он. – Я имел в виду не отъезд.
       – О, ты хочешь предложить мне прогуляться прямо сейчас?
       – Идем, – сказал он.
       И я последовал за ним, и Отражения расступились перед нами. Мы
передвигались по возрастающей оголенности пространства, пока не очутились,
наконец, в местах, не имеющих вообще никаких признаков жизни. Вокруг
повсюду расстилалось бесплодное скалистое плоскогорье, совершенно открытое
в свете тусклого и древнего солнца. Это место смерти было холодным и
сухим, и когда мы остановились, я огляделся по сторонам и вздрогнул.
       Я ждал, гадая о том, что он задумал. Но прежде, чем он заговорил,
прошло немало времени. Какое-то мгновение он, кажется, не замечал моего
присутствия, просто глядел во все глаза на мрачный ландшафт.
       Наконец, он медленно проговорил:
       – Я научил тебя путям Отражений, сочинению заклинаний и их
сотворению.
       Я ничего не ответил. Его заявление, казалось, не требовало этого.
       – Поэтому ты кое-что знаешь о путях мощи, – продолжал он. – Ты
черпаешь ее из Знака Хаоса, Логруса, и вкладываешь ее различными
способами.
       Он, наконец, взглянул на меня, и я кивнул.
       – Как я понимаю, те, кто несет себе Лабиринт, Знак Порядка, могут
делать схожие вещи подобным образом, – продолжал он. – Наверняка я не
знаю, ибо не приобщен к Лабиринту. Сомневаюсь, что дух способен выдержать
напряжение знания пути обоих. Но тебе следует понять, что есть еще один
путь мощи, прямо противоположный нашему.
       – Я понимаю, – ответил я, так как он, кажется, ожидал ответа.
       – Но для тебя доступно одно средство, – сказал он. – Недоступное для
жителей Эмбера. Смотри!
       Его последние слова вовсе не означали, что мне следует просто глазеть
вокруг, так как он прислонил свой посох к валуну и поднял руки перед
собой. Это означало, что мне поручается вызвать Логрус, чтобы видеть, что
он делает на этом уровне. Поэтому я вызвал свое видение и смотрел на Сухэя
через него.
       Теперь картина, красующаяся перед нами, казалась продолжением моей,
но вытянутая и вывернутая. Я видел и чувствовал, как он соединил с ним
свои руки и протянул пару неровных манипуляторов на большое расстояние и
коснулся чего-то, лежащего внизу по склону.
       – Теперь вступи в Логрус сам, – велел он, – оставаясь пассивным. Будь
со мной, что бы я ни собирался делать. Но ни в коем случае не пытайся
вмешиваться.
       – Я понимаю, – сказал я.
       Я запустил руки в видение, двигая ими, пока не нащупал гармонию, пока
они не стали частью Логруса.
       – Хорошо, – одобрил он, когда я наладил манипуляторы. – Теперь тебе
понадобится только наблюдать на всех уровнях.
       Что-то вибрировало и приближалось по управляемым им манипуляторам,
прямо к валуну. К тому, что произошло после, я подготовлен не был.
       Образ Логруса передо мной почернел, стал извиваться кляксой
чернильного смятения. Меня охватило ужасное ощущение разрушительной мощи,
огромной деструктивной силы, угрожавшей сокрушить меня, унести меня к
блаженному ничто окончательного расстройства. Какая-то часть меня,
кажется, желала этого, в то время, как другая часть кричала без слов,
умоляя прекратить. Однако Сухэй сохранил контроль над этим явлением, и я
увидел, как он это делает, точно так же, как увидел теперь, как он вообще
добился его возникновения.
       Валун слился со смятением в одно целое, соединился с ним и пропал. Не
было никакого взрыва, только ощущение холодного ветра и звуков какофонии.
Затем дядя медленно развел руки в стороны, и линии извивающейся черноты
последовали за ним, растекаясь в обоих направлениях из того участка Хаоса,
что был валуном, прокладывая длинную темную траншею, в коей я узрел
парадокс.
       Затем он постоял, не двигаясь, останавливая картину на этой точке.
Спустя несколько мгновений он заговорил:
       – Я мог бы просто высвободить ее, – заявил он, – предоставив ей уйти,
куда угодно. Или задать ей направление, а затем высвободить.
       Так как он не продолжал, я спросил:
       – И что тогда случится? Будет продолжаться, пока не опустошит это
Отражение?
       – Нет, – ответил он. – Существуют факторы ограничения. По мере того,
как она станет распространяться, сопротивление Порядка Хаосу будет расти.
И достигнет точки сдерживания.
       – А если ты останешься там, где стоишь, и будешь продолжать вызывать
все больше и больше?
       – Возникнут большие разрушения.
       – А если мы объединим усилия?
       – Еще более обширные разрушения. Но я замыслил не такой урок. Теперь
я буду оставаться пассивным, пока ты управляешь ею...
       И я взял на себя Знак Логруса и провел линию разрушения по громадному
кругу, пока не замкнул на саму себя, окружив нас словно темным рвом.
       – А теперь отошли его, – велел он, и я отослал.
       И тем не менее, ветры и звуки продолжали бушевать, и я ничего не мог
разглядеть за темной стеной, кажется, медленно наступавшей на нас со всех
сторон.
       – Фактор ограничения еще явно не достигнут, – заметил я.
       – Ты прав, – хохотнул он. – Хотя ты и остановился, но все равно
перешел определенный критический предел, и поэтому теперь процесс
бесконтролен.
       – О, – проговорил я, – сколько же это может продолжаться, пока не
сработает та упомянутая тобой система естественного ограничения?
       – Это произойдет уже после того, как она полностью аннигилирует
участок, где стоим мы, – ответил он.
       – Она расходится во всех направлениях так же, как и направляется в
эту сторону?
       – Да.
       – Интересно. Но КАКОВА же критическая масса?
       – Мне придется показать тебе. Но сначала нам лучше подыскать новое
место. Это исчезает. Возьми меня за руку.
       Я сжал его ладонь, и он провел меня в другое Отражение. На этот раз я
вызвал Логруса и произвел операцию, в то время, как он ограничивался
наблюдением. На этот раз я не дал бы процессу стать бесконтрольным.
       Когда все было закончено и я стоял, дрожа, глядя на созданный мною
небольшой кратер, он положил мне руку на плечо и сказал:
       – Как тебе известно в теории, это и есть конечная мощь, стоящая за
всеми твоими заклинаниями. Сам Хаос. Но работать с ним напрямую опасно.
Однако, как видишь, возможно. Теперь, узнав это, ты обучен полностью.
       Такая концовка была очень впечатляющая. К тому же она ужасала. И для
подавляющего числа ситуаций, которые я мог представить, это скорее можно
было сравнить с применением ядерного оружия для стрельбы по воробьям. Так
вот сразу я не мог вообразить никаких обстоятельств, при которых мне
захотелось бы прибегнуть к такой технике, до тех пор, пока Виктор Мелман
действительно не разозлил меня.
       Мощь продолжает интересовать меня во всех своих проявлениях,
масштабах и стилях. Она была частью моей жизни столь долгий срок, что я
считаю, что хорошо знаком с нею, но сомневаюсь, что когда-нибудь полностью
ее пойму.




       10



       – Самое время, – сказал я тому, кто таился во тьме.
       Последовавший за этим звук издал не человек. Это было тихое рычание.
Я гадал, на что похож этот зверь, но был уверен, что нападение не заставит
себя ждать. Однако, нападения не было. Вместо этого рык стих, и то, что
таилось в темноте, заговорило вновь:
       – Почувствуй страх, – донесся шепот.
       – Почувствуй сам, посоветовал я ему, – пока еще можешь.
       Судя по звукам, дыхание его было тяжелым. За моей спиной плясали
языки пламени. Дым ретировался как можно дальше из поля зрения на
противоположную сторону лагеря, насколько ему позволяла длина веревки.
       – Я мог бы убить тебя, пока ты спал, – медленно произнес он.
       – Ну и дурак, что не сделал этого, – отозвался я. – Это тебе дорого
встанет.
       – Я хочу посмотреть на тебя, Мерлин, – заявил он. – Я хочу увидеть
тебя озадаченным. Я хочу увидеть твой страх. Я хочу увидеть твои муки
прежде, чем увижу твою кровь.
       – Тогда, как я понимаю, это дело личное, чем профессиональное?
       Донесся странный звук, и лишь через несколько минут я понял, что это
нечеловеческое горло пытается издать смешок.
       – Давай условимся, что это так, маг, – ответил затем он. – Вызови
свой Знак, и твоя сосредоточенность поколеблется. Я узнаю его и растерзаю
тебя прежде, чем ты сможешь применить его.
       – Очень любезно с твоей стороны, что ты предупредил меня.
       – Я просто хотел исключить этот вариант из твоих поисков. Штука,
обвивающая твою левую руку, на этот раз тебе тоже не поможет.
       – У тебя хорошее зрение.
       – В таких делах – да.
       – Теперь ты, наверное, желаешь обсудить со мной философию мести?
       – Я жду, когда ты сорвешься и сделаешь какую-нибудь глупость,
доставив несказанную радость моему тщеславию. Я ограничил твои действия до
чисто физических возможностей, и поэтому ты обречен.
       – Тогда жди дальше, – насмешливо дозволил я.
       В кустах раздался шум движения, когда нечто подкралось поближе.
Однако, я по-прежнему не видел его. Тогда я шагнул влево, чтобы дать свету
от костра добраться до этого затемненного участка. И в кустах что
сверкнуло невысоко над землей. Свет костра отразился от единственного
горящего глаза.
       Я чуть опустил клинок, направив его на глаз. Какого черта! Все
известные мне твари стараются защитить глаза.
       – Банзай! – закричал я, стремительно бросившись в атаку. Разговор,
кажется, застыл на мертвой точке, и мне не терпелось перейти к другим
делам.
       Он мгновенно поднялся и с огромной энергией ринулся на меня,
уклонившись от выпада мечом. Это оказался большой черный карноухий волк,
он ускользнул от ужасного рубящего удара, который я попытался нанести, и
кинулся прямо мне на горло.
       Левое предлокотье моей руки автоматически взлетело на перехват, и я
сунул его в разверзстую пасть. В то же время я размахнулся и ударил
рукояткой меча ему по голове сбоку. После этого сила захвата зубов
ослабла, даже когда меня бросило на спину, но челюсти не разжались,
прокусив куртку и кожу на руке. Я же постарался развернуться и протащить
его, прежде чем упасть на землю, подмять его, заранее зная, что так не
получится.
       Я упал на левый бок, попытался перекатиться и нанес добавочный удар
концом рукоятки по черепу зверя. Тут мне, для разнообразия улыбнулось
счастье, так как я сообразил, что мы упали неподалеку от костра и все еще
развернуты в удобном направлении. Я бросил оружие и нащупал правой рукой
его горло. Горло защищали крепкие мускулы, и не существовало никакой
возможности во-время надавить на его сонную артерию. Но я стремился не к
этому.
       Моя рука поднялась повыше, обвила шею и сомкнулась под нижней
челюстью, где я и нажал изо всех сил. Я засучил ногами, пока не нашел
точку опоры, а затем оттолкнулся как ногами, так и руками. Продвижение
было ничтожным, однако его оказалось достаточно, чтобы толкнуть его голову
в костер.
       Какое-то мгновение ничего не происходило, только струйка крови
прокладывала дорогу по моему запястью в его рот, а оттуда опять наружу.
Челюсти его держали по-прежнему крепко и больно.
       Несколько секунд спустя моя рука освободилась, когда шерсть на его
спине и загривке охватило пламя, и он попытался отползти от огня. Меня
толкнуло в сторону, когда он поднялся и вырвался, издав пронзительный вой.
Я перекатился на колени и поднял руки, но он больше не нападал, а бросился
мимо меня в лес, в направлении противоположном тому, откуда появился.
       Я схватил меч и бросился за ним. Некогда было натягивать сапоги, но я
видоизменил свои подошвы, сделав их более задубелыми для защиты от веток и
неровностей земли в лесу. Мой противник все еще оставался в поле зрения,
так как шерсть на его голове продолжала тлеть, хотя я мог преследовать его
по одному лишь вою, не прекращавшемуся ни на минуту. И, странное дело, тон
и характер воя изменились, становились все более и более похожими на
человеческие крики, и все менее и менее на скулеж волка. И, не менее
странное дело, зверь бежал теперь с несколько меньшей скоростью и
легкостью, чем я ожидал от существа его породы. Я слышал, как он ломился
сквозь кустарник и налетал на деревья. В один из таких моментов он даже
издал звук, напоминающий отдаленно человеческое ругательство. Поэтому я
решил держаться ближе к нему, и даже почти настиг его.
       Затем я вдруг понял, куда он направляется. Я снова увидел замеченный
мною ранее бледный свет, ставший теперь ярче, так как его источник
увеличился, потому что мы двигались в его направлении. Приблизительно
прямоугольной формы, он был по моим подсчетам восьми-девяти футов в высоту
и, наверное, футов пяти в ширину. Я забыл о преследуемом волке и
направился к источнику света. Волк явно тоже стремился к нему, и я хотел
поспеть первым.
       Я побежал. Волк несся впереди и слева от меня. Шерсть его уже
перестала тлеть, хотя он все еще рычал и повизгивал на бегу. Свет перед
нами стал еще ярче, и я сумел заглянуть в него и в первый раз различить
нечто. Я увидел, поначалу как в тумане, но с каждым шагом все отчетливее,
склон холма, стоящее перед ним невысокое каменное здание, к которому вела
вымощенная плитами дорожка и каменная лестница. Эта картина была помещена
внутри прямоугольника. Там явно стоял облачный полдень, и эта штука
находилась теперь примерно метрах в двенадцати от меня, посередине поляны.
       Увидев, как зверь вырвался на поляну, я понял, что не смогу вовремя
поспеть к этой штуке и схватить предмет, который, как я знал, находился
поблизости... Все же мне подумалось, что у меня есть шанс настичь эту
тварь и помешать ей уйти.
       Но как только волк выскочил на поляну, он прибавил скорости. Я увидел
картину, к которой он бежал, куда четче, чем все окружающее. Я кинулся
резко в сторону, стремясь отвлечь его, но эта уловка не сработала. Мой
последний рывок оказался явно недостаточным. Затем я разглядел то, что
искал, на земле, рядом с порогом. Слишком поздно. Прямо у меня на глазах
зверь опустил голову и схватил зубами плоский прямоугольник, даже не
сбавляя бега.
       Я остановился и отвернулся, нырнув вперед, выронив в прыжке меч,
покатившись.
       Вслед за этим я ощутил силу бесшумного взрыва, последовавшего за
взрывом там, и несколько ударных волн. Я лежал, и нехорошие мысли
приходили мне на ум, пока это безобразие не прекратилось. Затем я поднялся
и подобрал свое оружие.
       Свет вокруг снова стал нормальным. Свет звезд. Ветер в соснах. Мне
совершенно не требовалось оборачиваться, но я обернулся, чтобы убедиться,
что штука, к которой я стремился всего несколько секунд назад, теперь
пропала, не оставив никаких признаков того, что вообще когда-то
существовала – яркая дверь в иное место.
       Я побрел обратно к своему биваку и провел некоторое время,
разговаривая с Дымом, успокаивая его. Затем я надел сапоги и плащ,
забросал землей томно тлеющие угли и повел коня обратно к дороге.
       Там я забрался в седло, и мы поехали по направлению к Эмберу, проведя
в пути больше часа, прежде чем я остановил выбор на новом месте для лагеря
под белым, как кость, серпом луны.
       Остаток ночи прошел без тревог. Меня разбудили лучи рассвета и
утренняя перекличка птиц в вышине. Я позаботился о Дыме, наскоро
позавтракал остатками пищи из седельной сумки, привел себя по возможности
в порядок и через полчаса отправился в путь.
       Утро было прохладное, далеко слева от меня стояла гряда кучевых
облаков и чистое небо над головой. Я не торопился. Я ехал домой, предпочтя
прогулку верхом перемещению по Карте, главным образом ради того, чтобы
узнать чуть поближе о том, на что похож этот район окрестностей Эмбера, и
еще с целью побыть хоть немного в одиночестве и поразмыслить над ходом
некоторых дел. Коль скоро Ясра в плену, Люк – на больничной койке, а
Колесо-Призрак занято, то любые крупные угрозы Эмберу и лично мне,
кажется, временно отменялись, и небольшая передышка являлась вполне
оправданной. Я считал, что действительно близок к той стадии, где могу
лично справиться со всем, что касается Люка и Ясры, как только проработаю
еще ряд деталей. Я был уверен, что смогу после этого разобраться с
Призраком, так как находил наш самый последний разговор с ним довольно
ободряющим.
       Это относительно крупных дел. О мелких неувязках я мог побеспокоиться
позже. Незначительный чародей вроде Шару Гаррула досаждал, только если его
рассматривать в комплексе со всем прочим, что тревожило меня. Дуэль с ним
не вызвала бы никаких затруднений, будь у меня хоть капля досуга. Хотя мне
пришлось признать, что я озадачен, тем, отчего это он вообще
заинтересовался мной.
       И потом оставалось дело с существом, бывшим какое-то время Винтой.
Хотя я не видел в нем никакой настоящей угрозы, безусловно оставалась
тайна, смущавшая мой душевный покой и, в конечном счете, казавшаяся
связанной с моей безопасностью. С этим делом тоже требовалось разобраться,
когда появится хоть малая толика свободного времени.
       А предложение Люка открыть после спасения Ясры жизненно важные для
безопасности Эмбера сведения, меня встревожило. Потому что я верил ему и
верил, что он сдержит слово. У меня, однако, было предчувствие, что он не
выдал бы тайны, если бы уже не было слишком поздно что-либо предпринимать.
Строить догадки, конечно, бесполезно, никак нельзя узнать, какие именно
требовались приготовления. Не было ли само предложение, независимо от его
подлинности, также и частичкой психологической атаки? Люк всегда
оказывался хитрее, чем казался, благодаря своему простоватому виду. Для
усвоения этого мне потребовалось немало времени, и теперь я уже этого не
забуду.
       Я полагал, что могу пока отложить вопрос о голубых камнях, а
вскорости, вообще собирался избавиться от всяких следов их влияния. Тут
никакой проблемы, кроме узелка на память о дополнительной осторожности,
просто на всякий случай – а я и так пребывал в подходящем психологическом
настрое, причем немалое время.
       Оставалось только вписать в картину случай с волком прошлой ночью.
       Он явно был не совсем обычным зверем, и его намерения казались
достаточно очевидными. Однако, другие, относящиеся к его визиту
обстоятельства, казались менее, чем неясными. Кем же он был? Главным
действующим лицом или подосланным? И если верно последнее, то кто его
подослал? И, наконец, почему?
       Его неуклюжесть указывала мне, поскольку в прошлом я сам проделывал
подобное, что это оборотень, а не обычный волк, волшебным способом
приобретший дар речи. Большинство людей, грезящих о том, как бы
превратиться в какого-нибудь злобного зверя и кинуться перегрызать людям
глотки, отрывать руки и ноги, уродовать ударами лап и пожирать в огромных
количествах, склонны мечтать об этом, в основном, как это не смешно,
пренебрегая практическими особенностями такой ситуации. Когда становишься
четвероногим с совершенно иным центром тяжести и новым аппаратом ввода
данных органов чувств, какое-то время бывает совсем не так уж легко
передвигаться хоть чуточку так же грациозно, как нормальному зверю. Такой
оборотень, в общем-то, куда более уязвим, чем заставляет думать других его
внешний вид. И уж конечно, он куда менее смертелен и эффективен, чем
настоящий, за плечами у которого практика с момента рождения. Нет. Я
всегда считал такие действия скорее террористической тактикой, чем
наступательной.
       Как бы там ни было, главной причиной моего беспокойства из-за всего
этого дела был на самом деле способ появления и исчезновения этого зверя.
Для этого применили Козырные Врата, на что просто так не идут – или, если
уж на то пошло, вообще не идут, если могут избежать. Установить козырный
контакт с каким-нибудь отдаленным местом, а потом вливать тонны энергии в
опредмечивание таких врат, когда форма обретает на время независимое
существование – это, конечно, эффектно, но безвкусно. Создание Врат,
способных простоять даже 15 минут связано с чрезвычайным расточительством
энергии и усилий – даже адские муки перенести легче. Это может надолго
исчерпать все ваши ресурсы. И все же, именно это и произошло. Меня
беспокоила не столько стоящая за этим причина, сколько сам факт, что такое
вообще произошло. Ибо на такой подвиг способны только истинно посвященные
и причастные к Козырям. Это не мог бы проделать кто-то, случайно
заполучивший Карту в руки.
       Что существенно сужало область поиска.
       Я пытался представить себе задачу оборотня. Сначала ему требовалось
отыскать меня и...
       Конечно. Я вдруг вспомнил мертвых собак в роще около Лесного Дома и
большие следы поблизости, похожие на собачьи. Значит, этот оборотень
обнаружил меня несколько раньше и следил, дожидался. Когда я выехал вчера
вечером, он последовал за мной, а когда я разбил лагерь, он атаковал. Он
установил сам, или ему помогли, Козырные Врата для отступления, причем
отбросили мысль о возможной погоне. А затем он явился убить меня. Я не мог
сказать, связано ли это с Шару Гаррулом, тайной Люка, голубыми камнями или
с маской меняющего тела существа. Придется этому вопросу остаться пока без
ответа, а я сосредоточусь на основном.
       Я догнал и перегнал караван фургонов, направлявшийся в Эмбер. Мимо
меня проехали несколько всадников в разных направлениях. Я никого не
узнал, хотя некоторые приветствовали меня. Тучи на небе слева продолжали
громоздиться, но не складывалось ничего предрекавшего близкую грозу. День
становился прохладным и солнечным. Дорога несколько раз шла то на спуск,
то опять на подъем, хотя в общем вела скорее вверх, чем вниз. Я
остановился подкрепиться в большом шумном постоялом дворе, быстро и плотно
поел и не стал там задерживаться. После постоялого двора дорога проявила
тенденцию на выравнивание, и вскоре я уловил далекие отблески Эмбера на
вершине Колвира, искрящегося в полуденном свете.
       По мере того, как солнце передвигалось по небесам, движение на дороге
становилось все оживленнее. Пока я ехал, то продолжал составлять планы и
строить различные предположения, какие приходили на ум. Все то время пока
дорога вползала на возвышенность и потом петляла еще несколько раз, Эмбер,
по большей части, оставался виден.
       Так и не встретив ни одного знакомого по пути, я добрался до
Восточных ворот – части древних укреплений – ближе к вечеру. Поднявшись по
Восточной Лозе, я остановился у городского дома Бейля, куда однажды был
приглашен на вечеринку. Я оставил Дыма у конюха позади дома на конюшне, и
мне показалось, что оба были счастливы снова увидеть друг друга. Затем я
обошел дом, выйдя к парадному входу, и постучал. Слуга уведомил меня, что
барона дома нет, и поэтому я назвался и передал ему сообщение от Винты,
которое он обещал передать, когда вернется хозяин.
       Исполнив этот долг, я поднимался дальше по Восточной Лозе пешком.
Неподалеку от вершины, но еще не поднявшись на нее, я почуял запах пищи
отменил решение подождать с едой, пока не вернусь во дворец. Я остановился
и огляделся вокруг в поисках места, откуда доносились ароматы. Это место я
обнаружил в боковой улочке справа от меня, где дорога расширялась в
обширную площадку с фонтаном в центре, изображавшим покрытого чудесной
зеленой патиной медного дракона, который мочился, встав на задние лапы, в
бассейн из розового камня. Дракон стоял мордой к расположившемуся в
полуподвале ресторану с названием "Яма", и с десяток столиков были
вынесены на улицу, обнесены оградой из медных пик и растениями в горшках
по внутреннему периметру. Я пересек площадку. Миновав фонтан, я заметил в
прозрачной воде большое количество экзотических монет, включая и
четвертак, выпущенный к двухсотлетию США. Подойдя к огороженному участку,
я зашел внутрь, пробрался между столиков и собирался уже было спуститься
по лестнице, когда услышал, как меня окликнули по имени:
       – Мерль! Сюда!
       Я оглянулся, но не увидел за четырьмя занятыми столиками никого из
знакомых. Затем, когда мой взгляд прошелся по тому же маршруту еще раз, я
сообразил, что говоривший был пожилой мужчина за угловым столиком справа
от меня.
       – Билл! – воскликнул я.
       – Билли Рот поднялся на ноги, скорее чтобы порисоваться, нежели ради
какой-то там вежливости, как догадался я. Я не узнал его сразу, потому что
отрастил седую бороду и усы. К тому же, он был облачен в коричневые брюки
с серебряными лампасами по наружным швам, исчезавшими в паре коричневых же
сапог. Кроме того, на нем была серебристая же рубашка с коричневым кантом,
а на стуле справа лежал черный плащ. А поверх плаща покоился широкий
черный пояс с висящим в ножнах мечом размерами чуть меньше среднего.
       – Ты совсем отуземился. И к тому же сбросил вес.
       – Верно, – подтвердил он. – И подумываю выйти на покой и поселиться
здесь. Жизнь тут меня устраивает.
       Мы уселись за столик.
       – Ты уже сделал заказ? – спросил я его.
       – Да. Но вижу, что официант появился на лестнице, – сказал он.
       – Давай, я догоню его.
       Что он и сделал, и вдобавок заказал на меня.
       – Ты говоришь на тари значительно лучше, – заметил я позже.
       – Много практиковался, – ответил он.
       – Чем ты занимался тут?
       – Плавал с Жераром. Побывал в Дейге и в одном из лагерей Джулиана в
Ардене. Навестил также и Рембу. Интересное местечко. Брал уроки
фехтования. А Дроппа показывал мне городские достопримечательности.
       – По всей вероятности, исключительно питейные заведения.
       – Ну, не только. Фактически, поэтому я здесь и нахожусь. Ему
принадлежит половина доходов "Ямы", и мне пришлось пообещать заказывать
здесь почаще. Заведение, однако, хорошее. Когда ты вернулся?
       – Только что, – ответил я, – и у меня приготовлена для тебя еще одна
длинная история.
       – Хорошо. Твои истории обычно бывают причудливыми и запутанными, –
вспомнил он. – Такие истории хорошо слушать накануне прохладной осени.
Давай, послушаем, о чем она.


       Рассказывал я все время обеда и долго после него. На улице
становилось неуютно из-за холодка заканчивающегося дня, и поэтому мы
направились во дворец. Наконец, я закончил рассказывать за стаканом
горячего сидра перед камином в одной из небольших комнат в восточном
крыле.
       Билл покачал головой.
       – Умеешь же ты находить себе неприятности, – произнес он наконец. – У
меня есть один вопрос.
       – Какой?
       – Почему ты не доставил Люка в Эмбер?
       – Я уже объяснил тебе.
       – Ты привел не очень-то вескую причину. Ради каких-то туманных
сведений, важных по его словам для Эмбера? И чтобы получить их, тебе еще
надо поработать на него?
       – Это все совсем не так.
       – Он же коммивояжер, Мерль, и сплавил тебе барахло. Вот что я об этом
думаю.
       – Ты неправ, Билл. Я его знаю.
       – С давних пор, – согласился Билл. – Но насколько хорошо? Мы уже
говорили с тобой об этом. Все то, чего ты не знаешь о Люке, намного
перевешивает то, что ты знаешь.
       – Он мог отправиться куда угодно, но явился ко мне.
       – Ты – часть его плана, Мерль. Он намерен достать Эмбер через тебя.
       – Не думаю, – усомнился я. – Это не в его привычках.
       – По-моему, он воспользуется всем, что подвернется под руку – или
всяким.
       – Я ему верю, – пожал плечами я. – А ты нет. Вот и все.
       – Полагаю, да, – согласился он. – Что ты теперь собираешься делать?
Ждать, что из всего этого выйдет?
       – У меня есть один план. – сказал я. – Одно лишь то, что я ему верю,
не означает, что я не буду страховаться. Но у меня есть вопрос к тебе.
       – Да?
       – Если бы я доставил его сюда, и Рэндом решил, что факты недостаточно
ясны, и пожелал бы устроить судебное слушанье, ты согласился бы
представлять интересы Люка?
       Глаза его расширились, а затем он улыбнулся.
       – Какого рода судебное слушанье? – спросил он. – Я не знал, что здесь
проводится что-либо подобное.
       – Как внук Оберона, – объяснил я, – он подпадает под действие Закона
Королевского Двора. Глава правящего дома сейчас Рэндом. И только от него
зависит, забыть ли об этом деле, сразу же вынести приговор или назначить
слушанье дела. Как я понимаю, такое слушанье может быть настолько
формальным или наоборот неофициальным, насколько захочет этого Рэндом. В
библиотеке есть книги на эту тему. Но обвиняемый всегда имел право быть
представленным на суде, если он того хотел.
       – Конечно, я возьмусь за это дело, – сказал Билл. – Такой юридический
опыт, похоже, выпадает не слишком часто. Но, может показаться, что тут
конфликт интересов, – добавил он, – поскольку я работаю на Корону.
       Я допил сидр и поставил стакан на каменную полку. И зевнул.
       – А теперь мне надо идти, Билл...
       Он кивнул, а затем спросил:
       – Все это просто гипотетические построения, не так ли?
       – Конечно, – подтвердил я. – Дело может обернуться _м_о_и_м_ судебным
разбирательством. Спокойной ночи.
       Он окинул меня изучающим взглядом:
       – Э... эта подстраховка, о которой ты упоминал, – сказал он. – Она,
вероятно, связана с чем-то рискованным, не так ли?
       Я улыбнулся.
       – Полагаю, тебе никто ничем в этом помочь не может?
       – Ничем.
       – Ну, желаю удачи.
       – Спасибо.
       – Завтра увидимся?
       – Может быть, но послезавтра...


       Я прошел в свои покои и завалился спать. Мне нужно было немного
отдохнуть, прежде чем приступить к задуманному делу. Мне ничего не
снилось, по крайней мере, я не помню.
       Когда я проснулся, было еще темно. Я порадовался, что мой внутренний
будильник еще действует.
       Было бы еще радостнее повернуться на другой бок и вернуться ко сну,
но я не мог позволить себе такой роскоши. Ожидающие меня сегодня дела
будут испытанием на скоординированность. Соответственно я встал, умылся и
надел свежую одежду.
       Затем я направился на кухню, где приготовил крепкий чай, тосты и
яичницу-болтунью с красным и зеленым перцем и луком. Ко всему этому
нашлось немного свежих фруктов от "Смелтерса", чего я уже давно не
пробовал.
       После этого я вышел через заднюю дверь и прошел в сад. Сад был
темным, луна его не освещала, и было сыро, среди деревьев по немногим
тропинкам стелились клочья тумана. Я зашагал по дорожке на северо-запад.
Вокруг было очень тихо. Я дал своим мыслям возможность немного развеяться.
День должен быть построен последовательно, и я хотел начать его, утвердив
соответствующий образ мышления.
       Я шел, пока сад не закончился, пролез через дыру в колючей изгороди и
продолжал путь по извилистой тропинке, в которую превратилась моя дорожка.
Первые несколько минут она медленно шла на подъем, потом сделала внезапный
поворот и сразу же стала подниматься круче. На одном из очередных подъемов
я оглянулся, и оценил пейзаж с темным силуэтом дворца, редкие окна
которого были освещены. Рассеянные высоко над головой перистые облака
выглядели экраном, затемняющим звездный свет.
       Достигнув вершины подъема, я сумел различить на востоке едва заметную
линию просветления, далеко за лесом, который только что оставил сзади. Я
поспешно миновал три массивные обелиска и начал спускаться в северном
направлении. Тропинка, которой я шел, сначала вела меня вниз, довольно
полого, потом внезапно стала круче и повел на северо-восток, а потом более
полого вниз. Когда она снова свернула на северо-запад, снова возник крутой
участок, а за ним последовал еще один пологий, и я знал, что дальше идти
будет нетрудно. Высокое плечо Колвира за моей спиной загородило все
замеченные мною ранее следы предрассветных сумерек, и усыпанная звездами
ночь раскинулась передо мной и надо мной, придавая двусмысленные очертания
всему, кроме ближайших валунов. И вес же, я приблизительно знал, куда иду,
так как однажды уже шел этим путем, хотя тогда я надолго не задерживался.
       Гребень остался примерно в двух милях позади, и я замедлил шаг,
приблизивших к нужному району, отыскивая то, что мне требовалось. А
требовался мне большой, несколько напоминающий подкову откос, и когда я
наконец обнаружил его и встал там, во мне поднялось странное ощущение.
Сознательно я не мог определить всех своих неясных чувств, но я был
уверен, что когда-то уже чувствовал такое.
       Когда я залез в его полый центр, и стены поднялись по обоим сторонам,
словно в колодце, то оказался на тропе, которая повела меня дальше. Тропа
вела меня вниз по склону, к тени от пары деревьев, а затем между ними
туда, где находилось невысокое каменное строение, вокруг которого
разрослись беспорядочно разбросанные кусты и трава. Как мне показалось,
сюда когда-то доставили почву, чтобы лучше росла зелень, но потом сад
подзабыли и забросили.
       Я уселся на одну из каменных ступеней перед строением и стал ждать,
когда посветлеет небо. Это была гробница моего отца, так называемый
кенотаф, построенная давным-давно, когда все его считали умершим. Позже,
его порядком забавляла возможность навестить это место. Теперь, конечно,
ее статус мог опять измениться. Она могла вполне быть настоящей. Смягчит
ли это иронию судьбы, или усилит ее? Я не мог решить однозначно. Однако,
факт ее существования волновал меня, и даже больше, чем я мог
предположить. Пришел же я сюда не для того, чтобы поклониться праху
предка. Я пришел сюда за покоем и тишиной, нужных мне, как чародею, для
того, чтобы создать несколько заклинаний. Я явился сюда...
       Наверное, я экспериментировал. Я выбрал это место, потому что здесь
присутствовало имя Корвина, настоящей была ли эта гробница, или
ненастоящей, и посему она вызывала ощущение присутствия отца у меня. Мне
хотелось узнать его поближе, и, может быть, ближе, чем сейчас мне уже
никогда не удастся подойти к нему. Я вдруг понял, почему доверился Люку.
Он был прав тогда, в Лесном Доме. Если бы я узнал о смерти Корвина, и
увидел, что за нее можно возложить на кого-то вину, то я забросил бы все
остальное, чтобы отправиться предъявить счет и получить по нему, чтобы
рассчитаться и расписаться в получении долга кровью. Даже не знай я Люка,
так как знал его, в его действиях угадывался я сам, и судить его было
крайне неудобно.
       Проклятье. Почему мы должны изображать друг друга черт знает как?
       Я поднялся на ноги. Света теперь хватало, чтобы видеть, что я делаю.
       Я зашел в гробницу и приблизился к нише, где стоял пустой каменный
саркофаг. Он казался идеальным сейфом для хранения ценностей, но я
заколебался, когда остановился перед ним, потому что у меня дрожали руки.
Это было нелепо. Я знал, что его там нет, что это просто пустой ящик с
вырезанной на нем короткой надписью. И все же прошло несколько минут,
прежде чем я смог заставить себя взяться за край крышки и поднять ее.
       Ну конечно пустой, как столь же частые сны, мечты и страхи. Я кинул в
саркофаг голубую пуговицу и снова опустил крышку. Какого черта! Если Шару
хотел вернуть ее и мог найти ее здесь, то пускай получает уведомление,
что, играя в такие игры, он ходит по краю могилы.
       Я снова вышел наружу, оставив в склепе свои чувства. Время начинать.
Мне еще нужно было разработать и опробовать уйму заклинаний, так как я не
собирался деликатничать там, где дули дикие ветры.




       11



       Я стоял на пригорке над садом, восхищаясь видом расстилавшейся внизу
осенней листвы. Ветер играл моим плащом. Дворец купался в густом
полуденном свете. В воздухе стоял холодок. Стайка опавших листьев
пронеслась подобно леммингам, мимо, и улетела. трепеща, за край тропы.
       Однако, в действительности, я остановился не ради эстетического
удовлетворения от окружающих меня красот. Я задержался, блокируя Козырной
контакт – второй за день. Первый произошел ранее, когда я создавал
заклинания. Я счел, что это либо Рэндом, раздраженный тем, что по
возвращению в Эмбер, я не счел нужным ввести его в курс моих дел и планов,
либо Люк, уже выздоровевший жаждущий попросить моей помощи в своей акции
против Замка. Оба они пришли мне на ум, потому что именно их я больше
всего желал избежать; ни тому, ни другому не понравилось бы, то что я
затеял, хотя и по разным причинам.
       Зов растаял, пропал, и я спустился по тропе, миновал колючую изгородь
и вышел в сад. Я не хотел напрасно использовать заклинания на сокрытие
своего похождения, и поэтому выбрал левую тропу, которая провела меня
через цепь увитых зеленью беседок, где меня было меньше всего видно из
окон. Я мог бы избежать этого, козырнувшись, но имеющаяся у меня Карта
всегда доставляет меня в холл, а я понятия не имел, кто может там
оказаться.
       Конечно же, я направился в ту сторону...
       Я вернулся тем же путем, которым вышел, через кухню, обслужив по пути
сам себя бутербродом и стаканом молока. Затем я поднялся на один марш по
черной лестнице, потоптался немного и сумел добраться до своих покоев
незамеченным. Там я пристегнул, оставленный висеть в изголовье кровати
пояс для оружия, проверил меч, отыскал привезенный с собой из Хаоса
кинжальчик – подарок от ныряльщика в Бездну Ерквиста, которого я однажды
кое-кому представил, что дало ему покровительство (он был поэтом средней
руки), и повесил его с другого боку на поясе. Прикрепил один Козырь в
левом рукаве, вымыл лицо и руки, а также почистил Зубы. Скоро, однако, у
меня не осталось ни одного повода, чтобы задержаться. Я должен был идти и
делать то, чего страшился. Это было необходимо для остального моего плана.
Меня одолело неожиданное желание податься на шлюпке в море. Вообще-то
сгодилось бы даже просто полежать на пляже...
       Вместо этого я покинул свои покои и направился обратно вниз по
лестнице, возвращаясь тем же путем, каким пришел. Я двинулся на запад по
темному служебному коридору, прислушиваясь к шагам и голосам, отступив
однажды в чулан, чтобы дать пройти кому-то неузнанному. Что угодно, лишь
бы чуток оттянуть официальное уведомление. Наконец, я свернул налево,
прошел несколько шагов и прождал большую часть минуты, прежде чем войти в
главный коридор, проходящий вблизи большого мраморного банкетного зала.
Никого не видно. Я махнул к ближайшему входу и осторожно заглянул внутрь.
Отлично. В зале не накрыто. Как правило, там накрывали не каждый день, но
я никак не мог узнать, намечается ли сегодня какое-нибудь мероприятие,
хотя в этот час обычно еще не обедали.
       Я вошел и вышел из него. С противоположной стороны начинался длинный
узкий коридор, и где-то ближе к началу у двери или в конце, обычно стоял
на посту часовой. Все члены семьи имели доступ туда, но часовой заносил
имя каждого в журнал. Однако, его начальник не получит об этом никаких
сведений, пока часовой не сменится с дежурства. К тому времени для меня
это не будет иметь значения.
       Часовой был невысоким, коренастым, бородатым. Увидев, что я
приближаюсь, он взял "на караул" топор, стоящий всего несколько секунд
назад прислоненным к стене.
       – Вольно. Занят? – спросил я.
       – По правде говоря, нет, сударь.
       – Мне надо вниз. Надеюсь, здесь найдется несколько фонарей. Я знаю
эту лестницу не так хорошо, как остальные.
       – Несколько штук я проверил, когда заступал на дежурство, сударь.
Сейчас я вам зажгу.
       Можно с таким же успехом поберечь энергию, которая пойдет на первое
заклинание, решил я. Каждая мелочь может пригодиться...
       – Благодарю.
       Он открыл дверь, поднял последовательно три стоявших там с правой
стороны фонаря и выбрал второй. Затем он вынес его в коридор, где зажег от
массивной свечи на подставке посередине коридора.
       – Я пробуду там довольно долго, – предупредил я, принимая у него
фонарь. – Вероятно, тебя сменят с дежурства, прежде чем я закончу.
       – Хорошо, сударь. Ступайте осторожнее.
       – Да уж, постараюсь...
       Длинная винтовая лестница описывала круг за кругом и по сторонам мало
что можно было разобрать, а внизу по центральному стволу горели свечи и
факелы на подставках или фонари на крючьях, что приводило к акрофобии даже
в большей степени, нежели абсолютная темнота. Только эти точечки света
надо мной. Я не видел ни отдаленного дна, ни каких-либо стен. Одну руку я
не отрывал от перил, а другой держал перед собой фонарь. Внизу довольно
влажно. И к тому же, затхло. Не говоря уже об холодке...
       Я попытался считать ступеньки. И, как обычно, сбился со счета где-то
на середине пути. В следующий раз...
       Мои мысли вернулись к тому отдаленному дню, когда я шел этим
маршрутом в полной уверенности, что иду на смерть. Тот факт, что я не
умер, сейчас как-то мало утешал. Испытание все равно вышло тяжелым.
Ордалия. И по-прежнему имелась возможность, что на этот раз я на нем
засыплюсь, и изжарюсь или улетучусь струйкой дыма.
       Круг, еще круг. Вниз, вниз. Ночные мысли посреди белого дня...
       С другой стороны, я слышал, как Флора говорила, что по второму разу
идти легче. За несколько минут до этого она болтала о Лабиринте, и я
надеялся, что подразумевала она именно его.
       Великий Лабиринт Эмбера, Символ Порядка. Соответствующий по мощи
Великому Логрусу Дворов, Знаку Хаоса. Напряжения между ними, кажется, и
порождали все, имеющее значение. Свяжешься хоть с тем, хоть с другим,
потеряешь контроль – и поминай, как звали. И повезло же мне связаться с
ними обоими. Мне не с кем сравниться впечатлениями и узнать, осложняет ли
это задачу, хотя мне ближе мысль, что метка одного делает другой более
трудным... а они оставляют на тебе свою метку, причем оба. На каком-то
уровне тебя разрывает на части и собирает вновь по меркам громадных
космических принципов, когда ты подвергаешься такому испытанию, которое
кажется благородным, важным, метафизическим, духовным, прекрасным, но
является, если честно, занозой в заднице. Это цена, которую мы платим за
определенные способности, но никакой космический принцип не требует от
меня говорить, будто это доставляет мне удовольствие.
       И Лабиринт, и Логрус дает приобщенным к ним способность
путешествовать по Отражениям без потусторонней помощи, а Отражения – это
общий термин для возможной бесконечной череды вариаций реальности, с
которыми мы играем. Они также дают нам и другие способности...
       Круг и вниз, я замедлил шаг. Почувствовал легкое головокружение, точь
в точь, как когда-то. По крайней мере, я не собирался возвращаться тем же
путем...
       Когда в поле зрения, наконец, попало дно, я опять ускорил шаг. Внизу
стояла скамейка, стол, несколько козел, шкаф и осветитель, высвечивающий
все это. Обычно тут дежурил часовой, но сегодня я его не видел. Может,
однако, он ушел делать обход. Где-то слева располагались камеры, в которых
иногда можно обнаружить особенно невезучих заключенных из числа
политических, корябающих на стенах и понемногу сходящих с ума. Я не знал,
отбывают ли в данный момент срок подобные узники. От души надеюсь, что
нет. Мой отец однажды побывал там, и, судя по его описанию, испытание это
не из приятных...
       Достигнув последней ступени, я пару раз позвал и получил на это
подобающее жуткое эхо, но никакого ответа.
       Подойдя к козлам, я взял другой, наполненный горючим фонарь. Лишний
не помеха. Возможно, я собьюсь с дороги. Затем я двинулся направо. Нужный
мне туннель находился там. после долгих плутаний я остановился и поднял
фонарь повыше, так как почти уверился, что зашел слишком далеко. Никакого
входа в туннель в поле зрения не обнаруживалось. Я оглянулся назад.
Караульный пост был еще виден. Я возобновил свой путь, пытаясь вспомнить
подробности прошлого посещения.
       Наконец звуки стали звучать иначе – внезапное эхо моих шагов.
Казалось, я приближался к какому-то препятствию. Я снова поднял фонарь.
       Да. Впереди чистая тьма. А вокруг нее серый камень. Я пошел в ту
сторону.
       Темно. Повсюду. Когда свет от фонаря скользил по неровностям скалы,
вокруг творилось нечто, похожее на театр теней. Затем снова появился
боковой ход. Я миновал его и продолжал идти. Кажется, довольно скоро
должен быть еще один. Да. Два...
       Третий располагался подальше. Потом четвертый. Я подумал, куда они
могут вести. Никто ничего не рассказывал мне о них. Возможно, мои
родственники тоже не знали этого. Может быть, в причудливые гроты
неописуемой красоты? В другие миры? В тупики? В склады? Наверное, в один
прекрасный день, когда найдется свободное время и появится желание...
       Пять...
       А затем еще один.
       Мне нужен был седьмой. Подойдя к нему, я остановился. Он заходил не
так уж далеко. Я вспомнил о людях, шедших когда-то этой дорогой, а потом
решительно зашагал вперед, к большой, тяжелой, окованной металлом двери.
На вбитом в стену стальном крюке слева от нее висел большой ключ. Я снял
его, отпер дверь и снова повесил его на место, зная, что часовой из
караулки, при очередном своем обходе проверит и вновь запрет дверь. Снова
появилась мысль, зачем вообще запирать дверь, если ключ хранится тут же,
рядом? В связи с этим могло показаться, что опасность грозит оттуда, из-за
двери. Я уже задавал этот вопрос неоднократно, но никто, кажется, не знал
на него ответа. Мне отвечали, что это традиция. Жерар и Флора, независимо
друг от друга, предложили спросить об этом Рэндома и Фиону. А те, в свою
очередь, дружно решили, что это, возможно, знает Бенедикт, но я не
припомню, чтобы когда-нибудь спрашивал его.
       Я с силой толкнул дверь, и ничего не произошло. Я поставил фонари и
попробовал опять, посильнее. дверь заскрипела и медленно подалась внутрь.
Я поднял фонари и вошел.
       Дверь сама собой закрылась за мной, и Фракир, дитя Хаоса, дико
запульсировал. Я припомнил свой последний визит, и вспомнил, почему тогда
никто не принес лишнего фонаря – голубоватое сияние Лабиринта в гладком
черним полу освещало грот достаточно хорошо, чтобы всякий видел свой путь.
       Я зажег второй фонарь. Первый я поставил у ближайшего конца
Лабиринта, а другой понес с собой по периферии узора, установив его в той
же точке, но с другой стороны. Меня не волновало, что Лабиринт давал
достаточно освещения для совершения намеченного дела. Я находил эту
проклятую штуковину сверхъестественной, холодной и попросту пугающей.
Благодаря добавочному естественному освещению поблизости я чувствовал себя
в его присутствии намного лучше.
       Изучив взглядом эту путаную массу кривых линий, я подошел к углу,
откуда они начинались. Я успокоил Фракира, но не целиком приглушил
собственные опасения. Не сказывался ли это во мне Логрус, гадал я, или это
моя реакция на сам Логрус, если бы я вернулся и вновь испытал его, была бы
теперь еще хуже, так как во мне теперь был и Лабиринт. Бесплодные
рассуждения...
       Я попытался расслабиться. Сделал глубокий вдох. Закрыл на мгновение
глаза. Согнул колени. Опустил плечи. Ждать дальше бесполезно...
       Я открыл глаза и ступил на Лабиринт. Вокруг моей стопы сразу же
поднялись искры. Негромкое потрескивание. Еще шаг. Капелька сопротивления,
как только я двинулся вновь...
       Ко мне вернулось все то, что я испытал при первом прохождении:
холодок, слабые токи, легкие участки и трудные. Где-то во мне сидела карта
Лабиринта, и я словно читал по ней, когда двигался по той первой кривой,
среди возрастающего сопротивления, летящих искр, шевеления волос,
потрескивания, какой-то вибрации...
       Я достиг Первой Вуали, и словно пошел по аэродинамической трубе.
Каждое движение требовало тяжких усилий. Однако, полный решимости, я
двигался дальше – это было самым необходимым сейчас. Сколько не выжидай,
двигаться все равно придется, рано или поздно. Весь фокус в том, чтобы не
останавливаться. Начать двигаться снова – ужасное ощущение, а в некоторых
местах это просто невозможно. Постоянный напор – вот что требовалось в
настоящую минуту. Еще несколько мгновений и я пробьюсь. Идти станет легче.
Вот Вторая Вуаль – это действительно чистое убийство...
       Поворот, поворот...
       Я пробился. Я знал, что теперь на какое-то время путь станет легче. Я
стал играть с некоторой уверенностью. Наверное, Флора права. Эта часть
казалась чуть менее трудной, чем была в первый раз. Я одолел длинную
кривую, а затем резкий поворот в обратную сторону. Искры теперь достигали
отворотов сапог. На ум мне пришли тридцатые апреля, семейная политика при
Дворах, где люди дрались на дуэлях и умирали, прокладывая сложный и
меняющийся, извилистый путь через кровавые ритуалы статуса и возвышения.
Этого больше нет. Я покончил со всем этим. Отверг это. Может оно и
поизящнее, но крови там пролито больше, чем в Эмбере, и все ради самого
ничтожного, черт возьми, превосходства над своими собратьями...
       Я скрипнул зубами. Трудно было сосредоточить мысли на
непосредственной задаче. Это, конечно, часть воздействия. Теперь я
вспомнил и об этом. Еще шаг... ощущение щекотки по обеим ногам... Звуки
потрескивания кажутся громкими, как гроза... Одну ногу за другой...
Поднимай и опускай... Волосы поднялись дыбом... поворот... Нажим...
Приводим "Звездную Вспышку" в порт перед самыми осенними штормами. Люк
управляет парусами, ветер у нас за кормой, словно дыхание драконов... Еще
три шага, и сопротивление нарастает...
       Я на Второй Вуали, и ощущение внезапно такое, словно я пытаюсь
вытолкнуть автомобиль из вязкого кювета... Вся моя сила нацелена вперед, а
результат бесконечно мал. Я двигался с медлительностью ледника, и искры
доходят мне до пояса. Я весь окутан голубым пламенем...
       Внезапно все отвлекающее меня вылетает из головы. Даже Время уходит и
оставляет меня в покое. Есть только это существо без прошлого и без имени,
каким я стал, борющееся всем своим естеством против инерции прожитых дней
– уравнение настолько тонко сбалансированно, что мне следовало бы навеки
застыть здесь, не закончив шага, с учетом того, что это аннулирование масс
и сил оставляет незатронутой волю, некоторым образом очищает ее, так что
процесс продвижения вперед, кажется, выходит за пределы борьбы.
       Еще шаг и еще, и я пробился, состарился на века и опять двигаюсь, и
знаю, что сумею дойти до конца, несмотря на то, что приближаюсь к Большой
Кривой, участку тяжелому, хитрому и длинному. Совсем не похоже на Логрус.
Мощь здесь синтетическая, а не аналитическая. Вселенная, кажется,
вращается вокруг меня. Каждый шаг заставляет чувствовать себя так, словно
я таю и возвращаюсь в фокус, разбираюсь на части и собираюсь вновь,
рассыпаюсь и складываюсь, умираю и воскресаю вновь...
       Вперед, вперед... Затем еще три кривые линии, вслед за ними прямая. Я
жму вперед. Головокружение, темнота. Я весь взмок. Конец линии. Череда
дуг. Поворот. Поворот. Опять поворот...
       Когда поднявшиеся искры превратились в клетку из молний, а ноги снова
стали еле волочиться, я понял, что подхожу к Последней Вуали.
Неподвижность и ужасный натиск...
       Но на сей раз я чувствовал себя каким-то укрепившимся и пробивался
вперед, зная, что прорвусь.
       Я сумел пробиться, дрожа с головы до пят, и осталась лишь короткая
дуга. Однако, эти последние шаги вполне могли оказаться самыми тяжелыми.
Впечатление такое, словно Лабиринт, так хорошо узнав меня, не хочет
отпускать. Я боролся с этим здесь, и голени мои чувствовали себя так,
будто бы в конце забега на длинную дистанцию. Два шага... Три...
       Кончено. Стою не двигаясь. Тяжело дышу и дрожу всем телом. Мир.
Покой. Статические заряды исчезли. Исчезли и искры. Если влияние Лабиринта
не убрало настройку голубых камней, то я уже и не знаю, на что тогда он
способен.
       Теперь, через минуту, я смогу отправиться куда угодно. Из этой точки,
в этот миг наделения возможностями я мог приказать Лабиринту переправить
меня куда угодно, и окажусь там, где пожелаю. Такую возможность едва ли
стоит тратить на избавление от прогулки вверх по лестнице и на возвращение
в свои покои. Нет. У меня были другие планы. Через минуту...
       Я оправил одежду, провел рукой по волосам, проверил оружие и
спрятанный Козырь, подождал, пока не стихнет бешеное биение пульса.
       Люк получил свои раны в битве у Замка Четырех Миров, сражаясь со
своим бывшим другом и союзником Далтом, наемником, сыном Осквернительницы.
Далт мало что для меня значил, кроме возможного препятствия, так как он
теперь, казалось, служил хозяину Замка. Но даже делая скидку на любую
разницу во времени, которая, вероятно, была не так уж велика, я увидел его
довольно скоро после схватки с Люком. И этот факт, казалось бы,
подтверждал, что когда я добрался до него посредством Козыря, он находился
в Замке.
       Хорошо.
       Я попытался вновь вспомнить комнату, в которой застал Далта.
Воспоминание оказалось весьма скудным. Какой минимум данных требовался
Лабиринту для работы? Я вспомнил кладку каменной стены, очертания
небольшого окна, кусочек вытертого гобелена на стене, разбросанный по полу
камыш; когда Далт двинулся, в поле зрения попала низкая скамья и табурет,
а над ними – трещина в стене и клок паутины...
       Я сформировал как можно более четкий образ. И пожелал перенестись
туда. Я хотел оказаться в том месте...
       И оказался.
       Я быстро обернулся, положив ладонь на рукоять меча, но кроме меня в
помещении никого не оказалось. Я увидел кровать и шкаф, небольшой
письменный стол, сундук – вещи, не попавшие в поле моего зрения во время
того краткого визита я это помещение. За окном сиял свет дня.
       Я пересек комнату, подойдя к единственной двери, и долгое время стоял
там, прислушиваясь. По ту сторону двери была только тишина. Я чуть
приоткрыл дверь и выглянул в длинный пустой коридор. Затем я раскрыл ее
шире. Прямо напротив двери располагалась лестница, ведущая вниз. Слева
глухая стена. Я вышел в коридор и закрыл дверь. Куда пойти – вниз или
направо? По обеим сторонам коридора располагалось несколько окон. пошел к
ближнему, находившемуся справа, и выглянул наружу.
       Оказалось, что я попал в угол прямоугольного крепостного двора, и
напротив, слева и справа, высились другие здания, соединяясь друг с
другом, кроме небольшого прохода, который вел в другой двор, где за
зданиями прямо напротив меня поднималось очень большое здание. Во дворе
внизу было около дюжины солдат, расставленных у разных входов, хотя они,
кажется, мало находились на своих постах, а занимались чисткой и ремонтом
своего снаряжения. Двое из них были сильно забинтованы. И все же,
большинство, кажется, пребывали в таком состоянии, что могли броситься
исполнять служебные обязанности хоть сейчас.
       В противоположном конце двора нагромождался странный мусор, похожий с
виду на изломанного воздушного змея, довольно большого и странно знакомого
с виду. Я решил направиться по коридору, шедшему параллельно двору, так
как это должно было привести меня в те здания на противоположной стороне
двора и представить возможность осмотреть следующий двор.
       Я двинулся по коридору, прислушиваясь, нет ли каких-либо звуков,
указывающих на то, что я могу кого-нибудь встретить. Пока пробирался до
угла, не уловил ничего, только тишина окружала меня. Там я подождал долгое
время, прислушиваясь.
       Не услышав ничего подозрительного, я свернул за угол и замер. Точно
так же, как и человек, сидящий на подоконнике справа. На нем была
кольчуга, кожаная шапка, кожаные штаны и сапоги. На боку висел тяжелый
меч, но в руке он держал не его, а кинжал, явно занимаясь чисткой ногтей.
Он выглядел таким же удивленным, как и я, когда его голова повернулась в
мою сторону.
       – Ты кто? – спросил он.
       Плечи его распрямились, он опустил руки, словно собираясь
оттолкнуться от подоконника и встать в оборонительную стойку.
       Мы оба находились в замешательстве. Он, кажется, стоял здесь в
карауле. Я не был уверен, что смогу придумать что-нибудь разумное, чтобы
уверить его что я свой. И мне не хотелось нападать на него, чтобы не
вызвать шума. Это сужало возможность выбора. Я мог быстро и бесшумно убить
его подготовленным заранее заклинанием для остановки сердца. Но я слишком
высоко ценю жизнь, чтобы разбрасываться ею без надобности. Поэтому, как ни
мало мне не хотелось тратить другое припасенное заклинание, я произнес
слово, заставившее мою руку самопроизвольно сделать рефлекторный
сопроводительный жест, и увидел мельком Логрус, когда его сила
запульсировала через меня. Ратник закрыл глаза и повалился обратно на
створный оконный переплет. Я поправил тело, чтобы оно не свалилось, и
оставил его мирно похрапывать, все еще с кинжалом в руке. К тому же позже
у меня может возникнуть настоятельная необходимость в заклинании остановки
сердца.
       Коридор выходил спереди в какую-то галерею, выдающуюся, казалось, в
обоих направлениях. Так как я все еще не успел разглядеть все досконально,
то смирился, что придется истратить еще одно заклинание скорее, чем я
хотел. Я произнес слово для придания невидимости, и мир сделался на
несколько тонов темнее. Вообще-то я хотел им воспользоваться чуть позже,
так как оно гарантированно действовало примерно минут двадцать, а я
понятия не имел, где находится искомый предмет. Но я не мог и позволить
себе идти на риск. Я поспешил вперед и вошел в галерею, оказавшуюся
пустой.
       Однако, кое-что я все-таки рассмотрел в этой цитадели. Со своего
наблюдательного пункта я получил возможность обозреть следующий двор,
который оказался гигантским. На нем высилось массивное строение,
замеченное мною с самого начала. Это была огромная, крепко сложенная
крепость, имеющая, похоже, только один вход, который хорошо охранялся. Я
увидел также, что существует и внешний крепостной двор, ведущий к высоким,
хорошо укрепленным стенам.
       Я оставил галерею и отыскал лестницу, почти уверенный, что то
громадное строение из серого камня и является местом, где мне надо икать.
Его окружала аура магии, ощущаемая всеми клетками моего тела.
       Я тихо побежал по коридору, свернул, увидел часового на лестничной
площадке. Если он и почувствовал что-то от моего движения, то только
ветерок, колыхнувший его плащ. Я сбежал вниз по лестнице. У ее начала
находился вход, ведущий в следующий коридор налево. Коридор не освещался,
а в стене, выходящей на внутренний двор пряно передо мной находилась
тяжелая окованная железом дверь.
       Я толчком распахнул дверь и прошел, быстро шагнул в сторону, так как
стоящий за дверью часовой обернулся и направился в мою сторону. Я
уклонился от соприкосновения с ним и бросился к цитадели. Средоточение
сил, говорил Люк. Да. Чем ближе я оказывался к ней, тем сильнее это
чувствовал. У меня не было времени попробовать вычислить, как справиться с
ними. И к тому же я принес с собой личный запас мощи.
       Приблизившись к стене, я резко свернул влево. Нужно было быстро
осмотреться, чтобы запастись информацией. На середине пути я убедился, что
моя догадка относительно одного входа верна. К тому же самые нижние окна
располагались не менее чем в тридцати футах от земли. Вокруг здания
располагалась высокая металлическая ограда с пиками, а с внутренней
стороны ограды – ров. Однако, больше всего меня удивила вещь, с постройкой
не связанная. На противоположной стороне, неподалеку от стены лежало еще
два больших сломанных змея и три относительно целых. Целые змеи не
походили на груды мусора, теперь сходство не мешало мне правильно оценить
их. В общем, это были дельтапланы. Меня так и подмывало осмотреть их
поближе, но время невидимости подходило к концу, и я не мог позволить себе
такого отклонения от намеченного курса. Я поспешил обойти до конца
цитадель и внимательно изучил ворота.
       Ворота в ограде были закрытыми, а по обоим сторонам их охраняли двое
часовых. В нескольких шагах за воротами виднелся подъемный деревянный
мостик, укрепленный металлическим каркасом и перекинутый через ров. По
углам его располагались большие болты с ушком, а в стене над ними был
внутренний ворот; ворот нес четыре цепи, оканчивающиеся крюками. Я гадал,
насколько тяжел этот мост. Дверь в цитадель находилась в нише каменной
стены глубиной примерно в три фута; она была высокой и окованной, и,
похоже, способна была выдержать удары тарана.
       Я подошел к воротам ограды и изучил их. Никакого замка нет, просто
вручную открывается металлический засов. Я мог открыть их, пробежать,
стрелой пролететь через мост и очутиться у большой двери прежде, чем
появятся часовые и проявят интерес к тому, что тут происходит. С другой
стороны, учитывая природу этой крепости, они вполне могли получить
инструкции насчет возможности неестественного нападения. Если так, то им
не понадобится меня видеть, если они быстро прореагируют и загонят меня в
угол дверной ниши. А у меня сложилось такое впечатление, что тяжелая дверь
отнюдь не оставлена незапертой.
       Я поразмыслил несколько мгновений, вспоминая свои заклинания. А также
еще раз проверил местонахождение шести-восьми других ратников во дворе. Ни
один из них не находился слишком близко, ни один не двигался в этом
направлении.
       Я тихо подошел к часовым и положил Фракира на плечо стоявшего слева,
приказав быстро придушить. Затем три быстрых шага направо, и я ударил
другого часового с левой стороны по шее ребром ладони. Я схватил его под
мышки, не дав вызвать шум падения, и опустил его на зад, прислонив спиной
к ограде справа от ворот. Однако позади послышался-таки лязг ножен другого
ратника об ограду, когда он осел, схватившись за горло. Я поспешил к нему,
опустил его тихонько на землю и снял Фракира. Быстрый взгляд вокруг
показал, что остальные ратники не смотрели в этом направлении.
       Проклятье.
       Я отпер ворота, проскользнул за них, закрыл и запер их за собой.
Затем поспешил через мост и оглянулся. Двое ближайших ратников двигались
теперь сюда. Следовательно, мне необходимо было сделать еще один выбор. Я
решил посмотреть, насколько труден может оказаться стратегически более
здравый вариант.
       Присев на корточки, я схватился за ближайший угол моста. Пересекаемый
им ров казался примерно двенадцати футов глубиной и почти вдвое больше в
ширину.
       Я начал выпрямлять ноги. Чертовски тяжел, но сооружение заскрипело, и
сторона, за которую я держал, поднялась на несколько дюймов. Я с краткий
миг подержал ее в таком положении, регулируя дыхание, затем попробовал еще
раз. Снова скрип и еще несколько дюймов. Опять... Ладони мои страшно
болели в тех местах, где в них врезались края, руки, кажется, медленно
выходили из суставов. Когда я выпрямил ноги и напрягся, поднимаясь с еще
большим усилием, то прикинул, скольким людям не удалось хорошо задуманное
предприятие из-за внезапной проблемы, возникающей пониже спины. Полагаю,
это те, о ком никто никогда не слышал. Сердце мое стучало так, словно
заполняло всю грудь. Угол моста находился теперь в футе над землей, но
левый край все еще соприкасался с ней. Я снова напрягся, чувствуя, как у
меня появляются словно по мановению волшебной палочки, пот на лбу и
подмышками. Вдох... Рывок!
       Он поднялся до уровня колен, затем выше. Левый угол, наконец,
оторвался от земли... Я слышал голоса двух приближающихся стражников,
громкие, возбужденные голоса. Теперь они торопились сюда. Я начал
понемногу подаваться влево, волоча за собой все сооружение. Когда я это
сделал, угол прямо напротив меня двинулся со своего места вперед. Я
продолжал двигаться. Хорошо. Угол слева от меня находился теперь на пару
футов за краем рва. Я чувствовал жгучую боль в руках, плечах и шее.
Дальше...
       Ратники уже добрались до ворот, но остановились изучить павших
часовых. Это хорошо. Я все еще не был уверен, что мост не зацепится и
останется, если я его брошу. Он должен свалиться в ров, или я зря
превращаю себя в кандидата на дисковую хирургию. Налево...
       Он начал колебаться в моих руках, накреняясь влево. Я догадывался,
что через несколько мгновений потеряю над ним контроль. Опять влево,
влево... почти... Ратники теперь переключили внимание с павших часовых на
двинувшийся мост и завозились с засовом. Через двор к ним на подмогу
бежали еще двое, и я услышал крики. Еще шаг. Теперь эта штука
действительно скользила. Мне не удержать ее... Еще один шаг.
       Отпускай и назад!
       Угол, который я держал, ударился о край рва, но дерево расщепилось, а
край подался. Падая, мост перевернулся, дважды задев противоположную
сторону и с восхитительным грохотом ударился о дно. Руки висели у меня
вдоль тела свободно, став на мгновение бесполезными.
       Затем я повернулся и направился к двери. Заклинание все еще
действовало, поэтому, по крайней мере, я не стану мишенью для метательных
снарядов с другой стороны рва.
       Когда я добрался до двери, то мне понадобились все имевшиеся у меня
силы, чтобы поднять руки к большому кольцу с правой стороны и ухватиться
за него. Но когда я потянул на себя, ничего не произошло. Эта штука
оказалась заперта. Однако, именно этого я и ожидал и подготовился к этому.
Тем не менее, сначала требовалось попробовать. Я не трачу заклинания
попусту.
       Я произнес слова, на сей раз три слова. Это менее элегантно, так
заклинание сработано небрежно, хотя и обладало громадной силой.
       Затем мое тело вздрогнуло, когда дверь вылетела внутрь, словно ее
пинком ноги вышиб великан. Я сразу же вошел и в этот же миг оказался в
замешательстве, к сумраку мои глаза оказались неподготовленными. Справа и
слева поднимались лестницы, смыкающиеся на обнесенной перилами площадке,
от которой брал начало коридор на втором этаже. Под тем коридором, прямо
напротив меня, имелся другой коридор. Две лестницы также вели вниз, беря
свое начало от тех, что вели наверх. Вот и решай тут...
       В центре этого высоченного холла красовался фонтан из черного камня,
разбрызгивающий в воздухе пламя, а не воду; огонь падал в чашу фонтана,
где кружился водоворотами и плясал. В воздухе пламя отсвечивало красным и
оранжевым, а внизу рябило белым и желтым. Холл наполняло ощущение мощи.
Всякий, способный управлять высвобождающимися в этом месте силами и впрямь
будет грозным противником. При удаче, мне, возможно, не придется выяснять,
насколько он грозен.
       Я чуть было не спалил зря очередное заклинание, когда заметил
несколько фигур в углу справа. Но они совсем не шевелились. Они пребывали
в неестественной неподвижности. Конечно, это статуи.
       Я пытался сообразить, идти ли мне наверх, вниз или двигаться прямо
вперед, и совсем уже было решил спускаться, так как по теории врагов
обычно заточали в сырых подземных казематах, когда что-то в двух статуях
снова привлекло мое внимание. Зрение уже несколько приспособилось к
полумраку, и можно было разобрать, что одна из скульптур изображала седого
старика, а другая – темноволосую женщину. Я протер глаза и чуть погодя
сообразил, что вижу очертания своей руки. Мое заклинание невидимости
рассеивалось.
       Я тут же направился к статуям. Старик держал пару плащей и шляп, и
это послужило намеком. Но я все равно поднял подол его синего балахона.
При внезапной вспышке света от фонтана, я рассмотрел, что у него на правой
ноге вырезано имя РИНАЛЬДО. Вот озорник!
       Женщина рядом со стариком оказалась Ясрой, что ликвидировало проблему
искать ее внизу, среди крыс. Руки ее также были вытянуты, словно она от
чего-то защищалась, и кто-то навесил голубой зонтик на левую и
светло-серый плащ на правую, а на голову нахлобучил набекрень такую же
непромокаемую шляпу. Лицо ей разрисовали, что сделало ее похожей на
клоуна, и кто-то пришпилил на груди зеленой блузки пару желтых кисточек.
       Свет за моей спиной вспыхнул еще ярче, и я обернулся посмотреть, что
происходит. Оказывается, фонтан теперь извергал похожий на жидкость огонь
на высоту двадцати футов. Он падал, переполняя чашу, и выплескивался на
каменные плиты пола. Один крупный ручеек потек в моем направлении. В этот
момент тяжелый смешок заставил меня взглянуть наверх.
       Одетый в темный балахон с капюшоном и перчатки, чародей в
кобальтово-синей маске стоял на лестничной площадке вверху, положив одну
руку на перила, а другую направив на фонтан. Так как я предвидел нашу
встречу, это явление не оказалось для меня неожиданностью. Когда пламя
взмыло еще выше, образуя большую яркую башню, начавшую почти сразу же
гнуться, и вдруг повалившуюся на меня, я широким взмахом поднял руки и
произнес слово для самого подходящего из трех заготовленных мною ранее
защитных заклинаний.
       Зашевелились, подпитанные энергией Логруса, воздушные потоки, почти
сразу достигнув силы шквала и отшвырнув пламя прочь от меня. затем я
переместился так, что его понесло на стоящего наверху чародея. Тот
мгновенно произвел пасс, и пламя упало обратно в фонтан, спав до едва
светящейся струйки. Ладно. Ничья. Я пришел сюда не для разборок с этим
парнем. Я пришел сюда, чтобы перехитрить Люка, похитив Ясру в одиночку.
Коль скоро она окажется моей пленницей, Эмбер, наверняка, будет обезопасен
от всего, что задумал Люк. Однако, когда разбуженная мною стихия
угомонилась, и снова раздался смешок, я обнаружил, что ломаю голову над
тем, применяет ли чародей заклинания так же, как я. Или, живя в
присутствии подобного источника мощи, он сумел добиться прямого управления
силами и придавать им любую избранную форму. Если мое предположение верно,
то у него в рукаве практически неистощимый запас трюков, и поэтому в любом
полномасштабном состязании на его поле мой выбор практически сводится к
бегству или вызову бомбардировщиков с атомными бомбами – то есть призванию
самого Хаоса на помощь для уничтожения всего, что тут есть, а именно
этого-то я и не собирался делать – уничтожить все эти тайны, включая и
тайну личности этого чародея, вместо поисков ответа на них, могущих
оказаться очень важными для благополучия Эмбера.
       В воздухе перед чародеем материализовалось сверкающее металлическое
копье – повисело с миг, а затем стремительно метнулось ко мне. Я применил
свое второе заклинание для обороны, вызвав щит, отразивший его в сторону.
       Единственной для себя перспективой в данной ситуации я видел попытку
научиться управлять здешними силами и попытаться обыграть этого парня в
его же игре. Но времени тренироваться сейчас не было; мне требовалось
выполнить свою задачу, как только я смогу выиграть несколько секунд для
этого. Однако, раньше или позже все же придется сразиться с ним на полную
катушку, поскольку он, кажется, имел на меня зуб и, вполне вероятно, даже
был инициатором нападения в лесу.
       В данный момент я не горел желанием рискнуть заняться изучением
здешней мощи. Да и неудивительно, ведь Ясра оказалась достаточно умелой,
чтобы обставить первого хозяина Замка, Шару Гаррула, а этот парень в маске
победил Ясру. Однако, я многое бы отдал за возможность узнать, почему он
имел на меня зуб.
       – Чего ты, собственно, хочешь? – крикнул я ему.
       И сразу е знакомый металлический голос ответил:
       – Твою кровь, твою душу, твой разум и твою плоть.
       – А как насчет моей коллекции марок? – крикнул я в ответ. – Можно мне
оставить конверты Первого Дня гашения?
       Я подобрался поближе к Ясре и обхватил ее правой рукой за плечи.
       – Зачем тебе нужна эта женщина, странный ты человек? – спросил
чародей. – Она самый никчемный предмет я этой Крепости.
       – Тогда почему же ты препятствуешь тому, чтобы я избавил тебя от
хлопот с нею?
       – Ты коллекционируешь марки. А я коллекционирую самонадеянных
колдунов. Она моя, и ты следующий.
       Я почувствовал, как мощь снова поднимается против меня, и крикнул:
       – Что ты имеешь против своих братьев и сестер по Искусству?
       Ответа не последовало, но воздух вокруг меня заполнился острыми
сверкающими предметами – ножами, топорами, метательными звездами, битыми
бутылками. Я произнес слово для создания последней защиты, Занавеса Хаос,
поднявшего вокруг меня трескучую дымовую завесу. Летевшие на меня
предметы, попав в нее, мгновенно измельчались в космическую пыль.
       Стараясь перекричать возникающий от этого грохот, я окликнул его:
       – Каким именем тебя называть?
       – Маска! – сразу же ответил чародей. Не очень-то оригинально, подумал
я. Может быть, я ожидал обращения к Джону Д.Макдональду – что-нибудь типа
"Кошмар в лиловом" или "Кобальтовая Маска" [в названных романах Джона
Д.Макдональда из серии о Трэвисе Мак-Ги, великом сыщике-интеллектуале,
всегда присутствует какой-то цвет]. А, ладно...
       Я только что использовал последнее защитное заклинание. А также
поднял левую руку, чтобы рукав с Козырем Эмбера оказался прямо перед
глазами. Дело мое шло строго по регламенту, но я все еще не разыграл все
свои карты. До сих пор я только оборонялся; и кроме того, очень гордился
тем заклинанием, которое я оставил в резерве.
       – Тебе не будет от нее никакого проку, – сказала Маска, когда оба
наших заклинания нейтрализовались, и он приготовился к новому удару.
       – Мое почтение, – сообщил я и завращал кистями, нацелив пальцы,
направляющие потоки, и произнес слово для нанесения упреждающего удара. –
Око за око! – крикнул я, когда на Маску обрушилось содержимое целого
цветочного магазина, совершенно похоронив его под самым большим букетом,
который я когда-либо видел. В воздухе разнесся приятный аромат.
       Наступило затишье. Я ощутил затухание враждебных сил и посмотрел на
Козырь, устанавливая контакт, и когда мне удалось это, в куче цветов
возникло волнение, и Маска поднялся над ними, словно Аллегория Весны.
       Вероятно, мое изображение уже таяло, потому что он пригрозил:
       – Я еще доберусь до тебя!
       – Приятное за приятное, – отозвался я, затем произнес слово,
завершающее заклинание, и на него обрушилась гора дерьма.
       Затем я шагнул в холл Эмбера, неся с собой Ясру. Около буфета стоял
Мартин со стаканом вина в руке и разговаривал с Борсом, сокольничим. Он
смолк, когда Борс уставился на меня, а затем повернулся и посмотрел сам.
       Я поставил Ясру на ноги около дверей. Я не собирался сейчас возиться
с наложенным на нее заклятием, так как понятия не имел, что с ней делать,
если оживлю ее. Поэтому я повесил н нее свой плащ, прошел к буфету и налил
бокал вина, кивнув мимоходом Борсу и Мартину.
       Осушив бокал, я поставил его, а затем предупредил их:
       – Делайте все, что угодно, но не вырезайте на ней свои инициалы.
       Вслед за этим я пошел и отыскал диван, растянулся на нем и закрыл
глаза. Словно мост над бурными водами. Иные дни – алмазы. Куда подевались
все цветы?
       Что-то вроде этого.




       12



       Было полно дыма, гигантских червяк и много вспышек разноцветных
огней. Каждый звук рождался в виде образа, разгорался до максимума и мерк,
слабел. Эти, подобные молниям, уколы действительности, вызываемые из
Отражений и возвращаемые туда же. Червяк растягивался до бесконечности.
Собакоголовые цветы норовили цапнуть меня, но потом виляли листьями. Столб
дыма остановился перед зависшим в небе светофором. Червяк, нет, это была
гусеница, улыбнулась. Начинался медленный слепящий дождь, и все
проплывающие капли были фасеточными...
       Что-то не так в этом пейзаже, засомневался я.
       Наконец я сдался, не в силах определить что именно мне мешает. Хотя у
меня оставалось смутное ощущение, что этот редкостный ландшафт не должен
быть таким, какой он есть.
       – О, черт! Мерль!
       – Чего еще надо Люку? Почему он не отцепится от меня? Вечно
какие-нибудь проблемы!
       – Посмотри на это, а?
       Я посмотрел, как несколько ярких прыгающих мячиков, или, может быть,
комет, ткали гобелен из света. Он падал на лес из зонтиков.
       – Люк, – начал было я, но один из собакоголовых цветов укусил меня за
руку, про которую я забыл, и все поблизости пошло трещинами, словно
нарисованное на стекле, сквозь которое только что сделали выстрел. За ним
виднелась радуга.
       – Мерль! Мерль!
       Это Дроппа тряс меня за плечо, о чем свидетельствовали внезапно
открывшиеся мои собственные глаза. А на подушке, где только что покоилась
моя голова, осталось влажное пятно.
       Я приподнялся на локте. Протер глаза.
       – Дроппа... Что?..
       – Не знаю, – ответил он мне.
       – Чего ты не знаешь? Я хочу сказать... Черт! Что случилось?
       – Я сидел вон в том кресле, – показал он, – дожидаясь, когда ты
проснешься. Мартин сказал мне, что ты здесь. Я просто собирался передать,
что Рэндом хотел увидеться с тобой, когда ты проснешься.
       Я кивнул, и тут же заметил, что из моей руки сочится кровь, куда меня
укусил цветок.
       – Сколько я проспал?
       – Минут, наверное, двадцать.
       Я скинул ноги на пол, сел.
       – Так почему же ты разбудил меня?
       – Ты козырялся, – ответил он.
       – Козырялся? Во сне? Так не бывает. Ты уверен?..
       – В данный момент, к несчастью, трезв, – пожаловался он. – У тебя
появилось радужное свечение, и ты начинал смазываться по краям и таять. Я
сразу же подумал, что мне лучше разбудить тебя и спросить, хочешь ли ты
этого на самом деле? Что ты пил, растворитель для красок?
       – Нет.
       – Я попробовал его раз на своей собаке...
       – Сны, – пробурчал я, массируя виски так, что в них застучало. – Вот
и все. Сны.
       – Из тех, что могут видеть и другие люди? Вроде путешествия в мир
грез под действием наркотика?
       – Я имел в виду не это.
       – Нам лучше поторопиться к Рэндому, – и он стал разворачиваться к
дверям.
       Я покачал головой.
       – Еще нет. Я намерен просто посидеть здесь и собраться с силами.
Что-то тут не так.
       Когда я взглянул на него, то увидел, что его глаза вытаращены, и он
пялится на что-то позади меня. Я обернулся.
       Стена у меня за спиной, казалось, будто отлитая из воска и
поставленная слишком близко к огню.
       – Похоже, настало время тревог и экскурсий, – заметил Дроппа. – На
помощь!
       И он с воплями выбежал из комнаты в коридор.
       Тремя секундами позже стена снова сделалась нормальной во всех
отношениях, но я дрожал. Что за чертовщина тут происходит? Не сумел ли
Маска наложить на меня заклятие, прежде чем я оторвался? Если так, то на
что оно направлено?
       Я поднялся на ноги и медленно пошел вокруг. Все теперь казалось на
своих местах. Я понимал, что все это неспроста, это отнюдь не порожденная
моими недавними страхами галлюцинация, поскольку Дроппа тоже видел ее.
значит, я не рехнулся. Это что-то иное, и чем бы оно ни было, я
чувствовал, что оно все еще таится поблизости. В воздухе теперь стояла
ощутимая неестественная ясность, и все предметы в ней казались необычайно
четкими.
       Я быстро обошел комнату, не зная, что именно ищу. И поэтому
неудивительно, что не нашел искомого. Тогда я вышел в коридор. В чем бы не
заключалась проблема, не могла ли она заключаться в чем-то, что я притащил
с собой? Может, Ясра, негнувшаяся и раскрашенная, была Троянским Конем?
       Я направился в главный холл. Не успел я сделать дюжины шагов, как
передо мной появилась косая решетка света. Я заставил себя идти дальше, и
она отступала по мере моего продвижения, меняя при этом форму.
       – Мерль, пошли! – раздался голос Люка. А самого Люка не было нигде
видно.
       – Куда? – отозвался я, не замедляя шага.
       Никакого ответа, но решетка разделилась посередине, две ее половинки
распахнулись передо мной, словно ставни. Они открыли ослепительный свет, и
мне подумалось, что в нем я мельком увидел кролика. Затем внезапно видение
исчезло, и единственное, что не позволяло мне поверить, будто все снова
стало нереальным – это всего несколько мгновений звучащий смех Люка, не
имеющий никакого видимого источника.
       Я побежал. Может, на самом деле, враг – это Люк, о чем меня
неоднократно предупреждали? Может, посредством всего того, что происходило
последнее время, мною каким-то образом ловко манипулировали, и всего лишь
с целью освободить его мать из Замка Четырех Миров? И теперь, когда она
находилась в безопасности, не набрался ли он безрассудной смелости
вторгнуться в сам Эмбер и вызвать меня на колдовскую дуэль, условий
которой я даже не понимая?
       Нет, я не мог в это поверить. Я был убежден, что он не обладает
соответствующей мощью. Но даже если бы и обладал, то не посмел бы пойти на
такой шаг – ведь заложницей мне служила Ясра.
       Мчась по коридору, я снова услышал его голос, отовсюду, ниоткуда. На
этот раз он пел. У него оказался мощный баритон, а песню он выбрал
шотландскую: "В стародавние времена". Может быть, это что-то означало?
       Я ворвался в холл. Мартин с Борсом ушли. Неподалеку от того места,
где они стояли, я увидел на буфете пустые стаканы. А около другой двери?..
Да, около другой двери осталась Ясра, все такая же прямая, без изменений,
так же держала мой плащ.
       – Ладно, Люк! Давай играть в открытую! – крикнул я. – Кончай эту
ерунду, и давай уладим дело.
       – А?
       Пение внезапно прервалось.
       Я медленно подошел к Ясре, изучая ее на ходу. Совершенно не
изменилась, если не считать шляпы, повешенной кем-то н другую руку. Я
услышал раздавшийся где-то во дворце крик. Возможно, это Дроппа все еще
поднимал тревогу.
       – Люк, где бы ты ни был, – обратился я. – Если ты слышишь меня, то
взгляни сюда и послушай внимательно: она у меня здесь. Видишь? Что бы ты
ни замышлял, не забывай об этом.
       По комнате прошла сильная рябь, словно я стоял посреди картины без
рамы, которую кто-то только что решил тряхнуть, изогнуть, а потом натянуть
потуже.
       – Ну?
       Ничего.
       А затем смешок.
       – Мать-вешалка... Ну-ну. Эй, спасибо, дружище. Здорово. Не мог
достать тебя раньше. Не думал, что ты доберешься туда. Они разгромили нас
наголову. Взял несколько наемников дельтапланах, оседлали восходящие
потоки. Однако, они оказались готовыми. Раздолбали нас. Потом точно не
помню... Больно!
       – Ты пел?
       Донеслось что-то вроде стона, как раз тогда, когда в холл вошел
Рэндом и Дроппа, а за ними виднелась долговязая фигура безмолвного, словно
смерть Бенедикта.
       – Мерль! – окликнул меня Рэндом. – Что происходит?
       – Не знаю, – покачал головой я.
       – Разумеется, я поставлю тебе рюмочку, – донесся очень тихо голос
Люка.
       По центру холла пронеслась огненная буря. Она продолжалась всего
мгновение, а затем на ее месте появился большой прямоугольник.
       – Ты же колдун! – возмутился Рэндом. – Так сделай что-нибудь!
       – Я не знаю, что это за чертовщина, – огрызнулся я. – Никогда не
видел ничего подобного. Это похоже на магию, понесшуюся вскачь закусив
удила, черт знает куда.
       В прямоугольнике стал появляться силуэт с человеческими очертаниями.
Форма его определилась, появились черты, одежда.
       ...Это был Козырь, гигантский Козырь, висящий в воздухе, обретающий
осязаемость. Это был...
       Я. Я смотрел на собственное лицо, и оно глядело на меня. Я заметил,
что я улыбался.
       – Пошли, Мерль, присоединяйся к компании, – услышал я слева Люка, и
Козырь стал медленно вращаться вокруг вертикальной оси.
       Холл наполнился звоном, словно от стеклянных колокольчиков. Огромная
Карта поворачивалась, пока я не увидел ее с ребра – черная прорезь. Затем
темная линия расширилась, заколыхавшись, словно раздвигающийся занавес, и
я увидел скользящие за ней разноцветные клочья интенсивного свечения. А
также увидел гусеницу, курившую кальян, толстые зонтики и яркие сверкающие
перила...
       Из щели протянулась рука.
       – Прямо сюда.
       Я услышал, как у Рэндома перехватило дыхание.
       Меч Бенедикта внезапно нацелился на открывшуюся сцену. Но Рэндом
положил ладонь ему на плечо и сказал:
       – Нет.
       В воздухе опять повисла странная бессвязная музыка; она почему-то
казалась вполне уместной.
       – Пойдем, Мерль.
       – Ты являешься или исчезаешь? – спросил я.
       – И то, и другое.
       – Ты дал мне обещание, Люк – сведения в обмен на спасение твоей
матери, – напомнил я. – Она у меня здесь. В чем заключаются сведения?
       – Что-то, жизненно важное для твоего благополучия? – медленно
переспросил он.
       – Ты говорил, жизненно важное для безопасности Эмбера.
       – Ах, _т_о_т_ секрет.
       – Я был бы рад услышать и другой тоже.
       – Сожалею. Я продаю только один секрет. Какой ты выбираешь?
       – Безопасность Эмбера, – ответил я.
       – Далт, – уведомил он.
       – Что насчет него?
       – Его матерью была Дила Осквернительница...
       – Это я уже знаю.
       – ...А она попала в плен к Оберону за девять месяцев до его рождения.
Оберон изнасиловал ее. Вот поэтому-то Далт так и взъелся на вас, ребята.
       – Дерьмо собачье, – охарактеризовал я.
       – Именно так я ему и сказал, когда услышал эту историю черт знает в
который раз. А потом взял и подначил его пройти Лабиринт на небе.
       – И?
       – Он прошел.
       – О!
       – Я только недавно узнал эту историю, – вмешался Рэндом, – от
посланного мною в Кашеру эмиссара. Хотя и не знал про то, что он прошел
Лабиринт.
       – Если вам известно, то я все еще остаюсь должником, – медленно,
почти опечаленно отозвался Люк. – Ладно, вот еще: после этого Далт
навестил меня на Отражении-Земля. Именно он-то и организовал налет на
склад, мой склад – украл весь запас оружия и специальных боеприпасов. А
потом поджог дом, чтобы скрыть ограбление. Но я нашел свидетелей. Он
заявится в любое время. Кто знает, когда?
       – Еще один родственник катит в гости, – пожаловался Рэндом. – Ну
почему я не мог родиться единственным ребенком?
       – Делайте с этим, что хотите, – добавил Люк. – Теперь мы квиты. Дай
мне руку.
       – Ты проходишь?
       Он засмеялся, и весь холл, казалось, накренился. В воздухе передо
мной открылось отверстие, и рука, появившаяся из него, схватила мою.
Чувствовалось, что тут что-то не так.
       Я попробовал было перетащить его к себе, но вместо этого
почувствовал, что меня самого утаскивают к нему. Присутствовала безумная
сила, с которой я не мог справиться, и вселенная, казалось, перекрутилась,
когда она овладела мной, и я опять увидел яркие перила. На них покоилась
обутая в сапоги нога Люка.
       Откуда-то сзади послышался голос Рэндома, выкрикнувший:
       – Б-двадцать! Б-двенадцать! И вон!
       А потом я никак не мог вспомнить, в чем же состояла проблема. Место
оказалось просто чудесным. Хотя и глупо, что я сразу не распознал в
зонтиках грибы...
       Я закинул на перила собственную ногу, когда Болванщик наполнил мне
кружку и долил Люку. Люк кивнул головой налево, и Мартовскому Зайцу тоже
налили по новой. Шалтай – молодчина, балансировал, как всегда на краю.
Труляля и Траляля, Додо и Лягушонок не давали музыке смолкнуть. А Гусеница
просто продолжала курить кальян.
       Люк хлопнул меня по плечу, и мне хотелось все что-то вспомнить, но
воспоминание продолжало ускользать.
       – Теперь все о'кей, – сказал Люк. – Все о'кей.
       – Нет, что-то есть такое... Не могу вспомнить...
       Он поднял кружку, громко чокнулся со мной.
       – Наслаждайся! – пригласил он. – Жизнь – это кабаре, старина!
       А Кот на табуретке рядом просто продолжал улыбаться.




–––––––––––––––––––––––––––––––-

Знак хаоса


       1



       Я ощущал смутное беспокойство, хотя не мог сказать, почему. Мне не
казалось таким уж необходимым пить с Белым Кроликом, невысоким парнем,
похожим на Бертрана Рассела, улыбающимся Котом и моим старым другом Люком
Рейнардом, распевавшим ирландские баллады; одновременно странный ландшафт
у него за спиной переходил из фрески в реальность. На меня произвела-таки
впечатление Гусеница, курившая кальян на шляпке гигантского гриба, потому
что я знаю, как трудно не дать такой трубке погаснуть. И все же, дело было
не в этом. Обстановка была веселая, а Люк, как известно, иной раз водил
компанию с весьма странным народом. Так почему бы мне ощущать
беспокойство?
       Пиво подали неплохое, а к нему даже бесплатную закуску. Демоны,
мучившие привязанную к колу женщину с рыжими волосами, сверкали так, что
глазам было больно. Теперь они исчезли, но воспоминание о картине осталось
превосходное. Вообще все было прекрасно. Когда Люк пел о заливе Гелвей,
тот так мерцал и казался таким красивым, что мне хотелось нырнуть в него и
утонуть. Однако, песня навевала и печаль.
       Что-то, связанное с печалью... Да, странная мысль. Когда Люк пел
печальную песню, я ощущал меланхолию. Когда он разражался радостным
маршем, я сиял от счастья. В воздухе, кажется, было слишком много эмпатии
на кубометр. Полагаю, это не имеет значения. Но игра света поставлена
превосходно...
       Я пригубил пиво и посмотрел, как качается Шалтай на противоположном
конце стойки. Какой-то миг я пытался вспомнить, когда же уже бывал в этом
заведении, но если что-то проскользнуло в сознании, то на ум не пришло. В
конечном итоге я все равно вспомню. Приятная вечеринка...
       Я смотрел и слушал, пробовал и ощущал и все казалось великолепным.
Завораживало буквально все, что привлекало мое внимание. Может быть, я
что-то хотел спросить у Люка? Кажется, да, но сейчас он пел, да и я все
равно в данный момент не мог думать.
       Что я делал перед тем, как попасть в это заведение? Попытки вспомнить
тоже не увенчались успехом, так как именно здесь и сейчас все было таким
интересным.
       Однако, тревожила мысль о чем-то важном. Может, поэтому я и ощущал
беспокойство. Может, я оставил какое-то дело не завершенным и мне следует
вернуться к нему?
       Я повернулся, чтобы спросить об этом у Кота, но он снова таял в
воздухе, похоже, по-прежнему здорово навеселе. Тут мне пришло в голову,
что я тоже могу это проделать. Я имею в виду растаять в воздухе,
отправившись в какое-нибудь другое место. Может, именно так я и попал
сюда, поэтому именно так смогу и убраться отсюда? Может быть. Я поставил
кружку и протер глаза и виски. В голове, казалось, все так и плывет.
       Я вдруг вспомнил свой портрет. На гигантской Карте. На Козыре. Да.
Именно так я и очутился здесь. Через Карту...
       На мое плечо легла рука и я обернулся. Рука принадлежала Люку. Он
улыбнулся мне, проталкиваясь к стойке налить по новой.
       – Отличная вечеринка, а? – сказал он.
       – Да, отличная. Как ты обнаружил это местечко? – спросил я его.
       Он пожал плечами.
       – Забыл. Какая разница!
       Затем он отвернулся и между нами закрутился недолгий буран из
кристаллов. Гусеница выпустила из трубки пурпурное облако. Всходила
голубая луна.
       – Что же в этой картине не так? – спросил я себя.
       Внезапно у меня возникло ощущение, что свои критические способности я
потерял в пути, потому что не мог сосредоточиться на аномалиях, обязанных,
как я чувствовал, здесь быть. Я знал, что увлечен мгновением; и я не мог
четко разглядеть второстепенного.
       Я увлечен...
       Увлечен...
       Как?
       Ну... Все это началось, когда я пожал руку самому себе. Нет. Неверно.
Такая формулировка хороша для дзен, а дело обстояло совсем не так.
Пожимаемая мною рука появилась из пространства, занимаемого моим
воображением на той самой Карте. Да, именно так... В некотором роде.
       Я стиснул зубы. Снова заиграла музыка. Рядом со мной раздалось
поскребывание по стойке. Когда я посмотрел в направлении звуков, то
обнаружил, что кружка моя снова наполнена. Возможно, я и так хватил
лишнего. Возможно, это-то и препятствовало четкости мышления. Я отвернулся
от кружки и посмотрел налево, в пространство, не замечая фрески, которая
стала настоящим ландшафтом. Сделало ли это меня частью картины,
изображенной на фреске? Я вдруг усомнился в правильности моих
умозаключений.
       А ладно. Если я не могу здесь думать... то отправлюсь... налево.
Что-то в этом месте безобразничало с моей головой и было совершенно
невозможно анализировать этот процесс, являясь одновременно его
участником. Чтобы правильно мыслить и определять, что же все-таки
происходит, мне требовалось убраться отсюда.
       Я пересек пространство бара и оказался в районе, где нарисованные
камни и деревья становились трехмерными. Врезавшись в ствол дерева, я
выставил руки вперед. И ощутил дуновение ветра, не слыша его звуков.
       Все, что было нарисовано, кажется, нисколько не приблизилось. Я
двигался, но...
       Люк снова запел.
       Я остановился. Затем обернулся, так как пение, казалось, раздается
совсем рядом. Так и есть. Я удалился от стойки всего на несколько шагов.
Люк улыбался и продолжал петь.
       – Что происходит? – спросил я Гусеницу.
       – Ты петляешь в петле Люка, – ответила она.
       – Как-как?
       Она выпустила голубое колечко дыма, тихо вздохнула и пояснила:
       – Люк заперт в петле, а ты заблудился в куплетах. Вот и все.
       – Как это произошло? – поинтересовался я.
       – Понятия не имею.
       – Э-э... а как выбраться из этой петли?
       – Этого тоже не могу тебе сказать.
       Я повернулся к Коту, который снова стал проявляться вокруг своей
улыбки.
       – Полагаю, ты тоже не знаешь... – начал было я.
       – Я видел, как появился он, и видел, как потом появился ты, –
усмехнулся Кот. – И даже для этого места ваше прибытие было несколько...
необычным, что натолкнуло меня на мысль, что по крайней мере один из вас
связан с магией.
       Я кивнул.
       – От твоих собственных появлений иной раз тоже можно порядком
напугаться, – заметил я.
       – Я свои лапы не распускаю, – отозвался он. – А это уже больше того,
что может сказать в свою защиту Люк.
       – Что ты имеешь в виду?
       – Он попался в коварную ловушку.
       – Как она действует?
       Но он снова исчез и на этот раз улыбка исчезла тоже.
       Коварная ловушка? Кажется, это намек на то, что я просто
присоединился к решению проблемы, которая предназначена для Люка. Такое
умозаключение показалось мне верным, хотя по-прежнему не давало ни
малейшего представления о том, что это за проблема и что с ней нужно
делать.
       Я потянулся за кружкой. Если я не в состоянии разрешить свою
проблему, то вполне могу наслаждаться ею. Медленно отпив небольшой глоток,
я осознал, что в лицо мне вглядывается странная пара бледных горящих глаз.
Раньше я не замечал их и странными их делало то, что находились они в
затененной части фрески на противоположной стене помещения, а также то,
что они двигались, медленно перемещаясь влево.
       В некотором роде это завораживало и, когда я потерял из виду глаза,
то мог наблюдать за передвижением существа, которому эти глаза
принадлежали, по колышущейся траве, когда оно оказывалось в том районе,
который я хотел навестить несколько минут назад. А далеко-далеко справа,
сразу за Люком, я заметил теперь стройного джентльмена в темной куртке, с
палитрой и кисточкой в руках, медленно материализующегося из фрески. Я
глотнул еще немного и стал наблюдать за тем, что в данный момент из
плоскостной реальности перемещалось в трехмерную. Между камнем и кустом
высунулось рыло из оружейной стали, над рылом горели бледные глаза. С
темной морды капала синяя слюна и стекала на землю. Существо было либо
очень невысоким, либо сильно согнувшимся, и я никак не мог решить, изучает
ли оно все общество или конкретно меня. Я наклонился вбок и поймал Шалтая
за пояс как раз тогда, когда он собирался плюхнуться набок.
       – Извините, – сказал я. – Вы не могли бы мне сказать, что это за
существо?
       Я показал рукой как раз в тот момент, когда оно появилось все –
многоногое, длиннохвостое, с темной волнистой чешуей и быстрое. Когти его
сверкали красным и, бросившись к нам, оно подняло хвост.
       Затуманенный взгляд Шалтая встретился с моим, затем двинулся дальше.
       – Я здесь не для того, сударь, – начал он, – чтобы уменьшать ваше
неведение в зооло... Боже мой! Это же...
       Существо сверкало издали, быстро приближаясь. Интересно, как много
времени ему потребуется, чтобы добраться сюда, учитывая мой недавний
эксперимент? Или этот эффект был рассчитан только на мою попытку убраться
отсюда?
       Сегменты тела существа скользили относительно друг друга, оно шипело,
словно спущенная покрышка или вода, попавшая на раскаленную сковородку, и
испаряющаяся слюна отмечала его след на картине. Скорость продвижения
существа не только не уменьшалась, а, казалось, скорее возросла.
       Моя левая рука самопроизвольно дернулась вперед, к горлу подступили
несколько непроизвольных слов. Произнес я их как раз тогда, когда эта
тварь пересекла тот промежуток, который ранее не давался мне, встала на
дыбы и сжала челюсти, словно готовясь к прыжку.
       – Брандашмыг! – закричал кто-то.
       – Злопастный Брандашмыг, – поправил Шалтай.
       Когда я произнес последнее слово и исполнил завершающий жест, перед
моим внутренним взором поплыл образ Логруса. Темная тварь, только что
выпустившая когти на передних лапах, убрала их внезапно, схватилась лапами
за верхнюю часть своей груди, выкатила глаза, издала тихий стон, рухнула,
упала на пол и осталась лежать на спине, вытянув вверх свои многочисленные
ноги.
       Над тварью появилась улыбка Кота. Рот зашевелился.
       – Мертвый Злопастный Брандашмыг, – констатировал он.
       Улыбка поплыла ко мне, а вокруг нее, словно вспомнив, собрался и
остальной Кот.
       – Это было заклинание остановки сердца, не так ли? – поинтересовался
он.
       – Полагаю, да, – сказал я. – У меня получилось совершенно
рефлекторно. Да, теперь я припоминаю. Это заклинание я все время держал
наготове.
       – Так я и думал, – заметил Кот. – Я был уверен, что на нашей
вечеринке присутствует магия.
       Появившийся во время произнесения заклинания образ Логруса послужил
также и иной цели – включил свет в темном чердаке моего мозга. Колдовство.
Ну, конечно!
       Я – Мерлин, сын Корвина, колдун, причем такой, который редко
встречается в тех краях, где я часто бывал в последние годы. Люкас
Рейнард, также известный под именем принца Ринальдо из Кашеры, тоже
колдун, только несколько в ином смысле, чем я. И Кот, казавшийся довольно
искусным в этих делах, вполне возможно, не ошибался, проанализировав наше
положение, сказав, что мы попали в магическую ловушку. Такая ситуация –
одна из немногих, при которых моя чувствительность и тренировка скверно
уведомляют меня о природе моего затруднительного положения.
       Такое случается, так как мои свойства тоже попадают под действие
заклятья и подвержены его силам, если эта штука вообще
саморегламентирующаяся. Короче, мое положение похоже на дальтонизм. Я не
мог придумать ни одного способа с уверенностью определить, что происходит,
без помощи извне.
       Пока я размышлял над ситуацией, к дверям салуна с фасадной стороны
заведения прибыла королевская конница и королевская рать. Ратники вошли и
обвязали веревками тушу Брандашмыга. А конница уволокла ее. Пока это
происходило, Шалтай слез и отправился навестить туалет. По возвращении он
обнаружил, что не в состоянии занять свое прежнее место на табуретке у
стойки. Он крикнул королевских ратников, требуя помочь ему, но те были
заняты умершим Брандашмыгом, протаскивая его меж столиков, и не обратили
на него внимания.
       Подошел улыбающийся Люк.
       – Так, значит, это был Брандашмыг, – заметил он. – Я всегда хотел
узнать, на что они похожи. Вот если бы мы только могли устроить так, чтобы
рядом появился Бармаглот...
       – Ш-ш-ш, – предостерег Кот. – Он должен быть где-то на фреске и,
вероятно, прислушивается. Не будите его! Он может вылететь из чащобы,
пылая огнем! Помните, он свиреп и дик! Не напрашивайтесь на непри... – Кот
бросил быстрый взгляд в сторону стены и быстренько несколько раз
последовательно пропал и появился.
       Не обращая на это внимания, Люк заметил:
       – Я как раз подумал об иллюстрациях Тенниэла.
       Кот материализовался у противоположного конца стойки, отдал кружку
Болванщику и сказал:
       – Я слышу кулдыканье, и огненные глаза перемещаются влево.
       Я взглянул на фреску и тоже увидел горящие глаза и услышал странный
звук.
       – Это может быть кто угодно из живых существ, – заметил Люк.
       Кот двинулся к полкам за стойкой и потянул лапу вверх, где на стене
висело странное оружие, переливаясь и смещаясь в тени. Он снял эту штуку и
толкнул ее по стойке. Она скользнула по поверхности, остановившись перед
Люком.
       – В такой момент в руке хорошо иметь Булатный Меч – вот что я могу
сказать.
       Люк рассмеялся, но я завороженно уставился на это устройство,
выглядевшее так, словно его сделали из крыльев мотыльков и свернутого
спиралью лунного света.
       И тут я снова услышал кулдыканье.
       – Не стой тут просто, глубоких полон дум! – бросил Кот, осушая стакан
Шалтая и снова исчезнув.
       По-прежнему усмехаясь, Люк протянул свою кружку наполнить по новой. А
я стоял, глубоких полон дум. Примененный мною для уничтожения Брандашмыга
метод заклинания изменил ход моих мыслей. В последовавший за ним недолгий
миг у меня в голове, кажется, начало проясняться. Я отнес это на счет
недолго виденного мною образа Логруса. И поэтому снова вызвал его.
       Знак возник передо мной, паря в воздухе. Я задержал его, смотрел на
него. Казалось, в моей голове снова задул холодный ветер. Осколки памяти
притягивались друг к другу, собираясь в цельную ткань, наделенную
пониманием. Ну, конечно...
       Кулдыканье стало громче, и я увидел плывущую среди отдаленных
деревьев тень Бармаглота, с глазами, похожими на посадочные огни и с
множеством острых граней, предназначенных для кусания и хватания.
       И это не имело ни малейшего значения. Ибо я понял теперь, что
происходит, кто в ответе, как и почему.
       Я согнулся, наклонившись пониже, так что чуть задел костяшками
пальцев носок правого сапога.
       – Люк, – обратился я. – У нас есть одна проблема.
       Он отвернулся от стойки и взглянул на меня.
       – В чем дело? – спросил он.
       Те, в чьих жилах течет кровь Эмбера, способны на потрясающие силовые
аттракционы. Поэтому среди своих это качество взаимно аннулируется.
Следовательно, к таким делам нужен исключительно правильный подход, если
ты вообще намерен прибегать к ним...
       Я взметнул свой кулак от самого пола со всей силой, которую только
мог в него вложить, и нанес Люку такой удар в челюсть, что моего друга
приподняло над полом, перевернуло и отправило на рухнувший от этого стол,
но не остановило. Люк продолжал скользить на спине в другой конец бара,
где он и остановился наконец, весь помятый, у ног тихого джентльмена
викторианского вида, который выронил кисть и быстро отшатнулся в сторону,
когда Люк затормозил в его ногах. Я поднял левой рукой кружку и вылил ее
содержимое на правый кулак, в котором из всех ощущений осталось только
такое, будто я врезал им по горе. Как только я все проделал, свет померк и
наступил миг полнейшей тишины.
       Затем я бухнул кружкой по стойке.
       Помещение выбрало именно этот момент, чтобы содрогнуться, словно в
преддверии землетрясения. С полки упали две бутылки, закачалась лампа,
кулдыканье стало слабее. Я взглянул налево и увидел, что жуткая тень
Бармаглота отступила несколько в глущобу. Больше того, нарисованная часть
перспективы теперь протянулась гораздо дальше в нормальное пространство и,
похоже, продолжала наступать в этом направлении, превращая трехмерное
пространство в плоскостную неподвижность. Судя по звукам, Бармаглот теперь
удалялся налево, спеша обогнать продвижение плоскости. Труляля, Траляля,
Додо и Лягушонок принялись упаковывать свои инструменты.
       Я направился через бар к распростертому телу Люка. Гусеница разбирала
кальян и я заметил, что ее гриб наклонился под странным углом. Белый
Кролик удрал в нору под стойкой и я слышал, как бормотал проклятья Шалтай,
качаясь на табуретке, куда только-только сумел вскарабкаться.
       Я помахал джентльмену с палитрой и приблизился к нему.
       – Извините за беспокойство, – сказал я, – но, поверьте, это к
лучшему.
       Я поднял обмякшее тело Люка и перекинул его через плечо. В мою
сторону устремилась стая игральных карт. Я отпрянул, чтобы не мешать их
стремительному полету.
       – Господи Боже! Это напугало Бармаглота! – заметил позади меня
джентльмен с палитрой.
       – Что? – переспросил я, не уверенный, действительно ли желаю это
знать.
       – Это, – ответил он, показывая в сторону передней части бара.
       Я посмотрел и понял, что Бармаглот проявил не трусость, а
благоразумие.
       В бар только что вошел двенадцатифутовый Огненный Ангел,
красновато-коричневого цвета, с крыльями, словно окна матового стекла.
Наряду с намеками на смертоносность, это напоминало мне богомола. На шее у
него был шипованный ошейник, а из короткого меха при каждом движении
высовывались многочисленные, похожие на тернии, когти. Один из когтей
зацепил и сорвал с петель шатающуюся дверь, когда существо втиснулось
внутрь. Это был зверь Хаоса – редкий, смертельный и высокоразумный. Я уже
много лет не видел ни одного такого и не желал бы видеть сейчас. Я также
нисколько не сомневался, что находится он здесь из-за меня. В какой-то миг
я пожалел, что потратил заклинание остановки сердца на всего лишь
заурядного Брандашмыга. Пока не вспомнил, что у Огненных Ангелов три
сердца. Я оглядывался, когда он заметил меня, издал короткий охотничий вой
и устремился в мою сторону.
       – Мне хотелось бы иметь достаточно времени, чтобы поговорить с вами,
– сказал я художнику. – Мне нравится ваша работа. К несчастью...
       – Я понимаю.
       – Желаю удачи.
       Я шагнул в кроличью нору и побежал, низко пригнувшись из-за
нависающего потолка. Люк порядком затруднял мне продвижение, особенно на
поворотах. Позади послышался скребущий звук и охотничий вой повторился.
Однако, меня немного утешала мысль, что для того, чтобы пройти, Огненному
Ангелу потребуется увеличить некоторые участки туннеля. А плохая новость
заключалась в том, что он был способен это проделать. Эти твари невероятно
сильные и практически неуничтожаемые.
       Я бежал до тех пор, пока пол не провалился у меня под ногами. Я стал
падать. Протянув свободную руку, я попытался ухватиться за что-нибудь, но
держаться было не за что. Дна все не было. Хорошо, именно на это я
надеялся и наполовину ожидал, что так произойдет. Люк издал единственный
тихий стон, но не шевельнулся.
       Мы падали. Вниз, вниз, вниз, как сказал тот человек. Это был колодец,
и он либо был очень глубоким, либо мы падали очень медленно. Сумерки
окружали и я не мог различить стен шахты. В голове моей еще немного
прояснилось и я понял, что падение будет продолжаться до тех пор, пока я
сохраняю контроль над одной переменной – Люком. Высоко вверху снова
раздался охотничий вой. За ним сразу же последовал странный кулдыкающий
звук. Фракир опять тихо запульсировал на моем запястье, не сообщив в
общем-то ничего такого, о чем бы я не знал. Поэтому я заставил его
замолчать.
       Еще прояснение. Я стал вспоминать... Свое нападение на Замок Четырех
Миров, где я обнаружил мать Люка, Ясру. Нападение оборотня. Свой странный
визит к Винте Бейль, оказавшейся на самом деле совсем не тем, чем должна
была... Ужин в Закоулке Смерти... Стража, Сан-Франциско, хрустальная
пещера... Все яснее и яснее.
       ...И все громче и громче вой Огненного Ангела сверху. Должно быть, он
пробрался через туннель и теперь спускается. К несчастью, он обладает
крыльями, в то время, как я могу только падать.
       Я поглядел вверх, однако не смог различить его силуэта. Наверху все
казалось темнее, чем внизу. Я надеялся, что уже приближаюсь ко дну или
тому, что дно заменяет, так как не мог придумать никакого иного выхода.
Слишком темно, чтобы разглядывать Козырь или достаточно разобрать
проносящиеся мимо детали, чтобы прибегнуть к смещению Отражения.
       Но вскоре я почувствовал, что скорее плыву, чем падаю, причем со
скоростью, которая обеспечит сохранение целым при приземлении. К тому же,
если на самом деле это не так, то есть средство, еще больше могущее
замедлить спуск – адаптация одного из еще не использованных мною
заклинаний. Однако, эти соображения мало чего стоили, если по дороге вниз
нас съедят, в случае, если преследователь голоден. Правда, он также может
просто расчленить нас. Следовательно, может возникнуть необходимость
прибавить скорость, чтобы оторваться от преследующего зверя. А это
приведет к тому, что мы разобьемся в лепешку, когда достигнем дна.
       Ох уж эти решения...
       Люк шевельнулся у меня на плече. Я надеялся, что он не собирается
очнуться, так как у меня не было времени возиться с заклинанием сна, и я
находился не в лучшем положении, чтобы нокаутировать его вторично. В
запасе оставался только Фракир. Но если Люк приходит в себя, то удушение
только поможет ему очнуться, а не приведет к потере сознания. К тому же он
требовался мне в приличной форме. Он знал многое, чего не знал я и в чем
сейчас нуждался.
       Теперь спуск проходил по участку, немного более светлому, и мне в
первый раз удалось различить стены шахты и заметить, что их испещряют
надписи от руки на непонятном языке. Это напомнило мне странный рассказ
Ямайки Кинкэда, но не натолкнуло на соображение по поводу выхода из
создавшейся ситуации. Сразу после того, как светлый участок кончился, я
разглядел далеко внизу небольшое пятно света. И почти в этот же миг
услышал вой, теперь уже очень близко.
       Я поднял взгляд как раз вовремя, чтобы увидеть опускающегося через
светлый участок Огненного Ангела. Невдалеке позади него виднелся и другой
силуэт. Бармаглот тоже отправился вниз и, кажется, показывал лучшее время,
чем любой из нас. Мне сразу же пришло на ум соображение по поводу его
цели. Когда преследователи приблизились еще, а пятно света внизу
увеличилось, Люк опять шевельнулся. Однако, мы получили небольшую
отсрочку, так как Бармаглот настиг, наконец, Огненного Ангела и напал на
него.
       Свист, вой и кулдыканье разнеслось по шахте гулким эхом, слышались и
другие звуки – шипение, скрежет о стенку, а иной раз и рычание. Два зверя
сошлись и рванули друг друга, с глазами, словно умирающие солнца, когтями,
похожими на штыки, образуя адскую пляску смерти в свете, доходившем теперь
до них снизу. Их схватка не вызвала у меня оптимизма, но все же замедлено
было их продвижение до такой степени, что я понял, что не требуется
рисковать с малоподходящим заклинанием, чтобы выбраться из туннеля в
целости и сохранности.
       – Уф! – заметил Люк, поворачиваясь вдруг у меня в руках.
       – Согласен, – сказал я. – Но не двигайся, ладно? Мы того и гляди
расшибемся...
       – И сгорим, – заявил он, поворачивая голову вверх, чтобы посмотреть
на сражающихся чудовищ, а затем вниз, когда сообразил, что мы тоже падаем.
– Что за странный путь ты избрал?
       – Плохой путь, – согласился я, затем меня осенило: именно так оно и
есть.
       Отверстие теперь стало еще больше, так как еще приблизилось, а
скорость замедлилась, что даст возможность сносно приземлиться.
Заклинание, названное мною "Оплеуха Великана", вероятно, замедлит нас до
полной остановки или даже может вознести обратно. Лучше получить несколько
синяков, чем в данный момент стать препятствием на пути борющихся чудовищ.
       И впрямь, плохой путь. Я думал о словах Рэндома, когда мы под
безумным углом прошли сквозь отверстие, ударились оземь и покатились.
       Спуск наш закончился в пещере, неподалеку от входа в нее. Направо и
налево шли туннели. Вход в пещеру оказался за моей спиной. Один быстрый
взгляд показал, что он ведет в солнечную и зеленую долину, плохо сейчас
видимую. Люк неподвижно растянулся рядом со мной. Я сразу поднялся на ноги
и схватил его под мышки. И поволок, отступая от темного отверстия, из
которого мы недавно появились. Звуки схватки чудовищ раздавались теперь
очень недалеко.
       Хорошо, что Люк снова оказался без сознания. Если моя догадка верна,
его состояние достаточно плохое для любого эмберита. Но для эмберита с
колдовскими способностями оно представляет собой крайне опасную
разновидность магического сна, которого я никогда ранее не встречал. И
совсем не знал, как именно следует с ним обращаться.
       Я поволок его к туннелю справа, так как он был уже других и,
теоретически, защищаться в нем будет легче. Не успели мы укрыться за
поворотом, как два зверя вывалились сквозь отверстие, терзая и разрывая
друг друга. Они катались по полу пещеры, щелкали когтями, издавали шипение
и свист при особенно удачных ударах. Казалось, они совершенно забыли про
нас, и я воспользовался этим и продолжил отступление по туннелю, пока
основательно не углубился.
       Я мог только считать, что догадка Рэндома верна. В конце концов, он
ведь музыкант и играл во всех Отражениях. К тому же, сам я ничего лучшего
предложить не мог.
       Я вызвал Знак Логруса. Когда я добился его четкости и зацепил им свои
руки, то мог бы применить для удара по дерущимся зверям. Но они не
обращали на меня ни малейшего внимания, а я не желал привлекать их
взгляды. К тому же я не был уверен, что удар, эквивалентный удару брусом
два на четыре дюйма толщиной, сильно подействует на них. Кроме того, заказ
мой был готов, а пользоваться им надлежало сейчас.
       Поэтому я протянул руку к Логрусу.
       Потребовалось бесконечно долгое время. Пришлось пройти крайне широкий
район Отражений, прежде чем я нашел то, что искал. Затем мне пришлось
проделать это вновь. И еще раз. Вещей требовалось много, и все они
находились неблизко.
       В то же время сражавшиеся звери не показывали ни малейших признаков
ослабления, их когти высекали искры из стен пещеры. Они поранили друг
друга в бессчетных количествах мест и тела их покрывала темная кровь. К
тому же очнулся Люк, приподнялся и завороженно уставился на схватку. Я не
мог сказать, сколь долго она будет приковывать к себе его внимание. Мне
теперь важно, чтобы он пребывал в сознании, и я только радовался, что он
не начал думать о других делах.
       Я, кстати, болел за Бармаглота. Тот был просто скверным зверем и не
обязательно нацеливался на меня, когда его отвлекло появление в баре
Ангела. А Огненный Ангел играл совершенно иную роль. Огненному Ангелу
совсем не полагалось находиться на таком удалении от Хаоса, если только
его не послали. Их дьявольски трудно изловить, еще труднее обучить и
опасно укрощать. Поэтому они подразумевают немалые расходы и риск. Никто
не тратит сил на Огненного Ангела за здорово живешь. Главная цель их жизни
– убивать, и, насколько я знал, никто и никогда не применял их в качестве
слуг, кроме как при Дворах Хаоса. Они обладают огромным количеством
чувств, некоторые из этих чувств явно паранормальны, и могут
использоваться в качестве гончих, преследующих дичь по Отражениям – уж это
я знал. Перемещающегося по Отражениям можно выследить, а Огненные Ангелы,
кажется, способны взять очень холодный след, коль скоро в них впечатана
неповторимая личность жертвы. Так вот, я попал по Козырю в тот сумасшедший
бар и не знал, могут ли они проникнуть вслед. Но мне приходила мысль, что
тот, кто обнаружил меня, переправил эту тварь поближе и выпустил сделать
свое дело. Чьих бы рук это дело ни было, здесь все равно заметный след
Хаоса. Отсюда и быстрое превращение в болельщика Бармаглота.
       – Что происходит? – внезапно спросил меня Люк и стены пещеры на
мгновение растаяли, а я услышал слабый музыкальный аккорд.
       – Сложно объяснять, – отозвался я. – Слушай, тебе пришло время
принять лекарство.
       Я высыпал на ладонь пригоршню только что принесенных мною таблеток
витамина Б-12 и открыл бутылку воды, тоже только что вызванную мною из
Отражения.
       – Что за лекарства? – спросил он, когда я передал таблетки ему.
       – Предписанное врачом, – ответил я. – Быстрее подставляй рот, оно
поставит тебя на ноги.
       – Ну ладно.
       Он кинул таблетки в рот и запил одним большим глотком.
       – Теперь вот эти.
       Я открыл бутылочку "Торазина". Каждая таблетка была в 200
миллиграммов и я не знал, сколько ему дать, поэтому решил дать три. Дал
ему также триптофана и немного фенилаламина.
       Он уставился на пилюли. Стены снова растаяли и вернулась музыка. Мимо
нас проплыло облачко голубого дыма. Внезапно в поле зрения появился бар,
недавно покинутый нами. Перевернутые столы поставили на место. Шалтай все
еще качался, фреска продолжалась.
       – Это клуб! – воскликнул Люк. – Нам следует отправиться обратно.
Похоже, вечеринка только-только разгулялась.
       – Сперва прими лекарство.
       – Для чего оно?
       – Ты подцепил какую-то дрянь. Лекарство может вывести ее.
       – Я чувствую себя неплохо. Почти отлично.
       – Прими его!
       – Ладно, ладно!
       Он заглотил все одним махом.
       Бармаглот и Огненный Ангел теперь просто таяли, и мой жест в сторону
стойки, задевший ее, встретил некоторое сопротивление, хотя эта штука не
стала совсем твердой. Затем я внезапно заметил Кота, который, благодаря
своей материализации, казался сейчас наиболее реальным, чем все остальное.
       – Вы появляетесь или исчезаете? – спросил он.
       Люк начал подниматься. Свет разгорелся, хотя стал рассеянным.
       – Эй, Люк, взгляни-ка, – показал я.
       – Что? – спросил он, поворачивая голову.
       Я снова врезал ему в челюсть.
       Когда он рухнул, бар начал таять. Стены пещеры снова обрели четкость.
Я услышал голос Кота.
       – Исчезаете, – произнес он.
       Звуки борьбы стали слышны в полной мере, только на этот раз
преобладал визгливый вой, похожий на звуки волынки. Он доносился со
стороны Бармаглота, прижатого к земле и раздираемого на части. Я решил
применить четвертое заклинание – "Четвертое Июля", оставшееся у меня от
нападения на цитадель. Подняв руки, я произнес магические слова. При этом
я встал перед Люком, загородив ему таким образом обзор, и, говоря их,
отвернулся и плотно зажмурил глаза. Даже сквозь закрытые глаза я мог
ощутить место, где ярко вспыхнул свет. Я услышал, как Люк сказал "Эй!", но
все другие звуки внезапно прекратились. Когда я снова посмотрел на поле
битвы, то увидел, что два чудовища лежат, словно оглушенные, не двигаясь,
у противоположной от нас стороны пещеры.
       Я схватил Люка за руку и втащил его к себе на плечо. А затем быстро
двинулся в пещеру, только раз поскользнувшись на крови чудовищ, когда
пробирался вдоль ближайшей стены, направляясь ко входу в пещеру. Прежде,
чем я успел добраться до отверстия, чудовища стали шевелиться, но их
движения были скорее рефлекторными, чем целеустремленными. У выхода я
остановился и посмотрел на огромный цветочный сад, в котором цвели все
растения без исключения. Все цветы были высотой по меньшей мере с меня, и
изменчивый ветерок донес их оглушающее благоухание.
       Спустя несколько мгновений я услышал за спиной более решительные
движения и обернулся. Бармаглот кое-как поднялся на ноги. Огненный Ангел
все еще находился в нокауте и издавал только тихие свистящие звуки.
Бармаглот, пошатываясь, отступил, расправил крылья, затем вдруг
повернулся, забил крыльями и улетел обратно к отверстию, через которое вся
наша команда оказалась здесь. Неплохая мысль, похвалил я и поспешил уйти в
сад.
       Здесь ароматы были еще сильнее, цветы, по большей части
распустившиеся, образовывали фантастический разноцветный полог, укрывавший
меня, когда я пересекал сад. В скором времени я запыхался, но, тем не
менее, продолжал бежать трусцой. Люк довольно тяжел, но я хотел как можно
больше увеличить расстояние между нами и пещерой. Учитывая скорость, с
которой мог передвигаться Огненный Ангел, я не был уверен, хватит ли
времени на упражнения с Козырем.
       Надышавшись ароматом цветов, я стал чувствовать некоторое
головокружение, и мои конечности перестали давать о себе знать. Пришла в
голову мысль, что запах цветов, возможно, оказывает легкое наркотическое
действие. Великолепно. Только этого мне и не хватало – поймать кайф,
пытаясь вывести из такого же состояния Люка. Однако, вдали я разглядел
небольшую поляну, находящуюся на пригорке, и направился к ней. Смею
надеяться, там смогу немного отдохнуть, пока не обрету психологическую
почву под ногами и не решу, что делать дальше. Пока я не замечал никаких
звуков погони.
       По мере продвижения я стал чувствовать, что немного шатаюсь. Чувство
равновесия исчезло так же, как и связь с конечностями. Появился страх
перед падением, почти родственный страху высоты, ибо мне пришло в голову,
что если я упаду, то больше не сумею подняться и могу забыться в пьяном
сне, а потом меня, сонного, найдет и убьет чудовище Хаоса.
       Разноцветье над головой сливалось в сплошной покров, колышущийся и
переплетающийся, словно масса лент в ярком потоке. Я попытался управлять
своим дыханием, чтобы вдыхать как можно меньше испарений цветов. Но это
оказалось трудно, так как я запыхался.
       Однако я не упал, а опустился рядом с Люком в центре поляны, после
того, как положил его на землю. Люк оставался без сознания, выражение
покоя было на его лице. Легкий ветерок овевал холм, и на противоположной
стороне его произрастали колючие растения, на вид совсем не цветы. Таким
образом, я больше не вдыхал соблазнительных запахов гигантского поля
цветов и через некоторое время в голове стало проясняться. С другой
стороны я сообразил, что ветерок унесет наш запах в сторону пещеры. Было
неизвестно, сможет ли Огненный Ангел распознать его среди цветочных
ароматов, но предположение даже такой малой возможности заставило меня
почувствовать себя неуютно.
       Много лет назад, еще будучи на третьем курсе, я попробовал немного
ЛСД. Это так сильно меня напугало, что с тех пор я не притрагивался ни к
одному галлюциногену. Теперь же выяснилось, что запах цветов повлиял на
мою способность перемещать Отражения. Есть своего рода убеждение, что
эмбериты могут посетить любое место, какое только могут вообразить, так
как где-то среди Отражений оно обязательно отыщется. Комбинируя свою мысль
с движением, мы можем настроиться на искомое Отражение. К несчастью, я
сейчас не мог контролировать свое воображение. Вообще, к несчастью, зачем
я сюда попал?
       Когда я попробовал ЛСД, то ударился в панику и это лишь ухудшило
дело. Я легко мог уничтожить себя, так как бродил по воплощенным джунглям
своего подсознания и провел какое-то время в таких местах, где обитают
очень злые твари. Через некоторое время действие снадобья пошло на спад, и
я нашел дорогу домой, заявился, хныча, на порог к Джулии, и после не один
день был нервным калекой. Позже, когда я рассказал об этом Рэндому, то
узнал, что он испытывал нечто похожее. Сперва он держал это знание при
себе, так как считал его возможным тайным оружием против остального
семейства; но позже, после установления приличных отношений друг с другом,
он решил в интересах выживания поделиться этой информацией. И страшно
удивился, когда узнал, что Бенедикт, Жерар, Фиона и Блейз были о ней
отлично осведомлены – хотя их знание основывалось на действии других
галлюциногенов, – и, странное дело, только Фиона когда-либо учитывала
возможность использования этого в качестве внутрисемейного оружия. Она
также не использовала его из-за непредсказуемости действия. Вся история
осталась в далеком прошлом и в запарке иных дел последних лет сведения
как-то вылетели из его головы; ему просто не пришло в голову, что таких,
как я, наверное, следовало бы предостеречь.
       Люк рассказал мне, что его попытка вторгнуться в Замок Четырех Миров
при помощи коммандос на дельтапланах была отражена. Поскольку в ходе моего
собственного визита в эту цитадель я в разных местах видел обломки
искалеченных дельтапланов, логично было бы предположить, что Люк попал в
плен. Следовательно, если развивать мысль дальше, колдун Маска виноват во
всем, что касается нынешнего состояния Люка, да и моего тоже. Для этого
была достаточна доза галлюциногена в рационе узника. К счастью,
подсознание Люка не выдавало ничего более опасного, чем яркие вариации на
тему Льюиса Кэррола. Возможно, Люк чище душой, чем я. Но, как ни смотри,
дело это странное. Маска мог убить его или заточить в тюрьму, или добавить
его к коллекции вешалок. Вместо этого, хотя и навлекая определенный риск,
он оставил его на свободе, хотя и наказал. Больше всего это напоминало
снисходительное похлопывание по спине, нежели месть. И это-то с членом
семьи, имевшей прежде власть над Замком и, несомненно, желавшей вернуть
ее. Неужели Маска настолько был уверен в своем полном превосходстве? Или
он не видел в Люке большой угрозы?
       И потом, не является тайной, что наши способности перемещаться по
Отражениям, а также способности к колдовству происходят из схожих корней –
Лабиринта или Логруса. Это объясняло странный вызов меня и Люка
посредством посылки Козыря большого размера – его усиленные наркотиками
способности к визуализации стали настолько интенсивными, что физического
представления меня на Карте и не понадобилось. И его магические
способности, дезориентированные галлюциногеном, были в ответе за все
странные, искажающие реальность испытания, которые мне пришлось пережить
перед тем, как он действительно добился контакта. Это означало, что любой
из нас мог стать очень опасным при определенных обстоятельствах. Надо это
запомнить. Я надеялся, что когда он придет в себя, то не будет взбешен
из-за того, что я его ударил, во всяком случае, прежде, чем я смогу
поговорить с ним. С другой стороны, будем надеяться, что транквилизаторы
продержат его в подавленном состоянии до тех пор, пока не сработают
препараты, очищающие от действия наркотика.
       Я помассировал побаливающий мускул на левой ноге, а затем встал.
Подхватив Люка за руки, я проволок его шагов на двадцать дальше по поляне.
Затем вздохнул и вернулся на прежнее место отдыха. Когда охотничий вой
раздался среди цветов и головы их заколыхались вдоль линии, ведущей прямо
ко мне, и среди стеблей уже становилась видна фигура потемнее, я понял,
что с бегством Бармаглота Огненный Ангел вернулся к своей первоначальной
цели. А поскольку столкновение казалось неизбежным, поляна, где мы
находились, подходила не хуже любого другого места для встречи с ним, и
лучше, чем большинство из них.




       2



       Со своего пояса я отстегнул яркую штуку и начал раскладывать ее. Пока
я это проделывал, она издавала серию щелчков. При этом я размышлял над
тем, что делаю наилучший выбор из всех доступных.
       Чудовищу потребовалось большее, чем я рассчитывал, время, чтобы
пробраться сквозь цветы. Это могло означать только, что ему трудно взять
мой след среди такого экзотического окружения. Однако, я рассчитывал и на
то, что оно пострадало в стычке с Бармаглотом, в какой-то мере потеряв
силу и быстроту.
       Но, чтобы там ни было, в конечном итоге заколыхались и были сломаны
последние стебли. Зверь Хаоса остановился, наклонившись вперед, и
уставился на меня неморгающими глазами. Фракир испугался, и я успокоил
его. Это дело было ему не под силу. В запасе у меня осталось заклинание
"Фонтан Огня", но я даже не стал утруждать им себя. Я знал, что оно не
остановит этой твари и вполне может заставить вести ее непредсказуемо.
       – Я могу показать тебе обратную дорогу к Хаосу! – крикнул я. – Если
ты тоскуешь по дому!
       Он тихо завыл и двинулся на меня. Вот вам и все сантименты.
       Подходил он медленно, жидкость сочилась из дюжины ран. Я гадал,
способен ли он ринуться, или нынешняя скорость – самая лучшая, какую он
мог выдать. Осмотрительность советовала мне предполагать самое худшее,
поэтому я попробовал не связываться с ним и приготовился ответить на все,
что он попытается сделать.
       Однако он не ринулся. Он просто продолжал идти, как маленький танк. Я
не знал, где у него расположены жизненно важные точки. Когда я жил дома,
анатомия Огненного Ангела не стояла в верхней части списка моих интересов.
Однако, пока он приближался, я попытался как можно внимательнее
рассмотреть его. К несчастью, внешний вид этой твари заставил меня
предположить, что все важное он держит под хорошей защитой. Очень жаль.
       Я не хотел нападать даже в случае, если он попытается меня
спровоцировать на что-то. Я не знал его боевых приемов и не желал первым
раскрываться, чтобы познакомиться с ними. Лучше обороняться и предоставить
ему сделать первый ход, но зверь просто продолжал подходить все ближе и
ближе. Я знал, что вскоре вынужден буду что-то предпринять, хотя бы это
будет простое отступление.
       Одна из длинных и многосуставчатых конечностей метнулась ко мне, и я
резко увернулся вбок и рубанул. Вз-з! Конечность очутилась на земле, все
еще двигаясь. Поэтому я тоже продолжал движение. Вз-з-з-вз-з!
       Зверь медленно опрокинулся влево, так как я удалил все конечности с
этой стороны его тела.
       Затем, преисполнившись излишней уверенности, я проскользнул слишком
близко, огибая его голову, чтобы добраться до другой стороны и повторить
атаку, пока он еще пребывал в прострации. Оставшиеся конечности метнулись
вперед. Но я был слишком близко, и он все падал. Вместо того, чтобы
схватить меня, он просто ударил. Удар пришелся по груди и меня сшибло
спиной наземь.
       Отползая назад и подтягивая ноги для прыжка, я услышал, как Люк пьяно
пробормотал:
       – Эй, что происходит?
       – Позже, – откликнулся я, не оборачиваясь.
       Затем он добавил:
       – Эй, ты ударил меня!
       – Исключительно для твоего же блага, – ответил я. – Это входит в курс
лечения, – и, поднявшись на ноги, снова стал двигаться.
       – О... – услышал я его отклик.
       Тварь лежала теперь на боку и большая конечность несколько раз
бесприцельно ударила по мне. Я увернулся от удара и сумел изменить
диапазон и угол удара.
       Вз-з. Конечность упала на землю, а я приблизился.
       Я нанес с размаху три удара, рассекшее ему голову под разными углами,
и только потом сумел отрубить ее. Однако, она продолжала издавать
щелкающие звуки, а торс при этом сделал попытку приподняться.
       Я не считал удары, которые нанес после этого. Я просто продолжал
работу, пока эта тварь не оказалась изрубленной в капусту. Люк кричал
"о-ля-ля!" при каждом моем верном ударе. К этому времени я изрядно вспотел
и заметил, что не то от ярости схватки, не то от чего-то еще, находящиеся
в отдалении цветы тревожно заколыхались. Однако, благодаря моей
предусмотрительности – прихваченный в баре меч оказался превосходным
оружием – я чувствовал уверенность в своих силах. Взмахнул мечом в
воздухе, описав дугу над головой, что полностью очистило его, а потом
принялся складывать обратно в первоначальную компактную форму. Меч был
мягкий, словно лепестки цветов, и все еще немного тускло светился...
       – Браво! – произнес знакомый голос и я завертел головой, пока не
заметил улыбку, а за ней Кота, небрежно хлопающего подушечками лап. –
Курла-лап! Кур-ла-ла! – добавил он. – Отлично сработано, о светозарный
мальчик мой!
       Ландшафт заколебался, словно под напором ветра, и небо потемнело. Я
услышал, как Люк воскликнул: "Эй!", и когда оглянулся, то увидел, как он
поднимается на ноги и движется вперед. Когда я снова повернул голову, то
за спиной Кота уже образовывался бар, и уже улавливался блеск бронзовой
вешалки. В голове у меня поплыло.
       – Обычно, взяв Булатный Меч, дают залог, – говорил Кот. – Но
поскольку вы возвращаете его в целости и сохранности...
       Люк подошел ко мне. Я снова слышал музыку, и он ей подпевал. Теперь
уже поляна с поверженным Огненным Ангелом казалась посторонним элементом,
а бар становился все осязаемее, приобретая оттенки цвета и тени.
       Но заведение казалось немного уменьшившимся – столики стояли теснее,
музыка играла тише. Фреска стала более сжатой, и художник на глаза не
попадался. Даже Гусеница со своим грибом переместилась в укромный уголок,
и оба казались съежившимися, а голубой дым – менее густым. Я воспринял
это, как хороший признак, так как если наше присутствие тут вызвано
душевным состоянием психики Люка, то, наверное, это галлюциноген терял
свою власть над нами.
       – Люк?
       Он направился к стойке.
       – Да? – ответил он.
       – Ты знаешь, что путешествуешь по миру грез, не так ли?
       – Я не... Я не знаю, что ты имеешь в виду, – сказал он.
       – Я думаю, когда Маска держал тебя в плену, он подсунул какой-то
наркотик, – сказал я. – Это возможно?
       – А кто такой Маска? – спросил он меня.
       – Новый босс в замке.
       – А, ты имеешь в виду Шару Гаррула, – сказал он. – Помнится, он носил
голубую маску.
       Я не видел никаких оснований пускаться в объяснения относительно
того, почему Маска – это не Шару. Все равно он, вероятно, забыл. Я просто
кивнул и сказал:
       – Шеф!
       – Ну... да, думаю, он мог мне что-то дать, – ответил он. – Ты хочешь
сказать, что все это?... – он обвел широким жестом все помещение бара.
       Я кивнул.
       – Разумеется. Это все реально, – уточнил я. – Но мы можем
переправлять себя в галлюцинации. Все они где-то реальны. Это и делает
наркотик.
       – Будь я проклят, – сказал он.
       – Я дал тебе кое-какие снадобья, чтобы ты пришел в себя, – сообщил я
ему. – Но процесс может занять некоторое время.
       Он провел языком по губам и огляделся.
       – Ну, спешить нечего, – решил он. А затем улыбнулся, когда издали
донесся пронзительный крик и демоны принялись безобразничать с горящей
женщиной на фреске. – Мне даже здесь нравится.
       Я положил сложенное оружие на стойку. Люк постучал по стойке рядом с
Мечом и потребовал налить по новой. Я отступил, качая головой.
       – Я сейчас должен идти, – сказал я ему. – Кто-то по-прежнему охотится
на меня. И только что он подошел довольно близко.
       – Животные не в счет, – отмахнулся Люк.
       – То, которое я только что изрубил – в счет, – ответил я. – Его
подослали.
       Я посмотрел на сломанные двери, гадая, что может пройти в них в
следующий раз. Как известно, Огненные Ангелы охотились парами.
       – Но я должен поговорить с тобой, – продолжил я.
       – Не сейчас, – отвернулся он.
       – Ты же знаешь, что это важно.
       – Я не могу здраво мыслить, – ответил он.
       Я полагал, что это должно быть правдой, и не имело ни малейшего
смысла пытаться увлечь его в Эмбер или куда-нибудь. Он просто растает и
снова появится здесь. Прежде, чем мы сможем обсудить с ним наши общие
проблемы, необходимо, чтобы мозги его очистились.
       – Ты помнишь, что твоя мать – пленница в Эмбере?
       – Да.
       – Вызови меня, когда в голове у тебя прояснится. Нам надо поговорить.
       – Хорошо.
       Я повернулся и вышел из дверей в стену тумана. И уже издалека
услышал, что Люк вновь принялся петь какую-то скорбную балладу. Туман
почти так же плох, как и полная темнота, когда дело доходит до смещения
Отражений. Если при движении ты не видишь никаких ориентиров, то никак
нельзя воспользоваться способностью, позволяющей тебе ускользнуть. С
другой стороны, теперь, когда в голове у меня прояснилось, я просто хотел
побыть один и подумать. Если я никого не могу увидеть в этом тумане, то и
меня никто не может увидеть. И по мощеной поверхности звучали только мои
шаги.
       Так чего же я добился? Когда я очнулся от недолгого сна и поддался
влиянию через Люка, я был тогда мертвецки усталым после необыкновенных
трудов. Меня переправили к нему, так я узнал, что он галлюцинирует,
скормил ему нечто, способное, как я думаю, раньше или позже снять его с
крючка, порубал Огненного Ангела и оставил Люка там же, где нашел.
       Получил я из этого две вещи, – размышлял я, продвигаясь в густом
тумане, – поставил Люка в безвыходное положение при всех кознях, которые
он по-прежнему мог замышлять против Эмбера. Теперь он знал, что его мать –
наша пленница, и я не мог себе представить, чтобы он при таких
обстоятельствах предпринял какие-то прямые действия против нас. Помимо
технических проблем, связанных с транспортировкой Люка и удержанием его на
одном месте, это и являлось причиной, по которой я был готов покинуть его
так, как только что сделал. Я уверен, что Рэндом предпочел бы держать его
без сознания в камере подземелья, но не сомневался, что он удовольствуется
тем, что Люк на свободе, но без клыков, особенно потому, что, вполне
вероятно, Люк раньше или позже свяжется с ним для переговоров о Ясре. Я
был готов разрешить ему прийти в себя, гулять на свободе и явиться к нам,
когда он сам того захочет. К тому же, у меня хватало собственных проблем –
Колесо – Призрак, Маска, Винта... И этого нового, только что получившего
номерок и занявшего кресло.
       Возможно, это Нора использовала наводящие качества голубых камней для
того, чтобы подослать ко мне убийц. У нее для этого хватало и
способностей, и мотивов. Хотя, возможно также, что это проделывал Маска,
обладавший, насколько я мог судить, нужными способностями и, кажется,
имевший мотив, хотя я и не принимал его. Теперь, однако, Ясра с дороги
убрана, и хотя я собирался в свое время разобраться с Маской, считал, что
сумел защититься от действия голубых камней. А также думал, что уже
достаточно припугнул Маску при нашем последнем столкновении в Замке. Что
бы там ни было, крайне маловероятно, чтобы Маска или Ясра, какими бы
силами они не обладали, получили доступ к обученному Огненному Ангелу.
Нет, Огненный Ангел мог появиться только из одного места, а живущие в
Отражениях колдуны не входили в список клиентов поставщика.
       Порыв ветра раздвинул на миг туман и я мельком увидел темные здания.
Хорошо. Я переместился. Туман почти сразу же раздвинулся и это оказались
не здания, а темные скалы. Еще одна смена декораций, и в поле зрения
появился кусок не то утреннего, не то вечернего неба, и по нему разлилась
пена ярких звезд. Вскорости ветер смел туман и я увидел, что иду по
каменистой возвышенности, а небеса горят таким ярким звездным светом, что
можно читать. Я последовал по темной тропе, ведущей к краю света...
       Все же, это дело с Люком, Ясрой, Далтом и Маской было каким-то куском
– вполне понятным в одних местах и туманным в других. Найди я малость
времени и поработай немного ногами, и все сойдется в единое целое. Люк и
Ясра были теперь нейтрализованными. Маска, который оставался загадкой,
кажется, имел на меня зуб лично, но, похоже, не представлял никакой особой
угрозы Эмберу... С другой стороны, угрозу представлял Далт со своим
фантастическим новым оружием, но Рэндом был в курсе этой ситуации, и
Бенедикт уже вернулся в город. Поэтому я был уверен, что для
противодействия угрозе делалось все возможное.
       Я стоял на краю света и смотрел в бездонную пропасть, полную звезд.
Гора, на которой я оказался, кажется, не принадлежала к поверхности ни
единой планеты. Однако, слева располагался мост, ведущий в темноту к
загораживающему звезды силуэту – наверное, к еще одной плавающей в космосе
горе. Я подошел к мосту и ступил на него. Проблемы, связанные с
атмосферой, гравитацией и температурой ничего не значили здесь, где я мог
на ходу выдумать новую реальность. Я направился по мосту и на какой-то миг
угол стал таким как надо, поэтому я уловил силуэт другого моста на
противоположной стороне темной массы, ведущего куда-то дальше в темноту.
       Я остановился посередине, откуда мог обозревать мост по всей длине в
любом направлении. Место это казалось безопасным и подходящим. Я вытащил
свою колоду карт и перетасовал их, пока не обнаружил ту, которой уже очень
долго не пользовался.
       Я отложил все другие и держал ее перед собой, изучая голубые глаза и
молодые, жесткие, чуть резко заостренные черты лица под копной чисто белых
волос. Одет он был во все черное, за исключением кусочка белого воротника
и рукава, заметного под блестящей обтягивающей курткой. В руке, обтянутой
перчаткой, он держал три темных стальных шарика.
       Дотянуться до самого Хаоса иногда трудновато, поэтому я
сосредоточился и сфокусировался, тщательно и сильно. Контакт возник почти
мгновенно. Он сидел на балконе под безумно полосатым небом, слева от него
проплывали Смещающиеся Горы. Сидел он, положив ноги на плавающий столик, и
читал книгу. Когда контакт установился, он опустил ее и слегка улыбнулся.
       – Мерлин, – тихо произнес он. – Ты выглядишь усталым.
       Я кивнул.
       – А ты выглядишь отдохнувшим, – заметил я.
       – Верно, – ответил он, закрывая книгу и положив ее на столик. А затем
спросил: – Беда?
       – Беда, Мандор.
       Он поднялся на ноги.
       – Ты хочешь пройти?
       Я покачал головой.
       – Если у тебя под рукой есть какие-нибудь Козыри для возвращения, я
бы предпочел, чтобы ты прошел ко мне.
       Я протянул руку вперед, наши руки стиснули друг друга, он сделал
единственный шаг и встал рядом со мной на мосту. Мы на мгновение обнялись,
а затем он повернулся и посмотрел сначала по сторонам, а затем в пропасть.
       – Здесь есть что-то опасное? – спросил он.
       – Нет. Я выбрал это место, потому что оно кажется самым безопасным.
       – И к тому же живописным, – отозвался он. – Что с тобой случилось?
       – Я долго был всего лишь студентом, а потом проектировщиком
определенных специализированных механизмов, – начал я рассказывать. – До
довольно недавнего времени моя жизнь оставалась небогатой событиями. А
потом начался кромешный ад. Причем, большую часть происходящего я не
понимаю, а многое происходит с подачи кого-то, кого я не знаю. Эта часть
довольно сложна, и не стоит твоего внимания.
       Он положил руку на перила моста.
       – А другая часть? – спросил он.
       – Вплоть до этого момента я думал, что мои враги происходят из
Эмбера. Но вдруг, когда казалось, что большая часть этого дела будет
улажена, кто-то пускает по моему следу Огненного Ангела. Я лишь недавно
уничтожил его. Я понятия не имею, почему это произошло, и это, конечно же,
к Эмберу отношения не имеет.
       – Ты, конечно же, прав, – сказал он. – Я понятия не имел, что дело
дошло до чего-то, близкого этому, иначе давно бы поговорил с тобой. Но
позволь не согласиться по части порядка важности, прежде чем я с
удовольствием выскажу определенные предположения относительно тебя. Я хочу
услышать твою историю полностью.
       – Почему?
       – Потому, что ты, братец, иногда потрясающе наивен, и я доверяю
твоему суждению насчет того, что истинно важно.
       – Я могу умереть с голоду прежде, чем закончу, – отозвался я.
       Криво улыбаясь, мой названный брат поднял руки. В то время, как Юрт и
Деспил приходились мне сводными братьями, рожденными моей матерью Дарой от
принца Савалла, Повелителя Грани, Мандор был сыном Савалла от предыдущего
брака, к тому же существенно старше меня, и поэтому напоминал мне многих
моих родственников в Эмбере. Я всегда чувствовал себя посторонним среди
детей Дары и Савалла. При этом Мандор тоже не являлся частью этой
обособленной группки и у нас появилось что-то общее. Но, что бы там ни
было, мы с ним поладили и стали сближаться, как я иногда думаю, больше,
чем полнородные братья. За минувшие годы он обучил меня многим
практическим вещам и мы не раз хорошо проводили с ним время.
       Воздух между нами исказило и, когда Мандор опустил руки, между нами
беззвучно и внезапно возник обеденный стол, покрытый расшитой белой
скатертью, а миг спустя за ним последовали два стула, появившихся друг
напротив друга. Стол был накрыт многочисленными блюдами – прекрасный
фарфор, хрусталь, серебряные столовые приборы и даже ведерко сверкающего
льда с темной бутылкой шампанского.
       – Ты произвел на меня впечатление, – констатировал я.
       – В последние годы я посвятил немало времени гурманской магии, –
сказал он. – Нижайше прошу к столу.
       Мы поудобнее расположились на мосту между двумя темными громадами.
Попробовав яства, я оценивающе причмокнул, и прошла не одна минута, прежде
чем я смог начать излагать все события, приведшие меня в это царство
звездного света и безмолвия.
       Мандор, не перебивая, выслушал всю мою повесть, а когда я закончил,
кивнул.
       – Не хочешь еще десерта?
       – Да, – согласился я. – Он очень вкусный.
       Когда я несколько минут спустя поднял глаза, то увидел, что он
улыбается.
       – Что тут смешного? – осведомился я.
       – Ты, – ответил он. – Если ты помнишь, я уже говорил тебе ранее,
перед тем, как ты отправился туда – будь разборчивее с теми, кому
оказываешь доверие.
       – Ну? Я никому о себе не рассказывал. Если ты намерен прочесть мне
лекцию о вреде дружбы с Люком, не разузнав о нем все досконально, я ее уже
слышал.
       – А как насчет Джулии?
       – Что ты имеешь в виду? Она так и не узнала...
       – Именно. А ей ты, похоже, мог бы доверять. Вместо этого ты настроил
ее против себя.
       – Ладно. Возможно, тут я здорово просчитался.
       – Ты спроектировал замечательную машину и тебе ни разу не пришло в
голову, что она также может стать мощным оружием. Рэндом увидел это сразу
же. Так же, как и Люк. От поражения на этом фронте тебя уберегло только
то, что она стала разумной и не желала слушать чьих-то указаний.
       – Ты прав. Меня больше заботило решение технических проблем. Я не
продумал тщательно все последствия.
       Он вздохнул.
       – Что мне с тобой делать, Мерлин? Ты идешь на риск, даже когда не
знаешь, что идешь на риск.
       – Винте я не доверял, – сообщил я, хотя он меня не спрашивал.
       – Думается, ты мог бы получить от нее и больше сведений, – сказал он,
– если бы не проявил такой прыти для спасения Люка, который уже
продемонстрировал, что он опасен; под конец вашего диалога она, кажется,
стала действительно откровенной.
       – Наверное, мне следовало бы вызвать тебя.
       – Если встретишь ее опять, вызови, и я с ней разберусь.
       Я уставился на него. Кажется, он говорил это всерьез.
       – Ты знаешь, что она такое?
       – Я ее разгадаю, – уверенно обронил он, взбалтывая в бокале
ярко-оранжевый напиток. – Но у меня есть к тебе одно предложение,
элегантное по своей простоте. У меня есть новый загородный дом, совершенно
уединенный, со всеми удобствами. Почему бы тебе не вернуться со мной ко
Дворам, а не перескакивать из одной опасности в другую? Заляг на пару лет
на грунт, наслаждайся жизнью, прочитай книги, которые ты все откладывал до
более подходящего случая. Я позабочусь, чтобы ты был хорошо защищен. Пусть
все поутихнет, а потом ступай по своим делам при более мирных
обстоятельствах.
       Я пригубил огненный напиток.
       – Нет, – отказался я. – Что произошло с тем, про что ты говорил, что
знаешь, а я нет?
       – Все ничего не значит, если ты не примешь моего предложения.
       – Даже если бы принял, то все равно захотел бы узнать.
       – Ерунда, – отозвался он.
       – Ты выслушал мой рассказ. Теперь я послушаю твой.
       Он пожал плечами и, откинувшись на спинку стула, посмотрел на звезды.
       – Савалл умирает, – коротко сообщил он.
       – Он занимается этим много лет.
       – Верно, но ему стало намного хуже. Некоторые думают, что это связано
с предсмертным проклятием Эрика Эмберского. Что бы там ни было, я
действительно считаю, что долго ему не протянуть.
       – Начинаю понимать...
       – Да. Борьба за наследование стала более интенсивной. Народ валится
направо и налево – яд, дуэли, убийства, странные несчастные случаи, то
сомнительные самоубийства. А также многие отбыли в неизвестном
направлении. Или так, во всяком случае, кажется.
       – Понимаю. Но не вижу, какое это имеет отношение ко мне.
       – Одно время не имело бы никакого.
       – Но?
       – Да. Я никогда не знал, какие именно у него для этого мотивы. Но ты
законный наследник. Ты следуешь за мной, но имеешь преимущество перед
Юртом и Деспилом.
       – Все равно даже при этом я стою чертовски низко в списке.
       – Верно, – медленно произнес он. – По большей части интерес
представляют только верхние строчки...
       – Ты сказал "по большей части"...
       – Всегда есть исключения, – ответил он. – Ты должен понимать, что в
такое время представляется прекрасный случай свести старые счеты. Одной
смертью больше, одной меньше – никто и бровью не поведет, как было бы в
более спокойные времена. Даже в относительно высоких кругах.
       Я покачал головой, встретившись с ним взглядом.
       – В моем случае это действительно не имеет смысла, – сказал я.
       Он продолжал пристально меня разглядывать, пока я не почувствовал
себя довольно неуютно.
       – Так ведь? – спросил наконец я.
       – Ну... – протянул он. – Подумай немного об этом.
       Я подумал. И как раз когда мне пришла на ум правильная мысль, он
кивнул, словно читал мысли.
       – Юрт, – сообщил он, – довольно восторженно встретил новые времена.
Он постоянно болтал о самых последних смертях и об элегантности и внешней
легкости, с которой добивались некоторые из них. И, наконец, его страх и
тяга увеличивать собственные способности ко злу достигли момента, когда
перекрыли его страх...
       – Логрус...
       – Да. Он, наконец, попробовал пройти Логрус и сумел выдержать до
конца.
       – Ему полагалось бы очень радоваться этому. Гордиться. Он ведь хотел
это сделать не один год.
       – О да, – ответил Мандор. – И я уверен, что он также испытал и
великое множество других чувств.
       – Ощущение свободы, – предположил я. – Силы, – и, изучив его
полунасмешливое выражение лица, вынужден был добавить: – И способность
играть в эту игру самому.
       – Возможно, ты не безнадежен, – одобрительно сказал он. – А теперь не
хотел бы ты довести эту мысль до логического конца?
       – Ладно, – отозвался я, думая о левом ухе Юрта, уплывшем после моего
рубящего удара, о распространяющемся вокруг него рое бисеринок крови. – Ты
думаешь, что Огненного Ангела послал Юрт?
       – Скорее всего, – подтвердил он. – Но не хочешь ли ты продолжить эту
мысль еще?
       Я подумал о сломанной ветке, проткнувшей Юрту глаз, когда мы боролись
на поляне.
       – Ладно, – сказал я. – Он охотится на меня. Это может быть частью
борьбы за наследование, так как я стою впереди него в списке. Или это
может быть обыкновенной местью из-за неприязни. Или оба варианта вместе.
       – Что именно скрывается за этим, не имеет значения, – сказал Мандор.
– Важны результаты. Но я подумал о напавшем на тебя волке-оборотне. У него
ведь, к тому же, наличествовал только один глаз...
       – Да, – подтвердил я. – Как нынче выглядит Юрт?
       – О, он уже отрастил примерно половину уха. Но оно весьма неровное и
безобразное на вид. Он всегда прикрывает его волосами. Глаз регенерировал,
но еще не способен видеть. Обычно он носит повязку.
       – Это может объяснить последние события, – сказал я. – Однако, он
выбрал чертовски неподходящее время, учитывая все, что происходит.
       – Это одна из причин предложения пропасть из виду и подождать, пока
все успокоится. Слишком хлопотное дело. Когда в воздухе столько стрел,
вполне возможно, что одна из них угодит в тебя.
       – Я способен позаботиться о себе, Мандор.
       – Ты мог бы даже обмануть меня.
       Я пожал плечами, встал, подошел к перилам и посмотрел вниз, на
звезды.
       После долгого молчания он окликнул меня:
       – У тебя есть идеи получше?
       Но я не ответил, потому что именно об этом и думал. Я размышлял о
том, что сказал Мандор о моих слабых местах и об отсутствии
подготовленности, и как раз готовился сделать вывод, что он прав, что все,
случившееся со мной вплоть до этого момента, за исключением, может быть,
умыкания Ясры из Замка, является результатом действия разных
обстоятельств. Я намного больше подвергался воздействию, чем действовал
сам. Признаться, все происходящее слишком быстро развивалось. Но все равно
я не включал в свои планы уход в подполье, чтобы там поразмыслить,
разузнать о своих врагах и нанести ответный удар. Кажется, было что-то,
что я могу сделать...
       – Если учитывать обстоятельства, – сказал он, – то ты окажешься в
выгодном положении, если будешь играть наверняка.
       Вероятно, с позиции рассудка, безопасности и осторожности он был
прав. Но он принадлежал исключительно ко Дворам, а у меня имелись
дополнительные обязательства, к которым он не имел отношения. Вполне
возможно, что я смогу выработать собственный план действий, способный,
может быть, даже благодаря моей связи с Люком, помочь усилить безопасность
Эмбера. Пока существовал такой шанс, я чувствовал себя обязанным не
отступить. И, помимо этого, мое любопытство было слишком возбуждено, чтобы
самому отстраниться от ответов на все вопросы.
       Обдумывая, как лучше всего объяснить ход моих мыслей, я снова
подвергся вызову. Вызов походил на вопрос, скребущийся, словно кошка, в
дверь, ощущение усиливалось, отметая в сторону все прочие соображения, и,
наконец, я понял, что кто-то, через Козырь, пытается связаться со мной из
очень отдаленного места. Я предположил, что запрос может исходить от
Рэндома, беспокоящегося и желающего выяснить, что же случилось после моего
отправления из гостиницы Эмбера. Поэтому я настроился на прием,
приготовившись к контакту.
       – Мерли, что стряслось? – спросил Мандор, но я поднял руку,
показывая, что занят. И краем глаза увидел, что он положил салфетку на
стол и поднялся на ноги.
       Видение постепенно стало четче и я узнал Фиону, строгую на вид. За
спиной ее громоздились скалы, над головой было бледно-зеленое небо.
       – Мерлин? – обратилась она. – Ты где?
       – Далеко, – ответил я. – Это долгая история. Что произошло? Где ты?
       Она мрачно улыбнулась.
       – Далеко, – ответила она.
       – Мы, кажется, выбрали очень живописные места, – отметил я. – Ты
подобрала небо в тон к своим волосам.
       – Хватит! – отрубила она. – Я вызвала тебя не для обмена
впечатлениями о путешествиях.
       В этот момент Мандор подошел и встал рядом со мной, положив мне руку
на плечо, что едва ли согласуется с его характером, так как считается
бестактным поступком, когда вмешиваются в разговор по Козырю – это все
равно, что снять трубку параллельного телефона и встрять в чужой разговор.
Тем не менее...
       – О-го-го! – воскликнул он. – Не будешь ли ты любезен представить
меня, Мерлин?
       – Кто? – спросила Фиона. – Это кто такой?
       – Это мой брат Мандор, – уведомил я ее. – Из Дома Савалла при Дворах
Хаоса. Мандор, это моя тетка Фиона, принцесса Эмбера.
       Мандор поклонился.
       – Я слышал о вас, принцесса, – сказал он. – Мне действительно очень
приятно с вами познакомиться.
       Глаза ее на миг расширились.
       – Я знаю об этом Доме, – ответила она, – но понятия не имела, что
Мерлин в родстве с ним. Рада с вами познакомиться.
       – Как я понимаю, возникла какая-то проблема, Фи? – спросил я.
       – Да, – ответила она, взглянув на Мандора.
       – Я удивляюсь, – сказал он. – Для меня было большой честью
встретиться с вами, принцесса. Я желал бы, чтобы вы жили немного поближе к
Грани.
       Она улыбнулась.
       – Подождите, – попросила она, – это не связано ни с какими
государственными тайнами. Вы проходили Логрус?
       – Да.
       – ...И, как я понимаю, вы сошлись не для того, чтобы подраться?
       – Едва ли, – ответил я.
       – В таком случае, я буду рада узнать также и его взгляд на проблему.
Вы готовы явиться ко мне, Мандор?
       Он снова поклонился и я подумал, что он чуточку переигрывает.
       – Куда угодно, сударыня, – ответил он.
       – Тогда идите, – предложила она и протянула левую руку. Я схватился
за нее, а Мандор протянул руку и коснулся ее запястья. Мы шагнули вперед.
       Очутились мы на каменистой равнине, было ветрено и немного
холодновато. Откуда-то издалека доносился приглушенный рев, как от мотора
с глушителем.
       – Ты в последнее время связывалась с кем-нибудь из Эмбера? – спросил
я ее.
       – Нет, – отрезала она.
       – Твой отъезд был несколько внезапным.
       – На то были причины.
       – Ты узнала Люка?
       – Ты теперь знаешь, кто он такой? А другие?
       – Я сообщил Рэндому, – ответил я. – И Флоре.
       – Значит, знают все, – заключила она.
       – Я отбыла в спешке и захватила с собой Блейза, потому что следующими
в списке Люка должны идти мы. В конце концов, я пыталась убить его отца и
это мне почти удалось. Мы с Блейзом приходились Бранду ближайшими
родственниками, а повернули против него.
       Она обратила проницательный взгляд в сторону Мандора и тот улыбнулся.
       – Как я понимаю, – уведомил он ее, – прямо сейчас Люк пьет пиво с
Котом, Додо, Гусеницей и Белым Кроликом. Также я понимаю, что раз его мать
находится в плену в Эмбере, то против вас он бессилен.
       Она снова посмотрела на меня.
       – Ты и впрямь не сидел без дела, – заметила она.
       – Стараюсь...
       – ...Так что вам, вероятно, можно вернуться без опаски, – продолжил
Мандор.
       Она улыбнулась ему, а затем снова взглянула на меня.
       – Твой брат, оказывается, хорошо информирован, – заметила она.
       – Он тоже член семьи, – сказал я. – И мы всю жизнь имеем привычку
присматривать друг за другом.
       – Всю его жизнь, или твою? – уточнила она.
       – Мою, – ответил я. – Он действительно старше меня.
       – Что такое плюс минус несколько веков? – отмахнулся Мандор.
       – Думается, я почувствовала определенную зрелость духа, – заметила
словно между прочим Фиона. – И я намерена доверить вам больше, чем
собиралась.
       – Это с вашей стороны вполне разумно, – ответил он, – и я ценю такое
проявление доверия...
       – ...но предпочли бы, чтобы я не перебирала с этим?
       – Точно.
       – Я не намерена испытывать вашу лояльность к родине и трону, –
успокоила она его, – при таком коротком знакомстве. Это относится к Эмберу
и к Хаосу, и я не вижу в этом деле никакого конфликта.
       – Я не сомневаюсь в вашей осмотрительности. Я лишь хотел сделать
ясной свою позицию.
       Она вновь повернулась ко мне.
       – Мерлин, – объявила она, – думаю, ты мне солгал.
       Я поймал себя на том, что хмурю лоб, пытаясь вспомнить случай, когда
я мог ввести ее в заблуждение, и покачал головой.
       – Если я и соврал, – сказал я, – то не помню этого.
       – Это произошло несколько лет назад, – пояснила она, – когда я
просила тебя попробовать пройти Лабиринт твоего отца.
       – О... – сказал я и почувствовал, что краснею и гадаю, заметно ли это
при здешнем странном освещении.
       – Ты воспользовался тем, что я рассказала тебе о сопротивлении
Лабиринта, – продолжала она, – и притворился, что он не дает тебе ступить
на него. Но ведь не было никаких видимых признаков сопротивления, вроде
тех, что возникли, когда на него попыталась ступить я.
       Она посмотрела на меня, словно ожидая подтверждения.
       – И? – не выдержал я...
       – ...и, – продолжала она, – теперь это стало еще важнее, чем тогда, и
я должна знать, мухлевал ли ты в тот день.
       – Да, – признался я.
       – Почему?
       – Если бы я ступил на него, – объяснил я, – мне бы пришлось его
пройти, хочу я этого или нет. Кто знает, куда он мог завести и что могло
за этим последовать? У меня почти закончились каникулы и я спешил
вернуться в университет. У меня не было времени на то, что могло бы
последовать за прохождением Лабиринта. А сказать тебе, что возникли
затруднения, показалось мне самым изящным способом избавиться от
поставленной задачи.
       – Я думаю, дело тут не только в этом, – сказала она.
       – Что ты имеешь в виду?
       – Я думаю, что Корвин рассказал тебе о нем нечто такое, чего не знают
остальные члены семьи, или, в крайнем случае, что он оставил тебе
послание. Я думаю, ты знаешь об этом деле больше, чем признаешься.
       Я пожал плечами.
       – Извини, Фиона. Я не властен над твоими подозрениями, – сказал я. –
Мне бы хотелось оказать посильную помощь в этом вопросе.
       – Ты можешь оказать ее, – ответила она.
       – Скажи мне, как?
       – Идем со мной к новому Лабиринту. Я хочу, чтобы ты прошел его.
       Я покачал головой.
       – У меня есть масса куда более неотложных дел, – возразил я ей, – чем
удовлетворять твое любопытство по части того, что сделал мой отец много
лет назад.
       – Это больше, чем любопытство, – сказала она. – Я уже однажды
говорила тебе, что, по-моему, он и является причиной частых межтеневых
гроз.
       – А я указал тебе на вполне веские доводы в пользу того, что грозы
вызваны чем-то иным. Я считаю, что это следствие частичного разрушения и
воссоздания старого Лабиринта.
       – Иди, пожалуйста, за мной, – сказала она, повернулась и полезла по
скалам.
       Я взглянул на Мандора, пожал плечами и последовал за ней. Мандор
пошел следом.
       Мы поднялись к неровной низменной каменной стене. Фиона добралась до
нее первой и направилась к косому карнизу, располагавшемуся примерно
посередине стены. Она шла по нему до тех пор, пока не добралась до того
места, где каменную стену расколола широкая У-образная расселина. Затем
она встала спиной к нам, и свет зеленого неба переливался странными
оттенками в ее волосах.
       Я подошел поближе и посмотрел туда, куда смотрела она. На поверхности
долины, откуда мы пришли, немного ниже и влево от стены, крутилась, словно
волчок, большая черная воронка. Кажется, воронка и являлась источником
слышимого рева. Земля вокруг нее заметно потрескалась. Некоторое время я
пристально разглядывал это явление, но воронка не изменила ни формы, ни
положения. Наконец я прочистил горло.
       – С виду похоже на большой торнадо, – сообщил я – Но он не двигается.
       – Вот поэтому-то я и хочу, чтобы ты прошел новый Лабиринт, – сказала
она мне. – Я думаю, он доберется до нас, если мы не доберемся до него
первыми.




       3



       Если бы у вас был выбор между способностью замечать ложь и
способностью открывать истину, что бы вы выбрали? Было время, когда я
думал, что это разные способы сказать одно и то же, но я больше так не
считаю. Большинство моих родственников, например, столь же хорошо видят
насквозь разные увертки, как и прибегают к ним. Однако, я не совсем
уверен, что их волнует истина. С другой стороны, я всегда чувствовал, что
в поиске истины есть что-то благородное, особенное и почетное – чем я сам
пробовал заняться, когда проектировал Колесо-Призрак. Мандор, однако же,
заставил меня усомниться.
       Конечно, на самом деле все обстояло далеко не так четко и
определенно. Я знаю, что данная ситуация не чистая, а скорее констатация
психологической установки. И все же, я вдруг стал допускать, что возможны
крайности – до грани безрассудного риска – и чересчур уж долго позволил
дремать своим определенным критическим свойствам.
       Поэтому я и задумался, что стоит за просьбой Фионы.
       – Что делает его угрозой? – спросил я.
       – Это теневая гроза в форме торнадо, – сказала она.
       – Такое бывало и раньше, – ответил я.
       – Верно, – отозвалась она. – Но они имеют тенденцию передвигаться по
Отражениям. А эта тоже распространяется на область Отражений, но
совершенно стационарна. Впервые она появилась несколько дней назад и с тех
пор никак не изменилась.
       – А какой это срок по времени Эмбера? – спросил я.
       – Наверное, полдня. А что?
       – Не знаю. Просто любопытно, – пожал я плечами. – И все же я не вижу,
почему она является какой-то угрозой?
       – Я говорила тебе, что такие грозы стали часты с тех пор, как Корвин
начертил добавочный Лабиринт. И теперь они изменяются как по своему
характеру, так и по частоте. Требуется поскорее понять тот Лабиринт.
       Миг быстрого размышления показал мне, что тот, кто обретет власть над
отцовским Лабиринтом, станет хозяином каких-то страшных сил. Или их
хозяйкой.
       Поэтому я сказал так:
       – Предположим, я пройду его. А что потом? Насколько я помнил по
рассказу отца, я просто закончу путь в середине, точно так же, как в
Лабиринте Эмбера. Что из этого узнаешь?
       Я вглядывался в ее лицо, отыскивая какие-нибудь признаки проявления
чувств, но мои родственники чересчур хорошо владеют собой и не склонны
выдавать себя таким примитивным образом.
       – Как я понимаю, – напомнила она, – Бранд сумел козырнуться в него,
когда Корвин находился в центре.
       – Я это знаю.
       – ...Поэтому, когда ты доберешься до центра, я смогу пройти по
Козырю.
       – Думаю, сможешь. И тогда в середине Лабиринта будут стоять двое.
       – ...а оттуда мы будем в состоянии отправиться в место, куда нельзя
добраться ни из какой точки Эмбера или Отражений.
       – Куда же? – осведомился я.
       – В изначальный Лабиринт, стоящий за этим.
       – Ты уверена, что такой существует?
       – Должен. Такая конструкция по самой своей природе обязана
существовать, но не здесь, а на более основном уровне реальности.
       – И зачем же мы отправимся туда?
       – Именно там скрыты его секреты, вот там-то и можно узнать самые
сокровенные тайны его магии.
       – Понятно, – протянул я. – А что потом?
       – Как что? Там мы сможем узнать, как избавиться от бед, вызванных
этой штукой, – ответила она.
       Глаза ее сузились.
       – Мы, конечно же, узнаем, что сможем. Мощь есть мощь, и она
представляет собой угрозу, пока не поймешь ее.
       Я медленно кивнул.
       – Но прямо сейчас действует множество факторов, куда более реальных
по части угрозы, – заметил я. – Этому Лабиринту придется подождать своей
очереди.
       – Даже если он предоставит силы, нужные тебе, чтобы разделаться с
другими проблемами? – спросила она.
       – Даже при этом, – подтвердил я. – Предприятие это может оказаться
длительным и я считаю, что на это у меня времени нет.
       – Но ты же не знаешь этого наверняка.
       – Верно. Но коль скоро я ступлю на него, назад будет уже не свернуть.
       Я не добавил, что не собираюсь брать ее в изначальный Лабиринт, а
потом предоставлять там самой себе. В конце концов, она уже однажды
попробовала свои силы в коронации монархов. И если бы в те дни Бранд сумел
сесть на трон Эмбера, она сейчас стояла бы строго за него, что бы ни
говорила по этому поводу сейчас. Поэтому она собиралась затем попросить
меня доставить ее в изначальный Лабиринт, но сообразила, что я уже обдумал
этот вариант и отверг его. Не желая потерять лицо, получив отказ, она
вернулась к первоначальным аргументам.
       – Я предлагаю тебе обдумать вопрос со временем сейчас, – сказала она.
– Если только ты не желаешь увидеть, как вокруг рвутся миры.
       – Ты говоришь это уже не в первый раз, – ответил я. – И я не верю
тебе и сейчас. Я по-прежнему думаю, что возросшая активность теневых гроз
является следствием повреждения и ремонта изначального Лабиринта. А также
думаю, что если мы станем экспериментировать с новым Лабиринтом, о котором
ничего не знаем, то можем ухудшить дело, а не улучшить...
       – Я не хочу экспериментировать с ним, – перебила она. – Я хочу
изучить его.
       Между нами вдруг сверкнул Знак Логруса. Должно быть, она тоже как-то
увидела или почувствовала его, потому что отпрянула в тот же миг, что и я.
       Я повернул голову, почти наверняка зная, что увижу.
       Мандор поднялся на каменную стену с выступами, похожими на зубцы. Он
стоял так неподвижно, словно был частью ее, подняв руки. Я подавил желание
крикнуть ему, чтобы он остановился. Он знал, что делал. И я был уверен,
что он все равно не обратит на меня ни малейшего внимания.
       Я двинулся к месту, где он стоял, и посмотрел через его плечо на
крутящуюся штуку над потрескавшейся равниной внизу. Сквозь образ Логруса я
почувствовал темный ужасный напор силы, открытой мне Сухэем в его
последнем уроке. Мандор теперь взывал к ней и вливал ее мощь в теневую
грозу. Неужели он не понимал, что высвобожденные им силы Хаоса будут
распространяться до тех пор, пока не потекут по страшному руслу? Неужели
он не видел, что если эта гроза – знамение Хаоса, то он превращает ее в
истинно чудовищное явление.
       Гроза разрасталась. Громкость рева увеличивалась. На воронку стало
страшно смотреть.
       Я услышал, как ахнула позади меня Фиона.
       – Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – крикнул я ему.
       – Через минуту – другую узнаем, – отозвался он, опуская руки. Знак
Логруса передо мной мигнул и пропал.
       Некоторое время мы наблюдали за этой проклятой штукой, становившейся
все более шумной.
       Наконец я спросил:
       – Что ты доказал?
       – Что у тебя нет терпения, – ответил он.
       В явлении этом не было ничего поучительного, но я продолжал наблюдать
за ним. Внезапно шум стал перемежаться перебоями. Темная воронка вдруг
задергалась, вытряхивая куски набравшегося при сжатии мусора. Вскоре она
восстановилась до первоначального размера и звук снова стал ровным.
       – Как ты это проделал? – спросил я его.
       – Я ничего не делал, – сказал он. – Он сам настроился.
       – Такого не должно было быть, – отметила Фиона.
       – Именно, – поддержал он.
       – Я что-то потерял нить твоих рассуждений, – сказал я.
       – Ей полагалось бы с ревом двигаться дальше, работать сильнее после
того, как Мандор усилил ее, – пояснила Фиона. – Но ее перенастроили, так
как у управляющего этой штукой другие планы.
       – ...И этот феномен от Хаоса, – продолжал Мандор. – Ты мог это видеть
по тому, как он черпал силы из Хаоса, когда я позволил это сделать. Но это
вытолкнуло его за какой-то предел и пришла поправка. Кто-то там играет с
самыми первозданными силами. Кто это, что и почему, я сказать не могу. Но
думаю, что это указывает, что Лабиринт здесь не при чем. Он никак не может
быть связан с играми Хаоса. Так что, вероятно, Мерлин прав. Я думаю, эта
проблема имеет несколько иное происхождение.
       – Ладно, – уступила Фиона. – Ладно. И с чем мы тогда остаемся?
       – С тайной, – ответил он. – Но едва ли тут есть непосредственная
угроза.
       В голове у меня зародилась одна мысль. Она легко могла оказаться
неверной, хотя не рассказывать ее я решил по другой причине. Она
происходила из той области мышления, которую я не мог быстро исследовать,
а выдавать идеи кусками я не люблю.
       Фиона теперь сверлила меня горящим взглядом, но я сохранял вежливое
выражение лица. Затем внезапно, видя, что дело ее безнадежно, решила
сменить тему.
       – Ты сказал, что оставил Люка в несколько необычной обстановке. Где
именно он сейчас находится?
       Последнее, что я хотел, это действительно разозлить ее. Но я не мог
натравить ее на Люка в его нынешнем состоянии. Учитывая все, что я знал,
вполне может случиться, что она захочет убить его, просто чтобы
перестраховаться. А смерти Люка я не хотел. У меня сложилось такое
впечатление, что он, возможно, изменил свою позицию, и мне хотелось
предоставить ему для этого все возможности, какие в моих силах. Мы все еще
были в долгу друг перед другом, хотя тут трудно вести счет; кроме того, в
какой-то мере сказывались былые дни товарищества. Учитывая, в каком
состоянии я его оставил, пройдет немалый срок прежде, чем он снова будет в
приличной форме. И тогда я хотел о многом с ним поговорить.
       – Извини, – сказал я. – В данную минуту он – мой протеже.
       – Я считаю, что у меня тоже есть некоторый интерес в этом деле, –
ответила она резким тоном.
       – Конечно, – согласился я. – Но я чувствую, что мой больше, так что
можем помешать друг другу.
       – Я и сама могу судить об этих делах.
       – Ладно, – сказал я ей. – Под действием наркотиков он оказался в мире
грез. Любые сведения, которые ты можешь от него получить, будут
колоритными, но крайне разочаровывающими.
       – Как это случилось?
       – Чародей, по имени Маска, подсунул ему что-то, когда он находился в
плену.
       – Где это произошло? Я никогда не слышала о Маске.
       – В месте под названием Замок Четырех Миров.
       – Давно я не слышала упоминаний о Замке, – проговорила она. – Было
время, когда в нем хозяйничал колдун по имени Шару Гаррул.
       – Он теперь вешалка, – уведомил я ее.
       – Что?
       – Долгая история, но нынче там командует Маска.
       Она пристально посмотрела на меня и я могу утверждать, что она
только-только начинает понимать, сколь многого она не знает касательно
недавних событий. По-моему, она решила, какие именно из напрашивающихся
вопросов ей следует задать раньше, когда я решил нанести ей удар, пока она
еще не восстановила равновесие.
       – А как там Блейз? – спросил я.
       – Ему намного лучше, я лечила его сама и теперь он быстро
выздоравливает.
       Я уже собирался спросить, где он находится, на что, как я знал, она
откажется ответить. И будем надеяться, мы одновременно улыбнемся, когда
она увидит, к чему я клоню – нет адреса Блейза – нет и адреса Люка: мы
сохраняем свои тайны и остаемся друзьями.
       – Эгей! – услышал я оклик Мандора, и мы дружно повернулись в том
направлении, куда смотрел он – противоположное выемке.
       Темный торнадо сжался до половины своего первоначального размера и
продолжал уменьшаться прямо у нас на глазах. Он постоянно выливался и
валился сам на себя, все съеживался и съеживался, и причем примерно через
полминуты совсем пропал.
       Я не мог подавить улыбки. Но Фиона этого даже не заметила. Она
смотрела на Мандора.
       – Ты думаешь, это из-за сделанного тобой? – спросила она его.
       – Не могу судить об этом, – ответил он. – Но такое вполне возможно.
       – Но говорит ли это тебе о чем-нибудь? – не отставала она.
       – Наверное, тому, кто управлял торнадо, не понравилось, что я
вмешиваюсь в его эксперимент.
       – Ты действительно думаешь, что за этим стоит кто-то?
       – Да.
       – Кто-то из Дворов?
       – Это кажется более вероятным, чем кто-то из вашего края мира.
       – Полагаю, это так... – согласилась она. – У тебя есть какие-нибудь
догадки относительно того, кто он такой?
       Он улыбнулся.
       – Понимаю, – быстро сказала она. – Ваше дело касается только вас. Но
общая угроза затрагивает всех. Именно к этому я и клоню.
       – Верно, – признал он. – Именно поэтому я и предлагаю расследовать
это дело. Я в данный момент ничем не связан. А дело может оказаться
забавным.
       – Неудобно просить вас ставить меня в известность о том, что вы
обнаружите, – сказала она, – когда неизвестно, чьи интересы с этим
связаны.
       – Я ценю вашу щепетильность, – ответил он. – Но насколько мне
известно, условия договора все еще в силе и никто при Дворах не может
строить козни против Эмбера. Фактически... Если хотите, мы можем заняться
этим вместе, по крайней мере на первых порах.
       – Я располагаю временем, – сказала она.
       – А у меня нет времени, – быстро вставил я. – Я должен заняться
кое-каким неотложным делом.
       Мандор переключил внимание на меня.
       – Насчет моего предложения... – намекнул он.
       – Не могу, – сказал я.
       – Отлично. Однако, разговор наш не завершен. Я свяжусь с тобой позже.
       – Ладно.
       Тут Фиона тоже посмотрела в мою сторону.
       – Не забудь держать меня в курсе по части здоровья Люка и его
намерений, – попросила она.
       – Конечно.
       – Тогда счастливо оставаться.
       Мандор небрежно помахал мне и я ответил тем же. А затем пошел, и как
только я скрылся из виду, стал смещаться.
       Я нашел дорогу к каменистому склону, где остановился и вытащил Козырь
с Эмбером. Я поднял его, сосредоточил внимание и переправился, как только
почувствовал возможность пройти. Я надеялся, что гостиная будет пуста, но
в данный момент меня это, в общем-то, не очень заботило.
       Появился я неподалеку от Ясры, держащей на вытянутой левой руке плащ.
Я нырнул в двери слева в пустой коридор и пошел к черной лестнице. По
дороге я несколько раз слышал голоса и сворачивал в сторону, избегая
говоривших. Мне удалось добраться до своих покоев незамеченным.
       Единственной возможностью отдохнуть за время, казавшееся теперь
полутора веками, были те пятнадцать минут, которые я вздремнул перед тем,
как раскрепощенные под действием наркотика колдовские чары Люка вызвали
меня через гигантский Козырь в бар "Зазеркалье". Когда? Учитывая все, что
я знал, это могло случиться вчера, а тот день был очень насыщенным и до
этого происшествия.
       Я закрыл дверь на засов, шатаясь, добрался до постели и рухнул на
нее, даже не снимая сапог. Разумеется, мне бы следовало много чего
сделать, но я находился в неподходящем состоянии для этого. Я вернулся
сюда потому, что безопаснее всего чувствовал себя именно в Эмбере,
несмотря на то, что однажды Люк добрался до меня и здесь.
       Человек с очень мощным подсознанием мог бы после всей пережитой мною
ахинеи увидеть настоящий вещий сон, а потом проснуться, полным озарений и
ответов, подробно намечающих нужный курс действий. Я такого не увидел.
Один раз я проснулся в легком страхе, не понимая, где я. Но, открыв глаза,
я успокоился и вернулся ко сну. Позже, как показалось, намного позже, я
вернулся в мир бодрствующих постепенно, словно пленник, загоняемый все
дальше и дальше на берег накатывающимися друг на друга волнами, пока
наконец не очутился на берегу. Я не видел причин заходить куда-то дальше
этого, пока не понял, что у меня болят ноги. Тогда я сел и стащил сапоги,
что доставило одно из шести величайших удовольствий в жизни. Затем я
поспешно снял носки и отбросил их в угол комнаты. Почему у всех остальных
ноги не болят? Я налил в таз воды и некоторое время размачивал ноги, а
затем решил следующие несколько часов ходить босиком.
       Наконец я поднялся, разделся, помылся, надел джинсы и любимую
пурпурную фланелевую рубашку. К черту пока мечи, кинжалы и плащи. Я открыл
ставни и выглянул наружу. Было темно. Из-за туч я даже по звездам не мог
догадаться, что сейчас – ранний вечер, поздняя ночь или почти утро.
       В коридоре было очень тихо, и когда я проследовал к черной лестнице,
оттуда не доносилось ни звука. В кухне тоже никого не оказалось, большие
поленья лежали кучей в камине и тихо тлели. Я не хотел разводить огонь
больший, чем необходимо для того, чтобы подогреть чайник, пока разыскивал
немного хлеба и консервированных фруктов. В одном из громадных
холодильников я также обнаружил банку с чем-то, похожим на грейпфрутовый
сок.
       Пока я сидел, согревая ноги и неспешно поедая хлеб, меня стало
охватывать беспокойство. Я успел уже приняться за чай, прежде чем понял,
что беспокойство растет. Кажется, мне необходимо было что-то сделать, и
все же я понятия не имел, что именно. Теперь, когда я получил передышку,
она вызывала ощущение странности. Поэтому я решил снова все обдумать.
       К тому времени, когда я покончил с едой, у меня сложились несколько
планов. Первое, что я сделал – это прошел в гостиную, где снял с Ясры все
шляпы и плащи и подхватил ее на руки. Позже, когда я нес ее окоченевшее
тело к своей комнате, одна дверь в коридоре приоткрылась, и Дроппа
проследил за мной затуманенным взглядом.
       – Эй, чур я следующий! – окликнул он меня вслед. – Напоминает мне о
моей первой жене, – сообщил он затем и закрыл дверь.
       Установив ее в своих покоях, я пододвинул кресло и уселся перед ней.
Хотя для шутки ее одели в качестве клоуна, жесткая красота этой женщины
нимало не пострадала. Однажды она подвергла меня большой опасности и я не
испытывал ни малейшего желания освобождать ее в подобное время для
возможности выступить на бис. Но заклинание, сковавшее ее, требовало
разбора, и я хотел полностью понять его.
       И поэтому я стал осторожно исследовать удерживающую ее конструкцию,
но я понял, что прослеживание всех ее ответвлений займет немало времени.
Ладно. По крайней мере, сейчас я могу не торопиться. И погрузился в
изучение заклинания, мысленно по ходу дела делая заметки.
       Занимался я этим не один час. Разобравшись с ним, я решил, учитывая
напряженную обстановку, навесить еще несколько своих. Пока я работал,
дворец постепенно пробуждался. Я трудился без перерыва, пока не наступил
день, до тех пор, пока все не стало на свои места и я не был удовлетворен
работой. К тому же я проголодался.
       Задвинув Ясру в угол, я надел сапоги, вышел из комнаты и направился к
лестнице.
       Время было обеденное, и я заглянул в несколько столовых, где обычно
ела семья. Но все помещения оказались безлюдными, и ни в одном из них не
расставили посуду для сервировки. И ни в одном из них не было признаков
недавнего обеда.
       Полагаю, что мое чувство времени могло исказиться, и я вышел либо
чересчур поздно, либо слишком рано, но рассветало-то, кажется, давно.
Однако никто не обедал, следовательно, в чем-то я ошибался.
       И тут я услышал его – слабое постукивание ножа о тарелку. Я
направился в сторону, откуда, вроде бы, исходил звук. Обеды теперь
подавались, видимо, не так часто, как обычно.
       Я вошел в гостиную, где Льювилла сидела вместе с женой Рэндома,
Виалой, на красном диване, а обед был сервирован перед ними на низком
столике. Майкл, работавший на кухне, находился поблизости со столиком на
колесах, нагруженном блюдами. Я прочистил горло.
       – Мерлин, – объявила Виала с чувствительностью, от которой у меня
всегда пробегал холодок – она ведь совершенно слепая. – Очень приятно.
       – Привет, – поздоровалась Льювилла. – Заходи и садись с нами. Нам не
терпится услышать, чем ты был занят.
       Я подтащил кресло к противоположной стороне столика и уселся. Майкл
подошел и поставил передо мной добавочный ассортимент блюд. Я быстро
обдумал ситуацию. Все, что услышит Виала, несомненно дойдет до Рэндома.
Поэтому я изложил им несколько отредактированную версию недавних событий,
оставив за рамками упоминание о Мандоре, Фионе и обо всем, связанном с
Дворами. Это сделало рассказ порядком короче и позволило быстрее
приступить к еде.
       – Все были так заняты в последнее время, – заметила Льювилла, когда я
закончил говорить. – Я из-за этого чувствую себя почти виновной.
       Я изучил взглядом тонкую зелень ее кожи оливкового цвета, полные губы
и большие кошачьи глаза.
       – Но не совсем, – добавила она.
       – А где, собственно, они все? – спросил я
       – Жерар, – перечисляла она, – осматривает внизу портовые укрепления,
а Джулиан командует армией, которая теперь оснащена каким-то огнестрельным
оружием и поставлена защищать подходы к Колвиру.
       – Ты хочешь сказать, что Далт уже что-то выставил на поле? Идет сюда?
       – Нет, – покачала головой она. – Это меры предосторожности из-за того
послания, послания Люка. Войск Далта в общем-то пока не видели.
       – Кто-нибудь хотя бы знает, где он?
       – Пока нет, – ответила она. – Но вскоре на этот счет должны поступить
разведданные, – она пожала плечами. А затем добавила: – Наверное, Джулиан
их уже получил.
       – А почему командует Джулиан? – спросил я, не отрываясь от еды. – Я
думал, что во главе подобных дел должен стоять Бенедикт.
       Льювилла отвела глаза, поглядела на Виалу, и та, кажется,
почувствовала ее взгляд.
       – Бенедикт с небольшим отрядом своих ратников сопровождает Рэндома в
Кашеру, – тихо сказала Виала.
       – В Кашеру? – переспросил я. – Зачем ему понадобилось это делать?
Правда, Далт все время ошивается около Кашеры. Этот район сейчас может
быть опасен.
       Она слабо улыбнулась.
       – Вот потому-то он и захотел, чтобы его сопровождал Бенедикт и его
гвардейцы. Возможно, сами они отправились в качестве разведчиков, хотя
тогда у них была другая причина для экспедиции.
       – Я не понимаю, – сказал я. – Почему вообще возникла необходимость в
такой экспедиции?
       Она отпила воды.
       – Внезапный политический переворот, – пояснила она. – Какой-то
генерал захватил власть в отсутствие королевы и кронпринца. Генерала
недавно убили, и Рэндом сумел добиться согласия на возведение на трон
собственного кандидата – пожилого аристократа.
       – Как он это сделал?
       – Все, заинтересованные в этом деле, еще больше заинтересованы в
допуске Кашеры в Золотой Круг привилегированного торгового статуса.
       – Значит, Рэндом купил их ради удовольствия видеть правителем своего
человека? – заметил я. – Разве договор о принятии в Золотой Круг не дает
нам обычно права передвигаться с войсками через территорию королевства –
клиента с минимальными предварительными переговорами?
       – Да.
       Я вдруг вспомнил того молодцеватого эмиссара Короны, встреченного
мною в "Окровавленном Билле", который расплатился за пиво кашерской
валютой. Я понял, что не хочу удостовериться, насколько близок тот случай
по времени к убийству, сделавшему возможной эту недавнюю договоренность.
Куда сильнее на меня подействовала вырисовывающаяся теперь картина;
похоже, Рэндом только что преградил Ясре и Люку путь к возвращению
узурпированного у них трона, который, если быть справедливым, Ясра сама
узурпировала много лет назад. После смены многочисленных владельцев трона,
узурпация его стала для меня немного туманной. Но если поступок Рэндома
ничем не превосходил по этичности тех, кто правил раньше, то, безусловно,
ничем не уступал им. Однако теперь дело выглядело так, что любая попытка
Люка вновь овладеть троном матери, похоже, встретит отпор со стороны
монарха, заключившего оборонительный союз с Эмбером. Я вдруг понял, что
можно держать пари о договоренности в случае внутренних смут о помощи
Эмбера, равно как и в случае защиты от внешних агрессоров.
       Интересно. Похоже, Рэндом пошел на страшные хлопоты, чтобы
изолировать Люка от опорной базы и любого подобия законности, как главу
государства. Я полагал, что следующим шагом может быть объявление его вне
закона, как самозванца и опасного революционера и предложение награды за
его голову. Не слишком ли остро реагировал Рэндом? Люк казался теперь
совсем не таким опасным, особенно если учесть, что его мать у нас в плену.
С другой стороны, я на самом деле не знал, как далеко хочет зайти Рэндом.
Хотел ли он просто перекрыть Люку кислород или всерьез затеял достать его?
Последняя возможность беспокоила меня больше, так как Люк в данный момент,
кажется, исправлялся, и, возможно, мучительно пересматривал свою позицию.
Я не хотел, чтобы его отбросили из-за того, что Рэндом где-то перегнул
палку.
       Поэтому я сказал Виале:
       – Полагаю, это вплотную относится к Люку.
       Она с минуту помолчала, а потом ответила:
       – Его, кажется, заботит не Люк, а Далт.
       И мысленно я пожал плечами. На взгляд Рэндома это было вроде одно и
то же, поскольку он видел в Далте военную силу, к которой Люк прибегал для
возвращения трона. Поэтому я произнес "а..." и продолжал есть.
       Помимо этого ничего нового не произошло, и не было больше
возможностей прояснить ход мыслей Рэндома, поэтому мы принялись болтать о
всяких пустяках, пока я вновь обдумывал свою позицию. Она все еще
сводилась к ощущению необходимости срочно действовать, и неуверенности,
как именно. Курс мой определился несколько неожиданным образом где-то за
десертом.
       В гостиную вошел придворный по имени Рендел – высокий, худощавый,
темноволосый и не скупящийся на улыбки. Я сообразил, что что-то случилось,
так как он не улыбался и вошел быстрее обычного. Он окинул взглядом всех
присутствующих, остановил его на Виале, быстро подошел и прочистил горло.
       – Ваше Величество... – начал он.
       Виала слегка повернула голову в его направлении.
       – Да, Рендел, – произнесла она. – В чем дело?
       – Только что прибыла делегация из Бегмы, – ответил он, – и мне не
объяснили, каким будет характер приема.
       – О, господи! – отложила вилку Виала. – Она же должна была прибыть не
раньше послезавтра, когда вернется Рэндом. Жаловаться-то они хотят именно
ему. Что вы решили сделать?
       – Рассадил их пока в Желтой гостиной, – ответил он, – и сказал, что
пойду доложить об их прибытии.
       Она кивнула.
       – Сколько их там?
       – Премьер-министр Оркуз, – перечислял он, – его секретарша Найда,
приходящаяся также ему дочерью. И другая дочь, Корал. С ними также четверо
слуг – двое мужчин и две женщины.
       – Ступайте, прикажите слугам надеть парадное обмундирование и
позаботьтесь, чтобы им приготовили подобающие покои, – приказала она. – И
уведомите кухню. Возможно, они не обедали.
       – Хорошо, Ваше Величество.
       Он попятился к дверям.
       – ...А потом явитесь ко мне в Желтую гостиную и доложите о сделанном,
– продолжала она, – и тогда я вам дам дополнительные указания.
       – Считайте, что это уже сделано, – ответил он и поспешил удалиться.
       – Мерлин, Льювилла, – Виала поднялась. – Пойдемте, помогите мне
развлечь их, пока все готовят.
       Я проглотил последний кусочек десерта и встал. Я не испытывал
горячего желания болтать с дипломатом и его свитой, но оказался под рукой,
и это было одной из тех обязанностей, которые иногда случаются в нашей
жизни.
       – Э... А для чего, собственно, она здесь? – спросил я.
       – Какой-то протест по поводу того, что мы делали в Кашере, – ответила
она. – Они никогда не поддерживали с Кашерой особенно дружеских отношений
и я теперь не знаю, для чего они здесь – то ли протестовать против
возможного допуска Кашеры в Золотой Круг, то ли их расстроило наше
вмешательство во внутренние дела Кашеры. Возможно, они опасаются потерять
рынок сбыта, когда такой близкий сосед вдруг станет пользоваться тем же
предпочтительным статусом в торговле, что и они. Или, возможно, у них
другие планы по поводу трона Кашеры и мы только перебежали им дорогу. А
может, и то, и другое. Что бы там ни было... Мы не сможем сказать им
ничего такого, что сами не знаем.
       – Я просто хотел узнать, каких тем надо избегать, – сказал я.
       – Всего вышеназванного, – ответила она.
       – Я сама думала о том же, – сказала Льювилла. – Однако, я также
подумала, нет ли у них каких-нибудь полезных сведений о Далте. Их агенты
должны пристально следить за всем, происходящим в Кашере.
       – Не заводи речь об этом, – посоветовала Виала, направляясь к двери,
– если они и сболтнут ненароком или захотят что-то выдать, то тем лучше
для нас. Поймай их на этом. Но не показывай, что тебе хотелось бы знать.
       – Хорошо, что появился, Мерлин. В такие моменты всегда полезно иметь
лишнее улыбающееся лицо.
       – А почему я при этом не чувствую особого веселья? – сказал я.
       Мы проследовали в комнату, где поджидали премьер-министр и его
дочери. Их слуги уже отправились перекусить на кухню. А официальные лица
все еще оставались голодными, и это говорит в пользу протокола, тем более,
что он, кажется, требовал некоторого ожидания перед тем, как подадут еду.
Оркуз был среднего роста и коренастый, с черными, со вкусом причесанными
волосами, морщины на его широком лице, кажется, указывали, что он куда
хитрее, и чаще хмурится, чем улыбается, чему он предавался большую часть
дня. Лицо Найды представляло более красивый вариант его лица, и хотя у нее
проявлялась склонность к дородности, она твердо удерживалась на
привлекательном уровне. К тому же она часто улыбалась и обладала
привлекательными зубками. С другой стороны, Корал была выше и отца, и
сестры, стройнее, с рыжеватыми волосами. Когда она улыбалась, ее улыбка
казалась менее официальной. В ней также было что-то смутно знакомое. Я
гадал, не встречал ли ее на каком-нибудь скучном приеме несколько лет
назад. Однако, будь это так, я уже вспомнил бы.
       После того, как нас представили и разлили вино, Оркуз сделал короткое
замечание Виалы о "недавних неприятных новостях" относительно Кашеры. Мы с
Льювиллой быстро встали по бокам Виалы, чтобы оказать моральную поддержку,
но она ответила только, что такие вопросы нужно обсуждать только по
возвращении Рэндома. И что в данный момент она всего лишь хотела бы
позаботиться об их достойном приеме. Он с этим полностью согласился, даже
слегка улыбнулся. У меня сложилось впечатление, что он просто хотел сразу
зафиксировать цель своего визита. Льювилла быстро свернула разговор на его
путешествие, и он любезно позволил сменить тему. Политики чутко реагируют
на все.
       Позже я узнал, что посол Бегмы даже не знал о его прибытии, и это,
казалось бы, указывало, что Оркуз прибыл настолько быстро, что опередил
уведомление посольства. И он даже не потрудился завернуть к послу, а
направился прямо во дворец. Эти сведения я узнал немного позже, когда он
спросил, доставлено ли послание.
       Чувствуя себя лишним в грациозных выпадах и нейтральной болтовне
Льювиллы и Виалы, я отступил на шаг и стал подумывать, как бы половчее
сбежать. Какая бы игра здесь не затевалась, она меня совершенно не
интересовала.
       Корал тоже отступила и вздохнула. Затем взглянула на меня и
улыбнулась, окинула быстрым взглядом помещение и подошла ближе.
       – Я всегда мечтала посетить Эмбер, – призналась она мне.
       – Он таков, каким представлялся вам? – спросил я.
       – О, да. Пока... Конечно, я еще мало видела...
       Я кивнул и мы еще немного отдалились друг от друга.
       – Мы с вами где-то раньше встречались? – спросил я.
       – Не думаю, – усомнилась она. – Я не так уж много путешествовала, а
вы, по-моему, не бывали в наших краях. Не так ли?
       – Да, хотя в недавнее время они вызывали у меня любопытство.
       – Я, однако, кое-что знаю о вас, – продолжала она. – Просто из общих
сплетен. Я знаю, что вы из Дворов Хаоса, и знаю, что вы учились в колледже
в том Отражении, которое вы, эмбериты, кажется, столь часто навещаете. Я
много раз думала, на что похож тот мир.
       Я заглотнул приманку и принялся рассказывать ей о колледже и о своей
работе, о том, какие места посетил и что любил делать. Пока я рассказывал,
мы подобрались к дивану в противоположном конце комнаты и расположились
поудобнее. Оркуз, Найда, Льювилла и Виала, кажется, не заметили нашего
уединения, и если уж мне нужно было находиться здесь, то я находил более
приятным беседовать с Корал, чем слушать их. Не желая рассказывать один, я
попросил ее рассказать о себе. Она сообщила мне о своем детстве,
проведенном в Бегме и ее окрестностях, о своей любви к загородным
прогулкам – на лошадях и лодках по рекам и озерам; о прочитанных ею книгах
и довольно невинных любительских занятиях магией. Она как раз собиралась
перейти к описанию кое-каких интересных обрядов, совершаемых тамошними
крестьянами для обеспечения плодородия почвы, как вошла служанка и,
приблизившись к Виале, что-то сообщила ей. За дверями виднелись и другие
слуги. Виала затем сказала что-то Оркузу и Найде, те кивнули и двинулись к
двери. Льювилла отделилась от них и направилась в нашу сторону.
       – Корал, – сказала она. – Ваши покои готовы. Один из слуг покажет
вам, где они. Наверное, вы хотели бы перекусить и отдохнуть после
путешествия.
       Мы встали.
       – Я, в общем-то, не устала, – сказала она, глядя скорее на меня, чем
на Льювиллу, и в уголках ее рта притаился намек на улыбку.
       Какого черта?! Я вдруг понял, что мне очень приятно ее общество, и
поэтому сказал:
       – Если вы не откажетесь переодеться во что-нибудь попроще, я буду рад
показать вам город. Или дворец...
       Намек в уголках рта превратился в настоящую улыбку, на которую стоило
посмотреть.
       – Тогда мы встретимся с вами здесь через полчаса, – закончил я после
того, как она сказала:
       – Я хотела бы все это осмотреть.
       Я вывел ее и проводил до основания парадной лестницы. Так как на мне
все еще была красная фланелевая рубашка и джинсы, не следует ли мне
переодеться во что-нибудь более соответствующее местной моде. А, черт с
ним! – решил я затем. Мы же собрались просто прогуляться. Поэтому к своему
наряду я добавил перевязь, оружие, плащ и самые лучшие свои сапоги. Можно
было бы, однако, еще подровнять бороду, так как оставалось немного
времени. А может, навести маникюр...
       – Эй, Мерлин... – Льювилла положила руку на мой локоть и увела в
ближайшую нишу. Я позволил увлечь себя туда.
       – Да? – осведомился я затем. – Что такое?
       – Гм... – замялась она. – Она довольно миленькая, не правда ли?
       – Думаю, ты права, – согласился я.
       – Она вскружила тебе голову?
       – Ну и ну, Льювилла! Не знаю. Я же только-только познакомился с этой
дамой.
       – ...И уже назначил ей свидание.
       – Брось! Сегодня я заслуживаю снисхождения. Я с удовольствием
поболтал с ней и хотел показать достопримечательности. Думаю, мы неплохо
проведем время. Что в этом плохого?
       – Ничего, – ответила она, – пока ты не теряешь из виду перспективы.
       – О какой перспективе ты говоришь?
       – Мне кажется довольно любопытным, – сказала она, – что Оркуз привез
с собой двух симпатичных дочерей.
       – Найда действительно секретарша, – возразил я неизвестно на что. – А
Корал давно хотела увидеть Эмбер.
       – Угу, а для Бегмы было бы очень неплохо, если бы одна из них чисто
случайно заарканила члена нашей семьи.
       – Льювилла, ты слишком подозрительна, – сказал я.
       – Это происходит со всяким, прожившим достаточно.
       – А я и сам собираюсь жить долго и, надеюсь, это не заставит меня
искать корыстный мотив в каждом человеческом поступке.
       – Конечно. Забудь, что я тебе сказала, – улыбнулась она, зная, что я
не забуду. – Желаю вам хорошо провести время.
       Я вежливо рыкнул и направился к себе в комнату.



       4



       Итак, в разгар всевозможных опасностей, интриг и тайн я решил
устроить себе каникулы и прогуляться по городу с хорошенькой леди. Из всех
выборов, которые я мог сделать, этот, безусловно, был самым
привлекательным. Кто бы ни был тот враг, с какой бы силой я не
сталкивался, на время оставлял инициативу ему. Я не испытывал никакого
желания охотиться на Юрта, вступать в поединок с Маской или следовать
повсюду за Люком, пока он не оправится и не сообщит мне, хочет ли он
по-прежнему добыть скальпы нашей семьи или нет. Далт был не моей
проблемой. Винта исчезла. Колесо-Призрак помалкивало, а дело с отцовским
Лабиринтом могло подождать, пока я не освобожусь. Сияло солнце и дул
мягкий ветер, хотя в этом сезоне погода изменчива. Просто жалко было
тратить хороший последний день на что-то меньшее, чем удовольствие. Я
насвистывал, наводя марафет, а затем направился к лестнице, чтобы явиться
к назначенному времени первым.
       Однако Корал пришла раньше, чем я предполагал, и уже ждала меня. Я
одобрил ее консервативные темно-зеленые брюки, темную рубашку медного
цвета и теплый коричневый плащ. Сапожки ее, похоже, прекрасно подходили
для прогулки, и она надела темную шляпку, прикрывавшую большую часть ее
головы. Завершали наряд перчатки и кинжал на поясе.
       – Все готово, – объявила она, увидев меня.
       – Отлично, – улыбнулся я и провел ее по коридору.
       Она начала было сворачивать по направлению к парадному входу, но я
указал ей налево, а потом еще раз налево.
       – Выход через боковую дверь меньше бросается в глаза, – пояснил я.
       – Что и говорить, у вас любят секретничать, – отозвалась она.
       – Привычка, – отвечал я. – Чем меньше посторонние знают о твоих
делах, тем лучше.
       – Какие посторонние? Чего вы опасаетесь?
       – В данную минуту? О, множества вещей. Но мне не хотелось бы
потратить такой приятный день на оглашение списка.
       Она покачала головой в жесте, воспринятом мною как смесь благоговения
и неодобрения.
       – Выходит, люди говорят правду? – спросила она. – Что дела ваши
настолько сложны, что вы носите с собой памятки?
       – Ну, для любовных дел у меня в последнее время не было возможности,
– ответил я. – Так же, как и для простых размышлений. – А затем, увидев,
что она покраснела, добавил: – Извините. В последнее время я и вправду вел
немного сложную жизнь.
       – О... – Она взглянула на меня, явно напрашиваясь на подробности.
       – Как-нибудь в другой раз, – принужденно рассмеялся я, взмахнув
плащом и приветствуя часового.
       Она кивнула и дипломатично сменила тему.
       – Полагаю, я прибыла во время года, неподходящее для осмотра ваших
знаменитых садов?
       – Да, они в основном уже сбросили листву, – подтвердил я, – за
исключением японского сада Бенедикта, который в некотором роде отстает.
Возможно, мы как-нибудь прогуляемся туда и выпьем чашечку чая, но я думаю,
сейчас мы погуляем по городу.
       – Отлично, – согласилась она.
       Я велел часовому у потерны передать Хендону, сенешалю Эмбера, что мы
направляемся в город и не знаем, когда вернемся. Он ответил, что передаст,
как только его сменят, что произойдет весьма скоро. Пережитые события в
"Окровавленном Билле" научили меня оставлять такие сообщения. Не то, чтобы
я полагал, что нам грозят какие-то опасности, но сообщить следует.
       Листья шуршали у нас под ногами, когда мы направились по одной из
дорожек к боковым воротам. Ярко сияло солнце; всего лишь несколько прядей
перистых облаков нисколько не загораживали его. В небе стая темных птиц
летела на юг, к океану.
       – А у нас уже выпал снег, – сказала она. – Везет вам.
       – Нас выручает теплое течение, – сказал я, вспоминая кое-что,
рассказанное мне Жераром. – Оно делает наш климат куда более умеренным по
сравнению с другими местами на той же широте.
       – Вы много путешествуете? – спросила она.
       – Я попутешествовал куда больше, чем хотелось бы, – проворчал я. –
Особенно в последнее время. И хотел бы хотя бы на год осесть и пообрасти
мхом.
       – По делам или ради удовольствия? – спросила она, когда часовой
выпустил нас из ворот, а я быстро осмотрелся в поисках притаившихся в
засаде.
       – Не ради удовольствия, – ответил я, взяв ее под руку и направляя по
избранному мною пути.
       Достигнув обжитых мест, мы некоторое время шли по Главной Площади. Я
показал несколько достопримечательностей и резиденции знатных лиц, включая
посольство Бегмы. Однако, она не проявила ни малейшей склонности посетить
последнее, сказав, что до отъезда ей все равно придется встретиться с
соотечественниками в официальной обстановке. Но позже она задержалась в
одной из встреченных лавок, чтобы купить пару блузок, распорядившись
послать счет в посольство, а одежду во дворец.
       – Отец обещал мне несколько сувениров, – объяснила она. – И я знаю,
что он забудет. Услышав о счете, он поймет, что я не забыла об этом.
       Мы осматривали улицы ремесленников и зашли освежиться в кафе на
тротуаре, поглядывая одновременно, как мимо следуют пешеходы и всадники. Я
как раз повернулся, чтобы рассказать ей анекдот о всаднике, почувствовал
начало козырного контакта. Я несколько секунд подождал усиления этого
ощущения, но никакой ясности относительно того, кто вызывает, так и не
возникло. Затем ладонь Корал легла мне на руку.
       – Что случилось? – спросила она.
       Я мысленно протянул руку, пытаясь помочь вступить в контакт, но когда
я это сделал, тот, другой, казалось, отступил. Хотя создавшееся положение
не было похоже на скрытое подглядывание, как это делал Маска, когда я
находился в доме Флоры в Сан-Франциско; может быть, просто старается
связаться знакомый человек, и ему трудно сосредоточить внимание? Может
быть, он ранен? Или...
       – Люк! – позвал я – Это ты?
       Но ответа не пришло и ощущение начало таять. И, наконец, пропало
совсем.
       – С вами все в порядке? – спросила Корал.
       – Да, это пустяки, – ответил я. – Как я думаю, кто-то пытался
связаться со мной, а потом передумал.
       – Связаться? Вы имеете в виду применяемые вами Карты?
       – Да.
       – Но вы сказали "Люк"... – задумчиво проговорила она. – В вашей семье
нет никакого человека по имени...
       – Вы могли знать его как Ринальдо, принца Кашеры, – пояснил я.
       – Ринни? – засмеялась она. – Разумеется, я знаю его. Хотя он не
любит, чтобы мы называли его Ринни...
       – Вы действительно знаете его? Я имею в виду лично?
       – Да, – подтвердила она, – хотя с тех пор прошло немало времени.
Кашера находится весьма близко от Бегмы. Иногда мы поддерживали хорошие
отношения, а иногда не столь хорошие. Сами знаете, как это бывает.
Политика. Когда я была маленькой, у нас случались довольно долгие периоды
чуть ли не дружбы. Обе стороны часто наносили официальные визиты. И нас,
детей, не раз оставляли вместе.
       – Каким он был в те дни?
       – О, рослым застенчивым рыжим мальчишкой. Очень любил пустить пыль в
глаза – показать, какой он сильный, какой проворный. Помню, как однажды он
разозлился на меня, когда я победила его в беге.
       – Вы победили Люка в беге?
       – Да, я очень хорошо бегаю.
       – Ну раз так, тогда да.
       – Он несколько раз брал нас с Найдой покататься на яхте и на долгие
прогулки верхом. А где он теперь?
       – Пьет с Чеширским Котом.
       – Что?
       – Это долгая история.
       – Мне хотелось бы услышать ее. Я беспокоюсь о нем с тех пор, как
случился переворот.
       – М-м... – Я быстро подумал, как отредактировать эту историю, чтобы
не выдать дочери премьер-министра Бегмы никаких государственных тайн вроде
родства Люка с Домом Эмбера... И поэтому начал так:
       – Я знал его довольно долгое время. Недавно он навлек на себя гнев
одного колдуна и тот одурманил его наркотиком и позаботился засунуть в
один оригинальный бар...
       Затем я рассказывал еще долго, частично из-за того, что пришлось
вкратце изложить о романе Льюиса Кэррола. А также пообещал одолжить одно
издание "Алисы" из библиотеки Эмбера. Когда я, наконец, закончил, она
смеялась.
       – Почему вы не привезли его сюда? – спросила она затем.
       Ай-яй-яй! Я не мог объяснить ей, что пока он не оправится, его
способность перемещать Отражения не будет функционировать. Поэтому я
объяснил ей так:
       – Это часть заклинания, она действует на его собственные колдовские
способности. Его нельзя увезти, пока не кончится действие наркотика.
       – Интересно, – заметила она. – Действительно ли Люк сам колдун?
       – Э... да, – промямлил я.
       – А как он обрел такие способности? Когда я его знала, он не
показывал никаких признаков обладания ими.
       – Колдуны приобретают свое умение разными способами, – объяснил я. –
Но вы и так это знаете. – И вдруг сообразил, что она гораздо умнее, чем
показывало это улыбающееся невинное выражение лица. У меня возникло
сильное ощущение, что она пытается направить разговор к тому, что Люк
пользуется магией Лабиринта, что, конечно же, скажет немало интересного о
его происхождении. – И его мать Ясра сама неплохая колдунья.
       – В самом деле? Никогда этого не знала!
       Проклятье! И то не так, и это не эдак.
       – Она тоже где-то научилась этому.
       – А как насчет его отца?
       – В общем, я не могу сказать, – ответил я.
       – Вы когда-нибудь встречались с ним?
       – Только мимоходом.
       Если она имела хоть малейшее представление о правде, то из-за лжи
вопрос этот мог показаться действительно важным. Поэтому я сделал
единственное, что смог продумать. За столиком за ее спиной никто не сидел,
а сзади столика ничего не было, кроме стены. Я потратил одно из своих
заклинаний, сделав незаметный жест и прошептав единственное слово.
       Столик перевернулся, полетел и врезался в стену. Несколько других
клиентов громко вскрикнули, а я вскочил на ноги.
       – Все целы? – спросил я, оглядываясь, словно в поисках пострадавших.
       – Что случилось? – спросила она меня.
       – Сильный порыв ветра или еще что-нибудь, – отозвался я. – Возможно,
нам следует отправиться дальше.
       – Ладно, – согласилась она, разглядывая обломки. – Мне неприятности
не нужны.
       Я бросил на столик несколько монет, поднялся и снова направился на
улицу, на ходу придумывая темы и болтая без умолку, чтобы как можно дальше
уйти от скользкой темы. Мое красноречие произвело желаемый эффект, так как
она больше не пыталась поднять этот вопрос.
       Продолжая прогулку, я избрал путь к Западной Лозе. Когда добрались до
нее, я решил спуститься в порт, вспомнив про ее любовь к катанию на яхте.
Но она остановила меня, коснувшись ладонью моей руки.
       – Разве на вершину Колвира не ведет большая лестница? – спросила она.
– По-моему, ваш отец попытался однажды втихомолку поднять по ней войска,
попался на этом и вынужден был подниматься с боем.
       – Да, это правда, – кивнул я. – Старое сооружение. Она расположена
выше. Нынче ею мало пользуются. Но она все еще в приличном состоянии.
       – Я хотела бы ее увидеть.
       – Хорошо.
       Я свернул направо и мы пошли обратно, вверх по склону, к Главной
Площади.
       Нам навстречу попалась пара рыцарей с цветами герба Льювиллы. Они
отдали честь. И я не мог не подумать о том, имеют ли они какое-то
определенное поручение или выполняют приказ следить за моими
передвижениями. Такая же мысль, должно быть, пришла в голову и Корал,
потому что она посмотрела на меня, вскинув брови. Я пожал плечами и
продолжал идти. Когда чуть позже я оглянулся, от рыцарей не осталось и
следа.
       По пути нам встретилось немало людей в одежде разных кланов, и воздух
наполнили ароматы блюд, приготовленных под открытым небом и способных
удовлетворить самые разнообразные вкусы. Поднимаясь, мы не раз
останавливались, чтобы купить пирожки с мясом, йогурт или конфеты.
Игнорировать такое аппетитное лакомство могли только самые сытые.
       Я заметил, как пластично она двигалась, одолевая препятствия. Это
была не просто грациозность. Это являлось состоянием бытия – длительная
тренировка. И несколько раз я заметил, как она оглядывается в направлении,
откуда мы пришли.
       Я и сам смотрел, но не увидел ничего необычного, на что стоило
поглядеть. Однажды, когда при нашем приближении вышел какой-то мужчина, я
увидел, как ее рука метнулась к кинжалу, а потом опять опустилась.
       – Здесь так оживленно, столько всего происходит... –
прокомментировала она через некоторое время.
       – Верно. Я думаю, что в Бегме меньше суеты?
       – Намного.
       – Там безопаснее прогуливаться, где вздумается?
       – О, да.
       – И женщины там проходят такое же обучение военному делу, как и
мужчины?
       – Обычно нет. А что?
       – Просто любопытно.
       – Но я немного обучалась драться, как с оружием, так и без него.
       – Зачем?
       – Отец предложил. Сказал, что это может пригодиться родственнику
человека с его положением. Я подумала, что он, возможно, прав. По-моему,
на самом деле, он хотел бы иметь сына.
       – Ваша сестра тоже обучалась этому?
       – Нет, ее это не интересовало.
       – Вы собираетесь делать карьеру в дипломатии?
       – Вы говорите не с той сестрой.
       – Найти богатого мужа?
       – Вероятно, толстого и скучного.
       – Что же тогда?
       – Может быть я скажу вам позже.
       – Ладно. Я спрошу вас, если вы не скажете.
       Мы шли на юг по Главной Площади, и когда приблизились к Концу Страны,
ветры усилились. Вдали в поле зрения появился свинцово-серый, с белыми
барашками волн океан. Над волнами кружило много птиц и один очень гибкий
дракон.
       Затем мы прошли под Большой Аркой и, выйдя наконец к лестничной
площадке, посмотрели вниз. Зрелище было захватывающее – с обоих сторон от
короткой широкой лестницы – крутой обрыв к коричнево-черному берегу далеко
внизу. Я увидел отпечатки волн на песке, оставленные отливом, похожие на
морщины на лбу старика. Ветры здесь дули сильные, и когда мы приблизились,
усилился влажный соленый запах, придававший ветру другое качество густоты.
Корал на миг отпрянула, а потом снова приблизилась.
       – Выглядит несколько пугающе, чем я думала, – помолчав, сказала она.
– Вероятно, страшно, когда идешь по ней?
       – Не знаю, – ответил я.
       – Разве вы никогда не поднимались и не спускались по ней?
       – Нет, – коротко бросил я. – Никогда не было причин проделать такое.
       – Я могла подумать, что вы захотите это сделать, так как здесь
ступала нога вашего отца.
       Я пожал плечами.
       – Я сентиментален по иным поводам.
       Она улыбнулась.
       – Давайте спустимся на берег. Пожалуйста!
       – Разумеется, – согласился я, мы шагнули вперед и стали спускаться.
       Широкая лестница привела нас вниз футов на тридцать, затем внезапно
сузилась. По крайней мере, ступеньки здесь не были мокрыми и скользкими.
Где-то далеко внизу я разглядел место, где лестница вновь расширялась, что
давало возможность пройти двум людям рядом. Пока, однако, мы спускались
гуськом и я испытывал раздражение от того, что Корал каким-то образом
очутилась впереди меня.
       – Если вы нагнетесь, я перепрыгну вперед, – предложил я ей.
       – Зачем? – спросила она.
       – Чтобы быть впереди в случае, если вы оступитесь.
       – Ничего, – сказала она. – Я не оступлюсь.
       Я решил, что спорить не стоит, и позволил ей идти первой.
       Лестничные площадки, после которых менялось направление, следовали
без всякой системы, вырубленные там, где очертания скал разрешали такой
поворот. Поэтому некоторые марши были длиннее других, и путь вел нас по
всему фасаду горы. Ветры теперь дули намного сильнее, чем наверху, и мы
старались держаться так близко к склону горы, как только позволял рельеф.
Да и не будь там такого ветра, мы все равно делали бы то же самое.
Отсутствие перил заставляло держаться подальше от края. Случались места,
где горная стена нависала над нами, словно пещера, а в иных местах мы шли
по каменным выступам и чувствовали себя открытыми со всех сторон. Ветер
несколько раз хлестнул мне плащом по лицу. Я выругался, вспоминая, что
местные жители редко посещают исторические места собственного края. И я
начал понимать их мудрость. Корал спешила вперед и мне пришлось увеличить
скорость, чтобы нагнать ее. Впереди уже виделась лестничная площадка,
обозначавшая первый поворот пути. Я надеялся, что она там остановится и
скажет мне, что передумала насчет необходимости этой экспедиции. Но такого
не случилось. Она свернула и продолжала спускаться дальше. Ветер украл мой
вздох и унес его в какую-то сказочную пещеру, предназначенную для стенаний
обманутых.
       И все же я не мог иногда не поглядеть вниз и не вспомнить об отце,
поднимавшемся по этим ступеням, мечом прокладывая себе путь. Не хотел бы я
такого попробовать, по крайней мере пока не истощились более хитрые
возможности. Затем я подумал, насколько мы ниже уровня самого дворца...
       Когда мы, наконец, добрались до площадки, после которой лестница
расширялась, я поспешил догнать Корал, чтобы иметь возможность идти рядом.
В спешке я налетел на какую-то корягу и споткнулся на повороте. Ничего
особенного. Я сумел выбросить руку и обрести устойчивость. Меня, однако,
изумила чуткость Корал к изменениям звука моей походки, а также ее реакция
на это. Она вдруг бросилась назад и развернулась всем телом вбок. Когда
она это сделала, ее пальцы соединились с моей рукой и она оттолкнула меня
к скале.
       – Ладно! – выдохнул я из быстро пустеющих легких. – Со мной все в
порядке.
       Она поднялась и отряхнулась, пока я восстанавливал равновесие.
       – Я услышала... – начала было она.
       – Я понял. Но я просто зацепился каблуком. Вот и все.
       – Я не могла этого знать.
       – Все прекрасно. Спасибо.
       Мы принялись спускаться по лестнице бок о бок, но что-то изменилось.
Теперь у меня затаились подозрения, которые я никак не мог рассеять. Во
всяком случае, пока. Пришедшее мне на ум было слишком опасным, если я
окажусь прав.
       И поэтому я сказал:
       – Карл у Клары украл кораллы.
       – Что? – переспросила она. – Не понимаю.
       – Я сказал "Какой приятный день для прогулки с хорошенькой женщиной!"
       Она действительно покраснела. Затем последовало:
       – На каком языке вы это сказали... в первый раз?
       – На английском, – ответил я.
       – Я его никогда не изучала. И говорила вам про это, когда мы
беседовали об "Алисе".
       – Я помню. Просто причуда с моей стороны.
       Берег, к которому мы спускались, был полосатым, как тигр, и местами
сверкал. Вдоль него тянулись волнистые линии пены и птицы кричали и
пикировали на выброшенные волнами водоросли. На некотором расстоянии от
берега наблюдались паруса. А на юго-востоке далеко в море рябила небольшая
завеса дождя. Ветры прекратили шуметь, хотя еще налетали с силой,
способной сорвать плащи.
       Мы молча продолжали спускаться, пока не достигли самого подножья.
Затем сошли со ступеней, пройдя несколько шагов по песку.
       – Порт в том направлении, – я показал налево, на запад. – А в той
стороне располагается церковь, – добавил я, указывая на темное здание, где
отслужили панихиду по Каину и где матросы молились иногда о безопасном
плавании.
       Она посмотрела в обоих направлениях, а также оглянулась на пройденный
нами путь.
       – Кто-то еще захотел последовать нашему примеру, – заметила она.
       Я поднял взгляд и увидел неподалеку от вершины лестницы три фигуры,
но они стояли, словно прошли небольшое расстояние по лестнице, чтобы
полюбоваться панорамой. Цвета Льювиллы никто из них не носил.
       – Наверняка какие-нибудь туристы, – решил я.
       Она понаблюдала за ними еще несколько минут, а затем отвела глаза.
       – Разве здесь нет каких-нибудь пещер? – поинтересовалась она.
       Я кивнул направо.
       – В той стороне, – ответил я. – Есть несколько. Людям периодически
удается заблудиться в них. Некоторые из пещер весьма красивы. В других
просто бродишь во тьме. А иные представляют собой всего-навсего неглубокие
расщелины.
       – Я хотела бы осмотреть их.
       – Разумеется, нет ничего легче, идемте!
       Я зашагал к пещерам. Люди на лестнице не шевелились. Они, похоже,
по-прежнему смотрели на море. Я не думал, что это контрабандисты. Этим
делом, кажется, не занимаются средь бела дня там, куда может забрести
любой. И все же я радовался, что моя подозрительность растет. В свете
недавних событий это могло оказаться подозрением полезным. Конечно же,
главный объект моих подозрений шел рядом, пиная носками сапог плавник,
вороша яркую гальку, смеясь – но в данный момент я не был готов что-нибудь
предпринять на этот счет. Скоро...
       Она вдруг взяла меня под руку.
       – Спасибо, что пригласили меня прогуляться, – поблагодарила она. –
Мне очень понравилось.
       – О, мне тоже. Рад, что так получилось. Не стоит благодарностей.
       Это заставило меня невольно почувствовать себя слегка виноватым, но
если моя догадка верна, то ничего плохого не произошло.
       – Я думаю, мне понравилось бы жить в Эмбере, – заметила она на ходу.
       – Мне тоже, – отозвался я. – Мне никогда по-настоящему не удавалось
прожить здесь достаточно продолжительное время.
       – О?
       – Полагаю, что по-настоящему так и не объяснил, сколько времени я
провел на Отражении-Земле, где учился в колледже и занимался той работой,
о которой вам рассказывал... – начал я, и внезапно из меня посыпались
новые детали моей автобиографии, чего обычно я старался избежать.
       Сперва я не был уверен, что правильно поступаю, рассказывая, а потом
сообразил, что мне просто хотелось с кем-нибудь поговорить. Даже если мое
странное подозрение правильно, это не имеет значения. Внимательная
слушательница заставила меня почувствовать себя увереннее, чем я
чувствовал себя в последнее время. И, прежде чем я успел это понять, уже
пустился рассказывать об отце – о том, как этот человек, которого я едва
знал, в спешном порядке изложил мне длинную повесть о своей борьбе, о
своих проблемах, о решениях этих проблем, словно пытаясь оправдаться
передо мной, словно это было для него единственной возможностью рассказать
мне все; и о том, как я слушал, гадая, что он мог приукрасить, и какие
чувства он испытывал ко мне...
       – А вот и пещеры, – уведомил я ее, когда мы, наконец, приблизились, и
это заставило меня прекратить смущающие излияния. Она начала говорить
что-то по поводу прекращенного монолога, но я просто добавил: – Я видел их
только раз.
       Она уловила мое настроение и сказала:
       – Я хотела бы посетить одну из них.
       Я кивнул. Пещера казалась неплохим местом для задуманного мною.
       Выбрал я третью. Вход в нее был шире, чем у первых двух, и прямой
проход тянулся на приличное расстояние.
       – Давайте заглянем вот в эту, – сказал я. – Она, кажется, достаточно
освещена.
       Мы вошли в сумрачную прохладу. Влажный песок тянулся некоторое
расстояние от входа, лишь постепенно редея и заменяясь твердым полом.
Потолок несколько раз снижался и поднимался. Поворот налево соединил нас с
галереей, ведущей к другому входу, так как, заглянув туда, я увидел другой
свет, другое ответвление вело глубже в гору. С этого места, где мы
остановились, еще ощущался глубокий пульс моря.
       – Эти пещеры могут увести вглубь очень далеко, – отметила она.
       – И ведут, – ответил я. – Ходы извиваются, пересекаются и петляют. Я
бы не хотел зайти чересчур далеко без карты и фонаря. Их так полностью и
не нанесли на карту, уж это-то я точно знаю.
       Она огляделась кругом, изучая черные области в темноте, где боковые
туннели выходили в тот, в котором остановились мы.
       – Как по-вашему, насколько глубоко они уходят? – спросила она.
       – Просто не знаю, – допустил я, вспомнив несколько ответвлений,
пройденных мною по дороге к Лабиринту. – Кажется, они могут вести в
большие пещеры под нами, или еще куда-нибудь.
       – А на что похожи те?
       – Под дворцом? Просто темные и большие. И очень древние...
       – Я хотела бы посмотреть их.
       – Для чего?
       – Там есть Лабиринт. Он должен быть очень красочным.
       – О, да. Он таков – сплошь яркий и закрученный. Хотя и довольно
пугающий.
       – Как вы можете так говорить, раз прошли его?
       – Проходить его и любить – две большие разницы.
       – Я просто подумала, что если в тебе есть способность пройти его, ты
должен ощущать какую-то близость, какое-то глубокое созвучное родство с
ним.
       Я рассмеялся и вокруг нас гулко раскатилось эхо.
       – О, когда я проходил его, то знал, что во мне есть способность
успешно дойти до конца, – сказал я. – Однако, загодя я этого не
чувствовал. Тогда я был просто напуган. И никогда не любил его.
       – Странно.
       – Да нет, не очень. Он все равно, что море или ночное небо. Он
большой, могучий, прекрасный, и он есть. Он – стихийная сила и
представляется тебе всем, чем угодно.
       Она оглянулась на галерею, ведущую вглубь.
       – Я хотела бы увидеть его, – повторила она.
       – Я не стал бы пытаться отсюда найти дорогу к нему, – посоветовал я.
– Зачем вы, собственно, хотите его увидеть?
       – Хочу посмотреть, как я прореагирую на такое явление.
       – Вы странная, – сказал я.
       – Вы проводите меня туда, когда мы вернемся? Покажите мне его!
       Дело оборачивалось совсем не так, как я задумывал. Если бы она была
тем, что я подозревал, то тогда непонятна была ее просьба. Однако я
действовал, установив для себя определенный порядок, и я чувствовал, что
она являлась тем, насчет чего я дал себе одно обещание и сделал кое-какие
сложные приготовления.
       – Возможно, – проговорил я.
       – Пожалуйста! Я действительно хотела бы посмотреть на него.
       Она казалась искренней. Но моя догадка не вызывала во мне сомнений.
Прошло уже достаточно времени, чтобы тот странный, меняющий тела дух,
упрямо шедший по моему следу во многих обличьях, подыскал себе нового
носителя, а потом снова вышел на меня и прибытие, ее забота о моей
физической безопасности были очевидны, а рефлексы быстры. Я хотел бы
порасспросить ее, но знал, что она просто солжет при отсутствии
доказательств или чрезвычайной ситуации. Я не доверял ей. Поэтому я вновь
приготовил заклинание, составленное мною по пути домой из Арбор Хауза,
заклинание, предназначенное для изгнания вселившегося существа из его
носителя. Потом на миг заколебался. Чувства мои к ней были двусмысленными.
Даже если она была тем самым существом, я, возможно, согласился бы
примириться с ней, если бы знал мотив.
       – Вы хотите именно этого?
       – Просто посмотреть его. Честное слово, – ответила она.
       – Нет, я имею в виду, что если вы та, кого я знаю на самом деле, то
задаю больший вопрос: почему?
       Фракир на моем запястье запульсировал.
       Корал помолчала ровно столько, сколько понадобилось на слышимый
глубокий вздох, а затем произнесла:
       – Как ты смог догадаться?
       – Ты выдала себя в мелочах, незаметных только тому, кто стал
параноиком, – ответил я.
       – Магия, – догадалась она. – Не так ли?
       – Примерно так, – подтвердил я. – Может быть, я почти скучал по тебе,
но до сих пор не могу тебе доверять.
       Затем я произнес командные слова заклинания, плавно разведя руки в
нужных местах. Последовали два ужасных крика, затем третий. Но крики
принадлежали не ей. Они донеслись из-за угла, оттуда, где мы недавно
прошли.
       – Какого?... – начала она.
       – ...черта, – закончил я и ринулся мимо нее за угол, обнажая на бегу
меч.
       В свете, доходившем из отдаленного входа в пещеру, я увидел на полу
пещеры три фигуры. Двое из них растянулись во весь рост и не двигались.
Третий человек сидел, согнувшись и ругаясь. Я медленно приблизился,
направив острие своего оружия на сидящего. Его темная голова повернулась в
мою сторону и он с трудом поднялся на ноги, оставаясь все еще согнутым.
Одной рукой придерживая другую, он отступил, пятясь, пока не соприкоснулся
со стеной. Там он остановился, бормоча что-то, чего я не расслышал. Я
продолжал осторожно наступать на него, держа предельно внимательными все
свои чувства. Я заметил, как движется за моей спиной Корал, а затем, когда
проход расширился, мельком уловил, что она страхует меня сзади и слева.
Она обнажила кинжал и держала его низко и вблизи бедра. Сейчас не время
гадать, что же могло сделать с ней мое заклинание.
       Дойдя до первого из двух павших людей, я остановился и пнул его
носком сапога, готовый мгновенно ударить, если тот вскочит и нападет.
Ничего. Человек казался обмякшим и безжизненным. Я перевернул его ногой и
голова покатилась по направлению ко входу в пещеру. В упавших там на нее
лучах солнца я рассмотрел полуразложившееся человеческое лицо. Мой нос уже
уведомил меня, что такое состояние головы не было лишь иллюзией. Тогда я
приблизился к другому и тоже перевернул его. Он также выглядел
разлагающимся трупом. Хотя первый сжимал в левой руке кинжал, второй был
безоружным. Затем я заметил еще один кинжал – на полу, почти у самых ног
живого человека. Я поднял взгляд на него. Это не имело ни малейшего
смысла. Я подумал, что два трупа на полу были мертвецами по меньшей мере
несколько дней, и я понятия не имел, что же затевал стоящий у стены.
       – Э... вы не против сообщить мне, что происходит? – вежливо попросил
я.
       – Будь ты проклят, Мерлин! – прорычал он и я узнал этот голос.
       Я двинулся, описав дугу и перешагнув через павших. Корал оставалась
рядом со мной, двигаясь почти так же. Он повернул голову, следя за нашими
движениями. И когда на его лицо упал наконец свет, я увидел, что Юрт
прожигает меня взглядом своего единственного глаза; другой закрывала
повязка. Я увидел также, что половина его волос отсутствует, а обнаженный
оскальпированный череп покрыт рубцами и шрамами, и полуотросшее
отрубленное ухо видно каждому. С этой стороны я также разглядел, что
пиратская косынка, раньше прикрывавшая это безобразие, теперь сползла ему
на шею. С левой руки его капала кровь, и я вдруг понял, что на ней
недостает мизинца.
       – Что с тобой случилось? – спросил я.
       – Один из зомби, падая, попал мне кинжалом по руке, – процедил он, –
когда ты изгнал оживляющих их духов.
       Мое заклинание было для изгнания духов, занявших чужое тело... Они
находились в радиусе его действия...
       – Корал, – спросил я. – С вами все в порядке?
       – Да, – ответила она, – но я не понимаю...
       – Позже, – остановил я ее.
       Я не спросил, что у него с головой, так как вспомнил поединок с
одноглазым вервольфом в лесу к востоку от Эмбера – со зверем, которого я
засунул головой в костер. Я давно подозревал, что это был Юрт, сменивший
облик, даже до того, как Мандор предоставил достаточно сведений в
подтверждение этого.
       – Юрт, – начал я. – Я был причиной многих твоих несчастий, но ты
должен понимать, что сам навлек их на себя. Если бы ты не напал на меня,
мне бы не понадобилось защищаться...
       Раздался щелкающий скрипучий звук. Мне потребовалось несколько
секунд, чтобы сообразить, что это зубовный скрежет.
       – Произведенное твоим отцом усыновление ничего для меня не значит, –
продолжал я, – помимо того, что он им оказал мне честь. Я даже не знал о
нем до самого недавнего времени.
       – Врешь! – прошипел он. – Ты заставил его это сделать какой-то
хитростью, чтобы стать впереди нас в наследовании.
       – Ты, должно быть, шутишь, – усмехнулся я. – Мы все стоим настолько
низко в списке, что это не имеет значения.
       – Не Короны, дурак! Дома! Наш отец совсем уже нездоров.
       – Печально слышать, – сказал я. – Но я никогда даже не думал об этом.
И, в любом случае, Мандор стоит впереди нас всех.
       – А ты теперь второй.
       – Не по выбору. Брось! Мне никогда не видать этого титула. Ты же
знаешь! Я увидел вокруг его темени слабый призматический нимб.
       – Настоящая причина не в этом, – продолжал я. – Не любил ты меня
никогда и охотишься на меня не из-за наследования. Должно быть, что-то
иное за этой твоей навязчивой идеей. Кстати, Огненного Ангела ведь ты
подослал, не так ли?
       – Ты так быстро обнаружил это? – поразился он. – Я даже не был
уверен, что могу на это рассчитывать. Полагаю, он, в конце концов, стоил
тех денег, которые я за него заплатил. Но... Что случилось?
       – Он мертв.
       – Ты очень удачлив. Слишком удачлив, – отозвался он.
       – Ты хочешь именно этого, Юрт? Я хотел бы уладить это дело раз и
навсегда.
       – Я тоже, – ответил он. – Ты предал того, кого я люблю, и только твоя
смерть наведет порядок.
       – О ком ты говоришь? Я не понимаю.
       Он вдруг усмехнулся.
       – Поймешь, – пообещал он. – В последние минуты твоей жизни я дам тебе
узнать, почему.
       – Тогда тебе, скорее всего, придется ждать долго, – съехидничал я. –
Ты, кажется, не очень ловок в таких делах. Почему бы просто не рассказать
мне сейчас и сэкономить нам обоим кучу хлопот?
       Он засмеялся и призматический нимб стал ярче, и в этот момент до меня
дошло, что это такое.
       – Раньше, чем ты думаешь, – пригрозил он, – ибо скоро я буду мощнее,
чем ты когда-нибудь мог подумать.
       – Но отнюдь не менее неуклюжим, – посоветовал я ему и тому, кто в это
время держал его Козырь, следя за мной и готовый мгновенно выдернуть Юрта
отсюда...
       – Это ведь ты, Маска, не так ли? – обратился я к нему. – Забирай его.
Тебе не понадобится ни отправлять его вновь, ни смотреть, как он наломает
дров. Я повышу тебя в списке своих первоначальных дел и скоро навещу тебя,
если только ты дашь мне знак, что это действительно ты.
       Юрт открыл рот и что-то сказал, но что именно, я не расслышал, так
как он быстро таял, и его слова пропали вместе с ним. Когда это произошло,
в меня что-то полетело. Парировать это не было надобности, но я не смог
остановить рефлекс.
       Рядом с двумя гниющими трупами и мизинцем Юрта на полу у моих ног
лежали россыпью десятка два роз.




       5



       Когда мы направились по берегу в сторону порта, Корал наконец
заговорила:
       – Здесь очень часто такое случается?
       – Сами видите. Вы появились в довольно сложное время, – иронически
обронил я.
       – Если вы не против, я хотела бы услышать, что все это значило.
       – Полагаю, что обязан дать вам какое-то объяснение, – согласился я, –
потому что поступил там с вами несправедливо. Может быть, вы об этом и не
догадываетесь.
       – Вы это серьезно?
       – Точно.
       – Продолжайте. Мне действительно любопытно.
       – Это долгая история... – снова затянул я.
       Она посмотрела вперед, в сторону порта, а потом вверх, на вершину
Колвира.
       – ...Путь тоже долгий, – заметила она.
       – ...И вы дочь премьер-министра страны, с которой наши отношения на
данный момент несколько щекотливые.
       – Что вы имеете в виду?
       – Кое-какие сведения о том, что происходит, могут представлять в
некотором роде секретную информацию.
       Она положила мне руку на плечо и остановилась. И посмотрела мне прямо
в глаза.
       – Я могу сохранить тайну, – заявила она. – В конце концов, вы же
знаете мою.
       Я поздравил себя с тем, что научился, наконец, трюку своих
родственников – полному управлению выражением лица, когда чертовски
озадачен. Она-таки сказала там в пещере кое-что, когда я обратился к ней,
словно к тому существу, не сохранять передо мной связывающую ее тайну.
       Поэтому я криво улыбнулся ей и кивнул.
       – Именно так, – соврал я.
       – Вы ведь не планируете опустошить нашу страну или еще что-нибудь
вроде этого, не так ли? – спросила она.
       – Насколько я знаю, нет. А также не считаю это вероятным.
       – Ну и отлично. Сказать-то ведь можно, только узнав, не так ли?
       – Верно, – согласился я.
       – Так давайте выслушаем эту историю.
       – Ладно.
       Пока мы шли вдоль берега и я рассказывал, то не мог не вспомнить под
аккомпанемент басовых звуков волн длинное повествование отца. Может, это
семейная черта – пускаться в автобиографический рассказ, если подвернется
подходящий слушатель? К такому выводу я пришел, так как понял, что
пускаюсь в своем рассказе в ненужные подробности. И вообще, почему я
решил, что она – подходящий слушатель?
       Когда мы добрались до портового района, я понял, что все равно не
насытился и по-прежнему хочу много рассказать. При свете угасающего дня,
создающем, несомненно, более безопасную обстановку, нежели во время моего
визита в этот район, я направился по Портовой Дороге, оказавшейся при
дневном свете еще более грязной. Узнав, что Корал тоже проголодалась, я
повел ее к противоположной стороне бухты, остановившись на несколько минут
посмотреть, как огибает мол и заходит в порт многомачтовое судно с
золотыми парусами. Затем мы последовали изогнутой дорогой к западному
берегу и я сумел без особого труда отыскать Переулок Бриза. Было еще
достаточно рано, чтобы встретить по пути нескольких трезвых матросов. Один
раз к нам попытался подвалить здоровенный чернобородый тип с интересным
шрамом на правой щеке, но какой-то тип поменьше догнал его раньше и что-то
шепнул ему на ухо. Оба отвернулись и зашагали прочь.
       – Эй, – окликнул я. – Чего он хотел?
       – Ничего, – ответил тип поменьше. – Он ничего не хотел. – Затем
человек окинул меня быстрым изучающим взглядом и кивнул. А затем добавил:
– Я видел вас здесь однажды ночью.
       – А-а... – протянул я, а люди тем временем дошли до угла, свернули и
пропали.
       – О чем, собственно, шла речь? – не поняла Корал.
       – Я еще не добрался до этой части рассказа.
       Но я живо вспомнил тот случай, когда мы прошли мимо места, где все
произошло. Не осталось никаких признаков той схватки.
       Я, однако, чуть не прошел мимо "Окровавленного Билла", потому что над
дверью красовалась новая вывеска "Окровавленный Энди", нанесенная свежей
зеленой краской. Тем не менее, внутри заведение осталось таким же, за
исключением человека за стойкой, бывшего длиннее и тощее человека с
каменным лицом, обслуживавшим меня в прошлый раз. Звали его, как я узнал,
Джек, и он доводился Энди братом. Он продал нам бутылку "Мочи Бейля" и
передал через отверстие в стене наш заказ на два рыбных обеда. Столик,
который я занимал в прошлый раз, пустовал и мы заняли его. Я положил пояс
с мечом справа от себя, частично вытащив клинок, так как уже был знаком со
здешним этикетом.
       – Мне нравится это заведение, – решила она. – Оно какое-то...
другое...
       – Э... да, – согласился я, взглянув на двух отрубившихся пьяных –
одного у дверей заведения, а другого в глубине. И на трех типов с
бегающими глазками, тихо беседующих в углу. На полу имелось несколько
разбитых бутылок и подозрительного вида пятен, а на противоположной стене
висело несколько не слишком изощренных произведений искусства на любовную
тему. – Готовят здесь очень хорошо, – добавил я.
       – Никогда не бывала в подобном ресторане, – продолжала она, наблюдая
за черной кошкой, которая выкатилась из подсобного помещения и боролась с
крысой.
       – У ресторана есть свои завсегдатаи, – пояснил я. – Но среди
разборчивых гурманов он – строго охраняемый секрет.
       Я продолжал рассказ, уплетая обед даже активнее, чем в прошлый
памятный раз. Когда немного позже открылась наружная дверь, впустив
хромого коротышку с грязным бинтом на голове, я заметил, что дневной свет
начинает меркнуть. Так как я уже закончил рассказ, то данное время дня
показалось мне подходящим для ухода.
       Я так прямо и сказал, но она накрыла мне руку ладонью.
       – Вы знаете, что я не то ваше существо, – сказала она. – Но если вам
нужна какая-то помощь, которую я могу оказать, то рассчитывайте на меня.
       Мы выбрались из Закоулка Смерти без всяких происшествий и пошли по
Портовой Дороге к Лозе. Когда мы стали подниматься, солнце уже садилось и
булыжники мостовой демонстрировали разнообразную гамму тонов и цветов
камня. Уличное движение не отличалось густотой. В воздухе плыли запахи
кухни. На улице шуршали листья. Высоко над головой катался, оседлав
воздушные потоки, маленький желтый дракон. В вышине, на севере, за
дворцом, рябила радужная завеса. Я продолжал молчать, ожидая от Корал
новых вопросов. Но так и не дождался. На ее месте, если бы я выслушал
рассказ, подобный моему, то у меня, думается, нашлось бы много вопросов,
если только рассказ совершенно не подавил бы меня или был бы понятен до
конца.
       – Когда мы вернемся во дворец?... – проговорила она.
       – Да...
       – Вы ведь отведете меня посмотреть Лабиринт, не правда ли?
       Я рассмеялся.
       – Сразу же? Как только переступим порог? – поинтересовался я.
       – Да.
       – Разумеется, – согласился я.
       Затем ее мысли пошли по другому руслу.
       – Ваш рассказ меняет мое представление о мире, – сказала она. – Я бы
не взяла на себя смелость советовать вам...
       – Но... – продолжил за нее я.
       – ...кажется, что Замок Четырех Миров содержит все нужные вам ответы.
Когда вы узнаете, что там происходит, все прочее станет на место. Но мне
непонятно, почему вы просто не можете нарисовать Карту и козырнуться в
него?
       – Хороший вопрос. Во Дворах Хаоса есть места, куда никто не может
козырнуться, потому что они постоянно меняются и их нельзя изобразить
перманентными средствами. То же самое относится к месту, где я расположил
Колесо-Призрак. Местность вокруг Замка порядком изменчива, правда, я не
убежден, что причина невозможности козырнуться в этом. Это место –
средоточение мощной силы и, думаю, кто-то сумел повернуть какую-то часть
этой силы на создание экранирующих чар. Хороший маг, может, и сумел бы
пройти сквозь них по Карте, но у меня такое ощущение, что прикосновение
потребовавшейся для этого силы, вероятно, поднимет тревогу и уничтожит
всякий элемент внезапности.
       – А на что вообще похоже это место?
       – Ну... – начал было я. – Вот, – я вынул из кармана рубашки блокнот и
фломастер и быстро набросал его. – Видите, вот это район вулканической
деятельности. – Я нацарапал несколько дымов и гейзеров. – А с этой стороны
ледниковый период, – новые штрихи. – Вот здесь океан, а здесь горы...
       – Тогда, похоже, вам лучше всего ставить на новое применение
Лабиринта, – проговорила она, изучая рисунок и качая головой.
       – Да.
       – Вы думаете, что скоро прибегнете к этому?
       – Возможно.
       – Как вы нападете на них?
       – Я все еще работаю над этим.
       – Если я могу вам помочь в чем-то, то учтите, я не отказываюсь от
своих предложений.
       – Спасибо, – поблагодарил я. – Но нет.
       – Без всяких обсуждений?
       – Да.
       – Если вы передумаете...
       – Не передумаю..
       – ...то дайте мне знать.
       Мы добрались до Площади и пошли по ней. Ветер дул более сильно, и
моей щеки коснулось что-то холодное. Потом опять...
       – Снег, – объявила Корал, как раз когда я сообразил, что вокруг
кружат небольшие снежинки. Падая на землю, они сразу исчезали.
       – Если бы ваша делегация прибыла в намеченное время, – заметил я, –
вы бы, возможно, и не отправились на эту прогулку.
       – Иногда мне везет, – отозвалась она.
       К тому времени, когда мы добрались до дворца, снег повалил довольно
густо.
       Мы снова воспользовались воротами в потерну, задержавшись на
мгновение, чтобы оглянуться на подмигивающий огоньками город, полускрытый
завесой падавших снежинок. Она смотрела вдаль, и я перевел взгляд на нее.
У нее был такой вид, думаю, счастливый, словно она старалась эту сцену
запомнить. Поэтому я нагнулся и поцеловал ее в щеку, так как это
показалось мне хорошей идеей.
       – О! – Она повернулась ко мне. – Вы меня удивили.
       – Хорошо, – порадовался я. – Терпеть не могу заранее извещать об
этом. Давайте уведем войска на зимние квартиры.
       Она улыбнулась и взяла меня под руку.
       За дверью часовой передал мне:
       – Льювилла хочет знать, присоединитесь ли вы к остальным за обедом?
       – А когда обед? – уточнил я.
       – Часа через полтора.
       Я взглянул на Корал и та пожала плечами.
       – Думаю, присоединимся, – сказал я.
       – Первая столовая наверху, – сообщил он мне. – Должен ли я сообщить
об этом или вы хотите...
       – Да, – сказал я, – так и сделайте.
       – Не желаете ли умыться, переодеться? – начал он, когда мы уже
отходили.
       – Лабиринт, – твердо сказала она.
       – Тогда потребуется пройти по куче лестниц, – предупредил я ее.
       Она повернулась ко мне, серьезная на вид, но увидела, что я улыбаюсь.
       – Сюда, – показал я, проводя ее через главный холл.
       Я не узнал часового в конце короткого коридора, ведущего к лестнице.
Он, однако, знал, кто я, с любопытством посмотрел на Корал, открыл дверь,
нашел там фонарь и зажег его.
       – Меня предупредили, что там есть ненадежная ступенька, – предупредил
он, вручая мне фонарь.
       – Которая?
       Он покачал головой.
       – Принц Жерар несколько раз сообщал о ней, – сказал он. – Но никто
другой, кажется, ее не заметил.
       – Ладно, – сказал я. – Спасибо.
       На этот раз Корал не возражала, чтобы я шел первым. Эта лестница
вызывала больший страх, чем та, которая проходила по склону горы, в
основном потому, что, спускаясь, не видишь ее низа, а через несколько
шагов вообще ничего не видишь, кроме круга света, в котором ты движешься,
спускаясь по спирали. Также присутствует ощущение пустоты, окружающей тебя
со всех сторон. Я никогда не видел этого подземелья полностью освещенным,
но понимал, что впечатление пустоты отнюдь не ложное. Пещера очень большая
и приходится круг за кругом спускаться, гадая, когда доберешься до дна.
       Через некоторое время Корал кашлянула, а затем спросила:
       – Можно нам остановиться на минуту?
       – Разумеется. – Я остановился. – Вы устали?
       – Нет, – ответила она. – Далеко еще?
       – Не знаю, – я пожал плечами. – Каждый раз, когда я прохожу этим
путем, расстояние кажется иным. Если хотите вернуться, пообедать, то мы
осмотрим его завтра. У вас был напряженный день.
       – Нет, – сказала она. – Но я бы не возражала, если вы обнимете меня.
       Место казалось неподходящим для проявления романтических чувств, и
поэтому я мудро заключил, что для просьбы есть другая причина, и, ничего
не говоря, любезно выполнил просьбу. Потребовалось некоторое время для
того, чтобы сообразить, что она плачет. Она очень хорошо скрывала это.
       – Что случилось? – спросил я наконец.
       – Темнота.
       Клаустрофобия. Что-то вроде этого.
       – Вернемся?...
       – Нет.
       Поэтому мы опять стали спускаться.
       Примерно через полминуты я увидел у края очередной ступеньки что-то
белое и замедлил шаги. А затем сообразил, что это всего лишь носовой
платок. Однако, немного приблизившись, заметил, что его удерживает на
месте кинжал. К тому же, на платке были буквы. Я остановился, протянул
руку, расправил его и прочел:
       "ВОТ ЭТА, ЧЕРТ ПОБЕРИ! ЖЕРАР."
       – Осторожнее здесь, – предупредил я Корал.
       Я уже приготовился было перешагнуть ее, но, поддавшись неведомому
импульсу, слегка попробовал одной ногой. Ничего. Я переместил на нее
больше веса. Ничего. Ступенька казалась прочной. Я встал на нее. То же
самое. Я пожал плечами.
       – Все равно осторожнее, – посоветовал я.
       Когда на ступеньку ступила она, тоже ничего не произошло, и мы
продолжили путь. Немного позже, далеко внизу, я увидел мерцание. Оно
перемещалось и я понял, что что-то передвигается. Для чего, интересно?
Может, были какие-то заключенные, которых требовалось поить и кормить? Или
какие-нибудь пещерные проходы сочли уязвимыми местами? И как понимать, что
камера с Лабиринтом заперта, а ключ повешен на стене рядом с дверью?
Может, существует возможность опасности с этой стороны? Как? Почему? Я
решил, что как-нибудь займусь этим вопросом вплотную.
       Однако когда мы, наконец, добрались до самого низа, часового нигде не
было. Стол, козлы и несколько шкафчиков, составляющие караульную,
освещались множеством фонарей, но часового на посту не было. Жалко.
Интересно бы спросить, что предписывают инструкции в случае чрезвычайного
происшествия, а также просто интересно узнать, что это вообще за
происшествия. Затем я заметил веревку, свисающую из темноты у козел с
оружием. Я очень осторожно потянул за нее и она подалась, затем миг спустя
откуда-то сверху послышался слабый металлический звук. Интересно.
Очевидно, это сигнализация.
       – В какую... сторону? – спросила Корал.
       – О, идемте, – спохватился я, взяв ее за руку и повернув направо.
       Когда мы шли, я рассчитывал услышать эхо, но не услышал. Периодически
поднимал фонарь. Темнота немного отступала, но в поле зрения не появлялось
ничего, кроме круга света на каменном полу.
       Корал стала замедлять шаги и я почувствовал напряжение ее руки, когда
она стала отставать. Однако я вел ее дальше и она продолжала двигаться.
       Наконец, когда я все-таки услышал эхо шагов, то решил подбодрить ее.
       – Теперь уже должно быть не слишком далеко.
       – Хорошо, – отозвалась она, но не ускорила шаг.
       И вот в поле зрения появилась серая стена пещеры, а вдалеке
располагалось искомое темное отверстие входа в туннель. Я направился к
нему. Когда мы, наконец, вошли в него, она вздрогнула.
       – Если бы я знал, что это так сильно подействует на вас, – начал было
я.
       – Да со мной вообще-то все в порядке, – ответила она. – И я хочу
все-таки увидеть его. Просто не представляла, что попасть туда будет
так... словно...
       – Самое страшное уже позади. Теперь уже скоро, – подбодрил я ее.
       Мы довольно быстро добрались до первого бокового хода, ведущего
налево, и пошли дальше. Вскоре после шел следующий. Я замедлил шаги повел
фонарем в его сторону.
       – Кто знает, – заметил я, – возможно, он ведет каким-то странным
путем до самого берега.
       – Я бы предпочла не проверять это.
       Мы двигались еще некоторое время, прежде чем миновали третье
ответвление. Я быстро заглянул в него. Чуть дальше по ходу блеснули
прожилки какого-то яркого минерала.
       Я ускорил шаг, и она не отставала. Шаги теперь громко отдавались в
туннеле. Мы миновали четвертое ответвление. Пятое... Кажется, неведомо
откуда я услышал слабые звуки музыки.
       Когда мы приблизились к шестому ответвлению, она вопросительно
взглянула на меня, но я просто продолжал идти. Мне требовался седьмой
проход, и когда мы, наконец, подошли к нему, я свернул, сделал несколько
шагов, остановился и поднял фонарь. Мы стояли перед массивной, окованной
металлом дверью.
       Я снял с крюка на стене ключ и вставил его в замок, повернул, вынул и
снова повесил на место. А затем навалился на дверь плечом и с силой
толкнул ее. Последовал долгий миг сопротивления, а затем медленное
движение, сопровождаемое скрипом тугой петли.
       Фракир стянул мне запястье, но я продолжал толкать, пока дверь не
открылась настежь. Затем я посторонился, пропустив Корал вперед и
придерживая дверь.
       Она прошла мимо меня, сделала несколько шагов в эту странную камеру и
остановилась. Я отошел от двери, дав ей закрыться, а потом подошел к своей
спутнице.
       – Так вот он, значит, каков, – произнесла она.
       Приблизительно эллиптической формы, сложно закрученной овальной формы
абрис Лабиринта пылал на полу голубовато-белым светом. Я отставил фонарь в
сторону. В фонаре, в общем-то, не было необходимости, так как Лабиринт
давал достаточно света. Я погладил Фракира, успокаивая его. На
противоположной стороне огромного рисунка поднялся сноп искр, быстро погас
и появился снова – ближе к нам. Камера казалась наполненной какой-то
пульсацией, никогда ранее мною сознательно не замечаемой. Повинуясь
импульсу, а также с целью удовлетворить давнее любопытство, я вызвал Знак
Логруса.
       Это было ошибкой.
       Как только передо мной вспыхнул образ Логруса, по всей длине
Лабиринта сразу же взлетели искры, а откуда-то раздался вой на высокой
ноте, похожий на звук сирены. Фракир просто взбесился, в ушах возникло
такое ощущение, будто в них вбили сосульки, а от ярости извивающегося
Знака стало больно глазам. Я в тот же миг изгнал Логруса и суматоха стала
стихать.
       – Что? – спросила она, – что это было такое?
       Я попытался улыбнуться, но мне это не совсем удалось.
       – Небольшой эксперимент, который я все время хотел провести, –
сообщил я.
       – Вы научились чему-нибудь благодаря ему?
       – Возможно, – ответил я. – Не делать больше этого.
       – Извините.
       Она приблизилась к краю Лабиринта, который снова успокоился.
       – Жуть, – сказала она, – словно свет во сне. Но он великолепен. И вы
все должны его пройти, чтобы обрести свое наследие?
       – Да.
       Она медленно двинулась направо, проходя по периметру. Я следовал за
ней, пока она неспешно шла, обводя взглядом яркие просторы дуг и
поворотов, коротких прямых линий, длинных маятниковых кривых.
       – Думаю, что это трудно?
       – Да. Весь фокус в том, чтобы жать, жать и жать и не переставать это
делать, даже когда перестаешь двигаться, – ответил я.
       Мы стояли с минуту молча, пока она рассматривала под новым углом
Лабиринт.
       – И как же он вам понравился? – поинтересовался наконец я.
       – Он эстетичен.
       – А еще что-нибудь чувствуете?
       – Мощь, – ответила она. – Он, кажется, что-то излучает. – Она
качнулась вперед и помахала рукой над ближайшей линией. – Давление здесь
почти физическое, – добавила она затем.
       Мы двинулись дальше, проходя с другой стороны вдоль всей длины
огромного рисунка. Я видел по другую сторону Лабиринта место, где горел
фонарь. Свет его почти терялся в призрачном мерцании Лабиринта.
       Вскоре Корал снова остановилась.
       – А что это за линия, которая, кажется, кончается прямо здесь? –
показала она.
       – Это не конец, – уточнил я. – Это начало. Именно с этого места и
начинают проходить Лабиринт.
       Она приблизилась, проведя рукой над ней.
       – Да, – сказала она. – Я чувствую, что она начинается здесь.
       Не знаю, сколько мы там стояли, затем она взяла меня за руку и сжала
ее.
       – Спасибо, – сказала она, – за все.
       Я уже собрался спросить, зачем она говорит с такой конкретностью,
когда она двинулась вперед и ступила на линию.
       – Нет! – закричал я. – Стой!
       Но было уже слишком поздно. Ее нога уже опустилась на линию и свет
ярко очертил подошву сапога.
       – Не двигайся! – скомандовал я. – Что бы ты ни делала, стой смирно.
       Она сделала то, что я сказал, сохраняя прежнюю позу. Я провел языком
по губам, показавшимися мне очень сухими.
       – Теперь постарайся поднять ногу с линии и убрать ее. Ты можешь это
сделать?
       – Нет, – ответила она.
       Я опустился на колени рядом с ней и стал изучать обстановку.
Теоретически, если вступишь на Лабиринт, возврата назад уже нет. У тебя
есть только один выбор – продолжать идти и либо успешно пройти его, либо
быть уничтоженным где-то по дороге. С другой стороны, ей и так полагалось
погибнуть. Опять же теоретически, никто, кроме лиц королевской крови
Эмбера не должен ступать на Лабиринт и остаться в живых. Вот и полагайся
теперь на теорию.
       – Чертовски неподходящее время для вопросов, – сказал я. – Но почему
ты это сделала?
       – Там, в пещере, ты указал мне, что догадка верна. Ты сказал, что
знаешь, что я такое.
       Я вспомнил свои слова, но говорилось это, подразумевая, что она носит
в себе меняющее тело существо. Какое же значение могли они иметь еще,
относящееся кроме всего прочего и к Лабиринту? Но даже когда я подыскивал
заклинание, способное освободить ее от притяжения Лабиринта, мне приходило
в голову очевидное.
       – Твоя связь с Домом?... – тихо произнес я.
       – Считают, что у короля Оберона был роман с моей матерью перед тем,
как родилась я, – сказала она. – По времени сходится. Однако, это всего
лишь слух. Я ни от кого не смогла добиться подробностей. И поэтому никогда
не испытывала уверенности. Но я мечтала о том, чтобы это было правдой. Я
надеялась найти какой-нибудь путь к этому месту. Я мечтала попасть сюда,
пройти Лабиринт и увидеть, как передо мной раскроются все Отражения. Но я
также знала, что если не права, то погибну. А затем, когда ты согласился,
ты подтвердил мою мечту. Но я не перестала бояться. И по-прежнему боюсь.
Только теперь я боюсь, что у меня не хватит сил успешно одолеть его.
       То ощущение знакомости, испытанное мною при первой встрече с ней... Я
вдруг сообразил, что его вызвало общее семейное сходство. Ее нос и лоб
чуточку напоминали мне Фиону, в подбородке и в скулах было что-то от
Флоры. Однако волосы, глаза и телосложение напоминали сестру.
       Я снова вспомнил зло глядящее изображение своего деда в галерее
наверху. Развратный старый ублюдок действительно погулял на славу. Надо,
однако, отдать ему должное. Он был недурным мужчиной.
       Я вздохнул и поднялся на ноги. Положил ей руку на плечо.
       – Слушай, Корал, – обратился к ней. – Прежде чем мы пробовали взяться
за это, нас всех хорошенько инструктировали. Я намерен рассказать тебе о
нем прежде, чем ты сделаешь еще один шаг, а пока я говорю, ты почувствуешь
протекающую от меня к тебе энергию. Я хочу, чтобы ты была как можно более
сильной. Когда ты сделаешь следующий шаг, я хочу, чтобы ты ни разу не
останавливалась, пока не доберешься до середины. Может быть я буду кричать
тебе указания. Сразу же делай то, что я тебе говорю, не думая об этом.
Сперва я расскажу тебе о Вуалях, местах сопротивления...
       Сколько говорил, не знаю...
       Я следил, как она приблизилась к первой Вуали.
       – Не обращай внимания на холод и шоки, – сказал я. – Они не причинят
тебе вреда. Пусть тебя не отвлекают эти искры. Ты скоро наткнешься на
сильное сопротивление. Не ускоряй дыхания.
       Я следил, как она пробивалась.
       – Хорошо, – одобрил я, когда она вышла на легкий отрезок, решив не
говорить, что следующая Вуаль будет намного тяжелее. – Кстати, не подумай,
что сходишь с ума. Скоро он начнет играть с тобой в мнемонические игры...
       – Уже начал, – отозвалась она. – Что мне следует делать?
       – Вероятно, это в основном воспоминания. Просто давай им течь и
по-прежнему сосредотачивай внимание на пути.
       Она продолжала идти, и я заговаривал ей зубы, пока она не прошла
вторую Вуаль. Прежде, чем она вырвалась из нее, искры поднялись почти до
плеч. Я следил, как она с трудом миновала дугу за дугой, а потом хитрые
кривые и длинные радиусные повороты, реверсивные петли; временами она
двигалась быстро, а временами замедляла ход почти до полной остановки. Но
все-таки продолжала идти. Она обладала зрением и, казалось, обладала
волей. Не думаю, что она нуждалась теперь во мне. Я был уверен, что мне
больше нечего предложить, что исход прохождения находится в ее собственных
руках.
       Поэтому я заткнулся и следил, раздраженный, но неспособный помешать
собственному телу повторять ее движения, словно сам был там, предвидящий,
компенсирующий.
       Дойдя до Большой Кривой, она окуталась живым пламенем. Продвижение ее
стало сильно замедленным, но приобретало некую неослабность. Каким бы ни
был исход, я знал, что она изменялась, уже изменилась, что Лабиринт
вытравлялся в ней и что она близка к концу. Я чуть не закричал, когда она,
кажется, остановилась на миг, но слова замерли у меня в горле, когда она
содрогнулась всем телом, потом продолжила путь. Когда она приблизилась к
последней Вуали, я вытер рукавом пот со лба. Каким бы ни был исход, она
подтвердила свои подозрения. Только дитя Эмбера могло пережить испытанное
ею.
       Не знаю, сколько времени потребовалось ей, чтобы прорвать финальную
Вуаль. Усилия ее стали безвременными и меня захватило это затянувшееся
мгновение. Она стала пылающим движением, окутывающий ее нимб освещал всю
камеру, словно гигантским голубым факелом.
       А затем она пробилась и вышла на ту финальную короткую дугу,
последние три шага по которой вполне могли считаться самым трудным
отрезком пути во всем Лабиринте. Как раз перед точкой выхода встречаешь
какое-то своего рода психическое поверхностное натяжение, соединяющееся с
физической энергией.
       Снова мне подумалось, что она остановилась, но это только показалось.
Было так же, как если смотреть на занимающегося Тай-чи – вот на что была
похоже болезненная медлительность тех трех шагов. Но она завершила их,
пошла вновь. Если последний шаг не убьет ее, то она будет вольна и
свободна. Вот тогда-то мы и сможем поговорить.
       Тот последний миг все продолжался и продолжался без конца. Затем я
увидел, как ее нога двинулась вперед и покинула Лабиринт. Вскоре
последовала и другая нога. И она встала, тяжело дыша, в центре.
       – Поздравляю! – крикнул я.
       Она слабо махнула правой рукой, одновременно левой помогала разлепить
глаза. Вот так она и простояла большую часть минуты и тот, кто прошел
Лабиринт, понимает это чувство. Я больше не окликал ее, а предоставил
оправиться, дав ей возможность насладиться своим триумфом в тишине.
       Лабиринт, казалось, пылал еще ярче, как часто с ним бывает сразу
после прохождения. Это придавало гроту сказочный вид – сплошь голубой цвет
и тени – и делало зеркалом поверхность того маленького пруда, где плавали
слепые рыбы. Я попытался предугадать, что означает этот акт для Корал, для
Эмбера...
       Она внезапно выпрямилась.
       – Я буду жить, – объявила она.
       – Хорошо, – отозвался я. – У тебя теперь есть выбор.
       – Что ты имеешь в виду? – не поняла она.
       – Ты теперь свободно можешь приказать Лабиринту перенести себя куда
угодно, – объяснил я. – Поэтому ты можешь просто велеть ему перенести себя
ко мне. Или можешь избавиться от восхождения по лестнице, приказав
перенести в свои покои. Как бы мне не нравилось твое общество, я
порекомендовал бы тебе последнее, поскольку ты, вероятно, порядком устала.
А потом можешь понежиться в приятной теплой ванне и, не торопясь, одеться
к обеду. Я встречусь с тобой в столовой. Идет?
       Я увидел, что она с улыбкой покачала головой.
       – Я не собираюсь зря тратить подобную возможность, – заявила она.
       – Слушай, мне знакомо это ощущение, – стал уговаривать я ее. – Но,
по-моему, тебе следует обуздать себя. Бросаться черт знает куда может
оказаться опасным, а возвращение может оказаться сложным, так как у тебя
нет никакого навыка хождения по Отражениям.
       – Это ведь просто всего лишь зависит от воли и желания, не так ли? –
спросила она. – ты вроде как налагаешь по ходу образы на окружающую
обстановку.
       – Это дело более хитрое, – уточнил я. – Требуется научиться
использовать в качестве отправных точек определенные очертания местности.
Обычно первое путешествие по Отражениям совершают с человеком, обладающим
опытом...
       – Ладно, я получила представление.
       – Недостаточное, – возразил я. – Представление – это хорошо, но есть
и обратная связь. Когда это начинает действовать, у тебя появляется
определенное чувство. Этому нельзя научить. Его нужно испытать. И до тех
пор, пока у тебя не будет уверенности в нем, нужно, чтобы рядом был
наставник.
       – Кажется, – метод проб и ошибок вполне подойдет.
       – Может быть, – согласился я. – Но что, если ты окажешься в
опасности? В этот момент будет чертовски неподходяще учиться. Будет
отвлекать...
       – Ладно. Твой довод убедителен. К счастью, я не собираюсь делать
ничего такого, что поставит меня в подобное положение.
       – А что ты собираешься делать?
       Она выпрямилась и сделала широкий жест рукой.
       – С тех пор, как я узнала о Лабиринте, я всегда хотела кое-что
попробовать, если дойду до него, – сообщила она.
       – И что же именно?
       – Я намерена попросить его послать меня туда, куда мне следует
отправиться.
       – Не понимаю.
       – Я намерена предоставить выбор Лабиринту.
       Я покачал головой.
       – Он так не действует, – уведомил я ее. – Ему требуется отдать приказ
переправить тебя.
       – Откуда ты знаешь?
       – Просто он действует именно так.
       – Ты пробовал когда-нибудь сделать то, о чем я говорю?
       – Это было бы напрасной тратой времени. Слушай. Ты говоришь так,
словно Лабиринт разумный, способный сам принять решение и исполнить его.
       – Да, – ответила она. – И он должен знать меня достаточно хорошо
после того, что я только что испытала при нем. Поэтому я намерена
посоветоваться с ним и...
       – Подожди.
       – Да?
       – В том маловероятном случае, если что-нибудь произойдет, как ты
собираешься вернуться?
       – Пешком, надо полагать. Значит, ты признаешь, что что-нибудь может
произойти?
       – Да, – допустил я. – Вполне возможно, что у тебя есть неосознанное
желание посетить какое-нибудь место и что он прочтет это и пошлет тебя
туда, словно ты отдала приказ переправить тебя. Это не докажет, что
Лабиринт разумен – только то, что он чувствительный. Ну, а если бы я стоял
там, то побоялся бы идти на такой риск. Что, если у меня есть неведомые
мне склонности к самоубийству? Или...
       – Ты тянешь время, – сказала она. – Ты действительно тянешь время.
       – Я просто советую тебе сыграть наверняка. У тебя целая жизнь
впереди. Времени на исследования хватит. Было бы глупо...
       – Довольно! – отрезала она. – Мое решение принято, и весь разговор.
Оно кажется мне верным. До свидания, Мерлин.
       – Подожди! – снова крикнул я. – Ладно. Сделай это, если уж тебе
приспичило. Но разреши сперва мне кое-что тебе подарить.
       – Что?
       – Средство успешно выбраться из крупной передряги. Вот.
       Я достал свои карты и сдал собственный Козырь. Затем отстегнул с
пояса кинжал в ножнах. Я намотал свой Козырь на рукоять, перемотав ее
носовым платком.
       – Ты имеешь представление, как пользоваться Козырем?
       – Просто пристально глядишь на него и думаешь о том человеке, пока не
возникнет контакт, не так ли?
       – Сойдет, – сказал я. – Вот мой. Возьми его с собой. Вызови меня,
когда захочешь вернуться, и я проведу тебя обратно.
       Я кинул кинжал над Лабиринтом, броском снизу вверх. Она легко поймала
его и повесила на пояс с другой стороны от своего.
       – Спасибо, – поблагодарила она, выпрямляясь. – Полагаю, теперь можно
попробовать?
       – Если получится, не задерживайся надолго. Ладно?
       – Ладно, – ответила она и закрыла глаза.
       Миг спустя она пропала. О-го-го!
       Я подошел к краю Лабиринта и подержал над ним ладонь до тех пор, пока
не почувствовал движение его сил.
       – Тебе лучше знать, что ты делаешь, – сказал я ему. – Я хочу, чтобы
она вернулась.
       Искра метнулась вверх и щекотнула мне ладонь.
       – Ты пытаешься сказать мне, что ты действительно разумен?
       Вокруг меня все пылало. Миг спустя головокружение прошло и первое,
что я тогда заметил – это стоящий перед моей правой ногой фонарь.
Оглядевшись, я сообразил, что стою на противоположной стороне Лабиринта по
отношению к той, где был раньше, нахожусь теперь неподалеку от двери.
       – Я был в радиусе действия твоего поля и уже настроен, – проговорил
я. – У меня бессознательно возникло чувство – поскорее убраться.
       А затем я поднял фонарь, закрыл за собой дверь и повесил ключ обратно
на крюк. Я все еще не доверял этой штуке. Если она действительно хотела
помочь, то отправила бы меня прямиком в покои, уберегая от хождения по
лестнице. Затем я заспешил по туннелю. Пока что это свидание было самым
интересным из всех, какие у меня когда-либо были.




       6



       Когда я вышел из холла и направился по черному ходу, который мог
привести меня к любой из множества лестниц, из коридора справа появился
парень в черных кожаных крагах и с кусками цепей разной длины, одними
ржавыми, другими сверкающими. Он уставился на меня и остановился. Его
рыжие волосы были уложены в стрижку "мохаук", на левом его ухе висело
несколько колец серебряного цвета и что-то, похожее на электрическую
розетку.
       – Мерлин, – обратился он ко мне. – Ты в норме?
       – В данный момент вполне, – ответил я, подходя ближе и пытаясь
разобрать, кто это, в сумраке. – Мартин! – ты изменился...
       – Я только что вернулся из очень интересного Отражения, – тихо
усмехнулся он – Провел там больше года. Это одно из мест, где время бежит
вскачь.
       – Насколько я могу судить, просто угадывая, Отражение это
высокотехническое, урбанизированное...
       – Правильно.
       – Я думал, ты парень сельский.
       – Я это преодолел. Теперь я знаю, почему мой папаша любит города и
шум.
       – Ты также музыкант?
       – Немного. Хотя издаю другие звуки. Ты будешь на обеде?
       – Собирался быть. Как только умоюсь и переоденусь.
       – Разумеется, кузен.
       Он сжал мне плечо и отпустил его, когда я пошел дальше. Пожатие его
было по-прежнему сильным.
       Я продолжал свой путь. И не успел я отойти очень далеко, как
почувствовал начало Козырного контакта. Я остановился и быстро потянулся,
думая, что это хочет вернуться домой Корал. Вместо этого мой взгляд
встретился со взглядом слабо улыбающегося Мандора.
       – А, очень хорошо, – сказал он. – Ты один и явно в безопасности.
       Когда изображение обрело четкость, я увидел, что рядом стоит Фиона,
причем очень близко к нему.
       – Со мной все замечательно, – сказал я. – Я вернулся в Эмбер. А с
вами все ладно?
       – Целы, – ответил он коротко, глядя мимо меня, хотя смотреть там было
особенно не на что, кроме стены и кусочка гобелена.
       – Не хочешь пройти? – предложил я.
       – Я очень хотел бы повидать Эмбер, – ответил он, – но с этим
удовольствием придется подождать до другого раза. В данный момент мы
немного заняты.
       – Вы узнали, чем вызваны те аномалии? – спросил я.
       Он поглядел на Фиону, а потом снова на меня.
       – И да, и нет, – ответила она. – Мы наткнулись на кое-какие
интересные нити, но пока нет никакой уверенности.
       – А что же тогда я могу для вас сделать?
       Фиона вытянула указательный палец и стала вдруг намного четче. Я
понял, что она, должно быть, потянулась и коснулась моего Козыря для
улучшения контакта.
       – Мы встретились с проявлением той, построенной тобой машины, –
сообщила она. – С Колесом-Призраком.
       – Да?!
       – Ты прав. Она разумна. Общественный искусственный интеллект, а не
только технический.
       – Я и так был уверен, что она способна выдержать тест Тьюринга.
       – О, в этом нет никаких сомнений, – согласилась она. – Поскольку тест
Тьюринга по самому своему определению требует от машины способности лгать
людям и вводить их в заблуждение.
       – К чему ты клонишь, Фиона? – спросил я.
       – Она не просто искусственный интеллект. Она абсолютно
антиобщественна, – ответила она. – Я думаю, твоя машина сошла с ума.
       – Что она сделала? Напала на вас?
       – Нет, ничего физического. Она безумна, лжива и оскорбительна, но мы
сейчас слишком заняты, чтобы останавливаться на подробностях. Однако, я не
говорю, что она может стать агрессивной. Не знаю. Мы просто хотели сказать
тебе, чтобы ты не доверял ей.
       Я улыбнулся.
       – И это все? Конец сообщения?
       – Пока да, – ответила она, опуская палец и тускнея.
       Я перевел взгляд на Мандора и собирался уже было объяснить, что
встроил в эту штуку кучу предохранительных устройств, так что никто просто
просто-напросто не может получить к ней доступ. Однако, в основном, я
хотел рассказать ему о Юрте. Но наша связь внезапно прервалась, когда я
почувствовал прикосновение тянущегося ко мне другого человека.
       Это ощущение заинтриговало меня. Я иной раз гадал, а что же
произойдет, если кто-то попытается связаться по Козырю с другим. Не
превратится ли контакт в селекторное совещание? Не получит ли кто-то
"занято"? Не возникнет ли у другого "обрыв"? Однако я усомнился, что
когда-либо это выясню. Это просто казалось статистически маловероятным.
Тем не менее...
       – Мерлин, малыш. Я в норме!
       – Люк!
       Мандор и Фиона определенно пропали.
       – Теперь я действительно в норме, Мерлин.
       – Ты уверен?
       – Да. Как только я начал выбираться, я тут же свернул на скоростную
полосу. В этом Отражении прошло несколько дней с тех пор, как я тебя
видел.
       На нем были солнцезащитные очки и зеленые плавки. Он сидел за
столиком у плавательного бассейна в тени большого зонтика, а перед ним на
столике присутствовали остатки обильного завтрака. Дама в голубом бикини
нырнула в бассейн и пропала из поля зрения.
       – Я рад это слышать, и...
       – Так что же, собственно, со мной случилось? Помнится, ты что-то
говорил о том, будто кто-то подсунул мне какой-то наркотик, когда меня
держали пленником в Замке. Так это было?
       – Такое кажется вполне вероятным.
       – Полагаю, именно это и происходит, когда пьешь воду, – задумчиво
проговорил он. – Ладно. Что произошло, пока я выкарабкивался из этого?
       Знать, сколько ему можно говорить, всегда являлось для меня
проблемой. И поэтому я спросил его:
       – Какие у тебя намерения?
       – А что?
       – Да так...
       – Я получил шанс поразмыслить как следует, – ответил он, – и намерен
объявить отбой. Честь удовлетворена. Нет смысла жать с этим на всех
остальных. Но я не собираюсь отдавать себя в руки Рэндома на суд Линча.
Теперь твоя очередь. Какие намерения у Эмбера в отношении меня? Следует ли
мне оглядываться через плечо?
       – Никто пока ничего не говорил, ни в подтверждение, ни в отрицание
этого. Но Рэндома сейчас в городе нет, а я сам только что вернулся. Я
действительно не имел возможности узнать, что думают по этому поводу
другие.
       Он снял солнцезащитные очки и изучил мое лицо.
       – Тот факт, что Рэндом покинул город...
       – Нет, я знаю, что он не охотится на тебя, – заверил я его, – потому
что он в Каш... – Я попытался оборвать фразу с запозданием всего на один
слог.
       – В Кашере?
       – Я понял именно так.
       – Какого черта он там делает? Эмбер никогда раньше не интересовался
этим краем.
       – Произошло одно... умерщвление, – объяснил я. – Идет какая-то
перетряска.
       – Ха! – заметил Люк. – Этот ублюдок наконец получил свое. Хорошо.
Но... Эй! А зачем это вдруг вмешивается Эмбер, а?
       – Не знаю, – соврал я.
       – Риторический вопрос, – засмеялся Люк. – Я понимаю, что происходит.
Должен признать, что у Рэндома есть стиль. Слушай, когда выяснишь, кого он
посадил на трон, дай знать мне, хорошо? Я хочу быть в курсе дела в своем
родном городишке.
       – Ну, разумеется, – сказал я, пытаясь определить, могут ли мне
принести вред такие сведения. В самом скором времени о нем узнают все,
если уже не узнали.
       – А что же еще происходит? Та особа, бывшая Винтой Бейль?...
       – Пропала, – ответил я. – Неведомо куда.
       – Очень странно, – задумчиво проговорил он. – Думается, мы еще увидим
ее не раз. Я уверен, она была также и Гейл. Дай мне знать, если она
вернется. Хорошо?
       – Ладно. Ты хочешь снова порасспросить ее?
       Он пожал плечами, а затем улыбнулся.
       – Я думаю, есть и худшие способы провести время.
       – Тебе повезло, что она не попыталась вынуть душу из тебя в
буквальном смысле слова.
       – Я не так уж уверен, что она стала бы, – возразил он. – Мы всегда
очень неплохо ладили. В любом случае, это не главная причина моего вызова.
       Я кивнул, и так уже догадавшись об этом.
       – Как дела у моей матери? – спросил он.
       – Не шелохнулась, – ответил я. – Она в безопасности.
       – Это уже кое-что, – проговорил он. – Знаешь, для королевы в каком-то
смысле недостаточно находится в таком состоянии. В состоянии вешалки. Ну,
дела!
       – Согласен, – сказал я. – Но что ты можешь предложить иное?
       – Ну, хотя бы как-то освободить ее, – сказал он. – Что для этого
потребуется?
       – Ты поднимаешь очень щекотливый вопрос, – констатировал я.
       – Я почему-то так и понял.
       – У меня сильное подозрение, о Люк, что за этим делом с местью стояла
именно она. Что именно она натравила на всех тебя. Например, с той бомбой.
Или посоветовав собрать армию с огнестрельным оружием, способным
действовать в Эмбере. Пытаясь прикончить меня каждой весной. Попробовав...
       – Ладно, ладно. Ты прав. Я этого не отрицаю. Но обстоятельства
изменились...
       – Да. Планы ее рухнули и она попала к нам в руки.
       – Я имею в виду иное. Изменился я. Я понимаю теперь ее, и лучше
понимаю себя. Она не сможет больше вот так командовать мною.
       – Это почему же?
       – То путешествие в мир грез, которое я пережил... Оно сильно
расковало мою мысль. И в отношении ее, и в отношении себя. Теперь у меня
нашлось несколько дней подумать над тем, что значит кое-что из пережитого.
И я не думаю, что она сможет провернуть со мной тот же номер, что бывало.
       Я вспомнил привязанную к колу рыжую женщину, терзаемую демонами.
Теперь, когда я подумал об этом, сходство действительно имелось.
       – Но она мне все-таки мать, – продолжал он. – И я не хотел бы
оставлять ее в таком положении. Каким соглашением можно добиться ее
освобождения?
       – Не знаю, Люк, – ответил я. – Этот вопрос еще не поднимался.
       – Но ведь она на самом деле твоя пленница.
       – Но планы относительно ее касались нас всех.
       – Верно. И я больше не стану помогать ей в них. А для выполнения
задуманного ей действительно нужен кто-то вроде меня.
       – Правильно. И если она не получит твоей помощи, то что помешает ей
найти, как ты выражаешься, кого-нибудь вроде тебя? Если мы ее отпустим,
она по-прежнему останется опасной.
       – Но вы теперь знаете о ней. Это сильно подорвет ее могущество.
       – А возможно, сделает ее более хитрой.
       Он вздохнул.
       – Полагаю, в этом есть доля правды, – признался он. – Но она так же
продажна, как и большинство людей. Нужно всего лишь найти подходящую цену.
       – Я не могу себе представить, чтобы Эмбер так вот откупился от
кого-то.
       – А я могу.
       – Вряд ли это возможно, если данная особа уже здесь, в плену.
       – Это немного осложняет дело, – признал он. – Но я думаю, что это
едва ли является непреодолимым барьером. Только не в том случае, когда она
для вас полезнее свободной, чем как предмет мебели.
       – Не улавливаю твою мысль, – сказал я. – Что ты предлагаешь?
       – Пока ничего. Просто прощупываю тебя.
       – Достаточно честно. Но вот так, с ходу, я как-то не могу
представить, чтобы сложилась описанная тобой ситуация. Ценнее для нас
свободная, чем пленница... Полагаю, нам следует выяснить, что для нас
ценно. Но это всего лишь слова.
       – Я просто пытаюсь закинуть удочку, пока работаю над этим. Какая у
тебя сейчас самая главная забота?
       – У меня? Лично? Ты действительно хочешь знать?
       – Можешь не сомневаться.
       – Ладно. Мой рехнувшийся братец Юрт, очевидно, сговорился с колдуном
по имени Маска там, в Замке. Эта парочка затеяла достать меня. Юрт сделал
попытку не далее, чем сегодня в полдень, но я вижу в этом скорее вызов со
стороны Маски. И намерен вскорости заняться ими всерьез.
       – Эй! А я и не знал, что у тебя есть брат!
       – Сводный брат. Есть также и пара других. Но с ними я лажу. А Юрт уже
давно охотится за мной.
       – Это действительно кое-что. Ты никогда не упоминал о них.
       – Мы никогда не говорили о своих родственниках. Помнишь?
       – Да. Но теперь ты озадачил меня. Кто такой этот Маска? Я, кажется,
помню, ты уже упоминал о нем. На самом деле это Шару Гаррул, не так ли?
       Я покачал головой.
       – Когда я извлек твою мать из цитадели, она там стояла рядом со
стариком, таким же парализованным, с вырезанной у него на ноге надписью
РИНАЛЬДО. Я в то время обменивался с Маской заклинаниями.
       – Крайне странно, – подтвердил свое мнение Люк. – Значит, он
узурпатор. И именно он подсунул мне наркотик?
       – Это кажется наиболее вероятным.
       – Значит, мне тоже требуется свести с ним счеты, помимо положенного
ему за то, что он сделал с матерью. Насколько крепкий орешек этот твой
братец Юрт?
       – Он опасен. Но также и несколько неуклюж. По крайней мере, каждый
раз, когда мы дрались, он оставлял на месте схватки кусок себя.
       – Возможно, он учится на ошибках.
       – Это верно. И теперь, когда ты помянул об этом, мне вспоминается,
что он сказал сегодня нечто довольно непонятное. Он сказал, что вот-вот
станет очень могучим.
       – Эге... – протянул Люк. – Похоже, он служит этому Маске подопытным
кроликом.
       – Для чего?
       – Ключ к мощи, приятель. В цитадели, знаешь ли, бьет постоянный
пульсирующий источник чистой энергии. Эта штука проходит между
Отражениями. Происходит это из-за врезавшихся там друг в друга Четырех
Миров.
       – Знаю. Я видел его в действии.
       – У меня такое ощущение, что этот Маска все еще учится управлять им.
       – Когда мы с ним встречались, он управлял им весьма неплохо.
       – Да, но тут дело более хитрое, чем вставлять затычку в торчащую из
стенки трубу. Есть всякие тонкости, которые он, вероятно, только-только
заметил и исследует.
       – Какие, например?
       – Искупавшийся в источнике человек, если он был при этом должным
образом защищен, сможет творить чудеса в смысле силы, выносливости и
магических способностей. Человеку с опытом этому обучиться легко. Я сам
через это прошел. Но в лаборатории старого Шару лежали его записи и они
рассказали еще кое-что – о способах заменить часть тела энергией, или
накачать в тело энергию, как в аккумулятор. Это очень опасно. Вполне
возможно, что может наступить смертельный исход. Но если получится, то это
сделает тебя кем-то особенным, каким-то суперменом, своего рода живым
Козырем.
       – Я уже слышал это термин, Люк.
       – Вероятно, – отозвался он. – Мой отец проделал этот процесс,
использовав в качестве подопытного самого себя.
       – Вспомнил! – воскликнул я. – Корвин утверждал, что Бранд стал своего
рода живым Козырем. Из-за чего его стало почти невозможно пришить.
       Люк скрипнул зубами.
       – Извини, – сказал я. – Но я слышал об этом именно так. Вот, значит,
в чем заключался секрет могущества Бранда...
       Люк кивнул.
       – У меня такое впечатление, что этот Маска думает, будто он знает,
как это проделали, и готовится проделать то же над твоим братцем.
       – Дерьмо! – выразился я. – Только этого мне не хватало. Юрт в
качестве магического существа или стихийной силы – или чем еще там он
может стать. Это серьезно. Сколько ты знаешь об этом процессе?
       – О, теоретически я знаю его почти весь. Однако, я не стал бы
экспериментировать с ним. По-моему, он отнимает у тебя что-то от твоей
человечности. После этого тебе уже в общем-то начхать на прочих людей и на
человеческие ценности. Я думаю, это и есть то, что случилось с моим отцом.
       Что я мог сказать? Может быть, последнее его утверждение и было
правдой, а может и нет. Я был уверен, что Люку хотелось бы верить в
какую-то внешнюю причину отцовского предательства. И знал, что никогда не
стану возражать ему в этом, даже точно зная, что это так. И поэтому я
рассмеялся.
       – В случае с Юртом, – усмехнулся я, – не будет никакой возможности
заметить разницу.
       Люк улыбнулся, затем сказал:
       – Ты можешь погибнуть, выступив против подобного противника, да еще
вкупе с колдуном на их же поле.
       – А какой у меня выбор? – огрызнулся я. – Они охотятся на меня. Лучше
сделать ход сейчас. Юрт еще не прошел этой обработки. Сколько на нее
требуется времени?
       – Вообще-то предварительные действия довольно сложны, но подопытный
не обязан присутствовать при некоторых из них. Все зависит от того,
насколько далеко Маска продвинулся с этой работой.
       – Значит, мне лучше поторопиться со своим ходом?
       – Я не дам тебе сунуться туда в одиночку, – решил он. – Это может
превратиться в самоубийство. Я знаю этот Замок. И к тому же у меня стоит
лагерем в Отражении небольшой отряд наемников, готовых кинуться в бой по
первому требованию. А если мы сможем привлечь их к делу, они сумеют
отвлечь стражу, а может, даже разделаться с ней.
       – Те необычные боеприпасы будут там действовать?
       – Нет. Мы это испробовали, когда я устроил атаку на дельтапланах.
Придется драться врукопашную. Может, пригодятся полицейские мачете и
доспехи. Мне надо будет подумать над этим.
       – Мы можем воспользоваться Лабиринтом, чтобы проникнуть туда, а вот
войска не смогут... Карты для этого места ненадежны.
       – Знаю. Над этим мне тоже придется подумать.
       – Значит, против Юрта и Маски придется выступать нам с тобой. Если я
расскажу об этом другим, они постараются задержать тебя до тех пор, пока
не вернется Рэндом, а тогда может быть слишком поздно.
       – Знаешь, – улыбнулся он, – там моя мать действительно может
оказаться полезной. Она знает об этом Ключе больше моего.
       – Нет! – воспротивился я. – Она пыталась меня убить.
       – Спокойно, старик. Спокойно, – сказал он. – Выслушай меня.
       – Кроме того, она проиграла Маске при последней встрече. Вот
поэтому-то и служит вешалкой.
       – Тем более, у нее есть причины быть осторожнее. В любом случае, тут
требуется хитрость, а не умение. А в этом она мастерица. Маска, должно
быть, захватил ее врасплох. Она была бы настоящим бойцом, Мерли.
       – Нет! Она хочет умертвить нас всех.
       – Уточним, – возразил он. – После смерти Каина все остальные являются
символическими врагами. А Маска – настоящий враг, отнявший кое-что у нее и
все еще владеющий отнятым. Дай ей выбор, и она нападет на Маску.
       – А если мы победим, она потом переключится на Эмбер.
       – Вовсе нет, – возразил он. – В этом-то и заключается вся красота
моего плана.
       – Я не хочу о нем слышать.
       – Потому что уже знаешь, что согласишься с ним, верно? Я только что
вычислил способ разрешить все твои проблемы. Отдай ей Замок после того,
как мы освободим его, в качестве своего предложения о мире, чтобы она
забыла о своих разногласиях с вами.
       – Просто-напросто вручить ей такую страшную силу?
       – Если бы она собиралась применить ее против вас, то давным-давно
сделала бы это. Она может прибегнуть к ней только в крайнем случае. А коль
Кашера вылетела в трубу, она ухватится за шанс спасти хоть что-нибудь. Вот
это-то и ценно для нас.
       – Ты действительно так думаешь?
       – Лучше быть королевой в Замке, чем вешалкой в Эмбере.
       – Черт тебя побери, Люк, когда ты говоришь, то самые глупые вещи
кажутся какими-то привлекательными.
       – Это искусство, – отозвался он. – Что ты скажешь на это?
       – Я должен подумать над этим, – сказал я.
       – Тогда думай побыстрее. Юрт, возможно, прямо сейчас купается в том
огне.
       – Не дави на меня, приятель. Я же сказал, что подумаю. Это только
одна из моих проблем. А теперь я намерен пообедать и поразмыслить как
следует.
       – Не хочешь мне рассказать заодно и о других проблемах? Может, я
каким-то образом сумею их включить в пакет.
       – Нет, черт возьми. Я с тобой свяжусь скоро. Идет?
       – Идет. Но мне лучше быть рядом, когда ты вытянешь мамулю из этого
паралича, чтобы как-то смягчить обстановку. Ты ведь разобрался, как
разбить эти чары, не так ли?
       – Да.
       – Рад слышать, я не знал, как это сделать. И могу теперь перестать
думать об этом. Вообще я собираюсь распрощаться с этим местом и
отправиться собирать войска, – сказал он, глядя на даму в бикини, как раз
вылезшую из бассейна. – Свяжись со мной.
       – Ладно.
       Проклятье. Изумительно. Не удивительно, что Люк постоянно получал эти
премии коммивояжеров. Несмотря на все свои чувства к Ясре, я вынужден был
признать, что товар предлагался хороший. И Рэндом не приказывал мне
держать ее в плену. Конечно, когда мы с ним в последний раз виделись, он
не имел особых возможностей сказать мне что-либо. Но действительно ли она
поведет себя так, как говорил Люк? В какой-то мере это имело смысл, но,
впрочем, люди разумны в дружбе, когда следует.
       Я прошел коридор и решил воспользоваться черной лестницей. Свернув на
нее, я увидел стоящую на самом верху женщину, которая смотрела в
противоположную сторону. На ней было длинное красно-желтое платье. У нее
были очень темные волосы и красивые плечи.
       Она обернулась, услышав мои шаги, и я увидел, что это Найда. Она
смотрела теперь на меня.
       – Лорд Мерлин, – обратилась она ко мне. – Вы не могли бы мне сказать,
где моя сестра? Как я думала, она отправилась с вами на прогулку.
       – Она любовалась картинами и статуями, а потом ей потребовалось
срочно бежать по какому-то мелкому делу, – стал заливать я. – Я не знаю,
куда именно она отправилась, но у меня сложилось впечатление, что она
должна очень скоро вернуться.
       – Хорошо, – сказала она. – Просто уже скоро время обеда и мы ожидали,
что она присоединится к нам. Она не довольна проведенным днем?
       – По-моему, довольна, – правдиво ответил я.
       – В последнее время она была немного не в настроении. Мы надеялись,
что это путешествие развеселит ее. Она давно мечтала о нем.
       – Когда я покинул ее, она, кажется, здорово развеселилась, –
признался я.
       – О, и где же это было?
       – Неподалеку отсюда.
       – А где же вы ходили?
       – У нас была долгая прогулка по городу и окрестностям, – объяснил я.
– Я также немного показал ей дворец.
       – Значит, сейчас она во дворце?
       – Когда я в последний раз ее видел, она была в нем. Но она могла и
выйти.
       – Понимаю, – сказала она. – Жаль, что мне не удалось ранее
по-настоящему поговорить с вами. У меня такое чувство, словно я давно вас
знаю.
       – О! Это почему же?
       – Я несколько раз прочла ваше досье от корки до корки. Оно в
некотором роде завораживает.
       – Досье?
       – Не секрет, что мы составляем досье на людей, с которыми, вероятно,
столкнемся по служебной линии. Досье, конечно, заведены на всех членов
дома Эмбера. Даже на тех, кто не имеет никакого отношения к дипломатии.
       – Никогда не думал об этом, – сказал я. – Но похоже на правду.
       – Ваше прошлое безукоризненно, а недавние неприятности очень
невразумительны.
       – Для меня они тоже невразумительны. Вы пытаетесь пополнить досье
своими данными?
       – Нет, просто любопытно. Если из ваших проблем вытекает что-то,
способное вовлечь в них Бегму, то и у нас есть интерес к ним.
       – А как вышло, что вы вообще узнали о них?
       – У нас очень хорошие источники разведывательной информации. В
маленьких королевствах такое часто бывает.
       Я кивнул.
       – Не буду нажимать на вас, чтобы выяснить, что это за источники. Но у
нас нет срочной распродажи горящих секретных сведений.
       – Вы неправильно меня поняли, – возразила она. – И досье ваше я тоже
не пытаюсь пополнить. Я пытаюсь выяснить, могу ли я быть чем-нибудь
полезна для вас.
       – Спасибо. Я это ценю, – поблагодарил я ее. – Однако, действительно
не могу придумать, чем бы вы могли мне помочь.
       Она улыбнулась, демонстрируя идеальный ряд зубов.
       – Не зная большего, я не могу сказать более точно.
       – Но если вы решите, что хотите помощи, или если просто захотите
поговорить – навестите меня.
       – Принято, – согласился я. – До встречи на обеде.
       – И позже, надеюсь, тоже, – добавила она, когда я проходил мимо нее и
свернул в коридор.
       Что она подразумевала под этим последним намеком? Говорила со мной по
заданию? Если так, то ее мотив мне не понятен. Или она всего лишь выражала
желание узнать побольше? Я не был уверен.
       Проходя по коридору в направлении своих покоев, я заметил впереди
странное световое явление – по обоим стенам, потолку и полу шла ярко-белая
полоса шести-восьми дюймов шириной. Приблизившись к ней, я замедлил шаги,
гадая, не применил ли кто-то в мое отсутствие новый способ освещения.
       Когда я перешагнул через полосу на полу, исчезло все, кроме самого
света, который рассосался в идеальный круг, перекувырнулся разок около
меня и осел на уровне подошв, оставив меня в центре. Внезапно за пределами
круга появился мир; и сложилось впечатление, что он создан в виде
образовавшегося купола зеленого стекла. Поверхность, на которой я стоял,
выглядела в бледном свете красноватой, неровной и влажной. Лишь когда мимо
проплыла большая рыба, я сообразил, что нахожусь скорее всего под водой,
стоя на гребне коралла.
       – Все это чертовски красиво, – сказал я, – но я хочу дойти до своих
апартаментов.
       – Просто решил немного пустить пыль в глаза, – донесся знакомый
голос, сверхъестественно звучащий повсюду за пределами магического круга.
– Я бог?
       – Можешь называть себя как хочешь, – сказал я. – Тебе никто не
возразит.
       – Быть богом может оказаться забавным.
       – Тогда кем буду считаться я?
       – Это трудный теологический вопрос.
       – Кой хрен теологический? Я инженер-компьютерщик, и ты знаешь, что я
создал тебя, Призрак.
       Подводную камеру заполнил звук, похожий на вздох.
       – Трудно оторваться от своих корней.
       – А зачем пытаться? Что плохого в корнях? Они есть у всех растений.
       – Красивые цветы наверху. Грязь внизу.
       – В твоем случае это металл и интересная криогенная система. И немало
всего другого. И все совершенно чисто.
       – Тогда, может быть, мне нужна именно грязь?
       – Хорошо ли ты себя чувствуешь, Призрак?
       – Я все еще пытаюсь найти себя.
       – Подобным задачам посвящают себя все.
       – В самом деле?
       – В самом деле.
       – Когда? Как? Почему?
       – Сказать – значит лишить всего удовольствия. Кроме того, у всех это
бывает по-разному.
       Проплыла целая стая рыбок – маленьких рыбок в черно-красную полоску.
       – У меня совсем не ладится дело со всевидением... – проговорил через
некоторое время Призрак.
       – Ну и ладно. Кому оно нужно? – отмахнулся я.
       – ...И я все еще работаю над всемогуществом... – проговорил Призрак.
       – Это тоже трудно, – согласился я.
       – Ты очень понятлив, отец.
       – Стараюсь. У тебя есть какие-нибудь особые проблемы?
       – Ты имеешь в виду, помимо экзистенциональной?
       – Да.
       – Нет. Я привел тебя сюда предупредить насчет парня по имени Мандор.
Он...
       – Он мой брат, – перебил я.
       Наступило молчание.
       – Тогда получается, что он мой дядя, – последовало затем.
       – Полагаю, да.
       – А как насчет бывшей с ним женщины? Она...
       – Фиона мне тетка.
       – А мне внучатая тетка. Вот те на!
       – Что случилось?
       – Плохо отзываться о родственниках не принято, не так ли?
       – Только не в Эмбере, – усмехнулся я. – В Эмбере только этим и
занимаются.
       Круг света снова кувырнулся. Мы вернулись в коридор.
       – Тогда, раз мы в Эмбере, я хочу отозваться о них плохо, – сказал он.
– Я бы на твоем месте им не доверял. По-моему, они немного сумасшедшие. А
также оскорбительны и лживы.
       Я рассмеялся.
       – Ты становишься истинным Эмберитом.
       – Неужели?
       – Да. Мы именно таковы. Об этом нечего беспокоиться. Что, собственно,
произошло между вами?
       – Если ты не против, я предпочел бы решить это сам.
       – Поступай, как считаешь лучшим.
       – Мне на самом-то деле не нужно предупреждать тебя насчет их?
       – Да.
       – Ладно. Это было главной моей заботой. Думаю, что нужно попробовать
немного грязи.
       – Погоди!
       – Что?
       – Ты ныне, кажется, довольно умело переправляешь вещи сквозь
Отражения?
       – Да, я, кажется, улучшаюсь.
       – Как насчет небольшого отряда воинов вместе с предводителем?
       – Думаю, мне это по силам.
       – И меня в придачу.
       – Конечно. Где они и куда вы хотите отправиться?
       Я пошарил в кармане, нашел Козырь Люка, вытянул его перед собой.
       – Но... Это же тот самый, которому ты не советовал доверять, – не
понял Призрак.
       – Теперь это можно, – успокоил я его. – Только в этом деле. И ни в
каком другом.
       – Не понимаю. Но если ты так говоришь, то ладно.
       – Ты можешь отыскать его и устроить дело?
       – Должен бы суметь. Куда ты хочешь отправиться?
       – Знаешь Замок Четырех Миров?
       – Да. Но это опасное место, отец. Очень сложно войти и выйти. И
именно там рыжая дамочка попыталась наложить на меня энергостопор.
       – Ясра?
       – Никогда не знал ее имени.
       – Это мать Люка, – объяснил я, махая его Козырем.
       – Дурная кровь, – изрек Призрак. – Может быть, нам не стоит иметь
никаких дел ни с ней, ни с ним?
       – Возможно, она тоже отправится с нами, – сказал я в ответ.
       – О, нет! Это опасная дама. Не стоит брать ее с собой. Особенно туда,
где она сильна. Она может попробовать снова схватить меня. И может в этом
преуспеть.
       – Она будет слишком занята другими делами, – хмыкнул я. – И она может
мне понадобиться. Поэтому начинай думать о ней как о части груза.
       – Ты уверен, что знаешь, что делать?
       – Боюсь, что да.
       – Когда ты хочешь туда отправиться?
       – Это частично зависит от того, когда будут готовы войска Люка.
Почему бы тебе не сходить и не выяснить?
       – Ладно. Но я по-прежнему думаю, что ты совершаешь ошибку,
переправляясь в такое место с такими людьми.
       – Мне нужен кто-то, способный помочь, и жребий, черт возьми, давно
брошен, – отрезал я.
       Призрак свернулся в точку и сгинул.
       Я набрал побольше воздуху в легкие, раздумал глубоко вдыхать и
двинулся дальше к ближайшей двери, находящейся немногим дальше по
коридору. Добираясь до нее, я почувствовал движение Козырного контакта.
Корал?
       Я открылся для него. Передо мной снова появился Мандор.
       – С тобой все в порядке? – сразу же спросил он. – Нас прервали таким
странным способом.
       – У меня все прекрасно, – успокоил я его. – А прервали нас способом,
который выпадает раз в жизни. Не беспокойся.
       – Ты кажешься чуточку взволнованным.
       – Это оттого, что приходится страшно долго идти снизу наверх, когда
все силы вселенной сговорились затормозить меня.
       – Не понимаю.
       – Сегодня был тяжелый день, – пояснил я. – До скорого.
       – Я хотел бы еще немного поговорить с тобой об этих грозах и новом
Лабиринте, и..
       – Позже, – твердо сказал я. – Я жду вызова.
       – Извини. Спешить незачем. Я свяжусь потом.
       Он прервал контакт и я протянул руку к щеколде. Одновременно я думал,
будут ли все довольны, если я превращу Призрак в автоответчик.




       7



       Я повесил плащ на Ясру, а пояс с оружием на столбик кровати. Почистил
сапоги, вымыл лицо и руки, откопал самую шикарную белоснежную рубашку –
сплошные кружева, манжетики, парча и тесьма – и надел ее, заправив в серые
брюки. Потом почистил щеткой темно-пурпурный пиджак, тот самый, на который
я однажды наложил заклятье, заставляющее носящего его казаться более
обаятельным, остроумным и заслуживающим доверие, чем в действительности.
Для применения пиджака случай казался вполне подходящим.
       Когда я причесывал волосы, раздался стук в дверь.
       – Минутку, – отозвался я.
       Я закончил причесываться, а затем подошел к двери, отодвинул засов и
открыл ее.
       Там стоял Билл Рот, одетый в коричнево-красное, выглядящий словно
стареющий кондотьер.
       – Билл! – Я стиснул ему руку и ввел к себе. – Рад видеть тебя. Я
только что освободился от нехороших хлопот и собираюсь отправиться за
новыми. Я не знал, находишься ли ты во дворце или еще где. Собирался
проведать, как только немножко разберусь с делами.
       Он улыбнулся и дружески ткнул меня в плечо кулаком.
       – Я буду на обеде, – ответил он. – И Хендон сказал, что ты тоже
будешь там. Однако я подумал, что лучше будет зайти к тебе и прогуляться
вместе, поскольку там будет это посольство из Бегмы.
       – О! У тебя есть какие-то новости?
       – Да. Есть какие-нибудь свежие сведения о Люке?
       – Я только что говорил с ним. Он заверяет, что вендетта закончена.
       – Есть какая-нибудь вероятность, что он захочет посетить слушание, о
котором ты меня спрашивал?
       – Судя по его тону – нет.
       – Очень жаль. Я проделал кучу исследований, и для защиты в деле о
вендетте есть кое-какие хорошие прецеденты – например, был случай с твоим
дядей Озриком, ополчившимся на весь королевский род Карма из-за смерти
своего родственника по материнской линии. Оберон, между тем, поддерживал
тогда с Кармой особенно дружеские отношения, а Озрик убрал троих. Однако
при слушании дела Оберон оправдал его, основывая свое решение на
предыдущих случаях, и пошел даже еще дальше, вынеся своего рода общее
постановление.
       – Оберон также отправил его на особо опасную войну, – перебил я, – с
которой он и не вернулся.
       – Об этой части дела я не знал, – сказал Билл, – но в суде он
выкрутился отлично.
       – Мне не придется напоминать об этом Люку, – сказал я.
       – О какой части дела?
       – И той, и другой.
       – Это не главное, зачем я пришел к тебе. Происходит кое-что и в
военном плане.
       – О чем ты говоришь?
       – Куда легче будет показать тебе, – объяснил он. – Это займет лишь
минуту.
       – Ладно. Пошли, – согласился я и последовал за ним в коридор.
       Он пошел впереди, направляясь к черной лестнице, спустился и свернул
у ее подножия налево. Мы прошли мимо кухни и последовали по коридору,
свернувшему в глубину дворца. Когда мы проходили по нему, я услышал сверху
грохот и взглянул на Билла. Тот кивнул.
       – Вот это-то я и услышал раньше, – сообщил он мне, – когда я проходил
мимо. Вот поэтому-то я и решил идти этим путем. Здесь все вокруг вызывает
у меня любопытство.
       Я кивнул, понимая это чувство. Особенно когда понял, что звуки
доносятся из главной оружейной палаты.
       В центре этого находился Бенедикт, разглядывавший ноготь большого
пальца через дуло винтовки. Он сразу поднял глаза и наши взгляды
встретились. Вокруг него передвигалась дюжина ратников, переносивших
оружие, чистивших его, расставлявших его.
       – Я думал, ты в Кашере, – удивился я.
       – Был, – обронил он.
       Я дал ему возможность продолжать, но так ничего и не дождался.
Бенедикт никогда не славился болтливостью.
       – Похоже, ты готовишься отражать нападение, – заметил я, зная, что
порох здесь бесполезен, а имевшиеся у нас боеприпасы действовали только в
районе Эмбера и определенных примыкавших королевств.
       – Всегда лучше упредить опасность, – вымолвил он.
       – Ты не хотел бы уточнить? – попросил я.
       – Не сейчас, – ответил он, дав ответ вдвое длиннее предвиденного мною
и подающий надежду на будущее просвещение.
       – Нам следует окапываться? – продолжал допытываться я. – Укреплять
город? Вооружаться?
       – До этого не дойдет, – отрезал он. – Иди туда, куда шел.
       – Но...
       Он отвернулся. У меня возникло ощущение, что разговор окончен. Когда
он проигнорировал последующие несколько вопросов, у меня появилась
уверенность и, пожав плечами, я повернулся к Биллу.
       – Пошли, поедим, – предложил я.
       Когда мы вернулись в коридор, Билл тихо спросил:
       – Имеешь ли ты какое-нибудь представление о том, что это значит?
       – Далт близко, – предположил я.
       – Бенедикт был с Рэндомом в Кашере. Далт, возможно, причинил
беспокойство именно там.
       – У меня такое ощущение, что он ближе.
       – Если Далт захватил в плен Рэндома?
       – ...Невозможно. – От этой мысли я почувствовал легкий холодок. –
Рэндом когда угодно может козырнуться сюда... Нет. Когда я говорил о
защите Эмбера, а Бенедикт сказал: "До этого не дойдет", у меня сложилось
впечатление, что он говорит о чем-то близком и скором. И о чем-то, с чем
он, по его мнению, может справиться.
       – Я понимаю, что ты имеешь в виду, – согласился он. – Но он сказал
тебе также, что не будет строить укрепления.
       – Если Бенедикт считает, что нам не нужно строить укрепления, то
значит нам не нужно строить укрепления.
       – Вальсировать и пить шампанское, пока не грянут пушки?
       – Если Бенедикт говорит, что можно...
       – Вы действительно доверяете этому парню. Что бы вы без него делали?
       – Были бы более нервными.
       – Извини меня, – покачал он головой. – Я не привык иметь дело с
живыми легендами.
       – Ты мне не веришь?
       – Мне не следовало бы тебе верить, но я верю. В том-то и беда.
       Он замолчал, и мы свернули за угол и направились обратно к лестнице.
Затем он добавил:
       – Когда я был рядом с твоим отцом, дело обстояло так же.
       – Билл, – когда мы начали подниматься по лестнице, сказал я, – ты
знал моего родителя еще до того, как он восстановил свою память, когда он
был просто обыкновенным Карлом Кори. Возможно, я выбрал к этому делу
неправильный подход. Ты можешь вспомнить о том периоде его жизни
что-нибудь, способное объяснить, где он сейчас?
       Он на миг остановился и посмотрел на меня.
       – Не думай, будто я не размышлял над этим. Я много раз думал, не мог
ли он заниматься под именем Кори чем-нибудь таким, что должен был
выполнять после того, как его дела в Эмбере будут закончены? Но даже под
своим псевдонимом он был человеком очень скрытным. А также парадоксальным.
Он много раз служил во многих родах войск и это предположение кажется
вполне логичным. Но иногда он писал музыку, что идет вразрез с образом
крутого сержанта.
       – Он прожил долгую жизнь. Многое узнал, многое испытал.
       – Именно. Вот поэтому-то так и трудно догадаться, во что он может
быть замешан. Раз или два, опрокинув несколько бокалов, он упоминал о
людях науки и искусства, в знакомстве с которыми я бы никогда его не
заподозрил. Он никогда не был просто обыкновенным Карлом Кори. Когда я его
узнал, он уже набрал несколько веков земных воспоминаний. Это создало
характер слишком сложный, чтобы его можно было предсказать... Я просто не
знаю, чем он мог заняться, если только занялся.
       Мы продолжали подниматься по лестнице. Почему-то я чувствовал, что
Билл знает больше, чем говорит мне.
       Когда мы приблизились к столовой, я услышал музыку, а едва мы вошли,
как Льювилла бросила на меня ехидный и недовольный взгляд. Я увидел, что
еще не остыла еда и никто еще не присаживался.
       Приглашенные стояли, разговаривая между собой, с бокалами в руках, и
когда мы вошли, большинство из них взглянуло на нас. Справа играли трое
музыкантов. Обеденный стол стоял слева, неподалеку от большого окна в
южной стене, открывающего вид на славную панораму раскинувшегося внизу
города. Все еще шел небольшой снег, накидывая прозрачную вуаль на все.
       Льювилла быстро приблизилась ко мне.
       – Ты заставляешь всех ждать, – прошептала она. – Где девушка?
       – Корал?
       – А кто же еще?
       – Я не знаю, куда она направилась, – уклончиво сказал я. – Мы
расстались пару часов назад.
       – Ну, так она придет или нет?
       – Я не знаю.
       – Мы не можем больше затягивать ожидание, – заявила она. – И теперь
порядок мест для гостей пошел прахом. Что ты сделал, переборщил с
удовлетворением?
       – Льювилла!
       Она пробурчала что-то непонятное на шепелявом языке Рембы. А затем
отвернулась и направилась к Виале.
       – У тебя куча неприятностей, парень, – прокомментировал Билл. – Давай
опустошим бар, пока она перетасовывает порядок мест для гостей!
       Но к нам уже приближался слуга с парой бокалов вина на подносе.
       – "Лучшее Бейля", – заметил он, когда мы взяли их.
       Я пригубил и увидел, что он прав. Это меня немного приободрило.
       – Я не всех тут знаю, – сказал Билл. – Кто такой тот парень с красным
кушаком около Виалы?
       – Это Оркуз, премьер-министр Бегмы, – сообщил я ему. – А болтающая с
Мартином довольно привлекательная леди в желто-красном платье – его дочь
Найда. Корал, та, из-за которой мне только что досталось, – ее сестра.
       – Угу. А кто та рослая белокурая леди, хлопающая ресницами Жерару?
       – Не знаю. И также не знаю, кто та дама и парень справа от Оркуза.
       Мы смешались с толпой и Жерар, выглядевший, возможно, чуточку
неуместно в слоях пышного кружевного наряда, представил нам стоявшую рядом
с ним даму, оказавшуюся Дретой Ганнель, помощницей посла Бегмы. Помоложе
ее была высокая дама, находившаяся неподалеку от Оркуза – ее звали,
насколько я помню, Ферла Квист. Стоявший с ней парень был ее секретарем, с
именем, звучавшим примерно как Кейд. Пока мы смотрели в том направлении,
Жерар попытался улизнуть и оставить нас с Дретой и Ферлой. Но последняя
схватила его за рукав и спросила что-то про Флот. Я улыбнулся, кивнул и
отчалил. Билл тоже не замедлил сделать это же.
       – Господи боже! А Мартин изменился! – объявил вдруг он. – Он
выглядит, словно член рок-группы на видеофильме. Я его еле узнал. Всего на
прошлой неделе...
       – Прошло больше года, – поправил я. – Для него. Он искал себя на
какой-то уличной сцене.
       – Интересно, нашел ли?
       – Не имел еще возможности спросить его об этом, – ответил я. Но на ум
мне пришла одна странная мысль. Я отложил ее в долгий ящик.
       Тут музыка стихла и Льювилла, прочистив горло, подала знак Хендону, и
тот объявил о новом порядке мест. Я оказался на стороне, противоположной
голове стола, и позже узнал, что Корал должна была сидеть слева от меня, а
Кейд – справа. И также я узнал потом, что Льювилла попыталась в последнюю
минуту вызвать Флору и усадить ее на место Корал, но Флора не принимала
никаких вызовов.
       И потому сидевшая во главе стола Виала усадила Льювиллу справа от
себя, а Оркуза слева, с Жераром, Дретой и Биллом после Льювиллы. И Ферлой,
Мартином, Кейдом и Найдой после Оркуза. И пришлось мне проводить Найду к
столу и усадить ее справа от себя, в то время, как Билл уселся слева от
меня.
       – Суета, суета, суета, – тихо пробормотал Билл, и я кивнул, а затем
представил его Найде как советника королевского Дома Эмбера. Это, похоже,
произвело на нее впечатление и она принялась расспрашивать его о работе.
Билл стал очаровывать ее рассказом о том, как однажды представлял интересы
собаки в споре о разделе наследства, не имевшего никакого касательства к
Эмберу, но являвшегося хорошим способом занять внимание. Он немного
рассмешил ее, а также прислушивавшегося Кейда.
       Подали первое, и музыканты снова принялись тихо играть, что сократило
дальность слышимости наших голосов и перевело разговор на более интимный
уровень. Билл тут же просигналил, что хочет мне что-то сказать, но Найда
на пару секунд опередила его и мне пришлось слушать ее.
       – Насчет Корал, – тихо сказала она. – У меня сложилось впечатление,
что она неравнодушна к событиям, которые происходят в Доме Эмбера.
       – Что бы она ни собиралась сделать, у нее явно уходит больше времени,
чем она предполагала, – заметил я.
       – А что именно она собиралась делать? – спросила Найда. – Где вы
расстались?
       – Здесь, во дворце, – ответил я. – Я показывал ей
достопримечательности. Она хотела получше рассмотреть некоторые картины и
статуи и на это потребовалось больше времени, чем я смог уделить. Поэтому
я отправился вперед.
       – Не думаю, что она могла забыть про обед.
       – Я думаю, она рассматривает какое-нибудь художественное
произведение.
       – Значит, она определенно во дворце?
       – Ну, это трудно сказать. Как я уже говорил, всегда можно выйти.
       – Вы хотите сказать, что не знаете, где именно она находится?
       Я кивнул.
       – Я не знаю, где она находится в данный момент, – уточнил я.
       – Вполне возможно, что она сейчас переодевается в своей комнате.
       – После обеда я проверю, – решила она, – если она к тому времени не
появится. Если так случится, вы поможете мне найти ее?
       – Я и сам собирался разыскать ее, – сказал я, – если она в скором
времени не покажется.
       Она кивнула и продолжала еду. Очень неловко. Помимо того, что мне не
хотелось ее расстраивать, я все равно не очень-то мог рассказать ей о
случившемся, не делая очевидным, что ее сестра – на самом деле незаконная
дочь Оберона. В подобной ситуации, когда меня строго предупредили не
говорить ничего, способного вызвать напряженность в отношениях между
Эмбером и Бегмой, я не собирался подтверждать дочери бегмийского
премьер-министра слух о романе его жены с покойным королем Эмбера. Может
быть, в Бегме это является секретом, но может быть и нет. Я не хотел
беспокоить Рэндома, спрашивая у него совета, частично потому, что он также
мог приняться расспрашивать меня о моих собственных ближайших планах и
проблемах, а ему я врать не могу. Такое откровение могло принести мне
слишком много хлопот. Такой разговор тоже вполне мог кончиться с его
стороны запретом нападения на Замок. Единственным лицом, которому я мог
рассказать о Корал и получить какой-нибудь официальный ответ по поводу
осведомленности ее родственников, была Виала. К несчастью, в данный момент
Виала была совершенно занята, выполняя обязанности хозяйки дома.
       Я вздохнул и вернулся к обеду.
       Билл привлек мое внимание и чуть склонился ко мне. Я тоже склонился к
нему.
       – Да? – осведомился я.
       – Я хотел бы с тобой кое о чем поговорить, – начал он, – хотя и
надеялся урвать для этого свободную минуту, некоторую тишину и уединение.
       Я тихо засмеялся.
       – Именно, – продолжал он. – Я считаю, что лучшего случая нам придется
ждать довольно долго. К счастью, если не повышать голоса, он не разносится
далеко. Так что, вероятно, можно беседовать спокойно, пока музыканты
продолжают играть.
       Я кивнул, продолжая есть.
       – Дело в том, что, с одной стороны, бегмийцам не следовало бы это
слышать. Но, с другой стороны, я чувствую, что тебе, наверное, знать
стоит, поскольку ты связан с Люком и Ясрой. Поэтому хочу спросить, какой у
тебя распорядок дня? Я предпочел бы рассказать это тебе позже. Но коль
скоро ты будешь связан делами, я могу изложить суть и сейчас.
       Я взглянул на Найду и Кейда. Они были полностью заняты едой и не
думалось, что они могут нас расслышать. К несчастью, у меня не было
приготовлено никакого подходящего заклинания.
       – Валяй, – прошептал я из-за бокала с вином.
       – Во-первых, – сказал он, – Рэндом переслал мне на разбор уйму
документов. Это наброски соглашения, по которому Эмбер предоставит Кашере
привилегированный торговый статус, такой же, как у Бегмы. Поэтому она
определенно будет входить в Золотой Круг.
       – Понятно, – сказал я. – Это не было для меня неожиданностью. Но
неплохо знать наверняка, что происходит.
       Он кивнул.
       – Есть, однако, много другого, связанного с этим, – сказал он.
       Тут как раз музыканты перестали играть и я снова услышал голоса со
всего стола. Взглянув направо, я увидел, что слуга принес музыкантам
поднос с едой и вином. Они отложили инструменты и сделали перерыв.
Вероятно, до моего прибытия они играли довольно много и, несомненно,
заслужили отдых.
       Билл засмеялся.
       – Позже, – пообещал он.
       – Хорошо.
       Подали странное маленькое блюдо из фруктов с изумительным соусом.
Когда я заработал ложкой, уплетая кушанье, Найда жестом привлекла мое
внимание и я снова наклонился к ней.
       – Так что насчет сегодняшнего вечера? – прошептала она.
       – Что вы имеете в виду? Я же сказал, что поищу ее, если она не
появится.
       Она покачала головой.
       – Я говорила не об этом, – пояснила она. – Я имела в виду позже. У
вас найдется время зайти поговорить?
       – О чем?
       – Согласно вашему досье у вас были небольшие неприятности с кем-то,
пытавшимся прикончить вас.
       Я начал сомневаться в существовании этого проклятого досье. Но
сказал:
       – Сведения устарели. Что бы раньше ни было, все уже в порядке.
       – В самом деле? Значит, теперь на вас никто не охотится?
       – Я бы этого не сказал, – ответил я. – Список действующих лиц
продолжает пополняться.
       – Значит, кто-то вас все еще держит на мушке?
       Я изучил ее лицо.
       – Вы милая дама, Найда, – сказал я. – Но я вынужден спросить, что вам
до этого? У каждого свои проблемы. Просто у меня в данный момент их больше
обычного. Я разберусь с ними.
       – Или погибнете, пытаясь это сделать?
       – Может быть. Надеюсь, что нет. Но какой у вас интерес в этом?
       Она взглянула на Кейда, который казался полностью занятым едой.
       – Возможно, что я смогу вам помочь.
       – Каким образом?
       Она улыбнулась.
       – Методом исключения, – заявила она.
       – О! Это подразумевает какое-то лицо или группу лиц?
       – Безусловно.
       – У вас есть какие-то особые способы решения этого вопроса?
       Она продолжала улыбаться.
       – Да, они хороши для решения проблем, вызванных людьми, – продолжала
она. – Все, что мне нужно – это их имена и местонахождение.
       – Какое-то секретное оружие?
       Она снова взглянула на Кейда, так как я чуть повысил голос.
       – Можно назвать его и так, – ответила она.
       – Интересное предложение, – протянул я. – Но вы все же не ответили на
мой первый вопрос.
       – Освежите мою память.
       Нас прервал слуга, разносивший вино, а потом еще один тост. Первый,
предложенный Льювиллой, был за Виалу. Этот же, предложенный Оркузом, был
за "древний союз между Эмбером и Бегмой". Я выпил за это и услышал, как
Билл бормочет: "Ему предстоит стать чуть более натянутым".
       – Союзу, – уточнил я.
       – Ага.
       Я взглянул на рассматривавшую меня Найду, явно ожидавшую
возобновления нашего разговора вполголоса. Билл тоже это заметил и
отвернулся. Однако как раз в этот момент Кейд заговорил с Найдой, и
поэтому я поспешил закончить блюдо, лежащее передо мной на тарелке, и
пригубил вина. Через какое-то время пустая тарелка исчезла и сменилась
вскоре другой.
       Я взглянул на Билла, тот посмотрел на Найду и Кейда, а затем сказал:
       – Подожди музыки.
       Я кивнул. Во внезапно возникшем миге молчания я расслышал, как Дрета
произнесла:
       – А это правда, что иногда видят дух короля Оберона?
       Жерар крякнул что-то, звучавшее утвердительно, и их разговор снова
заглушили. Голова моя была забита мыслями плотнее, чем желудок едой,
поэтому я продолжал есть. Кейд, пытаясь показаться дипломатичным или
просто разговорчивым, повернулся чуть позже в мою сторону и спросил о моих
взглядах на эрегнорский вопрос. Затем внезапно дернулся и посмотрел на
Найду. У меня возникло сильное подозрение, что его стукнули ногой под
столом, что меня вполне устраивало, так как я не знал, что это, черт
возьми, за эрегнорский вопрос. Затем я пробормотал что-то насчет того, что
в большинстве дел можно найти какие-то доводы в пользу обеих сторон, и это
казалось вполне дипломатичным. Если бы этот вопрос оказался
животрепещущим, то, полагаю, я смог бы отделаться невинно звучащим
замечанием о раннем прибытии бегмийской миссии, но Эрегнор на самом деле
мог быть довольно скучной темой для разговора, который Найда не хотела
поддерживать, так как он прерывал нашу собственную беседу. У меня возникло
такое ощущение, что рядом могла внезапно материализоваться Льювилла и
пнуть под столом мою ногу.
       Тут вдруг меня осенила одна мысль. Иногда я немного туго мыслю. Они
явно знали, что Рэндома здесь нет, и, судя по тому, что сейчас говорил
Билл, они не слишком обрадованы, что бы Рэндом ни затевал в соседнем
королевстве. Их раннее прибытие вполне могло быть устроено с целью смутить
нас. Не значит ли это, что Найда мне предлагает что-то, являющееся частью
замысла, подогнанного к их общей дипломатической стратегии по этому
вопросу? Если так, то почему мне? Я был плохим выбором, так как не имел ни
малейшего представления о внешней политике Эмбера. Знают ли они это?
Должны знать, если их разведслужба действует так хорошо, как намекнула
Найда. Я был сбит с толку и наполовину поддался искушению спросить у
Билла, каковы его взгляды по поводу эрегнорской ситуации. Но тогда,
впрочем, он мог пнуть меня под столом.
       Закончили есть музыканты и возобновили выступление, заиграв "Зеленые
рукава", и как Найда, так и Билл одновременно наклонились ко мне, затем
подняли глаза, встретившись взглядами. Оба улыбнулись.
       – Дама первой, – громко проговорил Билл.
       Она кивнула ему.
       А затем спросила меня:
       – Вы обдумали мое предложение?
       – Немного, – сказал я. – Но у меня был вопрос. Помните?
       – Какой вопрос?
       – С вашей стороны очень мило хотеть оказать мне услугу, – пояснил я.
– Но в подобные времена всякому простительно проверить ценник.
       – А что, если я скажу, что достаточно вашей доброй воли?
       – А что, если я отвечу, что добрая воля мало что стоит по сравнению с
политикой?
       Она пожала плечами.
       – За малую выгоду – малая цена. Я и так это знаю. Но вы здесь со
всеми в родстве. Возможно, ничего подобного никогда не случится, но вполне
допустимо, что кто-то может спросить у вас, какого вы мнения о нас. Если
такое произойдет, то я хотела бы, чтобы вы знали, что в Бегме у вас
друзья, к которым можно относиться по-доброму.
       Я изучил ее очень серьезное выражение лица. Тут имелось нечто большее
и мы оба это знали. Только при этом я не знал, что грядет, а она знала.
       Я протянул руку и провел по ее щеке тыльной стороной ладони.
       – Ожидается, что я скажу что-то хорошее о вас, если кто-то меня
спросит, только и всего, и за это вы организуете убийство кого-то, чей
адрес и имя я предоставлю. Правильно?
       – Если коротко, то да, – ответила она.
       – Это заставляет меня гадать, почему вы думаете, будто сумеете
совершить убийство лучше, чем смогли бы мы. У нас по этой части большой
опыт.
       – У нас есть, как вы выражаетесь, секретное оружие, – сказала она. –
Но я думала, что для вас это личное дело, а не государственное, и вы не
хотите втягивать в него никого из остальных членов семьи. К тому же, при
оказанной мною услуге нельзя будет найти никаких концов.
       Опять куча намеков. Подразумевала ли она, что я, по ее мнению, не
доверяю всем остальным из присутствующих здесь, или что мне не следует им
доверять? Или она просто гадала вслух, основываясь на эмберской истории
интриг внутри семьи. Или она намеренно старалась возбудить конфликт
поколений? Будет ли это каким-то образом отвечать политике Бегмы? Или...
Она догадалась, что такая ситуация существовала, и предлагала мне
устранить члена семьи? А если так, то неужели она считала меня настолько
глупым, чтобы поручить это дело кому-то другому? Или даже обсуждать такую
идею и, таким образом, дать Бегме возможность получить достаточно улик для
какой-то власти надо мной? Или...
       Я решил дальше не размышлять. Меня порадовало, что мыслительные
процессы наконец таки проявились образом, подобающим для атмосферы,
царящей в моей семье. Овладевать таким навыком мне пришлось долгое время,
но теперь он вызывал приятное ощущение.
       Простой отказ сразу отмел бы все вышеизложенное. Но, с другой
стороны, если я немного подыграю ей, она может оказаться интересным
источником информации.
       Поэтому я сказал так:
       – Вы убьете любого, кого я назову? Любого?
       Она очень внимательно изучила мое лицо. А затем ответила:
       – Да.
       – Вы должны еще раз извинить меня, – сказал я, – но совершая свой
поступок ради такой неосязаемой вещи, как моя добрая воля, вы заставляете
меня сомневаться в вашей доброй воле.
       Лицо ее покраснело. Я не знал, чем это вызвано – румянцем или гневом,
потому что она сразу же отвернулась. Меня, однако, это не встревожило, так
как я был уверен, что на этом рынке командует покупатель.
       Я вернулся к еде и сумел проглотить несколько ложек, прежде чем она
опять придвинулась ко мне.
       – Это значит, что вы зайдете сегодня вечером? – спросила она.
       – Не могу, – отказался я. – Я буду совершенно занят.
       – Я могу поверить, что вы очень заняты, – сказала она, – но означает
ли это, что мы вообще не сможем поговорить?
       – Это целиком зависит от того, как сложатся дела, – сказал я. –
Сейчас я участвую во множестве дел и, возможно, скоро покину город.
       Она чуть вздрогнула. Я был уверен, что она подумывала спросить меня,
куда я отправлюсь, но решила, что лучше не стоит.
       – Это нехорошо, – сказала она затем. – Вы отказываетесь от моего
предложения?
       – Сделка возможна только этим вечером? – спросил я.
       – Нет, но, как я понимаю, вам грозит какая-то опасность. Чем раньше
вы сделаете ход против своего врага, тем раньше будете спать спокойно.
       – Вы чувствуете, что я в опасности здесь? В Эмбере?
       Она с минуту поколебалась, а затем ответила:
       – Никто и нигде не в безопасности от достаточно решительного и
умелого врага.
       – Вы считаете, что угроза будет изнутри? – поинтересовался я.
       – Я попросила вас назвать сторону, – заметила она. – Вам лучше знать.
       Я немедленно отступил. Эта ловушка была слишком проста и она явно ее
учуяла.
       – Вы дали мне пищу для размышлений, – сказал я, возвращаясь к пище
для желудка.
       Через некоторое время я заметил, что Билл смотрит на меня так, словно
хочет что-то сказать. Я чуть заметно покачал ему головой и он, кажется,
понял.
       – Тогда, может, за завтраком? – услышал я ее слова, – это
путешествие, о котором вы говорите, может оказаться роковым для вас. Было
бы неплохо уладить дело до вашего отбытия.
       – Найда, – проговорил я, как только проглотил то, что было во рту. –
Я хотел бы иметь ясность в вопросе о своих благодетелях. Если бы мне можно
было обсудить это с вашим отцом...
       – Нет! – перебила она. – Он ничего не знает об этом!
       – Спасибо. Вы должны быть снисходительны относительно моего
любопытства насчет изобретателей этого плана.
       – Нет надобности искать где-то еще, – заявила она. – Замысел этот
целиком мой.
       – Некоторые из ваших прежних заявлений заставили меня заключить, что
у вас есть особые связи в разведывательном сообществе Бегмы.
       – Нет, – возразила она, – только обыкновенные. Предложение это мое
личное.
       – Но должен же будет кто-то... привести в исполнение этот замысел.
       – Это епархия секретного оружия.
       – Я должен знать о нем больше.
       – Я предложила вам услугу и пообещала полную анонимность. А по части
средств больше углубляться не буду.
       – Если эта идея целиком принадлежит вам, то вы, казалось бы, должны
получить какую-то конкретную выгоду из этого. Как? Какой вам с этого прок?
       Она отвела взгляд. И долго молчала.
       – Ваше досье, – проговорила наконец она. – Чтение его...
завораживало. Вы здесь один из немногих людей, близких мне по возрасту, а
вели такую интересную жизнь. Вы не представляете, как скучна большая часть
читаемого мною – сельскохозяйственные сводки, цифры, изучение
ассигнований. У меня нет ничего, похожего на светскую жизнь. Я всегда на
дежурстве. Любая посещаемая мною вечеринка – на самом деле государственное
предприятие в той или иной форме. Я читала ваше досье вновь и вновь и
думала о вас. Я... Я немного влюбилась в вас. Я знаю, это звучит глупо, но
это правда. Когда я ознакомилась с некоторыми из последних докладов и
поняла, что вам, возможно, грозит настоящая опасность, то решила помочь
вам, если смогу. Я имею доступ ко всяким государственным тайнам. Одна из
них предоставит мне средство помочь вам. Применение секретного оружия
пойдет вам на благо, не причиняя вреда Бегме, но с моей стороны было бы
нелояльным обсуждать его подробнее. Я всегда хотела встретиться с вами и
очень ревностно относилась к своей сестре, когда вы отправились с ней на
прогулку. И я все еще хочу, чтобы вы зашли ко мне позже.
       Я уставился на нее. Затем поднял бокал, словно в ее честь, и выпил.
       – Вы... изумительны, – сказал я. Ничего иного я придумать не смог.
Это либо выдумано на ходу, либо правда. Если это правда, то она несколько
жалка. А если нет, то я считал это довольно ловким ходом и образцом
быстрой сообразительности, рассчитанной ударить меня по самолюбию. И она
заслуживала с моей стороны либо сочувствия, либо самого опасливого
восхищения. Поэтому я добавил:
       – Хотел бы я встретиться с человеком, написавшим эти доклады. Вполне
возможно, что на службе в правительственном учреждении пропадает большой
литературный талант.
       Она улыбнулась, подняла собственный бокал и коснулась моего плеча.
       – Подумайте об этом, – посоветовала она.
       – Могу честно сказать, что не забуду вас, – заверил я ее.
       Мы одновременно вернулись к еде и следующие пять минут я провел,
наверстывая упущенное. Билл тактично позволил мне заниматься этим. А
также, думаю, ждал, удостоверяясь, что мой разговор с Найдой наконец
завершился.
       Наконец он подмигнул мне.
       – Есть свободная минутка? – спросил он.
       – Боюсь, что да, – вздохнул я.
       – Я даже не стану спрашивать, о чем шла речь по другую сторону – о
деле или об удовольствии.
       – Речь шла об удовольствии, – сказал я. – Но была странным делом; не
спрашивай, а то я упущу десерт.
       – Я буду краток, – пообещал он. – Коронация в Кашере произойдет
завтра.
       – Не теряем времени даром, не так ли?
       – Да. Джентльмена, который займет трон, зовут Арканс, герцог
Шадбурна. За долгую жизнь он был во многих правительствах Кашеры на
довольно ответственных постах. Он действительно знает всю механику дела и
состоит в отдаленном родстве с одним из предыдущих монархов. С кликой Ясры
ладил плохо и, пока она была у власти, жил в основном в загородном
поместье. Она не беспокоила его, а он не беспокоил ее.
       – Он разумный человек.
       – В частности, он разделял ее мнение относительно эрегнорского
вопроса, о чем хорошо знают бегмийцы.
       – А в чем именно, – спросил я, – заключается этот эрегнорский вопрос?
       – Это их Эльзас-Лотарингия, – объяснил он. – Большая богатая область
между Бегмой и Кашерой. За минувшие века она столько раз переходила из рук
в руки, что у обеих стран имеются на нее законные с виду претензии. Даже
жители этой области не до конца уверены в этом вопросе. У них есть
родственники в обоих странах. Я даже не знаю, волнует ли их, какая страна
притязает на них, лишь бы им не повышали налоги. Мне думается, претензии
Бегмы могут быть чуть весомее, но я мог бы защитить в суде иск любой
страны.
       – И теперь ею владеет Кашера и Арканс говорит, что она, черт возьми,
и дальше будет владеть ею.
       – Правильно. И то же самое говорила и Ясра. Однако предыдущий
правитель – его звали Ястон, он был военным – действительно готов был
обсудить с бегмийцами статус этой области, до своего злополучного падения
с балкона. По-моему, он хотел наполнить казну и подумывал уступить ее в
обмен на возмещение ущерба, нанесенного в ходе какой-то древней войны.
Дело шло на лад.
       – И?... – подсказал я.
       – В полученных мною у Рэндома документах Эмбер особо признает, что
Кашера включает в себя и область Эрегнор. Арканс настоял на включении
этого в договор. Обычно – судя по всему, что я смог найти в архивах –
Эмбер избегает ввязываться в подобные щекотливые ситуации между
союзниками. Оберон редко искал неприятностей. Но Рэндом, кажется, спешит и
позволяет этому парню слишком много запрашивать...
       – Он излишне остро реагирует, – высказал я свое мнение. – Хотя я его
нисколько не виню. Он слишком хорошо помнит Бранда.
       Билл кивнул.
       – Я просто наемный помощник, – сказал он, – я не хочу иметь мнение.
       – Ну, а есть ли еще что-нибудь, что мне следует знать об Аркансе?
       – О, есть еще уйма всякого прочего, что бегмийцам в нем не нравится.
Но главное – это, и как раз, когда они уже думали, будто продвинутся
вперед в вопросе, который многие поколения не могли разрешить. В прошлом
даже воевали из-за этого дела. Несомненно, именно поэтому они примчались в
Эмбер, ведя себя соответственно.
       Он поднял бокал и отпил.
       Чуть позже Виала что-то сказала Льювилле, встала и объявила, что ей
требуется кое-куда сходить и она тут же вернется. Льювилла начала было
тоже подниматься, но Виала положила руку ей на плечо, что-то шепнула и
удалилась.
       – Интересно, что бы это могло значить? – вслух поинтересовался Билл.
       – Не знаю, – ответил я.
       Он улыбнулся.
       – Погадаем?
       – Мой мозг на автопилоте, – сообщил ему я.
       Найда бросила на меня долгий взгляд. Я встретился с ней глазами и
пожал плечами.
       В скором времени тарелки убрали, поставили новые. Чем бы ни было
новое блюдо, выглядело оно хорошо. Однако прежде, чем я смог узнать
наверняка, вошла представительница постоянного дворцового штата и
приблизилась ко мне.
       – Герцог Мерлин, – обратилась она. – Вас хочет видеть королева.
       Я сразу же оказался на ногах.
       – Где она?
       – Я отведу вас.
       Я извинился перед соседями, позаимствовав реплику, что тотчас
вернусь, одновременно гадая, смогу ли сдержать слово. Затем я последовал
за служанкой в коридор, а потом свернул в маленькую гостиную, где она
оставила меня наедине с Виалой, сидевшей в неудобном на вид кресле с
высокой спинкой из темного дерева и кожи, удерживаемой на спинке и сиденье
кучей железных гвоздей с большими шляпками. Если бы ей потребовались
мускулы, она послала бы за Жераром. Если бы ей потребовался человек,
разбирающийся в истории и политических интригах, то здесь оказалась бы
Льювилла. Поэтому я догадывался, что речь пойдет о магии, поскольку я
являлся семейным авторитетом по этой части.
       Но я оказался неправ.
       – Я хотела бы поговорить с тобой, – сказала она, – о маленькой войне,
в которую мы вот-вот, кажется, ввяжемся.




       8



       После приятного времяпрепровождения с хорошенькой леди, нескольких
стимулирующих кулуарных разговоров и размягчающего обеда с друзьями и
родственниками казалось почти невозможным услышать что-то иное, тем более
расстраивающее. Маленькая война, по крайней мере, казалась лучше большой,
хотя Виале я этого не сказал. Миг тщательного размышления, и я
сформулировал вопрос.
       – Что происходит?
       – Войска Далта окопались около западной окраины Ардена, – уведомила
она. – Войска Джулиана развернулись перед ними. Бенедикт забрал у Джулиана
дополнительные войска и оружие. Говорит, что может выполнить обходной
маневр, который развалит фронт Далта. Но я запретила ему это.
       – Не понимаю. Почему?
       – Погибнут люди, – ответила она.
       – Так уж бывает на войне. Иного выхода нет.
       – Но у нас есть выбор, достаточно своеобразный, – уточнила она, –
которого я не понимаю. И хочу понять его прежде, чем отдать приказ,
который приведет к многочисленным смертям.
       – Что это за выбор? – спросил я.
       – Я вышла сюда ответить на сообщение по Козырю от Джулиана, – стала
рассказывать она. – Он только что разговаривал с Далтом через
парламентеров. Далт заявил ему, что цель его в данное время – не
разрушение Эмбера. Он указал, тем не менее, что может произвести
нападение, которое будет дорого нам стоить. Однако он сказал, что
предпочел бы уберечь и себя, и нас от этих потерь. В действительности он
хочет только одного – чтобы мы отдали ему двух пленников – Ринальдо и
Ясру.
       – Чего? – не понял я. – Мы не можем выдать ему Люка даже если бы
захотели. Его здесь нет.
       – Именно так ему и передал Джулиан. Кажется, Далт очень удивился. По
какой-то причине он считал, что Ринальдо у нас в плену.
       – Ну, я думаю, мы не обязаны ставить этого субъекта в известность обо
всех наших делах. Думаю, у Бенедикта есть для него подобающий ответ.
       – Я позволю себе сказать, что я звала тебя не за советом, – сказала
она.
       – Извиняюсь, – сказал я. – Просто не люблю, когда кто-то пытается
провернуть подобное и в действительности верит, что у него есть шанс на
успех.
       – У него нет никаких шансов на успех, – подчеркнуто сказала Виала. –
Но если мы сейчас убьем его, то ничего не узнаем. Я хотела бы выяснить,
что за этим стоит.
       – Прикажи Бенедикту доставить его живым. У меня найдутся заклинания
развязать ему язык.
       Она покачала головой.
       – Слишком рискованно, – объяснила она. – Коль скоро полетят пули,
есть шанс, что одна его достанет. Тогда мы проиграем, даже если победим.
       – Не понимаю, чего же ты хочешь от меня?
       – Он попросил Джулиана связаться с нами и передать его требования. И
пообещал сохранить перемирие, пока мы не дадим ему какого-либо
официального ответа. По словам Джулиана, у него сложилось впечатление, что
Далт удовольствуется любым из них, хоть матерью, хоть сыном.
       – Ясру я ему тоже не хочу отдавать.
       – Так же, как и я. Что мне действительно хочется – это понять, что
происходит. Будет бесполезно освобождать Ясру и спрашивать ее, так как
события произошли после наложения на нее заклятия. Я хочу знать, есть ли у
тебя средства связаться с Ринальдо. Я хочу с ним поговорить.
       – Ну, э-э... да, – признался наконец я. – У меня есть его Козырь.
       – Воспользуйся им.
       Я извлек Карту. Посмотрел на изображение Люка. Направил свои мысли в
определенное русло. Изображение изменилось, ожило...
       Там были сумерки, и Люк стоял у лагерного костра. На нем было
знакомое зеленое обмундирование, а на плечах легкий коричневый плащ с
застежкой в виде Феникса.
       – Мерлин, – доложил он, – я могу двинуть войска хоть сейчас. Когда ты
захочешь ударить по этому местечку и...
       – Погоди с этим делом, – прервал я его. – Есть нечто иное...
       – Что?
       – Далт у ворот, и Виала хочет поговорить с тобой прежде, чем мы
раздолбаем его.
       – Далт? Там? В Эмбере?
       – Да, да и да. Он говорит, что уберется отсюда, если мы отдадим ему
две вещи, которые он желает больше всего на свете – тебя и твою мать.
       – Это бред.
       – Да. Мы тоже так думаем. Ты поговоришь об этом с королевой?
       – Разумеется. Проведи ме... – Он заколебался и посмотрел мне в глаза.
       Я улыбнулся. Я протянул руку.
       Он потянулся вперед и взял ее.
       Внезапно он очутился в гостиной. Он огляделся, увидел Виалу. И тут же
отстегнул пояс с мечом и отдал его мне. Он приблизился к ней, припал на
колено и склонил голову.
       – Ваше Величество, – проговорил он. – Я явился.
       Она протянула руку вперед и коснулась его.
       – Поднимите голову, – сказала она.
       Он поднял лицо и ее чувствительные пальцы пробежали по нему.
       – Сила, – произнесла она, – и печаль... Значит, вы и есть Ринальдо.
Вы принесли нам немало горя.
       – Это обоюдно, Ваше Величество.
       – Да, конечно, – ответила она. – Учиненные и неотомщенные
несправедливости имеют склонность обрушиваться на невиновных. Насколько
далеко такое зайдет на сей раз?
       – Это дело с Далтом? – переспросил он.
       – Нет. Это дело с вами.
       – О, – произнес он. – С ним все. Я покончил с этим. Больше никаких
бомб или засад. Я уже сообщил об этом Мерлину.
       – Вы знакомы несколько лет?
       – Да.
       – Вы подружились?
       – Он – одна из причин, по которой я прекрасно знаю, что надо
прекращать это дело.
       Она сняла кольцо с указательного пальца правой руки. Ободок был из
золота, камень – молочно-зеленый. Зубцы оправы охватывали камень, словно
богомол, охраняющий сокровища страны снов от мира яви.
       – Ваше Величество...
       – Носите его, – велела она.
       – Слушаюсь, – ответил он, надевая кольцо на мизинец левой руки. –
Благодарю вас.
       – Встаньте. Я хочу объяснить вам, что именно произошло.
       Он поднялся на ноги и она принялась рассказывать ему то же, что
рассказала мне – о прибытии Далта, о дислокации его сил, о его
требованиях, а я стоял, ошеломленный смыслом содеянного ею. Она только что
дала Люку свою защиту. В Эмбере все знали это кольцо. Я гадал, что же
подумает об этом Рэндом. А потом понял, что никакого слушания дела не
будет. Бедный Билл. По-моему, он действительно жаждал защищать Люка в
суде.
       – Да, я знаю Далта, – услышал я его слова. – Некогда мы разделяли...
определенные цели. Но он изменился. Во время нашей последней встречи он
попытался убить меня. И я не знаю, почему. Сперва я подумал, что им
управляет чародей из Замка.
       – А теперь?
       – Теперь я просто не понимаю. У меня такое впечатление, что он на
поводке, но кто его держит, я не знаю.
       – А почему бы не тот чародей?
       – Ему нет смысла идти на такие хлопоты ради того, чтобы захватить
меня, когда всего несколько дней назад он держал меня в руках и отпустил.
Он мог просто оставить меня в камере.
       – Верно, – согласилась она. – Как зовут этого чародея?
       – Маска, – ответил он. – Мерлин знает о нем больше моего.
       – Мерлин, – обратилась она ко мне. – Кто такой этот Маска?
       – Это чародей, отнявший у Ясры Замок Четырех Миров, – объяснил я. – А
та, в свою очередь, отняла его у Шару Гаррула, который сейчас тоже служит
вешалкой. Маска носит синюю маску и, кажется, черпает силы из странного
источника, расположенного в цитадели Замка. Кажется, он не очень-то меня
любит. Это примерно все, что я могу рассказать.
       Я опустил упоминание о своем плане отправиться туда в скором времени
для подведения итогов, а также из-за участия в этом деле Юрта. Все это я
сделал по той причине, по которой утаил эту информацию от Рэндома. Я был
уверен, что Люк отпасовал вопрос мне именно потому, что не знал наверняка,
насколько много я хотел открыть.
       – Это, в общем-то, мало что нам говорит, – решила она, – относительно
участия Далта.
       – Связи может и не быть, – сказал я. – Как я понимаю, Далт – наемный
солдат и их отношения могли быть единичными. Теперь он либо работает на
кого-то другого, либо затевает что-то свое.
       – Я не знаю, почему кто-то захотел нас заполучить, причем идет на
столь дорогостоящие хлопоты, – сказал Люк. – Но я должен свести счеты с
этим парнем и намерен совместить приятное с полезным.
       – Что вы имеете в виду? – встревожилась она.
       – Я полагаю, есть способ спешно добраться туда, – сказал вместо
ответа он.
       – Можно всегда пройти по Козырю к Джулиану, – сказал я. – Но что ты
задумал, Люк?
       – Хочу поговорить с Далтом.
       – Это слишком опасно, – возразила она. – Ведь именно этого он и
хотел.
       – Для Далта это тоже может оказаться вполне опасным, – усмехнулся
Люк.
       – Минуту, – вмешался я. – Если у тебя на уме нечто другое, нежели
разговор, то ты сможешь нарушить перемирие. А Виала пытается избежать
столкновения.
       – Никакого столкновения не будет, – пообещал Люк. – Слушай, я знаю
Далта с детства, и, по-моему, он блефует. Он иногда так поступает. Не
такие у него силы, чтобы идти на риск нового нападения на Эмбер. Ваши
ребята его убьют. Если ему требуемся мы с мамулей, то, думаю, он будет
готов сказать мне, зачем. А это как раз то, что мы желаем выяснить, не так
ли?
       – Ну, так, – неохотно согласился я. – Но...
       – Отправьте меня, – обратился он к Виале. – И я найду способ
заставить его отцепиться от вас. Обещаю.
       – Вы искушаете меня, – сказала она. – Но мне не нравятся ваши слова о
сведении счетов с ним в такое время. Как выразился Мерлин, я хочу избежать
этого столкновения, и не по одной причине.
       – Обещаю, что так далеко дело не зайдет, – заверил он. – Я бросаю
кости, как надо. Я хорошо научился играть на слух. И готов отсрочить
удовлетворение.
       – Мерлин?... – сказала она.
       – В этом он прав, – подтвердил я. – Он самый прожженный коммивояжер
на Юго-Западе.
       – Боюсь, что это понятие мне незнакомо.
       – На Отражении-Земле, где мы оба жили, это высокоспециализированное
искусство. Фактически, он даже сейчас применяет его на тебе.
       – Ты думаешь, он может сделать то, о чем говорит?
       – Я думаю, он хорошо умеет получать то, чего хочет.
       – Точно, – подтвердил Люк. – А поскольку мы оба здесь хотим одного и
того же, то, мне думается, будущее для нас открыто.
       – Понимаю то, что вы имеете в виду, – сказала она. – Насколько
большой опасности вы подвергнетесь из-за этого, Ринальдо?
       – Я буду в такой же безопасности, как и здесь, в Эмбере.
       Она улыбнулась.
       – Ладно, я поговорю с Джулианом, – согласилась она. – И вы сможете
отправиться к нему посмотреть, что можно узнать у Далта.
       – Минутку, – попросил я. – Сегодня то и дело шел снег и там, внизу,
дует очень скверный ветер. Люк только что явился из Отражения с более
умеренным климатом и плащ на нем довольно тонкий. Разреши мне дать ему
кое-что потеплее. У меня есть хороший толстый плащ и он может взять его,
если сочтет подходящим.
       – Действуйте, – разрешила она.
       – Мы тотчас же вернемся.
       Она поджала губы, а затем кивнула.
       Я передал Люку пояс с оружием и он пристегнул его. Я знал, что она
поняла, что мы просто хотим с ним поговорить несколько минут наедине. И,
безусловно, знала, что я это знал. И мы оба знали, что она мне доверяет,
что одновременно и облегчает мое существование, и осложняет его.
       Я собирался уведомить Люка о предстоящей коронации в Кашере и о
некоторых других делах, пока мы идем по коридору к моим покоям. Однако я
подождал, пока мы порядком не удалились от гостиной, так как у Виалы
необыкновенно острый слух. Но это позволило Люку захватить инициативу и он
начал говорить первым.
       – Что за странное развитие событий, – сказал он, а затем добавил: –
Она мне нравится, но у меня такое ощущение, будто она знает больше, чем
говорит.
       – Вероятно, это правда. Думаю, мы все такие.
       – Ты тоже?
       – Нынче – да. Обстоятельства вынуждают.
       – Ты знаешь об этой ситуации еще что-нибудь, что следует знать мне?
       Я покачал головой.
       – Ситуация эта нова и она сообщила тебе все, что знаю о ней я. А ты,
наверное, знаешь что-то, чего не знаем мы?
       – Нет, – ответил он. – Для меня она также полная неожиданность. Но я
должен вмешаться в нее.
       – Полагаю, нужно.
       Мы теперь приближались по коридору к моим покоям и я счел необходимым
подготовить его.
       – Через минуту мы будем у меня в комнате, – предупредил я, – и я
просто хочу, чтобы ты знал. Твоя мать там. Она в безопасности, но ты
найдешь ее не слишком разговорчивой.
       – Я знаком с результатом того заклинания, – сказал он. – И помню
также, что, по твоим словам, ты знаешь, как его снять. Так что... Это
приводит нас к следующему. Я понял. Наш план отправиться потолковать с
Маской и твоим братцем немного откладывается.
       – Не так уж надолго, – возразил я.
       – Мы, однако, не знаем, сколько у меня уйдет на это времени, –
продолжал он. – А что, если дело затянется? Или если случится что-то,
способное надолго задержать меня?
       Я бросил на него быстрый взгляд.
       – Люк, что у тебя на уме? – спросил я.
       – Не знаю. Я просто строю предположения. Идет? Люблю планировать
загодя. Скажем, у нас получается задержка с этой атакой...
       – Ладно, говори, – сказал я, когда мы приблизились к моей двери.
       – Я имею в виду вот что, – продолжил он. – Что, если мы попадем туда
слишком поздно? Предположим, мы прибываем, а твой брат уже прошел ритуал
Превращения?
       Я пихнул дверь, открыл ее и придержал, пока он проходил. Мне не
хотелось думать об упомянутой возможности, так как я помнил отцовские
рассказы о тех моментах, когда он встречался с Брандом и сталкивался с
этой сверхъестественной силой.
       Люк вошел в комнату, я щелкнул пальцами и множество масляных ламп
тотчас ожило, их пламя потрепетало миг, прежде чем перейти к ровному
свечению.
       Ясра находилась прямо напротив входа, держа на вытянутых руках
кое-что из одежды. Какой-то миг я растерялся, потому что не знал, какова
будет его реакция.
       Он остановился, разглядывая ее, а затем приблизился, позабыв про
разговор о делах Юрта. Рассматривал он ее секунд, наверное, десять, и я
обнаружил, что мне становится как-то неуютно. Затем он, посмеиваясь,
заметил:
       – Она всегда любила приодеться, но совместить эту любовь с чем-то
полезным ей было не по силам. Надо отдать должное Маске, хотя он и не
уловил мораль происходящего.
       Затем он повернулся ко мне.
       – Нет, вероятно, она очнется злой, как мокрая кошка, и кинется в
атаку, – размышлял он вслух. А затем заметил:
       – Она, кажется, не держит упомянутый тобою плащ.
       – Я его достану.
       Я подошел к шкафу, открыл его и достал темный меховой плащ. Когда мы
поменялись плащами, он провел рукой по меху.
       – Мантикора? – спросил он.
       – Это волк, – уточнил я
       Затем я повесил его плащ в шкаф и закрыл дверцу. Люк в это время
облачался.
       – Как я говорил, когда мы шли сюда, что вероятна возможность, что я
не вернусь.
       – Ты этого не говорил, – поправил я.
       – Такими словами не говорил, – признался он. – Но какая разница,
большая будет задержка или малая? Суть в том, что если Юрт проходит ритуал
и ему удастся приобрести те способности, к которым он стремится, до того,
как мы успеем что-то сделать? И что, если меня тогда не будет там, чтобы
вовремя попасть на помощь?
       – Тут много нюансов, – возразил я.
       – Именно это и отличает нас от проигравших. Хороший плащ.
       Он двинулся к двери, оглянулся на меня и Ясру.
       – Ладно, – сказал я. – Ты спускаешься туда. Далт отрубает тебе голову
и играет ею в футбол, а потом появляется Юрт десяти футов ростом и пылает
огнем. Это я предположения строю. Каким образом мы в такой ситуации не
проиграем?
       Он вышел в коридор, я последовал за ним, снова щелкнув пальцами и
оставив Ясру в темноте.
       – Тут дело в знании вариантов выбора, – нравоучительно сказал он мне,
пока я запирал дверь.
       Затем я зашагал с ним в ногу, когда он направился обратно по
коридору.
       – Лицо, получившее подобную силу, приобретает также и уязвимость,
такую же, как и у источника, – сообщил он.
       – Что ты подразумеваешь под этим? – спросил я.
       – Конкретно не знаю. Но мощь в Замке можно использовать против лица,
наделенного мощью в этом самом Замке. Это-то я узнал точно из записей
Шару. Но мамуля отобрала их у меня прежде, чем я прочел до конца, и больше
я их не видел. Никогда никому не доверяй – такое, по-моему, ее правило.
       – Ты говоришь?...
       – Я говорю, что если со мной что-то случится и он выйдет в этой игре
победителем, то, значит, она знает какой-то особый способ уничтожить его.
       – О?!
       – Я также уверен, что ее придется спрашивать об этом очень вежливо.
       – Мне почему-то кажется, что это я уже знаю.
       Люк издал невеселый смешок.
       – Так скажи ей, что я закончил вендетту, что я удовлетворен. А потом,
в обмен на помощь, предложи ей цитадель.
       – А что, если ей покажется этого мало?
       – Черт! Тогда преврати ее обратно в вешалку. Парня-то ведь все равно
можно убить. Мой родитель умер все-таки от стрелы в горло, несмотря на
свои фантастические силы. Смертельный удар есть смертельный удар. Просто
дело в том, что нанести его такому парню намного труднее.
       – Ты действительно думаешь, что этого хватит?
       Он остановился и, нахмурившись, посмотрел на меня.
       – Она будет спорить, но, конечно, согласится, – уверенно сказал он. –
Это ведь будет для нее возвышением. И она захочет отомстить Маске так же
сильно, как и вернуть себе кусок своих прежних владений. Но не доверяй ей.
Что бы она ни обещала, она никогда не будет довольна меньшим, чем
принадлежало ей ранее. Она будет интриговать. Она будет хорошей союзницей
до завершения дела. А потом тебе придется подумать, как защититься от нее.
Если не...
       – Если не что?
       – Если я не придумаю что-нибудь, чтобы упрочить эту сделку.
       – Например?
       – Пока не знаю. Но не снимай этого заклинания, пока мы с Далтом не
разберемся между собой. Идет?
       – Минутку, – окликнул я его. – Что ты задумал?
       – Ничего особенного, – ответил он. – Как я сказал королеве, я просто
намерен сыграть с закрытыми глазами.
       – Иногда у меня возникает такое ощущение, будто ты такой же хитрый,
как изображаешь ее, – откровенно сказал я.
       – Надеюсь, так и есть, – ответил он. – Но существует разница. Я
честен.
       – Я сомневаюсь, что купил бы у тебя подержанный автомобиль, Люк.
       – Каждая заключенная мною сделка – особая, – уведомил он меня. – А
для тебя всегда припасено самое лучшее.
       Я взглянул на него, но он хорошо владел выражением лица.
       – Что еще я могу сказать? – добавил он, быстро показывая на гостиную.
       – Теперь уже ничего, – ответил я и мы пошли к королеве.
       Когда мы вошли, Виала повернула голову в ту сторону, где раздались
наши шаги, и лицо ее было так же непроницаемо, как и у Люка.
       – Теперь, я полагаю, вы одеты как надо? – осведомилась она.
       – Да, безусловно, – подтвердил он.
       – Тогда давайте приступим, – предложила она, поднимая левую руку, в
которой оказался Козырь. – Подойдите, пожалуйста, сюда.
       Люк приблизился к ней и я последовал за ним. Я увидел, что она
держала Козырь Джулиана.
       – Положите руку мне на плечо, – проинструктировала она его.
       – Хорошо.
       Он положил руку, а она потянулась, нашла Джулиана и заговорила с ним.
Вскоре в разговор вступил и Люк, объясняя, что он намерен сделать. Я
расслышал, что Виала говорит, будто она одобряет этот план.
       Спустя несколько мгновений я увидел, как Люк поднял свободную руку и
протянул ее. А также увидел темный силуэт тянущегося к нему Джулиана, хотя
я и не участвовал в Козырной связи. Это произошло потому, что я вызвал
свое логрусово зрение и стал чувствителен к таким вещам. Логрус
потребовался мне для своевременности, и я не желал, чтобы Люк улетучился
прежде, чем я сделаю свой ход.
       Я положил руку ему на плечо и двинулся одновременно с ним.
       – Мерлин! Что ты делаешь! – услышал я окрик Виалы.
       – Я хотел бы посмотреть, что происходит, – отозвался я. – Когда дело
решится, я тут же вернусь домой, – и радужные врата закрылись за мной.
       Мы стояли, освещенные мерцающим светом масляных ламп в большом шатре.
Снаружи шумел ветер и слышался звук шевелящихся ветвей. Джулиан стоял
лицом к нам. Он выронил руку Люка и рассматривал его ничего не выражающим
лицом.
       – Значит, ты и есть убийца Каина, – произнес он.
       – Да, – ответил Люк.
       А я вспомнил, что Джулиан и Каин всегда были особенно близки друг к
другу. Если бы Джулиан убил Люка и заявил о завершении вендетты, то,
уверен, Рэндом лишь кивнул бы и согласился. Наверное, даже улыбнулся бы.
Трудно сказать. Будь я Рэндомом, то только приветствовал бы устранение
Люка со вздохом облегчения. Фактически, это была одна из причин моего
перехода вместе с Люком. Что, если все это дело подстроено? Я не мог себе
представить, чтобы Виала приняла участие в этом, но ее могли легко
обмануть Джулиан и Бенедикт. Что, если Далта вообще тут нет?
       Если, допустим, есть, и просит он голову Люка? В конце концов, он
ведь довольно недавно пытался убить Люка. Мне приходилось признавать такую
возможность и сейчас, а также признавать, что Джулиан – самый вероятный
кандидат на участие в таком замысле. Для блага Эмбера.
       Взгляд Джулиана встретился с моим и я надел такую же маску
бесстрастия, как и у него.
       – Добрый вечер, Мерлин, – поздоровался он. – Ты играешь какую-то роль
в этом плане?
       – Добрый вечер. Я наблюдатель, – ответил я. – Все прочее, что я,
возможно, сделаю, будет продиктовано обстоятельствами.
       Откуда-то снаружи я услышал вой адской гончей.
       – Только не мешай, – отозвался Джулиан.
       Я улыбнулся.
       – У колдунов есть особые способы оставаться незаметными.
       Он снова изучил меня взглядом, гадая, не подразумеваю ли я
какую-нибудь угрозу.
       Затем он пожал плечами и повернулся туда, где лежала на столе
развернутая карта, прижатая с углов камнем и кинжалом. Он указал, что Люку
следует присоединиться к нему, и я последовал за ними.
       Карта изображала западную опушку Ардена и он указал на ней наше
местоположение. Гарнат находился к югу от нее, а Эмбер к юго-востоку.
       – Наши войска расположены здесь, – прочертил пальцем он. – А у Далта
здесь. – Он провел еще одну линию примерно параллельно нашей.
       – А силы Бенедикта? – спросил я.
       Он взглянул на меня, слегка нахмурившись.
       – Люку полезно знать, что такие силы есть, – отчеканил он, – но не их
численность, местонахождение и задачи. Таким образом, если Далт захватит
его в плен и допросит, у него будет много причин для беспокойства и
никаких сведений для действий.
       – Хорошая мысль, – кивнул Люк.
       Джулиан снова показал на место между двумя фронтами.
       – Вот тут я встречался с ним, когда мы вели переговоры, – объяснил
он. – Это ровное место, видное днем обоим сторонам. Я предлагаю снова
воспользоваться им для вашей встречи.
       – Ладно, – согласился Люк, и я заметил, что когда он говорил, кончики
пальцев Джулиана поглаживали рукоять лежавшего перед ним кинжала. А затем
увидел, что рука Люка небрежным движением опустилась к поясу и легла там
чуть слева, рядом с его собственным кинжалом.
       Затем Люк и Джулиан одновременно улыбнулись друг другу и продолжали
это делать несколько затянувшихся секунд. Люк казался крупнее Джулиана и я
знал, что он проворен и силен. Но за плечами Джулиана стоял многовековой
опыт владения оружием. Я думал, как бы мне вмешаться, если кто-то из них
сделает первый ход в отношении другого, потому что знал, что попытаюсь их
остановить. Но затем, словно по внезапному согласию, они отпустили оружие
и Джулиан сказал:
       – Позвольте мне предложить вам бокал вина.
       – Я бы не возражал, – согласился Люк, а я думал, не удерживало ли их
от схватки мое присутствие. Вероятно, нет. У меня возникло впечатление,
что Джулиан просто хотел ясно выразить свои чувства, а Люк хотел дать тому
понять, что ему наплевать. И действительно, я не знаю, на кого бы
поставил.
       Джулиан поставил на стол три стакана, наполнил их вином "Лучшее
Бейля" и жестом предложил нам не стесняться, пока затыкал пробкой бутылку.
А потом взял оставшуюся чашку и отпил большой глоток прежде, чем я и Люк
успели хотя бы понюхать свое вино. Это была гарантия, что нам не грозит
отравление и что он хочет поговорить о деле.
       – Когда я встречался с ним, мы оба приводили с собой двух воинов, –
сказал он.
       – Вооруженных? – уточнил я.
       Он кивнул.
       – На самом деле больше для виду.
       – Вы встречались конные или пешие? – спросил Люк.
       – Пешие, – ответил он. – Мы оба одновременно покинули места
дислокации войск и шли одинаковым шагом, пока не встретились посередине, в
нескольких сотнях шагов от каждой стороны.
       – Ясно, – сказал Люк. – Никаких неожиданностей?
       – Никаких. Мы поговорили и вернулись.
       – Когда это было?
       – Ближе к закату.
       – Он показался человеком с нормальной психикой?
       – Я бы сказал, что да. Я считаю определенную надменность поз и
несколько оскорблений в адрес Эмбера нормальным для Далта.
       – Вполне понятно, – обронил Люк. – И он хотел заполучить или меня,
или мою мать, или нас обоих... А если не получит, угрожал атакой?
       – Да.
       – Он намекал на то, зачем мы ему понадобились?
       – Нет.
       Люк пригубил вина.
       – Он уточнял, какими мы ему нужны – живыми или мертвыми?
       – Да. Вы нужны ему живыми, – ответил Джулиан.
       – Какие же у тебя впечатления?
       – Если бы я выдал тебя ему, то избавился бы от тебя, – сказал
Джулиан. – А если плюну ему в глаза и вступлю в бой, то избавлюсь от него.
Так или иначе я в выигрыше.
       Затем его взгляд переместился на чашу с вином, которую Люк взял левой
рукой, и глаза его на мгновение расширились. Я понял, что только сейчас он
заметил, что на пальце Люка кольцо Виалы.
       – Похоже, мне все равно придется убить Далта, – сделал он вывод.
       – Считаешь ли ты, что он и в самом деле нападет? – невозмутимо
продолжал Люк. – Есть ли у тебя какие-нибудь мысли относительно того,
откуда он взялся? Какие-нибудь намеки на то, куда он может направиться,
когда уберется отсюда, если он сумеет это сделать?
       Джулиан поболтал в чашке вино.
       – Я обязан исходить из предположения, что он говорит серьезно и
собирается напасть. Когда мы впервые прознали о продвижении его войска, он
двигался по направлению от Бегмы и Кашеры, вероятно, из Эрегнора,
поскольку часто там околачивался. А насчет того, куда он хочет податься,
когда уберется отсюда, я ничего не знаю, и твои догадки не хуже, чем
догадки любого другого.
       Люк быстро хлебнул вина, но на долю секунды запоздал и не успел
скрыть легкой улыбки. Нет, тут же сообразил я, – догадки Люка гораздо
лучше, чем у любого другого. Они чертовски лучше. Я и сам хлебнул вина,
так как не знал, какое выражение на лице приходится скрывать.
       – Спать можете здесь, – сказал Джулиан. – А если голодны, то я
распоряжусь принести еды. Мы устроим вам эту встречу на рассвете.
       Люк покачал головой.
       – Сейчас, – он еще раз тонко и выразительно продемонстрировал кольцо.
– Нам желательно обделать дело немедленно.
       Джулиан несколько мгновений изучал его взгляд, а затем сказал:
       – Вас будет не очень-то хорошо видно с обеих сторон, особенно если
учесть, что идет снег. Из-за какого-то мелкого взаимонепонимания может
произойти нападение.
       – Если оба моих спутника будут нести большие факелы и если оба его
сделают то же самое, – предложил Люк, – то мы будем видны обеим сторонам с
нескольких сотен ярдов.
       – Возможно, – согласился Джулиан. – Ладно. Я отправлю сообщение в его
лагерь и выберу тебе в сопровождающие пару слуг.
       – Я уже знаю, кого я хочу в спутники – тебя и Мерлина.
       – Ты любопытная личность, – заметил Джулиан. – Но я согласен. Я бы
хотел быть там, если что-то случится.
       Джулиан отошел к входу в шатер, откинул полог и, вызвав офицера,
поговорил с ним несколько минут. Пока это происходило, я спросил:
       – Ты знаешь, что делаешь, Люк?
       – Разумеется, – отозвался он.
       – У меня такое ощущение, что это несколько иное, чем игра на слух, –
сказал я. – Есть какие-то причины, по которым ты не можешь рассказать мне
о своем плане?
       Он с минуту разглядывал меня, а затем сказал:
       – Я лишь недавно понял, что я тоже сын Эмбера. Мы встретились и
увидели, что чересчур похожи друг на друга. Ладно. Это хорошо, что мы
можем заняться бизнесом. Верно?
       Я позволил себе нахмуриться, так как не был уверен, что именно он
пытается сказать.
       Он слегка пожал мне плечо.
       – Не беспокойся, – сказал он. – Ты можешь мне доверять. Не то, что у
тебя есть какой-то выбор. Позже, возможно, будет. Однако я хочу, чтобы ты
помнил – что бы ни случилось, ты не должен вмешиваться.
       – А что, по-твоему, может случиться?
       – У нас для предположений нет времени, – сказал он. – Поэтому
предоставь делу идти своим чередом и помни все, что я сказал тебе этим
вечером.
       – Как ты выразился? У меня в данном случае нет выбора.
       – Я хочу, чтобы ты помнил это и позже, – сказал он, когда Джулиан
отпустил полог и повернулся к нам.
       – Ловлю тебя на предложении перекусить, – крикнул ему Люк. – Как
насчет тебя, Мерлин? Голоден?
       – Господи! Нет! – испугался я. – Я только что просидел на официальном
обеде почти до конца.
       – О? – вопросил он почти небрежно. – По какому случаю?
       Я засмеялся. Это было чересчур для одного дня. Я собрался сказать
ему, что у нас нет времени и кроме всего, случай неподходящий. Но как раз
в этот момент Джулиан поднял полог и позвал ординарца, и мне захотелось
щелкнуть по самолюбию Люка, просто для того, чтобы посмотреть, как это
подействует на его самообладание.
       – А, в честь премьер-министра Бегмы, Оркуза, и нескольких его людей,
– объяснил я столь же небрежно.
       Он некоторое время молчал, ожидая. Я притворился, будто потягиваю
вино. Потом я опустил стакан и добавил:
       – Вот и все.
       – Брось, Мерлин! Из-за чего все дело-то? В последнее время я был с
тобой относительно честен.
       – О? – произнес я.
       С минуту мне думалось, что он не увидит в этом юмора, но затем он
тоже засмеялся.
       – Иногда жернова богов вращаются слишком быстро, черт возьми, и нас с
головой засыпает перемолотым, – заметил он. – Слушай, как насчет того,
чтобы отдать мне это даром? У меня в обмен нет сейчас ничего краткого.
Чего ему надо?
       – Ты не забудешь, что до завтрашнего дня это секрет?
       – Идет! Что произойдет завтра?
       – Арканс, герцог Шадбурна, будет коронован в Кашере.
       – Мать-перемать! – кратко выразился Люк. Он быстро взглянул на
Джулиана, потом снова на меня. – Со стороны Рэндома это был чертовски
умный выбор, – признал он через некоторое время. – Не думал, что он будет
действовать так быстро.
       Он долгое время стоял, уставившись в пространство. А затем сказал:
       – Спасибо.
       – Помогает это тебе или вредит? – спросил я.
       – Мне или Кашере? – уточнил он.
       – Я не провожу такого тонкого отличия.
       – Это хорошо, потому что я не знаю, как к этому отнестись. Мне нужно
немного пораскинуть мозгами. Уяснить себе общую картину.
       Я уставился на него и он снова улыбнулся.
       – А сообщение-то интересное, – добавил он. – У тебя есть для меня еще
что-нибудь?
       – Этого хватит.
       – Да, вероятно, ты прав, – согласился он. – Перегрузка системы
нежелательна. Думаешь, старик, мы теряем хватку в простых делах?
       – За то время, что мы знаем друг друга, ни разу такого не замечал, –
ответил я.
       Джулиан опустил полог, вернулся к нам и отыскал свой стакан с вином.
       – Поесть принесут через несколько минут, – сказал он Люку.
       – Спасибо.
       – По словам Бенедикта, – сказал Джулиан, – ты сообщил Рэндому, что
Далт – сын Оберона.
       – Да, – подтвердил Люк. – И потом, он прошел Лабиринт. Это что-нибудь
меняет?
       – Мне не впервой хотеть убить родственника, – пожал плечами Джулиан.
– Кстати, ты ведь мне племянник, не так ли?
       – Так... дядя.
       Джулиан снова взболтал содержимое своего стакана.
       – Ну, добро пожаловать в Эмбер, – проговорил он. – Я слышал прошлой
ночью баньши. Интересно, нет ли тут какой-то связи?
       – Это к переменам, – высказал свое мнение Люк. – Это означает, что
предстоит смерть, не правда ли?
       – Не всегда. Иногда они просто появляются в поворотных пунктах для
драматического эффекта.
       – Жаль, – молвил Джулиан. – Но всегда можно надеяться.
       Я думал, Люк скажет еще что-то, но Джулиан заговорил опять прежде,
чем он успел открыть рот.
       – Насколько хорошо ты знал своего отца? – спросил он.
       Люк чуть напрягся, но ответил:
       – Возможно, не настолько хорошо, как большинство. Не знаю. Он был
похож на коммивояжера. Все время появлялся и исчезал. Долго у нас обычно
не задерживался.
       Джулиан кивнул.
       – Каким он был с виду ближе к концу? – поинтересовался он.
       Люк принялся изучать свои руки.
       – Он был не совсем нормален, если ты это имеешь в виду, – сказал на
конец он. – Как я уже говорил Мерлину, по-моему, предпринятый им процесс
приобретения тех его сил мог несколько нарушить его психику.
       – Никогда не слышал этой истории.
       Люк пожал плечами.
       – Подробности не так важны. Главное – результат.
       – Ты говорил, что до этого он был неплохим отцом.
       – Черт, откуда я знаю? У меня никогда не было другого отца для
сравнения с ним. А почему ты спрашиваешь?
       – Любопытство. Об этой части его жизни я ничего не знал.
       – Ну, а каким он был братом?
       – Шалым, – ответил Джулиан. – Мы с ним не очень-то ладили. И потому
старались держаться подальше друг от друга. Однако, он был умен. И
талантлив. Имел склонность к искусству. Я просто пытаюсь понять, насколько
ты мог пойти в него.
       Люк перевернул руки ладонями вверх.
       – Провались все, если я знаю, – сказал он.
       – Не имеет значения, – Джулиан поставил стакан на стол и снова
повернулся к входу в шатер. – По-моему, твой обед вот-вот прибудет.
       Они двинулись в направлении входа. Я слышал доносящуюся снаружи дробь
стучавших по брезенту крошечных кристалликов льда, прерывающуюся рычанием
– концерт для вьюги и адской гончей.
       Не было никаких баньши. Пока.




       9



       Я двигался на шаг-другой позади Люка, слева от него, пытаясь
держаться вровень с Джулианом, шедшим справа. Факел, который я нес, был
массивным – футов шесть смолистого дерева, заточенный на конце, чтобы его
легче было втыкать в землю. Я держал его на расстоянии вытянутой руки от
себя, так как пламя моталось во всех направлениях соответственно капризам
ветра. Острые ледяные снежинки падали мне на щеки, лоб, руки, а некоторые
попадали на брови и ресницы. Я энергично моргал, так как жар от факела
растапливал их и вода стекала мне в глаза. Трава под моими ногами была
достаточно холодной, почти замерзшей, так что при каждом шаге раздавался
хруст.
       Впереди видны были два приближающихся факела и силуэт человека,
шедшего между ними. Я моргнул и подождал, но свет факелов не давал
разглядеть его получше. Видел я его только раз, очень недолго, через
Козырь, в Лесном Доме. Тогда волосы его выглядели золотистыми, почти
медными, но при естественном свете они должны быть грязно-белыми. А глаза,
насколько я помнил, зеленые, хотя сейчас я не мог этого разглядеть. Однако
в первый раз я начал понимать, что он очень рослый, или это он выбрал
низкорослых оруженосцев? Тогда, когда я его видел, он был один и мерки для
сравнения не было.
       Когда же его осветили наши факелы, я увидел, что он одет в теплый
зеленый камзол без рукавов и воротника, поверх чего-то черного и тоже
теплого, с рукавами, обтягивающими руки и исчезающими в перчатках. Сапоги
его были черными, такого же цвета были и заправленные в них штаны, а плащ
черный с изумрудно-зеленой подкладкой, отразившей свет, когда плащ
распахнулся от порыва ветра. На шее на цепочке висел тяжелый округлый
медальон, по виду золотой, и хотя я не мог различить деталей отчеканенного
на нем герба, но был уверен, что он изображает льва, терзающего единорога.
Он остановился в десяти-двенадцати шагах от Люка, который миг спустя тоже
остановился. Далт сделал знак, и его слуги вогнали концы факелов в землю.
Мы с Джулианом сделали то же самое и остались на месте, так же как и люди
Далта. Затем Далт кивнул Люку, и они стали сближаться, встретившись в
центре квадрата, образованного светом, стиснув друг другу руки выше кистей
и пристально глядя друг другу в глаза. Люк стоял спиной ко мне, но я видел
лицо Далта. Он не проявлял никаких признаков эмоций, но губы его уже
шевелились. По крайней мере, я получил точку отсчета для определения
размеров Далта. Люк был ростом примерно шесть футов три дюйма, и я увидел,
что Далт на несколько дюймов выше. Я взглянул на Джулиана, но тот не
смотрел в мою сторону. Затем я стал гадать, сколько же пар глаз наблюдают
нас с обеих сторон поля.
       Джулиан никогда не был человеком, по лицу которого можно прочитать
реакцию на происходящее. Он просто следил за двумя встретившимися, без
всякого выражения, бесстрастно. Я постарался придерживаться той же позиции
и минута за минутой шли, а снег продолжал падать.
       После долгого разговора Люк повернулся и направился к нам. Далт
двинулся к одному из своих факельщиков. Люк остановился между нами и мы с
Джулианом приблизились к нему.
       – Что наклевывается? – спросил я его.
       – О, – ответил он, – по-моему, я нащупал способ уладить это дело без
войны.
       – Великолепно, – похвалил я. – Что ты ему продал?
       – Я продал ему идею дуэли со мной для определения, как далеко зайдет
это дело, – объяснил он.
       – Черт побери, Люк! – разозлился я. – Да этот парень-то профи! Я
уверен, ему достался весь наш генетический комплекс в плане силы. И всю
свою жизнь он воевал. Вероятно, сейчас он в наилучшей форме. И он
превосходит тебя по весу и по длине рук.
       – Значит, – усмехнулся Люк, – мне может подвезти. – Он взглянул на
Джулиана. – Так или иначе, если ты можешь отправить сообщение войскам,
чтобы те не нападали, когда мы примемся за дело, старина Далт даст точно
такое же указание.
       Джулиан посмотрел в сторону Далта, от группы которого в сторону своих
войск направился один из факельщиков. Затем он повернулся в сторону своих
воинов и изобразил руками несколько сигнальных жестов. Вскоре из укрытия
появился ратник и рысцой припустился к нам.
       – Люк, – обратился я к нему. – Это безумие. Ты можешь победить только
одним способом – заполучив в секунданты Бенедикта и сломав потом ногу.
       – Мерлин, – попросил он, – предоставь делу идти своим чередом. Это
касается только Далта и меня. Идет?
       – У меня есть несколько новых заклинаний, – продолжал я. – Мы можем
позволить поединку начаться, а потом в подходящий момент я использую одно
из них. Выглядеть это будет так, будто сразил его ты.
       – Нет! – отрезал он. – Это действительно дело чести. Поэтому ты не
должен в него вмешиваться.
       – Ладно, – сдался я. – Если ты хочешь, я не буду.
       – Кроме того, умирать никому не придется, – объяснил он. – Ни он, ни
я не хотим сейчас этого, и это часть сделки. Мы слишком ценны друг для
друга живыми. Никакого оружия. Строго врукопашную.
       – А в чем именно заключается сама сделка? – уточнил Джулиан.
       – Если Далт отхлещет меня по заднице, – ответил Люк, – то я его
пленник. Он уведет свои войска, и я буду его сопровождать.
       – Люк, ты сошел с ума! – запротестовал я.
       Джулиан прожег меня взглядом.
       – Продолжай, – сказал он.
       – Если побеждаю я, то он мой пленник, – продолжал он. – Он вернется
со мной в Эмбер или туда, куда я захочу, а его офицеры уведут войска.
       – Единственный способ гарантировать такое отступление, – высказал
свое мнение Джулиан, – это дать им понять, что в противном случае они
обречены.
       – Конечно, – согласился Люк. – Именно поэтому я ему сказал, что
Бенедикт ждет за кулисами сигнала навалиться на него. Я уверен, что только
по этой причине он и согласился на этот поединок.
       – Очень хитро, – заметил Джулиан. – Так или иначе, Эмбер в выигрыше.
Что же ты, Ринальдо, пытаешься купить этим для себя?
       – Подумай об этом, – улыбнулся Люк.
       – В тебе таится больше, чем я думал, племянник, – отозвался он. –
Передвинься-ка вправо от меня, идет?
       – Зачем?
       – Загородить меня от его взгляда, конечно же. Я должен дать знать о
происходящем Бенедикту.
       Люк переместился, а Джулиан отыскал Карты и сдал нужную. В этот же
момент ратник, наконец, достиг нас и остановился, ожидая приказаний.
Джулиан тем временем спрятал все карты, кроме одной, и приступил к связи.
Это продолжалось минуту-другую, а затем Джулиан прервался поговорить с
гонцом и послать его обратно. И сразу же продолжил разговор через Карту.
Когда, наконец, он перестал говорить, то не убрал Козырь во внутренний
карман, где лежали другие, а оставил его в руке, вне поля зрения. И тогда
я понял, что он останется в контакте с Бенедиктом, пока это дело не
завершится, так, чтобы Бенедикт сразу узнал, что именно ему надо делать.
       Люк расстегнул одолженный мною ему плащ, подошел и вручил его мне.
       – Подержи его, пока я не закончу, хорошо? – спросил он.
       – Да, – согласился я, принимая плащ. – Желаю удачи.
       Он коротко улыбнулся и отодвинулся. Далт уже двигался к центру
квадрата, образованного факелами.
       Люк тоже направился туда же. Они остановились лицом друг к другу и их
разделяло всего несколько шагов. Далт проговорил что-то, но ветер отнес
его слова, и ответ Люка даже не дошел до меня.
       Затем они подняли руки. Люк принял боксерскую стойку, а руки Далта
вскинулись в борцовской защите. Люк нанес первый удар, или, может быть,
это был только финт, но так или иначе, он не попал в цель, по лицу Далта.
Далт отбил его и отступил на шаг, а Люк быстро перешел в наступление и
нанес ему два удара по корпусу. Однако еще один удар в лицо опять был
отбит и Люк закружился вокруг своего противника, нанося быстрые удары.
Затем Далт дважды попытался кинуться на сближение и оба раза получил по
рукам, а после второго из губы у него засочилась кровь. Однако при третьем
рывке он отправил Люка на ковер, но не сумел навалиться на него сверху,
Люк сумел частично вывернуться и откатиться. Едва успев подняться на ноги,
он попытался пнуть Далта ногой по правой почке, и Далт схватил его за
голень и поднялся, бросив Люка на спину. Упав, Люк пнул его сбоку по
колену другой ногой. Но Далт не выпустил его ногу, напирая и начиная
выкручивать. Тогда Люк нагнулся вперед, с искаженным лицом сумел схватить
Далта обеими руками за правое запястье и вырвать ногу из захвата своего
более рослого противника. Затем он пригнулся и двинулся вперед, все еще
держа его запястье, встав на ноги и выпрямившись по ходу движения,
проскальзывая под руку Далта с правого бока. Повернувшись, он вынудил его
упасть на землю лицом вниз. Затем он двинулся, быстро сгибая захваченную
руку вверх, придерживая ее правой рукой и схватив левой Далта за волосы.
Но когда он оттянул Далта, готовясь ударить его головой о землю, я увидел,
что это не получается. Далт напрягся, и его выкрученная рука стала
двигаться вниз. Он выпрямил ее, пересиливая Люка. Тогда Люк попытался
несколько раз толкнуть голову Далта вперед, но без всякого эффекта. Стало
очевидно, что он попадет в беду, если разожмет любую руку, а удержать
захват он не в состоянии. Поняв это, Люк бросил весь свой вес на спину
Далта, толкнул его и вскочил на ноги. Однако он оказался недостаточно
проворен, потому что Далт взмахнул освободившейся рукой и врезал ему по
левой лодыжке, когда тот отскакивал. Люк споткнулся. Далт вскочил на ноги
и мгновенно взмахнул кулаком. Он нанес Люку сокрушительный неприцельный
удар, сбивший того с ног. На этот раз, когда он бросился сверху на Люка,
тот не сумел откатиться, ему удалось лишь частично повернуть свое тело.
Далт навалился с немалой силой, увернувшись от неуверенного колена,
нацеленного ему в пах. У Люка не получилось вовремя высвободить руки для
защиты от удара слева в челюсть. Ударом его развернуло и он потерпел почти
полное поражение. Затем правая рука Люка метнулась вверх, ударив тыльной
стороной в подбородок Далта, а пальцы согнулись, вцепляясь ему в глаза.
Далт отдернул голову назад и отбил руку в сторону. Люк нанес ему другой
удар в висок, и, хотя удар попал в цель, Далт не повернул голову в сторону
и я не видел, чтобы попадание как-то сказалось на нем. Люк резко опустил
оба локтя к земле, затем оттолкнулся вперед, наклонив голову. И врезал
Далту лбом по лицу, куда именно – я не успел заметить. Спустя несколько
мгновений под носом у Далта показалась кровь, а левая рука его потянулась,
готовясь схватить Люка за шею. Его правая свободная рука с силой врезала
Люку оплеуху. Я заметил зубы Люка перед тем, как она опустилась – он
пытался укусить ее, но зажавшая шею рука помешала этому. Далт размахнулся,
чтобы повторить удар, но на этот раз левая рука Люка взлетела и
блокировала ее, а правая рука схватила левое запястье Далта в попытке
оторвать руку от шеи. Тогда правая рука Далта проскользнула мимо левой
руки Люка, захватила шею с другой стороны, и большие пальцы стали
нащупывать сонную артерию.
       Я подумал, что вот, вероятно, и делу конец. Но правая рука Люка
внезапно двинулась к локтю Далта, а левая кисть схватила за предплечье
левой руки, и сам Люк извернулся всем телом и согнул локоть вверх. Далт
полетел налево, а Люк перекатился направо и вновь поднялся на ноги, мотая
при этом головой. На этот раз он не пытался пнуть Далта, уже оправившегося
от ударов. Далт снова вытянул руки, а Люк поднял кулаки, и они снова
принялись кружить.
       Снег продолжал падать, ветер то слабел, то усиливался, иной раз с
силой швырял им в лицо ледяные хлопья. Я вспомнил о войсках и подумал, не
окажусь ли вдруг посреди поля боя, когда поединок наконец завершится. То,
что Бенедикт готовился напасть откуда-то и внести еще больше сумятицы,
меня не очень-то утешало, даже хотя это и означало, что моя сторона скорее
всего победит. Затем я вспомнил, что нахожусь здесь по собственному
выбору.
       – Давай, Люк! – заорал я. – Уложи его!
       Это произвело странный эффект. Факельщики Далта тоже принялись
кричать, подбадривая его. Из-за временно стихнувшего ветра наши голоса,
должно быть, разносились очень далеко, так как вскоре донеслись звуки,
которые я сперва принял за громыхание грозы и только потом сообразил, что
это доносящиеся с обеих сторон крики. Безмолвным остался только
непроницаемый Джулиан.
       Люк продолжал кружить вокруг Далта, нанося быстрые удары и пробуя
иной раз провести прием, а Далт продолжал отбивать их, пытаясь схватить
его за руку. На лицах обоих виднелась кровь и оба, казалось, двигались
чуть медленнее, чем раньше. У меня возникло ощущение, что пострадали оба,
хотя в какой степени, угадать было невозможно. Люк нанес рану Далту высоко
над левой щекой. Лица обоих опухли от ударов.
       Люк провел еще одну серию по корпусу, но трудно было сказать, много
ли силы вкладывал он в эти удары. Далт стоически перенес их и нашел где-то
дополнительные силы ринуться в атаку и попытаться сцепиться с противником.
Люк запоздал с отступлением и Далт сумел втянуть его в клинч. Оба
попытались схватить друг друга за колени, оба подставили бедра и избежали
этого. Они беспрестанно сплетали и выворачивали руки, поскольку Далт
пытался лучше захватить, а Люк все время пресекал эти попытки, стараясь в
то же время высвободить руку и нанести удар. Оба несколько раз пробовали
боднуть лбами и топнуть по любимой мозоли, но и тот, и другой успешно
уклонялись от этих попыток. Наконец Люку удалось зацепить Далта за ногу и
кинуть его на землю.
       Затем, прижав его коленями, Люк нанес хук левой и сразу же вслед за
ним – хук правой. Затем он попытался ударить еще один раз правой, но Далт
схватил его за кулак, рванул вверх и бросил спиной на землю. Когда Далт,
весь вымазанный кровью и грязью, снова бросился на него, Люк как-то сумел
ударить ему под сердце, но это не помешало правому кулаку Далта обрушиться
сбоку на челюсть Люка с убийственной силой. Далт добавил затем слабый удар
левой с другого бока, слабый правой, остановился вдохнуть побольше воздуха
в легкие, а затем нанес крепкий удар левой. Голова Люка безмолвно
мотнулась в сторону, и он не шевельнулся.
       Далт, согнувшись, лежал на нем, загнанно дыша, изучая его лицо,
словно подозревая какой-то обман, а его правая рука подергивалась, словно
он замышлял ударить опять.
       Но ничего не произошло. Они оставались в такой позе десять-пятнадцать
секунд, прежде чем Далт постепенно сполз с Люка, осторожно поднялся на
ноги и выпрямился, покачиваясь из стороны в сторону.
       Я почти физически ощущал приготовленное заранее заклинание смерти.
Потребовалось бы всего несколько секунд, чтобы пришить его, и никто не
узнал бы, как он умер. Но я гадал, что случится, если он тоже рухнет
сейчас как сноп. Не пойдут ли обе стороны в атаку? Однако, в конечном
итоге удержало меня не это. Остановили меня слова Люка: "это действительно
дело чести, потому ты не должен в него вмешиваться... Мы слишком ценны
друг для друга живые..."
       Ладно, пока не происходило ничего. Никто не ринулся в бой. Казалось,
что все действительно может пройти, как договаривались. Именно этого Люк и
добивался. Я не собирался вмешиваться.
       Я смотрел, как Далт опустился на колени и стал поднимать Люка с
земли. И сразу опустил обратно, а затем подозвал факельщиков, чтобы те
унесли его. Затем он снова поднялся и, пока его люди поднимали Люка,
повернулся к Джулиану.
       – Я призываю вас соблюдать наше соглашение до конца, – громко
проговорил он.
       Джулиан чуть склонил голову.
       – Мы согласны на это при условии, что и вы сдержите обещание, –
ответил он. – К рассвету вы должны увести отсюда свое войско.
       – Мы уходим сейчас, – ответил Далт и стал разворачиваться с
намерением уйти.
       – Далт! – окликнул я.
       Он обернулся и посмотрел на меня.
       – Меня зовут Мерлин, – сказал я. – Мы встречались, хотя и не знаю,
помнишь ли ты это.
       Он покачал головой.
       Я поднял правую руку и произнес самое бесполезное и в то же время
самое впечатляющее из своих заклинаний. Земля перед ним разверзлась,
засыпав его грязью и камушками. Он отступил и вытер лицо, а затем
посмотрел в появившуюся неровную трещину.
       – Это – твоя могила, – предупредил я его. – Если происшедшее приведет
к смерти Люка.
       Он снова изучил меня взглядом.
       – В следующий раз я тебя вспомню, – пообещал он и, повернувшись,
последовал за своими солдатами, несшими Люка к расположению своих войск.
       Я перевел взгляд на Джулиана, который разглядывал меня. Затем он
отвернулся и вытащил факел из земли. Я сделал то же самое. И последовал за
ним тем же путем, каким мы пришли.
       Позже, у себя в шатре, Джулиан заметил:
       – Это разрешает одну проблему. Возможно, даже две.
       – Может быть.
       – Далта это на время выведет из игры.
       – Полагаю.
       – Бенедикт мне сообщает, что этот субъект уже сворачивает лагерь.
       – Я думаю, мы видели его не в последний раз.
       – Если это самая лучшая армия, какую он может набрать, то это не
имеет значения.
       – А разве у тебя не сложилось впечатление, что это было
импровизированное мероприятие? – спросил я. – Я бы предположил, что он
сколотил эти силы очень спешно. Это заставляет меня думать, что у него
серьезные проблемы.
       – Тут ты, возможно, прав. Но он действительно рисковал.
       – И выиграл.
       – Да, это точно. И тебе не следовало бы там, под конец, показывать
свою мощь.
       – Это почему?
       – Если ты когда-нибудь отправишься за его головой, у тебя будет очень
осторожный враг.
       – Ему требовалось предупреждение.
       – Подобный человек постоянно живет с риском. Он рассчитывает и
действует. Кем бы он тебя не считал, на данном этапе он уже не изменит
своих планов. Кроме того, Ринальдо ты тоже видел не в последний раз. Он
точно такой же. Эти двое понимают друг друга.
       – Возможно, ты прав.
       – Точно, прав.
       – Как ты думаешь, если исход был бы иным, его армия стерпела бы это?
       Джулиан пожал плечами.
       – Он знал, что моя стерпит, если он победит, так как понимал, что я
от этого в выигрыше. Этого было достаточно.
       Я кивнул.
       – Извини, – сказал он. – Я теперь обязан доложить об этом Виале.
Полагаю, ты захочешь козырнуться к ней, когда я закончу.
       – Да.
       Он извлек карту и приступил к делу. А я обнаружил, что гадаю, уже не
в первый раз, что именно ощущает Виала, когда дело доходит до козырного
контакта. Я лично всегда вижу другое лицо и все остальные тоже говорят,
что видят. Но Виала, как я понял, слепа от рождения. Я всегда чувствовал,
что спросить ее об этом было бы невежливо и, если на то пошло, мне
приходило в голову, что ее ответ, по всей вероятности, показался бы
зрячему почти бессмысленным. Однако, вероятно, я всегда буду гадать об
этом.
       Пока Джулиан обращался к ее туманному призраку, я обратил свои мысли
к будущему. Мне вскоре нужно будет что-то предпринять против Маски и Юрта,
и теперь дело выглядело так, что мне придется выступить без Люка. Хочется
ли мне последовать его совету и уговорить Ясру на союз против них?
Действительно ли прибыль стоила риска? А если нет, то как я сумею
справиться с этим делом? Может, мне следует вернуться в тот странный бар и
узнать, нельзя ли взять напрокат Бармаглота? Или Булатный Меч? Или обоих?
Может...
       Я услышал, как упомянули мое имя, и постепенно вернулся к реальности
и текущим проблемам. Джулиан что-то объяснял Виале, но я знал, что
объяснять-то особенно нечего. Поэтому я поднялся на ноги, потянулся и
вызвал логрусово зрение.
       Направив взгляд на участок перед Джулианом, я увидел ее призрачный
силуэт. Она сидела в том же жестком кресле, где я видел ее в последний
раз. Я подумал, оставалась ли она там все время или только что вернулась.
Я надеялся, что ей удалось возвратиться в столовую и съесть десерт,
которого мне не удалось попробовать.
       Тут Джулиан взглянул на меня.
       – Если готов пройти, она готова провести тебя, – передал он.
       Я пересек шатер и встал рядом с ним, бросив на ходу логрусово зрение.
Одновременно решил, что поступил умно, так как сводить так близко силы
Логруса и Лабиринта – опасное занятие. Протянув руку, я коснулся Карты и
образ Виалы резко обрел полную четкость. Мгновение, и это был уже не
просто образ.
       – Давай, – протянула она руку.
       Я потянулся и осторожно взял ее.
       – Пока, Джулиан, – попрощался я, шагнув вперед.
       Он не ответил. Или если ответил, то я этого не уловил.
       – Я жалею, что все так обернулось, – сразу же сказала она, не
выпуская моей руки.
       – Никак нельзя было предвидеть того, что случилось, – успокоил я ее.
       – А Люк знал, – ответила она. – Теперь все это приобретает смысл, не
правда ли? Некоторые из оброненных им мелких замечаний... Он уже тогда
планировал этот вызов на поединок.
       – Думаю, да.
       – Он на что-то ставил, пойдя на такой риск. Хотела бы я знать, на
что?
       – Ничем не могу тебе в этом помочь, – ответил я. – Мне он об этом
ничего не говорил.
       – Но именно с тобой он в конечном итоге свяжется, – уверенно
предсказала она. – Когда ты услышишь от него что-либо, я хочу сразу же
узнать об этом.
       – Ладно, – согласился я.
       Она отпустила мою руку.
       – Ну, пока, кажется, больше нечего сказать.
       – Я хочу, чтобы ты подумала еще об одном деле, – начал я.
       – О?
       – Оно связано с отсутствием Корал на обеде сегодня вечером.
       – Продолжай.
       – Тебе известно, что мы сегодня отправились на долгую прогулку по
городу?
       – Известно.
       – Закончили мы эту прогулку внизу, – продолжал я, – в центре
Лабиринта. Она выразила желание увидеть его.
       – Как и многие гости. И водить их туда или нет – это оставляется на
усмотрение гида. Хотя они часто теряют интерес, узнав о лестнице.
       – Я предупредил ее о ней, – сообщил я. – Но ее это не остановило. А
когда она оказалась там, то ступила на Лабиринт...
       – Нет! – воскликнула она. – Тебе следовало бы повнимательнее следить
за ней! И к тому же неприятности с Бегмой... а теперь еще и это! Где ее
тело?
       – Хороший вопрос, – отозвался я. – Я не знаю. Но когда я видел ее в
последний раз, она была жива. Понимаешь, она сказала, что отцом ее был
Оберон, а потом стала проходить Лабиринт. А закончив, дала ему переправить
себя куда-то. Так вот, ее сестра, знавшая о ее прогулке, озабочена ее
отсутствием. Она весь обед донимала меня вопросами, где может быть Корал.
       – И что же ты ей ответил?
       – Я сказал ей, что оставил ее сестру наслаждаться красотами дворца и
что она может чуточку опоздать на обед. Однако с течением времени она,
казалось, становилась все более озабоченной и заставила меня пообещать
поискать ее, если та не появится. Я не хотел ей говорить о том, что
случилось на самом деле, так как не хотел затрагивать тему происхождения
Корал.
       – Вполне понятно, – согласилась она. – О, господи!
       Я подождал, но она больше ничего не сказала. Я продолжал ждать.
       – Я не знала о романе покойного короля в Бегме, – проговорила наконец
она. – Поэтому трудно уяснить воздействие этого откровения. Может быть,
Корал как-то указала тебе, долго ли она намерена оставаться там, куда
отправилась? И, если уж на то пошло, предоставил ли ты ей какое-нибудь
средство вернуться?
       – Я отдал ей свой Козырь, – сказал я. – Но она не связывалась. Однако
у меня сложилось впечатление, что она не собиралась слишком долго
отсутствовать.
       – Это дело может оказаться серьезным, – решила она. – Причем по самым
различным причинам. А какова на твой взгляд Найда?
       – Она показалась мне вполне разумной, – сказал я. – А также я ей,
кажется, сильно понравился.
       Виала поразмыслила с минуту, а затем сказала:
       – Если о случившемся дойдет до Оркуза, у него вполне может создаться
впечатление, будто мы держим ее заложницей для гарантии его надлежащего
поведения в делах переговоров, способных возникнуть из-за положения в
Кашере.
       – Ты права. Я как-то не подумал об этом.
       – А он подумает. Люди склонны думать о таких вещах, имея дело с нами.
Значит, нам сейчас нужно немного выиграть время и постараться представить
ее прежде, чем отсутствие ее начнет выглядеть подозрительным.
       – Понимаю.
       – Вероятнее всего, он скоро пошлет в ее покои, если уже этого не
сделал – выяснить, почему она не присутствовала на обеде. Если его
успокоить сейчас, то у тебя в запасе целая ночь на попытки обнаружить ее.
       – Как?
       – Ты же чародей. Вот и подумай. В то же время ты говорил, Найда
относится к тебе с симпатией?
       – И очень большой.
       – Хорошо. Тогда, мне кажется, нам лучше всего будет попытаться
заручиться ее помощью. Надеюсь, ты будешь тактичным и сделаешь это
наилучшим образом...
       – Естественно, – начал было я.
       – ...из-за ее недавней болезни, – продолжила она. – Единственное,
чего нам только сейчас не хватает – это вызвать сердечный приступ у второй
дочери.
       – Болезни? – переспросил я. – Она ничего об этом не упоминала.
       – Я думаю, что ей об этом неприятно вспоминать. Она была до самого
последнего времени близка к смерти, а потом внезапно выздоровела и
настояла сопровождать отца в этой поездке. Он-то как раз и рассказал мне
об этом.
       – За обедом она, кажется, чувствовала себя прекрасно, – неубедительно
сказал я.
       – Ну, постарайся, чтобы так и было. Я хочу, чтобы ты немедленно
отправился к ней и как можно дипломатичнее рассказал ей о случившемся.
Чтобы ты попытался добиться прикрыть отсутствие сестры, пока ты ищешь ее.
Есть, конечно, риск, что она тебе не поверит и отправится прямиком к
Оркузу. Наверно, можно применить заклинание для предотвращения этого. Но
никакого иного выбора я не вижу. Скажи мне, не ошибаюсь ли я?
       – Ты не ошибаешься, – сказал я.
       – Тогда я предлагаю тебе заняться этим... и сразу же сообщить мне,
если будут какие-то затруднения или, наоборот, что-то получится. Можешь
докладывать мне в любое время дня и ночи.
       – Уже иду, – отозвался я.
       Гостиную я покинул спешно, но вскоре остановился. Мне пришло в
голову, что хотя я и знал, где во дворце поселилась делегация Бегмы,
по-настоящему не представлял, где расположены покои Найды. И мне не
хотелось возвращаться и спрашивать у Виалы, так как глупо было не выяснить
это за обедом.
       Мне потребовалось потратить почти десять минут, чтобы отыскать
кого-нибудь из прислуги, способного дать мне нужные сведения в придачу с
усмешкой, затем пробежать трусцой по переходам и остановиться перед дверью
Найды.
       Затем я провел рукой по волосам, отряхнул брюки и пиджак, вытер
сапоги и задние части штанин, глубоко вздохнул, улыбнулся, выдохнул и
постучал.
       Дверь открылась спустя несколько мгновений. Открыла ее Найда. Она
ответила на мою улыбку и посторонилась, пропуская меня.
       – Заходите, – пригласила она.
       – Вы меня удивили, – сказал я после того, как переступил порог. – Я
ожидал увидеть горничную.
       – Поскольку я ждала вас, то отослала ее пораньше спать, – ответила
она.
       Она переоделась в платье, похожее на тренировочный костюм серого
цвета, перевязанный черным кушаком. А также надела черные комнатные туфли
и удалила всю косметику, а волосы зачесала назад и завязала черной лентой.
Она показала на кушетку, но я не спешил садиться.
       Я чуть сжал ее плечо и посмотрел прямо в глаза. Она подвинулась
поближе.
       – Как вы себя чувствуете? – спросил я.
       – Выясните, – тихо предложила она.
       Я не мог разрешить себе даже вздоха. Так требовал долг. Я обнял ее,
привлек к себе и поцеловал. Несколько секунд я оставался в такой позе, а
затем отодвинулся, снова улыбнулся и заключил:
       – Мне кажется, что вы вполне здоровы. Послушайте, я вам за обедом кое
о чем не сказал.
       – Присядем? – перебила она меня, взяв за руку и увлекая к кушетке.
       Виала велела быть дипломатичным и поэтому я последовал за ней. На
кушетке она продолжила объятья и стала добавлять к этому кое-что
поизысканнее. Проклятье! А меня-то обязали привлечь ее покрыть отсутствие
Корал. Если она покроет мои дела, я потом с удовольствием покрою ее. Или
же удовлетворю в любой иной интересной позе, на какую только способны
бегмийцы. Однако же, лучше побыстрее приступить к делу, решил я. Еще
несколько минут, и начать разговор о сестре будет очень недипломатично.
Сегодня на редкость скверный день по части своевременности.
       – Прежде, чем мы здесь слишком увлечемся, – сказал я, – я должен
попросить вас об одной услуге.
       – Попросите о чем угодно, – прошептала она.
       – По-моему, с появлением вашей сестры выйдет задержка, – объяснил я.
– И мне было бы очень неприятно беспокоить вашего отца. Вы не знаете,
посылал ли он уже в ее покои, или сам ходил проверять, нет ли ее там?
       – По-моему, нет. После обеда он отправился прогуляться с Жераром и
мистером Ротом. Думаю, он еще не вернулся в свои апартаменты.
       – Не могли бы вы как-нибудь создать у него впечатление, будто она
никуда не пропадала? Выгадайте мне немного времени для выяснения, где ее
носит.
       Ее это, похоже, позабавило.
       – А все то, чего вы не рассказали мне...
       – Я вам расскажу, если вы сделаете это для меня.
       Она провела указательным пальцем по моей челюсти.
       – Ладно, – согласилась затем она. – Договорились. Не уходите.
       Она поднялась, прошла через комнату и вышла в коридор, оставив дверь
приоткрытой на несколько дюймов. И почему же это после Джулии у меня не
было ни одного милого нормального романа? Последняя женщина, с которой я
занимался любовью, на самом деле находилась под контролем того самого
меняющего тела странного существа. А теперь... а теперь поперек кушетки
легла чуть заметная тень, когда я понял, что предпочел бы скорее обнимать
Корал, чем ее сестру. Это было нелепо. Я же знал ее всего пол-дня...
       Просто после моего возвращения было слишком много суеты. Меня она
ошеломила. Должно быть, в этом-то и дело.
       Вернувшись, она снова уселась на кушетку, но на сей раз в паре футов
от меня. Она казалась достаточно довольной, хотя и не делала никаких
попыток возобновить наше прежнее занятие.
       – Все улажено, – доложила она, – если он спросит, то будет введен в
заблуждение.
       – Спасибо, – поблагодарил я ее.
       – Теперь ваша очередь, – заявила она. – рассказывайте.
       – Ладно, – сказал я и стал рассказывать о Корал и Лабиринте.
       – Нет, – перебила она, – начните сначала, хорошо?
       – Что вы имеете в виду?
       – Опишите мне весь ваш день, с того момента, как вы покинули дворец,
и до того, как вы расстались.
       – Это глупо, – возразил было я.
       – Подыграйте мне, – сказала она. – Вы в долгу передо мной, помните?
       – Отлично, – согласился я и начал опять. Мне удалось опустить эпизод
с перевернувшимся в кафе столиком, но когда я попытался замолчать дело о
приморских пещерах, сказав, что мы осмотрели их и сочли красивыми, она
опять прервала меня.
       – Стоп, – перебила она, – вы что-то оставляете за скобками. Что
произошло в пещерах?
       – Что заставляет вас прийти к такому выводу? – спросил я.
       – Это тайна, которой я пока не хочу делиться, – объяснила она. –
Достаточно сказать, что у меня есть средства для выборочной проверки вашей
правдивости.
       – Происшедшее не имеет никакого отношения к делу, – возразил я. – Это
только запутает рассказ. Поэтому-то я и опустил этот эпизод.
       – Вы сказали, что опишете мне весь день.
       – Ладно, сударыня, – согласился я и приступил к делу.
       Когда я рассказывал ей о Юрте и зомби, она закусила губу и лениво
слизывала появившиеся после этого бисеринки крови.
       – Что вы намерены предпринять по отношению к нему? – внезапно
спросила она.
       – Это моя проблема, – тут же осадил ее я. – Я обещал вам описать
день, а не свои планы выживания.
       – В этом-то и дело... Помните, я предложила попробовать помочь вам?
       – Что вы имеете в виду? Думаете, что можете пришить для меня Юрта? У
меня есть для вас новость: в данный момент он практически кандидат на
божественность.
       – Что вы подразумеваете под "божественностью"? – поинтересовалась
она.
       Я покачал головой.
       – Чтобы рассказать вам это толком, потребуется большая часть ночи, а
у нас такого времени нет, если я намерен скоро начать искать Корал.
Позвольте мне просто закончить с рассказом о Лабиринте.
       – Рассказывайте.
       Я продолжил рассказ, и она не выказала ни малейшего удивления,
услышав о происхождении своей сестры. Поэтому я собрался спросить ее о
таком отсутствии реакции. А затем сказал себе, что черт с ним, с
отсутствием. Она сделала то, что мне требовалось, а я сделал то, что
обещал. Сердечного приступа с ней не случилось. А теперь самое время
убираться.
       – Вот и все, – закончил я. – Спасибо.
       Я начал было подниматься, но она быстро придвинулась ко мне и обвила
руками мою шею.
       Я с минуту отвечал объятиями на объятия, а затем сказал:
       – Мне действительно лучше идти. Корал может грозить опасность.
       – Черт с ней, – отмахнулась она. – Останьтесь со мной. Нам нужно
поговорить о более важных вещах.
       Черствость ее меня удивила, но я постарался этого не показать.
       – Я перед ней в долгу, – сказал я, – и должен сейчас отдать свой
долг.
       – Ладно, – вздохнула она. – Мне лучше пойти с вами и помочь вам.
       – Как? – спросил я.
       – Вы бы удивились, узнав, – загадочно ответила она, поднявшись на
ноги и улыбаясь кривой улыбкой.
       Я кивнул, чувствуя, что она, вероятно, права.




       10



       Мы прошли по коридору к моим апартаментам. Когда я открыл дверь и
вызвал свет, Найда обвела взглядом первую комнату. И замерла, увидев мою
вешалку.
       – Королева Ясра! – ахнула она.
       – Ага. У нее возникли разногласия с одним колдуном по имени Маска, –
объяснил я. – Угадайте, кто победил?
       Найда подняла левую руку и медленно совершила сложное движение – за
шеей у Ясры, вниз по спине, поперек груди, а потом опять вниз. Я не узнал
никаких проделанных ею жестов.
       – Не говорите мне, что вы тоже колдунья, – взмолился я. – В последние
дни, кажется, всякий, с кем я сталкиваюсь, проходил какое-то обучение
Искусству.
       – Я не колдунья, – ответила она, – и никакого такого обучения не
проходила. Я владею только одним приемом и, хотя он не колдовской, я
применяю его для всего.
       – И что это за прием? – осведомился я.
       Она проигнорировала вопрос, а затем заметила:
       – Ого, а скована-то она безусловно крепко. Ключ находится где-то в
области солнечного сплетения. Вы знали об этом?
       – Да, – ответил я. – Я вполне понимаю это заклинание.
       – Почему она здесь?
       – Частично потому, что я обещал ее сыну Ринальдо спасти ее от Маски,
а частично для гарантии его хорошего поведения.
       Я толчком закрыл дверь и запер ее. Когда я повернулся, она стояла
лицом ко мне.
       – Вы видели его недавно? – небрежно спросила она.
       – Да. А что?
       – Ничего. Просто так.
       – А я думал, мы пытаемся помочь друг другу, – сказал я. – С этим
можно подождать еще, если вы знаете что-то особенное о Ринальдо.
       – Мне просто интересно, где он может сейчас находиться.
       Я повернулся и направился к столу, где держал свои принадлежности для
рисования. Достав необходимые предметы, я отнес их на чертежную доску. И,
занимаясь этим, обронил:
       – Я не знаю, где он находится.
       Я расположил перед собою заготовку Карты, уселся и закрыл глаза,
вызывая мысленный образ Корал. Одновременно я думал, хватит ли для
контакта картинки, которая осталась у меня в памяти. Но времени
экспериментировать не было. Я открыл глаза и принялся рисовать. При этом я
использовал технику, усвоенную мною при Дворах, она отлична и все же
сходна с применяемой в Эмбере. Я могу использовать любую из них, но
быстрее работаю, когда использую первый усвоенный стиль.
       Найда подошла и стала поблизости, наблюдая за работой. А я был не
против этого.
       – Когда вы видели его в последний раз? – спросила она.
       – Кого?
       – Люка.
       – Этим вечером, – ответил я.
       – Где?
       – Он недавно был здесь.
       – Он сейчас здесь?
       – Нет.
       – А где вы видели его в последний раз?
       – В Арденском лесу. А что?
       – Это странное место для расставания.
       Я рисовал брови Корал.
       – Мы и расстались при странных обстоятельствах, – бросил я.
       Еще немного поработать над глазами и чуточку над волосами...
       – Странных? В каком смысле? – спросила она.
       Еще немного щеки...
       – Пустое, – отмахнулся я.
       – Ладно, – сказала она. – Это, вероятно, не так уж и важно.
       Я решил ничего не отвечать, так как внезапно стал что-то
воспринимать. Как иной раз бывало и в прошлом, моя сосредоточенность на
Козыре, когда я налагал последние мазки, оказалось достаточно сильной,
чтобы дотянуться и...
       – Корал! – окликнул я, когда черты лица дрогнули, перспектива
сместилась...
       – Мерлин?.. Я... я в беде.
       Странное дело, фона никакого вообще не было. Только темнота. Я
почувствовал на плече руку Найды.
       – С тобой все в порядке? – спросил я.
       – Да... Здесь темно, – сказала она. – Очень темно.
       – Конечно. При отсутствии света нельзя манипулировать Отражениями. И
даже воспользоваться Козырем.
       – Именно сюда-то и направил тебя Лабиринт? – спросил я.
       – Нет, – ответила она.
       – Возьми меня за руку, – велел я. – Рассказать об этом можешь и
позже.
       Я протянул руку и она потянулась к ней.
       – Они... – начала было она. И с жалящей вспышкой контакт прервался.
       Я почувствовал, как напряглась рядом со мной Найда.
       – Что случилось? – спросила она.
       – Не знаю. Нас внезапно блокировали. Какие силы участвовали при этом,
я не могу сказать.
       – Что вы собираетесь делать?
       – Попробовать чуть позже еще раз, – сказал я. – Если это было
реагирование, то сейчас, вероятно, сопротивление высоко, а позже может
стать слабее. По крайней мере, она говорит, что с ней все в порядке.
       Я вытащил свою колоду Карт и сдал карту Люка. С таким же успехом
можно было выяснить, как идут дела у него. Найда взглянула на Козырь и
улыбнулась.
       – Я думала, что с момента вашей встречи прошло совсем мало времени.
       – За малое время может случиться многое.
       – Я уверена, что многое и случилось.
       – Вы думаете, будто вам что-то известно о том, что с ним происходит?
– спросил я.
       – Да, по-моему.
       Я поднял Козырь.
       – Что?
       – Я готова держать пари, что вы его не дозоветесь.
       – Посмотрим.
       Я сосредоточился и потянулся. Потом попробовал еще раз. Минуту или
две спустя я вытер лоб.
       – Откуда вы узнали? – спросил я.
       – Люк вас блокирует. Я бы тоже так поступила... при данных
обстоятельствах.
       – Каких обстоятельствах?
       Она улыбнулась мне, подошла к креслу и села.
       – Теперь у меня есть чем обменяться с вами, – сказала она.
       – Опять?
       Я пригляделся к ней. Что-то дрогнуло и стало на место.
       – Вы называли его Люком, а не Ринальдо, – произнес я.
       – Так оно и есть.
       – Я все гадал, когда вы снова появитесь.
       Она продолжала улыбаться.
       – Я уже использовал свое заклинание "уведомление о выселении", –
сообщил я. – Хотя и не могу пожаловаться, что без пользы. Вероятно, это
спасло мне жизнь.
       – Я не гордая. Приму и это.
       – Я намерен еще раз спросить, чего вы добиваетесь, и если вы
ответите, чтобы помочь мне, то я намерен превратить вас в вешалку.
       – Я думаю, что сейчас вы примете любую помощь, какую только сможете
найти, – засмеялась она.
       – Многое зависит от того, что вы подразумеваете под "помощью".
       – Если вы скажете мне, что вы задумали, я скажу вам, смогу ли как-то
посодействовать.
       – Ладно, – сдался я. – Однако, я намерен переодеться, пока
рассказываю. Я не испытываю желания штурмовать цитадель в таком наряде.
Можно мне и вам дать что-нибудь покрепче тренировочного костюма?
       – Он меня вполне устраивает, начните с Лесного Дома, хорошо?
       – Хорошо, – сказал я и стал вводить ее в курс дела, пока облачался в
одежду покрепче. Теперь она была для меня не хорошенькая леди, а неким
туманным существом в человеческом облике. Пока я говорил, она сидела и
глядела на стену или сквозь нее, поверх сплетенных пальцев. Когда я
закончил, она продолжала глядеть, а я подошел к чертежной доске, взял
Козырь Корал, попробовал опять, но не смог пробиться. Попробовал я также и
карту Люка, но с тем же результатом.
       Когда я положил Козырь Люка на место, подровнял колоду и решил убрать
ее, то заметил краешек следующей карты и в голове у меня пронеслась
молниеносная цепь воспоминаний и предположений. Я вытащил карту и
сфокусировался на ней. Потянулся...
       – Да, Мерлин? – отозвался он спустя несколько мгновений. Он сидел за
столиком на террасе и за спиной его был вечерний пейзаж города, в руке он
держал чашечку кофе "эспрессо", которую сейчас поставил на блюдце.
       – Сейчас. Тут. Спеши, – сказал я. – Приходи ко мне.
       В тот же миг, когда произошел контакт, Найда издала низкое рычание и
в тот миг, когда Мандор взял меня за руку и шагнул вперед, она очутилась
на ногах и двинулась ко мне, не сводя глаз с Козыря. Когда перед ней
появился высокий мужчина в черной одежде, она остановилась. С миг они
рассматривали друг друга без всякого выражения на лицах, а затем она
сделала к нему длинный скользящий шаг, стала поднимать руки. И сразу же,
из глубин внутреннего кармана плаща, куда была засунута его правая рука,
раздался один резкий металлический щелчок.
       Найда застыла.
       – Интересно, – произнес Мандор, подняв левую руку и проведя ладонью
перед ее лицом. Глаза не шевелились. – Это та самая, о которой ты мне
рассказывал? По-моему, ты называл ее Винтой.
       – Да, только теперь она Найда.
       Он извлек откуда-то темный металлический шарик и положил его на
ладонь вытянутой перед ней левой руки. Постепенно шарик стал двигаться,
описывая круги против часовой стрелки. Найда издала единственный звук,
что-то среднее между вскриком и оханьем, и упала на четвереньки, опустив
голову. С того места, где я стоял, мне была видна капающая у нее изо рта
слюна.
       Он очень быстро произнес что-то на непонятной архаической
разновидности тари. Она отозвалась утвердительно.
       – По-моему, я разгадал тебе тайну, – сказал затем он. – Ты помнишь
уроки по Реакциям и Высшим Принуждениям?
       – В какой-то мере, – ответил я. – Абстрактно. Этот предмет меня
никогда особо не увлекал.
       – К несчастью, – укоряюще добавил он. – Тебе бы следовало иногда
являться к Сухэю на курс для аспирантов.
       – Ты пытаешься мне намекнуть...
       – Существо, которое ты видишь перед собой, вселившееся в довольно
привлекательную человеческую оболочку, это ти'га, – объяснил он.
       Я уставился на нее во все глаза. Обычно ти'га были бестелесной расой
демонов, обитавших в пустоте за Гранью. Я вспомнил, что мне рассказывали,
будто они очень могучи и трудноуправляемы.
       – Э-э... Ты не мог бы заставить эту... перестать пускать слюни на мой
ковер? – спросил я.
       – Конечно, – ответил он и отпустил шарик, упавший перед ней на пол.
       Упав, он не подскочил, а сразу же стал кататься, описывая вокруг нее
стремительный узор.
       – Встань, – приказал он, – и перестань выделять на пол телесные
жидкости.
       Она исполнила приказ и поднялась на ноги с пустым выражением лица.
       – Сядь в это кресло, – распорядился он, показав кресло, которое она
всего минуту назад занимала.
       Она уселась, и шарик, продолжая кататься, приспособился к ее
местоположению и продолжал замыкать цепь, на сей раз вокруг кресла.
       – Оно не может покинуть это тело, – сказал затем он, – если я не
освобожу его. И я могу причинить ему любые муки, какие только в моей
власти. Теперь я могу добыть тебе нужные ответы. Только скажи мне, каковы
твои вопросы.
       – Она способна слышать нас сейчас?
       – Да, но не сможет говорить, если я этого не разрешу.
       – Нет смысла причинять ненужную боль. Может хватить и самой угрозы. Я
хочу знать, почему она всюду следует за мной.
       – Отлично, – сказал он. – Вот тебе вопрос, ти'га, отвечай на него.
       – Я следую за ним, чтобы защищать его, – ровным голосом произнесла
она.
       – Это я уже слышал, – сказал я. – Я хочу знать, почему?
       – Почему? – повторил вопрос Мандор.
       – Я должна, – ответила она.
       – Почему ты должна? – спросил он.
       – Я... – Зубы ее закусили нижнюю губу и опять потекла кровь.
       – Почему?
       Лицо ее покраснело, а на лбу выступили бисеринки пота. Глаза ее все
еще смотрели в ничто, но на них навернулись слезы. По ее подбородку
потекла тонкая струйка крови. Мандор вытянул стиснутый кулак и разжал его,
показав еще один металлический шарик. Он подержал его примерно в десяти
дюймах от ее лба, а затем отпустил. Тот завис в воздухе.
       – Да откроются двери боли, – произнес он, и слегка щелкнул по нему
кончиком пальца.
       Шарик сразу же начал двигаться. Он описал вокруг ее головы медленный
эллипс, приближаясь на каждом перигелии к вискам. Она стала подвывать.
       – Молчать! – скомандовал он. – Страдай молча!
       По щекам ее заструились слезы, а по подбородку кровь...
       – Прекрати это! – не выдержал я.
       – Отлично. – Он протянул руку и на мгновение зажал шарик между
большим и средним пальцами левой руки. Когда он его выпустил, тот остался
неподвижным на небольшом расстоянии перед ее правым ухом. – Можешь теперь
отвечать на вопрос, – распорядился он. – Это был лишь самый малый образчик
того, что я могу с тобой сделать. Я могу довести это до твоего полного
уничтожения.
       Она открыла рот, но никаких слов из него не раздалось. Только звук,
как при крике с кляпом во рту.
       – По-моему, кажется, мы взялись не с того конца, – сказал я. – Ты не
мог бы разрешить ей просто говорить нормально без установленного порядка
"вопрос-ответ"?
       – Ты слышала его, – сказал Мандор. – Я тоже хочу этого.
       Она охнула, а затем попросила:
       – Мои руки... Пожалуйста, освободите их!
       – Действуй, – дал добро я.
       – Они свободны, – изрек Мандор.
       Она разжала пальцы.
       – Носовой платок, полотенце... – тихо попросила она.
       Я выдвинул ящик ближайшего платяного шкафа и достал платок. Когда я
хотел передать его ей, Мандор схватил меня за запястье, и отобрал его. Он
кинул платок ей, и она поймала его.
       – Не суйся в мою сферу, – велел он мне.
       – Я не причиню ему вреда, – сказала она, вытирая глаза, щеки,
подбородок. – Я же говорила, что намерена только защищать его.
       – Нам требуется больше сведений, чем эти. – Мандор снова протянул
руку к шарику.
       – Погоди, – сказал я ему, а потом обратился к ней. – Ты можешь, по
крайней мере, сказать мне, почему ты не можешь сказать мне этого?
       – Нет, – ответила она. – Это было бы практически то же самое.
       Я вдруг увидел в этой проблеме что-то от теории программирования и
решил попробовать с другого конца.
       – Ты должна защищать меня любой ценой? – спросил я. – Это твоя
главная функция?
       – Да.
       – И тебе не положено сообщать мне, кто поставил перед тобой эту
задачу или почему?
       – Да.
       – А что, если ты могла бы защитить меня, только рассказав мне об
этом?
       Она наморщила лоб.
       – Я... – проговорила она. – Я не... только таким образом?
       Она закрыла глаза и подняла к лицу ладони.
       – Я... Тогда мне пришлось бы тебе рассказать.
       – Вот теперь мы к чему-то приходим, – обрадовался я. – Ты готова
будешь нарушить второстепенный приказ ради выполнения главного?
       – Да, но описанная тобой ситуация нереальна, – сказала она.
       – Я позабочусь о том, чтобы она была реальной, – сказал внезапно
Мандор. – Ты не сможешь следовать тому приказу, если перестанешь
существовать. Следовательно, ты нарушишь его, если разрешишь уничтожить
себя, а я уничтожу тебя, если ты не ответишь на эти вопросы.
       – Не думаю, – улыбнулась она.
       – Это почему же?
       – Спроси у Мерлина, какой станет дипломатическая ситуация, если дочь
премьер-министра Бегмы найдут умершей в его комнате при таинственных
обстоятельствах – особенно, когда он уже в ответе за исчезновение ее
сестры.
       Мандор нахмурился и посмотрел на меня.
       – Это не имеет значения, – сказал я ему. – Она лжет. Если с ней
что-нибудь случится, то просто вернется настоящая Найда. Я видел, как это
случилось с Джорджем Хансеном, Мег Девлин и Винтой Бейль.
       – Обычно именно так и происходит – за исключением одной мелочи. Когда
я овладевала их телами, они все были живыми. А Найда только-только умерла
после тяжелой болезни. Однако, она была именно тем, что мне требовалось, и
поэтому я завладела ее телом и исцелила его. Ее здесь больше нет. Если я
покину тело, то вы останетесь либо с трупом, либо с полным кретином.
       – Блефуешь, – не поверил я, но вспомнил слова Виалы о болезни Найды.
       – Нет, – сказала она, – не блефую.
       – Это не имеет значения, – заявил я ей.
       – Мандор, – обратился я, поворачиваясь к нему, – ты сказал, что
можешь не дать покинуть это тело и следовать за мной?
       – Да, – подтвердил он.
       – Ладно, Найда, – сказал я, – я намерен кое-куда отправиться и
подвергнуться там крайней опасности. Я не намерен разрешать тебе следовать
за мной и выполнять приказы.
       – Нет, – ответила она.
       – Ты не даешь мне никакого выбора, кроме как держать тебя в
заключении, пока я занимаюсь своим делом.
       Она вздохнула.
       – Я физически не способна сказать тебе, – поведала она, – дело тут не
в желании. Но... по-моему, я нашла способ обойти это.
       – Какой именно?
       – Кажется, я могу доверить тайну третьей стороне, тоже желающей тебе
безопасности.
       – Ты хочешь сказать...
       – Если ты на время выйдешь из комнаты, то я постараюсь рассказать
твоему брату то, чего не могу объяснить тебе.
       Мой взгляд встретился со взглядом Мандора. А затем я сказал:
       – Сейчас я выйду на минуту в коридор.
       Я вышел. Пока я изучал гобелен на стене, меня беспокоило многое, и не
в последнюю очередь то, что я никогда не говорил ей, что Мандор – мой
брат.
       Когда дверь после долгого ожидания открылась, Мандор посмотрел на
меня, а потом оглянулся. Когда я направился к нему, он поднял руку. Я
остановился, и он шагнул за дверь и подошел ко мне. Подходя, он продолжал
оглядываться.
       – Это дворец Эмбера? – спросил он.
       – Да, наверное, не самое роскошное его крыло, но здесь мой дом.
       – Я бы хотел осмотреть его при более спокойных обстоятельствах, –
сказал он.
       – Заметано, – кивнул я. – Так что же там произошло?
       Он отвел взгляд, обнаружил гобелен и стал изучать его.
       – Дело очень своеобразное, – сказал он. – Не могу.
       – Что ты имеешь в виду?
       – Ты ведь по-прежнему доверяешь мне, не так ли?
       – Конечно.
       – Тогда доверься мне в этом. У меня есть веская причина не говорить
тебе, что я узнал.
       – Брось, Мандор! Что происходит, черт возьми?!
       – Ти'га тебе не опасна. Она действительно заботится о твоем
благополучии.
       – Что же тут нового? Я хочу знать, почему?
       – Оставь это, – посоветовал он, – пока. Так лучше.
       Я помотал головой. Сжал кулаки и оглянулся в поисках, чего бы
ударить.
       – Я знаю, какие чувства ты испытываешь, но прошу тебя не настаивать,
– повторил он.
       – Ты хочешь сказать, что это знание каким-то образом повредит мне?
       – Этого я не говорил.
       – Или ты хочешь сказать, что боишься сообщить мне?
       – Брось это! – резко сказал он.
       Я отвернулся и овладел собой.
       – Должно быть, у тебя веская причина, – решил наконец я.
       – Веская.
       – Я не намерен сдаваться, – пообещал я ему. – Но у меня нет времени
дальше разбираться с этим при таком сопротивлении. Ладно. У тебя есть свои
причины, а у меня кое-где есть неотложные дела.
       – Она упоминала Юрта, Маску и Замок, где Бранд обрел свои силы и свое
могущество.
       – Да, именно туда-то я и направляюсь.
       – Она будет сопровождать тебя.
       – Она ошибается.
       – Я бы тоже посоветовал тебе ее не брать.
       – Ты подержишь ее для меня, пока я не улажу дела?
       – Нет, – ответил он, – потому что я отправляюсь с тобой. Однако перед
тем, как мы отбудем, я введу ее в очень глубокий транс.
       – Но ты не знаешь, что произошло с тех пор, как мы с тобой обедали. А
случилось многое, и у меня просто нет времени для введения тебя в курс
дела.
       – Это не имеет значения, – отверг он мой довод. – Я знаю, что в деле
участвуют недружественный колдун, Юрт и опасное место. Этого достаточно. Я
отправляюсь с тобой и помогу тебе.
       – Но этого может оказаться недостаточно.
       – Даже при этом я думаю, что ти'га может стать помехой.
       – Я говорил не о ней. Я подумал о даме, служащей в данный момент
вешалкой.
       – Я как раз собирался спросить тебя о ней. Это враг, наказанный
тобой?
       – Да, она была врагом. И она коварна, и не заслуживает доверия, и,
кусаясь, впрыскивает яд. А к тому же она – свергнутая королева. Но это не
я превратил ее в вешалку. Это сделал тот самый чародей, против которого я
выступаю. Она мать моего друга, и я спас ее и доставил сюда на хранение.
До настоящего времени у меня не было никаких причин освобождать ее.
       – А в качестве союзницы против ее старого врага?
       – Именно, она хорошо знакома с тем местом, куда я направляюсь. Но она
не очень-то любит меня и с ней нелегко иметь дело. И я не знаю, достаточно
ли информации передал мне ее сын, чтобы сделать ее нашей союзницей.
       – Ты считаешь, что она будет стоящим союзником?
       – Да. Я хотел бы иметь ее силу на своей стороне. К тому же, как я
понимаю, она превосходная колдунья.
       – Если нужно дополнительное убеждение, то можно использовать угрозы и
взятки. И к тому же я спроектировал и обставил несколько преисподних –
чисто ради эстетического удовольствия. Она сочтет быструю экскурсию очень
впечатляющей. Или я мог бы послать за горшком с алмазами.
       – Не знаю, – усомнился я. – Мотивы ее действий несколько сложны.
Предоставь управиться с этим мне в силу своих способностей.
       – Конечно. Это были лишь предложения.
       – Как я понимаю, следующее по порядку дело состоит в том, чтобы
разбудить ее, сделать ей предложение и попытаться определить ее реакцию.
       – Ты никого больше не можешь захватить с собой из здешних
родственников?
       – Я боюсь дать им знать, куда направляюсь. Это легко может привести к
запрету выступления, пока не вернется Рэндом. А у меня нет времени на
ожидания.
       – Я мог бы вызвать кое-какое подкрепление из Дворов.
       – Сюда? В Эмбер? Если Рэндом когда-нибудь прослышит об этом, я
действительно влипну в дерьмо. Он может заподозрить подрывную
деятельность.
       Он улыбнулся.
       – Это место немного напоминает мне родину, – заметил он, снова
поворачиваясь к двери.
       Когда мы вошли, я увидел, что Найда по-прежнему сидит в кресле,
сложив руки на коленях и уставившись на паривший в футе перед ней
металлический шарик. Другой продолжал медленно кататься по полу.
       Заметив направление моего взгляда, Мандор заметил:
       – Очень легкое состояние транса. Она слышит нас. Если ты хочешь, то
можешь мгновенно разбудить ее.
       Я кивнул и отвернулся. Теперь настала очередь Ясры.
       Я снял всю одежду, которая была повешена на нее, и положил на кресло
по другую сторону комнаты. Затем принес тряпку с тазиком и смыл с ее лица
грим, превращавший ее в клоуна.
       – Я что-нибудь забыл? – спросил я, скорее у самого себя.
       – Стакан воды и зеркало, – указал Мандор.
       – Для чего?
       – Возможно, она попросит попить, – ответил он. – Я могу тебе точно
сказать, что она захочет взглянуть на себя.
       – Тут, может, ты и прав. – Я подтащил столик и поставил на него
кувшин и бокал, а также положил ручное зеркальце.
       – Я бы также предложил тебе поддержать ее на случай, если ноги
откажут ей после удаления заклинания.
       – Верно.
       Я положил левую руку ей на плечи, подумал о ее смертельном укусе,
отступил и стал держать за воротник на расстоянии вытянутой руки.
       – Если она меня укусит, то это почти мгновенно парализует меня, –
предупредил я. – Если это произойдет, будь готов быстро защититься.
       Мандор подбросил в воздух еще один шарик. Тот завис на неестественно
долгий миг в пике своей дуги, а потом упал обратно ему на ладонь.
       – Отлично, – сказал я, а затем произнес слова, снимающие заклинание.
       Не последовало ничего такого, чего я опасался. Она обмякла, и я
поддержал ее.
       – Вы в безопасности, – поспешил заверить ее я и добавил: – Ринальдо
знает, что вы здесь. Вот кресло. Не хотите ли воды?
       – Да, – ответила она, и я налил бокал и передал ей.
       Пока она пила, глаза ее так и стреляли по сторонам, замечая все. Я
гадал, не пришла ли она в себя мгновенно и теперь пила воду, усиленно
раздумывая, пока заклинания вертелись на кончиках ее пальцев. Взгляд ее не
раз возвращался к Мандору, оценивающе разглядывая его, хотя на Найду она
бросила всего один оценивающий взгляд.
       Наконец она опустила стакан и улыбнулась.
       – Как я понимаю, Мерлин, я – твоя пленница, – чуть придушенно
проговорила она и сделала еще один глоток.
       – Гостья, – поправил я.
       – О? Как же это получилось? Я что-то не припомню, чтобы получала
приглашение.
       – Я доставил вас из цитадели в Замке Четырех Миров в несколько
каталептическом состоянии, – отозвался я.
       – И где же находится это "сюда"?
       – Мои апартаменты во Дворце Эмбера.
       – Значит, пленница, – заключила она.
       – Гостья, – повторил я.
       – В таком случае, меня следовало бы представить, не так ли?
       – Извините. Мандор, разреши мне представить Ее Величество Ясру,
королеву Кашеры – (я намеренно опустил слово "царствующую"). – Ваше
Величество, прошу дозволения представить вам моего брата, лорда Мандора.
       Она склонила голову, и Мандор приблизился, припал на колено и поднес
к губам ее руку. Он лучше меня по части такого придворного этикета, даже
не нюхал, не несет ли с тыльной стороны руки запахом горького миндаля. Я
мог судить, что ей понравились его манеры и она продолжила его
рассматривать.
       – Я и не знала, – заметила она, – что к здешнему королевскому Дому
принадлежит личность по имени Мандор.
       – Мандор – наследник герцога Саваллы во Дворах Хаоса, – уточнил я.
       Глаза ее расширились.
       – И вы говорите, что он – ваш брат?
       – Безусловно.
       – Вам удалось удивить меня, – произнесла она. – Я и забыла о вашей
двойной родословной.
       Я улыбнулся, кивнул, посторонился и показал.
       – А это... – начал я.
       – Я знакома с Найдой, – сказала она. – Почему эта девушка... чем-то
поглощена?
       – Это на самом деле очень сложно объяснить, – сказал я. – И, к тому
же, я уверен, что вы сочтете более интересным другие дела.
       Она вскинула бровь.
       – А! Это хрупкий скоропортящийся товар – правда, – сказала она, –
когда она так быстро всплывает, то неизбежны накладки. Что же вам нужно от
меня?
       Я сохранил улыбку.
       – Неплохо и оценить случившееся.
       – Я ценю то, что нахожусь в Эмбере, жива и не в камере, а с двумя
примерно ведущими себя джентльменами. Я также ценю, что нахожусь в том
неприятном положении, которое, по моим самым недавним воспоминаниям, мне
полагалось бы занимать. И за свое избавление я должна быть благодарна вам?
       – Да.
       – Я почему-то сомневаюсь, что оно вызвано альтруистическими
побуждениями с вашей стороны.
       – Я сделал это ради Ринальдо. Он один раз попробовал вызволить вас, и
ему намяли бока. Потом я придумал способ, как это сделать, и попробовал
его. Получилось.
       При упоминании имени сына мускулы на ее лице напряглись.
       – С ним все в порядке? – спросила она.
       – Да, – ответил я, надеясь, что так оно и есть.
       – Тогда почему же его здесь нет?
       – Он где-то с Далтом. И я не знаю, где он находится. Но...
       Вот тут-то Найда и издала легкий звук, и мы взглянули в ее сторону.
Но она не шевелилась. Мандор бросил на меня вопросительный взгляд, но я
чуть заметно покачал головой. Я не хотел бы пробуждать ее именно в эту
минуту.
       – Этот варвар дурно влияет на него, – заметила Ясра, снова
поперхнулась и выпила еще глоток. – Я так хотела, чтобы Ринальдо приобрел
больше придворного изящества, чем умения носиться, не слезая, на коне и
щеголять грубой силой, – продолжала она, глядя на Мандора и одарив его
легкой улыбкой. – В этом меня ждало разочарование. У вас есть что-нибудь
покрепче воды?
       – Да, – ответил я и, открыв бутылку, налил ей бокал виски. Затем
взглянул на Мандора и на бутылку, но он покачал головой. – Но вы должны
признать, что на втором курсе в состязании на беговой дорожке со
студентами Лос-Анджелесского университета он пришел первым, – заступился я
за Люка, чтобы не дать ей совсем уж унизить его. – Это, в определенной
мере, происходит из-за активной физической подготовки.
       Она улыбнулась, принимая вино.
       – Да. В тот день он побил мировой рекорд. Я до сих пор так и вижу,
как он проходит последний круг.
       – Вы были там?
       – О, да. Я посещала все ваши состязания. Я даже видела, как бежали
вы, – сказала она. – Неплохо.
       Она пригубила вино.
       – Не хотите ли, чтобы я послал за обедом для вас? – спросил я.
       – Нет. Я в общем-то не голодна. Мы недавно говорили о правде...
       – Точно. Как я понял, там, в Замке, произошел какой-то колдовской
обмен любезностями между вами и Маской...
       – Маской?
       – Колдуном в Синей Маске, что теперь правит там.
       – О, да. Обмен был еще тот.
       – Я правильно понял происшедшее, не так ли?
       – Да. Но встреча оказалась для меня неудачной. Простите мне
колебание. Я была захвачена врасплох и не подняла вовремя защиту. К этому,
собственно, все и свелось. Больше такого не случится.
       – Я уверен в этом. Но...
       – Вы умыкнули меня? – перебила она. – Или действительно дрались с
Маской, чтобы освободить меня?
       – Подрались, – коротко ответил я.
       – И в каком состоянии вы оставили Маску?
       – Погребенным под кучей навоза, – сказал я.
       Она тихонько рассмеялась.
       – Чудесно! Люблю людей с чувством юмора.
       – Я должен вернуться туда, – добавил я.
       – О! Зачем?
       – Потому, что Маска теперь вступил в союз с одним моим врагом,
человеком по имени Юрт, желающим мне смерти...
       Она чуть пожала плечами.
       – Если Маска вам не чета, то я не вижу, чтобы Маска и этот человек
представляли большую угрозу.
       Мандор прочистил горло.
       – Прошу прощения, – сказал он. – Но Юрт – оборотень и мелкий колдун
из Дворов. Он тоже имеет власть над Отражениями.
       – Полагаю, это кое-что меняет, – допустила она.
       – Не особо много, – сказал я ей. – Я считаю, что Маска собирается
пропустить Юрта через тот же ритуал, который прошел ваш покойный муж –
что-то связанное с Ключом Мощи.
       – Нет! – выкрикнула она и очутилась на ногах, а остатки ее вина
смешались со слюной Найды и несколькими старыми пятнами крови на
тебризском ковре, купленном мною ради его изящно вытканной во всех
подробностях пасторальной сцены. – Это не должно случиться вновь.
       В ее глазах можно было прочесть целую гамму чувств. А вот так, в
первый раз, она выглядела уязвимой.
       – Из-за этого-то я и потеряла его... – прошептала она больше для
себя.
       Затем миг прошел. Вернулась твердость.
       – Я не допила вино, – проговорила она, снова усаживаясь.
       – Я принесу вам еще бокал, – предложил я.
       – А там, на столике, у вас, случайно, не зеркало?




       11



       Я ждал, пока она закончит прихорашиваться, глядя из окна на снег и
пытаясь снова украдкой дотянуться до Корал или Люка, пока стоял к ней
спиной. Но мне не повезло. Когда она отложила одолженные у меня расческу и
гребень и положила рядом с ними зеркальце, я сообразил, что она закончила
приводить в порядок не только волосы, но и мысли, и готова продолжить
разговор. Я медленно повернулся и подошел к ней.
       Мы изучали друг друга, соревнуясь в бесстрастности выражений лица, а
затем она спросила:
       – В Эмбере еще кто-нибудь знает, что вы разбудили меня?
       – Нет.
       – Хорошо. Это значит, что у меня есть шанс уйти отсюда живой. Надо
полагать, вы хотите моей помощи против Маски и Юрта?
       – Да.
       – Какой именно помощи вы желаете и чем вы готовы заплатить за нее?
       – Я намерен проникнуть в Замок и нейтрализовать Маску и Юрта.
       – "Нейтрализовать"? Это один из маленьких эвфемизмов, означающих
"убить", не так ли?
       – Полагаю, так, – согласился я.
       – Эмбер никогда не славился своей щепетильностью, – сказала она. – Вы
подверглись слишком сильному воздействию американской публицистики. Итак,
вы знаете о моей осведомленности о Замке и хотите помощи в убийстве этой
пары. Правильно?
       Я кивнул.
       – Ринальдо говорил мне, что если мы прибудем слишком поздно и Юрт уже
пройдет ритуал преображения, то вы, возможно, найдете способ обратить ту
же Мощь против него, – объяснил я.
       – Он забрался в этих записках куда дальше, чем я представляла, –
проворчала она. – Тогда мне придется быть с вами откровенной, поскольку от
этого, возможно, будет зависеть ваша жизнь. Да, такая возможность
существует. Но нет, нам она ничем не поможет. Для обращения Мощи к такой
цели требуются некоторые приготовления. Это не такая штука, которую можно
сделать в любую минуту.
       Мандор хмыкнул.
       – Я предпочел бы не умерщвлять Юрта, – высказал он свое соображение,
– если у меня будет возможность увести его прямиком обратно во Дворы. Его
можно будет приструнить. Может быть, есть способ нейтрализовать его не...
не нейтрализуя его по-настоящему, как вы выражаетесь.
       – А если нет?
       – Тогда я помогу тебе убить его, – твердо сказал он. – Я не питаю на
его счет никаких иллюзий, но считаю себя обязанным попробовать хоть
что-нибудь. Я боюсь, что известие о его смерти может послужить нашему отцу
последним ударом.
       Я отвел взгляд. Он мог быть прав, и хотя смерть старого Савалла
означала, что именно он унаследует титул и немалые владения, я был уверен,
что он не стремился приобрести их такой ценой.
       – Понимаю, – сказал я. – Я об этом не подумал.
       – Поэтому дай мне шанс усмирить его. Если у меня не получится, то я
присоединюсь к тебе во всем, что потребуется сделать.
       – Согласен, – сказал я, наблюдая, как воспринимает это Ясра.
       Она изучала нас с выражением любопытства на лице.
       – "нашего отца"? – переспросила она.
       – Да, – ответил я. – Я не собирался об этом упоминать, но раз уж это
всплыло, то Юрт – наш младший брат.
       Глаза ее засветились при запахе интриги.
       – Это семейная борьба за власть, не так ли? – спросила она.
       – Полагаю, можно выразиться и так, – сказал я.
       – Но по-настоящему – нет, – уточнил Мандор.
       – А ваша семья занимает важное положение при Дворах?
       Мандор пожал плечами. Так же, как и я. У меня возникло ощущение, что
она пытается вычислить способ получить выгоду и с этой стороны дела, и
поэтому я решил ей помешать.
       – Мы обсуждали непосредственную задачу, – напомнил я. – Я хочу
переправить нас туда и принять вызов Маски. Мы остановим Юрта, если он
будет препятствовать, а если это окажется невозможным, то пойдем до конца.
Вы с нами?
       – Мы еще не обсудили цену, – напомнила в свою очередь она.
       – Ладно, – признался я. – Я говорил об этом с Ринальдо, и он велел
мне передать вам, что он прекратил вендетту. Он полагает, что со смертью
Каина все счеты с Эмбером сведены. Он попросил меня освободить вас, если
вы согласитесь помочь, и предложил, чтобы в обмен на помощь против нового
хозяина цитадели мы восстановили ваш суверенитет над Замком Четырех Миров.
Нижняя черта, как он выражается. Что скажете?
       Она взяла бокал и сделала долгий медленный глоток. Я знал, она будет
тянуть, пытаясь вычислить способ выжать из этой сделки побольше.
       – Вы говорили с Ринальдо совсем недавно? – поинтересовалась она.
       – Да.
       – Мне не ясно, почему он шастает где-то с Далтом, вместо того, чтобы
быть здесь, с нами, если он настолько поддерживает этот план?
       – Ладно, я расскажу вам все до конца, – вздохнул я. – Но если вы с
нами, то нам в скором времени нужно выступать.
       – Давайте, – предложила она.
       Поэтому я пересказал вчерашнее приключение в Ардене, опустив только
то, что Виала дала Люку свою защиту. По мере того, как я рассказывал эту
повесть, Найда, кажется, становилась все более расстроенной, издавая через
неравные промежутки времени тихое скуление.
       Когда я закончил, Ясра поднялась, опираясь на руку Мандора и слегка
задев его при этом бедром, подошла и остановилась перед Найдой.
       – А теперь скажите, почему здесь задержана дочь высокопоставленного
деятеля Бегмы? – потребовала она.
       – Она одержана демоном, который очень любит вмешиваться в мои дела, –
объяснил я.
       – В самом деле? Я часто думала, чем же могут увлекаться демоны, –
заметила она. – Но этот конкретный демон, кажется, пытался сказать что-то,
что может заинтересовать меня. Если вы будете так добры освободить его на
минуту для разговора, то я обещаю вам после обдумать ваше предложение.
       – Время уходит, – возразил я.
       – В таком случае, мой ответ отрицательный, – заявила она. – Заприте
меня где-нибудь и отправляйтесь в Замок без меня.
       Я взглянул на Мандора.
       – При этом я еще не согласилась принять ваше предложение, –
продолжала она. – Ринальдо назвал бы это расходами на развлечения.
       – Не вижу от этого никакого вреда, – сказал Мандор.
       – Тогда разреши ей говорить, – посоветовал я ему.
       – Можешь говорить, ти'га, – велел он.
       Первые ее слова, однако, были адресованы не Ясре, а мне:
       – Мерлин, ты должен разрешить мне сопровождать тебя.
       Я подошел к месту, откуда мог видеть ее лицо.
       – Никоим образом, – отрезал я.
       – Почему? – спросила она.
       – Потому что твоя склонность защищать меня может помешать мне в
ситуации, где, вероятно, придется пойти на некоторый риск.
       – Такова моя природа, – отозвалась она.
       – В этом заключается моя проблема, – сказал я. – Я не питаю к тебе
никакого зла. Когда все это закончится, я буду рад поболтать с тобой, но
это дело тебе придется пересидеть.
       Ясра кашлянула.
       – В этом и заключается сообщение? Или есть также что-то, что вы
желаете сообщить мне? – спросила она.
       Последовало долгое молчание, а затем Найда спросила:
       – Вы будете сопровождать их или нет?
       Ясра задержалась с ответом на столь же долгий срок, очевидно,
взвешивая слова.
       – Операция эта тайная и личная, – сказала она. – Я совсем не уверена,
что она будет одобрена начальством Мерлина здесь, в Эмбере. Хотя я и
выгадаю от такого сотрудничества, я также подвергнусь и немалому риску.
Конечно, я хочу вернуть себе свободу и вернуть себе Замок. Это почти
справедливый обмен. Но он также просит и формального отказа на вендетту. А
какие у меня гарантии, что здесь это что-нибудь значит и что высший эшелон
Эмбера не станет потом охотиться на меня, как на возмутительницу
спокойствия? Он не может говорить от имени остальных, когда действует
таким тайным образом.
       Это был вопрос, уже адресованный мне, и поскольку это был очень
хороший вопрос, на который я не имел никакого настоящего ответа, то я
порадовался, что у Найды нашлось что сказать:
       – По моему, я смогу вас убедить, что будет в ваших же интересах
согласиться их сопровождать и оказать им всяческую поддержку.
       – Нижайше прошу вас, начинайте, – предложила ей Ясра.
       – Я предпочла бы поговорить об этом с вами наедине.
       Ясра улыбнулась, уверен, из любви к интригам.
       – Меня это устраивает, – моментально согласилась она.
       – Мандор, заставь ее сказать сейчас, – разозлился я.
       – Подождите! – проговорила Ясра. – Или я получаю этот разговор
наедине, или можете забыть о моей помощи.
       Я стал думать, насколько сильную помощь представляла собой Ясра, если
она не могла прибегнуть к Ключу для устранения Юрта, так как это могло
стать нашей самой большой проблемой. Верно, она знала Замок. Но я даже
понятия не имел, насколько она сильна как колдунья.
       С другой стороны, я хотел решить этот вопрос сейчас, а один лишний
адепт мог бы перевесить чашу весов.
       – Найда, – обратился я. – Ты планируешь что-нибудь, могущее повредить
Эмберу?
       – Нет, – ответила она.
       – Мандор, чем клянутся ти'га? – запросил я справку.
       – Они вообще не клянутся, – просветил он меня.
       – Какого черта? – решил я. – Сколько времени тебе нужно?
       – Дай нам десять минут. – попросила она.
       – Пошли, прогуляемся, – предложил я Мандору.
       – Разумеется, – согласился он, кинув еще один шарик в сторону Найды.
Тот присоединился к другим шарикам, выбрав орбиту вокруг ее талии.
       Прежде, чем выйти, я достал ключ из ящика письменного стола. И, как
только мы оказались в коридоре, спросил Мандора:
       – Ясра может каким-то образом освободить ее?
       – Только не после того, как я установил дополнительную сеть, сеть
заточения при выходе, – заверил он. – Не многие способны придумать способ
миновать ее, и уж конечно, не за десять минут.
       – Она просто набита секретами, эта проклятая ти'га, – пробурчал я. –
В некоторых аспектах заставляет задуматься, кто здесь на самом деле в
плену.
       – Она лишь меняет какую-то капельку знания на сотрудничество Ясры, –
сказал он. – Она хочет сделать так, что уж если не может отправиться сама,
то хотя бы отправить сопровождать нас эту даму, поскольку это означает
лишнюю защиту для тебя.
       – Тогда почему же мы не можем присутствовать при этом?
       – Ничего из узнанного мною у нее не проливает на это ни малейшего
света.
       – Ну, раз у меня есть несколько минут, то я хочу сбегать по одному
небольшому делу. Ты посторожишь здесь и возьмешь на себя руководство, если
она позовет нас раньше, чем я вернусь.
       Он улыбнулся.
       – А если сюда забредет один из твоих родственников, следует ли мне
представляться, как повелитель Хаоса?
       – Я думал, ты также и повелитель обмана.
       – Конечно, – подтвердил он и, хлопнув в ладоши, исчез.
       – Я поспешу, – обещал я.
       – Всего хорошего, – донесся откуда-то его голос.
       Я поспешил по коридору.
       Добравшись до нужной двери, я с минуту постоял перед ней, закрыв
глаза, представляя себе обстановку такой, какой я видел ее в последний
раз. Это были апартаменты отца. Я много раз бродил по ним, пытаясь понять
по меблировке, расстановке, книжным полкам и любопытным коллекциям что-то
большее, чем я уже знал об этом человеке. Всегда находилась какая-то
мелочь, привлекавшая мое внимание, либо отвечавшая на вопрос, либо
поднимавшая новый – надпись на закладке в книге или заметка на полях,
серебряная расческа не с теми инициалами, дагерротип привлекательной
брюнетки, подписанный "Карлу с любовью от Каролины", моментальный снимок
отца, обменивающегося рукопожатиями с генералом Макартуром...
       Я отпер дверь и распахнул ее толчком руки.
       Однако несколько секунд я не двигался, так как внутри был свет. Я
прислушивался еще несколько долгих мгновений, но из покоев не доносилось
ни звука. Тогда я медленно вошел. На стоящем у противоположной стены
туалетном столике горело множество свечей. А в поле зрения – никого.
       – Хэлло!? – позвал я. – Это я, Мерлин.
       Никакого ответа.
       Я закрыл за собой дверь и двинулся вперед. Среди свечей на туалетном
столике стояла цветочная ваза. В ней находилась единственная роза, имевшая
серебристый цвет. Я подошел поближе. Да, она была серебряной. В каком же
Отражении росли такие цветы?
       Я взял одну из свечей и пошел дальше уже с ней, загораживая пламя
ладонью. Повернул налево и вступил в следующую комнату. И, открыв дверь,
сразу же увидел, что не было надобности приносить свечу. Здесь горели
другие, еще в большем количестве.
       – Хэлло!? – повторил я.
       Опять никакого ответа. Никаких звуков вообще.
       Я поставил свечу на ближайший стол и подошел к кровати. Подняв рукав
лежавшей на ней рубашки, я уронил его обратно. На покрывале лежала
серебряная рубашка и черные брюки – отцовские цвета. В прошлый визит они
там не лежали.
       Я уселся рядом с одеждой на покрывало и уставился через комнату в
затененный угол. Что происходит? Какой-то причудливый семейный ритуал?
Явление призраков? Или...
       – Корвин? – произнес я.
       Но я едва ли ожидал ответа. И не был разочарован. Однако, поднявшись,
я стукнулся о тяжелый предмет, висевший на ближайшем столбике кровати. Я
протянул к нему руку и поднял его, чтобы лучше рассмотреть. Это был пояс с
пристегнутым к нему оружием в ножнах. Они тоже отсутствовали во время
моего последнего посещения. Я стиснул рукоять и обнажил клинок.
       При свете свечей заплясала содержащаяся в сером металле часть узора
Лабиринта. Это был Грейсвандир, отцовский меч. А что сейчас он делал
здесь, я понятия не имел.
       И я понял с уколом боли, что не могу задержаться здесь посмотреть,
что тут происходит. Я должен вернуться к собственным проблемам. Да,
своевременность сегодня была определенно против меня.
       Я положил Грейсвандир обратно в ножны.
       – Отец? – произнес я. – Если ты меня слышишь, то знай, я хочу
повидаться с тобой опять. Но сейчас я должен идти. Удачи тебе во всем, что
бы ты ни делал.
       А затем я покинул помещение, коснувшись мимоходом серебряной розы, и
запер за собой дверь. Когда я повернул обратно в коридор, то понял, что
весь дрожу.
       На обратном пути мне никто не встретился и, приблизившись к
собственной двери, я гадал, следует ли мне войти, постучать или подождать.
Затем что-то коснулось моего плеча и я обернулся, но там никого не было.
Когда я опять повернулся к двери, Мандор появился рядом со мной, слегка
наморщив лоб.
       – Что случилось? – спросил он. – Ты выглядишь беспокойнее, чем когда
уходил.
       – Нечто совершенно неожиданное. Изнутри еще нет новостей?
       – Пока ты ходил, я услышал раз крик Ясры, – сообщил он, – поспешил к
дверям и открыл их. Но она засмеялась и попросила закрыть двери.
       – Либо ти'га знает какие-то хорошие новости или анекдоты, либо
новости благоприятные.
       – Кажется, так.
       Чуть позже дверь открылась, и Ясра кивнула нам.
       – Наш разговор завершен, – пригласила она нас войти.
       Войдя в комнату, я изучил ее взглядом. Выглядела Ясра намного
веселее, чем когда мы выходили. По краям ее глаз наблюдалось чуть больше
морщинок, и она, кажется, чуть ли не с трудом удерживала на месте уголки
губ.
       – Надеюсь, беседа была плодотворной? – высказал я свое пожелание.
       – Да. В целом, я бы сказала, что так оно и было, – ответила она.
       Один взгляд на Найду показал мне, что ни поза, ни выражение ее лица
не изменились.
       – Теперь я вынужден спросить вас о принятом вами решении, – сказал я.
– Дольше медлить я больше никак не могу.
       – Что произойдет, если я отвечу отказом? – спросила она.
       – Я препровожу вас в ваши покои и уведомлю остальных, что вы
вернулись и снова с нами.
       – Как гостья?
       – Как очень хорошо охраняемая гостья.
       – Понимаю. Ну, в общем-то, мне не особенно хочется знакомиться с
этими покоями. Я решила сопровождать вас и помочь вам на обсужденных нами
условиях.
       Я поклонился ей.
       – Мерлин! – окликнула меня Найда.
       – Нет! – ответил я и посмотрел на Мандора.
       Тот подошел и остановился перед Найдой.
       – Самое лучшее теперь тебе будет уснуть, – велел он ей, и глаза ее
закрылись, а плечи обвисли. – Где хорошее место, чтобы она могла
отдохнуть? – спросил он у меня.
       – Вон там, – я показал на дверь в соседнюю комнату.
       Он взял ее за руку и отвел туда. Через некоторое время я услышал, как
он тихо говорит что-то, а потом наступило молчание. Чуть позже он вышел, а
я подошел к двери и заглянул в комнату. Она вытянулась на моей постели. Я
не заметил поблизости никаких металлических шариков.
       – Она без сознания? – спросил я.
       – Надолго, – заверил он.
       Я посмотрел на прихорашивающуюся перед зеркалом Ясру.
       – Вы готовы? – спросил я.
       Она поглядела на меня из-под опущенных ресниц.
       – Как вы предполагаете переправить нас? – спросила она.
       – У вас есть особенное средство доставить нас туда?
       – Только не в данный момент.
       – Тогда я попрошу Колесо-Призрак переправить нас туда.
       – Вы уверены, что это безопасно? Я разговаривала с этим...
устройством. И не думаю, что оно заслуживает доверия.
       – Оно вполне надежно, – заверил я. – Хотите сперва запастись
какими-нибудь заклинаниями?
       – Нет надобности. Мои... ресурсы должны быть в отличном состоянии.
       – Мандор?
       Я услышал щелканье, доносящееся откуда-то из-под плаща.
       – Готов, – доложил он.
       Я вытащил Козырь Колеса-Призрака и пристально посмотрел на него.
Начал медитацию. Затем потянулся. Ничего не произошло. Я попробовал опять,
вспоминая, настраиваясь, распространяясь. Потянулся опять, зовя,
чувствуя...
       – Дверь... – показала Ясра.
       Я взглянул на дверь в коридор, но в ней не было ничего необычного.
Тогда я посмотрел на Ясру и проследил направление ее взгляда.
       Дверной проем в соседнюю комнату, где спала Найда, стал светиться. Он
сиял желтым светом, и прямо у меня на глазах этот свет разгорался. Затем в
центре его появилось еще более яркое пятно. Внезапно пятно начало
совершать медленное движение вверх-вниз.
       Затем раздалась музыка, я так и не понял, откуда, и голос Призрака
возвестил:
       – Следите за прыгающим мячиком.
       – Прекрати! – осадил я его. – Это отвлекает!
       Музыка затихла. Круг света стал неподвижным.
       – Извиняюсь, – вмешался Призрак. – Я думал, что малость разрядки не
помешает.
       – Ты угадал неправильно, – ответил я. – Я хочу, чтобы ты просто
переправил нас к Цитадели в Замке Четырех Миров.
       – Войска ты тоже хочешь переправить? Я, кажется, не могу обнаружить
Люка.
       – Только нас троих.
       – А как насчет спящей в соседней комнате? Я встречал ее прежде. Она
неверно сканируется.
       – Знаю. Она не человек. Пусть спит.
       – Тогда отлично. Проходите в дверь.
       – Идем, – скомандовал я остальным, взял пояс с оружием и, пристегнув
его, добавил запасной кинжал, схватил с кресла плащ и натянул его на
плечи.
       Я подошел к проему, а Мандор и Ясра последовали за мной. Я шагнул
через порог, но комнаты за ним больше не было. Вместо нее наступил миг
смазывания, а когда мои чувства прояснились, то оказался под затянутым
густыми низкими облаками небом. И холодный ветер хлестал по моей одежде.
       Я услышал восклицание Мандора, а миг спустя – Ясры. Их голоса
доносились слева. Слева располагалось белое, как кость, ледяное поле, а в
противоположном направлении свинцово-серое море болтало белые барашки
волн, словно это были змеи в ведре молока. Далеко внизу под нами мерцала и
курилась темная земля.
       – Призрак! – крикнул я. – Ты где?
       – Здесь, – донесся тихий свист и, посмотрев вниз, я заметил рядом с
кончиком моего левого сапога крошечное колечко света.
       Прямо впереди и ниже вдали четко виднелся Замок. За его стенами не
наблюдалось никаких признаков жизни. Я понял, что, должно быть, нахожусь
где-то в горах, где-то неподалеку от места, где в свое время вел долгую
беседу со старым отшельником по имени Дэйв.
       – Я хотел, чтобы ты отправил нас в Цитадель Замка, – объяснил я. –
Зачем ты доставил нас сюда?
       – Я же говорил тебе, что мне не нравится это место, – ответил
Призрак, – я хотел дать тебе возможность осмотреть ее и решить, куда
именно ты желал бы переправиться. Таким образом, я смогу произвести
доставку очень быстро и не подвергать себя воздействию сил, которые меня
расстраивают, чересчур долго.
       Я продолжал пристально изучать взглядом Замок. За внешними стенами
снова кружила пара смерчей. Хотя у крепости и не было рва, но они
достаточно заменяли его. Их разделяло почти 180 градусов и они по очереди
светились. Ближайший стал искриться от молний, приобрел сверхъестественный
накал. Затем, когда он стал меркнуть, засветился другой.
       На моих глазах они несколько раз прошли этот цикл.
       Ясра издала слабый звук и, повернувшись, я спросил у нее:
       – Что происходит?
       – Ритуал, – ответила она. – Кто-то именно сейчас играет теми силами.
       – Ты можешь определить, насколько далеко они продвинулись?
       – Вряд ли. Они могли только начать, или уже кончают. Эти сполохи огня
говорят мне, что процесс еще не завершен.
       – Тогда решай ты, Ясра, – обратился я к ней. – Где нам следует
появиться?
       – В палату с фонтаном ведут два длинных коридора, – прикинула она. –
Один на том же уровне, а другой – этажом выше. Сама палата высотой в
несколько этажей.
       – Это я помню, – сказал я.
       – Если они напрямую работают с Силами, а мы просто появимся в палате,
– продолжала она, – преимущество внезапности будет лишь мгновенным. Я не
могу сказать наверняка, чем они по нам ударят. Лучше подобраться по одному
из двух коридоров и дать мне шанс оценить положение. Поскольку есть
вероятность, что они могут заметить наше продвижение по нижнему коридору,
то для наших целей лучше всего подойдет верхний.
       – Ладно, – согласился я. – Призрак, ты можешь отправить нас вглубь
того верхнего коридора?
       Круг расширился, накренился, поднялся, постоял с миг высоко над нами,
а затем упал.
       – Вы... уже... там, – сообщил Призрак, когда видение поплыло и круг
света прошел по нам сверху донизу. – До свидания.
       Он был прав. На этот раз мы угодили в яблочко. Мы стояли в длинном
сумрачном коридоре, со стенами из темного тесаного камня. Один его конец
терялся в темноте. А другой вел в освещенную область. Потолок составляли
неотесанные бревна, тяжелые поперечные балки смягчались зарослями паутины.
На стенных подставках мерцало несколько голубых колдовских шаров,
изливавших бледный свет, показывающий, что срок действия заклинаний
приближается к концу. А другие шары уже потухли. Неподалеку от освещенного
конца коридора некоторые шары уже заменили фонарями. Сверху доносились
звуки шмыгающих по потолку мелких существ. Все пропахло влагой,
затхлостью. Но воздух казался каким-то наэлектризованным, словно мы дышали
озоном, и нервозность кануна события, казалось, витала в воздухе.
       Я перешел на логрусово зрение, и сразу же появилось существенное
просветление. Повсюду тянулись силовые линии, похожие на светящиеся желтые
кабели. Они давали дополнительную иллюминацию, воспринимаемую теперь мною.
И каждый раз, когда мои движения пересекали линию, это повышало
испытываемый мною эффект щекотки. Теперь я увидел, что Ясра стоит на
пересечении нескольких линий, и мне показалось, что она через них
перекачивает энергию в свое тело. Она приобретала пылающий оттенок, и я не
был уверен, что заметил бы его своим нормальным зрением.
       Взглянув на Мандора, я увидел, что перед ним тоже парит Знак Логруса,
а это означало, что он замечает все, что вижу и я.
       Ясра стала медленно двигаться по коридору по направлению к
освещенному концу. Я пристроился за ней и немного левее. Мандор последовал
за мной, двигаясь так бесшумно, что я иной раз невольно оглядывался,
удостоверяясь, что он по-прежнему с нами. По мере того, как мы
продвигались, я стал осознавать определенное ощущение колебаний, словно
биение огромного пульса. Я не мог сказать, передавалось ли это через пол
или постоянно встречаемые линии вибрировали с такой интенсивностью.
       На ходу я думал, не выдало ли то, что мы задевали эти линии, наше
присутствие или даже местонахождение адепту, работающему с этим материалом
внизу, у Ключа. Или сосредоточенность на непосредственной задаче
достаточно отвлекала его, чтобы дать нам приблизиться незамеченными.
       – Уже началось? – прошептал я Ясре.
       – Да, – подтвердила она.
       – Насколько далеко они продвинулись?
       – Уже могла завершиться основная фаза.
       Еще несколько шагов, а затем она спросила меня:
       – Каков твой план?
       – Если ты права, атакуем немедленно. Наверное, нам следует сперва
попробовать взять Юрта – я имею в виду, всем нам, – если он стал таким
опасным.
       Она провела языком по губам.
       – Вероятно, я лучше всех способна справиться с ним из-за того, что
знаю, как обращаться с Ключом, – сказала затем она. – Вам лучше мне не
мешать. Я предпочитаю, чтобы ты разделался с Маской, пока я занимаюсь
этим. Возможно, лучше будет держать Мандора в резерве, чтобы он оказал
поддержку тому из нас, кому может понадобиться.
       – Положимся на твое суждение, – решил я. – Мандор, ты слышал?
       – Да, – тихо ответил он. – Я сделаю все, как говорит она. – Затем он
обратился к Ясре:
       – Что произойдет, если я уничтожу сам Ключ?
       – Я считаю, что это невозможно, – ответила она.
       Он фыркнул и я понял, по какому опасному пути потекли его мысли.
       – Подыграй мне и предположи на минуту, что можно, – хмыкнул он.
       Она некоторое время молчала, затем сказала:
       – Если ты сумеешь заткнуть его даже на короткое время, то Цитадель,
вероятно, рухнет. Я, бывало, использовала эманации Ключа для удержания
этого сооружения от падения. Оно древнее, а у меня так и не дошли руки
укрепить его, где требуется. Однако, необходимое для успешной атаки на
Ключ количество энергии было бы лучше применить на какие-то другие цели.
       – Спасибо, – поблагодарил он.
       Она остановилась, сунула руку в одну из силовых линий и закрыла
глаза, словно щупая пульс.
       – Очень сильное, – сообщила она чуть позже. – Кто-то сейчас качает из
него на глубоких уровнях.
       Она снова двинулась вперед. Свет в конце коридора стал ярче, потом
сумрачнее. В такт с этими колебаниями тени то отступали, то наползали
вновь. Я стал осознавать звук, похожий на гудение высоковольтных проводов.
С того же направления доносилось также и прерывистое потрескивание. Ясра
поспешила, и я тоже увеличил скорость. Примерно в этот же момент спереди
раздался звук смеха. Фракир стянул мне запястье. Перед выходом из коридора
вспыхнули огненные сполохи.
       – Проклятье, проклятье, проклятье! – услышал я ругательства Ясры.
       Когда мы приблизились к площадке, на которой во время нашего
последнего столкновения стоял Маска, она подняла руку. Я остановился, так
как она стала идти очень медленно, приближаясь к перилам. И справа, и
слева виднелись лестницы, ведущие к противоположным стенам палаты.
       Она лишь на миг посмотрела вниз, а потом бросилась назад и вправо,
покатилась, едва коснувшись пола, прихватив по пути кусок перил. Вверх
взлетел шар оранжевого пламени, похожий на медленную комету, пройдя только
что покинутое ею место. Я бросился к Ясре, взял ее под руку и стал
поднимать.
       Затем я почувствовал, как она напряглась, когда голова ее повернулась
влево. Посмотрев в ту сторону, я уже почему-то знал, что увижу.
       Там стоял Юрт, совершенно голый, если не считать повязки на глазу,
светящийся, улыбающийся, пульсирующий в ритмическом разладе с реальностью
от перенасыщенности энергией.
       – Хорошо, что заскочил, брат, – поблагодарил он. – Жаль, что ты не
сможешь остаться.
       Когда он взмахнул рукой в моем направлении, на кончиках его пальцев
заплясали искры. Я сомневался, что все закончится только искрами.
       Все, что в данный момент мне пришло в голову, это слова:
       – У тебя развязались шнурки; – что, конечно же, его не остановило,
хотя и несколько озадачило на секунду-другую.




       12



       Юрт никогда не играл в американский футбол. По-моему, он не ожидал,
что я быстро вскочу и ринусь на него. А когда это произошло, он, мне
кажется, не предвидел, что я ударю так низко, как я ударил.
       И что касается удара сзади под колени, и толчка спиной через
отверстие в перилах, то это, я уверен, тоже удивило его. По крайней мере,
удивление было написано на его лице, когда он полетел вниз со всеми своими
искрами, пляшущими на кончиках его пальцев.
       Я услышал смешок Ясры, когда он растаял на лету и исчез прежде, чем
пол смог расплющить его. Затем я уголком глаза увидел, что она встала.
       – Теперь с ним разберусь я, – сказала она и добавила: – Дело не
сложное. Он неуклюж. – В этот момент Юрт появился на последней ступеньке
лестницы справа. – Займись Маской.
       Маска находился на противоположной стороне фонтана из черного камня и
глядел на нас сквозь оранжево-красный гейзер пламени. Ниже, в чаше
фонтана, гуляла рябь желто-белых огней. Когда он зачерпнул пригоршню и
сбил их в ком, как ребенок, вылепляющий снежок, огни приобрели цвет
голубизны. А затем он бросил этот мячик в меня.
       Я отбил мячик обратно. Это было не искусство, а примитивная работа с
энергией. Но это послужило напоминанием, даже когда я увидел, как Ясра
совершает чисто отвлекающие жесты опасного заклинания, сумев приблизиться
достаточно близко к Юрту, чтобы подставить ему ножку и толкнуть обратно
вниз по лестнице.
       Это не Искусство. Всякий, пользующийся роскошью жить неподалеку от
такого мощного источника и черпать из него сколь угодно энергии,
несомненно, должен с течением времени стать очень небрежным, применять в
качестве их только основные рамки заклинаний, пропуская сквозь них реки
мощи. Необученный или крайне ленивый может после столь долгого времени
обходиться даже без них и прямо играть с голыми силами, занимаясь своего
рода шаманством, как противоположностью чистоте Высшей Магии – подобной
чистоте сбалансированного уравнения, достигающей с минимальным усилием
максимального эффекта.
       Ясра это знала. Я мог твердо сказать, что она получила где-то
формальное обучение по этой линии. Оно и к лучшему, решил я, парируя новый
огненный шар и перемещаясь налево.
       Затем я стал спускаться по лестнице, боком, не сводя глаз с Маски. И
был готов мгновенно защититься или нанести удар.
       Перила передо мной засветились, а затем вспыхнули ярким пламенем. Я
отступил на шаг, и затем продолжил спуск. Едва ли стоило расходовать
заклинание на их тушение. Это явно предназначалось скорее для
демонстрации, чем для причинения вреда...
       – Ну...
       Появилась и другая возможность, понял я потом, когда увидел, что
Маска просто следит за мной, не делая никаких попыток бросить в мою
сторону еще что-нибудь.
       Это также могло быть и проверкой. Маска, возможно, просто хотел
выяснить, ограничен ли я в применении тех заклинаний, какие у меня есть с
собой, или же я научился прямо черпать из здешнего источника мощь и вскоре
буду перекидываться с ним разными предметами, как явно готовились сделать
Ясра и Юрт. Хорошо. Пусть себе гадает. Конечное число заклинаний против
безграничного источника Энергии.
       Юрт внезапно появился на подоконнике слева. У него хватило времени
только на то, чтобы нахмуриться, после чего на него опустился огненный
занавес. Миг спустя и он, и занавес пропали и я услышал смех Ясры и его
ругань, а затем последовали грохот и треск на другой стороне палаты.
       Когда я спустился еще на одну ступеньку, лестница растаяла прямо на
глазах. Подозревая иллюзию, я продолжил медленное движение ногой вниз,
однако ничего там не ощутил и в результате перепрыгнул через провал и стал
на следующую ступеньку. Однако, когда я переступил с нее, она тоже
исчезла. Раздался смешок Маски, и мне пришлось превратить свое движение в
прыжок, стремясь перемахнуть через этот участок. Как только я полностью
ушел в прыжок, ступеньки стали пропадать одна за другой, пока я пролетал
над ними.
       Я был уверен, что Маска думает, будто я подключился к местной
энергии, и что рефлекс заставит меня выдать эту связь. А если нет, то он
все же мог заставить меня потратить заклинание для спасения.
       Но я прикинул расстояние до недалекого теперь пола. Если другие
ступеньки не исчезнут, то я смогу ухватиться за ближайшую, повисеть миг и
спрыгнуть вниз. Это будет совершенно безопасно. Вот только если я
промахнусь и следующая ступенька тоже исчезнет... я все равно подумал, что
приземлюсь достаточно целым. Лучше использовать по пути вниз совершенно
иное заклинание.
       Я ухватился за край самой дальней ступеньки, покачался и спрыгнул,
поворачиваясь всем телом и произнеся слова заклинания, которое раньше
озаглавил "Падающая стена".
       Фонтан содрогнулся. Огни смазались и расплескались, перехлестнув
через ближайший к Маске край бассейна. А затем и самого Маску бросило
спиной на пол, когда мое заклинание продолжило работу.
       Руки Маски поднялись, когда его тело превратилось в кусочек материи в
светящемся водовороте, и он ладонями стал отстранять это свечение. Между
ладонями образовалась яркая дуга, а затем похожий на щит купол. Он держал
его над собой, отражая последнюю обвальную силу моего заклинания. А я уже
быстро двигался в его направлении. И пока я еще двигался, передо мной
появился Юрт, стоя на противоположном краю фонтана непосредственно над
Маской, прожигая меня взглядом. Прежде, чем я успел вытащить меч, метнуть
фракира и произнести новое заклинание, фонтан забил, огромная волна
скинула Юрта с ограждения, отправила его на пол, пронесла мимо Маски и
через палату к подножью другой лестницы, по которой, как я увидел,
медленно спускалась Ясра.
       – Уметь переправляться куда угодно ничего не значит, – услышал я ее
слова, – если ты дурак в любом месте.
       Юрт зарычал и вскочил на ноги. А затем посмотрел вверх, мимо Ясры.
       – И ты, брат? – понял он.
       – Я нахожусь здесь, чтобы сохранить жизнь тебе, если это вообще
возможно, – услышал я ответ Мандора. – Я предлагаю тебе вернуться вместе
со мной.
       Юрт закричал. Это были не слова, это был звериный рев. А затем
провизжал:
       – Я не нуждаюсь в твоем покровительстве! И ты дурак, раз доверяешь
Мерлину! Ты стоишь между ним и короной!
       Между ладонями Ясры появилось несколько светящихся кругов, похожих на
пылающие колечки дыма, которые упали так, словно хотели охватить тело
Юрта. Тот немедленно исчез, хотя через несколько мгновений я услышал, как
он кричит Мандору уже с другого конца палаты.
       Я продолжал приближаться к Маске, который вполне успешно оградился от
моей "Падающей Стены" и уже поднялся на ноги. Я произнес слова "Ледяного
Тротуара", и пол выскользнул из-под его ног. Да, я собирался бросить
против его источника Мощи конечное число заклинаний. Я называю это
уверенностью. У Маски имелась Мощь. У меня же был план и средство
исполнить его.
       Из пола вырвалась каменная плита, превратилась в облако гравия, издав
при этом хруст и скрежет, а затем все это полетело в меня, словно заряд
картечи.
       Я произнес слова "Сети" и сделал соответствующий жест.
       Все осколки собрались в кучу прежде, чем добрались до меня. И тогда я
вывалил их на все еще пытающегося подняться Маску.
       – Ты понимаешь, что я все еще не знаю, почему мы деремся? – обратился
я к нему. – Это твоя затея. Я все еще могу...
       Маска на мгновение прекратил попытки встать. Он окунул левую ладонь в
лужу мерцающего света и вытянул правую руку ладонью ко мне. Лужа исчезла,
а из правой руки исторгнулся огненный дождь, излившийся на меня, как
брызги от автополивалки на лужайке. Я, однако, был к этому готов. Если
Ключ исторгает огонь, то от него можно изолироваться.
       Я распластался на полу, используя находящийся поблизости порог в
качестве защиты.
       – Одному из нас, вероятно, предстоит умереть, – крикнул я ему, –
поскольку мы оба бьемся в полную силу. При любом исходе у меня не будет
шанса спросить тебя позже: что тебе до меня?
       Единственным ответом послужил лишь смешок с другой стороны Ключа, и
пол подо мной зашевелился.
       Откуда-то справа, неподалеку от подножия невидимой лестницы, я
услышал возглас Юрта:
       – Дурак везде? А вблизи как?
       Я вовремя поднял голову, чтобы увидеть, как он появился перед Ясрой и
схватил ее.
       Миг спустя он завизжал, так как она опустила голову и коснулась его
губами выше запястья. Затем она оттолкнула его, и он свалился по
оставшимся снизу ступенькам, причем на последнюю упал уже неподвижный и
окоченевший.
       Затем я пополз направо от Ключа по острым краям размозженных плит
пола, подбрасывавших и качавших меня вместе с соответственными командами
Маски.
       – Юрт вышел из игры, – прокомментировал я. – И ты теперь будешь
бороться один против нас троих. Труби отбой и я позабочусь, чтобы ты
остался жив.
       – Вас троих? – донесся до меня ровный и искаженный голос. – Ты
признаешься, что не можешь обставить меня без посторонней помощи?
       – "Обставить"? – переспросил я. – Возможно, ты считаешь это игрой. А
я – нет. Я не буду связан никакими правилами, которые ты соблаговолишь
признать. Труби отбой или я убью тебя, с помощью или без нее, любым
способом, каким смогу.
       Надо мной вдруг появился темный предмет, и я откатился от Ключа,
когда он опустился в бассейн. Это был Юрт. Неспособный нормально
передвигаться из-за парализующего действия укуса Ясры, он кувырнулся от
подножья лестницы в Ключ.
       – У тебя свои друзья, повелитель Хаоса, а у меня свои, – ответил
Маска. А Юрт тихо застонал и начал светиться.
       Внезапно Маска вдруг ввинтился в воздух, и я услышал, как подо мною
трещат плиты пола. Сам Ключ замер, ослабел, когда эта огненная башня
закрутилась вокруг своей оси, поднявшись к потолку, пробив новое отверстие
в полу. И Маска оказался на гребне ее золотистого барашка.
       – И враги, – подчеркнула, ближе подойдя, Ясра.
       Маска развел руки и ноги в стороны и медленно прокатился колесом по
воздуху. Я вскочил на ноги и попятился от Ключа. Мои качества резко
проявляются во время геологических катастроф.
       Из раздвоившегося фонтана раздался сильный гул, сопровождаемый
высокой нотой, которая, по идее, не должна была иметь никакого источника.
       Среди стропил вздохнул слабый ветер. Огненная башня, на вершине
которой летел Маска, продолжала медленно вращаться по спирали, а струя в
уменьшившемся фонтане начала схожее движение. Юрт пошевелился, застонал,
поднял правую руку.
       – И враги, – сказал Маска, сделав несколько жестов, которые я сразу
же узнал, так как потратил немало времени, чтобы их вычислить.
       – Ясра! – крикнул я. – Следи за Шару!
       Она сделала три быстрых шага налево и улыбнулась. А затем со стороны
обрушилось нечто, очень сильно похожее на молнию, закоптив только что
покинутое ею место.
       – Он всегда начинает с удара молнией, – объяснила она. – Он очень
предсказуем.
       Она повернулась разок вокруг оси и исчезла в красном тумане со звуком
разбитого стекла.
       Я сразу посмотрел туда, где стоял старик с вырезанной на правой ноге
надписью "Ринальдо". Он теперь прислонился к стене, приложил одну руку ко
лбу и выполнял другой простое, но мощное защитное заклинание.
       Я уже собирался крикнуть Мандору убрать старика, когда Маска ударил
по мне заклинанием "Клаксон", временно оглушающим и заставляющим лопнуть
несколько кровеносных сосудов в моем носу.
       С капающей из носа кровью я кинулся на пол и покатился, поставив
поднимающегося на ноги Юрта между собой и плавающим в воздухе колдуном.
Юрт, похоже, действительно избавился от последствий укуса Ясры. Поэтому,
поднявшись, я врезал ему кулаком в живот, чтобы превратить его в приличный
щит. Ошибка. Я получил от его тела разряд, а он даже сумел рассмеяться,
когда я упал.
       – Он целиком твой, – услышал я затем его выдох.
       Уголком глаза я заметил, как Ясра и Шару Гаррул стоят друг напротив
друга, причем оба, казалось, держали длинную бахрому, сотканную из
светящихся проводов. Линии пульсировали и меняли цвета, и я знал, что они
представляют собой скорее силы, чем материальные объекты, видимые только
благодаря логрусову зрению, при котором я и продолжал действовать. Темп
пульсации возрос, и оба опустились на колени, медленно, по-прежнему
вытянув руки и со сверкающими лицами. Одно быстрое слово, жест, и я мог
нарушить это равновесие. К несчастью, в ту самую минуту у меня хватало
собственных проблем. Маска пикировал на меня, словно какое-то огромное
насекомое – бесстрастное, мерцавшее и смертельное. С фасадной стены
Цитадели раздалось несколько звуков обвала и по ней потянулись неровные
трещины, похожие на черные молнии. Я уловил падение штукатурки в облаке
пыли за пределами световой спирали, звуки рычания и воя, слабые теперь
из-за звона у меня в ушах, продолжающуюся вибрацию пола под моими почти
онемевшими ногами. Но это пустяки. Я поднял левую руку, а правая в это
время скользнула под плащ.
       В правой руке Маски появился огненный меч. Я не шелохнулся, а
подождал еще секунду, прежде чем произнести указующие слова своего
заклинания "Фантазия для шести Ацетиленовых Горелок", затем отдернул руку
назад, прикрыл глаза и откатился в сторону.
       Удар не попал по мне, пройдя сквозь разбитую плиту. Левая рука Маски,
однако же, попала мне по груди, врезав локтем по нижним ребрам. Тем не
менее, я не задержался, чтобы проанализировать повреждение, так как
услышал, что огненный меч с треском высвободился из камня. И поэтому я,
развернувшись, ударил своим более заурядным кинжалом, вогнав его по самую
рукоятку в почку Маски.
       Последовал вопль, и колдун спазматически напрягся, затем обмяк и
рухнул рядом со мной. Почти сразу же после этого меня с немалой силой
пнули сзади по правому бедру. Я извернулся, и новый удар попал мне по
правому плечу. Уверен, что его нацеливали мне в голову. Когда я, прикрыв
шею и виски, откатился прочь, то услышал голос клявшего меня Юрта.
       Выхватив клинок подлиннее, я поднялся на ноги, и мой взгляд
встретился со взглядом Юрта. Он поднимался одновременно со мной и держал
Маску на руках, словно младенца.
       – Позже, – пообещал он и исчез, унося с собой тело. На полу, рядом с
длинным пятном крови, осталась лежать синяя маска.
       Ясра и Шару все еще стояли лицом друг к другу, опустившись на колени,
тяжело дыша, залитые потом, и их жизненные силы извивались вокруг них,
словно спаривающиеся змеи.
       Затем, словно всплывшая рыба, появился Юрт в столпе сил за Ключом. И
еще когда Мандор швырнул два своих шарика, которые, казалось, увеличились
в размерах, пока летели через палату, потом врезались в Ключ и превратили
его в руины, я увидел то, что, как думал, уже не увижу никогда.
       Пока раскатывалось эхо от обвала Ключа, а стоны и скрежет стен
сменились колебаниями, а вокруг стала падать пыль, щебень и балки, я
ступил вперед, обогнул обломки, обходя новые гейзеры и ручьи пылающих сил,
поднял плащ, чтобы защитить лицо, и вытянул перед собой меч.
       И пока я продвигался, Юрт клял меня последними словами, а затем
прокричал:
       – Доволен, брат? Доволен? Да положит меж нами мир только смерть!
       Но я проигнорировал это предсказуемое пожелание, так как мне хотелось
получше разглядеть то, что я заметил несколько мгновений назад. Я
перегнулся через кусок отломившейся каменной кладки и увидел в пламени
лицо павшего колдуна, голова которого покоилась на плече Юрта.
       – Джулия! – воскликнул я.
       Но они исчезли еще пока я двигался вперед и я понял, что настало
время и мне сделать то же самое.
       Повернувшись, я прыгнул в огонь.




–––––––––––––––––––––––––––––––-

Рыцарь отражений


       1



       Ее звали Джулия, и я был на все сто уверен, что в тот день тридцатого
апреля, когда все это началось, она погибла. А началось все главным
образом из-за того, что тогда я нашел внушавшие ужас останки Джулии и
уничтожил похожее на собаку существо, которое, по-моему, и убило ее. А
ведь мы любили друг друга – с этого-то, мне кажется, все и началось на
самом деле. Намного раньше.
       Может, она заслуживала большего доверия. Может, не стоило вести ее на
ту прогулку в отражениях, после которой она принялась все отрицать,
отдалилась от меня и темными путями попала в студию Виктора Мелмана,
отвратительного оккультиста, которого мне позже пришлось убить – того
самого Виктора Мелмана, которого одурачили Ясра с Люком. Но, если честно,
мое положение сейчас, может быть, таково, что можно простить себе все, что
я, как сам считаю, натворил, потому что, похоже, по-настоящему я не
натворил ничего. Почти ничего.
       Я, так сказать, выяснил, что за сделанное тогда не отвечаю. Сунув нож
в бок таинственному колдуну, уже некоторое время занимавшемуся моими
делами, я обнаружил, что на самом деле этот Маска – Джулия. Ее умыкнул у
меня мой сводный брат Юрт, который пытался прикончить меня дольше, чем
любой другой участник этой аферы, и сразу после его превращения в нечто
вроде ожившего Козыря, они оба исчезли.
       Когда я удирал из горящей, разваливающейся Крепости в Замке Четырех
Миров, падавшая балка заставила меня уклониться вправо, поймав в ловушку,
в тупик из горящих балок и обрушенной каменной кладки. Тут мимо меня
молнией промелькнул темный металлический шар, двигаясь, он как будто бы
рос. Шар ударился о стену и прошел сквозь нее, оставив дыру, в которую
можно было прошмыгнуть – шанс, которым я не замедлил воспользоваться.
Оказавшись снаружи, я перепрыгнул ров с водой, и обратившись к Логрусовым
отросткам, чтобы сбить в сторону кусок изгороди и нескольких воинов, и
только потом обернулся и крикнул:
       – Мандор!
       – Вот он я, – донесся из-за левого плеча его тихий голос.
       Я обернулся как раз вовремя, чтобы увидеть, как он поймал
металлический шар, который, прежде чем упасть в его протянутую ладонь,
разок подскочил перед нами.
       Он стряхнул пепел со своего черного одеяния и рукой пригладил волосы.
Потом он улыбнулся и обернулся назад, к горящей Крепости.
       – Слово, данное Королеве, ты сдержал, – заметил он, – и мне кажется,
больше тебе здесь делать нечего. Идем?
       – Ясра все еще внутри, – ответил я, – скандалит с Шару.
       – Я думал, ты разделался с ней. – Я покачал головой.
       – Ей по-прежнему известно многое, чего не знаю я. И что будет мне
нужно.
       Над Крепостью вырастала огненная башня, на минуту она замерла и
поднялась еще выше.
       – Об этом я не подумал, – сказал он. – Сдается, ей уж очень хочется
подчинить себе этот фонтан. Если бы теперь мы собрались вытащить ее
отсюда, на него претендовал бы этот парень, Шару. Это важно?
       – Если мы не вытащим ее отсюда, он может убить ее.
       Мандор пожал плечами.
       – По-моему, она с ним справится. Хочешь маленькое пари?
       – Может, ты и прав, – сказал я, наблюдая, как фонтан продолжает
взбираться в небо. Он еще раз остановился. Я указал на него. – Похоже на
нефтяной фонтан. Надеюсь, победитель знает, как его перекрыть... если тут
будет победитель. Никому из них долго не продержаться. Вон как
разваливается Крепость.
       Он издал смешок.
       – Ты недооцениваешь вызванные ими для защиты силы, – сказал он. – И
знаешь, что одному колдуну не так-то легко прикончить другого колдовскими
средствами. Однако, когда дело доходит до инерции мирского, ты не так уж
неправ. С твоего разрешения?.. – Я кивнул.
       Незаметным толчком он перебросил металлический шар через ров к
горящему зданию. Тот ударился оземь, запрыгал и с каждым скачком как будто
увеличивался в размерах. При каждом ударе раздавался звук, напоминающий
звон цимбалов, совершенно не соответствовавший ни его видимой массе, ни
скорости, и звук этот усиливался, ширился при каждом удачном ударе. Потом
шар проследовал в горящие, грозящие обрушиться, развалины, находившиеся в
конце Крепости, и на несколько мгновений исчез из вида.
       Я совсем было собрался спросить Мандора, что происходит, когда
увидел, как позади пролома, в который я сбежал, мелькнула тень большого
шара. Пламя стало утихать, оставался только столб в центре, бивший из
прорвавшегося Источника, донесся низкий грохочущий звук. Немного погодя
мелькнула круглая тень, еще больше прежней, а я ощутил сквозь подошвы
сапог, как дрожит от грохота земля.
       Стена рухнула. Вскоре обвалилась часть другой стены. Было отлично
видно, что там внутри. В дыму и пыли опять пронеслось подобие огромного
шара. Языки пламени были подавлены. Логрусово зрение все еще позволяло мне
мельком замечать движущиеся линии плавно переходившей от Ясры к Шару силы.
       Мандор простер руку. Примерно через минуту к нам, подпрыгивая,
приблизился маленький металлический шар. Он поймал его.
       – Пошли обратно, – сказал он. – Стыдно было бы пропустить финал.
       Мы прошли сквозь один из множества проломов в ограде, во рву в одном
месте было довольно булыжников, чтобы перейти по ним на другую сторону. Я
произнес ограждающее заклинание, чтобы хоть какое-то время удержать вновь
образующиеся войска подальше от построек и нашего пути.
       Пройдя сквозь разрушенную стену внутрь, я увидел, что спиной к
огненной башне, воздев руки, стоит Ясра. Ее лицо как маска, покрывала
сажа, по которой стекали струйки пота, раскрашивая лицо Ясры под зебру.
Мне удалось ощутить, как силы пульсируют, проходя сквозь ее тело. Футах в
десяти над ней, в воздухе, висел Шару с багровым лицом и головой,
свернутой на сторону, как будто у него была сломана шея. Непосвященному
могло показаться, что он волшебным образом левитирует. Логрусово зрение
показало мне силовую линию, на которой был подвешен Шару – жертва того,
что, по-моему, можно определить как "линчевание с помощью магии".
       – Браво, – заявил Мандор, тихо и медленно сведя ладони. – Видишь,
Мерлин? Я бы выиграл пари.
       – Ты всегда лучше оценивал способности, чем я, – признал я.
       – ...и клянись служить мне, – донеслись слова Ясры.
       Губы Шару зашевелились.
       – И клянусь служить тебе, – выдохнул он.
       Она медленно опустила руки, и силовая линия, державшая его, стала
удлиняться. Пока он опускался на расколотый пол Крепости, она сделала
левой рукой жест, напомнивший мне, как однажды я видел знак, которым
дирижер оркестра велел вступать деревянным духовым инструментам. От
Фонтана отделился большой сгусток пламени, упал на Шару, стек по нему и
ушел в землю. Все это случилось мгновенно, но смысла я не уловил...
       Шару продолжал медленно спускаться, словно на небесах кто-то ловил на
него крокодилов. Когда его ноги приблизились к земле, я обнаружил, что
затаил дыхание, сочувственно ожидая, что давление на его шею ослабнет.
Однако этому не суждено было случиться. Достигнув земли, его ступни вошли
в нее и он продолжал спускаться, словно был непонятной голограммой. Шару
погрузился по щиколотку, потом до колен, и все уходил и уходил в землю.
Теперь уже было трудно сказать, дышит он, или нет. С губ Ясры слетала
тихая литания команд, а от Фонтана то и дело отделялись огненные
полотнища, которые расплескивались по Шару. Тот погрузился уже выше пояса,
потом до плеч и немного выше. Когда видна была уже только голова с
раскрытыми, но не видящими глазами, она сделала еще одно движение рукой, и
путешествие под землю было остановлено.
       – Отныне ты – страж Источника, – объявила она, – и отвечаешь только
передо мной. Ты признаешь это?
       Потемневшие губы искривились.
       – Да, – последовал ответный шепот.
       – Теперь ступай, собери пламя, – приказала она, – начни свое
пребывание в этой должности.
       Кажется, он кивнул – в тот самый миг, когда снова начал погружаться.
Еще немного, и остался только похожий на вату клочок волос, а в следующее
мгновение земля поглотила и его. Силовая линия исчезла.
       Я откашлялся. Тут Ясра уронила руки и обернулась ко мне. На ее губах
играла легкая улыбка.
       – Жив он или мертв? – спросил я, и добавил: – Чисто академический
интерес.
       – Право, я точно не знаю, – ответила она. – По-моему, всего
понемножку – и как у всех нас.
       – Страж Источника, – задумчиво произнес я. – Интересное
существование.
       – Лучше чем быть вешалкой, – заметила она.
       – Смею сказать.
       – Полагаю, ты считаешь, что за то, что ты вернул меня в прежнее
состояние, я должна теперь испытывать к тебе определенную благодарность, –
заявила она.
       Я пожал плечами.
       – По правде говоря, у меня есть о чем подумать, кроме этого.
       – Ты хотел положить конец междоусобице, – сказала она, – а мне
хотелось вернуть этот замок. К Эмберу у меня по-прежнему нет добрых
чувств, но я желаю сказать, что мы квиты.
       – Так и порешим, – сказал я ей. – Есть верность – правда, она
невелика, – которую я могу разделить с тобой.
       С минуту она изучала меня прищуренными глазами, потом улыбнулась.
       – Насчет Люка не беспокойся, – сказала она.
       – Но я не могу иначе. Этот сукин сын Далт...
       Она продолжала улыбаться.
       – Ты знаешь что-то, чего не знаю я? – спросил я.
       – Много всякого, – ответила она.
       – Может, тебе хотелось бы поделиться чем-нибудь?
       – Знания – товар ходкий, – заметила Ясра. Тут земля слабо задрожала,
а огненная башня закачалась.
       – Ты предлагаешь, чтобы я помог твоему сыну, а за это ты продашь мне
информацию, с чего начать?
       Она рассмеялась.
       – Если бы я думала, что Ринальдо нужна помощь, – сказала она, –
сейчас я была бы рядом с ним. Полагаю, тебе будет легче ненавидеть меня,
если ты сочтешь, что я лишена даже такой добродетели, как материнский
чувства.
       – Эй, я думал, мы объявили ничью, – сказал я.
       – Ненавидеть друг друга это не мешает, – ответила Ясра.
       – Ну-ну, леди! Если забыть о том, что год за годом ты пыталась меня
убить, я ничего против тебя не имею. Ты случайно оказалась матерью
человека, который нравится мне и которого я уважаю. Если он в беде, я хочу
ему помочь, и охотно установлю хорошие отношения с тобой.
       Языки пламени стали ниже футов на десять, дрогнули, и еще больше
приблизились к земле. Мандор откашлялся.
       – На случай, если недавние усилия пробудили у вас аппетит, – заметил
он, – у меня есть отличные заклинания, чтобы приготовить поесть.
       Ясра улыбнулась, почти кокетливо и, могу поклясться, подмигнула ему.
       Не знаю, можно ли назвать Мандора красивым, хотя со своей буйной
седой шевелюрой он выглядит потрясающе. Я никогда не понимал, отчего
женщин так влечет к нему, и даже проверил, не наложил ли он на себя
заклятие по этой части. Но нет. Должно быть, это – волшебство совершенно
иного порядка.
       – Прекрасная мысль, – отозвалась она, – антураж я обеспечу... если вы
позаботитесь об остальном.
       Мандор поклонился; языки пламени съежились, прошли остаток пути до
земли и впитались в нее. Ясра выкрикнула какое-то приказание Шару,
Невидимому Стражу, велев там и удерживать пламя. Потом она развернулась и
повела нас к лестнице вниз.
       – Подземный ход, – объяснила она, – к более цивилизованным берегам.
       – Мне пришло в голову, – заметил я, – что, кого бы мы ни встретили,
они, скорее всего, останутся верны Джулии.
       Ясра рассмеялась.
       – Как до нее оставались верны мне, а до меня – Шару, – ответила она.
Это профессионалы. Они переходят из рук в руки вместе с замком. Им платят
за то, чтобы они защищали победителей, а не мстили проигравшим. После
обеда я устрою торжественный выход, произнесу речь и буду наслаждаться их
безымянной и сердечной преданностью... до прихода следующего узурпатора.
Осторожно с третьей ступенькой. Там камень шатается.
       Итак, она вела нас вперед, сквозь поддельный участок стены в темный
тоннель, который, как мне показалось, вел на северо-запад, в ту часть
Цитадели, что уже была отчасти исследована мной в прошлый раз, когда я
попал сюда. Именно в тот день я спас ее от Маски (Джулии) и вернул в
Эмбер, чтобы она некоторое время побыла вешалкой в НАШЕЙ крепости. Мы
вошли в тоннель, где было совершенно темно, но Ясра сотворила стремительно
мчащуюся яркую точку, мгновенно проносившуюся мимо, и та повела нас сквозь
сырость и мглу. Воздух был спертым, стены – в паутине. Под ногами была
голая земля, и только посередине шла неровная дорожка из каменных плит;
время от времени по обе стороны попадались вонючие лужи; мимо и по земле,
и по воздуху то и дело проносились маленькие темные создания.
       В действительности мне свет был ни к чему. Может статься, он не был
нужен никому из нас. Я владел Знаком Логруса, и тот обеспечивал мне
магическое зрение, даруя серебристый рассеянный свет. Поддерживал я его
еще и потому, что Логрус предостерегал меня от магических воздействий – на
постройки могли быть наложены заклятия-ловушки или, коли на то пошло,
можно было ждать мелкого мошенничества со стороны Ясры. Такой способ
видеть давал еще одно: я заметил, что и перед Мандором тоже вырос Знак – а
насколько мне известно, Мандору тоже не стоило излишне доверять. Туманное
и неясное нечто, похожее на Лабиринт, занимало такую же позицию напротив
Ясры, замыкая круг осторожности. А свет продолжал танцевать перед нами.
       Из-за груды бочек мы вышли в помещение, напоминающее весьма
загруженный винный погреб. Сделав полдюжины шагов, Мандор остановился и
осторожно вынул из стойки слева от нас пыльную бутылку. Уголком плаща он
протер этикетку.
       – Ничего себе! – заметил он.
       – Что это? – спросила Ясра.
       – Если оно не испортилось, я сочиню к нему незабываемую трапезу.
       – Правда? Тогда, чтобы убедиться наверняка, возьми еще несколько
бутылок, – сказала она. – Оно появилось тут еще до меня... может быть,
даже до Шару.
       – Мерлин, понеси-ка эти две, – сказал он, передавая мне пару бутылок.
– Эй, осторожнее.
       Прежде, чем выбрать еще две бутылки, которые он понес сам, Мандор
осмотрел то, что оставалось в стойке.
       – Можно понять, отчего этот замок без конца осаждают, – заметил он,
обращаясь к Ясре. – Знай я про этот погреб, я и сам бы вознамерился
рискнуть.
       Она потянулась и ухватила его за плечо.
       – Есть более легкие способы получить то, что хочешь, – улыбаясь
произнесла она.
       – Я об этом не забуду, – ответил он.
       – Надеюсь, ты настоишь на том, чтобы я исполнила свое обещание.
       Я откашлялся.
       Она посмотрела в мою сторону, чуть нахмурившись, потом повернула
прочь. Мы проследовали за ней в низкий дверной проем и вверх по пролету
скрипучей деревянной лестницы. Мы вышли в большую буфетную и через нее
попали в громадную пустынную кухню.
       – Вечно, когда надо, ни единого слуги, – заметила она, обводя
помещение взглядом.
       – Они нам и не нужны, – сказал Мандор. – Найдите мне подходящее место
для обеда, и я все устрою.
       – Отлично, – ответила она, – тогда сюда.
       Она провела нас через кухню; потом мы шли через анфилады комнат, пока
не оказались возле лестницы. Ясра поднялась по ней.
       – Ледяные поля? – спросила она. – Лавовые поля? Горы? Или штормовое
море?
       – Если вы предлагаете нам выбрать вид, – ответил Мандор, – пусть
будут горы.
       Он взглянул на меня и я кивнул.
       Ясра проводила нас в длинную узкую комнату, где, открыв несколько
ставней, мы увидели за окнами цепь пятнистых, закругленных вершин. Было
прохладно и немного пыльно, ближайшую к нам стену сверху донизу покрывали
ряды полок. На них стояли книги, письменные принадлежности, кристаллы,
лежали увеличительные стекла, небольшие горшочки с краской, несколько
простых магических инструментов, микроскоп и телескоп. В центре комнаты на
возвышении стоял стол, а по обе стороны – скамьи.
       – Сколько тебе нужно времени, чтобы все подготовить? – спросила Ясра.
       – Пара минут, – сказал Мандор.
       – В таком случае, – сказала она, – я бы хотела сперва немного придти
в себя. Вы, вероятно, тоже.
       – Хорошая мысль, – подтвердил я.
       – Действительно, – согласился Мандор.
       Она увела нас – не слишком далеко, в комнаты, должно быть,
предназначенные для гостей, и оставила там, с мылом, полотенцами и водой.
Мы уговорились снова собраться в узкой комнате через полчаса.
       – Как ты думаешь, она замышляет какую-нибудь пакость? – спросил я,
стягивая рубашку.
       – Нет, – ответил Мандор. – Мне нравится льстить себе, думая, что эту
трапезу она не захочет пропустить. По-моему, она не упустит и шанс
показаться нам во всей красе, поскольку до сих пор ей не вполне удавалось.
А сплетни, секреты... – Он покачал головой. – Может быть, ты совершенно не
мог доверять ей раньше и, возможно, никогда не будешь снова ей доверять.
Но, насколько я могу судить, эта трапеза станет передышкой.
       – Ловлю тебя на слове, – сказал я, облившись водой и намылившись.
       Мандор криво улыбнулся, потом наколдовал штопор и, прежде, чем
заняться собой, откупорил бутылки, чтобы "дать им чуток подышать". Его
суждениям я доверял, но, случись мне сразиться с демоном или увертываться
от падающей стены, я отдам предпочтение Знаку Логруса.
       Никакие демоны не объявились, никакие стены не обрушились. Вслед за
Мандором я вошел в столовую и наблюдал, как он несколькими словами и
жестами преображает ее.
       Стол на возвышении и скамьи сменились круглым столом и удобными с
виду стульями – стульями, расположенными так, что с любого места
открывался красивый вид на горы. Ясра еще не появлялась, а я принес две
бутылки вина – те, дыхание которых Мандор счел самым привлекательным. Не
успел я их поставить, как Мандор наколдовал вышитую скатерть с салфетками,
тонкий китайский фарфор, который выглядел так, будто его расписал Миро;
серебряные столовые приборы прекрасной работы. Он ненадолго остановил свой
взгляд на накрытом столе, удалил серебро, заменив его набором с другим
рисунком. Вышагивая по комнате и разглядывая сервировку под разными
углами, Мандор напевал. Только я двинулся вперед, чтобы поставить бутылки
на стол, как он доставил низкую и широкую хрустальную вазу, в которой
плавали цветы, и поместил ее в центр стола. Когда появились хрустальные
кубки, я отступил на шаг.
       Бутылки громыхнули и он, похоже, в первый раз заметил меня.
       – О, поставь-ка их вон туда. Поставь их там, Мерлин, – сказал он, и
слева от меня на столе появился черный поднос.
       – Лучше проверим, как сохранилось вино до прихода этой леди, – сказал
он тогда, отливая часть рубиновой жидкости в два кубка.
       Мы попробовали, и он кивнул. Вино было лучше, чем у Бейля. Куда
лучше.
       – Все, как надо, – сказал я.
       Он обошел вокруг стола, подошел к окну и выглянул. Я пошел следом.
Мне представилось, что где-то в этих горах сидит в своей пещере Давид.
       – Я чувствую себя чуть ли не виноватым, – сказал я, – что делаю такую
передышку. Столько всего, чем мне следовало бы...
       – Может, даже больше, чем ты подозреваешь, – ответил он.
       – Смотри на это не как на передышку, а как на экономию сил. А от этой
леди ты сможешь кое-что узнать.
       – Верно, – согласился я. – Хотелось бы знать, что именно.
       Мандор поиграл вином в бокале и, пожав плечами, отпил еще один
глоток.
       – Она много знает. Вдруг она нечаянно выболтает что-нибудь? А может,
от такого внимания к своей особе на нее найдет откровенность и она станет
общительнее? Принимай вещи такими, как они есть.
       Я отпил глоток и из вредности мог бы сказать, что у меня зачесались
большие пальцы – к неприятностям. На самом же деле о том, что по наружному
коридору к нам приближается Ясра, меня предупредил Логрус. Мандору я не
стал говорить об этом, поскольку был уверен, что это же почувствовал и он.
Я просто повернулся к дверям, и он присоединился ко мне.
       На ней было низко спущенное с одного (левого) плеча белое платье,
схваченное там алмазной булавкой, на голове – алмазная же тиара, которая в
ее светлых волосах словно бы испускала инфракрасные лучи. Ясра улыбалась,
от нее хорошо пахло. Я почувствовал, что невольно выпрямляюсь, и взглянул
на свои ногти – убедиться, что они чистые.
       Мандор, как всегда, отвесил более изысканный поклон, чем я. Я же
почувствовал, что обязан сказать нечто приятное. Поэтому, подчеркнув свои
слова взглядом, я заметил:
       – Ты весьма... элегантна.
       – Обедать с двумя принцами приходится нечасто, – ответила она.
       – Я – Герцог Западных Границ, – отозвался я, – а не принц.
       – Я имела в виду дом Савалла, – ответила она.
       – Недавно, – заметил Мандор, – вы были заняты тщательной подготовкой
к выступлению.
       – Терпеть не могу нарушать протокол, – сказала Ясра.
       – В этих краях я редко пользуюсь своим Хаосским титулом, – объяснил
я.
       – Жаль, – сказала она мне. – По-моему, титул не просто... изысканный.
Ведь по порядку наследования ты чуть ли не тридцатый, правда?
       Я рассмеялся.
       – Даже такая сильная удаленность – преувеличение, – сказал я.
       – Нет, Мерль, она почти не ошиблась, – сказал мне Мандор. – Как
обычно, прибавь или убери несколько человек...
       – Как такое может быть? – спросил я. – Последний раз, когда я
смотрел...
       Он налил в кубок вина и предложил Ясре. Та с улыбкой приняла его.
       – Ты не смотрел давно, – сказал Мандор. – Были еще смерти.
       – Правда? Так много?
       – За Хаос, – сказала Ясра, поднимая кубок. – Да живет он долго.
       – За Хаос, – отозвался Мандор.
       – Хаос, – эхом повторил я за ним, мы сдвинули кубки и выпили.
       Неожиданно я ощутил целый букет восхитительных ароматов.
       Обернувшись, я увидел, что теперь стол уставлен блюдами с яствами. В
тот же момент обернулась и Ясра, а Мандор шагнул вперед и сделал жест,
отчего стулья отодвинулись, чтобы принять нас.
       – Прошу садиться, и позвольте мне служить вам, – сказал он.
       Мы уселись, принялись за еду и оказалось, что "хорошо" – это не то
слово. Прошло несколько минут, но кроме похвальных слов в адрес супа,
ничего сказано не было. Не хотелось первому начинать словесный гамбит,
хотя мне приходило в голову, что то же самое могут чувствовать и
остальные.
       Наконец, Ясра прокашлялась, и мы оба посмотрели на нее. Меня удивило
то, что она, кажется, вдруг слегка занервничала.
       – Ну, так как обстоят дела в Хаосе? – спросила она.
       – В данный момент, хаотически, – ответил Мандор, – кроме шуток. Он на
миг задумался, потом вздохнул и добавил: – Политика.
       Она медленно наклонила голову, словно прикидывая, не выспросить ли у
него подробности, которые ему, похоже, ничего не стоило разгласить, а
потом решила, что не надо. И повернулась ко мне.
       – К несчастью, пока я находилась в Эмбре, у меня не было возможности
посмотреть местные красоты, – сказала она. – Но из твоего рассказа я
поняла, что и там жизнь отчасти хаотична.
       Я кивнул.
       – Если ты имеешь в виду Далта, – сказал я, – то хорошо, что его не
стало. Но серьезной угрозы он никогда не представлял – надоедал только.
Кстати о Далте...
       – Не стоит, – перебила она, сладко улыбаясь. – На самом деле у меня
на уме совсем другое.
       Я улыбнулся в ответ.
       – Забыл. Вы от него не в восторге, – сказал я.
       – Не в этом дело, – ответила она. – Польза есть и от него. Это
просто, – она вздохнула, – политика, – закончила она.
       Мандор рассмеялся, и мы подхватили. Скверно, что мне не пришло в
голову использовать этот момент относительно Эмбера раньше. Сейчас слишком
поздно.
       – Не так давно я купил картину, – сказал я, – ее написала леди по
имени Полли Джексон. Такой красный шевроле 57 года. Она мне очень
нравится. Сейчас хранится в Сан-Франциско. Ринальдо она тоже понравилась.
       Она кивнула, неотрывно глядя в окно.
       – Вы оба всегда застревали в какой-нибудь галерее, – сказала Ясра. –
Да он и меня без конца таскал то в одну, то в другую. Я всегда считала,
что у него хороший вкус. Не талант, нет, просто хороший вкус.
       – Что значит "не талант"?
       – Он – очень хороший рисовальщик, но его собственные картины никогда
не были такими уж интересными.
       Эту тему я затронул по совершенно особой причине – но по другой. Меня
пленила эта прежде неизвестная мне сторона личности Люка и я решил
продолжит тему.
       – Картины? Я и понятия не имел, что он занимается живописью.
       – Он много раз пробовал, но никогда никому их не показывал. Потому
что они недостаточно хороши.
       – Тогда откуда ты о них знаешь?
       – Я время от времени проверяю его комнату.
       – Когда его поблизости нет?
       – Конечно. Привилегия матери.
       Меня передернуло. Я снова подумал о сожженной в Кроличьей Норе
женщине. Но высказывать свои чувства и портить плавно текущую беседу, раз
уж заставил Ясру заговорить, я не собирался. И решил вернуть разговор к
тому, что меня действительно интересовало.
       – А его встреча с Виктором Мелманом была как-то с этим связана? –
спросил я.
       Сощурившись, она испытующе взглянула на меня, потом кивнула и доела
суп.
       – Да, – сказала она, откладывая ложку в сторону. – Он взял у него
несколько уроков. Ему понравились какие-то картины Мелмана, и он разыскал
его. Может, даже кое-что купил. Не знаю. Но как-то он упомянул о своих
работах, и Виктор попросил их посмотреть. Он сказал Ринальдо, что, ему
понравилось и еще, что, с его точки зрения, он мог бы научить Ринальдо
нескольким полезным вещам.
       Ясра подняла свой кубок, понюхала вино, отхлебнула и уставилась на
горы.
       Я собрался было поторопить ее, надеясь, что она продолжит, и тут Ясра
принялась хохотать.
       Я ждал.
       – Вот засранец, – сказала она потом. – Но талантливый. Надо отдать
ему должное...
       – Э-э... что ты имеешь в виду? – спросил я.
       – Время шло, и Виктор уклончиво и многословно заговорил о развитии
собственной силы, словно играл полуявной страстью. Ему хотелось, чтобы
Ринальдо знал, что он – оккультист, который кое-чего стоит – и немало.
Потом он принялся намекать, что, может быть, хочет передать свою силу
подходящему человеку.
       Она снова принялась смеяться. Я и сам хихикнул, подумав, что этот
дрессированный тюлень таким манером обращался к настоящему магу.
       – Все от того, что он понял, как Ринальдо богат – продолжала она. –
Конечно, Виктор в то время был, как всегда, на мели. Но Ринальдо не
высказал никакого интереса и вскоре после этого просто перестал брать у
Виктора уроки живописи – он чувствовал, что научился у того всему, чему
можно было. Когда позже он рассказывал мне об этом, я все-таки поняла, что
этого человека можно отличным образом превратить в свое орудие. Я была
уверена, что такой субъект сделает все, что угодно, лишь бы вкусить
подлинной власти.
       Я кивнул.
       – И тогда вы с Ринальдо принялись ходить к нему? Вертелись-вертелись,
задурили ему голову и выучили немногим настоящим приемам?
       – Достаточно настоящим, – сказала она, – хотя в основном его обучение
регулировала я. Ринальдо, как правило, бывал слишком занят – готовился к
экзаменам. У него средний балл всегда был повыше твоего, верно?
       – Как правило, у него были очень хорошие отметки, – уступил я. –
Когда ты рассказываешь, как вы дали Мелману силу и превратили его в свое
орудие, я не могу не задуматься о причине. Вы натаскивали его, чтобы он
убил меня – и весьма живописным способом.
       Она улыбнулась.
       – Да, – сказала она, – хотя, возможно, не так, как ты подумал. Он
знал про тебя и обучался, чтобы сыграть свою роль в твоем
жертвоприношении. Но в тот день, когда ты убил его – в тот день, когда он
попробовал воспользоваться тем, чему научился – он действовал на свой
страх и риск. Его предупреждали насчет подобных действий в одиночку, и он
заплатил сполна. Он жаждал обладать всеми силами, которые рассчитывал
получить в итоге, а не делить их с другими. Я же сказала – засранец.
       Мне хотелось казаться равнодушным, чтобы Ясра продолжала. Есть дальше
– как еще можно было лучше доказать это? Однако, опустив глаза, я
обнаружил, что моя тарелка с супом исчезла. Я взял булочку, разломил ее,
собрался было намазать маслом – и тут заметил, что моя рука дрожит.
Минутой позже я понял, что это от того, что мне хочется задушить ее.
       Поэтому я сделал глубокий вдох-выдох и выпил еще вина. Содержимое
появившейся передо мной тарелки возбуждало аппетит, а слабый аромат
чеснока и иных дразнящих трав велел мне сохранять спокойствие. Я
благодарно кивнул Мандору, то же сделала и Ясра. Минутой позже я мазал
булочку маслом.
       Откусив несколько кусков и прожевав их, я сказал:
       – Признаюсь, не понимаю. Ты сказала, Мелман должен был участвовать в
моем ритуальном убийстве... только участвовать?
       Еще полминуты она продолжала есть, потом снова улыбнулась.
       – Случай оказался слишком подходящим, грех было пренебречь, – сказала
она чуть позже, – вы с Джулией расстались, она заинтересовалась
оккультизмом. Я поняла, что надо свести их с Виктором, чтобы он обучил ее
нескольким простым штучкам, обернув себе на пользу то, как она была
несчастна из-за вашего разрыва, что надо превратить это в полнокровную
ненависть – такую сильную, чтобы, когда подойдет время жертвоприношения,
ей бы хотелось перерезать тебе горло.
       Я подавился чем-то, что при других обстоятельствах было бы потрясающе
вкусным.
       По правую руку от меня появился затуманенный хрустальный кубок с
водой. Я поднял его и отпив, смыл все, что застряло в горле. Потом еще
глоток.
       – Ну, такая реакция в любом случае чего-нибудь да стоит, – заметила
Ясра. – Ты должен признать, что месть имеет особую остроту, если твой
палач – тот, кого ты когда-то любил.
       Уголком глаза я заметил, что Мандор кивает. Мне тоже пришлось
согласиться, что она права.
       – Должен признать, это – хорошо продуманная месть, – сказал я. –
Ринальдо тоже был в это посвящен?
       – Нет, к этому времени вы стали слишком дружны. Я боялась что он
предупредит тебя.
       Пару минут я обдумывал это, потом спросил:
       – Что же пошло не так?
       – Единственное, что никогда бы не пришло мне в голову, – сказала она.
– У Джулии и вправду оказался талант. Несколько уроков у Виктора – и все,
что он умел, у нее получалось лучше... кроме живописи. Черт! Может, она
еще и рисует. Не знаю. Я сдала себе карту наугад – а она пошла сама.
       Меня передернуло. Я подумал о своем разговоре с ти'га в Арбор Хаус в
те давние времена, когда им владела Винта Бейль.
       – Что, Джулия развила в себе те способности, что хотела? – спросила
меня ти'га. Я сказал, что не знаю. Я сказал, что она ни разу, ничем не
выдала этого... А вскоре припомнил нашу встречу на стоянке у супермаркета,
и собаку, которой она велела сесть и которая, быть может, уже никогда
больше не шевельнется... Я вспомнил это, но...
       – И ты ни разу не заметил никаких проявлений ее дара? – рискнула
Ясра.
       – Не сказал бы, – ответил я, начиная понимать, почему дела обстоят
так, как есть. – Нет, не сказал бы.
       ...Например, тогда, в Баскин-Роббинс, когда Джулия изменила вкус
мороженого, пока стаканчик приближался к губам. Или тогда, в ливень, она
оставалась сухой без зонтика...
       Ясра озадаченно нахмурилась и, не отрывая от меня глаз, прищурилась.
       – Не понимаю, – сказала она. – Если ты знал, ты мог бы сам обучать
ее. Она любила тебя. Вы были бы грозной командой.
       Внутри у меня все сжалось. Она была права – я ПОДОЗРЕВАЛ, я,
возможно, даже знал, но подавлял это в себе. Однажды я, может быть даже
сам это спровоцировал – той прогулкой в отражениях, энергетикой своего
тела...
       – Это дело сложное, – сказал я, – и очень личное.
       – О, сердечные дела или очень просты, или совершенно непостижимы для
меня, – сказала она. – Середины тут, кажется, нет.
       – Давай условимся, что они просты, – сказал я ей. – Когда я заметил
эти признаки, мы уже расходились, и у меня не было никакого желания
пробуждать силу в бывшей любовнице, которой в один прекрасный день могло
бы взбрести в голову попрактиковаться на мне.
       – Вполне понятно, – сказала Ясра. – Вполне. А сколько в этом иронии!
       – В самом деле, – заметил Мандор, жестом вызывая новые блюда, которые
источая пар, появились перед нами. – Пока рассказ об интриге и оборотной
стороне души не завел вас далеко, мне хотелось бы, чтобы вы попробовали
грудку перепела, вымоченного в "Мутон Ротшильд", с ложечкой дикого риса и
побегами спаржи.
       Я понял, что, показав иной слой реальности, навел ее на подобные
размышления, и вдобавок отвлек внимание от своей персоны – на самом деле я
не настолько доверял ей, чтобы раскрыть правду о себе. По-моему, это
говорило кое-что и о моей способности любить, и о способности доверять. Но
я все время чувствовал одно: есть еще что-то. Что-то сверх...
       – Восхитительно, – объявила Ясра.
       – Благодарю вас. – Он поднялся, обошел вокруг стола и сам наполнил ее
бокал, не воспользовавшись фокусом с левитацией. Я заметил, что, делая
это, пальцами левой руки он легонько погладил ее обнаженное плечо. Потом
он немного плеснул и в мой бокал – словно вдруг вспомнив и обо мне, –
вернулся на свое место и уселся.
       – Да, великолепно, – заметил я, находчиво продолжая рассматривать
внутренность своего внезапно опустевшего темного бокала.
       С самого начала я что-то ощущал, что-то подозревал – теперь я знал
это. Наша прогулка по отражениям была просто самой эффектной из целого
ряда мелких, внезапных проверок, которые я иногда устраивал Джулии,
надеясь застать ее врасплох, надеясь убедиться, что она... кто? Ну,
возможно, колдунья. Итак?
       Отодвинув свой прибор в сторону, я потер глаза. Я долго скрывал это
от самого себя, но сейчас оно было совсем рядом.
       – Что-нибудь случилось, Мерлин? – послышался вопрос Ясры.
       – Нет. Я просто понял, что немного устал, – сказал я.
       – Все отлично.
       Колдунья. Не просто потенциальная колдунья. Сейчас я понял, что
глубоко прятал в себе боязнь того, что за покушениями на мою жизнь по
тридцатым апреля стояла она – а я подавлял в себе это и продолжал любить
ее. Почему? Потому ли, что знал, но мне было все равно? Потому ли, что она
была моя Нимью? Потому ли, что нежно любил своего возможного убийцу и
прятал от самого себя доказательства? Потому ли, что не просто был
неразумно влюблен, но меня постоянно преследовали настойчивые просьбы
умереть, они смеялись надо мной, и теперь в любой момент мне, возможно,
придется до последнего противостоять им?
       – Со мной все будет о'кей, – сказал я. – Правда, ничего.
       Значило ли это, что, как говорится, я сам свой злейший враг? Надеюсь,
что нет. Времени излечиться у меня и вправду не было – не тогда, когда
жизнь моя зависит от стольких внешних факторов...
       – О чем задумался? – мило спросила Ясра.




       2



       – Как и ваши шутки, – ответил я, – мысли мои бесценны. Придется
рукоплескать вам. В то время я не только ничего об этом не знал, но даже
не догадался, когда пришлось сопоставить несколько фактов. Ты это хотела
услышать?
       – Да, – сказала она.
       – Рад, что настал момент, когда дела у вас пошли не так, как нужно, –
прибавил я.
       Она вздохнула, кивнула и отпила вина.
       – Да, пришел такой момент, – признала Ясра. – Я совершенно не ждала,
что в такой простой игре придется дать задний ход. Трудно поверить, что в
мире столько иронии.
       – Если тебе требуется мое одобрение, придется высказаться немного
яснее, – сказал я.
       – Знаю. В известном смысле мне очень неприятно менять то смутно
озадаченное выражение лица, которое ты на сей раз нацепил, чтобы
порадоваться моему стесненному положению. Тем не менее, еще можно найти
кое-что, что, повернувшись иной стороной, огорчит тебя по-новому.
       – Сегодня выиграл, завтра проиграл, – сказал я. – Готов держать пари,
кое-что с тех самых пор еще ставит тебя в тупик.
       – Например? – спросила она.
       – Например, почему ни одна из попыток убить меня тридцатого апреля не
удалась.
       – Я полагаю, Ринальдо устраивал саботаж и предостерегал тебя.
       – Неправильно.
       – Тогда что же?
       – Ти'га. Ее принудили защищать меня. Может, ты помнишь ее – в те дни
она обитала в теле Гейл Лампрен.
       – Гейл? Девушки Ринальдо? Мой сын встречался с демоном?
       – Ну-ну, не нужно быть предубежденным. На первом курсе он выкидывал
номера и почище.
       Она ненадолго задумалась, потом медленно кивнула.
       – Тут ты прав, – признала она. – Про Кэрол я забыла. А ты так и не
узнал, почему это все происходило – не считая того, в чем тогда в Эмбере
призналась тебе эта тварь?
       – Так и не узнал, – сказал я.
       – В таком свете весь тот период выглядит еще более странно, –
задумчиво проговорила она, – особенно потому, что наши пути вновь
пересеклись... Интересно...
       – Что?
       – Она там находилась, чтобы защищать тебя или чтобы мешать мне? Твой
телохранитель... или мое проклятие?
       – Трудно сказать, результат-то один и тот же.
       – Но она явно стала околачиваться возле тебя совсем недавно – а это
говорит о последнем.
       – Конечно, если только она не знает что-то, что неизвестно нам, –
сказал я.
       – Например?
       – Например, что между нами возможен новый конфликт.
       Она улыбнулась.
       – Тебе следовало пойти учиться на юриста, – сказала она. – Ты такой
же хитрый и неискренний, как твоя эмберская родня. Хотя я могу, не
покривив душой, сказать, что ничего из того, что входило в мои планы,
нельзя было бы истолковать таким образом.
       Я пожал плечами.
       – Просто пришло в голову. Пожалуйста, продолжай историю Джулии.
       Она проглотила несколько кусков. Я составил ей компанию, а потом
обнаружил, что ем и не могу остановиться. Я посмотрел на Мандора, но тот
сохранял непроницаемое выражение. Он никогда не позволял себе улучшать
вкус магическими средствами или принуждать обедающих подчистить с тарелок
все. Как бы там ни было, прежде, чем Ясра заговорила снова, с этой
переменой блюд было покончено. Учитывая это, вряд ли у меня были причины
жаловаться.
       – После того, как вы расстались, Джулия занималась с разными
учителями, – начала она. – Раз уж я напала на мысль заставить их говорить
или делать вещи, которые лишат ее иллюзий или обескуражат настолько, что
она примется подыскивать себе кого-то еще, добиться этого оказалось
нетрудно. Это было незадолго до того, как она пришла к Виктору, который
уже находился под нашей опекой. Я приказала ему уговорить Джулию остаться,
махнуть рукой на обычные предварительные переговоры, и заняться ее
обучением перед тем посвящением, что я выбрала для нее.
       – А именно? – перебил я. – Вокруг полным-полно всяких посвящений, вот
только заканчиваются все они по-разному и очень специфически.
       Ясра улыбнулась и кивнула, разломив булочку и намазывая ее маслом.
       – Я сама провела ее через то, что выбрала – Дорогой Сломанного
Лабиринта.
       – Судя по названию, это что-то опасное с эмберской окраины Отражения.
       – К твоему знанию географии не придерешься, – сказала она. – Но это
вовсе не так опасно, если знать, что делаешь.
       – Я это вот как понимаю, – сказал я. – Миры Отражения, где существуют
отражения Лабиринта, могут вмещать в себя лишь его неполноценные подобия,
а это всегда подразумевает риск.
       – Риск существует только, когда не знаешь, как с этим управляться.
       – И ты заставила Джулию пройти... Сломанный Лабиринт?
       – О том, что ты называешь "пройти Лабиринт", я знаю только то, что
мне рассказывали мой последний муж и Ринальдо. По-моему, нужно от
какого-то определенного начала снаружи идти внутри него вдоль линий до
того места, где к тебе приходит сила?
       – Да, – подтвердил я.
       – В Сломанном Лабиринте, – объяснила она, – входишь через
какой-нибудь изъян и идешь к середине.
       – Как же можно идти вдоль линий, если они разорваны или в них есть
дефекты? Настоящий Лабиринт уничтожит того, кто нарушил структуру.
       – Там ходят не по линиям, а по промежуткам, – сказала она.
       – А когда выходишь... где? – спросил я.
       – То уносишь в себе образ Сломанного Лабиринта.
       – А как ты пользуешься им для того, чтобы колдовать?
       – Посредством дефектов. Вызываешь образ, и это напоминает темный
колодец, из которого черпаешь силу.
       – А как вы путешествуете среди отражений?
       – Почти как вы – в моем понимании, – сказала она. – Но с нами всегда
трещина.
       – Трещина? Не понимаю.
       – Трещина в Лабиринте. Она следует за нами через Отражение. Пока
путешествуешь, она всегда рядом: иногда это трещинка толщиной с волосок,
иногда – большая расселина. Она перемещается и может появиться внезапно,
где угодно – провал в реальности. Вот риск для идущих Дорогой Сломанного
Лабиринта. Упасть туда – смерть.
       – Тогда она должна скрываться во всех ваших заклинаниях, как ловушка.
       – В каждом деле – свой риск, – сказала Ясра. – Избегать трещин –
часть искусства.
       – Это и есть то посвящение, через которое ты провела Джулию?
       – Да.
       – И Виктора?
       – Да.
       – Я понимаю, о чем ты, – ответил я, – но надо же отдавать себе отчет
в том, что Сломанные Лабиринты вытягивают свою силу из настоящих.
       – Конечно. Ну и что? Если постараться, подобие получается не хуже
подлинника.
       – Кстати, сколько здесь удачных подобий?
       – Удачных?
       – Они должны бы перерождаться от отражения к отражению. Где ты
проводишь черту и говоришь себе: "После этого сломанного отражения я не
стану рисковать сломать себе шею?"
       – Понятно, что ты хочешь сказать. Работать можно, скажем с первыми
девятью. Я никогда не заходила дальше. Лучше всего – первые три. Тремя
следующими еще можно управлять. Три следующих – уже куда больший риск.
       – Трещина каждый раз увеличивается?
       – Вот именно.
       – Почему ты раскрываешь мне такие секреты?
       – Ты – посвященный более высокого уровня, так что это не имеет
значения. Кроме того, ты никак не можешь повлиять на положение вещей. И
последнее – ты должен знать это, чтобы оценить финал истории.
       – Ладно, – сказал я.
       Мандор хлопнул по столу, и перед нами появились хрустальные чашечки с
лимонным шербетом. Мы поняли намек и, прежде, чем возобновить разговор,
промочили горло. Из какого-то дальнего коридора в комнату полилась тихая
музыка. Откуда-то извне, вероятнее всего, из Замка, до нас донеслось
звяканье и царапающие звуки, как будто вдалеке что-то копали и сгребали.
       – Так Джулия прошла твое посвящение, – подсказал я.
       – Да, – сказала Ясра.
       – Что случилось потом?
       – Она научилась вызывать образ Сломанного Лабиринта и пользоваться
им, чтобы магически видеть и налагать заклятия. Она научилась извлекать
через трещины в нем грубую силу. Она научилась отыскивать дорогу в
Отражении.
       – Не забывая при этом о провале? – предположил я.
       – Именно так, и к этому у нее определенно есть сноровка. Кстати
говоря, у нее чутье абсолютно на все.
       – Меня изумляет, что смертный может пройти Лабиринт – даже если это
его испорченное отражение – и выжить.
       – Это удается немногим, – сказала Ясра. – Прочие наступают на линии
или умирают таинственной смертью в зоне пролома. Справляется, наверное,
процентов десять. Это неплохо. Несколько ограничивает доступ. Из тех, кто
прошел его, лишь немногие способны должным образом обучиться мантическому
ремеслу, чтобы что-то представлять собой, как знатоки.
       – И ты говоришь, как только Джулия поняла, что ей нужно, она
действительно оказалась лучше Виктора?
       – Да. Я и представить себе не могла, насколько, пока не стало слишком
поздно.
       Я ощутил на себе ее взгляд, как будто Ясра проверяла, какова будет
реакция.
       Оторвав глаза от тарелки, я поднял бровь.
       – Да, – продолжала она, явно довольная. – Ты не знал, что это Джулию
ты заколол возле Источника?
       – Нет, – признался я. – Маска все время ставила меня в тупик. Я не
мог представить себе ни одного мотива для происходящего. Самым странным
оказались цветы, а потом, я действительно так и не понял, голубые камни –
твоя работа или Джулии?
       Она рассмеялась.
       – Голубые камни и пещера, откуда они происходят, – нечто вроде
семейной тайны. Их вещество – своего рода магический изолятор, но если
соединить два куска, возникает связь, так что обладай ты должной
чувствительностью и оставь себе кусок, ты получаешь возможность следить за
передвижениями второго куска по Отражению.
       – По Отражению?..
       – Да.
       – Даже если бы иначе у меня не было никаких способностей к этому?
       – Даже в таком случае, – сказала она. – Все равно, как следить за
механизмом, перемещающим отражения. На это способен любой, если он
достаточно проворен и чувствителен. Просто еще немного расширяешь
практику. В момент, когда отражение перемещается, ты перемещаешься сам –
тут скорее идешь по следу, который оставляет перемещающий механизм, чем за
самим отражением...
       – За самим, за самим... Ты пытаешься объяснить, что у кого-то
появились преимущества перед тобой?
       – Правильно.
       Я поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, что Ясра покраснела.
       – Джулия? – сказал я.
       – Ты начинаешь понимать.
       – Нет, – сказал я. – Ну, может, самую чуточку. Она оказалась
одаренней, чем ты ожидала. Это ты мне уже говорила. У меня создалось
впечатление, что она оставила тебя в дураках. Но как или в чем, я точно не
знаю.
       – Я приводила ее сюда, – сказала Ясра, – чтобы захватить кое-какое
снаряжение – хотелось забрать его с собой в первый круг отражений рядом с
Эмбером. Действительно, тогда она посмотрела мою рабочую комнату в Замке.
А я в то время была, наверное, излишне общительна. Но откуда мне было
знать, что Джулия все берет на заметку и, вероятно, что-то замышляет? Я
считала, что она слишком запугана, чтобы предаваться подобным
размышлениям. Надо признать, она отличная актриса.
       – Я прочел дневник Виктора, – сказал я. – Надо полагать, вы все время
были в масках или капюшонах и пользовались заклятиями, искажающими голос?
       – Да, но, по-моему, вместо того, чтобы внушить Джулии страх и должное
смирение, я возбудила в ней жадность до всего магического. Сдается мне,
как раз тогда она и подобрала один из моих траголитов... тех голубых
камней... Все остальное – достояние истории.
       – Не для меня.
       Передо мной появилась чаша с незнакомыми овощами, аромат, тем не
менее, был восхитительным. От чаши поднимался пар.
       – Подумай-ка.
       – Ты доставила ее в Сломанный Лабиринт и провела посвящение... –
начал я.
       – Да.
       – Как только ей представилась возможность, – продолжал я, – она
использовала... траголит, чтобы вернуться в Замок и вызнать еще кой-какие
твои секреты.
       Ясра тихонько похлопала в ладоши, попробовала овощи и быстро
принялась за еду. Мандор улыбался.
       – Дальше сдаюсь, – признался я.
       – Будь хорошим мальчиком, ешь, – сказала она.
       Я повиновался.
       – Мои выводы из этой замечательной истории основаны исключительно на
знании человеческой натуры, – неожиданно заметил Мандор, – но я сказал бы,
что ей хотелось проверить и когти, и крылья. Догадываюсь, что Джулия
вернулась, бросила вызов своему прежнему учителю – этому Виктору Мелману –
и дралась с ним на колдовской дуэли.
       Я услышал, как Ясра шумно втянула воздух.
       – Это действительно всего лишь догадка? – спросила она.
       – Правда, – ответил он, поигрывая вином в кубке. – Более того, я
догадываюсь, что и вы однажды проделали нечто подобное со своим учителем.
       – Кой черт рассказал тебе об этом? – спросила она.
       – Я только догадываюсь, что Шару был вашим учителем... а может, и
больше, чем учителем, – сказал он. – Но это объяснило бы и то, что вы
завладели этим замком, и то, что сумели застать его прежнего хозяина
врасплох. Он, может быть, даже отвлекся на минуту от обороны, чтоб от души
проклясть вас и пожелать такой же участи в один прекрасный день настигнуть
и вас. И даже если ничего подобного не было, дела у людей нашего ремесла
иногда совершают полный круг.
       Она хихикнула.
       – Тогда имя этому черту – Рассудок, – сказала она с ноткой восхищения
в голосе. – Более того, ты вызвал его инстинктивно, а это уже искусство.
       – Приятно сознавать, что он все еще является на мой зов. Надо
полагать, Джулия все-таки была удивлена, что Виктор способен ей перечить.
       – Верно. Она не ожидала, что мы обычно укутываем учеников одним-двумя
защитными слоями.
       – Но ее собственная оборона оказалась самое меньшее – не хуже...
       – Да. Хотя это, конечно, было равноценно поражению. Она знала, что
мне станет известно про ее бунт, и я вскоре явлюсь, чтобы приструнить ее.
       – О, – заметил я.
       – Да, – заявила Ясра. – Вот почему она фальсифицировала собственную
смерть, и этим, надо признаться, надолго оставила меня в дураках.
       Я вспомнил тот день, когда пришел к Джулии в дом, нашел труп, как на
меня напало то животное. Лицо трупа частично было уничтожено, то, что
уцелело – в крови. Но женщина была ростом с Джулию, общее сходство
сохранялось. Потом, она была там, где и следовало. И тут я привлек
внимание прятавшегося там, похожего на собаку, существа, которое мало
сказать отвлекло меня от вопросов идентичности. К тому времени, как я
заканчивал бороться за свою жизнь под аккомпанемент приближающихся сирен,
меня больше интересовало, как бы удрать, чем дальнейшее расследование.
Когда бы я потом мысленно не возвращался к той сцене, я видел только
мертвую Джулию.
       – Невероятно, – сказал я. – Чье же тогда тело я нашел?
       – Понятия не имею, – ответила она. – Это могло быть какое-нибудь ее
"я" из отражений, или кто-нибудь посторонний, с улицы. Или труп,
украденный из морга. Как узнаешь?
       – На нем был один из твоих голубых камней.
       – Да. А второй – на ошейнике того существа, которое ты убил... а
Джулия открыла ему проход.
       – Зачем? А к чему было все это с Жителем на Пороге?
       – Фальшивка чистой воды. Виктор думал, что Джулию убила я, а я
думала, что он. Он предполагал, что это я открыла проход из Замка и
послала эту бестию поохотиться на нее. Я считала, что это его рук дело, и
была раздражена, что он скрыл от меня, как быстро делает успехи... Это
ведь редко предвещает что-нибудь хорошее.
       Я кивнул.
       – Таких тварей ты разводишь здесь?
       – Да, – ответила она, – а еще я поселила их в несколько соседних
отражениях. Кое-кто получил голубые ленточки.
       – Я предпочитаю быков из преисподней, – сказал я. – Они куда
сообразительнее и ведут себя лучше. Значит, Джулия оставила тело и
замаскированный проход сюда, а ты думала, ее прикончил Виктор, который
подбирается к твоей святая святых?
       – Примерно так.
       – А он думал, что она стала очень опасна для тебя... да еще этот
проход... и что ты убила ее?
       – Я НЕ ЗНАЮ точно, нашел ли Виктор вообще этот проход. Он был здорово
спрятан, ты же убедился. Как бы там ни было, ни один из нас до конца не
осознавал, что же Джулия проделала на самом деле...
       – То есть?
       – Она и мне подсунула кусок траголита. Потом, после посвящения, она
воспользовалась его парой, чтобы проследить за мной через все Отражения в
Бегму.
       – В Бегму? А какого черта ты там делала?
       – Ничего важного, – отозвалась она. – Я упомянула об этом просто
чтобы подчеркнуть ее хитрость. В то время она ко мне не приближалась.
Фактически я знаю об этом только потому, что позже она сама рассказала мне
об этом. Тогда она последила за мной от границы Золотого Круга до Замка.
Остальное ты знаешь.
       – Не уверен.
       – Насчет этого Замка у нее были свои планы. Когда она застала меня
врасплох, я и вправду удивилась. Вот так я и стала вешалкой.
       – А Джулия вступила во владение этим замком, надев вратарскую маску
на случай общения с людьми. Некоторое время она жила здесь, набираясь сил,
совершенствуя свое мастерство, вешая на тебя зонтики...
       Ясра тихо зарычала, и мне вспомнилось, что кусается она скверно. Я
поспешил сменить тему разговора.
       – До сих пор не понимаю, почему иногда она шпионила за мной, а иногда
– осыпала цветами.
       – Умеют же мужчины вывести из себя, – сказала Ясра, подняв кубок и
осушая его. – Тебе удалось понять все, кроме причины.
       – Она отправилась за властью, – сказал я. – Что тут еще понимать?
Припоминаю даже, как однажды мы долго спорили о власти.
       Я услышал, как Мандор издал смешок. Под моим взглядом он отвел глаза,
качая головой.
       – Очевидно, – сказала Ясра, – она все еще была к тебе неравнодушна. И
кажется, весьма неравнодушна. Она играла с тобой. Ей хотелось возбудить в
тебе любопытство. Хотелось, чтобы ты пошел за ней, нашел ее, а может,
хотелось попробовать свою силу против твоей. Ей хотелось показать тебе,
что она стоит всего, в чем ты отказал ей, когда отказался ей доверять.
       – Значит, ты и об этом знаешь.
       – Иногда она разговаривала со мной, не стесняясь.
       – Значит Джулия была так неравнодушна ко мне, что послала людей с
траголитами идти по моему следу до самого Эмбера и попытаться убить.
Кстати, это им почти удалось.
       Ясра закашлялась и отвела глаза. Мандор тут же встал, обошел вокруг
стола и, всунувшись между нами, опять наполнил ее кубок. В тот момент,
когда она полностью была скрыта от моего взгляда, послышался ее тихий
голос:
       – Нет, не совсем так. Убийц наняла... я. Ринальдо был далеко,
предупредить тебя он не мог, а я считала, что он делает именно это,
поэтому подумала – попробую-ка добраться до Мерлина еще раз.
       – О, – заметил я. – Может, тут бродят еще убийцы?
       – Нет, те были последними, – сказала она.
       – Очень приятно.
       – Я не прошу извинения. Просто объясняю – чтобы положить конец
разногласиям между нами. Не хочешь аннулировать и этот счет? Мне нужно
знать.
       – Я уже говорил – хотелось бы считать, что мы квиты. Это остается в
силе. А какое отношение к этой истории имеет Юрт? Не понимаю, как они
спелись и что они такое друг для друга.
       Прежде, чем вернуться на свое место, Мандор добавил капельку вина и в
мой бокал. Ясра взглянула мне в глаза.
       – Не знаю, – проговорила она. – Когда мы с ней боролись, у нее не
было союзников. Должно быть, это случилось, пока я была неподвижна.
       – Что ты думаешь насчет того, куда они с Юртом могли удрать?
       – Ничего.
       Я взглянул на Мандора, но тот покачал головой.
       – Я тоже не знаю, – сказал он. – Однако мне пришла в голову странная
мысль.
       – Да?
       – Я чувствую необходимость подчеркнуть, что Юрт не только преодолел
Лабиринт и приобрел могущество – он, несмотря на все свои шрамы и
недостающие куски, очень похож на тебя.
       – Юрт? На меня? Ты, наверное, смеешься!
       Он посмотрел на Ясру.
       – Мандор ПРАВ, – сказала она. – Совершенно ясно, что вы – родня.
       Я положил вилку и потряс головой.
       – Что за нелепость, – сказал я больше для самозащиты, чем для
уверенности. – Никогда этого не замечал.
       Мандор еле заметно пожал плечами.
       – Тебе нужна лекция по психологии отрицания? – спросила меня Ясра.
       – Нет, – сказал я. – Мне нужно немножко времени, чтоб до меня дошло.
       – Все равно пришла пора следующей перемены, – объявил Мандор, сделал
широкий жест, и появились новые яства.
       – Из-за того, что ты освободил меня, у тебя будут неприятности дома?
спросила Ясра.
       – К тому времени, как они поймут, что тебя там нет, я надеюсь
сочинить хорошую историю, – ответил я.
       – Другими словами, неприятности будут, – сказала она.
       – Ну, может, совсем немного.
       – Я посмотрю, что можно сделать.
       – В каком смысле?
       – Терпеть не могу быть кому-то обязанной, – сказала она, – а ты
сделал для меня больше чем я для тебя. Если я найду способ отвратить от
тебя их ярость, я им воспользуюсь.
       – Что это ты задумала?
       – Давай остановимся. Иногда лучше не знать слишком много.
       – Мне не нравится, как это звучит.
       – Отличный повод сменить предмет разговора, – сказала она. – Юрт
очень сильно враждует?
       – Со мной? – спросил я. – Или ты никак не поймешь, не вернется ли он
сюда за второй порцией?
       – Если тебе угодно поставить вопрос так – и то, и другое.
       – Думаю, если бы Юрт мог, он убил бы меня, – сообщил я, поглядывая на
Мандора, который кивал.
       – Боюсь, что так, – заявил он.
       – Что же касается того, вернется ли он сюда еще раз за тем, что уже
получил, – продолжил я – тебе судить. Как тебе кажется, насколько он
близок к тому, чтобы полностью завладеть силами, которые можно получить от
Источника во время ритуала?
       – Точно сказать трудно, – сказала она, – потому что он проверял свои
силы в условиях ужасной неразберихи. Может, процентов на пятьдесят. Это
только догадки. Удовольствуется ли он этим?
       – Может быть. Насколько же опасным он тогда станет?
       – Очень опасным. Когда полностью освоится с положением вещей. Тем не
менее, он должен понимать, что, реши он вернуться, он нашел бы тут охрану,
с которой трудно было бы бороться даже такому, как он... Только Шару,
таков, каков он сейчас, стал бы непреодолимым препятствием.
       Я все ел и ел.
       – Вероятно, Джулия посоветует ему не пробовать, – продолжала она, –
она ведь знакома с Замком.
       Я кивнул в знак того, что согласен с таким замечанием. Когда
встретимся, тогда и встретимся. Сейчас я немного могу сделать, чтобы это
предотвратить.
       – Можно, теперь я задам тебе вопрос? – сказала она.
       – Давай.
       – Ти'га...
       – Да?
       – Я уверена, она даже в теле дочери герцога Оркуза не просто так
зашла во дворец и добрела до твоих апартаментов.
       – Едва ли, – отозвался я. – Она – в числе официально приглашенных.
       – Можно узнать, когда прибыли приглашенные?
       – Раньше, днем, – ответил я. – Хотя, боюсь, не могу вдаваться в
подробности относительно...
       Она махнула богато украшенной кольцами рукой, сделав жест отрицания.
       – Государственные тайны меня не интересуют, – сказала она, – хотя я
знаю, что Найда обычно сопровождает своего отца в качестве секретарши.
       – И что же?
       – Ее сестра пришла с ней или оставалась дома?
       – Ты о Корал, верно? – спросил я.
       – Да.
       – Она осталась дома, – ответил я.
       – Спасибо, – сказала она, возвращаясь к трапезе.
       Черт. К чему все это? Что Ясра знает про Корал то, чего не знаю я?
Что-то, имеющее отношение к ее нынешнему, неопределенному состоянию? Если
так, чего мне будет стоить выяснить это?
       Тогда я поинтересовался:
       – Зачем тебе это?
       – Просто любопытно, – ответила она. – Я знала эту семью в... лучшие
времена.
       Ясра в сентиментальном расположении духа? Быть не может.
       Тогда что же?
       – Предположим, у этой семьи есть пара проблем? – спросил я.
       – Кроме того, что в Найду вселилась ти'га?
       – Да, – сказал я.
       – Грустно слышать, – был ответ.
       – Что это за проблемы?
       – Корал вроде как попала в плен...
       Она выронила вилку, и та упала на тарелку, тихо звякнув.
       – О чем ты говоришь? – спросила Ясра.
       – Она попала не туда, куда следовало, – сказал я.
       – Корал? Как? Куда?
       – Это до некоторой степени зависит от того, сколько ты знаешь о ней
на самом деле, – объяснил я.
       – Эта девочка мне нравится. Не играй со мной. Что случилось?
       Такой ответ меня более чем озадачил. Но мне нужно было не это.
       – Ты хорошо знала ее мать?
       – Кинту... Я встречала ее... на дипломатических приемах.
Очаровательная леди.
       – Расскажи мне о ее отце.
       – Ну, он – член королевской фамилии, но по линии, не наследующей
престола. Прежде, чем стать первым министром, Оркуз был послом Бегмы в
Кашере. Его семья жила там вместе с ним. Поэтому, естественно, я виделась
с ним по многим делам...
       Когда она сообразила, что я смотрю на нее, не отрываясь, сквозь Знак
Логруса, через ее Сломанный Лабиринт, она подняла глаза. Наши взгляды
встретились и она улыбнулась.
       – О, ты спрашиваешь о ее ОТЦЕ, – сказала она. Потом Ясра замолчала, а
я кивнул. – Да, в этих сплетнях есть доля правды, – наконец заметила она.
       – Но точно ты не знаешь?
       – На свете столько сплетен... большую их часть проверить невозможно.
Откуда мне знать, в каких из них есть доля истины? И потом, мне-то что
беспокоиться?
       – Конечно, ты права, – сказал я. – И все-таки...
       – Еще одно внебрачное чадо старика, – сообщила она. – Интересно,
считает их кто-нибудь? Чудо, что у него оставалось время на
государственные дела.
       – Кто-нибудь додумался, – сказал я.
       – Ну, чтобы быть честной, к тем сплетням, что я слышала, добавлю, что
там действительно было семейное сходство. Хотя об этом мне трудно судить –
с большей частью семьи я лично не знакома. Ты, говоришь, в этом есть доля
правды?
       – Да.
       – Только из-за сходства или было что-то еще?
       – Что-то еще.
       Она приятно улыбнулась и снова взяла вилку.
       – Всегда наслаждаюсь откровениями-сказочками, сопутствующими тем, кто
в этом мире возвысился.
       – Я тоже, – подтвердил я, снова принимаясь за еду.
       Мандор прочистил горло.
       – Вряд ли честно, – заметил он, – рассказать только часть истории.
       – Ты прав, – согласился я.
       Ясра снова обратила взгляд на меня и вздохнула.
       – Ну, ладно, – сказала она. – Я задам вопрос. Почему ты так увер...
О, конечно Лабиринт.
       Я кивнул.
       – Ну, ну, ну. Малютка Корал – Хозяйка Лабиринта. Это случилось совсем
недавно?
       – Да.
       – Полагаю, теперь она где-то в Отражении... празднует.
       – Хотел бы я знать.
       – То есть?
       – Она исчезла, но куда, не знаю. Это с ней сделал Лабиринт.
       – Каким образом?
       – Хороший вопрос. Не знаю.
       Мандор откашлялся.
       – Мерлин, – сказал он, – может быть, поразмыслив над кой-какими
вопросами, – он покрутил левой рукой, – ты пожелал бы...
       – Нет, – сказал я. – Пусть, как обычно, восторжествует
осторожность... возможно, брат мой, и по отношению к тебе тоже – ведь ты
хаосский лорд. А в случае вашего величества это само собой разумеется, – я
кивнул Ясре, – несмотря на то, что вы с этой леди знакомы и, возможно, ты
даже питаешь к ней некоторую привязанность. – Решив не слишком
преувеличивать, я быстро добавил: – Или, по крайней мере, не питаешь к ней
злобы.
       – Как я уже сказала, эта девочка мне очень по душе, – заявила Ясра,
наклоняясь вперед.
       – Хорошо, – ответил я, – потому что я хоть немного, но чувствую себя
в ответе за то, что случилось – несмотря на то, что меня водили за нос. И
поэтому чувствую себя обязанным попытаться исправить дело. Только не знаю,
как.
       – Что же произошло? – спросила она.
       – Я как раз развлекал ее, когда она выразила желание посмотреть
Лабиринт. Я сделал ей одолжение. По дороге она расспрашивала о нем.
Разговор казался безобидным, я не стал ничего скрывать. Знай я о сплетнях
по поводу того, кто ее отец, я бы что-нибудь заподозрил. В общем, когда мы
туда попали, она ступила в Лабиринт и пошла по нему.
       Ясра шумно сделала вдох.
       – Человека чужой крови это уничтожило бы, – сказала она. – Верно?
       Я кивнул.
       – Даже одного из нас, – сообщил я, – если сделать несколько ошибок.
       Ясра захихикала.
       – Предположим, у ее матери и вправду был роман с лакеем или поваром?
– заметила она.
       – У нее мудрая дочь, – сказал я. – Как бы там ни было, если уж кто-то
пустился проходить лабиринт, обратного пути нет. Пока она шла по нему, мне
пришлось давать ей инструкции. Иначе я оказался бы скверным хозяином и
это, несомненно, повредило бы отношениям между родней в Бегме и Эмбере.
       – Испортил бы все деликатные переговоры? – спросила она полусерьезно.
       И тут у меня возникло ощущение, что ей пришлось бы по вкусу
отступление от темы, касающееся подлинных причин визита Бегмы. Но я на это
не клюнул.
       – Можно сказать и так, – согласился я. – В любом случае Корал прошла
Лабиринт до конца – а потом он забрал ее.
       – Мой последний муж говорил мне, что из центра Лабиринта можно
приказать ему доставить тебя куда угодно.
       – Это правда, – подтвердил я, – но как раз ее приказание было немного
странным: она велела Лабиринту отправить ее, куда угодно ему.
       – Боюсь, я не понимаю.
       – Я тоже, но она так сказала, и Лабиринт послушался.
       – Ты хочешь сказать, Корал просто произнесла: "Отправь меня туда,
куда хочешь отправить", и немедленно улетучилась в неизвестном
направлении?
       – Именно.
       – Кажется, тогда можно предполагать, что Лабиринт отчасти разумен?
       – Если только, конечно, он не откликнулся на ее неосознанное желание
посетить какое-то конкретное место.
       – Верно. Полагаю, есть и такая возможность. Но у тебя не было
возможности проследить за ней?
       – У меня был козырь, который я с нее сделал. Когда я попытался им
воспользоваться, то добрался до нее. Кажется, Корал заперта где-то в
темноте. Потом мы утеряли контакт, и все кончилось.
       – Давно это было?
       – По моим личным подсчетам, несколько часов назад, – сказал я. – Тут
у вас время почти как в Эмбере?
       – Разница, по-моему, невелика. Почему бы тебе не попробовать еще
разок?
       – С тех пор я был немногим занят. И к тому же обдумывал, как добиться
этого каким-нибудь иным способом.
       Раздалось звяканье, погромыхивание, и я ощутил запах кофе.
       – Если ты спрашиваешь, помогу ли я тебе, – сказала Ясра, – я отвечу
да. Только я и впрямь не знаю, как за это взяться. Может быть, если бы ты
еще раз пробовал ее Козырь... а я бы подстраховала тебя... мы смогли бы до
нее добраться?
       – Ладно, – сказал я, поставив чашку и нащупывая колоду.
       – Давайте попробуем.
       – Я тоже буду помогать тебе, – заявил Мандор, поднимаясь на ноги и
подходя, чтобы стать справа от меня.
       Ясра подошла и встала слева. Я держал Козырь так, чтобы нам всем было
хорошо видно.
       – Давайте начнем, – сказал я и сосредоточился.




       3



       Пятно света, которое я принял за заблудившийся солнечный зайчик,
передвинулось с пола в точку возле моей чашки с кофе. Оно имело форму
кольца, и я решил промолчать о нем, потому что остальные, похоже его не
заметили.
       Я попытался установить связь с Корал, и ничего не нашел.
Чувствовалось, как Ясра с Мандором тоже тянутся к ней и, объединив с ними
усилия, я попробовал еще раз. Еще настойчивее.
       Что-то есть?
       Что-то... Я вспомнил, как не мог понять, что чувствовала Виала, когда
пользовалась Козырями. Это что-то отличалось от видимых сигналов, знакомых
нам всем. Возможно ее ощущения были именно такими.
       Что-то было.
       Я чувствовал присутствие Корал. Но ее изображение на карте не оживало
под моим взглядом. Сама карта стала заметно холоднее, но это не был тот
ледяной холод, который обычно чувствуешь, установив связь с кем-нибудь из
остальных. Делая новую попытку, я чувствовал, как Мандор с Ясрой тоже
умножают свои усилия.
       Потом изображение Корал на карте исчезло, но вместо него ничего не
появилось. Тем не менее я ощущал ее присутствие, хотя глядел в пустоту.
Больше всего это напоминало попытку установить контакт со спящим.
       – Трудно сказать, просто ли трудно добраться до этого места, – начал
Мандор, – или...
       – По-моему, на нее наложили заклятие, – объявила Ясра.
       – Это могло бы кое-что объяснить, – сказал Мандор.
       – Но только кое-что, – раздался совсем рядом тихий, знакомый голос. –
Силы, удерживающие ее, внушают ужас, папа. Ничего подобного я прежде не
видел.
       – Колесо-призрак право, – сказал Мандор, – я начинаю их чувствовать.
       – Да, – начала Ясра, – тут есть что-то...
       Но вдруг мы прорвали завесу, и я увидел тяжело осевшую Корал, которая
явно без сознания лежала на темной поверхности в очень темном месте, и
единственное, что давало свет – подобие огненного круга, очерченное подле
нее. Даже захоти она перенести меня туда, ей бы это не удалось...
       – Призрак, ты можешь отнести меня к ней? – спросил я.
       Прежде, чем он сумел ответить, изображение исчезло, а я ощутил
холодное дуновение. Прошло несколько секунд, и только потом до меня дошло,
что дует, кажется, со ставшей теперь холодной, как лед карты.
       – По-моему, нет, я не хотел бы делать это, и может статься, в этом
нет необходимости, – ответил он. – Сила, удерживающая ее, осознала твой
интерес и даже сейчас подбирается к тебе. Не мог бы ты как-нибудь
отключить этот Козырь?
       Я провел рукой по лицевой стороне карты, чего обычно бывает
достаточно. Холодный ветер похоже еще усилился. Я повторил жест, прибавив
мысленный приказ. И начал ощущать, как, чтобы это ни было такое, оно
сосредотачивает внимание на мне.
       Потом на Козырь упал Знак Логруса, и карту вырвало из моей руки, а
меня отбросило назад, ударив плечом о дверь. Мандор в этот момент
откинулся вправо, хватаясь за стол, чтобы удержаться на ногах. Своим
логрусовым зрением я увидел, что из карты, прежде, чем она упала, бешено
забили светящиеся линии.
       – Цель достигнута? – крикнул я.
       – Связь прервалась, – сказал Призрак, – из-за нее.
       – Спасибо, Мандор, – сказал я.
       – Но сила, которая пробиралась к тебе через козырь, узнала, где ты
сейчас, – сказал Призрак.
       – Почему это ты посвящен в то, что ей известно? – потребовал я
ответа.
       – Это догадка, а основана она на том факте, что эта сила все еще
пытается добраться до тебя, хотя и идет длинным, окольным путем – сквозь
пространство. Может, она доберется до тебя только через целых четверть
минуты.
       – Ты неопределенно пользуешься местоимением, – сказала Ясра. – Ему
нужен только Мерлин? Или оно шло за всеми нами?
       – Точно не знаю. Сосредоточилась она на Мерлине. Понятия не имею, что
будет с вами.
       Во время этого диалога я склонился вперед и вернул Козырь Корал на
место.
       – Ты сможешь нас защитить? – спросила она.
       – Я уже начал перемещать Мерлина подальше отсюда. Вас тоже
переместить?
       Когда, спрятав Козырь в карман, я поднял глаза, то заметил, что
комната стала чуть менее материальной – прозрачной, как будто все в ней
было сделано из цветного стекла.
       – Прошу тебя, – тихо сказала Ясра, похожая на витраж в соборе.
       – Да, – слабым эхом отозвался мой исчезающий брат.
       Потом сквозь огненный обруч я перенесся во тьму. Я наткнулся на
каменную стену и ощупью пошел вдоль нее. Поворот – и передо мной светлая
зона, испещренная точками...
       – Призрак? – позвал я.
       Ответа нет.
       – Не люблю, когда прерывают разговор, – продолжал я.
       Я двигался вперед, пока не дошел до места, где явно находился вход в
пещеру. Передо мной нависало ясное ночное небо, а когда я ступил наружу
меня овеял холодный ветер. Дрожа, я отступил на несколько шагов.
       Черт его знает, где я мог находиться. Не то, чтобы это и вправду
имело значение, раз я получил передышку. Я потянулся с помощью Знака
Логруса вдаль, и только тогда отыскал тяжелое одеяло. Завернувшись в него,
я уселся на пол пещеры. Потом пришлось проделать то же самое еще раз.
Найти кучку дров оказалось легче, а зажечь несколько поленьев – и вовсе не
фокус. Заодно я поискал еще одну чашку кофе. Меня разбирало любопытство...
       А что? Я опять сделал ходку, и в поле моего зрения вкатилось яркое
колесо.
       – Па! Прошу тебя, перестань! – раздался обиженный голос. – Вытащить
тебя сюда, в этот потаенный уголок Отражения, стоило мне кучу
неприятностей. Но слишком много перемещений – и ты привлечешь к себе
внимание.
       – Ладно тебе! – сказал я. – Мне нужна всего-то чашка кофе.
       – Я принесу. Только не пользуйся некоторое время собственной силой.
       – А почему то, что делаешь ты, не привлечет такого внимания?
       – Я пользуюсь обходным путем. Вот!
       По правую руку от меня на полу пещеры занял место кубок из какого-то
темного камня. От него шел пар.
       – Спасибо, – сказал я, поднимая его. – Что ты сделал с Ясрой и
Мандором?
       – Каждого из вас я отослал в другом направлении среди полчища
фальшивых подобий, прыгающих туда-сюда. Все, что от тебя теперь требуется
– посидеть некоторое время тихо. Пусть его внимание уляжется.
       – Чье внимание? Чего? Кого?
       – Силы, которая держит Корал. Вовсе не нужно, чтобы она нас отыскала.
       – Почему бы и нет? Кажется, я припоминаю, как не так давно ты
недоумевал, не божество ли ты. Чего тебе бояться?
       – Это ого-го что за штука. Она, похоже сильнее меня. С другой
стороны, я, кажется шустрее.
       – Как бы там ни было, это – кое-что.
       – Выспись этой ночью как следует. Утром я дам тебе знать,
продолжается ли охота на тебя.
       – Не исключено, что я это выясню сам.
       – Не обнаруживай себя до тех пор, пока не встанет вопрос о жизни и
смерти.
       – Я не это имел в виду. Предположим, она найдет меня?
       – Делай, что сочтешь нужным.
       – Почему мне все время кажется, что ты от меня что-то скрываешь?
       – По-моему, па, ты просто подозрителен по натуре. Это, похоже у вас
семейное. А сейчас мне нужно идти.
       – Куда? – спросил я.
       – Проверить, как остальные. Сбегать по нескольким делам. Поглядеть,
как там мои собственные разработки. Проконтролировать свои эксперименты.
Все в таком духе. Пока.
       – Что насчет Корал?
       Но маячивший передо мной световой круг начал терять яркость,
потускнел и исчез. Невозможно спорить с таким завершением разговора.
       Призрак все больше и больше делался похожим на всех нас – трусливым и
водящим за нос.
       Я пил кофе. Не такой хороший, как у Мандора, но приемлемый. И начал
задумываться, куда же отосланы Ясра с Мандором, но решил не пробовать
связаться с ними. В сущности, решил я, идея самому защититься от
магического вторжения не так уж плоха.
       Я снова вызвал Знак Логруса, которому позволил исчезнуть пока Призрак
переносил меня. Им я воспользовался, чтобы расставить стражу у входа в
пещеру и возле себя, внутри. Потом я отпустил его и сделал еще глоток. И
тут понял, что вряд ли этот кофе не даст мне уснуть. Нервное напряжение,
достигшее было своего пика, стало спадать, и внезапно на меня навалилось
бремя всех моих деяний. Еще пара глотков – и я едва мог удерживать чашку.
Еще один – и я заметил, что каждый раз, как моргаю, глаза куда легче
закрываются, чем открываются.
       Отставив чашку в сторону, я покрепче завернулся в простыню и
относительно удобно устроился на каменном полу – в этом я стал докой за
время, что провел в хрустальной пещере. Перед моими закрытыми глазами
собрались мириады мигающих призрачных огоньков. Трещало пламя, как будто
кто-то хлопал в ладоши, в воздухе пахло смолой.
       Я отключился. Наверное, среди наслаждений этой жизни сон –
единственное, что не должно быть кратким. Он заполнил меня, и я уплыл по
его волнам, как далеко и надолго ли, не знаю.
       Что разбудило меня, я тоже не знаю. Знаю только, что был где-то в
другом месте, а в следующее мгновение вернулся. Во сне я чуть изменил
позу, ноги замерзли, и я чувствовал, что уже не один. Глаз я не открыл и
не изменил дыхания. Возможно, ко мне просто решил заглянуть Призрак. Но
могло быть и так, что кто-то проверял мою охрану.
       Я приподнял веки буквально на волосок, поглядев сквозь завесу ресниц
наверх. Снаружи, у входа в пещеру, стояла маленькая фигурка неправильных
очертаний, а догорающий костер слабо освещал его странно знакомое лицо. В
нем было что-то от меня самого и от моего отца.
       – Мерлин, – тихо сказал он. – Проснись-ка. Тебе есть, куда пойти и
что сделать.
       Я широко раскрыл глаза и уставился на него. К нему подходило
определенное описание... Фракир запульсировал, но я утихомирил его.
       – Дворкин?... – сказал я.
       Раздался смешок.
       – Ты назвал меня, – ответил он.
       Он шагал туда-сюда вдоль входа в пещеру, время от времени
останавливаясь, чтобы протянуть мне руку. Но каждый раз медлил и убирал
ее.
       – Что такое? – спросил я. – В чем дело? Почему ты здесь?
       – Я пришел за тобой, чтобы ты продолжил поход, который забросил.
       – Что же это может быть за поход?
       – Поиски заблудившейся где-то леди, которая позавчера прошла
Лабиринт.
       – Корал? Ты знаешь, где она?
       Он поднял руку, опустил, скрипнул зубами.
       – Корал? Ее так зовут? Впусти меня. Нам нужно поговорить о ней.
       – Мне кажется, мы и так прекрасно беседуем.
       – Ты совсем не уважаешь предков?
       – Уважаю. Но у меня еще есть братец, двигающий отражения, которому
очень бы хотелось снять мне голову с плеч и вывесить ее на стене своего
логова. А если дать ему хоть полшанса, он сумеет управиться по-настоящему
быстро. – Я сел и протер глаза, заканчивая собираться с мыслями. – Итак,
где же Корал?
       – Идем. Я покажу тебе дорогу, – сказал он, протягивая руку вперед. На
сей раз она миновала мою стражу и ее контуры тут же вспыхнули. Он,
казалось, не замечал этого. Глаза его, подобные двум темным звездам,
заставили меня подняться на ноги, притягивали. Рука Дворкина начала
плавиться, плоть стекала и капала с нее, как воск. Костей внутри не было,
там оказалась весьма странная структура – словно кто-то быстро набросал
руку в трех измерениях, а потом наплавил на нее какое-то, подобное плоти,
покрытие. – Возьми меня за руку.
       Я обнаружил, что вопреки собственной воле, поднимаю руку и тянусь к
загогулинам, похожим на пальцы, и заменяющим кости завиткам. Он опять
издал смешок. Я ощущал влекущую меня силу. Непонятно было, что же
произойдет, если я возьму эту странную руку.
       Поэтому я вызвал Знак Логруса и послал его вперед, пожать руку вместо
меня.
       Может, я выбрал, как поступить, не лучшим образом.
       Меня на мгновение ослепила яркая шипящая вспышка, последовавшая за
этим.
       Когда мой взор прояснился, я увидел, что Дворкин исчез. Быстрая
проверка показала, что моя охрана по-прежнему была на месте. Простым
коротким заклинанием я раздул пламя повыше, заметил, что чашка с кофе
пуста только наполовину, и тем же способом – только в более кратком
варианте – подогрел ее тепловатое содержимое.
       Потом я встряхнулся, уселся и отхлебнул. Как мог, я анализировал
только что случившееся, но не представлял себе, что же это такое. Было
известно, что давным-давно никто не видел этого полусумасшедшего демиурга,
хотя, если верить россказням моего папаши, когда Оберон починит Лабиринт,
разум Дворкина изрядно прояснится. Если на самом деле это Юрт пытался
обманом пробраться ко мне, чтобы прикончить, странно, что он выбрал такую
личину. Задумавшись об этом, я не получил уверенности в том, что Юрт
вообще знал, как выглядит Дворкин. Я прикинул, насколько разумно будет
вызвать Колесо-призрак, чтобы узнать мнение нечеловека. Однако, не успел я
на что-нибудь решиться, как вход в пещеру заслонила другая фигура, куда
крупнее Дворкина, и пропорций просто героических.
       Один-единственный шаг – и он оказался в пределах досягаемости света
от костра. Вспомнив это лицо, я пролил кофе. Мы никогда не встречались, но
в Замке, в Эмбере, я видел множество его изображений.
       – Я считал, что Оберон погиб, переделывая Лабиринт, – сказал я.
       – Ты присутствовал при этом? – спросил он.
       – Нет, – ответил я, – но раз уж вы пришли вот так, по пятам за
довольно причудливым призраком Дворкина, вы должны простить мне сомнения
насчет того, настоящий ли вы.
       – Это ты столкнулся с фальшивкой. А я настоящий.
       – Что же тогда я видел?
       – Астральную форму настоящего джокера... колдуна по имени Джолос из
четвертого круга Отражений.
       – А, – отозвался я. – А откуда мне знать, что вы – не проекция какого
какого-нибудь Джолоса из пятого круга?
       – Могу рассказать наизусть всю генеалогию королевского дома Эмбера.
       – Как и любой приличный писец у меня дома.
       – Я включу и незаконнорожденных.
       – Кстати, а сколько их было?
       – Тех, о которых мне известно, сорок семь.
       – Да ладно вам! Как вам это удалось?
       – Разные временные потоки, – сказал он, улыбаясь.
       – Если вы пережили переделку Лабиринта, почему же вы не вернулись в
Эмбер продолжить свое царствование? – спросил я. – Почему вы позволили
Рэндому короноваться и еще больше изгадить положение дел?
       Он засмеялся.
       – Но я не пережил ее, – сказал он. – Я был уничтожен в ходе
переделки. Я – призрак, вернувшийся, чтобы потребовать от живых бороться
за Эмбер против растущей силы Логруса.
       – Arguendo, считаю доказанным, что вы – тот, кем объявили себя, –
ответил я, – но, сэр, соседство у вас по-прежнему неподходящее. Я –
посвященный Логруса и дитя Хаоса.
       – Но ты еще и посвященный Лабиринта и дитя Эмбера, – ответила
величественная фигура.
       – Верно, – сказал я, – тем больше у меня причин не выбирать, на чьей
я стороне.
       – Приходит время, когда мужчина должен сделать выбор, – заявил он. –
Для тебя оно наступило. На чьей ты стороне?
       – Даже если бы я верил, что вы тот, за кого себя выдаете, я не считал
бы себя обязанным делать подобный выбор, – сказал я. – А при Дворе
существует предание, что Дворкин – сам посвященный Логруса. Если это
правда, то я всего лишь иду по стопам почтенного предка.
       – Но он отрекся от Хаоса, когда создал Эмбер.
       Я пожал плечами.
       – Хорошо, что я ничего не создал, – сказал я. – Если вам нужно от
меня что-то особенное, расскажите мне, что это, чтобы у меня были все
основания поступить так, как вы желаете – и, может быть, я помогу вам.
       Он протянул руку.
       – Идем со мной, и ты ступишь в новый Лабиринт, по которому должен
пройти по правилам той игры, что должна быть сыграна Силами.
       – Я по-прежнему не понимаю вас, но уверен, что настоящего Оберона не
остановила бы столь несложная охрана. Подойдите ко мне, пожмите мне руку,
и я с радостью буду сопровождать вас и взгляну на то, что вы хотите мне
показать.
       Он стал еще выше ростом.
       – Ты непременно хочешь проверять меня? – спросил он.
       – Да.
       – Будь я из плоти и крови, вряд ли это встревожило бы меня, – заявил
он. – Но поскольку теперь я сделан из этой призрачной ерунды, то не знаю.
Я бы предпочел не рисковать.
       – В таком случае, мне следует согласиться с вашим мнением по поводу
вашего предложения.
       – Внук, – ровным тоном сказал он, а в глазах появился красноватый
огонь, – никто из моих потомков не смеет так обращаться ко мне – даже к
мертвому. Теперь я иду за тобой не как друг. Теперь я иду за тобой и
сквозь пламя протащу тебя я в сем странствии.
       Он приближался. Я отступил на шаг.
       – Зачем же все принимать на свой счет... – начал я.
       Когда он наткнулся на мою охрану, эффект был как от фотовспышки, и я
прикрыл глаза. Щурясь от избытка света я увидел фрагменты точного повтора
того, как огонь сдирал плоть с руки Дворкина. Оберон в некоторых местах
стал прозрачным, а кое-где расплавился. Когда внешнее сходство сошло,
внутри него – сквозь него, – я увидел абстрактно расположенные внутри
контуров крупной, благородной фигуры завитки и загогулины, перемычки и
канавки. Несмотря на это, в отличие от Дворкина, видение не исчезало.
Миновав мою охрану, оно замедлило движение, но, тем не менее продолжало
идти в мою сторону, протягивая руки. Чем бы оно ни было на самом деле, оно
было одним из самых пугающих созданий, с которыми мне приходилось
сталкиваться. Продолжая пятиться от него, я воздел руки, вновь заставив
появиться Логрус.
       Знак Логруса оказался между нами. Абстрактная версия Оберона
продолжала подбираться ко мне, небрежно обрисованные руки духа столкнулись
с извивающимися отростками Хаоса.
       Я не пытался сделать с этим призраком что-нибудь на расстоянии. Даже
с помощью Логруса. Я чувствовал, какой необычайный ужас внушает это
существо. Вот что я сделал: я швырнул Знак в этого фальшивого короля.
Потом я прошмыгнул мимо обоих наружу и покатился, царапая ступни и руки,
когда упал на склон, сильно ударился о валун и крепко обхватил его, в тот
момент, когда пещера взлетела на воздух с таким шумом и вспышкой, словно
прямым попаданием накрыло склад аммонита.
       Я лежал, плотно зажмурившись и вздрагивая, наверное, с полминуты.
Меня не покидало ощущение, что в любую секунду что-нибудь может цапнуть
меня за задницу, если только я не буду лежать совершенно неподвижно, изо
всех сил стараясь казаться еще одним камнем.
       Тишина была абсолютной. Когда я открыл глаза, свет исчез, но вход в
пещеру сохранил свои очертания. Я медленно поднялся на ноги и еще
медленнее пошел. Знак Логруса пропал и, по непонятным причинам, мне до
отвращения не хотелось еще раз вызывать его. Когда я заглянул в пещеру, в
ней не оказалось никаких признаков того, что что-то вообще произошло, не
считая моей взорванной охраны.
       Я ступил внутрь. Одеяло так и лежало там, куда упало. Протянув руку,
я потрогал стену. Холодный камень. Должно быть, взрыв произошел не в этом
уровне, а в каком-то другом. Мой маленький костер все еще слабо мигал. Я
все-таки еще раз вызвал его к жизни. Но единственным, что я увидел в его
свете и чего не замечал раньше, была моя чашка кофе, которая упала и там
разбилась.
       Я так и оставил руку на стене. Нагнулся. Немного погодя диафрагма у
меня неуправляемо сжалась. Я захохотал. Не знаю точно, почему. На меня
навалилось все, что выяснилось после тридцатого апреля. И вышло так, что
этот смех вытеснил иной вариант – заколотить себя в грудь и завыть.
       Мне пришло в голову, что все участники этой непростой игры мне
знакомы. Люк с Ясрой, похоже, сейчас были на моей стороне вместе с моим
братом Мандором, который всегда немного остерегался меня. Мой безумный
брат Юрт хотел моей смерти, а теперь он заключил союз с моей бывшей
любовницей, Джулией, которая, кажется, тоже была настроена ко мне не
слишком-то доброжелательно. Была еще ти'га, – которую я оставил спать в
Эмбере, спутав заклятиями, – сверхзащищающий демон, влившийся в тело
сестры Корал, Найды. Был еще наемник Далт – подумав о нем теперь, я понял,
что он, к тому же, приходится мне дядюшкой, – который неизвестно зачем и
почему разделался с Люком, после того как в Ардене надавал тому пинков по
заднице, а две армии наблюдали за этим. Относительно Эмбера у него были
гнусные планы, но ему не хватало военной мощи, чтобы добиться большего –
поэтому он ограничивался периодическими партизанскими вылазками, чем
досаждал нам. Еще существовало Колесо-призрак, мой кибер для работы с
Козырями, механический полубог низшего разряда; он, похоже, развивался от
опрометчивости к расчетливости и паранойе. Как я мог быть уверен, куда его
унесло отсюда? Но он, по крайней мере, наконец-то обнаружил какую-то
уважительность, на данный момент смешанную с трусостью.
       Во многом дело было именно в этом.
       Но события последнего времени, похоже, свидетельствовали, что в игре
участвовало нечто еще – нечто, желающее вытащить меня отсюда совершенно в
ином направлении. Призрак утверждает, что оно обладает немалой силой. Я
понятия не имел, что оно представляет на самом деле, и не имел никакого
желания ему доверять. Это сделало бы наши отношения неловкими.
       – Эй, парень! – раздался снизу знакомый голос. – Трудновато тебя
найти. Тебе в одном месте не сидится!
       Быстро обернувшись, я прошел вперед и пристально посмотрел вниз.
       По склону взбиралась одинокая фигура. Крупный мужчина. Около шеи у
него что-то вспыхивало. Различить его черты не удавалось – было слишком
темно.
       Я отступил на несколько шагов, начав заклинание, которое восстановило
бы мою охрану.
       – Эй! Давай не убегай! – крикнул он. – Мне надо потолковать с тобой.
       Стража заняла свое место, а я вытащил свой клинок и зажал острием
вниз в правой руке так, что его совершенно не было видно от входа в
пещеру, и повернулся. Заодно я приказал Фракиру стать невидимым и свисать
с моей левой руки. Раз вторая фигура оказалась сильнее первой и прошла
мимо моих стражников, эта третья может оказаться сильнее второй, и тогда
мне понадобится все, что я сумею собрать.
       – А? – крикнул я наружу. – Кто ты и чего тебе надо?
       – Черт! – раздалось в ответ. – Я не представляю ничего особенного. Я
всего-навсего твой папаша. Мне нужна кой-какая помощь, не хотелось бы
выносить сор из избы, оставить все в семье.
       На него упал свет костра и, должен признаться, это оказалась отличная
имитация принца Корвина Эмберского, моего отца – вплоть до черного плаща,
сапог, штанов, серой рубашки, серебряных запонок и пряжки, была даже
серебряная роза, – он улыбался той самой быстрой улыбкой, которая иногда
освещала лицо Корвина в те давние времена, когда он рассказывал мне свою
историю... Увидев все это, я ощутил внутри какой-то спазм. Мне хотелось
узнать его получше, но он исчез, и мне так и не удалось разыскать его
вновь. И вот теперь эта штука – чем бы она ни была на самом деле – приняла
его облик... Сказать, что я был раздражен такой попыткой играть на моих
чувствах, значит не сказать ничего.
       – Первой фальшивкой был Дворкин, – сказал я, – а второй – Оберон.
Карабкаешься вверх по генеалогическому древу, да?
       Не останавливаясь, он прищурился и недоуменно вскинул голову – еще
одна реалистическая черта.
       – О чем это ты, Мерлин, не пойму, – отозвался он. – Я...
       Тут это существо вошло в охраняемую зону и дернулось, будто
дотронулось до раскаленной проволоки.
       – Твою мать! – сказало оно. – Ты что, никому не доверяешь?
       – Семейная традиция, – ответил я, – подкрепленная недавним опытом.
       Тем не менее я недоумевал, почему это столкновение не вызвало
очередного фейерверка. Еще я не мог понять, почему эта штука до сих пор не
начала превращаться в орнамент из завитков.
       Выругавшись еще раз, оно взмахнуло плащом так, что тот обернулся
вокруг левой руки, а правая потянулась к великолепно воспроизведенным
ножнам моего отца. Серебряное гравированное лезвие со звуком, подобным
вздоху, описало дугу, после чего обрушилось на защитный экран. Когда они
встретились, сноп искр поднялся на целый фут, а клинок зашипел, словно был
раскален, а теперь окунулся в воду. Узор на мече засветился и опять
полетели искры, на сей раз – на высоту человеческого роста. В этот миг я
ощутил, что охрана сломлена.
       Потом оно вошло в пещеру, а я развернулся всем корпусом, взмахнув
клинком. Но похожий на Грейсвандир меч опустился и снова вознесся, сужая
круги, уводя острие моего собственного клинка и проскальзывая прямо к моей
груди. Я парировал это простым приемом "ин кварте", но оно прошмыгнуло
понизу и продолжало заходить вглубь пещеры. Я ответил ударом "сиксте", но
моего противника там не оказалось. Его передвижение было лишь обманным
маневром, он незаметно прокрался в пещеру справа от меня, перехватил свой
меч за острие, а левой рукой размахивая перед моим лицом, я же сделал
полный оборот и опять парировал удар.
       Я слишком поздно заметил, что, покуда левая рука мелькала возле моей
головы, правая поднималась. Прямо мне в челюсть держала курс рукоять
Грейсвандира.
       – Ты и правда... – начал я, и тут последовал удар. Помню последним,
что я увидел, была серебряная роза.
       Такова жизнь: доверяй – и тебя предадут, не доверяй – и предашь сам.
Это, как и большинство моральных парадоксов, ставит вас в неудобное
положение. Было слишком поздно, чтобы принимать нормальное решение. Я не
мог выйти из игры.
       Очнулся я в темноте. Настороженный и недоумевающий. Как всегда, когда
я чего-нибудь не понимаю и осторожничаю, я лежал абсолютно неподвижно и
продолжал дышать в естественном ритме. И слушал.
       Ни звука.
       Я чуть приоткрыл глаза.
       То, что виднелось, приводило в замешательство. Я снова зажмурился.
       Телом я ощущал вибрацию внутри каменистой поверхности, на которой я
был распростерт.
       Я до конца раскрыл глаза, подавив внезапное желание закрыть их.
Приподнявшись на локтях, я подтянул к себе колени, потом выпрямил спину и
повернул голову. Очаровательно. До такой степени потерять ориентацию мне
не удавалось с тех самых пор, как я напился с Люком и Чеширским Котом.
       Вокруг нигде не было никаких цветовых пятен. Все было черным, белым
или разных оттенков серого цвета, словно я попал внутрь негатива. В
нескольких диаметрах справа от меня над горизонтом как черная дыра висело
то, что я счел солнцем. Небо было очень темно-серого цвета, по нему
медленно двигались черные облака. Моя кожа была черной, как чернила.
Несмотря на это, под ногами и вокруг меня сияла почти прозрачным, белым,
как кость, цветом каменистая земля. Я медленно поднялся на ноги,
поворачиваясь. Да. Земля, похоже, светилась, небо было темным, а я
оказался тенью между ними. Такое ощущение пришлось мне вовсе не по вкусу.
       Воздух был сухим и прохладным. Я стоял в предгорье абсолютно белой
горной гряды, на вид такой застывшей, что напрашивалось сравнение с
Антарктидой. Гряда простиралась вверх и влево от меня. Справа, холмистая и
низкая, простершись до того, что мне показалось утренним солнцем, лежала
черная равнина. Пустыня? Пришлось поднять руку, чтобы она отбросила "тень"
в ее... чем? Анти-свете?
       – Черт! – попытался я сказать, и сразу же заметил две вещи.
       Во-первых вслух слово не выговорилось. Во-вторых, челюсть болела –
там, куда меня треснул отец... или его подобие.
       Еще раз молча оглядевшись, я вытащил Козыри. Раз дошло до путаницы с
перемещениями, все ставки снимаются. Я вынул Козырь Колеса-призрака и
сосредоточил свое внимание на нем.
       Тщетно. Козырь был точь-в-точь мертвый. Хотя сидеть тихо мне велел
именно Призрак, и, может быть, он просто отказывался отвечать на мой зов.
Я пролистал остальные Козыри. Над Козырем Флоры я помедлил. Обычно она не
отказывалась помочь мне в трудную минуту. Разглядывая это прелестное лицо,
я позвал ее...
       Ни один золотистый локон не дрогнул. Температура не понизилась ни на
градус. Карта оставалась картой. Я попробовал понастойчивее, бормоча
усиливающее заклинание. Но там никого не было.
       Тогда Мандор. Я провел над его картой несколько минут с тем же
результатом. Я взялся за Козырь Рэндома – то же самое. Бенедикт, Джулиан.
Нет и нет. Попытка вызвать Фиону, Люка и Билла Рота дала еще три
отрицательных результата. Я было вытащил даже парочку Козырей Смерти, но
не сумел добраться ни до Сфинкса, ни до сооружения из костей на вершине
зеленой стеклянной горы.
       Плотно сложив карты, я убрал их в футляр и спрятал.
       Со времен Хрустальной пещеры я впервые столкнулся с феноменом такого
рода. Однако существует множество способов блокировать Козыри – правда,
для меня этот вопрос представлял сейчас академический интерес. Меня больше
заботило, как перебраться куда-нибудь в более благоприятную обстановку.
Исследования можно было отложить на потом, когда можно будет лениться.
       Я тронулся в путь. Шаги были беззвучны. Когда я пнул кусок гальки
так, что тот, подскакивая, покатился передо мной, шума от его движения я
не услышал.
       Белое слева, черное справа. Горы или пустыня? Не останавливаясь, я
свернул налево. Насколько можно было заметить, двигались только
черные-пречерные облака, и только. С подветренной стороны каждого
обнажавшегося куска породы – чуть ли не ослепляющая зона повышенной
яркости: безумные тени в безумной стране.

       Снова налево. Три шага, потом обойти валун. Наверх через кряж.
Свернуть вниз к холмам. Направо. Еще чуть-чуть, и слева среди камней
покажется красный ручеек...
       Не-а. Значит, в следующий раз.
       Короткий укол боли во лбу.
       Ничего красного. Иди дальше.
       За следующим поворотом направо будет расселина...
       Никакой расселины.

       Боль сжала виски, я потер их. Дыхание стало тяжелым, а лоб,
чувствовалось, влажным.
       Внизу, на следующем откосе увидишь камни серого, переходящего в
зелень, цвета и хрупкие синевато-серые цветы...
       Легкая боль в шее. Никаких цветов. Ни серого, ни зеленого.
       Тогда пусть облака разойдутся и тьма прольется вниз от солнца...
       Ничего.
       ...А в следующей низине услышишь, как шумит бегущая в маленьком ручье
вода.
       Мне пришлось остановиться. В голове стучало, руки тряслись. Протянув
руку, я потрогал каменную стену слева от себя. На ощупь она была
достаточно основательной. Реальность иного уровня. За что все это
свалилось на меня?
       А как я попал сюда?
       И куда это "сюда"?
       Я расслабился. Выровняв дыхание, я привел в порядок свою энергетику.
Головная боль утихла, отхлынула, исчезла.
       Я снова зашагал.

       Пение птиц и ласковый ветерок... В укромном уголке, в трещине на
камне – цветок.

       Нет. Зато впервые вернулось противодействие... противодействие?
       Что же на мне за заклятие, что я потерял способность ходить по
Отражению? Я никогда не воспринимал ее как что-то, что можно отнять.
       – Ничего смешного, – попытался я выговорить. – Кто бы или что бы ни
было такое, как тебе это удалось? Чего тебе надо? Где ты?
       И снова я ничего не услышал, а уж ответа – тем более.
       – Не знаю, как и зачем ты сделал это, – пошевелил я губами, и
задумался. – Заклятия я на себе не чувствовал. Но я, должно быть здесь
неспроста. Ну, валяй же дальше. Скажи, чего ты хочешь.
       Я пошел дальше, без особой охоты продолжая попытки убираться прочь из
Отражения. При этом я взвесил ситуацию. Мне казалось, что я где-то
проглядел что-то элементарное.
       ...И маленький красный цветок за скалой, за следующим поворотом.
       Я свернул, и там был маленький красный цветок, который я
полусознательно наколдовал. Я рванулся к нему, чтобы убедиться, потрогав
его, – вселенная милостива и Мерлин ей здорово нравится.
       На бегу я споткнулся, подняв облако пыли. Подхватившись, я поднялся и
осмотрелся. Следующие минут десять-пятнадцать, не меньше, ушло на поиски,
но цветок так и не отыскался. Наконец, я выругался и повернул прочь. Кому
нравится быть мишенью для шуточек мироздания?
       Вдруг меня осенило и я принялся шарить по всем карманам – нет ли там
хоть кусочка голубого камня. Его странные способности теперь могли бы
как-нибудь провести меня по Отражению к тому месту, откуда он появился. Но
не тут-то было. Не осталось ни щепотки голубой пыли. Все камни остались в
гробнице моего отца, вот оно что. Я догадался, что такой выход был бы
слишком прост для меня.
       Что же упустил?
       Фальшивый Дворкин, фальшивый Оберон и человек, объявивший, будто он –
мой отец... и все они хотели отвести меня в какое-то странное место,
чтобы, как подчеркнул поддельный Оберон, я принял участие в какой-то
непонятной борьбе Сил. Потирая челюсть, я подумал, что "Корвин" явно
преуспел в этом. Только что же это за игра? И что это за силы?
       Назвавшееся Обероном существо говорило что-то насчет выбора между
Эмбером и Хаосом. Но, значит, насчет прочего оно в том же самом разговоре
врало! Черт с ними обоими. Я не просил, чтобы меня втягивали в эту их игру
Сил. У меня и своих проблем хватает. Мне даже не хочется выяснять, по
каким правилам происходит... то, что происходит.
       Отшвырнув ногой маленький белый камушек, я наблюдал, как он катится
прочь. Не похоже, чтобы это было делом рук Юрта или Джулии. Это, кажется,
не то новый фактор, не то сильно изменившийся один из прежних. Когда же он
появился в картине впервые? Я догадывался, что это имеет какое-то
отношение к той Силе, что погналась за мной, когда мы пытались спасти
Корал. Можно было лишь предполагать, что она выследила меня, и вот
результат. Но что это могло быть такое? Сперва, счел я, необходимо узнать,
где тот огненный круг, в котором лежит Корал. По моим предположениям, то
место теперь каким-то образом оказалось связанным с тем, что стояло за
моим нынешним положением. Тогда что же это за место? Корал попросила
Лабиринт отослать ее туда, куда ей следовало отправиться. Теперь у меня не
было никакой возможности спросить Лабиринт, где это может быть – и в
данный момент никакой возможности пройти по нему, чтобы он отправил меня
вслед за ней.
       Значит, настало время прекратить игру и задействовать для решения
этой проблемы самые разные средства. Мои Козыри потеряли контакт, моя
способность ходить по Отражению натолкнулась на таинственное препятствие,
и я решил, что пришло время воспользоваться особенностями собственной силы
по степени важности. Я вызову Знак Логруса и продолжу свой путь по
Отражению, защищая каждый сделанный шаг силой Хаоса.
       В мое запястье врезался Фракир. Я быстро осмотрелся в поисках
приближающейся опасности, но ничего не заметил. Еще несколько минут я
оставался начеку, исследуя местность поблизости. Так ничего и не
появилось, и Фракир угомонился.
       Его система тревоги сработала неправильно не впервые – было ли тому
виной случайное астральное течение или какая-нибудь моя непонятная мысль.
Но в таком месте, как это, нельзя действовать на авось. Самый высокий из
камней неподалеку, футов пятнадцати-двадцати высотой, находился по левую
руку от меня, шагах в ста вверх по холму. Я подошел к нему и начал
взбираться вверх.
       Добравшись, наконец, до его известковой вершины, я получил
возможность видеть на большое расстояние во все стороны. И не заметил в
этой странной вселенной ни единого живого существа.
       Поэтому я решил, что тревога и впрямь была ложной, и спустился вниз.
Я еще раз попытался вызвать Логрус, а Фракир прямо-таки отрывал мне руку.
Черт. Не обращая на него внимания, я послал вызов.
       Знак Логруса вырос передо мной и помчался на меня. Он танцевал, как
бабочка, а ударил, как грузовик. Мой киношный мир унесся прочь, став из
черно-белого черным.




       4



       Я приходил в себя.
       Голова болела, во рту была грязь. Я был распростерт лицом вниз.
Память окончательно вернулась, и я открыл глаза. Вокруг все по-прежнему
было черно-бело-серым. Я выплюнул песок, протер глаза, проморгался. Знака
Логруса не было, и я объяснить только что случившееся не мог.
       Я сел, обняв колени. Похоже, я оказался на мели: все мои
сверхчеловеческие средства передвижения и общения были блокированы. Я не
сумел придумать ничего другого, как встать, выбрать направление и
зашагать.
       Я вздрогнул. Что это мне дает? Еще немного того же однообразного
пейзажа?
       Раздался тихий звук, словно кто-то деликатно откашлялся.
       В мгновение ока я оказался на ногах, пристально вглядываясь в
пространство впереди себя.
       – Кто здесь? – спросил я, отказываясь от артикуляции.
       Мне показалось, что тот же самый звук раздался совсем рядом.
       Потом у меня в голове как будто кто-то сказал:
       – У МЕНЯ ДЛЯ ТЕБЯ СООБЩЕНИЕ.
       – Что? Где ты? Сообщение? – попытался я спросить.
       – ИЗВИНИ, – донесся сдавленный голос, – НО Я НОВИЧОК В ЭТОМ ДЕЛЕ.
ЕСЛИ ПО ПОРЯДКУ, Я ТАМ, ГДЕ БЫЛ ВСЕГДА – НА ТВОЕМ ЗАПЯСТЬЕ, А КОГДА ТУТ
ВЗОРВАЛСЯ ЛОГРУС, ОН ПРИДАЛ МНЕ НОВЫЕ СИЛЫ, ТАК, ЧТОБЫ Я СМОГ ДОСТАВИТЬ
СООБЩЕНИЕ.
       – Фракир?
       – ДА. В ТОТ ДЕНЬ, КОГДА ТЫ ПРОНЕС МЕНЯ ЧЕРЕЗ ЛОГРУСА, Я ВПЕРВЫЕ ОБРЕЛ
НОВЫЕ СИЛЫ, ПОЛУЧИВ ЧУТЬЕ НА ОПАСНОСТЬ, ПОДВИЖНОСТЬ, БОЕВЫЕ НАВЫКИ И
ОГРАНИЧЕННУЮ ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ. НА ЭТОТ РАЗ ЛОГРУС ПРИБАВИЛ ПРЯМОЕ
МЫСЛЕННОЕ ОБЩЕНИЕ И РАСШИРИЛ МОЮ ОСВЕДОМЛЕННОСТЬ ДО ТАКОЙ СТЕПЕНИ, ЧТО Я
МОГУ ПЕРЕДАВАТЬ СООБЩЕНИЯ.
       – Зачем?
       – ОН ТОРОПИЛСЯ. ЗДЕСЬ ОН МОГ ЗАДЕРЖАТЬСЯ ТОЛЬКО НА МИГ, А ЭТО –
ЕДИНСТВЕННЫЙ СПОСОБ ДАТЬ ТЕБЕ ЗНАТЬ, ЧТО ТВОРИТСЯ.
       – Я не знал, что логрус разумен.
       Последовало что-то вроде смешка.
       Потом:
       – РАЗУМНОСТЬ ТАКОГО ПОРЯДКА ТРУДНО КЛАССИФИЦИРОВАТЬ, И ПО-МОЕМУ,
БОЛЬШУЮ ЧАСТЬ ВРЕМЕНИ ЕМУ НЕЧЕГО СКАЗАТЬ, – раздался ответ Фракира. – ОН
РАСХОДУЕТ СВОЮ ЭНЕРГИЮ В ОСНОВНОМ В ИНЫХ СФЕРАХ.
       – Ну так зачем он пробился сюда и внезапно напал на меня?
       – НЕ НАРОЧНО. СТОИЛО ЕМУ ПОНЯТЬ, ЧТО Я – ЕДИНСТВЕННОЕ СРЕДСТВО
СВЯЗАТЬСЯ С ТОБОЙ НЕ ТОЛЬКО НЕСКОЛЬКИМИ СЛОВАМИ ИЛИ ОБРАЗАМИ, КАК ОН ДАЛ
МНЕ НОВЫЕ СПОСОБНОСТИ, А ЭТА АТАКА – ПОБОЧНОЕ ЯВЛЕНИЕ.
       – Почему время его пребывания здесь так ограничено? – спросил я.
       – ПРИРОДА ЭТОГО КРАЯ, ЛЕЖАЩЕГО МЕЖ ОТРАЖЕНИЙ, ТАКОВА, ЧТО ОН РАВНО
НЕПРИЕМЛЕМ И ДЛЯ ЛАБИРИНТА, И ДЛЯ ЛОГРУСА.
       – Как демилитаризованная зона?
       – НЕТ, ТУТ ДЕЛО НЕ В ПЕРЕМИРИИ. ПРОСТО ИМ ОБОИМ ВООБЩЕ ЧРЕЗВЫЧАЙНО
ТРУДНО ПОЯВЛЯТЬСЯ ЗДЕСЬ. ВОТ ПОЧЕМУ ЭТО МЕСТО ПОЧТИ НЕ МЕНЯЕТСЯ.
       – Они не могут добраться до этого места?
       – ПРИМЕРНО ТАК.
       – Как вышло, что я никогда не слышал о нем раньше?
       – НАВЕРНОЕ, ПОТОМУ, ЧТО СЮДА ВСЕМ ОДИНАКОВО ТРУДНО ПОПАСТЬ.
       – Ну, так что это за сообщение?
       – ОБЩИЙ СМЫСЛ ТАКОВ: НЕ ПЫТАЙСЯ БОЛЬШЕ ВЫЗЫВАТЬ ЛОГРУС, ПОКА ТЫ
ЗДЕСЬ. ТУТ СРЕДА ИСКАЖАЕТ НАСТОЛЬКО, ЧТО НЕТ НИКАКОЙ УВЕРЕННОСТИ, КАК
ПОВЕДЕТ СЕБЯ ЛЮБАЯ ПЕРЕНЕСЕННАЯ СЮДА ЭНЕРГИЯ ВНЕ ПОДХОДЯЩЕЙ ЕМКОСТИ. ЭТО
МОГЛО БЫ ОКАЗАТЬСЯ ДЛЯ ТЕБЯ ОПАСНЫМ.
       Я помассировал виски, в которых стучало. По крайней мере, я отвлекся
от своей больной челюсти.
       – Ладно, – согласился я. – Никаких намеков на то, что я должен тут
делать?
       – ЭТО ИСПЫТАНИЕ. ЧЕМ – НЕ МОГУ СКАЗАТЬ.
       – У меня есть выбор?
       – В КАКОМ СМЫСЛЕ?
       – Могу ли я отказаться от участия?
       – ПОЛАГАЮ, МОЖЕШЬ. НО ТОГДА НЕ ПОНИМАЮ, КАК ТЫ ОТСЮДА ВЫБЕРЕШЬСЯ.
       – То есть, если я приму участие в игре, в конце концов меня выпустят
отсюда?
       – ДА, ЕСЛИ ТЫ ЕЩЕ БУДЕШЬ ЖИВ. ДУМАЮ, ЧТО И В ИНОМ СЛУЧАЕ ТОЖЕ.
       – Значит, у меня действительно нет выбора.
       – ВЫБОР БУДЕТ.
       – Когда?
       – ГДЕ-ТО В ПУТИ. НЕ ЗНАЮ, ГДЕ.
       – Почему бы тебе просто не повторить мне все полученные инструкции?
       – НЕ МОГУ. Я НЕ ЗНАЮ, ЧТО ЗНАЧИТ "ВСЕ". ОНИ ПОЯВЛЯЮТСЯ ТОЛЬКО В ОТВЕТ
НА КОНКРЕТНЫЙ ВОПРОС ИЛИ СИТУАЦИЮ.
       – Какие-нибудь из них помешают тебе выполнять обязанности душителя?
       – НЕТ, НЕ ДОЛЖНЫ.
       – Ну, это уже кое-что. Отлично. Есть идеи насчет того, что мне делать
дальше?
       – ДА. ТЕБЕ НАДО НАЧАТЬ ПОДНИМАТЬСЯ НА САМЫЙ ВЫСОКИЙ ХОЛМ СЛЕВА ОТ
ТЕБЯ.
       – На который... О'кей, по-моему, вот он, – решил я, когда мой взгляд
упал на обломанный клык из сияющего белого камня.
       Итак, я зашагал к нему вверх по постепенно набирающему крутизну
склону. Черное солнце на сером небосклоне поднялось еще выше. По-прежнему
стояла жуткая тишина.
       – Э-э... не знаешь ли точно, что мы обнаружим, когда доберемся туда,
куда идем? – попытался я сказать Фракиру.
       – Я УВЕРЕН, ЧТО ИНФОРМАЦИЯ ИМЕЕТСЯ, – пришел ответ, – НО НЕ ДУМАЮ,
ЧТО МЫ ПОЛУЧИМ К НЕЙ ДОСТУП РАНЬШЕ, ЧЕМ ПРИДЕМ В НУЖНОЕ МЕСТО.
       – Надеюсь, ты прав.
       Дорога делалась все круче. Поскольку я никак не мог точно определить
время, мне показалось, что прошло больше часа прежде, чем я покинул
предгорье и принялся взбираться на саму белую гору. Хотя ни следов ног, ни
каких-либо других признаков жизни я не заметил, несколько раз я натыкался
на длинные, похожие на выступы царапины вроде бы естественного следа,
которые вели к этой высоко расположенной выбеленной поверхности. Пока я
преодолевал склон, прошло, должно быть, еще несколько часов, темное солнце
переместилось в центр небосклона и начало спускаться к западу, за эту
вершину. Очень раздражало то, что не было возможности выругаться вслух.
       – Как я могу быть уверен, что мы на той стороне этой штуки, что надо?
Или что мы направляемся в то место, куда следует? – спросил я.
       – ПОКА ЧТО ТЫ ДЕРЖИШЬ ВЕРНЫЙ КУРС, – ответил Фракир.
       – Ты не знаешь, сколько еще идти?
       – НЕ-А. ХОТЯ И УЗНАЮ ЕГО, КАК ТОЛЬКО УВИЖУ.
       – Солнце собирается очень скоро соскользнуть за гору. Ты тогда
сумеешь разглядеть то место, чтобы узнать его?
       – ПО-МОЕМУ, ЗДЕСЬ, КОГДА СОЛНЦЕ САДИТСЯ, НЕБО СТАНОВИТСЯ ЕЩЕ СВЕТЛЕЕ.
В ЭТОМ СМЫСЛЕ НЕГАТИВНОЕ ПРОСТРАНСТВО ЗАБАВНО. КАК БЫ ТАМ НИ БЫЛО, ЗДЕСЬ
ЧТО-ТО ВСЕГДА СВЕТЛОЕ, А ЧТО-ТО ВСЕГДА ТЕМНОЕ. У НАС БУДУТ НЕОБХОДИМЫЕ
СРЕДСТВА, ЧТОБЫ ОПРЕДЕЛИТЬСЯ.
       – Как по-твоему, чем мы заняты на самом деле?
       Я подумал:
       – ОДНА ИЗ ТЕХ ПРОКЛЯТЫХ ШТУЧЕК С РЫЦАРСКИМИ СТРАНСТВИЯМИ В ПОИСКАХ
ПРИКЛЮЧЕНИЙ.
       – Романтические грезы? Или нечто осуществимое?
       – В МОЕМ ПОНИМАНИИ В КАЖДОМ ИЗ ТАКИХ СТРАНСТВИЙ ЕСТЬ ПРИМЕСЬ И ТОГО,
И ДРУГОГО, НО Я ЧУВСТВОВАЛ, ЧТО В МОЕМ СЛУЧАЕ СИЛЬНО ПЕРЕВЕШИВАЕТ
ПОСЛЕДНЕЕ. С ДРУГОЙ СТОРОНЫ, ВСЕ, С ЧЕМ СТАЛКИВАЕШЬСЯ СРЕДИ ОТРАЖЕНИЙ,
ВЕРОЯТНО, ОТЧАСТИ АЛЛЕГОРИЯ, СИМВОЛ – ПОДОБНУЮ ЕРУНДУ ЛЮДИ ПРЯЧУТ ГЛУБОКО
В ПОДСОЗНАНИИ.
       – Другими словами, ты точно не знаешь.
       – НЕ УВЕРЕН, НО Я ЗАРАБАТЫВАЮ НА ЖИЗНЬ ТЕМ, ЧТО ЧУВСТВИТЕЛЕН И ХОРОШО
УГАДЫВАЮ.
       Я вытянул руку повыше, ухватился, подтянулся на следующий карниз.
Какое-то время я шел по нему, потом опять принялся взбираться наверх.
       Наконец, солнце село, но видно было по-прежнему хорошо. Свет и тьма
поменялись местами.
       Взобравшись еще на пять или шесть метров по неровной поверхности, я
остановился, увидев, наконец, углубление, к которому она поднималась.
Передо мной в горе было отверстие, открывавшееся на край. Я помедлил,
раздумывая, можно ли назвать его пещерой, потому что оно, похоже, было
искусственного происхождения. Как будто здесь выдолбили арку, которая была
достаточно велика, чтобы под ней можно было проехать верхом.
       – ЗНАЕШЬ, – прокомментировал Фракир, шевельнувшись на запястье. –
ВОТ.
       – Что? – спросил я.
       – ПЕРВАЯ ОСТАНОВКА, – ответил он. – ЗАДЕРЖИСЬ ЗДЕСЬ И, ПРЕЖДЕ, ЧЕМ
ДВИНУТЬСЯ ДАЛЬШЕ, КОЕ-ЧТО СДЕЛАЙ.
       – А именно?
       – ЛЕГЧЕ ПРОСТО ПОЙТИ И ПОСМОТРЕТЬ.
       Я подтянулся наверх, перебрался через край, встал на ноги и пошел
вперед. Большой вход заполнял неизвестно откуда берущийся свет. Я помедлил
на пороге, заглядывая внутрь.
       Это напоминало родовую часовню. Там был маленький алтарь, а на нем –
пара свечей, щеголявших мигающими черными венчиками. Вдоль стен стояли
вытесанные из камня скамьи. Кроме той двери, у которой я стоял, я насчитал
еще пять: три – в стене напротив, одну – справа от меня и одну – слева. В
центре помещения лежали две груды боевого снаряжения. Никаких символов
религии, которую бы представляла эта часовня, не было.
       Я вошел.
       – Что я должен тут делать? – спросил я.
       – ТЫ ДОЛЖЕН БОДРСТВОВАТЬ ЗДЕСЬ ДО РАССВЕТА, ОХРАНЯЯ ДОСПЕХИ.
       – Ну, ладно, – сказал я, проходя вперед, чтобы осмотреть этот хлам, –
зачем это?
       – В ИНФОРМАЦИЮ, КОТОРУЮ Я ПОЛУЧИЛ, ЭТО НЕ ВХОДИТ.
       Я подобрал причудливую белую нагрудную пластинку, в которой был бы
похож на сэра Галахада. Размер, кажется, был как раз мой. Я покачал
головой и опустил ее обратно. Я перешел к соседней груде и вытащил очень
странного вида серую латную рукавицу. Тут же бросив ее, я принялся рыться
в остальном добре. Все то же самое. К тому же, подогнанное по мне.
Только...
       – В ЧЕМ ДЕЛО, МЕРЛИН?
       – Эта белая хреновина, – сказал я, – выглядит так, словно прямо
сейчас придется мне впору. Остальное вооружение, похоже, точь-в-точь
такое, какое носят при дворе. Кажется, стоит мне перебраться в свои покои
в хаосе, и оно окажется тем, чем надо. Значит, смотря по обстоятельствам,
мне, вероятно, подойдут оба комплекта. Хотя сразу двумя я воспользоваться
не смогу. Который же я должен стеречь?
       – ПО-МОЕМУ, ТУТ-ТО И ЗАРЫТА СОБАКА. МНЕ КАЖЕТСЯ, ТЫ ДОЛЖЕН ВЫБРАТЬ.
       – Конечно! – я щелкнул пальцами и ничего не услышал. – Какой же я
болван, удавка должна растолковать мне, что к чему!
       Я упал на колени и смел оба набора доспехов и оружия в одну
непривлекательного вида груду.
       – Если я должен это стеречь, – сказал я, – я буду стеречь и то, и
другое. Я не желаю выбирать, на чьей я стороне.
       – СДАЕТСЯ МНЕ, ЭТОМУ "НЕЧТО" ТАКОЕ ДЕЛО НЕ ПОНРАВИТСЯ, – ответил
Фракир.
       Я отступил на шаг и оглядел груду.
       – Расскажи-ка мне про это еще раз, – сказал я. – Как все это
закручено?
       – ТЫ ДОЛЖЕН ВСЮ НОЧЬ ПРОСИДЕТЬ, ОХРАНЯЯ ЭТО.
       – От чего?
       – ДУМАЮ, ОТ ВСЕГО, ЧТО ПОПРОБУЕТ НЕЗАКОННО ПРИСВОИТЬ ЕГО. ОТ СИЛ
ПОРЯДКА... ...ИЛИ ХАОСА...
       – Ага, я понял тебя. Когда все это свалено вместе в такую кучу,
любому придется подойти поближе, чтобы что-нибудь выхватить.
       Я уселся на скамью между двух дверей в дальней стене. После долгого и
трудного подъема неплохо было немного передохнуть. Но что-то в моей голове
продолжало усердно работать. Потом, через некоторое время, я спросил:
       – Что мне в этом?
       – ТЫ О ЧЕМ?
       – Скажем, я просижу тут всю ночь, присматривая за этим добром. Может
быть, даже появится что-то, что попытается подобраться к нему. Скажем, я
отобьюсь. Приходит утро, эта дрянь по-прежнему тут, я тоже. Что тогда? Что
я выигрываю?
       – ТОГДА ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ ОБЛАЧИТЬСЯ В ДОСПЕХИ, ВЗЯТЬ ОРУЖИЕ И ПЕРЕЙТИ К
СЛЕДУЮЩЕМУ ЭТАПУ СОБЫТИЙ.
       Я подавил зевоту.
       – Знаешь, не думаю, что мне на самом деле нужно хоть что-то из этой
дряни, – сказал я тогда. – Я не люблю доспехи и доволен мечом, который
получил. – Я хлопнул по эфесу. Он был странным на ощупь, но я и сам
чувствовал себя странно. – Почему бы нам просто не оставить всю кучу там,
где она есть, чтобы сразу перейти к следующему этапу? Кстати, а что это за
следующий этап?
       – ТОЧНО НЕ ЗНАЮ. ЛОГРУС ТАК ЗАРЯДИЛ МЕНЯ ИНФОРМАЦИЕЙ, ЧТО ОНА ВРОДЕ
КАК ПРОСТО ВСПЛЫВАЕТ НА ПОВЕРХНОСТЬ В НУЖНЫЙ МОМЕНТ. Я ДАЖЕ НЕ ЗНАЛ ОБ
ЭТОМ МЕСТЕ, ПОКА НЕ УВИДЕЛ ВХОД.
       Я потянулся и скрестил руки на груди. Я прислонился спиной к стене. Я
вытянул ноги и скрестил их в щиколотках.
       – Значит, мы будем торчать тут, пока что-нибудь не произойдет или
тебя снова не осенит?
       – ПРАВИЛЬНО.
       – Разбуди меня, когда все кончится, – сказал я и закрыл глаза. Он тут
же сжал мне запястье, почти до боли.
       – ЭЙ! ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ТАК ПОСТУПИТЬ! – сказал Фракир. – ИДЕЯ В ТОМ И
СОСТОИТ, ЧТО ТЫ ВСЮ НОЧЬ НЕ УСНЕШЬ И БУДЕШЬ СТЕРЕЧЬ И СМОТРЕТЬ В ОБА.
       – Ну, так это дурацкая идея, – отозвался я. – Я отказываюсь играть в
такие идиотские игры. Если этот хлам кому-то нужен, я ему еще и приплачу.
       – СПИ, ЕСЛИ ХОЧЕШЬ. НО, ЧТО ЕСЛИ ПОЯВИТСЯ НЕЧТО И РЕШИТ, ЧТО ЛУЧШЕ
СПЕРВА УБРАТЬ ТЕБЯ СО СЦЕНЫ?
       – Начнем с того, – ответил я, – что, не считая страсти к подобным
штукам, я не верю, будто кому-то может понадобиться эта куча
средневекового хлама. И, закрывая тему: предупреждать меня об опасности –
твоя работа.
       – ЕСТЬ, ЕСТЬ, КАПИТАН. НО ЭТО – СТРАННОЕ И ТАИНСТВЕННОЕ МЕСТО. ЧТО
ЕСЛИ МОЯ ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТЬ ЗДЕСЬ ОТЧАСТИ ОГРАНИЧЕНА?
       – Ну, теперь ты меня прямо растрогал, – сказал я, – по-моему, тебе
нужно будет просто импровизировать.
       Я задремал. Мне снилось, что я стою в магическом кругу, а разные
существа пытаются добраться до меня. Но, касаясь барьера, они превращались
в неподвижные фигурки, персонажи мультфильмов, и быстро исчезали. Кроме
Корвина Эмберского, который покачивал головой, чуть улыбаясь.
       – Рано или поздно тебе придется выйти из круга, – сказал он.
       – Ну так пусть это случится позже, – ответил я.
       – А вот твои проблемы по-прежнему будут с тобой, как ты их оставил.
       Я кивнул.
       – Но к тому времени я отдохну, – ответил я.
       – Ну, тогда с плеч долой. Желаю удачи.
       – Спасибо.
       Тут видение распалось на беспорядочные образы.
       Помню, что, кажется, немногим позже еще стоял за пределами круга,
пытаясь сообразить, как попасть обратно внутрь...
       Не уверен, что именно меня разбудило. Это не мог быть шум. Но я вдруг
насторожился и стал подниматься, и первым, что я увидел, был карлик в
пятнистом одеянии, обеими руками сжимавший горло, который, вывернувшись,
неподвижно лежал рядом с грудой доспехов.
       – Что происходит? – попытался я выговорить.
       Но ответа не было.
       Я пересек часовню и стал на колени возле широкоплечего коротышки.
Кончиками пальцев я тронул сонную артерию, чтобы определить пульс. Пульса
не было. Однако в этот момент я ощутил, как что-то щекочет мне запястье, и
Фракир, становившийся то видимым, то невидимым, вернулся обратно, чтобы
связаться со мной.
       – Ты вывел из строя этого парня? – спросил я.
       Началась слабая пульсация.
       – САМОУБИЙЦЫ НЕ ДУШАТ САМИ СЕБЯ, – ответил он.
       – Почему ты не предупредил меня?
       – ТЕБЕ НУЖНО БЫЛО ОТДОХНУТЬ, А ПОТОМ, С НИМ Я МОГ СПРАВИТЬСЯ И ОДИН.
ХОТЯ МЫ СЛИШКОМ ПЕРЕЖИВАЕМ. ИЗВИНИ, ЧТО РАЗБУДИЛ.
       Я потянулся.
       – Сколько я спал?
       – ПО-МОЕМУ, НЕСКОЛЬКО ЧАСОВ.
       – Немного жаль, что так вышло, – сказал я. – Эта куча металлолома не
стоит ничьей жизни.
       – СЕЙЧАС – СТОИТ, – ответил Фракир.
       – Правда. Теперь, когда из-за этой дряни один уже погиб, ты не узнал,
что нам делать дальше?
       – ДЕЛО НЕМНОЖКО ПРОЯСНИЛОСЬ, НО НЕ НАСТОЛЬКО, ЧТОБЫ МОЖНО БЫЛО
ДЕЙСТВОВАТЬ. ЧТОБЫ Я СМОГ УВЕРИТЬСЯ В ТОМ, ЧТО ОТ НАС ТРЕБУЕТСЯ, МЫ ДОЛЖНЫ
ОСТАТЬСЯ ЗДЕСЬ ДО УТРА.
       – Среди информации, которую ты получил, нет ничего о том, найдется ли
поблизости еда или питье?
       – ДА. ЗА АЛТАРЕМ ДОЛЖЕН БЫТЬ КУВШИН С ВОДОЙ. И БУХАНКА ХЛЕБА. НО ЭТО
– НА УТРО. НОЧЬЮ ТЫ ДОЛЖЕН ВОЗДЕРЖАТЬСЯ ОТ ПИЩИ.
       – Только в том случае, если бы я относился ко всему этому серьезно, –
ответил я, поворачиваясь к алтарю.
       Стоило мне сделать два шага – и мир начал раскалываться. Пол часовни
задрожал, и впервые с тех пор, как я здесь появился, где-то глубоко подо
мной раздался низкий грохот, шум и скребущие звуки. Воздух этого лишенного
красок места молниеносно пронизало многоцветье, наполовину ослепившее меня
своей яркостью. Потом сполохи красок исчезли, и помещение разделилось.
Белый цвет возле арки, где я стоял, стал еще белее. Пришлось поднять руку,
чтобы заслонить от него глаза. Напротив спустилась глубокая тьма, скрывшая
в противоположной стене три двери.
       – Что... это такое?
       – ЧТО-ТО УЖАСНОЕ, – ответил Фракир. – ЧТОБЫ ОПРЕДЕЛИТЬ ТОЧНО, МОИХ
СПОСОБНОСТЕЙ НЕ ХВАТАЕТ.
       Стиснув рукоять меча, я еще раз проверил по-прежнему висящие
заклинания. Не успел я сделать еще что-нибудь, как все помещение оказалось
пронизано жутким ощущением присутствия кого-то еще. Оно представлялось
столь сильным, что обнажать меч или читать заклинания я счел не самым
благоразумным.
       Будь все, как обычно, я вызвал бы Знак Логруса, но и этот путь был
для меня закрыт. Я попытался откашляться, но из горла не вылетело ни
звука. Потом в самом сердце сияния началось движение, объединение...
       Подобно Тигру Блейка, ярко пылая, обретал форму Единорог. Смотреть на
него оказалось так больно, что пришлось отвести глаза.
       Я заглянул в глубокую, прохладную тьму, но и там не было отдыха моему
взору. В темноте что-то зашевелилось и опять раздался звук, словно металл
со скрежетом прошелся по камню. За этим последовало мощное шипение. Земля
опять задрожала. Из тьмы поплыли искривленные линии. Даже раньше, чем в
ярчайшем сиянии Единорога стали различимы очертания, я понял, что это –
голова вползающей в часовню одноглазой змеи. И перевел взгляд в точку
между ними, наблюдая за обоими боковым зрением. Это оказалось куда лучше,
чем пытаться смотреть на любого из них в упор. Я ощущал на себе их
пристальные взгляды – взгляд Единорога Порядка и Змеи Хаоса. Чувство было
не из приятных, и я попятился, пока спиной не уперся в алтарь.
       Оба еще немного пошли вглубь часовни. Единорог опустил голову,
нацелившись рогом прямо в меня. Жало змеи молниеносно вылетало в мою
сторону.
       – Э-э... если вам обоим нужны доспехи и прочие штуки, – начал я, – у
меня, разумеется, нет никаких возражений...
       Змея зашипела, а Единорог поднял копыто и уронил его, разбивая пол
часовни, и прямо ко мне, словно черная молния, побежала трещина, которая
остановилась у моих ног.
       – С другой стороны, – заметил я, – Ваши Сиятельства, своим
предложением я не намеревался оскорбить вас...
       – ОПЯТЬ ТЫ НЕ ТО ГОВОРИШЬ, – нерешительно вмешался Фракир.
       – Тогда скажи, что надо говорить, – сказал я, пробуя думать шепотом.
       – Я НЕ... О!
       Единорог взревел, Змея встала на хвост. Упав на колени, я отвел
взгляд в сторону, потому что их взгляды каким-то образом стали причинять
физическую боль. Я дрожал, все мышцы заныли.
       – ТЫ ДОЛЖЕН, – сказал Фракир, будто отвечая урок, – ИГРАТЬ В ИГРУ ПО
УСТАНОВЛЕННЫМ ПРАВИЛАМ.
       Не знаю, что за железка вонзилась мне в ребра. Но я поднял голову и
повернул, посмотрев сперва на Змею, потом на Единорога. Глаза болели,
словно я пытался пристально разглядывать солнце, и все-таки мне это
удалось.
       – Вы можете заставить меня участвовать в игре, – сказал я, – но не
можете заставить сделать выбор. Моя воля принадлежит мне. Я буду всю ночь
караулить доспехи, как от меня требуется. Утром я пойду дальше без них,
потому что мой выбор – их не носить.
       – БЕЗ НИХ ТЫ МОЖЕШЬ ПОГИБНУТЬ, – заявил Фракир, как будто переводил.
       Я пожал плечами.
       – Выбор делать мне, и он таков: я ни одному из вас не отдам
предпочтения.
       Меня овеяло порывом ветра, одновременно и жарким, и холодным –
похоже, их вздох смешался.
       – ТЫ СДЕЛАЕШЬ ВЫБОР, – передал Фракир, – БУДЕШЬ ТЫ ЭТО ОСОЗНАВАТЬ ИЛИ
НЕТ. ВСЕ ДЕЛАЮТ ВЫБОР. ПРОСТО ТЕБЯ ПРОСЯТ СДЕЛАТЬ ЭТО ОФИЦИАЛЬНО.
       – А что в моем случае такого особенного? – спросил я.
       Снова тот же ветер.
       – ТЫ – ДВАЖДЫ НАСЛЕДНИК, НАДЕЛЕННЫЙ ВЕЛИКОЙ СИЛОЙ.
       – Мне никогда не хотелось враждовать ни с одним из вас, – заявил я.
       – НЕ ОЧЕНЬ-ТО ЭТО ХОРОШО, – ответили мне.
       – Тогда уничтожьте меня сейчас же.
       – ИГРА ЕЩЕ НЕ ЗАКОНЧИЛАСЬ.
       – Тогда давайте продолжим, – сказал я.
       – НАМ НЕ НРАВИТСЯ ТВОЯ ПОЗИЦИЯ.
       – Напротив, – ответил я.
       От последовавшего за этим громового хлопка я потерял сознание. А
полагал я, что могу позволить себе быть честным до конца, вот по какой
причине: у меня было сильное подозрение, что обойти участников этой игры,
наверное, трудно.
       Я очнулся простертым на куче ножных лат, кирас, латных рукавиц,
шлемов и прочих замечательных штук того же рода. Все они были угловатыми и
с отростками, впивавшимися в меня. Осознал я это постепенно, потому что
многие важные части тела у меня онемели.
       – ЭЙ, МЕРЛИН.
       – Фракир, – откликнулся я. – Надолго я отключался?
       – НЕ ЗНАЮ. Я САМ ТОЛЬКО ЧТО ПРИШЕЛ В СЕБЯ.
       – Вот уж не знал, что можно вырубить кусок веревки.
       – Я ТОЖЕ. ПРЕЖДЕ ТАКОЕ СО МНОЙ НЕ СЛУЧАЛОСЬ.
       – Тогда позволь мне задать вопрос более правильно: не знаешь, сколько
времени мы были без сознания?
       – ПО-МОЕМУ, ДОВОЛЬНО ДОЛГО. ДАЙ МНЕ ВЫГЛЯНУТЬ ЗА ДВЕРЬ, И Я СМОГУ
ДАТЬ ТЕБЕ ЛУЧШЕЕ ПРЕДСТАВЛЕНИЕ ОБ ЭТОМ.
       Я медленно поднялся на ноги, не мог устоять и рухнул. Я пополз к
выходу, отметив при этом, что из груды, кажется, ничего не исчезло. Пол и
вправду треснул. Возле дальней стены в самом деле лежал мертвый карлик.
       Выглянув наружу, я увидел яркое небо, все в черных точках.
       – Ну? – спросил я немного погодя.
       – ЕСЛИ Я РАССЧИТАЛ ПРАВИЛЬНО, СКОРО УТРО.
       – Перед рассветом всегда светлеет, а?
       – ВРОДЕ ТОГО.
       Кровообращение в ногах восстанавливалось, они горели. Я заставил себя
подняться и стал, привалясь к стене.
       – Есть какие-нибудь новые указания?
       – ПОКА НЕТ. У МЕНЯ ТАКОЕ ЧУВСТВО, ЧТО ОНИ ДОЛЖНЫ ПОЯВИТЬСЯ С
РАССВЕТОМ.
       Шатаясь, я добрел до ближайшей скамьи и упал на нее.
       – Если что-нибудь сейчас зайдет сюда, я смогу отбиваться только
странным набором заклинаний. От спанья на доспехах кое-где судороги не
проходят. Так же скверно, как спать в полном вооружении.
       – НАПУСТИ НА ВРАГА МЕНЯ, И, САМОЕ МЕНЬШЕЕ, Я СУМЕЮ ВЫИГРАТЬ ДЛЯ ТЕБЯ
ВРЕМЯ.
       – Спасибо.
       – МНОГО ЛИ ТЫ ПОМНИШЬ?
       – Начиная с того момента, как был ребенком. А что?
       – В МОЕЙ ПАМЯТИ ХРАНЯТСЯ МОИ ОЩУЩЕНИЯ С ТЕХ ПОР, КАК ЛОГРУС ВПЕРВЫЕ
НАГРАДИЛ МЕНЯ НОВЫМИ СПОСОБНОСТЯМИ. НО ВСЕ ДО МОМЕНТА НАШЕГО ПОЯВЛЕНИЯ
ЗДЕСЬ КАЖЕТСЯ СНОМ. Я, ПОХОЖЕ, ПРОСТО ПРИВЫК РЕАГИРОВАТЬ НА ПРОЯВЛЕНИЯ
ЖИЗНИ.
       – Многие люди тоже таковы.
       – ПРАВДА? РАНЬШЕ Я НЕ МОГ ДУМАТЬ И ОБЩАТЬСЯ ТАКИМ СПОСОБОМ.
       – Верно.
       – КАК ТЫ ДУМАЕШЬ, ЭТО НАДОЛГО?
       – То есть?
       – МОЖЕТ БЫТЬ, ЭТО ТОЛЬКО ВРЕМЕННОЕ СОСТОЯНИЕ? НЕ МОЖЕТ ЛИ ОКАЗАТЬСЯ,
ЧТО Я ПОЛУЧИЛ НОВЫЕ СВОЙСТВА ТОЛЬКО, ЧТОБЫ СПРАВЛЯТЬСЯ С ОПРЕДЕЛЕННЫМИ
ОБСТОЯТЕЛЬСТВАМИ ЗДЕСЬ?
       – Не знаю, фракир, – ответил я, растирая левую лодыжку. – Полагаю,
это вполне возможно. Ты привыкаешь к новому состоянию?
       – ДА. ДОГАДЫВАЮСЬ, ЧТО ЭТО ГЛУПО С МОЕЙ СТОРОНЫ. КАК МЕНЯ МОЖЕТ
ВОЛНОВАТЬ ТО, О ЧЕМ Я НЕ БУДУ ТОСКОВАТЬ, КОГДА УТРАЧУ ЕГО?
       – Вопрос хороший, но ответа я не знаю. Может быть, в конце концов ты
все равно достигнешь такого состояния.
       – НЕ ДУМАЮ. НО ТОЧНО НЕ ЗНАЮ.
       – Ты боишься вернуться в прежнее состояние?
       – ДА.
       – Вот что я тебе скажу. Когда мы найдем выход отсюда, не лезь вперед
меня.
       – НЕ МОГУ.
       – ПОЧЕМУ? ПРИ СЛУЧАЕ ТЫ БУДЕШЬ ПО РУКОЙ, НО Я МОГУ И САМ О СЕБЕ
ПОЗАБОТИТЬСЯ. РАЗ У ТЕБЯ ТЕПЕРЬ ПОЯВИЛИСЬ ЧУВСТВА, У ТЕБЯ ДОЛЖНА БЫТЬ И
СОБСТВЕННАЯ ЖИЗНЬ.
       – Но я же уродец.
       – А РАЗВЕ ВСЕ МЫ НЕ ТАКОВЫ? ПРОСТО ХОЧЕТСЯ, ЧТОБЫ ТЫ ЗНАЛ – Я ПОНИМАЮ
ТЕБЯ И ОТНОШУСЬ К ЭТОМУ НОРМАЛЬНО.
       Он еще раз сжал мне руку и замолчал.
       Хотел бы я не бояться выпить воду.
       Я просидел там, наверное, почти час, подробно перебирая все, что
произошло со мной за последнее время, отыскивая разгадки и размышляя,
какова же тут система.
       – КАЖЕТСЯ, Я СЛЫШУ ТВОИ МЫСЛИ, – вдруг сказал Фракир, – И МОГУ В
ОДНОМ ВОПРОСЕ КОЕ-ЧТО ПРЕДЛОЖИТЬ ТВОЕМУ ВНИМАНИЮ.
       – Да? Что это такое?
       – ТОТ, КТО ПЕРЕНЕС ТЕБЯ СЮДА...
       – Существо, выглядевшее, как мой отец?
       – ДА.
       – Что же он?
       – ОН БЫЛ НЕ ТАКИМ, КАК ДВА ТВОИХ ДРУГИХ ПОСЕТИТЕЛЯ. ОН БЫЛ СМЕРТНЫМ.
А ОНИ – НЕТ.
       – Ты хочешь сказать, это и в самом деле мог быть корвин?
       – Я НИКОГДА НЕ ВСТРЕЧАЛ ЕГО, ПОЭТОМУ НЕ МОГУ СКАЗАТЬ. НО ОН НЕ БЫЛ
ОДНОЙ ИЗ ЭТИХ КОНСТРУКЦИЙ.
       – А ты знаешь, что они такое?
       – НЕТ. ЗНАЮ ТОЛЬКО ОДНУ СТРАННУЮ ВЕЩЬ – И СОВСЕМ НЕ ПОНИМАЮ ЕЕ.
       Я наклонился вперед, потирая виски. Несколько раз я глубоко вздохнул.
       В горле было очень сухо, а мышцы болели.
       – Продолжай. Я жду.
       – Я НЕ ОЧЕНЬ ЗНАЮ, КАК ЭТО ОБЪЯСНИТЬ, – сказал Фракир, – НО В ДНИ,
КОГДА Я НЕ УМЕЛ ЧУВСТВОВАТЬ, ТЫ, НЕ ПОДУМАВ, ПРОНЕС МЕНЯ НА ЗАПЯСТЬЕ ЧЕРЕЗ
ЛАБИРИНТ.
       – Я помню. Потом из-за твоей реакции у меня долго оставался рубец.
       – СОЗДАНИЯ ХАОСА И СОЗДАНИЯ ПОРЯДКА НЕ СЛИШКОМ ХОРОШО СХОДЯТСЯ. НО Я
ВЫЖИЛ. И ПРИОБРЕЛ ОПЫТ. А ТЕ ПОДОБИЯ ДВОРКИНА И ОБЕРОНА, ЧТО ПРИХОДИЛИ К
ТЕБЕ В ПЕЩЕРУ...
       – Ну?
       – ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ БЫЛА ТОЛЬКО ИХ НАРУЖНОСТЬ. ВНУТРИ, В ГЕОМЕТРИЧЕСКОЙ
СТРУКТУРЕ, ПУЛЬСИРОВАЛИ ЭНЕРГЕТИЧЕСКИЕ ПОЛЯ...
       – Ты говоришь так, словно это была компьютерная мультипликация.
       – ЧТО-ТО ПОДОБНОЕ НЕ ИСКЛЮЧЕНО. ТОЧНО НЕ ЗНАЮ.
       – А мой отец не был одним из них?
       – НЕ-А. НО Я ВЕДУ НЕ К ТОМУ. Я УЗНАЛ ПЕРВОПРИЧИНУ.
       Я внезапно насторожился.
       – В каком смысле?
       – ЗАВИТКИ... ГЕОМЕТРИЧЕСКАЯ СТРУКТУРА, НА КОТОРОЙ СОЗДАВАЛИСЬ ЭТИ
ФИГУРЫ... ОНА ВОСПРОИЗВОДИТ ЧАСТИ ЭМБЕРСКОГО ЛАБИРИНТА.
       – Ты, должно быть, ошибся.
       – НЕТ. НЕДОСТАТОК ЧУВСТВИТЕЛЬНОСТИ Я ВОСПОЛНЯЮ ПАМЯТЬЮ. ОБЕ ФИГУРЫ
БЫЛИ ТРЕХМЕРНЫМИ ИСКРИВЛЕННЫМИ СЕГМЕНТАМИ ЛАБИРИНТА.
       – А зачем лабиринту дурачить меня, создавая такие фальшивки?
       – Я ВСЕГО ЛИШЬ СМИРЕННОЕ ОРУДИЕ УБИЙСТВА. РАССУЖДЕНИЯ ЕЩЕ НЕ СТАЛИ
МОЕЙ СИЛЬНОЙ СТОРОНОЙ.
       – Если в это замешаны единорог и змея, по-моему, и лабиринт нельзя
исключить.
       – ПРО ЛОГРУС МЫ ЗНАЕМ ТОЧНО.
       – И мне кажется, что в тот день, когда корал зашла в лабиринт, он
проявил разумность. Скажем, так оно и есть; прибавим способность создавать
такие конструкции... он хотел, чтобы они отвели меня сюда? или корвин
перенес меня куда-то еще? То ли это место? А что от меня нужно лабиринту?
И чего хочет от меня отец?
       – ЗАВИДУЮ ТВОЕЙ СПОСОБНОСТИ НЕ ОБРАЩАТЬ ВНИМАНИЯ НА ОПРЕДЕЛЕННЫЕ
ВЕЩИ, – ответил Фракир. – ЭТО И ЕСТЬ РИТОРИЧЕСКИЕ ВОПРОСЫ, Я ПРАВИЛЬНО
ПОНЯЛ?
       – По-моему, да.
       – КО МНЕ НАЧАЛА ПОСТУПАТЬ ИНФОРМАЦИЯ ИНОГО РОДА, ПОЭТОМУ Я ДЕЛАЮ
ВЫВОД, ЧТО НОЧЬ НА ИСХОДЕ.
       Я вскочил на ноги.
       – Значит ли это, что мне можно поесть... и напиться? – спросил я.
       – ПО-МОЕМУ, ДА.
       Тут я быстро двинулся с места.
       – ПОКА Я ЕЩЕ НОВИЧОК В ТАКИХ ДЕЛАХ, НИКАК НЕ ПЕРЕСТАНУ УДИВЛЯТЬСЯ, НЕ
СОЧТУТ ЛИ ТАКОЙ ПРЫЖОК ЧЕРЕЗ АЛТАРЬ НЕУВАЖЕНИЕМ, – прокомментировал
Фракир.
       Черные огоньки, когда я проскочил между ними, замигали.
       – Черт возьми, я даже не знаю, кому предназначен этот алтарь, –
ответил я, – А неуважительность я всегда считал своей отличительной
чертой.
       Схватив кувшин, я сделал длинный глоток, и тут земля слабо задрожала.
       – Опять-таки может статься, кое в чем ты прав, – сказал я,
подавившись.
       Я обошел алтарь, с кувшином и караваем, миновал коченеющего карлика и
добрался до скамьи, которая шла вдоль задней стены. Усевшись, я принялся
есть и пить, но уже медленнее.
       – Что дальше? – спросил я. – Ты сказал, что информация опять
поступает?
       – ТЫ УСПЕШНО ОТДЕЖУРИЛ, – сказал он. – СЕЙЧАС СРЕДИ ДОСПЕХОВ И
ОРУЖИЯ, КОТОРЫЕ ТЫ СТЕРЕГ, ТЫ ДОЛЖЕН ВЫБРАТЬ ТО, ЧТО ТЕБЕ НУЖНО, А ПОТОМ
ПРОЙТИ ЧЕРЕЗ ОДНУ ИЗ ТРЕХ ДВЕРЕЙ В ЭТОЙ СТЕНЕ.
       – Через которую?
       – ОДНА ИЗ НИХ – ДВЕРЬ ХАОСА, ОДНА – ПОРЯДКА, А О ПРИРОДЕ ТРЕТЬЕЙ МНЕ
НИЧЕГО НЕ ИЗВЕСТНО.
       – Э... как же в таком случае принять обоснованное решение?
       – ПОЛАГАЮ, ТЫ СМОЖЕШЬ ПРОЙТИ ТОЛЬКО В ТУ ДВЕРЬ, В КОТОРУЮ СЛЕДУЕТ.
       – Тогда выбора тут на самом деле нет, а?
       – ДУМАЮ НА ЭТО МОЖЕТ ПОВЛИЯТЬ ТО, ЧТО ТЫ ВЫБЕРЕШЬ В ЭТОЙ СКОБЯНОЙ
ЛАВКЕ.
       Я прикончил хлеб, запил его остатками воды. Потом поднялся.
       – Ну, – сказал я, – Давай посмотрим, что они станут делать, если я
ничего не выберу. А с карликом вышло скверно.
       – ОН ЗНАЛ, ЧТО ДЕЛАЕТ И ЧЕМ РИСКУЕТ.
       – Ну, что тут еще скажешь.
       Я подошел к той двери, что была от меня по правую руку, потому что
она была ближе всего. Дверь вела в ярко освещенный коридор, который,
сужаясь, становился все светлее и светлее и в нескольких метрах от меня
терялся из виду. Я не останавливался. И, черт возьми, чуть не сломал себе
нос. Как будто наткнулся на стеклянную стену. Это было символично. Как
выйти на свет божий этим путем, я себе не мог представить.
       – ЧЕМ ДАЛЬШЕ Я ЗА ТОБОЙ НАБЛЮДАЮ, ТЕМ БОЛЬШИМ ЦИНИКОМ ТЫ СТАНОВИШЬСЯ,
– заметил Фракир. – ЭТУ ТВОЮ МЫСЛЬ Я УЛОВИЛ.
       – Ладно.
       К средней двери я подходил более осторожно. Она была серого цвета и,
кажется, тоже вела в длинный коридор. Тут было видно чуть дальше, чем в
первом коридоре, хотя кроме стен, пола и потолка, ничего не было. Я
вытянул руку и обнаружил, что путь свободен.
       – ПОХОЖЕ, ЭТО ТА САМАЯ ДВЕРЬ, – заметил Фракир. – МОЖЕТ БЫТЬ.
       Я перешел к двери слева, в коридоре за ней было черно, как у Господа
в кармане. Я поискал скрытые препятствия и снова не встретил никакого
сопротивления.
       – Гм. Похоже, выбирать мне все-таки придется.
       – СТРАННО. НАСЧЕТ ЭТОГО У МЕНЯ НЕТ НИКАКИХ ИНСТРУКЦИЙ.
       Я вернулся к средней двери и сделал шаг вперед. Услышав позади
какой-то звук, я обернулся. Карлик сел. Он хохотал, держась за бока. Тогда
я попытался повернуть назад, но теперь что-то мешало мне вернуться. Тут
вдруг то, что я видел стало уменьшаться, как будто я быстро уносился
вдаль.
       – Я думал, этот малыш мертв, – сказал я.
       – Я ТОЖЕ. ВСЕ ПРИЗНАКИ НАЛИЦО.
       Повернувшись, я опять посмотрел туда, куда направлялся. Ощущения
скорости на было. Может быть, уменьшалась часовня, а я оставался на месте.
       Я сделал шаг вперед, потом еще. Ноги опускались на землю совершенно
беззвучно. Я тронулся в путь. Пройдя несколько шагов, я вытянул руку,
чтобы потрогать стену слева. И не встретил ничего. Я попробовал правой
рукой. Опять ничего. Я шагнул вправо и снова потянулся к стене. Нет.
Казалось, обе призрачные стены по-прежнему находятся на равном расстоянии
от меня. Ворча, я оставил их в покое и быстро зашагал вперед.
       – В ЧЕМ ДЕЛО, МЕРЛИН?
       – Чувствуешь ты или нет стены справа и слева от нас? – спросил я.
       – НЕ-А, – ответил Фракир.
       – Совсем не догадываешься, где мы?
       – МЫ ИДЕМ МЕЖДУ ОТРАЖЕНИЯМИ.
       – Куда нас ведут?
       – ЕЩЕ НЕ ЗНАЮ. ХОТЯ МЫ СЛЕДУЕМ ПУТЕМ ХАОСА.
       – Что? Откуда ты знаешь? Я думал, нам придется выбрать из той кучи
что-нибудь хаосское, чтобы нас пустили сюда.
       Тут я быстро обыскал себя. И обнаружил впившийся в подметку правого
сапога кинжал. Даже в тусклом свете я сумел узнать работу – словно получил
весточку из дома.
       – Нас каким-то образом провели, – сказал я. – Теперь понятно, почему
карлик смеялся. Он подсунул мне это, пока мы были без сознания.
       – НО ВСЕ ЕЩЕ МОЖНО БЫЛО ВЫБИРАТЬ МЕЖДУ ЭТИМ КОРИДОРОМ И КОРИДОРОМ
ТЬМЫ.
       – Верно.
       – ТАК ПОЧЕМУ ЖЕ ТЫ ВЫБРАЛ ЭТОТ?
       – Тут светлее.




       5



       Еще полдюжины шагов – и исчез даже намек на стены. И крыша, кстати,
тоже. Оглядываясь, я не видел никаких признаков ни коридора, ни входа в
него. Там было лишь пустое, мрачное пространство. К счастью, пол – или
земля – под ногами оставалась твердой. Единственно, как можно было
выделить свою дорогу из окружающего мрака – это видеть ее. Я шагал по
жемчужно-серой тропе через долину отражений, хотя технически, полагаю, я
шел между ними. Ну-ну. Кто-то или что-то, чтобы обозначить мне путь,
неохотно проливал на тропу как можно меньше света.
       Шагая в мрачной тишине, я недоумевал, среди скольких отражений уже
прошел, а потом – не слишком ли прямолинейно рассматриваю подобный
феномен. Вероятно.
       Тут, не успел я привлечь в свои рассуждения математику, мне
показалось, будто я увидел, как что-то движется прочь справа от меня. Я
остановился. Прямо у самой границы зрения показалась высокая черная
колонна. Но она была неподвижна. Я заключил, что видимость передвижения
создалась от того, что я сам не стоял на месте. Толстая, гладкая,
неподвижная – я скользил взглядом по этому черному столбу, пока не потерял
его из вида. Похоже, невозможно было сказать, какой высоты достигает эта
штука.
       Я повернул прочь, сделал еще несколько шагов и потом впереди слева
заметил еще одну колонну. Не останавливаясь, я лишь скользнул по ней
взглядом. Скоро по обе стороны стали видны и другие. Ничего, похожего на
звезды, настоящие ли или негативные, не было в той тьме, куда они
возносились, сводом моего мира была просто однообразная темнота. Немного
спустя колонны стали появляться странными группами, некоторые были совсем
рядом и соответственно уже не казались одинаковой величины. Слева, вроде
бы в пределах досягаемости, стояло несколько колонн. Я протянул к ним
руку. Однако не тут-то было. Я сделал к ним шаг.
       Фракир тут же сдавил мне запястье.
       – НА ТВОЕМ МЕСТЕ Я БЫ ЭТОГО НЕ ДЕЛАЛ, – заметил он.
       – Почему? – спросил я.
       – ПОТЕРЯТЬСЯ И НАЖИТЬ КУЧУ НЕПРИЯТНОСТЕЙ МОЖЕТ ОКАЗАТЬСЯ ПРОЩЕ
ПРОСТОГО.
       – Может, ты и прав.
       Я замедлил шаги. Что бы ни происходило, мне хотелось только одного –
чтобы все это как можно скорее закончилось и я смог бы вернуться к тем
проблемам, которые считал важными: например, разыскать Корал, встретиться
с Люком, придумать, как справиться с Юртом и Джулией, поискать отца...
       Колонны скользили мимо, то ближе, то дальше от меня, а еще среди них
стали появляться предметы, не похожие на них. Одни были приземистыми и
асимметричными, другие – высокими, коническими, некоторые склонялись к
соседним, мостиками перекидываясь через них, или лежали, сломанные у
оснований. Вид нарушенного таким образом правильного однообразия приносил
некоторое облегчение – нарушившись, оно обнаружило, как Силы играют с
формами.
       Тут плоская поверхность кончилась, хотя на разных уровнях еще
сохранялась стилизованная геометричность в виде поленниц, полок и
ступеней. Моя дорожка оставалась ровной, тускло освещенной. Я медленно шел
среди множества разрушенных Стоунхеджей.
       Я убыстрил шаги, и вот уже бежал мимо галерей, амфитеатров и
настоящего леса камней. В нескольких таких рощицах я, кажется, уловил
краем глаза какое-то движение, но это, опять-таки, вполне могло оказаться
эффектом быстрой ходьбы и скверного освещения.
       – Чувствуешь что-нибудь живое неподалеку? – спросил я у Фракира.
       – НЕТ, – пришел ответ.
       – По-моему, я видел, как что-то шевелилось.
       – ВОЗМОЖНО. ЭТО ВОВСЕ НЕ ЗНАЧИТ, ЧТО ОНО ЗДЕСЬ.
       – Мы общаемся с тобой меньше суток, а ты уже выучился сарказму.
       – ОЧЕНЬ НЕПРИЯТНО ГОВОРИТЬ ОБ ЭТОМ, БОСС, НО ВСЕ, ЧЕМУ Я ВЫУЧИЛСЯ, Я
ВЗЯЛ ОТ ТЕБЯ. ТУТ НЕТ НИКОГО ДРУГОГО, КТО МОГ БЫ ОБУЧИТЬ МЕНЯ ХОРОШИМ
МАНЕРАМ И ПРОЧЕМУ.
       – Touchet, – сказал я. – Может быть, лучше _м_н_е_ предупреждать
т_е_б_я, если начнутся сложности.
       – TOUCHET, БОСС. ЭЙ, ЭТИ ВОЕННЫЕ ТЕРМИНЫ МНЕ НРАВЯТСЯ.
       Немного погодя я замедлил шаг. Справа впереди что-то мигало. Иногда
это был красный, иногда – синий, а яркость менялась. Я остановился.
Вспышки продолжались всего несколько мгновений, но этого оказалось более
чем достаточно, чтобы я насторожился. Я долго высматривал их источник.
       – ДА, – чуть погодя сказал Фракир, – ОСТОРОЖНОСТЬ – В ПОРЯДКЕ ВЕЩЕЙ.
НО НЕ СПРАШИВАЙ МЕНЯ, ЧЕГО ЖДАТЬ. Я ПРОСТО ЧУВСТВУЮ, ЧТО НАМ ЧТО-ТО
УГРОЖАЕТ.
       – Может быть, я как-нибудь сумею проскользнуть мимо него, что бы это
ни было.
       – ДЛЯ ЭТОГО ТЕБЕ ПРИШЛОСЬ БЫ СОЙТИ С ТРОПИНКИ, – ответил Фракир, –
УГРОЗА ИСХОДИТ ИЗ КАМЕННОГО КОЛЬЦА, КОТОРОЕ ОНА ПЕРЕСЕКАЕТ. Я БЫ НЕ СТАЛ.
       – Нигде не сказано, что нельзя сходить с дороги. У тебя есть
какие-нибудь инструкции на этот счет?
       – Я ЗНАЮ, ЧТО ТЫ ДОЛЖЕН ИДТИ ПО ДОРОГЕ, А НИЧЕГО, СПЕЦИАЛЬНО
ОГОВАРИВАЮЩЕГО ТВОЙ УХОД С НЕЕ И ПОСЛЕДСТВИЯ ЭТОГО, НЕТ.
       – Гм.
       Тропинка изогнулась вправо и я тоже свернул. Она шла прямо в
массивное каменное кольцо, но, замедлив шаг, я все же не отклонился от
своего курса. Приближаясь, я внимательно разглядывал каменный круг и
заметил, что, хотя тропинка и заходила туда, обратно она уже не выходила.
       – ТЫ ПРАВ, – заметил Фракир. – КАК ЛОГОВО ДРАКОНА.
       – Но мы должны были идти туда.
       – ДА.
       – Значит пойдем.
       Тут я не торопясь, как на прогулке, прошел по сияющему пути между
двух серых постаментов.
       Освещение внутри кольца было не таким, как снаружи. Там было светлее,
но место по-прежнему напоминало черно-белый набросок, волшебно сверкающий.
Впервые я увидел здесь нечто, казавшееся живым. Под ногами росло что-то
вроде травы, она серебрилась и казалась покрытой росой.
       Я остановился, а Фракир сжал мое запястье очень странным образом –
кажется, не столько предостерегая, сколько проявляя любопытство. Справа от
меня находился алтарь, вовсе не похожий на тот, через который я перескочил
в часовне. Этот представлял собой грубый кусок камня, взгроможденный на
несколько валунов. Не было ни свечей, ни льняных покровов, ни иных
религиозных атрибутов, которые подходили бы связанной по рукам и ногам
леди, возлежавшей на алтаре. Припомнив сходную ситуацию, в которой однажды
очутился я сам и которая доставила кучу хлопот, я все свои симпатии отдал
леди – беловолосой, чернокожей и чем-то знакомой. К странному же созданию,
стоявшему лицом ко мне позади алтаря, с ножом в воздетой левой руке, я
испытал вовсе не дружеские чувства. Правая половина тела у него была
абсолютно черной, левая – ослепительно белой. Немедленно оживившись при
виде столь живописной сцены, я двинулся вперед. Мой "Концерт для кулинара
и микроволновой печи" в заклинаниях мог бы искрошить и сварить его в
кипятке в мгновение ока, но, поскольку невозможно было выговорить ключевые
слова, нечего было и пробовать. Мне показалось, что быстро направляясь к
нему, я ощутил на себе его взгляд, хотя одна его половина была слишком
темной, а другая – слишком светлой для того, чтобы знать наверняка. А
потом нож опустился, вонзаясь ей в грудь и лезвие прочертило дугу под
ребрами, пониже грудины. В этот миг она закричала, брызнула кровь – алая
на черном с белым, а когда она залила руку этого человека, я понял, что,
если бы постарался, мог бы пробормотать заклинания и спасти ее.
       Потом алтарь рухнул и серый смерч скрыл от меня картину, кровь
спиралью пронеслась по нему, и он стал похож на шест, который ставят у
входа в парикмахерские. Она постепенно расходилась по нему, окрашивая
воронку в розовый, затем бледно-розовый цвет. Потом смерч обесцветился до
серебристого, и пропал. Когда я добрался до того места, трава сверкала –
никакого алтаря, никакого жреца, никакого жертвоприношения.
       Резко затормозив, я пристально вглядывался туда.
       – Это что, сон? – спросил я вслух.
       – НЕ ДУМАЮ, ЧТО Я СПОСОБЕН ВИДЕТЬ СНЫ, – ответил Фракир.
       – Тогда расскажи, что ты видел.
       – Я ВИДЕЛ, КАК КАКОЙ-ТО ПАРЕНЬ ЗАКОЛОЛ ЛЕДИ, ОНА ЛЕЖАЛА НА КАМНЕ
СВЯЗАННАЯ. ПОТОМ ВСЕ РУХНУЛО И УНЕСЛОСЬ ПРОЧЬ. ПАРЕНЬ БЫЛ ЧЕРНО-БЕЛЫЙ,
КРОВЬ – КРАСНАЯ, ТА ЛЕДИ – ДЕЙДРА...
       – Что? Клянусь богом, ты прав! Она действительно была похожа на
нее... на ее негатив. Но ведь Дейдра давно умерла...
       – ДОЛЖЕН ТЕБЕ НАПОМНИТЬ, ЧТО Я ВИДЕЛ ТО ЖЕ, ЧТО, ПО-ТВОЕМУ, ВИДЕЛ И
ТЫ. ФАКТЫ В ЧИСТОМ ВИДЕ МНЕ НЕ ИЗВЕСТНЫ, Я ЗНАКОМ ТОЛЬКО С ТОЙ ПУТАНИЦЕЙ,
В КОТОРУЮ ИХ ПРЕВРАТИЛА ТВОЯ НЕРВНАЯ СИСТЕМА. МОЕ СОБСТВЕННОЕ ВОСПРИЯТИЕ
ПОДСКАЗАЛО МНЕ, ЧТО ЭТО БЫЛИ НЕ ОБЫЧНЫЕ ЛЮДИ, А ТАКИЕ ЖЕ СУЩЕСТВА, КАК
ФАЛЬШИВЫЕ ДВОРКИН С ОБЕРОНОМ, ПРИХОДИВШИЕ К ТЕБЕ В ПЕЩЕРУ.
       И только тогда мне в голову пришла совершенно ужасающая мысль. Тогда
лже-Дворкин и лже-Оберон ненадолго навели меня на мысль о трехмерных
компьютерных копиях. А способность Колеса-Призрака обыскивать отражения
основывалась на преобразовывании в цифры извлеченных из лабиринта
сегментов – и это я считал в данном случае очень важным. Ведь Призрак –
сейчас мне казалось, что чуть ли не с тоской – недоумевал: хватает ли его
знаний и умения, чтобы считаться божеством?
       Могло ли мое собственное творение играть со мной? Мог ли Призрак
заключить меня в абсолютно пустынном, далеком отражении, блокировать все
мои попытки с кем-нибудь связаться и начать со мной сложную игру? Сумей он
выиграть у собственного творца, перед которым испытывал, кажется, нечто
вроде благоговейного страха – не счел бы он, что возвысился до уровня,
который в его личном космосе находился выше моего статуса? Может быть.
Если то и дело сталкиваешься с компьютерными копиями, "ищи бога из
машины".
       Это заставило меня задуматься, насколько же Призрак силен на самом
деле. Хотя его сила отчасти была сродни Лабиринту, я был уверен, что силе
Лабиринта – или Логруса – она противостоять не могла. Невозможно было
представить, что Призрак сумел заблокировать это место от обоих.
       С другой стороны, на самом деле нужно было только блокировать меня.
       Полагаю, он мог выдать себя за Логруса, когда мы столь внезапно
столкнулись в момент моего прибытия. Но тогда потребовалось бы, чтобы он
действительно усилил способности Фракира, а мне не верилось, что он сумел
бы такое. И как насчет Единорога и Змеи?
       – Фракир, – спросил я, – ты уверен, что на сей раз силы тебе придал
именно Логрус и Логрус заложил в тебя те инструкции, что ты несешь?
       – ДА.
       – А откуда у тебя такая уверенность?
       – Я ОЩУЩАЛ ТОЧЬ-В-ТОЧЬ ТО ЖЕ САМОЕ, ЧТО И В ПЕРВУЮ ВСТРЕЧУ С
ЛОГРУСОМ, КОГДА ВПЕРВЫЕ ОБРЕЛ НОВЫЕ СПОСОБНОСТИ.
       – Понятно. Еще вопрос: Единорог и Змея, которых мы видели тогда в
часовне, могли быть такими же, как те Дворкин и Оберон из пещеры?
       – НЕТ. Я БЫ ЗНАЛ. ОНИ БЫЛИ СОВЕРШЕННО НЕ ТАКИМИ. ОНИ БЫЛИ ВНУШАЮЩИМИ
УЖАС И МОГУЩЕСТВЕННЫМИ, И СОВСЕМ ТАКИЕ, КАКИМИ ПРЕДСТАВЛЯЛИСЬ.
       – Хорошо, – сказал я. – Я тревожился, что все это может оказаться
какой-нибудь сложной шарадой, придуманной Колесом-призраком.
       – Я ПРОЧЕЛ ЭТО В ТВОИХ МЫСЛЯХ. НО НЕ СУМЕЛ ПОНЯТЬ, ПОЧЕМУ ПОДЛИННОСТЬ
ЕДИНОРОГА И ЗМЕИ ОПРОВЕРГАЕТ ЭТОТ ТЕЗИС. ОНИ ПРОСТО МОГЛИ ПРОНИКНУТЬ В
КОНСТРУКЦИЮ ПРИЗРАКА, ЧТОБЫ ВЕЛЕТЬ ТЕБЕ ПРЕКРАТИТЬ ШУМ, ПОТОМУ ЧТО ХОТЯТ
ПРОНАБЛЮДАТЬ, КАК ЗАКОНЧИТСЯ ИГРА.
       – Я об этом не подумал.
       – И, МОЖЕТ БЫТЬ, ПРИЗРАК СУМЕЛ ВЫЧИСЛИТЬ МЕСТО, КУДА ОЧЕНЬ ТРУДНО
ДОБРАТЬСЯ И ЛАБИРИНТУ, И ЛОГРУСУ, И ПРОНИК ТУДА.
       – Полагаю, в этом что-то есть. К сожалению, это возвращает меня чуть
ли не к тому, с чего я начал.
       – НЕТ, ПОТОМУ ЧТО ЭТО МЕСТО – НЕ ВЫДУМКА ПРИЗРАКА. ОНО БЫЛО ВСЕГДА.
ЭТО Я УЗНАЛ ОТ ЛОГРУСА.
       – По-моему, знать это – слабое утешение, и...
       Я так и не закончил свою мысль, потому что мое внимание привлекло
внезапное шевеление в противоположном секторе кольца. Там я увидел алтарь,
которого раньше не замечал, за ним стояла женская фигура, а на алтаре,
связанный, лежал испещренный пятнами света и тени мужчина. Они очень
напоминали первую пару.
       – Нет! – крикнул я. – Хватит!
       Но стоило мне двинуться в их направлении, как лезвие опустилось.
Ритуал повторился, алтарь обрушился и снова все унес смерч. К тому
времени, как я добрался туда, ничто не говорило о каком-либо необычайном
происшествии.
       – Что скажешь? – спросил я Фракира.
       – СИЛЫ ТЕ ЖЕ, ЧТО И ПЕРВЫЙ РАЗ, НО ОНИ КАКИМ-ТО ОБРАЗОМ ПОМЕНЯЛИСЬ
МЕСТАМИ.
       – Зачем? Что происходит?
       – ЭТО – ВСТРЕЧА СИЛ. УЖЕ НЕКОТОРОЕ ВРЕМЯ ЛАБИРИНТ И ЛОГРУС ОБА
ПЫТАЮТСЯ ПРОБИТЬСЯ СЮДА. ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЯ, ПОДОБНЫЕ ТЕМ, СВИДЕТЕЛЕМ
КОТОРЫХ ТЫ ОКАЗАЛСЯ, ПОМОГАЮТ ПОДГОТОВИТЬ ТЕ СЛАБЫЕ МЕСТА, ЧТО НУЖНЫ
ОБОИМ.
       – Зачем им понадобилось появляться здесь?
       – НЕЙТРАЛЬНАЯ ЗОНА. СТАРИННАЯ НАПРЯЖЕННОСТЬ МЕЖДУ НИМИ ЕДВА ЗАМЕТНО
ПОКОЛЕБАЛАСЬ. ОТ ТЕБЯ ОЖИДАЮТ, ЧТО ТЫ КАКИМ-НИБУДЬ МАНЕРОМ СДВИНЕШЬ БАЛАНС
СИЛ В ПОЛЬЗУ КОГО-ТО ОДНОГО.
       – У меня нет ни малейшего представления, как подступиться к такому
делу.
       – КОГДА ПРИДЕТ ВРЕМЯ, УЗНАЕШЬ.
       Я вернулся на тропу и зашагал дальше.
       – Мне случилось проходить мимо, потому что должны были произойти
жертвоприношения? Или жертвы были принесены, потому что я проходил мимо?
       – БЫЛО РЕШЕНО, ЧТО ЭТО ПРОИЗОЙДЕТ, КОГДА ТЫ ОКАЖЕШЬСЯ РЯДОМ. ТЫ –
СВЯЗУЮЩЕЕ ЗВЕНО.
       – Так что же, по-твоему, можно ожидать...
       По левую руку от меня из-за камня с тихим смешком выступила какая-то
фигура. Рука моя потянулась к мечу, но у него в руках ничего не было и
двигался он медленно.
       – Разговариваешь сам с собой. Дурной знак, – заметил он.
       Этот человек был черно-бело-серым наброском. Судя по темной правой
стороне и белой левой, он вполне мог быть первым из тех, кто занес кинжал
над жертвой. Не могу выразить это словами. Кем бы – или чем бы ни был он,
или оно, я вовсе не желал завязывать знакомство.
       Поэтому я пожал плечами.
       – Единственный знак, который тут меня волнует – это указатель с
надписью "ВЫХОД", – ответил я, проходя мимо.
       Упав мне на плечо, его рука с легкостью развернула меня к нему. Снова
смешок.
       – Тут следует быть осторожнее с тем, к чему стремишься, – сказал он
низким сдержанным голосом. – Иногда желания тут исполняются. И если
исполнитель ошибется и поймет твое "выход" как "смерть" – ну, тогда фью! –
твое существование может закончиться. Ты улетишь как облачко дыма.
Смешаешься с землей. Отправишься куда угодно, к черту на кулички – и
привет!
       – Там я уже был, – ответил я, – а по пути еще много где побывал.
       – Ого! Смотри-ка! Твое желание и правда исполнено, – заметил он,
левым глазом поймав вспышку света и словно зеркальцем отразив его в мою
сторону. Я все-таки сумел мельком увидеть его правый глаз – неважно, как
мне пришлось для этого щуриться и изворачиваться.
       – Вон! – закончил он, ткнув пальцем.
       Я повернул голову в указанном направлении и там, над верхним камнем
кромлеха, сиял знак "ВЫХОД" – точно такой, как над дверями театра
неподалеку от нашего университетского городка, куда я частенько хаживал.
       – Ты прав, – сказал я.
       – Выйдешь там?
       – А ты?
       – Ни к чему, – ответил он. – Я уже знаю, что там такое.
       – Что? – потребовал я ответа.
       – Другая сторона.
       – Как смешно, – ответил я.
       – Если силы выполнили чье-то желание, а тот с презрением отказывается
от этого, они могут выйти из себя, – сказал он тогда.
       Услышав скрип и пощелкивание, я понял – это он скрипит зубами, но не
сразу. Тогда я зашагал прочь, направляясь к знаку "ВЫХОД" – хотелось
проверить, что это такое, если рассмотреть поближе.
       Там торчало два камня, а поверх лежала плоская плита. Получившиеся
ворота были достаточно велики, чтобы пройти сквозь них. Хотя там было
мрачновато.
       – СОБИРАЕШЬСЯ ПРОЙТИ ЧЕРЕЗ НИХ, БОСС.
       – Почему бы и нет? Это один из моментов, которых в моей жизни не так
много: я чувствую себя нужным тому, кто всем тут заправляет – кто бы это
ни был.
       – НА ТВОЕМ МЕСТЕ Я БЫ СЛИШКОМ НЕ ПЕТУШИЛСЯ... – начал Фракир, но я
уже шел.
       Понадобилось всего три быстрых шага – и вот я уже выглянул наружу по
другую сторону каменного круга со сверкающей травой, глядя мимо
черно-белого человека на еще один кромлех, над ним тоже был знак "ВЫХОД",
а внутри виднелся призрачный силуэт. Остановившись, я сделал шаг назад и
обернулся. На меня смотрел черно-белый человек, позади него был кромлех,
внутри кромлеха – темный силуэт. Я поднял правую руку над головой.
Призрачная фигура сделала то же самое. Я повернулся туда, куда было
направился. Смутный силуэт напротив меня тоже поднял руку. Я не
останавливался, пока не дошел до места.
       – Мир тесен, – заметил я, – но мне было бы очень неприятно его
раскрасить.
       Человек рассмеялся.
       – Теперь тебе напомнили, что любой твой выход одновременно и вход, –
сказал он.
       – То, что ты здесь, еще сильнее напоминает мне пьесу Сартра, –
ответил я.
       – Ты говоришь зло, – ответил он, – но с философской точки зрения –
обоснованно. Я всегда считал, что ад – в других людях. Ведь я не сделал
ничего, чтобы возбудить твое недоверие, правда?
       – Тебя или нет я видел тут неподалеку, приносящим в жертву женщину? –
спросил я.
       – Даже если меня, какое тебе дело? Тебя это не касалось.
       – Мне кажется, у меня сложилось странное мнение относительно
кое-каких пустячков – например, насчет ценности жизни.
       – Возмущение немного стоит. Даже почтение Альберта Швейцера к жизни
не распространяется на солитер, муху це-це и раковые клетки.
       – Ты понимаешь, что я хочу сказать. Ты недавно приносил в жертву
женщину на каменном алтаре или нет?
       – Покажи мне этот алтарь.
       – Не могу. Он исчез.
       – Покажи мне эту женщину.
       – Она исчезла.
       – Тогда у тебя нет состава преступления.
       – Мы не в суде, черт побери! Если хочешь разговаривать, отвечай на
мой вопрос. Если нет, давай оба перестанем издавать звуки.
       – Я ответил тебе.
       Я пожал плечами.
       – Ладно, – сказал я. – Я тебя не знаю, и очень рад. Привет.
       Я шагнул прочь от него в сторону дороги. Когда я сделал это, он
сказал:
       – Дейдра. Ее звали Дейдра, и я в самом деле убил ее, – тут он шагнул
внутрь кромлеха, из которого я только что вышел, и исчез в нем.
       Я немедленно взглянул на другую сторону, но под знаком "ВЫХОД" он не
появился. Я повернулся кругом и сам шагнул в кромлех. И вышел с другой
стороны, через дорогу, мельком увидев, как второй "я" в это же время
входит в соседний кромлех.
       – Что ты об этом думаешь? – возвращаясь назад к тропе спросил я у
Фракира.
       – МОЖЕТ БЫТЬ, ЭТО БЫЛ ДУХ ЭТОГО МЕСТА? ПОГАНЫЙ ДУХ ПОГАНОГО МЕСТА? НЕ
ЗНАЮ, НО ДУМАЮ, ОН ТОЖЕ – ОДНА ИЗ ЭТИХ ПРОКЛЯТЫХ КОНСТРУКЦИЙ... А ЗДЕСЬ
ОНИ СИЛЬНЕЕ.
       Я отправился назад к тропинке, ступил на нее и пошел дальше.
       – С тех пор, как тебе дали новые способности, твоя речь очень сильно
изменилась, – заметил я.
       – ТВОЯ НЕРВНАЯ СИСТЕМА – ХОРОШИЙ УЧИТЕЛЬ.
       – Спасибо. Если этот парень опять объявится, и ты учуешь его раньше,
чем я увижу, дай знать как следует.
       – ЛАДНО. ЧЕСТНО ГОВОРЯ, ВСЕ ЗДЕСЬ ПРОПАХЛО ПОДОБНОЙ КОНСТРУКЦИЕЙ. ТУТ
В КАЖДОМ КАМНЕ – КУСОЧЕК ЛАБИРИНТА, ЕГО ЧЕРТЫ.
       – Когда ты это понял?
       – КОГДА МЫ ПРОБОВАЛИ УЙТИ В ПЕРВЫЙ РАЗ. ТОГДА Я ВСЕ ТУТ ОСМАТРИВАЛ,
ИСКАЛ, НЕТ ЛИ ЧЕГО ОПАСНОГО.
       Мы подошли к периферии внешнего кольца, и тут я с размаху налетел на
камень. Он оказался довольно твердым.
       – ОН ЗДЕСЬ! – вдруг предупредил Фракир.
       – Эй! – донесся голос сверху, и я поднял глаза. На камне, покуривая
тонкую сигарету, сидел черно-белый незнакомец. В левой руке у него была
чаша.
       – Ты заинтересовал меня, малыш, – продолжал он. – Как твое имя?
       – Мерлин, – ответил я. – А твое?
       Вместо ответа он оттолкнулся, медленно опустился перед камнем и стал
рядом со мной. Щуря левый глаз, он разглядывал меня. По его правой
половине, подобно воде, струились тени. Он выпустил в воздух серебристый
дым.
       – Ты живой, – объявил он, – и несешь на себе печать и Лабиринта, и
Хаоса. В тебе есть эмберская кровь. От кого ты ведешь свой род, Мерлин?
       На миг тени разделились, и я увидел его правый глаз – он было скрыт
повязкой.
       – Я сын Корвина, – ответил я ему, – а ты... хотя как это может
быть... предатель Бранд.
       – Точно, так меня зовут, – сказал он, – но я не предавал того, во что
верил, ни разу.
       – Это вопрос твоего честолюбия, – сказал я. – Но ведь твой дом, твоя
семья и силы Порядка всегда были безразличны тебе, да?
       Он засопел.
       – С нахальным щенком я не стану спорить.
       – У меня тоже нет никакого желания спорить с тобой. И, что еще хуже,
твой сын Ринальдо, похоже, мой лучший друг.
       Повернувшись к нему спиной, я направился дальше. Мне на плечо упала
его рука.
       – Погоди! – сказал он. – О чем ты говоришь? Ринальдо – просто
мальчишка.
       – Неверно, – ответил я. – Мы с ним почти ровесники.
       Он убрал руку, и я обернулся. Бранд выронил сигарету, и та, дымясь,
лежала на тропинке, а чашу он перенес в руку окутанную мраком. Он потирал
лоб.
       – Значит, в главных отражениях прошло столько времени – заметил он.
       По какому-то капризу я достал Козыри, вытащил козырь Люка и протянул
ему так, чтоб он видел.
       – Вот Ринальдо, – сказал я.
       Он потянулся к карте и по какой-то непонятной причине я позволил ему
взять ее. Он долго и пристально смотрел на нее.
       – Здесь связь через Козыри, похоже, не срабатывает, – сообщил я.
       Он поднял глаза, покачал головой и протянул карту обратно мне.
       – Нет, не должна, – заметил он.
       – Как... он?
       – Ты знаешь, что он убил Каина, чтоб отомстить за тебя?
       – Нет, я не знал. Но меньшего я от него и не ждал.
       – На самом-то деле ты не Бранд, правда?
       Он закинул голову и расхохотался.
       – Я Бранд до мозга костей. Но не тот Бранд, с которым ты мог быть
знаком. Остальная информация тебе дорого обойдется.
       – Сколько же стоит узнать, что ты такое на самом деле? – спросил я,
пряча карты.
       Держа чашу перед собой двумя руками, он поднял ее, словно чашу для
милостыни.
       – Немного твоей крови, – сказал он.
       – Ты стал вампиром?
       – Нет, я – лабиринтов призрак, – ответил он. – Дай мне крови, и я
объясню.
       – Ладно, – сказал я. – И пусть лучше это будет хорошая история, – тут
я вытащил свой кинжал и проколол запястье, протянув его над чашей.
       Как из опрокинутой масляной лампы, из руки вырвались языки пламени.
Конечно, на самом деле в моих жилах течет вовсе не пламя. Но в
определенных краях кровь хаоситов делается очень летучей, а это место было
явно из таких.
       Пламя хлынуло вперед, наполовину в чашу, наполовину мимо,
расплескавшись по его руке и предплечью. Он взвизгнул и как будто
съежился. Я шагнул назад, а он превратился в водоворот – не сказать, чтобы
он отличался от тех смерчей, которые я наблюдал после жертвоприношений,
только он был огненным. Водоворот с ревом поднялся в небо и через
мгновение исчез, оставив меня ошарашенно таращить глаза наверх, зажимая
дымящееся запястье.
       – УХОД... Э-Э... ЖИВОПИСНЫЙ, – заметил Фракир.
       – Семейная особенность, – объяснил я, – и, кстати об уходах...
       Я прошагал мимо камня, отбыв из кольца. Его снова заполнила тьма, еще
более глубокая. Зато моя тропинка, казалось, обозначилась ярче. Увидев,
что запястье перестало дымиться, я отпустил его.
       Тогда, одержимый мыслью убраться прочь от этого места, я перешел на
спортивную ходьбу. Оглянувшись немного погодя, стоящих камней я больше не
увидел. Там был только бледный, тающий водоворот, который поднимался все
выше, выше, пока не исчез.
       Я все шел и шел, и тропа постепенно пошла под горку, и вот уже
оказалось, что я легкой походкой, вприпрыжку сбегаю с холма. Тропинка
яркой лентой бежала вниз, теряясь из вида далеко впереди. И все-таки
увидев, что не так далеко от нее отделяется вторая светящаяся линия, я был
озадачен. Обе дорожки быстро пропадали справа и слева от меня.
       – Относительно перекрестков есть какие-нибудь особые указания? –
спросил я.
       – ПОКА НЕТ, – отозвался Фракир. – ВИДНО, ЭТО МЕСТО, ГДЕ НАДО БУДЕТ
ПРИНИМАТЬ РЕШЕНИЕ, НО, ПОКА НЕ ПОПАДЕШЬ ТУДА, НИКАК НЕ УЗНАЕШЬ, ОТ ЧЕГО
ТАНЦЕВАТЬ.
       Внизу расстилалась пустынная с виду сумрачная равнина, кое-где
попадались отдельные светлые точки – некоторые горели ровно, другие то
разгорались, то тускнели, и все они были неподвижны. Однако, кроме двух
дорожек – моей и той, что отделялась от нее, – иных путей не было. Слышны
были лишь мои шаги и мое дыхание. Не было ни ветра, ни особенных запахов,
а климат был столь мягким, что не требовал внимания. С обеих сторон снова
появились темные силуэты, но у меня не было желания их исследовать. Все,
чего мне хотелось, – это покончить с тем, что творится, выбраться отсюда к
чертовой матери и как можно скорее заняться собственными делами.
       Потом по обе стороны от дороги с неодинаковыми интервалами стали
появляться туманные пятна света. Колеблющиеся, исходящие ниоткуда,
испещренные пятнами, они то вдруг возникали, то пропадали. Как будто вдоль
дороги висели пятнистые газовые занавеси. Но сперва я не останавливался,
чтобы их исследовать – я дождался, чтобы темные зоны стали попадаться все
реже и реже, замещаясь тенями, в которых можно было различить все больше и
больше. Контуры, словно началась настройка, прояснялись, обнаруживая
знакомые предметы: стулья, столы, машины на стоянке, витрины магазинов.
Наконец эти картины принялись окрашиваться в бледные цвета.
       Перед одной я задержался и внимательно посмотрел на нее. Это был
красный шевроле 57 года выпуска, в снегу, припаркованный на обочине
знакомого с виду шоссе. Я приблизился и протянул к нему руку.
       Попав в тусклый свет, моя левая рука исчезла по плечо. Вытянув
пальцы, я дотронулся до машины. Ответом было смутное ощущение контакта и
легкий холодок. Тогда, махнув рукой вправо, я сбросил немного снега. Когда
я вытащил руку, она была в снегу. Перспектива немедленно окрасилась в
черное.
       – Я нарочно полез туда левой рукой, – сказал я, – потому что там на
запястье ты. Что там было?
       – БОЛЬШОЕ СПАСИБО. ВРОДЕ БЫ КРАСНАЯ МАШИНА, А НА НЕЙ СНЕГ.
       – Это они воспроизвели кое-что, что выудили из моей памяти. Это
картина Полли Джексон, которую я купил, увеличенная до натуральной
величины.
       – ТОГДА ДЕЛО ПЛОХО, МЕРЛЬ. Я НЕ РАСПОЗНАЛ, ЧТО ЭТО – КОНСТРУКЦИЯ.
       – Выводы?
       – КТО БЫ ЭТО НИ СДЕЛАЛ, У НЕГО ПОЛУЧАЕТСЯ ВСЕ ЛУЧШЕ... ИЛИ ОН
СТАНОВИТСЯ ВСЕ СИЛЬНЕЕ. ИЛИ И ТО, И ДРУГОЕ.
       – Черт, – заметил я, повернул прочь и быстро зашагал дальше.
       – ВОЗМОЖНО, НЕЧТО ЖЕЛАЕТ ПОКАЗАТЬ ТЕБЕ, ЧТО ТЕПЕРЬ МОЖЕТ ПОЛНОСТЬЮ
СБИТЬ ТЕБЯ С ТОЛКУ.
       – Тогда ему это удалось, – признался я. – Эй, Нечто! – крикнул я. –
Слышишь? Твоя взяла! Ты окончательно сбил меня с толку! Можно мне теперь
пойти домой? Но если ты хотел добиться еще чего-то, тут у тебя прокол! Я
совершенно не понимаю, в чем дело!
       Последовавшая ослепительная вспышка швырнула меня на тропинку и
ослепила на несколько долгих мгновений. Я лежал там, напрягшись,
подергиваясь, но раскат грома не последовал. Когда снова можно было четко
видеть, а судороги мышц прекратились, я разглядел огромную царственную
фигуру, стоявшую всего в нескольких шагах передо мной: Оберон.
       Только это была статуя – дубликат той, что стояла у дальней стены
Главного Вестибюля в Эмбере, а может, это она и была, потому что при
ближайшем рассмотрении я заметил на плече великого человека нечто, похожее
на птичий помет. Вслух я сказал:
       – Она настоящая или это конструкция?
       – ПО-МОЕМУ, НАСТОЯЩАЯ, – ответил Фракир.
       Я медленно поднялся.
       – Считаю это ответом, – сказал я. – Только не понимаю, что он
означает.
       Я протянул руку, чтобы потрогать статую, и на ощупь она больше
напомнила холст, чем бронзу. В этот миг моя перспектива каким-то образом
раздвинулась, и я ощутил, что трогаю написанного маслом больше, чем в
половину натуральной величины, Отца Своей Страны. Потом края перспективы
начали размываться, медленно исчезли, и я увидел, что портрет был частью
одной из тех неясных картин, мимо которых я проходил. Потом по нему пошла
рябь и он исчез.
       – Сдаюсь, – сказал я, ступая на то место, которое он занимал минуту
назад. – Ответы озадачивают еще сильнее, чем породившая вопросы ситуация.
       – РАЗ МЫ ИДЕМ СРЕДИ ОТРАЖЕНИЙ, НЕ МОЖЕТ ЛИ ЭТО БЫТЬ ЗАЯВЛЕНИЕМ, ЧТО
ВСЕ ВЕЩИ РЕАЛЬНЫ... ОДНИ ЗДЕСЬ, ДРУГИЕ ГДЕ-ТО ЕЩЕ?
       – Полагаю, да. Но это я уже знал.
       – И ЧТО ВСЕ ВЕЩИ РЕАЛЬНЫ ПО-РАЗНОМУ, В РАЗНОЕ ВРЕМЯ, В РАЗНЫХ МЕСТАХ?
       – О'кей, твои слова вполне могут оказаться сообщением. И все же я
сомневаюсь, чтобы это нечто дошло до таких крайностей просто, чтобы
сделать несколько философских замечаний, которые для тебя могут быть
внове, а где-нибудь еще считаются довольно затасканными. Должна быть
какая-то особая причина, которую я все еще не улавливаю.
       До этих самых пор картины, мимо которых я проходил, представляли
собой натюрморты. Теперь же мне попалось несколько полотен с людскими
фигурами, на некоторых изображались иные создания. В этих картинах имелось
действие – где насилие, где любовные сцены, где просто картинки домашней
жизни.
       – ДА, КАЖЕТСЯ, МЫ ПРОДВИНУЛИСЬ ВПЕРЕД. ЭТО МОЖЕТ НАС К ЧЕМУ-НИБУДЬ
ПРИВЕСТИ.
       – Когда они выскочат и набросятся на меня, я пойму, что прибыл в
нужное место.
       – КАК ЗНАТЬ? ПО-МОЕМУ, КРИТИКОВАТЬ ИСКУССТВО – ДЕЛО СЛОЖНОЕ.
       Но вскоре серии картин исчезли, а мне оставалось только шагать по
своей светящейся дорожке сквозь тьму. Вниз, вниз по неподвижному отлогому
склону, к перекрестку. Где был Чеширский Кот, когда мне требовалась логика
кроличьей норы?
       Только что я, приближаясь, наблюдал за перекрестком, но не успел и
глазом моргнуть, как картина изменилась. Теперь там неподалеку, на углу
справа, был фонарь. Под ним стояла призрачная фигура и курила.
       – Фракир, как они его притащили сюда? – спросил я.
       – ОЧЕНЬ БЫСТРО, – ответил он.
       – Что тебе подсказывает чутье?
       – ВНИМАНИЕ СОСРЕДОТОЧЕНО НА ТЕБЕ. ПОКА – БЕЗ ЗЛЫХ НАМЕРЕНИЙ.
       Подойдя поближе, я замедлил шаг. Дорожка превратилась в мостовую, по
обеим сторонам были кромки тротуаров. С мостовой я шагнул на правый
тротуар. Пока я шел по нему, ветер прогнал мимо сырой туман, который
повис, загораживая от меня свет. Я еще больше замедлил шаги. Вскоре стало
видно, что мостовая делается мокрой. Я шел между домами, и мои шаги
отдавались эхом. К этому времени туман слишком сгустился, чтобы можно было
определить, действительно ли рядом со мной появились здания. Мне казалось,
что это так, потому что кое-где в тумане попадались более темные участки.
В спину задул холодный ветер и время от времени падали капли. Я
остановился, поднимая воротник плаща. Откуда-то с высоты донеслось слабое
гудение аэроплана, но увидеть его я не сумел. Он пролетел, и я двинулся
дальше. Потом откуда-то – может быть, с противоположной стороны улицы –
приглушенно донеслась полузнакомая мелодия, играли на пианино. Я поплотнее
завернулся в плащ. Туман сгущался, образуя водоворот.
       Еще три шага – и туман исчез, а передо мной, прислонясь спиной к
фонарному столбу, стояла она. Она была на голову ниже меня, одета во френч
и черный берет, а волосы были черными, как чернила, и блестящими. Она
бросила сигарету и медленно придавила ее носком черной лакированной туфли
на высоком каблуке. При этом я мельком увидел ее ногу – нога была красивой
формы. Потом она вытащила из кармана плаща плоский серебряный портсигар,
на крышке виднелись выпуклые очертания розы, – открыла его, достала
сигарету, зажала ее губами, закрыла портсигар и убрала его. Потом, не
взглянув на меня, спросила:
       – Огонька не найдется?
       Спичек у меня не было, но я не собирался допустить, чтобы такая
мелочь помешала.
       – Конечно, – сказал я, медленно протягивая руку к этим нежным чертам.
Руку я чуть развернул – так, чтобы не было видно, что она пуста. Когда я
прошептал ключевое слово, от которого из кончика моего пальца вылетела
искра и зажгла сигарету, она подняла руку и дотронулась до моей, словно
хотела придержать ее. И, прикуривая, подняла глаза – большие, темно-синие,
с длинными ресницами, – которые встретились с моими. Тут она ахнула и
упустила сигарету.
       – Боже мой! – сказала она, обхватила меня обеими руками, прижалась и
принялась всхлипывать. – Корвин! – сказала она. – Ты нашел меня! Я ждала
целую вечность!
       Я крепко держал ее, не хотелось заговорить и разрушить ее счастье
такой дурацкой штукой, как правда. К черту правду. Я гладил ее по голове.
       Много позже она отстранилась и снизу вверх посмотрела на меня. Еще
миг – и она поняла бы, что это всего лишь сходство, а видит она только то,
что хочет видеть. Поэтому я спросил:
       – Что делает в таком месте такая девушка, как ты?
       Она тихо засмеялась.
       – Ты нашел путь? – сказала она, и тут ее глаза сузились. – Ты не...
       Я покачал головой.
       – Духу не хватило, – сказал я ей.
       – Кто ты? – спросила она, отступая на полшага.
       – Меня зовут Мерлин, и я тут совершаю сумасшедшее рыцарское
странствие, ничего не понимая.
       – Эмбер, – тихо сказала она, все еще держа руки у меня на плечах, и я
кивнул.
       – Тебя я не знаю, – выговорила она тогда, – чувствую, что должна,
но... я... не...
       Потом она опять подошла ко мне и опустила голову мне на грудь. Я
начал было что-то говорить, пытаясь объясниться, но она приложила палец к
моим губам.
       – Пока не надо, не сейчас, может быть, никогда, – сказала она. – Не
рассказывай мне. Пожалуйста, больше ничего мне не рассказывай. Но ТЫ
должен знать – ты призрак Лабиринта, или нет.
       – Да что такое призрак Лабиринта? – спросил я.
       – Артефакт, созданный Лабиринтом. Лабиринт увековечивает каждого, кто
по нему проходит. Как будто записывает на пленку. Если ему нужно, он может
вызвать нас обратно – такими, какими мы были в тот момент, когда проходили
его. Он может использовать нас по своему усмотрению, отправлять туда, куда
желает, дав нам задание... Уничтожать нас и опять создавать.
       – И часто он проделывает это?
       – Не знаю. Его воля, не говоря уж о его операциях с кем-то другим,
мне незнакомы.
       Потом она неожиданно объявила:
       – Ты не призрак! – и схватила меня за руку. – Но что-то в тебе не так
– не так, как у прочих, в ком течет кровь Эмбера...
       – Полагаю, – ответил я. – Мое происхождение ведется не только от
Эмбера, но и от Двора Хаоса.
       Она поднесла мою руку ко рту, словно собравшись поцеловать. Но губы
скользнули мимо, к тому месту на запястье, где я рассек его по требованию
Бранда. Тут меня как ударило: что-то в эмберской крови, должно быть,
особенно привлекает призраков Лабиринта.
       Я попытался отнять руку, но и она обладала силой Эмбера.
       – Иногда во мне течет пламя Хаоса, – сказал я. – Оно может тебе
навредить.
       Она медленно подняла голову и улыбнулась. Ее рот был выпачкан кровью.
Я посмотрел вниз и увидел, что запястье тоже было мокрым от крови.
       – Кровь Эмбера имеет власть над Лабиринтом, – начала она, и вокруг ее
щиколоток закрутился туман.
       – Нет! – выкрикнула она тогда и еще раз склонилась вперед.
       Вихрь поднимался к ее коленям, ляжкам. Я чувствовал, как она рвет
зубами мое запястье. Я не знал никакого заклинания, чтобы бороться с этим,
поэтому обхватил ее плечи и погладил по голове. Минутой позже она
растворилась в моем объятии, превратившись в кровавый смерч.
       – Не сбейся с пути, – услышал я ее вопль, когда она, крутясь,
уносилась от меня. На мостовой все еще дымилась ее сигарета. Кровь, капая,
оставляла рядом с ней следы.
       Я отвернулся. Я пошел прочь. Сквозь ночь и туман по-прежнему было
слышно, как кто-то очень тихо играет на пианино одну из старинных мелодий.




       6



       Я выбрал тропинку справа. Куда бы ни падала моя кровь, реальность там
немного подтаивала. Но рука заживала быстро, и скоро кровотечение
прекратилось. Рану даже дергало не слишком долго.
       – Я ВЕСЬ В КРОВИ, БОСС.
       – Это могло быть и пламя, – заметил я.
       – ТАМ У КАМНЕЙ, Я К ТОМУ ЖЕ НЕМНОГО ОБЖЕГСЯ.
       – Извини! Ты догадался, что продолжает твориться?
       – НИКАКИХ НОВЫХ УКАЗАНИЙ, ЕСЛИ ТЫ ОБ ЭТОМ. НО Я РАЗМЫШЛЯЛ – ТЕПЕРЬ Я
ЗНАЮ, КАК ПОСТУПИТЬ, ВЕДЬ ЗДЕШНИЕ МЕСТА НРАВЯТСЯ МНЕ ВСЕ БОЛЬШЕ. ВЗЯТЬ К
ПРИМЕРУ ЭТИ ПРИЗРАКИ ЛАБИРИНТА. ЕСЛИ ЛАБИРИНТ НЕ МОЖЕТ САМ ПРОНИКНУТЬ
СЮДА, ОН, ПО КРАЙНЕЙ МЕРЕ, МОЖЕТ ИСПОЛЬЗОВАТЬ АГЕНТОВ. ТЕБЕ НЕ КАЖЕТСЯ,
ЧТО ЛОГРУС МОГ БЫ УХИТРИТЬСЯ СДЕЛАТЬ НЕЧТО ПОДОБНОЕ?
       – Полагаю, это возможно.
       – У МЕНЯ СОЗДАЕТСЯ ВПЕЧАТЛЕНИЕ, ЧТО ЗДЕСЬ ПРОИСХОДИТ ЧТО-ТО ВРОДЕ
ПОЕДИНКА МЕЖДУ НИМИ – СРЕДИ ОТРАЖЕНИЙ, ПО ДРУГУЮ СТОРОНУ ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТИ.
ЧТО, ЕСЛИ ЭТО МЕСТО ВОЗНИКЛО РАНЬШЕ ВСЕГО ПРОЧЕГО? ДАЖЕ РАНЬШЕ ОТРАЖЕНИЯ?
ЧТО, ЕСЛИ ОНИ С САМОГО НАЧАЛА БОРЮТСЯ ЗДЕСЬ В ТАКОЙ ВОТ СТРАННОЙ,
МЕТАФИЗИЧЕСКОЙ МАНЕРЕ?
       – Если так, то что?
       – В ЭТОМ СЛУЧАЕ ОТРАЖЕНИЕ СТАНОВИТСЯ БОЛЕЕ ПОЗДНЕЙ ИДЕЕЙ, ЧУТЬ ЛИ НЕ
ПОБОЧНЫМ ПРОДУКТОМ НАПРЯЖЕНИЯ МЕЖДУ ПОЛЮСАМИ.
       – А что, если эту идею тебе вложил Логрус совсем недавно, когда
награждал тебя новыми силами?
       – ЗАЧЕМ?
       – Еще один способ заставить меня думать, что конфликт важнее людей.
Еще один способ надавить на меня, чтобы я выбрал, на чьей я стороне.
       – Я НЕ ЧУВСТВУЮ, ЧТОБЫ МНОЙ МАНИПУЛИРОВАЛИ.
       – Как ты сам подчеркнул, думать для тебя дело новое. А забраться в
такой ранний период игры для тебя чертовски абстрактный ход мысли, будь он
проклят.
       – НЕУЖЕЛИ?
       – Даю слово.
       – С ЧЕМ ЖЕ МЫ ТОГДА ОСТАЕМСЯ?
       – С непрошенным вниманием свыше.
       – ЕСЛИ ЭТО ИХ ВОЕННАЯ ЗОНА, ЛУЧШЕ ВЫРАЖАЙСЯ АККУРАТНЕЕ.
       – Чтоб им всем заболеть оспой. По непонятной мне причине для этой
игры я им необходим. Так что с моими выражениями им придется примириться.
       Где-то впереди, в небе я услыхал раскат грома.
       – ПОНИМАЕШЬ, ЧТО Я ИМЕЮ В ВИДУ?
       – Это блеф, – ответил я.
       – С ЧЬЕЙ СТОРОНЫ?
       – По моему, со стороны Лабиринта. Похоже, за реальность в этом
секторе отвечают его призраки.
       – ЗНАЕШЬ, МЫ МОЖЕМ ОШИБАТЬСЯ НАСЧЕТ ЭТОГО. СТРЕЛЬБА В ТЕМНОТУ.
       – Чувствую, мы стреляем и в кое-что за этой темнотой. Вот почему я
отказываюсь играть по чужим правилам.
       – У ТЕБЯ ПОЯВИЛСЯ ПЛАН?
       – Свисай свободно. И, если я скажу "убей!", так и сделай. Давай-ка
доберемся туда, куда мы идем.
       Я снова побежал, оставив туман, оставив призраков играть в призраков
в их призрачном городе. Светлая дорога шла через темный пейзаж, я бежал
навстречу движению отражений, а земля пыталась изменить меня. А впереди –
вспышка и опять удар грома; рядом со мной то внезапно появлялись, то
мгновенно исчезали подлинные уличные сцены.
       А потом по светлой дорожке заскользила темная фигура – как будто я
пытался обогнать сам себя. Позже я сообразил, что на самом деле это был
эффект зеркала. Движения фигуры, которая бежала справа параллельно мне,
передразнивала мои собственные, пролетающие мимо сценки были от меня
слева, а от нее справа.
       – ЧТО ПРОИСХОДИТ, МЕРЛЬ?
       – Не знаю, отозвался я. – Но для символизма, аллегорий и
разнообразной метафорической чепухи у меня неподходящее настроение. Если
это задумано в знак того, что вся жизнь – гонка с самим собой, то тут они
сели в лужу, если только игрой не заправляют по-настоящему пошлые Силы.
Тогда, по моим догадкам, это вполне в их духе. Как ты думаешь?
       – Я ДУМАЮ, ТЕБЕ ВСЕ ЕЩЕ МОЖЕТ ГРОЗИТЬ ОПАСНОСТЬ ПОЛУЧИТЬ УДАР МОЛНИИ.
       Молния не ударила, а мое же отражение исчезло. Этот эффект держался
куда дольше, чем все те эпизоды у тропы, свидетелем которых я стал до
этого. Я уже собрался было выбросить его из головы и полностью
игнорировать, но тут мое отражение прибавило скорость и вырвалось вперед.
       – О-ГО-ГО!
       – Ага, – согласился я и поднажал, чтобы сократить разрыв и не отстать
от широкого шага того, темного.
       Я догнал его, но голова в голову мы прошли всего несколько метров.
Потом он стал снова выходить вперед. Я ускорил шаг и еще раз догнал его.
Потом повинуясь внезапному порыву, набрал в грудь воздуха, устремился
вперед и обогнал его.
       Через некоторое время мой двойник заметил это, прибавил скорость и
начал выигрывать. Я поднажал, сохраняя лидерство. Кстати, какого черта мы
тут устраиваем гонки?
       Я посмотрел вперед. было видно, что вдали дорога расширяется. Похоже,
там через нее была протянута финишная ленточка. О'кей, я решил стремиться
к ней, что бы ни означала эта гонка.
       Метров сто я удерживал лидерство, потом моя тень снова начала
обходить меня. Я пригнулся и ненадолго смог удержать сократившийся разрыв
между нами, потом она снова двинулась, догоняя меня, в темпе, который, как
я заподозрил, будет трудновато сохранять весь остаток пути до финишной
ленточки. Все равно, такого я не ожидал. Я выдохся. Полностью.
       Сукин сын догонял меня, догнал, вырвался вперед и на мгновение
запнулся. В этот миг я был позади него. Но существо больше не выказывало
слабости – оно сохраняло огромную скорость, с которой мы теперь двигались,
да и я не собирался останавливаться, разве что получу разрыв сердца.
       Так мы и бежали, черт знает, как близко, бок о бок. Не знаю, есть ли
во мне способности к финальному спурту или нет. Не скажу, чуть-чуть ли я
обогнал его, шел ли с ним голова в голову или чуть отставал. Мы тяжело
топали по параллельным поблескивающим тропинкам в сторону яркой линии, и
тут ощущение стеклянной поверхности между нами вдруг исчезло. Две с виду
узкие дорожки превратились в одну широкую. Руки и ноги моего соперника
двигались не так, как мои.
       Ступив на финишную прямую, мы оказывались все ближе и ближе –
наконец, достаточно для того, чтобы узнать друг друга. Я соревновался в
беге не со своим отражением, потому что его волосы откинуло назад, и я
увидел, что у него нет левого уха.
       Тут я обрел силы для финального рывка. Он тоже. Когда мы достигли
ленточки, то были очень близко друг от друга. Думаю, я первый коснулся ее,
но уверенности у меня нет.
       Мы пролетели линию финиша и рухнули, ловя ртом воздух. Я быстро
откатился, чтобы держать его под наблюдением, но он просто лежал, часто и
тяжело дыша. Я положил руку на рукоять меча, слушая, как кровь стучит в
висках.
       Отдышавшись немного, я заметил:
       – Не знал, что тебе по силам такая гонка, Юрт.
       Он коротко рассмеялся,
       – Ты много не знаешь обо мне, брат.
       – Уверен в этом, – согласился я.
       Потом он тыльной стороной руки промокнул лоб, и стало заметно, что
палец, который Юрт потерял в пещерах Колвира, снова на месте. Либо это был
Юрт из другого потока времени, либо...
       – А как там Джулия? – спросил я. – С ней все будет в порядке?
       – Джулия? – сказал он. – Кто это?
       – Извини, – сказал я. – Ты ненастоящий Юрт.
       – Ну и что из того? – спросил он, облокачиваясь на землю и глядя на
меня здоровым глазом.
       – Настоящий Юрт никогда и близко не подходил к эмберскому
Лабиринту...
       – Настоящий Юрт – Я!
       – У тебя все пальцы на месте. А он недавно потерял один. Я был при
этом.
       Он неожиданно отвел глаза.
       – Ты, должно быть, логрусов призрак, – продолжал я. – Наверное, он
пользуется теми же трюками, что и Лабиринт – увековечивает тех, кто прошел
его.
       – Так вот что случилось?.. – спросил он. – Я не мог как следует
припомнить, почему я здесь – помнил только, что должен бежать с тобой.
       – Держу пари, твои самые последние воспоминания, до того, как ты
попал сюда, касаются преодоления Логруса.
       Он оглянулся и кивнул.
       – Ты прав. Что все это значит? – спросил он.
       – Точно не знаю, – сказал я. – Но кой-какие мысли на этот счет и у
меня есть. Это место – что-то вроде вечной изнанки Отражения. Ситуация тут
чертовски близка к тому, что и Лабиринту, и Логрусу вход воспрещен. Но оба
явно могут проникать сюда с помощью своих призраков – искусственно
сделанных по снятым с нас копиям. А копии снимаются в тот момент, когда
проходишь по ним...
       – Ты хочешь сказать, что я – всего лишь что-то вроде записи на
пленку? – Вид у него был такой, будто он вот-вот расплачется. – Только что
все было так чудесно. Я прошел Логрус. Все Отражения лежали у моих ног. –
Он помассировал виски. Потом сказал, как плюнул:
       – Ты! Сюда меня перенесли из-за тебя... чтобы я состязался с тобой и
побил тебя в этой гонке.
       – Ты отлично сработал. Не знал, что ты можешь так бегать.
       – Узнав, что ты в колледже занимаешься бегом, я начал тренироваться.
Хотелось так наловчиться, чтобы тебе стало кисло.
       – Получилось неплохо, – признал я.
       – Но если бы не ты, я бы не очутился в этом проклятом месте. Или... –
Юрт закусил губу. – Это не совсем верно, правда? – спросил он. – Я бы
никуда не попал. Я всего лишь запись, копия...
       Потом он уставился на меня.
       – Сколько мы существуем? – сказал он. – Сколько годны призраки
Логруса?
       – Понятия не имею, – ответил я, – что нужно для создания такого
призрака или как поддержать его существование. Но мне уже встретилось
несколько призраков Лабиринта, и у меня создалось впечатление, что их
каким-то образом поддерживает моя кровь, она дает им какую-то
самостоятельность, независимость от Лабиринта. Только один из них – Бранд
– получил вместо крови пламя и растворился. Дейдра получила кровь, но ее
убрали. Не знаю, может, ей не хватило.
       Он покачал головой.
       – У меня такое чувство... не знаю, откуда оно... что то же самое
сгодится и для меня, и что кровь – для Лабиринта, а пламя – для Логруса.
       – Я не знаю, как определить, где моя кровь летуча, – сказал я.
       – Здесь она запылает, – ответил Юрт. – Зависит от того, кто тут
заправляет делами. Я просто знаю это. Не знаю, откуда.
       – Тогда почему Бранда занесло на территорию Логруса?
       Он усмехнулся.
       – Может быть, Лабиринт решил использовать предателя, чтобы свергнуть
кого-нибудь. Или, может, у Бранда были свои соображения – например,
повести с Лабиринтом двойную игру.
       – Это было в его духе, – согласился я. Мое дыхание, наконец,
выровнялось.
       Я вытащил из сапога хаосское лезвие, рассек левую руку пониже локтя,
увидел, как оттуда заструилось пламя и протянул руку к Юрту.
       – Скорей! Пей, если сумеешь! – крикнул я. – Прежде чем Логрус
призовет тебя обратно.
       Он ухватил мою руку и чуть не вдохнул пламя, которое било из меня
фонтаном. Глянув вниз, я увидел, как становятся призрачными его ступни, за
ними ноги. Кажется, Логрус обеспокоился и призывает его назад так же, как
Лабиринт призвал Дейдру. Я увидел, как в тумане, который прежде были
ногами Юрта, завертелись огненные вихри. Потом они вдруг замерцали и
исчезли, и вновь стали видны очертания конечностей. Он продолжал пить мою
летучую кровь, но я больше не видел языков пламени, хотя теперь он пил как
Дейдра, прямо из раны. Его ноги стали твердеть.
       – Похоже, ты обретаешь стабильность, – сказал я. – Пей еще.
       Что-то ударило меня в правую почку, я дернулся прочь и, падая,
обернулся. Рядом со мной стоял высокий темный человек, убирая ногу после
того, как пнул меня. На нем были зеленые штаны и черная рубашка, голова
повязана зеленым платком.
       – Это что за извращения? – спросил он. – Да еще в священном месте?
       Я перекатился на колени, а потом поднялся, держа правую руку с
вывернутым запястьем за спиной, чтобы скрыть за бедром кинжал. Левую руку
я поднял и вытянул перед собой. Из свежей раны лился уже не огонь, а
кровь.
       – Не твое собачье дело, – сказал я и, на ходу обретая уверенность,
прибавил его имя: – Каин.
       Он с поклоном улыбнулся, скрестив и разведя руки. Когда руки
складывались, они были пусты, но когда правая рука снова показалась, в ней
был кинжал. Должно быть, он появился из ножен, прикрепленных внутри
пышного рукава к левому предплечью. Ему пришлось немало потренироваться,
чтобы проделывать это так быстро. Я постарался вспомнить, что слышал о
Каине и ножах, а когда вспомнил, то пожалел об этом. В драке на ножах он
считался мастером. Вот черт.
       – У тебя есть преимущество передо мной, – заявил он.
       – Ты очень похож на кого-то, но, по-моему, я тебя не знаю.
       – Мерлин, – сказал я. – Сын Корвина.
       Он начал было медленно обходить меня кругом, но остановился.
       – Извини, мне трудно в это поверить.
       – Дело твое. Это правда.
       – А этот, второй... его зовут Юрт, верно?
       Он указал на моего брата, который только что поднялся на ноги.
       – Как ты узнал? – спросил я.
       Он помедлил, морща лоб и щурясь.
       – Я... Я точно не знаю, – сказал он потом.
       – Я знаю, – сообщил я ему. – Постарайся вспомнить, где ты и как сюда
попал.
       Он отступил на пару шагов, потом вскрикнул:
       – Вот он! – и тут я заметил и крикнул:
       – Юрт! Осторожно!
       Юрт развернулся и помчался как стрела.
       Я бросил кинжал – это все до добра не доводит, но сейчас со мной был
меч, которым я мог достать Каина раньше, чем Каин меня. Юрт так и не
потерял скорости, и в мгновение ока очутился вне пределов досягаемости.
       Удивительно, но кинжал сперва попал Каину в правое плечо, вонзившись
в тело почти на дюйм, а потом, не успел тот повернуться ко мне, как его
туловище разлетелось на куски в разных направлениях, испустив несколько
вихрей, которые мигом всосали все, что делало его похожим на человека.
Летая друг вокруг друга, они издавали высокие свистящие звуки, два слились
в один более крупный, который после этого быстро поглотил остальные, при
этом звук каждый раз понижался. Наконец, остался только один смерч. Он
качнулся было ко мне, потом взвился в небо и развеялся. Кинжал швырнуло
обратно в меня, он упал в шаге от моей правой ноги. Подняв его, я
обнаружил, что он теплый, и пока я не убрал его в сапог, он несколько
мгновений гудел.
       – Что случилось? – спросил Юрт, поворачивая назад и приближаясь.
       – Очевидно, призраки Лабиринта бурно реагируют на оружие Двора, –
сказал я.
       – Неплохо, если оно под рукой. Но почему он так набросился на меня?
       – Думаю, его послал Лабиринт, чтобы не дать тебе независимость, или
уничтожить тебя, если ты уже получил ее. Кажется, ему ни к чему, чтобы
агенты противоположной стороны обретали здесь силы и стабильность.
       – Но я не представляю никакой угрозы. Я – сам за себя, и больше ни за
кого. Просто до чертиков хочется выбраться отсюда и заняться собственными
делами.
       – Может, в этом и есть угроза.
       – Как это? – спросил он.
       – Кто знает, как может пригодиться тебе твое необычное происхождение,
если ты станешь независимым – учитывая, что творится? Может нарушиться
баланс Сил. Может, ты получишь какие-то сведения, пересуды о которых ни к
чему тутошним заправилам, или найдешь способ подобраться к ним? Вдруг ты
окажешься чем-то наподобие непарного шелкопряда? Ведь никто не замечает,
как он воздействует на окружающую среду до тех пор, пока он не исчезнет из
лаборатории. Ты можешь...
       – Хватит! – он поднял руку, чтобы я замолчал. – Все это меня не
волнует. Если они выпустят меня и оставят в покое, я стану держаться от
них подальше.
       – Убеждать тебе следует не меня, – сказал я.
       Юрт пристально посмотрел мне в лицо, потом свернул, описав полный
круг. За пределами светящейся тропинки видна была лишь темнота, но он
громко обратился, по-моему, не разбирая, к кому:
       – Слышишь? Я не хочу в это впутываться! Я просто хочу убраться
отсюда! Живи и дай жить другим, понял? О'кей?
       Протянув руку, я ухватил Юрта за запястье и дернул к себе. Почему?
Потому, что заметил, как в воздухе у него над головой начала
образовываться маленькая призрачная копия знака Логруса. Миг – и она уже
падала, полыхая, как молния, со звуком, похожим на щелканье хлыста, пройдя
через пространство, где перед тем находился Юрт и исчезла, оставив на
тропинке воронку.
       – Догадываюсь, что отказаться нелегко, – сказал он. Потом взглянул
наверх. – Может, там готовят еще одну такую штуку. Она может снова
ударить, в любой момент, когда я меньше всего буду этого ожидать.
       – Как и в реальной жизни, – согласился я. – Но мне кажется, можно
расценить это, как предупредительный выстрел и с тем их и оставить.
Добраться сюда им было нелегко. Важнее вот что: раз меня заставили
поверить в то, что это – рыцарское странствие, не мог бы ты ответить мне
прямо сейчас – что ты должен был делать? Помогать мне или мешать?
       – Сейчас, когда ты упомянул об этом, – сказал Юрт, – я вдруг
вспомнил, что там, где я был, имелись две вещи: возможность состязаться с
тобой в беге и ощущение, что после мы подеремся... или случится еще
что-нибудь.
       – А сейчас ты это чувствуешь?
       – Ну, мы с тобой никогда особенно не ладили. Но все равно мне
нравится идея, что меня используют таким образом.
       – Хочешь, объявим перемирие до тех пор, пока я не соображу, как
выбраться из игры – и отсюда?
       – Что это мне даст? – спросил Юрт.
       – Юрт, я НАЙДУ, как выбраться из этого проклятого места. Идем, дай
руку... или, по крайней мере, не становись на дороге... и, когда я уйду,
то прихвачу и тебя.
       Он рассмеялся.
       – Не уверен, что отсюда можно выбраться, – сказал он, – вот только
если Силы освободят нас...
       – Тогда тебе нечего терять, – сказал я, – и может, тебе даже удастся
увидеть, как я погибну, пытаясь найти выход.
       – Ты действительно знаком с обоими волшебствами – и с Лабиринтом, и с
Логрусом?
       – Ага. Но с Логрусом у меня получается куда лучше.
       – Можно ли использовать кого-то из них против источника Сил?
       – Весьма интригующий метафизический момент. Не знаю, как ответить, –
сказал я, – и не уверен, что выясню это. Тут призывать Силы опасно. Все,
что у меня осталось, это несколько заклинаний. Не думаю, что отсюда нас
выведет магия.
       – Тогда что же?
       – Точно не скажу, но, по-моему, полной картины мне не видать, пока я
не доберусь до конца этой тропинки.
       – А, черт... не знаю. Не думаю, что проводить время именно здесь мне
полезней, чем в любом другом месте. С другой стороны, что, если такие, как
я, могут существовать только в подобном месте? Что, если ты отыщешь мне
дверь, я шагну в нее и растаю?
       – Раз в Отражении могут появляться призраки Лабиринта, почему не
можешь ты? Таки Дворкин с Обероном приходили ко мне еще до того, как я
очутился здесь.
       – Это обнадеживает. Ты бы попробовал, будь ты на моем месте?
       – Ты ставишь на кон жизнь, – сказал я.
       Он засопел.
       – Понял. Пройдусь с тобой немного, погляжу, что случится. Помощь не
обещаю, но мешать тоже не буду.
       Я протянул руку, но он покачал головой.
       – Давай не будем увлекаться, – сказал Юрт. – Если без рукопожатия мои
слова ничего не стоят, то и с ним они пустой звук, верно?
       – По-моему, нет.
       – И потом, у меня никогда не было особого желания пожать тебе руку.
       – Извини, что предложил. Но, может, расскажешь, в чем дело? Никогда
не мог понять тебя.
       Он пожал плечами.
       – Что, всегда должна быть причина?
       – Иначе это абсурд, – ответил я.
       – Или тайна, – отозвался он, поворачивая прочь.
       Я снова зашагал по дорожке. Вскоре и Юрт шагал рядом со мной. Долго
царило молчание. Когда-нибудь я научусь держать язык за зубами, или
останавливаться, если зашел слишком далеко.
       Тут разницы нет.
       Некоторое время дорожка шла прямо, но не так уж далеко впереди как
будто исчезала. Приблизившись к точке, в которой она пропадала, я понял,
почему: дорожка огибала низкий выступ. Мы тоже повернули и вскоре
наткнулись еще на один. Вскоре мы оказались среди чего-то вроде
американских горок, собранных в ровные ряды, и быстро сообразили, что они
сглаживают довольно крутой спуск. Пока мы продвигались по извилистой
тропинке вниз, я вдруг заметил, что на умеренном расстоянии от нас висит
что-то яркое. Юрт поднял руку, указывая на него, и начал:
       – Что?.. – как раз тогда, когда стало ясно, что это – продолжение
нашей тропы, начавшей подниматься. Тут произошла мгновенная
переориентация, и я понял, что мы спускаемся во что-то вроде здоровенной
ямы. А воздух кажется стал чуть холоднее.
       Мы не останавливались, и через некоторое время тыла моей правой руки
коснулось что-то мокрое и холодное. Я посмотрел вниз как раз вовремя,
чтобы в окружавших нас сумерках заметить, что на руке растаяла снежинка.
Несколькими минутами позже ветер принес еще несколько.
       Немного погодя мы заметили, что далеко внизу свет куда ярче.
       – Я ТОЖЕ НЕ ЗНАЮ, ЧТО ЭТО ТАКОЕ, – запульсировал в моем мозгу Фракир.
       – Спасибо, – сосредоточенно подумал я в ответ, решив не говорить Юрту
о его присутствии.
       Вниз. Вниз и по кругу. Назад. Назад и вперед. Делалось все холоднее.
Порхали снежные хлопья. В стене, вдоль которой мы теперь спускались, ряды
камней начали поблескивать.
       Странно, до тех пор, пока не поскользнулся в первый раз, я не
понимал, почему.
       – Лед! – неожиданно объявил Юрт, чуть не упав и хватаясь за камень.
       Вдали возник звук, напоминающий вздох, приближаясь, он все
усиливался. Это был ветер, и холодный, но мы не распознали этого, пока не
налетел сильный порыв, толкнувший нас. Дыханием ледникового периода он
пронесся мимо, и я поднял воротник плаща. Мы продолжали спускаться, а
ветер, чуть притихнув, летел нам вслед.
       К тому времени, как мы добрались до дна, стало чертовски холодно, а
ступени либо полностью заиндевели, либо были покрыты льдом. Принося и
унося хлопья снега или ледяные градины, ветер монотонно и тоскливо
завывал.
       – Поганый климат, – проворчал Юрт, стуча зубами.
       – Вот уж не думал, что призраки восприимчивы к мирскому, – сказал я.
       – Призрак, черт возьми! – заметил он. – Я чувствую себя так же, как
всегда. Ты бы подумал о том, что, если нечто отправило меня в полном
облачении сюда перебегать тебе дорогу, оно могло бы, по крайней мере,
учесть и такую возможность.
       – И потом, это место не настолько уж мирское, – добавил он. – Им
хочется, чтобы мы куда-то пришли – по-моему, они могли бы обеспечить
короткую дорогу. А при таком раскладе мы, пока доберемся дотуда,
превратимся в попорченный товар.
       – На самом деле я не думаю, что Лабиринт или Логрус имеют здесь такую
уж большую власть, – ответил я. – Вот что я тебе скажу: с тем же успехом
они могла бы и вовсе убраться с нашего пути.
       Тропинка вышла на поблескивающую равнину – такую плоскую и блестящую,
что я начал опасаться, как бы она не оказалась из чистого льда. И не
ошибся.
       – На вид скользко, – сказал Юрт. – Изменю-ка я ступни, надо их
сделать пошире.
       – Ты безвозвратно загубишь сапоги, и ноги будут мерзнуть, – сказал я.
– Почему бы просто не перенести часть своего веса вниз? Так снизишь центр
тяжести.
       – У тебя на все готов ответ, – мрачно начал он, потом закончил: – Но
на этот раз ты прав.
       Мы постояли несколько минут, пока он делался ниже и коренастее.
       – А сам ты не собираешься меняться? – спросил Юрт.
       – Рискну сохранить центр тяжести на месте – так я смогу идти быстрее.
       – И еще – шлепнуться на задницу.
       – Посмотрим.
       Мы тронулись в путь, держа равновесие. Чем дальше от стены, вдоль
которой мы спустились, тем сильнее становился ветер. И все же наша ледяная
дорога не была такой скользкой, какой казалась издалека. На ней были
крошечные ребрышки и какая-то рябь, этого оказалось достаточно, чтобы
обеспечить некоторое сцепление. Воздух жег легкие, проникая в них, снежные
хлопья сбивались в энергично крутящиеся столбики, которые, как странные
волчки, перелетали через дорогу. Дорога испускала голубоватое сияние,
окрашивая те хлопья, которые попадали в него. Мы прошагали, наверное,
четверть мили, а потом пошли новые серии призрачных образов. Первый
представлял меня самого, распростертого на куче доспехов в часовне, второй
– Дейдру под фонарем, глядевшую на часы.
       – Что? – спросил Юрт, а они в мгновение ока появились и умчались
прочь.
       – В первый раз, когда я их увидел, то не знал – да и сейчас не знаю,
ответил я, – хотя, когда мы только начинали свою гонку, счел тебя одним из
них... Они приходят и уходят, казалось бы, беспорядочно, наугад, и нет
никаких особых причин...
       В другой раз появилось что-то вроде столовой, на столе стояла ваза с
цветами. В комнате ничего не было. Вот оно – появилось, исчезло...
       Нет. Не совсем. Видение исчезло, но цветы остались. Здесь, на ледяной
поверхности. Я остановился, потом направился к ним.
       – МЕРЛЬ, Я НЕ ЗНАЮ, МОЖНО ЛИ СХОДИТЬ С ДОРОГИ...
       – О, черт, – ответил я, двигаясь к глыбе льда, которая напоминала о
Стоунхенджской зоне, из которой я пришел. У ее основания, беспорядочно
вспыхивая, играли краски.
       Цветов было много – розы разных сортов. Нагнувшись, я подобрал одну,
почти серебряную...
       – Что ты тут делаешь, мальчуган? – услышал я знакомый голос.
       Я немедленно выпрямился и увидел, что появившаяся из-за ледяной глыбы
высокая темная фигура обращается не ко мне. И кивки, и улыбка были
адресованы Юрту.
       – Мартышкин труд, я уверен, – ответил Юрт.
       – А вот и мартышка, – отозвался его собеседник, – схватила цветок,
будь он проклят: Серебряная роза Эмбера – по-моему, лорда Корвина? Привет,
Мерлин. Ищешь отца?
       Я вынул одну из запасных булавок, которые держал приколотыми с
изнанки плаща. Ею я воспользовался, чтобы приколоть розу слева на грудь.
Говорил лорд Борель, герцог королевского дома Савалла, и по слухам, один
из давних любовников моей матери. Кроме того, он считался одним из самых
беспощадных людей при Дворе, владеющих мечем. Долгие годы его навязчивой
идеей было убить моего отца, Бенедикта или Эрика. К несчастью, он
встретился с Корвином, как раз когда папа спешил, и они так и не скрестили
мечи. Вместо этого папа одурачил его и убил в поединке, который, по-моему,
строго говоря нельзя было считать честным. Но тут все о'кей. Он никогда
особенно не нравился мне.
       – Борель, ты мертв. Знаешь ты это? – сказал я ему. – Ты только
призрак человека, которым был в тот день, когда прошел Логрус. В реальном
мире лорда Бореля больше нет. Хочешь знать, почему? Потому что в день
Битвы за Падение Лабиринта Корвин убил тебя.
       – Врешь, маленький засранец! – сказал он.
       – Э-э, нет, – вмешался Юрт. – Ты умер, будь спокоен. Как я слышал,
тебя проткнули. Хотя я не знал, что это сделал Корвин.
       – Корвин, – сказал я.
       Он отвел глаза и стало заметно, как мышцы на его челюсти вздуваются и
расслабляются.
       – А здесь что, загробный мир? – спросил он погодя, все еще не глядя
на нас.
       – По-моему, можно и так сказать, – откликнулся я.
       – А тут можно еще раз умереть?
       – Наверное, – сказал я.
       – А это что? – он вдруг опустил глаза и я проследил, куда он смотрит.
Возле нас на льду что-то лежало. Я шагнул туда.
       – Рука, – ответил я. – Похоже, человеческая.
       – Что она тут делает? – спросил Юрт, который подошел и пнул ее.
       То, как рука шевельнулась, показало, что она не просто лежит, а,
скорее, высовывается изо льда. Фактически, она дернулась, и после того,
как Юрт лягнул ее, еще несколько секунд продолжала судорожно сгибаться.
Потом чуть поодаль я заметил еще что-то, похожее на ногу дальше – плечо с
предплечьем, кисть руки...
       – Какой-то каннибальский морозильник, – предположил я.
       Юрт хихикнул.
       – Тогда и вы мертвые, – заявил Борель.
       – Не-а, – ответил я. – Я настоящий. Просто иду мимо, направляясь в
местечко получше этого.
       – А Юрт?
       – Юрт и физически, и теологически представляет собой интересную
проблему, – объяснил я. – Он наслаждается тем, что находится в двух местах
одновременно.
       – Не сказал бы, что наслаждаюсь этим, – заметил Юрт. – Но, учитывая,
какова альтернатива, наверное, я рад, что я здесь.
       – Вот пример оптимистического мышления, которое за многие годы дало
Двору столько чудес, – объявил я.
       Юрт снова хихикнул.
       Раздался тот похожий на вздох металлический звук, который нелегко
забыть. Я знал, что, скорее всего, не успею вытащить меч и вовремя отбить
удар, если Борель захочет проткнуть меня сзади. С другой стороны; если
дело касалось человекоубийства, он соблюдал все мелочи и очень этим
гордился. Борель всегда вел честную игру, потому что был так чертовски
хорош, что все равно никогда не проигрывал. А может, он стремился иметь
хорошую репутацию. Я немедленно поднял обе руки, чтобы вывести его из
себя, сделав вид, будто он угрожает мне с тыла.
       – Оставайся невидимым, фракир. Когда я обернусь и хлопну по запястью
вперед. Достанешь до него, прижмешься потеснее и доберешься до горла. А
там знаешь, что делать.
       – ИДЕТ, БОСС, – ответил он.
       – Мерль, обнажи меч и обернись.
       – По-моему, это звучит не слишком-то по спортивному, Борель, –
ответил я.
       – Ты смеешь обвинять меня в нарушении приличий? – сказал он.
       – Пока я не знаю, что у тебя на уме, сказать трудно, – ответил я.
       – Тогда обнажи меч и обернись.
       – Оборачиваюсь, – сказал я, – но не притрагиваюсь к мечу.
       Я быстро обернулся, хлопнув себя по левому запястью, и почувствовал,
как Фракир покидает его. При этом мои ноги скользнули вперед – от слишком
быстрого поворота на очень гладком ледяном пятачке. Удержавшись на ногах,
я почувствовал, как передо мной появилась тень. Подняв глаза, дюймах в
шести от своего правого глаза я увидел острие меча Бореля.
       – Медленно поднимись, – сказал он, и я повиновался.
       – Теперь вытаскивай меч, – сказал Борель.
       – А если я откажусь? – спросил я, пробуя выиграть время.
       – То докажешь, что недостоин считаться джентльменом, а я поступлю
соответственно этому.
       – То есть все равно нападешь? – спросил я.
       – Правила это разрешают.
       – Пошел ты со своими правилами, – ответил я, убирая правую ногу за
левую и отпрыгивая назад, потом вытащил меч и занял оборонительную
позицию.
       Борель мигом кинулся на меня. Я продолжал отступать, задним ходом
миновав большую ледяную глыбу, из-за которой он появился. Не было никакого
желания останавливаться и обмениваться с ним ударами, особенно теперь,
когда стало ясно, с какой скоростью он атакует. Пока я отступал,
парировать удары было куда легче. Но с моим мечем что-то не так. Быстро
осмотрев его, я понял, в чем дело. Меч был НЕ МОЙ.
       В сверкающем свете, исходящем от дорожки и отражающемся ото льда, на
клинке виднелась инкрустированная спираль. Мне был известен лишь один
такой меч, и совсем недавно я видел его в руках того, кто мог оказаться
моим отцом. Передо мной мелькал Грейсвандир. Я почувствовал, что улыбаюсь
иронии ситуации. Настоящего лорда Бореля убили именно эти мечом.
       – Улыбаешься собственной трусости? – спросил он. – Остановись и прими
бой, ублюдок!
       Словно в ответ на его предложение я ощутил, что мое отступление в тыл
приостановилось. Бросив вниз быстрый взгляд, я не был пронзен насквозь, а
по выражению лица нападавшего понял, что нечто подобное произошло и с ним.
       Несколько торчавших изо льда рук ухватили нас за лодыжки и крепко
держали на одном месте. Теперь настала очередь Бореля улыбаться, потому
что, хотя он и не мог сделать выпад, отступать я больше не мог.
       Его клинок мелькнул передо мной, как молния, я парировал "ин кварте"
и атаковал "ин сиксте". Он отбил удар и сделал отвлекающий выпад. Потом
снова "ин кварте" и новая атака. Ответный удар. Он отбил "ин сиксте"...
Нет, это было обманное движение. Еще одно. Удар...
       Что-то белое и твердое вылетело у него из-за плеча и ударило меня в
лоб. Я отлетел назад, хотя цеплявшиеся руки не дали упасть. На самом деле
отклонился я удачно, иначе Борель, сделав выпад, проткнул бы мне печень.
Когда колени у меня подогнулись, я непроизвольно выбросил руку вперед, – а
может, это волшебство, обитающее, по слухам в Грейсвандире, дернуло ее
туда. Даже не глядя в ту сторону, я почувствовал, что клинок во что-то
попал и услышал, как Борель удивленно замычал, а потом пробормотал
ругательство. Тогда стало слышно, что и Юрт выругался. Его я не видел.
       Потом, только я согнул ноги, восстанавливая равновесие, и начал
подниматься, держась за рану в голове, что-то яркое вспыхнуло. Тут я
увидел, что сумел отрубить Борелю руку, и из раны фонтаном бьет пламя. Его
тело засветилось, а контуры снизу начали размываться.
       – Ты превзошел меня мастерством! – выкрикнул он.
       Я пожал плечами.
       – Но это ведь не зимние Олимпийские Игры, – сказал я.
       Он перехватил меч, швырнул в меня, и тут же растворился,
превратившись в столб искорок, унесся наверх и там исчез.
       Я отбил меч, тот прошел слева от меня, воткнулся в лед и торчал там,
дрожа, как какая-то скандинавская версия легенд об Артуре. Юрт рванулся ко
мне, пинками отбросил державшие меня за щиколотки руки, и глядя на мой
лоб, прищурился.
       Я почувствовал, как на меня что-то упало.
       – ИЗВИНИ, БОСС. Я ПОПАЛ ЕМУ В КОЛЕНО. К ТОМУ ВРЕМЕНИ, КАК Я ДОБРАЛСЯ
ДО ГОРЛА, ОН УЖЕ ГОРЕЛ, – сказал Фракир.
       – Все хорошо, что хорошо кончается, – ответил я. – Ты не обжегся,
нет?
       – Я ДАЖЕ НЕ ПОЧУВСТВОВАЛ ЖАРА.
       – Я попал в тебя куском льда, извини, – сказал Юрт. – Я целился в
Бореля.
       Я пошел прочь от усеянной руками равнины, держа путь обратно к
тропинке.
       – Косвенно это помогло, – сказал я, но благодарности не чувствовал.
Как знать, в кого он целил на самом деле? Я еще раз оглянулся: несколько
рук – тех, что получили от Юрта пинки, – показывали нам палец.
       Как у меня оказался Грейсвандир? Повлияло бы другое оружие на
логрусов призрак также? Тогда что же, сюда меня действительно притащил
отец? Может, он решил, что нужны дополнительные преимущества и его клинок
сможет их обеспечить? Хотелось думать именно так, верить, что он – не
просто призрак Лабиринта. А если так, непонятно, какова его роль. Что он
может знать обо всем этом? И на чьей он может быть стороне?
       Пока мы шли по тропинке, ветер утих, а изо льда торчали только руки,
державшие факелы, которые далеко освещали нам путь, так, что видно было
подножие крутой насыпи. Мы пересекли этот застывший край, но ничего
плохого не случилось.
       – Судя по тому, что мне рассказал ты и что я увидел, – сказал Юрт, –
впечатление такое, что это путешествие устроил Лабиринт, а Логрус пытается
прокомпостировать твой билет.
       И сразу лед треснул в нескольких местах. С обеих сторон отовсюду к
нам побежали трещины, но, приблизившись к тропинке, сбавили скорость. Тут
я в первый раз заметил, что она поднялась над равниной. Теперь у нас под
ногами было что-то вроде дамбы, а лед по обе стороны от нее ломался, не
причиняя вреда.
       – Вот, например, – заметил Юрт, указывая на это. – Кстати, а как ты
влип в такие неприятности?
       – Все пошло с тридцатого апреля, – начал я.




       7



       Мы добрались до стены и начали подъем, а руки, хоть и не все, похоже,
махали нам на прощанье. Юрт показал им нос.
       – Можешь ли ты винить меня в том, что я хочу удрать отсюда? – спросил
он.
       – Ничуть, – ответил я.
       – Если переливание, которое ты мне сделал, действительно вывело меня
из-под контроля Логруса, то я могу оставаться здесь, сколько угодно?
       – Вполне вероятно.
       – Вот поэтому ты должен понимать, что лед я кинул в Бореля, а не в
тебя. Ты соображаешь лучше, чем он, и, может быть, сумеешь найти выход
отсюда, но он к тому же тоже был созданием Логруса и его пламени могло бы
не хватить, если бы возникла нужда.
       – Мне это тоже приходило в голову, – сказал я, промолчав о догадках
насчет возможности выйти отсюда, чтобы сохранить независимость. – К чему
это ты клонишь?
       – Пытаюсь объяснить, что окажу тебе любую помощь, какая потребуется –
только не оставляй меня здесь, когда будешь уходить. Я знаю, прежде мы
никогда не ладили, но, если ты не против, хотелось бы оставить это до
лучших времен.
       – Я всегда был за, – сказал я. – Это ты начинал все драки и постоянно
обеспечивал мне неприятности.
       Он улыбнулся.
       – Никогда я этого не делал и никогда больше не сделаю, – сообщил он.
– Да, о'кей, ты прав. Я не любил тебя, и, может статься, не люблю до сих
пор. Но раз мы нужны друг другу для такого дела, я не подведу.
       – Насколько я понял, я нужен тебе куда больше, чем ты мне.
       – С этим трудно спорить, и нельзя заставить тебя доверять мне, –
сказал он. – Хотел бы я суметь сделать это.
       Прежде, чем Юрт заговорил снова, мы преодолели еще часть подъема, и я
вообразил, что воздух уже чуть потеплел. Потом, наконец, он продолжил:
       – Посмотри-ка на положение дел вот под каким углом: я похож на твоего
брата Юрта и очень похож на того, кем он был когда-то – похож, но не
идентичен. Со времени нашей гонки разница между нами растет. Ситуация, в
которой я нахожусь, единственна в своем роде, а с тех пор, как я получил
самостоятельность, я не переставал размышлять. Настоящий Юрт знает то, что
мне неизвестно и обладает силами, которыми я не обладаю. Но все, что
хранилось в его памяти до того дня, когда он прошел Логрус, со мной, и
относительно того, что он думает, я – второй по величине специалист. Если
сейчас он так опасен, как ты говоришь, то я тебе не помешаю, когда нужно
будет догадаться, что у него на уме.
       – Что-то в этом есть, – признал я. – Если только, разумеется, вы с
ним не споетесь.
       Юрт покачал головой.
       – Он не станет доверять мне, – сказал он, – а я – ему. Мы оба знаем,
что тут лучше. Дело в самоанализе, понимаешь?
       – Значит, не стоит доверять вам обоим.
       – Ага, наверное, так, – сказал он.
       – Ну так с чего это я должен верить тебе?
       – Сейчас – потому, что деваться мне некуда. Потом – потому что я
окажусь таким до чертиков полезным.
       Мы поднимались еще несколько минут, и я сказал:
       – В тебе меня больше всего тревожит то, что Юрт прошел Логрус вовсе
не так давно. Будь ты одним из вариантов моего родственничка, которого я
терпеть не могу, только постарше и помягче... Но ты – совсем свежая
модель. Что касается расхождения с оригиналом, непонятно, как разница
могла стать такой большой за такое короткое время.
       Он пожал плечами.
       – Что я могу сказать нового? – спросил он. – Давай тогда общаться
только с позиций силы и собственных интересов.
       Я улыбнулся. Мы оба знали, как ни крути, иначе быть не могло. Но
беседа помогла скоротать время.
       Пока мы карабкались наверх, мне в голову пришла мысль.
       – Как ты думаешь, ты можешь ходить по Отражению? – спросил я Юрта.
       – Не знаю, – ответил он, помолчав. – Последнее, что мне запомнилось
перед тем, как я сюда попал, это что я прошел Логрус до конца.
Догадываюсь, что тогда же завершилась и запись. Так что учил ли меня Сухэй
ходить по Отражению, пробовал ли я делать это – не помню. Мне кажется, я
сумею. А как по-твоему?
       Я остановился, чтобы перевести дух.
       – Вопрос такой, что, мне кажется, я не в праве даже рассуждать об
этом. Мне подумалось, может, у тебя есть готовые ответы на такие вопросы –
что-нибудь вроде сверхъестественного осознания своих способностей и их
пределов.
       – Боюсь, что нет. Конечно, если считать интуицию сверхъестественной..
       – Ну, если бы ты оказывался прав достаточно часто, я, наверное, так
бы и подумал.
       – Черт. Еще рано делать выводы...
       – Черт. Ты прав.
       Вскоре мы взобрались выше границы тумана, из которого, видимо, и
падали хлопья. Еще немного – и ветер превратился в ветерок. Еще немного –
и он совсем улегся. Тогда уже стал виден край, и вскоре мы добрались до
него.
       Я обернулся и посмотрел назад, вниз. Все, что мне удалось увидеть,
это слабое свечение во мгле. В другую сторону наша тропинка шла зигзагом,
кое-где напоминая серии черточек азбуки Морзе, которые постоянно
прерывались – возможно, камнями. Мы шли по ней, пока она не свернула
влево.
       Выискивая на местности хоть что-нибудь знакомое, часть своего
внимания я сохранял для Юрта. Разговор – только слова, а он все-таки был
вариантом того Юрта, с которым я вместе рос. Вот я и собирался, окажись я
по его милости в какой-нибудь ловушке, проткнуть его Грейсвандиром сразу,
как только пойму это.
       Мерцание...
       Что-то вроде пещеры – словно в скале была дыра – открывалось по левую
руку от нас в иную реальность. По крутой городской улице ехала машина
странной формы...
       – Что?.. – начал Юрт.
       – Смысла я по-прежнему не вижу. Хотя и раньше уже натыкался на целую
кучу таких картин. Честно говоря, сперва я подумал, что и ты – одна из
них.
       – Выглядит это достаточно реально, чтобы войти.
       – Может, так оно и есть.
       – Вдруг мы выберемся отсюда через нее?
       – Мне почему-то кажется, что это было бы слишком легко.
       – Ну, давай рискнем.
       – Иди вперед, – сказал я.
       Мы сошли с тропинки, приблизились к этому окошку в реальность и
зашагали дальше. Юрт мигом очутился на тротуаре там, где по мостовой ехал
автомобиль. Он обернулся и помахал. Видно было, что губы Юрта шевелятся,
но слова до меня не долетали.
       Раз я сумел смахнуть снег с красного шевроле, почему бы не войти в
одну из таких картин целиком? А если это мне удастся, нельзя ли будет уйти
оттуда по отражениям куда-нибудь в более подходящее место, оставив этот
темный мир позади? Я двинулся вперед.
       Внезапно я был уже там, и меня окружили звуки. Я оглядел дома, крутую
улочку. Послушал звуки уличного движения и понюхал воздух. Это вполне
могло быть одно из отражений Сан-Франциско. Я поспешил вдогонку Юрту,
направлявшемуся к углу улицы.
       Быстро догнав его, я пошел рядом. Мы вышли на угол. Свернули. И
остановились, как вкопанные.
       Там ничего не было. Мы наткнулись на стену черноты. Не просто тьмы, а
совершенной пустоты, от которой тут же попятились.
       Я медленно протянул руку перед собой. Около черной стены в ней
началось покалывание и жжение, потом меня зазнобило, а за ознобом пришел
страх. Я отступил. Юрт протянулся к ней – и сделал то же самое. Он резко
остановился, подобрал из помойки донышко битой бутылки, обернулся и
запустил им в ближайшее окно. И немедленно помчался в ту сторону.
       Я последовал за ним, догнал его у разбитого окна и уставился внутрь.
       Опять чернота. По ту сторону окна вообще ничего не было.
       – Страшновато, – заметил я.
       – Угу, – отозвался Юрт. – Как будто нам дают очень ограниченный
доступ к разным отражениям. Что скажешь?
       – Хотел бы я знать вот что: не должны ли мы что-нибудь отыскать в
одной из таких картин?
       Вдруг чернота за окном исчезла, и на маленьком столике внутри
замигала свеча. Я потянулся было к ней сквозь разбитое стекло. Свеча тут
же исчезла. Там снова была одна чернота.
       – Считаю, что тебе ответили "да", – сказал Юрт.
       – По-моему, ты прав. Но не можем же мы обыскивать все до единой
картины, мимо которых проходим.
       – Сдается мне, это просто попытка привлечь твое внимание, заставить
понять, что нужно внимательно следить за происходящим, и как только ты
начнешь все брать на заметку, что-нибудь, вероятно, объявится.
       Яркий свет. Теперь стол за окном был целиком уставлен пылающими
свечами.
       – О'кей, – крикнул я туда. – Если тебе нужно только это, я это
сделаю. Нужно мне искать здесь еще что-то?
       Наступила тьма. Она выползала из-за угла и медленно подбиралась к
нам. Свечи исчезли, и из окна тоже поплыла тьма. Здание на другой стороне
улицы пропало за черной стеной.
       – Считаю, что ответ отрицательный, – крикнул я. Потом повернулся и
погнал ее назад по сужающемуся черному тоннелю к дороге. Юрт не отступал
ни на шаг.
       – Здорово придумано, – сказал я ему, когда мы снова стояли на
светящейся тропе наблюдая, как поодаль прекращала свое существование
идущая в горку улица. – Думаешь, надо было просто наугад соваться в эти
картинки пока, наконец, не войдешь в одну из них?
       – Да.
       – Зачем?
       – Думаю, там у него больше возможностей контролировать ситуацию и
можно отвечать на твои вопросы.
       – "У него" – это у Лабиринта?
       – Может быть.
       – О'кей. В следующую картину, которую он мне откроет, я войду. И буду
делать все, чего он хочет, если это значит, что так я скорее выберусь
отсюда.
       – Мы, братец. Мы.
       – Конечно, – ответил я.
       Мы снова тронулись в путь. Но ничего нового и интригующего рядом с
нами не появлялось. Дорога шла зигзагом, мы шагали по ней, а я недоумевал,
с кем на сей раз придется столкнуться. Если тут и правда территория
Лабиринта, а я – на волосок от того, чтобы выполнить его желание, Логрус,
похоже, может послать кого-нибудь знакомого, чтобы попытаться отговорить
меня. Но никто так и не появился, мы в последний раз свернули, тропинка
вдруг ненадолго перестала петлять, а потом мы увидели, что вдалеке она
неожиданно обрывается, уходя во что-то большое и темное, похожее на гору.
Мы устало потащились к ней. Стоило мне прикинуть, что может оказаться там
внутри, как во мне шевельнулся смутный страх перед замкнутым пространством
и я услышал, что Юрт бормочет непристойные ругательства. За поворотом я
увидел спальню Рэндома и Виалы в Эмбере. Мой взгляд пропутешествовал с
южной стороны комнаты между диваном и столиком подле него, мимо стула по
ковру с подушками к камину и окнам, пропускавшим по обе стороны от него
мягкий дневной свет. Кровать, как и прочая мебель, была пуста, а поленья
на каминной решетке сгорели до дымящихся красных угольков.
       – Что дальше? – спросил Юрт.
       – Вот оно, – ответил я. – Это должно быть оно, не понимаешь что-ли?
Стоило получить сообщение о том, что происходит, и он выдал нам нечто
реальное. И еще, по-моему, действовать придется быстро – как только я
пойму, что...
       Один из камней возле камина засветился красным. Я наблюдал, а
свечение усиливалось. Это никак не могло быть из-за углей. Значит...
       Повинуясь властному приказанию, я рванулся вперед. Юрт что-то
выкрикивал мне вслед, но, как только я очутился в комнате, его голос как
отрезало. Проходя мимо постели, я ощутил слабый аромат любимых духов
Виалы. Не было сомнений, это действительно Эмбер, а не просто его точное
отражение. Я быстро подошел к камину с правой стороны.
       Позади меня в комнату ввалился Юрт.
       – Лучше выходи на бой! – закричал он.
       Крутанувшись на каблуках, я взглянул ему в лицо и крикнул:
       – Заткнись! – а потом прижал палец к губам.
       Он пересек комнату, подошел ко мне, взял за руку и сипло прошептал:
       – Борель опять пытается материализоваться! К тому времени, как ты
уйдешь отсюда, он уже обретет плоть и будет поджидать тебя!
       Из гостиной раздался голос Виалы:
       – Есть тут кто-нибудь? – позвала она.
       Я вырвал руку у Юрта, опустился на колени на каминный коврик и
ухватился за светящийся камень. Казалось он вмурован намертво, но стоило
потянуть его – и он с легкостью вышел из стены.
       – Как ты узнал, что этот камень выйдет свободно? – прошептал Юрт.
       – Свечение, – ответил я.
       – Какое свечение? – спросил он.
       Не отвечая, я засунул руку в открывшееся отверстие, понадеявшись на
авось, что никаких ловушек там нет. Отверстие было куда длиннее, чем
камень. Пальцы наткнулись на что-то, свисавшее с гвоздя или крюка:
цепочка. Я ухватил ее и потянул на себя. Слышно было, что Юрт рядом со
мной затаил дыхание.
       В последний раз я видел такую штуку, когда Рэндом надевал ее на
похороны Каина. В моей руке был Камень Правосудия. Быстро подняв его, я
накинул цепь себе на шею и позволил красному камню упасть мне на грудь. В
этот самый момент дверь в гостиную отворилась.
       Приложив палец к губам, я еще раз протянул руку, схватил Юрта за
плечи и развернул его назад к стене, которая открывалась на нашу тропу. Он
было запротестовал, но резкий толчок придал ему ускорение и он отлетел
туда.
       – Кто тут? – послышался голос Виалы, и Юрт оглянулся на меня с
озадаченным видом.
       Я считал, что лишнего времени объяснять ему шепотом или знаками, что
она слепа, у нас нет. Поэтому я еще раз подтолкнул его. Но теперь он
отступил в сторону, подставил ногу, просунул руку мне за спину и пихнул
вперед. С моих губ сорвалось короткое бранное слово, а потом я упал.
Слышно было, как за моей спиной Виала сказала: "Кто...", и ее голос
пропал.
       Спотыкаясь, я вылетел на тропинку и, падая, ухитрился вытащить кинжал
из правого сапога. Откатившись в сторону, я вскочил и направил лезвие на
Бореля, который, кажется, снова обрел плоть.
       Разглядывая меня, тот улыбался, не доставая оружия из ножен.
       – Тут нет поля, на котором растут руки, – заявил он. – Счастливый
случай тебе больше не представится – случай подобный тому, каким ты
насладился в нашу последнюю встречу.
       – Надо же, как скверно, – сказал я.
       – Если только я выиграю ту побрякушку, что ты носишь на шее и
доставлю ее Логрусу, мне даруют нормальное существование, чтобы я заменил
своего живого двойника – того, которого, как ты сам сказал, предательски
убил твой отец.
       Видение Эмберских королевских покоев исчезло. Юрт стоял у дороги,
около того места, где они были отделены от этой странной области.
       – Я знал, что мне с ним не справиться, – крикнул он, почувствовав на
себе мой взгляд, – но тебе однажды удалось его победить.
       Я пожал плечами.
       Тут Борель повернулся к Юрту.
       – Ты предашь Двор и Логрус? – спросил он его.
       – Напротив, – ответил Юрт. – Я могу уберечь их от серьезной ошибки.
       – Что это может быть за ошибка?
       – Расскажи ему, Мерли. Расскажи ему то, что рассказал мне, когда мы
выбирались из той морозилки, – сказал он.
       Борель оглянулся на меня.
       – В такой ситуации есть и кое-что забавное, – сказал я. – Сдается
мне, это – поединок Сил, Логруса и Лабиринта. Эмбер и Двор тут могут
оказаться на втором месте. Понимаешь...
       – Смешно! – перебил он, обнажая меч. – Все это чушь, которую ты
выдумал, чтобы уклониться от НАШЕГО поединка!
       Перебросив кинжал в левую руку, правой я вытащил Грейсвандир.
       – Тогда черт с тобой! – сказал я. – Иди-ка, получи свое!
       Мне на плечо упала рука. Не переставая давить, она слегка
поворачивала меня, так, что закрутила по спирали вниз и отбросила прочь от
дороги. Уголком глаза я заметил, что Борель сделал шаг назад.
       – Ты очень похож то ли на Эрика, то ли на Корвина, – донесся знакомый
тихий голос, – хотя я тебя не знаю. Но у тебя – Камень, и это делает тебя
слишком важной особой, чтобы рисковать в пустячной ссоре.
       Я перестал крутиться и повернул голову. Увидел я Бенедикта –
Бенедикта, у которого были две руки, совершенно нормальные.
       – Меня зовут Мерлин, я – сын Корвина, – сказал я, – а это –
мастер-дуэлянт Двора Хаоса.
       – Похоже, Мерлин, ты выполняешь какую-то миссию. Ну, и займись ею, –
сказал Бенедикт.
       Острие клинка Бореля мгновенно заняло положение в десяти дюймах от
моего горла.
       – Никуда ты не пойдешь, – заявил он, – только не с камнем.
       Из ножен бесшумно явился меч Бенедикта, отбивший меч Бореля.
       – Я же сказал, иди своей дорогой, Мерлин, – велел Бенедикт.
       Поднявшись на ноги, я быстро убрался за пределы досягаемости,
осторожно миновав обоих.
       – Если ты убьешь его, – сообщил Юрт, – через некоторое время он опять
сможет материализоваться.
       – Как интересно, – заметил Бенедикт, легким ударом отбивая атаку и
чуть отступая. – И сколько это по времени?
       – Несколько часов.
       – А сколько нужно времени, чтобы вы закончили... чем вы там заняты?
       Юрт посмотрел на меня.
       – Кто его знает, – сказал я.
       Защищаясь, Бенедикт выполнил необычный короткий удар, после чего
сделал шаг, странно приволакивая ногу, и быстро напал, рубя и рассекая
воздух. С рубашки Бореля на груди отлетела пуговица.
       – Раз так, я немного затяну поединок, – сказал Бенедикт. – Удачи,
парень.
       Он коротко отсалютовал мне мечом и тут Борель атаковал. Бенедикт
применил итальянскую "шестерку", отчего острия клинков отскочили в
сторону, и одновременно пошел вперед. Потом он быстро вытянул вперед
свободную руку и дернул противника за нос. После этого он оттолкнул его,
отступил на шаг и улыбнулся.
       – Сколько ты обычно берешь за урок? – донесся вопрос, когда мы с
Юртом торопливо шли по тропинке.
       – Интересно, сколько времени уходит у каждой Силы, чтобы
материализовать призрак, – сказал Юрт, когда мы шагали туда, где, по всей
видимости, в горе, исчезала наша тропинка.
       – На одного только Бореля нужно несколько часов, – сказал я, – а если
Логрусу Камень нужен так сильно, как я подозреваю, то он, по-моему,
соберет целую армию призраков, если сумеет. Теперь я уверен, что обеим
Силам очень трудно попасть сюда. Сдается мне, они могут проявляться только
через тонкие струйки энергии. Будь это иначе, мне никогда бы не забраться
так далеко.
       Юрт потянулся, словно желая потрогать Камень, очевидно, подумал еще
раз – как следует – и убрал руку.
       – Кажется, теперь ты определенно действуешь заодно с Лабиринтом,
заметил он.
       – Да и ты, кажется, тоже. Если, конечно, не задумал в последнюю
минуту воткнуть мне нож в спину, – сказал я.
       Он хихикнул. Потом сказал:
       – Не смешно. Мне приходится быть на твоей стороне. Я понимаю, что
Логрус создал меня только, как свое орудие. Когда дело будет сделано, меня
вышвырнут на свалку. Мне кажется, что, если бы не переливание, я бы уже
рассеялся. Поэтому я на твоей стороне, нравится мне это или нет, и спина
твоя в безопасности.
       Мы все бежали по тропинке, ставшей теперь прямой, конечный пункт
приближался. Юрт спросил:
       – Чем так важна побрякушка? Похоже, она нужна Логрусу позарез?
       – Называется она Камнем Правосудия, – ответил я, – говорят, он старше
самого Лабиринта и использовался при его создании.
       – Как ты думаешь, почему тебя привели к нему и так легко позволили им
завладеть?
       – Понятия не имею, – сказал я. – Если сообразишь что-нибудь раньше
меня, буду рад услышать.
       Вскоре мы достигли места, где тропинка ныряла в еще более густую
тьму. Остановившись, мы осмотрелись.
       – Никаких указателей, – сообщил я, разглядывая вход с обеих сторон и
сверху.
       Юрт странно посмотрел на меня.
       – Твое чувство юмора я никогда не понимал, Мерлин, – сказал он. – Кто
это будет вешать указатели в таком месте?
       – Кто-нибудь, у кого чувство юмора тоже странное, – ответил я.
       – С тем же успехом можно идти дальше, – сказал он, поворачиваясь ко
входу.
       Над ним появилась ярко-красная надпись "ВХОД".
       Юрт вытаращил на нее глаза, потом медленно покачал головой. Мы вошли.
       Извилистый тоннель уходил вниз, что отчасти озадачило меня. Из-за
того, что в этих краях чуть ли не все было искусственного происхождения, я
ожидал, что прямая, как линейка, дорога пройдет сквозь геометрически
совершенную во всем шахту с гладкими стенами. Вместо этого мы пробирались
словно бы через анфиладу пещер естественного происхождения – куда ни
глянь, виднелись сталактиты, сталагмиты, пиляры и впадины.
       Стоило мне повернуться, чтобы внимательно рассмотреть хоть
что-нибудь, как Камень отбрасывал на это зловещий свет.
       – Ты знаешь, как обращаться с этим Камнем? – спросил Юрт.
       Я припомнил, что мне рассказывал отец.
       – Думаю, буду знать, когда придет время, – сказал я, приподняв Камень
и изучающе взглянув на него, а потом снова уронил. Он занимал меня меньше,
чем наш маршрут.
       Пока по узким переходам мы выбирались из сырого грота вниз по
каменным водопадам, в похожую на собор пещеру, я не переставал вертеть
головой. Место было чем-то знакомое, хотя чем именно – понять не
удавалось.
       – У тебя здесь ничего не вызывает воспоминаний? – спросил я Юрта.
       – У меня – нет, – ответил он.
       Мы продолжали идти. В одном месте мы прошли мимо пещеры, где лежали
три человеческих скелета. Я отметил, что таково – в своем роде, конечно –
было первое проявление реальной жизни с которым я встретился с тех пор,
как пустился в свое странствие.
       Юрт медленно кивнул.
       – Я начал задумываться: идем ли мы по-прежнему среди отражений, или,
может, на самом деле уже ушли оттуда и проникли в Отражение... тогда,
может статься, когда зашли в эти пещеры?
       – Можно это выяснить, – сказал я, – если попытаться вызвать Логрус.
       Фракир тут же сильно задергался на запястье.
       – Но, учитывая метафизическую политику ситуации, я лучше не буду.
       – Только что я прошел мимо стен, где видны были минералы всех цветов,
– сказал Юрт. – Там, откуда мы идем, предпочтение вроде бы отдавалось
одноцветности. Да и за тамошний пейзаж я бы и гроша ломаного не дал. Вот к
чему я веду: если мы и в самом деле ушли оттуда, это, в общем, победа.
       Я указал на землю.
       – Пока эта светящаяся тропинка никуда не делась, мы все еще у них не
крючке.
       – Что, если нам теперь просто сойти с нее? – спросил Юрт, сворачивая
направо и делая один-единственный шаг в сторону.
       Один из сталактитов затрясся и грохнулся перед ним на землю,
промахнувшись всего на какой-нибудь фут. Юрт мигом снова очутился рядом со
мной.
       – Конечно, было бы и вправду стыдно не выяснить, куда нас ведут, –
сказал он.
       – Таковы уж рыцарские странствия. Было бы дурным тоном упустить такое
развлечение.
       Мы зашагали дальше. Вокруг не происходило ничего, что можно было бы
истолковать иносказательно. Эхо повторяло шаги и звук голосов. В тех
гротах, что были посырее, капала вода. Повсюду красовались минералы.
Кажется, мы постепенно спускались все ниже.
       Сколько времени мы уже в пути, я не знал. Пещеры сделались похожими
одна на другую, как будто мы то и дело проходили сквозь прибор для
телепортации, а он снова и снова отправлял нас сквозь одни и те же пещеры
и коридоры. В итоге у меня пропало ощущение времени. Повторы укачивают,
и...
       Вдруг наша тропинка влилась в более широкий проход и свернула налево.
Наконец что-то новенькое. Но только и этот путь оказался знакомым. Мы шли
сквозь тьму по светящейся линии. Немного погодя мы миновали ответвлявшийся
влево коридор. Юрт заглянул туда и заспешил прочь.
       – Там может прятаться любая мерзкая тварь, – заметил он.
       – Верно, – подтвердил я. – Но об этом я бы тревожиться не стал.
       – Почему?
       – Кажется, я начинаю понимать.
       – Тебе нетрудно объяснить, что происходит?
       – На это уйдет слишком много времени. Просто подожди. Скоро все
выяснится.
       Мы миновали еще один боковой коридор. Похожий, но не такой.
       Конечно... Озабоченный тем, чтобы выяснить истину, я ускорил шаг.
       Еще один боковой переход. Я побежал...
       Еще один...
       Рядом со мной тяжело топал Юрт, эхо подхватывало наши шаги. Вперед,
Вперед. Скоро.
       Еще один поворот.
       А потом я сбавил скорость, потому что коридор уходил дальше, а наша
тропинка – нет. Она изгибалась влево, исчезая под массивной, обитой
железом, дверью. Я протянул руку туда, где должен был быть крючок, нащупал
его, снял висевший там ключ. Вставив в замок, я повернул, потом вынул и
повесил ключ на место.
       – БОСС, МНЕ ТУТ НЕ НРАВИТСЯ, – заметил Фракир.
       – ЗНАЮ.
       – Похоже, ты знаешь, что делаешь, – высказался Юрт.
       – Ага, – сказал я и прибавил: – До сих пор – знал, – потому что
понял, что дверь открывается не внутрь, а наружу.
       Я взялся за массивную ручку на левой стороне двери и принялся тянуть.
       – Может, объяснишь, куда нас занесло? – спросил он.
       Огромная дверь заскрипела, медленно подаваясь, и я отступил.
       – Удивительно похоже на Колвирские пещеры под Эмберским Замком, –
ответил я.
       – Замечательно, – сказал он. – А что за дверью?
       – Очень напоминает вход в ту пещеру, где помещается эмберский
Лабиринт.
       – Отлично, – сказал он. – Стоит мне ступить туда, и пф-ф – я,
наверное, улечу струйкой дыма.
       – Но не совсем, – продолжил я. – Перед тем, как пройти Лабиринт, мы
привели Сухэя взглянуть на него. Близкое родство нимало ему не повредило.
       – Наша мать прошла Лабиринт.
       – Да, верно.
       – Честно говоря, по-моему, при Дворе любой, кто связан
соответствующим кровным родством, может пройти Лабиринт – то же относится
и к моим эмберским родственникам и Логрусу. По преданию, все мы состояли в
родстве в туманном и таинственном прошлом.
       – О'кей. Пойду с тобой. Там ведь хватит места, чтобы идти, не касаясь
его, да?
       – Да.
       Я открыл дверь до конца, подпер плечом и пристально посмотрел внутрь.
Да, это был он. Я увидел, что наша светящаяся тропинка обрывается в
нескольких дюймах за порогом.
       Сделав глубокий вдох, на выдохе я выругался.
       – Что такое? – спросил Юрт, пытаясь разглядеть что-нибудь из-за моей
спины.
       – Я ожидал другого, – ответил я.
       Посторонившись, я дал ему посмотреть.
       Несколько секунд он не отрываясь смотрел, потом сказал:
       – Не понимаю.
       – У меня тоже никакой уверенности, – сказал я, – но я собираюсь
кое-что выяснить.
       Я вошел в пещеру, Юрт последовал за мной. Это оказался не тот
Лабиринт, который был мне знаком. Или, точнее, он был тот – и не тот.
Общие очертания были такими же, как у эмберского Лабиринта, только
сломанными. Линии в нескольких местах были стерты, разрушены, каким-то
образом смещены. А может, они с самого начала оказались не на своих
местах. Промежутки между линиями, в норме темные, оказались светлыми,
бело-голубыми, а сами линии – черными. Словно чертеж с фоном поменялись
местами. Я смотрел на освещенную зону, и мне показалось, что по ней
медленно прошла рябь.
       Но самым главным отличием было не это: в центре эмберского лабиринта
нет огненного кольца и женщины в нем – то ли мертвой, то ли в обмороке, то
ли во власти заклятия.
       И конечно же, эта женщина должна была оказаться Корал. Я понял это
сразу же, хотя пришлось ждать больше минуты, чтобы сквозь языки пламени
разглядеть ее лицо.
       Пока я стоял и смотрел, массивная дверь позади нас закрылась. Юрт
тоже долго стоял, не двигаясь, и только потом заговорил.
       – Смотри-ка, твой Камень при деле! Сейчас от него столько света, что
видно твое лицо!
       Опустив глаза, я заметил, что самоцвет вспыхивал ржаво-красным
светом. Из-за пронизывающего Лабиринт бело-голубого сияния и мерцания
огненного круга я не заметил, как Камень вдруг подал признаки жизни.
       Я приблизился на шаг, ощутив такую же волну холода, как от ожившего
Козыря. Должно быть, это и был один из тех Сломанных Лабиринтов, о которых
рассказывала Ясра – один из тех Путей, посвященными которых были они с
Джулией. Значит, я находился в одном из отражений неподалеку от настоящего
Эмбера. Мысли замелькали у меня в голове с ужасающей быстротой.
       Я только недавно осознал, что Лабиринт, возможно, на самом деле
способен чувствовать. Естественное следствие этого – способность
чувствовать Логруса – тоже выглядело правдоподобным. На разумность
Лабиринта мне было указано, когда Корал, успешно пройдя Лабиринт,
попросила его отправить ее туда, куда должно. Что он и сделал – отправил
ее сюда, а связаться с ней через Козыри не удавалось из-за ее состояния.
Она исчезла, и я тут же обратился к Лабиринту. Он – как мне казалось
теперь, чуть ли не играя со мной – переместил меня из одного конца своей
пещеры в другой, явно, чтобы рассеять сомнения по поводу его способности
чувствовать.
       К тому же он не просто умеет чувствовать, решил я, поднимая Камень
Правосудия и неотрывно глядя в его глубины. Лабиринт умен. Образы в Камне
показали, что именно от меня требуется – такое, что при других
обстоятельствах я бы делать не пожелал. Когда, наконец, тот странный край,
по которому меня провели в рыцарском странствии, остался позади, для того,
чтобы выбраться отсюда мне стоило лишь пролистать Колоду, вытащить Козырь
и кого-нибудь вызвать – я вызвал бы даже образ Логруса и позволил бы им с
Лабиринтом выяснять отношения в поединке, а сам тем временем ускользнул бы
прочь из Отражения. Но в самом сердце Сломанного Лабиринта, в огненном
кольце, спала Корал... Вот чем Лабиринт удерживал меня на самом деле.
Должно быть, он что-то понял, еще когда Корал проходила его, составил план
и в нужный момент вызвал меня.
       Ему хотелось, чтобы я починил именно это его подобие, прошел по
Сломанному Лабиринту, имея при себе Камень Правосудия и исправил изъяны –
подобно тому, как Оберон исправил повреждение в настоящем Лабиринте.
Результат для Оберона, конечно, был весьма печален – он погиб...
       С другой стороны, Король имел дело с подлинным Лабиринтом, а это –
всего лишь одно из его подобий. Кроме того, отец заделал царапину в своем
собственном эрзац-Лабиринте и выжил.
       Почему я? Интересно. Потому ли, что я – сын того человека, которому
удалось создать еще один Лабиринт? Из-за того ли, что во мне существует
образ не только Лабиринта, но и Логруса? Просто потому, что я оказался под
рукой и меня можно было принудить к этому? Все вышеперечисленное разом?
Что-то совсем иное?
       – Как насчет этого? – крикнул я. – Есть у тебя ответ?
       Пещера завертелась, замедлилась, замерла, а я ощутил мгновенную боль
в желудке, охваченный волной головокружения. На другой стороне Лабиринта,
спиной к массивной двери, виднелся Юрт.
       – Как ты это сделал? – крикнул он.
       – Это не я, – откликнулся я.
       – Ах, так...
       Он медленно двинулся в правую сторону и шел, пока не уперся в стену.
Держась за нее, он принялся пробираться по окраине Лабиринта, как будто
боялся подойти к нему ближе, чем нужно, или оторвать от него взгляд.
       Отсюда Корал за огненной изгородью была видна немного лучше. Забавно.
Сильных эмоций это не вызывало. Мы не были любовниками, мы не стали даже
близкими друзьями. Мы познакомились всего за день до этого, долго гуляли
по окрестностям города и под Дворцом, вместе поели, выпили по паре
бокалов, немного посмеялись. Познакомься мы получше, возможно, выяснилось
бы, что мы не выносим друг друга. И все-таки общаться с ней мне нравилось
и стало ясно, что я не прочь иметь побольше времени, чтобы узнать Корал
получше. Еще я чувствовал себя отчасти виноватым в ее теперешнем состоянии
– не будь я тогда столь беспечен и неосторожен... Другими словами,
Лабиринт поймал меня на крючок. Хочешь освободить ее – придется чинить.
       Языки пламени кивнули в мою сторону.
       – Грязный трюк, – вслух сказал я.
       Языки пламени опять кивнули.
       Я продолжал изучать Сломанный Лабиринт. Почти все, что мне было
известно об этом явлении, я почерпнул из разговора с Ясрой. Но мне
вспомнилось, что она сказала: посвященные Сломанного Лабиринта ходят по
промежуткам между линиями, а образы в Камне приказывали идти по линиям,
как в настоящем Лабиринте. Я припомнил рассказ отца и понял, что это не
лишено смысла. Так можно проложить среди изъянов правильный путь. Мне ведь
нужно было не дурацкое посвящение с прогулками между линий.
       Юрт добрался до дальнего конца Лабиринта, повернул и пошел в мою
сторону. Когда он оказался на уровне разлома во внешнем контуре, из того
на пол хлынул свет. Свет коснулся ног Юрта, и лицо его сделалось
мертвенно-бледным и страшным. Он завизжал и стал таять.
       – Прекрати! – крикнул я. – Или ищи другого ремонтника для Лабиринта!
Восстанови его и оставь в покое, или я ничего не буду делать! Слышишь, я
не шучу!
       Оплывающие ноги Юрта снова удлинились. Бело-голубое сияние накала,
распространявшееся вверх по его телу, исчезло, как только свет отхлынул
прочь. С лица Юрта сошло выражение боли.
       – Я знаю, что он – логрусов призрак, – сказал я, – и скопирован он с
моего самого нелюбимого родственничка, но ты, сукин сын, оставь его в
покое, а то я по тебе не пойду! Сиди сломанный и держи Корал!
       Свет уплыл обратно в пролом и все стало таким же, как несколько
мгновений назад.
       – Я хочу, чтобы ты пообещал мне это, – сказал я.
       Из Сломанного Лабиринта к своду пещеры поднялась гигантская стена
пламени, потом опала.
       – Подтверждаешь, да? – спросил я.
       Языки пламени кивнули.
       – Спасибо, – донесся шепот Юрта.




       8



       Итак, я тронулся в путь. Черные линии ощущались не так, как
светящиеся контуры под Эмбером. Ноги опускались, будто на мертвую землю, а
отрывались от нее с усилием, что сопровождалось потрескиванием.
       – Мерлин! – позвал Юрт. – Что мне делать?
       – В каком смысле? – закричал я в ответ.
       – Как мне выбраться отсюда?
       – Выйди в дверь и начни перемещать отражения, – сказал я, – или
пройди вслед за мной этот Лабиринт, пусть он отправит тебя, куда захочешь.
       – Сдается мне, в такой близости от Эмбера ты не можешь перемещать
отражения, верно?
       – Может статься, мы слишком близко. Поэтому сперва уберись отсюда
физически, а уж потом занимайся этим.
       Я не останавливался. Стоило мне теперь оторвать ногу от земли, как
раздавалось тихое потрескивание.
       – Я заблужусь в пещерах, если рискну.
       – Тогда иди за мной.
       – Лабиринт уничтожит меня.
       – Он обещал не делать этого.
       Юрт хрипло захохотал.
       – И ты поверил?
       – Если он хочет, чтобы работа была сделана как следует, выбора у него
нет.
       Я добрался до первого разрыва. Быстрый взгляд на Камень, и стало
ясно, где должна проходить линия. С некоторым трепетом я сделал первый шаг
за видимый контур. Потом еще один. И еще. Когда я, наконец, пересек
провал, то хотел оглянуться. Но вместо того дождался, чтобы обзор мне
обеспечил естественный изгиб пути. Тогда стало видно, что вся линия, по
которой я прошел, засветилась как в настоящем Лабиринте. Она, казалось,
поглощала разлитое там сияние, так, что промежуток возле нее делался все
темнее. Юрт уже был у ее начала.
       Он поймал мой взгляд.
       – Не знаю, Мерлин. – сказал он. – Просто не знаю.
       – У того Юрта, которого я знал, никогда бы не хватило духу рискнуть,
сообщил я ему.
       – У меня тоже.
       – Ты сам сказал, что наша мать прошла Лабиринт. Ты унаследовал ее
гены, вот в чем твое преимущество. Что за черт! Если я ошибаюсь, с тобой
будет покончено раньше, чем ты узнаешь об этом.
       Я сделал еще шаг. Юрт невесело рассмеялся.
       Потом он сказал:
       – Какого дьявола, – и ступил на Лабиринт.
       – Эй, я все еще жив, – позвал он меня. – Что теперь?
       – Иди, иди, – сказал я. – Следуй за мной. Не останавливайся и не
сходи с линии – или все ставки будут проиграны.
       Тут дорога опять свернула, я тоже, и Юрт исчез из вида. Продолжая
идти, я почувствовал боль в правой лодыжке – должно быть, из-за того,
сколько пришлось прошагать и какой подъем преодолеть. С каждым шагом боль
делалась все сильнее. Пекло здорово, скоро терпеть станет очень трудно. Не
порвал ли я ненароком связку? Или...
       Конечно. Теперь я учуял запах горящей кожи.
       Я сунул руку в голенище сапога и вытащил хаосский кинжал. От него шел
жар. Сказывалась близость Лабиринта. Больше нельзя было держать его при
себе.
       Размахнувшись, я швырнул клинок через весь Лабиринт в ту сторону,
куда смотрел, к двери. Машинально я проследил за ним. Там, куда он
полетел, в тени что-то шевельнулось. Наблюдая за мной, на той стороне
Лабиринта, стоял какой-то человек. Кинжал ударился в стену и упал на пол.
Раздался смешок. Он сделал внезапное движение – и, описывая дугу, кинжал
полетел над Лабиринтом обратно ко мне.
       Он упал справа от меня. Только он коснулся Лабиринта, как его, плюясь
и шипя, поглотил фонтан голубого пламени, поднявшийся чуть ли не выше моей
головы. Я увернулся и, хотя знал, что надолго кинжал мне вреда не
причинит, замедлил шаг, но не остановился. Передо мной очутилась длинная
фронтальная арка и идти стало трудно.
       – Не сходи с линии, – заорал я Юрту. – Пусть такие штучки тебя не
тревожат.
       – Понятно, – сказал он. – Что это за тип?
       – Будь я проклят, если знаю.
       Я с трудом проталкивался вперед. Теперь огненное кольцо было не так
далеко. Интересно, что бы подумала ти'га о моем нынешнем затруднительном
положении. За очередным поворотом мне открылся значительный кусок
пройденного пути. Он равномерно светился, по нему энергично вышагивал Юрт,
двигаясь так же, как я; языки пламени были ему уже по щиколотку, мне же
они доходили до колен. Краешком глаза я заметил движение в той части
пещеры, где стоял незнакомец.
       Этот человек покинул свою тенистую нишу, медленно и осторожно
проплывая вдоль дальней стены. Он, по крайней мере, не был заинтересован в
том, чтобы пройти Лабиринт. И добрался до места, которое было точно
напротив начала.
       Выбора у меня не было – только продолжать свой путь, а тот уводил
меня изгибами и поворотами, скрыв от моих глаз этого человека. Я дошел до
следующего изъяна в Лабиринте и, пересекая его, ощутил, что разлом
заделан. При этом, кажется, послышалась очень тихая музыка. Сияние в
освещенной зоне как будто тоже усиливалось по мере того, как перетекало в
линии, оставляя позади меня отчетливый яркий след. Отставшему на несколько
переходов Юрту я прокричал еще один совет, хотя Юрт, следуя по своему
пути, иногда оказывался от меня на расстоянии вытянутой руки – можно было
бы дотронуться до него, будь у меня на то причины.
       Теперь голубое пламя поднялось еще выше, достигнув середины бедра,
волосы у меня встали дыбом. Не торопясь, я несколько раз повернул. И
спросил сквозь потрескивание и музыку:
       – Как дела, фракир?
       Ответа не было.
       Я сворачивал, продолжая идти через зону сильного сопротивления, и
вышел из нее, глядя на огненную стену темницы Корал в центре Лабиринта. Я
пошел вокруг нее и постепенно моему взору предстала противоположная
сторона Лабиринта.
       Незнакомец стоял и ждал, высоко подняв воротник плаща. Сквозь
падавшую ему на лицо тень я сумел разглядеть, как он скалит зубы в
ухмылке. Он стоял в самой середине Лабиринта, наблюдая за моим
продвижением, явно поджидая меня, и это ошарашивало – но потом мне стало
ясно, что он прошел сюда через тот изъян в контуре, к которому я
направлялся, чтобы заделать.
       – Придется тебе убраться с дороги, – крикнул я. – Мне нельзя ни
останавливаться, ни позволить тебе остановить меня.
       Он не шелохнулся, а я вспомнил рассказ отца о поединке, который
произошел в настоящем Лабиринте. Я хлопнул по эфесу Грейсвандира.
       – Я иду, – сообщил я.
       Еще шаг – и языки бело-голубого пламени поднялись выше и осветили его
лицо. Это было мое собственное лицо.
       – Нет, – сказал я.
       – Да, – сказал он.
       – Ты – последний логрусов призрак, который прислан противоборствовать
мне.
       – Действительно, – ответил он.
       Я сделал еще шаг.
       – Но все-таки, – заметил я, – если ты – это я, каким был, проходя
Логрус, почему ты выступил против меня? Я еще не забыл, каким был в те дни
– "я" не взялся бы за такую работу.
       Ухмылка исчезла.
       – В этом смысле мы – разные люди, – заявил он. – Был, как я понимаю,
один-единственный путь к тому, чтобы все произошло должным образом: так
или иначе создать мою личность.
       – Значит, ты – это я после лоботомии и с приказом убить.
       – Не говори так, – ответил он. – Так получается неправильно, а то,
что я делаю, правильно. У нас даже одинаковых воспоминаний полно.
       – Пропусти, поговорим позже. Логрус, по-моему, уже затрахался с
такими фокусами. Ты не хочешь убивать самого себя, я тоже. Вместе мы можем
выиграть эту игру, а в Отражении хватит места не только одному Мерлину.
       Я замедлил было шаги, но тут мне пришлось шагнуть еще раз. Здесь
нельзя было позволить себе потерять темп.
       Он поджал губы так, что они превратились в тонкую линию, и покачал
головой.
       – Извини, – сказал он. – Я рожден, чтобы прожить один час – если не
убью тебя. А сделай я это, и твою жизнь отдадут мне.
       Он обнажил меч.
       – Сконструировали тебя или нет, но я знаю тебя лучше, чем ты думаешь,
– сказал я. – Вряд ли ты сделаешь это. Более того, я мог бы отменить твой
смертный приговор. Насчет вашего брата призраков я кой-чему выучился.
       Он взмахнул мечом, похожим на тот, что был у меня давным-давно, и
чуть не достал меня острием.
       – Извини, – повторил он.
       Я вытащил Грейсвандир, чтобы парировать удар. Дурак я был бы, если бы
не сделал этого. Как знать, что Логрус сотворил с его головой. Мои мысли
переключились на те фехтовальные приемы, которым я обучился с тех пор, как
стал посвященным Логруса.
       Да. Мне вспомнилась игра Бенедикта с Борелем. С тех пор я получил
несколько уроков итальянского стиля. Он допускает более размашистые, с
виду небрежные, ответные удары, зато достаешь противника с большего
расстояния. Грейсвандир рванулся вперед, отбил клинок моего двойника
наружу, и я сделал выпад. Он согнул запястье – французская "четверка", –
но я уже проскочил понизу: рука все еще вытянута, запястье прямое, – и
скользнул правой ногой вдоль линии, а край Грейсвандира тяжело ударился о
наружный край клинка моего противника. Я немедленно шагнул вперед левой
ногой, уводя его меч вниз и вбок, пока гарды не сцепились так, что он
выпал.
       Потом левой рукой я ухватился за его левый локоть с внутренней
стороны приемом, которому в колледже меня научил приятель-военный. Немного
присев, я давил вниз. Потом крутанул бедрами против часовой стрелки. Мой
двойник потерял равновесие и упал слева от меня. Но этого нельзя было
допустить. Поэтому я позволил ему упасть еще на несколько дюймов,
передернул руку с его локтя на плечо и толкнул так, что он упал назад в
зону разлома.
       Тут раздался крик и мимо пронеслась пылающая фигура.
       – Нет! – завопил я, потянувшись ей вслед.
       Но было поздно. Юрт сошел с линии, прыгнул и вонзил меч в моего
двойника, а его собственное тело в это время извивалось и пылало. Из раны
моего двойника тоже хлынуло пламя. Он безуспешно попытался встать и
свалился обратно.
       – Не говори, что я так и не пригодился тебе, брат, – заявил Юрт, и
только потом превратился в смерч, поднявшийся к своду пещеры и исчезнувший
там.
       Дотянуться и дотронуться до своего двойника я не мог, а несколькими
мгновениями позже мне уже этого не хотелось потому, что он быстро
превращался в живой факел.
       Глядя вверх, он следил за живописным уходом Юрта. Потом он посмотрел
на меня и криво улыбнулся.
       – Знаешь, он был прав, – сказал он и тоже исчез.
       Чтобы преодолеть вялость, требовалось время, но вскоре я справился с
ней и продолжил ритуальный танец у огня. Я обошел кольцо еще раз, но ни
Юрта, ни моего двойника нигде не было видно, только скрещенные мечи
оставались там, где упали, поперек дороги. Проходя мимо, я пинком скинул
их с Лабиринта. К этому времени пламя доходило мне до пояса.
       Вокруг кольца, назад, сначала... Время от времени, чтобы избежать
неверных шагов, я заглядывал в Камень, и кусок за куском штопал Лабиринт.
Свет переходил в линии и, не считая ослепительного сияния в середине,
Лабиринт все больше и больше напоминал тот, что мы держали дома, под
фундаментом замка.
       Первая Вуаль принесла болезненные воспоминания о Дворе и об Эмбере. Я
стоял поодаль, дрожа, и видения минули. Вторая Вуаль смешала воспоминания
о Сан-Франциско с желанием. Следя за своим дыханием, я делал вид, что я –
только зритель. Языки пламени плясали возле моих плеч. Проходя арку за
аркой, изгиб за изгибом я подумал о том, что они похожи на бесконечные
ряды полумесяцев. Сопротивление росло, и, сражаясь с ним, я взмок от пота.
Но такое бывало и раньше. Лабиринт был не только вокруг, но и внутри меня
тоже.
       Я шел, и добрался до места, где усилия становились все более
тщетными, позволяя выиграть все меньшее расстояние. Перед глазами
по-прежнему стоял тающий Юрт и лицо умирающего – мое лицо, а то, что было
понятно, что такой прилив видений из прошлого наведен Лабиринтом, не имело
ни малейшего значения. Я шел вперед, но они продолжали тревожить меня.
       Приблизившись к Великой Кривой я осмотрелся и увидел, что Лабиринт
теперь полностью отремонтирован. Через все разломы к соединяющим линиям
перекинуты мостики, и весь он пылает, как застывшее на черном беззвездном
небе колесо фейерверка. Еще шаг...
       Я похлопал по висевшему на груди теплому самоцвету. Теперь исходивший
от него ржаво-красный свет был ярче прежнего. Интересно, подумал я, можно
ли без труда вернуть его туда, где ему место. Еще миг...
       Приподняв камень, я заглянул в него. Там я заканчивал обходить
Великое Закругление и продолжал шагать направо, сквозь стену пламени,
словно это не составляло никакого труда. Приняв это зрелище за совет, я
припомнил заведенный Давидом Штейнбергом порядок, который однажды принял
Дронна. Я понадеялся, что Лабиринт не собирается шутить со мной.
       Только я принялся огибать Закругление, как языки пламени окутали меня
целиком. Темп замедлялся, хотя сил уходило все больше. Каждый шаг
отдавался во мне болью, и все ближе становилась Последняя Вуаль. Я
чувствовал, как весь превращаюсь в сгусток воли, словно все во мне
сосредоточилось на единственной цели. Еще шаг... Ощущение было таким,
будто, пригибая к земле, на меня давили тяжелые доспехи. Последние три
шага толкают на край отчаяния.
       Еще...
       Потом настал момент, когда само движение стало не так важно, как
усилия. Значение имели теперь не результаты, а попытки. Воля моя стала
пламенем, тело – дымом или тенью.
       И еще...
       В охватившем меня голубом свете оранжевые языки пламени окружавшие
Корал, превратились в серебристо-серые раскаленные иглы. Сквозь
потрескивание и постреливание опять донеслось что-то вроде музыки –
медленной, низкой; глубокий дрожащий звук был таким, словно Майкл Мур
играл на басе. Я попробовал уловить ритм, чтобы двигаться в нем. Мне
почему-то показалось, что это удалось, а может изменилось ощущение
времени, и следующие несколько шагов я будто тек, как вода.
       А может быть, Лабиринт почувствовал, что в долгу передо мной и
отчасти облегчил мою участь. Этого я так и не узнал.
       Я прошел сквозь Последнюю Вуаль и оказался один на один со стеной
пламени, которая вдруг опять стала оранжевой, но не остановился. В самом
сердце огня я еще раз затаил дыхание.
       Там, в центре Лабиринта, лежала Корал, которая выглядела почти так
же, как во время нашей последней встречи – в медно-красной рубашке и
темно-зеленых бриджах, – но, простершись на своем толстом коричневом плаще
она, кажется, спала. Я опустился возле нее на колено и положил ей руку на
плечо. Она не шелохнулась. Я похлопал ее по щеке, убрав прядь рыжеватых
волос.
       – Корал? – позвал я.
       Ответа не было.
       Я вернул руку ей на плечо и легонько потряс.
       – Корал?
       Она глубоко вздохнула, но не проснулась.
       Я потряс посильнее.
       – Корал, проснись.
       Просунув руку ей под плечи, я немного приподнял ее. Она не открывала
глаз. На нее явно наложили какое-то заклятие. Вряд ли середина Лабиринта
подходящее место для того, чтоб вызвать Знак Логруса, если не хочешь
превратиться в золу. Поэтому я попробовал средство из книжек. Я нагнулся и
поцеловал ее. Она издала низкий звук, ресницы дрогнули, но Корал не
очнулась. Я попробовал еще раз. С тем же результатом.
       – Что за дерьмо! – заметил я. Чтобы поработать над таким заклятием,
нужно было немного места для локтей, а еще – чтобы у меня был доступ к
орудиям моего ремесла и место, куда безнаказанно можно вызвать источник
своей силы.
       Я приподнял Корал повыше и скомандовал Лабиринту перенести нас
обратно в Эмбер, в мои покои, где, тоже в трансе, лежала ее сестра, в
которую вселилась ти'га. Это постарался мой братец, чтобы защитить меня от
нее.
       – Отнеси нас домой, – сказал я вслух, чтобы было убедительнее.
Ничего.
       Тогда я изо всех сил представил себе Эмбер и сопроводил это еще одной
мысленной командой.
       Мы не двинулись с места.
       Я осторожно опустил Корал, выпрямился и там, где языки пламени были
послабее, выглянул в Лабиринт.
       – Послушай, – сказал я, – я только что оказал тебе большую услугу.
Это стоило большого напряжения, да и риск был немалый. Теперь я хочу к
чертям собачьим выбраться отсюда и забрать эту леди с собой. Может,
сделаешь одолжение?
       Языки пламени утихли, и после нескольких всплесков исчезли. В
потускневшем свете стало видно, что Камень вспыхивает, как лампочка вызова
на гостиничном коммутаторе. Я поднял его и заглянул внутрь.
       Вряд ли я ожидал увидеть короткометражку из тех, на которые не
пускают детей, но там шло именно это.
       – По-моему, это не тот канал, – сказал я. – Если у тебя есть
информация, давай. А нет, то мне надо домой, и все тут.
       Все осталось по-прежнему, только вот я вдруг осознал, до чего две
фигурки на камне похожи на нас с Корал. Они занимались этим на плаще,
похоже, посреди Лабиринта – ни дать ни взять пикантный вариант старой
этикетки от соли, а если бы они могли посмотреть в Камень, который тот
парень хранил, повесив на шею...
       – Хватит! – закричал я. – Это, мать твою, смешно! Тебе нужен
тантрический ритуал? Пошлю тебе профессионалов! Эта леди даже не
проснулась...
       От Камня снова пошли вспышки, такие яркие, что глазам стало больно. Я
выронил его. Потом опустился на колени, сгреб Корал в охапку и встал.
       – Не знаю, ходил кто-нибудь по тебе от конца к началу до меня, или
нет, – сказал я, – но, по-моему, должно получиться.
       И шагнул в сторону Последней Вуали. Передо мной немедленно выросла
стена пламени. Отпрянув от нее, я споткнулся и упал на расстеленный плащ.
Корал я прижимал к себе, чтобы она не попала в огонь. Она упала на меня
сверху. Казалось, она вот-вот окончательно проснется.
       Корал схватила меня за шею и вроде как потерлась носом о мою щеку.
Теперь она производила впечатление скорее дремлющей, чем спящей глубоким
сном. Думая об этом, я обнимал ее.
       – Корал? – предпринял я еще одну попытку.
       – М-м, – сказала она.
       – Похоже, отсюда мы выберемся только, если займемся любовью.
       – Я думала, ты никогда мне не предложишь, – пробормотала она, так и
не открывая глаз.
       Развернув нас обоих на бок, так, чтобы можно было добраться до ее
медных пуговок, я говорил себе, что это уже не так напоминает некрофилию.
Пока я занимался застежкой, она пробормотала что-то еще, но в беседу это
не переросло. Тем не менее, ее тело не оставило без внимания мои
ухаживания, а наше неожиданное свидание, быстро обретая все обычные черты,
становилось слишком обыденным, чтобы представлять большой интерес для
искушенных. Но такой способ снимать заклятие был весьма оригинальным.
Может быть, у Лабиринта есть чувство юмора. Не знаю.
       Огонь утих в тот самый момент, когда, так сказать, огонь утих. Корал
наконец открыла глаза.
       – Похоже, на огненное кольцо это повлияло, – сказал я.
       – Когда сон перестал быть сном? – спросила она.
       – Хороший вопрос, – ответил я, – и ответить на него можете только вы.
       – Вы только что спасли меня от чего-то?
       – Проще всего выразиться так, – ответил я, а она, чуть отстранившись,
обшаривала взглядом пещеру. – Вы попросили Лабиринт отослать вас туда, где
вам и надлежит быть, и видите, до чего дошло?
       – Оттрахали, – ответила она.
       – Именно.
       Мы отодвинулись друг от друга и привели одежду в порядок.
       – Недурной способ познакомиться получше... – начал я, и тут земля
задрожала так сильно, что вся пещера затряслась.
       – И, верно, наше время здесь вышло, – заметил я, когда нас, тряхнув,
прижало друг к другу, отчего пришло успокоение, если не сказать – чувство
взаимной поддержки.
       Миг – и трясти перестало, а Лабиринт вдруг засиял – такого сверкания
и блеска до сих пор мне ни разу не приходилось видеть. Я потряс головой. Я
протер глаза. Что-то не так, хотя с виду все как надо. Потом массивная,
обитая железом дверь отворилась – внутрь! – и я сообразил, что мы
вернулись в Эмбер, в настоящий Эмбер. К порогу по-прежнему вела светящаяся
тропинка, но она быстро исчезала, там стояла маленькая фигурка. Я не успел
даже прищуриться на свет из коридора, как ощутил знакомую потерю
ориентации – и мы оказались в моей спальне.
       – Найда! – вскрикнула Корал, увидев лежащую на постели фигуру.
       – Не совсем, – сказал я. – То есть тело-то ее, а дух, управляющий им,
нет.
       – Не понимаю.
       Мои мысли занимало, кто же собрался войти в окрестности Лабиринта.
Вдобавок, от меня осталась только груда мышц, терзаемых болью, визжащих
нервов и прочих прелестей, имя которым – усталость. Я пересек спальню и
подошел к столу, где так и стояла бутылка вина, что открыли для Ясры – как
давно это было? Отыскав для нас два чистых бокала, я наполнил их. И
передал один Корал.
       – Не так давно твоя сестра была очень больна, так?
       – Да, – ответила она.
       Я сделал большой глоток.
       – Она была при смерти. Тогда ее телом завладела ти'га. Это такой
демон. Ведь Найде к тому времени тело уже было не нужно.
       – Как это?
       – Ну... я считаю, что на самом деле она умерла.
       Корал пристально взглянула мне в глаза. Бог весть, что она там
искала, но не нашла, и вместо того отпила глоток.
       – Я понимала – что-то не так, – сказала она. – С тех пор, как Найда
заболела, она стала совсем непохожа на себя.
       – Стала противной? Подлой?
       – Наоборот, куда приятнее. Найда всегда была сукой.
       – Вы не ладили?
       – До недавних пор. Ей не больно, нет?
       – Нет, она просто спит. На нее наложено заклятие.
       – Почему ты не освободишь ее? Не похоже, чтобы она была очень опасна.
       – Сейчас, думаю, нет. То есть на самом деле совсем наоборот, – сказал
я. – Скоро мы освободим ее. Хотя снимать заклятие придется моему брату
Мандору. Это он постарался.
       – Мандору? Я не так уж много знаю о тебе... и о твоей семье... да?
       – Не-а, – сказал я, – и наоборот. Послушай, я даже не знаю, какой
сегодня день. – Я пересек комнату и выглянул в окно. Было светло, но из-за
туч нельзя было понять, который час. – Тебе надо прямо сейчас кое-что
сделать. Иди к отцу, пусть он знает, что с тобой все в порядке. Скажи, что
заблудилась в пещерах, или не туда свернула в Коридоре Зеркал и выскочила
в другую реальность. Да что угодно, лишь бы избежать дипломатического
инцидента. О'кей?
       Она допила и кивнула. Потом посмотрела на меня, покраснела и отвела
глаза.
       – Мы еще увидимся до моего отъезда?
       Я протянул руку и похлопал Корал по плечу. Разобраться бы в своих
чувствах... Потом сообразил, что так не годится, шагнул вперед и обнял ее.
       – Ты же знаешь, – сказал я, гладя ее по голове.
       – Спасибо, что показал мне город.
       – Придется посмотреть его еще разок, – сказал я, – вот только станет
потише.
       – Угу.
       Мы направились к дверям.
       – Хочу поскорее увидеть тебя, – сказала она.
       – Силы быстро иссякают, – сообщил я, открывая перед ней дверь. – Я
ведь прошел ад – и вернулся.
       Корал тронула мою щеку.
       – Бедный Мерлин, – сказала она. – Выспись как следует.
       Я последним глотком прикончил вино и достал Козыри. Мне хотелось
поступить именно так, как она советовала, но на первом месте были вещи
неизбежные. Я пролистал Колоду, вытащил карту Колеса-призрака и посмотрел
на нее.
       Как только мое желание оформилось и стало чуть холоднее, передо мной
почти немедленно возникло Колесо-призрак красным кольцом крутясь в
воздухе.
       – Э-э... привет, папа, – заявило оно. – Никак не мог понять, куда ты
забрался. Я вернулся потом еще раз, проверить, тебя не оказалось и, как я
ни вертел отражения, вернуть тебя не сумел. Кто бы мог подумать, что ты
просто вернулся домой. Я...
       – Потом, – сказал я. – Мне некогда. Быстро перенеси меня в пещеру
Лабиринта.
       – Лучше сначала я тебе кое-что расскажу.
       – Что?
       – Сила, которая последовала за тобой в Замок... та, от которой я
прятал тебя в пещере...
       – Да?
       – Тебя искал сам Лабиринт.
       – До меня дошло, – сказал я, – но потом. Мы с ним повздорили, а
теперь вроде как наладили отношения. Неси меня туда прямо сейчас. Это
важно.
       – Сэр, я его боюсь.
       – Значит, донесешь меня, докуда смеешь, и будешь держаться в стороне.
Надо кое-что проверить.
       – Ладно. Иди сюда.
       Я шагнул вперед. Призрак поднялся в воздух, развернулся на девяносто
градусов, быстро падая, охватил кольцом мою голову, плечи, торс и исчез
под ногами. Тут свет погас, а я немедленно призвал логрусово зрение. И
увидел, что стою в проходе перед большой дверью, ведущей в пещеру
Лабиринта.
       – Призрак? – тихо позвал я.
       Ответа не было.
       Я двинулся вперед, свернул за угол, подошел к двери и нагнулся к ней.
Ее так и не заперли, и от моего толчка она подалась. Фракир дернулся на
запястье.
       – ФРАКИР? – спросил я.
       Он тоже не отзывался.
       – ГОЛОС ПОТЕРЯЛИ, МИСТЕР?
       Он дважды дернулся. Я погладил его.
       Дверь передо мной отворялась. Я не сомневался, что Лабиринт светится
ярче. Но это соображение быстро было отброшено. В середине Лабиринта,
спиной ко мне, воздев руки стояла темноволосая женщина. Я чуть не
выкрикнул имя, на которое, по-моему, она бы отозвалась, но женщина исчезла
раньше, чем сработали голосовые связки. Я тяжело прислонился к стене.
       – Я и в самом деле как выжатый лимон, – выговорил я вслух. – Ты
издевался надо мной, а сколько раз моя жизнь оказывалась в опасности по
твоей милости? Ты заставил меня удовлетворить твое желание подглядывать за
эротическими сценами. А потом, как получил последнее, что тебе было нужно,
как засветился чуть поярче, так выкинул меня пинком. Догадываюсь, что
власть предержащие боги – или что там такое – не должны говорить
"спасибо", или "извини", или "иди к черту", когда перестают кого-то
использовать. И уж конечно, никакой нужды оправдываться передо мной ты не
испытываешь. Ладно, я – не мальчик для битья. Я против того, чтобы вы с
Логрусом перебрасывались мной в своей игре, не знаю уж, в какой.
Понравилось бы тебе, вскрой я себе вену, чтобы ты плавал в крови?
       На моей стороне Лабиринта тут же произошло огромное сгущение энергии.
Передо мной с сильным шипением воздвигся столб синего пламени, который
ширился, обретая черты ни женщины, ни мужчины, а существа, наделенного
невероятной, нечеловеческой красотой. Пришлось загородить глаза.
       – Ты не понимаешь, – раздался из ревущего пламени голос.
       – Понимаю. Вот почему я здесь.
       – Твои старания замечены.
       – Рад слышать.
       – Иначе с ситуацией было не справиться.
       – Что же, ты доволен, как я справился с ней?
       – Да.
       – Не за что.
       – Ты дерзишь, Мерлин.
       – Мне сейчас так хорошо, что терять нечего. Я слишком устал, устал,
как черт. Нет сил волноваться, что ты со мной сделаешь. Вот я и пришел
сказать тебе, что, по-моему, ты мне здорово обязан. Все.
       И повернулся к нему спиной.
       – Даже Оберон не смел так обращаться ко мне, – сказал он.
       Я пожал плечами и шагнул к двери. И только моя нога коснулась земли,
как я снова очутился в своих покоях.
       Я еще раз пожал плечами, потом сходил и плеснул в лицо воды.
       – Пап, ты в порядке?
       Кольцо висело рядом с чашей. Оно поднялось в воздух, следуя за мной
по комнате.
       – В порядке, – признался я. – А ты как?
       – Отлично, он совершенно не обратил на меня внимания.
       – Не знаешь, что у него на уме? – спросил я.
       – Похоже, они с Логрусом бьются за власть над Отражением. И он только
что выиграл раунд. Что бы ни случилось, это, кажется, придало ему сил. Ты
ведь участвовал в этом, верно?
       – Верно.
       – Где ты был с тех пор, как покинул пещеру, в которую я тебя отнес?
       – Знаешь, что есть страна, лежащая между отражениями?
       – МЕЖДУ? Нет. Это бессмысленно.
       – Вот там я и был.
       – А как ты туда попал?
       – Не знаю. Думаю, с большим трудом. С Мандором и Ясрой все в порядке?
       – Когда я видел их в последний раз, все было о'кей.
       – А что насчет Люка?
       – Мне незачем было его разыскивать. Хочешь, чтобы я занялся этим?
       – Попозже. Сейчас поднимись по лестнице и загляни в королевские
покои. Мне нужно знать, есть там сейчас кто-нибудь, или нет. Потом еще
нужно, чтобы ты проверил камин в спальне. Посмотришь, вернули ли на место
незакрепленный камень, или он все еще лежит на каминной решетке.
       Он испарился, а я принялся мерить комнату шагами. Сесть или лечь я
боялся, подозревая, что тут же усну, а проснуться будет нелегко. Но не
успел я нашагать много, как передо мной, крутясь, снова появился Призрак.
       – Там королева Виала, – сказал он, – она у себя в мастерской.
Незакрепленный камень поставлен на место, а в коридоре во все двери
стучится карлик.
       – Черт, – сказал я, – значит, они знают, что он исчез. Карлик?
       – Карлик.
       Я вздохнул.
       – Похоже, лучше пойти наверх, вернуть на место Камень и попробовать
объяснить, что произошло. Если Виале понравится моя история, она может
просто забыть упомянуть об этом Рэндому.
       – Я перенесу тебя наверх.
       – Нет, это было бы не слишком благоразумно. И не слишком вежливо.
Лучше я пойду, постучусь, и пусть на этот раз меня пригласят как положено.
       – А как узнать, когда стучать в дверь, а когда просто зайти?
       – Обычно, если дверь заперта, в нее стучат.
       – Как этот карлик?
       Откуда-то снаружи донесся слабый стук.
       – Он что, просто идет мимо и стучит во все двери без разбора? –
спросил я.
       – Ну, он пробует стучать во все по очереди, по этому не знаю, можно
ли сказать, что он делает это без разбора. Пока что все двери, в которые
он пытался достучаться, вели в пустующие покои. Что-нибудь через минуту он
доберется и до твоей.
       Я прошел через комнату к двери, отпер ее, открыл и вышел в коридор.
       И точно – там ходил какой-то коротышка. Стоило мне открыть дверь, как
он посмотрел в мою сторону, бородатое лицо тут же расплылось в улыбке,
обнажая зубы, и он направился ко мне.
       Очень быстро стало ясно, что он горбат.
       – Господи! – сказал я. – Вы Дворкин, правда? Настоящий Дворкин?
       – По-моему, да, – ответил он, и голос его не был неприятным. – А ты,
надеюсь, сын Корвина, Мерлин.
       – Он самый, – сказал я. – Очень приятно. Такое не каждый день
бывает... и в столь необычное время...
       – Это не светский визит, – заявил Дворкин, приблизившись и хватая
меня за руку у плеча. – Ах! Вот твои покои!
       – Да. Не зайдете?
       – Благодарю.
       Я проводил его внутрь. Призрак сделался примерно полдюйма в диаметре
и притворился мухой на стене, заняв место на доспехах как заблудившийся
солнечный зайчик. Дворкин быстро обошел гостиную, заглянул в спальню,
некоторое время пристально смотрел на Найду, пробормотал: "Никогда не буди
спящего демона"; на обратном пути, проходя мимо меня потрогал Камень,
покачал головой, словно предчувствуя дурное, и погрузился в то кресло, в
котором я боялся уснуть.
       – Не хотите ли стакан вина? – спросил я.
       Он покачал головой.
       – Нет, спасибо, – ответил он. – Ближайший Сломанный Лабиринт починил
ты, верно?
       – Да.
       – Зачем ты это сделал?
       – У меня не было особого выбора.
       – Лучше расскажи мне все как есть, – сказал старик, дергая себя за
неопрятную клочковатую бороду. Волосы у него были длинные и тоже нуждались
в гребешке. И все же ни в его глазах, ни в словах не было ничего
безумного.
       – История эта не проста, и, чтоб не заснуть, пока она не будет
рассказана до конца, мне требуется кофе, – сообщил я.
       Он простер руки и между нами появился маленький столик с белоснежной
скатертью, на нем было два прибора, а рядом с приземистой свечой –
дымящийся серебряный графинчик. Еще там был поднос с бисквитами. Я бы не
сумел так быстро доставить все это. Интересно, подумал я, а Мандор смог
бы?
       – Раз так, я присоединяюсь, – сказал Дворкин.
       Я со вздохом налил нам кофе и приподнял Камень Правосудия.
       – Может, сначала вернуть эту штуку, а потом уж начинать, – обратился
я к Дворкину. – Потом можно будет избежать множества неприятностей.
       И начал было вставать, но он покачал головой.
       – По-моему, это ни к чему, – объявил он. – Если ты теперь останешься
без него, то, вероятно, погибнешь.
       Я снова сел.
       – Сливки, сахар? – спросил я.




       9



       Я медленно приходил в себя. Знакомая голубизна оказалась озером
небытия, я качался на его волнах. Я здесь, потому, что... я здесь, как
поется в песне. Перевернувшись на другой бок внутри своего спального
мешка, я подтянул колени к груди и опять уснул.
       В следующее пробуждение я быстро огляделся; мир все еще был голубым.
Многое можно сказать в защиту прошедшего испытания настоящего мужчины.
Потом я вспомнил, что в любой момент может появиться Люк, чтобы убить
меня, и сжал пальцы на рукояти лежавшего рядом меча, напрягая слух, чтобы
уловить – не идет ли кто.
       Проведу ли я день, колотясь о стену хрустальной пещеры? Или явится
Ясра и опять попытается убить меня?
       Опять?
       Что-то не так. Сколько всего было, впутанными оказались Юрт и Корал,
Люк и Мандор, даже Джулия. Все это был сон?
       Короткий приступ паники прошел быстро, а потом мой блуждающий дух
вернулся и принес то, что не удавалось вспомнить. Я зевнул. Снова все
было, как надо.
       Я потянулся. Сел. Протер глаза.
       Да, я вернулся в хрустальную пещеру. Нет, все, что случилось с тех
пор, как Люк заключил меня сюда, не было сном. Я вернулся по собственному
выбору: а) время, которое здесь уходило на то, чтобы основательно
выспаться, для Эмбера было лишь кратким мгновением; б) здесь никто не мог
потревожить меня, связавшись через Козырь; и в) потому что, возможно,
здесь меня не могли выследить даже Логрус и Лабиринт.
       Откинув волосы со лба, я встал и отправился умыться. Хорошо, что я
додумался с помощью Призрака перенестись после беседы с Дворкиным сюда.
Наверняка я проспал часов двенадцать – таким глубоким непотревоженным
сном, что лучше не бывает. Я осушил четверть бутылки воды, а остатками
умылся.
       Позже, одевшись и сунув простыни в шкаф, я вышел в коридорчик перед
дверью и постоял в свете, падавшем из штольни над головой. Видный через
нее кусок неба был чистым. В ушах у меня все еще звучало то, что сказал
Люк в тот день, когда заточил меня сюда и выяснилось, что мы –
родственники.
       Вытащив из-за пазухи Камень Правосудия и держа его подальше от глаз в
вытянутой руке, высоко подняв его так, чтобы падающий свет проходил сквозь
него, я пристально всмотрелся в его глубины. На этот раз там ничего не
было.
       Ну, ладно. У меня не было настроения выяснять, кто, кому и что
должен. Скрестив ноги, я удобно уселся, продолжая смотреть в камень. Я
отдохнул, был начеку и теперь пришло время взяться за дело и покончить с
ним. По подсказке Дворкина я выискивал в алом омуте Лабиринт.
       Время шло, начали появляться какие-то очертания. Это не было плодом
моих усилий, потому что пока я пытался вызвать его к существованию силой
воображения, все было тщетно. Я наблюдал, как структура становилась
отчетливой. Не то, чтобы она появилась внезапно – скорее это я только
теперь сумел, приспособившись должным образом, увидеть то, что находилось
там все время. Очень похоже, что так оно и было на самом деле.
       Я глубоко вздохнул. Еще раз. Потом принялся тщательно изучать
конструкцию. Все, что говорил мне отец о том, как настраиваться на Камень,
припомнить не удавалось. Дворкину я сказал об этом, но он заявил, что
волноваться нечего. Нужно только поместить в Камень трехмерную копию
Лабиринта, отыскать где там вход и пройти из конца в конец. Когда я
пристал к нему насчет подробностей, он просто хихикнул и велел не
беспокоиться.
       Ладно.
       Медленно поворачивая камень, я подносил его все ближе. Наверху справа
появилась маленькая трещинка. Стоило сосредоточиться на ней, и она словно
бы ринулась на меня.
       Подойдя туда, я прошел сквозь нее внутрь. Там оказалась странная
штука, похожая на серебряный поднос на колесиках, она двигалась внутри
самоцвета вдоль линий, подобных Лабиринту. Я позволил ей нести меня, куда
заблагорассудится – иногда при этом возникало головокружение, от которого
чуть ли не выворачивало, иногда приходилось, собрав всю волю, прокладывать
себе путь сквозь рубиновые преграды, они поддавались, а я принимался
карабкаться, падал, скользил или пробивался дальше. Ощущение собственного
тела исчезло почти совсем, из высоко поднятой руки свисала цепочка – я
понимал только, что сильно потею, потому что пот то и дело щипал глаза.
       Понятия не имею, сколько времени прошло, пока я подстроился к Камню
Правосудия – более высокой октаве Лабиринта. Дворкин считал, что Лабиринту
нужно уничтожить меня, как только рыцарское странствие придет к концу и
ближайший Сломанный Лабиринт будет починен, не только потому, что я вывел
его из себя. Но помогать Дворкин отказался, полагая, что узнай я подлинную
причину, это могло бы повлиять на выбор, который весьма вероятно, придется
делать в будущем, а он должен быть сделан свободно. Мне все это показалось
полной тарабарщиной – только вот все, что он говорил на другие темы,
оказалось поразительно разумным, полной противоположностью тому Дворкину,
которого я знал по легендам и слухам.
       Мой рассудок то нырял в глубины кровавого омута, что был внутри
камня, то парил над ним. Вокруг меня двигались и уже пройденные отрезки
Лабиринта, и те, которые еще предстояло пройти. Они вспыхивали, как
молнии. Меня не покидало ощущение, что мой рассудок вот-вот разобьется
вдребезги обо что-нибудь вроде невидимой Вуали. Скорость все росла, уже
нельзя было ни остановиться, ни свернуть. Я знал, что пока не пройду эту
штуку, возможности убраться отсюда не будет.
       Дворкин считал, что, когда я вернулся проверить, кого видел у входа в
Лабиринт, и повздорил с ним, то Камень, который был со мной, защитил меня
от него. Но носить Камень слишком долго нельзя – ведь рано или поздно это
оказывается губительным. Дворкин решил, что мне следует настроиться на
Камень, подобно отцу и Рэндому, а уж потом расстаться с ним. После этого я
унесу в себе образ более высокого порядка, который защитит меня от
Лабиринта не хуже, чем сам Камень. Едва ли можно было спорить с человеком,
который, по слухам, создал с помощью Камня Лабиринт. И я согласился с ним.
Потому-то, чтобы отдохнуть, пришлось заставить Призрак вернуть меня в
хрустальную пещеру, мою святая святых.
       Сейчас, сейчас... я плыл. Вращался. Время от времени останавливался.
Подобия Вуалей, находившиеся в Камне, оказались не менее грозными, ведь я
оставлял свое тело по другую их сторону. После каждого такого эпизода я
так выматывался, словно побил олимпийский рекорд в беге на милю. Хотя на
одном уровне было ясно, что я стою, держа Камень, в котором совершаю свой
путь посвящения, на другом чувствовалось, как тяжело стучит сердце, а на
третьем на ум приходили куски давным-давно прослушанного курса
антропологии, тогда к нам приезжала читать лекции Джоан Галифакс. Вокруг
все колыхалось, как "Гейзер Пик Мерлот" 1985 года разлива в кубке. На кого
же это я в тот вечер смотрел через стол? Неважно. Дальше, вниз, по
кругу... Ярко расцвеченный кровью поток вырвался на свободу. Мой дух
получил известие. Я не знал, как пишется стоявшее первым слово...
       ...Ярче, ярче. Быстрее, быстрее. Столкновение с рубиновой стеной, я –
пятно на ней. Давай, Шопенгауэр, начни последний поединок воли с волей.
Прошло столетие, а может, два, потом вдруг путь открылся. Меня бросило
вперед, в сияние взорвавшейся звезды. Красный, красный, красный, уносящий
все дальше, словно моя лодочка "Звездная вспышка", поток разрастался, гнал
меня, нес домой...
       Я отключился. Сознания я не терял, но рассудок был не совсем в норме.
Оставалась еще гипнагогия, можно было воспользоваться ею в любое время и
попасть, куда угодно, но зачем? Такая эйфория меня посещает редко. Считая,
что заслужил ее, я долго-долго медленно плыл по течению.
       В конце концов ощущение радости уменьшилось настолько, что уже не
стоило потакать своим желаниям; я поднялся на ноги, пошатнулся, оперся о
стену и направился в кладовку еще раз глотнуть воды. К тому же страшно
хотелось есть, но ни консервы, ни замороженные полуфабрикаты меня не
прельщали. Особенно, когда не так уж трудно было добраться до чего-нибудь
посвежее.
       Я пошел назад через знакомые комнаты. Итак, я последовал совету
Дворкина. Жаль, что пришлось покинуть его раньше, чем я припомнил все, о
чем хотел его расспросить – а это немало. Когда я снова вернулся, Дворкина
уже не было.
       Я поднялся наверх. Единственный известный мне выход из пещеры
находился на вершине голубого выступа, где я и стоял. Утро было ветреным,
ароматным, точь-в-точь весенним. На востоке виднелись лишь несколько
облачков. Я с удовольствием набрал полную грудь воздуха и выдохнул. Потом
нагнулся и перетащил голубой валун так, чтобы он закрыл вход. Если бы мне
вдруг опять понадобилось уединенное убежище и пришлось бы вернуться сюда,
было бы крайне неприятно, если бы на меня вдруг напал какой-нибудь хищник.
       Я снял Камень Правосудия с шеи и перевесил на каменный выступ. Потом
отошел шагов на десять.
       – Пап, привет.
       С запада, как золотой Фрисби, подплывало Колесо-призрак.
       – Доброе утро, Призрак.
       – Зачем ты оставляешь это устройство? Это одно из самых мощных
орудий, какие мне приходилось видеть.
       – Я не оставляю его. Я собираюсь вызвать Знак Логруса, и, по-моему,
вряд ли они хорошо поладят. Не уверен даже, насколько я сам придусь по
душе Логрусу теперь, когда несу в себе настройку на Лабиринт более
высокого порядка.
       – Может, мне лучше пойти и вернуться позже?
       – Держись неподалеку, – велел я. – Может, если возникнут проблемы, ты
сумеешь вытащить меня отсюда.
       Потом я вызвал Знак Логруса, и тот явился, нависнув надо мной, но
ничего не случилось. Я переместил часть сознания в Камень – тот висел на
валуне неподалеку – и через него сумел воспринять Логрус с другой точки.
Жуть. Но тоже безболезненно.
       Снова сконцентрировав свое "я" у себя под черепом, я взялся за
логрусовы отростки, потянулся...
       Не прошло и минуты, как передо мной оказалась тарелка молочных
оладий, колбаса, чашка кофе и стакан апельсинового сока.
       – Я мог бы доставить тебе это быстрее, – заметил Призрак.
       – Не сомневаюсь, – сказал я. – Я просто проверял системы.
       Во время еды я пытался рассортировать свои дела по степени важности.
Отправив тарелки туда, откуда они появились, я забрал Камень, повесил на
шею и поднялся.
       – О'кей, Призрак. Пора возвращаться в Эмбер, – сказал я.
       Он стал шире, разомкнулся, опустился пониже – и вот уже я стоял перед
золотой аркой. Я шагнул вперед...
       ...в свою комнату.
       – Спасибо, – сказал я.
       – Не за что, пап. Слушай, у меня вопрос: когда ты добывал себе
завтрак, ты не заметил ничего странного в поведении Логруса?
       – Ты о чем? – спросил я, отправляясь мыть руки.
       – Начнем с физических ощущений. Он не казался... липким?
       – Странное определение, – сказал я. – Но, раз уж мы заговорили об
этом, да, мне показалось, что на разъединение ушло чуть больше времени,
чем обычно. А почему ты спросил?
       – Мне только что пришла в голову странная мысль. Ты можешь творить
волшебство с помощью Лабиринта?
       – Ага, но с Логрусом получается лучше.
       – Будь у тебя возможность, ты мог бы попробовать с обоими, а потом
сравнить.
       – Зачем?
       – У меня и впрямь возникли кой-какие подозрения. Как только проверю,
тут же расскажу тебе.
       Колесо-призрак исчезло.
       – Вот дерьмо, – сказал я и вымыл лицо.
       Я выглянул в окно. Мимо пролетела горсть снежных хлопьев. Из ящика
стола я достал ключ. Хотелось немедленно избавиться от нескольких вещей.
       Я вышел в коридор, но не успел сделать и нескольких шагов, как
услышал знакомый звук. Я остановился, послушал, потом прошел мимо
лестницы, и чем ближе подходил, тем объемнее становился звук. К тому
времени, как я добрался до длинного коридора, где находилась библиотека,
уже было ясно, что Рэндом вернулся, потому что кто еще здесь умел так
барабанить? А если и умел, кто осмелился бы воспользоваться барабанами
Короля?
       Оставив полуоткрытую дверь позади, я свернул за угол направо. Моим
первым желанием было войти, отдать ему Камень Правосудия и попытаться
объяснить, что произошло. Потом вспомнился совет Флоры: честность, прямота
и открытость здесь не доведут до добра. Верить ей страшно не хотелось,
пусть она и сформулировала общее правило, но мне удалось сообразить, что в
данном случае объяснения отнимут уйму времени, а ведь я хотел заняться и
другими делами. К тому же в результате можно получить приказ кое-что не
делать вовсе.
       Коридор привел меня к дальнему входу в обеденный зал, а быстрая
проверка показала, что там никого нет. Хорошо. Я припомнил, что внутри, с
правой стороны, есть раздвижная панель, через которую можно попасть в
полую часть стены по соседству с библиотекой. Там есть не то деревянные
штифты, не то лесенка, чтобы взобраться к потайному ходу на галерею
библиотеки. Если сойти по ним вниз, попадешь к винтовой лестнице и дальше
в пещеры под замком, если память мне не изменяет. Я надеялся, что причины
исследовать эту часть замка никогда у меня не появятся, но уже хорошо знал
семейные традиции и решил чуточку пошпионить, потому что несколько
невнятных реплик из-за неприкрытой двери, мимо которой я прошел, привели
меня к заключению, что Рэндом там не один. Если знание действительно сила,
значит, необходима вся информация, на какую я только сумею наложить руку,
поскольку вот уже некоторое время я чувствовал себя необычайно уязвимым.
       Да. Панель скользнула в сторону, раз-два – и вот я внутри. Отправив
вперед свой духовный свет, я вскарабкался наверх, и медленно, осторожно
отодвинул вторую панель, чувствуя благодарность к тому, кто додумался
замаскировать ее широким креслом. Из-за его правой ручки можно было
осматриваться, не слишком опасаясь, что тебя обнаружат. Оттуда был хорошо
виден северный конец комнаты.
       Рэндом барабанил, а Мартин, весь в коже и цепочках, сидел перед ним и
слушал. Рэндом творил такое, чего я в жизни не видел. Он играл пятью
палочками. По одной у него было в каждой руке, по одной зажато подмышками
и одну он держал в зубах. Играя, он менял их местами: та, что была зажата
в зубах, оказывалась справа подмышкой, а ее предшественница перекочевывала
оттуда в правую руку; палочка, которая была там до нее, отправлялась в
левую, четвертая уже торчала из-под мышки слева, а та, которая только что
была там, уже оказывалась зажата в зубах – и он ни разу не ошибся. Это
гипнотизировало. Я не мог отвести глаз, пока Рэндом не закончил свой
номер. "Фьюжн"-барабанщик вряд ли стал бы мечтать о старенькой установке
Рэндома – ни прозрачного пластика, ни тарелок размером с боевой щит, ни
целого набора тамтамов с парой басов, она не сияла, как огненное кольцо
вокруг Корал. Рэндом обзавелся своей установкой еще до того, как шнуры
стали тонкими и нервными, басы сели, а тарелки подцепили акромегалию и
стали гудеть.
       – Никогда еще такого не видел, – донесся голос Мартина.
       Рэндом пожал плечами.
       – Немножко повалял дурака, – сказал он. – Я выучился этому в
тридцатые годы у Фредди Мура, не то в "Виктории", не то в "Виллидж
Вэнгард", он тогда играл с Артом Хоудсом и Максом Камински. Забыл, где
именно. В варьете тогда еще не было микрофонов, и освещение было скверным,
чтобы держать зал, приходилось так вот выпендриваться, или забавно
одеваться, говаривал он.
       – Так угождать толпе? Позор!
       – Ага, вам, ребята, никому бы и в голову не пришло, вырядиться или
расшвырять вокруг себя инструменты.
       Следом наступила тишина, а выражение лица Мартина никак не удавалось
увидеть. Потом Мартин сказал:
       – Я не то имел в виду.
       – Ага, я тоже, – ответил Рэндом. Потом три палочки полетели вниз и он
снова заиграл.
       Откинувшись назад, я слушал. И тут же ошарашенно понял, что вступил
альт-саксофон. Когда я снова посмотрел на них, Мартин по-прежнему стоял ко
мне спиной и играл. Наверное, саксофон лежал на полу с другой стороны, за
стулом. Получалось нечто в духе Ричи Коула, что мне, в общем, понравилось
и немного удивило. К наслаждению их игрой примешивалось такое же сильное
ощущение, что сейчас мне в этой комнате делать нечего. Я осторожно
отступил назад, отодвинул панель, прошел и вернул ее на место. Спустившись
вниз и выйдя наружу, я решил, что лучше пройти через обеденный зал, чтобы
не проходить еще раз мимо дверей в библиотеку. Еще какое-то время их
музыка была слышна, и я очень жалел, что не знаю заклинания, которым
Мандор заключает звуки в драгоценные камни, хотя бог весть как Камень
Правосудия отнесся бы к тому, что в него поместили "Блюз Диких".
       Я собирался пройти по восточному коридору туда, где по соседству с
моими апартаментами он вливается в северный коридор, свернуть там налево,
подняться по лестнице к королевским покоям, постучать и вернуть Камень
Виале, потому что надеялся, что сумею заставить ее выслушать целый водопад
объяснений. Можно было бы о многом умолчать – она знает не все и потому не
станет расспрашивать. Конечно, в конце концов Рэндом доберется до меня и
спросит. Но чем позже, тем лучше.
       Тут я как раз прошел мимо покоев отца. Ключ был при мне, чтобы, по
очевидным с моей точки зрения причинам, в них можно было позже
остановиться. Ну, раз уж я все равно оказался там, можно было сэкономить
время. Я отпер дверь, отворил ее и вошел.
       Серебряная роза из вазы с бутонами на туалетном столике исчезла.
Странно. Я шагнул туда. Из соседней комнаты донеслись звуки голосов,
слишком тихо, чтобы можно было разобрать слова. Я оцепенел. Там мог быть и
он сам. Но нельзя же просто взять и ворваться в чужую спальню, если там,
по идее, целая компания – особенно, когда это покои твоего отца и, чтобы
попасть в них, пришлось отпереть входную дверь. Мне вдруг стало страшно
неловко. Захотелось побыстрее убраться вон. Я расстегнул перевязь, с
которой, в не слишком-то подходящих ножнах, свисал Грейсвандир. Не смея
носить его больше, я повесил меч на одну из торчавших у двери деревянных
вешалок рядом с коротким плащом, который заметил только теперь. Потом
выскользнул из комнаты, по возможности тихо заперев дверь.
       Неловко. Он что же, действительно регулярно приходил и уходил и ему
каким-то образом удавалось оставаться незамеченным? Или в его апартаментах
происходит что-то необычное, явление совсем иного порядка? Мне приходилось
иногда слышать пересуды о том, что в некоторых из старых покоев есть двери
sub specie spatium. Стоит сообразить, как заставить их работать, и
получишь массу дополнительного места, чтобы хранить вещи, плюс личный вход
и выход. Еще одно, о чем мне стоило бы спросить Дворкина. Вдруг у меня под
кроватью карманная вселенная? Никогда туда не заглядывал.
       Я повернулся и быстро пошел прочь. Дойдя до угла, я замедлил шаг.
Дворкин считал, что от Лабиринта меня защитил Камень Правосудия, который
был со мной – если Лабиринт и впрямь пытался мне навредить. С другой
стороны, если слишком долго носить Камень, он сам может причинить
владельцу вред. Значит, Дворкин советовал мне немного отдохнуть, а потом
мысленно пройти через матрицу Камня, чтобы создать себе подобие более
могущественной силы, а также некоторую невосприимчивость к нападениям
самого Лабиринта. Интересное предположение. Конечно, всего лишь
предположение – вот что это такое.
       Добравшись до пересечения коридоров, я помедлил. Пойти налево значило
бы оказаться у лестницы или же прямо в своих покоях. Напротив покоев
Бенедикта, которыми он пользовался редко, по левую руку от меня,
наискосок, была гостиная. Я направился туда, зашел, опустился в массивное
кресло в углу. Хотелось только одного – разобраться с врагами, помочь
друзьям, вычеркнуть свое имя из всех черных списков, в которых оно сейчас
было, найти отца, и как-нибудь договориться со спящей ти'га. Потом можно
будет подумать насчет того, не продолжить ли прерванное странствие. Тут я
понял, что все это требует, чтобы я снова задал себе вопрос, уже ставший
почти риторическим: насколько я хочу ввести Рэндома в курс своих дел?
       Задумавшись о том, как он играет в библиотеке дуэтом с сыном, ставшим
почти чужим, я понял, что когда-то Рэндом был весьма вольным, независимым
и неприятным субъектом; что на самом деле ему вовсе не хотелось править
этим прообразом всех миров. Но женитьба, рождение сына и выбор Единорога,
кажется, сильно повлияли на него – углубили характер, за счет многих
забавных моментов его жизни. Сейчас у него, похоже, как раз было полно
проблем с Кашерой и Бегмой. Не исключено, что он только что прибегнул к
убийству и согласился на менее чем выгодный договор, чтобы ни одна из
сложных политических сил Золотого Круга не получила преимуществ. И как
знать, что и где еще может происходить в довершение его бед? На самом ли
деле мне надо втягивать его в то, с чем отлично можно справиться самому?
Ведь, если уж на то пошло, умнее он никогда не был. Напротив, втяни я его
в свои дела, и вполне вероятно, что он наложит на меня ограничения,
затруднив мне возможность заниматься не терпящими отлагательств текущими
делами. Может возникнуть и еще один вопрос, который год назад мы отложили.
       Я никогда не присягал на верность Эмберу. Меня никто никогда не
просил об этом. В конце концов, я сын Корвина, пришел в Эмбер по своей
воле и перед тем, как отправиться в Отражение-Землю, где столько эмберитов
ходит в школу, некоторое время прожил там. Я часто возвращался и был, как
будто, в хороших отношениях со всеми. Я действительно не мог понять,
почему идея двойного подданства неприменима.
       Все же я предпочел бы, чтобы этот вопрос вообще не возникал. Мысль,
что меня силой заставят выбирать между Эмбером и Двором мне не нравилась.
Это не удалось ни Единорогу со Змеей, ни Лабиринту с Логрусом, и ни для
одной из королевских фамилий делать выбор я тоже не собирался.
       Все это говорило о том, что Виале мою историю нельзя преподносить
даже в общих чертах. Любая версия в конце концов потребует отчета. Если же
вернуть Камень, не объясняя, где он пребывал, никто с этим не придет ко
мне и все будет нормально. Как солгать, если тебя даже не спросили?
       Я еще немного поразмышлял над этим. Что же получится в
действительности? Я избавлю усталого, озабоченного человека от бремени
дополнительных проблем. По большей части дела мои были таковы, что Рэндом
не мог бы ничего поделать – да и не должен был бы. Что бы ни происходило
между Лабиринтом и Логрусом, оно, кажется, в основном имело значение как
метафизическая проблема. Непонятно, что плохого или хорошего можно извлечь
из нее, чтобы потом воспользоваться. А если я замечу, как что-то
надвигается, то всегда смогу рассказать Рэндому всю историю целиком.
       Ладно. Вот один из приятных моментов в размышлениях. Поразмыслишь – и
чувствуешь себя скорее добродетельным, чем скажем, виноватым. Я потянулся,
хрустя суставами.
       – Призрак? – тихо позвал я.
       Ответа не было.
       Я полез за Козырями, но стоило дотронуться до них, как по комнате
промчалось огненное колесо.
       – Так ты услышал меня, – сказал я.
       – Я почувствовал, что нужен тебе, – последовал ответ.
       – Как бы там ни было, – спросил я, стаскивая через голову цепочку со
свисающим Камнем и держа ее в вытянутой руке, – как ты думаешь, сумеешь ты
вернуть его в тайник у камина в королевских покоях так, чтоб никто не
оказался умней нас?
       – Подозреваю, что мне не стоит трогать эту штуку, – ответил Призрак.
– Не знаю, что его структура может сделать с моей.
       – О'кей, – сказал я. – Тогда, похоже, я найду способ сделать это сам.
Но подошло время проверить одну гипотезу. Если Лабиринт нападет,
пожалуйста, попробуй быстро перенести меня в безопасное место.
       – Ладно.
       Я положил Камень на стоящий неподалеку столик.
       Примерно через полминуты мне стало ясно, что я обезопасил себя от
смертельного удара Лабиринта. Я расслабил плечи и глубоко вздохнул. Меня
не тронули. Может, Дворкин был прав и Лабиринт оставит меня в покое? К
тому же, он сказал мне, что теперь я сумею вызывать в Камне Лабиринт – так
же, как вызываю Знак Логруса. Кой-какие чудеса с помощью Лабиринта можно
было сотворить только так, хотя у Дворкина не было времени
проинструктировать меня, как это делается. Я решил, что с этим можно
подождать. Как раз сейчас у меня не было настроения общаться с Лабиринтом,
никак, ни в одном из его воплощений.
       – Эй, Лабиринт, – сказал я. – Ничья?
       Ответа не было.
       – По-моему, он сознает, что ты здесь и понимает, что ты только что
сделал, – сказал Призрак. – Я чувствую его присутствие. Может, ты уже
сорвался с крючка.
       – Может быть, – ответил я, вытаскивая Козыри и пролистывая их.
       – С кем бы тебе хотелось связаться? – спросил Призрак.
       – Любопытно, как там Люк, – сказал я. – Хотелось бы посмотреть, все
ли с ним в порядке. Насчет Мандора тоже интересно. Допустим, ты отправил
его в безопасное место...
       – Лучше и быть не может, – ответил Призрак. – Как и королеву Ясру.
Она тебе тоже нужна?
       – Да в общем нет. Фактически, они оба мне НЕ НУЖНЫ. Просто хотелось
посмотреть...
       Я еще говорил, а Призрак мигнул и исчез. Уверенности, что такая
готовность угодить означает, что он настроен не так воинственно, как
раньше, у меня не было.
       Вытащив карту Люка, я сосредоточился на ней. Кто-то прошел по
коридору мимо моей двери.
       Ничего не было видно, но я почувствовал, что Люк меня слышит.
       – Люк, слышишь меня? – спросил я.
       – Ага, – откликнулся он. – С тобой все нормально, Мерлин?
       – Нормально, – ответил я. – А ты как? В изрядную же драку ты...
       – У меня все отлично.
       – Я слышу твой голос, но не вижу ни зги.
       – Козыри затемнены. Не знаешь, как это делается?
       – Никогда этим не занимался. Придется тебе иногда учить меня. Э-э...
кстати, а почему они затемнены?
       – Кто-нибудь может войти в контакт и догадаться, что я намерен
делать.
       – Если ты собираешься организовать рейд коммандос в Эмбер, я окажусь
по уши в дерьме.
       – Да ладно тебе! Ты же знаешь, я поклялся! Это совсем не то.
       – Я думал, ты пленник Далта.
       – Мой статус не изменился.
       – Черт, один раз он чуть не убил тебя, а в другой раз чуть не вышиб
из тебя дух вон.
       – В первый раз он наткнулся на старинное берсеркерское заклятие,
которое Шару оставил в качестве ловушки, второй раз речь шла о делах. Все
будет о'кей. Но сейчас все, что я собираюсь делать, секрет, и мне пора
бежать. Пока.
       И Люк исчез.
       Шаги замерли, в дверь неподалеку постучали. Через некоторое время она
открылась, потом закрылась. Никакого обмена репликами слышно не было.
Происходило это неподалеку от меня, а поскольку две ближайшие комнаты
принадлежали нам с Бенедиктом, я начал недоумевать. Я был совершенно
уверен, что Бенедикта у себя нет, и вспомнил, что, выходя, не запер свою
дверь. Значит...
       Забрав Камень Правосудия, я пересек комнату и вышел в холл. Я
проверил дверь Бенедикта. Заперто. Оглядев идущий с севера на юг коридор,
я вернулся к лестнице проверить, что там. Никого не было видно. Тогда
широким шагом я вернулся к своим дверям и немного постоял у каждой из них,
прислушиваясь. Изнутри не доносилось ни звука. Единственное, что приходило
в голову, это комнаты Жерара, выходившие в боковой коридор, и комнаты
Бранда позади моих. Я подумал: Рэндом завел новую моду все перестраивать и
заново украшать – так не вышибить ли стену, добавив к своим покоям комнаты
Бранда? Площадь получилась бы недурная. Однако слухи о живущих у него
привидениях и стенания, которые иногда, поздно ночью, доносились ко мне
через стену, разубедили меня.
       Тогда я быстро сходил и постучался и в дверь Бранда, и в дверь
Жерара, и под конец попробовал войти. Никакого ответа, обе двери были
заперты. Все непонятнее и непонятнее.
       Стоило дотронуться до двери Бранда, как Фракир быстро сжался, но,
хотя несколько мгновений я оставался настороже, до сих пор ничего не
случилось. Я готов был пренебречь тем, что он, мешая мне, так реагирует на
остатки жутких заклинаний, которые время от времени, болтаясь неподалеку
отсюда, попадались на глаза, и тут заметил: Камень Правосудия вспыхивает.
       Приподняв цепочку, я пристально всмотрелся внутрь. Да, возникли
очертания холла за углом, двух моих дверей и отчетливо видного украшения
между ними. Дверь слева – та, что вела ко мне в спальню – была как будто
очерчена красным и пульсировала. Означало ли это, что следует ее
сторониться, или наоборот, надо было ворваться туда? Вот в чем беда с
мистическими советами.
       Я пошел назад и снова свернул за угол. На этот раз самоцвет, видимо,
ощутив мои колебания, решил, что пора немного покомандовать, и показал
меня самого. Я подошел и отворил дверь, которую указал мне камень.
Конечно, на замке оказалась именно она...
       Нащупывая ключ, я думал, что даже не смогу ворваться туда, обнажив
меч, – ведь я только что остался без Грейсвандира.
       Повернув ключ, я распахнул дверь настежь.
       – Мерль! – взвизгнул женский голос, и я увидел, что это Корал. Она
стояла у постели, на которой полулежала ее мнимая сестра, ти'га. Корал
поспешно сунула руку ей под спину. – Ты... э-э... застал меня врасплох.
       – Вот уж нет, – ответил я, чему в языке Тари ЕСТЬ эквивалент. – В чем
дело, леди?
       – Я вернулась сказать тебе, что нашла отца и успокоила историей про
Коридор Зеркал – помнишь, ты рассказывал? А тут на самом деле есть такое
место?
       – Да. Правда, ни в одном путеводителе его не найдешь – он то
появится, то исчезнет. Итак, твой отец успокоился?
       – Угу. Но теперь он не может понять, куда делась Найда.
       – Это уже сложнее.
       – Да.
       Она краснела, на меня смотрела неохотно, и, к тому же, кажется,
сознавала, что я заметил, как ей неловко.
       – Я сказала, что, может быть, Найда пошла исследовать замок, как я, –
продолжала она, – и что я расспрошу о ней.
       – М-м.
       Я перевел взгляд на Найду. Тут же шагнув вперед, Корал легонько
прижалась ко мне, взяла за плечо и притянула поближе к себе.
       – Я думала, ты собираешься спать, – сказала она.
       – Да, собирался. И поспал. А только что бегал по делам.
       – Не понимаю.
       – Временные линии, – объяснил я. – Сэкономил время. И уже отдохнул.
       – Прелестно, – сказала Корал, касаясь губами моих губ. – Я рада, что
силы вернулись к тебе.
       – Корал, – сказал я обняв и тут же выпустив ее, – нечего сажать меня
в лужу. Знаешь ведь, что, когда ты уходила, я умирал от усталости. С чего
ты взяла, что, если вернешься так скоро, я не буду в коме?
       Поймав левое запястье Корал у нее за спиной, я дернул ее руку вперед,
подняв между нами. Корал оказалась на удивление сильной. Но я и не пытался
разжать ей пальцы – и сквозь них мне было видно, что у нее в руке один из
металлических шариков, которыми Мандор пользовался, чтобы наложить
заклятие без подготовки. Я выпустил руку. Корал не отстранилась, вместо
этого она сказала:
       – Могу объяснить, – встретив, наконец, мой взгляд и не отводя своего.
       – Да надо бы, – сказал я. – Точнее, хочется, чтобы ты сделала это
немного побыстрее.
       – Не исключено, что россказни о смерти Найды и демоне, вселившемся в
ее тело, которые ты слышал, правда, – сказала она. – Но в последнее время
мы с ней хорошо ладили. Сестра, наконец, стала такой, какую мне всегда
хотелось иметь. Потом ты вернул меня сюда, я нашла ее – вот так – и не
знала, что ты собираешься сделать с ней на самом деле...
       – Хочу, чтобы ты знала, Корал – я не причиню ей вреда, – перебил я. –
С давних пор я в большом долгу перед ней... перед ним... Она, наверное, не
раз спасала мою шею на Отражении-Земле. Пока она здесь, за нее нечего
бояться.
       Корал наклонила голову вправо и сощурила один глаз.
       – Из того, что ты нарассказывал, – сообщила она, – узнать это было
невозможно. Я вернулась, надеясь войти, надеясь, что ты крепко спишь,
надеясь, что смогу снять заклятие, или, по крайней мере, поговорить с ней.
Хотелось самой выяснить – она моя настоящая сестра или нечто иное.
       Я со вздохом потянулся сжать плечо Корал, понял, что до сих пор
сжимаю в левой руке Камень Правосудия, и вместо того свободной рукой
похлопал ее повыше локтя со словами:
       – Послушай, я понимаю. С моей стороны было бестактно не объясняя
подробностей показать тебе сестру, которая вот так вот лежит. Могу
сослаться только на производственную усталость и попросить прощения. Даю
слово, она не испытывает боли. Но действительно не хочется устраивать
сейчас неразбериху с заклятиями. Не я же их наложил...
       Тут Найда слабо застонала. Я несколько минут внимательно наблюдал за
ней, но на том все и кончилось.
       – Металлический шарик ты выдернула из воздуха? – спросил я. – Не
помню, чтобы я видел шарик для последнего заклятия.
       Корал покачала головой.
       – Он лежал у нее на груди. Прикрытый рукой.
       – Как ты догадалась заглянуть туда?
       – Просто поза выглядела неестественной. Вот и все. На.
       Она протянула шарик мне. Я взял его и взвесил на правой ладони. Кто
знает, как эта штука работает. Металлические шарики для Мандора были тем
же, чем для меня Фракир – частью присущей только ему способности творить
чудеса, выкованной из его подсознания в самом сердце Логруса.
       – Что, собираешься положить его обратно? – спросила Корал.
       – Нет, – ответил я. – Я уже говорил, заклятие – не моих рук дело.
Неизвестно, как оно срабатывает, и я не буду валять дурака из-за него.
       Со стороны Найды раздался шепот:
       – Мерлин?.. – она так и не открыла глаз.
       – Лучше нам пойти поговорить в соседнюю комнату, – обратился я к
Корал. – Но сперва я наложу на нее собственное заклятие. Просто усыплю ее.
       Позади Корал воздух замерцал и завихрился, и догадавшись, должно
быть, по моим вытаращенным глазам, что что-то происходит, она обернулась.
       – Мерль, что это? – спросила она, отступая, когда начала появляться
золотая дуга.
       – Призрак? – спросил я.
       – Точно, – ответил он. – Там, где я оставил Ясру, ее нет. Но твоего
брата я доставил.
       Внезапно появился Мандор, по-прежнему в черном, серебряно-белые
волосы стояли на голове шапкой. Он поглядел на Корал с Найдой,
сосредоточил взгляд на мне, заулыбался и шагнул вперед. Потом увидел
что-то поодаль и остановился. Глаза у него буквально вылезли из орбит.
Никогда еще я не видел у Мандора такого испуганного лица.
       – Кровавый Глаз Хаоса! – воскликнул он, жестом вызывая защитный
экран. – Как ты добрался до него?
       Он на шаг отступил. Дуга немедленно сомкнулась, превратившись в
каллиграфическое, напоминающее золотой листок, "О", и Призрак скользнул по
комнате, чтобы вырасти за моим правым плечом.
       Вдруг Найда села на постели, бросая по сторонам безумные взоры.
       – Мерлин! – крикнула она. – С тобой все в порядке?
       – Более-менее, – ответил я. – Беспокоиться нечего. Не волнуйся. Все
хорошо.
       – Кто нарушил мое заклятие? – спросил Мандор, когда Найда перекинула
ноги через край кровати, и Корал съежилась от страха.
       – Это что-то вроде несчастного случая, – сказал я.
       Я разжал пальцы правой руки. Металлический шарик тут же поднялся в
воздух и пулей понесся к Мандору, чуть не задев Корал, которая вытянула
руки, приняв обычную оборонительную позу воина, хотя, она, казалось, точно
не знает, от кого или от чего ей следует защищаться. Поэтому она не
останавливаясь оборачивалась то к Мандору, то к Найде, то к Призраку, и
снова...
       – Корал, успокойся, – сказал я. – Опасность тебе не грозит.
       – Левый глаз Змеи! – закричала Найда. – О, Не Имеющий Формы, освободи
меня, и в залог я отдам свой!
       Как раз в это время Фракир предупреждал меня, что не все хорошо – на
случай, если сам я не заметил.
       – Да что, черт побери, происходит? – заорал я.
       Одним прыжком Найда оказалась на ногах, она сделала стремительное
движение вперед и с той неестественной силой, что присуща демонам,
выхватила из моей руки Камень Правосудия, оттолкнула меня в сторону и
выскочила в коридор.
       Я запнулся, потом пришел в себя.
       – Держите ти'га! – крикнул я, и мимо меня молнией пронеслось
Колесо-призрак, а за ним летели шарики Мандора.




       10



       Следующим в коридор выскочил я. Свернув налево, я побежал. Может,
ти'га бегает быстро, но и я не лыком шит.
       – Я думал, ты должна защищать меня! – кричал я ей вслед.
       – Глаз Змеи, – ответила она, – важнее того, что мне велела твоя мать.
       – Что? – сказал я. – Моя мать?
       – Она наложила на меня заклятие, чтобы я заботилась о тебе, когда ты
пошел в школу, – ответила ти'га. – Но Камень снимает заклятие! Наконец я
свободна!
       – Черт! – заметил я.
       Потом, когда она оказалась около лестницы, перед ней появился Знак
Логруса – он был больше всех тех, что мне случалось вызывать. Заполнив
коридор от стены до стены, он клубился, расползался, плевался огнем,
вытягивал отростки, а вокруг него красным туманом плавала угроза. Чтобы
объявиться таким манером в Эмбере, на территории Лабиринта, требовалась
определенная доля нахальства, поэтому стало ясно: ставки высоки.
       – Прими меня, о, Логрус, – закричала ти'га, – я несу Глаз Змеи, – и
Логрус раскрылся, в его середине образовался огненный тоннель. До меня
дошло, что другим концом он открывается не ко мне в коридор.
       Но тут Найда остановилась, неожиданно наткнувшись на стеклянную
перегородку и застыла, поза ее выражала внимание. Вокруг ее оцепеневшего
тела вдруг принялись летать три блестящих сферы Мандора.
       Меня сбило с ног, спиной прижав к стене. Я загородился рукой,
защищаясь на случай, если на меня что-нибудь свалится.
       Позади меня, всего в нескольких футах, только что появился образ
Лабиринта, не меньше Знака Логруса. Они были на одинаковом расстоянии от
Найды, один позади, другой впереди, заперев эту леди – или ти'га – между,
так сказать, полюсами существования, а вместе с ней и меня. Вокруг
Лабиринта делалось все светлее, словно солнечным утром, а с другой стороны
сгущались зловещие сумерки. Они что же, хотят снова сыграть в "Бум-Хряп"
по-крупному, сделав меня на миг невольным свидетелем? – недоумевал я.
       – Э-э... Ваши сиятельства, – начал я, чувствуя, что обязан попытаться
отговорить их и жалея, что я – не Люк, он-то как раз способен на такой
подвиг. – Сейчас самое подходящее время обратиться к беспристрастному
судье, и, стоит только поразмыслить, получится, что в этом смысле у меня
уникальные способности...
       Золотое кольцо – я знал, что это Колесо-призрак, – внезапно упав на
голову Найды, вытянулось до полу так, что получилась труба. Призрак
вписался в орбиты шариков Мандора, и, должно быть, исхитрился изолировать
себя от движущих ими сил, потому что шарики сбавили скорость, заколебались
из стороны в сторону и, наконец, упали на пол. Два ударились передо мной о
стену, а один скатился вниз по лестнице и направо.
       Знаки Логруса и Лабиринта начали сближаться, и я быстро пополз, чтобы
держаться впереди Лабиринта.
       – Ближе не подходите, ребята, – вдруг заявило Колесо-призрак. –
Невозможно описать, что я могу натворить, заставь вы меня нервничать еще
сильней, чем сейчас.
       И Лабиринт, и Логрус приостановились. Спереди, из-за угла, донесся
пьяный голос Дронны, громко распевавшего какую-то непристойную балладу. Он
шел в нашу сторону. Потом наступила тишина. Через несколько минут он
затянул "Скалы веков", голос звучал куда слабее. Потом не стало слышно и
этого, последовал тяжелый удар – он упал – и звон бьющегося стекла.
       Тут мне пришло в голову, что с такого расстояния я мог бы сознанием
дотянуться до Камня. Но что мне это даст, учитывая, что ни один из четырех
замешанных в это власть предержащих не был человеком, я не представлял.
       Я почувствовал, как кто-то вызывает меня через Козырь.
       – Да? – прошептал я.
       Тогда зазвучал голос Дворкина:
       – Какую бы власть ты не имел над этой штукой, – сказал он, –
используй ее, чтобы Камень не попал к Логрусу.
       Именно в этот момент из красного тоннеля раздался скрипучий голос,
менявший тембр от слога к слогу, как будто говорили поочередно мужчина и
женщина.
       – Верни Глаз Хаоса, – говорил он. – Давным-давно Единорог отобрал его
у Змеи во время поединка. Похитил его. Верни Камень. Верни.
       Являвшееся мне в Лабиринте голубое лицо не показалось, но знакомый с
тех самых пор голос ответил:
       – За него заплачено болью и кровью. Право собственности перешло к
нам.
       – Камень Правосудия и Глаз Хаоса или Глаз Змеи – это разные названия
одного и того же самоцвета? – спросил я.
       – Да, – ответил Дворкин.
       – Что будет, если Змея получит свой глаз обратно?
       – Вероятно, вселенной придет конец.
       – О, – заметил я.
       – Что вы предложите за него мне? – спросил Призрак.
       – До чего же пылкая конструкция, – нараспев произнес Лабиринт.
       – Ах, ты прыткий артефакт, – завопил Логрус.
       – Поберегите комплименты, – сказал Призрак, – и дайте мне то, чего я
хочу.
       – Мне ничего не стоит вырвать его у тебя, – отозвался Лабиринт.
       – А мне – разорвать тебя в клочки и развеять их, не успеешь
оглянуться, – заявил Логрус.
       – Вы оба ничего не сделаете, – ответил Призрак, – потому что
сосредоточь вы свое внимание и энергию на мне – окажетесь уязвимыми друг
для друга.
       У меня в голове раздался смешок Дворкина.
       – Расскажите, зачем вообще нужен этот конфликт, – продолжал Призрак,
ведь прошло столько времени.
       – Из-за того, что недавно сделал этот перебежчик, равновесие
сместилось в его пользу, – ответил Логрус и над моей головой полыхнуло –
наверное, чтобы не оставалось сомнений, кто этот вышеупомянутый
перебежчик.
       Почувствовав запах горелого волоса, я отвел огонь.
       – Минуточку! – закричал я. – Выбирать было особенно не из чего!
       – Но можно, – взвыл Логрус, – и ты выбрал.
       – Действительно, он сделал выбор, – отозвался Лабиринт – но это
только восстановило равновесие, нарушенное тобой в свою пользу.
       – Восстановило? Ты более чем скомпенсировал его! Ты сместил его в
свою пользу! Вдобавок перевес оказался на моей стороне случайно, спасибо
отцу этого предателя. – Последовала еще одна шаровая молния, и я опять
отвел ее. – Я тут ни при чем!
       – Вероятно, без твоего наущения не обошлось.
       – Если сумеешь принести мне камень, – сказал Дворкин, – можно будет
убрать его за пределы досягаемости обоих до тех пор, пока не решится этот
вопрос.
       – Не знаю, сумею ли заполучить его, – сказал я, – но буду помнить об
этом.
       – Отдай его мне, – говорил Логрус Призраку, – и я заберу тебя с
собой, ты станешь моим Первым Приближенным.
       – Ты – процессор данных, – говорил Лабиринт. – Я дам тебе знание,
которым не владеет никто во всем Отражении.
       – Я дам тебе могущество, – сказал Логрус.
       – Неинтересно, – сказал Призрак, цилиндр закрутился и исчез.
       Пропало все – и Камень, и девушка.
       Логрус завыл, Лабиринт зарычал и Знаки обеих Сил ринулись навстречу
друг другу, чтобы столкнуться где-то возле комнаты Блейза неподалеку.
       Я воспользовался всеми защитными заклинаниями, какими сумел.
       Чувствовалось, Мандор позади меня сделал то же самое. Я прикрыл
голову. Подтянув колени к груди, я...
       Вокруг все сотрясалось, было очень светло, но не доносилось ни звука.
Я падал. Куски древних камней ударяли меня с разных сторон. Я подозревал,
что влип по уши и вот-вот умру, так и не получив возможности показать, как
могу проникать в природу вещей: Лабиринт пекся о детях Эмбера не больше,
чем Логрус – о детях Двора Хаоса. Возможно, к себе, друг к другу, к
серьезным космическим принципам, к Единорогу и Змее эти Силы не были
равнодушны, весьма вероятно, будучи просто геометрическими проявлениями
последних. Им не было дела до нас с Корал, до Мандора, наверное, даже до
Оберона или самого Дворкина. Мы были пустым местом, в крайнем случае – их
орудиями, а иногда надоедали, так что можно было нас использовать, а если
обстоятельства оправдывали это, то и уничтожать.
       – Дай руку, – сказал Дворкин, и я увидел его, словно при Козырном
контакте. Я потянулся к нему...
       ...и свалился у ног Дворкина на расстеленный на каменном полу пестрый
ковер, в той комнате без окон, которую однажды мне описал отец. Комната
была полна книг и экзотических вещей, ее освещали висевшие высоко в
воздухе чаши с огнем, но что их поддерживает, не было видно.
       – Спасибо, – сказал я, медленно поднимаясь, отряхиваясь и растирая
больное место на левом бедре.
       – Уловил касание твоих мыслей, – сказал он. – Это еще не все.
       – Уверен. Но иногда мне нравится, чтобы мои мысли можно было
прочесть. Сколько из ерунды, о которой спорили Силы, соответствует истине?
       – В их понимании все, – сказал Дворкин. – Больше всего им мешает то,
как они толкуют поступки друг друга. Это, да еще то, что всегда можно
сделать шаг назад – поломки Лабиринта, например, придают сил Логрусу и не
исключено, что он активно влиял на Бранда, подбивая его так поступить. Но
Логрус всегда может объявить, что это – возмездие за День Сломанных
Отростков – это было несколько веков назад.
       – Никогда не слыхал о нем, – сказал я.
       Он пожал плечами.
       – Неудивительно. Так уж важно это было только для них. Я вот о чем:
спорить так, как они это делают, значит держать путь прямиком к более
ранней стадии развития, к первопричинам, доверять которым никогда не
стоит.
       – И каков же ответ?
       – Ответ? Мы не в школе. Эти ответы имеют значение только для
философов – на практике их не применишь.
       Отлив в маленькую чашечку из серебряной фляги зеленую жидкость, он
подал ее мне.
       – Выпей, – сказал он.
       – Для меня это рановато.
       – Оно не освежает, а лечит, – объяснил Дворкин. – Не знаю, заметил ты
или нет, но состояние твое близко к шоку.
       Я залпом проглотил обжигающее подобно ликеру питье, но вряд ли это
был ликер. Следующие несколько минут ушли на то, чтобы расслабить те части
тела, в которых я не подозревал напряжения.
       – Карл Мандор... – повторил я.
       По знаку Дворкина светящийся шар спустился и приблизился к нам.
Смутно знакомым движением Дворкин начертил в воздухе знак, и вокруг меня
образовалось нечто наподобие Знака Логруса, только без Логруса. Внутри
шара появилась картинка.
       Тот длинный отрезок коридора, в котором произошло столкновение, был
уничтожен вместе с лестницей, покоями Бенедикта, да и комнаты Жерара,
наверное, вряд ли уцелели. Еще недоставало комнаты Блейза, части моих
комнат, гостиной, где я так недавно сидел, и северо-восточного угла
библиотеки. Пол и потолок тоже исчезли. Внизу виднелись пострадавшие кухня
и учебный манеж; по другую сторону, наверное, помещения тоже зацепило.
Подняв взгляд – волшебный шар был удивительно любезен – я сумел увидеть
небо: значит, пройдясь по третьему и четвертому этажам взрыв мог повредить
и королевские апартаменты вместе с лестницей наверх, возможно,
лабораторию, и, как знать, что еще.
       На краю бездны, неподалеку от того места, которое до взрыва было
частью покоев не то Блейза, не то Жерара, стоял, засунув кисти рук под
широкий черный пояс, Мандор – как пить дать, правая рука у него была
сломана. Слева ему на плечо тяжело опиралась Корал, ее лицо было
окровавлено. Не уверен, что она была в сознании полностью. Левой рукой
Мандор поддерживал ее за талию, а вокруг них летал металлический шарик.
Наискосок от провала у входа в библиотеку на тяжелой поперечной балке
стоял Рэндом. Мне показалось, что чуть поодаль, внизу, на невысоком
стеллаже, стоял Мартин. Он так и держал свой сакс. Рэндом, похоже, был не
на шутку взволнован, и, кажется, кричал.
       – Звук! звук! – сказал я.
       Дворкин махнул рукой.
       – ...ертов Хаосский лорд взрывает мой дворец! – говорил Рэндом.
       – Ваше Величество, леди ранена, – сообщил Мандор.
       Рэндом провел рукой по лицу, потом взглянул наверх.
       – Может, нетрудно будет переправить ее в мои покои. Виала весьма
искусна в некоторых видах врачевания, – сказал он уже потише. – Я, кстати,
тоже.
       – Только одно, Ваше Величество: где это?
       Рэндом склонился к нему, указывая наверх.
       – Дверь, чтобы войти, тебе, похоже, не требуется, но вот достает ли
теперь дотуда лестница и где надо к ней подходить, если она уцелела, не
скажу.
       – Лестницу я сделаю, – сказал Мандор, и к нему стремительно подлетели
еще два шарика. Они вышли на странные орбиты вокруг них с Корал. Немного
погодя они поднялись в воздух и медленно поплыли к пролому, на который
указал Рэндом.
       – Скоро приду, – крикнул Рэндом им вслед. Кажется, он собрался было
прибавить что-то, но потом оглядел развал, поник головой и повернул прочь.
Я сделал то же.
       Дворкин предложил мне еще одну порцию зеленого снадобья, и я не стал
отказываться. Кроме всего прочего оно, наверное, действовало и как
успокоительное.
       – Надо пойти к ней, – сказал я ему. – Эта леди мне нравится и
хотелось бы убедиться, что с ней все в порядке.
       – Ну, разумеется, я могу отправить тебя к ним, – сказал Дворкин, – но
не могу придумать ничего, что для нее мог бы сделать ты и не сумели бы
остальные. Куда полезнее будет, если это время ты потратишь на поиски
своего странствующего создания – Колеса-призрака. Надо убедить его вернуть
Камень Правосудия.
       – Согласен, – признал я. – Но сначала я хочу видеть Корал.
       – Если ты появишься, может возникнуть серьезное замешательство, –
сказал он, – от тебя могут потребовать объяснений.
       – Неважно, – ответил я.
       – Хорошо. Тогда минутку.
       Он отошел и снял со стены нечто вроде палочки в чехле – она висела
там на колышке. Подвесив чехол себе к поясу, он прошел через комнату к
шкафу с выдвижными ящиками и из одного извлек кожаный футляр. Футляр исчез
в недрах кармана и раздалось тихое металлическое звяканье. Маленькая
коробочка для драгоценностей беззвучно пропала в рукаве.
       – Сюда, – обратился он ко мне, подходя и взяв меня за руку.
       Мы развернулись и направились в самый темный угол, где висело высокое
зеркало в интересной раме, которое до сих пор я не замечал.
       Отражало оно странно: комната за нашими спинами поодаль виднелась
четко, но чем ближе мы оказывались от зеркальной поверхности, тем
неотчетливее становилось отражение. Я понимал: что будет, то будет. И
все-таки напрягся, когда Дворкин, на шаг опережавший меня, прошел сквозь
туманную поверхность зеркала, рванув меня за собой.
       Я споткнулся, а равновесие восстановил, когда пришел в себя на
уцелевшей половине королевских покоев перед декоративным зеркалом. Живо
протянув назад руку, я тронул его кончиками пальцев, но поверхность
осталась твердой. Передо мной стояла низенькая, сгорбленная фигурка
Дворкина. Он так и не выпустил мою руку. Скользнув взглядом мимо его
профиля, который в чем-то был карикатурой на меня самого, я увидел, что
кровать сдвинута на восточную сторону, подальше от разрушенного угла и
большого пролома, на месте которого раньше был пол. Возле того края
постели, что был ближе, спиной к нам стояли Рэндом с Виалой. Они
разглядывали Корал, простертую на стеганом покрывале, она, кажется, была
без сознания. В ногах кровати в массивном кресле восседал Мандор,
наблюдавший за их действиями. Он первым заметил мое присутствие, что и
подтвердил кивком.
       – Как... она? – спросил я.
       – Сотрясение мозга, – ответил Мандор, – и поврежден правый глаз.
       Рэндом обернулся. Не знаю, что уж он собирался мне сказать, но когда
он понял, кто стоит рядом со мной, слова замерли у него на губах.
       – Дворкин! – выговорил он. – Как долго! Я не знал, жив ли ты еще.
Ты... в порядке?
       Карлик хихикнул.
       – Я понял, о чем ты, и поступаю разумно, – ответил он. – Сейчас я
хотел бы осмотреть эту леди.
       – Конечно, – отозвался Рэндом и посторонился.
       – Мерлин, – сказал Дворкин, – посмотри, можно ли разыскать это твое
создание, Колесо-призрак, и попроси его вернуть артефакт, который он
одолжил.
       – Ясно, – сказал я и полез за Козырями.
       Миг – и я уже вышел на связь, искал...
       – Папа, несколько минут назад я почувствовал, что нужен тебе.
       – Камень-то у тебя или нет?
       – Да, я только что с ним закончил.
       – Закончил?
       – Закончил его использовать.
       – Как же ты... использовал его?
       – С твоих слов я понял, что, если пропустить сквозь него чье-нибудь
сознание, это дает некоторую защиту от Лабиринта – и задумался, сработает
ли это в случае такого идеально синтетического существа, как я.
       – "Идеально синтетический" – хороший термин. Откуда это?
       – Я сам создал его, подыскивая наиболее точное определение.
       – Подозреваю, что тебя он отвергнет.
       – Нет.
       – А, так ты действительно прошел через эту штуку весь путь?
       – Да.
       – И как он повлиял на тебя?
       – Трудно оценить. Изменилось мое восприятие. Объяснить сложно... Что
бы это ни было, это – штука тонкая.
       – Прелестно. Теперь ты можешь пропускать свое сознание через Камень с
некоторого расстояния?
       – Да.
       – Вот кончатся все наши теперешние неприятности, и я проверю тебя еще
раз.
       – Самому интересно, что изменилось.
       – Ну, сейчас Камень нужен нам здесь.
       – Иду.
       Воздух передо мной замерцал. Колесо-призрак возникло в виде
серебряного кольца, в центре которого находился Камень Правосудия. Я
подставил ладонь чашечкой, подхватил его и отнес Дворкину, который,
получив самоцвет, даже не взглянул на меня. Посмотрев вниз, в лицо Корал,
я быстро отвел глаза. Лучше бы я этого не делал.
       Я вернулся к призраку.
       – Где Найда? – спросил я.
       – Бог ее знает, – ответил он. – Около хрустальной пещеры она
попросила оставить ее. После того, как я отнял у нее Камень.
       – Что она делала?
       – Плакала.
       – Почему?
       – По-моему, потому, что обе ее миссии, которые Найда считала главными
в жизни, пошли прахом. Ей вменили в обязанность охранять тебя, а потом
шальной случай дал ей завладеть Камнем, и это освободило ее от изначальных
распоряжений. Вот что произошло на самом деле, а я лишил ее Камня. Теперь
ее не держит ни то, ни другое.
       – Когда Найда, наконец, освободилась, можно было подумать, она
счастлива. Оба своих занятия она выбрала себе не сама. Теперь ей можно
вернуться к тому, чем заняты свободные демоны за Румоллом.
       – Не совсем так, папа.
       – То есть?
       – Она, кажется, застряла в этом теле. Совершенно ясно, что она не
может просто покинуть его, как прочие тела, которыми пользовалась. Отчасти
из-за того, что в нем нет настоящего жильца.
       – А. Полагаю, она могла бы... э-э... покончить с собой и
освободиться.
       – Я предлагал ей это, но она не уверена, получится ли. Она сейчас
настолько связана с телом Найды, что может просто погибнуть вместе с ним.
       – Так она все еще где-то возле пещеры?
       – Нет. Она не потеряла силы, присущие ти'га, что отчасти делает ее
волшебным существом. Наверное, пока я в пещере экспериментировал с Камнем,
она просто убрела куда-то в Отражение.
       – Почему в пещере?
       – Если тебе надо сделать что-нибудь тайком, ты ведь отправляешься
туда, верно?
       – Ага. А как же удалось добраться до тебя с помощью Козыря?
       – Тогда я уже закончил эксперимент и покинул пещеру. Когда ты позвал
меня, я на самом деле был занят тем, что искал ти'га.
       – По-моему, тебе лучше отправиться и еще поискать.
       – Почему?
       – Потому что я с давних пор в большом долгу перед ней, даже если она
занималась мной по указке моей матери.
       – Конечно. Не знаю только, получится ли. Выследить волшебное создание
не так-то легко, другое дело – смертные существа.
       – Как бы там ни было, попробуй. Хотелось бы знать, куда она
отправилась и нельзя ли что-нибудь сделать для нее. Вдруг да пригодится
твоя новая ориентация?
       – Посмотрим, – ответил он и мигом исчез.
       Я тяжело опустился на землю. Интересно, как это примет Оркуз? Одна
дочь покалечена, а во вторую вселился демон и она бродит где-то в
отражении. Я перебрался в изножье кровати и прислонился к креслу Мандора.
Тот протянул левую руку и похлопал меня по плечу.
       – Не думаю, что в мире отражений ты научился вправлять кости, а? –
спросил он.
       – Боюсь, что нет, – ответил я.
       – Жаль, – ответил он. – Остается только ждать своей очереди.
       – Можно куда-нибудь козырнуть тебя, пусть там как следует о тебе
позаботятся, – сказал я и полез за картами.
       – Нет, – сказал он. – Хочу посмотреть, чем тут дело кончится.
       Пока он говорил, я заметил, что Рэндом, похоже, изо всех сил пытается
установить козырную связь. Виала стояла рядом, словно защищала его от
пролома в стене и от того, что могло бы из него появиться. Дворкин
продолжал трудиться над лицом Корал, полностью загораживая то, что делает.
       – Мандор, – сказал я, – знаешь, это мать послала ти'га заботиться обо
мне.
       – Да, – отозвался он, – когда ты выходил из комнаты, она рассказала
мне об этом. Заклятие, кроме всего прочего, не позволяло ей признаться в
этом.
       – Она торчала тут просто, чтобы оберегать меня, или заодно шпионила
за мной?
       – Кто знает. Такой вопрос у нас не всплывал. Но, похоже, ее страхи
были небеспочвенны. Тебе грозила опасность.
       – Думаешь, Дара знала про Люка с Ясрой?
       Он хотел было пожать плечами, поморщился и задумался.
       – И опять – кто знает? Если так, то на следующий вопрос – откуда она
про них узнала? – я тоже не отвечу. Лады?
       – Лады.
       Закончив разговаривать, Рэндом закрыл Козырь. Потом он обернулся и
некоторое время не отрываясь смотрел на Виалу. Вид у него был такой,
словно собравшись что-то сказать, он подумал получше и посмотрел в
сторону. На меня. Тут я услышал, как стонет Корал и, поднимаясь, отвел
глаза.
       – Минутку, Мерлин, – сказал Рэндом. – Потом удерешь.
       Я встретил его взгляд. Трудно сказать, был ли он гневным или просто
любопытным – нахмуренные брови и сузившиеся глаза могли означать что
угодно.
       – Сэр? – сказал я.
       Он подошел, взял меня за локоть и развернул спиной к кровати, уводя к
двери в соседнюю комнату.
       – Виала, я займу на несколько минут твою мастерскую, – сказал Рэндом.
       – Конечно, – отозвалась она.
       Он впустил меня и затворил двери. У противоположной стены упал и
разбился бюст Жерара. Рабочую площадку в дальнем конце мастерской занимало
многоногое морское животное, каких я никогда не видел – весьма вероятно ее
новая работа.
       Неожиданно Рэндом повернулся ко мне, обшаривая глазами мое лицо.
       – Ты следил за положением дел между Кашерой и Бегмой?
       – Более или менее, – ответил я. – Вчера вечером Билл вкратце ввел
меня в курс дела. Эрегнор и все такое.
       – А он сказал тебе, что мы собираемся принять Кашеру в Золотой Круг и
решить проблему Эрегнора, признав право Кашеры на эту часть настоящих
земель?
       Мне не понравилось, как был задан этот вопрос, и не хотелось
впутывать Билла в неприятности. Похоже, на момент нашего с ним разговора
это все еще было тайной. Поэтому я сказал.
       – Боюсь, всех подробностей я не помню.
       – Да, мы намеревались поступить именно так, – сказал Рэндом. – Обычно
мы не даем подобных обязательств – таких, которые дают одной из
заключивших договор сторон преимущества за счет другой. Но Арканс, герцог
Шадбернский, застал нас... ну, врасплох, что ли. Он, как глава
государства, лучше отвечал нашим целям и теперь, когда мы избавились от
этой рыжей стервы, я уже готовил ему путь на трон. Все-таки, раз уж он
воспользовался случаем взойти на трон после того, как право наследования
было нарушено дважды, то знал, что отчасти может на меня положиться, и
потребовал Эрегнор, ну, я и отдал ему его.
       – Понятно, – сказал я, – все, кроме того, как это влияет на меня.
       Он повернул голову, изучая меня левым глазом.
       – Коронация должна была состояться сегодня. Я, честно говоря,
собирался чуть позже переодеться и козырнуть туда...
       – Вы употребляете прошедшее время, – заметил я, чтобы заполнить
молчание, в котором он меня оставил.
       – Вот именно. Вот именно, – пробормотал он, отворачиваясь, сделал
несколько шагов, поставил ногу на обломок разбитой статуи и снова
обернулся. – Милейший герцог теперь или мертв, или в плену.
       – И коронации не будет? – спросил я.
       – Напротив, – сказал Рэндом, продолжая разглядывать меня.
       – Сдаюсь, – сказал я. – Скажите, что происходит?
       – Сегодня на рассвете была предпринята удачная атака.
       – На Дворец?
       – Может быть, и на Дворец тоже. Но атаку подкрепили воинскими силами
извне.
       – А что в это время делал Бенедикт?
       – Вчера, как раз перед тем, как самому вернуться домой, я приказал
ему отвести войска. Положение казалось стабильным, и мы сочли, что
нехорошо, если во время коронации там будут находиться войска Эмбера.
       – Верно, – сказал я. – И вот, стоило Бенедикту убраться, как кто-то
вторгся туда и разделался с человеком, который должен был стать королем, а
тамошней полиции даже не пришло в голову, что это некрасиво?
       Рэндом медленно кивнул.
       – Примерно так, – сказал он. – Ну так как по-твоему, почему это могло
случиться?
       – Возможно, там были не так уж недовольны новым положением дел.
       Рэндом улыбнулся и щелкнул пальцами.
       – Гений, – сказал он. – Можно подумать, ты знал, что делается.
       – И ошибиться, – сказал я.
       – Сегодня твой бывший одноклассник Люкас Рейнард становится
Ринальдо_I, королем Кашеры.
       – Будь я проклят, – сказал я. – Понятия не имел, что он и впрямь
хочет этим заниматься. Что вы намерены делать по этому поводу?
       – Думаю пропустить коронацию.
       – Я заглядываю чуть дальше.
       Рэндом взглянул и, пинками отшвыривая обломки, повернул прочь.
       – То есть не собираюсь ли я послать Бенедикта назад чтобы свергнуть
Ринальдо?
       – Коротко говоря, да.
       – Это выставит нас в очень скверном свете. Только что сделанное Люком
не выходит за рамки политики Грауштаркиана, которая там в большой чести. В
свое время мы вторглись в Кашеру и помогли исправить ситуацию, уж очень
быстро она превращалась в политическую бойню. Можно было бы вернуться и
проделать это еще раз, если бы речь шла о каком-нибудь идиотском нападении
полоумного генерала или нобля, одержимого манией величия. Но претензии
Люка законны и действительно имеют под собой больше оснований, чем у
Шэдберна. К тому же Люк популярен. Он молод и производит хорошее
впечатление. Вернись мы туда, у нас будет куда меньше оправданий, чем в
первый раз. Даже при нынешнем положении дел мне чуть ли не хотелось
рискнуть быть названным агрессором, только бы спихнуть с трона
самоубийцу-сынка этой стервы. Потом мои люди в Кашере доносят, что его
защищает Виала, и я спросил ее об этом. Она говорит: это правда, и
добавляет, что, когда это случилось, ты был там. Виала сказала, что все
мне расскажет, когда Дворкин закончит делать операцию, потому что ему
могут понадобиться ее способности. Но я не могу ждать. Расскажи, что
случилось.
       – Сначала скажите мне еще вот что.
       – Что?
       – Какие военные силы привели Люка к власти?
       – Наемники.
       – Наемники Далта?
       – Да.
       – Добро. Со своей вендеттой против Дома Эмбера Люк покончил, – сказал
я. – И сделал это лишь позавчера ночью, по своей воле, поговорив с Виалой.
Тогда она и дала ему кольцо. Тогда я думал, что оно должно помешать
Джулиану пытаться убить его, пока мы не доберемся до Ардена.
       – В ответ на так называемый ультиматум Далта относительно Люка и
Ясры?
       – Правильно. У меня и мысли не было, что кто-то мог задумать заранее
свести Люка с Далтом, чтобы они сумели сбежать и нанести удар. Это значит,
даже драка была подстроена... теперь мне приходит в голову, что у Люка
была возможность переговорить с Далтом до нее.
       Рэндом поднял руку.
       – Погоди, – сказал он. – Расскажи-ка мне все с самого начала.
       – Идет.
       Что я и сделал. К тому времени, как я закончил, мы оба измерили
мастерскую шагами несчетное число раз.
       – Знаешь, – сказал он потом, – сдается мне, Ясра подстроила все это
до того, как начала свою карьеру в качестве предмета обстановки.
       – Я думаю об этом, – сказал я, надеясь, что Рэндом не собирается
особо заострять внимание на том, где она сейчас. И чем больше я думал,
припоминая ее реакцию на известия о Люке после нашего рейда в Замок, тем
сильнее чувствовал, что Ясра не только сознавала, что творится, но даже
общалась с Люком уже после меня.
       – Сделано все было очень гладко, – заметил Рэндом. – Далт, должно
быть, действовал по старым приказам. Точно не зная, как добраться до Люка
или узнать, где Ясра, и получить свежие инструкции, он решился на этот
маневр, чтобы отвлечь внимание Эмбера. Бенедикт мог еще раз выкинуть
Далта, с прежним мастерством и куда успешнее.
       – Верно. Догадываюсь, что, как только дело дошло до серьезных вещей,
вам пришлось отдать должное противнику. Еще это значит, что Люку, должно
быть, не один раз приходилось поспешно вырабатывать план – вот он и
придумал ту драку, когда недолго общался с Далтом в Ардене. Значит, на
самом деле Люк управлял ситуацией, а нас заставлял думать, что он пленник,
и это мешало оценить, какой угрозой для Кашеры он был на самом деле – если
вам угодно взглянуть на это так.
       – А как еще можно на это смотреть?
       – Ну, вы же сами сказали, его претензии не совсем незаконны. Что вы
намерены предпринять?
       Рэндом потер виски.
       – Отправиться вслед за ним и помешать коронации значило бы вызвать у
всех крайнее неодобрение, – сказал он. – Хотя любопытство у меня берет
верх над прочими чувствами. Ты сказал, что этот парень умеет здорово
усадить в лужу. Ты был там. Он что же, заморочил Виале голову и она взяла
его под свою защиту?
       – Нет, – сказал я. – Он, похоже, был удивлен подобным жестом не
меньше меня. Люк прекратил вендетту вот почему: он чувствовал, что их
честь отмщена, что мать просто использует его, и из-за нашей дружбы. Никто
не заставлял его делать это. Я по-прежнему думаю, что Виала дала ему
кольцо, чтобы вендетта прекратилась и никто из нас не охотился бы на него
с оружием.
       – Очень на нее похоже, – сказал Рэндом. – Думай я, что он использует
ее в своих целях, я сам бы добрался до него. Тогда неловкость с моей
стороны оказалась бы непреднамеренной и не мешала бы мне жить спокойно. Я
готовил на трон Арканса, но в последнюю минуту его отпихнул в сторону
человек, которому покровительствует моя жена. Еще немного – и создастся
впечатление, что в самом центре существуют некоторые разногласия, а я
терпеть этого не могу.
       – Подозреваю, что Люк окажется отличным посредником в делах
примирения. Мы достаточно хорошо знакомы и я знаю, что Люк учитывает все
тонкости. По-моему, Эмберу будет очень легко иметь с ним дело на любом
уровне.
       – Бьюсь об заклад, это так. Почему бы нет?
       – Причин никаких, – сказал я. – Что же теперь будет с договором?
       Рэндом улыбнулся.
       – Я ПАС. Условия Эрегнорского договора никогда не казались мне
правильными. Теперь же, если договор перестанет существовать, мы вернемся
к нему аб иницио. Я вовсе не уверен, нужен ли нам вообще какой-то договор.
Черт с ним.
       – Держу пари, Рэндом, Арканс все еще жив.
       – Думаешь, Люк держит его заложником, чтобы тот не получил от меня
положения в Золотом Кругу?
       Я пожал плечами.
       – Насколько вы близки с Аркансом?
       – Ну, уговорил-то его на это я... чувствую, я в долгу перед ним. Хотя
и не в таком уж большом.
       – Понятно.
       – В такой момент для Эмбера станет потерей лица даже начало
переговоров со столь незначительной державой, как Кашера.
       – Не спорю, – сказал я, – и, кстати, официально Люк еще не стал
главой государства.
       – Но если бы не я, Арканс продолжал бы наслаждаться жизнью на своей
вилле, а Люк, кажется, и впрямь твой друг... себе на уме, но друг.
       – Вам хотелось бы, чтобы я упомянул об этом на предстоящем обсуждении
атомной скульптуры Тони Прайса?
       Он кивнул.
       – Чувствую, очень скоро ты сможешь обсуждать искусство. А в самом
деле, тебе не мешало бы посетить коронацию своего приятеля. В качестве
частного лица. Тут будет очень кстати твое двойное право наследования, а
Люку так и так будет оказана честь.
       – Все равно ему нужен договор – готов держать пари.
       – Даже если бы мы намеревались дать на это согласие, мы не могли бы
твердо обещать ему Эрегнор.
       – Понятно.
       – А ты не уполномочен брать с нас какие-либо обязательства.
       – Это тоже понятно.
       – Тогда почему бы тебе немного не отмыться, не отправиться к нему и
не поговорить с ним об этом? Твоя комната – прямо за провалом. Можешь уйти
через пролом в стене и съехать вниз – я тут нашел балку, которая не
пострадала.
       – Ладно, так я и сделаю, – ответил я, держа курс в указанном
направлении. – Но сначала один вопрос – совершенно не по теме.
       – Да?
       – Возвращался ли недавно мой отец?
       – Ничего не знаю об этом, – сказал Рэндом, медленно покачивая
головой. – Все мы отлично умеем маскировать свои приходы и уходы...
конечно, если есть желание. Но думаю, будь он где-нибудь здесь, он дал бы
мне знать.
       – Вот и я так думаю, – сказал я, выходя сквозь стену, и обходя по
краю провал.




       11



       Нет.
       Я повис на балке, раскачался и отпустил ее. И почти изящно
приземлился в центре холла посередине между двух дверей. Правда, первая
дверь исчезла вместе с куском стены, через которую обеспечивала вход – или
выход, смотря, с какой стороны вам случалось находиться, – не говоря уже о
моем любимом кресле и застекленной коробке, в которой я держал набранные
на побережьях мира морские раковины. Жаль.
       Я протер глаза и пошел прочь, потому что сейчас даже вид моего
разрушенного жилища отходил на второй план. Черт, у меня и раньше
разрушали комнаты. Обычно тридцатого апреля...
       Я медленно повернулся...
       Нет.
       Да.
       На другой стороне холла, напротив моих комнат, там, где до этого
передо мной была пустая стена, теперь оказался коридор, уходящий на север.
Спрыгивая с балки, я мельком увидел его искрящуюся протяженность.
Изумительно. Боги только что еще раз ускорили мое музыкальное
сопровождение. Я и раньше бывал в одном из самых обыкновенных отрезков
этого коридора, на четвертом этаже, тот шел с востока на запад между
кладовками. Коридор Зеркал – одна из загадочных аномалий Эмберского замка.
Мало того, что в одну сторону он кажется длиннее, чем в другую, он еще
полон зеркал, которым нет числа. Нет числа в буквальном смысле. Попробуй
сосчитать – и никогда не получишь дважды одинакового результата.
Укрепленные высоко над головой, тонкие свечи мигают, отбрасывая бессчетное
число теней на зеркала большие и маленькие, узкие и приземистые,
подцвеченные, искажающие, зеркала в искусно вылепленных или вырезанных из
дерева рамах, ровные зеркала в простых рамах и зеркала вообще без рам,
множество зеркал остроугольных геометрических форм, бесформенных и
изогнутых зеркал.
       Несколько раз мне случалось проходить Коридором Зеркал, где
чувствовался запах ароматических свечей, и иногда подсознательно,
присутствие среди отражений чего-то такого, что при быстром взгляде на
него немедленно исчезало. Я ощущал сложное очарование этого места, но
будить его спящего гения ни разу не приходилось. Может, оно и к лучшему.
Как знать, чего ожидать в подобном месте – по крайней мере, так мне
когда-то говорил Блейз. Откуда ему было знать точно, выталкивают ли эти
зеркала в темные королевства Отражения, или очаровывают, навевая странное
состояние дремы; переносят ли в край одних только образов, который украшен
содержанием души; ведут ли полную злобы или безвредную игру умов с
наблюдателем; или же не делают ничего из вышеперечисленного, или все, или
только кое-что? В любом случае, Коридор был не так уж безвреден – там
время от времени находили воров, слуг или визитеров – которые были мертвы
или с весьма необычным выражением лица блуждали, что-то бормоча, по этому
сверкающему пути. Как правило, перед равноденствиями и солнцестояниями –
впрочем, это могло произойти и в любое время года, – коридор перемещался в
иное место, иногда просто отбывал куда-то на время. К нему обычно
относились с подозрением, остерегались, избегали, хотя он мог и причинить
вред, и вознаградить, мог выдать полезное знамение или помочь проникнуть в
суть вещей с такой же готовностью, как и расстроить или лишить присутствия
духа. Неуверенность вызывала трепет.
       А иногда, говорили мне, он как будто появлялся в поисках
определенного человека, принося свои сомнительные дары. В таких случаях,
по слухам, отвергнуть их было куда опаснее, чем принять приглашение.
       – Эй, ладно, – сказал я. – Сейчас?
       Вдоль коридора плясали тени, я уловил опьяняющий аромат тонких
свечек. И пошел вперед. Сунув левую руку за угол, я похлопал по стене.
Фракир не шелохнулся.
       – Это Мерлин, – сказал я. – Сейчас я вроде как занят. Ты уверен, что
желаешь отражать именно меня?
       Ближайший огонек на миг показался огненной рукой, которая манила к
себе.
       – Черт, – прошептал я и широким шагом направился вперед.
       Когда я вошел, то не ощутил никакой перемены. Пол покрывала длинная
дорожка с красным узором. Вокруг огоньков, мимо которых я проходил,
мельтешила моль. Я был наедине с самим собой, отраженным под разными
углами, мигающий свет превращал мою одежду в костюм Арлекина, пляшущие
тени меняли лицо.


       МЕРЦАНИЕ.



       На миг показалось, что с высоты, из маленького овала в металлической
раме, на меня смотрит суровое лицо Оберона – но, конечно, тень его
последнего Величества с тем же успехом могла оказаться игрой света.


       МЕРЦАНИЕ.



       Готов поклясться, что из висящего не столь высоко ртутного
прямоугольника в керамической раме из цветов на меня искоса глянуло
собственное лицо – но искаженное, больше похожее на звериное, с
болтающимся языком. Я живо обернулся, и, дразня, оно тут же обрело
человеческие черты.
       Я все шел. Шаги были приглушенными. Дыхание несвободным. Я задумался,
не вызвать ли логрусово или даже лабиринтово зрение. Правда, ни того, ни
другого очень не хотелось – еще слишком свежи были воспоминания о самых
гнусных чертах обеих Сил, чтобы я чувствовал себя комфортно. Уверенность,
что со мной вот-вот что-то случится, не покидала меня.
       Остановившись, я принялся изучать зеркало в раме черного металла,
инкрустированной серебряными символами разнообразных магических искусств,
которое счел подходящим себе по размеру. Стекло было темным, словно в его
глубине, не заметные глазу, плавали духи. Мое лицо в нем выглядело более
худым, черты стали резче, а над головой то появлялись, то исчезали еле
видные пурпурные нимбы. В отражении было что-то холодное и смутно
зловещее, но, хотя я долго разглядывал его, ничего не случилось, не было
ни вестей, ни озарений, ни изменений. Чем дольше я на него смотрел, тем
больше все эти драматические штрихи казались игрой света.
       Я пошел дальше, мимо быстро мелькавших перед глазами неземных
пейзажей, экзотических существ, намеков на воспоминания, мимо явившихся из
подсознания умерших друзей и родственников. Из одного омута кто-то даже
помахал мне кочергой. Я помахал в ответ. В любое другое время эти
странные, а может, и угрожающие явления напугали бы меня куда сильнее, но
я только что пришел в себя после травмы, нанесенной моими странствиями
между отражений. По-моему, я заметил повешенного – он раскачивался на
ветру со связанными за спиной руками, а над ним расстилалось небо кисти
Эль Греко.
       – Я пережил пару тяжелых дней, – сказал я вслух, – и передышка не
предвидится. Понимаешь, я, в общем, спешу...
       Что-то стукнуло меня по правой почке и я мигом обернулся, но там
никого не было. Потом я ощутил на своем плече руку, она разворачивала
меня. Я живо присоединился и опять никого.
       – Прошу прощения, – сказал я, – если того требует истина.
       Невидимые руки продолжали толкать и тянуть меня, двигая мимо
множества красивых зеркал. Меня довели до дешевого с виду зеркала в
деревянной раме, покрашенной темной краской. Его вполне могли бы притащить
из лавки, где торгуют уцененными вещами. В стекле около моего левого глаза
был небольшой изъян. Возникла мысль, что, может быть, здешние Силы и
впрямь пытаются по моей просьбе ускорить события, а не просто торопят меня
из вредности, поэтому я сказал:
       – Спасибо, – просто, чтобы обезопасить себя, и продолжал смотреть. Я
помотал головой туда-сюда, из стороны в сторону, и по отражению пошла
рябь. Повторяя движения, я ожидал, что же произойдет.
       Отражение не менялось, но с третьего или четвертого раза другим стала
панорама за его спиной. Там больше не было увешанной мутными зеркалами
стены. Она уплыла прочь и не возвращалась. На ее месте под вечерним небом
стеной встал темный кустарник. Я еще тихонько подвигал головой, но рябь
исчезла. Кусты казались очень реальными, хотя краем глаза я видел –
коридор ни справа, ни слева от меня не изменился, стена напротив зеркала
по-прежнему тянулась в обе стороны.
       Я продолжал обшаривать взглядом отражающийся кустарник, выискивая
предзнаменования, знамения, какие-нибудь знаки или хотя бы малейшее
движение. Ничего не объявилось, хотя присутствовало очень реальное
ощущение глубины. Я готов был поклясться, что в шею дует прохладный
ветерок. Я потратил не одну минуту, всматриваясь в зеркало и ожидая
чего-нибудь нового. Но все оставалось по-прежнему. Я решил: если это –
лучшее, что оно может предложить, то настало время идти дальше.
       Тогда за спиной моего отражения в кустах как будто что-то
шевельнулось, и рефлекс победил. Я быстро обернулся, выставив перед собой
поднятые руки.
       И увидел, что это только ветер. А потом понял, что сам нахожусь не в
коридоре, и обернулся еще раз. Зеркало исчезло вместе со стеной, на
которой висело. Теперь передо мной оказался длинный холм, с разрушенной
стеной на вершине. За развалинами мерцал свет. Во мне взыграло любопытство
и, преисполнившись целеустремленности, я принялся медленно взбираться на
холм, но осмотрительности не терял.
       Я карабкался, а небо темнело, на нем не было ни облачка и в изобилии
мигали звезды, они складывались в незнакомые созвездия. Я украдкой
пробирался среди камней, травы, кустов, обломков каменной кладки. Теперь
из-за увитой виноградом стены были слышны голоса. Несмотря на то, что
слова не удавалось разобрать, услышанное не походило на разговор – это,
скорее, была какая-то какофония, как будто там одновременно произносили
монологи несколько человек разного пола и возраста.
       Добравшись до вершины холма, я тянул руку, пока она не коснулась
неровной поверхности. Чтобы взглянуть, что же творится по ту сторону
стены, я решил не обходить ее. Кто знает, кому или чему я выдам себя? Что
может быть проще, чем уцепиться за край, подтянуться? Так я и сделал.
Когда моя голова поравнялась с краем стены, я нащупал ногами удобные
выступы, так что смог перенести туда часть веса и ослабить напряжение рук.
       Последние несколько дюймов я подтягивался осторожно, и потом выглянул
из-за разбитых камней вниз, внутрь разрушенного строения. Это был,
кажется, храм. Крыша провалилась, но дальняя стена еще сохранилась, почти
в том же состоянии, как та, к которой я прижимался. Справа от меня на
возвышении находился сильно нуждающийся в починке алтарь. Что бы тут ни
случилось, должно быть, это произошло давным-давно, потому что внутри, как
и снаружи, росли кусты и дикий виноград, смягчая очертания обрушенных
скамей, рухнувших колонн и кусков крыши.
       На расчищенном подо мной пятачке была начертана большая пентаграмма.
В вершине каждого луча звезды, лицом наружу, стояло по фигуре. Внутри, в
тех пяти точках, где линии пересекались, горели воткнутые в землю факелы.
Это напоминало странный вариант знакомых мне ритуалов, и я задумался, что
тут вызывают и почему каждый гнет свое, не обращая внимание на остальных,
вместо того, чтобы действовать всем заодно. Трое были видны отчетливо, но
со спины. Двое стояли ко мне лицом, но были едва различимы, находясь у
границы зрения. Их черты окутывала тень. Судя по голосам, тут были и
мужчины, и женщины. Кто-то напевал, еще двое, похоже, просто говорили,
двое пели псалмы – все это театральными, деланными голосами.
       Я подтянулся повыше, пытаясь хоть мельком увидеть лица тех двоих, что
были ближе всего ко мне. Почему? Потому, что в этом сборище было что-то
знакомое, и меня не покидало чувство, что, узнай я одного – и станет
совершенно ясно, кто остальные.
       Следующим из вопросов, которые были на первом месте, был такой: что
они вызывают? Если появится нечто необычное, окажусь ли я в безопасности,
оставаясь на этой стене, так близко от происходящего? Не похоже, чтобы
внизу имелись необходимые сдерживающие средства. Я еще подтянулся. И как
раз, когда снова стало хорошо видно происходящее, я почувствовал, что мой
центр тяжести смещается. Еще немного, и стало ясно, что, не прилагая
никаких усилий, я двигаюсь вперед. Миг – и я понял, что это стена,
обрушиваясь, уносит меня вперед и вниз, в самое сердце этого странного
ритуала. Я попытался оттолкнуться от нее, надеясь удариться об землю
откатиться и пуститься бегом так, что только пятки замелькают. Но было уже
слишком поздно. Коротко оттолкнувшись, я поднялся в воздух, но движение
вперед не прекратилось.
       Ни один из стоявших внизу не шелохнулся, хотя обломки сыпались на них
дождем, и я, наконец, поймал несколько слов, которые можно было разобрать:
       – ...призываю тебя, Мерлин, теперь же оказаться в моей власти! –
монотонно напевала одна из женщин.
       Приземляясь в середину пентаграммы на спину, вытянув ноги, с
болтающимися и хлопающими меня по бокам руками, я пришел к выводу, что
ритуал, в итоге, довольно действенный. Защищая голову, я сумел укрыть
подбородок, а болтающиеся руки, кажется, замедлили падение, так что при
ударе я не слишком пострадал. Пять высоких столбов пламени несколько
секунд бешено плясали вокруг меня, а потом снова успокоились, давая более
ровный свет. Пять фигур по-прежнему стояли лицами наружу. Словно меня
пригвоздили к месту.
       Фракир предостерег меня слишком поздно, когда падение уже началось, и
теперь я точно не знал, как его использовать. Можно было отправить его
проползти к любой из фигур, приказать взобраться к горлу и начать душить.
Но я еще не знал, которая из них заслуживает такого обхождения, если его
вообще заслуживает хоть одна.
       – Терпеть не могу вваливаться без предупреждения, – сказал я, – а
тут, как я понимаю, вечеринка только для своих. Если кто-нибудь окажется
так добр, что освободит меня, я пойду своей дорогой...
       Стоявшая подле моей левой ноги фигура повернулась и сверху вниз
пристально посмотрела на меня. На ней был синий балахон, но маски на
раскрасневшемся от огня лице не было. Только непроницаемая улыбка, которая
исчезла, когда женщина облизала губы. Это была Джулия, а в правой руке она
держала нож.
       – Ты всегда был хитрецом, – сказала она. – Что бы ни случилось,
всегда наготове дерзкий ответ. Это лишь прикрытие твоему нежеланию
предаться чему-то или кому-то. Даже тому, кто любит тебя.
       – Может статься, дело просто в чувстве юмора, – сказал я, – которого,
как я начинаю понимать, тебе всегда недоставало.
       Она медленно покачала головой.
       – Ты всех держишь на расстоянии вытянутой руки, никому не доверяешь.
       – Это семейное, – сказал я. – Но благоразумие теплым чувствам не
помеха.
       Она уже занесла было лезвие, но на секунду остановилась.
       – Ты хочешь сказать, что я тебе до сих пор небезразлична? – спросила
Джулия.
       – И никогда не была безразлична, – сказал я. – Просто ты стала
слишком сильна, и так неожиданно. Ты хотела взять от меня больше, чем мне
тогда хотелось отдать.
       – Лжешь, – сказала она, – потому что твоя жизнь – в моих руках.
       – Для лжи можно придумать кучу причин похуже этой, – сообщил я. – К
несчастью, я говорю правду.
       Тогда справа от меня раздался еще один знакомый голос.
       – Нам с тобой было рано говорить о таких вещах, но я завидую, что ты
к ней так привязан.
       Повернув голову, я увидел, что и эта фигура повернулась лицом внутрь.
Это была Корал, правый глаз закрывала черная повязка, а в правой руке тоже
был нож. Потом я разглядел, что у нее в левой руке, и быстро посмотрел на
Джулию. Да у обеих были еще и вилки.
       – И ты, – сказал я.
       – Я говорила тебе, что не знаю английского, – ответила Корал.
       – Кто сказал, что у меня нет чувства юмора? – произнесла Джулия,
поднимая свой столовый прибор.
       Тут дамы плюнули друг в друга и, перелетая через меня, не все плевки
достигали цели.
       Мне в голову пришло, что Люк, наверное, попытался бы решить эту
проблему, сделав предложение обеим, но чувствуя, что у меня этот номер не
пройдет, я даже не стал пробовать.
       – Воплощение невроза женитьбы, – сказал я. – выдуманное переживание.
Это – яркий сон. Это...
       Рука Джулии, опустившейся на одно колено, мелькнула, как молния. Я
почувствовал, что нож вонзается мне в левое бедро.
       Мой крик прервался, когда Корал воткнула мне в правое плечо вилку.
       – Это же смешно! – закричал я, ощутив новые приступы боли, когда в
руках этих леди засверкали прочие предметы сервировки.
       Потом медленно, грациозно повернулась фигура в вершине луча рядом с
моей правой ступней. Ее окутывал темно-коричневый плащ с желтой каймой,
который она придерживала у глаз скрещенными руками.
       – Довольно, суки! – произнесла она, широко распахивая одеяние. Больше
всего она напоминала бабочку_траурницу. Конечно, это была Дара, моя мать.
       Джулия и Корал уже жевали, поднеся вилки ко рту. У Джулии на губе
была крошечная капелька крови. Плащ все струился с кончиков пальцев моей
матери, как будто был живым, был частью Дары. Упав на Джулию и Корал,
крылья плаща скрыли их от меня, а Дара все простирала руки, закрывая
женщин, отгоняя их назад, пока те не превратились в человекоподобные
стоящие на земле глыбы, которые все уменьшались и уменьшались, пока
одеяние не обвисло естественным образом, а они не исчезли из своих вершин
звезды.
       Потом раздался слабый хлопок, а за ним, слева от меня, хриплый смех.
       – Великолепно исполнено, – раздался до боли знакомый голос, – но ведь
он всегда был твоим любимчиком.
       – Одним из, – поправила она.
       – Что, бедный Деспил совсем не имеет шансов? – сказал Юрт.
       – Ты не вежлив, – отозвалась мать.
       – Этого ненормального эмберского принца ты всегда любила больше, чем
нашего отца, достойного человека. Потому-то ты и не чаяла души в Мерлине,
правда?
       – Это не так, Юрт, и ты это знаешь, – сказала она.
       Он снова засмеялся.
       – Все мы вызывали его по разным причинам, но нужен он был всем, –
сказал Юрт. – Но итог у этих желаний один, вот он, да?
       Раздалось рычание, я повернул голову и успел увидеть, как черты Юрта
становятся волчьими. Он упал на четвереньки, и, опустив морду, полоснул
меня сверкнувшими клыками по левому плечу, вкусив моей крови.
       – Прекрати! – крикнула Дара. – Ах, ты, звереныш!
       Он отдернул морду и завыл, вышло похоже на безумный хохот койота.
       Черный сапог пинком в плечо отбросил его назад так, что Юрт стукнулся
об уцелевший кусок стены и тот, конечно же, рухнул на него. Юрт коротко
хмыкнул, а потом его завалило обломками.
       – Так, так, так, – донесся голос Дары и, посмотрев туда, я увидел,
что она тоже держит нож и вилку. – Что это ты, ублюдок, делаешь в таком
приличном месте?
       – Похоже, загнал в угол последних хищников, да там их и держу, –
ответил голос, поведавший мне однажды очень длинную историю, в которой
было полно разнообразнейших автомобильных катастроф и ошибок в генеалогии.
       Дара прыгнула на меня, но он нагнулся, подхватил меня подмышки, и
рывком убрал с ее дороги. Потом его большой черный плащ завихрился, как
плащ матадора, и накрыл ее. Кажется, под плащом с Дарой случилось то же,
что она сделала с Корал и Джулией: она растаяла и впиталась в землю. Он
поднял меня на ноги, потом нагнулся, подобрал плащ и отряхнул его. Когда
он вновь застегнул его застежкой в виде серебряной розы, я внимательно
осмотрел его, отыскивая клыки или хотя бы нож.
       – Четверо из пятерых, – сказал я, отряхиваясь. – Неважно, насколько
реально это выглядит – уверен, это истинно только в иносказательном
смысле... Как тебе удалось обойтись в таком месте без тяги к людоедству?
       – С другой стороны, – сказал он, натягивая серебряную рукавицу, –
настоящим отцом я тебе никогда не был. Когда не знаешь даже, что есть
ребенок, это довольно трудно. Потому-то и от тебя мне ничего не нужно,
честно.
       – С тобой меч, похожий на Грейсвандир, как две капли воды, – сказал
я.
       Он кивнул.
       – Тебе он тоже послужил, а?
       – Полагаю, мне следует поблагодарить тебя за это. А еще, ты – не
тот... человек, кого можно спросить: это ты перенес меня из пещеры в край,
лежащий между отражениями?
       – Конечно, я.
       – Еще бы, другого ты не скажешь.
       – Не понимаю, зачем бы мне говорить это, если бы это сделал не я.
Берегись! Стена!
       Один быстрый взгляд – и стало ясно, что на нас падает еще один
здоровенный кусок стены. Потом он оттолкнул меня, и я вновь распростерся в
пентаграмме. Позади с треском валились камни. Я приподнялся и рывком
отодвинулся еще дальше.
       Что-то ударило меня в висок.
       Очнулся я в Коридоре Зеркал. Я лежал лицом вниз, голова покоилась на
правой руке, в которой был зажат прямоугольный кусок камня. Вокруг плавал
аромат свечей. Начав подниматься, я почувствовал, как болят плечи и левое
бедро. Быстрый осмотр показал, что во всех трех местах были порезы. Хотя
больше мне было нечем подтвердить подлинность своего недавнего
приключения, отмахиваться от этого тоже не стоило.
       Я встал на ноги и захромал обратно в тот коридор, где были мои покои.
       – Ты куда? – крикнул мне сверху Рэндом.
       – А? Вы о чем? – ответил я.
       – Ты возвращался в холл, но там ничего нет.
       – Долго меня не было?
       – Ну, может, полминуты, – ответил он.
       Я помахал камнем, который еще держал в руке.
       – Увидел на полу вот это. Не понимаю, что это такое, – сказал я.
       – Может, его выдуло из какой-то стены и занесло туда, когда Силы
столкнулись, – сказал он. – Когда-то здесь было несколько арок, выложенных
вот такими камнями. На твоем этаже они почти все теперь оштукатурены.
       – А, – сказал я. – Забегу попозже, когда буду уходить.
       – Давай, – ответил он, я развернулся и через одну из разрушенных днем
стен пробрался наружу, держа путь к себе в комнату.
       Я заметил, что дальняя стена тоже пострадала от взрыва, в заросшие
пылью покои Бранда открывался большой пролом. Я задержался, чтобы
осмотреть его. Совпадение, решил я. Похоже, раньше на этом месте была
арка, соединявшая комнаты. Я прошел вперед и исследовал левую сторону
обнаруженного изгиба. Да, она была сложена из камней, подобных тому, что
был у меня в руке. То есть...
       Я смахнул штукатурку и всунул в пролом свой камень. Он отлично
подошел. На самом деле, когда я потянул его, он отказался выходить из
стены. Что же, я действительно прихватил его из зловещего сна о
зазеркальном ритуале с участием папы-мамы-брата и любовниц? Или, не вполне
сознавая, что делаю, я подобрал его на обратном пути там, куда камень
выбросило взрывом во время недавнего архитектурного бедствия?
       Я пошел прочь, скинул плащ и стянул рубашку. Да. На правом плече были
проколы, похожие на след вилки, на левом – что-то вроде звериного укуса.
Кроме того, левая штанина была порвана, бедро под прорехой болело, а
вокруг засохла кровь. Я умылся, почистил зубы, причесался и перевязал ногу
и левое плечо. Спасибо доставшемуся мне по наследству обмену веществ,
через день все заживет, но не хотелось, чтобы раны раскрылись и запачкали
кровью новую одежду, если мне вдруг случится напрячься...
       Кстати об одежде...
       Шкаф уцелел и мне пришло в голову переменить цвета, чтоб у Люка
сохранилась парочка счастливых воспоминаний о коронации. Я отыскал золотую
рубашку и ярко-синие штаны, не многим отличавшиеся от цветов Беркли; жилет
из крашеной кожи в тон штанам; плащ с золотой каймой; черную перевязь, под
которую сунул черные перчатки, и тут вспомнил, что нужен новый меч. Раз
так, пришлось прихватить и кинжал. Я погрузился в раздумья по поводу
шляпы, но тут мое внимание привлекли какие-то звуки. Я обернулся.
       Сквозь только что поднятую завесу пыли открывался вид в комнаты
Бранда, симметричные моим. Вместо зубчатого, неровного пролома в стене
там, невредимая, безупречная, обнаружилась арка, а по обе стороны и над
ней стена была нетронутой. Кажется, стена справа от меня оказалась
поврежденной меньше, чем раньше.
       Двинувшись вперед, я обвел рукой каменный изгиб. В поисках трещин я
исследовал штукатурку по соседству. Трещин не оказалось. Ладно. Стена была
зачарована. Сильно ли?
       Широкими шагами я прошел под аркой и огляделся. В комнате было темно,
и я машинально вызвал логрусово зрение. Оно, как обычно, явилось и
сослужило свою службу. Может быть, Логрус решил не держать на меня зла.
       Отсюда были видны остатки множества магических опытов и несколько
сохранившихся заклятий. Большинство колдунов беспорядочно нагромождают
обычно невидимые магические предметы, но Бранд, похоже, был настоящим
неряхой. Но, конечно, пытаясь захватить власть над вселенной, он мог
поторопиться и чуть не отдать концы. В ином случае аккуратность бывает
очень важна, а в таком деле нет. Я продолжил свой инспекторский обход. Там
были тайны, незаконченные дела, кое-что указывало на то, что Бранд
кой-какими магическими дорогами забрался куда дальше, чем мне когда-нибудь
хотелось. И все-таки ничего такого, чтобы мне стало ясно: с этим я не
справлюсь. Ничего, что тут же оказалось бы смертельным. Теперь, когда мне,
наконец, представился случай обследовать апартаменты Бранда, не исключено,
что мне могло взбрести в голову не трогать арку и присоединить его комнаты
к своим собственным.
       Выходя оттуда, я решил заглянуть к Бранду в шкаф, вдруг у него
найдется шляпа, которая подойдет к моему наряду. Открыв его, я обнаружил
темную треуголку с золотым пером; лучше нечего было и желать. Цвет был
немножко необычным, но я неожиданно припомнил одно заклятие, и изменил
его. Я уже совсем было собрался уходить, но логрусово зрение уловило, как
в глубине верхней, заваленной шляпами, полки что-то коротко сверкнуло.
Потянувшись, я вытащил его.
       Оказалось, что это темно-зеленые ножны с очень красивой золотой
гравировкой, рукоять меча, который выглядывал оттуда, явно была из
накладного золота, а эфес украшал огромный изумруд. Я взялся за него и
потащил клинок из ножен, наполовину ожидая, что раздастся вопль, подобный
воплю демона, на которого уронили целый баллон святой воды. Вместо того он
просто зашипел, поднялся легкий дымок. На металле клинка был блестящий
узор, который вполне можно было узнать. Да, часть Лабиринта. Такой же
рисунок украшал и Грейсвандир – только там была часть Лабиринта, что
находилась подле входа, а здесь – та, что была ближе к выходу.
       Спрятав меч в ножны я, повинуясь внезапному порыву, подвесил его к
перевязи. Я решил, что неплохо будет подарить Люку по случаю коронации меч
его папаши. Значит, берем его с собой для Люка. Потом я вышел в боковой
коридор, перебрался через небольшой кусок рухнувшей стены покоев Жерара и
мимо дверей Фионы вернулся в покои отца. Хотелось проверить еще кое-что, и
меч напомнил мне об этом. Порывшись в кармане, я выудил ключ, который
переложил туда из своих окровавленных штанов. Потом решил, что лучше
постучаться. А вдруг...
       Я постучался и подождал, еще раз постучался и еще подождал. В
наступившей следом тишине я отпер дверь и вошел. Дальше прихожей я не
забирался – мне надо было только проверить вешалку.
       Грейсвандир исчез со своего колышка.
       Я попятился, закрыл и запер дверь. Несколько вешалок опустело, это
факт, и можно сразу понять, в чем тут дело. Вот только что это доказывает?
Но ведь это я и хотел узнать? Появилось чувство, что узнать все до конца
будет куда проще, чем раньше.
       Через дверь, которую я оставил незакрытой, я вернулся в покои Бранда,
и рыскал по ним, пока в пепельнице неподалеку не увидел ключ. Заперев
дверь, я сунул ключ в карман, это было довольно глупо, потому что теперь
через мою комнату где не доставало стены, мог войти кто угодно. И все
же...
       Прежде, чем перейти обратно в свою гостиную, где находился
перепачканный слюной ти'га и отчасти заваленный обломками Тебриз, я
помедлил. В комнатах Бранда что-то расслабляло, здесь было спокойно, чего
я прежде не замечал. Я немного побродил по ним, открывая ящики, заглядывая
в волшебные коробочки, рассматривая папки с его рисунками. Логрусовым
зрением я заметил, что в столбике кровати спрятано что-то волшебное,
маленькое и мощное, силовые линии так и били от него во все стороны.
Отвинтив шишечку, я нашел внутри маленький тайник. В тайнике была
бархатная коробочка, в коробочке – кольцо. Ободок был широким, возможно,
платиновым. К нему было приделано что-то вроде колесика красноватого
металла с бесчисленными крошечными спицами, многие были не толще волоса.
От каждой тянулась силовая линия, которая вела – куда? – вполне возможно,
в Отражение, к какому-то тайному источнику могущества или заклятий. Вдруг
Люку больше придется по душе кольцо, а не меч. Я надел его, и оно как
будто пустило корни в самую середку моего естества. Я мог чувствовать, как
двигаюсь по линиям к кольцу и дальше, вдоль этих соединений наружу. Кольцу
были доступны разнообразнейшие воплощения энергии, которыми оно управляло,
от простейших хтонических сил до утонченных построений Высшей Магии, от
простейших духов до существ, подобных безмозглым богам, и это произвело на
меня впечатление. Непонятно, почему в день битвы и падения Лабиринта Бранд
не имел его при себе. Я чувствовал, что надень он его, он стал бы
непобедим. Тогда мы все могли бы жить в Брандкастле, в Бранденберге. Еще
было непонятно, почему Фиона в комнате по соседству не ощутила присутствия
кольца и не пришла поискать его. С другой стороны, я-то не почувствовал?
Каково бы ни было это кольцо, несколько футов – и становилось трудно
обнаружить его. Сокровища, хранившиеся здесь, изумляли. Отнести это на
счет эффекта "личной вселенной", который, поговаривают, проявляется в
некоторых из здешних покоев? Сцепленное со столькими источниками кольцо
было великолепной альтернативой силам Лабиринта и Логруса. Чтобы эта штука
набрала такую силу, требовалось не одно столетие. Во всяком случае, как бы
оно ни было нужно Бранду, нужно оно было не сейчас. Я решил, что не могу
уступить его Люку – вообще никому, кто хоть немного знаком с Искусствами.
Я даже счел, что его нельзя доверить и не-волшебнику. И уж конечно я не
собирался прятать кольцо обратно в столбик кровати. Что это дергается у
меня на запястье? Ах, да, Фракир. Дергался он уже некоторое время, правда,
недолго, но я заметил это с трудом.
       – Жалко, старик, что ты потерял голос, – сказал я, поглаживая его, а
сам осматривался, нет ли в комнате физической или психической опасности. –
Но я не могу тут найти ни одной хреновины, черт ее дери, из-за которой
стоило бы тревожиться.
       Он мигом соскользнул по спирали с запястья и попытался стащить с
пальца кольцо.
       – Стоп! – приказал я. – Кольцо может оказаться опасным, я знаю. Но
только, когда им неправильно пользуются. Я волшебник, забыл? Для меня это
не секрет. Кольца мне бояться нечего, в нем нет ничего особенного.
       Но Фракир не подчинился приказу и продолжал атаковать кольцо, и я
подумал, уж не ревность ли одного магического артефакта к другому.
       Я принялся обыскивать помещение еще усерднее. Если оставить себе и
меч, и кольцо, было бы очень достойно найти для Люка еще что-нибудь из
вещей его отца...
       Откуда-то из моих комнат донесся зычный крик:
       – Мерлин! Мерлин!
       Я прекратил простукивать низы стен и пол в поисках пустот, поднялся,
вернулся к арке и прошел под ней в свою гостиную. Там я остановился, хотя
голос – теперь я узнал Рэндома – не переставал звать меня. Выходившая в
коридор стена за то время, что я не видел ее, надстроилась больше, чем
наполовину, словно с тех пор, как подобранный во сне камень занял свое
место в ведущих в царство Бранда воротах, невидимая бригада плотников и
штукатуров не торопясь делала свое дело. Поразительно. Мне оставалось
только стоять, вытаращив глаза, и надеяться, что хоть что-нибудь в
пострадавшей зоне выдаст происходящее. Потом послышалось бормотание
Рэндома: "Сдается мне, он ушел", и я крикнул в ответ:
       – А? Что такое?
       – Быстро убирай свою задницу отсюда и давай ко мне, – сказал он. –
Нужен твой совет.
       Через оставшийся в стене пролом я шагнул в коридор и посмотрел
наверх. И тут же почувствовал, на что способно мое кольцо: оно отзывалось
на мои самые насущные нужды, как музыкальный инструмент. Стоило мне
согласиться с предложением, как кольцо пустило в работу соответствующую
линию. Уносясь по воздуху к дыре в потолке, я вытащил из-за пояса перчатки
и натянул их, сообразив, что Рэндом может опознать кольцо как бывшую
собственность Бранда и начнется сложная дискуссия, вести которую у меня в
тот момент не было ни малейшего желания.
       Поднимаясь через дыру в мастерскую, я плотно прижимал плащ к бокам,
чтобы меча тоже не было видно.
       – Впечатляет, – сказал Рэндом. – Рад, что ты не оставляешь упражнений
в магии. Позвал я тебя вот зачем...
       Я отвесил поклон. Из-за своего наряда мне смутно казалось, что я при
дворе.
       – Как я могу служить вам?
       – Кончай эту ерунду и слушай, – сказал он, взяв меня за локоть и
уводя обратно на уцелевшую половину спальни. У двери, держа ее открытой,
стояла Виала.
       – Мерлин? – спросила она, когда я прошел вплотную к ней.
       – Да? – откликнулся я.
       – Я не была уверена, – сказала она.
       – В чем?
       – Что это ты, – ответила Виала.
       – Будьте спокойны, это я, – сообщил я.
       – Это и в самом деле мой брат, – объявил Мандор, поднявшись из кресла
и подходя к нам. Его рука была в лубке и покоилась на перевязи, а
выражение лица стало куда менее напряженным. – Если что-нибудь в нем
кажется вам странным или удивляет, – продолжал он, – дело, наверное, в
том, что с тех пор, как он ушел отсюда, ему пришлось пережить много
неприятного.
       – Это правда? – спросил Рэндом.
       – Да, – ответил я. – Не думал, что это так заметно.
       – С тобой все в порядке? – спросил Рэндом.
       – Да вроде цел, – ответил я.
       – Хорошо. Тогда отложим подробный рассказ до другого раза. Как
видишь, Корал пропала, Дворкин тоже. Я не заметил, как они ушли. В тот
момент я все еще был в мастерской.
       – В какой момент?
       – Дворкин закончил операцию, – сказал Мандор, – взял эту леди за
руку, поднял на ноги и унес прочь отсюда. Сделано это было в высшей
степени элегантно – вот они стоят неподалеку, а вот уже по спектру
побежали их отражения, мигнули и исчезли.
       – Говоришь, ее унес Дворкин? Откуда ты знаешь, что их не утащила одна
из Сил или Колесо-призрак?
       – Потому что я наблюдал за его лицом, – сказал Мандор, – и не заметил
ни малейшего удивления, только легкую улыбку.
       – По-моему, ты прав, – признал я. – Тогда кто же обработал твою руку,
если Рэндом был в мастерской, а Дворкин занят?
       – Я, – сказала Виала. – Меня этому учили.
       – И ты, значит, был единственным очевидцем их исчезновения? –
обратился я к Мандору.
       Он кивнул.
       – Что мне от тебя надо, – сказал Рэндом, – так это сообразить, куда
они могли улететь. Мандор говорит, он не знает. Вот!
       Он подал мне цепь, с которой свисала металлическая оправа для
самоцвета.
       – Что это? – спросил я
       Здесь когда-то был самый важный из Камней Короны, – сказал он, –
Камень Правосудия. Вот что они мне оставили. А Камень забрали с собой.
       – О, – сказал я. И добавил: – Если Камень у Дворкина, то он в
безопасности. Дворкин поговаривал о том, чтобы поместить камень в
безопасное место, а знает он о нем больше, чем любой другой...
       – А еще он мог снова спятить, – сказал Рэндом. – Мне не интересно
обсуждать, хороший ли он хранитель Камня. Я просто хочу знать, куда, черт
возьми, он девался с этой штукой.
       – Похоже, никаких следов не осталось, – сказал Мандор.
       – Где они стояли? – спросил я.
       – Вот там, – сказал он, махнув здоровой рукой, – справа от кровати.
       Я перешел туда, выбирая из имеющихся в моем распоряжении возможностей
самую подходящую.
       Радужный взрыв. Я увидел линии спектра. Они застыли.
       Из кольца вперед вытянулась силовая линия. Она закрепилась и, забрав
с собой радугу, прошла через закрытый слабым взрывом портал. Подняв
тыльную сторону ладони ко лбу я как бы заскользил по линии и увидел...
       ...большой холл, где слева от меня висело шесть щитов. Справа висело
множество флагов и вымпелов. Передо мной в огромной топке пылало пламя...
       – Вижу, куда они отправились, – сказал я, – но не могу узнать, что
это за место.
       – А нельзя ли сделать так, чтобы нам тоже было видно? – спросил
Рэндом.
       – Может, и можно, – ответил я и, не успел договорить, как понял, что
это можно устроить. – Посмотри в зеркало.
       Рэндом обернулся и подошел поближе к зеркалу, через которое меня
привел Дворкин. Давно ли?
       – Кровью зверя на полюсе и раковиной, что лопнула в сердце мира, –
сказал я, ощущая необходимость обратиться к обеим силам, которыми
управлял, – да увидим!
       Зеркало словно покрылось изморозью, а когда очистилось, внутри него
расположился виденный мною холл.
       – Будь я проклят, – сказал Рэндом. – Он забрал ее в Кашеру.
Интересно, зачем.
       – В один прекрасный день тебе придется научить меня такому фокусу,
братец, – заметил Мандор.
       – Кстати, я собирался отправиться в Кашеру, – сказал я. – Нет ли
особых поручений?
       – Поручений? – переспросил Рэндом. – Просто выясни, что происходит и
дай мне знать, ладно?
       – Конечно, – сказал я, извлекая Козыри из футляра.
       Подошла Виала и взяла меня за руку, словно прощаясь.
       – Перчатки, – заметила она.
       – Пытаюсь выглядеть поофициальнее, – объяснил я.
       – Кажется, в Кашере есть что-то, пугающее Корал, – прошептала она. –
Она что-то бормотала об этом во сне.
       – Спасибо, – сказал я. – Теперь я готов ко всему.
       – Может, ты хорохоришься, – сказала Виала, – а думаешь совсем другое.
       Держа перед собой Козырь и делая вид, что рассматриваю его, я
смеялся, а сам простирал энергию своего "я" вдоль линии, которую протянул
в Кашеру.
       Я вновь открыл путь, которым пользовался Дворкин, и шагнул туда.




       12



       Кашера. Я стоял в зале из серого камня: флаги и щиты на стенах,
разбросанный по полу тростник, повсюду грубо сделанная мебель, а передо
мной очаг; пламя так до конца и не уничтожило царящую здесь сырость, от
запахов кухни было тяжело дышать.
       Я был один, но со всех сторон доносились голоса; вдобавок, слышалась
музыка: кто-то играл, кто-то репетировал. Значит, вот-вот придется
действовать. То, каким образом я прибыл сюда, невыгодно отличалось от
использования Козырей вот чем: рядом не было никого, кто помог бы
осмотреться и объяснить, что происходит. Таким же было и преимущество –
пожелай я разведать что-нибудь, сейчас было самое время. Кольцо, настоящая
энциклопедия магии, отыскало мне заклятие, мигом окутавшись которым, я
стал невидим.
       Потом что-нибудь около часа я посвятил исследованиям.
Концентрическими зонами неправильной формы расположились три защитных
стены, их покрывал плющ. В центральном секторе находились четыре больших
здания и несколько построек поменьше, обнесенные стеной. За ней поодаль
стояла вторая стена, а чуть дальше за ней – третья. Следов серьезных
разрушений не было, отчего возникло чувство, что войско Далта не встретило
сильного сопротивления. Признаков мародерства или пожаров не было вовсе,
но, в конце концов, их нанимали, чтобы заполучить Кашеру в собственность,
и я подозревал, что Ясра поставила условие: все должно остаться
относительно целым. Все три кольца были заняты войсками, подслушав
кое-что, я подумал, что они будут околачиваться тут до окончания
коронации. В центральной части, на большом плацу, наемников было совсем
немного. Ожидая коронационной процессии они потешались над маскарадными
мундирами местных вояк. Однако, острот особенно дурного вкуса слышно не
было – может быть, оттого, что Люк был популярен в обеих группировках,
вдобавок, многие представители обеих сторон, похоже, были лично знакомы.
       Первая Кашерианская Церковь Единорога – так можно перевести ее
название – находилась по другую сторону площади, прямо напротив дворца.
Здание, куда я сперва угодил, оказалось вспомогательной пристройкой на все
случаи жизни; как раз сейчас там разместили нескольких спешно вызванных
гостей, слуг, придворных льстецов и зевак.
       Я не представлял, когда точно должна состояться коронация, но решил,
что лучше попробовать поскорее увидеться с Люком, пока ему не пришлось
ринуться в поток событий. Может он даже догадывается, куда и зачем
доставили Корал.
       Поэтому я подыскал себе нишу в пустой, ничем не выделяющейся стене,
даже местный житель вряд ли отличил ее от окружающего фона. Сняв с себя
заклятие невидимости, я нашел Козырь Люка и позвал его. Не хотелось подать
ему мысль, что я в городе, и выдать, какой силой, позволяющей вот так
появляться, я завладел. Согласно теории о том, что не следует рассказывать
все до конца.
       – Мерлин! – объявил Люк, разглядывая меня. – Что, кот выбрался из
мешка?
       – Ага, и котята тоже, – сказал я. – Поздравляю с днем коронации.
       – Эй! На тебе цвета нашей школы!
       – Черт возьми, а что в этом такого? Ты в кой-каком выигрыше, а?
       – Послушай. Праздновать тут особенно нечего. Честно говоря, я
собирался вызвать тебя. Хочу посоветоваться с тобой, а уж потом
действовать дальше. Можешь провести меня к себе?
       – Я не в Эмбере, Люк.
       – А где?
       – Ну... внизу, – признался я. – В проулке между дворцом и зданием,
сейчас напоминающим что-то вроде гостиницы.
       – Так не пойдет, – произнес он. – Если я спущусь к тебе, меня мигом
засекут. Иди в Храм Единорога. В нем относительно пусто и найдется тихий,
укромный уголок, где можно будет поговорить. Позовешь меня оттуда и
перенесешь к себе. А нет – придумай что-нибудь еще, ладно?
       – Идет.
       – Эй, а все-таки, как ты сюда попал?
       – Предварительная разведка перед вторжением, – сообщил я. – Еще один
захват был бы очень удачным ходом, а?
       – Веселый ты как похмелье, – сказал он. – Вызовешь меня.
       Связь прервалась.
       Поэтому я пересек плац и зашагал по дороге, которую, похоже, наметили
для процессии. Я считал, что без неприятностей мне в Доме Единорога не
обойтись и, чтобы попасть внутрь, потребуется заклятие. Но никто не
преградил мне путь.
       Я вошел. Большое здание было сплошь украшено цветами и флагами. На
стенах было полно разнообразнейших вымпелов.
       Не считая одной-единственной закутанной женщины у входа, которая как
будто бы молилась, кроме меня в храме никого не было. Я отошел влево, где
было потемнее.
       – Люк, – обратился я к Козырю. – Все чисто. Слышишь?
       Сначала я ощутил его присутствие, а уж потом появилось изображение.
       – Добро, – отозвался он. – Перенеси меня.
       Мы взялись за руки, и Люк очутился рядом со мной.
       Он похлопал меня по плечу.
       – Ну, дай-ка я теперь посмотрю на тебя, – сказал он. – Интересно, что
стало с тем моим свитером, на котором были инициалы нашей команды?
       – По-моему, ты отдал его Гейл.
       – Сдается мне, ты не ошибся.
       – Принес тебе подарок, – сказал я, откидывая плащ и нащупывая
перевязь. – Вот. Я нашел меч твоего отца.
       – Хватит разыгрывать!
       Он взял клинок в руки, повертел, разглядывая ножны. Потом потащил меч
из ножен и тот опять зашипел, вдоль красующегося на клинке узора заплясали
искры и поднялось немного дыма.
       – И правда он! – сказал Люк. – Вэрвиндл, Дневной Клинок, брат Ночного
Клинка, Грейсвандира!
       – Как это? Я не знал, что между ними есть связь.
       – Чтобы вспомнить всю историю, мне пришлось бы как следует
поразмыслить. Но это очень старая история. Спасибо.
       Повернувшись, Люк сделал несколько шагов. При ходьбе ножны били его
по бедру. Вдруг он вернулся.
       – Меня подловили, – сказал он. – Она снова взялась за свое, и я в
высшей степени недоволен. Не знаю, что с этим делать.
       – С чем? О чем ты говоришь?
       – Моя мать, – объяснил Люк. – Она снова взялась за свое. Только я
подумал, что возьму бразды правления и все стану делать по-своему, как она
явилась и испортила мне жизнь.
       – Каким образом?
       – Она наняла Далта с его ребятами, чтобы они захватили Кашеру.
       – Ага, ну, это я сообразил. Кстати, что случилось с Аркансом?
       – А, с ним все отлично. Конечно, он арестован. Но у него прекрасные
апартаменты и все, чего Арканс ни пожелает, он может получить. Я не
причиню ему вреда. Чем-то он мне всегда нравился.
       – Так в чем проблема? Ты выиграл. Теперь у тебя есть собственное
королевство.
       – Черт, – сказал Люк и украдкой взглянул в сторону святилища. –
По-моему, меня одурачили, но уверенности нет. Понимаешь, такая работа
никогда не была мне по душе. Далт сказал, что захватил Кашеру для мамы, а
я вхожу в город вместе с ним, чтобы установить порядок, вновь заявить
права своей семьи на него, а потом с большой помпой и всевозможными
почестями пригласить ее обратно. Я сообразил, что стоит ей получить трон
назад, и дальше дело будет уже не мое, к счастью. Я бы живо слинял отсюда
куда-нибудь в более подходящее место, а ей, чтобы не скучать, досталось бы
целое королевство. О том, чтобы я сидел как приклеенный на такой паршивой
работе, не было сказано ни слова.
       Я покачал головой.
       – Вообще не понимаю, – сказал я. – Ты захватил для нее Кашеру. Так
передай ей дела и поступай так, как решил.
       Он невесело рассмеялся.
       – Арканса они любили, – объяснил Люк. – Меня они любят. Но они не так
уж обожают маменьку. Не похоже, чтобы кто-нибудь радостно приветствовал ее
возвращение. На самом деле кое-что очень сильно указывает на то, что,
попытайся она вернуться, тут действительно начнутся удачные удары.
       – По-моему, ты еще можешь отойти от дела и отдать трон Аркансу.
       Люк пнул каменную стену.
       – Не знаю, на кого из нас она будет злиться больше, что столько
заплатила Далту, чтобы он вышвырнул Арканса вон. Но мне она сказала, что
это мой долг... не знаю... может, и так. Как по-твоему?
       – Трудный вопрос, Люк. Как ты думаешь, кто справился бы лучше – ты
или Арканс?
       – Честно говоря, не знаю. У него большой опыт правления, но я вырос
здесь и хорошо знаю, как управляется эта страна и как тут делаются дела.
Единственное, в чем я уверен – любой из нас будет лучше, чем мама.
       Скрестив руки, я погрузился в напряженные раздумья.
       – За тебя принять решение я не могу, – сказал я. – Но скажи, чем бы
тебе хотелось заниматься больше всего?
       Он усмехнулся.
       – Ты же знаешь, я всегда был коммивояжером. Соберись я осесть в этих
местах и трудиться для Кашеры, я предпочел бы представлять ее
промышленность за границей – но для монарха это не слишком-то достойно.
Хотя, вероятно, тут я проявил бы себя наилучшим образом. Как знать...
       – Проблема не из легких, Люк. Не хочу брать на себя ответственность и
советовать тебе, какой дорогой пойти.
       – Если б я знал, до чего дойдет, я бы разгромил Далта еще в Ардене!
       – Ты и правда думаешь, что сумел бы победить?
       – Уверен, – сказал Люк.
       – Ну, твоих текущих проблем это не решает.
       – Верно. Есть сильное подозрение, что мне придется довести дело до
конца.
       Женщина у входа несколько раз оглянулась на нас.
       Я догадался, что наши голоса звучат громче, чем следует в храме.
       – Плохо, что нет других достойных кандидатов, – сказал я, понизив
голос.
       – Для Эмбера куш маловат.
       – Черт возьми, здесь твоя родина. У тебя есть право завладеть ею
всерьез. Жаль, что это так на тебя действует.
       – Ага. Похоже, основные проблемы начинаются дома, а? Иногда просто
хочется выйти погулять и не вернуться.
       – Мамочка взошла бы на трон при поддержке банды Далта и начались бы
идиотские казни тех, кто оказался бы против – я таких знаю. Или же, сказав
себе, что игра не стоит свеч, она обосновалась бы в Замке. Реши она уйти
от дел и насладиться своей отставкой, коалиция, поддерживавшая в первую
очередь Арканса, опять бы выдвинула его, продолжив с того места, на
котором пришлось оставить дела.
       – Какой ход событий тебе кажется самым вероятным? – поинтересовался
я.
       – Мать обрушилась бы на них, началась бы гражданская война. Выиграй
мы, проиграй – это все равно вызвало бы по всей стране страшную
неразбериху и, несомненно, на этот раз не позволило бы нам войти в Золотой
Круг. Кстати..
       – Не знаю, – быстро сказал я. – Я не уполномочен говорить с тобой о
Договоре Золотого Круга.
       – Об этом-то я догадался, – сказал Люк, – а спросить хотел о другом.
Просто любопытно, может, кто-нибудь в Эмбере сказал: "А не дать ли им по
такому случаю еще одну оплеуху, попозже", или: "Иметь с ними дело мы
будем, но о гарантиях на Эрегнор они могут забыть."
       Он деланно улыбнулся мне, и я улыбнулся в ответ.
       – Можешь забыть об Эрегноре.
       – Так я и думал, – сказал он. – Что насчет прочего?
       – У меня создалось впечатление, что это "Давайте подождем и
посмотрим, что случится."
       – До этого я тоже додумался. Отчитайся передо мной хорошенько, даже
если они тебя об этом не попросят, ладно? Кстати, по-моему, ты здесь,
строго говоря, неофициально.
       – С дипломатической точки зрения, – сказал я, – это частный визит.
       Леди у входа поднялась. Люк вздохнул.
       – Вот бы снова оказаться в ресторанчике Алисы... Может, Болванщик
нашел бы что-то, что мы упустили, – сказал он. Потом: – Эй! А он откуда?
Он похож на тебя, но...
       Люк пристально смотрел мимо меня, я чуть ли не ощутил его
замешательство. Чувствуя себя готовым ко всему, я даже не потрудился
вызвать Логрус.
       Я с улыбкой обернулся.
       – Брат, ты готов умереть? – спросил Юрт. Глаз был то ли вставным, то
ли он исхитрился вырастить его снова, а волос стало столько, что ухо
трудно было увидеть. Мизинец он тоже немного нарастил.
       – Нет, но убивать готов, – сказал я. – Рад, что тебе случилось
проходить мимо.
       Он отвесил издевательский поклон. Юрт слабо светился, а по его телу и
вокруг него ощутимо струилась мощь.
       – Ты возвращался в Замок, чтобы вылечиться окончательно? – спросил я.
       – По-моему, без этого можно будет обойтись, – отозвался он. – Теперь,
получив власть над такими силами, мне более чем по плечу любая задача,
какую я ставлю перед собой.
       – Это Юрт? – спросил Люк.
       – Да, – ответил я. – Это Юрт.
       Юрт бросил быстрый взгляд на Люка. Я почувствовал, как он
сосредоточился на мече.
       – Это объект силы? – спросил он. – Дай посмотреть!
       Он протянул к мечу руку и, несмотря на сжимавшие его пальцы Люка, тот
дернулся, но не вырвался.
       – Нет, спасибо, – сказал Люк. Юрт исчез. Минутой позже он появился
позади Люка, обхватив его за шею рукой, как удавкой. Люк вцепился в руку
Юрта, нагнулся, повернулся и бросил его через плечо.
       Юрт приземлился перед ним на спину, но продолжать Люк не стал. Он не
двигался.
       – Вытащи меч, – сказал Юрт, – дай мне посмотреть на него.
       Потом встряхнувшись по-собачьи, он поднялся.
       – Ну?
       – Чтобы иметь дело с такими, как ты, оружие мне ни к чему, – сказал
Люк.
       Стиснув кулаки, Юрт воздел обе руки над головой. Они на миг
соприкоснулись, а когда разъединились, то Юрт каким-то образом вытянул
правой рукой из левой длинный клинок.
       – Придется тебе перенести представление на дорогу, – сказал Люк, –
сейчас же.
       – Вынь меч! – потребовал Юрт.
       – Мне не нравится мысль о драке в храме, – отозвался Люк. – Хочешь,
выйдем?
       – Забавная мысль, – ответил Юрт. – Я знаю, что там у тебя целая
армия. Нет, спасибо. Если я залью кровью место, где поклоняются Единорогу,
то буду даже доволен.
       – Тебе надо поговорить с Далтом, – заявил Люк. – У него тоже
непонятные заскоки. Может, дать тебе лошадь... или цыпленка? Белых мышей?
Алюминиевой фольги?
       Юрт стремительно прыгнул вперед. Люк отступил и вытащил отцовский
меч. Он легко парировал удар и перешел в нападение, а меч шипел, трещал и
над ним курился дымок. Внезапно на лице Юрта изобразился страх, он,
отбиваясь резкими ударами, отскочил назад, споткнулся и упал. Тут Люк пнул
его в живот, и меч Юрта отлетел прочь.
       – Вэрвиндл! – ахнул Юрт. – Как к тебе попал меч Бранда?
       – Бранд – мой отец, – ответил Люк.
       Лицо Юрта на миг выразило уважение.
       – Не знал... – пробормотал он, и исчез.
       Я ждал, раскинув по всему храму волшебные щупы. Но оказалось, что
кроме нас с Люком здесь только леди, которая остановилась поодаль и
наблюдала, как будто, собравшись уходить, боялась подойти ближе.
       Потом Люк свалился. Позади него обнаружился Юрт, только что ударивший
его локтем в шею. Он потянулся к запястью Люка, словно собираясь вцепиться
в него и вывернуть меч из руки.
       – Он должен быть моим! – произнес он, а я с помощью кольца ударил
Юрта стрелой чистой энергии, полагая, что это разорвет ему все
внутренности, превратив в желеобразную, истекающую кровью массу. Всего
мгновение я колебался, использовать смертоносную мощность, или нет. Я
понимал, что рано или поздно один из нас отправит другого на тот свет, и
решил покончить с ним раньше, чем повезет Юрту.
       Но Юрту уже повезло. Купание в Источнике, должно быть, сделало его
еще круче, чем я думал. Он завертелся на месте, словно его сильно ударил
грузовик, и шлепнулся о стену. Тяжело осев, Юрт соскользнул на пол. Изо
рта пошла кровь. Вид у него был такой, как будто он вот-вот простится с
жизнью. Потом его взгляд прояснился, а руки он простер вперед.
       Меня ударила Сила, подобная той, что я только что запустил в Юрта.
Меня удивила его способность заново собираться и платить той же монетой на
таком уровне и так быстро, но не настолько, чтобы я не отбил удар. Шагнув
вперед, я попытался с помощью великолепного заклинания, которое подсказало
мне кольцо, поджечь Юрта. Стоило его одежде задымиться, как он,
поднимаясь, в считанные минуты сумел защититься. Я продолжал наступление,
и он создал вокруг меня вакуум. Я проник туда и не переставал дышать.
Потом кольцо подсказало мне, каким заклинанием нанести быстрый таранный
удар, оно было даже сильнее того, первого. Я попытался воспользоваться им,
но Юрт исчез раньше, чем заклинание достигло цели, и по каменной стене, у
которой он стоял, на три фута вверх пробежала трещина. Раскинув повсюду
усики-щупы, несколькими секундами позже я обнаружил его. Он скрючился на
карнизе высоко над головой. Только я посмотрел наверх, как он прыгнул на
меня.
       Сломаю я себе таким образом руку или нет, я не знал, но, левитируя,
чувствовал, что дело все равно стоит того. Примерно на середине я
умудрился разминуться с ним и, ударив слева, надеюсь, сломал ему и шею, и
челюсть. К несчастью, сломалось и заклятие, с помощью которого я
левитировал, так что я рухнул на пол вместе с Юртом.
       Когда мы упали, леди завизжала и помчалась к нам. Несколько мгновений
мы лежали неподвижно. Потом Юрт перекатился на живот, вытянул руку,
скорчился и упал, опять вытянул руки...
       ...и попал на рукоять Вэрвиндла. Должно быть, стискивая ее пальцами,
он почувствовал мой взгляд, потому что посмотрел на меня и улыбнулся.
Стало слышно, что Люк пошевелился и пробормотал проклятие. Я швырнул в
Юрта заклинание, превращающее в лед, но он козырнулся со своего места
раньше, чем волна холода ударила его.
       Потом леди опять завизжала и, еще не успев повернуться, я понял, что
это голос Корал.
       Ее чуть не сбил с ног появившийся у нее за спиной Юрт, он приставил к
горлу Корал край блестящего, дымящегося клинка.
       – Вы все, – выдохнул он, – не двигаться... а то вырежу ей... еще одну
улыбку...
       Я поискал заклятие, которым, не повредив Корал, можно было бы в два
счета прикончить Юрта.
       – Мерль, не пытайся, – выговорил он. – Я почувствую... что оно на
подходе... Просто оставь меня... в покое... на полминуты... и проживешь...
немного дольше. Не знаю, где ты набрался... этих штучек... но они тебя не
спасут...
       Он шатался и был весь в поту. Изо рта все еще капала кровь.
       – Отпусти мою жену, – произнес Люк, поднимаясь – или ты в жизни не
отыщешь места, чтобы спрятаться.
       – Сын Бранда, я не хочу враждовать с тобой, – сказал Юрт.
       – Тогда делай, как я сказал, приятель. Я разделывался с парнями
получше тебя.
       А потом Юрт закричал, словно душа его корчилась в пламени. Вэрвиндл
убрался от горла Корал, Юрт повалился назад и задергался, как дергается
марионетка, когда шарниры заело, а за веревочки продолжают тянуть. Корал
обернулась к нему, к нам с Люком она оказалась спиной. Правую руку она
поднесла к лицу. Время шло, и вот Юрт упал на пол, свернувшись в позе
эмбриона. Казалось, на нем играет алый свет. Он трясся, не переставая,
даже было слышно, как стучат зубы.
       Очень скоро Юрт пропал, за ним тянулись радуги, оставались кровь и
слюна, а Вэрвиндл он унес с собой. Вслед ему я отправил стрелу, чтобы
разорвать его на кусочки, но знал, что ей не догнать его. На другом конце
спектра чувствовалось присутствие Джулии и, несмотря ни на что, было
приятно понять, что я еще не убил ее. Но Юрт... Юрт теперь был весьма
опасен, понял я. Ведь в первый раз после нашей драки он не только ничего
не потерял, но и кое-что прихватил с собой. Кое-что, несущее смерть. Он
постигал науку магии – и это не сулило ничего хорошего.
       Повернув голову, я мельком заметил красное сияние раньше, чем Корал
закрыла глаз повязкой – и сообразил, что стало с Камнем Правосудия. Что –
но не почему.
       – Она твоя жена? – переспросил я.
       – Ну... вроде того... Да, – тихо ответила она.
       – Да, вот еще что, – сказал Люк. – Вы что, знакомы?




–––––––––––––––––––––––––––––––-

Принц Хаоса


       Глава 1.



       Все коронации похожи одна на другую. В данном случае, правда, дела
обстояли несколько иначе: не каждый раз монархом становится ваш лучший друг,
а его королевой неожиданно оказывается женщина, с которой у вас была связь в
прошлом. В остальном все было как всегда: торжественная процессия с обилием
музыки, громоздкие разноцветные наряды, фимиам, приветственные возгласы,
молитвы и колокольный звон. Все это утомляло, раздражало и требовало к себе
того показного внимания, которое должно непременно уделяться свадьбам,
присуждением ученых степеней и всякого рода тайным посвящениям.
       Итак, Люк вместе с Корал были провозглашены правителями Кашфы, в той
самой церкви, где я и мой сумасшедший братец Юрт чуть было не подрались
насмерть, – но, к сожалению, нам не удалось довести дело до конца, –
несколькими часами раньше. Являясь, хотя и неофициально, представителем
Эмбера, я был удостоен почетного места и часто замечал взгляды окружающих,
направленные в мою сторону. Таким образом, мне приходилось быть постоянно
наготове, для того чтобы давать наиболее подходящие к случаю ответы всякий
раз, когда ко мне обращались. Хотя Рэндом и не наделил меня официальным
статусом, позволяющим присутствовать на церемонии, он наверняка будет
недоволен, если узнает, что мое поведение было менее чем дипломатичным.
       Я был совершенно измотан, ноги мои болели, шея одеревенела, а
разноцветный наряд промок от пота. Это казалось нескончаемым, но я
по-прежнему не мог уйти. Мы с Люком знали и худшие времена, – сейчас я
вспоминал о них, – от первоначальной вражды до спортивных соревнований, от
художественных выставок до путешествий сквозь Тени, – и пока я стоял,
изнемогая от духоты, я думал о том, насколько он изменится теперь, когда
станет носить корону. Подобное событие в свое время сильно повлияло на моего
дядю Рэндома, превратив его из бродячего музыканта, беззаботного и
легкомысленного, в весьма мудрого и достойного правителя, – хотя я могу
судить об этом только по рассказам моих родственников, знавших его прежде.
Мне хотелось, однако, надеяться, что Люк не изменится слишком сильно – все
же он совершенно иной человек, чем Рэндом, не говоря уже о том, что младше
него на несколько веков. Просто удивительно, что подчас могут сделать годы,
впрочем, может быть, это как раз в порядке вещей? Лично я нахожу, что
заметно отличаюсь от того, каким я был еще совсем недавно. Да что там, даже
от того, каким я был еще вчера, внезапно подумалось мне.
       Когда в торжествах по случаю коронации наконец-то был сделан перерыв,
мне передали записку от Корал, в которой сообщалось, что ей нужно меня
увидеть, назначались время и место и даже прилагалась небольшая карта. Это
оказались покои в отдаленном крыле дворца. Мы встретились там в тот же вечер
и растратили остаток сил ночью. Как выяснилось, она вышла замуж за Люка, еще
когда они были детьми, по договоренности, которая явилась частью
дипломатического соглашения между Ясрой и бегмийцами (хотя, правда, оно так
и не было выполнено), – так что о каких либо чувствах речь шла в последнюю
очередь. Участники соглашения вскоре позабыли о женитьбе, до тех пор, пока
недавние события не заставили вспомнить о ней. Супруги годами не виделись,
хотя официально и значилось, что принц женат. Несмотря на то, что соглашение
практически можно было считать аннулированным, ее также короновали заодно с
ним. В этом имелась своя выгода для Кашфы.
       Выгода эта была – Эреньор. Королева-бегмийка на троне Кашфы могла
помочь в устранении разногласий, связанных с захватом земель соседнего
государства. Таков был замысел Ясры, как я узнал от Корал. Но Люк не решался
в это вмешиваться, особенно при отсутствии гарантий со стороны Эмбера, а
также будучи связан условиями ныне благополучно почившего Договора о Золотом
Круге.
       Вот так обстояли дела, а пока мы лежали рядом, и я обнимал
       ее. Она все еще плохо себя чувствовала, несмотря на удивительно быстрое
выздоровление после операции. Черная повязка закрывала ее правый глаз, и
Корал становилась неспокойной, если моя рука случайно оказывалась вблизи
повязки или даже если я смотрел на нее слишком долго. Что заставило Дворкина
заменить поврежденный глаз Камнем Правосудия, я не мог догадаться. Тем не
менее он, по-видимому, позаботился о том, чтобы защитить Корал от сил
Лабиринта и Логруса в том случае, если они попытаются заполучить Камень.
       Мои исследования в этой области, однако, ни к чему не приводили.
Наконец, я смог ощутить слабое присутствие магических сил и начал убеждаться
в здравомыслии Дворкина, Хотя по-прежнему не мог объяснить для себя тех
загадочных способностей, которыми обладал древний мудрец.
       – Как ты себя чувствуешь? – спросил я Корал.
       – Очень необычно, – ответила она. – Это не похоже на боль, скорее на
ощущение, которое бывает при контакте через Карту. Только я это испытываю
постоянно, – он все время со мной, и я вынуждена никуда не выходить и ни с
кем не общаться. Иногда мне кажется, что я стою в центре какой-то арки, – и
поток сил движется вокруг меня, пронизывая насквозь.
       Совершенно неожиданно я оказался в следующее мгновение в центре
окружности, напоминающей серебристое колесо с многочисленными спицами
красноватого металла. Отсюда, изнутри, оно казалось гигантской паутиной.
Яркая нить пульсирующего света привлекла мое внимание. Да, это была мощная
силовая линия, протянувшаяся из какого-то дальнего Отражения, и, вероятно,
следовало изучить ее получше. Я осторожно подвинул ее в направлении Камня,
скрытого темной повязкой.
       Никакого мгновенного отклика не последовало. Фактически, я ничего не
чувствовал, протягивая силовую линию. Но вот ее образ возник передо мной в
виде завесы пламени. Пробиваясь сквозь нее, я чувствовал, как мое
продвижение делается все более и более затруднительным, и, наконец,
останавливается. Сейчас я ощущал себя балансирующим на грани пустоты. Это не
было результатом настройки на Камень, как я ее понимал. И мне совершенно не
хотелось вызывать Образ Лабиринта, который, я знал, является частью всего
этого, когда можно было использовать другие силы. Я продвинулся еще немного
вперед и внезапно почувствовал ужасающую холодность, истощившую, казалось,
все запасы вызванной мною энергии. В то же время нельзя было сказать, что
энергия исчезает непосредственно у меня, скорее, у одной из тех сил,
которыми я управлял. Продвинувшись чуть-чуть вперед, я заметил слабое
мерцание, напоминающее какую-то отдаленную туманность на
       винно-красном фоне. Еще ближе – и оно начало понемногу обретать форму,
принимая очертания пространственных трехмерных конструкций, казавшихся
смутно знакомыми. Должно быть, именно таким путям осуществляется настройка
на Камень Правосудия, если верить рассказу моего отца. Итак, я находился
внутри Самоцвета. Означало ли это, что я принял посвящение?
       – Ни шагу дальше! – произнес незнакомый голос, хотя вначале я принял
его за голос Корал. – Ты отказался от высшего посвящения.
       Я убрал силовую линию, не желая, чтобы обнаружились какие-либо признаки
моего местонахождения. С помощью Логрусова зрения, которое постоянно
находилось со мной с момента последних событий в Эмбере, я увидел, что Корал
как бы полностью укрыта и насквозь пронизана образом Высшего Лабиринта.
       – Почему? – спросил я.
       Однако меня не удостоили ответом.
       Корал слегка вздрогнула, приподнялась и посмотрела на меня.
       – Что случилось? – спросила она.
       – Ничего, – ответил я. – Ты просто задремала. Должно быть, слегка
переутомилась. Ничего удивительного. После того, что сделал Дворкин, еще вся
эта нынешняя канитель...
       Она зевнула и снова откинулась на кровать.
       – В самом деле, – пробормотала она и тут же опять уснула.
       Я стянул сапоги, избавился от своего неудобного наряда, после чего
вытянулся рядом с ней и набросил на нас одеяло. Я тоже устал, и мне
необходимо было чье-то присутствие рядом.
       Не знаю, как долго я спал, погрузившись в темный водоворот мрачных,
беспокойный сновидений. Человеческие лица, морды зверей, демонические образы
мелькали передо мной, – и никто не проявлял особенно дружеского
расположения. Горели охваченные пламенем леса, земля дрожала, раскалываясь
на части, гигантские морские волны вздымаясь и обрушивались на берег, луна
становилась кровавой и откуда-то слышался пронзительный вой. Кто-то звал
меня по имени...
       Ветер колотил в ставни, до тех пор, пока не срывал их с петель, и они
грохоча, падали вниз. Какое-то существо проникло в мой сон, и, притаившись в
ногах кровати, стало тихо звать меня, снова и снова. Казалось, вся комната
сотрясается, и мои мысли вернулись в Калифорнию. Похоже, землетрясение было
в разгаре. Шум ветра из пронзительного визга превратился в дикий рев, и
снаружи до меня доносился грохот падающих деревьев, рушащихся башен...
       – Мерлин, принц дома Савалла, принц Хаоса, проснись! – опять позвало
существо. Затем оно проскрежетало клыками и начало все с начала.
       После четвертого или пятого оклика до меня наконец дошло, что я больше
не сплю. Откуда-то снаружи доносились пронзительные вопли, и всю комнату
периодически освещали вспышки молний, сопровождаемые почти музыкальными
раскатами грома.
       Я воздвиг перед собой силовую защиту, еще до того, как пошевелился и
открыл глаза. Звуки хлопающей ставни были реальными. Реальным было и
существо, сидевшее в ногах кровати.
       – Мерлин, Мерлин! Вставай, Мерлин! – снова услышал я. У него было
вытянутое длинное рыльце, остроконечные уши, внушительных размеров когти и
клыки, кожа серебристо-зеленого оттенка, огромные светящиеся глаза и пара
влажно поблескивающих кожистых крыльев. Его ухмылка скорее напоминала
гримасу боли. – Пробудись, лорд Хаоса!
       – Грайл! – воскликнул я, узнав слугу нашей семьи при Дворе Хаоса.
       – Да, милорд, – ответил он. – Тот самый, что в свое время обучал вас
игре в кости.
       – Проклятье! – пробормотал я.
       – Дело прежде всего, милорд. Я проделал долгий и утомительный путь,
прежде чем добрался до вас.
       – Ты не стал бы забираться в такую даль, не имея достаточно серьезного
повода, – заметил я.
       – Да.
       – Что произошло?
       – Его Величество Суэйвилл, владыка Хаоса, почил этой ночью с
прародителями тьмы. Меня прислали за вами, чтобы вы приняли участие в
погребальной церемонии.
       – Что, прямо сейчас?
       – Да, милорд.
       – Ох, черт! Ну, хорошо. Ладно. Подожди только, сейчас соберу свое
барахло. Как это случилось?
       – Подробностей не сообщалось, хотя давно было общеизвестно, что
здоровье его слабо.
       – Мне нужно оставить записку, – сказал я.
       Он кивнул.
       – Покороче, если можно.
       – Хорошо.
       Я взял клочок пергамента с письменного стола, нацарапал на нем: "Корал,
меня срочно вызывают по семейному делу. Буду держать связь" – и положил
возле ее руки.
       – Все в порядке, – затем объявил я. – Каким образом мы отправимся?
       – Я понесу вас на спине, принц Мерлин, как делал это в старые времена.
       Я кивнул, и тут же воспоминания детства волной нахлынули на меня. Грайл
был невероятно силен, как и большинство демонов. На память мне пришли наши
игры невдалеке от Темниц Хаоса, на краю темной бездны, подземные дворцы,
пещеры, дымящиеся поля сражений, разрушенные башни, гробницы умерших
чародеев, создававших свои собственные преисподние... Мне всегда гораздо
больше нравилось играть с демонами, чем проводить время с обществе моих
родственников по материнской линии, соединенных кровными или брачными узами.
Даже когда я принимал свое основное Хаосское обличье, то формировал его по
их образу и подобию.
       Тем временем Грайл втянул в себя кресло, стоявшее в углу комнаты, для
того, чтобы привести свой размер в соответствие с моим. Вскарабкавшись на
него, я услышал, как он воскликнул:
       – Ну, Мерлин, с каким магическими силами ты встречался в последнее
время?
       – Это были силы, которыми я мог управлять, хотя почти ничего не знал
об их происхождении, – ответил я. – Ты что-нибудь почувствовал, когда
появился здесь?
       – Холод, жар, звуки странной музыки со всех сторон... Ты изменился.
       – Каждый изменяется со временем, – сказал я, пока он двигался в
сторону окна. – Такова жизнь.
       Черная нить дороги лежала поперек широкого карниза. Он высунулся наружу
и ухватился за нее, как бы собираясь по ней спуститься. В этот момент
сильный порыв ветра едва не сбросил нас вниз. Мы двинулись вперед, понемногу
набирая высоту, мимо высоких башен с горящими в них огоньками. Звезды были
яркими, луна, видная на четверть, только что взошла, освещая низко нависшие
облака. Мы поднялись еще выше, и город с его башнями совершенно скрылся из
вида. Звезды танцевали вокруг нас, ослепляя вспышками света. Лента густой,
колеблющейся черноты простиралась перед нами, расширяясь. "Черная Дорога",
– внезапно подумал я. Она действительно казалась еще одной версией Черной
Дороги – в небе. Я обернулся. Позади ее уже не было. Это выглядело так, как
будто она сворачивалась за нами. Или, может быть, сворачивала нас?
       Сельский пейзаж проносился внизу, подобно кадрам ускоренной съемки.
Лес, холм, вершина горы промелькнули и исчезли. Наш путь черной лентой
расстилался перед нами, клочья света и тьмы скользили мимо нас, напоминая
чередование солнца и тени в облачный день.
       Затем наш темп резко увеличился. Я внезапно заметил, что ветра больше
нет. Луна оказалась высоко над головой, а скалистые горные пики чередой
проплыли под нами. Вокруг стояла необычайная тишина, как во сне. Луна вдруг
в одно мгновенье снизилась. Линии света раскололи пространство справа от
меня, и звезды начали гаснуть. Я почти не ощущал продвижения Грайла, пока мы
ехали, погруженные в эту черноту. Луна скрылась из вида, и маслянисто-желтый
свет скользнул по линии облаков, приобретших розоватый оттенок, на который я
даже залюбовался.
       – Силы Хаоса пробуждаются, – заметил я.
       – Энергия разрушения, – ответил Грайл.
       – В твоих словах кроется нечто большее, чем-то, что ты говоришь мне.
       – Но я только слуга Хаоса, – возразил он, – и не имею права
раскрывать высшие тайны.
       Мир вокруг нас продолжал расширяться, и впереди, насколько хватало
глаз, по-прежнему колыхалась черная лента дороги. Сейчас мы проезжали высоко
над горной поверхностью земли. Облака становились голубее, и, постепенно
изменялись, образовали новые формы. Видимо, мы начали приближаться к концу
нашего путешествия сквозь Отражения. Через некоторое время горы под нами
стали ниже, сменившись затем равнинами. Внезапно вспыхнул яркий солнечный
свет. Казалось, мы поднимались над нашей черной дорогой, и Грайл лишь слегка
касался ее, пока мы двигались дальше. Временами его крылья медленно, тяжело
вздымались, а иногда вдруг он начинал махать ими с такой скоростью, что
почти невозможно было их увидеть, и становился похожим на какого-то
гигантского колибри.
       Солнце приобрело винно-красный оттенок и находилось теперь далеко слева
от меня. Розовая пустыня расстилалась под нами...
       Снова темнота, и звезды вращаются как гигантские колеса...
       Затем мы снизились настолько, что начали двигаться едва не задевая
верхушки деревьев. Внезапно мы очутились над оживленной городской улицей.
Свет фонарей, поток машин, блеск неоновой рекламы в витринах... Теплый,
душный, пыльный смрад города окутал нас. Несколько прохожих глянули вверх,
впрочем, едва ли заметили наше появление.
       Мы проследовали вдоль реки, проносясь над крышами пригородных домов.
Улицы исчезли, и сейчас перед нами был дикий скалистый ландшафт с потоками
застывшей лавы и двумя действующими вулканами, – один поближе, другой
подальше, – над которыми курился дымок, уходящий в зелено-голубое небо.
Земля под ногами дрожала.
       – Насколько я понимаю, это самый короткий путь? – поинтересовался я.
       – Наикратчайший.
       Мы вошли в кромешную тьму, и в то же время казалось, что наш путь лежит
глубоко под водой. Какие-то светящиеся морские твари проплывали над нами,
иногда проносясь мимо на расстоянии вытянутой руки. Черная дорога, однако,
по-прежнему оставалась сухой и неповрежденной; похоже, мы были защищены ею.
       – Смерть Оберона вызвала ряд глубочайших изменений, – неожиданно
сказал Грайл. – Их последствия распространяются через все Отражения.
       – Но смерть Оберона совпала с воссозданием Лабиринта, – заметил я. –
Это было нечто большее, чем просто смерть правителя одного из двух основных
миров.
       – Верно, – согласился Грайл. – Но в настоящее время происходит
нарушение равновесия Сил. Одно добавилось к другому. Возможно, что все это
даже более серьезно, чем кажется.
       Мы проскользнули сквозь расщелину в темном каменном массиве. Линии
света перекрещивались вокруг нас. Неровная поверхность стен казалась
бледно-голубой. Чуть позже, – не знаю, через какое время, – над нами
появилось пурпурное небо, возникшее без всякого перехода на месте моря тьмы.
Одинокая звезда сияла высоко над головой. Мы быстро приближались к ней.
       – Почему, – спросил я.
       – Потому что Лабиринт стал теперь сильнее Логруса.
       – Как такое могло случиться?
       – Принц Корвин начертил второй Лабиринт, во время великой битвы между
силами Хаоса и Эмбера.
       – Да, он мне рассказывал об этом. Я даже сам видел второй Лабиринт.
Корвин боялся, что Оберон не сможет восстановить разрушенный оригинал.
       – Но он это сделал, так что теперь их два.
       – И что же?
       – Лабиринт твоего отца также относится к созданиям Порядка. Из-за него
древнее равновесие сил нарушилось в пользу Эмбера.
       – Откуда у тебя такие сведения? Даже в Эмбере, кажется, никто не может
сказать ничего определенного по этому поводу.
       – Твой брат Мондор и принцесса Фиона подозревали об этом и нашли
доказательства. Они сообщили о своих открытиях твоему дяде, лорду Сухьи,
который совершил дальнее путешествие через Отражения и убедился в их
правоте. Он уже собирался предоставить эти сведения Его Величеству, когда
Суэйвилл скончался от болезни. Я знаю об этом, потому что именно Сухьи
послал меня за тобой и велел рассказать тебе обо всем.
       – А я-то думал, что это моя мать послала за мной.
       – Сухьи был уверен, что она так и сделает, – вот почему он хотел
встретиться с тобой первым. То, что я сказал тебе относительно Лабиринта
твоего отца, пока еще мало кому известно.
       – Интересно, зачем я понадобился?
       – Об этом мне не сообщали.
       Свет звезды теперь был более ярким. Небо освещали оранжевые и розовые
сполохи. Вскоре светящиеся зеленые линии соединили их, и они обрушились,
подобно бурным потокам, вокруг нас. Конфигурация изменилась полностью, и
сейчас оно напоминало гигантский разноцветный зонтик, который медленно
вращался вокруг своей оси.
       Ландшафт приобрел совершенно неясные очертания. Я чувствовал себя так,
как будто часть меня дремлет, хотя и был уверен, что нахожусь в полном
сознании. Время, казалось, играет с моими ощущениями. Я ужасно проголодался,
и глаза мои слипались.
       Звезда разгорелась полностью. В ее свете крылья Грайла слабо
поблескивали. Казалось, что сейчас мы движемся с невероятной скоростью.
       Наша дорога, изгибаясь, поднималась вверх, окаймленная пустотой. Мы
продолжали продвигаться вперед, до тех пор, пока не оказались движущимися в
какой-то темной впадине. Затем границы темноты сомкнулись, и мы словно бы
очутились внутри ружейного ствола, нацеленного в сторону бледно-голубой
звезды.
       – Есть еще чего-нибудь, о чем тебя просили сообщить мне?
       – Ничего, насколько я помню.
       Я потер левое запястье, как бы желая ощутить привычную пульсацию. Ох,
черт! Фракир! Где же Фракир, в самом деле? Потом я вспомнил, что оставил его
в апартаментах Бранда. Почему я это сделал? Я... – мысли мои затуманились,
сама память, казалось, уснула...
       В первый раз с момента недавних событий я попытался их
проанализировать. Сделай я это раньше, возможно, мне удалось бы разобраться
во всем. По-видимому, имело место скрытое воздействие каких-то магических
сил. Я вошел в потайную комнату, самую дальнюю в покоях Бранда. Я не знал,
было ли это заранее запланировано кем-то специально для меня или просто
явилось результатом проявленного мною любопытства. Это могло быть также, я
предполагал, даже чем-то более серьезным, что произошло в результате
свершившейся катастрофы – возможно даже, ненамеренным побочным эффектом
разрушения. В последнем я сомневался, однако.
       Впрочем, какая разница? С таким же успехом это могла быть и какая-то
дурацкая ловушка, оставленная Брандом неизвестно для каких целей. Она
поставила в тупик даже такого знающего мага как я. Возможно, только мое
присутствие на расстоянии от ее местонахождения помогло мне сохранить
ясность мысли.
       Вспоминая все свои мысли в тот период, когда я подвергался опасности, я
испытывал ощущение, что все это время двигался будто в каком-то тумане. И
чем больше я вспоминал, тем больше убеждался, что магические силы,
обнаруженные мною, были предназначены специально для меня. Не вполне понимая
их происхождение, я не мог считать себя полностью свободным от них, даже
если был уверен в обратном.
       Но чем бы они ни были, из-за них мне пришлось оставить Фракир, о
котором я даже ни разу не вспомнил, и из-за них я чувствовал себя несколько
странно. Я не мог сказать точно, какого рода влияние они оказывали, и,
возможно, продолжают оказывать на мои мысли и чувства, – обычное дело для
тех, кто оказывается под властью подобного рода сил.
       Я также не знал, насколько вероятным могло быть, что покойный Бранд сам
оставил эту вещь на случай такого совершенно непредвиденного стечения
обстоятельств, как-то, что мои апартаменты окажутся рядом с его
собственными, через много лет после его смерти, и что я попаду туда в
результате разрушений, вызванных невероятным столкновением Лабиринта и
Логруса в верхнем холле Дворца Эмбера. Нет, за этим стоял кто-то еще. Юрт?
Джулия? Однако представлялось весьма сомнительным, чтобы они могли
действовать незамеченными здесь, в самом сосредоточении Эмбера. Кто же
тогда? И как мне следует относиться к тому, что произошло в Коридоре Зеркал?
Я не знал. Вернись я сейчас назад, возможно, мне удалось бы с помощью
собственных магических средств выяснить, кто за этим стоял. Но я не мог
вернуться, поэтому все мои исследования придется отложить на потом.
       Свет над нами разгорался все сильнее, переливаясь всеми оттенками, от
темно-голубого до кроваво-красного.
       – Грайл, – спросил я, – ты не чувствуешь присутствия каких-либо
магических сил рядом со мной?
       – Да, я чувствую, милорд. Но я полагал, что вы сами их вызвали –
вероятно, для того, чтобы чувствовать себя в большей безопасности.
       – Ты не мог бы избавить меня от них? А то я что-то неважно себя
чувствую.
       – Да, но я боюсь, что не смогу при этом провести четкой границы между
посторонними силами и вашими собственными.
       – Можешь ты, по крайней мере, сказать что-нибудь относительно их
происхождения?
       – Только то, что они есть, милорд. Что же до того, кто их вызвал, мне
трудно определить.
       – А какую окраску приобретают мои мысли по этому поводу?
       – Я бы сказал, светло-голубую.
       – Ха, я и не знал о твоей манере определять их таким образом. Я
спрашивал только о возможности того, что эта магия, какого бы сорта она ни
была, способна оказывать влияние на мои мысли.
       Его крылья осветились голубым, затем красным. Наш туннель внезапно
распахнулся, и небеса засияли всеми безумными оттенками Хаоса. Звезда, к
которой мы направлялись, превратилась волшебным образом в маленький огонек,
горящий в окошке высокой башни заброшенной крепости из серого, поросшего
мхом камня. Сама крепость стояла на вершине горы, подножие и середина
которой медленно, непрерывно вращались. Этот каменный остров был окружен
стеной застывшего, безмолвного леса. Деревья напоминали языки пламени –
красные, оранжевые, пурпурные.
       – Мне кажется, я мог бы это объяснить, – заметил Грайл. – Но
разгадка может оказаться такова, что только окончательно запутает беднягу
демона.
       Я хмыкнул и в течение нескольких минут наблюдал за движущимся пейзажем.
Потом сказал:
       – Кстати, о демонах...
       – Да?
       – Что ты можешь мне сказать о той разновидности, что зовется "ти'га"?
– просил я.
       – Это демоны, которые живут далеко по ту сторону Грани и, возможно,
являются наименее изученными из всех созданий Хаоса. По-моему, они даже не
имеют материальных тел. Они мало общаются как с другими демонами, так и с
кем-либо еще.
       – А ты случайно не знаком с кем-нибудь из них лично?
       – Я действительно сталкивался иногда с некоторыми из них.
       Мы поднялись выше. Крепость по-прежнему вращалась на вершине горы.
Падающие метеоры беззвучно вспыхивали вокруг нас, освещая нам дорогу.
       – Они также могут, насколько я знаю, вселяться в человеческое тело,
как бы брать его напрокат, – заметил я.
       – Меня это не удивляет.
       – По крайней мере, я знал одну, которая проделывала такие вещи много
раз. Но сейчас у нее, кажется, возникла неожиданная проблема. Последнее
тело, в которое она вселилась, находилось при смерти. Кончина того человека
привела к тому, что ти'га оказалась запертой в его теле. Она не может
оставить его. Ты не знаешь какого-нибудь способа освободить ее?
       Грайл хихикнул.
       – Прыжок со скалы, я полагаю. Или хороший удар мечом.
       – Но если она настолько прочно застряла в этом теле, что не сможет
освободиться таким образом?
       Он снова хихикнул.
       – Ну тогда игре конец. Ей придется закрывать свой бизнес по прокату
тел.
       – Дело в том, что я кое-чем ей обязан, – сказал я, – и хотел бы
оказать ей помощь.
       Он некоторое время размышлял, затем произнес:
       – Ну, думаю, что кому-нибудь из старых, мудрых ти'га может быть
известно о таких вещах. Ты ведь знаешь где их найти.
       – Да.
       – Сожалею, что ничем не могу помочь. Это очень древняя раса, ти'га.
       Мы спустились вниз, к башне. Наша дорога под вращающимся небесным
калейдоскопом сузилась, превратилась в тонкую, тускло светящуюся полоску.
Теперь Грайл двигался в направлении окна, в котором горел свет.
       Я глянул вниз. Вид, открывшийся подо мной, вызывал головокружение.
Откуда-то доносились звуки, которые, казалось, возникали в результате того,
что огромные земные массивы медленно двигались навстречу друг другу, лишь в
последний момент избегая столкновения. Ветер трепал мою одежду. Слева от
меня проплывала облачная гряда бледно-оранжевого цвета. Я уже мог различать
очертания крепостных стен. В освещенном окне промелькнул темный силуэт. Мы
были уже совсем близко, а еще минутой позже, пройдя через окно, оказались
внутри.
       Навстречу мне поднялась высокая сутулая фигура, задрапированная в
красные и серые цвета. Существо демонического вида, рогатое и покрытое
чешуей, пристально смотрело на меня эллиптически расширенными зрачками
ярко-желтых глаз. Его клыки были обнажены в приветственной усмешке.
       – Дядюшка! – воскликнул я, спешиваясь. – Рад вас видеть!
       Грайл боязливо поклонился, и, дрожа, отступил в сторону, когда Сухьи
приблизился и дружески обнял меня.
       – Что ж, Мерлин, – сказал он наконец, – добро пожаловать домой. Я
рад твоему появлению, хотя и сожалею от том, что явилось его причиной. Грайл
уже сказал тебе?..
       – О кончине Его Величества? Да. Мне очень жаль.
       Он разомкнул объятия и отступил на шаг.
       – Не то чтобы это явилось полной неожиданностью... – сказал он. –
Напротив. Преклонные годы Его Величества... Но сейчас совсем неподходящее
время для подобного события.
       – Верно, – согласился я, массируя ноющее левое плечо и нащупывал
расческу в набедренном кармане. – Я с самого рождения только и слышал о его
болезнях. Это выглядит так, будто он устал бороться со своей немощью.
       Сухьи кивнул.
       – Ты не собираешься подвергнуть себя трансформации? – спросил он
затем.
       – У меня был тяжелый день, – ответил я. – Лучше мне поберечь
энергию, хотя это и явится некоторым нарушением этикета.
       – Да нет. Не сейчас, во всяком случае. Ты ел?
       – Давно.
       – Тогда пошли, – сказал он.– Найдем тебе что-нибудь пожевать.
       Он повернулся и направился к стене. Я последовал за ним. В комнате не
было дверей, и он использовал точки соприкосновения с соседними
реальностями. Двор Хаоса был в этом отношении прямой противоположностью
Эмбера. В то время как вблизи Эмбера очень трудно начать двигаться по
Отражениям, здесь, в Хаосе, они напоминали дырявые занавески, сквозь которые
вы часто могли видеть другую реальность, даже не прилагая особых стараний. А
иногда казалось, что кто-то или что-то из другой реальности смотрит на вас.
Нужно проявить большую осторожность, чтобы не оказаться вдруг где-нибудь
между небом и землей, или под водой, или посреди кипящего бурного потока.
Двор Хаоса всегда был неподходящим местом для туризма.
       К счастью, ткань Отражений – столь послушная субстанция в этой части
реальности, что любой Повелитель Теней может запросто изменить ее – нужно
только собрать имеющиеся обрывки воедино, и путь через Отражения будет
открыт. Могущество Повелителей Теней зависело от степени близости Логруса,
из которого они черпали свои силы, даже если и не являлись его посвященными.
Только очень немногие удостаивались Логрусова посвящения, хотя все принявшие
его тем самым становились Повелителями Теней. Они были чем-то вроде
технического персонала при Дворе Хаоса, и их мастерство являлось, также как
и мастерство их коллег на Отражении Земля, результатом соединения личных
способностей и приобретенного опыта. Хотя я также один из Повелителей Теней,
я всегда предпочитал скорее пользоваться услугами тех, кто может
путешествовать по Отражениям, чем делать это самостоятельно. Мне бы
следовало, конечно, побольше рассказать вам обо всех этих вещах. Ладно,
как-нибудь в свободное время я так и сделаю.
       Когда мы подошли к стене, она, разумеется, исчезла. В том месте, где
она раньше была, причудливо клубились завитки зеленого тумана. Мы прошли
сквозь них и стали спускаться по ледяной лестнице. Хотя какая уж там
лестница. Это был ряд зеленых дисков, не соединенных между собой и
спускавшихся вниз на манер спирали, которые слегка колыхались, как бы плавая
в ночном воздухе. Они шли вдоль наружной стороны крепости и заканчивались
возле белой стены. По дороге нам пришлось сначала пройти сквозь яркие
вспышки дневного света, потом на нас обрушился голубой снежный шквал, после
чего мы очутились в каком-то странном соборе без алтаря, где все скамейки с
обоих сторон были заняты скелетами. Когда мы наконец достигли стены, то
прошли, конечно же, сквозь нее, и оказались в большой кухне. Сухьи привял
меня в кладовую и предложил самому о себе позаботиться. Я нашел немного
холодного мяса и хлеба и сделал себе сэндвич, запивая его тепловатым пивом.
Он отщипнул ломтик хлеба для себя и принялся потягивать маленькими глотками
тот же самый напиток. Какая-то птица, резко хлопая крыльями, пронеслась у
нас над головой, издала хриплый крик и исчезла, даже не долетев до
противоположного конца комнаты.
       – Где же слуги?
       – На красном рассвете почти все вернется. А пока у тебя есть
возможность выспаться и прийти в себя, перед тем как... ну, там посмотрим.
       – Что "посмотрим"?
       – Ты один из тех троих, что оказались в "черном списке". Вот почему я
вызвал тебя сюда, в это убежище, – он повернулся и прошел сквозь стену. Я
последовал за ним, по-прежнему держа свою флягу, и мы уселись по обе стороны
от небольшой деляной лужи у подножия скалистого выступа под коричневым
небом. Дядюшкина крепость занимала фактически чуть ли не все пространство
Хаоса и прилегающие Отражения, которые иногда накладывались одно на другое,
образовывая причудливые комбинации реальностей.
       – Между прочим, с тех пор как ты стал носить эту безделушку, ты
находишься в большой опасности, – заметил он, протягивая руку и
дотрагиваясь до моего кольца, от которого расходились лучи, напоминающие
колесные спицы. Как будто легкий звон прошел вдоль моей руки, от кисти к
плечу.
       – Дядюшка, ты, помнится, довольно часто ставил меня в тупик всякими
загадочными изречениями, когда был моим учителем. Но теперь я уже взрослый,
и, полагаю, это давят мне право спросить, какого черта все это значит?
       Он хмыкнул и отхлебнул пива.
       – А ты подумай как следует, и все станет ясно.
       – Как следует, как следует...– пробормотал я и отвернулся, уставясь
на зеленую лужу, в центре которой постепенно возникали различные образы,
окаймленные черной кромкой по краям ее поверхности. Я увидел неподвижно
лежащего Суэйвилла, чьи усохшие формы были скрыты черно-желтым погребальным
покровом, мою мать и приемного отца в демонских обличьях; затем их образы
поблекли, и передо мной замелькали новые – Юрт, я сам, Ясра и Джулия,
Рэндом и Фиона, Мондор и Дворкин, Билл Рот и какие-то еще другие лица,
которых я не знал...
       Я встряхнул головой.
       – Все мои размышления ни к чему не приводят, – сообщил я.
       – Не все сразу, – произнес в ответ Сухьи.
       Я снова перевел взгляд на мелькающие лица и силуэты. Передо мной возник
Юрт, которого на этот раз я смог различать довольно долго. Он был одет с
хорошим вкусом и выглядел относительно целым и невредимым. Когда он наконец
растаял, появилось чье-то полузнакомое лицо, которое я уже видел раньше. Я
знал, что это был один из знатных лордов при Дворе Хаоса, и напряг память.
Да, точно. Мы встречались очень давно, но сейчас я узнал его. Это был Тмер
из дома Джесби, старший сын покойного герцога Ролловэйна, нынешний глава
дома Джесби – с густой бородой, нахмуренными бровями, крепкого
телосложения, не лишенный определенного рода грубоватой привлекательности и
имеющий репутацию храброго и вспыльчивого человека.
       Следующим, кого я увидел, был принц Таббл из дома Ченикут, в чьем
облике соединялись человеческие и демонические черты. Миролюбивый,
спокойный, утонченный, он прожил уже несколько столетий и обладал тонким
проницательным умом. У него была подстриженная бородка, широкие невинные
светлые глаза, и он считался знатоком всевозможных азартных игр.
       Я подождал, пока Тмер, затем Таббл не последовали за Юртом, скрывшись
из вида. Я подождал, но больше никто не появлялся.
       – Трансляция окончена, – наконец сообщил я. – Но мне по-прежнему не
ясно, что все это значит.
       – Кого ты видел?
       – Моего брата Юрта, – начал перечислять я, – потом Тмера из дома
Джесби, Таббла из дома Ченикут, и еще много чего интересного.
       – Да, так оно и есть, – пробормотал Сухьи. – Все полностью сходится.
Так же как и ты, Тмер и Таббл в черном списке. Я знаю, что Тмер сейчас в
Джесби, и хочу надеяться, что Юрт находится где-то в другом месте, а не в
Далгари.
       – А Юрт что, вернулся?
       Он кивнул.
       – Тогда он, наверное, должен быть в замке у матери, в Ганту, –
произнес я в раздумье. – Или в резиденции Савалла – Анке, возле самой
Грани.
       Сухьи пожал плечами.
       – Понятия не имею.
       – А почему мы втроем оказались в этом самом черном списке?
       – Как я слышал, ты закончил университет на одном из Отражений, –
заметил Сухьи. – И к тому же обучался при дворе Эмбера, где процветают
всевозможные науки. Поэтому я тебе предлагаю подумать. Уверен, это будет
несложно для столь образованного человека.
       – Думаю, что мы подвергаемся опасности.
       – Разумеется.
       – Но какого рода, я не знаю. Однако...
       – Да?
       – Это имеет отношение к смерти Суэйвилла. Должно быть, речь идет о
каких-то политических махинациях. Но меня долго не было, и я не знаю,
насколько далеко все могло зайти.
       Он показал мне два ряда своих истершихся, но все еще жуткого вида
клыков.
       – Ну, давай, продолжай, – подбодрил он.
       – О'кей. Допустим, дом Савалла поддерживает одного возможного
претендента на трон, Джесби – другого, Ченикут – третьего. Допустим, они
под это дело готовы перегрызть друг другу глотки. Допустим, я вернулся домой
в самый разгар событий. Тогда кто-то из власть имущих объявляет нас под
подозрением в чем-либо, чтобы еще больше все запутать. Примерно так я это
себе представляю.
       – Все так, – подтвердил Сухьи, – но дело зашло еще дальше, чем ты
представляешь.
       – Я пас, – объявил я.
       Откуда-то снаружи раздался леденящий душу вой.
       – Подумай еще чуть-чуть, – предложил Сухьи, – а я пока схожу позову
одного гостя.
       Он поднялся и шагнул в лужу, после чего тут же исчез.
       Я допил пиво.


       Глава 2.



       В следующее мгновение скала, находящаяся слева от меня, озарилась
слабым сиянием и слегка зазвенела. Почти бессознательно я в первую очередь
взглянул на свое кольцо, отнесенное Сухьи к разряду магических инструментов,
как бы собираясь использовать его для защиты. Просто удивительно, насколько
привычно я уже ощущал себя с ним, хотя прошло совсем немного времени с тех
пор, как я его нашел. Поднявшись на ноги, я повернулся лицом к камню,
протянув в его сторону левую руку, когда сквозь светящийся проем вошел Сухьи
в сопровождении высокой темной фигуры. Еще минута – и фигура обрела четкие
очертания, превратившись из некоего расплывчатого бесформенного осьминога в
моего брата Мондора, в человеческом обличье, одетого в черное, как и в
последний раз, когда я его видел, хотя теперь наряд был новым и несколько
другого покроя, со слегка растрепанными белокурыми волосами. Он быстро
пересек расстояние между нами и улыбнулся мне.
       – Я вижу, с тобой все в порядке, – начал он.
       Я кивнул, глядя на его перевязанную руку.
       – Надеюсь, что так, – подтвердил я. – Что новенького произошло в
Эмбере с тех пор, как я его оставил?
       – Никаких новых разрушений не последовало, если ты это имеешь в виду,
– ответил он. – Я остался единственно потому, что хотел узнать, не
понадобится ли моя помощь в чем-нибудь. Но все свелось к небольшой
магической уборке соседних помещений и замене нескольких планок в стенной
обшивке. Потом я попросил Рэндома отправить меня домой, что он и сделал, и
вот я здесь.
       – Разрушения? В Эмбере? – удивился Сухьи.
       Я кивнул.
       – Да, произошло столкновение между Единорогом и Змеей, в результате
чего дворцу был нанесен значительный ущерб.
       – Но что могло привести Змею Хаоса в самую цитадель сил Порядка?
       – Камень Правосудия, который в то же время является ничем иным, как
утраченным Глазом Змеи.
       – Мне хотелось бы услышать эту историю полностью.
       Я дал ему подробный отчет обо всем случившемся, опустив лишь мои
собственные похождения в Коридоре Зеркал и в апартаментах Бранда. Пока я
говорил, Мондор несколько раз переводил взгляд с моего кольца на Сухьи и
обратно. Увидев, что я заметил это, он улыбнулся.
       – Так, значит, сам Дворкин еще в прежние времена?.. – сказал Сухьи
полувопросительно.
       – Я не был знаком с ним раньше, – ответил я. – Но сейчас он,
кажется, в курсе всех дел.
       – А королева Кашфы, стало быть, получила второе зрение в виде Глаза
Змеи?
       – Я не знают, может ли она им видеть, – сказал я. Она все время носит
повязку. Но это интересная мысль. Если такое действительно возможно, как ты
думаешь, что он позволит ей различить?
       – Холодный свет границ вечности, если можно так выразиться, за
пределами всех Отражений. Ни один смертный не может носить его слишком
долго.
       – Но в ее жилах течет кровь Эмбера, – сообщил я.
       – В самом деле? Кровь Оберона, ты хочешь сказать?
       Я кивнул.
       – М-да, ваш покойный монарх был весьма деятельный мужчина, – заметил
Сухьи. – Ну что ж, это может в какой-то мере облегчить ношение Камня, хотя
я только высказываю предположение, не основанное на точном знании. Не
представляю, что из этого выйдет. Только Дворкин мог бы сказать. Если он
сейчас находится в здравом уме, значит, у него были свои причины сделать то,
что он сделал. Я признаю его искусство, хотя никогда не мог предугадать его
действий.
       – А ты был лично с ним знаком? – спросил я.
       – Да, я знал его, – ответил Сухьи, – очень давно, еще до того, как
начались все бедствия. Даже не знаю, должен ли я радоваться или сожалеть о
них. Находясь в здравом рассудке, он был способен на величайшее добро. Но
потом его интересы снова могли совершенно измениться.
       – Сожалею, что не могу просветить тебя на этот счет, – сказал я. –
Мне его действия также представляются весьма загадочными.
       – Я также сбит с толку всем происходящим вокруг Глаза Змеи, – добавил
Мондор. – Но мне представляется вполне вероятным, что это может быть
проблемой местного значения, касающейся отношений Эмбера с Кашфой и Бегмой.
Не знаю, правда, что может быть приобретено в результате подобных
спекуляций. По-моему, нам лучше уделить свое внимание другим, более насущным
делам.
       Я обреченно вздохнул.
       – Таким, например, как вопрос о престолонаследии?
       Мондор поднял бровь.
       – О, лорд Сухьи уже сказал тебе?
       – Нет, – ответил я, – но я так много слышал от своего отца о борьбе
за наследование престола в Эмбере, со всеми этими заговорами, интригами,
попытками вести двойную игру, что уже могу считаться специалистом в данной
области. Мне представляется, что сейчас происходит то же самое среди
наследников династии Суэйвилла, сменится не одно поколение, прежде чем все
окончательно уладится.
       – В основном ты прав, – подтвердил Мондор, – хотя, возможно, картина
и не так мрачна, как тебе представляется.
       – Во всяком случае, одно могу сказать, добавил я. – Что до моих
намерений, я собираюсь отдать покойному дань уважения и убраться отсюда к
чертям. Если вам захочется сообщить,
       как идут дела, пришлите мне открытку.
       Он рассмеялся. Вообще-то он смеется редко. Я почувствовал колючую боль
в запястье, там, где обычно находился Фракир.
       – Да он действительно не знает, – произнес затем Мондор, обращаясь к
Сухьи.
       – Он только что прибыл, – сказал Сухьи, – и у меня не было времени
сообщить ему о чем-либо.
       Я пошарил в кармане, достал монету, подбросил ее вверх и снова поймал.
       – Орел, – объявил я, взглянув на нее. – Вот ты мне и скажешь,
Мондор, что происходит.
       – Дело в том, что твое имя стоит не на последнем месте в списке
претендентов на трон.
       Теперь пришла моя очередь смеяться, что я и сделал.
       – Это я уже знаю. Ты ведь сам говорил мне недавно за обедом, как
далеко я стою в этом списке, – если вообще имею какое-то право там
находиться, принимая во внимание мое смешанное происхождение.
       – Двое, – произнес он. – Перед тобой только двое.
       – Не понимаю, – сказал я. – Что же сталось со всеми остальными?
       – Мертвы, – ответил Мондор.
       – Внезапная эпидемия гриппа? – предположил я.
       Он кисло улыбнулся.
       – Нет, просто в последнее время необычайно возросло число дуэлей со
смертельным исходом, а также политических убийств.
       – А что преобладает?
       – Убийства.
       – Очаровательно.
       – Так что к вам троим приковано неослабное внимание, и вашим семьям
приходится постоянно заботиться о вашей безопасности.
       – Ты это серьезно?
       – Вполне.
       – Такое внезапное сокращение числа претендентов наверняка весьма
выгодно кое-кому. Например, одному из тех, кто стоит в конце списка.
       – Короне об этом ничего не известно.
       – Говоря о короне, ты, вероятно, подразумеваешь конкретную личность,
временно исполняющую обязанности монарха. Кто это?
       – Лорд Бэнкес из Эмблераш, – ответил Мондор, – дальний родственник и
старый друг покойного короля.
       – Да, я кое-что слышал о нем. А может такое случиться, что он сам
намеревается занять трон и стоит за всеми этими... разборками?
       – Этот человек – верховный жрец Змеи. Данные им обеты исключают для
него возможность сделаться правителем.
       – Есть много способов освободить себя от них.
       – Верно, но он, кажется, искренне равнодушен к подобного рода вещам.
       – Это не мешает ему пользоваться популярностью, даже наоборот. Но его
орден вроде бы не вызывает больших симпатий у лиц, близких к трону.
       – Насколько мне известно, нет.
       – Но это вовсе не означает, что он не постарается получить свою долю
выгод.
       – Да, но Бэнкес не тот, кому можно легко предъявить подобные
обвинения.
       – Иными словами, ты считаешь, что он не имеет отношения к
происходящему?
       – Да, за отсутствием доказательств обратного.
       – Кто следующий после меня в списке?
       – Таббл из Ченикута.
       – А затем Тмер из Джесби.
       – Все сливки общества побывали в твоей луже, – заметил я, обращаясь к
Сухьи.
       Он снова показал свои клыки. Казалось, они вращались.
       – У нас нет никаких разногласий с домами Ченикут или Джесби? –
спросил я.
       – Кажется, нет.
       – Тогда нам всем следует поберечься, а?
       – Полагаю, ты прав.
       – Каким образом дела зашли так далеко? Насколько я понимаю, очень
многие оказались вовлечены в это. Что, была какая-то ночь длинных ножей или
как?
       – Нет, просто в течение некоторого времени убийства превратились в
обычное явление, поэтому не то чтобы началось какое-то небывалое
кровопролитие с кончиной Суэйвилла, – хотя несколько смертей произошло
совсем недавно.
       – Ну хорошо, но должно было проводиться какое-то расследование?
Кто-нибудь из виновных оказался в заключении?
       – Нет, все они бежали или были убиты.
       – Что до убитых – не была ли часом установлена их политическая
принадлежность?
       – Да нет. Большинство из них были профессионалами. Ну еще может
пара-тройка недовольных, страдающих к тому же умственным расстройством.
       – Ты говорил, что нет никаких точных сведений, указывающих на то, кто
мог бы стоять за всем этим. А как насчет подозрений?
       – Таббл сам под подозрением, но, конечно, это не та мысль, которую
будут высказывать вслух. Сейчас у него все шансы добиться максимальной
пользы для себя, и он, похоже, собирается так и сделать. В его карьере было
много политических интриг, двойной игры, да и убийств тоже. Правда, это было
очень давно. Почти у каждого в прошлом есть нечто, о чем он предпочитает
умалчивать. Но вот уже многие годы Таббл имеет репутацию спокойного,
консервативного человека, далекого от политики.
       – А Тмер? Он достаточно скрытен, чтобы вызвать подозрения. Что-нибудь
могло побудить его заняться кровавым бизнесом?
       – Не думаю. Он всегда ведет дела открыто. Просто замкнут по натуре. Во
всяком случае он никогда не был связан с подобными делами в прошлом. Я не
очень хорошо его знаю, но он производит впечатление более прямого и
откровенного человека, чем Таббл. Он скорее предпочтет открыто устранить
тех, кто ему мешает занять трон, чем станет заниматься интригами в течение
долгого времени.
       – Помимо них, вероятно имеется еще значительное число тех, кто
вовлечен в это, и каждый действует в своих собственных интересах...
       – ...И сейчас основной вопрос заключается в том, как скоро они будут
представлять для тебя реальную угрозу.
       – Почему же этого пока не происходит?
       Он снова улыбнулся. Затем пожал плечами.
       – Ты не думай, что после коронации все само собой кончится. Корона
сама по себе вовсе не защищает от опасности того, кто ее носит.
       – Но победитель придет к власти, имея дурную славу.
       – Ну, это будет далеко не первый подобный случай в истории. Если
хорошенько вспомнить, многие очень хорошие правители пришли к власти именно
таким образом. Кстати, тебе не приходит в голову, что вокруг тебя могут
возникнуть разные спекуляции в связи с происходящим?
       – Да, и мне это чертовски не нравится. Мой отец добивался трона Эмбера
долгие годы, но когда наконец получил то, что хотел, это настолько
перемешало всю его жизнь, что он был лишь счастлив послать все к чертям.
Если я что-то и уяснил для себя в его истории, так именно это. У меня нет
подобных амбиций.
       Но, произнеся эти слова, я на минуту задумался. Интересно, каково
ощущать себя правителем огромного государства? Каждый раз, когда у меня
возникали причины быть недовольным политиками в Эмбере или в Соединенных
Штатах на Отражении Земля, я невольно задавал себе вопрос: каковы были бы
мои собственные действия, окажись я на их месте?
       – Вот как? – переспросил Мондор.
       Я отвел взгляд.
       – Мне кажется, все остальные сейчас сидят и смотрят в свои собственные
трансляционные лужи, – сказал я, – пытаясь понять, что происходит.
       – Несомненно, – подтвердил он. – А что если Тмер или Таббл в конце
концов неожиданно сговорятся? Что ты тогда будешь делать?
       – Об этом мне даже думать не хочется. Это было бы вообще черт знает
что.
       – Полагаю, так. А все же?
       – Не знаю, что и сказать.
       – Тебе следует принять какое-то определенное решение, чтобы потом уже
к этому не возвращаться. У тебя не будет недостатка в словах, если ты будешь
знать собственные мысли.
       – Спасибо. Я это запомню.
       – Расскажи мне побольше о том, что с тобой происходило с тех пор, как
мы расстались.
       Я рассказал ему о призраках Лабиринта и обо всем прочем.
       Где-то к концу истории вновь послышалось завывание. Сухьи повернулся к
скале.
       Скала раздвинулась, и он прошел сквозь нее.
       Я немедленно ощутил на себе пристальный взгляд Мондора.
       – У нас есть несколько минут, – произнес он. – Этого недостаточно,
правда, для того, чтобы я смог посвятить тебя во все подробности...
       – Что-то очень личное, а?
       – Да. Приходи ко мне обедать перед началом погребальной церемонии.
Скажем, через четверть оборота после того, как небо станет голубым.
       – Хорошо. В твоих апартаментах во дворце Савалла?
       – Нет, у меня во дворце.
       В тот момент, когда я кивнул, скала снова разошлась в стороны,
пропуская гибкую фигуру демонического существа, окутанную голубой мерцающей
вуалью. В одно мгновенье я был уже на ногах, затем опустился на колено и
поцеловал руку, протянутую мне.
       – Матушка! – воскликнул я. – Я даже не ожидал, что скоро буду иметь
удовольствие видеть тебя.
       Она улыбнулась, и тут, словно унесенное внезапно налетевшим ветром, ее
покрывало исчезло, открывая контуры ее лица и тела. Цвет лица из голубого
превратился в обычный, правда, несколько бледноватого оттенка. Я заметил,
что ее бедра и плечи стали шире, так что она казалась чуть ниже ростом, хотя
по прежнему оставалась стройной. Ее карие глаза казались более
привлекательными сейчас, когда темные арки ее обычно нахмуренных бровей
разошлись. Несколько едва заметных веснушек виднелись возле ее носа, сейчас
человеческого и слегка вздернутого. Каштановые волосы были длиннее, чем
тогда, когда я в последний раз видел ее в этом облике. Она все еще
улыбалась. На ней была свободно ниспадающая красная туника, слева на поясе
висела шпага.
       – Мой дорогой Мерлин! – сказала она, обхватив мою голову руками и
целуя меня в губы. – Как же я рада, что ты так хорошо выглядишь! Мы так
давно не виделись с тобой.
       – В последнее время я вял очень беспокойную жизнь.
       – Верю, – ответила она. – Мне довелось кое-что слышать о твоих
всевозможных злоключениях.
       – Да уж не сомневаюсь. Не у каждого есть персональная ти'га, которая
повсюду следует за ним, периодически соблазняя его в разных обличьях и
осложняя насколько возможно его жизнь своими совершенно ненужными усилиями
по его защите.
       – Это показывает, насколько я о тебе забочусь, дорогой.
       – Это показывает также, насколько ты вмешиваешься в мою личную жизнь и
не доверяешь моим собственным суждениям.
       Мондор кашлянул.
       – Привет, Дара, – сказал он.
       – Я полагала, что так будет лучше для тебя, – сказала она, и затем,
повернувшись к Мондору, произнесла в ответ: – Привет, Мондор. Что с твоей
рукой?
       – Совершенно непонятные капризы архитектуры, – ответил он. – Тебя
долго не было на виду, хотя и не могу сказать, что на слуху.
       – Благодарю, если это комплимент, – ответила она. – Да, я всегда
предпочитаю вести уединенный образ жизни, когда в обществе назревают
конфликты. Хотя не с вами об этом говорить, сэр, – ведь и вы сами столь
часто надолго исчезаете в лабиринтах Путей Мондора, – если, конечно, вы
действительно проводите время именно там.
       Он поклонился.
       – Я, как и вы, леди, считаю, что в этом отношении натуры наши схожи.
       Ее глаза сощурились, хотя голос оставался без изменений, когда она
произнесла:
       – Что ж, я действительно иногда нахожу, что мы с вами родственные
души, вероятно, даже в чем-то большем, чем просто в манере действовать. Хотя
мы оба в последнее время оставались вне происходящего, не так ли?
       – Но я оказался неосторожным, – возразил Мондор, указывая на свою
поврежденную руку. – Вы, видимо, нет.
       – Я никогда не вступаю в стычки с архитектурой, – сказала она.
       – Ни с какими другими непредвиденными обстоятельствами?
       – Я стараюсь по возможности договариваться с окружающими, – ответила
она.
       – Да и я тоже.
       – А если не получается? – спросила она.
       Он пожал плечами.
       – Конечно, всего не предусмотришь.
       – Ты многое пережил в свое время, не так ли?
       – Не стану отрицать, хотя это было так давно... Но твоя собственная
жизнь кажется, также весьма богата событиями?
       – О, весьма, – согласилась она, – и когда-нибудь в один прекрасный
день мы обязательно сравним наши оценки по успеваемости в том, что касается
непредвиденных случайностей. Не странно ли, что мы так схожи во всех
отношениях?
       – Меня также это весьма удивляет, – ответил он.
       Я сам был удивлен и слегка встревожен таким обменом любезностями, хотя
следовал скорее чувствам, не имея достаточно знаний. Да, они действительно
были чем-то схожи. Но я всегда пропускал мимо ушей большинство даже самых
достоверных и точных сведений, если они не имели отношения к Эмберу, где
также часто заводились такого рода разговоры.
       – Прошу меня простить, – произнес Мондор, обращаясь ко всем нам, –
но мне необходимо удалиться, чтобы отдохнуть и
       восстановить свои силы. Благодарю вас за гостеприимство, сэр, – он
поклонился Сухьи, – а также был весьма рад видеть вас, – поклон в сторону
Дары.
       – Но вы пришли совсем недавно, – возразил Сухьи, – и, по-моему, не
сильно нуждаетесь в отдыхе. Вы выставляете меня плохим хозяином.
       – Будьте уверены, дружище, никто бы не смог совершить подобной
трансформации, – заверил его Мондор. Шагнув к выходу, он оглянулся на меня
и произнес:
       – Увидимся позже.
       Я кивнул. Скала раздвинулась, пропуская его, и снова сомкнулась, как
только он исчез.
       – Его манеры восхитительны, – произнесла мать. – К тому же, без
всякого принуждения.
       – Да, очень изысканные, – подтвердил Сухьи. – От рождения он щедро
наделен многими достоинствами.
       – Интересно, сегодня кто-нибудь умер? – спросила она через некоторое
время.
       – Не уверен, что это оправданное любопытство, – ответил Сухьи.
       Она рассмеялась.
       – Стало быть, основной интерес уже угас.
       – Это вызывает у вас сожаление или облегчение?
       – Ни то, ни другое, – отвечала она. – Поскольку я тоже ценю
изысканность, – и удачные шутки также.
       – Мам, что вообще происходит? – напомнил я о себе.
       – Что ты имеешь в виду, Мерлин?
       – Я покинул это место много лет назад. Ты отправила вслед за мной
демона, ти'га, чтобы она нашла меня и позаботилась обо мне. Предполагалось,
она сможет легко узнать того, в чьих жилах течет кровь Эмбера. Но возникла
путаница, поскольку это относилось не только ко мне, но и к Люку. Итак, ей
пришлось проявлять заботу не только ко мне, но и к Люку. Итак, ей пришлось
проявлять заботу о нас обоих – до тех пор, пока Люк не начал периодически
пытаться меня убить. Тогда она начала защищать меня от Люка, стараясь при
этом установить, кто же из нас на самом деле является ее подопечным. Она
даже спала с Люком какое-то время, а позднее принадлежала мне. У меня
возникли некоторые подозрения, когда ей вдруг очень захотелось узнать имя
моей матери. Видимо, Люк также держал язык за зубами по поводу своего
происхождения.
       Она рассмеялась.
       – Оно и впрямь забавное. Малышка Ясра, заарканившая Принца Тьмы...
       – Не старайся сменить тему. Подумай лучше о том, насколько это
унизительно для взрослого человека – его мать посылает демонов
присматривать за ним!
       – Одного. Был только один демон, дорогой!
       – Все равно, какая разница! С чего ты вообще надумала открыть охранное
бюро? Я был просто возмущен, узнав об этом!
       – Но ти'га, вероятно, далеко не однажды спасала тебе жизнь, Мерлин.
       – Хорошо, допустим. Но...
       – Или ты предпочел бы смерть подобному покровительству? Только потому,
что оно исходило от меня?
       – Не в этом дело.
       – Так в чем же дело?
       – Похоже, ты слишком уверена в том, что я сам не могу о себе
позаботиться.
       – Да не можешь.
       – Но ты ведь не можешь этого знать наверняка! Меня просто возмущает
твоя уверенность в том, что мне не обойтись без няньки в Отражениях, что я
наивный, глупый, беззаботный...
       – Полагаю, что это еще больше оскорбит твои чувства, но я все же
скажу, что именно таким ты и был, решив отправиться в место столь отличное
от Двора Хаоса, как Отражение Земля.
       – Черт возьми, я сам могу о себе побеспокоиться!
       – По большей части нет. Но позволь заметить, что у тебя также
предостаточно совершенно неоправданной самоуверенности. Что заставляет тебя
думать, будто причины, о которых ты говоришь, – единственные, побудившие
меня предпринять подобные действия?
       – О'кей. Скажи теперь, что ты знала о намерениях Люка делать попытки
убить меня 30 апреля каждого года. А если ты действительно об этом знала, то
почему сразу не сказала мне?
       – Я не знала, что Люк будет пытаться тебя убить 30 апреля каждого
года.
       Я отвернулся, сжал кулаки и снова разжал их.
       – Так за каким же чертом ты все это делала?
       – Мерлин, почему тебе так трудно представить, что другие могут быть
лучше тебя осведомлены о некоторых вещах?..
       – И не находят нужным сообщать мне о них.
       Она долго молчала, затем произнесла:
       – Боюсь, что ты прав. Но есть серьезные причины для того, чтобы сейчас
не заводить разговора об этом.
       – Точнее, чтобы не желать его заводить. Скажи, почему ты мне не
доверяешь?
       – Дело не в доверии.
       – Почему бы тогда не сказать мне все?
       Последовала еще одна, более долгая пауза.
       – Нет, – в конце концов сказала она. – Еще не время.
       Я повернулся к ней, стараясь сохранить выражение лица спокойным, а
голос ровным.
       – Стало быть, ничего не изменилось, – сказала я, – и никогда не
изменится. Ты по-прежнему не доверяешь мне.
       – Это неправда! – воскликнула она. – Просто сейчас неподходящее
время и место для обсуждения подобных вопросов.
       – Могу ли я предложить тебе выпить или поесть что-нибудь, Дара? –
немедленно предложил Сухьи.
       – Нет, благодарю, – ответила она. – Сожалею, но не могу здесь дольше
оставаться.
       – Мама, расскажи мне по крайней мере что-нибудь о ти'га.
       – Что именно ты хочешь знать?
       – Ты вызывала ее из какого-то места вблизи Грани.
       – Да, верно.
       – Эти создания не имеют собственных тел, но способны вселяться в чужие
по своему желанию.
       – Да.
       – Допустим, одна из них вселилась в тело человека незадолго или в
момент его смерти, оставшись, таким образом, единственной силой,
поддерживающей душу и разум.
       – Интересно. Это просто твоя гипотеза?
       – Нет. Это и в самом деле произошло с ти'га, которую ты послала за
мной. Она, кажется, не в состоянии оставить свое тело сейчас. Это можно
как-нибудь исправить?
       – Честно говоря, даже не знаю, – в раздумье ответила мать.
       – Похоже, она заперта в нем, – заметил Сухьи. – Единственное, что
она может – управлять этим телом, оказывая воздействие на его разум.
       – Тело, которым управляет ти'га, выздоровело после болезни, но
сознание его разрушено, – сказал я. – Ты думаешь, оно продолжает жить?
       – Да, насколько я знаю.
       – Тогда скажи мне вот что: если тело уничтожить, ти'га освободится или
умрет вместе с ним?
       – И то, и другое может случиться, – ответил он. – Но чем дольше она
находилась в этом теле, тем более вероятно, что она будет уничтожена вместе
с ним.
       Я повернулся к матери.
       – Ну вот тебе и конец ее истории, – сказал я.
       Она пожала плечами.
       – Я использовала ее, а затем освободила, – сказала она. – В конце
концов, если будет нужно, всегда можно вызвать еще одну.
       – Не делай этого.
       – Хорошо я не стану, – согласилась она. – В этом действительно нет
необходимости – сейчас.
       – А если тебе покажется, что она появилась, ты это сделаешь?
       – Мать должна заботиться о том, чтобы ее сын находился в безопасности,
– независимо от того, нравится ему это или нет.
       Я поднял левую руку, отогнув указательный палец в известном жесте,
когда заметил у себя на запястье светящийся браслет – он казался почти
голографическим воспроизведением плетеной веревки. Я опустил руку, убрав
первоначальный вариант моего ответа, и произнес:
       – Ты легко можешь догадаться о моих чувствах в данный момент.
       – Я знала о них уже много лет назад, – ответила она. – Давай
пообедаем вместе во дворце Савалла – через половину небесного оборота,
когда небо пурпурное. Согласен?
       – Согласен.
       – Тогда до встречи. Всего хорошего, лорд Сухьи.
       – Счастливо, Дара.
       Она сделала три шага и вышла, как предписывал этикет, тем же путям, что
и вошла.
       Я повернулся и подошел к краю лужи, всматриваясь в ее середину и
чувствуя, что мускулы моих плеч понемногу расслабляются. Сейчас я видел Ясру
и Джулию, снова в башне Замка Четырех Миров, проделывающих какие-то
магические операции. Затем их лица странным образом исказились, превращаясь,
словно под воздействием какой-то жестокой правды, нарушившей четкость и
красоту линий, в уродливые маски удивительных, ужасающих пропорций.
       Я почувствовал руку на своем плече.
       – Все это знакомые дела, – сказал Сухьи, – интриги, безумие... Ты
думаешь сейчас о том, что материнская любовь иногда может оказаться не чем
иным, как разновидностью тирании, не так ли?
       Я кивнул.
       – Некто Марк Твен сказал однажды, что нам позволено выбирать себе
друзей, но не родственников, – ответил я.
       – Я не знаю, что у них на уме, хотя у меня есть кое-какие догадки, –
произнес он. – По-моему, самое лучшее, что ты сейчас можешь сделать – это
отдохнуть и немного подождать. Я бы хотел побольше услышать о твоих
приключениях.
       – Спасибо, дядюшка, – ответил я. – Ладно. Почему бы и нет?
       И рассказал ему остаток моей истории. В середине мы сделали перерыв и
снова отправились в кухню для более основательного подкрепления, затем вышли
другим путям на балкон, плывущий над лимонным океаном, чьи волны разбивались
о розовые скалы и пляжи, под то ли сумеречным, то ли ярко-синим небом без
звезд. Там я окончил свой рассказ.
       – Все это более чем просто интересно, – наконец сказал он.
       – О! Ты разглядел в этом нечто, на что я не обратил внимания? –
удивился я.
       – Слишком много вещей, над которыми стоит подумать, для того, чтобы
дать окончательный ответ... Давай отложим это на потом.
       – Хорошо.
       Я перегнулся через перила, всматриваясь в волны.
       – Тебе нужно отдохнуть, – сказал Сухьи через какое-то время.
       – Я думаю, что да.
       – Пойдем, я тебе покажу твою комнату.
       Он протянул мне руку. Я ухватился за нее, и мы оба начали погружаться
сквозь пол.

       
* * *


       И вот я заснул, окруженный гобеленами и тяжелыми занавесями, в комнате,
лишенной дверей, в Путях Сухьи. Видимо, она находилась в башне, – я слышал,
как за стенами бушевал ветер.
       Во сне я видел...
       Я снова был во дворце Эмбера, проходя вдоль сверкающего длинного
Коридора Зеркал. Отблески света плясали на высоких зеркальных рамах. Мои
шаги были совершенно беззвучными. Зеркала всех видов и форм, большие и
маленькие, полностью закрывали стены по обеим сторонам коридора. Я шел,
отражаясь в их глубине, появляясь, исчезая, возникая вновь...
       Я задержался у высокого треснувшего зеркала слева от меня, в железной
раме. Едва взглянув в него, я понял, что на этот раз вижу не себя.
       Ошибки быть не могло. Из зеркала на меня смотрела Корал. Она была в
блузке персикового цвета и на сей раз без глазной повязки. Трещина на
зеркале разделяла ее лицо на две части. Ее левый глаз, насколько я помнил,
был зеленым, на месте правого сиял Камень Правосудия. Оба, казалось, впились
в мое лицо.
       – Мерлин! – позвала она. – Помоги мне. Это все так странно... Верни
мне мой глаз!
       – Но я не знаю как, – ответил я. – Не представляю, что я могу
сделать.
       – Мой глаз, – повторила она, будто не слыша. – Силы Камня Правосудия
повсюду вокруг меня, и мне холодно – так холодно! Это плохое место. Помоги
мне.
       – Я постараюсь, – сказал я.
       – Мой глаз... – повторила она.
       Я поспешно двинулся дальше.
       Из прямоугольного зеркала в деревянной раме, с вырезанным на его
основании изображением феникса, на меня смотрел Люк.
       – Привет, старина! – сказал он. У него был немного несчастный вид. –
Послушай, мне бы хотелось получить обратно меч моего отца. Он тебе, часом,
не попадался?
       – Нет, к сожалению, – ответил я.
       – Конечно, стыдно признаться, что я не смог сохранить твой подарок
даже на такое короткое время. Все же поищи его, ладно? У меня такое
впечатление, что он мне еще может пригодиться.
       – Я это сделаю, – обещал я.
       – В конце концов, ты частично в ответе за то, что произошло, –
добавил он.
       – Ты прав, – согласился я.
       – И я бы хотел вернуть его.
       – Хорошо, – сказал я, проходя дальше.
       Злобный смешок понесся из овального зеркала в коричневой раме, справа
от меня. Обернувшись, я различил лицо Виктора Мелмана, черного мага с
Отражения Земля, уничтоженного мной, когда все мои несчастья еще только
начинались.
       – Сын погибели! – прошипел он. – До чего принято видеть тебя здесь,
в преддверии ада, заброшенного всеми! Моя кровь на твоих руках!
       – Твоя кровь на твоих собственных руках, – ответил я. – Ты, в
сущности, самоубийца.
       – Это не так! – завопил он. – Ты одержал надо мной победу нечестным
путем!
       – Ты кусок дерьма, – ответил я. – Может быть, я действительно
виноват во многих вещах, но уж твоя смерть явно не из их числа.
       Я уже хотел пройти мимо, но тут его рука высунулась из зеркала и
вцепилась мне в плечо.
       – Убийца, – закричал он.
       Я сбросил его руку.
       – Пошел ты... – сказал я, продолжая свой путь.
       Затем меня окликнули из широкого зеркала в ледяной раме, с зеленоватым
налетом на стекле. Это оказался Рэндом; он смотрел на меня, покачивая
головой.
       – Мерлин! Да что с тобой, в самом деле! Последнее время ты совершенно
забыл о том, чтобы держать меня в курсе всего, что происходит.
       – Да, сэр, это верно, – ответил я, глядя на него. Он был одет в
оранжевую футболку и джинсы "Левис". – Но как раз сейчас у меня тем более
нет времени для этого.
       – Речь идет о безопасности королевства – и у тебя нет времени?!
       – Насколько я могу судить, есть обстоятельства, которые меня
оправдывают.
       – Когда дело касается безопасности Эмбера, только один могу об этом
судить!
       – Да, сэр. Когда я освобожусь...
       – Ты хочешь сказать, что это каким-то образом связано с твоими личными
проблемами?
       – Полагаю, что так.
       – И тем не менее. Интересы королевства прежде всего. Мы должны
поговорить.
       – Да, сэр, как только...
       – Не "как только", черт возьми, а сейчас! Ну-ка разворачивай свою
задницу немедленно! Что бы там с тобой не происходило, наш разговор должен
состояться.
       – Обязательно, как только...
       – Хватит! Это здорово смахивает на предательство – скрывать ценную
информацию. Мне нужно тебя видеть. Возвращайся домой!
       – Я вернусь, – обещал я, спеша поскорее убраться отсюда. Его голос
был слышен еще некоторое время в хоре остальных, выкрикивающих свои вопросы,
просьбы, обвинения...
       Из следующего зеркала, круглого, в голубой узорчатой раме, на меня
взглянула Джулия.
       – Вот ты и пришел, – произнесла она тихо, почти шепотом. – Ты знаешь
о том, что я любила тебя?
       – Я тоже любил тебя, – признался я. – Хотя мне потребовалось много
времени, чтобы понять это. За что и пришлось расплачиваться.
       – Ты любил меня недостаточно, – возразила она. – Недостаточно, чтобы
доверять мне. Поэтому я также перестала тебе доверять.
       Я отвел взгляд.
       – Прости, мне жаль, – сказал я.
       – Недостаточно... – повторила она. – Итак, мы теперь враги.
       – Этого не должно произойти.
       – Но теперь слишком поздно что-то исправлять, – сказала она. –
Слишком поздно...
       – Прости, – пробормотал я.
       Следующей, кого я увидел, была Ясра, в сверкающей красной раме. Ее рука
с длинными блестящими ногтями высунулась из зеркала и погладила меня по
щеке.
       – Спешишь, мой мальчик? – спросила она.
       – Полагаю, да, – ответил я.
       Ее губы скривились в злой усмешке.
       – Мне кажется, ты дурно повлиял на моего сына, – произнесла она. –
Он совсем отбился от рук с тех пор, как стал водиться с тобой.
       – Сожалею, если так, – ответил я.
       – Из-за этого он теперь не может достойно управлять королевством.
       – Не может или не хочет? – спросил я.
       – Так или иначе, это на твоей совести.
       – Да он вроде уже большой мальчик, Ясра. И может принимать решения
самостоятельно.
       – Боюсь, он успел достаточно набраться от тебя чего не надо.
       – Он сам себе хозяин, леди. Я не виноват в том, что он совершает
поступки, которые вам не нравятся.
       – А если Кашфа вообще рухнет из-за этого?
       – Я-то здесь, во всяком случае, ни причем, – ответил я и шагнул
вперед. Как выяснилось, это было очень своевременно, потому что ее рука
вновь потянулось ко мне, и ногти, коснувшись моего лица, слегка оцарапали
его.
       Я еще какое-то время слышал позади себя ее проклятья, вскоре, к
счастью, слившиеся с голосами остальных.
       – Мерлин?
       Повернувшись направо, я увидел лицо Нэйды в серебряном зеркале,
поверхность и витая рама которого, казалось, представляла собой единое
целое.
       – Нэйда! Ты-то чего от меня хочешь?
       – Ничего, – ответила ти'га. – Я только что оказалась здесь и ожидаю
твоих распоряжений.
       – Так ты не ненавидишь меня? Это что-то новенькое!
       – Ненавидеть тебя? Не будь глупым. Никогда такого не было.
       – Просто каждый, с кем мне довелось повстречаться в этой галерее,
что-то имеет против меня.
       – Это просто сон, Мерлин. Только ты и я существуем на самом деле, и
что нам до остальных?
       – Мне жаль, что моя мать заставила тебя все это время выполнять такой
неблагодарный труд, как забота о моей безопасности. А сейчас ты свободна?
Если нет, вероятно, я смогу...
       – Я уже свободна.
       – Я должен извиниться перед тобой – за все те неприятности, которые
тебе пришлось испытать, выполняя ее распоряжения – при этом не зная, кого
из нас двоих, Люка или меня, ты должна охранять. Но кто бы мог подумать, что
два эмберита вдруг окажутся в таком близком соседстве в колледже Беркли?
       – Но я не жалею об этом.
       – Вот как?
       – Я хотела спросить... Ты случайно не знаешь, где я могу найти Люка?
       – В Кашфе, где же еще? Он там уже второй день как законный монарх. А
что тебе от него нужно?
       – А ты не догадываешься?
       – Нет.
       – Я люблю его. И всегда любила. Сейчас, когда я свободна от заклятья
твоей матери, и мое нынешнее тело принадлежит мне, я хочу, чтобы он знал,
что я была Гейл – и что я при этом чувствовала. Спасибо, Мерлин! Прощай!
       – Подожди!
       – Да?
       – У меня до сих пор не было случая поблагодарить тебя за все, что ты
для меня сделала – пусть даже по принуждению. Ведь я наверняка был большой
обузой для тебя. Спасибо тебе и всего хорошего!
       Она улыбнулась и растаяла. Я протянул руку, коснувшись зеркальной
поверхности, и мне показалось, что я услышал ее голос, произнесший: "Удачи
тебе!"
       Странно. Это был сон, но я по-прежнему не мог проснуться, и чувства мои
были реальными.
       – Я вижу, ты вернулся ко Двору Хаоса как раз в самый разгар событий!
– эти слова понеслись из мутного зеркала в черной раме, стоящего в трех
шагах от меня.
       Подойдя, я встретил свирепый взгляд моего брата Юрта.
       – Что тебе нужно? – спросил я.
       Его лицо представляло собой злобную карикатуру на мое собственное.
       – Больше всего я бы хотел, чтобы тебя вообще никогда не было, –
ответил он. – Но раз уж тут ничего нельзя поделать, я, по крайней мере,
надеюсь вскоре увидеть тебя мертвым.
       – Может, поищем какой-нибудь третий вариант?
       – Ты оправишься в ад!
       – Что так?
       – Ты стоишь между мной и тем, чего я хочу.
       – Я и посторониться могу, ради бога. Скажи только как.
       – Это не имеет значения – что ты можешь или хочешь. Решать будешь не
ты.
       – Ты так меня ненавидишь?
       – Да!
       – А я-то думал, что омовение в Ключе Силы малость приглушит твои
эмоции.
       – Я не потерплю твоего дурацкого обхождения! Если хочешь знать, они
стали даже еще сильнее.
       – А не может ли так случиться, что в один прекрасный день мы забудем
все наши раздоры и станем друзьями?
       – Никогда!
       – Смотри не зарекайся!
       – Она всегда к тебе относилась лучше, чем ко мне, а теперь ты еще
собираешься занять трон!
       – Не говори глупостей. Я этого вовсе не хочу.
       – Тебя никто не спросит.
       – Я не стану этого делать.
       – Конечно, не станешь, – потому что я убью тебя раньше.
       – Не будь дураком. Это все не стоит того.
       – Однажды, очень скоро, в тот момент, когда ты меньше всего будешь
ожидать, ты обернешься и увидишь меня. Но будет слишком поздно.
       Зеркало стало абсолютно черным.
       – Юрт!
       Ответа не было. Печально, но наши с ним отношения во сне оставались
совсем такими же, как и наяву.
       Я повернул голову к зеркалу в огненной раме, которое находилось в
нескольких шагах слева от меня, каким-то образом зная, что оно будет
следующим на моем пути. Я двинулся к нему.
       Она улыбнулась.
       – Ну, вот наконец и ты.
       – Тетушка, что происходит?
       – Кажется, один из тех конфликтов, которые имеют тенденцию
продолжаться бесконечно, – отвечала Фиона.
       – И ты являешься частью всего этого?
       – Весьма незначительной. Никто сейчас не сможет сказать тебе ничего
большего.
       – Что я должен делать?
       – Воспользоваться правом свободного выбора и сделать наилучшее из
возможного.
       – Наилучшее для кого? Или для чего?
       – Только ты сам можешь ответить на этот вопрос.
       – Но хотя бы намекни, что ты имеешь в виду!
       – Когда я привела тебя к Лабиринту Корвина, ты ведь на само деле мог
пройти его?
       – Да.
       – Так я и думала. Он был создан при весьма необычных обстоятельствах.
Он не является дубликатом нашего. Наш Лабиринт не может позволить, чтобы
другой существовал наряду с ним, но в то же время он не обладает
достаточными силами, чтобы полностью уничтожить его.
       – И что же?
       – Поэтому наш Лабиринт старается как бы втянуть его в себя,
абсорбировать, превратить его с собой в единое целое. Если он преуспеет в
этом, положение окажется настолько же бедственным, как и тогда, когда
Лабиринт Эмбера был разрушен во время войны. Баланс сил Эмбера и Хаоса
совершенно нарушится.
       – Разве у Хаоса недостаточно сил, чтобы помешать этому? Мне казалось,
что он имеет с Эмбером равные возможности.
       – Так было до того, как ты починил Сломанный Лабиринт. Эмберский смог
втянуть его в себя, и это сделало его гораздо более мощным, чем силы Хаоса.
Теперь Лабиринт твоего отца способен противостоять Логрусу.
       – Не представляю, что тут может быть сделано.
       – И я тоже, пока. Но прошу тебя запомнить то, что я сказала. Когда
придет время, ты должен будешь принять решение. Я не знаю, какое именно, но
это должно быть очень важно.
       – Она права, – произнес кто-то за моей спиной.
       Обернувшись, я увидел моего отца, в зеркале с блестящей черной рамой.
Застежка в виде серебряной розы скалывала его плащ у ворота.
       – Корвин! – ахнула позади меня Фиона. – Ты где?
       – Там, куда не попадает свет, – ответил он.
       – Я думал, ты там же, где я встретил Дейдру, – сказал я.
       – Духи играют в привидения, – усмехнулся он. – У меня сейчас мало
времени, и силы мои на исходе. Могу лишь сказать тебе вот что: не доверяй ни
Лабиринту, ни Логрусу, ни кому-либо из их отродья, до тех пор пока дело не
будет сделано.
       Он начал медленно таять.
       – Могу ли я помочь тебе! – закричал я.
       Слова "...во Дворе Хаоса" были единственными, которые я услышал перед
тем, как он окончательно исчез.
       Я снова повернулся.
       – Фи, как ты думаешь, что он хотел этим сказать?
       Она нахмурилась.
       – У меня такое впечатление, что разгадка находится где-то во Дворе
Хаоса, – ответила она, помедлив.
       – Но где именно? Где я должен искать?
       Она покачала головой и отвернулась.
       – Кто лучше тебя может знать? – сказала она и тоже исчезла.
       Голоса по-прежнему доносились до меня со всех сторон. Он смеялись,
плакали, выкрикивали мое имя. Я шел вперед.
       – Что бы там ни случилось, – услышал я голос Билла Рота, – тебе
всегда пригодится хороший адвокат. И ты его получишь – пусть даже во Дворе
Хаоса.
       Затем появился Дворкин, в железном зеркале с двойной рамой.
       – Тебе не о чем беспокоиться, – заметил он. – Все это такие
пустяки...
       – Что я должен делать? – в отчаянии закричал я.
       – Ты должен стать чем-то большим, чем-то, что ты есть.
       – Я не понимаю.
       – Ты должен вырваться из клетки, которая есть твоя жизнь.
       – Что еще за клетка?
       Он исчез.
       Я бежал по коридору, и голоса преследовали меня.
       Уже почти в самом конце я увидел зеркало, похожее на кусок желтого
шелка, стоящее на подставке. Из него мне ухмылялся Чеширский Кот.
       – Ничего страшного. Черт с ними со всеми, – сказал он. – Иди-ка ты в
кабаре, старина! Выпьем пару пива и посмотрим на художника.
       – Нет! – закричал я. – Нет!
       В зеркале осталась только усмешка. Через какое-то время и она исчезла.
Сладостное, темное забвение волной накатило на меня.


       Глава 3



       Долго ли я спал, не знаю. Разбудил меня оклик Сухьи.
       – Мерлин, вставай! Белое небо.
       – У меня был напряженный день, – сказал я. – И ночь тоже.
       – Но зато теперь ты знаешь немного больше, чем раньше.
       – Разве?
       – Да, с помощью небольшого волшебства я решил немного прояснить твое
сознание, сделать его более восприимчивым к тому, что происходит. Я
надеялся, что в этом случае ты получишь точные ответы на свои вопросы вместо
моих предположений и догадок.
       – Я снова был в Коридоре Зеркал.
       – Мне было неизвестно, в какой форме это может проявиться.
       – Так все это было на самом деле?
       – Когда происходят подобные вещи, они, как правило, реальны.
       – Полагаю, мне следует поблагодарить тебя. Кстати, я вспомнил, что
Грайл говорил мне о твоем желании увидеться со мной до того, как это сделает
моя мать.
       – Я просто хотел выяснить, как много ты знаешь, до того, как ты
увидишь ее. Я хотел, чтобы у тебя сохранилась свобода выбора.
       – Ты о чем?
       – Я уверен, что ее самое большое желание – увидеть тебя на троне.
       Я поднялся на ноги и протер глаза.
       – Возможно, – сказал я.
       – Я не знаю, как далеко она может зайти в своем стремлении добиться
этого. Я хотел дать тебе шанс определиться в собственных чувствах по этому
поводу до того, как она раскроет перед тобой свои планы. Не хочешь ли чашку
чая?
       – Да, спасибо.
       Я взял протянутую им чашку и поднес ее к губам.
       – Что ты вообще можешь о ней сказать теперь, после того как ты узнал о
ее стремлениях?
       – Я не знаю, насколько активными могут оказаться ее действия, если ты
это имеешь в виду. Кстати, – те чары, которые вчера присутствовали рядом с
тобой, – имела она к ним отношение или нет, – сейчас уже исчезли.
       – Твоя работа?
       Он кивнул.
       Я отпил еще глоток.
       – Я никогда и не предполагал, что окажусь на первом месте в списке
претендентов на трон. Юрт, кажется, четвертый или пятый?
       Он снова кивнул.
       – У меня такое чувство, что нынешний день тоже будет весьма нелегким,
– произнес я.
       – Допивай свой чай, – сказал Сухьи, – и потом приходи ко мне.
       Вслед за этим исчез, пройдя сквозь гобелен с драконом, висящий на стене
в конце комнаты.
       Когда я снова поднес чашку к губам, сверкающий браслет сполз с моего
запястья и проплыл рядом со мной, утрачивая свои прежние очертания и
превращаясь из плетеного шнурка в круг яркого света. Затем он повис в
воздухе над дымящейся чашкой, как бы наслаждаясь исходящим от нее ароматом
корицы.
       – Привет, Призрак, – сказал я. – С чего ты вдруг решил сплестись
таким образом?
       – Чтобы стать похожим на тот кусок веревки, который ты обычно носишь.
Мне казалось, что тебе это будет приятно.
       – А я все думал, где тебя носило все это время.
       – Сначала послушай, пап. Я хочу тебе кое о чем сказать. Все эти люди
тоже твои родственники, да?
       – Те, с которыми я разговаривал последними, – да.
       – А только в Эмбере можно говорить плохо о родственниках?
       – Здесь тоже можно, на здоровье. – Я отпил из чашки. – Что-нибудь
очень уж плохое? В чем дело?
       – Я не поверю твоей матери и твоему брату Мондору, пусть даже они мои
бабка и дядя. Я думаю, они хотят принудить тебя к чему-то.
       – С Мондором мы всегда были в хороших отношениях....
       – А твой дядя Сухьи – он выглядит весьма разумным, но чем-то он мне
напоминает Дворкина. Может такое быть, что у него тоже что-то вроде
душевного расстройства, которое пока не заметно, но может проявиться в любой
момент?
       – Надеюсь, что нет, – ответил я. – С ним никогда ничего подобного не
происходило.
       – О, ну это пока, а сейчас, когда обстановка накаляется...
       – Эй, ты где набрался всей этой популярной философии?
       – Я обучался у известных психологов на Отражении Земля. Это было
составной частью моего плана изучения психологии людей. Мне кажется, за это
время я узнал больше о том, что касается иррационального в их действии.
       – А что вообще тебя побудило всем этим заняться?
       – Как ни странно, Высший Лабиринт, с которым я неожиданно повстречался
в Камне Правосудия. Здесь есть некоторые аспекты, которых я просто не могу
понять. Это касается рассмотрения теории беспорядочного, потом идет
Меннингер и все прочие с их теориями о создании...
       – Ну и как успехи?
       – Мне кажется, я стал умнее.
       – Несомненно, раз уж ты приобщился к Лабиринту.
       – Да. Хотя, между прочим, в нем самом присутствует некоторый элемент
иррационального, совсем как у живых существ. Или, может быть, он обладает
разумом более высокого порядка, так что его действия только кажутся
иррациональными тем, кто не способен до конца понять их смысл. Это может
послужить хоть каким-то объяснением с практической точки зрения.
       – До сих пор мне еще не представлялось случая это выяснить, но что ты
можешь сказать теперь, исходя из результатов самопознания – ты сам случайно
не относишься к подобной категории вещей?
       – Я? К категории иррационального? Вот уж нет! Не представляю, как тебе
могло прийти такое в голову!
       Я допил чай и свесил ноги с кровати.
       – Плохо, – заметил я. – Мне кажется, что иррациональное в какой-то
мере должно обязательно присутствовать в нас. В сущности, оно и делает нас
по-настоящему человечными – оно и распознавание его в себе, конечно же.
       – Правда?
       Я встал и начал одеваться.
       – Да, и подавление этого в себе может, вероятно, плохо
       отразиться на разуме и творческих способностях.
       – Мне нужно все как следует обдумать.
       – Вот и займись этим, – сказал я, натягивая сапоги, – а потом
расскажешь мне о своих успехах.
       В то время как я продолжал одеваться, он спросил:
       – Когда небо станет голубым, ты пойдешь завтракать к твоему брату
Мондору?
       – Да, – ответил я.
       – А позже будешь обедать со своей матерью?
       – Верно.
       – А потом присутствовать на церемонии погребения?
       – Угу.
       – Тебе понадобятся мои услуги для защиты?
       – Об этом позаботятся мои родственники, Призрак, даже если ты им и не
доверяешь.
       – Но во время последних похорон, на которых ты присутствовал, в тебя
кажется, бросили бомбу?
       – Ну, это был Люк, а он теперь исправился. Все будет в порядке. Так
что если хочешь осмотреть местные достопримечательности, можешь здесь
побродить.
       – Отлично, – согласился он. – Так и сделаю.
       Я поднялся и пересек комнату, остановившись у гобелена с драконом.
       – Не мог бы ты мне показать дорогу к Логрусу? – спросил Призрак.
       – Ты что, шутишь?!
       – Нет, – ответил он. – Я уже знаком с Лабиринтом, но еще не
встречался с Логрусом. Где он у вас тут находится?
       – А я-то думал, что дал тебе лучшие запоминающие способности.
Насколько я помню, во время вашей последней встречи, ты был с ним крайне
невежлив.
       – Вообще-то да... Думаешь, он обиделся?
       – Еще бы! Совершенная бесцеремонность, отсутствие всякой
почтительности!.. Так что держись от него подальше.
       – Ты же сам только что мне посоветовал заняться изучением хаотического
фактора – фактора иррациональности.
       – Но я тебе вовсе не советовал делаться самоубийцей. Слишком много
времени у меня ушло на то, чтобы создать тебя.
       – Так ведь и я весьма дорожу собой. К тому же я наделен инстинктом
самосохранения, совсем как все живые существа.
       – Надо же, я и не предполагал.
       – Но тебе ведь многое известно о моих способностях.
       – Что ж, я действительно признаю твое умение выходить сухим из воды.
       – И ты мне дал хорошее образование.
       – Допустим. Все же позволь мне подумать над этим.
       – К чему мне тебя задерживать? Я думаю, что и сам смогу его отыскать.
       – Ладно уже. Отправляйся.
       – А трудно его найти?
       – Ты же у нас всезнающий, забыл?
       – Пап, но мне действительно нужно его увидеть.
       – У меня нет времени доставить тебя туда.
       – Только покажи мне дорогу. Я умею хорошо маскироваться.
       – Что есть, то есть. Ладно. Сухьи – Хранитель Логруса. Он находится в
одной из пещер. Единственный путь, о котором я знаю, начинается как раз
здесь, в этом самом месте.
       – Где именно?
       – Тут есть что-то типа вращающейся лестницы... Но я могу перенести
тебя туда магическим путем, если хочешь.
       – Я не знаю, подействует ли твоя магия на создание вроде меня.
       Я потянулся сквозь кольцо, как бы мысленно отмечая на карте цепочкой
черных звездочек путь, которым Призрак должен был следовать, затем поместил
карту в пространство моего Логрусова зрения впереди него и сказал: "Я создал
тебя, я создаю и эту магию".
       – Понятно, – ответил Призрак. – Но я чувствую себя так, будто в меня
ввели данные, которые я не могу обработать.
       – Ты будешь иметь такую возможность в ближайшее время. Превратись в
кольцо на моем левом указательном пальце. Сейчас мы покинем эту комнату и
пройдем сквозь остальные. Потом приблизимся к тому пути, который я для тебя
начертил. Двигайся в этом направлении, пока не окажешься в том месте, где
горит черная звезда – она укажет направление, в котором ты должен будешь
двигаться дальше – до того, как увидишь еще одну звезду, и так далее. В
конце концов ты окажешься в пещере, где находится Логрус. Замаскируйся со
всей тщательностью, на которую ты способен, и занимайся своими
исследованиями. Когда захочешь вернуться, повтори все то же самое в обратном
порядке.
       Он уменьшился в размерах и обвился вокруг моего пальца.
       – Разыщи меня позже и расскажи, чем закончились твои опыты.
       – Собственно, я так и хотел, – ответил он. – Ты не думай, я не
собираюсь добавлять тебе хлопот своими навязчивыми идеями.
       – Что ж, продолжай в том же духе, – ответил я.
       Затем пересек комнату, проходя сквозь дракона.

       
* * *


       Мы оказались в маленькой гостиной, из одного окна которой виднелась
горная цепь, а из другого – пустыня. В ней никого не было, и я шагнул
оттуда в длинный зал. Да, все верно, насколько я помнил. Я шел по нему,
проходя мимо множества комнат, до тех пор, пока, открыв одну из дверей слева
от меня, не обнаружил за ней коллекцию швабр, метел, щеток и веников, груды
выстиранной одежды и ванну. Да, точно, это здесь. Я подошел к полкам справа
от меня.
       – Теперь ищи черную звезду, – сказал я.
       – Ты серьезно? Что, вот здесь?
       – А ты посмотри как следует.
       Линия света протянулась от моего указательного пальца, становясь по
мере приближения к полкам все тоньше, пока наконец ее присутствие не
сделалось совершенно незаметным.
       – Удачи, – произнес я и повернулся назад.
       Я закрыл дверь, все еще раздумывая, правильно ли я поступил, и утешая
себя тем, что рано или поздно он все же доберется до Логруса. Что бы там из
этого ни вышло. Кроме того, мне было любопытно, что он сможет узнать.
       Я снова прошел через зал в маленькую гостиную. Может быть, это была
последняя возможность побыть одному какое-то время, и я решил ею
воспользоваться.
       Я присел на кушетку и достал Карты. Быстро перетасовав колоду, я
вытащил одну из них, на которой я в тот недавний сумбурный день в Эмбере
наскоро сделал набросок портрета Корал. Я изучал ее черты до тех пор, пока
Карта не стала холодной.
       Очертания ее фигуры стали трехмерными. Она спала, и, глядя на нее, я
вспоминал нашу прогулку по улицам Эмбера сияющим полднем, когда мы бродили
под руку, обходя торговые кварталы. Затем мы спустились вниз по склону
Колвира, перед нами расстилалось море, проносились чайки... Потом обед в
кафе, стол, разбитый о стену... Я закрыл Карту рукой. Пусть спит. Совершенно
излишне нарушать чужой сон таким образом. Тем более мне не следует
отправляться туда – несмотря на то, что сейчас в мозгу моем промелькнуло
некое мгновенное воспоминание...
       Одна из тех забавных жизненных коллизий... Но нет абсолютно никакой
необходимости будить бедную леди только затем, чтобы спросить, как она себя
чувствует. Я подумал, что можно вызвать Люка и спросить, как у нее дела. Я
начал искать его Карту, но потом раздумал. Он, должно быть, очень занят, и
особенно напряженными станут первые несколько дней, в течение которых он
будет вникать в непривычное ремесло монарха. Я некоторое время раздумывал
над Картой Люка, пока наконец не убрал ее, заменив еще одной.
       Серебристо-серые и черные тона... Его лицо было чуть постаревшей, более
жесткой версией моего собственного. Корвин, мой отец, слегка повернув
голову, смотрел на меня. Сколько раз я бился над его Картой, старался
дотянуться до него, до тех пор пока мои мозги, казалось, не завязывались в
узел, и все безрезультатно! Мне говорили, что это может означать, что он
умер, или же не желает вступать в контакт. Странные чувства одолевали меня.
Я вспоминал ту часть его истории, когда он рассказывал, как все они пытались
связаться с Брандом через его Карту, и вначале потерпели неудачу, потому что
он находился в заключении далеко в Отражении. Затем я вспомнил его
собственные попытки достигнуть Двора Хаоса, и трудности, неизбежно
возникающие при продвижении на такое значительное расстояние. Принимая все
это во внимание, можно было предположить, помимо того, что он мертв или
блокирует попытки связаться с ним, еще один вариант – он мог быть настолько
удален от тех мест, где я находился, что все мои усилия просто не достигали
его.
       Да, но кто же, в таком случае пришел мне на помощь той ночью в
Отражении и унес меня из этого странного места, лежащего между Отражениями,
от тех дурацких приключений, которые подворачивались там мне на каждом шагу?
Хотя я вовсе не был уверен, что он действительно являлся мне недавно в
Коридоре Зеркал, я еще прежде смог обнаружить достаточно доказательств его
недавнего присутствия во дворце Эмбера. Если он и в самом деле был в одном
из этих мест, то это означало, что он не мог находиться слишком далеко. Так
что скорее всего он просто блокировал меня, и все попытки остальных
связаться с ним были, по всей видимости, столь же бесплодными. Однако, могли
быть и еще какие-то объяснения всему происходящему, и мне, вероятно,
следует...
       Внезапно мне показалось, что карта в моей руке стала холоднее. Явилось
ли это результатом моего воображения, или же мои усилия наконец к чему-то
привели? Я мысленно подался вперед, сосредотачиваясь. Теперь, когда я это
сделал, Карта стала еще холоднее, чем в начале.
       – Отец? – позвал я. – Корвин?
       Еще холоднее... Как будто легкий звон под моими пальцами... Кажется,
начало контакта. Значит, он находится в каком-то месте, которое ближе к
Двору Хаоса, чем к Эмберу, если сейчас оказался в пределах досягаемости.
       – Корвин! – повторил я. – Это я, Мерлин. Привет!
       Его изображение ожило, слегка шевельнулось. Затем карта стала абсолютно
темной.
       Но в то же время она продолжала оставаться холодной, так что контакт
сохранялся, хотя и чувствовался очень слабо, как бывает, когда возникает
долгая пауза в телефонном разговоре.
       – Пап, ты здесь?
       Темное пространство карты обрело, казалось, глубину, и в этой глубине
явственно ощущалось чье-то присутствие.
       – Мерлин? – это прозвучало тихо, но я был уверен, что узнал его
голос. – Мерлин?
       В тот момент я заметил какое-то движение в глубине. Что-то бросилось
оттуда на меня. Оно вырвалось из карты мне прямо в лицо, с хлопаньем крыльев
и громким карканьем, – ворон, или, может, ворона, черная, как черт.
       – Назад! – закричала она. – Убирайся! Пошел вон!
       Вслед за этим она захлопала крыльями с такой силой, что выбила карту у
меня из руки.
       – Не смей приближаться, – прокаркала она, облетая комнату. – Это
место не для тебя.
       Она вылетела через дверь, и я побежал за ней, но, войдя в соседнюю
комнату, обнаружил, что она уже исчезла.
       – Эй! – закричал я. – Вернись!
       Но не услышал никакого ответа, даже звука хлопанья крыльев. Я осмотрел
другие комнаты по соседству, однако и там не обнаружилось никаких признаков
этого существа.
       – Эй, птичка, ты где?
       – Мерлин! Что с тобой? – услышал я голос откуда-то сверху.
       Я поднял голову и увидел Сухьи, спускающегося по ступенькам хрустальной
лестницы позади колышущейся световой завесы, и небо, усеянное звездами, у
него за спиной.
       – Да вот только что тут какая-то птица была, – пробормотал я.
       – О, – произнес он, закончив спуск и шагнув сквозь завесу, которая в
тот же миг исчезла вместе с лестницей. – Что за птица?
       – Такая большая, черная, – объяснил я. – И, между прочим, говорящая.
       Он покачал головой.
       – Я мог бы вызвать ее обратно, – предложил он.
       – Нет, она была... гм... я бы сказал, особенная.
       – Тогда жаль, что ты ее упустил.
       Мы вышли в большой зал, и, повернув оттуда налево, оказались в
гостиной.
       – Кажется, твои карты рассыпались, – заметил дядюшка.
       – Я как раз собирался воспользоваться одной из них, когда она
потемнела и оттуда вылетела птица, крича: "Убирайся!", Так что я даже
выронил колоду в этот момент.
       – Твой корреспондент, должно быть, любитель розыгрышей, – если только
не находится под властью каких-то чар.
       – Последнее более вероятно, – сказал я. – Это была карта моего отца.
Я пытался связаться с ним уже много раз, и сегодня мне это почти удалось. Я
действительно слышал его голос из темноты до того, как эта чертова птица не
вмешалась и не разъединила нас.
       – Похоже, он находится в заключении в этом месте, и его охраняют
магические силы.
       – Ну конечно! – воскликнул я, едва не уронив опять только что
собранную колоду.
       Никто не может потревожить материю Отражения в месте абсолютной
темноты, и если бы кто-то из королевского дома Эмбера попал в подобное
место, он не смог бы уйти оттуда, оказавшись как бы пораженным слепотой. Это
внезапное открытие, в сочетании с моими предыдущими догадками, расставило
все по местам. Некто, желающий полностью исключить для Корвина всякую
возможность исчезновения, поместил его в абсолютно темное место.
       – А ты когда-нибудь встречал моего отца? – спросил я у Сухьи.
       – Нет, – отвечал он. – Я знаю о том, что он ненадолго посетил Двор
Хаоса в конце войны, но не имел чести лично познакомиться с ним.
       – Не знаешь ли, зачем он приезжал?
       – Он, кажется, принимал участие в переговорах между Суэйвиллом и его
советниками, с одной стороны, и Рэндомом и остальными эмберитами – с
другой, когда обсуждались предварительные условия мирного соглашения. После
этого он уехал куда-то своей дорогой, и я никогда не слышал больше о нем.
       – То же самое мне говорили в Эмбере, – сказал я. – Странно... Я
знаю, что он убил одного из хаосских лордов – Бореля, – незадолго до
решающего сражения. Не могло ли так случиться, что родственники Бореля
решили отомстить ему?
       Сухьи пожевал губами, и я услышал клацанье клыков.
       – Дом Хендрейка, – пробормотал он. – Я думаю, нет. Кстати, твоя
бабка тоже из семьи Хендрейк.
       – Я знаю, – ответил я. – Хотя мы особенно поддерживаем отношения.
Некоторые из разногласий с семьей Хельграм...
       – Семья Хендрейк – по большей части народ военный, – продолжал
Сухьи. – Слава на полях сражений, воинская честь, и все прочее в том же
духе. Я не думаю, что кто-то из них будет в мирное время мстить за убийство,
совершенное на войне.
       Припомнив некоторые подробности этого дела из рассказа моего отца, я
спросил:
       – Даже если у них есть основания предполагать, что поединок был
нечестным?
       – Не знаю, – ответил он. – Трудно делать какие-то предположения в
столь щекотливых вопросах.
       – А кто сейчас глава дома Хендрейк?
       – Герцогиня Белисса Миноби.
       – Герцог Ларсас, ее муж... Что с ним стало?
       – Погиб при падении Лабиринта. Кажется, принц Джулиан из Эмбера убил
его.
       – А Борель их сын?
       – Да.
       – Ох, черт. Сразу двое. Я и не знал.
       – У Бореля было двое родных братьев, сводный брат и сводная сестра,
полным-полно дядей, теток, кузенов... Да, это большая семья. И женщины там
столь же воинственны, как и мужчины.
       – Да, кончено, я знаю. Даже песенка такая есть: "Не женись на леди
Хендрейк". А ничего не известно о том, были ли у Корвина какие-то дела с
семьей Хендрейк, когда он был здесь?
       – Вряд ли сейчас можно что-то узнать, ведь прошло столько времени...
Воспоминания стираются, следы исчезают... Нелегко...
       Он покачал головой.
       – Скоро небо станет голубым? – спросил я.
       – Да, вот уже скоро.
       – Тогда мне нужно отправиться в Пути Мондора. Я обещал Мондору, что
позавтракаю с ним.
       – Увидимся позже, – сказал он. – На похоронах, или незадолго до
начала.
       – Ладно, – ответил я. – Пойду приму ванну и переоденусь.
       Я вернулся в свою комнату, где наколдовал себе ванну, наполненную
водой, мыло, зубную щетку, бритву, а также серые брюки, черные сапоги и
пояс, пурпурную рубашку и перчатки, угольно-черный плащ и клинок в ножнах.
Когда я привял себя в порядок, то вышел из комнаты и, пройдя по лесной
прогалине, оказался в гостиной. Оттуда я вышел через стену. Дальше на
четверть мили тянулась горная дорога, в конце резко обрывающаяся в пропасть.
Пришлось вызывать магическую дорожку в виде ленты колышущегося тумана.
Пройдя над пропастью, я вышел на дорогу, ведущую прямо в Пути Мондора, вдоль
голубых пляжей под двойным солнцем и протянувшуюся вперед примерно на сто
ярдов. Я повернул направо, и прошел сквозь обсидиановую черную стену, за
которой оказалась небольшая пещера. Затем, перейдя мост, я срезал угол через
кладбище, находящееся в нескольких шагах от Грани, и вышел на подъездную
дорогу к дворцу Мондора.
       Стена слева от меня целиком состояла из пламени, а стена справа,
непрерывно изменяясь, сейчас имела видимость морской глубины, в которой
плавали какие-то светящиеся твари, поедающие друг друга. Я вошел.
       Мондор, в человеческом облике, сидел возле книжного шкафа прямо
напротив входа, одетый в черное и белое, положив ноги на черную отоманку. В
руках у него был экземпляр "Восхваления" Роберта Хасса, подаренный мной.
       – "Гончие смерти боятся меня", – процитировал он. – Замечательное
место. Ну, как ты?
       – Отдохнул, наконец-то, – сказал я. – А ты?
       Он положил книгу на небольшой безногий столик, плавающий неподалеку, и
поднялся на ноги. Хотя он явно читал эту книгу потому, что знал о моем
приходе, его комплимент не был проявлением простой вежливости – она ему
действительно нравилась.
       – У меня все в порядке, спасибо, – отвечал он. – Пойдем, я тебя
угощу.
       Он взял меня за руку и подвел к огненной стене, которая исчезла, как
только мы приблизились. Затем какое-то время нас окружала полнейшая тьма, но
вскоре мы уже шли по лесной тропинке, и солнце светило сквозь арки ветвей у
нас над головой, а по обеим сторонам цвели фиалки. Тропинка привела нас во
внутренний дворик, вымощенный каменными плитами, с небольшой бело-зеленой
террасой в дальнем конце, откуда открывался вид сверху. Мы проследовали
туда, и, поднявшись на несколько ступенек, подошли к роскошно сервированному
столу. Я обратил внимание на запотевший графин с апельсиновым соком и
корзину теплых еще рогаликов. Мондор жестом предложил мне садиться.
Следующий жест – и рядом со мной на столе появился кофейник с кофе.
       – Я вижу, ты каким-то образом узнал о том, что я привык есть по утрам
на Отражении Земля, – сказал я ему. – Спасибо.
       Он слегка улыбнулся и кивнул, усаживаясь напротив меня. Из гущи ветвей
над нами доносилось пение птиц, которых я не мог узнать. Легкий ветерок
шевелил древесную листву.
       – Что ты поделывал последние дни? – спросил я, наливая кофе в чашку и
разламывая рогалик.
       – Наблюдал, как разворачиваются события на сцене, – отвечал он.
       – На политической сцене, я полагаю?
       – Как всегда. Хотя то, что произошло недавно в Эмбере, заставляет меня
рассматривать их как составную часть гораздо более обширной головоломки.
       Я кивнул.
       – Те исследования, которые вы проводили вместе с Фионой, также
указывают на это?
       – Да, – ответил он. – Их результаты были весьма необычными.
       – Думаю, что так.
       – Создается такое впечатление, что конфликт Лабиринта и Логруса
затрагивает наши мирские дела в той же степени, что и судьбы Вселенной.
       – И мне так показалось. Но я могу быть предубежденным. Я еще раньше
оказался втянутым в эту игру, причем без козырей на руках. Когда я перебрал
в памяти все прошлые события и сопоставил их с теми, что произошли недавно,
то обнаружил, что все они являются фрагментами одной и той же картины. Мне
это не очень-то нравится, и если есть какая-то возможность обернуть все
вспять, я с радостью воспользуюсь ей.
       – Хм, – произнес Мондор. – А что если все твоя жизнь также является
всего лишь фрагментом этой картины?
       – Меня совсем не радует подобное предположение, – ответил я. – Но
мне кажется, что сейчас я должен продолжать действовать в том же
направлении, что и раньше, только, вероятно, с большей настойчивостью.
       Он сделал жест рукой, и передо мной оказался восхитительный омлет, за
которым минутой позже последовало блюдо жареного картофеля с гарниром из
лука и зеленого горошка.
       – Но все это лишь предположения, – заметил я, принимаясь за еду, –
разве не так?
       Последовала долгая пауза в разговоре, пока мы утоляли первый голод,
затем он произнес:
       – Думаю, что нет. По-моему, Силы уже давно ведут между собой эту
непонятную борьбу, и вероятно, мы уже близки к тому, чтобы увидеть конец
игры.
       – Что заставляет тебя так думать?
       – Я внимательно проанализировал события, – ответил он, – что помогло
мне сформулировать и проверить ряд гипотез.
       – Мне кажется, научный метод одинаково неприемлем в теологии и в
политике, – заметил я, – так что не нужно об этом.
       – Но ты сам спросил меня.
       – Да, верно, извини. И что же дальше?
       – Тебе не кажется немного странным, что Суэйвилл умер именно в то
время, когда почти одновременно произошли многие другие вещи, о которых
никто даже не мог предполагать?
       – Когда-то он ведь должен был умереть, – отозвался я, – а все эти
последние события наверняка окончательно его доконали.
       – Нет, – возразил Мондор, – здесь присутствовал точный
стратегический расчет.
       – Для чего? Зачем все это было нужно?
       – Затем, чтобы ты смог занять трон Хаоса, зачем же еще? – пожал
плечами Мондор.


       Глава 4



       Иногда, услышав какую-то неправдоподобную вещь, вы просто отмахиваетесь
от нее, и все. Но иной раз вы узнаете о чем-то столь же невероятном, и оно
отзывается эхом в вашем сознании. У вас немедленно возникает такое чувство,
что вы давно уже знали об этом или о чем-то подобном, и вам нет
необходимости более подробно углубляться в доказательства. По идее, фраза
Мондора должна была полностью шокировать меня, мне следовало бы просто
рассмеяться и сказать что-нибудь вроде: "Вот уж ерунда!". Однако я испытывал
странное чувство по этому поводу – было ли сказанное им верным или
ошибочным, – как будто это уже было больше, чем простое предположение, как
будто имел место какой-то грандиозный план, согласно которому я был вовлечен
в круг тех сил, которые действовали при Дворе.
       Я сделал долгий, медленный глоток из чашки с кофе, затем спросил:
       – Вот как?
       И почувствовал, что улыбаюсь, встретившись с ним взглядом.
       – А ты об этом разве не догадывался?
       Я снова поднес чашку к губам. Я уже хотел сказать: "Нет, конечно.
Странные у тебя мысли". Тут мне припомнился рассказ моего отца о том, как он
одурачил тетушку Флору, выудив у нее всю ценную информацию, восполнившую его
потерю памяти. Для этого даже не потребовалось особого ума. Но что,
помнится, поразило меня еще больше – сам факт подобного недоверия к
родственникам, которое настолько прочно укрепилось в сознании, что стало уже
почти рефлекторным. Не обладая его опытом по части семейных интриг, я не мог
в полной мере объяснить это. К тому же мы с Мондором всегда были в хороших
отношениях, несмотря на то, что он был несколькими веками старше, и в
некоторых областях вкусы наши совершенно расходились. Но сейчас, когда я
увидел, насколько высоки ставки в этой игре, мне вдруг показалось, что
Корвин, а точнее то, что он сам определял как "мое худшее, но более мудрое
"я", тихо произносит, обращаясь ко мне: "А почему бы и нет? Тебе пора
попрактиковаться в таких делах, малыш", – и, поставив чашку на стол, я
решил воспользоваться советом и хотя бы в течение нескольких минут
посмотреть, что из этого получится.
       – Я не знаю, было ли у нас двоих на уме одно и то же,– начал я. – Но
почему ты не поделился со мной своими соображениями, когда игра была в
разгаре, или даже когда она только начиналась, – а теперь так торопишься с
выводами?
       – И Лабиринт, и Логрус, как выяснилось, обладают разумом, – произнес
он. – Мы оба видели этому доказательства. Выполняли они волю Единорога и
Змеи, или нет – не имеет большого значения. И в том и в другом случае мы
имеем дело со сверхчеловеческими интеллектами. Кто из них возник первым –
тема для бесконечной и бесплодной теологической дискуссии. Мы должны
проявить интерес к данной ситуации лишь постольку, поскольку она затрагивает
нас.
       – Правильный расклад, – согласился я.
       – Силы, представленные Лабиринтом и Логрусом, веками противостояли
друг другу, являясь в то же время равными, – продолжал он, – так что между
ними всегда сохранялось равновесие. Они постоянно одерживали небольшие
победы друг над другом, каждая из них стремилась присоединить к своим
владениям часть владений другой, – и никто не оставался в выигрыше. Оберон
и Суэйвилл долгое время были их ставленниками, – так же как Дворкин и Сухьи
– посредниками, с которыми Силы вступали в непосредственное общение, когда
хотели выразить свою волю.
       – Вот как? – спросил я, в то время как он потягивал сок.
       – Мне кажется, Дворкин переступил дозволенную черту в общении с
Лабиринтом, – снова заговорил Мондор, – и тот подчинил его своему влиянию.
Дворкин, однако, был достаточно знающим, чтобы понять это и суметь этому
противостоять. Результатом явилось его безумие, оказавшее, в свою очередь,
ответное разрушительное воздействие на сам Лабиринт, из-за того, что их
связь была слишком тесной. Это привело к тому, что Лабиринт предпочел
оставить его, чтобы предотвратить дальнейшее разрушение. Однако, дело было
сделано, и позиции Логруса усилились до такой степени, что он даже смог
распространить свое влияние на владения Лабиринта, когда принц Бранд начал
свои козни, действуя во имя собственных амбиций. Но он, видимо, не смог
сделаться полностью неуязвимым для сил Логруса и поэтому оказался его
невольным пособником.
       – Все это по большей части только догадки, – заметил я.
       – Да, но сам подумай – ведь ни один человек в здравом уме не стал бы
совершать поступков, подобных тем, что совершил он. Скорее можно
предположить, что они были внушены ему кем-то, чьей целью являлось полное
уничтожение сил Порядка, превращение всей Вселенной в царство Хаоса.
       – Продолжай, – попросил я.
       – С другой стороны, в это же самое время Лабиринт приобрел
способность, – или, может быть, он всегда ею обладал, – создавать
"призраков" – точные копии тех, кто когда-то прошел его, впрочем, довольно
недолговечные. Интересно, не правда ли? Это является подтверждением моего
собственного тезиса о том, что и Лабиринт, и Логрус способны напрямую
вмешиваться в происходящее. Может быть, Лабиринт решил поставить на твоего
отца, как на человека, способного одолеть Бранда?
       – Извини, что-то не улавливаю, – сказал я. – Ты говоришь, поставить
на него?
       – Лично я думаю, что Лабиринт на самом деле видел в нем будущего
короля Эмбера, тем более что это, кажется, отвечало и собственным желаниям
Корвина. Что меня больше всего поражает, так это его внезапное появление в
клинике на Отражении Земля, и в особенности обстоятельства, которые привели
его туда. В самом деле, даже если принять во внимание разные временные
потоки, каким образом Бранд мог одновременно находиться в двух местах –
оставаться в заключении и смотреть сквозь винтовочный прицел? Сам-то он,
конечно, уже не сможет дать нам объяснения по этому поводу.
       – Тоже все больше предположения, – сказал я. – Но небезынтересные.
Пожалуйста, продолжай.
       – Твой отец, правда, в конце концов решил отказаться от трона. Однако,
он по-прежнему действовал в интересах Эмбера. Эмбер выиграл войну. Лабиринт
был отремонтирован. Баланс сил восстановлен. Рэндом стал следующим, кого
выбрали на роль монарха, – как раз именно тот, кто был нужен, чтобы
сохранить статус-кво. Причем заметь, выбор был сделан Единорогом, а не
самими эмберитами, у которых, по-моему, были несколько иные представления о
личности того, кто должен стоять у власти.
       – Мне никогда не приходило в голову взглянуть на вещи с этой точки
зрения, – признался я.
       – Но твой отец, как выяснилось, сделал для Эмбера даже больше, хотя и
не имея заранее такого намерения. Опасаясь, что старый Лабиринт не удастся
восстановить, он начертил новый. Однако, прежний был отремонтирован. Итак,
теперь существовало уже два артефакта порядка вместо одного. Поскольку они,
в сущности, были каждый сам по себе, то не могли в значительной степени
усилить позицию Лабиринта, но косвенным образом увеличили мощь сил Порядка,
ослабляя Логрус. Таким образом, твой отец восстановил нарушенный баланс
только для того, чтобы он тут же нарушился вновь, хотя уже в другую сторону.
       – Твои заключения сделаны на основе исследования вами с Фионой нового
Лабиринта?
       Он кивнул, отхлебнул сока.
       – Именно поэтому в последнее время настолько участились бури в
Отражениях – как внешнее проявление такого положения дел.
       – Да, нынешнее положение дел, – согласился я, подливая себе кофе, –
представляется весьма интересным.
       – Действительно. Мне в связи с этим вспоминается твой рассказ об этой
девушке, Корал, которая попросила Лабиринт перенести ее туда, куда он сам
захочет. Что же произошло? Он перенес ее в Сломанный Лабиринт, и сделал так,
чтобы то место оказалось полностью лишенным света. Затем он отправил тебя
освобождать ее оттуда, с тем чтобы ты попутно отремонтировал его копию. Как
только это было сделано, тот Лабиринт перестал быть Сломанным и превратился
в еще одну версию настоящего, для которого, в свою очередь, стало возможным
объединить его с собой в единое целое. Это оказалось тем более легко, что
отраженный Лабиринт сам стремился к этому и направлял собственные усилия на
объединение. В результате мощь Логруса была ослаблена еще больше, и для него
возникла необходимость добиться какого-то значительного преимущества перед
Лабиринтом. Именно поэтому он решил подвергнуться такому риску, проникнув во
владения Лабиринта и тщетно пытаясь получить обратно Глаз Змеи. Дело зашло в
тупик, однако, потому что ты, увидев, какой оборот принимают события, вызвал
Колесо-Призрак. Таким образом, баланс сил по-прежнему нарушен в пользу
Эмбера, что может иметь очень тяжелые последствия.
       – Для Логруса.
       – Для всех. Если между Силами будет сохраняться подобное неравенство,
то для тех и других Отражений это не приведет ни к чему хорошему, до тех
пор, пока все снова не встанет на свои места.
       – Значит, теперь что-то должно быть сделано в пользу Логруса.
       – Да, и ты знаешь, что именно.
       – Думаю, что знаю.
       – Это напрямую связано с тобой, не так ли?
       Я вспомнил о ночи, проведанной мною в пещере, которая находилась в
странном месте между Отражениями, где Змея и Единорог пытались заставить
меня сделать выбор между Лабиринтом и Логрусом. Меня, помнится, возмутила
такая бесцеремонность, и я вообще отказался от выбора.
       – Да, – ответил я.
       – Он хотел, чтобы ты принял его сторону?
       – Полагаю, да.
       – И что же дальше?
       – А ничего.
       – Во всяком случае, мой тезис, кажется, нашел подтверждение?
       Мне припомнилась моя прогулка, которую периодически омрачали встречи с
призраками – Лабиринта, Логруса, а то и обоих сразу.
       – Кажется так.
       (Хотя, безусловно, именно Лабиринту я в конце путешествия оказал
услугу, пусть даже невольную).
       – Ты собираешься выполнить его замысел для блага Хаоса?
       – Я собираюсь разрешить это дело к обоюдному согласию сторон.
       Он улыбнулся.
       – Это отговорка или согласие?
       – Это мое действительное намерение.
       – Если Логрус тебя выбрал, у него, должно быть, были на это свои
причины.
       – Видимо, да.
       – Нечего и говорить, что твое вступление на престол значительно усилит
позиции дома Савалла.
       – Да, я и раньше об этом думал.
       – Но для человека с твоим происхождением обязательно появится
необходимость четко определить, в чьих интересах ты собираешься действовать
– Хаоса или Эмбера?
       – Ты, кажется, предвидишь новую войну?
       – Нет конечно. Но все то, что ты предпримешь в пользу Логруса,
неизбежно ослабит Лабиринт и вызовет недовольство в Эмбере. До войны, само
собой, дело не дойдет, но могут возникнуть
       некоторые осложнения.
       – Ты не мог бы яснее выразить, что у тебя на уме?
       – Но сейчас я только оцениваю различные возможности на данный момент,
чтобы заодно предоставить тебе случай заранее проанализировать свои
предстоящие действия.
       Я кивнул.
       – Но раз уж мы говорим о моих предстоящих действиях, я хочу еще раз
тебе напомнить: я собираюсь разрешить это дело ко всеобщему...
       – Хорошо, хорошо, – перебил Мондор. – В этом вопросе у нас нет
разногласий. Когда ты займешь трон, ты будешь стремиться к тому же, что и
мы.
       – Мы? – переспросил я.
       – Дом Савалла, я имею в виду. Но это ни в коем случае не означает, что
мы будем навязывать тебе свои способы решения проблем.
       – Приятно слышать.
       – Но, разумеется, мы сейчас говорим предположительно, поскольку есть
еще двое претендентов, которых поддерживают столь же сильные кланы.
       – Речь идет, значит, о возможности каких-то непредвиденных
обстоятельств?
       – Если наша семья сумеет добиться того, чтобы тебя короновали, ты
понимаешь, что тебе следует принять это во внимание?
       – Брат, мне понятно твое стремление как можно более возвысить дом
Савалла, но если ты спрашиваешь о моем согласии на устранение Тмера и
Таббла, то забудь об этом. Я не так сильно желаю трона, чтобы добиваться его
таким образом.
       – Тут дело не только в твоем желании, – возразил он. – Нет никаких
причин для особой щепетильности, если учесть, что мы далеко не в самых
лучших отношениях с домом Джесби, да и от дома Ченикут не знали ничего,
кроме неприятностей.
       – Щепетильность тут ни причем. Раз уж на то пошло, я никогда не
говорил, что хочу стать монархом. Если честно, мне кажется, что Тмер или
Таббл справятся с этим делом лучше меня.
       – Они не отмечены знаком Логруса.
       – А если я отмечен знаком Логруса, то смогу получить желаемое и без
посторонней помощи.
       – Брат, существует большая разница между миром принципов и нашим,
реальным, из плоти и крови, а также стали.
       – А что если у меня есть свой собственный план, отличный от твоего?
       – Тогда скажи мне о нем.
       – Не забывай, что мы говорим предположительно.
       – Мерлин, ты упрям. У тебя есть обязательства, в такой же степени
перед семьей, как и перед Хаосом и Логрусом.
       – Я сам способен заплатить свои долги, Мондор, и я это сделаю.
       – Если у тебя есть план, как исправить положение дел, и он
представляется тебе удачным, то мы поможем его осуществить. Что у тебя на
уме?
       – Я не прошу вашей помощи, – ответил я, – но все равно я тебе
благодарен.
       – В таком случае чего ты добиваешься?
       – Прежде всего мне нужна информация.
       – Спрашивай. У меня ее достаточно.
       – Очень хорошо. Что ты можешь мне сказать о родственниках моей матери
с материнской стороны, о доме Хендрейк?
       Он скривил губы.
       – Все они – профессиональные военные, можно сказать. Ты знаешь, что
они всегда принимают участие во всех войнах, происходящих на Отражениях. Они
это любят. Белисса Миноби является главой семьи после смерти герцога
Ларсаса, ее мужа. Хм... – он помедлил. – Ты спрашиваешь о них из-за того,
что они, кажется, испытывают некую странную слабость к Эмберу?
       – К Эмберу? – переспросил я. – Ты о чем?
       – Помню, как-то раз я нанес визит во дворец Хендрейк, – начал
рассказывать Мондор, – и был очень удивлен, когда увидел одну небольшую
комнату, чем-то похожую на пещеру. В одной из стен была ниша, где висел
портрет генерала Бенедикта, при всех его военных регалиях. Под ним
находилось какое-то
       подобие алтаря, украшенного различными видами оружия, на котором горели
свечи. Кстати, так же был и портрет твоей матери.
       – В самом деле? – удивился я. – Интересно, Бенедикт об этом знает?
Дара однажды говорила моему отцу о своем происхождении от Бенедикта, хотя
сам он отвергал это как совершенную ложь... Но я спрашивал тебя о семье
Хендрейк из-за того, что хотел узнать, не собирались ли они отомстить моему
отцу?
       – За что?
       – Корвин убил лорда Бореля из дома Хендрейк во время битвы за падение
Лабиринта.
       – Они, насколько я знаю, к подобным вещам относятся философски.
       – Тем не менее, боюсь, что отец при этом действовал не очень-то
по-рыцарски, – хотя, по-моему, дело обошлось без свидетелей.
       – Ну и прекрасно. Нет необходимости ворошить прошлое.
       – Я не собираюсь этого делать. Но вдруг они каким-то образом узнали о
деталях поединка и решили заплатить долг чести. Как ты думаешь, не могут ли
они стоять за его исчезновением?
       – Я не знаю, насколько это соответствует их кодексу чести, – произнес
Мондор. – Полагаю, лучше тебе узнать об этом у них самих.
       – Да, вот прямо сейчас пойду и спрошу: "Эй, вы, часом, не виноваты в
том, что мой папаша куда-то вдруг запропастился?"
       – Есть и более эффективные способы получать у людей нужные сведения,
– ответил он. – Насколько я могу припомнить, в молодости ты получил
несколько уроков, как этого добиться.
       – Но я совсем не знаю этих людей. То есть, кажется, однажды встречал
одну из кузин на каком-то приеме, и пару раз видел Ларсаса и его жену, да и
то на расстоянии, – вот и все.
       – Но семья Хендрейк, разумеется, будет присутствовать на похоронах, –
заметил Мондор. – Если я представлю тебя им, то, возможно, у тебя появится
случай получить у них нужные сведения.
       – А знаешь, это, по-моему, отличный способ. Пожалуй, даже
единственный. Так и сделай, ладно?
       – Хорошо.
       Вслед за этим он одним жестом очистил поверхность стола и тут же другим
жестом заполнил ее. На этот раз перед нами появились всевозможные сорта
бутербродов на тонких, хрустящих ломтиках хлеба, и блюдо пирожков с
различной начинкой. Некоторое время мы ели в молчании, слушая голоса птиц и
ощущая легкое дуновение ветерка.
       – Мне бы хотелось побольше увидеть в Эмбере, – наконец произнес
Мондор, – но, конечно, в более спокойной обстановке.
       – Это можно устроить, – заверил я. – Буду только рад показать тебе
все тамошние достопримечательности. Кстати, я знаю один неплохой ресторанчик
в Тупике Смерти.
       – Случайно не "Окровавленный Энди"?
       – Он самый, хотя название периодически меняется.
       – Я слышал о нем много любопытного.
       – Сходим туда как-нибудь.
       – Прекрасно.
       Он хлопнул в ладоши, и на столе появились вазы с фруктами. Я подлил
себе еще кофе и окунул винную ягоду в вазу со взбитым кремом.
       – Сегодня мне предстоит еще обед с матерью, – заметил я.
       – Да, я слышал.
       – Ты часто ее видел в последнее время? Что у нее нового?
       – Как она и говорила, ее образ жизни был весьма уединенным.
       – Ты действительно думаешь, что она это сделает?
       – Скорее она скажет тебе, чем кому-то другому – ведь ты ее сын. В
этом твое преимущество.
       – Которое одновременно является и препятствием, по той же самой
причине.
       – Тем не менее, гораздо более вероятно, что она посвятит в свои
замыслы тебя, а не кого-то еще.
       – За исключением, быть может, Юрта.
       – С чего ты взял?
       – Она всегда любила его больше.
       – Что за глупость! Кстати, я слышал, как он говорил о тебе то же
самое.
       – Ты часто его видишь?
       – Да нет, не особенно.
       – А когда это было в последний раз?
       – Прошло где-то около двух небесных циклов.
       – Где он сейчас?
       – Здесь, при Дворе.
       – Что, у Савалла? – я представил себе, как он заявляется обедать с
нами. Если это и впрямь случится, то не иначе как с ведома Дары.
       – В одной из его резиденций, я думаю. Он держит в тайне свои приходы и
уходы – и местопребывание тоже.
       У Савалла имелось что-то около восьми резиденций, о которых я знал, и
разыскивать Юрта среди них будет нелегким делом: запросто можно угодить в
соседнее Отражение. Впрочем, в данный момент я и не собирался этим
заниматься.
       – Что привело его домой? – спросил я.
       – То же, что и тебя – похороны Суэйвилла, – отвечал Мондор, – а
также все, что с ними связано.
       Ну конечно, и все что с ними связано. Если действительно существовал
какой-то заговор с целью возвести меня на трон, то мне не следовало
забывать, что Юрт, – действуя вольно или невольно, успешно или безуспешно,
– всегда будет находиться всего на шаг позади меня.
       – Я мог бы убить его, – сказал я. – Но не хочу этого делать. К
сожалению, он, кажется, не оставляет мне другого выбора. Рано или поздно нам
предстоит столкнуться с ним в такой ситуации, что в живых должен будет
остаться только один из нас.
       – Почему ты мне об этом говоришь?
       – Чтобы ты знал о моих чувствах по этому поводу и, используя все
влияние, которое можешь на него оказать, убедил бы его подыскать себе другое
хобби.
       Мондор покачал головой.
       – Юрт уже давно вышел из-под моего влияния, – сказал он. – Дара,
пожалуй, единственная, кого он продолжает слушаться – хотя, по-моему, не
будет этого обсуждать с ней.
       – Почему?
       – Бесполезно. Она все равно не поймет.
       – Во всяком случае я уверен, что ей совсем не хочется, чтобы ее
сыновья поубивали друг друга.
       – Нет, конечно, но я не представляю, как изложить ей суть дела.
       – Все же попробуй найти способ. Тем временем я постараюсь сделать так,
чтобы вы не остались с Юртом наедине, на тот случай, если ваши пути
пересекутся. Всегда лучше иметь свидетелей, которые покажут, что первый удар
нанес не ты.
       – Что ж, хорошо придумано.
       Некоторое время мы сидели молча. Затем он произнес:
       – Все же подумай о моем предложении.
       – Да – насколько я понял его смысл.
       Он нахмурился.
       – Если у тебя есть вопросы...
       – Нет. Хорошо, я подумаю.
       Мы встали из-за стола. Мондор сделал знак рукой, и стол вновь опустел.
Затем мы спустились с возвышения и прошли через двор к тропинке. Совершив
небольшую обратную прогулку, мы вновь оказались в гостиной.
       Мондор проводил меня к выходу, и, прощаясь, сжал мое плечо.
       – Ну, увидимся на похоронах.
       – Да, – ответил я. – Спасибо за завтрак.
       – Кстати, я хотел тебя спросить об этой леди, Корал. Как она тебе
нравится?
       – О, очень нравится, – сказал я, немного удивившись. – Она просто
очаровательна. А почему ты спрашиваешь?
       Он пожал плечами.
       – Просто любопытно. Мы с ней оказались, в некотором роде, товарищами
по несчастью, и я хотел бы узнать, много ли она значит для тебя?
       – Достаточно, чтобы беспокоиться о ней.
       – Да, я вижу. Ну что ж, когда повстречаешься с ней снова, передай ей
мои наилучшие пожелания.
       – Хорошо, передам.
       – Увидимся позже.
       – Пока, – сказал я и зашагал по тропинке, не особенно спеша. Мне
хотелось поразмыслить еще некоторое время, прежде чем отправляться во дворец
Савалла.
       Проходя мимо дерева, смахивающего очертаниями на виселицу, я
приостановился. Повинуясь какому-то мгновенному импульсу, я свернул налево и
вышел на тропинку, уходящую вверх вдоль темной скалы. Поднявшись почти к
самой вершине, я увидел большой, поросший мхом камень, стоящий у песчаной
косы, на которую падали светящиеся дождевые капли. Я шел по ней до тех пор,
пока не достиг огненного круга у подножия старого дерева. Шагнув в центр
круга, я произнес магическое двустишие, в котором мое имя рифмовалось со
словами заклинания, и начал опускаться под землю. Когда я остановился, и
тьма, на мгновение окружившая меня, рассеялась, я увидел, что стою возле
сырой каменной стены на вершине холма, а внизу протянулась вереница
надгробий и памятников. Небо было полностью затянуто облаками, дул
прохладный ветерок. Это место выглядело совсем таким, как я запомнил его –
рухнувшие гробницы, увитые плющом, обвалившиеся каменные ограды, едва
заметные дорожки, петляющие среди высоких темных деревьев. Я спустился вниз
и проследовал дальше знакомым путем.
       В детстве здесь было что-то вроде моей любимой площадки для игр. Почти
каждый день в течение многих небесных циклов я встречал здесь маленькую
девочку из соседнего Отражения, которую звали Рэнда. Пройдя через груды
костей, хрустевших под ногами, и продравшись сквозь влажные кусты, я наконец
вышел к разрушенному мавзолею, где у нас был "дом". Отодвинув тяжелую
каменную плиту, загородившую вход, я прошел во внутрь.
       Здесь также все осталось по-прежнему, и я почувствовал, что улыбаюсь.
Треснувшие чашки и блюдца, потускневшая кухонная утварь все еще стояли в
углу, покрытые толстым слоем пыли, краска с них стерлась. Я перешагнул через
катафалк, использовавшийся нами в качестве стола, и уселся за него.
       Однажды Рэнда просто не пришла, и с тех пор больше не появлялась, а еще
через какое-то время перестал приходить и я. После этого я еще долго
вспоминал о ней, думая о том, какой она стала, когда выросла. Помню, я
оставил ей записку в нашем тайнике, под расшатанным камнем в полу. Даже не
знаю, нашла она ее или нет.
       Я поднял камень. Мой замызганный конверт по-прежнему лежал там,
нераспечатанный. Я вытащил его, встряхнул и достал сложенный пополам листок.
Развернув его, я прочитал свои детские каракули: "Рэнда, что случилось? Я
жду, а тебя все нет и нет". Под этим, гораздо более аккуратно, было
написано: "Я больше не могу приходить, потому что мои родители сказали, что
ты демон или вампир. Мне очень жаль, потому что ты самый очаровательный
вампир, которого я встречала". Вот оно что. Мне никогда не приходила в
голову такая возможность. Я был удивлен и слегка растроган.
       А воспоминаний становилось все больше. Когда-то я здесь обучал Рэнду
играть в кости. Я щелкнул пальцами, и они зашуршали где-то поблизости, как
сухие листья. Мое детское волшебство еще сохранялось: кости выкатились на
открытое место и сложились в форме двух фигур, которые исполняли
танцевальные па, временами заменяясь другими; затем снова принимали прежние
очертания и снова начинали медленно кружиться, слегка позванивая. Я пустил
их быстрее.
       Чья-то тень загородила дверной проем, и я услышал смешок.
       – Будь я проклят! У вас у всех тут крыша поехала! Вот, значит, как они
развлекаются тут, при Дворе Хаоса.
       – Люк! – воскликнул я, когда он шагнул внутрь. Фигурки на полу,
лишившись моего внимания, застыли, а затем вновь превратились в бесформенную
груду костей. – Что ты здесь делаешь?
       – Ну скажем. Продаю участки на кладбище. Случайно не интересуешься?
       На нем была красная рубашка и брюки защитного цвета, заправленные в
коричневые замшевые сапоги. На плечи был наброшен плащ рыжевато-коричневого
оттенка. Он улыбался.
       – А как же государственные дела?
       На миг в его усмешке появилось легкое замешательство, которое, впрочем,
тут же исчезло.
       – О, я решил устроить себе небольшой отпуск. А как твои дела? Вроде бы
скоро идешь на похороны Суэйвилла?
       Я кивнул.
       – Да, попозже, – ответил я. – А вообще у меня сейчас тоже что-то
вроде отпуска. Как тебя сюда занесло, в самом деле?
       – Так, шел себе куда глаза глядят. Искал кого-нибудь, с кем можно
интеллектуально побеседовать.
       – Кроме шуток, никто ведь не знал, что и приду сюда. Я и сам этого не
знал до последней минуты. Я...
       На всякий случай я пошарил в карманах.
       – Ты ведь не собираешься установить один их этих камней надо мной, а?
       – Нет, честное слово, – ответил он. – Скорее у меня есть для тебя
некое сообщение.
       Я поднялся на ноги и подошел к нему, всматриваясь в его лицо.
       – Люк, с тобой все в порядке?
       – Разумеется. В полном порядке, как всегда.
       – Тебе должно быть, пришлось воспользоваться каким-то очень ловким
трюком, чтобы добраться сюда, ко Двору Хаоса. Особенно если ты раньше
никогда здесь не был. Как тебе это удалось?
       – О, мы с Хаосом старые знакомые. Я бы даже сказал, он у меня в крови.
       Он вышел наружу, и я последовал за ним. Почти автоматически мы
продолжали идти дальше.
       – Не понимаю, о чем ты, – сказал я.
       – Ну, мой отец провел здесь довольно долгое время, осуществляя свои
замыслы, – пояснил он. – Именно здесь он встретил мою мать.
       – Я не знал об этом.
       – Откуда же тебе было знать? Мы никогда не разговаривали о своих
семейных делах, забыл?
       – Да, – согласился я, – и никто из тех, кого я спрашивал, не мог
сказать ничего определенного о происхождении Ясры. Значит, она родом отсюда,
из Хаоса... В таком случае она забралась довольно далеко от дома.
       – Ну, правильнее будет сказать, она родом из какого-то ближнего
Отражения, – уточнил он, – откуда ее взяли в услужение ко Двору Хаоса.
       – Взяли в услужение?
       – Да, она в течение многих лет, видимо еще с ранней молодости, была
служанкой во дворце Хельграм.
       – Хельграм? Моя мать из этой семьи.
       – Точно. А моя как раз была горничной леди Дары. У нее она и обучилась
Искусству.
       – Так, значит, Ясра получила свои магические познания от моей матери?
И встретила Бранда у Хельграма? Да, кажется, Хельграм в чем-то помогал
осуществлению планов Бранда во время войны, это было связано с Черной
Дорогой...
       – По которой леди Дара отправилась разыскивать твоего отца?
       – Да, видимо, так оно и было.
       – Потому что она хотела принять посвящение Лабиринта, как прежде
получила посвящение Логруса?
       – Наверное, – ответил он. – Мне об этом неизвестно.
       Мы спустились вниз по дорожке, усыпанной гравием, обогнули темную
громаду разросшегося кустарника, прошли сквозь лес камней и поднялись на
мост, повисший над темным медленным потоком, в чьих водах отражалось небо и
заросли кустов вдоль берега. Несколько листьев, подхваченных ветром,
пронеслось в воздухе.
       – И ты никогда не упоминал об этом раньше.
       – Я вообще-то собирался, но это не казалось мне таким уже
безотлагательным, если принять во внимание, что у меня было полно других
дел.
       – Да уж, – сказал я. – У меня такое впечатление, что каждый раз,
когда наши пути пересекаются, события начинают разворачиваться в ускоренном
темпе. Но сейчас ты посчитал это безотлагательным и решил сразу выложить мне
все?
       – Не совсем так. – Он помедлил. Затем шагнул в сторону и наклонился
над одним из могильных камней. Его рука сжала камень с такой силой, что
костяшки пальцев побелели, а сам камень превратился в порошок, посыпавшийся
как снег на землю. Не совсем так, – повторил он. – Просто мне показалось,
что
       тебе нужно об этом знать. Может быть, тебе это пригодится, может, нет.
Любая информация такова – ты никогда не знаешь заранее. – В этот момент
послышался хруст и треск, и верхушка надгробия рухнула. Люк этого, казалось,
даже не заметил, и его рука продолжала крошить камень. Новые осколки падали
на землю вслед за предыдущими.
       – Значит, ты пришел сюда только затем, чтобы сказать мне об этом?
       – Нет, – ответил он, когда мы повернули назад, направляясь к тому
месту, откуда пришли. – Меня послали сказать тебе кое-что еще, но к этому
трудно подойти. У меня такое чувство, что какая-то сила поддерживает мое
существование лишь до тех пор, пока я не передам тебе нужное сообщение.
       Я вновь услышал хруст крошащегося камня, и очередной обломок, который
Люк по-прежнему сжимал в руке, рассыпался, смешавшись с землей под ногами.
       – Дай-ка посмотреть на твою руку.
       Он разжал руку и протянул мне. Я увидел тоненькую струйку пламени возле
его указательного пальца... Он закрыл ее большим пальцем, и она исчезла. Я
поневоле ускорил шаг, и он сделал то же самое.
       – Люк, ты вообще-то знаешь, что ты такое?
       – Что-то во мне, кажется, знает об этом, но не я сам, понимаешь? Я
только чувствую, что со мной творится что-то неладное. Вероятно, мне следует
побыстрее рассказать тебе то, что нужно.
       – Нет, подожди, – сказал я, еще прибавив шагу. Что-то темное
пронеслось над нами, слишком быстро, чтобы я успел разглядеть его очертания,
и исчезло между деревьями. Нам в лицо неожиданно ударил резкий порыв ветра.
       – Ты знаешь, что происходит, Мерль? – спросил он.
       – Думаю, что да, – ответил я. – И я хочу, чтобы ты делал все, что я
тебе скажу, каким бы странным это требование тебе не показалось на первый
взгляд, о'кей?
       – Будь спокоен. Если уж не доверять Лорду Хаоса, кому же еще можно
доверять?
       Мы бегом миновали заросли кустарника, и впереди показался мой мавзолей.
       – Ты знаешь, я действительно должен сказать тебе кое-что прямо сейчас,
– заметил он.
       – Да подожди ты с этим, ради бога!
       – Но это очень важно.
       Я обогнал его. Он, не отставая, следовал за мной.
       – Это касается твоего пребывания при Дворе в настоящее время.
       Я вытянул руки вперед, чтобы успеть затормозить возле каменной стены, и
сквозь дверной проем нырнул внутрь. В три прыжка я оказался в углу пещеры и,
схватив одну из чашек, стоящих там, начал счищать с нее пыль краем плаща.
       – Мерль, какого черта ты делаешь? – поинтересовался Люк, входя следом
за мной.
       – Подожди минуту и увидишь, – ответил я, доставая кинжал.
       Поставив чашку на камень, я вытянул руку над ней и полоснул кинжалом по
запястью.
       Вместо крови из раны заструилось пламя.
       – Нет, черт побери! – закричал я.
       Мысленно потянувшись сквозь кольцо, я вызвал силовую линию, которая
подобно прохладному чистому потоку омыла мою рану. Пламя немедленно исчезло,
и из раны полилась обычная кровь. Однако, стекая в чашку, она слегка
дымилась. Пришлось и это исправлять тем же самым способом.
       – Вот уж действительно странно так странно, – заметил Люк.
       Я отложил кинжал в сторону и правой рукой сжал свое левое запястье
возле раны. Кровь пошла сильнее. Кольцо, казалось, пульсировало. Я взглянул
на Люка. Его лицо было напряженным. Я сжал руку в кулак. Чашка уже
наполнилась более чем наполовину.
       – Ты сказал, что доверяешь мне, – напомнил я.
       – Боюсь, что да, – ответил он.
       Три четверти...
       – Тебе нужно будет выпить это, Люк. Вот что я имел в виду.
       – Хм. Сдается мне, это все не просто так. Хотя, впрочем, не такая уж
плохая идея. У меня такое чувство, что мне сейчас нужна какая-то поддержка.
       Он протянул руку и, взяв чашку, поднес ее к губам. Я зажал рану
ладонью. Снаружи регулярно доносились порывы ветра.
       – Когда все выпьешь, поставь на место, – сказал я. – Добавлю тебе
еще.
       В тишине я слышал, как он глотает.
       – Чем-то напоминает "Кровавую Мэри", – заметил он, ставя чашку на
камень. – Хотя чуточку солоновато.
       Я повернул левую руку разрезом вниз, и, сжав ее правой, наполнил чашку
снова.
       – Эй, может хватит? У тебя и так ушло много крови. Я уже в порядке,
голова только малость кружится, вот и все. Мне больше не нужно.
       – Нет, нужно, – возразил я. – Поверь мне. Сейчас я дам тебе еще, а
возможно, тебе понадобится это и завтра. Тогда уж точно все будет в порядке.
       – Думаю, тебе пора объяснить мне, что происходит, – сказал он.
       – Люк, ты лабиринтов призрак, – объяснил я.
       – Что это значит?
       – Лабиринт способен создавать точные копии тех, кто прошел его. У тебя
все признаки. Мне они знакомы.
       – Хм. Но я себя ощущаю вполне реальным. И потом, я даже не проходил
Лабиринт в Эмбере. Я это сделал в Тир-на Ног-те.
       – Влияние Лабиринта распространяется и на его отражения, тем более что
эти два – абсолютно идентичны. Ты помнишь свою коронацию в Кашфе?
       – Коронацию? Черт меня побери, нет! Ты что, хочешь сказать, что я стал
королям?
       – Точно. Ринальдо Первый.
       – Провалиться мне на месте! То-то мамочка порадуется!
       – Да уж не сомневаюсь.
       – Но в этом есть какая-то нелепица – что меня двое. Ты говорил, что
знаком с подобным феноменом. Как Лабиринт распоряжается своими созданиями?
       – Вы, ребята, как правило, долго не живете. И, насколько я знаю, вы
тем сильнее, чем ближе к Лабиринту. Поэтому, чтобы поддержать свое
существование, тебе нужно пить побольше того сока, которым я тебя угостил.
На еще.
       – Понятно. Спасибо.
       Он одним глотком осушил половину чашки и поставил ее обратно.
       – Что, особо ценная жидкость? – спросил он.
       – Кровь Эмбера, похоже, оказывает благотворное воздействие на
субстанцию призраков Лабиринта.
       – Хочешь сказать, я что-то вроде вампира?
       – В некотором смысле пожалуй да.
       – Не очень-то мне все это нравится, особенно такая зависимость.
       – Ну, не думаю, что это будет серьезной помехой. Но всему свое время.
Сейчас мы подождем, пока ты окончательно придешь в себя, а потом выберемся
отсюда.
       – Ладно.
       Снаружи донесся грохот, как будто падали камни, затем послышалось
легкое бряцанье.
       Люк повернул голову.
       – На ветер не похоже, – заметил он.
       – Допивай, – сказал я, подвигая чашку и доставая из кармана носовой
платок.
       Пока он пил, я перевязал себе запястье. Затем он поставил чашку на
место.
       – Пошли отсюда, – сказал я. – Здесь становится как-то неуютно.
       – Теперь я чувствую себя отлично, – заметил Люк, когда в дверном
проеме возникла чья-то фигура. Поскольку она стояла спиной к свету, ее лица
нельзя было разглядеть.
       – Призрак Лабиринта, ты не сделаешь ни шагу с этого места! – его
голос показался мне знакомым.
       Я включил кольцо на полную мощность, и оно вспыхнуло, как прожектор.
       В дверях стоял Борель со злобной гримасой на лице.
       – По-моему, ты чертовски близок к тому, чтобы получить хорошую
взбучку, эмберит, – заявил он, обращаясь к Люку.
       – Ошибаешься, Борель, – возразил я, направляя луч кольца в его
сторону.
       Внезапно Знак Логруса вырос между нами.
       – Борель? Знаменитый мастер клинка, если не ошибаюсь? – осведомился
Люк.
       – Он самый, – подтвердил я.
       – Вот дерьмо! – выразился Люк.


       Глава 5.



       Однако, едва лишь я направил вперед две силовые линии смертельной,
разрушительной энергии, Знак Логруса преградил им путь и отбросил назад.
       – Оказывается, не так-то просто от него избавиться, – пробормотал я,
и тут же что-то похожее на Образ Лабиринта, хотя и не совсем точное его
воспроизведение, вспыхнуло перед нами.
       Знак Логруса скользнул влево от меня. Тот, другой, – чем бы он ни был,
– последовал за ним, и оба, бесшумно пройдя сквозь стену, исчезли.
       Почти немедленно последовал мощный раскат грома, от которого все
строение задрожало. Даже Борель, уже потянувшийся было к своему клинку,
остановился, не завершив жеста, и схватился за край дверного проема, чтобы
устоять на ногах. Как только он это сделал, другая фигура возникла у него за
спиной, и знакомый голос произнес, обращаясь к нему:
       – Тысяча извинений, но вы мешаете мне пройти.
       – Корвин! – воскликнул я. – Отец, ты!
       Борель повернул голову.
       – Корвин, принц Эмбера? – спросил он.
       – Он самый, – последовал ответ, – хотя боюсь, что не имею чести быть
с вами знакомым.
       – Я Борель, принц дома Хендрейка, Мастер военных искусств при Дворе
Хаоса.
       – Вы сказали о себе много лестного, и я рад познакомиться с вами, –
ответил Корвин. – Но сейчас, если вы не возражаете, я бы хотел войти и
увидеть моего сына.
       Рука Бореля сжала эфес шпаги в ту же минуту, как он полностью
развернулся лицом ко входу. Я уже приготовился броситься вперед, и то же
сделал Люк. Но тут последовало какое-то движение с той стороны, – похоже,
довольно низкий удар ногой, в результате чего Борель отшатнулся, хватая ртом
воздух, затем снова рванулся вперед. На сей раз это был удар кулаком по шее,
от которого он рухнул на землю.
       – Эй, ребята, – закричал нам Корвин, – сматываемся отсюда, да
поживее!
       Мы с Люком выбежали наружу, перескочив через поверженного Мастера
военных искусств при Дворе Хаоса. Слева от нас все пространство под ногами
было абсолютно черным, словно выжженным, с неба падал светящийся дождь. В
отдалении показались какие-то фигуры, направляющиеся в нашу сторону.
       – Не знаю, может ли та сила, которая доставила меня в это место,
помочь нам убраться отсюда, – сказал Корвин, оглядываясь по сторонам, –
или же придется искать другой способ. Да, думаю, что так, – произнес он
минутой позже. – Теперь это на ваше усмотрение. Каким образом мы скроемся?
       – Сюда, – показал я, поворачиваясь и переходя на бег.
       Они последовали за мной той же самой тропинкой, по которой я недавно
пришел. Обернувшись, я заметил, что наших преследователей было шестеро.
       Я взбежал по склону холма, минуя гробницы и памятники, и оказался возле
старой каменной стены. Позади слышались громкие окрики. Не обращая внимания
на них, я притянул к себе своих спутников, и в импровизированном магическом
двустишии, где хромали рифма и размер, обрисовал ситуацию, а также наиболее
желаемый способ ее разрешения. Несмотря на то, что стишок получился корявый,
заклинание сработало, и брошенный кем-то булыжник лишь слегка задел меня,
поскольку мы уже скрылись под землей.
       Минутой позже мы стояли в огненном круге, проросшие из его середины,
как грибы, а затем, выйдя из него, побежали вдоль поля в сторону песчаной
косы. Когда мы достигли ее, я снова услышал чей-то окрик. Мы миновали
каменный валун и спустились по тропинке между скал к дереву-виселице.
Свернув налево, я снова перешел на бег.
       – Эй, подожди, – окликнул меня Корвин. – Я чувствую, это где-то
здесь. Вот!
       Он свернул вправо, направляясь к подножию небольшого холма. Люк и я
последовали за ним. Сзади доносился топот – видимо, наши преследователи уже
достигли валуна.
       Внезапно я заметил впереди яркую вспышку между деревьями. Мы
направлялись туда. Когда мы приблизились, я узнал тот подобный Лабиринту
образ, который уже видел раньше.
       Отец, не останавливаясь, еще раз свернул направо, приближаясь, а затем
шагнул вперед. Люк был следующим, кто прошел сквозь светящийся экран, а я
проследовал за ним по пятам.
       Сейчас мы бежали вдоль прямого, сверкающего перламутровым блеском
коридора. Обернувшись, я увидел, что позади никого нет.
       – Им сюда уже не войти, – объяснил Корвин. – Путь закрыт.
       – Тогда почему мы все еще бежим? – спросил я.
       – Мы не достигнем полной безопасности до тех пор, пока будем
оставаться во владениях Логруса. Если нас тут засекут, ничего хорошего не
случится.
       Мы продолжали двигаться вдоль странного туннеля, и я спросил:
       – Мы бежим сквозь тень?
       – Да.
       – Тогда чем дальше мы уйдем, тем лучше.
       Внезапно все вокруг затряслось, так что я с трудом удержался на ногах.
       – Что за чертовщина! – услышал я голос Люка.
       – Это уж точно, – согласился я, видя, что туннель начал раскалываться
на части. Огромные трещины зазмеились вдоль стен и под ногами. Сквозь
образовавшиеся расселины не было видно ничего, кроме абсолютного мрака. Мы
продолжали идти, минуя их. Затем последовал новый беззвучный удар, и в один
миг все исчезло, – вокруг, позади и впереди нас.
       Кажется, мы падали.
       Ну, не то чтобы именно падали, а скорее медленно плыли в густом сером
тумане. Совершенно не ощущалось никакой опоры под ногами, и невозможно было
что-либо различить, оглядываясь по сторонам. Это производило впечатление
свободного падения, а иногда мне начинало казаться, что мы вовсе не
движемся.
       – Проклятье! – донесся до меня голос Корвина.
       Мы парили, – или падали, или плыли, все равно, – еще какое-то время,
и я снова услышал, как он пробормотал: "Ну, теперь конец".
       – Смотрите-ка, что это там? – неожиданно проговорил Люк, указав
вправо.
       Какой-то большой предмет с неясными, расплывчатыми очертаниями... Я
мысленно потянулся к кольцу и послал силовую линию в этом направлении. Чем
бы ни был данный предмет, он оказался неодушевленным, и я скомандовал
силовой линии, которая протянулась вдоль его поверхности, доставить нас к
нему.
       Движения я не почувствовал, но контуры предмета стали более четкими, и
постепенно он начал приобретать знакомые мне очертания. Потом я различил
цвет – красный. Наконец, увидев крылья машины, я вспомнил.
       – Похоже на ту картину Полли Джексон, которая у тебя была, – заметил
Люк. – Даже снег как настоящий.
       И точно, это был красно-белый "шевроле" 57 года выпуска, каким-то
образом попавший сюда, на край света.
       – Это просто реконструкция, – объяснил я. – Она взята из моих
мыслей. Наверное, потому, что картина хорошо сохранилась в моем воспоминании
– ведь я довольно часто подолгу смотрел на нее.
       Приблизившись, я протянул руку к дверной ручке. Мы стояли у дверцы
водителя. Я ухватился за ручку и нажал на нее. Разумеется это ни к чему не
привело. Мои родичи принялись исследовать машину с обеих сторон, и тоже
безрезультатно. Наконец я сумел открыть дверь, поддев ее снизу. Мы уселись
на переднее сиденье. Ключи, как я и предполагал, были в зажигании.
       Я повернул их. Двигатель завелся моментально. Капот машины слабо
светился посреди абсолютной пустоты. Я включил фары, но это не помогало.
       – Ну, куда теперь? – спросил Люк.
       Я поставил первую скорость, отключил ручной тормоз и выжал сцепление.
Как только я нажал на газ, колеса закрутились. Через несколько минут я
поставил вторую скорость. Еще чуть позже – третью.
       Мы в самом деле движемся, или это только сила воображения?
       Я прибавил газу. Туманный проспект, казалось, слегка светился, уходя в
даль, хотя скорее всего причиной этому были горящие фары. Нельзя было с
уверенностью сказать, вращаются колеса или нет. Я сильнее надавил на
акселератор.
       Люк потянулся вперед и включил приемник.
       – ... так что погодные условия, как видите, неблагоприятны для
дорожной езды, – произнес голос диктора. – Поэтому снизьте скорость до
минимума.
       Сразу же после этого приемник заиграл "Караван" Винтона Марсалиса.
       Я воспринял предыдущую фразу как персональное сообщение, и сбросил газ.
Теперь перед нами ясно виднелась дорога, сверкающая так, что казалось
сделанной изо льда. Чувство продвижения вперед сохранялось, и чем дальше мы
ехали, тем оно становилось ощутимее. Неожиданно мне показалось, что я
прибавил в весе – как будто некая сила вдавила меня в сиденье. Вслед за
этим ощущение реальности дороги, расстилавшейся впереди, стало более
явственным. Я подумал: "Интересно, что произойдет, если повернуть руль в
сторону", но на всякий случай решил этого не делать.
       Из-под колес доносился хруст гравия. Слева и справа мелькали какие-то
неясные очертания – еще одно подтверждение того, что мы действительно
двигались. Далеко впереди окружающий нас мир постепенно светлел.
       Я еще притормозил, потому что сейчас мы ехали, казалось, по самой
обычной дороге, только видимость была крайне слабая. Через какое-то время в
свете фар замелькали проносящиеся мимо деревья, кусты, насыпи, небольшие
скалы, – хотя зеркальце заднего вида по-прежнему отражало пустоту.
       – Совсем как в старые времена, – заметил Люк. – Вот если бы еще
нашлась пиццерия где-нибудь поблизости...
       – Ага, – согласился я.
       – Надеюсь, что тот, второй я, откроет в Кашфе одну-другую.
       – Если он это сделает, я туда обязательно зайду.
       Помолчав, он спросил:
       – Как ты думаешь, надолго меня хватит?
       – Не знаю, что тебе и сказать.
       – Я же не могу все время пить твою кровь. А как насчет другого меня?
       – Думаю, что смог бы подыскать тебе занятие, которое разрешило бы эту
проблему, – произнес Корвин, обращаясь к нему. – На некоторое время, во
всяком случае.
       Деревья теперь были настоящими деревьями, туман – обыкновенным, чуть
колышущимся туманом. Капли сырости начали оседать на лобовом стекле.
       – Что ты имеешь в виду? – спросил Люк.
       – Подожди немного.
       Туман клочьями, и сквозь образовавшиеся разрывы можно было видеть
окружающий пейзаж. Я заметил, что перед нами не асфальтированная дорога,
просто ровная земля. Обнаружив это, я поехал еще медленнее.
       Внезапно сквозь просвет в тумане показались очертания огромного дерева.
От земли вокруг него исходило свечение. Что-то знакомое было в этой
картине...
       – Здесь ведь находится твой Лабиринт, да? – спросил я у отца, в то
время как кругом становилось все светлее. – Фиона однажды приводила меня
сюда.
       – Да, – ответил он.
       – Это его образ противостоял Знаку Логруса там, на кладбище, а потом
привял нас в туннель?
       – Да.
       – Тогда – он тоже разумен, как эмберский Лабиринт? Как Логрус?
       – Точно. Припаркуйся вон там, где светлый участок под деревом.
       Я крутанул руль и подъехал к тому месту, на которое он указал. Туман
по-прежнему висел в воздухе, хотя далеко не такой густой и плотный, как
вдоль дороги, по которой мы проезжали. Казалось, были сумерки, но сияние,
исходящее от этого странного Лабиринта, образовывало светлое пространство в
форме опрокинутой чашки посреди окружающей темноты.
       Мы вылезли из машины, и Корвин произнес, обращаясь к Люку:
       – Жизненный срок призраков Лабиринта довольно ограничен.
       – Это я уже понял, – ответил Люк. – А ты что, знаешь какой-нибудь
фокус, помогающий его продлить?
       – О, я знаю много таких фокусов. В моем положении поневоле изучишь их
все.
       – О?..
       – Отец?.. – произнес я. – Ты хочешь сказать...
       – Да, – ответил он. – Честно говоря, даже не представляю где сейчас
может находиться моя изначальная версия.
       – Так, значит, это с тобой я тогда встретился? И ты недавно был в
Эмбере?
       – Точно.
       – Да-а... Хотя, в самом деле, ты действительно отличался от остальных,
кого я там видел.
       Корвин, точнее его призрак, протянул руку и похлопал меня по плечу.
       – Что есть, то есть, – согласился он и взглянул в сторону Лабиринта.
– Я создал его, – продолжил он через минуту, – и только я один прошел
его. Так что я его единственный призрак. Поэтому в его отношении ко мне есть
нечто большее, чем простой утилитаризм. Мы иногда общаемся с ним, и он
постоянно снабжает меня своей энергией, необходимой мне, чтоб существовать в
течение долгого времени. У нас есть свои собственные планы, и наше родство
почти приняло форму союза. Мне кажется, этого нельзя сказать
       об остальных призраках, – и эмберского Лабиринта, и Логруса, – они в
гораздо большей степени эфемерны и недолговечны...
       – Да, это подтверждается и моим личным опытом.
       – ... кроме одного, точнее, одной из них, которой ты помог, за что я
тебе благодарен. Теперь она находится под моей защитой, и так будет
продолжаться и впредь.
       Он отпустил мое плечо.
       – Ты все еще не познакомил меня с твоим другом, – заметил он.
       – Да, извини, совсем забыл. Хотя обстоятельства, при которых мы
встретились, таковы что... Люк, я бы хотел представить моему отцу, Корвину
Эмберскому. Сэр, Люк вообще-то более известен как Ринальдо, сын вашего брата
Бранда.
       Глаза Корвина на мгновение расширились, затем сощурились, в то время
как он протягивал руку моему приятелю, изучая его лицо.
       – Рад встретить друга моего сына, к тому же еще и родственника, –
произнес он.
       – Я также рад познакомиться с вами, сэр.
       – А я все думал, кого же ты мне напоминаешь.
       – Надеюсь, что сходство, о котором вы говорите, ограничивается внешним
видом.
       Отец рассмеялся.
       – Где вы познакомились?
       – Да в колледже, – ответил Люк. – В Беркли.
       – Ну разумеется, где же еще два эмберита могли так подружиться? Уж
конечно, не в Эмбере, – заметил Корвин, полностью повернувшись лицом к
своему Лабиринту. – Что ж, теперь я знаю вашу историю. А теперь пойдемте со
мной. Я хочу представить вас еще кое-кому.
       Он направился к светящему в темноте Лабиринту, и мы последовали за ним.
Пряди тумана проплывали мимо нас. Наши шаги почти не нарушали царившей
вокруг тишины.
       Мы подошли к началу Лабиринта и остановились, вглядываясь в сложный и в
тоже время необыкновенно красивый, изящный узор. Он казался слишком большим
для того, чтобы окинуть его одним взглядом, и все вокруг казалось пронизано
ощущением сил, исходящих из его сосредоточия.
       – Привет, – сказал Корвин, обращаясь к нему. – Я бы хотел
представить тебе моего сына и племянника, Мерлина и Ринальдо, – хотя,
по-моему, с Мерлином ты уже знаком. Что касается Ринальдо, у него небольшая
проблема. – Затем последовала долгая пауза. – Да, верно, – произнес
Корвин, и еще через какое-то время: – Ты действительно этого хочешь? – и:
– Хорошо. Я им скажу.
       Он глубоко вздохнул, и я почувствовал его напряжение, когда мы подошли
к краю Лабиринта и он положил руки нам на плечи.
       – Так вот, ребята, – сказал он, – я получил ответ... Короче,
Лабиринт пожелал, чтобы мы все прошли его, по различным причинам.
       – Я готов, – тут же отозвался Люк. – А что за причина в моем случае?
       – Он собирается тебя в некотором роде усыновить и поддержать твое
существование, как проделал это со мной. Хотя и не задаром. Он хочет, чтобы
кто-то охранял его в течение ближайшего времени. Так что мы заменим друг
друга.
       – Отлично, – сказал Люк. – Мне тут нравится. К тому же я совсем не
хочу отправляться назад в Кашфу и свергать самого себя.
       – О'кей. Я пойду первым, а ты на всякий случай держись за мое плечо,
чтобы нам не разделяться. Мерлин, пойдешь последним и будешь поддерживать
Люка по той же причине. Договорились?
       – Договорились, – ответил я. – Ну, что пошли?
       Он отпустил нас и двинулся к наружной черте Лабиринта. Мы последовали
за ним, и Люк положил руку ему на плечо, делая первый шаг. Вскоре мы все
были внутри Лабиринта, преодолевая знакомое сопротивление. Хотя даже в тот
момент, когда начали подниматься языки пламени, мне было намного легче, чем
раньше, возможно, потому, что на этот раз кто-то шел впереди, указывая
дорогу.
       Вид улицы, окаймленной старыми каштанами, возник передо мной, в то
время, как мы шли вперед, прокладывая путь сквозь Первую Вуаль. Вслед за
этим языки пламени стали выше, и я почувствовал, как мощь Лабиринта
пульсирует вокруг меня, пронизывая насквозь мое тело и разум. Я вспомнил
учебу в колледже, мои первые успехи в легкой атлетике. Сопротивление
продолжало нарастать, и мы двигались, преодолевая его. С трудом переставляя
ноги, я почему-то подумал, что усилия, прилагаемые мною к тому, чтобы идти
дальше, важнее, чем само продвижение. Я почувствовал, как волосы поднимаются
у меня на голове, как будто сквозь меня пропустили электрический ток.
Чувство, испытываемое мною сейчас, не было похоже на безумие, охватившее
меня, когда я преодолевал Логрус, ни на то ощущение, с которым я проходил
Лабиринт Эмбера. Это выглядело почти так, будто я продвигаюсь внутри
собственного сознания, и впереди ничего нет. Мне показалось, – и на
мгновение я почувствовал панический страх, что я иду вдоль замкнутого круга,
из которого нет выхода. Сопротивление было таким же сильным, языки пламени
такими же высокими, как и на аналогичном участке эмберского Лабиринта, хотя
я каким-то образом знал, что этот Лабиринт оказывает на меня некое влияние,
отличное от того, что я испытывал прежде. Мы шли вдоль сверкающих линий,
затем сворачивали, на нас сыпались искры... Проникновение сквозь Вторую
Вуаль – медленное, парализующее силу воли, отнимающее все запасы жизненной
энергии... После этого, однако, идти стало легче, и сцены моей предыдущей
жизни вновь замелькали передо мной, волнуя и успокаивая меня.
       Дальше. Шаг, два шага... Три. Я вдруг почувствовал, что теперь смогу
сделать и десять шагов, и даже больше, что самое трудное уже позади.
Четыре... Я весь покрылся испариной. Пять. Сопротивление было ужасным. Я
собрал все усилия, – там, на земле, я бы с легкостью пробежал стометровку,
но сейчас меня хватало лишь на то, чтобы едва передвигать ноги. Мои легкие
работали как кузнечные мехи. Шесть. Искры поднимались к моему лицу,
разлетаясь почти у самых глаз, засыпая меня полностью. Я чувствовал, что
превращаюсь в столб пламени, и в то же время прокладываю себе путь как будто
сквозь гранитную стену. Я пробивался вперед и вперед, продолжая оставаться
на месте. Мне казалось, я буду идти еще целую вечность, Возможно, столько я
и шел. Семь. Воспоминания исчезли. Памяти не было. Я даже не осознавал себя
как такового. Я весь превратился в сгусток силы воли. Я был преодолением,
только преодолением того сопротивления, которое ощущалось впереди. Восемь...
Я больше не чувствовал своего тела. Время стало отвлеченным понятием.
Преодоление больше не было преодолением, но лишь едва ощутимым, слабым
продвижением посреди ледяного обвала... Девять. Теперь я был просто
движением – нескончаемым, постоянным...
       Десять.
       Затем пришло облегчение. Я знал, что ближе к концу идти снова станет
труднее, но весь остаток пути уже не будет таким тяжелым. Что-то похожее на
медленную, негромкую музыку зазвучало у меня в ушах, когда я снова двинулся
дальше. Она продолжала играть в то время как шел сквозь Последнюю Вуаль, и
когда мне оставалось сделать всего несколько шагов, я различил, что это
"Караван".
       Дойдя до центра, мы остановились и долгое время стояли в молчании,
тяжело дыша. Потом в голове у меня все смешалось, и как я прошел расстояние,
оставшееся до выхода из Лабиринта, даже не помню. Однако я постоянно ощущал
уверенность в том, что отец так или иначе выведет меня отсюда. Клочья тумана
по-прежнему проплывали мимо нас, вдоль Лабиринта, над поляной...
       – Я чувствую себя гораздо более сильным, – наконец объявил Люк. –
Да, я буду охранять его. По-моему, это отличный способ провести время.
       – Кстати, Люк, что ты хотел сообщить? – напомнил я.
       – А, я должен был сказать, чтобы ты побыстрее смывался из Хаоса, –
ответил он, – там для тебя становилось небезопасно.
       – Я знал об этом, – сказал я. – Тем не менее, я все равно собираюсь
вернуться – у меня остались кое-какие дела.
       Люк пожал плечами.
       – Как хочешь. Сейчас, кажется, ни одно место не представляется
полностью безопасным.
       – Здесь, во всяком случае, никаких осложнений не предвидится, –
произнес Корвин. – Ни одна из высших Сил толком не знает, как подобраться к
этому Лабиринту и что вообще делать с ним. Он слишком силен как для того,
чтобы эмберский Лабиринт втянул его в себя, так и для того, чтобы Логрус
смог его разрушить.
       – Это утешает.
       – Однако пройдет какое-то время, и они снова постараются что-то
предпринять против него.
       – Ну что ж, поживем – увидим. О'кей. А что скорее всего может
произойти?
       – Вероятно, призраки, – такие же, как мы с тобой, постараются
побольше разведать о нем. Ты хорошо владеешь мечом?
       – Скажу без ложной скромности – неплохо. В крайнем случае – я также
в достаточной мере владею магическим искусством, чтобы суметь им
противостоять.
       – Они подвержены действиям стали, хотя вместо крови у них пламя.
Сейчас ты можешь попросить Лабиринт провести тебя по окрестностям. Я
присоединюсь к тебе через несколько минут, – покажу, где находится тайник с
оружием и прочее снаряжение. Потом мне нужно будет совершить небольшое
путешествие, так что Лабиринт останется всецело на твоем попечении.
       – Будь спокоен, – отозвался Люк. – А как насчет тебя, Мерль?
       – Я вернусь обратно ко Двору Хаоса. У меня приглашение на обед к
матери, а потом я должен присутствовать на похоронах Суэйвилла.
       – Не думаю, чтобы Лабиринт оказался в состоянии отправить тебя туда,
– сказал Корвин. – Все-таки это чертовски близко к Логрусу. Но можешь
что-нибудь придумать для него, или наоборот. Как там Дара?
       – Прошло много времени с тех пор как я видел ее дольше, чем в течение
нескольких минут, – отвечал я. – Она по-прежнему так же безапелляционна и
самоуверенна в обращении со мной, и вмешивается в мои дела сверх всякой
меры. Еще у меня создалось впечатление, что она занимается как мелкими
придворными интригами, так и делами более значительного масштаба, касающихся
отношений Хаоса и Эмбера.
       Люк прикрыл глаза и тут же испарился. Минутой позже я увидел его возле
машины Полли Джексон. Он открыл дверцу, уселся на пассажирское кресло и
принялся что-то крутить на приборной доске. Через некоторое время я услышал
негромкую музыку, доносящуюся из приемника.
       – Да, это на нее похоже, – сказал Корвин. – Я никогда не понимал ее,
ты знаешь. Она появилась неизвестно откуда, в очень странное время в моей
жизни, она пришла ко мне, мы стали любовниками, потом она прошла Лабиринт
Эмбера и исчезла. Все это было как странный сон. Казалось очевидным, что она
использовала меня в своих целях. Довольно долго я полагал, что ей нужны были
от меня только сведения, дающие возможность получить доступ к Лабиринту.
Однако впоследствии у меня было время поразмыслить, и сейчас я далеко не
уверен в том, что это явилось только случайностью.
       – Что именно?
       – Твое рождение, – ответил он.– Я все больше и больше убеждаюсь в
том, что на самом деле ей нужен был сын или дочь, в чьих жилах текла бы
кровь Эмбера.
       Услышав это, я похолодел. Так, значит, мое собственное существование
явилось всего лишь результатом продуманного расчета, составной частью
какого-то плана, одним из звеньев некой цепи? И ни малейшего проблеска
чувства? Я был так потрясен, что почти утратил способность рассуждать.
Внезапно мне подумалось, что нечто подобное должен испытывать Колесо-Призрак
– тщательно продуманное и воплощенное в жизнь создание моего разума и
воображения, – ведь основные идеи, для реализации которых он
предназначался, безусловно, могли возникнуть только в голове эмберита. Тем
не менее, он звал меня "папа", и, кажется, был искренне привязан ко мне. К
тому же, в последнее время я начал ощущать в его поведении некие
иррациональные моменты, выходящие за пределы холодной компьютерной логики,
– наверное, здесь не обошлось без моего влияния. Может быть, так случилось
потому, что мы оказались гораздо более похожими, чем я мог предполагать в
начале?
       – А почему, как ты думаешь, для нее было так важно, чтобы я появился
на свет? – наконец спросил я.
       – Я могу только догадываться об этом по ее последним словам, которые
она произнесла, пройдя Лабиринт и полностью приняв демоническое обличье:
"Эмбер будет разрушен", – после чего она исчезла.
       Меня охватила дрожь. Выводы из всего этого напрашивались столь
неутешительные, что мне хотелось заплакать, или уснуть, или напиться. Все
что угодно, лишь бы забыться на какое-то время.
       – Значит, ты думаешь, что мое рождение было частью какого-то
долговременного плана уничтожения Эмбера? – спросил я.
       – Может быть, – ответил он. – Но возможно я не прав, малыш.
Возможно, я даже сильно ошибаюсь, и если так, то извини, что я настолько
расстроил тебя всем этим. С другой стороны, я думаю, что оставлять тебя в
неведении также было бы ошибкой.
       Я потер виски, брови, глаза.
       – Но что же мне делать? – спросил я. – Я не хочу, чтобы Эмбер
оказался разрушенным.
       На мгновение он привлек меня к себе.
       – Послушай, независимо от того, кто ты есть и каковы обстоятельства,
окружающие тебя, обязательно настанет такой момент, когда основной выбор
придется делать тебе. Ты – нечто большее, чем просто сумма твоих поступков,
Мерлин. Не имеет значения, что привело к твоему появлению на свет, –
главное, что сейчас ты живешь, ты можешь видеть, думать, и ты сам способен
разобраться в происходящем. Не позволяй никому запудривать тебе мозги, –
даже мне. И когда придет время, – а оно придет, – будь уверен, что главный
выбор останется за тобой. И ничто из того, что происходило раньше, не будет
иметь к этому никакого отношения.
       Его слова помогли мне вновь обрести присутствие духа.
       – Спасибо, – произнес я.
       Он кивнул.
       – Но если ты захочешь после всего сказанного как можно скорее
разрешить это дело, я бы советовал тебе не торопиться. Единственное, чего ты
добьешься – она узнает о твоих подозрениях. Разумнее будет вести игру с
большей осторожностью и посмотреть, что из этого выйдет.
       Я вздохнул.
       – Ты прав, конечно. Кстати, ведь ты пришел за мной в основном для
того, чтобы рассказать мне обо всем, а не затем, чтобы помочь мне убежать?
       Он улыбнулся.
       – Тебе следует побеспокоиться о более важных делах, – заметил он. –
Мы еще встретимся.
       Произнеся эти слова, он вдруг пропал.
       Но тут же я увидел его уже возле машины, разговаривающего с Люком.
Затем он начал показывать ему, где находятся тайники с оружием и все прочее.
Я наблюдал за ними, одновременно гадая, сколько времени могло занять мое
отсутствие при Дворе Хаоса. Через какое-то время они обернулись и помахали
мне, а потом, обменявшись рукопожатием, скрылись в тумане. Из приемника
доносилась "Лили Марлен".
       Я мысленно сфокусировался и попросил Лабиринт переправить меня во
дворец Савалла. Последовала мгновенная вспышка абсолютной черноты. Когда
вокруг посветлело, я снова стоял в центре Лабиринта. Я попробовал снова –
на этот раз, назвав крепость Сухьи. И вновь Лабиринт отказался
компостировать мой билет.
       – Как далеко ты смог бы меня отправить? – наконец спросил я.
       Новая вспышка, но на сей раз света. Я увидел, что стою на вершине
каменного мыса, белого под черным небом, на берегу черного озера. Два
полукружья бледного пламени как бы заключили меня в скобки. О'кей, неплохо.
Это были Огненные Ворота – нечто вроде пограничного знака, отделяющего Двор
Хаоса от соседнего Отражения. Я повернулся лицом к озеру и, отсчитав
четырнадцатую из расположенных слева от меня башен, в которых вспыхивали
огоньки, направился к ней.
       Через какое-то время я приблизился к полуразрушенной башне. Небо над
ней было розовым. Подойдя к ней вплотную, я перенесся в стеклянную пещеру,
сквозь которую протекала зеленая река. Я шел вдоль реки до тех пор, пока не
достиг каменных ступенек, которые вывели меня на тропинку, петлявшую сквозь
осенний лес. Пройдя около мили, я оказался посреди вечнозеленых растений.
Затем я спустился по склону горы, откуда еще три обычные дорожки и две –
сотканные из тумана, привели меня куда нужно. Сверившись с небом, я понял,
что у меня даже не осталось времени переодеться до обеда с матерью.
       Я задержался посреди дороги, чтобы хоть немного отряхнуть с себя пыль,
поправить одежду и привести в порядок волосы. Пока я этим занимался, мне
пришла в голову мысль – интересно, что случится, если я попробую связаться
с Люком по Карте: ответит мне настоящий Люк или его призрак, а то, может,
оба одновременно? Могут ли вообще призраки Лабиринта общаться через Карты?
Меня также интересовало, что происходит сейчас в Эмбере. Я вспомнил Корал,
потом Нэйду...
       Черт подери!
       Мне надо было побывать и еще в одном месте... Мало ли где мне надо
побывать! Предостережение Лабиринта, переданное через Люка, тоже нельзя было
оставить без внимания. Много чего я узнал и от Корвина – слишком много,
чтобы это могло сразу уместиться в голове, и сейчас у меня не было времени
подумать обо всем как следует. Мне совершенно не улыбалось быть вовлеченным
в происходящее при Дворе Хаоса. Также у меня было предчувствие, что во время
похорон что-то должно случиться. Кроме того, я сильно нуждался в
дополнительной информации. Оставалось только надеяться, что, если некто
хочет добиться чего-то от меня – по всей видимости, очень важного, – он, в
конце концов, найдет время, чтобы объяснить мне ситуацию, и, возможно, даже
попросить меня о содействии. Если это будет кто-то из родственников, так уж
и быть, он его получит. Во всяком случае, меня гораздо более устроит просьба
о сотрудничестве, чем попытки с помощью всяких там трюков контролировать мои
действия. А вообще, я бы с удовольствием послал к черту тех, кто собирался
использовать меня в своих играх, да и сами эти игры в придачу.
       Честно говоря, больше всего мне сейчас хотелось повернуть назад, уйти
куда-нибудь в Отражения и затеряться там. Еще я мог бы вернуться в Эмбер,
рассказать Рэндому все, о чем я знал и о чем догадывался, а потом попросить
у него защиты против Двора Хаоса. Я мог бы также отправиться на Отражение
Земля и раздобыв себе новую личину, устроиться на работу в компьютерную
фирму...
       Но если я так и сделаю, то никогда не узнаю ничего из того, что
происходит сейчас и что происходило раньше. Что же действительного
местонахождения моего отца, – ведь я смог связаться с ним только во Дворе
Хаоса, и нигде больше. Это означало, что он где-то поблизости отсюда. И
никто кроме меня не сможет ему помочь.
       Я двинулся вперед, потом свернул направо. Небо у меня над головой стало
пурпурным. Я успевал вовремя.

       
* * *


       Добравшись наконец до дворца Савалла, я прошел сквозь высокую наружную
стену, служившую воротами и украшенную поверху сверкающим орнаментом из
красных и желтых звезд. Оттуда я попал во двор, а затем спустившись по
невидимой лестнице, долгое время стоял, глядя вниз, в глубокую темную
впадину, где почти у самых границ Хаоса непрерывно бушевали темные вихри.
Упавшая звезда прочертила яркий след на пурпурном небе, когда я повернулся к
обитой медью двери, ведущей в Галерею Искусств.
       Я отворил дверь и вошел. Тут же мне припомнилось, как много раз я
заходил сюда, когда был ребенком. Дом Савалла на протяжении многих веков
собирал произведения искусства, и к настоящему времени коллекция настолько
разрослась, что занимала несколько ярусов, и чтобы осмотреть ее целиком,
приходилось идти сквозь длинные туннели, затем спускаться по гигантским
спиральным лестницам, а потом вы неожиданно оказывались на чем-то вроде
старой железнодорожной платформы, и вам приходилось возвращаться обратной,
чтобы разыскать пропущенный поворот. Помнится, однажды я тут заблудился
настолько основательно, что не мог выбраться в течение нескольких дней,
пока, наконец, меня не обнаружили, несчастного и зареванного, возле
коллекции каких-то дурацких голубых башмаков обитых гвоздями по краям.
Сейчас я медленно шел по коридорам, глядя на собрания различных диковинок,
узнавая уже знакомые и замечая несколько новых. Среди них попадались очень
милые вещицы, например, гигантская ваза, казавшаяся вырезанной из цельного
куска опала цвета пламени, или набор странных эмалированных дощечек,
привезенных из какого-то дальнего Отражения, назначения и принципа действия
которых ни один из членов семьи так и не смог выяснить. Я остановился, чтобы
еще раз как следует посмотреть на них, потому что весь этот отрезок галереи
и в особенности эмалированные дощечки всегда мне очень нравились.
       Насвистывая одну старую мелодию, которой меня научил Грайл, я
приблизился к огненной вазе и принялся ее разглядывать. Вдруг мне
почудилось, что я слышу какой-то слабый звук, напоминающий шипение, но,
взглянув в оба конца коридора, я никого там не обнаружил. Почти чувственные
изгибы вазы, казалось, так и просят чтобы их потрогали. Я вспомнил, что
когда приходил сюда в детстве, мне запрещалось это делать. Я осторожно
протянул левую руку вперед и дотронулся до нее. Она оказалась теплее, чем я
мог предположить. Я погладил ее. Она была похожа на сгусток застывшего
пламени.
       – Привет, – шепнул я, вспомнив одно приключение, которое однажды было
у нас. – Прошло столько времени...
       – Мерлин? – произнес тоненький голосок.
       Я тут же отдернул руку. Казалось, будто ваза решила заговорить.
       – Да, – ответил я.
       Снова послышался шипящий звук, и какая-то небольшая тень показалась из
широкого отверстия вазы, как бы возникая из пламени.
       – Тс-с, – произнесла тень, поднимаясь.
       – Глайт! – воскликнул я.
       – Она с-самая.
       – Не может быть! Ты ведь много лет назад умерла!
       – Не умерла. Вс-сего лишь ус-снула.
       – Я не видел тебя с тех пор как был ребенком. Кажется, ты болела, а
потом куда-то исчезла. Я думал, что ты умерла.
       – Я зас-снула. Я с-спала, чтобы излечитьс-ся. Чтобы забыть вс-се.
Чтобы вос-становить с-свои силы.
       Я протянул руку. Теперь пушистая змейка поднялась еще выше, и,
взобравшись по моей руке, обвилась вокруг нее.
       – Однако же недурную спаленку ты себе отхватила.
       – Я знала, что эта ваза тебе вс-сегда нравилас-сь. И я подумала, что,
ес-сли я буду ждать дос-статочно долго, когда-нибудь ты с-снова придешь,
чтобы полюбоватьс-ся на нее. И вот я ус-слышала твой голос-с и выбралас-сь
из этого великолепия, чтобы приветс-ствовать тебя. Как ты повзрос-слел!
       – Ты хорошо выглядишь. Правда, немножко похудела...
       Я осторожно погладил ее головку.
       – Я очень рад, что ты, оказывается, по-прежнему с нами, как добрый дух
нашей семьи. Благодаря тебе, да еще Грайлу и Кергме мое детство было гораздо
более счастливым временем, чем могло бы быть.
       Она подняла голову, и, дотянувшись до моей щеки, потерлась о нее.
       – Удовольс-ствие видеть тебя с-снова, мой мальчик, с-согревает мою
холодную кровь. Далеко ты путешес-ствовал?
       – Очень.
       – Как-нибудь мы с-с тобой с-сядем у огонька и будем ес-сть мышей, а
потом ты мне дашь молока в блюдечке и рас-скажешь обо вс-сех твоих
приключениях с-с тех пор, как ты ос-ставил дворец С-савалла. Мы найдем также
нес-сколько мозговых кос-сточек для с-старины Грайла, ес-сли, конечно, он
еще не...
       – Нет, он по-прежнему жив и здоров, и сейчас служит моему дядя Сухьи.
А что с Кергмой?
       – Не знаю. С-столько времени прошло...
       Я прикрыл ее рукой, согревая.
       – Спасибо, что ты решила очнуться от такого глубокого сна только за
тем, чтобы поприветствовать меня.
       – Не только за этим. Ес-сть еще одна причина.
       – Да ну? И какая же?
       – Я с-собиралась показать тебе одну вещь. С-следуй вот этим путем, –
она показала головой.
       Я двинулся указанной дорогой, которой помнится, уже как-то проходил, к
тому месту, где коридор расширялся. Вдруг я почувствовал, Глайт вздрогнула
под моей рукой и издала едва слышное урчание.
       – Что такое? – спросил я.
       – Мышь, – ответила она. Мышь где-то здес-сь, поблизос-сти. Я
поохочус-сь за ней, пос-сле того как отведу тебя куда нужно. А то мне уже
хочетс-ся ес-сть.
       – Но если ты действительно голодная, я могу подождать.
       – С-спас-сибо, Мерлин, не с-сейчас-с. Нам нужно с-спешить. Не знаю
почему, но мне кажетс-ся, это будет важно для тебя. Что кас-сается мес-стных
грызунов, я вс-сегда ус-спею ими угос-ститьс-ся.
       Мы вошли в просторный высокий небесно-голубой зал. Четыре металлические
скульптуры – по большей части из меди и бронзы, – неровным кольцом
окружали нас.
       – Нет, не здес-сь,– произнесла Глайт. – Дальше.
       Я свернул направо в следующий коридор и пошел по нему. Через некоторое
время перед нами оказалось нечто, напоминающее лес из металлических
деревьев.
       – Уже с-скоро. С-ступай помедленнее, демоненочек.
       Я приостановился и замедлил шаг, рассматривая многочисленные деревья,
светлые и темные, сверкающие и тусклые. Сделанные из железа, алюминия,
латуни, – они производили впечатление. Когда я последний раз заходил сюда,
много лет назад, их еще не было. Впрочем, ничего удивительного. Я успел
заметить и другие изменения в залах, через которые проходил раньше.
       – Вот это мес-сто. Повернис-сь и пройди чуть-чуть назад.
       Я повернулся и снова вошел в лес.
       – Теперь с-сверни направо. Вон то выс-сокое дерево.
       Подойдя к изогнутому стволу дерева справа от меня, я остановился.
       – Вот это?
       – Да, теперь тебе нужно взобратьс-ся на него.
       – Влезть на дерево!?
       – С-совершенно верно.
       – Хорошо.
       Надо сказать, что отличительной особенностью подобного сорта деревьев,
или, по крайней мере, данного конкретного дерева, является множество
изгибов, спиралей и выступов, которые дают возможность взобраться по нему
гораздо быстрее, чем это может показаться на первый взгляд. Подпрыгнув, я
ухватился за ветку, подтянулся, нашел опору для ног, и, оттолкнувшись от
нее, полез выше. Оказавшись на расстоянии примерно десяти футов над землей,
я остановился.
       – Ну, что теперь я должен делать?
       – Поднятьс-ся еще выше.
       – Но зачем?
       – С-скорее! С-скорее! Узнаешь пос-сле.
       Взобравшись еще на пару футов, я начал ощущать это. Слабый звон и
какое-то легкое давление... Иногда звон усиливался, как бы предупреждая о
некой опасности.
       – Кажется, здесь, – произнес я.
       – Здес-сь. Я обовьюс-сь вокруг ветки голубого дерева, до которой можно
дотронуться Повелителю Теней. Пос-сле этого он попадет туда, куда с-следует.
       – К чему-то очень важному?
       – Надеюс-сь, что да. Хотя мне трудно об этом с-судить. Я плохо
разбираюс-сь в людс-ских делах.
       – Ты хочешь сказать, что мы пройдем сквозь ствол?
       – С-совершенно верно.
       – А это не опасно?
       – Абс-солютно.
       – Ну ладно.
       Я продолжал взбираться, напрягая все силы, до тех пор пока обе мои ноги
не оказались на одном уровне. Я сделал еще один рывок и почувствовал, что
прохожу сквозь дерево.
       Я вытянул руки вперед, чтобы не упасть. Но этого не произошло. Пол у
меня под ногами был выложен блестящими
       черными, серебряными, серыми и белыми плитками. Справа был
геометрический узор, а слева – что-то вроде мозаики, изображающей Темницу
Хаоса.
       Я смотрел под ноги, не в силах отвести глаз.
       – Боже милостивый! – наконец вымолвил я.
       – Я оказалас-сь права? Это дейс-ствительно важно? – спросила Глайт.
       – Да, – ответил я, – это важно.


       Глава 6



       И повсюду зажженные свечи, многие высотой почти с меня, другие чуть
пониже... Серебряные, серые, белые, черные... Искусно расположенные на
разных уровнях, они занимали карнизы и выступы на стенах пещеры,
образовывали причудливые узоры на полу... Однако основная часть света
исходила не от них. Он проникал откуда-то сверху, и вначале мне даже
показалось, что это обычный дневной свет. Но когда я взглянул вверх, чтобы
прикинуть высоту свода, то увидел, что свет исходит от огромного
бело-голубого шара, скрытого темной металлической решеткой.
       Я сделал шаг вперед. Свеча рядом со мной вспыхнула.
       Сейчас я стоял перед каменным алтарям, позади которого находилась ниша.
Черные свечи горели по обе стороны перед ним, а на нем мерцало несколько
маленьких серебряных свечей. Какое-то время я просто стоял, разглядывая его.
       – Кажетс-ся, между вами есть некоторое с-сходство, заметила Глайт.
       – А я думал, что твои глаза не способны воспринимать двумерные
изображения.
       – Не забывай, с-сколько времени я прожила в музее. С-скажи, зачем твой
портрет повес-сили с-сюда, в это тайное мес-сто?
       Я подошел поближе, пристально всматриваясь в портрет.
       – Это не я. Это мой отец, Корвин из Эмбера.
       Ваза с серебряной розой стояла на алтаре под портретом. Была ли это
живая роза или только создание магического искусства, я не мог сказать.
       И Грейсвандир лежал поверх алтаря, слегка выдаваясь из ножен... Я знал,
что уж он-то, во всяком случае, действительно настоящий, в отличие от той
копии, что служила оружием призраку моего отца. Я протянул руку, поднял его
и вытащил из ножен.
       Я почувствовал прилив сил, когда, сжав эфес, взмахнул им в воздухе,
затем отсалютовал и сделал выпад, наступая. Мое кольцо внезапно ожило,
становясь центром паутины, сплетенной из силовых линий. Взглянув на него, я
наконец опомнился.
       – Этот меч также принадлежит моему отцу, – сказал я, возвращаясь к
алтарю и кладя его обратно. Не знаю почему, но я решил оставить его здесь.
       Когда мы возвращались, Глайт спросила:
       – Вс-се, что ты увидел, имеет с-серьезное значение для тебя?
       – Да, – ответил я, проходя тем путям, которым мы проникли сюда, и
снова оказываясь на вершине дерева.
       – Что ты с-собираешься делать с-сейчас-с, мас-стер Мерлин?
       – Мать ждет меня к обеду.
       – В таком с-случае ос-ставь меня на ветке где-нибудь здесь.
       – Я могу посадить тебя обратно в вазу, если хочешь.
       – Нет. Я и забыла, когда в последний раз качалас-сь на ветках, с-среди
лис-ствы. Будет так чудес-сно повис-сеть на них с-снова.
       Я вытянул руку. Глайт, раскрутив свои кольца, переползла с нее на
дерево и скрылась среди блестящих металлических ветвей.
       – С-счастливого пути, Мерлин. Навес-сти меня как-нибудь.
       Я слез с дерева, разодрав при этом брюки о какой-то сук, и быстрыми
шагами двинулся по коридору.
       Дважды свернув, я вышел к центральному залу и решил отправиться этим
путем. Я прошел рядом с гигантским камином, в котором плясали языки пламени,
и начал медленно пересекать просторный зал, делая вид, что уже довольно
долго тут прохаживался в ожидании.
       Казалось, кроме меня никого здесь нет. Это меня немного удивило, –
ведь кто-то же должен был зажечь огонь в камине. Я расправил рубашку на
груди, кое-как почистил одежду, прошелся расческой по волосам. Когда я
осматривал свои ногти, мне показалось, что я слышу шаги на вершине лестницы
слева от меня.
       ... Она казалась сверкающей ледяной башней десяти футов высоты.
Отблески света, преломлялись, танцевали на ее гранях, осколки льда
позванивали, скатываясь вниз по ступенькам. Перила покрывались инеем, когда
ее рука скользила вдоль них. Моя мать. Видимо, она заметила меня в тот же
момент, что и я увидел ее, потому что вдруг остановилась. Затем,
повернувшись, ступила на следующий лестничный пролет и продолжала
спускаться.
       На протяжении всего спуска ее облик менялся чуть ли не с каждым шагом,
все более напоминая человеческий. В свою очередь я приложил собственные
усилия, чтобы получить обратный результат, и добился некоторого успеха. Я
изменялся по мере ее приближения, и, по-моему, она начала делать то же самое
лишь после того, как увидела меня. Однако я не думал, что это некая уступка
мне, которую она решила сделать в нашу вторую встречу, у себя дома.
       К тому моменту, когда она достигла подножия лестницы, ее преображение
было полностью завершено. Сейчас передо мной стояла миловидная молодая
женщина, одетая в черные брюки и красную рубашку с огненными рукавами.
Взглянув на меня снова, она улыбнулась, затем подошла ближе и обняла меня.
       По идее, мне бы надо было сказать, что я тоже собирался изменить свой
облик, да вот не успел, – или еще что-то в этом духе. Но я промолчал.
       Она слегка отстранила меня на расстояние вытянутой руки и пристально
осмотрела с головы до ног, после чего покачала головой.
       – Похоже, ты спал в одежде, а потом еще и подрался с кем-то, –
заметила она.
       – Так говорить – невежливо! – обиделся я. – Просто я решил
прогуляться, и у меня возникли некоторые проблемы.
       – И поэтому ты опоздал?
       – Нет. Это произошло потому, что я зашел в Галерею Искусств и пробыл
там немного дольше, чем собирался. Кстати, не так уж сильно я и опоздал.
       Она взяла меня за руку и развернула у к выходу.
       – Так уж и быть, я тебя прощаю, – сказала она, пока мы шли мимо
розовых, зеленых и золотистых колон, направляясь к зеркальному алькову,
расположенному справа.
       Я никак не мог придумать, что бы такое сказать в ответ, и в конце
концов решил не говорить ничего. Вместо этого я начал смотреть по сторонам,
и когда мы вошли в круглый альков, принялся гадать, двинемся ли мы оттуда по
часовой стрелке или в противоположном направлении.
       Ага, против часовой стрелки. Так-так, интересно.
       Со всех сторон нас окружали наши отражения и отражения наших отражений.
Такова была комната, через которую мы проходили. Когда мы в очередной раз
сворачивали, обходя одну из колонн, то, казалось, попадали в совершенно
другое помещение. Я с любопытством наблюдал за этими калейдоскопическими
изменениями, до тех пор, пока мать не остановилась у входа в хрустальный
грот рядом с подземным озером.
       – А я уже и забыл об этом месте, – сказал я, шагая по чистому мягкому
песку, освещенному яркими отблесками хрусталя, которые одновременно
напоминали пламя костра, солнечное сияние, свет свечи и люминесцентный
экран, искажали размеры и расстояния и вспыхивали радужным блеском вдоль
берега, на стенах, на поверхности черной воды.
       Вслед за матерью я подошел к небольшому огороженному возвышению,
находящемуся справа, на котором располагался накрытый стол. Коллекция
подносов со всякой всячиной занимала еще один стол рядом с первым.
       Мы поднялись по маленькой лестнице, и я, усадив Дару, оправился к
подносам.
       – Иди-ка ты лучше сядь, Мерлин, – произнесла она. – Я сама за тобой
поухаживаю.
       – Да ладно тебе. Все равно я уже здесь, – произнес я, наугад
приподнимая какую-то крышку.
       – Смотри, ничего там не разбей, – сказала она.
       – Не беспокойся.
       Мы наполнили тарелки и сели за стол. Секундой позже алмазная вспышка
света пронеслась над водой и мгновенно осветила сводчатый купол пещеры,
который стал удивительно похож на внутренность какого-то громадного
животного, проглотившего нас.
       – Ничего страшного, – успокоила Дара. – Ты же знаешь, молнии сюда не
доходят.
       – Все-таки подожду, пока прогремит гром, а то и подавиться недолго.
       Она улыбнулась, так как в этот момент донесся раскат грома.
       – Ну, теперь все в порядке? – спросила она.
       – Вот теперь да, – ответил я, поднимая вилку.
       – Странные сюрпризы порой преподносит семейная жизнь, – задумчиво
произнесла она.
       Я взглянул на нее, стараясь разобраться в ее лице, но безуспешно.
       – Да, – ответил я.
       Она некоторое время смотрела на меня, но я постарался придать своему
лицу непроницаемое выражение, и, кажется, мне это удалось.
       – Когда ты был ребенком, то в знак того, что ты чем-то обижен, ты
замыкался в себе и давал только односложные ответы, если к тебе обращались.
       – Да, – снова ответил я.
       Мы принялись за еду. Молнии продолжали вспыхивать над гладкой темной
поверхностью озера. При свете одной из них мне показалось, что вдалеке я
вижу корабль с раздутыми черными парусами.
       – Ты был у Мондора?
       – Да.
       – Как он?
       – Лучше не бывает.
       – Тебя что-то беспокоит, Мерлин?
       – И очень многое.
       – Ну, расскажи мамочке.
       – А если это отчасти из-за нее?
       – Будь уверен, в противном случае я бы сильно огорчилась. Ну, долго
еще ты будешь на меня дуться из-за этого дела с ти'га? Я делала то, что по
моему мнению было правильным. Я и сейчас так думаю.
       Я кивнул, продолжая жевать. Потом сказал:
       – Да, ты это уже говорила раньше.
       Волны озера слегка плескались, набегая на берег. Отблески света играли
вокруг нас, иногда освещая лицо матери.
       – А какие еще проблемы? – спросила она.
       – Почему бы тебе самой не ответить на этот вопрос?
       Я почувствовал на себе ее пристальный взгляд, и в свою очередь взглянул
на нее.
       – Что ты имеешь в виду?
       – Тебе известно о том, что Логрус обладает разумом и чувствами, так же
как и Лабиринт?
       – Это Мондор сказал тебе?
       – Да. Но я и раньше об этом знал.
       – Откуда?
       – Мы пообщались.
       – С Лабиринтом или с Логрусом?
       – С обоими.
       – И что же из этого вышло?
       – Ничего особенного. Они затеяли между собой что-то вроде силового
поединка и просили меня поддержать одну из сторон.
       – И кого ты выбрал?
       – Никого. На черта это мне сдалось?
       – Тебе следовало бы рассказать мне об этом.
       – Зачем.
       – Чтобы получить мой совет или помощь.
       – Против высших сил Вселенной? Не слишком ли ты самоуверенна?
       Она улыбнулась.
       – Но, возможно, кто-нибудь вроде меня обладает особыми познаниями в
том, что касается их действий?
       – Кто-нибудь вроде тебя?
       – Ну, какая-нибудь чародейка моего уровня.
       – Кстати, насколько он высок?
       – Не думаю, что мне следует особо распространяться об этом.
       – Ну конечно, семейная тайна... Вот почему ты не стала сама учить
меня, а отправила к Сухьи?
       – Просто у меня нет педагогического таланта. Я не испытываю склонности
к тому, чтобы обучать кого-либо.
       – Однако ты все же обучила Ясру.
       – Это тебе тоже сказал Мондор?
       – Нет.
       – А кто?
       – Какая разница, кто?
       – Большая! Потому что я уверена, что ты этого не знал, когда мы
виделись в последний раз.
       Тут я внезапно вспомнил, что именно в тот раз, когда мы встречались у
Сухьи, она сама говорила что-то о Ясре, что-то, свидетельствующее об их
близких, даже приятельских отношениях. Помнится, я тогда пропустил ее слова
мимо ушей, а потом и вовсе о них забыл, особенно когда пошла всякая
чертовщина – с громовыми раскатами, обвалами, призраками и прочим. Я уже
хотел спросить, почему, интересно, все началось как раз в тот момент, когда
я узнал об этом. Кажется, матери не терпится выяснить, кто мог сказать мне
это, чтобы понять, с кем же я встречался с тех пор, как мы расстались.
Поскольку призрак Люка был явно далек от политики, мне не хотелось вмешивать
его в наши интриги, и я сказал:
       – Ну, Мондор и в самом деле обмолвился насчет этого, но тут же
попросил меня обо всем забыть.
       – Другими словами, – произнесла она, – он хотел, чтобы это
непременно дошло до меня. Но почему именно таким образом? Странно. Этот
человек дьявольски коварен.
       – Но ведь он действительно мог случайно проговориться.
       – Мондор никогда не проговорится просто так. Ни в коем случае не делай
его своим врагом!
       – У меня такое впечатление, что мы говорим о двух разных людях.
       Она нетерпеливо щелкнула пальцами.
       – Ну конечно! Ты ведь был еще ребенком, когда познакомился с ним! А
потом столько времени отсутствовал. С тех пор, как ты вернулся, вы виделись
всего несколько раз. Он в высшей степени коварен, скрытен и опасен!
       – Но мы всегда с ним отлично ладили.
       – Разумеется, он не станет ненавидеть кого-то без особой на то
причины.
       Я пожал плечами и снова принялся за еду.
       Через некоторое время она произнесла:
       – Когда вы разговаривали последний раз, он не упоминал обо мне?
       – Ни разу. По крайней мере, я что-то не припомню.
       – Но уж во всяком случае он наверняка давал тебе уроки
осмотрительности?
       – Нет. Хотя, возможно, они бы мне пригодились.
       – Ну, я уверена, что ты все же получил несколько таковых в Эмбере.
       – Если и так, они были до такой степени скрытыми и утонченными, что я
их просто не заметил.
       – Ох, Мерлин! Интересно, смогу я когда-нибудь сказать, что полностью
тобой довольна?
       – Сомневаюсь.
       – Ну ладно. Так чего от тебя хотели Лабиринт и Логрус?
       – Я уже сказал тебе: чтобы я выбрал кого-то из них.
       – И ты не смог решить, кто вызывает у тебя большую симпатию?
       – Я не смог решить, кто вызывает у меня меньшую неприязнь.
       – Из-за того, что ты считаешь, что они манипулируют людьми в своих
собственных интересах?
       – Именно так.
       Она рассмеялась.
       – Отсюда следует, что наши боги ничуть не лучше нас, смертных, –
сказала она, – хотя и не то чтобы намного хуже. Здесь источники
человеческой морали, и, по-моему, лучше иметь такую мораль, чем вовсе
никакой. Если тебе недостаточно сказанного мною для выбора одной из сторон,
позволь тебе напомнить, что прежде всего сын Хаоса.
       – И Эмбера, – добавил я.
       – Ты вырос при Дворе Хаоса.
       – Но я также подолгу жил в Эмбере. И мои родственники столь же
многочисленны с той стороны, как и с этой.
       – Так вот что тебя удержало.
       – Разумеется. Иначе все было бы гораздо проще.
       – В таком случае, – произнесла она, – тебе нужно подойти к делу с
другой стороны.
       – Что ты имеешь в виду?
       – Выбрать не того, кто тебе больше нравится, а того, кто мог бы больше
сделать для тебя.
       Я отпил превосходного зеленого чая, когда раскат грома прокатился над
водой где-то совсем рядом. Плеск волн усилился.
       – Хорошо, – согласился я, – наверное, я так и сделаю.
       Подавшись чуть-чуть вперед, она улыбнулась, и ее глаза потемнели. Она
всегда полностью сохраняла контроль над своим обликом, когда изменяла его в
зависимости от настроения. Хотя ее наружность обладала рядом уже сложившихся
черт, иногда она слегка модифицировала их и принимала вид совсем юной
девушки или, наоборот, зрелой женщины в полном расцвете красоты и силы.
Обычно же она выглядела чем-то средним между двумя этими крайностями. Но
сейчас что-то бесконечно древнее проступило в ее чертах, – даже не возраст,
а, скорее, печать Времени, и внезапно я вспомнил, что, в сущности, никогда и
не знал, сколько же ей лет на самом деле. Глядя на нее, я ощутил присутствие
       какой-то древней силы, которая окутывала ее, подобно мантии.
       – Логрус, – произнесла она, – приведет тебя к величию.
       – Величию какого сорта?
       – А какой сорт ты предпочитаешь?
       – Я даже не знаю, хочу ли я вообще величия как такового. Это все
равно, что стремиться быть изобретателем вместо того, чтобы на самом деле
изобретать что-то, или быть писателем вместо того, чтобы писать. Также и с
величием – оно побочный продукт, а не вещь в себе. Тот, кто думает иначе –
просто самовлюбленный эгоист или жуткий дурак, что, впрочем, одно и то же.
       – Но если ты по достоинству заслужил право называться великим?
       – Тогда другое дело. Но я, к сожалению, пока не могу этим
похвастаться, – ответил я, глядя на широкий круг света, возникший среди
волн и быстро двигавшийся к берегу, как бы гонимый штормом. – Я еще не
успел сделать ничего стоящего внимания, кроме, может быть, нескольких
магических инструментов...
       – Ты еще молод, конечно, – перебила она. – Но настанет время, и ты
единственный сможешь сделать то, что будет необходимо. Возможно даже, это
произойдет скорее, чем я предполагаю.
       Если я сейчас воспользуюсь магической силой, чтобы вызвать себе чашку
кофе, Дару это заденет? Скорее всего, да. Поэтому я решил налить себе вина.
Отхлебнув глоток, я произнес:
       – Боюсь, не понимаю, о чем ты говоришь.
       Она кивнула.
       – Ну разумеется, вряд ли ты смог бы что-то выяснить с помощью
собственных наблюдений, и я также сомневаюсь, что кто-нибудь оказался бы
настолько опрометчивым, чтобы сказать тебе об этом.
       – О чем?
       – О троне Хаоса.
       – Но кое-что из того, что говорил Мондор, действительно могло навести
на подобные мысли.
       – Что ж, такое возможно. Пожалуй, никто кроме него самого не мог бы в
разговоре с тобой назвать вещи своими именами.
       – Мне понятно твое стремление увидеть меня в блеске славы, но, к
сожалению, ты выбрала для меня род деятельности, к которому я не имею ни
таланта, ни склонности, ни подготовки, а кроме того, вообще не испытываю ни
малейшего желания этим заниматься.
       Она сцепила пальцы под подбородком и посмотрела на меня.
       – Ты подготовлен к этому гораздо лучше, чем тебе кажется. Что же
касается твоего желания – оно не имеет никакого отношения к делу.
       – Ты уж извини, но, будучи заинтересованной стороной, я придерживаюсь
другого мнения.
       – Даже если это единственный способ защитить своих друзей и
родственников, как здесь, так и в Эмбере?
       Я отхлебнул глоток вина.
       – Защитить их? От кого?
       – Лабиринт собирается распространить свою власть на все средние
Отражения. И скорее всего он обладает достаточной силой для того, чтобы это
сделать.
       – Но ты говорила о Хаосе и Эмбере – не об Отражениях.
       – Логрус пытается оказать сопротивление его намерениям. Но поскольку
сам он слишком ослаблен для того, чтобы одолеть Лабиринт в личном
противоборстве, он, видимо, будет использовать в этой игре своих
ставленников – в первую очередь, конечно, представителей высшей знати Двора
Хаоса...
       – Но это безумие! – воскликнул я. – Должен найтись какой-то другой,
лучший способ!
       – Возможно, он будет найден как раз тогда, когда ты займешь трон и
сможешь сам всем распоряжаться.
       – Но я не обладаю для этого достаточным умением и опытом.
       – Тебе будут помогать, разумеется.
       – А как насчет законности моего воцарения?
       – Это не твоя забота.
       – Но я полагаю, мне следует знать, каким образом это будет достигнуто.
Скажи, кому из вас – тебе или Мондору – я обязан большинством загадочных
смертей?
       – Поскольку мы оба из дома Савалла, твой вопрос чисто академический.
       – Ты хочешь сказать, вы объединили усилия?
       – У нас были некоторые разногласия, которые тебя не касаются. Я не
хочу больше говорить на эту тему.
       Я вздохнул и снова отпил из своего бокала. Шторм продолжал бушевать над
озером. Странный световой эффект, возникший вдруг у кромки воды, неожиданно
напомнил мне Колесо-Призрак. Как, интересно, могло его сюда занести? Косые
штрихи молний рассекали небо, гремел гром.
       – А что в таком случае ты имела в виду, когда говорила, что я стану
единственным, способным совершить нечто?
       – Я говорила о настоящем, а также ближайшем будущем, с теми
конфликтами, которые происходят или могут произойти, и которые ты один
способен разрешить.
       – Нет, – возразил я. – Мне показалось, что речь шла именно обо мне
самом, – что я единственный в своем роде из-за своего происхождения.
       Скорее всего, это был отблеск молнии, упавший ей на лицо, – раньше мне
никогда не приходилось видеть, чтобы она краснела.
       – В тебе действительно соединилась королевская кровь двух
могущественных династий, – подтвердила она, – потому что твой отец,
фактически, также был королем, хотя и на очень короткое время, – между
правлениями Оберона и Эрика.
       – Но поскольку Оберон в то время был еще жив и не отрекался от
престола, ни один правитель кроме него не может считаться законным, –
возразил я. – Настоящий преемник Оберона – Рэндом.
       – Фактически сложившуюся тогда ситуацию можно было рассматривать как
отречение.
       – И ты, разумеется, предпочитаешь именно так ее и рассматривать?
       – Разумеется.
       Я потягивал вино, глядя на разыгравшийся шторм.
       – Вот почему ты хотела ребенка от Корвина? – спросил я.
       – Логрус предсказал мне, что, когда придет время, этому ребенку
суждено будет стать владыкой Хаоса.
       – Так что отец для тебя по-настоящему ничего не значил?
       Она отвернулась, глядя на круг света, который теперь двигался в нашу
сторону; позади него вспыхивали молнии.
       – Ты не имеешь права задавать мне такие вопросы, – произнесла она.
       – Я знаю. Но ведь это правда, не так ли?
       – Ты ошибаешься. Он очень много значил для меня.
       – Но чувства, которые ты испытывала к нему, вряд ли можно назвать
общепринятыми.
       – Я не из тех, кто думает и чувствует общепринято.
       – Итак, я явился результатом проекта по созданию нового вида. Особь,
выведенная по заданию Логруса, должна будет послужить... чему?
       Круг света подплыл еще ближе. Шторм, казалось, преследовал его,
подгоняя к берегу, так что теперь я мог разглядеть его во всех подробностях.
       – Будучи идеальным правителем, он увеличит славу и мощь Хаоса.
       – Я чувствую, что есть и еще что-то, о чем ты умалчиваешь.
       Не переставая уворачиваться от ударов молний, круг света выскочил из
воды и мгновенно скользнул вдоль берега к тому месту, где мы сидели. Если
мать и ответила что-то на мои последние слова, я ее не услышал – гром
гремел оглушительно.
       Свет взобрался на возвышение и затормозил у моих ног.
       – Пап, ты сможешь защитить меня? – спросил Призрак во время паузы
между раскатами грома.
       – Полезай на мое левое запястье, – распорядился я.
       Дара в изумлении смотрела, как он взбирается по моей левой руке,
принимая видимость Фракира.
       Вспышка молнии, возникшая в этот момент, не исчезла, но продолжала,
подобно раскаленной проволоке, гореть над кромкой воды у берега. Затем она
сжалась в сверкающий шар, который несколько минут висел в воздухе, до того
как поплыть в нашу сторону. Пока он приближался, его структура непрерывно
изменялась, и, когда он оказался возле нас, это был светящийся, пульсирующий
Знак Логруса.
       – Принцесса Дара, принц Мерлин, – раздался ужасный голос, уже
слышанный мной однажды, во дворце Эмбера, – мне не хотелось бы нарушать ваш
покой, но благодаря тому созданию, которому вы предоставили убежище, мне
придется это сделать. – Нечто, похожее на сверкающий зазубренный клинок,
протянулось к моему левому запястью.
       – Он блокировал мою способность перемещаться в Отражениях, – шепотом
сказал мне Призрак.
       – Отдай его мне!
       – С какой стати?
       – Он прошел Логрус, – тембр, громкость и модуляции этого голоса были
более чем странными.
       Мне пришло в голову, что если я и впрямь такая ценная личность для
Логруса, как уверяла меня Дара, то не особенно рискую, отказываясь ему
повиноваться. Поэтому я сказал:
       – Всякий, кто захочет, вправе прийти сюда, – я никому этого не
запрещаю.
       – У меня тоже есть свои права, Мерлин. Твое Кольцо-Призрак решило
пройти меня и осуществило свое намерение. Так что теперь оно принадлежит
мне.
       – Нет, – ответил я, мысленно сфокусировавшись на своем кольце и
сосредотачиваясь на том, чтобы дотянуться сквозь него во владения Лабиринта
для получения его поддержки в случае необходимости. – Я не расстаюсь со
своими созданиями так просто, за здорово живешь.
       Знак Логруса вспыхнул ослепительным блеском.
       В этот момент Дара вскочила с места, становясь между ним и мной.
       – Остановись! – воскликнула она. – Сейчас есть более важные дела,
чем ссора из-за какой-то безделушки. Я послала моих двоюродных братьев из
дома Хендрейк за невестой Хаоса. Если ты хочешь, чтобы этот план удался, ты
поможешь им.
       – Помнится, я уже помог осуществить один твой план – относительно
принца Бранда, когда отправил леди Ясру окрутить его. Это у нас здорово
получилось.
       – То, о чем я говорю сейчас, приблизит исполнение твоего наиболее
сокровенного желания, старый змей!
       – Это верно, – согласился он.
       – К тому же с обладательницей Глаза будет меньше проблем, чем с Ясрой.
       Знак Логруса скользнул мимо нее, похожий на маленькое солнце, которое,
дробясь, образовывало непрерывный ряд идеограмм.
       – Мерлин, ты займешь трон и будешь служить мне, когда придет время?
       – Я сделаю все, что будет необходимо, чтобы восстановить нарушенный
баланс сил, – ответил я.
       – Это не то, о чем я спрашиваю! Ты согласен занять трон на тех
условиях, которые я тебе предложу?
       – Если они будут направлены на восстановление прежнего порядка вещей
– да.
       – Хорошо. Меня устраивает такой ответ. Можешь оставить себе свою
игрушку.
       Казалось, что разговор окончен. Но перед тем как исчезнуть, он снова
приблизился к Даре.
       – Спроси его про Люка и Корвина, а заодно и про новый Лабиринт, –
сказал он и пропал.
       Она повернулась ко мне.
       – Налей-ка вина глоточек, – попросила она.
       Я выполнил ее просьбу. Она подняла бокал и отпила немного.
       – Ну так что там насчет Люка и Корвина и нового Лабиринта? – спросила
она.
       – Расскажи мне лучше про Ясру и Бранда.
       – Нет уж. Сначала ты ответишь на мой вопрос.
       – Ладно. Значит так. Вообще-то они не настоящие Люк и Корвин, а
призраки Лабиринта, но это не важно. Лабиринт прислал Люка сюда, чтобы
предупредить меня о том, что здесь мне небезопасно и лучше мне убраться. В
свою очередь, Логрус послал лорда Бореля, чтобы помешать Люку.
       – Люк – это на самом деле Ринальдо, сын Ясры и Бранда, муж Корал и
правитель Кашфы?
       – Совершенно верно. А теперь расскажи мне про это дело с самого
начала. Насколько я пониманию, ты позаботилась о том, чтобы Ясра окрутила
Бранда и тем самым помогла ему ступить на ту дорогу, которую он выбрал?
       – Он избрал бы ее в любом случае. Он прибыл ко Двору Хаоса в поисках
поддержки для осуществления своих целей. Ясра только сделала этот путь более
легким для него.
       – Мне это представлялось несколько иначе. Но если так, то, значит,
проклятье моего отца не было решающим фактором?
       – Оно также сыграло свою роль, сделав возможным проникновение Черной
Дороги до самого Эмбера. А между прочим, почему ты все еще здесь, хотя
Ринальдо велел тебе убираться? Из уважения к Двору Хаоса?
       – Ты же приглашала меня обедать, и как раз было самое время. Может
хватит об этом?
       Она слегка улыбнулась и отпила глоток вина.
       – Ты в высшей степени искусно меняешь тему разговора, – заметила она.
– Ну хорошо. Призрак Бореля, как я понимаю, уничтожил призрака Ринальдо?
       – Не совсем так.
       – То есть?
       – В этот момент очень кстати появился призрак моего отца, который
уложил Бореля и помог нам удрать.
       – Как, еще раз? Корвин опять с помощью какой-то хитрости одержал верх
над Борелем?
       Я кивнул.
       – Но конечно, это ничуть не напоминало их первую стычку. Создания
подобного рода помнят лишь то, что было до того момента некой их "записи на
пленку" Лабиринтом или Хаосом...
       – Да, это я понимаю. Что произошло потом?
       – Ну, мы не то летели, не то падали, а потом я оказался здесь.
       – Что имел в виду Логрус, упоминая о новом Лабиринте?
       – Призрак отца, по-видимому, был его созданием, а не старого
Лабиринта.
       Она выпрямилась в кресле, глаза ее расширились.
       – Как ты узнал об этом?
       – Он сам мне сказал.
       Сейчас она смотрела куда-то мимо меня, на спокойную гладь озера.
       – Значит, есть третья сила, которая также способна оказывать свое
влияние на положение вещей, – наконец произнесла она, – столь же
удивительная, сколь и пагубная. Будь проклят тот человек, что создал ее!
       – Ты действительно так его ненавидишь? – спросил я.
       Ее глаза снова впились в мои.
       – Мои чувства касаются только меня. – Ее тон был резким и холодным.
– Не будем обсуждать их. Тебе известно что-нибудь о приверженности этого
нового Лабиринта, – или о его планах? Тот факт, что он хотел защитить Люка,
может быть истолкован как простое дублирование действий старого Лабиринта.
Но с другой стороны, – либо потому что он был создан твоим отцом, либо он
имел какие-то свои соображения относительно тебя, – может быть, основные
усилия он прилагал как раз для твоей защиты? Что отец тебе сказал?
       – Сказал, что ему нужно увести меня подальше отсюда.
       Она кивнула.
       – Что он и сделал. Он говорил что-нибудь еще? И не происходило ли
чего-нибудь еще, что могло бы оказаться важным?
       – Он спрашивал о тебе.
       – В самом деле? И это все?
       – У него не было какого-то специального сообщения, если ты это имеешь
в виду.
       – Понятно.
       Она отвернулась и некоторое время сидела молча. Затем спросила:
       – Призраки ведь не живут долго, да?
       – Да, – подтвердил я.
       – Конечно, не следовало бы так думать, но несмотря ни на что, я
уверена, что он все же приложил к этому руку.
       – Он ведь жив, не так ли? – произнес я. – Он жив, и ты знаешь, где
он.
       – По-твоему, я его тюремщица?
       – Думаю, что да.
       – Большая дерзость с твоей стороны, заявлять мне это.
       – Но я должен это сделать, – ответил я. – Я видел его на пути ко
Двору Хаоса. Конечно, в основном он приезжал сюда затем, чтобы вместе с
остальными принять участие в мирных переговорах. Но кроме этого, я думаю, он
хотел еще раз встретиться с тобой. У него оставалось столько неразрешенных
вопросов – откуда ты появилась, зачем пришла к нему, какую роль играла во
всем этом...
       – Хватит! – воскликнула она. – Замолчи!
       Я не обратил внимания на ее слова.
       – И я знаю, что он действительно был при Дворе Хаоса. Его видели
здесь. Несомненно, он виделся и с тобой. А потом? Что это были за ответы,
полученные им от тебя?
       Она вскочила с места, в бешенстве глядя на меня.
       – Все, хватит, Мерлин! Прекрати это. Я вижу, с тобой совершенно
невозможно нормально разговаривать!
       – Он твой пленник, да? Ты оставила его в заключении, в каком-то месте,
где он уже не сможет доставлять хлопот, не сможет помешать твоим планам?
       Она отшатнулась от меня, едва не споткнувшись.
       – Дрянной мальчишка! – закричала она. – Ты совсем как он! Отчего ты
так похож на него?
       – Ты боишься его, не правда ли? – Как будто внезапное озарение нашло
на меня. – Ты побоялась убить принца Эмбера, даже при поддержке Логруса. Ты
предпочла поместить его в заключение, но ты по-прежнему боишься, что он
сможет освободиться и разрушить все твои планы. Ты боялась его все то время,
что была вынуждена держать его вдали от происходящего.
       – Абсурд! – воскликнула она, возвращаясь, в то время как я поднимался
из-за стола. Теперь на ее лице действительно читался страх. – Это все
только твои фантазии! Он умер, Мерлин! Слышишь? А теперь уходи! Оставь меня
одну! И никогда больше не упоминай его имени при мне! Да, я ненавижу его! Он
хотел уничтожить всех нас! И по-прежнему стремился бы к этому, если бы
остался в живых!
       – Он не умер, – повторил я.
       – Как ты можешь знать?
       Я уже хотел сказать, что сам говорил с ним, но удержался.
       – Уже одно то, что ты так стараешься убедить меня в противоположном,
говорит само за себя, – ответил я. – Он жив. Где он?
       Она скрестила руки на груди. Пальцы ее были сжаты, локти опущены. Страх
и гнев ушли с ее лица. Когда она заговорила снова, что-то похожее на горькую
усмешку прозвучало в ее голосе:
       – Ну тогда ищи его, Мерлин! Если так, ищи его!
       – Где? – спросил я.
       – В Темнице Хаоса.
       Пламя, возникшее возле ее левой груди, начало подниматься вверх,
окутывая ее тело горящей линией спиральных завитков. К тому времени, когда
они достигли ее головы, она уже почти совершенно скрылась из вида. Еще через
мгновенье, полностью окутанная пламенем, она исчезла.
       Я шагнул вперед и опустился на колени, ощупывая место, на котором она
только что стояла. Оно было чуть теплым, вот и все. Ловкий фокус, ничего не
скажешь. А вот меня этому так никто и не научил. Я припомнил, что мать
вообще предпочитала появляться и исчезать именно таким образом.
       – Призрак, а Призрак, – позвал я.
       Он тут же слез с моего запястья и повис в воздухе передо мной.
       – Да?
       – Ты по-прежнему не в состоянии проходить сквозь Отражения?
       – Нет-нет, все нормально. Когда Знак Логруса исчез, я снова стал
таким, как всегда. Я могу пройти хоть в Отражения, хоть из них, а также могу
доставить тебя куда хочешь. Ты действительно куда-то собираешься?
       – Да. Перенеси меня в галерею наверху.
       – Галерею? Когда я выскочил из пещеры Логруса, то попал прямо в это
мрачное озеро. Я не совсем уверен, что действительно смогу найти здесь
что-то похожее на галерею.
       – Ну ладно. Тогда я сам это сделаю.
       Я привел в действие кольцо. Потоки энергии, распространившиеся от него
в форме лучей, окутали меня и Призрака, и через минуту мы оказались в
Галерее Искусств. Я постарался сделать так, чтобы наше исчезновение
сопровождалось вспышкой пламени, но не знал способа проверить, удался ли мой
замысел на самом деле. Интересно как это другие могут проделывать подобные
штуки?


       Глава 7



       Огромный мрачный зал, в котором мы оказались, всегда был любимым местом
отдыха старого главы дома Савалла. Он представлял собой сад каменных
скульптур, куда снаружи не проникало на малейшего отблеска света. Слабое
свечение, исходившее от нескольких гигантских камней, еще позволяло что-то
различать, но даже несмотря на это здесь все равно было гораздо темнее, чем
в остальных помещениях. Пол под ногами был неровным – то выпуклым, то
вогнутым, иногда ступенчатым или складчатым, – причем вогнутости
преобладали. Определить настоящие размеры зала представлялось совершенно
безнадежным из того места, в котором вы находились в данный момент. Грэмбл,
старый лорд Савалл, настоял на том, чтобы здесь не было ни одной ровной
поверхности, – и поистине, осуществление этой задачи потребовало
незаурядного магического мастерства.
       Сейчас я стоял возле чего-то, больше всего напоминающего полную
корабельную оснастку без каких-либо признаков корабля, или некий сложный
музыкальный инструмент, на котором могли бы играть разве что титаны, – его
контуры отсвечивали серебром, мгновенные вспышки появлялись и исчезали, и
глядя на них, я подумал, что наша жизнь – такой же краткий проблеск света,
который зарождается в бездне тьмы и гаснет, поглощенный ею.
       Причудливые каменные формы образовали выступы на стенах или, подобно
сталактитам, свисали с потолка. Проходя по залу, я даже не заметил, как
стены, каким-то образом превратившиеся в пол, неожиданно оказались у меня
под ногами, а то, что было полом, стало стенами или потолком. Все это время,
пока я шел, мое окружение непрерывно менялось, и отовсюду доносились звуки,
похожие на вздохи, смутный гул, отдаленный звон. Грэмбл, мой приемный отец,
очень любил это место, которое для меня долгое время было чем-то вроде
спортивного зала, где я тренировал свою реакцию в ходе преодоления
всевозможных препятствий, которые всякий раз возникали на моем пути
непосредственно после того, как я переступал порог. Когда я стал старше, то
начал приходить сюда, просто чтобы полюбоваться причудливыми очертаниями
зала, а иногда и уловить в одном из фриссонов смутные видения моего
будущего. Сейчас мне хотелось ненадолго задержаться здесь, в память о
прежних временах, а заодно привести в порядок мои мысли. К сожалению, в
большинстве своем они были неутешительными. С другой стороны, те вопросы,
которые одолевали меня большую часть моей взрослой жизни, казалось, стали
немного ближе к разрешению. Я не испытывал особой радости, пока все, что я
узнал за последнее время, галопом проносилось в моем мозгу. Однако, даже
несмотря на то, что до окончательного разъяснения событий было еще далеко,
такое положение вещей представлялось мне все же лучшим, чем полное
неведение.
       – Пап!
       – Ну?
       – Что это за место такое странное? – спросил Призрак.
       – Здесь находится часть обширного собрания искусств, принадлежащего
дому Савалла, – объяснил я. – Посмотреть на него приходят отовсюду из
Хаоса, и даже из соседних Отражений. Коллекционирование предметов искусства
всегда было настоящей страстью моего приемного отца. В детстве я провел
много времени, бродя по этим залам и восхищаясь их сокровищами. Тут
полным-полно всяких тайных ходов и прочего в том же духе.
       – Но этот зал какой-то особый. По-моему, с ним что-то неладно.
       – И да, и нет, – ответил я. – Смотря что ты подразумеваешь под
словом "неладно".
       – Я хочу сказать, что в данный момент мое восприятие окружающего
несколько странное.
       – Это от того, что само пространство здесь как бы собрано в складки.
Этот зал гораздо больше, чем кажется на первый взгляд. Ты можешь сколько
угодно проходить через него, и каждый раз твое окружение будет совершенно
иным. Иногда мне кажется, что здесь возможен даже эффект вечного движения.
Но полностью я в этом не уверен. Только Савалл знает точно.
       – Значит я был прав. Тут действительно что-то не так.
       – В каком-то смысле да.
       Я присел на серебряный пень возле поваленного серебряного дерева.
       – Мне бы хотелось получше рассмотреть, как пространство складывается,
– попросил Призрак.
       – Ну иди смотри.
       Он тут же уплыл, а я стал думать о своем недавнем разговоре с матерью.
Также я припомнил все, о чем говорил или на что намекал Мондор относительно
конфликта между Лабиринтом и Логрусом, о том, что мой отец был избранником
Лабиринта на роль правителя Эмбера. Знала ли она об этом на самом деле? Я бы
предположил, что да, – она явно гордилась особым расположением Логруса, а
он, безусловно, должным образом оценивал мощь своего противника. Она
призналась, что не любила моего отца. По-моему, она вообще рассматривала его
как некий генетический материал, на котором стоял штамп "Изготовлено
Лабиринтом". И что же – она действительно хотела вырастить будущую надежду
и опору для Логруса?
       Я невольно хихикнул, подумав о том, что выросло в результате. Она
всегда хотела, чтобы я научился хорошо владеть оружием – но до мастеров
отцовской лиги мне было далеко. Я предпочитал магию, но чародеев при Дворе
Хаоса и без меня было хоть пруд пруди. В конце концов она отправила меня в
колледж на Отражении Земля, так любимом многими эмберитами. Но диплом
специалиста по компьютерам, полученный мною в Беркли, мало чем пригодился бы
мне, если бы мне пришлось взять в руки бразды правления Хаосом и
противостоять силам Порядка. Да, я и впрямь стал большим разочарованием для
нее.
       Мои мысли снова вернулись в детство, к тем странным приключениям,
которые часто происходили со мной в этом странном месте. Я вспомнил, что
обычно приходил сюда с Грайлом, а Глайт выскальзывала откуда-то к нам под
ноги, обвиваясь затем вокруг какой-нибудь ветки или прячась в складках моей
одежды. Я испускал громкий пронзительный вопль, – по-моему, я выучил его во
сне, – и иногда после этого к нам присоединялась Кергма, внезапно появляясь
из складок темноты в бахроме изогнутого пространства. Я никогда не знал
точно, кто на самом деле Кергма, – и даже какого рода, – потому что она
постоянно меняла очертания, летала, ползала, скакала и бегала, образуя
непрерывную последовательность причудливых форм.
       Повинуясь какому-то импульсу, я издал свой забытый детский клич.
Конечно, никто не появился, и минутой позже я понял, что это был всего лишь
призыв ушедшего детства, в которое мне так хотелось вернуться вновь. А
сейчас – кто я? Не эмберит и не хаосит – одно расстройство для моих
родственников с обеих сторон. Я, по сути, не что иное как неудавшийся
эксперимент. Мое появление на свет было желаемо не само по себе, а лишь как
начальная ступень к осуществлению чьих-то замыслов. Внезапно я почувствовал,
что мои глаза наполнились слезами, и с трудом удержался, чтобы не зареветь.
Я понятия не имел, что же мне нужно делать, и был совершенно расстроен и
сбит с толку всем происходящим.
       Ярко-красная вспышка света сверкнула где-то на самом верху стены слева
от меня. Подняв голову, я увидел, что она представляет собой небольшой круг
пламени у ног человеческой фигуры.
       – Мерлин! – позвал голос оттуда, и пламя поднялось выше. В его свете
я увидел знакомое лицо, немного напоминающее мое собственное, и почувствовал
благодарность судьбе за то, что наконец в моей жизни произойдет что-то
определенное – хотя бы даже и смерть.
       Я поднял левую руку и кольцом направил в его сторону луч голубого
пламени.
       – А ну давай прыгай вниз, Юрт! – закричал я, поднимаясь на ноги и
начиная формировать сгусток света, чтобы отвлечь его внимание, пока я
подготовлю основной удар – электрический разряд, который уничтожит его. У
меня было такое ощущение, что это самый надежный способ от него избавиться.
Я уже потерял счет его попыткам покушения на мою жизнь, и поэтому решил
перехватить инициативу в следующий раз, когда мы встретимся. Мне казалось,
что изжарить его будет надежнее, чем заморозить, несмотря на то, что
Источник Силы сделал для него. – Прыгай вниз!
       – Мерлин! Я хочу поговорить с тобой!
       – А я не хочу. Я и так слишком часто пытался это сделать, и мне больше
нечего тебе сказать. Спускайся вниз, и покончим дело раз и навсегда.
Оружием, магией, голыми руками, – мне все равно.
       Он поднял обе руки ладонями наружу.
       – Я говорю правду! – воскликнул он. – И к тому же мы в любом случае
не должны делать этого здесь, в доме Савалла.
       – Только не надо мне всякого дерьма насчет угрызений совести, –
ответил я. Однако еще до того, как мои слова были произнесены, я понял, что
он говорит искренне. Я вспомнил, как много для него всегда значило одобрение
или неодобрение Савалла, и подумал, что, помимо этого, он ни в коем случае
не захочет сделать что-либо, могущее вызвать недовольство Дары, к тому же
здесь, у нас дома. – Что тебе надо в самом-то деле?
       – Я уже сказал – поговорить. Больше ничего.
       – Ну тогда встречай меня наверху, – сказал я, подбрасывая шар света,
который взмыл вверх и осветил знакомые очертания зала, больше всего
напоминавшие гигантский карточный домик из стекла и металла, с отблесками
света, мелькавшими на его гранях и плоскостях.
       – Хорошо, – последовал ответ.
       Я начал подниматься. Он тоже двинулся мне навстречу, и я принялся
корректировать свой курс так, чтобы нам не врезаться друг в друга. Само
собой, я также старался не оказаться к нему спиной.
       – И давай без шуточек, – добавил он. – А если мы и впрямь решим
довести дело до конца, то выйдем отсюда.
       – О'кей.
       Я вошел в структуру пространства возле грани того угла, откуда он
появился, таким образом, что меня немедленно окружили шесть моих отражений.
       – Эй, ты что это делаешь? – услышал я его голос откуда-то неподалеку.
       – Ну, я полагаю, тебе никогда не доводилось смотреть фильм "Леди из
Шанхая"?
       – Нет.
       – Мне кажется, что лучше всего нам поговорить именно таким образом.
Это место сделает для нас затруднительной охоту друг на друга.
       Я свернул за угол. Теперь еще больше моих отражений возникло в разных
местах. Через минуту я услышал поблизости что-то похожее на глубокий вздох,
за которым последовал смешок.
       – Я начинаю понимать, – произнес Юрт.
       Три шага и еще поворот... Я остановился. Теперь было два его отражения
и два моих. Он не смотрел на меня. Я медленно повернулся к одному из его
образов. Теперь он повернулся и увидел меня, после чего шагнул вперед,
приближаясь.
       – Ну так о чем ты хотел поговорить? – спросил я, остановившись.
       – Хм, даже и не знаю с чего начать.
       – Да с чего хочешь.
       – Похоже ты чем-то расстроил Дару...
       – Однако быстро же ты об этом узнал. Мы и расстались всего
десять-пятнадцать минут назад. Ты в это время был здесь, у Савалла?
       – Да. И я знаю, что вы обедали вместе. Я сам только что ее встретил.
       – Мы действительно расстались не в самых лучших отношениях.
       Я обогнул следующий угол и вошел в проем, за которым стоял Юрт, слегка
улыбаясь.
       – Да, с ней иногда бывает трудно разговаривать, я знаю. Кстати, что
касается обеда, – она сказала, что на десерт у вас вроде как был Логрус?
       – Ага.
       – Она сказала, что он будто бы выбрал тебя из всех претендентов на
трон.
       Я пожал плечами.
       – Да вроде. Но я от этого совсем не восторге.
       – Но ответил ему согласием.
       – Только потому, что я не вижу иного способа восстановить нарушенный
баланс сил. Это последнее средство на крайний случай. Но, по-моему, это
ничего не даст.
       – Все же ты избранник Логруса.
       Я снова пожал плечами.
       – Передо мной еще Тмер и Таббл.
       – Не имеет значения. Я... также стремился к этому, ты знаешь.
       Внезапно его многочисленные отражения со всех сторон окружили меня.
       – Да, я избрал этот путь и шел по нему, до того как узнал, что ты
отмечен знаком Логруса. В каждую нашу встречу меня наготове был клинок, и
все равно ты каждый раз едва не отправлял меня на тот свет.
       – Да, ты мне доставил немало хлопот.
       – Последний раз, тогда в Кашфе, – я был уверен, что наконец-то
прикончу тебя, но вместо этого ты оказался чертовски близко к тому, чтобы
сделать это со мной.
       – Допустим, Дара или Мондор устранят Тмера и Таббла. Ты, в свою
очередь, конечно же, позаботишься обо мне, но как насчет Деспила?
       – Он бы мне уступил.
       – А ты его спрашивал?
       – Нет. Но я в этом уверен.
       Я подвинулся еще вперед.
       – Что-то ты уж слишком ты во всем уверен, Юрт.
       – Может быть, ты и прав, – согласился он, исчезая, возникая вновь и
приближаясь. – С другой стороны, это не имеет значения.
       – Почему?
       – Я пас. Выхожу из игры. Катись оно все к черту.
       – Да что с тобой?!
       – Даже если бы Логрус не выразил так ясно своих намерений, – мне все
это уже начало действовать на нервы. Честно говоря, не скажу, что не начал
бояться, что ты в конце концов убьешь меня. Я много думал о себе, о
престолонаследии. Ну и что с того, что я бы занял трон. В один прекрасный
день могло бы оказаться, что я ни черта не смыслю в управлении государством.
– Я снова повернулся и мельком уловил его отражение – губы искривлены в
презрительной усмешке, брови нахмурены. – Я совершенно бы запутался и
ничего не смог бы сделать без чужих советов, – а они, как ты понимаешь,
исходили бы от Мондора или Дары. Я оказался бы марионеткой в их руках, не
правда ли?
       – Вероятно. Но ты, признаться, меня удивил. Когда же ты успел
настолько капитально изменить свое мнение? Может, Источник Силы каким-то
образом излечил тебя? Или мое чересчур настойчивое противодействие твоим
стремлениям убить меня заставило тебя изменить курс?
       – Возможно, в твоих словах что-то есть, – ответил он.– Теперь я даже
рад, что не прошел полный курс лечения. Я подозреваю, что он мог привести
меня к безумию, как Бранда. Но, кажется, этого не произошло. Хотя... Не
знаю.
       В наступившем молчании я боком двигался по зеркальному коридору, и мои
дробящиеся изображения проходили в зеркалах рядом со мной.
       – Она не хотела, чтобы я тебя убивал, – наконец донеслось до меня
откуда-то справа.
       – Джулия?
       – Да.
       – Как у нее дела?
       – Поправилась. Очень быстро.
       – Она сейчас тоже здесь, у Савалла?
       – Да.
       – Знаешь, я бы хотел с ней увидеться. Но если она не захочет, я пойму.
Когда я ранил Маску, я не знал, что это она, и я сожалею.
       – Она никогда не хотела убивать тебя. Ее поединок был с Ясрой. С тобой
– это была просто тонкая игра. Ей хотелось доказать, что она так же, а,
может быть, и более, – искусна, чем ты. Она хотела, чтобы ты увидел, что ей
удалось тебя превзойти.
       – Мне жаль, – прошептал я.
       – Скажи мне одну вещь, пожалуйста, – попросил он. – Ты любил ее? Ты
когда-нибудь на самом деле ее любил?
       Я не мог сразу ответить ему. Ведь я так часто сам задавал себе этот
вопрос и не находил ответа.
       – Да, – наконец произнес я. – Хотя не понимал этого до тех пор, пока
уже не стало слишком поздно. Я должен был раньше разобраться в своих
чувствах.
       Немного позже я спросил:
       – А как насчет тебя?
       – Я не собираюсь повторять твоих ошибок, – отвечал он. – Именно она
заставила меня задуматься обо всех этих вещах...
       – Понимаю. Если она не захочет меня видеть, передай ей, что я сожалею
– обо всем.
       Он не ответил. Я стоял еще некоторое время, ожидая, что он набросится
на меня, но этого не произошло.
       – О'кей, – произнес я затем. – Наша дуэль окончена, – во всяком
случае, насколько это зависит от меня.
       Я снова начал продвижение вперед. Через некоторое время я подошел к
выходу и шагнул сквозь него.
       Юрт уже стоял снаружи, рассматривая барельеф – массивное фарфоровое
лицо.
       – Хорошо, – произнес он, не поворачивая головы.
       Я приблизился.
       – Есть еще кое-что, – произнес он, по-прежнему не глядя на меня.
       – О?
       – Я думаю, они кое-что собираются сделать, – сообщил он.
       – Кто они? Что сделать? Для чего?
       – Мать с Логрусом. Посадить тебя на трон. Кстати, кто невеста Хаоса?
       – Что? А, должно быть, Корал. Кажется, я слышал, как Дара употребляла
это выражение в какой-то момент нашего разговора. Почему так?
       – В прошлый небесный цикл я подслушал разговор с кем-то из наших
родственников из дома Хендрейк. Она приказала им похитить эту женщину и
доставить ее сюда. У меня создалось такое впечатление, что мать собирается
женить тебя на ней.
       – Но это же смешно! – воскликнул я. – Она уже замужем за Люком, она
королева Кашфы...
       Он пожал плечами.
       – Я только говорю тебе что слышал. Похоже, это как-то связано с
восстановлением баланса сил...
       Ну конечно! И как я раньше не подумал о такой возможности! Вместе с
Корал Двор Хаоса автоматически получит Камень Правосудия, или, вернее, Глаз
Змеи, – здесь он был больше известен под этим названием, – после чего
соотношение сил опять изменится. Потеря для Эмбера, выигрыш для Хаоса. Это в
достаточной мере согласовывалось с моими намерениями, вселенская катастрофа
будет отложена на неопределенный срок.
       Но тем не менее я не мог этого допустить. Бедная Корал и так уже
достаточно натерпелась, – и оттого, что оказалась в Эмбере в неподходящее
время, и оттого, что познакомилась со мной. В сущности, если смотреть на
вещи философски и рассуждать абстрактно – конечно, следовало пожертвовать
кем-то одним, пусть даже ни в чем неповинным, для блага большинства. Об этом
мы, помнится, рассуждали в колледже. Но Корал была моим другом, моей
родственницей, да и, по сути, моей любовницей тоже, – хотя это произошло
больше под влиянием внешних обстоятельств, – и сейчас, наспех устроив смотр
своим чувствам, чтобы снова не оказаться застигнутым ими врасплох, я
обнаружил, что, оказывается, успел влюбиться в нее. Так что все философия
была мною позабыта до лучших времен – действовать приходилось в реальном
мире.
       – Как давно мать послала их за ней? – спросил я.
       – Я не знаю, когда они отправились – если они вообще отправились, –
отвечал Юрт. – Но, если принимать во внимание различное течение времени,
они с таким же успехом могли уже закончить дело и вернуться.
       – Да, точно, – сказал я. – Вот дерьмо!
       Он повернулся и посмотрел на меня.
       – Я полагаю, это имеет большое значение во всех отношениях? – спросил
он.
       – Это имеет значение для нее, а она – для меня, – ответил я.
       На лице Юрта отразилось что-то похожее на замешательство.
       – Но в таком случае – почему ты не хочешь, чтобы они привели ее к
тебе? Если ты собираешься занять трон – все складывается как нельзя лучше.
А если нет – ты все равно сможешь оставить ее у себя, разве не так?
       – По-моему, все настолько очевидно, что даже нет необходимости быть
чародеем, чтобы это понять. Ее собираются использовать как заложницу, чтобы
управлять моими действиями.
       – А-а. Ну, это меня не удивляет. Но, честно говоря, для меня
удивительно то, что ты способен в такой степени проявлять заботу о ком-то.
       Я опустил голову. Мне захотелось подойти и врезать ему как следует, но
я удержался.
       Юрт слегка хмыкнул, как, помнится, делал это в детстве, когда ему надо
было как следует обдумать какую-то вещь. Затем сказал:
       – Мы могли бы отправиться за ней раньше, чем это сделают они, и
отвести ее в какое-нибудь безопасное место. Или, если им уже удалось ее
похитить – отнять ее у них.
       – "Мы"?!
       Он улыбнулся – редкая вещь.
       – Ты же видишь – я стал другим. Я кое-чему научился.
       – Надеюсь, что так, – сказал я. – Но ты представляешь, что начнется,
если кто-то узнает о том, какие шуточки откалывают два брата из дома
Савалла? Вполне возможно, что тогда дом Хендрейков объявит нам вендетту.
       – Даже если Дара будет возражать против этого?
       – Мне кажется, что скорее она, наоборот, станет всячески побуждать их
к этому.
       – О'кей,– сказал Юрт. – Постараемся обойтись без свидетелей.
       Я хотел было сказать, что отмена вендетты прежде всего сохранит
множество чужих жизней, но это прозвучало бы ханжески, даже если бы я
говорил искренне. Вместо этого я сказал:
       – Сила, которую ты приобрел в Источнике, насколько я знаю, дает тебе
возможность проявлять то, что можно было бы назвать "эффектом живой Карты"?
Мне кажется, именно она помогла тебе в тот раз переправить Джулию и себя
подальше от опасности.
       Он кивнул.
       – А может она точно так же перенести нас отсюда в Кашфу прямо сейчас?
       Отдаленный звук, напоминавший удар гонга, прорезал тишину.
       – Я могу сделать все то же, что и Карты, – произнес Юрт, – так что
вполне способен переправиться вместе с кем-то в любое место. Единственная
проблема в том, что даже сами Карты не всегда могут доставить тебя на
слишком отдаленные расстояния, так что приходится двигаться постепенно. Ну
что ж, в крайнем случае нам нужно будет совершить серию прыжков.
       Гонг прозвучал снова.
       – Что случилось? – спросил я.
       – Что? А, этот звон? Он означает, что похороны вот-вот начнутся. Его
должны услышать повсюду при Дворе Хаоса.
       – Вот черт! У нас не остается времени.
       – Может, так, а может, и нет. Мне пришла идея.
       – Ну?
       – Мы организуем себе алиби на случай, если придется вырубить кого-то
из Хендрейков.
       – Каким образом?
       – Разные временные потоки. Значит так: сейчас мы идем на похороны,
чтобы нас там увидели. Потом смываемся, делаем свое дело, возвращаемся
обратно и ожидаем конца церемонии. Ну как?
       – Думаешь, успеем?
       – Скорее всего, да. Это быстро. Почти как настоящий полет.
       – Тогда давай так и сделаем. Чем больше неразберихи, тем лучше.
       Снова удар гонга.
       Красное сияние – пламя жизни, со всех сторон окутавшее нас, было
утренним светом при Дворе Хаоса. С помощью кольца я раздобыл себе подходящую
одежду. Знак Логруса я решил не использовать. Сейчас мне не хотелось иметь
никаких дел – пусть даже сугубо светских – с этой Силой.
       Юрт козырнул нас в свои апартаменты, где облачился в свой собственный
костюм для похорон, в котором я его уже видел раньше. Я бы тоже хотел зайти
в свою старую комнату – сто лет там не был... Ладно, как-нибудь в другой
раз, когда не надо будет куда-то нестись сломя голову... Когда, интересно?
       Мы умылись, причесались и привели себя в порядок. Затем я,
спохватившись, изменил обличье на хаосское, и то же сделал Юрт, после чего
нам пришлось повторить процедуры уже на
       новом уровне, вплоть до повторного облачения в подходящий к случаю
наряд. Рубашка, брюки, куртка, плащ, ручные и ножные браслеты, шейный платок
и перевязь, – вид у нас был что надо. Мы пристегнули мечи, – вполне
возможно, что они нам пригодятся.
       – Готов? – спросил меня Юрт.
       – Да.
       Он сжал мою руку, и мы перенеслись на площадь возле Границы Мира, где
голубое небо уже начинало темнеть над головами участников похоронной
процессии, которая, растянувшись, двигалась мимо нас. Мы тут же
присоединились к ней, стараясь быть замеченными как можно большим
количеством народа. Несколько моих старых знакомых приветствовали меня. К
несчастью, все они хотели остановиться и поболтать со мной, не давая всем
остальным возможности меня увидеть. У Юрта, насколько я мог судить, были
аналогичные проблемы. Многие удивлялись, как это мы вдруг оказались здесь,
тогда как хвост процессии еще только миновал Селбен – искрящийся ледяной
пик далеко позади нас. Время от времени удары гонга возобновлялись, и тогда,
казалось, воздух начинал дрожать вокруг нас. Я чувствовал как эта дрожь
передается земле у меня под ногами, по мере того, как мы все больше
приближались к источнику звука. Мы медленно пересекали площадь, направляясь
к массивной груде черных камней возле самого края Темницы Хаоса; ее ворота
были ступенчатой аркой застывшего пламени; ступеньки и перила представляли
собой неподвижные огненные языки. Неровный амфитеатр пламени, освещал черные
скалы, за которыми не было уже ничего – только зияющая пустота бездны,
откуда все возникло и куда все когда-нибудь уходит.
       Никто пока еще не проходил сквозь ворота – все стояли возле них,
оглядываясь на дорогу, по которой продолжала двигаться основная часть
процессии. Я раскланивался со знакомыми, иногда вздрагивал от ударов гонга и
смотрел на темнеющее небо. Внезапно я ощутил присутствие какой-то силы рядом
со мной.
       – Мерлин!
       И тут же я увидел Мондора, в демонском обличье, смотрящего вниз на свою
затянутую в красную перчатку руку, в которой он держал мою Карту. Таким
раздраженным я давно уже его не видел.
       – Да? – ответил я.
       Его пристальный взгляд был направлен куда-то мимо меня. Внезапно
выражение его лица изменилось, нахмуренные брови разошлись, губы
раздвинулись в улыбке.
       – Это ты с Юртом, что ли? – спросил он.
       – Ты не ошибся.
       – Я не думал, что вы с ним в таких хороших отношениях, – медленно
произнес он, – принимая во внимание наш последний разговор...
       – Мы решили отложить наши разногласия на время похорон.
       – Что ж, это, конечно, благородно, хотя и не уверен, что слишком
разумно, – заметил он.
       Я улыбнулся.
       – Я знаю, что делаю, – заявил я.
       – Вот как? – переспросил Мондор. – Но тогда почему ты возле
усыпальницы, а не здесь, на Селбене?
       – Но мне никто не говорил, что я должен быть на Селбене.
       – Странно. Твоя мать была уверена, что и ты, и Юрт знаете о том, что
вы должны находиться в основной части процессии.
       Я покачал головой.
       – Юрт, ты знаешь о том, что нам нужно быть в основной процессии?
       – Нет, – ответил он. – С одной стороны, по идее, надо бы, но с
другой, ты, наверное, слышал про черный список, – лучше нам сейчас вообще
не высовываться. А кто тебе сказал?
       – Мондор. Он говорит, Дара вроде бы давала нам знать об этом.
       – Нет, она мне ничего не говорила.
       – Ты слышал? – спросил я Мондора.
       – Да. Ладно, это не имеет значения. Идите оба сюда.
       Он протянул руку.
       – Он хочет, чтобы мы туда пошли, – сообщил я Юрту.
       – Вот черт! – произнес он, подвигаясь ближе ко мне.
       Я протянул руку и сжал ею руку Мондора в тот же момент, как Юрт,
подойдя вплотную ко мне, ухватился за мое плечо. Мы шагнули вперед, и со
всех сторон нас окружили сверкающие ледяные стены главного зала Селбена,
расположенного ниже уровня земной поверхности. Повсюду горели свечи –
черные, серые, темно-зеленые, винно-красные, похожие на разноцветные
сталактиты. Огненные скульптуры стояли вдоль стен, покрытых кое-где
чешуйчатыми шкурами. Зал был до отказа набит представителями знатных
семейств Хаоса, между которыми сновали распорядители. Особенная толчея
царила возле огромного катафалка, стоящего в центре зала. Гонг зазвенел
снова, и я не смог расслышать, что в этот момент сказал Мондор.
       – Я говорю, Дары еще нет. Пока идите попрощайтесь, и заодно попросите
Бэнкеса указать вам ваши места на время церемонии.
       Мельком взглянув в сторону катафалка, я заметил стоящих неподалеку
Тмера и Таббла. Тмер разговаривал с Бэнкесом, Таббл еще с кем-то, кто стоял
ко мне спиной. Ужасная мысль пришла мне в голову.
       – Кстати, – спросил я с деланной небрежностью, – как насчет
обеспечения порядка на время похоронного шествия?
       Мондор улыбнулся.
       – Вполне достаточное количество охранников присутствует здесь,
смешавшись с толпой, – сказал он, – и еще больше расставлено вдоль дороги,
по которой двинется процессия. Кто-то из них будет наблюдать за тобой каждую
минуту.
       Я взглянул на Юрта, проверяя, слышал ли он это. Он кивнул.
       – Спасибо.
       Кляня про себя такую заботливость на чем свет стоит, я начал
проталкиваться к возвышению, на котором стоял гроб; Юрт за мной.
Единственное, что я мог придумать – попросить Лабиринт прислать сюда моего
призрака, чтобы он остался здесь вместо меня. Но Логрус мог обнаружить
присутствие чуждой ему энергии в считанные минуты. Даже если мне сейчас
удастся исчезнуть незамеченным, меня наверняка будут разыскивать, – может
быть, даже Логрус собственной персоной, после предварительного совещания с
Дарой. А уж когда станет известной, что я пытался расстроить планы Логруса
по восстановлению нарушенного баланса сил... Воды Дерьмового Ручья глубоки,
а я вовсе не впадал в заблуждение, воображая себя незаменимым.
       – Как же нам теперь удастся это сделать, Мерлин? – тихо спросил Юрт,
когда мы встали в конец медленно движущейся цепочки.
       Опять прозвенел гонг. Пламя свечей задрожало.
       – Черт, даже и не знаю. Лучшее, на что я мог бы надеяться – послать
кому-нибудь сообщение через Карту...
       – Нельзя, – возразил он. – Твои эмберские Карты здесь не сработают.
Хотя, может быть, при благоприятных условиях... Но уж, во всяком случае, не
здесь и не сейчас. Слишком много помех.
       Я начал соображать, с чьей помощью мне лучше всего удастся осуществить
задуманное. Идеальным в этом отношении был бы Призрак. Но он сейчас, должно
быть, с увлечением исследует специфические особенности пространства в
Скульптурном Зале, и, по всей видимости, это займет его надолго.
       – Я мог бы прямо сейчас по-быстрому сгонять туда, – предложил Юрт, –
и вернуться раньше, чем кто-либо успеет заметить мое отсутствие.
       – Да, но ведь тебе нужно будет встретиться с Люком или Корал. Ты уже
сталкивался с ними раньше, – помнишь, в том храме, где мы сначала
подрались, а потом ты утащил меч, принадлежавший отцу Люка. Так что скорее
всего он, едва увидев тебя, постарается тут же прикончить, а она в лучшем
случае будет звать на помощь.
       Очередь слегка продвинулась.
       – Значит, не годится? – спросил Юрт.
       – Ни в коем разе. Ты у нас, конечно, герой, но Хендрейки тоже не лыком
шиты. К тому же вряд ли Корал придет в восторг от своего избавления, если
оно будет исходить от тебя.
       – А ты вроде как знатный чародей, – напомнил Юрт. – Если нам удастся
распознать охранников, ты разве не сможешь сделать так, чтобы им казалось,
что они нас все время видят, а мы тем временем исчезнем?
       – Я сильно подозреваю, что мать или старший братец позаботились о том,
чтобы обеспечить охранников магическими средствами, потому что сейчас
идеальный момент для очередного политического убийства. Я не хочу доставлять
этим людям лишних хлопот своим внезапным исчезновением.
       Мы еще немного продвинулись. Слегка наклонившись в сторону и вытянув
шею, я уже мог разглядеть демонское обличье старого Суэйвилла в парадных
одеждах с золотой змеей на груди. Его гроб, материалом для которого
послужило пламя, напоминал погребальный костер. Там лежал он, давний
противник Оберона, наконец-то собравшийся последовать за ним.
       В то время как я подвигался ближе, я думал о том, что должен найтись
какой-то выход из положения. Наверное, я за последнее время стал совершенно
расхлябанным по части магии, потому что занимался только самым примитивным
волшебством, и совсем забросил Искусство высшего порядка, когда одни
магические силы используются против других. Что если охрана действительно
сможет обнаружить примененный мной обман с помощью собственных средств? Нет,
нужно постараться найти другой путь.
       Снова ударил гонг. Когда стихло эхо, Юрт наклонился ко мне.
       – Есть еще кое-что, о чем я тебе не сказал, – прошептал он.
       – Это о чем?
       – Еще одна причина, по которой я разыскал тебя у Савалла, была та, что
я, пожалуй, испугался.
       – Испугался?! Чего?!
       – Кто-то из них – Мондор или Дара, – добиваются в конечном итоге
чего-то большего, чем простое восстановление баланса, а именно – полной,
окончательной победы для Логруса и Хаоса. Я верю, что это действительно так,
и это совсем не то, в чем мне хотелось бы участвовать. Я не хочу, чтобы это
произошло. Я не хочу увидеть разрушенными те Отражения, на которых я
когда-то был. Я не желаю победы ни для одной из сторон, потому что полная
победа Лабиринта тоже, скорее всего, не приведет ни к чему хорошему.
       – Почему ты так уверен, что они действительно этого хотят?
       – Но ведь они уже пытались добиться этого раньше, вместе с Брандом,
разве не так? Он ведь тоже хотел полностью уничтожить весь Порядок?
       – Нет, – возразил я. – Он хотел уничтожить старый Порядок, а взамен
создать новый – свой. Он был революционером, а не анархистом. В его
намерение входило создание нового Лабиринта из первичного Хаоса – его
собственного, такого же реального, как и прежний.
       – Дурак он был. Он бы все равно не смог управлять подобной вещью.
       – Никто не знал, каким образом он попытается это сделать, а реального
шанса ему так и не предоставилось.
       – Короче, я действительно боюсь, что кто-то собирается проделать
неслабую дыру в реальности. Если похищение уже состоялось, то оно стало
большим шагом в этом направлении. Если бы тебе удалось каким-то образом
сделать наше отсутствие незамеченным...
       – Подожди. Кажется, я кое-что придумал. Вместо того, чтобы отыскивать
охранников и галлюцинировать их, я сделаю так, что двое из присутствующих
здесь будут выглядеть точь-в-точь как мы. Как только я произведу
трансформацию, ты козырнешь нас отсюда. Это не будет никакой массовой
галлюцинацией, все просто будут смотреть на них как на нас. Мы же тем
временем постараемся как можно скорее осуществить наш замысел.
       – Тогда давай начинай, а потом тут же отправимся.
       – О'кей. Вон те два парня впереди. Когда я все закончу, то сделаю вот
так, – я провел левой рукой от плеча к поясу. – Тогда мы слегка
приостановимся, как будто кто-то из нас что-то уронил, после чего настанет
твоя очередь действовать.
       – Я буду готов.
       Моя задача оказалась даже проще, чем я думал – у меня ушло гораздо
меньше сил, чем потребовала трансформация в человеческий облик. Кольцо
работало как магический процессор, куда я загрузил два варианта начальной
программы, и через мгновение, за которое с ними успели произойти сотни
изменений, получил конечную продукцию. Гораздо удобнее, чем действовать
самому классическим способом. Я поднял руку, и, разыскав с помощью кольца
ближайший из многочисленных энергетических источников, расположенных в
соседних Отражениях, вытянул оттуда необходимое количество энергии для
поддержания созданных мной конструкций. Убедившись, что все в порядке, я
опустил руку условным жестом и шагнул вперед.
       На мгновение у меня закружилась голова, а когда я пришел в себя, мы уже
были в комнате Юрта. Я засмеялся, и он хлопнул меня по плечу.
       Мы тут же трансформировались в человеческий вид и изменили
соответствующим образом свою одежду. Как только мы это сделали, Юрт снова
сжал мою руку и козырнул нас к Огненным Воротам. Минутой позже мы
перенеслись на вершину горы, откуда открывался вид на голубую равнину под
зеленым небом. Следующий скачок – и мы оказались на мосту, перекинутом
через глубокое ущелье; звезды над ним то гасли, то вспыхивали вновь.
       – Отлично, сейчас... – произнес Юрт, и я увидел, что мы стоим на
вершине крепостной стены из серого камня, влажной от росы, а возможно, от
пронесшегося недавно шторма. Облака на востоке были окрашены пламенем.
Легкий бриз временами налетал с юга.
       Стена, на которой мы стояли, окружала центральную часть Джидраш –
столицы Кашфы. Отсюда были хорошо видны четыре гигантских основных
сооружения, включая королевский дворец и Башню Единорога напротив него, а
также множество более мелких строений. Чуть наискосок от нас находилось то
крыло дворца, откуда Грайл унес меня (интересно, как давно) после моего
рандеву с королевой. Я даже смог разглядеть увитую плющом сломанную ставню
на окне ее спальни.
       – Теперь давай вниз, – сказал я, указывая на него. – Там мы в
последний раз виделись.
       Через минуту мы вошли в комнату, где больше никого не оказалось.
Комната была прибрана, постель застелена. Я достал свою колоду и вытянул
карту Корал
       Всматриваясь в карту до тех пор, пока она не стала холодной, я наконец
почувствовал присутствие Корал и потянулся к ней.
       Да, она была здесь, но изображение по-прежнему не двигалось. Ощущение
разъединенности, испытываемое мной, походило на то, с которым сталкиваешься
в бессознательном состоянии. Я провел рукой над картой, прерывая и без того
слабый контакт.
       – Что случилось? – спросил Юрт.
       – Ее как будто одурманили, – отвечал я.
       – Тогда, значит, она уже у них, – произнес Юрт. – Ты не мог бы
каким-то образом определить, где она находится, если она в таком состоянии?
       – Хотя, возможно, она где-то здесь и ее просто лечат, – продолжал я.
– Она не слишком хорошо себя чувствовала, когда мы расстались.
       – Что теперь?
       – Во всяком случае, нам надо поговорить с Люком, – решил я, и
принялся искать его Карту.
       Контакт возник почти мгновенно.
       – Мерлин! Ты где, черт тебя дери?
       – Если ты в своих дворцовых покоях, то я прямо за стенкой, – ответил
я.
       Он поднялся с края кровати, сдернул со стула зеленую рубашку с длинными
рукавами и натянул ее, закрыв обширную коллекцию шрамов на груди. Мне
показалось, что мельком разглядел чью-то фигуру позади него. Обернувшись, он
вполголоса что-то сказал, но я не смог разобрать слов.
       – Мы должны поговорить, – произнес он, слегка проводя рукой по
всклокоченным волосам. – Проводи меня.
       – О'кей, – согласился я. – Но хочу предупредить, что со мной еще мой
брат Юрт.
       – А меч моего отца у него с собой?
       – Э-э... нет.
       – Ладно уж, я не буду убивать его прямо сейчас, если ты об этом хотел
попросить, – пробурчал Люк, застегивая рубашку.
       Затем он резким движением протянул руку вперед. Я сжал ее, он сделал
шаг и присоединился к нам.


       Глава 8



       Люк ухмыльнулся мне, но скорчил недовольную гримасу, когда увидел Юрта.
       – Где ты был, в самом-то деле? – спросил он.
       – При Дворе Хаоса, – отвечал я. – Меня вызвали отсюда в связи с
кончиной Суэйвилла. Погребальная церемония сейчас в самом разгаре. Мы здесь,
потому что я узнал, что Корал угрожает опасность.
       – Да, теперь я знаю об этом, – сказал Люк. – Она исчезла. Похищена,
скорее всего.
       – Когда это произошло?
       – Позапрошлой ночью. Что тебе известно?
       Я взглянул на Юрта.
       – Разница во времени, – сказал он.
       – Это произошло сразу по нескольким причинам, – начал я. – И в
первую очередь потому, что идет большая игра между Лабиринтом и Логрусом.
Посланцы Логруса отправлены за ней, чтобы доставить ее ко Двору Хаоса.
Однако никто не собирается причинять ей вреда. С ней все будет в порядке.
       – Зачем она им понадобилась?
       – Кажется, ее хотят сделать королевой Хаоса, поскольку Камень
Правосудия, или, иначе, Глаз Змеи является теперь неотъемлемой составной
частью ее анатомии.
       – А кто будет новым королям?
       Я почувствовал, что краснею.
       – Э-эээ... видишь ли: кажется те, кто послал за ней, полагают, что это
буду я.
       – Ха, поздравляю! – воскликнул он. – По крайней мере, теперь не у
меня одного начнется веселая жизнь!
       – Ты о чем?
       – Королевский бизнес – это такое дерьмо, что хуже не бывает. Больше
всего я бы хотел никогда не оказываться на первом месте. Каждый норовит
отнять у тебя время, а когда, наконец, тебя оставляют в покое, обязательно
кому-то срочно надо знать, где ты находишься.
       – Черт, да тебя только что короновали, а ты уже жалуешься!
       – Ничего себе "только что"! Месяц прошел!
       – Разное время, – повторил Юрт.
       – Пошли. Выпьем по чашке кофе, – предложил Люк.
       – Как, у тебя тут и кофе есть?
       – Одно из моих нововведений. Сюда. – Мы вышли из комнаты, свернули
налево и начали следом за ним спускаться по лестнице.
       – Мне пришла отличная идея, – объявил он, – насчет того, о чем ты
говорил. Что если ты и впрямь женишься на Корал и станешь королем Хаоса?
Поскольку я тут всем распоряжаюсь, оформить развод будет плевым делом. Ты
получишь жену, а я возобновлю Договор о Золотом Круге с Эмбером. Как видишь,
все останутся довольны.
       – На самом деле все гораздо сложнее, чем ты думаешь. Во-первых, я не
собираюсь заниматься королевским ремеслом, а во-вторых, могут быть ужасные
последствия, если моим родственникам из Хаоса удастся заполучить Глаз Змеи.
За последнее время я узнал много чего нового.
       – Как например? – спросил Люк, открывая дверь, ведущую в дальние
покои дворца.
       Я оглянулся на Юрта.
       – Юрт тоже обеспокоен всем происходящим, – сказал я. – Поэтому за
последние дни наши отношения немного улучшились.
       Юрт кивнул.
       – Возможно, что Бранд частично явился жертвой того плана, который был
создан при дворе Хаоса, – сказал он, – плана, осуществления которого там
продолжают добиваться.
       – Думаю, что лучше нам взять полный завтрак, – сказал Люк. – Пошли
обойдем кругом и поищем что-нибудь на кухне.
       Мы спустились вслед за ним в сад и пошли по узкой дорожке.

       
* * *


       Итак, мы сидели в кухне за столом, ели и разговаривали, пока день
разгорался вокруг нас. Люк настаивал, чтобы я снова постарался связаться с
Корал по карте, что я и сделал с таким же результатом, как и предыдущий. Люк
выругался, тряхнул головой и сказал:
       – В любом случае ты появился очень кстати. Как мне удалось выяснить,
похитители скорее всего скрылись по дороге, уходящей на запад.
       – Ну что ж, это уже кое-что, – заметил я.
       – Но я почему-то уверен, что обратно в Хаос они вернутся уже без нее.
       – О?
       – Я, конечно, догадываюсь, что на хаосских дорогах имеются объявления
типа "Посторонним вход воспрещен", – сказал Люк. – Тем не менее, одна из
них в данный момент представляет для меня серьезный интерес. Я бы хотел
получше изучить ее, хотя не знаю точно, сколько на это уйдет времени, и
каким образом сделать дорогу безвредной для себя.
       – Тебе достаточно будет находиться в нашей компании – и любое вредное
влияние будет нейтрализовано, – ответил Юрт.
       Я поднялся из-за стола. Повар и две посудомойки взглянули в нашу
сторону.
       – Люк, я хочу, чтобы ты кое с кем познакомился, – объявил я. – Прямо
сейчас.
       – Почему бы и нет? – произнес он, вставая. – А где он? Или она?
       – Прогуляемся, – предложил я.
       – О'кей.
       Мы вышли из-за стола и прошли через черный ход.
       – Так значит, моя мать либо полностью бескорыстно, либо за какие-то
магические побрякушки помогала отцу в его стремлениях разрушить Эмбер и
после этого, безусловно, изменить мир, – произнес Люк.
       – Ну, лично я думаю, что он пришел к ней не с пустыми руками, –
заметил я.
       – Наверное. Но меня восхищает то, насколько искусно и тщательно он все
продумал – ведь поначалу все шло в полном соответствии с его замыслами. Это
наиболее приятная вещь из всех услышанных мною за целый месяц.
       Мы вышли на едва заметную тропинку, которая изгибалась вдоль дворцовой
стены. Люк остановился и посмотрел вокруг.
       – Ну так где эта личность, про которую ты говорил?
       – Не здесь, – ответил я. – Я просто ищу такое место, откуда мы могли
бы отправиться без того, чтобы потом нашлись какие-то свидетели, видевшие,
как я похитил короля.
       – Эй, Мерлин, что это ты делаешь? – спросил Юрт, когда из центра
моего кольца взмыл спиральный вихрь силовых линий – всего их было
шестнадцать.
       – Отличная идея насчет похищения, – услышал я голос Люка, когда нас
всех окутал вызванный мною вихрь.
       Я использовал кольцо таким же образом, как в тот раз, когда переправил
себя из Эмбера в Кашфу, формируя цель в воображении, а не находя ее с
помощью зрения. Разница состояла в том, что сейчас нас было трое, и нам
предстоял гораздо более долгий путь.
       Наше передвижение больше напоминало вращение в калейдоскопе среди
дробящихся осколков многочисленных миров и реальностей, до тех пор, пока мы
не оказались стоящими под огромным раскидистым деревом, крона которого была
окутана туманом. Невдалеке от него стоял красно-белый "шевроле", откуда
доносилась музыка – на сей раз приемник играл "Девять юных девушек".
       Призрак Люка, сидящий на переднем сиденье, вылез из машины и в
изумлении уставился на оригинал. Люк попятился.
       – Привет, – сказал я. – Познакомьтесь друг с другом. Хотя, думаю,
что вряд ли нуждаетесь в представлении – у вас слишком много общего.–
       Юрт, почти столь же изумленный, смотрел на Лабиринт.
       – Отцовская работа, – сказал я.
       – Я так и понял, – отвечал Юрт. – Но зачем ты нас сюда привял?
       – Из-за той идеи, которая у меня возникла. Но я думал, что Корвин
будет здесь. Я хотел обсудить ее с ним.
       – Он возвращался, но потом снова ушел, – произнес местный Люк,
услышав мои слова.
       – А своего нового адреса он случайно не оставил? Или, по крайней мере,
не сказал, когда вернется?
       – Ни то ни другое.
       – Черт! Понимаешь, кое-какие последние события навели меня на мысль,
что вы, то есть оба Люка, могли бы на время поменяться местами – если бы
удалось уговорить Лабиринт недолго побыть в одиночестве.
       Люк, которого я продолжал называть этим именем в присутствии
лабиринтова призрака, внезапно просиял. Я решил, что буду называть его
двойника Ринальдо, чтобы не путаться.
       – Тебе предлагается испытание для настоящего мужчины, – объявил Люк.
       – Что-то тебе не терпится поскорее от него отделаться, – ответил
Ринальдо.
       – Я должен помочь Мерлину разыскать Корал, – объяснил Люк. – Ее
похитили.
       – В самом деле? Кто?
       – Кто-то из Хаоса.
       – Хм, – произнес Ринальдо, начиная расхаживать из стороны в сторону.
– Ну хорошо. Тебе известно об этом больше, чем мне. Если Корвин скоро
вернется, а Лабиринт меня отпустит, я сделаю для тебя что смогу.
       – Но пока мы будем ждать, их давно и след простынет, – заметил Люк.
       – Ты не понимаешь, – возразил Ринальдо. – У меня есть работа,
которую я должен выполнять здесь, и я не намерен просто так ее оставить –
даже для того, чтобы сделаться где-то королям. То, что я делаю сейчас, более
важно.
       Люк посмотрел на меня.
       – Он прав, – подтвердил я. – Он – страж Лабиринта. С другой
стороны, никто ведь не собирается причинять Корал вреда. Почему бы сейчас
нам с Юртом не вернуться на несколько минут ко Двору Хаоса, чтобы немножко
побыть на похоронах? Может, тем временем и Корвин появится. А пока у вас
двоих, я уверен, найдется о чем поболтать друг с другом.
       – Пожалуй, ты прав, – согласился Люк. – Что ж, отправляйся.
       – Мне было бы интересно посмотреть, каким образом ты это сделаешь, –
добавил Ринальдо.
       Я взглянул на Юрта. Тот кивнул. Я подошел и встал рядом с ним.
       – Твоя очередь править, – заметил я.
       – До скорого! – крикнул я, когда мы уже исчезали, сделав первый
скачок.
       ... И снова дворец Савалла, и очередная трансформация в демонское
обличье... Вдобавок к этому я сделал так, чтобы наши черты казались
неопределенными и расплывчатыми. Затем Юрт в одно мгновение вернул нас в
зал, где шла похоронная церемония, чтобы сэкономить время и не тащиться туда
пешком.
       Однако зал был пуст. Мы быстро выбежал наружу и увидели процессию,
которая уже успела пройти большую часть площади, но почему-то остановилась,
превратившись в беспорядочную толпу.
       – Плохи дела, – заметил Юрт. – Что теперь?
       – Нам надо спуститься вниз.
       Минутой позже мы уже стояли внизу, смешавшись с толпой. Сверкающий гроб
с телом Суэйвилла лежал на земле, в окружении стражи. Мое внимание было
немедленно привлечено группой примерно в двадцати футах справа от него.
Оттуда доносились громкие возгласы, на земле, кажется, что-то лежало, и тут
я разглядел среди стоящих там двоих в демонском обличье, которых крепко
держали остальные. У меня заныло в желудке, когда я узнал в этих двоих Юрта
и себя – тех, кому я придал наш внешний вид. Оба что-то кричали в знак
протеста.
       Быстро протолкавшись вперед, я вернул беднягам их прежний вид. Возгласы
немедленно стали еще громче, до меня донеслось: "Говорил я тебе!" –
откуда-то поблизости. И тут же следом: "Да, это они!" – в произнесшем эти
слова я внезапно узнал Мондора. Он стоял между присутствующими и тем, что
лежало на земле.
       – Это просто магический трюк, – произнес Мондор. – Отвлекающий
маневр. Освободите их.
       Я решил, что сейчас наиболее подходящий момент, чтобы избавиться от
чар, маскирующих Юрта и меня – благо тут такая неразбериха.
       Почти сразу после того, как я это сделал, Мондор увидел меня и знаком
велел приблизиться. Юрт, как я успел заметить, посмотрев вправо, остановился
и вступил в разговор с кем-то знакомым.
       – Мерлин! – начал Мондор, едва я подошел. – Что тебе известно об
этом?
       – Ничего, – ответил я. – Мы с Юртом были в самом хвосте. Я даже не
знаю, что произошло.
       – Кто-то магическим путем придал двоим охранникам наружность Юрта и
твою. Должно быть тот, кто это сделал, хотел создать переполох, который
помог убийце нанести удар, пока внимание окружающих было отвлечено. Те
настаивали, что они из охраны, но, разумеется, им никто не поверил. Что ж,
это было хорошо
       придумано – вы сразу оказались бы под подозрением. У вас были все
мотивы для убийства.
       – Понятно, – отвечал я. Черт, выходит, что я, сам того не желая,
помог убийце скрыться. – А кто убит?
       – Тмер. Профессиональный удар кинжалом, – объяснил он. Его левое веко
дернулось. Случайно? – Почти мгновенная смерть.
       Четверо присутствующих, соорудив носилки из плащей, подняли неподвижно
лежащее тело. Когда они немного отошли, я увидел еще одну группу позади них.
       Заметив мой вопросительный взгляд, Мондор обернулся,
       – А, это Таббл с телохранителями, – сказал он. – Да, я думаю, что
ему сейчас лучше всего уйти отсюда. Кстати, и вам с Юртом тоже. Потом
придете к храму. Там охраны будет больше.
       – О'кей, – сказал я. – А Дара здесь?
       Он посмотрел по сторонам.
       – Что-то не вижу. Ладно, не сейчас. Тебе нужно идти.
       Я кивнул. Когда я повернулся, чье-то полузнакомое лицо мелькнуло справа
от меня... Она была высокой и темноглазой, она превращалась из вихря
многоцветных сверкающих блесток в огромный диковинный цветок, и она смотрела
на меня. Я старался вспомнить ее имя, но безуспешно. Однако еще через
какое-то время оно внезапно всплыло в моей памяти. Я приблизился к ней.
       – К сожалению, я скоро должен буду уйти, – произнес я, – но я бы
хотел поприветствовать тебя, Джилва.
       – О, ты помнишь! Удивительно!
       – Конечно помню.
       – Как у тебя дела?
       Я вздохнул. На ее лице, в котором смешались человеческие и демонские
черты, появилась улыбка.
       – У меня то же самое, – сказала она. – Скорее бы это все кончилось.
       – Да. Послушай, я бы хотел увидеться с тобой – по разным причинам.
Когда тебе будет удобно?
       – В любое время после похорон, я думаю. А в чем дело?
       – Сейчас у меня нет времени. Я вижу, Мондор уже начинает злиться, что
я все еще здесь. Увидимся позже.
       – Хорошо. До встречи.
       Я протолкался к Юрту и тронул его за локоть.
       – Нам велено убираться, – сообщил я, – из соображений безопасности.
       – Ладно, – согласился он и добавил, обернувшись к человеку, с которым
до этого разговаривал: – Благодарю вас. Надеюсь, мы еще увидимся.
       И тут же наше окружение исчезло, а взамен появилось новое: апартаменты
Юрта, с раскиданной повсюду одеждой.
       – Повезло нам. А Тмеру нет, – заметил он.
       – Да уж.
       – Кто там у нас номер два?
       – Между прочим, и твоя очередь приблизилась, – сказал я.
       – Ну нет, братец, он умер в твою пользу, не в мою.
       – Надеюсь, что нет.
       Юрт рассмеялся.
       – Да ведь он стоял между Табблом и тобой.
       – Если бы это было так, боюсь, меня бы уже не было в живых. Выражаясь
точнее, он стоял между домом Савалла и домом Ченикут.
       – Слушай-ка, Мерлин, а не заколоть ли мне тебя прямо сейчас, благо что
место самое подходящее? Уж наверняка в доме Савалла и охранники, и убийцы
получше, чем у Ченикутов. Или нет, я передумал – лучше поберегу силы до тех
пор, пока Таббл не выйдет из игры. Тем более, что ты мне полностью доверяешь
– как и всем остальным. Ты запросто ко всем поворачиваешься спиной – и
надеешься при этом дожить до коронации!
       Я взглянул на него. Он улыбался, но в то же время, казалось, изучал
меня.
       Я собрался было сказать что-нибудь в шутку, вроде: "Ну так давай
действуй. Какие проблемы?" Но внезапно подумал: шутки шутками, а ведь и
впрямь может случиться так, что из всех претендентов останемся в живых
только я и он. Что ж, если обстоятельства сложатся подобным образом, я,
пожалуй, предпочту увидеть на троне себя. Действительно, я слишком доверился
ему, во всем пошел ему навстречу. Но это не помогло. Несмотря на
примирительные разговоры и оказанную мне поддержку, с привычками,
выработанными в течение всей жизни, видимо, нелегко расставаться. Больше я
уже не буду таким доверчивым, как раньше.
       – Ты это Логрусу скажи, – пробурчал я.
       Мои слова, по-видимому, отрезвили его, а может, и слегка напугали. Его
глаза расширились, он отвел взгляд и дернул плечом.
       – Ты и в самом деле подумал, что я говорю серьезно?
       – Кто тебя знает. Одно во всяком случае мне ясно.
       – Что?
       – То, что я не собираюсь помогать ни одной из сторон разрушить мир.
       – А собираешься ты, похоже, надуть Логрус?
       Я приложил палец к губам.
       – Это все твоя эмберская кровь, – заявил Юрт. – Я всегда говорил,
что они там все малость с приветом.
       – Может, и так, – не стал возражать я.
       – Твой отец мог бы ответить то же самое.
       – Ты-то откуда знаешь?
       – Да у нас тут любят рассказывать всякие истории из жизни Эмберского
королевского дома.
       – А мне никто не рассказывал.
       – Это из уважения.
       – Конечно, я же вроде как гибрид.
       – Ну да.
       Я принялся натягивать сапоги.
       – Что бы ты ни сделал с помощью этого нового Лабиринта, я думаю,
старый будет не в особом восторге, – помолчав, сказал Юрт.
       – Несомненно, – подтвердил я.
       – И ты не сможешь прибегнуть к его покровительству, если тебе
понадобится защита от Логруса, – продолжал он.
       – Думаю, нет.
       – А если они оба в тебя вцепятся, то новый против них ничего не сможет
сделать.
       – Ты действительно думаешь, что они смогут ради чего-то объединиться?
       – Трудно сказать. Ты играешь в опасную игру. Надеюсь, ты знаешь, что
делаешь.
       – Я тоже надеюсь, – сказал я, вставая. – Моя очередь.
       Я так энергично размотал силовые линии кольца, что нам понадобился
только один скачок, чтобы перенестись куда нужно.
       Люк и Ринальдо оживленно беседовали. Я мог различить их только по
одежде. Корвина нигде не было видно.
       Оба помахали нам руками.
       – Ну как дела в Хаосе? – спросил Люк.
       – Хаотически, – отвечал Юрт. – Долго нас не было?
       – Где-то около шести часов, – сказал Ринальдо.
       – Корвин не появлялся?
       – Нет, – ответил Люк. – Но Ринальдо тем временем пообщался с
Лабиринтом. Тот согласен его отпустить и поддерживать его существование в
дальнейшем, как только Корвин вернется.
       – Почему бы в таком случае... – начал Юрт.
       – Что? – спросил Ринальдо.
       – Почему бы мне не остаться здесь вместо Ринальдо, пока вы будете
искать эту леди со стеклянным глазом?
       – С чего ты так решил?
       – Потому что тогда вы сможете выполнить свою задачу гораздо быстрее, а
для меня, как мне кажется, это место сейчас более безопасно, чем все
остальные.
       – Мне надо узнать у Лабиринта, как он к этому отнесется, – проговорил
Ринальдо.
       – Узнай.
       Он приблизился к Лабиринту. Я всматривался в туман, надеясь, что отец
вот-вот появится. Юрт изучал "шевроле", радио играло "Животных" Брюса
Данлэпа.
       – Если твой отец вернется и сменит меня, – произнес Юрт, – то я
возвращусь на похороны и заодно извинюсь за твое отсутствие. А если ты
вернешься и меня не будет, сделай то же самое, ладно?
       – Ладно, – ответил я. Пряди тумана клубились как дым вокруг нас. –
Если же у того из нас, кто освободится первым, найдется сообщить что-либо
ценное...
       – Да, – согласился он. – Я с тобой обязательно свяжусь.
       – Слушай, тебе случайно не попадался мой меч там, в Хаосе?
       – У меня не было времени что-то заметить.
       – Когда вернешься, поищи его, ладно?
       – Хорошо, – обещал Юрт.
       В этот момент к нам подошел Ринальдо.
       – Тебя приняли на работу, – сообщил он Юрту. – Пошли со мной. Я тебе
покажу тайник с оружием и запасы продовольствия.
       Когда они отошли, Люк произнес, глядя им вслед:
       – Ты уж извини, но я ему по-прежнему не доверяю.
       – Тебе незачем извиняться. Я и сам ему не особенно доверяю – для
этого я слишком хорошо знаю его. Но сейчас у нас есть причины доверять друг
другу немного больше, чем раньше.
       – Вряд ли было разумно приводить его сюда, а уж тем более оставлять
его один на один с Лабиринтом.
       – Я уверен, что Лабиринт знает, что делает. К тому же он наверняка
способен в случае чего сам защитить себя.
       Люк поднял два скрещенных пальца.
       – Ладно, я не возражаю, – сказал он, – тем более, что мой двойник
нужен мне самому.
       Когда они вернулись, из приемника внезапно раздался голос, произносящий
раскатистым баритоном: "Как сообщают синоптики, погода значительно
улучшилась. Дорожные условия прекрасные. Самое подходящее время для того,
чтобы отправиться в путешествие!" – вслед за этим последовало соло на
барабане, которое я, помнится, как-то уже слышал в исполнении Рэндома.
       – Так что ты теперь, считай, при исполнении служебных обязанностей, –
сказал Ринальдо Юрту и затем повернулся к нам. – Пошли?
       Я окутал нас вытянутыми из кольца потоками энергии и перенес обратно в
Кашфу. В сгущающихся сумерках мы стояли на верху той самой стены, откуда я
вместе с Юртом совсем недавно любовался окружающим пейзажем.
       – Значит, это и есть твоя столица? – спросил Ринальдо, глядя вниз на
город.
       – Да, – отвечал Люк, – и теперь она твоя – на время. Мерль, а как
насчет того, чтобы нам попасть обратно во дворец?
       – До того, как мы это сделаем, – сказал я, – мне бы хотелось, пока
еще окончательно не стемнело, посмотреть на ту черную дорогу, о которой ты
говорил, что по ней прибыли, а затем скрылись посланцы Хаоса.
       – Это идея. Но сначала надо спуститься вниз. Вон туда.
       Он указал на холмистую местность, расположенную к юго-востоку от нас. Я
тут же "кольценул" нас туда, попутно изобретая новый глагол, наиболее точно
передающий суть моих действий. Такова мощь Повелителей Хаоса.
       Мы оказались на вершине небольшого холма и вслед за Люком стали
спускаться к его подножию. Длинные черные тени упали перед нами, но это была
не та абсолютная
       угольная чернота, которой отличаются воздушные дороги, создаваемые для
путешествий при Дворе Хаоса.
       – Вот здесь, – наконец произнес Люк, останавливаясь на ровной
площадке между двумя каменными валунами. Я подошел поближе, но не смог
обнаружить ничего примечательного.
       – Ты уверен, что это именно то место? – спросил я.
       – Да.
       Я продвинулся вперед на десять шагов, на двадцать...
       – Если тут и был какой-то след, то он уже полностью исчез, – сообщил
я ему. – Интересно, сколько времени мы отсутствовали?
       Люк щелкнул пальцами.
       – Подожди-ка, – сказал он. – Перенеси нас в мои апартаменты.
       Последние лучи догорающего дня уже исчезли, и мы, пронесшись сквозь
ночную тьму, оказались в комнате, которую я раньше делил с Корал.
       – Надеюсь, мы не слишком отклонились от намеченного курса? – спросил
я. – Просто я не знаю расположения твоих комнат.
       – Пошли, – сказал Люк и повял нас по коридору налево, к лестнице,
ведущей вниз. – Нам нужен местный эксперт. Мерль, а ты не мог бы что-нибудь
сделать с внешностью этого парня? Такое обилие царствующих особ может
вызвать ненужные толки.
       Я без труда выполнил просьбу Люка, превратив его двойника в покойного
Оберона – каким он изображен на парадном портрете, висящем в одном из залов
эмберского королевского дворца.


       x x x


       Люк остановился перед одной из дверей и постучал. Голос, ответивший
изнутри, показался мне знакомым.
       – Со мной двое друзей, – сказал Люк.
       – Входите.
       Люк отворил дверь, и мы зашли.
       – Вы оба знакомы с Нэйдой, – произнес он, обращаясь к нам. – Нэйда,
это мой... ну скажем, дублер. Можешь называть его Ринальдо, а меня Люк,
когда мы вместе. Он примет у меня дела на некоторое время, пока я и Мерль
отправимся на поиски твоей сестры.
       Заметив ее удивленный взгляд, я вернул Ринальдо прежнюю наружность.
       На ней были черные брюки и блузка изумрудного оттенка, на волосы
наброшен легкий зеленый шарф. Она улыбнулась, приветствуя нас, и, взглянув
на меня, легким, как бы случайным движением приложила палец к губам. Я
немедленно кивнул.
       – Я надеюсь, вы уже излечились после того несчастного случая, который
произошел с вами в Эмбере, – сказал я. – Вы, безусловно, оказались там в
плохое время.
       – Да, – ответила она. – Я совершенно здорова, спасибо. Очень любезно
с вашей стороны было спросить об этом. И спасибо также за прошлые указания.
Это с вами Люк исчезал на два дня?
       – Что, действительно столько времени прошло? – удивленно спросил я.
       – Ровно столько, сэр.
       – Извини, дорогая, что так получилось, – произнес Люк, сжимая ее руку
и глядя ей в лицо.
       – Теперь понятно, почему след исчез, – сказал я.
       Ринальдо взял ее другую руку и, склонившись, поцеловал ее.
       – Просто удивительно, насколько вы изменились по сравнению с той
девушкой, которую я когда-то знал, – произнес он.
       – О?
       – У нас с Люком не только одинаковый вид, но и одни и те же
воспоминания, – объяснил он.
       – Но все же в вас есть что-то не вполне человеческое, – заметила она.
– Например, я смотрю, у вас вместо крови – пламя.
       – Но как вы можете это видеть? – удивился он.
       – О, у нее свои способы, – сказал Люк, – хотя вначале я думал, что
это объясняется только некой психической связью между ней и ее сестрой. Но,
видимо, настоящая причина кроется в чем-то большем.
       Она кивнула.
       – Кстати, о твоей сестре, – продолжал он, – я надеюсь, ты поможешь
нам разыскать ее. Поскольку след исчез, а связь с ней по Карте не
срабатывает – она как будто в наркотическом опьянении или околдована, –
нам понадобятся твои способности.
       – Хорошо, – последовал ответ. – Хотя в данный момент никакая
опасность ей не угрожает.
       – Ну и прекрасно. В таком случае мы сейчас пообедаем и заодно введем
этого симпатягу в курс всего, что происходит тут у нас в Кашфе.
       – Люк, – сказал я, – мне, похоже, лучше всего сейчас вернуться назад
в Хаос – может, еще успею к концу погребения.
       – Надолго ты туда?
       – Еще не знаю.
       – Ну, допустим, до завтрашнего утра?
       – Постараюсь вернуться. Но если не смогу, тогда что?
       – Скорее всего мы отправимся на поиски без тебя.
       – Все-таки перед этим постарайся связаться со мной.
       – Обязательно. До скорого.
       Я поднял перед собой полы плаща, отгораживаясь ото всего, что меня
окружало. Когда я вновь распахнул плащ, я стоял посреди комнаты Юрта во
дворце Савалла.
       Я потянулся и зевнул. Затем, быстро осмотрев комнату, убедился, что
нахожусь в ней один. Я расстегнул плащ, бросил его на кровать и принялся
расстегивать рубашку.
       Стоп. Это что такое? И где?
       Я сделал несколько шагов вперед. Я никогда не задерживался подолгу в
комнатах моего младшего братца, но сейчас вспомнил, что уже чувствовал это
раньше.
       Небольшое кресло и стол стояли в углу между стеной и шкафом темного,
почти черного дерева. Встав коленями на кресло и протянувшись через стол, я
ощутил присутствие открытого пути, уводящего куда-то – слишком слабое,
однако, чтобы можно было двинуться по нему. Ладно, тогда...
       Я шагнул вправо и открыл шкаф. Конечно же, это где-то там, внутри.
Удивительно, что Юрт не потрудился укрыть эту вещь понадежнее. Я испытывал
небольшую неловкость из-за того, что сую нос в чужие тайны, устраивая обыск
в его комнатах, но, в конце концов, он в свое время доставил мне массу
неприятностей. Немногие ценные сведения, сообщенные им, так же как и
небольшое сотрудничество, почти не в счет. Я не собирался ему доверять
только из-за этого. К тому же, вполне возможно, что он просто планировал
использовать меня в каких-то своих целях. Хорошие манеры, решил я, должны
быть принесены в жертву осмотрительности.
       Я начал стягивать с себя одежду, чтобы лучше ощущать волны энергии,
исходящие от этой вещи. Теперь они и впрямь стали гораздо сильнее.
Окончательно избавившись от предметов своего гардероба, я закинул их за
спину и почувствовал, что нахожусь прямо в фокусе действия неведомой силы. Я
позволил ей вести меня.
       Тут же я почувствовал, что словно бы какое-то течение увлекает меня за
собой, и даже одежда у меня на спине как будто подталкивает меня вперед. Это
обстоятельство, плюс тот факт, что магический дизайн помещения был выполнен
(скорее всего, Юртом) крайне небрежно: сплошные колдобины под ногами, –
привял к тому, что я растянулся почти у самой цели. Хорошо хоть не свалился
в яму, набитую острыми кольями или наполненную кислотой. Или, допустим, в
логовище какого-нибудь голодного зверя. Нет, это был пол, вымощенный
зелеными плитками. Я поднялся на ноги. Маленькие огоньки вспыхивали вокруг
меня, и я увидел, что повсюду горит множество свечей.
       Еще до того, как я смог различить их цвет, я знал, что они зеленые.
       В этом я не ошибся. И другая моя догадка оказалась верной.
       Почти точно в таком же помещении я был совсем недавно. Лучи света, едва
проникающие каким-то образом сквозь высокий мрачный свод, служили
дополнительным освещением помимо свечей. Не хватало только портрета над
алтарям. Он был выложен из цветного стекла в оконном витраже. Среди цветов
преобладали зеленый и красный.
       Итак, здешним идолом был Бранд.
       Я пересек комнату, направляясь к алтарю. На нем, выдаваясь на несколько
дюймов из ножен, лежал Вэрвиндл.
       Я потянулся к нему и сжал его рукоять. Моим первым побуждением было
забрать его с собой, чтобы потом вернуть Люку. Но тут я заколебался. Это не
та вещь, которую я могу взять на похороны. Если же унести его отсюда и
спрятать где-нибудь – так ведь он и без того уже укрыт здесь достаточно
надежно. Раздумывая, я все еще держал его. Сила, исходящая от него,
напоминала ту, что излучал Грейсвандир, но была какой-то более светлой, не
такой суровой и грозной. Идеальный клинок для идеального героя. Такова
ирония судьбы.
       Я огляделся. Слева от меня на пюпитре лежала какая-то книга, на полу
изображена пентаграмма зеленого цвета, в воздухе пахло дымом, как будто
здесь недавно что-то жгли. Я лениво подумал: интересно, если я проделаю
дырку в стене, то что за ней окажется? Находится ли эта пещера где-нибудь
возле горной вершины? На дне озера? Под землей? А может, вообще парит где-то
в облаках?
       Что вообще все это значит? Во всяком случае, здесь ясно чувствуется
религиозный оттенок. Бенедикт, Корвин и Бранд были те трое, о которых я
знал. Их превозносят, чтут, преклоняются перед ними – мои родственники и
соотечественники? Или же эти тайные храмы скорее имеют пагубный характер по
отношению к тем, кому они посвящены?
       Я убрал руку с Вэрвиндла и подошел к нарисованной пентаграмме.
       Логрусово зрение не указывало на присутствие какой-либо опасности, но
исследование, проведенное с помощью кольца, обнаружило следы долгое время
назад совершавшихся на этом месте магических операций. Слишком слабые следы,
чтобы можно было что-то сказать об их природе, однако. В принципе, было
вполне возможно, продолжив их изучение, прояснить картину, но времени,
которое могло занять подобное мероприятие, у меня не было.
       Я с неохотой отступил. Интересно, носят ли здешние магические операции
характер воздействия на других людей, подчинения их воли своей собственной?
       Я встряхнул головой. Так или иначе, придется это отложить до следующего
раза. Я отыскал дорогу и двинулся по ней обратно, чувствуя, что и так уже
опаздываю.
       Взявшись за ручку дверцы шкафа, я попытался выбраться наружу, но
запутался в каких-то шмотках, которые там висели, и лишь с большим трудом
смог выпрямиться, после чего осторожно ступил в комнату. Затем я повесил
сваленную одежду на место и прикрыл дверцу. Предметы собственного гардероба
я швырнул на пол, вернулся в то обличье, в котором был утром, и разыскал к
нему свой прежний наряд. Мое кольцо ожило и задергалось, и сначала я решил,
что оно просто растягивается, приспосабливаясь к новому размеру моего
пальца. Наверное, и раньше так было, просто я не замечал. Интересно, что его
механизм, оказывается, способен действовать независимо от моей воли. Да и
вообще, я ведь почти ничего не знал об этой вещи, о том, какого
происхождения она могла быть. Я носил кольцо потому, что оно, несомненно,
представляло собой мощный источник магических сил и было весьма приемлемой
заменой Логруса, которого я теперь немного побаивался. Но сейчас, глядя на
то, как уютно оно примостилось на моем изменившемся пальце, обретя новые
размеры, я слегка насторожился. А что если это всего-навсего "ловушка для
дурака", которая обернется против меня в самый неподходящий момент?
       Я пару раз крутанул его вокруг пальца. Затем я мысленно потянулся к
нему, зная наперед, что это совершенно бесполезно, и мне понадобятся века
для того, чтобы проследить, куда уходит каждая из его силовых линий,
разыскать все скрытое волшебство, которым оно управляет. Все равно, что
совершить прогулку сквозь механизм швейцарских часов. Меня всегда одинаково
поражало изящество их оформления и громадное количество времени, необходимое
для их создания. Конечно, очень удобно всегда иметь под рукой тайное
магическое орудие, которое обнаруживает свое присутствие лишь в тех
обстоятельствах, когда это необходимо. До тех пор, пока...
       С другой стороны, ничего плохого оно мне не сделало – пока. К тому же
альтернативой был Логрус. Впрочем, с кем предпочтительнее иметь дело – сам
черт не разберет.
       Бормоча про себя ругательства, я привял в порядок одежду, а затем
мысленно сфокусировался на Башне Змеи и, как обычно, попросил свое верное
колечко отправить меня туда. Оно исполнило мою просьбу быстро и точно, как
будто я никогда не сомневался в нем и не относился к нему с
подозрительностью, уже начинающей переходить в паранойю.
       И вот я стоял у ворот застывшего пламени, которые вели к огромному
Храму Змеи на краю площади возле Границы Мира, рядом с Темницей Хаоса. Не
исключено, что в один прекрасный день отсюда можно было увидеть создание
Вселенной, а еще когда-нибудь станет возможным наблюдать за ее разрушением.
Ну а пока я смотрел на звезды, заполнившие пространство у меня над головой,
которое то складывалось, то распускалось вновь, подобно лепесткам
гигантского цветка. Почему-то вдруг, как если бы в моей жизни должна вскоре
произойти серьезная перемена, я начал вспоминать прошлое – Калифорнию;
учебу в колледже; плавание на "Звездной вспышке" вместе с Люком, Гейл и
Джулией; разговор с отцом после окончания великой битвы сил Эмбера и Хаоса;
путешествие с Виантой Бейль в страну винограда на восток от Эмбера; тот
долгий, насыщенный странными событиями день, когда я повял Корал осматривать
город; и сейчас, повернувшись и подняв к глазам чешуйчатую лапу, чтобы лучше
рассмотреть сверкающий остроконечный шпиль Селбена, – "Запад есть запад,
восток есть восток, и с мест они не сойдут" – подумал я. Долго ли? –
ирония, как обычно, пришла вслед за излишней сентиментальностью.
       Я повернулся снова и двинулся вперед, чтобы проводить в последний путь
Властителя Хаоса.


       Глава 9



       Вниз, вниз, в самый центр каменной громады, к границам времени и
пространства, за которыми – нескончаемое ничто... Я шел по коридору, чьи
стены были пламенем, неугасимым во веки веков, шел в своем хаосском теле, на
звук голоса, читающего из Книги Змеи, Что Обвивается Вокруг Древа Всего
Сущего, и наконец ступил в сводчатый грот, амфитеатром уходящий во тьму, где
присутствующие, одетые в красное, окружили чтеца и огромный катафалк, возле
которого он стоял. Я мог ясно видеть лежащего на катафалке Суэйвилла, чей
гроб наполовину засыпали ярко-красные цветы. Тонкие красные свечи горели
напротив входа в Темницу Хаоса, расположенного в нескольких шагах позади
них. Я осторожно прошел вдоль стены, вслушиваясь в слова, произносимые
Бэнкесом из Эмблераш, Верховным Жрецом Змеи. Они звучали настолько
отчетливо, как будто он стоял возле меня – акустика в Хаосе хорошая. Затем
я разыскал свободное место в последнем ряду, так что каждый, обернувшись,
мог меня заметить, и начал рассматривать знакомые лица. Дара, Мондор и Таббл
сидели впереди всех, – это означало, что именно они помогут Бэнкесу
опустить гроб с телом к границам вечности, когда придет время. Я вспомнил,
как в последний раз присутствовал на подобной церемонии – когда хоронили
Каина, в Эмбере, на берегу моря; и снова подумал про Блума и про то, какие
странные мысли приходят во время похорон.
       Я вздохнул. Юрта нигде не было видно. Джилва из дома Хендрейк сидела
двумя рядами ниже меня. Я начал всматриваться в глубокую тьму за Гранью.
Казалось, что я скорее смотрю вниз, чем вперед, – если эти понятия вообще
имели здесь какое-то значение. Через некоторое время я начал различать
мелькание светящихся точек, затем нахлынули разноцветные волны, напомнившие
мне тест Роршаха, и я, словно в полудреме, наблюдал за порхающими черными
бабочками, нависшими клубящимися облаками, человеческими лицами...
       Вздрогнув, я выпрямился, разгоняя свои грезы.
       Бэнкес закончил читать. Воцарилась тишина.
       Я уже хотел наклониться вперед и спросить кое-что у Джилвы, но тут
Бэнкес перешел к заключительной части церемонии. Я вздрогнул, вспомнив, что
это означает.
       Раздались первые звуки торжественного песнопения, и я увидел, как
Мондор, а за ним Дара и Таббл поднялись на ноги, прошли на возвышение и
присоединились к Бэнкесу возле гроба – Дара и Мондор в ногах, Таббл вместе
с Бэнкесом в головах. Распорядители и слуги также встали со своих мест и
начали гасить свечи, – до тех пор, пока только одна, самая большая из них,
не осталась гореть за спиной Бэнкеса, возле самой Грани. Тогда поднялись мы
все.
       Слабый, прерывистый и оттого производящий еще более жуткое
       впечатление свет огненной мозаики на противоположной стене едва
позволял различать какое-то движение внизу, начавшееся после того, как пение
прекратилось.
       Четыре фигуры, стоящие на возвышении, чуть наклонились, видимо, для
того, чтобы взяться за ручки гроба. Затем они снова выпрямились и двинулись
в сторону Грани. Один из распорядителей встал возле горящей свечи, готовясь
погасить и это последнее пламя в тот момент, когда останки Суэйвилла будут
преданы Хаосу.
       Еще полдюжины шагов... Три... Два...
       Бэнкес и Таббл поставили гроб на краю ниши в каменном полу и опустились
на колени рядом с ним, после чего Бэнкес начал нараспев произносить
заключительные слова погребального ритуала. Дара и Мондор продолжали стоять.
       Жрец замолчал, и тут же я услышал проклятие. Кажется, Мондор подался
вперед. Дара, наоборот, сделала шаг назад, едва не споткнувшись. Вслед за
этим раздался грохот от удара гроба о каменный пол. Слуга уже протянул руку
к свече, и через мгновение ее пламя погасло. Послышался звук трения о камень
чего-то тяжелого, – должно быть, гроб двигали вперед. И снова проклятья...
Темная фигура быстро отступила от Грани.
       Затем раздался вопль. Чей-то грузный силуэт промелькнул и исчез. Вопль
все удалялся, удалялся, пока, наконец, не затих.
       Я сжал левую руку в кулак, формируя с помощью кольца шар белого цвета
– он медленно вырастал из него, как мыльный пузырь из соломинки, пока не
достиг трех футов в диаметре, и тогда я подбросил его вверх. Внезапно вокруг
появилось множество точно таких же шаров: другие чародеи прибегли к
излюбленному способу освещения одновременно со мной, и сейчас все пещера
озарилась светом этих своеобразных ламп.
       Скосив глаза, я увидел Бэнкеса, Мондора и Дару, которые о чем-то
переговаривались, стоя возле Грани. Таббл и останки Суэйвилла бесследно
исчезли.
       Мои соседи уже повскакали с мест и устремились вперед. То же сделал и
я, вспомнив, что времени у меня в запасе остается совсем немного.
       Я перешагнул через сиденья нижнего ряда, повернул вправо и ухватил
Джилву за плечо.
       – Мерлин! – воскликнула она, резко обернувшись. – Таббл... он мертв,
да?
       – Похоже на то, – ответил я.
       – Что теперь будет?
       – Мне нужно смываться, – сказал я, – и чем быстрее, тем лучше.
       – Почему?
       – Через какое-то время все придут в себя и обнаружат, что произошло
еще одно политическое убийство, а уж тогда мне не позволят и шагу ступить
без охраны, – объяснил я. – Для меня это будет очень некстати, особенно
сейчас.
       – Почему некстати?
       – Долгая история. Но мне нужно поговорить с тобой. Не могла бы ты
уделить мне немного времени?
       Кругом царила полная неразбериха, нас то и дело толкали со всех сторон.
       – Хорошо, – произнесла она, видимо, только что осмыслив слова
"политическое убийство".
       – Что-то это место перестает мне нравиться, – обратился я к своему
кольцу, и спиральный вихрь, поднявшийся из него, закружил нас и унес прочь.


       x x x


       Мы стояли в окружении металлических деревьев. Джилва по-прежнему
сжимала мою руку, оглядываясь вокруг.
       – Что это за место? – спросила она.
       – Вряд ли я смогу дать точный ответ, – сказал я, – по некоторым
причинам, которые вскоре станут очевидными. Когда мы в прошлый раз виделись,
я хотел задать тебе один вопрос. Но сейчас у меня их два, и один из них
связан с этим местом, которое, кроме того, большую часть времени свободно от
чьего-либо присутствия.
       – Спрашивай, – произнесла она, поворачиваясь ко мне лицом. – Я
постараюсь тебе помочь. Хотя, если это важно, может быть, тебе лучше
обратиться к кому-то другому...
       – Да, это важно. Но у меня нет времени, чтобы просить аудиенции у
Белиссы. Речь идет о моем отце, Корвине из Эмбера.
       – Вот как?
       – Он был тот, кто убил Бореля из дома Хендрейк во время битвы Эмбера и
Хаоса.
       – Это мне известно.
       – После войны он вместе с королям Рэндомом приезжал сюда для участия в
обсуждении Договора о мире...
       – Да, – сказала она. – Это я тоже знаю.
       – ... А потом вдруг исчез, и никто, кажется, не знает, куда он мог
деться. Какое-то время я даже думал, что его нет в живых. Позднее, однако, у
меня появились доказательства того, что он не умер, но находится где-то в
заключении. Тебе что-нибудь известно об этом?
       Она вдруг резко отшатнулась.
       – Ты оскорбил меня! – воскликнула она. – Я поняла, на что ты
намекаешь!
       – Извини, но я должен был об этом спросить.
       – Наша семья знакома с понятиями чести! – продолжала она. – Мы
знаем, что на войне случаются удачи и промахи. Когда битва окончена, мы
принимаем все как есть и не делаем никаких тайных попыток к отмщению.
       – Еще раз прошу меня простить, – сказал я. – Мы ведь родственники,
ты знаешь, с материнской стороны...
       – Да, я знаю, – сказала она, отворачиваясь. – Это все, принц Мерлин?
       – Да, – ответил я. – Куда я должен тебя отправить?
       Помолчав некоторое время, она сказала:
       – Ты говорил, у тебя было два вопроса.
       – Забудь об этом. Я раздумал насчет второго.
       Она снова повернулась ко мне.
       – Почему? Почему я должна забыть? Потому что защищаю честь своей
семьи?
       – Нет. Потому что я тебе доверяю.
       – И что же?
       – И я не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
       – Ты имеешь в виду, что это опасно, поэтому решил меня не спрашивать?
       – Точно я не знаю, но возможно, что да, это опасно.
       – Кажется, ты снова хочешь оскорбить меня?
       – Боже упаси!
       – Тогда задавай мне свой вопрос.
       – Для начала мне придется показать тебе кое-что.
       – Показывай.
       – Даже если за этим придется карабкаться на дерево?
       – Неважно.
       – Тогда пошли.
       Я подвел ее к знакомому дереву и начал взбираться по нему. В моем
теперешнем обличье это оказалось легче легкого. Джилва не отставала от меня.
       – Вход здесь, – сказал я, – и сейчас я им воспользуюсь. Подожди
несколько секунд и следуй за мной.
       Я поднялся чуть выше и шагнул сквозь ствол. Ступив в пещеру, я быстро
окинул ее взглядом. Все было по-прежнему.
       Джилва вошла почти сразу вслед за мной, и я услышал ее глубокий
изумленный вздох.
       – Я знаю, на что я смотрю, – сказал я, – но не знаю, что я вижу,
если можно так выразиться.
       – Это храм, – ответила она, – посвященный одному из членов
эмберского королевского дома.
       – Ну да, Корвину, – согласился я. – Это то, на что я смотрю. Но что
я вижу? Откуда такое могло появиться здесь, при дворе Хаоса, в самом-то
деле?
       Она сделала несколько медленных шагов вперед, разглядывая отцовский
алтарь.
       – Полагаю, нелишним будет сказать, – добавил я, что это не
единственный подобный храм, который я видел по возвращении.
       Она протянула руку и слегка дотронулась до рукояти Грейсвандира. Затем
достала из-за алтаря коробку, в которой лежали свечи. Выбрав серебряную, она
зажгла ее от другой, укрепила в одном из многочисленных подсвечников и
поставила возле Грейсвандира. Кажется, в этот момент она прошептала что-то,
но я не смог разобрать слов.
       Когда она повернулась ко мне, я увидел, что она улыбается.
       – Странно, – заметил я, – Мы оба выросли здесь, но кажется, тебе
гораздо больше известно о некоторых вещах, чем мне.
       – Все очень просто, – ответила Джилва. – Ты уехал почти сразу после
войны, чтобы обучаться в чужих краях. Как раз в это время и начались
перемены, свидетельства которых находятся сейчас перед тобой.
       Она взяла меня за руку, подвела к скамье возле стены, и мы сели.
       – Никто на самом деле не думал, что мы проиграли войну, – начала она,
– хотя все сошлись во мнении, что Эмбер оказался блестящим противником.
Однако впоследствии начало шириться недовольство политикой правящего
королевского дома, политикой, которая привела нас к той войне и договору,
подписанному вслед за ее окончанием. Но, конечно, никто не намеревался
открыто противостоять Короне. Тебе известен консерватизм лордов Грани –
понадобилось бы что-то гораздо большее, чтобы заставить их выступить против
королевской власти. Вместо этого недовольство приняло иные формы. Неожиданно
резко возрос интерес к Эмберу. Биографии членов эмберской королевской
фамилии продавались нарасхват. Постепенно начало складываться что-то вроде
культа. Были построены храмы, – такие, как этот, – посвященные тем
эмберитам, чьи доблести кто-либо считал наиболее заслуживающими преклонения.
       Она остановилась, изучая мое лицо.
       – Все это слишком напоминало возникновение новой религии, –
продолжала она затем, – потому что даже официальный культ Змеи на какое-то
время оказался совершенно заброшенным. Тогда Суэйвилл объявил эмберскую
религию еретической и запретил ее. По-моему, это была ошибка. Если бы он так
не сделал, то все бы скоро заглохло само собой. Хотя, впрочем, не знаю. Но
то обстоятельство, что религия превратилась в подпольную, заставило многих
относиться к ней гораздо серьезнее, чем просто к одной из форм оппозиции
центральной власти. Я не знаю точно, сколько эмберских храмов существует в
различных знатных семьях, но тот, в котором мы сейчас находимся, несомненно,
один из них.
       – Любопытный социологический феномен, – произнес я. – Кумир вашей
семьи, конечно же, Бенедикт?
       Она засмеялась.
       – Ну, об этом нетрудно догадаться.
       – Мондор описывал мне его храм. Он говорил, что был очень удивлен,
когда, находясь у вас в гостях, увидел его, и совершенно не понимает, что
это должно означать.
       Она снова улыбнулась.
       – Он просто хотел посмотреть, как ты на это отреагируешь. На самом-то
деле такая практика общепринята. Кстати, я слышала, что одно время и он сам
придерживался новой религии.
       – Вот как? Откуда ты узнала?
       – Раньше он не делал из этого тайны, – еще до официального
запрещения.
       – И кого же он выбрал себе в покровители? – спросил я.
       Все чудесатее и чудесатее...
       – И ты действительно видела храм, воздвигнутый им в ее честь?
       – Да. До запрещения можно было свободно молиться своим эмберским
"друзьям" и просить их об услугах всякий раз, когда испытываешь очередной
приступ раздражения от королевской политики.
       – А после запрещения?
       – Публично все уверяли, что разрушили свои алтари, как и было
предписано. Но я уверена, что многие просто перенесли их в тайные убежища.
       – А о каких услугах обычно шла речь?
       – Это зависело от того, к кому обращаешься. Вообще-то я не знаю всех
подробностей организации эмберского культа. – Она обвела вокруг широким
жестом. – Между прочим, находиться здесь незаконно. Хорошо, что я не знаю,
где мы.
       – Полагаю, что так, – ответил я. – Интересно, существует ли какое-то
родство между храмовыми идолами и их реальными воплощениями? У Мондора,
насколько я знаю, действительно были какие-то дела с Фионой. Они
встречались, и однажды я даже присутствовал при этом. А еще кое-кто, о
котором мне известно, даже стащил одну вещь, принадлежавшую его... гм...
патрону, и хранит ее у себя. И вот это, – я поднялся, подошел к алтарю и
вытащил из ножен меч Корвина, – тоже реальная вещь. Я видел Грейсвандир и
раньше, мог дотронуться до него, подержать в руках. Это действительно он. Но
вот что странно – насколько я понимаю, отца здесь нет, – а между тем,
когда я видел его совсем недавно, клинок был с ним. Скажи, а насколько
согласуется с принципами нового культа держать своего патрона в заключении?
       – Я никогда не слышала ничего подобного, – отвечала она, – Но думаю,
такое в принципе возможно. Ведь на самом деле речь идет не о живом существе,
а о духе, которому поклоняются в каком-то определенном месте. Что же до
реального лица, то оно может находиться где угодно, в том числе и в
заключении.
       – Или быть давно умершим?
       – Или быть умершим, – подтвердила она.
       – Конечно, все это очень интересно, – произнес я, отходя от алтаря,
– но вряд ли поможет мне разыскать отца.
       Я снова подошел к ней, пройдя по мозаичному полу, на котором слева был
изображен (видимо, в соответствии с представлениями о Лабиринте Эмбера)
черно-белый узор, напоминающий тот, что встречается на восточных коврах, а
справа – Темница Хаоса.
       – Ты мог бы спросить у кого-нибудь знающего о том, как мог меч твоего
отца попасть сюда, – предложила она, поднимаясь.
       – Я уже пытался узнать об этом у одного вполне знающего лица, но так и
не получил удовлетворительного ответа.
       Я взял ее за руку, чтобы отвести обратно по той дороге, которой мы
пришли. Внезапно мы оказались стоящими рядом почти вплотную.
       – Я буду рада послужить будущему властителю Хаоса, насколько это в
моих силах, – произнесла она. – И хотя я не имею права говорить от имени
всего нашего дома, я уверена, что любой из Хендрейков поможет тебе, если
тебе придется оказать давление на то знающее лицо, о котором ты упоминал.
       – Спасибо, – сказал я, и мы обнялись. Ее чешуйки были прохладными. Ее
клыки растерзали бы в клочья мое человеческое ухо, но сейчас, когда я был в
хаосском обличье, они лишь слегка пощекотали его, и это было приятно. – Я
поговорю с тобой снова, если мне будет нужна помощь подобного рода.
       – Поговори со мной в любом случае.
       Мне было так хорошо, что на какое-то время я забыл обо всем, обнимая ее
и чувствуя ее объятия, до тех пор, пока не увидел на полу возле нас какую-то
тень.
       – Мас-стер Мерлин!
       – Глайт!
       – Она с-самая. Я случайно увидела, как ты вошел с-сюда. Человек или
демон, маленький или взрослый, – я тебя всегда узнаю.
       – Мерлин, кто это? – спросила Джилва.
       – Старый друг, – ответил я. – Глайт, познакомься с Джилвой. Джилва,
познакомься с Глайт.
       – Рада познакомитьс-ся. Но я пришла с-сказать, что одна ос-соба
с-скоро будет здес-ссь.
       – Кто?
       – Принцесса Дара.
       – Ох, Мерлин! – испуганно вскрикнула Джилва.
       – Теперь ты знаешь, где мы находимся, – сказал я ей. – Храни это про
себя.
       – Я пока еще дорожу своей жизнью, милорд. Что мы должны сейчас делать?
       – Глайт, иди ко мне, – позвал я, опускаясь на колени и протягивая
руку.
       Она взобралась по руке и уютно расположилась, обвившись вокруг нее. Я
поднялся, сжал запястье Джилвы другой рукой и начал мысленно
сосредотачиваться на том, чтобы переместиться отсюда с помощью кольца.
       Но тут я заколебался.
       Ведь в сущности даже неизвестно, где мы, черт побери, находимся. Выйдя
отсюда, с одинаковым успехом можно оказаться возле соседней двери, или на
расстоянии тысячи миль, или вообще угодить в совершенно незнакомое
Отражение. Все было бы проще, если бы я передал кольцу наши координаты и
назвал место назначения – если мы собирались возвращаться тем же путям. Но
я был уверен, что это займет слишком много времени.
       Я мог бы просто использовать его, чтобы сделать нас невидимыми. Но я
боялся, что мать с ее магической сверхчувствительностью все равно обнаружит
наше присутствие, пусть даже не на визуальном уровне.
       Я повернулся лицом к ближайшей стене и осторожно прощупал ее одной из
силовых линий кольца, чтобы выяснить, что находится за ней. Так, хорошо. Во
всяком случае, мы точно не под водой, не в озере кипящей лавы и не в зыбучих
песках. Похоже, там лесная поляна.
       Я подошел к стене и переправил себя и Джилву сквозь нее прямо туда.
       Сделав несколько шагов и оказавшись в самом центре поляны, я оглянулся
и увидел заросший травой холм без малейших признаков какой-либо тропинки,
ведущей от его подножия. Мы стояли под голубым небом, оранжевое солнце почти
касалось вершины холма. Птичий гомон и гудение насекомых раздавались вокруг
нас.
       – Какая вкус-снота! – внезапно воскликнула Глайт, соскальзывая с моей
руки и исчезая в густой траве.
       – Не уходи далеко! – предупредил я ее и повел Джилву в сторону от
холма.
       – Мерлин, – сказала она, – честно говоря, я испугана всем тем, что я
узнала.
       – Я никому не расскажу об этом, и ты тоже не рассказывай. Если хочешь,
я могу даже стереть все твои воспоминания, начиная с того момента, как я
увял тебя с похорон.
       – Нет, позволь мне сохранить их. Я бы даже хотела, чтобы их было
больше.
       – Сейчас я точно определю, где мы находимся, и отошлю тебя обратно до
того, как твое отсутствие успеют заметить.
       – Но я могу подождать вместе с тобой, пока Глайт охотится...
       Я думал, что вслед за этим она произнесет что-нибудь вроде: "Ведь я,
возможно, никогда больше тебя не увижу..." – а после того, как Тмер и Таббл
выбыли из игры, такое действительно было очень даже возможно. Но нет, она
умела хорошо владеть собой, – недаром ее воспитали в семье, где воинская
доблесть ценилась превыше всего. Она насчитывала более тринадцати зарубок на
рукояти своего широкого меча, как я узнал впоследствии, – и конечно же, она
была слишком горда для того, чтобы открыто давать волю чувствам – да еще в
присутствии того, кто, вероятно, станет ее будущим монархом.
       Когда спустя некоторое время Глайт вернулась, я сказал:
       – Спасибо тебе за все, Джилва. Но сейчас я собираюсь вернуть тебя на
похороны. Если кто-то случайно видел нас вместе и захочет узнать, где я, то
скажи, что я упоминал о своем намерении отправиться в тайное убежище.
       – Но если тебе действительно нужно убежище...
       – Предоставь это мне. Мы обязательно увидимся позже.
       Вслед за этим я перенес ее в башню возле самых границ небытия.
       – Прекрас-сный был обед, – заметила Глайт, а я начал перевоплощаться
в человеческий облик (это мне всегда удается легче, чем обратная
трансформация).
       – Глайт, мне нужно, чтобы ты отправилась в скульптурный зал во дворце
Савалла...
       – И что я должна буду с-сделать, мас-стер?
       – Подождать, пока не появится такой круг света... в общем живой. Зовут
его Колесо-Призрак. Как только ты его увидишь, скажи, чтобы немедленно
отправлялся ко мне.
       – А что мне с-сказать нас-счет того, где он должен тебя ис-скать?
       – Я и сам этого не знаю, но он хорошо разбирается в таких вещах.
       – Тогда перенес-си меня. И ес-сли во время твоего путешес-ствия никто
тебя не с-съест, заходи как-нибудь вечерком и рас-сскажи с-свою ис-сторию.
       – Обязательно.
       Я мгновенно перенес Глайт на одно из деревьев в каменном саду, гадая,
шутила она или нет, произнося последнюю фразу. Если да, то странное чувство
юмора у этих пресмыкающихся, ей-богу!
       Я вызвал себе новую одежду красных и серых тонов, а также кинжал и
шпагу.
       Мне было интересно, зачем мать приходила в свое тайное святилище, но я
все же решил удержаться от того, чтобы шпионить за ней. Я поднял руку с
кольцом и смотрел на него какое-то время, затем снова опустил руку. У него,
конечно, хватило бы сил отправить меня в Кашфу, но я не знал, сколько
времени прошло с того момента, как я там был последний раз. Возможно, Люк
уже уехал. Я достал Карты, которые еще с утра положил в карман своей
человеческой одежды, и вытащил козырь Люка.
       Прошло довольно много времени, прежде чем карта стала холодной, и я
ощутил его присутствие.
       – Кто? – спросил он. – Мерль, ты?
       Изображение на карте расплылось, изменяясь, и я увидел его верхом на
лошади в окружении наполовину фантастического пейзажа.
       – Да, – ответил я. – Я так и подумал, что тебя уже нет в Кашфе.
       – Точно, – подтвердил он. – Ты где?
       – На каком-то Отражении. А ты?
       – Будь я проклят, если знаю. Мы уже черт знает сколько времени едем по
этому черному следу, и все, что я могу сказать: "на каком-то Отражении", как
и ты.
       – О, как ты обнаружил след?
       – Не я, а Нэйда. Я по-прежнему ничего не вижу, но у нее, кажется, нет
проблем с ориентировкой. Может, со временем и я стану его различать. Чтоб им
провалиться – тем, кто его оставил!
       – Нэйда сейчас с тобой?
       – Да. Она говорит, мы уже скоро их догоним.
       – Тогда проведи меня.
       – О'кей, двигай.
       Он протянул руку. Я ухватился за нее и сделал шаг вперед. Люк спешился
и пошел рядом со мной, держа лошадь под уздцы.
       – Привет, Нэйда, – сказал я, поворачиваясь к ней, и с удивлением
заметил справа от нее еще какого-то мрачного типа верхом на черной лошади.
       Она улыбнулась.
       – Мерлин, – сказала она. – Привет.
       – Как насчет "Мерль"? – спросил я.
       – Если желаешь.
       Тип на черной лошади повернулся и уставился на меня. Совершенно
рефлекторно я потянулся к кольцу, вызывая смертельный разрушающий удар, еще
до того, как успел сообразить, что это я делаю, так что даже сам испугался.
Воздух между нами заполнился едким дымом, и я услышал звук, напоминающий
скрежет тормозов, когда автомобиль резко въезжает на тротуар, чтобы
предотвратить неминуемое столкновение.
       Это был тот самый здоровенный белокурый сукин сын, с которым мне уже
доводилось встречаться раньше, одетый в желтую рубашку, черные брюки и
черные сапоги и увешанный оружием. На шее у него висел медальон с
изображением льва, терзающего единорога. Всякий раз, когда я видел этого
человека или слышал о нем, он оказывался замешанным в какую-нибудь пакость,
– и однажды, помнится, едва не убил Люка. Он был военный наемник, а потом
разбойник с большой дороги, – этакий Робин Гуд из Эреньора, – и, кроме
того, заклятый враг Эмбера – незаконный сын его правителя Оберона. Я знал,
что чуть ли не во всех королевствах, входящих в Золотой Круг, за его голову
объявлена награда. С другой стороны, он и Люк долгое время были приятелями,
и Люк уверял меня, что он, в общем-то, не так уж и плох. Короче, это был мой
дядя Далт, и, глядя на него, я подумал, что если он вдруг сделает чересчур
резкое движение, то его рубашка, чего доброго, разорвется под напором
мускулов.
       – А это мой военный советник, Далт, – сказал Люк. – Ты его должен
помнить.
       – Да уж помню.
       Далт с интересом разглядывал черные нити тумана, плавающие между нами,
как сигаретный дым. Затем, как ни странно, слегка улыбнулся.
       – Мерлин, – сказал он. – Принц Эмбера и Хаоса. Человек, который
вырыл мне могилу.
       – Как это? – удивился Люк.
       – Небольшое выяснение отношений, – отвечал я. – У тебя хорошая
память, Далт. На лица.
       Далт ухмыльнулся.
       – Трудно забыть такую вещь, как могила, которая вдруг сама собой
разверзается у тебя под ногами, – сказал он. – Но я не собираюсь драться с
тобой, Мерлин.
       – И я с тобой тоже – по крайней мере, сейчас.
       Он хмыкнул, и я хмыкнул в ответ; наше знакомство, таким образом, можно
было считать состоявшимся. Я отвернулся и зашагал рядом с Люком.
       – Дорога сама по себе не доставляет вам неудобств?
       – Нет, – отвечал он. – Ничего похожего на те истории, которые мне
доводилось слышать о Черной Дороге. Иногда становится холодно, но ничего в
самом деле угрожающего не происходит. – Он посмотрел под ноги и
ухмыльнулся. – Хотя у нее и ширина-то всего несколько ярдов, причем это еще
в лучшем случае.
       – И тем не менее, – сказал я, осторожно исследуя дорогу с помощью
Логрусова зрения, – вполне возможно, что она все же таит в себе опасность.
       – А мне кажется, что удача нам сопутствует, и так будет продолжаться и
впредь.
       Нэйда снова засмеялась, и я почувствовал себя дураком. Ведь присутствие
ти'га не менее надежно, чем мое собственное, нейтрализовало разрушительный
эффект хаосской дороги, проложенной через владения Порядка.
       – Ну что ж, пожалуй, ты и впрямь не ошибаешься, говоря, что удача тебе
сопутствует.
       – Тебе нужна лошадь, Мерлин, – немного погодя заметил Люк.
       – Ты прав, – согласился я.
       Боясь обнаружить свое теперешнее местонахождение, я не стал вызывать
Логрусову магию, тем более, что мое кольцо, насколько я знал, могло быть
использовано аналогичным образом. Я послал ему волевой импульс и стал
следить за тем, как оно продвигается все дальше, дальше... Есть! Кажется,
сработало.
       – Они могут показаться впереди в любую минуту, – сказал я. – Ты
можешь что-нибудь сказать о том, где они сейчас?
       – Об этом знает Нэйда, – объяснил Люк. – У нее какой-то удивительный
способ общения с сестрой, – не говоря уже о том, что эта дорога сама по
себе обостряет магическую чувствительность. И Нэйде также много известно о
демонах.
       – О, так, стало быть, нам предстоит встреча с демонами? – спросил я,
обернувшись к ней.
       – Да, те четверо, что похитили Корал, носят демонское обличье, –
сказала она. – Кажется, они направляются к башне, которая стоит возле
дороги впереди нас.
       – Далеко до нее? – спросил я.
       – Трудно определить расстояние, когда путешествуешь сквозь Отражения.
       Наша дорога, которая представляла собой полосу почерневшей, как бы
выжженной травы (этот эффект распространялся также и на ветви деревьев и
кустов, нависавшие над ней), сейчас пролегала вдоль холмистой возвышенности.
Я несколько раз сходил с дороги и снова ступал на нее, и все время мне
казалось, что она становится шире и нагревается, когда меня на ней нет.
Сейчас она уже мало чем напоминала тот едва заметный след, который почти
невозможно было обнаружить в Кашфе – настолько мы углубились во владения
Логруса.
       Мы миновали очередной поворот, и тут я услышал ржание откуда-то справа.
       – Я скоро вернусь, – произнес я, сходя с дороги и направляясь к роще,
где росли деревья с овальными листьями. – Кажется, мне пришла посылка.
       До меня донеслись топот и фырканье, и я пошел на эти звуки, пробираясь
сквозь темные заросли.
       – Эй, подожди! – окликнул меня Люк. – Мы не должны разделяться.
       Но деревья здесь росли очень плотно, так что вряд ли можно было
проехать верхом. Поэтому я крикнул в ответ: "Не беспокойся!" – и продолжал
двигаться вперед.
       А, так вот почему он здесь.
       Полностью оседланный и взнузданный, он запутался поводьями в густых
ветвях, и, проклиная все на свете на своем лошадином языке, мотал головой из
стороны в сторону и бил землю копытом. Я остановился, в изумлении глядя на
него.
       Честно говоря, первая моя мысль была о том, что уж лучше бы мне вызвать
пару адидасовских кроссовок и пробежаться в них по Отражениям, чем ехать на
животном, комментарии по поводу которого в конце концов доведут меня до
белого каления. Или вызвать, скажем, велосипед. Да что уж там, лучше уж
вообще проскакать верхом на палочке!
       И надо сказать, у меня были основания для подобных размышлений. Вообще
я не то что не умею управляться с лошадьми, но езжу на них довольно редко и
не испытываю к ним особой привязанности. Конечно, у меня никогда не было
такого коня, как Джулианов Моргенштерн, или отцова Звездочка, или
Глемдэннинг – конь Бенедикта, – они настолько же превосходили обычных
лошадей сроком жизни, силой и выносливостью, насколько эмбериты по всем этим
параметрам были выше обитателей большинства Отражений.
       Я посмотрел по сторонам в надежде обнаружить законного владельца, но
вокруг никого не было видно.
       – Мерлин! – услышал я голос Люка, но не стал откликаться. Вместо
этого я двинулся вперед, стараясь ступать как можно тише – мне не хотелось,
чтобы он нашел меня здесь. – С тобой все в порядке?
       А я просто хотел привести в порядок эту лошадь – с ней обязательно
надо было что-нибудь сделать, прежде чем мои спутники ее увидят.
       Но тут я обнаружил, что не могу оторвать глаз от этого совершенно
очаровательного животного – с ног до головы оно было в черную и оранжевую
полоску, точно тигр. Этим оно немного напоминало Глемдэннинга – черного
цвета, с красной гривой и хвостом. Я не знаю, на каком Отражении Бенедикт
его нашел, но это место, безусловно, заслуживало существования.
       Я сделал еще шаг вперед.
       – Мерль! Случилось что-то?
       Мне не хотелось кричать в ответ, чтобы не испугать бедное животное. Я
протянул руку и погладил его по шее.
       – Все хорошо, – сказал я ему. – Ты мне нравишься. Сейчас я тебя
отвяжу, и мы будем друзьями, о'кей?
       Одной рукой я принялся распутывать поводья, а другой продолжал гладить
его шею и плечи. Когда он наконец освободился, то не стал вырываться и
убегать, но вместо этого, казалось, начал внимательно изучать меня.
       – Пошли, – сказал я, наматывая поводья на руку. – Вот сюда.
       Я повял его за собой, продолжая разговаривать с ним, и когда мы уже
были почти у самой дороги, обнаружил, что действительно успел к нему
привязаться. Выйдя из зарослей, я едва не наткнулся на Люка с обнаженной
шпагой в руке.
       – Господи! – воскликнул он. – Теперь я понимаю, почему тебя так
долго не было! Ты, должно быть, раскрашивал этого конягу!
       – Что, здорово получилось, а?
       – Отлично! Если ты надумаешь его продавать, я могу предложить хорошую
цену.
       – Не думаю, что захочу с ним расставаться.
       – Как ты его назовешь?
       – Тигр, – незамедлительно ответил я и уселся на него верхом.
       Мы направились к дороге, и я заметил, что даже на лице Далта появилось
что-то вроде одобрения, когда он увидел моего коня. Нэйда протянула руку и
погладила его черно-оранжевую гриву.
       – Теперь мы сможем успеть вовремя, – сказала она, – если поспешим.
       Я тронул поводья и завел Тигра на дорогу. Я предвидел возможные
варианты его реакции, припомнив кстати и то, что рассказывал мой отец о
влиянии подобных дорог на поведение животных. Но Тигр оставался спокойным,
так что я тоже смог вздохнуть свободно и расслабиться.
       – Вовремя для чего? – спросил я у Нэйды, когда мы двинулись вперед в
нашем прежнем порядке: Люк впереди, Далт следом за ним справа, Нэйда слева,
я справа от нее и немного позади.
       – Точно я не знаю, – отвечала она, – потому что Корал все еще в
       бессознательном состоянии. Однако я чувствую, что она не движется
дальше, и отсюда можно заключить, что те, кто ее похитил, остановились в
башне, о которой я уже говорила – там, где наша дорога расширяется.
       – Вот как? – спросил я. – Тебе, может быть, удается даже определить
коэффициент расширения, исходя из величины расстояния, которое мы уже
прошли?
       – У меня обширные познания, – сказала она, улыбаясь. – Забыл?
       Она внезапно отвернулась, искоса бросив взгляд в сторону Люка. Он
по-прежнему ехал впереди нас, глядя на дорогу, хотя иногда оборачивался к
нам.
       – Ах, чтоб тебе, – тихо сказала Нэйда по-английски. – Сейчас, когда
я снова с вами обоими, я вспоминаю колледж. Еще немного, и я заговорю...
       – По-английски, – закончил я.
       – А что, я сказала это по-английски?
       – Да.
       – Вот черт. Придумай что-нибудь, если я снова проговорюсь, ладно?
       – Хорошо, – сказал я. – Но, кажется, у тебя сохранились приятные
воспоминания о времени, проведенном на Отражении Земля, несмотря на то, что
ты находилась там не по своей воле, а выполняла принудительную работу,
которую моя мать тебе поручила. К тому же, вряд ли найдется еще одна ти'га с
дипломом Калифорнийского университета.
       – Да, это было прекрасное время. Единственное, что меня беспокоило –
я никак не могла разобраться, кто из вас есть кто. В остальном – я провела
в колледже самые счастливые дни в моей жизни, встречаясь с Люком и с тобой.
Я пыталась узнать у вас имена ваших матерей, чтобы выяснить, кого же
все-таки мне поручено защищать, но вы оба такие скрытные...
       – По-моему, это у нас в генах, – заметил я. – Я также получал
удовольствие от общения с Виантой Бейль – и высоко ценю твою защиту и в
других случаях.
       – Я ужасно переживала, когда Люк начал свои ежегодные покушения на
твою жизнь. Если он был сыном Дары, который нуждался в моей защите, он бы
вряд ли стал это делать. Но так было. К тому времени я уже очень привязалась
к вам обоим, но все, что я знала – это то, что вы оба эмберской крови. Я не
хотела причинять вреда ни одному из вас. Самое ужасное для меня началось,
когда вы почти одновременно уехали – я была уверена, что Люк собирается
заманить тебя в горы Нью-Мехико, чтобы там наконец убить. Тогда я уже
подозревала, что именно тебя должна защищать, но еще не была до конца
уверена. Я любила Люка. Я вселилась в тело Дэна Мартинеса, взяла с собой
пистолет и последовала за ним. Я знала, что, если он действительно
попытается тебя убить, то заклятие, наложенное твоей матерью, заставит меня
помешать ему любой ценой – даже если для этого мне придется в него
выстрелить.
       – Но ведь ты выстрелила первой! Мы в тот момент просто стояли на
обочине дороги и разговаривали. Его выстрел был сделан в целях самозащиты.
       – Я знаю. Но что-то говорило мне, что ты подвергаешься опасности. Он
привел тебя в такое место, которое было идеальным для...
       – Нет, – перебил я. – Ты нарочно промахнулась, чтобы сделаться
мишенью для ответного удара.
       – Я не понимаю, о чем ты говоришь.
       – Вместо того, чтобы стрелять в Люка, ты предпочла создать такую
ситуацию, при которой он был вынужден стрелять в тебя.
       – Но я не могла этого сделать! Заклятье твоей матери...
       – Может быть, ты это сделала бессознательно. Возможно, нечто, более
сильное, чем заклятие, заставило тебя так действовать.
       – Ты действительно так думаешь?
       – Да, и тебе тоже следует это признать, теперь, когда ты свободна от
заклятия. Моя мать говорила мне об этом, и, кажется, ты тоже.
       Она кивнула.
       – Я не знаю точно, когда и как это произошло, но я почувствовала это,
– хотя я по-прежнему готова защитить тебя, если тебе будет угрожать
опасность. Я так рада, что вы с Люком стали друзьями, и...
       – Тогда зачем все эти тайны? – спросил я. – Почему бы тебе не
сказать ему, что ты была Гейл? Мне кажется, для него это будет чертовски
приятная новость.
       – Ты не понимаешь, – возразила она. – Ведь мы с ним тогда
поссорились, помнишь? А теперь как будто впервые встретились. Он... мне
кажется, я ему нравлюсь. Но я боюсь ему сказать: я та самая девушка, с
которой ты поссорился на Отражении Земля. Что если он начнет вспоминать,
отчего это произошло, и еще раз убедится, что был прав, когда решил порвать
со мной?
       – Глупости, – сказал я. – Я, конечно, не знаю, что у него были
причины для этого – он мне никогда о них не говорил. Но я уверен, что они
были не те, о которых ты думаешь. Я знаю, что ты ему действительно очень
нравилась. И я уверен, что на самом деле он решил порвать с тобой оттого,
что собирался возвращаться в Эмбер, где ему предстояла тяжелая и опасная
работа. Он понимал, что не сможет взять с собой туда девушку из Отражения.
Ты слишком хорошо играла свою роль.
       – Так ты из-за этого порвал с Джулией? – спросила она.
       – Нет.
       – Извини.
       Я заметил, что наша дорога теперь стала еще на один фут шире, чем
раньше. Так что я занялся математическими подсчетами и выбросил все
остальное из головы.


       Глава 10



       Так мы и ехали: шесть шагов по городской улице, под звуки автомобильных
гудков и скрежета тормозов; четверть мили вдоль черного песчаного пляжа,
окаймляющего зеленую морскую гладь, мимо рядов пальм, колышущихся слева от
нас; по заснеженному полю; под каменной аркой древнего моста, вдоль
высохшего и потемневшего речного русла; сквозь прерию; через лес, – и за
все это время Тигр ни разу не подавал каких-либо признаков беспокойства –
даже когда Далт случайно врезался обутой в тяжеленный сапог ногой в ветровое
стекло чьей-то машины и заодно поломал антенну.
       Дорога продолжала расширяться – сейчас она была примерно вдвое шире,
чем в первый раз, когда я ее увидел. Теперь она полностью захватила деревья,
росшие вдоль ее обочин, и они стояли, черные и застывшие, похожие на
негативы своих собратьев, которые росли в нескольких футах дальше. Листья и
ветви этих последних иногда начинали колебаться, хотя вокруг нас никакого
ветра не было. Наши голоса и стук лошадиных копыт звучали как-то
приглушенно. Наш курс оставался прежним. Вокруг царила сумеречная атмосфера,
– между тем мы сделали всего несколько шагов с того момента, как день был в
разгаре, а еще немного раньше стояла глухая ночь. На ветвях черных деревьев
сидели птицы, тоже, казалось, застывшие навечно, но временами они начинали
двигаться, и те резкие каркающие звуки, которые иногда доносились до нас,
также, по-видимому, издавали они.
       Однажды справа от нас выросла завеса бушующего пламени; в другой раз мы
проехали вблизи подножия гигантской ледяной скалы. Дорога все расширялась.
Конечно, ей было далеко до великой Черной Дороги, которую Корвин описывал
мне в своем рассказе, – но она была уже достаточно широка для того, чтобы
мы вчетвером могли ехать по ней в один ряд.
       – Люк! – позвал я через какое-то время.
       – Да? – откликнулся он слева от меня. Нэйда ехала возле меня справа,
а Далт – справа от нее. – Что тебе?
       – Я не хочу быть королям.
       – Совсем как я. Что, сильно тебя этим достают?
       – До такой степени, что, боюсь, стоит лишь мне вернуться в Хаос, меня
тут же схватят и насильно коронуют. Всех остальных претендентов устранили.
Они собираются посадить меня на трон, женить на Корал...
       – Кстати, – перебил Люк, – у меня по этому поводу два вопроса.
Первый: это уже решено окончательно?
       – Вроде бы да. Похоже, Логрус вбил себе в голову, что так должно быть
– по крайней мере, на время. Ну и наши политики тоже, кажется, склоняются к
этому...
       – И второй, – продолжал он. – Если даже ты на самом деле испытываешь
к своим будущим владениям те же чувства, что я по отношению к Кашфе, ты ведь
все равно не оставишь их на произвол
       судьбы, – хотя бы и пришлось частично пожертвовать личным
благополучием. Пусть ты не собираешься занимать трон, но у тебя должен быть
какой-то другой вариант решения проблемы. Вот об этом я и хотел спросить.
       Я кивнул. Дорога в этом месте резко сворачивала налево, поднимаясь на
вершину холма. Что-то небольшое и темное прошмыгнуло у нас под ногами,
пересекая нам путь.
       – Действительно, у меня была одна... так, не то чтобы идея...
кое-какие наметки, которые мне хотелось бы обсудить с моим отцом.
       – С кем? – удивился Люк. – Ты уверен, что он еще жив?
       – Я не так давно разговаривал с ним – очень недолго, правда. Он
находится где-то в заключении. Мне известно об этом месте только то, что оно
расположено во Дворе Хаоса – потому что я только там смог связаться с ним
по Карте, больше нигде.
       – Расскажи мне об этом, – попросил он.
       Я рассказал – про черную птицу и про все остальное.
       – Стало быть, кто-то здорово следит за тем, чтобы он как-нибудь не
изловчился удрать оттуда, – заметил он. – Думаешь, это твоя мать?
       – Да, – неохотно ответил я.
       – Я-то думал, у меня у одного с матерью проблемы. Оказывается, у тебя
то же самое.
       – Еще бы, – подтвердил я. – Интересно, как нам с тобой удалось
остаться нормальными, при таком-то воспитании?
       Люк уставился на меня и смотрел несколько секунд в полном молчании.
Затем начал хохотать.
       – Ну, то есть я хочу сказать, что лично я себя чувствую нормальным, –
добавил я.
       – Конечно-конечно, – быстро подтвердил он, – а это главное.
Скажи-ка, а если случится так, что дело дойдет до поединка между вами, ты
сможешь одолеть Дару?
       – Трудно сказать, – ответил я. – Я стал сильнее, чем раньше, с тех
пор, как ношу это кольцо. Но в то же время я убедился, что и она сильнее,
чем можно было предполагать.
       – А что за кольцо?
       Я рассказал ему и о кольце тоже.
       – Так это с его помощью ты так здорово отколошматил Юрта тогда в
церкви?
       – Ага.
       – Дай-ка я на него посмотрю.
       Я попробовал стянуть кольцо, но оно застряло возле сустава и не
снималось. Тогда я просто вытянул руку. Люк потянулся к нему, но его пальцы
застыли в дюйме от кольца.
       – Кажется, оно меня удерживает, Мерль, – сказал он. – Вот маленькая
дрянь!
       – Черт! – сказал я. – Я тут ни при чем, во всяком случае. – Я снова
взялся за кольцо, потянул его чуть сильнее, и оно неожиданно соскользнуло с
пальца. – Держи.
       Люк надел его на указательный палец правой руки и, прищурясь, начал
разглядывать. Внезапно я почувствовал головокружение. Эффект отдачи? Я с
усилием выпрямился, задержал дыхание на несколько секунд, потом выдохнул.
       – Тяжелое, – наконец сказал Люк. – В нем чувствуется мощь... и еще
что-то. Хотя оно не позволяет мне проникнуть в сосредоточие его сил.
       Он отвел руку.
       – Я как будто ощущаю это в самом воздухе вокруг нас, – продолжал он
затем. – Мерль, кажется, эта штука оказывает магическое воздействие на
каждого, кто ее носит.
       Я пожал плечами.
       – Во всяком случае, это благотворное воздействие. Оно никогда не
причиняло мне вреда, наоборот, здорово помогало во многих случаях.
       – Ты действительно уверен, что можешь доверять вещи, которая попала к
тебе таким странным образом, что это больше смахивает на заранее
подстроенный трюк, которая заставила тебя оставить Фракир, когда тот
попытался предостеречь тебя от нее, и о которой ты сам знаешь, что она
способна оказывать влияние на твой образ действий?
       – На первых порах я и правда ощущал себя с ним немного неуютно, но мне
кажется, что это было просто побочное воздействие процесса адаптации к более
высокому магическому уровню.
       – Как ты можешь говорить с такой уверенностью? Может, оно просто
притворяется, чтобы тебя одурачить.
       – Я что, похож на человека, которого одурачили?
       – Нет. Я просто пытаюсь тебе втолковать, что не следует доверять вещи
столь сомнительного происхождения.
       – Может, ты и прав, – согласился я. – Но как бы то ни было, до сих
пор оно не приносило мне ничего кроме пользы, а опасности, о которых ты
говоришь, чисто гипотетические. Считай, что ты меня предупредил, и позволь
мне и дальше испытывать судьбу.
       Он снял кольцо с пальца и протянул мне.
       – Ну как хочешь. Но предупреждаю: если мне и впрямь покажется, что оно
творит с тобой что-то неладное, я как следует тресну тебя по башке и заберу
его у тебя.
       – Прекрасно, – ответил я, надевая кольцо. Тут же я ощутил прилив
энергии, как будто восстановилось действие какого-то механизма у меня
внутри.
       – Если ты не уверен, что тебе удастся с помощью силы получить
информацию у твоей матери, – помолчав, спросил Люк, – каким образом ты
собираешься найти Корвина и освободить его?
       – Есть вещи, которые выясняются по ходу дела, – ответил я. – Самый
простой способ – выломать дверь. Я имею в виду, что разошлю во все стороны
силовые линии кольца и одновременно попробую связь через Карту. Как только я
почувствую какой-то отклик, я тут же брошу все силы в этом направлении,
заблокирую магическую защиту, которая обнаружится на моем пути и уничтожу
ее.
       – Но это опасный способ.
       – Я не вижу ни одного способа, который таковым не является.
       – Тогда почему ты раньше его не попробовал?
       – Он пришел мне в голову совсем недавно, и с тех пор у меня еще не
было времени его осуществить.
       – Так или иначе, тебе понадобится помощь, – заметил он. – Можешь на
меня рассчитывать.
       – Спасибо, Люк. Я...
       – А теперь насчет работы королям. Что произойдет, если ты просто
откажешься занять трон? Кто там следующий на очереди?
       – Если ты говоришь о доме Савалла, там дела обстоят несколько
запутанно. По идее, у Мондора все права на то, чтобы идти первым, но он еще
много лет назад дал понять, что такие вещи его не интересуют.
       – Почему?
       – Он мотивировал свой отказ тем, что неспособен достойно управлять
королевством.
       – Ты уж извини, Мерль, но, по-моему, он единственный из вас, кто,
наоборот, способен на это.
       – О, несомненно, – подтвердил я. – Хотя во многих других знатных
семействах есть такие, как он. Обычно это номинальный и фактический глава
дома, который занимается представительством и одновременно всякими тайными
интригами. Мондор любит закулисную атмосферу.
       – В вашем доме, кажется, даже две подобные личности.
       – Я точно не знаю. Мне неизвестно, какой сейчас у Дары статус, в доме
ее отца – Хельграма, или ее матери – Хендрейк. Но вполне возможно, что
начнется неслабая заварушка и внутри самого дома Савалла, когда будет точно
известно, что следующего монарха решено выбрать оттуда. И чем больше я узнаю
о Мондоре, тем больше опасаюсь того, какой оборот могут принять события.
Они, похоже, скооперировались с Дарой...
       – Значит, за ним идешь ты, а потом Юрт, так?
       – Вообще-то за мной идет Деспил. Юрт говорил, что вроде бы Деспил
собирается ему уступить, но мне кажется, что он выдает желаемое за
действительное. Не думаю, чтобы Деспил с такой легкостью отказался от своих
законных притязаний. Но теперь Юрт сам заявляет о том, что корона его больше
не интересует.
       – Ха! Нашел кому поверить! Лично я думаю, что он просто изменил
тактику. Тебе слишком часто удавалось одержать над ним верх, и теперь он
собирается отплатить тебе сполна. Так что вели своему кольцу охранять тебя
получше.
       – Не знаю... – сказал я. – Мне хочется ему верить... Хотя он
потратил много времени, чтобы убедить меня, насколько это будет нелегко.
       – Ну хорошо, допустим, все вы отказываетесь. Тогда кто следующий?
       – Не могу сказать наверняка, но, должно быть, кто-то из Хендрейков.
       – Черт возьми, как там у вас все закручено. Почище, чем в Эмбере!
       – Да нет, какое там закручено. Немного запутано, вот и все, и только
до тех пор, пока ты как следует не изучишь все веревки.
       – По-моему, самое время тебе рассказать о том, что ты предпринимаешь в
этом направлении.
       – Хорошая идея.
       Я рассказывал долго, иногда прерываясь, чтобы утолить голод и жажду. За
это время мы дважды останавливались на отдых, и в такие моменты я еще
сильнее чувствовал, насколько я устал. Когда я полностью ввел Люка в курс
дел, то в очередной раз вспомнил, что мне давно бы следовало рассказать обо
всем и Рэндому тоже. Но я был почти уверен в том, что если я сейчас с ним
свяжусь и попробую это сделать, он тут же прикажет мне возвращаться обратно
в Эмбер. И тогда мне действительно придется возвратиться, – я не мог не
подчиниться королевскому приказу, несмотря на то, что и сам был уже без пяти
минут король Хаоса.
       – Мы приближаемся, – через некоторое время объявила Нэйда, и я
заметил, что дорога стала еще шире, как она и предсказывала. Я зачерпнул
немного разлитой вокруг энергии, ввел ее внутрь, подождал, пока она
усвоится, и двинулся дальше.
       Еще через несколько минут Нэйда сказала:
       – Теперь совсем близко.
       – Что, прямо за следующим поворотом? – спросил Люк.
       – Может быть, – отвечала она. – Я не могу сказать точнее из-за того
состояния, в котором находится Корал.
       Немного позже мы услышали отдаленные возгласы.
       Люк натянул поводья.
       – Там что-то вроде башни, – сказал он.
       Нэйда кивнула.
       – Они внутри или снаружи? Они что, защищаются от кого-то?
       – Да, – сказала она. – Теперь я понимаю. Их кто-то преследовал, они
добрались до этого места и укрылись там.
       – Каким образом для тебя все так резко прояснилось?
       Она быстро взглянула на меня, и я понял, что она просит придумать
объяснение, не упоминающее о способностях, которыми обладает ти'га.
       – Я использовал свое кольцо чтобы улучшить ее магическое зрение, –
сказал я.
       – Хорошо, а ты можешь сделать так, чтобы мы тоже увидели, с кем нам
предстоит иметь дело? – спросил Люк.
       – Постараюсь, – сказал я, бросая вопросительный взгляд в сторону
Нэйды. Она ответила едва заметным кивком.
       Я точно не знал, каким образом я смогу выполнить просьбу Люка, так что
решил просто взять у Нэйды взаймы немного энергии, подобно тому, как раньше
я забирал ее из окружающей среды.
       – Да, так и есть, – произнесла она через несколько минут. – Корал и
ее похитители, – кажется, их шестеро, – укрылись в той башне и
подвергаются атаке.
       – Как велико число атакующих? – спросил Люк.
       – Их немного, – отвечала она. – Совсем немного. Я не могу назвать
точное число.
       – Поехали. Там на месте разберемся, – сказал Люк и двинулся вперед,
Далт за ним.
       – Их трое или четверо, – шепнула мне Нэйда, – но они – призраки
Лабиринта. Только его поддержкой можно объяснить, что они смогли преодолеть
такое значительное расстояние, да еще по Черной Дороге.
       – Черт! – заметил я. – Положение осложняется.
       – Из-за чего?
       – И те и другие – мои родственники.
       – Еще у меня впечатление, что и эмберские призраки, и демоны Хаоса –
только орудия Лабиринта и Логруса в их очередном поединке.
       – Черт! Ну конечно! Они поддерживают каждую из сторон и вливают в них
свои силы. Нужно предупредить Люка о том, с чем нам предстоит столкнуться.
       – Нет! Ты не сможешь этого сделать, не сказав, кто я!
       – Я скажу, что узнал об этом сам – что на меня снизошло внезапное
магическое озарение.
       – А что потом? На чьей стороне ты окажешься? Что нам делать?
       – Ничего, – сказал я. – Мы на стороне только самих себя и против
всех остальных.
       – Ты с ума сошел! Нигде не отыщется такого места, где ты сможешь быть
только на стороне самого себя! Вся Вселенная разделена между двумя Силами!
       – Люк! – окликнул я. – Ты знаешь, я только что выяснил, что
атакующие – призраки Лабиринта.
       – Да ну? – удивился он. – Слушай, но тогда нам нужно их поддержать.
Ведь будет гораздо лучше, если они вернут ее назад Эмбер, и она не
достанется Хаосу, как ты думаешь?
       – Нет, этого тоже нельзя допустить, – заявил я. – Она не должна
достаться ни одной из сторон.
       – Что ж, согласен,– подумав, сказал он. – Но что может случиться
после того, как мы отнимем ее и у тех и у других? Я буду не в особом
восторге, если мне на голову свалится метеор, или если придется отправиться
на дно ближайшего океана.
       – Мое кольцо защитит нас. Насколько я могу судить, оно черпает свои
силы не из Лабиринта и не из Логруса. Источники его магической мощи
разбросаны по всем Отражениям.
       – Вот как? Но я не думаю, что оно сможет противостоять хотя бы одной
из этих Сил, не говоря уже об обоих сразу.
       – Нет, но я использую его для того, чтобы сбить их с курса, если они
погонятся за нами. Можно сделать так, что вместо этого они столкнутся друг с
другом.
       – Но возможно, они нас все же отыщут?
       – Может да, а может и нет, – сказал я. – На этот случай у меня есть
еще кое-какие идеи, но сейчас нет времени, чтобы рассказывать о них.
       – Далт, ты все слышал? – спросил Люк.
       – Да, – ответил тот.
       – Если ты раздумал, то у тебя еще есть шанс отказаться.
       – Упустить такую возможность накрутить хвост Единорогу?! Ну уж нет!
Поехали!
       Так мы и сделали, и по мере того, как мы приближались, крики
становились все слышнее. Вместе с тем у меня возникло такое чувство, что
время остановилось или вовсе исчезло в серой туманности, окружающей нас, в
которой тонули звуки – как будто мы всегда ехали по этой дороге и будем
ехать вечно...
       Мы миновали очередной изгиб, и я увидел в отдалении верхушку башни.
Приближаясь к следующему повороту, мы замедлили ход и начали двигаться с
большей осторожностью, прокладывая путь сквозь невысокие заросли черных
деревьев. Наконец мы остановились, сошли с коней и дальше отправились
пешком. Сквозь ветви деревьев уже можно было различить пологий спуск в
темную песчаную долину, где возвышалась башня в три этажа из серого камня, с
прорубленными в стенах бойницами и узким входом. Понадобилось совсем немного
времени, чтобы рассмотреть во всех подробностях картину, развернувшуюся у ее
подножия.
       Двое в демонских обличьях стояли возле входа в башню. Они были
вооружены, и их внимание, казалось, полностью сосредоточилось на поединке,
происходящем в данный момент перед ними.
       На противоположной стороне этой импровизированной арены я различил
знакомые фигуры: Бенедикт стоял, потирая подбородок, и лицо его было
бесстрастным, как всегда; Эрик улыбался, опираясь на шпагу; Каин с ловкостью
фокусника вертел свой кинжал, который он то прятал, то доставал снова
каким-то одному ему известным способом; видно было, что он от души
наслаждается, глядя на поединок. Возле самой верхушки башни я внезапно
заметил еще двух рогатых демонов, которые, по всей видимости, были захвачены
интересным зрелищем не менее, чем призраки Лабиринта.
       В центре круга лицом к лицу стояли Жерар и кто-то из Хендрейков –
одного с ним роста и еще шире в обхвате. Кажется, это был сам Чейнуэй, у
которого, как поговаривали, имелась целая коллекция черепов – больше двух
сотен – тех, кого он в свое время отправил на тот свет. Не знаю, что в этом
хорошего – лично я предпочитаю Жерарову коллекцию пивных кружек, кубков и
рогов для вина, но я вообще человек романтичный, люблю спокойную жизнь и
прогулки по аллеям среди деревьев, растущих на английский манер, – если вы
понимаете, что я имею в виду.
       Оба противника были по пояс обнажены, и, судя по тому, насколько был
изрыт песок вокруг них, поединок продолжался уже довольно долго. Сейчас
Чейнуэй попытался сделать Жерару подножку, но тот, изловчившись, ухватил его
за руку и за шею и отбросил прочь. Демон, правда, тут же снова вскочил на
ноги и двинулся вперед, вытянув руки и сгибая и разгибая пальцы. Жерар, не
двигаясь с места, встал в оборонительную позицию и застыл в ожидании.
Чейнуэй резким движением выбросил вперед руку с когтистыми пальцами, целясь
Жерару в глаза, и одновременно нанес другой рукой удар в его грудную клетку.
Жерар, однако, успел схватить его за плечо, так что тот, не устояв, снова
упал на землю.
       – Давайте подождем, – тихо сказал Далт. – Интересно посмотреть, чем
это кончится.
       Люк и я одновременно кивнули, в то время как Жерар обеими руками
вцепился в шею демона, а тот обхватил его за пояс. Противники застыли в
напряжении, и я увидел, как вздулись их мускулы под кожей – у одного она
была светлой и гладкой, у другого – красной и чешуйчатой. Их легкие
работали как кузнечные мехи.
       – Они, должно быть, решили не устраивать всеобщее сражение, а просто
выставили сильнейшего против сильнейшего, – заметил Люк.
       – Похоже на то, – согласился я.
       – Корал скорее всего там, внутри?
       – Подожди минутку.
       Я быстро прощупал кольцом стены башни и обнаружил, что внутри находятся
двое. Затем кивнул.
       – Точно. Она и еще кто-то из охранников.
       Жерар и Чейнуэй по-прежнему стояли неподвижно, как статуи.
       – По-моему, самый удобный момент для того, чтобы отправиться за Корал,
– сказал Люк, – пока они все смотрят на поединок.
       – Ты прав, – ответил я. – Подожди-ка, я сейчас попробую сделаться
невидимым. Это значительно упростило бы дело.
       – О'кей, – произнес он через несколько секунд. – Не знаю, что ты там
делал, но своего ты добился. Ты исчез.
       – Ну, на самом-то деле я по-прежнему здесь. Немного позади тебя.
       – Как ты собираешься вынести ее оттуда?
       – Об этом я подумаю, когда разыщу ее. На всякий случай будь наготове.
       Я медленно двинулся вперед, осторожно ступая по песку. Чтобы случайно
не задеть Каина, мимо которого мне нужно было пройти, я сделал крюк за его
спиной и начал бесшумно приближаться к башне. Жерар и Чейнуэй стояли, не
двигаясь, лишь сдавливая друг друга чудовищным напряжением мускулов.
       Я прошел мимо охранников и оказался в темном сумраке башни. Первый этаж
изнутри представлял собой одну-единственную круглую комнату с земляным полом
и каменными возвышениями возле каждого из окон. Приставная лестница вела на
второй этаж сквозь дыру в потолке. Корал лежала на скамье справа от меня; а
тот из демонов, который должен был в данный момент охранять ее, вместо этого
наблюдал за поединком, стоя на каменном пьедестале у окна.
       Я подошел поближе, опустился на колени возле нее, взял ее за запястье и
пощупал пульс. Он бился ровно и отчетливо. Я решил не пытаться ее разбудить.
Вместо этого я завернул ее в одеяло, взял на руки и поднялся.
       Я уже собрался наложить на нее магическое заклинание, которое сделало
бы ее также невидимой, но как раз в этот момент охранник, стоящий возле
окна, повернулся. Должно быть, я, несмотря на все свои старания, все же
произвел какой-то шум, передвигая ее.
       В первую секунду изумленный страж только молча таращился на свою
пленницу, которая свободно парила в воздухе. Когда он наконец открыл рот,
явно собираясь завопить и поднять тревогу, то мне ничего не оставалось, как
вырубить его электрическим разрядом кольца, что я и сделал.
       К несчастью, этот болван, свалившись со своей каменной подставки, вовсю
загрохотал доспехами, и тут же я услышал сверху шум и крики, которые быстро
приближались.
       Повернувшись, я бросился к двери. Она была такая узкая, что мне
пришлось протискиваться боком, держа Корал на руках. Я точно не знал, как
отреагируют охранники снаружи на появление Корал, выплывающей из дверей по
воздуху, но во всяком случае мне не хотелось оказаться запертым в башне. Я
быстро глянул по сторонам и увидел, что Жерар и Чейнуэй, кажется, так ни
разу и не шелохнулись с того момента, как я вошел в башню. Однако почти в ту
же секунду, как я осторожно перешагнул порог, последовало быстрое резкое
движение со стороны Жерара, а вслед за этим звук, напоминающий треск
переломленной сухой хворостины.
       Жерар опустил руки и продолжал стоять, тяжело дыша. Тело Чейнуэя
рухнуло возле него на землю, с шеей, изогнутой под неестественным углом.
Эрик и Каин зааплодировали. Двое стражников, стоящих возле двери, двинулись
вперед. Позади меня уже раздавался топот ног по приставной лестнице в
противоположном конце комнаты, и я услышал крик, донесшийся оттуда.
       Сделав еще пару шагов, я свернул налево и побежал. Демоны, стоявшие
снаружи, были уже возле своего поверженного товарища. Еще через полдюжины
шагов крики позади меня усилились, и, обернувшись, я увидел, как мои
преследователи выбежали из башни. В общем хоре слышались и человеческие
голоса.
       Я знал, что не смогу убежать ото всех со своим грузом, и мои усилия
были сейчас направлены лишь на то, чтобы достичь такого места, где мне никто
не помешает произвести необходимые магические операции.
       Отбежав на достаточное расстояние, я опустился на колени и положил
Корал на землю возле себя. Затем, даже не поднимаясь на ноги, повернулся,
сжал левую руку в кулак и мысленно проник в самую глубину кольца, –
необходимы были крайне экстренные меры, чтобы остановить Хендрейковских
коммандос, которые сейчас находились всего в нескольких шагах позади и уже
выхватили из ножен оружие, готовясь рубить и колоть...
       ...но оказались в самой гуще пламени. Должно быть, они завопили, хотя я
и не мог этого расслышать в адском грохоте, и, совершенно обугленные,
свалились на землю у моих ног, корчась в предсмертных судорогах. Моя рука
тряслась, словно под воздействием электрических разрядов – эффект отдачи
той страшной силы, которую я вызвал. Еще не успев опомниться от того, что
произошло, я снова помчался вперед, к месту, которое недавно было ареной
поединка, хотя совсем не знал, что меня там ожидает.
       Один из тех демонов, которые первыми выбежали из башни, лежал на земле
у ног Эрика, и тело его уже начало гореть. Другой, видимо, атаковавший
Каина, корчился, схватившись за горло, в котором торчал нож, и пламя
хлестало из раны наружу, вверх и вниз, пока, наконец, он медленно не осел на
землю, запрокинувшись на спину.
       Каин, Эрик и Бенедикт немедленно повернулись и уставились на меня.
Жерар снова надел рубашку и сейчас пристегивал шпагу к поясу. Он также
обернулся, когда Каин спросил:
       – А вы, собственно, кто такой, сэр?
       – Я Мерлин, – отвечал я. – Сын Корвина.
       Каин, похоже, даже вздрогнул от неожиданности.
       – Что, у Корвина и правда есть сын? – спросил он, поворачиваясь к
остальным.
       Эрик пожал плечами, Жерар сказал: "Не знаю". Бенедикт изучающе взглянул
на меня.
       – Сходство действительно есть, – заметил он.
       – Верно, – согласился Каин. – Но как бы то ни было, молодой человек,
– пусть даже ты и сын Корвина, женщина, которая сейчас с тобой, принадлежит
нам. Мы только что выиграли ее в честной схватке с этими бравыми хаоситами.
       Произнеся эти слова, он двинулся ко мне. Эрик последовал за ним, и еще
через секунду к нему присоединился Жерар. Мне не хотелось причинять им
вреда, хотя они и были всего лишь призраками, так что я просто вытянул руку
и прочертил на песке линию, которая тут же запылала. Они остановились.
       Внезапно чья-то громадная фигура выросла слева от меня. Это был Далт с
обнаженной шпагой в руке. За ним шагнул Люк, потом Нэйда. Теперь нас было
четверо против четверых, и мы стояли лицом к лицу по обеим сторонам от
огненной черты.
       – Она теперь наша, – заявил Далт, делая шаг вперед.
       – Ошибаешься, – последовал ответ, и Эрик переступил огненную линию и
выхватил шпагу.
       Далт был на пару дюймов выше Эрика, и шпага его была длиннее. Он тут же
бросился вперед. Я ожидал, что он рубанет своим клинком наотмашь, но он
вместо этого сделал колющий выпад. Эрик, у которого шпага была не такая
тяжелая, уклонился, и клинок Далта скользнул вдоль его руки, не задев ее.
Далт направил острие шпаги вниз и влево, парирую ответный удар. Оружие у
противников было совершенно разным: у Эрика – рапира, у Далта – широкий
палаш. Такой здоровяк и силач, как Далт, мог свободно размахивать им из
стороны в сторону, тогда как мне, например, удалось бы это сделать не иначе
как ухватившись за рукоятку двумя руками. Только что он снова сделал резкий
выпад, – это был прием, близкий к тому, который японские фехтовальщики
называют kiriage. Эрик просто отступил и попытался нанести Далту укол в
запястье. Далт внезапно схватился за рукоять клинка обеими руками и нанес
удар приемом, напоминающем naname giri. Эрик отбил удар и продолжал
скользить вокруг Далта, по-прежнему стараясь проткнуть ему запястье.
       Внезапно Далт отвел правую руку за спину, и его левая ступня описала
широкий полукруг назад, а левая рука с клинком метнулась вперед, –
европейская левосторонняя позиция en garde, – нанося сокрушительный удар.
Эрик отпарировал, – его правая ступня скользнула крест-накрест позади
левой, и он отпрыгнул назад. Я увидел, как от двух скрестившихся клинков
посыпались искры. Затем Эрик сделал обманный удар in sixte, направил лезвие
вниз, парируя ответный, сделал выпад in quarte и нанес удар, целясь в левое
плечо Далта. Тот успел отпарировать, но шпага Эрика скользнула вниз, и он
резким поворотом запястья рассек Далту левое предплечье.
       Каин зааплодировал, но Далт просто свел обе руки вместе, потом снова
разъединил их, и тем же манером, что и раньше, принял правостороннюю стойку
en garde. Эрик прочертил в воздухе круг остриям своего клинка и улыбнулся.
       – Хорошо танцуешь, – сказал он.
       Затем Эрик сделал выпад, отпарировал удар, отступил, шагнул в сторону и
попытался пнуть Далта в колено, но промахнулся. Удачно выбрав время, когда
Далт ждал головного удара, Эрик, прямо как заправский японец, резко
развернулся вправо и нанес удар приемом kumatchi, а клинок Далта прошел
мимо. Правое предплечье Далта стало мокрым от крови. Эрик поднял клинок
вверх, и, не выпуская его из пальцев, кулаком нанес удар справа Далту в
челюсть. Затем он ударил его сзади под колено и одновременно толкнул в
плечо. Далт покачнулся и упал. Эрик несколько раз пнул его ногой – в почку,
в локоть и в бедро, – в последнем случае он просто промахнулся, ударяя по
колену, – поставил ногу на лезвие клинка Далта и приставил острие своей
шпаги к его груди.
       Я внезапно понял, что все это время надеялся на противоположный исход
событий, при котором Далту удалось бы отхлестать Эрика по заднице, – не
только потому, что Далт был на моей стороне, а Эрик нет, но и за все то, что
довелось претерпеть моему отцу по милости последнего. С другой стороны, я
сильно сомневался, что найдется много людей, способных осуществить над
Эриком подобную экзекуцию. К несчастью, как раз те, кто мог это сделать,
стояли по другую сторону огненной черты, проведенной мною. Жерар запросто
победил бы его в борьбе, а Бенедикт, Мастер Военных Искусств Эмбера, побил
бы его любым оружием. Я понимал, что у нас нет почти никаких шансов против
них – даже с ти'га на нашей стороне. А если я сейчас скажу Эрику, что Далт
его сводный брат, – это вряд ли его остановит, даже если он и поверит мне.
       Так что я избрал единственный выход, который оставался в данной
ситуации. В конце концов, они были всего лишь призраки Лабиринта. Настоящие
Жерар и Бенедикт сейчас находились где-то далеко отсюда, и им никоим образом
не могло повредить то, что я собирался сделать с их двойниками здесь. А
Каина и Эрика вообще уже не было в живых. Каину, герою-братоубийце великой
битвы Эмбера и Хаоса, недавно воздвигли статую в главном зале королевского
дворца Эмбера – после того, как Люк убил его самого, отомстив за убийство
отца. Эрик еще раньше погиб смертью героя на склонах Колвира, – что, как я
полагаю, избавило его от необходимости принять смерть от руки моего отца.
Кровавые сцены из истории моей семьи проплыли у меня в мозгу, пока я
поднимал руку с кольцом, чтобы добавить к ним еще одну, вызвав снова тот
испепеляющий шквал, который уже уничтожил двух моих родственников из дома
Хендрейк.
       Внезапно в моей левой руке появилось такое ощущение, как будто ее
ударили бейсбольной битой. Над кольцом поднялась струйка дыма. На мгновение
четверо моих дядюшек застыли в неподвижности. Пятый и так лежал на земле без
движения.
       Затем Эрик медленно поднял свою шпагу вверх. Бенедикт, Каин и Жерар
также обнажили оружие. Эрик поднял руку, сжимающую рукоять шпаги, на уровень
своего лица, и все остальные сделали то же самое. Это было похоже на
какой-то странный салют; и глаза Эрика встретились с моими.
       – Я знаю тебя, – сказал он.
       Затем они опустили шпаги и начали медленно таять, таять, пока, наконец,
не превратились в дым и не исчезли.
       Далт истекал кровью, моя рука болела, и я с трудом соображал, что
происходит. В этот момент Люк изумленно воскликнул:
       – Эй, посмотрите-ка вон туда!
       Огненная черта, которую я провел, уже исчезла, но по ту сторону от ее
следа, там, где недавно стояли мои родственники, воздух начал мерцать.
       – Это Лабиринт, – сказал я Люку. – Пошли поздороваемся.
       В следующую минуту Знак Лабиринта засверкал перед нами.
       – Мерлин, – сказал он, – ты воистину успел многое.
       – Да, в последнее время у меня стала чертовски хлопотная жизнь, –
отвечал я.
       – Ты внял моим советам и оставил двор Хаоса.
       – Да, по соображениям безопасности.
       – Но я не понимаю целей, которые ты преследуешь здесь.
       – Что же в них непонятного?
       – Ты отнял леди Корал у посланцев Логруса.
       – Правильно.
       – Но затем ты, кажется, вознамерился не допустить, чтобы она оказалась
у моих посланцев.
       – Тоже верно.
       – Ты должен понимать, что вещь, которую она носит, обеспечивает баланс
Сил.
       – Да.
       – Кто-то из нас должен получить ее. Но ты не соглашаешься отдать ее
никому из нас.
       – Да.
       – Почему?
       – Меня заботит она. У нее есть свои права и свои чувства. А для вас
она просто часть вашей игры.
       – Верно. Я признаю ее как личность, но, к сожалению, твои последние
слова также верны.
       – Вот поэтому я и отказываюсь отдать ее кому-то из вас. Конечно, в
любом случае от этого ничего не изменится. Но я хочу вывести ее из игры.
       – Мерлин, ты более важная часть этой игры, чем она, но только часть
игры, и все. Ты не смеешь диктовать мне. Ты понимаешь?
       – Я понимаю, что представляю собой некоторую ценность для тебя, –
сказал я.
       – Не слишком большую, – ответил он.
       Меня поразило, насколько велика была его мощь в этом месте. Она
становилась очевидной, если принять во внимание затраты энергии, которые ему
потребовались, чтобы отправить сюда своих четырех призраков и самому
появиться здесь. Смогу ли я противостоять ему, даже если открою все
энергетические каналы своего кольца? Я никогда еще не пробовал получить
одновременный доступ ко всем расположенным в Отражениях источникам энергии,
которыми оно управляло. Если я сейчас попробую это сделать, и если буду
действовать достаточно быстро, то, может быть, смогу перенести нас всех
подальше от этого места еще до того, как Лабиринт сумеет мне помешать? А
если я не успею, окажусь ли я в состоянии пробиться сквозь заграждения,
которые он воздвигнет на нашем пути? И даже если я добьюсь успеха, то что
это будет за место, в которое мы попадем?..
       И, в конце концов, какие меры наказания Лабиринт сочтет нужным
применить ко мне?
       (...если тебя кто-нибудь не съест, заходи ко мне как-нибудь вечерком и
расскажи свою историю).
       Какого черта, решил я. Кто не рискует...
       И открыл все энергетические каналы.
       Ощущение было такое, как если бы, допустим, вы бежали на приличной
скорости, и вдруг в шести дюймах перед вами неожиданно выросла кирпичная
стена.
       Я врезался в эту стену, и она отбросила меня прочь...

       
* * *

       Я лежал на прохладной, гладкой каменной поверхности. Ужасающей силы
потоки энергии пронзали мое тело и мозг. Я дотянулся до энергетических
источников и немного умерил силу этих потоков, которые иначе наверняка
проломили бы мне затылок. Затем я осторожно приоткрыл один глаз.
       Небо надо мной было ярко-голубым. В нескольких футах сбоку я увидел
пару сапог, стоящих носками ко мне, и понял, что это сапоги Нэйды, а после
того, как повернул голову, увидел и ее саму. Также я увидел Далта,
растянувшегося на земле слева от меня.
       Нэйда тяжело дышала, и своим Логрусовым зрением я различил
бледно-красный свет вокруг кистей ее рук, которые она подняла перед собой в
угрожающем жесте.
       Опираясь на левый локоть, я слегка приподнялся и увидел, что она стоит
между мной и Знаком Лабиринта, который парит в воздухе в десяти футах от
нас.
       Когда он снова заговорил, то я впервые уловил в его голосе нотки
восхищения:
       – Ты собираешься защищать его – от меня?
       – Да! – отвечала она.
       – Почему?
       – Я делала это в течение столь долгого времени, что для меня будет
позором оставить его сейчас, когда он больше всего нуждается в защите.
       – Создание Хаоса, знаешь ли ты, где ты сейчас находишься?
       – Нет, – отвечала она.
       Я поднял глаза и снова увидел поразительно яркое голубое небо.
Пространство, на котором я лежал, представляло собой ровную площадку
овальной формы на вершине скалы, обрывающейся в пустоту. Быстро глянув по
сторонам, я, однако, смог различить в поднимавшихся позади нас каменных
уступах скалы несколько темных расселин, за которыми, возможно, находились
пещеры. Я также увидел Корал, лежащую позади меня. Наша каменная площадка
была в несколько сотен метров шириной. Тут я заметил какое-то движение по
другую сторону от Нэйды и Знака Лабиринта, – Люк с трудом приподнялся,
пытаясь встать на ноги.
       Я мог бы ответить на вопрос, заданный Нэйде, но решил, что мне лучше
промолчать, – пока она удерживает внимание того, кто захватил нас и перенес
в это место, мы можем получить необходимую передышку.
       Слева от меня я различил золотисто-розовые завитки внутри камня, и,
хотя я никогда раньше не был, я вспомнил рассказ моего отца и догадался, что
это то самое место, где находится изначальный Лабиринт – место,
расположенное на более высоком уровне реальности, чем даже Эмбер.
       Я встал на четвереньки и прополз несколько шагов в сторону Лабиринта.
       – Ты на другом конце Вселенной, ти'га, в том месте, где моя мощь
безгранична.
       Далт застонал, повернулся на бок, сел и начал протирать глаза
костяшками пальцев.
       Тут я ощутил, почти на грани слышимости, некую вибрацию, которая
исходила от Нэйды, и увидел, как она постепенно теряет человеческую
наружность, превращаясь в дрожащее красное марево. Я знал, что она неминуемо
погибнет, столкнувшись с Лабиринтом, знал и то, что сам наброшусь на него,
если он посмеет убить ее.
       До меня донесся стон Корал.
       – Ты не причинишь вреда моим друзьям, – сказала Нэйда.
       Тут я припомнил, что Лабиринт сумел вырубить меня раньше, чем я смог
использовать все энергетические ресурсы моего кольца, и поспешил перенести
нас туда, где он был неуязвим. Значило ли это, что у меня имелся шанс
одержать над ним верх на территории Логруса, где его мощь ослабевала?
       – Создание Хаоса, – произнес Знак Лабиринта, – твое поведение в
момент смертельной опасности поистине героическое. Я восхищаюсь тобой. Мне
хотелось бы иметь такого друга, как ты. Нет, я не причиню вреда твоим
спутникам. Но я вынужден задержать вас здесь – Мерлина и Корал как
обладателей атрибутов противоположных Сил, а остальных – по политическим
соображениям, до того времени, пока не разрешится спор между мною и моим
противником.
       – Задержать нас? – переспросила она. – Здесь, в этом месте?
       – Там, внутри скалы, вы найдете роскошные апартаменты, – сказал
Лабиринт.
       Я наконец поднялся на ноги и нащупал слева на поясе кинжал.
       Люк также поднялся, подошел к Корал и опустился на колени возле нее.
       – Проснулась? – спросил он.
       – Кажется, да, – ответила Корал.
       – Ты сможешь встать?
       – Наверное.
       – Давай я тебе помогу.
       Пока он поднимал ее, Далт также встал на ноги. Я продолжал
бочком-бочком продвигаться к изначальному Лабиринту. Куда, интересно,
запропастился Дворкин, когда он мне так нужен?
       – Ты можешь войти в пещеру, что позади тебя, и осмотреть свои покои,
– сказал Лабиринт. – Но сначала ты отдашь мне свое кольцо, Мерлин.
       – Нет, – ответил я. – По-моему, сейчас совсем неподходящее время для
того, чтобы наслаждаться комфортом. – С этими словами я слегка уколол
кинжалом указательный палец левой руки и сделал заключительный шаг. – Мы
здесь надолго не задержимся.
       Раздался звук, напоминающий небольшой раскат грома, хотя молнии не
было, да я и не думал, что она появится. Не сейчас, когда он понял, что я
держу в руке и зачем.
       – Фокус, который, помнится, уже проделывал папаша Люка, – объяснил я.
– Ну что, поговорим?
       – Хорошо, – отвечал Лабиринт, – давай поговорим, как два разумных
существа, которыми мы и являемся. Тебе удобно сидеть? Может, принести тебе
подушек?
       Тут же возле меня появились три подушки.
       – Спасибо, – поблагодарил я, подвигая к себе зеленую. – А чая со
льдом у тебя случайно не найдется?
       – Сахару положить?


       Глава 11



       Усевшись на подушку и отложив кинжал в сторону, я отвел левую руку от
Лабиринта, когда моя ладонь, которую я сжал в виде чаши, до краев
заполнилась кровью. Знак Лабиринта парил в воздухе надо мной, казалось,
начисто забыв про Корал, Нэйду, Далта и Люка. Я отхлебнул глоток ледяного
напитка из стакана, который держал в правой руке, – среди кубиков льда в
нем виднелась веточка мяты.
       – Принц Мерлин, – начал Лабиринт, скажи мне наконец, чего ты хочешь,
и разрешим наше дело поскорее. Не принести ли тебе салфетку, чтобы ты мог
перевязать рану? Это никоим образом не ограничит твоего права просить меня о
чем угодно, – но только предотвратит возможные катастрофические
последствия.
       – Нет, со мной все в порядке, – ответил я, слегка качнув ладонью,
отчего ее содержимое немного расплескалось, и тонкая красная нить
заструилась вдоль моего запястья. – Но все равно спасибо.
       Знак Лабиринта задрожал, затем его очертания вновь стали прежними.
       – Принц Мерлин, тебе необходимо перевязать рану, – сказал он. – Мне
кажется, ты не до конца осознаешь всего значения своей угрозы. Несколько
капель твоей крови, соприкоснувшись с моими физическими очертаниями, могут
нарушить ход процессов во всей Вселенной.
       Я кивнул.
       – Да, я знаю.
       – Хорошо, – отвечал он. – Итак, твои условия.
       – Наша свобода, – ответил я. – Позволь нам уйти – и ты останешься
неповрежденным.
       – Ты оставляешь мне мало выбора, – но то же самое относится к твоим
друзьям.
       – Что ты имеешь в виду?
       – Ты можешь отправить Далта куда захочешь, – отвечал он. – Что
касается демона-леди, я расстаюсь с ней с сожалением, потому что мне бы не
хотелось лишаться ее общества...
       Люк взглянул на Нэйду.
       – Что-то я не понимаю – "создание Хаоса", "демон-леди"... Что все это
значит?
       – Ну... действительно есть кое-какие вещи, которых ты не знаешь обо
мне, – ответила она.
       – Что, долгая история? – спросил он.
       – Да.
       – И я – только ее часть? Или я тебе действительно нравлюсь?
       – Нет, не только ее часть. И ты мне действительно нравишься.
       – Тогда послушаем историю позже, – решил он.
       – Как я и сказал, ты можешь отослать ее отсюда, – продолжал Лабиринт.
И Далта. И Люка. Эти трое могут отправляться куда им угодно. Но тебе не
кажется, что для тебя и для Корал это место сейчас безопаснее, чем любое
другое?
       – Может, да, а может и нет, – ответил я.– Корал, что ты думаешь по
этому поводу?
       – Я хочу уйти отсюда.
       – Вот видишь, – сказал я Лабиринту. – Так что...
       – Подожди, ведь ты хочешь поступить со своими друзьями по
справедливости?
       – Само собой.
       – В таком случае позволь мне прояснить некоторые вещи, о которых они,
возможно, не имеют представления.
       – Валяй.
       – Леди, – начал он, обращаясь к Корал, – ваш глаз всеми силами
стремятся заполучить во дворе Хаоса. Если добиться этого окажется возможным
не иначе, как захватив вас в плен, уверяю вас, это будет сделано.
       Корал слабо улыбнулась.
       – Насколько я понимаю, альтернатива для меня одна – оставаться твоей
пленницей?
       – Гостьей, – поправил Лабиринт. – Я позабочусь о том, чтобы ты ни в
чем не нуждалась. Конечно, при таком положении дел у меня
       будет значительный перевес над моим соперником, этого я не отрицаю. Но
в противном случае ты можешь снова оказаться у него.
       Я взглянул на Корал, которая слегка покачала головой.
       – Ну так что же ты решила? – спросил я.
       Она подошла ко мне и положила руку на мое плечо.
       – Уведи меня отсюда, – попросила она.
       – Ты слышал? – обратился я к Лабиринту. – Мы все уходим.
       – Я прошу вас остаться еще на несколько минут.
       – Зачем?
       – Послушай. Выбор между Логрусом и мной – он просто дело политики,
когда ты становишься сторонником определенного лица или избираешь
определенный образ действий. Мой противник и я представляем собой два
основных начала, на которых зиждется Вселенная. Ты найдешь множество
существительных и прилагательных, относящихся к нам, в сотнях языков и
десятках научных дисциплин, но мы прежде всего олицетворяем Порядок и Хаос
– аполлонистическое и дионисическое, если можно так выразиться; безумие и
мудрость; свет и тьму; гармонию и разрушение. Из всех этих определений,
отражающих нашу сущность, ты можешь заключить, что ни один из нас не
стремится к тому, чтобы полностью уничтожить другого. Пламя, несущее смерть
и огонь, дающий жизнь, классицизм и анархия – все это мы, и хотя каждый из
нас следует своим путем, смерть одного из нас означает неизбежную гибель и
для другого. Мы оба это знаем, и та игра, которую мы ведем между собой с
начала своего существования, является образцом скрытой утонченности, –
если, конечно, судить о ней только с чисто эстетической точки зрения.
       И вот сейчас, впервые за многие века, у меня появилось значительное
преимущество перед моим соперником. Сейчас я близок к тому, чтобы воплотить
во всех Отражениях тысячелетнюю мечту о Золотом Веке – веке развитой
цивилизации и культуры, мысли о котором всегда занимали людские умы. Если же
баланс сил опять сместится в другую сторону – нам предстоит увидеть Ледяной
Век. Когда я говорил, что ты являешься частью игры, то вовсе не имел в виду,
что твоя роль в происходящем незначительна. Во времена великих
преобразований очень многое будет зависеть от того, кто станет королям, и в
чьи руки попадет Камень Правосудия. Останься со мной – и я обещаю Золотой
Век, о котором я говорил, при условии, что ты поможешь мне. Откажись – и
тогда мой противник окажется в выигрыше. Повсюду воцарятся мрак и
запустение. Что же ты предпочитаешь?
       Люк ухмыльнулся.
       – Помнится, я уже слышал что-то похожее на одной сезонной распродаже.
Слишком простой выбор. Пусть сами решают свои проблемы.
       Корал сжала мое плечо.
       – Мы уходим, – сказал я.
       – Хорошо, – ответил Лабиринт. – Скажите мне, где вы хотели бы
оказаться, и я отправлю вас всех туда.
       – Не всех, – внезапно сказал Люк. – Только их.
       – Я не совсем понимаю. А как же ты?
       Люк вытащил свой кинжал и полоснул лезвием вдоль ладони. Затем сделал
несколько шагов вперед, подошел ко мне и протянул руку в сторону Лабиринта.
       – Если мы отправимся все вместе, то, вполне возможно, только трое из
нас прибудут к месту назначения, – пояснил он. – Я останусь здесь и
составлю тебе компанию, пока ты не доставишь моих друзей куда они пожелают.
       – А каким образом ты узнаешь, что я отправил их именно туда?
       – Хороший вопрос. Мерль, мои Карты у тебя?
       – Да.
       Я достал колоду и показал ему.
       – А моя там есть?
       – Во всяком случае, была.
       – Тогда достань ее и держи наготове. Сосредоточься на ней до того, как
ты исчезнешь, и оставайся в контакте до тех пор, пока не окажешься на месте.
       – А ты сам? Ты же не можешь все время здесь сидеть, как вечная угроза
силам Порядка. На какое-то время Лабиринт окажется в безвыходном положении,
но рано или поздно тебе все же придется сдать свои позиции, и как только ты
это сделаешь...
       – У тебя в колоде сохранились несколько добавочных Карт?
       – Каких Карт?
       – Тех, что ты, помнится, называл "Роковые Козыри Смерти".
       – Да,– ответил я. – Отличное исполнение. У меня не хватило духа их
выбросить.
       – Ты действительно так думаешь?
       – Конечно. Если ты отберешь лучшие из своих работ, мы можем устроить
выставку в Эмбере.
       – Ты серьезно? Ты это говоришь не только потому, что...
       Лабиринт снова издал звук, напоминающий раскат грома.
       – Будем считать это критикой, – заметил Люк. – О`кей. Достань все
Роковые Козыри.
       Я так и сделал.
       – Перемешай их слегка, лицевой стороной вниз.
       – Хорошо.
       – Теперь разложи веером.
       Он протянул руку и взял одну из Карт.
       – О`кей, – произнес он. – Я играю. Когда будешь готов, скажи
Лабиринту, куда тебя доставить. Держи связь. Эй, Лабиринт, я тоже хочу чая
со льдом.
       Запотевший от холода стакан тут же появился возле его правой ступни.
Люк наклонился, поднял его и отпил глоток.
       – Спасибо.
       – Люк, – сказала Нэйда, – я не понимаю, что происходит. С тобой
ничего не случится?
       – Все будет в порядке, – отвечал он. – Не плачь обо мне, демон-леди.
Мы с тобой еще увидимся.
       Он взглянул на меня и вопросительно вскинул бровь.
       – Отправь нас в Джидраш, – сказал я Лабиринту, – в столицу Кашфы, на
площадь между дворцом и храмом Единорога.
       Я держал Карту Люка в повлажневшей от крови левой руке, возле
вращающегося кольца. Я почувствовал, что Карта становится холодной, в тот
самый момент, когда Люк спросил, обращаясь к Лабиринту: "Ты слышал?"
       И словно бы налетевший вихрь закружил нас, а когда он рассеялся, мы
стояли на площади в Джидраш, и в лицо нам дул холодный, освежающий утренний
ветер. Я посмотрел на Люка через его Карту и начал один за другим открывать
энергетические каналы моего кольца.
       – Далт, тебе, скорее всего, лучше остаться здесь, – сказал я. – И
тебе тоже, Нэйда.
       – Нет, – ответил громила, и почти одновременно с ним Нэйда сказала:
"Подожди минутку".
       – Вы оба вне игры, – объяснил я, – и ни одна из сторон не будет вас
преследовать. Но для Корал я должен подыскать более безопасное место. И для
себя тоже.
       – Ты в центре всего происходящего, – сказала Нэйда,– и я могу помочь
Люку помочь тебе. Возьми меня с собой.
       – И меня тоже, – добавил Далт. – Я слишком многим обязан Люку.
       – О`кей, – произнес я. – Люк, ты все это слышал?
       – Да, – ответил он. – Тогда лучше тебе заняться своими делами. Ох
ты, черт! Кажется, я его забрызгал кровью...
       Его Карта потемнела.
       Я не стал дожидаться появления ангелов-мстителей, языков пламени,
огненных стрел или разверзающейся у нас под ногами бездны. Вместо этого я
поспешил перенести нас на территорию, которая, как я полагал, является
свободной от юрисдикции Лабиринта.

       
* * *


       Я шагнул вперед и, споткнувшись, растянулся на густой зеленой траве у
корней огромного раскидистого дерева. В воздухе плавали нити тумана. Прямо
передо мной сверкал отцовский Лабиринт. Юрт сидел на капоте машины, скрестив
ноги и положив шпагу на колени. Завидев нас, он спрыгнул на землю. Корвина
нигде не было видно.
       – Что происходит? – спросил у меня Юрт.
       – Я избит, исцарапан и вконец измотан. И я собираюсь лечь здесь и
лежать, и смотреть на туман, пока полностью не отключусь, – отвечал я. –
Познакомься с Корал, Нэйдой и Далтом. Послушай, что они расскажут о своих
приключениях, и расскажи им о твоих. А меня прошу не будить, даже если
начнется конец света, – разве что это зрелище будет сопровождаться
совершенно особыми эффектами.
       Вслед за этим я поступил в точности так, как обещал. Издалека до меня
доносился слабый звон гитары и голос Сары Кей. Трава была восхитительно
мягкой. Туман кружился в моем мозгу; затем наступила полная тьма.
       А потом, а потом... А потом, сэр...
       Я медленно шел, почти плыл, вдоль оживленного торгового квартала, в
который довольно часто заходил, когда жил в Калифорнии. Играющие дети, пары
с колясками, женщины со свертками в руках, звуки музыки, доносящиеся из
ближайшего магазинчика, заглушающие слова... Небольшие оазисы зелени в
кадках, запах сигарет, объявления о распродажах...
       Прохожу аптеку... обувной магазин... кондитерскую...
       Слева открывается вход в какой-то узкий коридор. Никогда раньше его
здесь не было, или я просто не замечал?.. Сворачиваю туда.
       Ковровая дорожка под ногами, и обилие зажженных свечей – в креплениях,
вделанных в стены, в подсвечниках и канделябрах, стоящих на узких сундуках.
Стены коридора блестят как зеркальные...
       Я поворачиваю назад – ...но путь закрыт. Улица исчезла, передо мной –
глухая стена, укрытая гобеленом с изображением девяти фигур, которые,
полуобернувшись, смотрят на меня...
       – Какие-то остатки твоего волшебства, дядюшка, – заметил я. – Ну что
ж, посмотрим...
       В полной тишине иду по коридору. Мне уже доводилось бывать в этом
месте, о котором, – я внезапно понял, – нельзя было с полной уверенностью
сказать, что оно располагается именно в королевском дворце Эмбера. Скорее,
оно возникло здесь из моей памяти о прошлых посещениях, – но, несмотря на
это, я знал, что не могу полностью сохранять контроль над ним.
       Тут я заметил чье-то отражение, промелькнувшее в небольшом овальном
зеркале слева от меня, и с неохотой приблизился.
       Я улыбнулся. Мое отражение сделало то же самое. Я высунул язык, и меня
поприветствовали тем же манером.
       Я двинулся дальше. И лишь отойдя на несколько шагов, вдруг вспомнил,
что видел в зеркале свое демоническое обличье, тогда как сам был сейчас
человеком.
       Легкое покашливание раздалось справа от меня. Повернув голову, я увидел
моего брата Мондора в ромбовидном зеркале, окаймленном черной рамой.
       – Мальчик мой, – произнес он, – король умер, так что да здравствует
твоя августейшая особа, которая все никак не соблаговолит занять трон. Ты
хорошо сделаешь, если поторопишься на свою коронацию возле Границ Мира, с
невестой Хаоса или без нее.
       – У нас небольшие проблемы, – сообщил я.
       – Не стоит заниматься ими сейчас, когда тебе так важно находиться при
Дворе.
       – Мои друзья важнее, – возразил я.
       Едва заметная усмешка промелькнула на его губах.
       – У тебя будет идеальная возможность защитить своих друзей и сделать
все, что захочешь, со своими врагами.
       – Я вернусь, – произнес я, – скоро. Но не для того, чтобы
короноваться.
       – Как тебе будет угодно. Твое присутствие само по себе очень
желательно.
       – Я ничего не обещаю, – сказал я.
       Он издал смешок, и зеркало опустело.
       Я повернулся и отправился дальше.
       Снова чей-то смех, на сей раз слева.
       Моя мать.
       Она смотрела на меня из зеркала в красной раме, которую украшал
вырезанный цветочный орнамент. Казалось, она от души забавляется
происходящим.
       – Ищи его в Темнице Хаоса, – сказала она и повторила: – в Темнице
Хаоса!
       Я прошел мимо, и ее смех еще некоторое время раздавался позади меня.
       Затем я услышал шипение, доносящееся справа, из длинного, узкого
зеркала в зеленой раме.
       – Мас-стер Мерлин, – сказала она, – к с-сожалению, с-светящееся
колес-со мне так и не вс-стретилос-сь.
       – Все равно спасибо, Глайт. Подожди еще немного, ладно?
       – Пос-стараюсь дождатьс-ся. Мы с-с тобой обязательно пос-сидим
как-нибудь у огонька, будем пить молоко и вс-споминать с-старые деньки.
       – Отличная идея. Так и сделаем. Если, конечно, нас до той поры
кто-нибудь не съест.
       Снова шипение, или... Интересно, змеи могут смеяться?
       – Счастливой охоты, Глайт.
       – С-спасибо.
       Дальше...
       – Сын Эмбера, Носитель Кольца, – донеслось до меня из темной ниши
слева.
       Я остановился и обернулся. Рама была белой, зеркальное стекло – серым.
Из зеркала на меня смотрел человек, которого я никогда раньше не видел. На
нем была черная рубашка с открытым воротом и жилет из коричневой кожи. Его
волосы были темно-русыми, а глаза, кажется, зелеными.
       – Да? – отозвался я.
       – Кольцо было спрятано в Эмбере, – произнес он, – специально для
того, чтобы ты его нашел. Оно обладает величайшей силой. Оно также способно
оказывать магическое влияние на того, кто его носит, заставляя его избирать
тот или иной образ действий в тех или иных обстоятельствах.
       – Да, я подозревал об этом, – сказал я. – Для чего же его было
решено передать мне?
       – Некогда оно принадлежало Суэйвиллу, покойному ныне королю Хаоса. Оно
должно было заставить того, кто избран на роль нового монарха, принять
корону, а впоследствии придерживаться определенной линии поведения и
действовать в соответствии с тем, что будут предлагать конкретные лица.
       – И эти лица?..
       – Женщина, которая смеялась и говорила: "Ищи его в Темнице Хаоса".
Человек в черном, которому было нужно, чтобы ты вернулся.
       – Дара и Мондор. Это они наложили свои чары на него?
       – Именно. А затем тот человек оставил его там, где ты его нашел.
       – Мне бы не хотелось расставаться с ним сейчас, когда оно необходимо
мне больше, чем когда-либо, – сказал я, – Есть какой-нибудь способ
избавиться от их чар?
       – Конечно. Но это не должно тебя беспокоить.
       – Почему?
       – Кольцо, что у тебя на руке – не то, о котором я говорил.
       – Я не понимаю.
       – Ничего страшного. Скоро поймешь.
       – Кто ты?
       – Меня зовут Делвин, и мы могли бы никогда не встретиться, если бы
древние силы не оказались приведенными в движение.
       Он поднял руку, и я увидел на ней кольцо, похожее на мое. Он протянул
руку ко мне.
       – Дотронься своим кольцом до моего, – сказал он. – Тогда оно, может
быть, перенесет тебя ко мне.
       Я также поднял руку и поднес ее к стеклу. Когда наши кольца
соприкоснулись, последовала яркая вспышка света, и Делвин исчез.
       Я опустил руку и отошел от зеркала. Повинуясь какому-то импульсу, я
остановился возле одного из сундуков и открыл его.
       Зрелище, представшее моим глазам, было удивительным. Изнутри сундук
представлял собой уменьшенную во много раз точную копию храма моего отца –
серебряная мозаика на полу, крохотные зажженные свечи и даже игрушечных
размеров Грейсвандир, лежащий поперек алтаря.
       – Ответ прямо перед тобой, мой друг, – услышал я хрипловатый голос,
который был мне знаком, но которого я не мог узнать.
       Я взглянул в зеркало, окаймленное рамой лавандового цвета, висящее на
стене над сундуком – раньше я его не заметил. У женщины, смотрящей на меня
из зеркала, были длинные угольно-черные волосы и такие темные глаза, что
нельзя было различить границу между зрачком и радужной оболочкой. Ее лицо
было очень бледным, что еще подчеркивали розовые тени на ее веках и
ярко-красные губы. Но эти глаза...
       – Рэнда! – воскликнул я.
       – Ты помнишь! Ты не забыл меня!
       – ...И тех дней, когда мы с тобой играли в кости, – добавил я. – Ты
прекрасно выглядишь. Я совсем недавно вспоминал о тебе.
       – И я недавно видела тебя во сне, мой Мерлин. Мне жаль, что мы тогда
расстались, но мои родители...
       – Да, я знаю, – перебил я. – Они считали, что я демон или вампир.
       – Да. – Она протянула руку сквозь зеркало, взяла ею мою руку и
притянула ее к себе. Я увидел в зеркале, как она подносит ее к губам. Они
были холодными. – Мои родители предпочитали, чтобы я дружила с обычными
человеческими детьми, чем с кем-то из нашего племени.
       Когда она улыбнулась, я заметил острые клыки – раньше их не было.
       – О боги! Ты выглядишь как человек! – внезапно воскликнула она. – Но
все равно приходи как-нибудь в Дикий Лес навестить меня.
       Почти бессознательно я наклонился вперед. Наши губы встретились на
самой грани зеркальной поверхности. Кем бы она ни была, все же мы долгое
время были друзьями.
       – Ответ, который ты ищешь, лежит перед тобой, – повторила она. –
Навести меня.
       Красный свет озарил зеркало изнутри, и она исчезла. Храм под крышкой
сундука по-прежнему оставался без изменений. Я закрыл крышку и отправился
дальше.
       Зеркала, зеркала повсюду... Но все они были пусты – только мое
отражение мелькает в них, когда я прохожу мимо.
       Но вот...
       – Ну что, племянник? Совсем запутался?
       – Кажется, это уже становится привычным состоянием, – отвечал я.
       – Что ж, немудрено.
       Его глаза были умными и насмешливыми, а волосы – огненно-рыжими, как у
его сестры Фионы или у его покойного брата Бранда. Да и у Люка тоже, если уж
на то пошло.
       – Блэйз, что вообще за чертовщина происходит? – спросил я.
       – Я принес тебе то, что не успел передать Делвин, – сказал он,
засовывая руку в карман и затем протягивая мне. – Держи.
       Я потянулся сквозь зеркало и взял у него другое кольцо, очень похожее
на мое.
       – То самое, о котором говорил Делвин, – пояснил он. – Но ни в коем
случае не надевай его.
       Я некоторое время изучал кольцо, затем спросил:
       – Что же мне тогда с ним делать?
       – Положи в карман и носи с собой. Вполне возможно, что оно тебе еще
пригодится.
       – Как оно к тебе попало?
       – Я заменил его тем, что сейчас на тебе, после того, как Мондор его
оставил.
       – Сколько их всего таких?
       – Девять, – отвечал он.
       – Тебе, должно быть, все о них известно?
       – Больше, чем другим.
       – Меня это не удивляет. А ты случайно не знаешь, где мой отец?
       – Нет. Но ты знаешь. Та кровожадная леди, твоя подруга, сказала тебе.
       – Сплошные загадки, – вздохнул я.
       – Все лучше, чем остаться вовсе без ответа, – заметил Блэйз.
       Произнеся эти слова, он исчез. Я продолжал идти до тех пор, пока
окружающие предметы не утратили своих очертаний и не растворились в густой
темноте.
       Медленно погружаюсь в эту темноту и плыву сквозь нее. Хорошо... Так
хорошо...

       
* * *


       Слабый свет пробился сквозь мои ресницы, и я плотнее зажмурил глаза. Но
тут загрохотал гром, и через какое-то время я снова почувствовал, как в лицо
мне ударил свет.
       Темные борозды, пересекающие сумрачные пики гор, заросли папоротниковых
лесов...
       Еще чуть позже способность воспринимать окружающее начала понемногу
возвращаться ко мне, и я обнаружил, что лежу на боку, глядя на вывороченный
пласт земли между двумя корнями дерева и разбросанные повсюду пучки
вырванной с корнем травы.
       ...Я продолжал смотреть, и внезапно все вокруг озарилось ярким светом
молнии, за которой почти в ту же секунду последовал раскат грома. Земля,
казалось, сотрясалась до основания. Я слышал, как дождевые капли стучат в
гуще листвы, ударяют по крыше автомобиля...
       Я продолжал смотреть, когда раздался очередной, еще более мощный раскат
грома...
       ...и я понял, что я знаю.
       Это было знание, приходящее в первый миг пробуждения, когда все чувства
еще спят. Я слышал знакомые голоса, которые тихо беседовали в отдалении, и
приглушенный стук ножей о тарелки. Мой желудок тоже пробудился, и мне
захотелось присоединиться к остальным. Но было так приятно лежать здесь,
завернувшись в плащ, слушать нежный шорох дождя и знать...
       И я снова вернулся в темные глубины своего сна.
       Земля содрогнулась вновь, на сей раз без какого-либо светового или
звукового сопровождения, и продолжала дрожать. Это действовало мне на нервы,
и к тому же, кажется, обеспокоило моих родственников, чьи голоса зазвучали
громче, и в них послышалась тревога. Это также вызвало ряд воспоминаний из
моего калифорнийского прошлого, и как раз именно тогда, когда я собрался без
помех положить на язык и как следует распробовать мои недавно приобретенные
знания.
       – Мерлин! Ты проснулся?
       – Да, – ответил я. Затем, усевшись, протер глаза и провел рукой по
волосам.
       Призрак моего отца стоял возле меня на коленях, и его рука все еще
сжимала мое плечо.
       – У нас тут проблема, – сказал он, – от которой ответвляются еще
несколько.
       Юрт, стоящий позади него, несколько раз кивнул головой. Земля снова
задрожала, и на нас обрушился шквал из падающих листьев, сломанных веток,
песка и мелких камешков. Нити тумана пришли в движение. Я услышал звон
разбитой посуды там, где на земле лежала тяжелая красно-белая скатерть,
вокруг которой сидели Люк, Далт, Корал и Нэйда.
       Запахнув плащ, я поднялся на ноги, обнаружив, что кто-то снял с меня
сапоги, пока я спал. Я натянул их снова. Затем последовал очередной
подземный толчок, и я ухватился за ствол дерева, чтобы не упасть.
       – Что за проблема? – спросил я.– Нас кто-то собирается съесть?
       Призрак Корвина бросил на меня недоумевающий взгляд. Затем сказал:
       – Когда я начертил на этом месте новый Лабиринт, то даже не
предполагал, что оно может быть подвергнуто разрушению, и что однажды в
самом деле так и случится. Если в результате землетрясения Лабиринт будет
сломан, неизвестно, к чему это может привести. Насколько я понимаю, кольцо,
которое ты носишь, способно открыть доступ к мощным источникам энергии. Ты
смог бы с его помощью остановить разрушение?
       – Не знаю, – ответил я. – Я еще никогда не пробовал использовать его
для таких целей.
       – Попробуй, а?
       Но я уже мысленно проник в сосредоточие расходящихся лучей, и начал
оживлять их один за другим. Затем я выбрал из них тот, что мог снабдить меня
наибольшим количеством энергии, и, потянувшись в этом направлении, принялся
заряжать энергией свое тело и мозг. Зажигание включилось, но мотор работал
вхолостую, – если использовать автомобильные термины, – и тогда я включил
коробку передач, то есть вытянул линию из кольца и направил ее вниз, к
земле.
       Затем я еще некоторое время протягивал ее вперед, заодно подыскивая
подходящее заклинание для того, чтобы справиться с тем, что могло бы
обнаружиться на моем пути.
       ...Медленно ступая по песчаному пляжу, приближаюсь к кромке воды и
начинаю постепенно заходить все дальше в океан...
       Волны плещут мне в грудь и в живот, подошвами ног я ощущаю на дне
острые камешки и пряди морских водорослей... Иногда каменные осколки
выскальзывают у меня из-под ног, откатываются в сторону, сталкиваются друг с
другом... Я не могу различить дна, но лежащие на нем камни и колышущиеся
водоросли вижу настолько отчетливо, как будто внизу устроена какая-то
диковинная подсветка.
       Ощупью, осторожно, продвигаюсь на все большую глубину и вижу под водой
свои освещенные ступни, скользящие вдоль каменистого дна, ощущаю их трение
друг о друга, легкое покалывание подводных каменных пиков, почти чувственное
наслаждение от этого замедленного движения сквозь темную, ласкающую,
струящуюся плоть воды...
       И вдруг... Снова камень выскальзывает у меня из-под ноги. Не в силах
удержаться, я плюхаюсь в воду и с головой ухожу на дно.
       Немедленно отталкиваюсь, выныриваю на поверхность и начинаю
отплевываться. Надо срочно искать другой путь, скорее отсюда... Вот этот.
Проламываюсь сквозь каменную стену. Дальше. Я не уверен, что этот путь лучше
других, но в данный момент он единственный. Туда! А, чтоб тебя!.. Открываю
третий канал, четвертый...
       Земля у меня под ногами слегка задрожала. Я открыл следующий
энергетический канал. Подчинившись произнесенному мной заклинанию, камни
неподвижно застыли под водой. Вскоре после этого земля также перестала
дрожать. Снова возвращаюсь к тому месту, где недавно поскользнулся. Сейчас
оно неподвижно, хотя в нем по-прежнему ощущается какая-то скрытая сила. Так,
посмотрим... Осторожненько... Проводим силовой вектор в заданном
направлении, туда, где давление наиболее сильное. Но нет, так не получится.
Это место – в точке пересечения множества подобных векторов, и, чтобы
добраться до него, нужно пройти их все.
       Все больше и больше соединений... Открываю дополнительные
энергетические каналы. Структура силовых линий своими хитросплетениями
напоминает нервную систему. Я должен постараться запомнить их расположение.
       Еще одна развилка... Нет, это невозможно. Я заворожен нескончаемостью
представших мне разветвлений, образовывающих единое гармоничное целое. Что
если упростить проблему – постараться не обращать внимания на то, что
находится дальше третьего поворота?.. На пути – очередная развилка.
Какие-то петли... Ладно, пускай. Закручивающаяся спираль... Ну, это уже
лучше.
       Пошли дальше. Нет, все-таки для того, чтобы полностью разобраться в
этой картине, необходимо воспринимать ее всю целиком, так что придется
оставить идею прослеживать путь только до третьего перекрестка.
       Итак, прослеживаю направление основных линий. Передающие векторы уже
почти приближаются к искомому месту. Давление сейчас ощущается не так
сильно. Отчего? Добавочный отрезок пути, образованный вторым вектором,
проводит в долину поток разрушающих сил.
       – Мерлин! С тобой все в порядке?
       – Не мешайте, – слышу я свой голос откуда-то со стороны.
       Тянусь сквозь кольцо к энергетическому источнику и ощущаю, как его сила
начинает постепенно переходить ко мне.
       Неужели это Логрус я вижу перед собой?
       Открываю новые энергетические каналы, направляю их всей мощью на
пространство перед собой и воспламеняю его.
       Каменная поверхность покрывается трещинами и начинает плавиться.
Разломы заполняются струйками лавы. Пространство, сквозь которое шли
разрушающие силовые потоки, теперь мертво.
       Назад.
       Убираю свои энергетические зонды и отключаю кольцо.
       – Эй, что ты такое делал?
       – Я нашел то место, откуда шли подземные колебания, направляемые
Логрусом, – отвечал я, – и заглушил их. Это был небольшой грот, и, если он
вообще обрушился, то давление станет еще слабее.
       – Значит, ты его стабилизировал?
       – По крайней мере на время. Я не знаю, в каких пределах способен
действовать Логрус, но вполне возможно, что он снова попытается добраться до
этого места и возобновить свои действия. Хотя, конечно, если вмешается
Лабиринт, это его тоже немного приостановит.
       – Значит, на какое-то время ты его утихомирил, – заключил призрак
Корвина. – Да, ты, пожалуй прав, – следующим за нас вполне может взяться
Лабиринт.
       – Еще как может, – подтвердил я. – Но вообще-то я перенес нас всех
сюда потому, что считал это место защищенным от вмешательства обеих Сил.
       – Ты рисковал, но дело того стоило.
       – Да, – сказал я. – И, по-моему, сейчас самое время добавить им еще
хлопот.
       – Ты о чем?
       Я взглянул на него – духа моего отца, хранителя этого места.
       – Я знаю, где находится твой дубликат из плоти и крови, – сказал я,
– и я собираюсь освободить его.
       Сверкнула молния. Внезапный порыв ветра закружил опавшие листья, привял
в движение пряди тумана.
       – Я пойду с тобой, – сказал он.
       – Из-за чего?
       – Из личного интереса, разумеется.
       – Хорошо.
       Загрохотал гром, и новый порыв ветра разорвал пелену тумана вокруг нас.
       Я увидел, что к нам приближается Юрт.
       – Похоже, началось, – сказал он.
       – Что?
       – Поединок Сил, – отвечал Юрт. – Лабиринт долгое время имел
значительное преимущество перед Логрусом. Но после того, как Люк повредил
его, а ты забрал Корал вместе с Камнем Правосудия, это настолько ослабило
его, что они с Логрусом снова оказались на равных, как было многие века. Так
что Логрус наверняка решил его атаковать и вначале попытался нанести удар по
этому Лабиринту.
       – Но, может быть, Логрус просто испытывал наши силы, – возразил я, –
а это самая обычная гроза.
       Пока он говорил, начал идти дождь.
       – Я решил остаться потому, что мне казалось – это единственное место,
которое останется незатронутым в том случае, если они опять вступят в спор,
– продолжал Юрт. – Я был уверен, что ни один из них не будет тратить силы
на атаки в этом направлении.
       – Возможно, так оно и есть, – сказал я.
       – И именно сейчас я бы хотел оказаться на стороне победителя, –
заявил Юрт. – Меня не особенно заботит, кто из них прав, кто виноват, –
это все вещи очень относительные. Так что я просто хочу присоединиться к
тому, кто победит, – для разнообразия. А ты что думаешь по этому поводу,
Мерль? Что ты собираешься делать?
       – Мы со здешним Корвином отправляемся ко Двору Хаоса освобождать моего
отца, – отвечал я. – А потом мы разрешим все остальные проблемы, которые
требуют разрешения, и будем жить долго и счастливо, – ну в общем, все как
обычно.
       Он покачал головой.
       – Я никогда не мог понять, то ли ты полный идиот, то ли твое доверие
всегда имеет основания. Однако каждый раз, когда я склонялся к тому, что ты
все же дурак, это мне дорого обходилось. – Он посмотрел вверх, на темное
небо, и смахнул с лица дождевые капли. – Я действительно вышел из игры, –
сказал он затем. – Ну а ты еще можешь стать Королям Хаоса.
       – Нет, – сказал я.
       – ...и ты находишь удовольствие в каком-то особом родстве с Силами.
       – Если и так, то я этого не понимаю.
       – Неважно, – сказал он. – Я по-прежнему с тобой.
       Я подошел к остальным, крепко обнял Корал.
       – Я должен вернуться ко Дворам, – сказал я. – Охраняй Лабиринт.
       Мы вернемся.
       Небо осветилось тремя яркими вспышками. Ветер прошумел в листве дерева.
       Я отвернулся и создал в воздухе дверь. Мы с призраком Корвина шагнули
сквозь в нее.


       Глава 12



       Итак, я снова вернулся ко Двору Хаоса, и сейчас мы шли сквозь изогнутое
пространство сада каменных скульптур во дворце Савалла.
       – Где мы? – спросил мой отец-призрак.
       – Это нечто вроде музея, – отвечал я, – в доме моего приемного отца.
Я выбрал это место потому, что забраться сюда довольно мудрено и здесь есть
где спрятаться.
       Он изучающе взглянул на те экспонаты, что находились сейчас в поле
нашего зрения, располагаясь на стенах и потолке.
       – Дьявольски подходящее местечко, чтобы устроить здесь небольшую
драку, – сказал он.
       – Полагаю, да.
       – Ты ведь вырос здесь, а?
       – Угу.
       – Ну и как тебе тут?
       – Не знаю даже. Мне не с чем сравнивать. Я пережил немало хороших
дней, – и один, и с друзьями, – но бывали и плохие дни. В общем, все как
оно обычно бывает в детстве.
       – Ты сказал, это место...
       – Дворец Савалла. Я бы хотел показать тебе его весь целиком, чтобы мы
с тобой прошли по всем его коридорам и закоулкам.
       – Ну что ж, когда-нибудь так и сделаем.
       – Обязательно.
       Мы двинулись дальше, и я все надеялся, что нам встретятся Кергма или
Колесо-Призрак. Однако никто не появился.
       Наконец мы вышли в коридор, который привел нас в гобеленовый зал.
Оттуда шел путь в комнату, куда я и хотел попасть – из нее можно было
пройти в еще один зал, а уже из него – в галерею, где росли металлические
деревья. Но едва мы собрались направиться этим маршрутом, я вдруг услышал
чьи-то голоса. Так что нам пришлось остаться в комнате и ждать, – рядом со
скелетом Бармаглота, выкрашенным в оранжевый, голубой и желтый цвета, –
пока говорящие пройдут мимо. Одного из них я узнал почти сразу – это был
мой брат Мондор; другого я не смог определить только по голосу, поэтому,
улучив момент, когда они проходили мимо, я осторожно выглянул наружу и
увидел, что это лорд Бэнкес из Эмблераш, Верховный Жрец Змеи, Провозвестник
Велений Логруса (так звучал его полный титул). Приблизившись, они слегка
замедлили шаги и таким образом дали мне возможность подслушать обрывок
разговора, которого оказалось достаточно, чтобы я узнал все, что мне было
необходимо, – совсем как в плохой пьесе про заговорщиков.
       – Значит, именно этот способ вы намереваетесь применить? – спросил
Бэнкес.
       – Да, – ответил Мондор. – И очень скоро.
       Затем они прошли дальше, и я уже не смог расслышать ни слова. Я
прислушался к их удаляющимся шагам, пока они полностью не затихли, потом
подождал еще некоторое время, и могу поклясться, что в этот момент услышал
тоненький голосок: "Следуй за ними!".
       – Слышал сейчас что-нибудь? – прошептал я.
       – Ни черта не слышал,
       Мы вышли из комнаты в зал и свернули вправо, двигаясь в направлении
противоположному тому, в котором ушли Мондор и Бэнкес. Как только мы это
сделали, я вдруг почувствовал жжение где-то в районе левого бедра.
       – Значит, ты думаешь, что он где-то поблизости отсюда? – спросил
призрак Корвина. – В плену у Дары?
       – Да и нет, – ответил я. – Ай!
       Ощущение было такое, как будто мне на ногу высыпали пригоршню
раскаленных углей. Схватившись рукой за карман, я укрылся в ближайшей нише,
где стоял очередной экспонат – им оказалась какая-то мумифицированная леди
в янтарном гробу.
       Еще до того, как моя рука ощупала карман, я уже знал, в чем дело. Это
вызвало необходимость поразмыслить о философских материях, но у меня для них
не было ни времени, ни желания, поэтому я сделал то, что и любой сделал бы
на моем месте: послал их к чертовой матери.
       Я вытащил из кармана раскаленное кольцо и начал рассматривать его,
держа на ладони. Почти в тот же миг небольшая вспышка света промелькнула
между ним и тем, что было на моем пальце. И сразу вслед за этим я ощутил
приказ – лишенную слов последовательность образов, мыслей и чувств, –
разыскать Мондора и полностью передать себя в его руки для приготовлений к
коронации. Теперь я понял, отчего Блэйз запретил надевать кольцо. Должно
быть, из-за того, что оно находилось рядом с моим, его приказания обретали
большую силу. С помощью своего кольца я попробовал создать что-то вроде
изолирующей прокладки, которая заглушила бы магическое воздействие другого.
       – Оказывается, у тебя даже две этих чертовых штучки! – заметил
призрак Корвина.
       Я кивнул.
       – Ты знаешь о них что-нибудь, чего не знаю я? – спросил я у него. –
А поскольку я, честно говоря, вообще почти ничего не знаю, то любые сведения
сгодятся.
       Он покачал головой.
       – Мне известно только, что это очень древние силовые атрибуты, которые
были созданы еще в те времена, когда Вселенная представляла собой скопище
мрака, а Отражения не имели четких границ. Когда пришло время, их обладатели
погрузились в сон, или прекратили свое существование, или же с ними
произошло что-то, но их сила сохранилась, хотя и была преобразована, и
полностью перешла к этим кольцам. В общем, версий тут много, как всегда
бывает в подобных случаях. Но то, что ты принес сюда сразу две такие штуки,
неминуемо привлечет к тебе всеобщее внимание, не говоря уже о том, что они
значительно усилят мощь Хаоса только лишь одним своим присутствием на этом
полюсе мироздания.
       – Ох, черт, – сказал я. – Тогда я скажу тому из них, что ношу на
себе, чтобы оно затаилось и никак не обнаруживало своего присутствия.
       – Не думаю, что это возможно, – сказал он, – хотя полностью не
уверен. По-моему, они должны постоянно поддерживать связь с каждым из
силовых источников, и поэтому всегда можно определить присутствие этой вещи
по тем энергетическим лучам, что от него расходятся.
       – Тогда я его попрошу ослабить их до возможного предела.
       Он кивнул.
       – Да, это скорее всего не нарушит его возможностей. Хотя, я думаю, оно
уже само это сделало, чисто автоматически.
       Я положил второе кольцо обратно в карман, мы выбрались из ниши и
быстрым шагом пошли через зал.
       Я замедлил шаги, когда мы почти приблизились к тому месту, которое
искали. Но это оказалось не оно. Металлического леса здесь не было. Мы
прошли лишнюю секцию и находились сейчас в очередном выставочном зале, – он
располагался перед тем, который был нам нужен, если подойти с другой
стороны.
       Еще до того, как мы повернули, я понял, в чем была ошибка. Мы
остановились на пороге зала, и я начал изучать его.
       – Что это? – спросил призрак Корвина.
       – Кажется, тут собраны абсолютно все виды колющего и режущего оружия,
какие только существуют в Хаосе, – ответил я. – Обрати внимание: все
остриями вверх.
       – Да в самом деле, – сказал он. – А теперь куда?
       – Через этот зал, – объяснил я, – мы пройдем туда, где нужно будет
залезть на металлическое дерево.
       – Слушай, Мерль, это место, кажется, что-то сделало с моими мозгами,
или с твоими. Я ни черта не понимаю.
       – Это примерно на уровне потолка, – начал я объяснять, жестикулируя.
– Я знаю, как туда пройти. Просто здесь все немного изменилось...
       – И что там?
       – Транспортное средство, которым мы воспользуемся, чтобы попасть куда
нужно, – так как и раньше, для того, чтобы прийти сюда, нам пришлось
сначала пройти через комнату со скелетом Бармаглота. Только таким образом мы
сможем попасть в твой храм.
       – Значит, вот куда мы направляемся?
       – Именно.
       Он потер подбородок.
       – Пока мы шли, я и в самом деле заметил здесь несколько деревьев, хотя
не каменных и не железных. Значит, когда мы выйдем из этого зала, то попадем
в запретную зону, или как там это у вас называется? Не мешало бы в таком
случае прихватить с собой отсюда несколько выставочных экспонатов, чтобы
предъявить их в качестве пропусков, если появится в этом необходимость.
       – Нет, – ответил я. – Дара, по всей вероятности, догадалась о том,
что кто-то навещал это место, – скорее всего, в последний раз, когда я туда
заходил и она меня чуть было не застукала. И расположение залов, я думаю,
изменили по той же причине. У нас есть два способа проникнуть туда. Один из
них довольно трудоемкий – это тот, что ты предлагаешь, с помощью оружия.
Или же можно раскрутить кольцо, и оно перенесет нас на поляну. Первый способ
отнимет много времени и вдобавок обнаружит наше присутствие. Для второго
потребуется большое количество энергии, что, без сомненья, не останется
незамеченным магическими силами, которые охраняют это место.
       Он взял меня за руку и отвел в сторону.
       – Мы должны поговорить, – сказал он, направляясь к углублению в
стене, где стояла скамья. Затем уселся и сложил руки на груди.
       – Я хочу знать, что означает все эта чертовщина, – сказал он. –
Боюсь, от меня будет мало проку, если ты полностью не введешь меня в курс
дела. Какая связь между темницей Корвина и его храмом?
       – Кажется, я понял, что на самом деле имела в виду моя мать, когда
говорила: "Ищи его в Темнице Хаоса", – начал объяснять я. – На полу храма
выложены из мозаики виды Эмбера и Хаоса, и в том числе, с самого края, –
Темница Хаоса. Я ни разу не наступал на эти изображения, когда заходил в
храм. Держу пари, что это и есть путь к месту его заключения.
       Пока я говорил, он несколько раз кивал головой, затем спросил:
       – Итак, ты собираешься пройти сквозь изображение и освободить его?
       – Да.
       – А как по-твоему, этот путь сообщения действует в оба конца?
       – Ну, я не... А, понимаю, о чем ты говоришь.
       – Опиши-ка мне его храм поподробнее.
       Я сделал то, о чем он просил.
       – Этот магический круг на полу очень меня заинтересовал, – сказал он.
– Может быть, он является неким способом связи, – без риска подвергнуться
опасности, которую влечет за собой реальное присутствие. Что-то вроде
телефонной станции.
       – Дурак я, что не догадался обо всем этом раньше, – сказал я. – Но
ничего. Итак, сейчас отправляемся к храму, входим, оттуда попадаем в Темницу
Хаоса, освобождаем его, и катись оно все к черту. И никаких церемоний. Если
не получится так, как мы рассчитываем, мы продолжим путь с помощью кольца.
Но тогда придется поспешить, потому что, как только мы пустим его в ход, это
сразу же будет обнаружено.
       Довольно долгое время он смотрел мимо меня, размышляя о чем-то, наконец
спросил:
       – Каким образом наше присутствие может быть обнаружено?
       – Хм. Думаю, это произойдет, если мы случайно приведем в действие
магическую сигнализацию в настоящей Темнице Хаоса. Тогда, само собой,
моментально сбежится охрана.
       – Встречи с ней можно избежать?
       – Да, с помощью магического смещения или трансформации.
       – И ты сможешь проделать такую штуку?
       – Думаю, да. Но к чему это приведет? Когда они обнаружат, что Корвин
исчез, то поймут, что это был лишь трюк. Так что все усилия окажутся
потраченными впустую.
       Он улыбнулся.
       – Но они не обнаружат, что он исчез, потому что я собираюсь остаться
там вместо него.
       – Я не могу позволить тебе сделать это!
       – Я так решил, – ответил он. – Ему понадобится время, чтобы помешать
Даре и Мондору снова разжечь войну между обеими Силами, как это было во
время Падения Лабиринта.
       Я вздохнул.
       – Это единственный способ, – сказал он.
       – Что ж, вероятно, ты прав.
       Он развел руки, потянулся и встал на ноги.
       Пошли, – сказал он.

       
* * *


       С помощью заклинанья, которым я долгое время не пользовался, а также
дополнительных сил, вызванных из кольца, я превратил коллекцию стальных
клинков в цветочные заросли и, подсоединившись к ним на молекулярном уровне,
стал ждать ответной реакции на свои действия. Почти тут же я ощутил слабый
звон в ушах, – это явно свидетельствовало о том, что произведенная
трансформация не осталась незамеченной, и сейчас о ней докладывают в центр.
       Я вызвал дополнительное количество энергии, чтобы поднять нас вверх.
Последовал сильный рывок, и мы были на месте. Я чувствовал себя полумертвым
от усталости и еле передвигал ноги.
       Осмотрев внутренность храма, призрак Корвина слегка присвистнул.
       – Да, обстановочка что надо, – согласился я. – Все, как и подобает
божеству.
       – Заключенному в собственном храме, – добавил он.
       Затем он прошел по комнате, расстегивая перевязь, на которой висел меч,
после чего заменил его тем, что лежал на алтаре.
       – Хорошая копия, – заметил он. – Но даже Лабиринт не может полностью
скопировать Грейсвандир.
       – Тот узор, что на клинке – часть Лабиринта?
       – Да, или, может быть, другой путь.
       – Что ты имеешь в виду?
       – Спроси как-нибудь у другого Корвина. Это связано с кое-чем из того,
о чем мы с тобой недавно разговаривали.
       Он подошел ко мне и протянул все, что держал в руках – меч, ножны и
перевязь.
       – Будет очень мило с твоей стороны отдать ему это обратно, – сказал
он.
       Я застегнул перевязь и повесил ее себе через плечо.
       – О'кей, – сказал я. – Ну что, двинулись?
       И направился в дальний угол храма. Когда я подошел к тому месту, где на
полу была изображена Темница Хаоса, то почувствовал под ногами сильный
толчок, и это еще раз убедило меня в правильности моих предположений.
       – Эврика, – произнес я, оживляя лучи моего кольца, – Следуй за мной.
       Я шагнул вперед и почувствовал, как какая-то сила уносит меня прочь.

       
* * *


       Мы оказались в комнате примерно пятнадцати квадратных футов. В центре
ее возвышался деревянный столб, а на каменном полу кое-где виднелась солома
и стояло несколько больших зажженных свечей, как в храме. Две стены сложены
из камня, две другие – из бревен. В каждой из бревенчатых стен была
незапертая деревянная дверь, а в одной из каменных – глухая металлическая,
в которой слева виднелась замочная скважина. Ключ, казавшийся подходящим по
размеру, висел на гвозде, вбитом в столб.
       Я снял ключ с гвоздя и быстро осмотрел комнату, расположенную за
открытой дверью справа от меня. Там была бочка с водой, черпак, а также
тарелки, чашки и прочая кухонная утварь. За другой дверью ничего не было,
кроме нескольких одеял и кипы бумажных салфеток.
       Я подошел к металлической двери и постучал в нее ключом. Никакого
ответа. Я всунул ключ в скважину, но в этот момент почувствовал, как мой
спутник удержал меня за руку.
       – Лучше уж я это сделаю, – сказал он. – Все-таки мы с ним думаем
одинаково, так что для меня это более безопасно.
       Я признал справедливость этих доводов и отступил в сторону.
       – Корвин! – позвал он. – Мы тут за тобой пришли. Твой сын Мерлин и
я, твой дубль. Не набрасывайся на меня, когда я открою дверь, хорошо? Мы
будем стоять тихо, и ты сможешь нас увидеть, когда я ее открою.
       – Открывай! – послышался голос изнутри.
       Так он и сделал, и мы остановились на пороге.
       – Да, ничего не скажешь, – произнес голос, который я наконец
вспомнил, – вы, ребята, совсем как настоящие.
       – Так это мы и есть, – ответил лабиринтов призрак. – И, по-моему, в
такой ситуации, как сейчас, обычно принято поскорее удирать.
       – Это верно. – Затем послышались медленные шаги, и, когда он
       появился на пороге, я увидел, что он прикрывает глаза рукой. – Ни у
кого из вас не найдется пары солнечных очков? Глазам больно от света.
       – Черт, нету, – ответил я, проклиная себя за то, что не подумал об
этом раньше. – А если я сейчас попробую их достать, Логрус, чего доброго,
меня засечет.
       Его призрак шагнул в камеру.
       – А теперь сделай меня тощим, злым и бородатым, – сказал он мне. –
Волосы надо удлинить, а одежду потрепать как следует. Потом закроешь меня
здесь.
       – Эй, ты что собираешься делать? – спросил мой отец.
       – Твой призрак собирается некоторое время посидеть вместо тебя в
тюряге, – объяснил я.
       – Хм. Ну, если так нужно... тогда сделай то, о чем он просил.
       После того, как я это сделал, Корвин повернулся и протянул руку в
камеру.
       – Спасибо, приятель, – сказал он.
       – Не за что, – ответил тот, обмениваясь с ним рукопожатием. – Удачи.
       – И тебе тоже.
       Я закрыл дверь и запер ее на ключ. Затем повесил ключ на гвоздь и
перенес нас обратно в храм.
       Когда мы вошли, я увидел, что он отнял руку от глаз – царящий здесь
полумрак оказался для него приемлемым. Затем он отошел от меня и направился
к алтарю.
       – Лучше пойдем отсюда, пап.
       Я услышал смешок, когда он, подойдя к алтарю, взял горящую свечу и
зажег ею одну из тех, что, видимо, погасли от сквозняка.
       – Помнится, как-то раз мне довелось отлить возле собственной гробницы,
– сказал он. – Не могу же я теперь отказаться от удовольствия поставить
свечку в собственном храме.
       Затем он не глядя протянул ко мне левую руку.
       – Дай мне Грейсвандир, – потребовал он.
       Я снял с себя перевязь и вместе с мечом протянул ему. Он отцепил его,
прикрепил к поясу, затем проверил, свободно ли он выходит из ножен.
       – Порядок. Что теперь? – спросил он.
       Я начал быстро соображать. Если Дара обнаружила, что я проходил сквозь
стену, когда был здесь в последний раз, – а скорее всего, так оно и есть,
– стены вполне могут оказаться битком набиты всевозможными ловушками. С
другой стороны, если мы захотим выйти тем же путям, которым я вошел, то
можем столкнуться с теми, кто примчится сюда по сигналу тревоги, которая
наверняка уже вовсю поднялась.
       Черт!
       – Пошли, – сказал я, начиная раскручивать кольцо, чтобы быть готовым
в одно мгновенье унести нас отсюда, если появится кто-нибудь посторонний. –
Попробуем один трюк. Ты как насчет того, чтобы полетать немножко?
       Я сжал его руку и окутал нас потоками энергии. Ничего не оставалось
делать, как снова вызвать энергетический вихрь и поискать более безопасное
место.

       
* * *


       Я выбрал апартаменты Юрта – во-первых, потому, что уж здесь-то никому
не придет в голову искать человека, который, по сути дела, все еще находится
в тюрьме, а во-вторых, я знал, что Юрта сейчас все равно здесь нет.
       Корвин растянулся на кровати и искоса взглянул на меня.
       – Между прочим, – сказал он, – спасибо.
       – Всегда пожалуйста, – ответил я.
       – Ты хорошо знаешь все местные закоулки?
       – Надеюсь, они не слишком сильно изменились за время нашего
отсутствия.
       – Тогда как насчет того, чтобы поискать для меня что-нибудь в
холодильнике, пока я одолжу у твоего брата ножницы и бритву, чтобы привести
себя в божеский вид?
       – А чего тебе принести?
       – Мяса, хлеба, сыра, вина, ну еще кусок пирога, если есть, – ответил
он. – Главное, чтобы посвежее и побольше. А потом у тебя наверняка будет
много чего порассказать мне.
       – Да уж не сомневайся, – ответил я.
       Итак, я отправился на кухню, через залы и коридоры, знакомые мне с
детства. Когда я вошел, то увидел, что в помещении горят всего лишь
несколько свечей, а камин давно погас. Никого не было видно.
       Я пробрался в кладовую, где нагрузил поднос всевозможными мясными
блюдами и добавил несколько видов фруктов. Я уже собрался протянуть руку за
бутылкой вина, когда услышал чей-то вздох возле двери, через которую я
вошел.
       Это была Джулия, в голубой шелковой накидке.
       – Мерлин!
       Я подошел к ней.
       – Я должен попросить у тебя прощения за многое, – сказал я. – И
готов это сделать.
       – Я слышала, что ты вернулся. И слышала, что ты будешь королям.
       – Дорогая, я тоже это слышал.
       – Если это действительно так, думаю, с моей стороны непатриотично
продолжать сердиться на тебя.
       – Я никогда не хотел причинить тебе вреда, – сказал я. – Ни
физического, ни какого-либо иного.
       Внезапно мы обнялись. Прошло много времени, прежде чем она сказала:
       – Юрт говорит, вы с ним теперь друзья.
       – Да, что-то в этом роде, – я поцеловал ее.
       – Если мы с тобой сойдемся вновь, – сказала она, – он наверняка
попытается снова убить тебя.
       – Я знаю. И на этот раз последствия могут быть действительно
катастрофическими.
       – Куда ты сейчас идешь?
       – У меня есть одно дело, которому придется уделить несколько часов.
       – Почему бы тебе не навестить меня, когда ты с ним закончишь? У нас
есть много что сказать друг другу. Ты найдешь меня в том месте, что
называется Комната Глициний. Знаешь, где это?
       – Да, – ответил я. – Но это безумие.
       – Значит, увидимся?
       Может быть.

       
* * *


       На следующий день я совершил путешествие к Грани, оттого что, по
слухам, Ловцы из Темницы Хаоса, – те, которые занимались поисками
артефактов созидания за пределами Грани, – чуть ли не впервые на протяжении
жизни нынешнего поколения прекратили работы. Когда я расспросил их, то
узнал, что к этому привели небывалые прежде глубинные явления, – вихревые
смерчи, огненные завесы, повреждения странного, незнакомого характера.
       Я выбрал уединенное место, откуда можно было смотреть вниз, и с помощью
кольца, которое я носил, решил пообщаться с тем, что лежало у меня в
кармане. Когда я снял магическое заграждение, которое я воздвиг вокруг него,
оно тут же завело свою старую шарманку: "Иди к Мондору. Прими корону.
Повидайся с матерью. Начни приготовления". Я снова обернул его в заклинанье
и положил обратно в карман. Если я не подчинился его приказаниям сразу же
после того, как получил их, значит ли это, что я свободен от чар? Или мне
все-таки нужно его остерегаться?
       По идее, сейчас мне лучше всего отправляться отсюда вместе с отцом.
Возможно, понадобится моя помощь для того, чтобы исправить повреждения,
которые за это время могли быть нанесены его Лабиринту. Я даже мог бы
оставить там оба своих кольца, чтобы усилить мощь того места. Да и моя
собственная магия могла пригодится. Но...
       Есть проблема, которую я должен решить здесь. Я был рожден и воспитан
для того, чтобы стать куклой на троне и поступать лишь сообразно тем
советам, которые будут исходить от моей матери, и, возможно, от моего брата
Мондора. Я любил Эмбер, но и Двор Хаоса любил не менее. Бегство в Эмбер, где
я мог бы почувствовать себя в безопасности, в столь же малой степени помогло
бы разрешению моих проблем, как поездка вместе с отцом к Лабиринту, – или
же возвращение на Отражение Земля, к которому я также сильно привязался, с
Корал или без нее. Нет. Моя проблема была здесь – и внутри меня.
       Я вызвал тонкую ленту колышущегося тумана, чтобы вернуться по ней
обратно во Дворец Савалла. Все то время, что я шел по ней, я продолжал
обдумывать ситуацию и внезапно понял, что я боюсь. Если дело зайдет так
далеко, как оно может зайти, то, вероятно, я должен буду умереть. Или, чтобы
избежать этого – сам убить кого-то, чего мне вовсе не хотелось делать.
       Второй путь, однако, должен стать неким разрешением – или я никогда не
буду знать покоя на этом полюсе моего существования.
       Я шел вдоль пурпурного ручья, под зеленым солнцем, сиявшем с пурпурного
неба. Затем я вызвал птицу красного и серого цветов, и она прилетела и
уселась мне на запястье. Я хотел оправить ее в Эмбер с сообщением для
Рэндома, но потом подумал, что не смогу передать его в двух словах. Было
слишком много вещей, о которых я хотел бы рассказать, и слишком многое, в
свою очередь, зависело от них. Улыбнувшись, я отпустил птицу, затем спрыгнул
с берега и отправился дальше над водой.
       Вернувшись во дворец Савалла, я направился в скульптурный зал. К этому
времени я уже знал, что я должен делать и с чего мне начать. Я остановился
там, где стоял раньше, – сколько, интересно, времени прошло? – разглядывая
примитивные или причудливые формы гигантских статуй.
       – Призрак! – позвал я. – Ты где-то здесь?
       Никакого ответа.
       – Призрак! – повторил я погромче. – Ты меня слышишь?
       Ни звука.
       Я вытащил свои Карты и достал ту из них, на которой был изображен
светящийся круг.
       Я пристально вглядывался в нее, но она становилась холодной очень
медленно. Это было понято, если принимать во внимание странные особенности
здешнего пространства. Но это и раздражало.
       Я поднял руку с кольцом. Использовать его здесь было все равно, что
устраивать кражу со взломом, не отключив сигнализацию. Ладно, это уже не
важно.
       Я коснулся Карты тонким лучом, намереваясь повысить ее
чувствительность. При этом я продолжал смотреть на нее.
       И опять ничего.
       Я усилил магическое излучение. Теперь холод стал ощутимее. Но контакта
по-прежнему не было.
       – Призрак! – процедил я сквозь стиснутые зубы. – Это важно. Ну-ка
иди ко мне!
       Ответа нет. Я еще увеличил мощь излучения. Карта слабо засветилась и
начала покрываться кристалликами льда, которые слегка похрустывали.
       – Призрак! – повторил я.
       Вслед за этим возникло слабое ощущение его присутствия, и я направил на
карту мощный поток энергии. Она раскололась на части у меня в руках, и я
поймал ее в паутину сил, чтобы сложить осколки и удержать их вместе. Теперь
она была похожа на небольшое потускневшее стеклянное оконце. Я продолжал
тянуться сквозь нее.
       – Пап! У меня неприятности! – донеслось до меня оттуда.
       – Где ты? Что случилось? – спросил я.
       – Я преследовал одну непонятную сущность, которую тут повстречал.
Гнался за ней... за этим. Почти математическая абстракция. Зовут Кергма. И
попался на некий пространственный интерфейс, где меня закрутило спиралью. Но
до этого мне удалось выяснить немало интерес...
       – О, Кергму я хорошо знаю. Кергма шутник. Я понял, что с тобой
произошло. Сейчас я направлю сквозь карту потоки энергии, чтобы остановить
вращение. Дай мне знать, если возникнут проблемы. А как только ты будешь в
состоянии пройти через карту, скажи мне об этом и отправляйся сюда.
       Я ощутил пульсацию энергии и вслед за этим действие тормозного эффекта.
Минутой позже Призрак объявил:
       – Думаю, что теперь смогу отсюда удрать.
       – Тогда двигай.
       И тут же он оказался здесь, – разлегшись возле меня на полу, словно
магический круг.
       – Спасибо, пап. Ты меня и правда здорово выручил. Если тебе
потребуется моя помощь...
       – Уже требуется, – сказал я.
       – Что я должен сделать?
       – Сократиться в размерах и спрятаться где-нибудь на мне.
       – На запястье, как всегда?
       – Пусть так.
       Он это сделал, затем спросил:
       – А зачем?
       – Мне может понадобиться союзник, который способен появиться
неожиданно.
       – Против чего?
       – Против чего бы то ни было, – ответил я. – Пришло время раскрыть
все карты.
       – Мне не нравится, как это звучит.
       – Тогда оставь меня. Я не стану брать тебя с собой против твоей воли.
       – Нет, я этого не сделаю.
       – Тогда слушай. Вот от этой штуки проводится линия...
       Справа от меня воздух начал мерцать. Я знал, что это означает.
       – Позже, – быстро сказал я. – Пока сиди тихо.
       В воздухе появилась дверь, которая затем распахнулась, чтобы впустить
сверкающий зеленый столб света: глаза, уши, нос, рот, конечности
периодически возникали и исчезали в его мерцающей глубине, словно в морской
пучине. Это была одна из самых впечатляющих демонических форм, которые мне
встречались в последнее время. Разумеется, я его сразу узнал.
       – Мерлин, – сказал он, – я почувствовал, как ты здесь балуешься с
колечком.
       – Я так и подумал, – ответил я, – и я к твоим услугам, Мондор.
       – В самом деле?
       – Во всех отношениях, брат мой.
       – Включая и вопрос о престолонаследии?
       – Его в особенности.
       – Прекрасно! А что привело тебя сюда?
       – Мне надо было поискать одну вещь, которую я здесь оставил.
       – Ну, это может подождать, Мерлин. Очень многое нам надо сделать прямо
сейчас.
       – Да, это верно.
       – Так что прими более подобающий вид и пойдем со мной. Мы должны
обсудить меры, которые тебе нужно будет принять, после того, как ты займешь
трон, по отношению к некоторым семьям, – кое-кого нужно будет приструнить,
некоторых отправить в изгнание...
       – Я должен немедленно поговорить с Дарой.
       – Сначала нужно выполнить основную работу. Измени свой облик и уйдем
отсюда.
       – Ты не знаешь, где она сейчас?
       – В Ганту, скорее всего. Но мы побеседуем с ней позже.
       – У тебя случайно нет с собой ее карты?
       – Боюсь, что нет. Но у тебя ведь есть своя колода.
       – Да, но видишь ли, как раз ее карту я по неосторожности повредил
однажды ночью, когда был пьян.
       – Не имеет значения, – ответил он. – Я тебе уже сказал: мы увидимся
с ней позже.
       Все то время, что мы разговаривали, я потихоньку открывал один за
другим энергетические каналы своего кольца, а затем направил его на Мондора,
так что он оказался в самом центре силового вихря, и начал наблюдать за
происходившей с ним трансформацией. Как выяснилось, проделать это было очень
несложно, и вскоре вместо вращающейся зеленой башни передо мной стоял
светловолосый человек, одетый в черное и белое и казавшийся крайне
раздраженным.
       – Мерлин! – закричал он. – Какого черта ты это со мной сделал?
       – Просто из интереса, – ответил я. – Мне только хотелось выяснить,
смогу ли я проделать подобную вещь.
       – Ну, теперь ты это выяснил, – сказал он. – Так что, будь любезен,
позволь мне принять мой прежний вид, а заодно выбери более подходящее
обличье для себя тоже.
       – Один момент, – сказал я, видя, что он пытается растаять и
ускользнуть. – Сейчас ты мне нужен таким, как есть.
       Я сдержал его усилия и начертил в воздухе огненный прямоугольник, на
котором серией быстрых штрихов изобразил контуры лица и фигуры моей матери.
       – Мерлин! – воскликнул Мондор. – Что ты делаешь?
       Я снова удержал его, видя, что он пытается ударить с помощью магических
транспортных средств.
       – Хочу провести небольшое рабочее совещание, – объяснил я. –
Постарайся отнестись к этому терпимо.
       Я не собирался проходить сквозь импровизированную карту, которую
подвесил перед собой в воздухе. Вместо того я направил на нее поток энергии,
который пронизывал мое тело и пространство вокруг меня.
       Внезапно передо мной возникла Дара, появившись в раме, которую я
начертил – высокая, угольно-черная, с глазами, горящими как зеленое пламя.
       – Мерлин, что происходит?
       Я никогда раньше не слышал о том, чтобы кто-то проделывал нечто
подобное, но я удержал контакт и мысленно приказал ей появиться, а затем
отбросил раму. В результате она оказалась стоящей прямо передо мной – почти
семи футов роста, дрожащая от возмущения.
       – Что все это значит? – спросила она.
       Я удержал ее в вихревом потоке сил, так же, как раньше Мондора, и
придал ей человеческий облик.
       – Это в демократических целях, – объяснил я. – Пусть все будут на
равных.
       – Не смешно! – ответила она, начиная изменяться в обратном
направлении.
       Я вновь удержал ее.
       – Верно, не смешно, – согласился я. – Но это я созвал вас для
встречи, и она будет проходить на моих условиях.
       – Хорошо, – согласилась она, пожав плечами. – И какое же дело ты
счел настолько безотлагательным?
       – Вопрос о престолонаследии, – ответил я.
       – Но все уже решено. Трон принадлежит тебе.
       – И кому же я этим обязан? – я поднял левую руку, надеясь, что они не
смогут отличить одно кольцо от другого. – Насколько я знаю, вот эта штучка
обладает великой мощью. Но за ее использование нужно расплачиваться. Она
порождает магическую силу, которая способна оказывать влияние на того, кому
она служит.
       – Это кольцо принадлежало Суэйвиллу, – сказал Мондор. – Я устроил
так, чтобы оно попало к тебе, из-за того, что тебе нужно было привыкнуть к
постоянному присутствию силы рядом с тобой. Да, ты прав, сила не дается
просто так. Тот, кто получает ее, должен знать, что это всегда происходит на
определенных условиях.
       – Я смог одолеть его силу, – соврал я, – и теперь она полностью мне
подчиняется. Но основная проблема, которую я хотел бы обсудить, далеко не
столь широкого масштаба. Это касается того принуждения, которое исходило от
вас.
       – Не отрицаю, – ответил Мондор. – Но для него была серьезная
причина. Ты явно не горел желанием занять трон. Поэтому я счел допустимым
применить некий элемент принуждения.
       Я покачал головой.
       – Не сказать, чтобы твой ответ меня полностью удовлетворил. Ты
кое-чего не договариваешь. А именно того, что эта вещь должна была заставить
меня во всем тебе повиноваться.
       – В этом тоже была своя необходимость, – ответил он. – Ты долгое
время отсутствовал, и у тебя нет никакого представления о тех событиях, что
произошли за эти годы на местной политической сцене. Мы ведь не можем
позволить тебе просто взять бразды правления в свои руки и самому выбирать
дорогу, какую ты пожелаешь, – во всяком случае, не в такие времена, как
нынешние, когда любая ошибка может дорого обойтись. Поэтому наша семья
должна каким-то образом контролировать твои действия. Но, конечно, только до
тех пор, пока ты сам не приобретешь все необходимые познания.
       – Позволь мне усомниться в твоих словах, брат мой, – заявил я.
       Он взглянул на Дару, которая слегка кивнула головой.
       – Он прав, – произнесла она, – и я не вижу ничего плохого в том,
чтобы временно контролировать твои действия, до тех пор, пока ты вникнешь во
все детали своего ремесла. Слишком многое поставлено на карту, чтобы
позволить тебе действовать иначе.
       – Это были чары, обращающие в рабство, – сказал я. – Они должны были
заставить меня занять трон и следовать вашим приказам.
       Мондор облизнул губы. Я впервые увидел, как его привычная сдержанность
ему изменяет и он начинает проявлять признаки нервозности. Это напомнило мне
о том, что следует быть осторожнее, хотя мгновение спустя я понял, что таким
образом он смог просто намеренно отвлекать мое внимание. Я резко обернулся:
как и следовало ожидать, атака последовала со стороны Дары.
       Волна раскаленного жара прокатилась надо мной. Я тут же переключил все
внимание на нее и постарался воздвигнуть вокруг себя защитный барьер. Это не
было проделано с целью причинить мне вред, – скорее, успокоить, как во
время сеанса принудительного лечения. Я оскалил зубы, стараясь удержать
враждебные силы на расстоянии.
       – Мать... – прорычал я.
       – Мы должны восстановить действие повелевающих сил, – резко
произнесла она, обращаясь скорее к Мондору, чем ко мне.
       – Зачем? – спросил я. – Ведь вы уже получили то, что хотели.
       – Трон – ведь еще не все, – ответила она. – Я по-прежнему не
доверяю тебе, а доверие так или иначе будет нам необходимо.
       – Ты никогда мне не доверяла, – сказал я, отшвыривая прочь остатки ее
волшебства.
       – Это неправда, – возразила она, – и потом, дело не только в тебе
лично.
       – В чем бы оно ни было, я не желаю в этом участвовать, – заявил я.
       Мондор направил в мою сторону поток парализующей энергии, и я отшвырнул
его прочь, готовый теперь ко всему. Как только я это сделал, Дара обрушила
на меня так называемый Хаотический Шторм. Я вовсе не старался сравниться
магической силой с ними обоими. У хорошего мага всегда в запасе с полдюжины
волшебных трюков, и нужно только разумно их использовать – в большинстве
случаев этого оказывается достаточно, чтобы выйти победителем. Стратегия
магической дуэли такова, что именно умелое применение имеющихся в твоем
распоряжении средств зачастую решает дело. Когда обе стороны уже малость
подустали и их магия начинает иссякать, они замирают неподвижно друг против
друга и продолжают поединок, лишь используя "сырую", необработанную энергию.
Тот, кто располагает большим ее количеством, как правило, выигрывает.
       Я укрылся под зонтиком от Хаотического Шторма, отбил удар Астральной
Булавы Мондора, сумел устоять от Раскалывания Духа, – удара, нанесенного
мамочкой, и сохранил ясность мысли, пробившись сквозь возведенную Мондором
Стену Мрака. Основные запасы моей магии были уже почти полностью исчерпаны,
а о новых я совершенно не заботился с тех пор, как привык во всем полагаться
на кольцо. Так что придется черпать сырую энергию. К счастью, кольцо могло
поставлять ее мне в неограниченном количестве – гораздо большем, чем то,
которым я когда-либо раньше располагал. Все, что мне надо было сделать –
привести ее в движение, а потом расходовать на те или иные магические
приемы, исходя из создавшейся ситуации. Я повернул кольцо вниз, выливая из
него потоки энергии.
       В это время Мондор незаметно подкрался ко мне и ударил меня
Электрическим Дикобразом. Я в ответ нанес мощный силовой удар, и зашвырнул
его в скопище вращающихся дисков, которые от этого разлетелись сверкающими
осколками во всех направлениях. Дара превратилась в жидкое пламя и принялась
изгибаться, закручиваться и взмывать в воздух, описывая круги и восьмерки по
мере своих отступлений и приближений и швыряя в меня сгустки боли и эйфории,
которые начинали вращаться вокруг меня, словно двигаясь по орбитам. Я
отбрасывал их прочь, и они уносились порывами ураганного вихря – громадное
разбитое фарфоровое лицо, рухнувшие башни, семейные фотоснимки с зияющими в
них дырами, разноцветные геометрические фигуры. Мондор превратился в статую
из песка, которая медленно осыпалась, образуя желтый ковер, расстилавшийся у
моих ног.
       Не обращая внимания на все эти магические уловки моих противников, я
продолжал колошматить их потоками энергии. Я бросил песчаный ковер в пламя,
а сверху взгромоздил на них действующий фонтан. Сбив пламя с моих волос и
одежды, я направил усилия на то, чтобы привести в рабочее состояние
онемевшие левую ноги и плечо. Я почувствовал, что мое тело распадается на
части, которые, впрочем, сразу же соединились вновь, как только я смог
сбросить расчленяющее заклинанье Дары. Я расколол Бриллиантовый Шар Мондора
и справился с Цепями Освобождения. В последних трех случаях мне пришлось
изменить человеческий облик на более подходящий, но я каждый раз снова к
нему возвращался. А вообще я еще никогда так не выматывался с тех пор, как
сдал последние экзамены у Сухьи.
       Тем не менее я чувствовал, что решающее преимущество явно на моей
стороне. Их единственный реальный шанс на победу состоял в неожиданном
нападении, но этот расчет не оправдался. Я открыл все каналы своего кольца,
– вещь, которая могла, так выяснилось, напугать сам Лабиринт, хотя сейчас,
когда я мельком подумал об этом, не произвело на меня ни малейшего
впечатления. Я направил на Мондора конусообразный поток сил, под действием
которого все ткани его тела распались, обнажая скелет, тут же в одно
мгновение восстановил его в прежнем виде. С Дарой оказалось труднее
справиться, – когда я направил на нее все энергетические потоки
одновременно, она нанесла мне мощный ослепляющий удар, – прием, который
она, по-видимому, держала в запасе, – и только это сохранило ее от
превращения в статую, то я собрался с ней проделать. Вместо этого она
сохранила свое обличье, но застыла на месте без движения.
       Я встряхнул головой и протер глаза. Отблески света плясали передо мной.
       – Поздравляю, – услышал я голос матери через несколько минут. – Ты
оказался сильнее, чем я думала.
       – Это еще не все, – ответил я, тяжело дыша.– Самое время сделать с
вами то, что вы раньше сделали со мной.
       Я начал разрабатывать заклинание, которое должно было подчинить мне их
волю, когда заметил слабую усмешку на лице Дары.
       – Я думала... что тебе... понадобится... наша помощь, – с трудом
произнесла она, в то время как воздух перед ней начал мерцать. – Но
теперь... я вижу, что... ошибалась.
       Знак Логруса возник в воздухе перед ней, и тут же застывшие очертания
ее лица и фигуры ожили.
       Затем я почувствовал на себе его ужасный взгляд. Когда он заговорил,
обращаясь ко мне, его голос, казалось, разрывает в клочья мою нервную
систему.
       – Я явился, – произнес он, – чтобы покончить с твои непослушанием, о
человек, что станет властителем Хаоса.
       В это мгновенье раздался страшный треск – как будто обрушился дом,
целиком построенный из одних зеркал. Я взглянул в том направлении, откуда он
доносился. То же самое сделали Дара и Мондор, который только что с трудом
       поднялся на ноги.
       В одно мгновение прямо из воздуха выросло множество зеркал, которые
проплыли перед нами, выстраиваясь в ряд и окружая нас, так что мы могли
видеть свои отражения в бесчисленных зеркальных поверхностях. Окружающая
перспектива нарушилась оттого, что само пространство скрученной лентой
изогнулось вокруг нас. И в каждом отражении мы были окружены кольцом света,
хотя я не мог определить, где именно оно на самом деле находится.
       – Мерлин, я с тобой, – объявил откуда-то Призрак.
       – Ты, чертова конструкция! – завопил Логрус. – ты и без того уже
достал меня в Эмбере.
       – Я и Лабиринт тоже достал, – заметил Призрак. – Думаю, это
способствовало сохранению баланса сил.
       – И чего теперь ты хочешь?
       – Руки прочь от Мерлина! – заявил Призрак. – Он будет здесь править,
равно как и управлять. И пусть никто не смеет чинить ему препятствий.
       Отражения Призрака начали вращаться.
       Я вновь открыл все каналы моего кольца, надеясь обнаружить Призрака и
дать ему возможность получить доступ к источникам энергии. Однако я так и не
смог установить с ним контакт.
       – Не надо, пап, – прокричал он откуда-то. – Я и сам могу заряжаться
от энергетических источников в Отражениях.
       – А чего бы ты хотел лично для себя? – поинтересовался Логрус.
       – Защищать того, кто заботится обо мне.
       – Я мог бы привести тебя к величию вселенского масштаба.
       – Ты уже предлагал. Я тогда дал тебе от ворот поворот, помнишь?
       – Помню. И буду помнить. – Зубчатые очертания непрерывно вращающегося
многоугольника направились к одному из светящихся кругов. Последовала
       ослепительная вспышка, как только они соприкоснулись. Однако, когда мое
зрение пришло в норму, я увидел, что ничего не изменилось. – Что ж, очень
хорошо, – прокомментировал Логрус. – Я вижу, ты к этому подготовился.
Значит, еще не пришло время тебя уничтожить. Не сейчас, когда тот только и
ждет, чтобы я оступился.
       – Леди Хаоса, – торжественно провозгласил он затем, – тебе надлежит
с почтением относится ко всему, чего бы Мерлин не пожелал. Если его
правление будет изобиловать дурацкими выходками, он сам себя погубит. Если
же он станет править разумно, ты без помех сможешь получить все, что хочешь.
       На ее лице отразилось недоверие.
       – Ты и впрямь готов отступиться перед сыном Эмбера и этой игрушкой?
       – Мы должны дать ему то, что он хочет, – произнес Логрус. – Во
всяком случае, сейчас. Сейчас...
       Казалось, сам воздух заскрежетал вокруг него, и он исчез.
       Мондор улыбнулся тончайшей из своих улыбок, и она бесконечное множество
раз отразилась в окружающих нас зеркалах.
       – Я не могу поверить в это, – заявила Дара, превращаясь в кошку с
лицом цветка, а затем в дерево зеленого пламени.
       – Верь во что хочешь, – произнес Мондор, обращаясь к ней, – но на
этот раз он победил.
       Дерево засверкало всеми цветами осени и исчезло.
       Мондор кивнул мне.
       – Я все же надеюсь, ты знаешь, что ты делаешь, – сказал он.
       – Я знаю, что я делаю.
       – Тогда действуй как сочтешь нужным, – сказал он, – но если тебе
понадобится совет, я всегда постараюсь помочь тебе.
       – Спасибо.
       – Случайно не хочешь обсудить это за обедом?
       – Не сегодня.
       Он пожал плечами и превратился в голубой вихрь.
       – Тогда увидимся позже, – донесся до меня его голос, и вихрь умчался
прочь.
       – Спасибо, Призрак, – сказал я. – Я вижу, ты здорово научился
поспевать вовремя.
       Наоборот, это Логрус разучился, – ответил он.

       
* * *


       Я разыскал полный комплект одежды серебряных, черных, серых и белых
тонов и забрал его с собой, направляясь в апартаменты Юрта. Мне было о чем
рассказать...
       ...Мы шли по заброшенной дороге, ведущей сквозь Отражения, которая
наконец привела нас к месту, где произошло последнее решающее сражение в
Войне за Падение Лабиринта. Время залечило раны, нанесенные земле, и сейчас
уже невозможно было различить никаких следов того, что когда-то здесь
происходило. Стоя на краю поля битвы, Корвин долгое время смотрел на него в
молчании. Затем произнес, повернувшись ко мне:
       – Потребуется многое сделать, чтобы полностью разобраться во всем, а
со временем достигнуть постоянного баланса сил и обеспечить гарантии его
стабильности.
       – Да.
       – Думаешь, тебе удастся на какое-то время сохранить мир на этом конце
Вселенной?
       – Надеюсь, что да. Во всяком случае, я приложу для этого все усилия.
       – Как и любой из нас, – добавил он. – О'кей, Рэндом, конечно, должен
узнать обо всем, что произошло. Не знаю, правда, как он отнесется к тому,
что ты стал его коллегой в противоположном лагере, но это уже детали.
       – Передай ему от меня привет. И Биллу Роту тоже.
       Он кивнул.
       – И удачи тебе, – добавил я.
       – По-прежнему старые тайны порождают новые, – сказал он. – Я
обязательно дам тебе знать обо всем, что я смогу найти, – сразу же как
только мне удастся это сделать.
       Он шагнул вперед и обнял меня. Затем сказал:
       – А теперь раскрути-ка свое колечко и отправь меня в Эмбер.
       – Уже раскрутил, – ответил я. – Прощай.
       – ... и здравствуй, – добавил он, уже с другого конца радуги.
       Я повернул назад. Мне предстоял долгий путь обратно ко Двору Хаоса.




–––––––––––––––––––––––––––––––-

Синий конь, танцующие горы


       В Горящих Источниках я свернул вправо и тенью пронесся через Горную
Страну Артайна. Шерн пришлось лишить главаря кертов, поскольку ее банда
назойливо досаждала мне с высоких карнизов местных каньонов. В конце
концов нас оставили в покое, и мы оказались под синевато-серым небом, из
которого лился зеленый дождь. Теперь вниз, на равнины, туда, где вьются
песчаные дьяволы, напевая в камнях, которыми они были когда-то, унылые
мелодии загробных миров.
       Наконец ветры утихли, и Шаск, синий жеребец из Хаоса, остановился
перед раскинувшимися впереди алыми песками.
       – В чем дело? – спросил я его.
       – Чтобы добраться до Танцующих гор, нужно пересечь песчаный
перешеек, – ответил Шаск.
       – И сколько это займет времени?
       – Почти весь остаток дня, – сказал он. – Это самая узкая полоса
песка. За право переправиться именно здесь частично мы уже расплатились.
Остальные доберутся до гор сами – сейчас это небезопасно.
       Я поднял вверх флягу и потряс ею.
       – Ну а мы рискнем, – воскликнул я, – пока, судя по шкале Рихтера,
там еще более-менее спокойно.
       – Верно, однако на перевале в Скалистых горах, там, где Тени Амбера
сходятся с Тенями Хаоса, происходит естественное перемещение энергии.
       – Я знаю, что такое теневые бури, так называемый остаточный теневой
фон. И все-таки лучше поспешить вперед, чем разбивать лагерь здесь.
       – Когда ты выбрал меня, лорд Корвин, я тебя предупредил, что при
свете дня среди коней мне нет равных. Однако ночью я становлюсь
неподвижным змеем, окаменевшим и холодным, точно сердце дьявола, и
согреваюсь лишь на рассвете.
       – Да, я помню. Ты действительно служил мне на совесть, как и обещал
Мерлин. Пожалуй, нам следует переночевать на этой стороне гор, а завтра
отправиться в путь.
       – Но ведь фон перемещается. Он может настичь тебя где-нибудь в
предгорьях или даже раньше. Какая разница, где останавливаться на ночлег?
Все равно над нами или поблизости будут виться тени. Слезай, пожалуйста,
и расседлай меня – я хочу принять другой облик.
       – Интересно какой? – спросил я, спрыгивая на землю.
       – По-моему, для этой пустыни лучше всего подойдет ящерица.
       – Ради Бога, Шаск, как тебе будет удобно – ящерица так ящерица.
       Я принялся его распрягать. Как славно снова почувствовать свободу...
       В облике голубой ящерицы Шаск был невероятно проворен и, казалось,
не знал усталости. Еще засветло мы пересекли пустыню, и, стоя возле него,
я принялся внимательно разглядывать тропу, которая через предгорья вела
наверх. Шаск с присвистом промолвил:
       – Как я уже говорил, здесь в любом месте нас могут настичь Тени.
Прежде чем мы разобьем лагерь, отдохнем и перекусим, примерно еще на час
у меня хватит сил, чтобы подниматься вверх. Что ты на это скажешь?
       – Ладно, тогда наверх, – ответил я. Прямо у меня на глазах деревья
меняли листву. Тропа то и дело резко петляла, а порой становилась
совершенно неузнаваемой. Времена года приходили и уходили: снежная метель
чередовалась со знойным ветром, а затем вдруг неожиданно наступала весна,
и все расцветало. Перед моим взором мелькали какие-то башни, люди из
металла, шоссе, мосты и туннели. Затем вся эта свистопляска как бы
отклонялась в сторону, и тогда мы просто поднимались по обычной горной
тропе.
       Наконец в укромном месте недалеко от вершины мы разбили лагерь. Пока
мы ели, собрались тучи, и откуда-то издали послышались первые раскаты
грома. Я соорудил себе невысокий навес. Превратившись в крылатого змея с
драконьей головой и перьями, Шаск свернулся неподалеку.
       – Спокойной ночи, Шаск, – пожелал я, когда упали первые капли дождя.
       – И... тебе... тоже..., Корвин, – тихо отозвался он.
       Я лег на спину, закрыл глаза и почти сразу же уснул.
       Не знаю, долго ли я проспал. Меня разбудил страшный удар грома –
казалось, он прогрохотал прямо над моей головой.
       Когда снова стало тихо, я обнаружил, что сижу под навесом, сжимая
наполовину вытащенный из ножен Грейсвандир. Стряхнув остатки сна, я
прислушался. У меня было такое чувство, будто чего-то не хватает, вот
только никак не мог понять, чего именно.
       Небо прорезала яркая вспышка молнии, и снова раздался удар грома.
Вздрогнув, я стал ждать продолжения, однако все неожиданно стихло.
       Полная тишина...
       Я высунул из-под навеса руку, затем – голову. Дождь стих. Так вот
чего мне не хватало – шума дождя.
       Мой взгляд привлекли отблески света откуда-то из-за вершины горы.
       Обувшись, я вышел из-под навеса, пристегнул к поясу меч и накинул
плащ. Надо было проверить. В таком месте, как это, любая активность могла
представлять опасность.
       По пути я дотронулся до Шаска – тот действительно казался каменным –
и направился туда, где раньше проходила тропа. Теперь она не менялась на
глазах, хотя и стала гораздо уже. Ступив на нее, я принялся карабкаться
наверх. Казалось, свет, к которому я шел, слегка перемещался. Теперь мне
стал едва слышен шелест дождя. Наверное, он шел с другой стороны горы.
       Все дальше продвигаясь вперед, я догадался: где-то неподалеку гроза.
За шумом дождя бушевал ветер. Меня вдруг ослепила яркая вспышка молнии.
Следом за ней послышались гулкие раскаты грома. На мгновение я замер.
Странно, но среди оглушительного грохота мне почудилось, будто кто-то
хихикает.
       Наконец я добрался до вершины. В ту же секунду на меня налетел
бешеный порыв ветра с дождем. Не останавливаясь, я прикрылся от него
плащом.
       Пройдя еще несколько шагов, я заметил в горе слева и чуть ниже от
себя какое-то углубление. В нем устрашающе кружились огненные зрачки
шаровых молний. Внутри были двое – один сидел на земле, а второй,
скрестив ноги, висел вниз головой в воздухе чуть поодаль от первого.
Украдкой я начал подбираться поближе к незнакомцам.
       Почти все время они оставались вне поля моего зрения, поскольку
маршрут, который я выбрал, чтобы подойти незамеченным, пролегал сквозь
очень густую листву. Но неожиданно я вдруг понял, что оказался у цели –
здесь уже не было дождя и не чувствовалось натиска ветра. Я как будто
очутился в самом эпицентре урагана – в спокойной его точке.
       Осторожно, на животе, я подполз еще ближе и сквозь листву разглядел
двух стариков. Оба внимательно смотрели на невидимые кубы трехмерной игры
– при этом фигуры висели над доской, что лежала на земле между играющими,
а клетки, которые эти фигуры занимали в воздухе, были смутно очерчены
огнем.
       Я узнал горбуна – он сидел на земле и улыбался. Это был мой
легендарный предок Дворкин Баримен, обогащенный веками, мудростью и почти
беспредельной властью – создатель Амбера, Подлинного Мира, магических
карт, а возможно, и самой реальности, как я ее понимал. К несчастью,
почти все время, когда мы с ним в недавнем прошлом общались, он был еще и
не в себе – причем весьма не в себе. Мерлин уверял меня, будто теперь
старик вполне поправился, однако что-то в это не верилось. Впрочем,
относительно божественных личностей вообще трудно рассуждать о какой бы
то ни было нормальности. Такое впечатление, что среда слишком сильно влия
ет на их рассудок... Не удивлюсь, если окажется, что, стремясь к какой-то
непостижимой цели, старый пройдоха, когда ему надо, просто прикидывается
здоровым.
       Второй – я видел только его спину – подался вперед и передвинул
фигуру, которая, похоже, соответствовала пешке и олицетворяла обитателя
Хаоса, известного как Огненный Ангел.
       Когда ход был сделан, снова блеснула молния, ударил гром, и меня
пронзил легкий озноб. Затем наклонился Дворкин и передвинул одну из своих
фигур, крылатого дракона Вайверна. И на этот раз – вспышка молнии, гром и
озноб. Я увидел, как вставший на дыбы Единорог занял среди фигур Дворкина
позицию короля – клетка рядом с ним символизировала дворец в Амбере. У
его противника королем служил вытянувшийся в высоту Змей, рядом с которым
возвышался огромный шпиль дворца властителей Хаоса.
       Противник Дворкина, смеясь, сделал ход.
       – Мэндор, – объявил он. – Считает себя хозяином марионеток и
создателем королей.
       После вспышки света и грохота передвинул фигуру Дворкин.
       – Корвин, – сказал он. – Он снова на свободе.
       – Да. Но не знает, что состязается с самой судьбой. Вряд ли он
успеет вовремя вернуться в Амбер, чтобы попасть в Зеркальный Коридор. А
какой от него толк, если он не получит ключей к разгадкам?
       Дворкин улыбнулся и поднял глаза. На секунду показалось, что старик
смотрит прямо мне в глаза.
       – По-моему, он прекрасно все рассчитал, Сухай. У меня есть несколько
обрывков его памяти, которые я нашел как-то, когда перемещался над
Подлинным Миром в Ребме. Жаль, что каждый раз, когда мы его
недооценивали, я не получал по золотому ночному горшку.
       – И что бы ты с ними делал? – спросил второй.
       – Получились бы шикарные шлемы для его врагов.
       Оба засмеялись, и Сухай развернулся на девяносто градусов против
часовой стрелки. Поднявшись в воздух, Дворкин стал наклоняться вперед,
пока не оказался параллельно земле. Он по-прежнему не сводил глаз с
доски. Сухай протянул было руку к женской фигурке, которая располагалась
на одном из верхних уровней, затем передумал. Неожиданно он снова
передвинул Огненного Ангела. Хотя воздух и так казался раскаленным,
Дворкин тоже сделал ход – отзвуки грома переросли в мощные раскаты, а
яркое свечение надолго озарило все вокруг. Дворкин что-то произнес, но из-
за грохота я ничего не расслышал. Наверное, он назвал чье-то имя, потому
что Сухай поспешно возразил:
       – Но она принадлежит Хаосу!
       – Разве? У нас еще нет для нее правил. Твой ход.
       – Мне нужно подумать, – ответил Сухай. – Хорошенько подумать.
       – Можешь прихватить ее с собой, – предложил Дворкин. – Занесешь
завтра вечером.
       – Завтра я буду занят. Может, послезавтра?
       – Тогда буду занят я. Как насчет послепослезавтра?
       – Идет. Ну пока.
       – Пока.
       На несколько секунд меня ослепила вспышка света и оглушил треск.
Затем я неожиданно ощутил дождь и ветер. Когда ко мне снова вернулась
способность различать предметы, я увидел, что пещера опустела.
       Обогнув гребень горы, я направился назад, в лагерь, а за мной
неотступно следовал дождь. Тропа уже успела расшириться.
       На рассвете я поднялся и, ожидая, когда зашевелится Шаск,
позавтракал. Ночное приключение вовсе не казалось сном.
       – Послушай, Шаск, – чуть позже спросил я его, – ты знаешь, что такое
адская скачка?
       – Я слышал, – ответил Шаск, – что это тайный способ преодоления
огромных расстояний за короткое время – им пользуются в королевском доме
Амбера. Говорят, что, прибегая к нему, порядочный конь вроде меня рискует
серьезно подорвать себе психику.
       – Уверен, что твоей психике это не грозит.
       – Что ж, спасибо, пожалуй, ты и прав... Но к чему вдруг такая
спешка?
       – Ты многое проспал, – заметил я. – Оказывается, меня ждет встреча с
бандой отражений – если, конечно, я успею застать их до того, как они
исчезнут.
       – Ну, раз такое дело...
       – Дружище, мы вступаем в скачки, где призом служит золотой ночной
горшок. Так что вставай и будь конем.




–––––––––––––––––––––––––––––––-

Кстати о шнурке


       Мало радости висеть привязанной к кроватному столбику, когда на душе
и без того кисло.
       Я непроизвольно переключалась из видимого состояния в невидимое. С
другой стороны, способность к общению мало-помалу возвращалась.
Пробужденное сознание не покидало меня со времени странного путешествия с
Мерлином между Тенями. Однако обратное перемещение в эту реальность
повергло меня в шок, от которого я теперь медленно отходила, хотя
некоторые свойства запаздывали. В итоге я отвязывалась дольше, чем делала
бы это в обычных обстоятельствах.
       Я – Фракир. Удавка Мерлина – лорда Амбера и принца Хаоса. Опять-
таки, в обычных обстоятельствах он бы так со мной не поступил: не бросил
бы в развороченных покоях Брэнда, покойного принца Янтарного Королевства
и несостоявшегося повелителя Вселенной. Однако Мерлин находился под
заклятием, оставленным Брэндом для своего сына Ринальдо. Мерлин так долго
дружит с Ринальдо, у них столько общего, что чары подействовали и на
него. Сейчас он их, должно быть, уже стряхнул, тем не менее я осталась в
неловком положении, а он наверняка уже перенесся во Владения.
       Мне совершенно не улыбалось дожидаться здесь, пока идут всевозможные
переустройства и ремонт. Вдруг кровать, к которой я привязана, вздумают
выбросить и заменить новой?
       Я наконец распуталась. Хорошо хоть Мерлин завязал меня обычным
узлом, не волшебным. Впрочем, затянул он крепко, и мне пришлось
основательно поерзать, прежде чем узел ослаб и я сумела освободиться.
       Я соскользнула по кроватному столбику на пол. Теперь можно было улиз
нуть, соберись кто выносить мебель. Мне вдруг пришла мысль, что совсем
неплохо убраться с дороги от греха подальше.
       Я отползла от кровати (из покоев Брэнда в комнату Мерлина), гадая,
что за тайна кроется в кольце, которое он нашел и надел на палец, –
спикарде.
       Такому существу, как я, очевидно было, что кольцо обладает огромной
мощью и способно черпать энергию из множества источников. Ясно и другое:
это предмет одного порядка с Вервиндлем, как бы ни разнились они в
человеческих глазах. Мне вдруг подумалось, что Мерлин мог этого не
заметить, и надо ему как-то сообщить.
       Я пересекла комнату. Когда требуется, я могу ползти по-змеиному. Я
не умею переноситься по волшебству, как почти все мои знакомые, поэтому
решила поискать кого-нибудь, кто умеет. Затруднение было одно: в семье,
где принято скрывать все, кроме рецептов магического суфле, многие даже
не подозревают о моем существовании.
       ...А я, кстати, не знаю, как расположены комнаты остальных членов
королевского рода, за исключением Мерлина, Брэнда, Рэндома с Вайол и
Мартина, у которого мой хозяин иногда бывал. До Рэндома и Вайол в этом
разгроме не доберешься. Поэтому я доползла до комнат Мартина и
проскользнула под дверь. По стенам висели портреты рок-звезд и колонки
приводимого в действие волшебством проигрывателя для лазерных дисков.
Увы, самого Мартина не было; а как узнаешь, когда он заявится?
       Я вернулась в холл и заскользила по полу, прислушиваясь, не различу
ли знакомые голоса, заглядывая под двери в комнаты. Вдруг из-за двери
дальше по коридору донесся голос Флоры, сказавший "Тьфу ты, пропасть!" Я
поспешила туда. Флора – одна из .немногих, кто обо мне знает.
       Дверь была закрыта, но я протиснулась в щель внизу и оказалась в
ярко отделанной гостиной. Флора каким-то клеем чинила сломанный ноготь.
       Оставаясь невидимой, я пересекла комнату и обвилась вокруг ее правой
щиколотки.
       – Привет, – сказала я. – Это Фракир, подруга и удавка Мерлина.
Поможешь мне?
       Флора ответила не сразу.
       – Фракир! Что стряслось? Что тебе надо?
       – Меня несправедливо бросили, – объяснила я, – а Мерлин находится
под действием странных чар. Мне надо с ним связаться. Я поняла кое-что
такое, чего он не знает. И потом, я хочу обратно на его запястье.
       – Попробую его карту, – сказала Флора, – хотя, если он во Владениях,
мне его скорее всего не достать.
       Я услышала, как она выдвигает ящик стола, потом несколько мгновений
шуршали карты. Я попыталась настроиться на мысли Флоры, но не смогла.
       – Извини, – промолвила она через какое-то время. – Не выходит.
       – Все равно спасибо, – сказала я.
       – Когда ты рассталась с Мерлином? – спросила она.
       – В тот день, когда Силы встретились в коридоре.
       – А что за чары на Мерлине?
       – Они свободно висели в покоях Брэнда. Понимаешь, комнаты Мерлина и
Брэнда – соседние; когда разделяющая их стена рухнула, он из любопытства
зашел взглянуть.
       – Фракир, я не верю, что это была случайность, – сказала Флора. –
Наверняка все подстроила та или другая Сила.
       – Если подумать, то, наверное, да, принцесса.
       – И что ты собираешься делать дальше? Я бы хотела помочь, – сказала
она.
       – Мне бы как-нибудь попасть к Мерлину, – отвечала я. – Вот уже
некоторое время его окружает ореол опасности, к которому я особенно
чувствительна.
       – Понимаю, – сказала Флора, – и что-нибудь придумаю. Может быть,
потребуется несколько дней, но я справлюсь.
       – Ладно, подожду, – согласилась я. – Мне выбирать не приходится.
       – Можешь до тех пор побыть у меня.
       – Хорошо, – сказала я. – Спасибо. Я нашла удобного вида столик,
обвилась вокруг его ножки и впала в состояние стаза, если надо это как-то
назвать. Стаз – не сон, не обморок, но и мыслей в обычном понимании нет.
Я просто выхожу из своего восприятия и существую, пока не понадоблюсь
вновь.
       Сколько я пробыла свернутой, определить не могу. Я бь1ла одна в
гостиной, хотя и слышала, как дышит за соседней дверью Флора.
       Внезапно она вскрикнула. Я отцепилась от ножки и шмякнулась на пол.
       Пока я торопливо ползла к двери, раздался еще голос:
       – Извините, за мной гонятся. Мне ничего не оставалось, кроме как
ворваться без приглашения.
       – Кто вы? – спросила Флора.
       – Чародей, – отвечал он. – Я прятался в вашем зеркале, причем далеко
не первую ночь. Я запал на вас и с удовольствием наблюдал, чем вы тут
занимаетесь.
       – Вы подглядывали! Извращенец! – вскричала Флора.
       – Ничего подобного. Я считаю, что вы – дама исключительно приятной
наружности, и мне нравится на вас смотреть. Вот и все.
       – Вы могли бы познакомиться со мной принятым порядком.
       – Да, но это крайне осложнило бы мою жизнь.
       – А, вы женаты?
       – Хуже, – сказал он.
       – Так что же?
       – Сейчас некогда. Я чувствую, она приближается.
       – Кто?
       – Гизель. Я послал ее убить другого чародея, но тот разделался с
моей и отправил против меня свою. Я и не знал, что он на такое способен.
Я не умею с ними справляться. С минуты на минуту она выползет из зеркала,
а тогда нас ждет ужасный конец. Как-никак, мы в Амбере и все такое – нет
ли поблизости героя, мечтающего заслужить очередной шеврон за храбрость?
       – Думаю, нет, – отвечала она. – К сожалению.
       Зеркало начало темнеть.
       Я уже некоторое время ощущала идущую от незнакомца угрозу. Впрочем,
это моя работа.
       Теперь я различила и саму гизель. Огромная, в два человеческих
роста, червеобразная, безглазая, но с акульим ртом, со множеством
коротких ножек и рудиментарными крылышками. Ее черное туловище пересекали
красные и желтые полосы. Она ползла по отраженной комнате, постепенно
изгибаясь.
       – Когда вы спрашивали про героя, – полюбопытствовала Флора, – вы
хотели сказать, что гизель пройдет сквозь стекло и нападет на нас?
       – Коротко говоря, – произнес странный коротышка, – да.
       – Когда она нападет, – сказала я Флоре, – швырни меня в нее. Я
зацеплюсь и поползу к горлу.
       – Ладно. И еще кое-что можно сделать.
       – Что же? – спросила я.
       – Помогите! Помогите! – закричала Флора.
       Гизель начала выползать из серебристого зеркала в цветочной раме.
Флора сняла меня со щиколотки и бросила. У твари не было шеи, но я обвила
ее туловище перед самым ртом и начала стягиваться.
       Флора продолжала кричать. В коридоре загрохотали тяжелые башмаки.
       Я сжимала и сжимала хватку, но горло у твари было как резиновое.
       Чародей направлялся к двери, когда та распахнулась и в комнату вошел
высокий, подтянутый, рыжеволосый Люк.
       – Флора! – сказал он, потом увидел гизель и обнажил клинок.
       В недавнем путешествии с Мерлином между Тенями я обрела способность
общаться на сложных уровнях. Мое восприятие – которое совершенно
изменилось – обрело новую остроту. Оно не показывало мне ничего
необычного в Люке, чародее или гизеле, а вот Вервиндль лучился теперь
совершенно особым светом. Я поняла, что это не просто меч.
       Люк встал между Флорой и гизель. Чародей сказал:
       – Что это за клинок?
       – Его зовут Вервиндль, – отвечал Люк.
       – А вы...
       – Ринальдо, король Кашфы.
       – Ваш отец – кто он был?
       – Брэнд, принц Амбера.
       – Разумеется, – сказал чародей, вновь направляясь к двери. – Этим
мечом вы сумеете уничтожить тварь. Прикажите ему черпать энергию. Он
может получать ее в практически неограниченном количестве.
       – Почему? – спросил Люк.
       – Потому что на самом деле это не меч.
       – А что же?
       – Извините, – сказал чародей, глядя на гизель, которая уже
подползала к нам. – Я страшно тороплюсь. Мне надо отыскать другое
зеркало.
       Я видела, что он, не зная о моем присутствии, сознательно дразнит
Люка, поскольку разгадала загадку и понимала: объяснение не заняло бы
времени.
       В следующее мгновение я отцепилась и быстро-быстро соскользнула на
пол, потому что Люк размахнулся Вервиндлем, а мне не хотелось оказаться
изрубленной на куски. Я не знала, что бы со мной сталось: разделилась бы
я на две мудрые, остроумные, сознательные части или погибла бы. А
поскольку желания проверять теории на собственной шкуре у меня не было,
самым разумным представлялось отползти.
       Я шмякнулась на пол в ту секунду, когда удар обрушился на гизель. Ее
головной сегмент упал рядом, продолжая извиваться. Я ринулась к ближайшей
щиколотке Люка. Флора схватила стул и, несмотря на сломанный ноготь, с
силой обрушила его на хвост твари. Она повторила это еще несколько раз.
Люк продолжал крошить свою половину.
       Я доползла, куда собиралась, взобралась по ноге и уцепилась
покрепче.
       – Слышишь меня, Люк? – позвала я.
       – Да, – отвечал он. – Кто ты?
       – Мерлинова удавка Фракир. Люк с размаху рубанул хвостовую часть,
которая ползла на него, выставив когтистые лапки. Потом развернулся и
рассек нападающую переднюю. Флора снова ударила по задней стулом.
       – Мне известно, что знает чародей, – сказала я.
       – Вот как? – произнес Люк, отрубая очередной сегмент и оступаясь на
брызнувшем из него клейком соке.
       – Вервиндль может вобрать в себя энергии довольно, чтобы разрушить
мир.
       – Серьезно? – удивился он, пытаясь вскочить с пола. Обрубок гизели с
размаху бросился на него. – Ладно.
       Люк встал на ноги, коснулся обрубка острием меча и тут же отдернул –
обрубок скорчился.
       – Ты права. В этом что-то есть. – Он вновь кольнул атакующий сег
мент, тот вспыхнул синеватым пламенем и исчез. – Флора, Флора, назад! –
закричал Люк.
       Она отступила, и Люк превратил в пепел наступавший на нее хвостовой
сегмент. Потом следующий.
       – Ну вот, вроде пошло, – сказал он, поворачиваясь к очередному
обрубку. – Только я не понимаю, как это получается.
       – Это не меч, – сказала я.
       – А что же тогда?
       – Перед тем как стать Вервиндлем, он был спикардом Раутом.
       – Спикардом? Как то кольцо, которое подобрал Мерлин?
       – Именно.
       В несколько быстрых движений Люк разделался с остатками гизели.
       – Спасибо, Фракир, что объяснила, как эта штука действует. Поищу-ка
я этого чародея, хотя сильно подозреваю, что он укрылся в ближайшем
зеркале.
       – Я тоже так думаю.
       – Как его зовут?
       – Он не сказал.
       – Выясним... Флора, – продолжал Люк. – Я пойду на поиски чародея.
       Скоро вернусь. Молодец. Она улыбнулась, он вышел. Нет необходимости
говорить, что чародей не отыскался.
       – Интересно, откуда он попал в зеркало? – промолвил Люк.
       – Понятия не имею, – отозвалась я. – Но сама я скорее
заинтересовалась бы тем, кто отправил за ним эту тварь.
       Люк кивнул.
       – Что теперь?
       – Думаю, надо сказать Флоре, что ее извращенец ударился в бега. Ты –
чародей. Можно ли что-нибудь сделать с ее зеркалами, чтобы он не принялся
за старое?
       – Думаю, да, – отвечал Люк, подходя к ближайшему окну и выглядывая
на улицу. – Я этим займусь. А ты?
       – Я хотела бы вернуться к Мерлину.
       – Если он во Владениях Хаоса – а я подозреваю, что это так, – то мне
не удастся отправить тебя через карту.
       – Как насчет Вервиндля?
       – Я еще не понял, как он действует. Надо немного попрактиковаться.
       – Слушай, а как ты здесь оказался?
       – Хотел поговорить с Вайол, – сказал Люк. – Она пообещала, что
Корвин скоро вернется, а потом предложила мне стол и кров, чтобы я
подождал его несколько дней.
       – Тогда ты можешь носить меня на себе, пока он не объявится, а я
постараюсь напроситься с ним. У меня предчувствие, что они с Мерлином
скоро увидятся.
       – Может, я и сам его встречу, но пока трудно сказать.
       – Ладно. Ближе к делу решим.
       – А как по-твоему, что вообще затевается?
       – Что-то жуткое в вагнеровском духе, – сказала я, – с морем крови,
громами и гибелью для нас всех.
       – А, как всегда, – отвечал Люк.
       – Именно, – отозвалась я.




–––––––––––––––––––––––––––––––-

       Зеркальный коридор


       Последний раз я говорил с Роджером Желязны шестого июня 1995 года,
когда он позвонил мне по поводу каких-то редакционных мелочей, связанных
с приведенным ниже рассказом. Мы мило поболтали, но что-то в нем мне не
понравилось. Голос у него сел, и, казалось, ему трудно сосредоточиться.
Не заподозрив ничего дурного, я не спросил его о здоровье. А зря. Через
восемь дней он умер от рака.
       Я не мог знать об этом заранее:
       Роджер никому, кроме своих близких, не рассказывал о болезни, с
которой боролся более года. Оглядываясь на тот разговор, я считаю его
молчаливым прощанием. Фантасты были потрясены и опечалены утратой одного
из самых талантливых своих коллег. Я не могу простить себе, что при всей
нашей дружбе с Роджером мы за последние годы виделись всего несколько
раз, а ведь я много раз бывал неподалеку от его дома, да так и не зашел.
В качестве утешения имею честь представить вам еще один амберский рассказ
Роджера Желязны. Увы, последний.
       Джон де Шанси


       Оба мы не подозревали о перемене, пока те шестеро не выскочили на
нас из засады.
       Мы с Шаском провели ночь в Танцующих горах, после того как наблюдали
там странную игру между Дворкином и Сухаем. Я слышал малоприятные истории
о людях, которым случалось остановиться здесь на ночлег, но выбирать
особо не приходилось. Бушевал ураган, я устал, мой конь превратился в
истукана. Я не знаю, чем все закончилось, хотя, как участник, вежливо
заметил, что не прочь узнать.
       На следующее утро мы с моим синим конем Шаском пересекли раздел
между Амбером и Хаосом. Шаск – теневой скакун, которого мой сын Мерлин
подыскал мне в королевских конюшнях Владений. В данное время Шаск
путешествовал в обличье исполинской синей ящерицы, и мы распевали песни
разных стран и времен.
       Двое мужчин выступили из-за камней по противоположным сторонам
дороги и направили на нас арбалеты. Еще двое выскочили впереди, один с
луком, другой – с красивым мечом, наверняка краденым, судя по роду
занятий нынешнего владельца.
       – Стой! И мы тебя не тронем, – сказал тот, что с мечом. Я натянул
поводья.
       – Если речь о деньгах, то я и сам на мели, – сказал я, – а на
скакуна моего вы все равно не сядете, даже если захотите.
       – Может, не сядем, а может, и сядем, – покачал головой главный. – Мы
люди непривередливые, берем что придется.
       – Нехорошо отнимать у человека последнее, – заметил я. – Некоторые
обижаются.
       – Мало кто уходит с этого места.
       – Это что, смертный приговор? Главарь пожал плечами.
       – Меч у тебя вроде ничего, – сказал он. – Покажи-ка его.
       – По-моему, это ты плохо придумал.
       – Почему?
       – Если я вытащу меч, то могу ненароком вас убить. Он рассмеялся.
       – Ладно, заберем его с твоего трупа, – сказал главарь, глядя сперва
направо, потом налево.
       – Все может быть.
       – Показывай.
       – Если ты настаиваешь... Я выхватил Грейсвандир, и он запел. Глаза
главаря расширились: клинок описывал дугу, рассчитанную снести ему
голову. Разбойник взмахнул мечом в ту самую минуту, когда Грейсвандир, не
замедлясь, прошел сквозь его шею. Мой противник обрушил клинок на Шаска,
лезвие прошло сквозь синюю лопатку. Ни тот, ни другой удар не причинил
вреда.
       – Ты – чародей? – спросил разбойник, когда я с размаху рубанул его
по плечу. Меч должен был отсечь руку, но прошел сквозь нее свободно.
       – Не из тех, кто выкидывает подобные штучки. А ты?
       – И я нет, – сказал он, ударяя снова. – Что происходит?
       Я убрал Грейсвандир в ножны.
       – Ничего. Займитесь кем-нибудь другим.
       Я тронул поводья, и Шаск двинулся вперед.
       – Подстрелите его! – крикнул главарь.
       Арбалетчики по обе стороны дороги спустили тетивы, стоящий впереди
лучник тоже. Все четыре стрелы из арбалетов прошли через Шаска, трое
разбойников ранили или убили своих визави. Стрела из лука прошла сквозь
меня, не вызвав никаких неприятных ощущений. Главарь снова ударил мечом,
но тоже ничего не добился.
       – Скачи! – приказал я.
       Шаск послушался, и мы отправились дальше, не обращая внимания на
несущуюся вслед брань.
       – Похоже, мы попали в странное положение, – заметил я. Зверь кивнул.
       – По крайней мере, это убережет нас от неприятностей.
       – Забавно. Мне казалось, что ты предпочитаешь на них нарываться, –
отвечал Шаск.
       Я хохотнул:
       – Может, да, а может, и нет. Интересно, надолго эти чары?
       – Возможно, их придется снимать.
       – Черт! Это всегда морока.
       – Лучше, чем оставаться бестелесным.
       – Тоже верно.
       – Наверняка кто-нибудь в Амбере знает, как с ними справиться.
       – Будем надеяться.
       Мы продолжали ехать, и больше никого в тот день не повстречали.
Укладываясь спать на плаще, я чувствовал острые камни. Почему их я
чувствую, но не чувствовал, к примеру, удара мечом? Поздно было спра-
шивать Шаска о его ощущениях, поскольку он уже превратился в камень.
       Я зевнул и растянулся на земле. Высунувшийся из ножен Грейсвандир на
ощупь был вполне обычным. Я убрал его на место и заснул.
       После моего утреннего омовения мы двинулись дальше. Шаск оказался
вполне годен для адской скачки, не хуже большинства амберских скакунов.
Кое в чем даже лучше. Мы мчались через быстро меняющуюся местность. Я
думал об Амбере впереди и о своем плене во Владениях. Медитации до
крайности обострили мою восприимчивость. Не это ли, вместе с другими
специфическими упражнениями, сделало меня неуязвимым? Не исключено, хотя
я подозревал, что главный вклад внесли все-таки Танцующие горы.
       – Интересно, что это означает и откуда взялось? – сказал я вслух.
       – Держу пари, что с твоей родины, – отвечал Шаск, – и предназначено
специально для тебя.
       – С чего ты взял?
       – По дороге ты рассказывал мне о своей семье. Я бы им не доверял.
       – То время давно прошло.
       – Кто знает, что могло случиться в твое отсутствие? Старые привычки
легко возвращаются.
       – Но нужна же какая-то причина!
       – Насколько я понял, у одного из них причина есть, и самая основа
тельная.
       – Возможно. Но мне в это не верится. Меня долго не было, немного кто
знает, что .я на воле.
       – Тогда расспроси этих немногих.
       – Посмотрим.
       – Я просто стараюсь помочь.
       – Продолжай в том же духе. Слушай, а что ты собираешься делать после
того, как мы окажемся в Амбере?
       – Еще не решил. По натуре я – бродяга.
       Я рассмеялся:
       – Вот зверь по моему сердцу! Чувства у тебя вполне человеческие. Так
чем мне отблагодарить тебя за дорогу?
       – Подожди. Сдается мне, Судьбы решат это за нас.
       – Пусть будет так. А пока, если что-нибудь придумаешь, скажи.
       – Помогать тебе, лорд Корвин, большая честь. Давай сойдемся на этом.
       – Ладно. Спасибо.
       Мы проносились через одну Тень за другой. Солнца пробегали вспять, с
прекрасных небес налетали бури.
       Мы угодили в вечер – кого другого бы это задержало, но только не
нас, – выбрались в сумерки и там подкрепились. Вскоре после этого Шаск
снова обратился в камень. Никто не напал на нас в ту ночь, а сны такие
спокойно можно было бы не смотреть.
       На следующий день мы рано тронулись в дорогу, и я использовал все
маленькие хитрости, способные сократить наш путь через Тень домой.
Домой... Мысль эта согревала, несмотря на замечание Шаска о моих род-
ственниках. Я и не думал, что буду так тосковать по Амберу. Много раз я
отсутствовал куда дольше, но обычно хоть в общих чертах представлял,
когда соберусь обратно. Темница во Владениях – не то место, где прихо-
дится загадывать наперед.
       Мы мчались и мчались. Ветер над равниной, пожар в горах, вода в уз
ком ущелье. В тот вечер я впервые почувствовал сопротивление, возникающее
на теневых подступах к Амберу. Я пытался доскакать тем же днем, но не
сумел. Мы провели ночь неподалеку от того места, где проходила Черная
Дорога. От нее не осталось и следа.
       На другой день продвижение замедлилось, зато чаще и чаще мелькали
знакомые Тени. Ночевали мы в Ардене, однако Джулиан нас не нашел. Мне то
ли мерещился во сне, то ли действительно слышался вдалеке его охотничий
рог; так часто предвещавший смерть и разрушение, он лишь навеял на меня
трогательные ностальгические воспоминания. Наконец-то я почти дома.
       На следующее утро я проснулся до рассвета. Шаск, конечно, по-
прежнему был синей ящерицей и лежал, свернувшись под большим деревом. Я
приготовил чай, потом съел яблоко. Провизия была на исходе, но мы
приближались к чертогам изобилия.
       Мы тронулись, медленно и неспешно, поскольку на моей любимой дороге
предстоял тяжелый подъем. На первом привале я попросил Шаска снова
принять конский вид, он согласился. Похоже, так ему было не труднее,
поэтому я попросил его и дальше оставаться конем. Мне хотелось показать
его красоту.
       – Ты как, довезешь меня и сразу назад? – спросил я.
       – Я хотел с тобой об этом поговорить, – отвечал Шаск. – Во Владениях
не весело, и у меня нет постоянного хозяина.
       – Вот как?
       – Тебе понадобится хороший скакун, лорд Корвин.
       – Это точно.
       – Я бы попросился к тебе на неопределенное время.
       – Сочту за честь. Таких, как ты, поискать.
       К полудню мы были на вершине Колвира, а несколько часов спустя – во
дворце. Я отыскал Шаску хороший денник, почистил его, накормил и оставил
отдыхать. Он тут же превратился в камень. Я нашел табличку, написал на
ней наши имена и прикрепил к двери.
       – Увидимся, – сказал я.
       – Когда вам будет угодно, хозяин, когда вам будет угодно.
       Я вошел через кухню, где суетились незнакомые повара. Они меня не
узнали, но, похоже, различили своего. По крайней мере, почтительно
ответили на мое приветствие и не возражали, когда я прихватил несколько
фруктов. Они спросили, прислать ли мне что-нибудь в комнаты, я ответил,
что, мол, да, бутылку вина и курицу. Главная повариха – рыжая женщина по
имени Клара – посмотрела на меня пристально и несколько раз перевела
взгляд на серебряную розу. Я не хотел пока называть свое имя и подумал,
что в ближайшие несколько часов челядь побоится его угадать. Мне хотелось
отдохнуть и порадоваться возвращению. Поэтому я поблагодарил и пошел к
себе.
       Я начал подниматься по лестнице, которой пользуются слуги, чтобы не
мельтешить перед глазами, и мы, когда хотим проскользнуть незамечено.
       На середине подъема путь мне преградили козлы. На ступенях лежали
инструменты, хотя рабочих было не видать. Я не знал, обрушилась ли часть
лестницы сама, или ей помогли другие силы.
       Я вернулся и стал подниматься по парадной лестнице. Повсюду видне-
лись признаки ремонта, причем явно заменялись целые стены и куски пола.
Множество комнат было открыто взгляду. Я заторопился – убедиться, что в
их число не попали мои.
       К счастью, они уцелели. Я уже собирался войти, когда из-за угла вы-
шел высокий рыжеволосый малый и направился прямиком ко мне. Я пожал
плечами. Какой-то заезжий чиновник, не иначе...
       – Корвин! – крикнул он. – Как вы здесь оказались?
       Он подошел ближе и пристальней вгляделся в меня. Я поступил так же.
       – Полагаю, что не имею чести быть знакомым, – сказал я.
       – Бросьте, Корвин. Вы застали меня врасплох. Я думал, вы там, со
своим Путем и "шевроле" пятьдесят седьмого года.
       Я покачал головой:
       – Не уверен, что понимаю, о чем вы говорите.
       Рыжеволосый сузил глаза:
       – Вы, часом, не призрак Пути?
       – Мерлин что-то рассказывал, когда освободил меня из Владений. Но я
не уверен, что кого-либо из них встречал. – Я закатал левый рукав. –
Рубаните меня. Пойдет кровь.
       Он с серьезным видом разглядывал мою руку. На мгновение мне
показалось, что он поймает меня на слове.
       – Ладно, – сказал рыжеволосый. – Чуть-чуть. В целях безопасности.
       – Я по-прежнему не знаю, с кем говорю, – сказал я. Он поклонился.
       – Простите. Я – Люк из Кашфы, иногда меня называют королем Ринальдо
I. Если вы тот, за кого себя выдаете, то я – ваш племянник. Ваш брат
Брэнд был моим отцом.
       Вглядевшись в черты молодого человека, я заметил сходство и протянул
руку.
       – Давайте, – сказал я.
       – Вы это серьезно?
       – Серьезней не бывает.
       Он вытащил из-за пояса кинжал и глянул мне в глаза. Я кивнул. Он
коснулся лезвием моей руки – ничего не произошло. То есть произошло, но
не вполне предвиденное и отнюдь не желаемое.
       Острие, казалось, вошло в мою руку на полдюйма. Оно продолжало свое
движение и наконец показалось с обратной стороны. Кровь не выступила.
       Люк попытался снова. Ничего.
       – Черт! Не понимаю. Будь вы призраком Пути, брызнуло бы пламя. А так
даже отметины не осталось.
       – Можно одолжить ваш кинжал? – спросил я.
       – Конечно.
       Он передал мне клинок. Я внимательно на него поглядел. Потом прижал
к руке и провел черту с три четверти дюйма. Выступила кровь.
       – Черт побери! – сказал Люк. – Что происходит?
       – Думаю, дело в чарах, которые я подцепил в Танцующих горах, когда
недавно там ночевал, – отвечал я.
       – Хм. – Люк задумался. – Сам я не имел такого удовольствия, но рас
сказы об этом месте слыхал. Не знаю, есть ли простой способ снять закля-
тие... Моя комната там. – Он указал в южную сторону. – Если вы согла-
ситесь зайти, я посмотрю, что тут можно придумать. Я изучал хаосскую
магию с отцом и с матерью, Джасрой.
       Я пожал плечами.
       – Моя комната ближе, – сказал я, – кроме того, мне несут курицу и
бутылку вина. Давайте поставим диагноз там, а потом вместе перекусим.
       Люк улыбнулся.
       – Лучшее предложение за сегодняшний день, – сказал он. – Только
позвольте мне зайти к себе за орудиями труда.
       – Ладно. Я пройду с вами, чтобы знать дорогу – вдруг понадобится.
       Он кивнул и повернулся. Мы направились в холл.
       За углом мы пошли с запада на восток, мимо покоев Флоры, в на
правлении самых роскошных гостевых комнат. Люк остановился перед дверью и
полез в карман, надо полагать, за ключом. Потом замер.
       – Корвин! – позвал он.
       – Да?
       – Эти два канделябра в форме кобр, – сказал он, указывая вперед по
коридору. – Бронзовые, наверное.
       – Вероятно. Что с ними?
       – Я всегда считал, что они тут только для украшения.
       – Верно.
       – В последний раз, когда я на них смотрел, между ними висела малень-
кая картина или шпалера.
       – Мне тоже так помнится, – сказал я.
       – Ну а сейчас между ними вроде бы коридор.
       – Не может быть. Коридор есть чуть дальше... – начал я.
       И тут же осекся, потому что понял. Я шагнул в ту сторону.
       – Что происходит? – спросил Люк.
       – Он зовет, – отвечал я. – Мне надо идти. Узнать, чего он от меня
хочет.
       – Кто?
       – Зеркальный Коридор. Он появляется и пропадает. Он приносит иногда
полезные, иногда двусмысленные вести тому, кого призывает.
       – Он призывает нас обоих или только вас? – спросил Люк.
       – Не знаю, – отвечал я. – Я чувствую, что он влечет меня, как случа-
лось и раньше. Можете пойти со мной. Вдруг и для вас припасено что-нибудь
хорошенькое.
       – А было такое, чтобы два человека говорили с ним одновременно?
       – Нет, но все когда-то происходит в первый раз, – сказал я. Люк
медленно кивнул.
       – А, черт! – воскликнул он. – Играю.
       Он прошел со мной до змей, и мы заглянули внутрь. По стенам справа и
слева горели свечи. Сами стены искрились бесчисленными зеркалами. Я
шагнул вперед, Люк – следом.
       Зеркала были в рамах всех мыслимых форм. Я пошел очень медленно,
заглядывая в каждое, и велел Люку делать то же самое.
       Сперва зеркала отражали лишь нас и противоположную стену. Внезапно
Люк остановился и застыл, повернув голову влево.
       – Мама! – вырвалось у него. Из медной, в зеленой патине раме,
изображавшей уроборосскую змею, смотрела красивая рыжеволосая женщина.
       Она улыбнулась:
       – Я так рада, что ты поступил правильно, занял трон...
       – Ты серьезно? – спросил Люк.
       – Конечно, – отвечала женщина.
       – Я думал, ты рехнулась. Мне казалось, ты хочешь сама его занять.
       – Хотела когда-то, но проклятые жители Кашфы меня не оценили.
       Сейчас я в Страже и собираюсь ближайшие несколько лет посвятить изыс-
каниям, к тому же все здесь дышит трогательными воспоминаниями. Покуда
кашфанский трон остается в семье, знай, что я довольна.
       – Ну, э-э... я рад это слышать, мама. Очень рад. Буду продолжать в
том же духе.
       – Давай, – сказала она и исчезла. Люк обернулся ко мне, губы его
тронула ироническая усмешка.
       – Редкий случай в моей жизни, когда она меня похвалила. Не за то, за
что я похвалил бы себя сам, но все равно... Насколько это реально? Что
именно мы видим? Было это сознательным разговором с ее стороны? Или...
       – Они – настоящие, – ответил я. – Не знаю, как, почему или какая
часть собеседника реально присутствует. Они могут быть стилизованными,
сюрреалистическими, могут даже утянуть к себе. Но в каком-то смысле они
реальны. Вот все, что мне известно. Фу ты!..
       Из огромного зеркала в золотой раме впереди и справа выглядывал
суровый лик моего отца Оберона.
       – Корвин, – сказал он. – Ты был моим избранником, но всегда умел
поступить наперекор.
       – Это выволочка? – поинтересовался я.
       – Верно. А после стольких лет с тобой не пристало говорить, как с
ребенком. Ты выбирал свои дороги. Иногда это наполняло меня гордостью. Ты
был мужествен.
       – Э-э... спасибо... сэр.
       – Я повелеваю тебе немедленно сделать одну вещь.
       – Какую?
       – Вытащи кинжал и ударь Люка. Я разинул рот.
       – Нет, – сказал я.
       – Корвин, – промолвил Люк. – Это будет вроде того доказательства,
что вы – не призрак Пути.
       – Если вы даже и призрак, плевать! Мне-то что.
       – Речь не о том, – вмешался Оберон. – Это явление другого порядка.
       – Какого же? – спросил я.
       – Проще показать, чем объяснить, – сказал Оберон. Люк пожал плечами.
       – Кольните меня в руку, – попросил молодой человек. – Делов-то.
       – Ладно. Посмотрим, чем показ лучше объяснения.
       Я вытащил из-за голенища кинжал. Люк закатал рукав и протянул руку.
Я легонько ударил.
       Лезвие прошло сквозь руку, словно сквозь клуб дыма.
       – Черт! – сказал Люк. – Это заразно!
       – Нет, – возразил Оберон. – Это явление совершенно особого рода.
       – То есть?
       – Не будете ли вы так любезны обнажить меч?
       Люк кивнул и вытащил знакомого вида золотой клинок. Лезвие издало
пронзительный плачущий звук, от которого затрепетало пламя ближайших
свеч. Тут я понял, что это – меч моего брата Брэнда, Вервиндль.
       – Давненько я его не видел, – промолвил я под продолжающиеся рыдания
клинка.
       – Люк, сделайте милость, резаните Корвина вашим мечом.
       Люк поднял глаза, встретился со мной взглядом. Я кивнул. Он царапнул
острием мою руку. Пошла кровь.
       – Теперь ты, Корвин, – сказал Оберон.
       Я вытащил Грейсвандир – он тоже запел, торжествующе, воинственно,
как в величайших битвах прошлого. Обе ноты слились в жуткий дуэт.
       – Резани Люка.
       Люк кивнул, я провел Грейсвандиром по тыльной стороне его ладони.
Царапина сразу покраснела. Пение клинков вздымалось и падало. Я убрал
Грейсвандир в ножны, чтобы утихомирить. Люк так же поступил с Вервиндлем.
       – В этом кроется какой-то урок, – сказал Люк. – Только провалиться
мне, если я понимаю какой.
       – Дело в том, что эти мечи – братья, наделенные общими волшебными
свойствами. Собственно, их объединяет мощная тайна, – сказал Оберон. –
Объясни ему, Корвин.
       – Это опасная тайна, сэр.
       – Пришло время ее раскрыть. Говори.
       – Ладно, – сказал я. – В начале творения боги создали несколько ко-
лец, с помощью которых их посланцы умиротворяли Тень.
       – Знаю, – отвечал Люк. – Мерлин носит спикард.
       – Да, – сказал я. – Каждый имеет способность черпать из многих
источников во многих Тенях. Все они различны.
       – Так говорил Мерлин.
       – Наши были превращены в мечи, мечами они и остались.
       – Вот как? – сказал Люк. – И что дальше?
       – Какой вывод вы можете сделать из того, что они способны причинить
вам вред, а другое оружие – нет?
       – Похоже, наша заговоренность как-то связана с ними, – предположил
я.
       – Верно, – подтвердил Оберон. – В предстоящей борьбе – какую бы вы
сторону ни заняли – вам понадобится необычная защита от своеобразной мощи
некоего Джарта.
       – Джарта? – переспросил я.
       – Потом, – сказал Люк, – я все расскажу. Я кивнул.
       – Только как пользоваться этой защитой? Как мы сможем вернуть себе
проницаемость? – спросил я.
       – Не скажу, – последовал ответ, – но кое-кто впереди вас просветит.
И что бы ни случилось, да будет с вами мое благословение – хотя оно,
вероятно, уже немного стоит.
       Мы поклонились и поблагодарили. Когда мы снова подняли глаза, Оберон
исчез.
       – Здорово, – сказал я. – Вернулся меньше часа назад и уже по уши в
амберской недосказанности.
       Люк кивнул:
       – В Хаосе и Кашфе, похоже, не лучше. Возможно, главное назначение
государства – плодить неразрешимые проблемы.
       Я хохотнул, и мы пошли дальше, разглядывая себя в озерцах света.
Через несколько шагов в красной овальной раме слева от меня появилось
знакомое лицо.
       – Корвин, какая радость, – произнес голос.
       – Дара!
       – Похоже, я подсознательно желаю тебе зла сильнее, чем кто другой, –
сказала она, – и поэтому именно мне выпало удовольствие сообщить самую
неприятную новость.
       – Да?
       – Я вижу, как один из вас лежит пронзенный клинком другого. Какая
радость!
       – Я не собираюсь его убивать, – отвечал я.
       – Взаимно, – поддержал Люк.
       – Ах, но в этом-то вся и прелесть, – сказала она. – Один из вас
должен заколоть другого, чтобы к уцелевшему вернулась утраченная
материальность.
       – Спасибо, но я отыщу другой способ, – возразил Люк. – Моя мать,
Джасра, – могучая волшебница.
       Дарин смех прокатился по коридору, словно звон разбиваемого зеркала.
       – Джасра! Моя бывшая фрейлина! Все, что она знает об Искусстве,
подслушано у меня. Она пусть и способная, но осталась недоучкой.
       – Отец завершил ее обучение, – заявил Люк.
       Дара посмотрела на Люка. Улыбка сошла с ее лица.
       – Ладно. Скажу тебе честно, сын Брэнда. Я не знаю другого способа
разрешить твои затруднения, кроме того, что уже назвала. А поскольку мне
ты ничего плохого не сделал, то желаю тебе победы.
       – Спасибо, – ответил он, – но я не собираюсь сражаться с дядей. Кто-
нибудь да снимет это заклятие.
       – В историю втянуты сами орудия, – сказала Дара. – Они принудят вас
к бою, и они сильнее смертного чародейства.
       – Спасибо за совет, – кивнул Люк. – Может, что-нибудь из этих
сведений нам пригодится.
       Он подмигнул Даре; она покраснела, чего я никак не ожидал, и про
пала.
       – Мне не нравится, куда ветер дует, – сказал я.
       – Мне тоже. Что, если нам повернуть назад?
       Я покачал головой:
       – Коридор затягивает, и лучший совет, который я когда-либо получал,
– взять от него все, что удастся.
       Мы прошли футов десять. Прекраснейшие зеркала и мутные старые
стекляшки отражали одно и то же.
       Щербатое зеркало в желтой лаковой раме, исписанной китайскими
иероглифами, заставило нас остановиться. Громовой голос моего покойного
брата Эрика выкрикнул:
       – Я вижу ваши судьбы! – Он раскатисто хохотнул. – И вижу поле боя,
на котором они свершатся. Это будет занятно, брат. Если, умирая, услышишь
смех, то знай – смеюсь я.
       – Ты всегда был большой шутник, – ответил я. – Кстати, покойся в
мире. Ты ведь герой, знаешь ли.
       Эрик всмотрелся в мое лицо.
       – Безумный брат, – сказал он, отвернулся и пропал.
       – Это был Эрик, который недолгое время занимал здешний престол? –
спросил Люк.
       Я кивнул и добавил:
       – Безумный брат.
       Мы двинулись дальше.
       Из стальной рамы с заржавевшими розами высунулась тонкая рука.
       Я замер и повернулся, внезапно угадав, кого сейчас увижу.
       – Дейрдре... – начал я.
       – Корвин, – мягко отозвалась она.
       – Тебе известно, что тут нам наговорили?
       Она кивнула.
       – Что из этого правда и что – собачья чушь? – спросил я.
       – Не знаю и не думаю, что остальные знают – во всяком случае, на-
верняка.
       – Спасибо. Буду этим утешаться. Что дальше?
       – Если вы возьметесь за руки, вас легче будет перенести.
       – Куда?
       – Вы не можете уйти из коридора своими ногами. Вы попадете прямиком
на поле боя.
       – И ты хочешь нас туда перенести, солнышко?
       – У меня нет выбора.
       Я кивнул и взял Люка за руку.
       – Что вы об этом думаете? – спросил я его.
       – Думаю, надо соглашаться, – сказал он. – А когда узнаем, кто за
этим стоит, разорвать негодяя на части раскаленными клещами.
       – Мне нравится ход ваших мыслей, – промолвил я. – Дейрдре, показывай
путь.
       – Мне это не по душе, Корвин.
       – Если, как ты говоришь, выбора нет, то какая разница? Веди нас, го-
спожа. Веди.
       Она взяла меня за руку. Мир вокруг завертелся колесом.
       Кто-то задолжал мне курицу и бутылку вина. Я еще за ними вернусь.
       Очнулся я, кажется, на поляне под освещенным луной небом. Я не ше-
велился и лишь чуть-чуть приоткрыл глаза. Лучше не показывать, что я
бодрствую.
       Очень медленно я повел зрачками. Дейрдре не видно. Уголком правого
глаза я различил костер и несколько человек возле него.
       Я скосил глаза налево и заметил Люка. Вроде больше никого рядом не
было.
       – Не спите? – прошептал я.
       – Ага, – отвечал он.
       – Никого поблизости нет, – сказал я, вставая, – кроме вот тех у кос-
стра справа. Возможно, нам удастся отсюда выбраться – через карты, через
Тень. А может, мы и застряли.
       Люк послюнявил палец и поднял его, словно проверяя ветер.
       – Влипли. Похоже, придется драться.
       – На смерть? – спросил я.
       – Не знаю. Но, судя по всему, нам не отвертеться, – отвечал Люк. Он
встал.
       – Меня смущает не драка, а знакомство, – сказал я. – Зачем только я
вас узнал.
       – Вот и я о том же. Кинем монетку?
       – Орел – идем отсюда. Решка – остаемся и смотрим, что из этого
выйдет.
       – Годится. – Он полез в карман, вытащил двадцатипятипенсовик.
       – Сделайте милость. Люк подбросил монетку. Мы оба опустились на
колени.
       – Решка. Первый раз не считается?
       – Считается, – сказал я. – Пошли. Люк спрятал монетку в карман, мы
повернулись и двинулись к костру.
       – Их всего десяток. Справимся, – сказал Люк мягко.
       – С виду они не очень враждебные, – заметил я.
       – Верно.
       Мы подошли, я кивнул и заговорил на тари:
       – Здравствуйте. Я – Корвин из Амбера, а это – Ринальдо I, король
Кашфы, иначе Люк. Вы не нас, случаем, дожидаетесь?
       Старик, сидевший у костра и палкой ворошивший поленья, встал и
поклонился:
       – Меня зовут Рейс. Мы – свидетели.
       – Чьи? – спросил Люк.
       – Мы не знаем имен. Их было двое в капюшонах. Один показался мне
женщиной... Перед тем как вы начнете, мы можем предложить вам еду и
питье...
       – Ага, – сказал я. – Из-за этой истории я пропустил обед. Покормите
меня.
       – И меня, – добавил Люк. Старик и еще двое принесли мяса, яблок,
хлеба и кубки с красным
       вином.
       Пока мы ели, я спросил Рейса:
       – Вы можете мне растолковать, как все это произойдет?
       – Конечно. Мне объяснили. Вы подкрепитесь, перейдете на другую
сторону огня, и вам все станет ясно.
       Я рассмеялся, потом пожал плечами:
       – Ладно.
       Покончив с едой, я взглянул на Люка. Тот улыбнулся.
       – Если за обед надо расплачиваться представлением, – сказал Люк, –
то покажем им десятиминутный спектакль и сочтем, что мы квиты.
       Я кивнул:
       – Идет.
       Мы поставили миски, встали и обошли костер.
       – Готовы? – спросил я.
       – Разумеется. Почему бы нет? Мы обнажили мечи, разошлись на шаг и
отсалютовали друг другу. Клинки запели, мы оба рассмеялись. Внезапно я
почувствовал, что атакую, хотя собирался дождаться его атаки и вложить
первую энергию в ответный выпад. Движение было непроизвольным, хотя очень
точным и быстрым.
       – Люк, – сказал я, когда он парировал, – все происходит помимо меня.
Будьте осторожнее. Что-то творится странное.
       – Знаю, – сказал он, переходя в блестящее наступление. – Я не соби-
рался.
       Я отбил и с удвоенной силой стал наступать на Люка. Тот попятился.
       – Неплохо, – пробормотал он.
       Я почувствовал, что мою руку отпустило. Я фехтовал по своей воле,
ничто мной не управляло, но страх, что это вернется, остался.
       Внезапно я понял, что мы деремся в полную силу, и мне это не понра-
вилось. Если я буду сражаться без злости, на меня снова найдет. А если
буду сражаться отчаянно, кто-то из нас может некстати сделать опасный
выпад.
       Мне стало не по себе.
       – Люк, если с вами творится то же, что и со мной, то мне этот спек-
такль не по вкусу.
       – И мне, – отозвался он. Я взглянул на костер. Возле огня стояли
двое в плащах. Они были небольшого роста, у одного под капюшоном что-то
белело.
       – Зрителей прибавилось, – произнес я.
       Люк обернулся; я с трудом удержал предательский выпад. Бой возоб-
новился, Люк покачал головой.
       – Не узнаю никого из них, – сказал он. – Похоже, это серьезнее, чем
я предполагал.
       – Да.
       – Мы оба способны оправиться и после серьезной переделки.
       – Верно.
       Клинки звенели. Время от времени раздавались ободряющие возгласы.
       – Что, если нам друг друга ранить, – предложил Люк, – потом по
валиться на землю и ждать их приговора? Если хоть один подойдет близко,
можно будет для смеха его прикончить.
       – Годится, – кивнул я. – Если вы согласитесь подставить левое плечо,
то я согласен на укол в среднюю линию. Впрочем, пусть насладятся кровью,
прежде чем мы выйдем из игры. Раны в голову и в руку. Главное,
неглубокие.
       – Идет. И разом.
       Мы продолжали бой. Я все ускорялся и ускорялся. Почему бы нет? Это
своего рода игра.
       Внезапно мое тело совершило движение, которое я не планировал. Глаза
у Люка расширились. Грейсвандир прошел сквозь его плечо. Кровь хлынула
фонтаном. Через мгновение Вервиндль вонзился мне в живот.
       – Простите, – сказал Люк. – Послушайте, Корвин, если вы останетесь
жить, а я – нет, то вам стоит узнать, что в замке вообще творится
кутерьма с зеркалами. В ночь перед вашим появлением мы с Флорой отражали
нападение выползшей из зеркала твари. Тут еще замешан странный чародей –
он запал на Флору. Никто не знает, как его зовут. Полагаю, он как-то
связан с Хаосом. Может ли быть такое, что Амбер начал отражать Тень, а не
наоборот?
       – Привет, – произнес знакомый голос. – Дело сделано.
       – Воистину, – подхватил другой. Говорили двое в капюшонах. Один был
Фионой, другой – Мэндором.
       – Что бы ни было дальше, здравствуйте, милые принцы, – сказала
Фиона.
       Я силился встать. Люк тоже. Я пытался даже поднять меч. Тщетно. Мир
снова померк, я истекал кровью.
       – Я выживу... и доберусь до вас, – выдавил я.
       – Корвин, – чуть слышно донесся до меня ее голос. – Напрасно ты нас
винишь. Это было...
       – ...исключительно ради моего блага, готов поспорить, – пробормотал
я, и тут все окончательно потемнело. Я застонал, поняв, что не успел ис-
пользовать предсмертное проклятие. Когда-нибудь...
       Я очнулся в амбулатории Амбера. Люк лежал на соседней койке, под
капельницей, как и я.
       – Вы будете жить, – сказала Флора, отпуская мою руку. Она щупала мне
пульс. – Расскажете, что с вами произошло.
       – Нас нашли в коридоре? – спросил Люк. – А Зеркального Коридора и
след простыл?
       – Все так.
       – Корвин, – сказал Люк, – когда вы были ребенком, Зеркальный Коридор
появлялся часто?
       – Нет, – отвечал я.
       – Его почти не видели, когда росла я, – подхватила Флора. – Он сде-
лался таким активным только в последние годы. Как будто сам дом про
снулся.
       – Дом? – переспросил Люк.
       – Складывается впечатление, что в игру вступил новый участник, –
промолвила она.
       – Кто? – сказал я. Речь доставляла мне боль.
       – Как – кто? Конечно, сам замок, – отвечала Флора.




–––––––––––––––––––––––––––––––-

       Сокрытая и Гизель


       Этот рассказ описывает историю Мерлина, сына Корвина, начиная с того
момента, где я оставил его в конце "Принца Хаоса", десятой и самой новой
книги из серии "Амбер". Будучи принцем Амбера по отцовской линии и принцем
Хаоса – по материнской, Мерлин имеет массу проблем, отнюдь не последней из
которых является вопрос наследования ныне вакантного Трона Хаоса, места,
которое он не готов занять. Он думал, что огражден от этой участи
находящимися впереди него многими претендентами, но, к сожалению, они начали
чрезвычайно быстро умирать, в основном – не естественным образом. Он
подозревал, что к этому приложили руку Дара, его мать, и Мандор, его сводный
брат. Встретившись одновременно с обоими в магическом поединке, Мерлин дал
им шанс изменить свое мнение относительно возможности контролировать его,
сидящего на Троне. Время покажет, что из этого выйдет. Сейчас же он удалился
в один из домов Мандора, предназначенный для гостей, в надежде как следует
отоспаться...


       –––––––––––––––––––––––––––––––––
       Я очнулся в темной комнате, занимаясь любовью с девушкой и напрочь не
помня, как очутился с ней в постели. Жизнь может быть странной. Но порою –
и приятной. Я не имел никакого желания разрушать эту идиллию, и продолжал
делать то, что должен, равно как и она, пока не остались лишь равновесие и
покой.
       Жест моей левой руки зажег над нами небольшой огонек. У нее были
длинные черные волосы и зеленые глаза, высокие скулы и широкие брови. Когда
свет стал ярче, она засмеялась, обнажив клыки вампира. Рот ее не был окрашен
кровью, однако мне тут же захотелось ощупать горло в поисках следов укусов.
       – Много времени прошло, Мерлин, – сказала она мягко.
       – Мадам, у вас передо мной преимущество, – ответил я.
       – Вряд ли, – она засмеялась снова и придвинулась ко мне с такой
грацией, что я вынужден был провести все дело с самого начала.
       – Несправедливо, – сказал я, заглядывая в морскую глубину этих глаз,
касаясь бледного лица. Что-то ужасно знакомое было в них, но я не мог
понять, что.
       – Думай, – прошептала она, – я желала бы, чтобы обо мне помнили.
       – Я... Рханда? – спросил я.
       – Твоя первая любовь, как ты был моей, – улыбнулась она. – Там, в
мавзолее. Детские игры, не более. Но это было чудесно, верно?
       – Было и есть, – ответил я, коснувшись ее волос. – Нет, я никогда не
забывал о тебе. Правда, я и не ожидал увидеть тебя вновь – после того, как
нашел ту записку, где говорилось, что твои родители больше не позволят нам
играть... потому что думают, что я – вампир.
       – Так оно и выглядело, мой принц Хаоса и Амбера. Твои странные,
непонятные силы и твоя магия...
       Я посмотрел на ее клыки, подобные извлеченным из ножен клинкам.
       – Странная причина для семейства вампиров.
       – Вампиров? Мы не вампиры, – возразила она. – Мы – одни из
последних Сокрытых. Осталось только пять семейств, подобных нам, во всех
тайных образах всех Теней, от Амбера до Хаоса.
       Я прижался к ней чуть плотнее, позволив этому странному рассказу
скользнуть в мое создание. Немного позже я сказал:
       – Жаль, но я понятия не имею, кто такие Сокрытые.
       – Я была бы очень удивлена, не будь это так. Мы всегда были скрытным
народом.
       Сквозь ее приоткрытые губы в призрачном свете моего огонька я увидел,
как кинжалообразные клыки медленно уменьшаются, постепенно принимая
нормальную форму.
       – Они появляются, когда меня охватывает страсть или голод, – пояснила
Рханда.
       – Так вы используете их так же, как вампиры?
       – Или упыри, – сказала она. – Их плоть даже лучше, чем их кровь.
       – "Их"? – переспросил я.
       – Тех, кого мы берем.
       – И кто они такие?
       – Те, без кого мир может стать лучше. Большинство из них попросту
исчезает. Некоторые остаются... точнее, отдельные части их – в качестве
шутки.
       Я покачал головой.
       – Сокрытая, я не понимаю.
       – Мы приходим когда и куда только пожелаем. Мы незримы, но обладаем
гордостью. Мы живем по кодексу чести, который находится вне вашего
понимания. Даже те, кто подозревают о нашем существовании, не имеют ни
малейшего представления о том, как нас можно найти.
       – И все же ты рассказываешь об этом мне.
       – Я наблюдала за тобой долгое время. Ты не предал бы нас. Ты тоже
живешь согласно кодексу.
       – Ты наблюдала за мной долгое время? Как?
       Но мы были слишком близко друг к другу, и это привело к закономерному
завершению. Однако я не оставил этого так, и когда мы уже лежали бок о бок,
я повторил свой вопрос. Впрочем, к тому времени она уже была к нему готова.
       – Я – мимолетная тень в твоем зеркале, – сказала она. – Я
выглядываю оттуда, оставаясь невидимой. Каждый из нас имеет свои
привязанности, любовь моя – домашнее животное, любимое место, просто
хобби... Моей привязанностью всегда был ты.
       – Почему же ты сейчас пришла ко мне, Рханда? – спросил я. – После
стольких-то лет?
       Ее взгляд стал отрешенным.
       – Возможно, ты скоро умрешь, – сказала она минуту спустя, – а я
хотела вспомнить наши счастливые дни в Диком Лесу.
       – Скоро умру? Я живу в опасности и не могу отрицать этого. Я чересчур
близок к Трону. Но у меня есть сильные защитники, да и сам я сильнее, чем
можно подумать.
       – Я ведь сказала, что наблюдала за тобой, – проговорила она, – и не
подвергаю сомнению твои способности. Я видела, как ты творишь и
контролируешь заклинания: кое-какие я даже не смогла понять.
       – Ты колдунья?
       Она покачала головой.
       – Мое знание этих вопросов, хотя и обширное, чисто академическое. Моя
мощь лежит в другой области.
       – В какой? – поинтересовался я.
       Она указала на стену. Я внимательно изучил ее поверхность и, наконец,
сказал:
       – Не понимаю.
       Она кивнула на мой призрачный огонек.
       – Ты мог бы его переместить?
       Так я и сделал.
       – Помести его рядом с твоим зеркалом.
       Я проделал и это. Зеркало было очень темным, однако таким было все
здесь, в гостевом доме Мандора, где я проводил ночь после нашего недавнего
совещания.
       Я встал и пересек комнату. Зеркало было абсолютно черно. Ни одного
отражения окружающих предметов.
       – Особенное? – спросил я.
       – Нет, – сказала она. – Я закрыла его сразу после того, как пришла.
И все зеркала в доме – тоже.
       – Ты пришла через зеркало?
       – Да. Я живу в Зазеркалье.
       – И твоя семья? И те четыре других семейства, что ты упомянула?
       – Мы все создали свои дома вне границ отражения.
       – И оттуда вы путешествуете с места на место?
       – Именно.
       – Очевидно, чтобы наблюдать за своими любимцами. И людьми, которые вам
не нравятся.
       – И это тоже.
       – Ты чудовище, Рханда, – я присел на край кровати и взял ее за руку.
– И я рад увидеть тебя снова. Я хотел бы, чтобы ты скоро снова пришла ко
мне.
       – Я приду, – сказала она, – используя особые сонные чары.
       – А может, разбудишь меня?
       Она вздохнула.
       – Я хотела бы остаться с тобой или принять тебя в своем доме. Но
сейчас, на этом этапе своей жизни ты – ходячая опасность.
       – Это вполне возможно, – согласился я. – Но... тогда тем более не
ясно, почему ты сейчас здесь.
       – Опасность распространилась. Теперь это сближает нас.
       – Я вообще-то полагал, что в последнее время опасность для моей жизни
немного отступила, – заметил я. – Я пресек попытки Дары и Мандора
контролировать меня, и вроде бы достиг взаимопонимания.
       – Но они все равно плетут интриги.
       Я пожал плечами.
       – Такова их натура. Но они знают, что я это знаю, и знают, что я и сам
такой. Им известно, что я отныне способен дать им отпор. Мой братец Юрт...
мы, кажется, достигли согласия. И Джулия... мы могли бы...
       Она засмеялась.
       – Джулия уже использовала ваше "согласие", пытаясь повернуть Юрта
против тебя. Я наблюдала. Я знаю. Она подогревает его ревность намеками о
том, что все еще думает о тебе больше, чем о нем. Чего она действительно
хочет, так это убрать тебя вместе с семью другими претендентами на Трон – и
прочими, кто посмеет вмешаться. И тогда она станет королевой Хаоса.
       – Она не ровня Даре, – сказал я.
       – Одолев Ясру, она о себе теперь очень высокого мнения. Этого бы не
произошло, не окажись Ясра слишком ленивой и не поддайся на трюк – а
победила она именно с помощью трюка, не мощью. Джулия скорее верит в то, что
она много сильнее, чем на самом деле. И в этом ее слабость. Она пошла бы на
союз с тобой, чтобы обезоружить тебя – так же, как она повернула твоего
брата против тебя в очередной раз.
       – Благодарю за предупреждение – хотя имеется только шесть
претендентов на Трон, помимо меня. Я был первым, но полдюжины других недавно
предъявили свои претензии. Ты сказала – семь. Есть кто-то, о ком я не знаю?
       – Есть один, Тайный, – ответила она. – Я не могу назвать тебе его
имени, поскольку не знаю, но знаю, что ты видел его в бассейне у Сухэ. Я
знаю оба его обличья, человеческое и для Хаоса. Мне известно, что даже
Мандор видит в нем достойного противника, когда дело доходит до интриг.
Впрочем, как полагаю, Мандор – главная причина, из-за которой он удрал из
Хаоса в наше королевство. Он боится Мандора.
       – Он обитает в Зазеркалье?
       – Да, хотя он еще не знает о нашем существование там. Он обнаружил
вход в результате невероятного совпадения, но думает, что просто сделал
изумительное открытие – нашел секретный способ передвигаться практически
куда угодно и видеть все что угодно, оставаясь невидимым. Нам удалось
избежать его внимания, используя окольные пути, которые он не в состоянии
обнаружить. Однако это определенно делает его грозным соперником в борьбе за
Трон.
       – Если он может подсматривать – или даже подслушивать – через любое
зеркало, не рискуя быть обнаруженным, если он способен выйти оттуда, убить
кого-то и сбежать тем же путем, – о да, я могу понять это.
       Ночь внезапно показалась очень холодной. Глаза Рханды расширились. Я
взял со стула свою одежду и начал одеваться.
       – Да, тебе пора, – сказала она.
       – Есть еще что-то, так?
       – Да. Тайный обнаружил и вернул нечисть в наше мирное царство. Ему
где-то удалось отыскать гизель.
       – Что такое гизель?
       – Существо из наших мифов. Считалось, что в Зазеркалье они давно
истреблены. Эта тварь уничтожала Сокрытых. Целое семейство пожертвовало
собой, чтобы расправиться с той, что мы полагали последней из них.
       Я пристегнул портупею и надел сапоги. Пересек комнату, подошел к
зеркалу и провел по черноте его поверхности рукой. Да, источник холода был
именно там.
       – Ты заблокировала его? Все зеркала поблизости?
       – Тайный посылал гизель сквозь зеркала, чтобы уничтожить девять
конкурентов на пути к Трону. Она достаточно сообразительна, чтобы найти
десятого самостоятельно.
       – Ясно. Она способна взломать твои замки?
       – Не знаю. Во всяком случае, не без труда. Однако это она – источник
холода; она ждет прямо за зеркалом. Она знает, что ты здесь.
       – Как она выглядит?
       – Крылатая змея с массой когтистых лап, длиной около 10 футов.
       – Если мы позволим ей войти?..
       – Она атакует тебя.
       – А если мы сами войдем в зеркало?
       – Она атакует тебя.
       – Где она сильнее?
       – Думаю, одинаково.
       – Черт возьми! А сможем ли мы войти через другое зеркало и незаметно к
ней подкрасться?
       – Возможно.
       – Давай попробуем. Пойдем.
       Она встала, быстро оделась в кроваво-красное платье и последовала за
мной сквозь стену в комнату, которая располагалась фактически в нескольких
милях. Подобно всем лордам Хаоса, брат Мандор предпочитает помещения с
пространственным разбросом. Высокое зеркало находилось на дальней стене
между столом и часами Хаоса. Часы, как я заметил, скоро должны были начать
перезвон. Отлично. Я обнажил меч.
       – Я даже не знала, что здесь есть это место, – сказала она.
       – Мы далеко от той комнаты, где спали. Забудь о расстояниях. Давай,
проведи меня.
       – Мне лучше сперва предупредить тебя, – сказала она. – Согласно
традициям, никому и никогда не удавалось убить гизель ни мечом, ни чистой
магией. Гизель выдерживает удары ужасной силы и высасывает энергию
заклинаний. Даже получив жестокие раны, она выживет.
       – Есть предложения?
       – Сбей ее с толку, поймай в капкан, изгони ее. Все лучше, чем пытаться
убить.
       – Ладно, сыграем по обстоятельствам. Но если дело обернется плохо,
немедленно убирайся.
       Она не ответила, но взяла меня за руку и ступила в зеркало. Как только
я последовал за нею, старинные часы Хаоса начали свой немелодичный перезвон.
Внутри зеркала комната казалась такой же, как снаружи, только отображенной
наоборот. Рханда повела меня к самой дальней границе отражения, к выходу из
комнаты.
       Мы вошли в сумрачный, искаженный мир башен и домов, ни один из которых
не был знаком мне. В воздухе повсюду висели волнистые, скрюченные линии,
причудливо сплетаясь и расходясь. Рханда коснулась одной из них свободной
рукой и сделала шаг вперед, увлекая меня за собой. Мы очутились на кривой
улочке с покосившимися домами.
       – Спасибо, – сказал я, – за предупреждение и за возможность нанести
удар.
       Она сжала мою руку.
       – Я сделала это не только для тебя, но и для моей семьи.
       – Я знаю.
       – Я не сделала бы этого, если бы не верила, что ты имеешь шанс
победить. Иначе я просто предупредила бы тебя и рассказала все, что знаю. Но
я помню, как однажды... там, в Диком Лесу... ты обещал быть моим рыцарем.
Тогда ты казался мне настоящим героем.
       Я улыбнулся, поскольку вспомнил тот непогожий день. Мы читали рыцарские
рассказы в мавзолее. Я галантно пригласил Рханду внутрь здания, где не так
слышны были раскаты грома. Там, среди могил никому не известных смертных –
Денниса Кольта, Ремо Уильямса, Джона Гаунта – я поклялся быть ее рыцарем и
защитником, если когда-нибудь она будет в этом нуждаться. Она поцеловала
меня тогда, и я надеялся, что внезапно возникнет нечто такое... нечто
опасное, чтобы я смог тут же проявить себя в деле. Но ничего не произошло.
       Мы продвигались вперед; она считала двери и остановилась у седьмой.
       – Вот путь, – сказала она, – он ведет сквозь кривые к месту позади
заблокированного зеркала в твоей комнате.
       – Ладно, – сказал я, – настало время охоты на гизелей.
       И, отпустив руку Рханды, я шагнул вперед. Но гизель уберегла меня от
неприятных ощущений при прохождении кривых и возникла раньше, чем я добрался
до места.
       Десяти или двенадцати футов длиной, она оказалась достаточно близко;
безглазая, но с массой быстро движущихся ресниц-антенн на том конце, который
я счел ее головой. Она была сочно-розового цвета, с зелеными полосами вдоль
тела и синими – поперек. Гизель подняла свой передний конец фута на
три-четыре от земли, и застыла, медленно покачиваясь. Издав резкий писк, она
повернулась в моем направлении. Ниже ресниц обнаружилась большая, чуть
угловатая пасть, достойная акулы; открываясь и закрываясь, она показала мне
полный набор зубов. Отвратительная зеленая жидкость капала из этой дыры и
испарялась на земле.
       Я выжидал, пока она придвинется ближе, и гизель не заставила себя
ждать. Внимательно следя за ее перемещениями, я обнаружил массу мелких
ножек, на которых она двигалась и поворачивалась весьма проворно. Держа
клинок прямо перед собой en garde и ожидая атаки, я проверил готовность
своих заклинаний.
       Она приблизилась, и я ударил ее Сбежавшим Бьюиком и Сияющим Сортиром.
Оба раза она замирала, ожидая истощения чар. Воздух стал холодным, пар
окутал пасть гизели и ее среднюю часть. Она словно переваривала магию и
выпускала излишки энтропии. Когда пар исчез, тварь снова двинулась вперед, и
я пустил в ход заклятье "Безумный Электроприбор". Она опять застыла,
неподвижная, окутанная паром; на сей раз я ринулся вперед и нанес мощный
удар мечом. Клинок звякнул о ее шкуру, подобно гонгу, чем все и
ограничилось. Когда гизель зашевелилась, я отступил.
       – Похоже, она съедает мои заклятья и выпускает холод, – сказал я.
       – Это было отмечено и другими, – ответила Рханда.
       За эти мгновения тварь изменила форму, переместив пасть на свой верхний
конец, и угрожающе наклонилась в мою сторону. Я ответил встречным выпадом,
пронзив ей глотку; длинные конечности гизели клацнули, пытаясь схватить
меня. Я отшатнулся назад, а она сомкнула челюсти, и я услышал резкий хруст.
В моей руке остался только эфес – тварь перекусила клинок! Испуганный, я
потянулся к своей новой мощи, когда пасть распахнулась снова.
       Врата спикарта открылись, и я ударил гизель сырой силой Тени. Она вновь
замерла, а воздух вокруг меня обратился в лед. Я с трудом вырвался,
отделавшись дюжиной кровоточащих ранок. Откатившись в сторону, я вскочил,
по-прежнему держа тварь в фокусе сил спикарта. Я пытался использовать
клинок, чтобы расчленить ее, но она съедала все выпады, оставаясь статуей из
розового льда.
       Потянувшись сквозь Тени, я нашел другой клинок и вычертил в воздухе его
острием прямоугольник с ярким кругом в центре. Я бросил в него свою волю и
желание, потянулся... Мгновение спустя я ощутил контакт.
       – Папа! Я чувствую тебя, но не могу увидеть!
       – Призрак, я сражаюсь за свою жизнь и, пожалуй, за многое другое.
Помоги, если можешь!
       – Я пытаюсь. Но ты оказался в странном месте. Похоже, мне не
проникнуть туда.
       – Проклятье!
       – Согласен. Прежде в моих путешествиях я сталкивался с такой
проблемой. Но она еще далека от разрешения.
       Гизель снова начала двигаться. Контакт пропадал. Я попробовал
возобновить его, но Козырь пропустил лишь крик: "Отец! Попро..." – и все
исчезло. Я отступил и бросил взгляд на Рханду. Вокруг нее стояли Сокрытые,
все в черных, белых или красных одеждах. Они затянули странную песню,
похожую на погребальную – словно этот бой нуждался в подобном сумрачном
сопровождении... Однако песня замедлила движения гизели, одновременно
напомнив мне кое-что из давнего прошлого.
       Я запрокинул голову и издал воющий плач, который слышал однажды во сне
и никогда не забывал.
       И мой друг пришел.
       Кергма – живое уравнение – выскользнул сразу из множества мест. Я
стоял и смотрел, как он – а может, она или оно, я никогда не был уверен
насчет этого, – собирается воедино. Кергма был другом моего детства, вместе
с Глайт и Грайллом.
       Рханда, судя по радостному возгласу, также вспомнила того, кто мог
попасть куда угодно. Кергма приветственно скользнул вокруг ее тела, а затем
таким же образом поздоровался со мной.
       "ДРУЗЬЯ МОИ! КАК ЖЕ ДАВНО ВЫ ЗВАЛИ МЕНЯ ПОИГРАТЬ! Я ТАК СОСКУЧИЛСЯ ПО
ВАМ!"
       Сопротивляясь песне Сокрытых, гизель рывками ползла вперед, и кажется,
начинала одолевать.
       – Это не игра, – ответил я. – Эта тварь уничтожит нас всех, если мы
сами не пришьем ее.
       "ТОГДА Я ДОЛЖЕН РЕШИТЬ ЭТУ ЗАДАЧУ ДЛЯ НАС. ВСЕ ЖИВОЕ – ЛИШЬ УРАВНЕНИЕ,
КОМПЛЕКСНЫЙ КВАНТОВЫЙ ЭТЮД. Я НЕКОГДА ГОВОРИЛ ЭТО ВАМ."
       – Да. Попробуй, пожалуйста.
       Я боялся снова пускать в ход мощь спикарта, пока Кергма работает с
тварью, чтобы не исказить его вычислений. Держа меч и спикарт наготове, я
отступил назад. Сокрытые медленно отошли вместе со мной.
       "СМЕРТОНОСНОЕ РАВНОВЕСИЕ, – молвил Кергма наконец. – ВЕЛИКОЛЕПНОЕ
ЖИЗНЕННОЕ УРАВНЕНИЕ. ИСПОЛЬЗУЙ СВОЮ ИГРУШКУ, ЧТОБЫ ОСТАНОВИТЬ ЕЕ."
       Я вновь заморозил гизель спикартом. Песнь Сокрытых зазвучала снова.
       "ЕСТЬ, – сказал Кергма. – СУЩЕСТВУЕТ ОРУЖИЕ, КОТОРОЕ МОЖЕТ УНИЧТОЖИТЬ
ЕЕ ПРИ ПРАВИЛЬНЫХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ. ОДНАКО ТЕБЕ ПРИДЕТСЯ ПОИСКАТЬ ЕГО. ЭТО
ОСОБЫЙ КЛИНОК, ТЫ ЕГО НОСИЛ РАНЕЕ. ОН ВИСИТ НА СТЕНКЕ В БАРЕ, ГДЕ ТЫ ОДНАЖДЫ
ПИЛ С ЛЮКОМ."
       – Булатный Меч? – уточнил я. – Он способен убить ее?
       "ПО КУСОЧКУ, ПРИ СООТВЕТСТВУЮЩИХ ОБСТОЯТЕЛЬСТВАХ."
       – Ты знаешь эти обстоятельства?
       "Я ВЫЧИСЛИЛ ИХ."
       Я сжал свое оружие и вновь ударил гизель силой спикарта. Она заверещала
и застыла. Тогда я отбросил свой клинок и потянулся – далеко-далеко сквозь
Тени. Поиски заняли немало времени, в ткани Тени возникало сопротивление, и
я добавил мощь спикарта к моей собственной, чтобы наконец добраться до
искомого. Вновь в моих руках был сияющий, скрученный в спираль Булатный Меч.
       Я двинулся к гизели, чтобы ударить, но Кергма остановил меня. Тогда я
хлестнул тварь струей энергии спикарта.
       "НЕ ТАК. НЕ ТАК."
       – А как?
       "НАМ ПОТРЕБУЕТСЯ ДАЙСОНОВА ВАРИАЦИЯ ЗЕРКАЛЬНОГО УРАВНЕНИЯ."
       – Покажи мне.
       Зеркальные стены возникли со всех сторон вокруг меня, гизели и Кергмы,
но оставив снаружи Рханду. Мы поднялись в воздух и поплыли к центру сферы.
Наши отражения были везде.
       "ТЕПЕРЬ. НО НЕ ПОЗВОЛЯЙ ЕЙ КАСАТЬСЯ СТЕН."
       – Прибереги свое уравнение. Может, вскоре мне захочется что-нибудь
сделать с ней.
       Я ударил тварь Булатным Мечом. Вновь послышался звон, гизель осталась
невредимой.
       "НЕТ. ДАЙ ЕЙ ОТТАЯТЬ."
       Так что я ждал, пока она задвигается, что означало ее способность самой
атаковать меня. Ничто никогда не дается легко. Снаружи все еще были слышны
слабые звуки пения.
       Гизель восстановилась быстрее, чем я ожидал, но я ударил первым и отсек
половину ее головы. Отсеченная часть тут же разделилась на массу тонких,
призрачных кусков, полетевших в разных направлениях.
       – Калло! Каллай! – крикнул я, рубанув вновь и отделив длинный кусок
плоти с правой стороны. Феномен с летающими голограммами повторился в
точности. Я разил вновь и вновь, отсекая все новые части тела гизели. Когда
судорожные рывки бросали тварь в направлении стены, я немедля преграждал ей
путь, оттесняя ее к центру и попутно нарезая ломтями.
       Снова и снова гизель пыталась прорваться к стене. Каждый раз мой ответ
был одинаков, но она не желала подыхать. Я дрался до тех пор, пока от твари
не остался лишь искромсанный, шевелящийся обрубок хвоста.
       – Кергма, – сказал я, – мы убрали в бесконечность основную часть
твари. Ты мог бы обратить уравнение? Тогда я с помощью спикарта найду
эквивалентную массу, чтобы ты мог создать для меня другую гизель – гизель,
которая вернется к пославшему эту и вознаградит его, сделав своей добычей.
       "ПОЛАГАЮ, ЭТО ВОЗМОЖНО. – ответил Кергма. – ЭТОТ ПОСЛЕДНИЙ КУСОК ТЫ
ОСТАВИЛ КАК ЗАКУСКУ ДЛЯ НОВОЙ ГИЗЕЛИ?"
       – Таково было мое намеренье.
       Так и было сделано. Когда стены растворились, новая гизель – черная, с
красными и желтыми полосами, – терлась о мои колени, как кошка. Пение
смолкло.
       – Ступай и найди Тайного, – приказал я, – и возвращайся с отчетом.
       Гизель вытянулась, описала кривую и исчезла.
       – Что ты сделал? – спросила меня Рханда. Я рассказал.
       – Теперь Тайный – если выживет, – будет считать тебя опаснейшим из
своих соперников, – заметила она. – И дальнейшие его действия в отношении
тебя будут куда тоньше и яростнее.
       – Хорошо, – сказал я. – На это я и надеюсь. Хотел бы спровоцировать
противостояние. Пожалуй, теперь он нигде не будет чувствовать себя в
безопасности, не зная, когда за ним явится новая гизель.
       – Воистину, – молвила она, – ты был моим рыцарем, – и поцеловала
меня.
       Как раз в этот момент из ниоткуда возникла лапа, коснувшись клинка,
который я держал. Ее напарница помахала у меня перед носом двумя бумажными
бланками. Затем мягкий голос произнес:
       – Вы продолжаете брать меч напрокат без расписки. Лучше сделать это
сейчас, Мерлин. Второй бланк – за предыдущий раз.
       Я извлек из-под плаща шариковую ручку и расписался. Как раз к тому
моменту кот материализовался целиком.
       – Итого с вас 40 долларов, – промолвил он. – Прокат Булатного Меча
оценивается в 20 монет за час, или часть часа работы.
       Порывшись в карманах, я достал деньги и расплатился. Кот улыбнулся и
начал исчезать.
       – Приятно было иметь с вами дело, – проскользнуло сквозь улыбку. –
Заходите к нам как-нибудь, выпивка за счет заведения. И приведите Люка, у
него великолепный баритон.
       Когда исчез кот, исчезли и Сокрытые.
       Кергма скользнул поближе.
       "ГДЕ ДРУГИЕ – ГЛАЙТ И ГРАЙЛЛ?".
       – Я оставил Глайт в лесу, – ответил я, – хотя она уже могла
вернуться в вазу Мастера Ветров в музее Грэмбла, на Путях Всевидящих. Если
встретишь ее, передай, что большая штука меня не съела, и однажды ночью я
напою ее теплым молоком и расскажу множество историй. Грайлл, вероятно, на
службе у моего дяди Сухэ.
       "А, МАСТЕР ВЕТРОВ... ТО БЫЛИ ДЕНЬКИ, – сказал Кергма. – О ДА, НАМ
СЛЕДУЕТ КАК-НИБУДЬ СОБРАТЬСЯ ВМЕСТЕ И ПРОВЕСТИ НОВУЮ ИГРУ. СПАСИБО, ЧТО
ВЫЗВАЛ МЕНЯ ДЛЯ ЭТОЙ."
       И он ускользнул во всех направлениях сразу, исчезнув, как и остальные.
       – Что теперь? – спросила Рханда.
       – Я иду домой, в постель, – сказал я. И, помолчав, добавил: – Ты со
мной?
       Подумав, она кивнула:
       – Закончим эту ночь так же, как мы ее начали.
       Мы прошли через седьмую дверь, и она разблокировала мое зеркало. Я
знал, что проснувшись, уже не увижу ее.





–––––––––––––––––––––––––––––––-

       История коммивояжера


       Хорошо, что я собирался надолго задержать Мерлина в хрустальной пещере.
Хорошо, что он не остался там на весь этот срок. Когда я прервал козырной
контакт, опрокинув пинком свой бокал ледяного чая и воскликнув: "Вот дрянь!
Я пролил ее...", я одновременно открыл Козырь Рока.
       Лесосвалка. Неплохой выбор. Хотя это и не имело значения, пэтому-то я и
попросил Мерлина повернуть карты рубашкой вверх и взял одну втемную. Это
было просто шоу, чтобы обдурить Лабиринт. Все они вели в места, от которых
до хрустальной пещеры рукой подать – что и являлось истинной причиной
самого факта их существования. Их целью было вывести Мерлина на орбиту
пещеры, в радиус действия системы предупреждения от голубого кристалла.
Получив сигнал, я уже сам должен был поторопиться туда и на месте найти
способ загнать его в ловушку.
       К сожалению, система не сработала, когда Мерлин воспользовался
Сфинксом, сматываясь от моей мамочки. Ее нейротоксин исказил излучения его
нервной системы. В который раз она помешала моим планам – мимоходом, даже
не пытаясь ничего сделать. Ну, неважно, по большому счету. Я все же
заполучил Мерлина, куда хотел. Вот только... после этого все переменилось.
       "Люк! Ты дурак!" – взорвалось послание Лабиринта, подобное
заключительному пассажу рок-концерта. Но Лесосвалка уже обретала ясность, и
я козырнулся туда до того, как Лабиринт сообразил, что по нему течет чай со
льдом, а не моя кровь.
       Когда видение Лабиринта исчезло, я поднялся на ноги – среди кустов из
ржавых напильников и ножовок, деревьев из скрученных радиомачт и весело
разукрашенных клумб из битых бутылок. Я побежал, кровь по-прежнему капала из
пореза на левой ладони. Времени на перевязку не оставалось: как только
Лабиринт очнется от шока и сообразит, что с ним ничего не случилось, он
немедленно примется сканировать Тени в поисках меня и остальных. Они вне
досягаемости около второго Лабиринта, а вот я... Стены хрустальной пещеры
блокировали все виды парафизического воздействия, на которые только я их
проверял, и я сильно подозревал, что от ока Лабиринта они меня укроют.
Вопрос был в том, чтобы добраться туда до того, как он прочешет Тени
достаточно далеко.
       Я увеличил скорость. Да, я еще оставался в форме, я мог бежать.
Оставляя позади ржавые машины и завитки диванных пружин, битую черепицу,
сломанные ящики... Вниз по аллее праха, вверх по тропе бутылок и счетов за
выпивку... Тревога. Надо ждать. Ждать океана нервного тика и дрожи, ждать,
пока торжествующий глас Лабиринта провозгласит: "Попался!"
       Я обернулся и поймал вдали отблеск синевы. Лесосвалка, возникшая после
древней теневой грозы, оборвалась внезапно, когда я соскользнул вниз по
склону, вознагражденный видом более природной растительности.
       Здесь я услышал пару птичьих криков, почувствовал шевеление насекомых
под твердо упирающейся в мои ноги землей. Небо было чистым, но на бегу я не
мог определить ни ветра, ни температуры. Мерцающая синяя гора росла. Я
сохранял прежний темп. Сейчас остальные должны быть вне опасности, если это
вообще для них возможно. Черт! Сейчас они должны быть хорошо вне опасности.
Время идет здесь значительно медленнее, чем в главной линии. Они давно могли
просто сесть где-нибудь, закусить и обменяться шуточками. А то и
вздремнуть... Я проглотил проклятье, сберегая дыхание. Это могло также
значить, что Лабиринт ищет меня куда дольше, чем кажется...
       Больше, еще больше эта синяя громада. Я решил проверить, насколько
хорошо сохранился мой финишный рывок, и перешел на высокие обороты.
       Воздух и земля вибрировали от того, что казалось раскатами грома. Это
могло быть реакцией разгневанного узора, наконец обнаружившего меня. Это мог
быть и просто гром.
       Дыша как насос, я наконец вынужден был затормозить, чтобы не
расплющится об основание хрустального утеса. Молний пока не было, и я,
цепляясь руками и ногами, полез вверх. Никогда раньше не пытался
вскарабкаться с этой стороны. Легкие раздувались как меха, выступивший пот
смешивался с начавшим капать дождиком. Я оставлял кровавые потеки на камнях,
но их скоро смоет.
       Добравшись до вершины, я на четвереньках дополз до отверстия, влез
ногами вперед, повис на руках, затем спрыгнул в темноту, игнорируя лестницу.
Быстрота решала все. И только когда я очутился в сумеречной голубизне, все
еще отдуваясь, я наконец ощутил себя в безопасности. Переведя дыхание, я
наконец позволил себе рассмеяться. Я сделал это! Я сбежал от Лабиринта!
       Я прошелся по камере. Такие победы были хороши на вкус, я просто не мог
не отметить ее. Я смотался на склад, нашел там бутылку вина, откупорил ее и
сделал глоток. Затем переместился в боковую пещерку, где до сих пор лежал
спальный мешок, расположился на нем и продолжил радоваться жизни, вспоминая
все то, что узнал там, в Первозданном Лабиринте. Моя леди Найда была просто
великолепна. Да и Мерлин тоже.
       Интересно, способен ли Лабиринт таить зло? В смысле, сколько мне тут
еще оставаться, прежде чем можно будет вылезти наружу, не рискуя немедленно
нарваться? Никак не узнать. К сожалению. Однако Лабиринт должен был помнить
очень и очень многое, как и те, кто постоянно крутятся вокруг него –
амбериты, то есть. Не так ли? Я сделал еще глоток. Я могу застрять тут
надолго.
       Использую чары для изменения внешности, решил я. Когда я уйду отсюда, у
меня будут темные волосы и борода (над зачатками настоящей бороды), серые
глаза, прямой нос, скулы повыше и подбородок поменьше. Я буду выглядеть
более высоким и тощим. Свои яркие тона изменю на темные оттенки. Но это не
будет какое-то поверхностное, косметическое заклинание; тут нужно кое-что
посильнее, с воздействием на глубины и плоть.
       Я нашел консервированное мясо и бисквиты, и маленьким заклинанием
подогрел банку с супом. Нет, это не нарушение физических законов этого
места. Хрустальные стены блокируют вход и выход любого воздействия, но мои
заклинания исходят от меня и работают здесь, внутри, как обычно.
       За едой я снова подумал о Найде, Мерлине, Корал. Что бы с ними ни
произошло, хорошего или плохого, время играло на них. Даже если я останусь
тут очень ненадолго, разница во времени несоизмерима из-за замедленного его
течения здесь. А какой счет времени использует Лабиринт? Все существующие,
вероятно, – а значит, свой собственный, – но мне думалось, что особенно
хорошо он настроен на главный его поток, по Амберу. Фактически я был уверен
в этом, ведь именно там происходила игра. И если я хотел быстро вернуться в
игру, я должен был остаться здесь, просто пока не заживет рука.
       Но если серьезно, насколько сильно Лабиринт хотел меня? Много ли я в
действительности для него значил? Что я, с его точки зрения? Правитель
небольшого королевства из Золотого Круга. Убийца одного из принцев Амбера.
Сын человека, который однажды пытался его уничтожить... Тут я вздрогнул, но
вспомнил, что Лабиринт позволил мне прожить всю мою жизнь вплоть до этого
момента без всяких репрессалий за действия моего папочки. А в текущем деле
мое участие было минимальным. На первом месте стояла Корал, затем Мерлин.
Возможно, я перестраховщик. Может быть, он вовсе выкинул меня из своих
основных планов в тот момент, когда я исчез. Я, однако, не собирался и шагу
делать отсюда, не замаскировавшись.
       Я прикончил еду и вино. А когда я сделаю этот шаг? Чем в точности я
тогда буду? Множество возможностей крутились у меня в голове... Я зевнул.
Спальный мешок выглядел так притягательно.
       Сверкали молнии, голубые волны пробегали по стенам; потом грохотом
прибоя отозвался гром. Завтра. Завтра буду думать...
       Я заполз в мешок и устроился поудобнее. В следующее мгновение я
отключился.
       Понятия не имею, сколько я спал. Поднявшись, я по привычке обошел все
вокруг, проверяя надежность защиты, проделал энергичную утреннюю разминку,
умылся и неторопливо сьел завтрак. Чувствовал я себя лучше, чем вчера, рука
уже начала заживать.
       Затем я сел и пялился на стену, наверное, несколько часов. Каким будет
лучшее направление действий?
       Я мог вернуться в Кашфу, где меня ждал трон. Я мог попробовать отыскать
друзей. Я мог просто залечь на дно, наблюдать и не высовываться, пока не
вникну, что происходит. Тут вопрос приоритета. Что я мог сделать наиболее
важного, что затрагивало бы всех? Я размышлял об этом до ленча.
       Поев, я достал свой маленький блокнот-этюдник и карандаш, и начал
набрасывать образ одной леди, добавляя черту за чертой. Я возился с этим до
вечера, просто чтобы заполнить время, хотя знал, что помнил ее верно. Когда
я ушел на обед, план на следующий день уже обретал форму.
       Наутро мой порез почти затянулся, и я выколдовал себе зеркало из
гладкого участка стены. Воспользовавшись масляной лампой, чтобы не
расходовать освещающее заклинание, я вызвал в зеркале высокий, темный,
худощавый образ поверх своего отражения, наложил его орлиные черты на мои
собственные, завершая бородой; и я посмотрел на свою работу, и увидел, что
это хорошо. Затем я изменил вид своих одежд, чтобы они соответствовали
новому мне – это потребовало лишь одного заклинания. Достану настоящие
вещи, как только смогу. Ни к чему расходовать мощные воздействия на нечто
столь тривиальное. Все это я сделал первым делом, потому что планировал
носить личину весь день. Пообвыкнуть, а заодно проверить, нет ли какой
скрытой слабины в моей работе. И спать буду в ней, по той же причине.
       После полудня я снова достал этюдник. Внимательно изучил вчерашний
набросок, затем перевернул страницу и нарисовал Козырь. Он чувствовался
точно таким, каким следовало.
       Утром, после обычной процедуры, я как следует осмотрел свое отражение в
зеркале и, удовлетворенный, установил лестницу, чтобы выбраться из пещеры.
Рассвет был сырым и холодным, с несколькими разрывами синевы в облачном
покрове высоко над головой. Дождь может сорваться снова. Но какого черта
меня это должно заботить? Я уже уходил.
       Я достал свой блокнот, остановился. Вспомнил другие Козыри, с которыми
имел дело за эти годы, и кое-что еще. Я раскрыл свою колоду. Медленно
перетасовал карты, пока не нашел грустную – папы. Я хранил его Козырь из
сентиментальных побуждений, не для использования. Он выглядел в точности
таким, как я запомнил его, но я искал не воспоминаний. Мне нужно было то,
что он носил на боку.
       Я смотрел на Вервиндл, клинок, магический по всем статьям, неким
образом связанный с Корвиновым Грейсвандиром. Вспомнил рассказ Мерлина о
том, как его отец призвал Грейсвандир из Тени после своего бегства из
Амбера. Была какая-то связь между ним и этим оружием. Теперь, когда события
развивались гигантскими шагами, в преддверии новых приключений, было бы
разумно встретиться с ними, приготовив соответствующую сталь. Папа был
мертв, но Вервиндл – по-своему жив. Я не мог добраться до отца, но быть
может, я смогу добыть его клинок – по последним сведеньям, укрытый где-то
во Дворах Хаоса?
       Я сфокусировался на нем, взывая внутри моего разума. Кажется, я что-то
почувствовал, и когда я дотронулся до этого, карта дрогнула и похолодела. Я
потянулся. Дальше, тверже. А потом пришла ясность и близость, и ощущение
холодного, чужого разума вознаградило меня.
       – Вервиндл, – сказал я мягко.
       Если только может существовать эхо звука при отсутствии собственно
звука, то как раз это я и услышал.
       "Сын Бранда," – пришел отклик.
       – Зови меня Люк.
       Тишина. Потом провибрировало: "Люк."
       Я потянулся, поймал эфес и потянул на себя. Меч был в ножнах. Я
отступил, держа его обеими руками, и обнажил клинок. Узор на нем сиял
расплавленным золотом. Поднял над головой, вытянул в выпаде, нанес короткий
режущий удар. Он был прекрасен. Он был идеален. Он был средоточьем огромной
мощи в каждом своем движении.
       – Спасибо, – сказал я, и смеющееся эхо пришло и ушло.
       Я открыл блокнот на нужной странице, надеясь, что выбрал подходящее
время для звонка. Лицо леди было тонко очерчено, рассеянный, невидящий взор
передавал необычайную ширину и глубину ее зрения. Через несколько секунд
страница похолодела, мой набросок обрел трехмерность и чуть зашевелился.
       "Да?" – прозвучал ее голос.
       – Ваше Величество, – начал я, – хотя вам может показаться это
несущественным, я хотел бы известить вас, что я сильно изменил свою
внешность. Я надеялся, что...
       – Люк, – молвила она, – конечно, я тебя узнаю. Ты ведь теперь и сам
– Величество. – Ее взгляд по-прежнему был рассеянным. – У тебя
непроятности.
       – Это точно.
       – Хочешь пройти?
       – Если это возможно и удобно.
       – Разумеется.
       Она протянула руку. Я потянулся, осторожно касаясь ее руки своей, и ее
студия стала реальной, вытеснив серое небо и хрустальный холм. Еще шаг
вперед, и я был там.
       Я тут же опустился на колено, расстегнув пояс и протягивая ей свой
клинок. Где-то вдали раздавался стук молотка и визг пилы.
       – Встань, – коснулась она моего плеча. – Иди и садись. Выпей со мной
чаю.
       Встав, я последовал за ней к столику в углу. Она сняла свой запыненный
фартук и повесила на крючок на стене. Пока она готовила чай, я заметил
небольшую армию статуэток выстроенных вдоль одной стены, а также
разбросанных тут и там по всей комнате – большие и маленькие,
реалистические и импрессионистские, прекрасные и гротескные. Она работала в
основном с глиной, но парочка маленьких были каменными; в дальнем конце
помещения стояла печь для обжига, сейчас холодная. Несколько металлических
конструкций необычных форм свисали с потолочных балок.
       Когда она присоединилась ко мне, она взяла мою левую руку, сразу
нащупав кольцо, которое дала мне.
       – Да, я дорожу защитой Королевы, – заметил я.
       – Даже сам будучи монархом из страны, которая находится с нами в
дружбе?
       – Даже тогда, – кивнул я. – И дорожу настолько, что хочу вернуть
прошлые долги.
       – О?
       – Я не полностью уверен, что Амбер в курсе некоторых недавних событий,
в которых я лично принимал участие или о которых знаю, – событий,
затрагивающих его благополучие. Если только Мерлин недавно не связывался с
вами.
       – Мерлин не связывался, – ответила она. – Если у тебя имеется
информация, жизненно важная для королевства, возможно, тебе лучше передать
ее непосредственно Рэндому. Сейчас его здесь нет, но я могу достичь его для
тебя через Козырь.
       – Нет, – проговорил я. – Я знаю, что он недолюбливает меня и не
доверяет мне, убийце своего брата и другу человека, поклявшегося разрушить
Амбер. Уверен, он будет просто счастлив узреть меня, заменившего его
марионетку на троне Кашфы. Полагаю, в один прекрасный день я буду иметь с
ним дело, но не сегодня. Мне еще слишком многое надо сделать прямо сейчас.
Но эта информация выше пределов местной политики. Она затрагивает Амбер и
Дворы Хаоса, Лабиринт и Логрус, смерть Свайвилла и возможное восшествие
Мерлина на престол во Дворах...
       – Ты серьезно?
       – Можете пари держать. Я знаю, вас он выслушает. И даже поймет, почему
я сообщил именно вам. Позвольте мне избежать его внимания таким способом, от
этого многое зависит.
       – Рассказывай, – молвила она, поднимая свою чашку.
       Так я и сделал, включив все, что поведал мне Мерлин, до противостояния
в Первозданном Лабиринте и моего бегства в хрустальную пещеру. В процессе мы
осушили полный чайник, и когда я закончил, некоторое время просто сидели в
тишине.
       Наконец она вздохнула.
       – Ты взвалил на меня очень важные сведения.
       – Знаю.
       – Однако, боюсь, это лишь малая часть куда большего.
       – Это еще как? – спросил я.
       – Несколько мелочей, которые я услышала, знала, предполагала и, быть
может, видела во сне – и несколько других, которых я, полагаю, просто
боюсь. Вряд ли связанных логически. Но достаточно, вероятно, чтобы вопросить
силы земли, с которой я работаю. Да. Я уже думала об этом, и сейчас должна
попробовать. В такое время.
       Она медленно поднялась, сделала паузу, указала ввысь.
       – Сие да будет Языком, – проговорила она, и порыв ветра тронул одну
из металлических конструкций, исторгнув из нее сразу несколько тонов.
       Она пересекла студию, подойдя к правой стене, – маленькая, вся в сером
и зеленом, волосы цвета каштана спадают до середины спины, – пробежала
пальцами по стоящим там скульптурам. Наконец, выбрав статую с широким лицом
и узким торсом, она начала толкать ее на середину комнаты.
       – Позвольте мне, Ваше Величество. – Я уже стоял рядом с нею.
       Она покачала головой.
       – Зови меня просто Виала. Нет, я должна разместить их сама. Имя этой
– Память.
       Она установила ее под Языком, к северо-западу от него. Затем вновь
вернулась к фигурам и выбрала тоненькую, с чуть раздвинутыми губами, которую
поставила к югу от компаса Языка.
       – А это – Страсть.
       Быстро найдя третью – высокую, косоглазую фигуру, – она разместила ее
на северо-востоке.
       – Осторожность, – добавила она.
       Леди, с гордо вытянутой правой рукой, встала на западе.
       – Риск, – продолжила она.
       На востоке она установила другую леди, с широко раскинутыми руками.
       – Сердце.
       На юго-западе встал философ с высоким челом и сросшимися бровями.
       – Глава.
       И на юго-востоке – улыбающаяся леди, невозможно сказать, поднята ли ее
рука в приветствии, или готовится нанести удар.
       – Шанс, – завершила она, встав в середине круга, напомнившего мне
одновременно Стоунхендж и остров Пасхи.
       – Принеси два стула, – попросила она, – и поставь их сюда и сюда, –
указав позиции к северу и к югу от ее круга.
       Я так и сделал, и она села на северный стул, позади последней
установленной фигуры – Прозрения. Я занял свое место за спиной Страсти.
       – Сейчас – тихо, – приказала она.
       Затем она несколько минут сидела неподвижно, сложив руки на коленях.
       – Что нарушило равновесие – на глубинных уровнях?
       Слева от меня заговорила Осторожность, но металлический голос исходил
сверху, от Языка.
       – Перераспределение древних сил.
       – Каким образом?
       – Сокрытое стало известным и перемещается, – ответила Риск.
       – Это касается и Амбера, и Хаоса?
       – Верно, – ответила Страсть передо мной.
       – "Древние силы", – повторила Виала, – насколько древние?
       – Они были до появления Амбера, – молвила Память.
       – Они были до появления Камня Правосудия – Глаза Змея?
       – Нет, – ответствовала Память.
       Она резко вдохнула.
       – Их число?
       – Одиннадцать, – ответила Память.
       Она побледнела, но я хранил молчание, как было приказано.
       – Те, кто ворошит прах былого, – проговорила она затем, – чего
желают они?
       – Возвращения славы дней, что прошли, – молвила Страсть.
       – Этот исход возможен?
       – Да, – ответило Прозрение.
       – Этого исхода можно избежать?
       – Да, – сказало Прозрение.
       – Но это опасно, – добавила Осторожность.
       – Как следует начать?
       – Спроси хранителей, – молвил Глава.
       – Насколько плохо положение?
       – Все уже началось, – ответил Глава.
       – И угроза уже реальна, – сказала Риск.
       – Как и благоприятная возможность, – вставила Шанс.
       – Какая? – вопросила Виала.
       По комнате прошел лязг, когда мой клинок в ножнах соскольнул на пол,
там, где я прислонил его к стене. Виала повернула голову.
       – Мое оружие, – объяснил я, – только что упалло.
       – Его название.
       – Это был меч моего отца, зовущийся Вервиндл.
       – Я знаю о нем. – Потом: – Этот человек, Люк, – сказала она, –
существует нечто, связанное с его клинком и парным к нему оружием, нечто,
связанное со всем этим. Мне, однако, неизвестна их история.
       – Они связаны, – подтвердила Память.
       – Как?
       – Их создали по единому образцу, в одно время, и они являются частью
сил, о которых мы говорили.
       – Здесь будет конфликт?
       – Да, – сказало Прозрение.
       – В каком аспекте?
       Прозрение молчало, Шанс издала смешок.
       – Я не понимаю.
       – Шанс смеется, когда нет уверенности, – пояснил Глава.
       – Люк примет участие в конфликте?
       – Да, – ответило Прозрение.
       – Ему следует искать хранителей?
       – Он должен попробовать, – решила Сердце.
       – А если он не преуспеет?
       – Уже теперь приближается Принц, которому известно больше, – сказал
Глава.
       – Кто это?
       – Освобожденный узник, – ответил Глава.
       – Кто?
       – Он носит серебряную розу, – молвил Глава. – У него второй клинок.
       Виала вскинула голову.
       – У тебя есть вопросы? – спросила она меня.
       – Да. Но сомневаюсь, что получу ответ, если спрошу, победим ли мы.
       Шанс рассмеялась, когда Виала встала.
       Она позволила мне помочь ей вернуть статуи по местам. Затем, когда мы
вновь сели, я спросил:
       – "Искать хранителей"?
       – Есть страж, возможно, их двое, – объяснила она. –
Самоустранившийся принц Амбера и его сестра с давних пор стерегли часть этой
силы. Было бы неплохо проверить, живы ли они, блюдут ли еще свой обет.
       – Самоустранившийся? Почему?
       – Личные причины. Это связано с прежним Королем.
       – Где они?
       – Не знаю.
       – Тогда как мы можем их найти?
       – Существует Козырь.
       Она поднялась, подошла к шкафчику, достала ящичек с колодой. Медленно
отсчитала несколько карт сверху и достала одну.
       Вернувшись, она передала мне карту, изображавшую стройного человека с
волосами цвета ржавчины.
       – Его зовут Делвин, – сказала она.
       – Думаете, я просто должен вызвать его и спросить, есть ли у него
по-прежнему то, что у него там было?
       – Быстро объясни, что ты не из Амбера, – проговорила она, – но
упомяни свое происхождение. Спроси, контролирует ли он спикарты непрерывно.
Попытайся узнать, где он, или пройди прямо туда, чтобы обсудить все это
лично – если сможешь.
       – Ладно, – согласился я, не желая сообщать, что как-то уже говорил с
ним (очень коротко), когда искал союзников против Амбера. Тогда он просто
сбросил мою карту, но я не хотел ворошить воспоминания Виалы о тех днях. Так
что я просто кивнул: – О'кей, попробую.
       Я решил заговорить с ним первым, поскорее – чтобы дать ему время
сообразить, что я не один, и не позволить упоминать ничего из нашего
прошлого разговора. Моя измененная внешность также должна была помочь в
этом.
       Я потянулся, ища контакт.
       "Кто это?" – Я услышал вопрос еще до того, как возникло ощущение жизни
и глубины.
       – Люк Рейнард, иначе известный как Ринальдо, – назвался я; карта
сразу ожила и я почуствовал его движение. – Король Кашфы и бакалавр
делового управления, Калифорнийский Университет, Беркли. – Наши взгляды
пересеклись. Он не был ни агрессивен, ни дружелюбен. – Мне хотелось бы
знать, контролируете ли вы спикарты непрерывно.
       – Люк-Ринальдо, – сказал он, – что тебе за дело до этого вопроса, и
как ты вообще о нем узнал?
       – Сам я не из Амбера, – ответил я, – но мой отец был. И мне
известно, что скоро этот вопрос будет беспокоить там всех, потому что
Мерлин, сын Корвина, является непосредственным кандидатом на престол во
Дворах Хаоса.
       – Кто такой Мерлин, я знаю, – молвил Делвин. – Кем был твой отец?
       – Принц Бранд.
       – А мать?
       – Леди Ясра, бывшая королева Кашфы. Теперь мы можем вернуться к нашему
вопросу?
       – Нет, – сказал Делвин. – Не можем.
       И поднял руку, намереваясь прервать контакт.
       – Погоди! У тебя есть микроволновая печка?
       Он остановился.
       – Что?
       – Ну, такая штуковина вроде ящика, которая может в два счета разогреть
обед. Я разработал чары, которые позволят ей работать почти повсюду в Тени.
Как насчет проснуться посреди ночи от аромата горячей, парной запеканки из
тунца? Просто достаешь одну из холодильника, снимаешь упаковку и суешь
внутрь. Что такое холодильник? Хорошо, что спросил. Еще один ящик, а внутри
вечная зима. Хранишь там жратву, вынимаешь порцию и разогреваешь в
микроволновке, когда только вздумается. Кстати, холодильники я тоже
поставляю. Не хочешь говорить о спикартах – ладно, поговорим о бизнесе. Я
могу организовать тебе выгодную сделку с этими штуковинами, в таком
количестве, чтобы в момент сбить цену у любого другого, кто бы был способен
поставлять их – и я не думаю, что окажется так просто найти другого
поставщика. Но это далеко не все, что я хотел тебе предложить...
       – Извини, – проговорил Делвин. – Никаких агентов-оптовиков. – Его
рука снова поднялась.
       – Погоди! – заорал я. – Я сделаю тебе предложение, от которого ты не
сможешь отказаться!
       Он прервал контакт.
       – Вернись, – я устремил свою волю в его образ, но рисунок оставался
плоским, и карта снова нагрелась до комнатной температуры.
       – Извините, – сказал я Виале, – я сделал все что мог, но он ничего
не покупает.
       – Сказать по правде, я даже не думала, что тебе удастся удержать его
так долго. Но могу сказать, что он был заинтересован в тебе, пока ты не
упомянул свою мать. Это что-то изменило.
       – Не впервой, – произнес я. – Думаю, может, позже попробовать еще
раз.
       – В таком случае оставь Козырь у себя.
       – Мне он не нужен, Виала. Я сделаю свой, когда придет время.
       – Ты – художник и Мастер Козырей?
       – Ну, я рисую. Иногда кое-что получается.
       – Тогда ты должен посмотреть все мои работы, пока ожидаешь. Твое
мнение для меня ценно.
       – С удовольствием, – сказал я. – Но вы имеете в виду, пока ожидаю...
       – Корвина.
       – А, так. Благодарю.
       – Ты можешь стать первым, кто вселится в одну из новых комнат. Мы тут
провели серьезный ремонт и кое-какие реконструкции после конфронтации
Логруса и Лабиринта.
       – Я слышал об этом, – промолвил я. – Очень хорошо. Интересно, когда
он прибудет?
       – Чувствую, скоро, – сказала она. – Я вызову слугу и прикажу, чтобы
тебя немедленно разместили. Другой приведет тебя вечером, пообедать со мной,
и мы побеседуем об искусстве.
       – Это будет чудесно.
       Интересно, куда все это заведет? Кажется, основной расклад снова круто
менялся.
       Хорошо, впрочем, что Делвин не заинтересовался микроволновыми печками.
Над этими чарами еще работать и работать...